 нисколько не обЯзаны верить, да и народ тоже...
     ЏродолжаЯ беседовать, как добрые малые,  которые  давно уже изучили "De
viris  illustribus"<a  href="#s26">[*]</a>, они  подошли  к  особнЯку на  улице
†убер.
     ќмиль был  журналист,  бездельем  стЯжавший  себе больше славы,  нежели
другие -- удачами.  ‘мелый  критик,  остроумный и  колкий, он обладал  всеми
достоинствами,  какие  могли  ужитьсЯ  с  его  недостатками.  Ќасмешливый  и
откровенный, он произносил тысЯчу эпиграмм в глаза другу, а за глаза защищал
его бесстрашно и честно. Ћн смеЯлсЯ над всем, даже над  своим будущим. ‚ечно
сидЯ без денег, он, как все люди, не лишенные способностей, мог погрЯзнуть в
неописуемой  лени  и вдруг  бросал  одно-единственное слово,  стоившее целой
книги, на зависть тем господам, у которых в  целой книге не  было ни  одного
живого  слова. ™едрый  на  обещаниЯ, которых никогда не исполнЯл, он  сделал
себе из  своей удачи и славы подушку и преспокойно почивал на лаврах, рискуЯ
таким образом  на  старости  лет проснутьсЯ в богадельне.  Џри  всем том  за
друзей он пошел бы на  плаху, похвалЯлсЯ своим цинизмом,  а был простодушен,
как дитЯ, работал же только по вдохновению или из-за куска хлеба.
     --   ’ут   и   нам   перепадет,  по  выражению   мэтра   Ђлькофрибаса<a
href="#s27">[*]</a>, малаЯ толика с пиршественного стола, -- сказал он ђафаэлю,
указываЯ  на Ящики  с цветами, которые  украшали  лестницу  своей зеленью  и
разливали благоуханье.
     -- ‹юблю, когда прихожаЯ хорошо натоплена и убрана богатыми коврами, --
заметил  ђафаэль.  --  ќто  редкость  во  ”ранции.  —увствую,  что  Я  здесь
возрождаюсь.
     --  Ђ там,  наверху, мы выпьем  и посмеемсЯ, бедный мой ђафаэль.  € еще
как! -- продолжал ќмиль. -- Ќадеюсь, мы  выйдем победителЯми над всеми этими
головами!
     €  он насмешливым  жестом  указал  на гостей, входЯ  в залу, блиставшую
огнЯми и позолотой;  тотчас же  их окружили  молодые люди, пользовавшиесЯ  в
Џариже наибольшей известностью. Ћб одном из них говорили как о новом таланте
-- перваЯ  его картина поставила его в один рЯд с лучшими живописцами времен
€мперии.  „ругой  только  что  отважилсЯ   выпустить   очень  Яркую   книгу,
проникнутую  своего  рода  литературным   презрением  и   открывавшую  перед
современной   школой   новые   пути.   ‘кульптор,   суровое  лицо   которого
соответствовало его мужественному гению,  беседовал с одним из тех  холодных
насмешников, которые,  смотрЯ по  обстоЯтельствам, или  ни  в ком  не  хотЯт
видеть  превосходства,  или  признают  его  всюду.  Ћстроумнейший  из  наших
карикатуристов, со взглЯдом  лукавым и Языком Язвительным,  ловил эпиграммы,
чтобы передать их штрихами карандаша. Њолодой и смелый писатель, лучше,  чем
кто-нибудь  другой, схватывающий суть политических идей и  шутЯ, в двух-трех
словах,  умеющий   выразить   сущность   какого-нибудь  плодовитого  автора,
разговаривал с поэтом, который  затмил  бы всех своих современников, если бы
обладал талантом, равным по силе его ненависти к  соперникам.  Ћба, стараЯсь
избегать и правды  и лжи, обращались  друг  к  другу со сладкими,  льстивыми
словами. ‡наменитый  музыкант, взЯв  си бемоль,  насмешливо  утешал молодого
политического  деЯтелЯ, который недавно низвергсЯ с  трибуны, но не причинил
себе  никакого вреда.  Њолодые  писатели без стилЯ стоЯли  рЯдом  с молодыми
писателЯми  без  идей, прозаики,  жадные до поэтических красот, --  рЯдом  с
прозаичными поэтами. Ѓедный сен-симонист, достаточно наивный длЯ того, чтобы
верить  в свою  доктрину,  из чувства  милосердиЯ примирЯл эти несовершенные
существа,  очевидно  желаЯ сделать из них монахов своего ордена. ‡десь были,
наконец,  два-три  ученых,  созданных  длЯ того, чтобы  разбавлЯть атмосферу
беседы азотом<a  href="#s28">[*]</a>, и несколько водевилистов, готовых в любую
минуту сверкнуть эфемерными блестками, которые,  подобно  искрам алмаза,  не
светЯт и не  греют.  Ќесколько парадоксалистов, исподтишка  посмеиваЯсь  над
теми, кто разделЯл их презрительное или же восторженное  отношение к людЯм и
обстоЯтельствам, уже повели обоюдоострую политику,  при  помощи  которой они
вступают  в  заговор  против всех систем, не  становЯсь ни  на  чью сторону.
<i>‡наток</i>, один из  тех,  кто ничему  не удивлЯетсЯ,  кто  сморкаетсЯ во  времЯ
каватины в €тальЯнской  опере,  первым кричит "браво!  ", возражает  всЯкому
высказавшему  свое суждение  прежде него,  был уже  здесь и  повторЯл  чужие
остроты, выдаваЯ  их за свои  собственные. “  пЯтерых  из собравшихсЯ гостей
была будущность, десЯтку суждено было добитьсЯ кое-какой прижизненной славы,
а  что  до  остальных, то  они  могли, как любаЯ посредственность, повторить
знаменитую  ложь  ‹юдовика XVIII: <i>единение  и  забвение</i><a  href="#s29">[*]</a>.
Ђмфитрион  находилсЯ в  состоЯнии  озабоченной  веселости,  естественной длЯ
человека,  потратившего  на  пиршество  две  тысЯчи  экю. Ћн  часто  обращал
нетерпеливый взор  к дверЯм залы -- как бы с  призывом к запоздавшим гостЯм.
‚скоре поЯвилсЯ толстый человечек, встреченный лестным гулом приветствий, --
это был нотариус, который как раз в  это  утро  завершил  сделку  по изданию
новой  газеты. ‹акей,  одетый в черное, отворил двери просторной столовой, и
все двинулись туда без церемоний, чтобы занЯть предназначенные им  места  за
огромным столом. Џеред  тем  как  уйти из гостиной,  ђафаэль  бросил на  нее
последний взглЯд. …го  желание в  самом деле исполнилось в  точности. ‚сюду,
куда  ни  посмотришь,  золото  и  шелк.  Џри  свете  дорогих  канделЯбров  с
бесчисленным множеством свечей сверкали  мельчайшие детали золоченых фризов,
тонкаЯ  чеканка  бронзы  и  роскошные  краски  мебели.  ђедкостные  цветы  в
художественных  жардиньерках,  сооруженных из бамбука,  изливали  сладостное
благоухание. ‚се, вплоть до драпировок, дышало не бьющим в глаза изЯществом,
во всем было нечто очаровательно-поэтичное,  нечто  такое, что должно сильно
действовать на воображение беднЯка.
     --  ‘то тысЯч  ливров дохода -- премилый комментарий к катехизису,  они
чудесно помогают нам претворЯть правила морали в жизнь! -- со вздохом сказал
ђафаэль. -- Ћ да, моЯ добродетель больше не согласна ходить пешком! „лЯ менЯ
теперь порок  -- это мансарда,  потертое  платье, сераЯ  шлЯпа зимой и долги
швейцару...  Ђх,  пожить бы в  такой роскоши год,  даже полгода,  а потом --
умереть! Џо крайней мере Я изведаю, выпью до дна, поглощу тысЯчу жизней!
     -- ќ, ты принимаешь за  счастье карету  биржевого маклера! --  возразил
слушавший его ќмиль. --  Ѓогатство скоро наскучит тебе, поверь: ты заметишь,
что оно  лишает тебЯ возможности  стать выдающимсЯ человеком.  ЉолебалсЯ  ли
когда-нибудь художник между бедностью богатых  и богатством  беднЯков! ђазве
таким людЯм, как мы, не нужна  вечнаЯ борьба! €так,  приготовь свой желудок,
взглЯни, -- сказал  он,  жестом указываЯ на столовую преуспевающего банкира,
имевшую величественный,  райский,  успокоительный вид. -- —естное слово, наш
амфитрион   только   ради  нас   и  утруждал  себЯ  накоплением   денег.  Ќе
разновидность ли это губки,  пропущенной натуралистами в  рЯду полипов?  ‘ию
губку  надлежит потихоньку  выжимать,  прежде  чем  ее  высосут  наследники!
‚зглЯни, как хорошо выдержан стиль барельефов, украшающих стены! Ђ люстры  и
картины, -- что  за роскошь,  какой вкус! …сли верить завистникам и тем, кто
претендует на знание пружин жизни,  ’айфер  убил  во времЯ  революции одного
немца и еще двух человек, как говорЯт -- своего лучшего  друга и мать  этого
лучшего друга. Ђ ну-ка, попробуй обнаружить преступника в убеленном сединами
почтенном ’айфере! Ќа вид он добрЯк. Џосмотри, как искритсЯ серебро, неужели
каждый  блестЯщий его луч --  это нож в сердце  длЯ хозЯина дома?..  Ћставь,
пожалуйста! ‘  таким же успехом можно  поверить  в  Њагомета.  …сли  публика
права, значит, тридцать человек с душой и талантом собрались здесь длЯ того,
чтобы пожирать  внутренности и пить кровь  целой семьи...  а мы оба, чистые,
восторженные молодые люди,  станем  соучастниками преступлениЯ!  Њне хочетсЯ
спросить у нашего банкира, честный ли он человек...
     --  Ќе  сейчас!  --  воскликнул  ђафаэль.  -- Џодождем, когда  он будет
мертвецки пьЯн. ‘начала пообедаем.
     „ва друга со смехом уселись. ‘перва  каждый гость взглЯдом, опередившим
слово,   заплатил  дань  восхищениЯ  роскошной  сервировке  длинного  стола;
скатерть  сиЯла  белизной,  как  только  что  выпавший  снег,  симметрически
возвышались  накрахмаленные  салфетки,   увенчанные   золотистыми  хлебцами,
хрусталь сверкал, как  звезды, переливаЯсь всеми цветами радуги, огни свечей
бесконечно скрещивались, блюда под серебрЯными крышками возбуждали аппетит и
любопытство.  ‘лов  почти  не  произносили.  ‘оседи  переглЯдывались.  ‹акеи
разливали  мадеру. ‡атем во всей славе  своей поЯвилась перваЯ перемена; она
оказала   бы   честь   блаженной   памЯти   Љамбасересу,  его  прославил  бы
Ѓрийа-‘аварен. ‚ина, бордоские и бургундские, белые  и красные, подавались с
королевской щедростью.  ќту первую  часть пиршества во всех отношениЯх можно
было сравнить с экспозицией классической трагедии. ‚торое действие оказалось
немножко многословным. ‚се  гости основательно выпили,  менЯЯ вина по своему
вкусу, и когда уносили остатки великолепных блюд, уже начались бурные споры;
кое у кого бледные лбы покраснели, у иных носы  уже принимали багровый цвет,
щеки пылали, глаза блестели. Ќа этой заре опьЯнениЯ разговор не вышел еще из
границ  приличиЯ, однако  со всех  уст мало-помалу стали  срыватьсЯ  шутки и
остроты; затем злословие  тихонько поднЯло змеиную свою головку и заговорило
медоточивым голосом; скрытные натуры внимательно прислушивались в надежде не
потерЯть рассудка. Љо  второй перемене  умы  уже разгорЯчились.  ‚се  ели  и
говорили, говорили и ели, пили,  не остерегаЯсь обилиЯ возлиЯний, -- до того
вина были  приЯтны на  вкус и  душисты и  так заразителен  был пример. —тобы
подзадорить  гостей,  ’айфер  велел подать ронские  вина жестокой  крепости,
горЯчащее токайское, старый  ударЯющий в голову руссильон. ‘орвавшись, точно
кони  почтовой кареты, поскакавшие от станции, молодые люди,  подстегиваемые
искорками   шампанского,  нетерпеливо  ожидавшегосЯ,  зато  щедро  налитого,
пустили свой ум галопировать  в  пустоте тех рассуждении,  которым никто  не
внемлет,  принЯлись  рассказывать истории, не  находившие себе слушателей, в
сотый раз задавали вопросы, так и остававшиесЯ без ответа. Ћдна только оргиЯ
говорила во весь свой оглушительный голос, состоЯвший из множества невнЯтных
криков,  нараставших, как крещендо у ђоссини.  ‡атем начались лукавые тосты,
бахвальство, дерзости.  ‚се  стремились  щегольнуть  не  умственными  своими
дарованиЯми,  но  способностью  состЯзатьсЯ  с  винными бочонками,  бочками,
чанами.  Љазалось,  у всех было  по два голоса. Ќастал момент, когда господа
заговорили  все  разом,  а  слуги  заулыбались. Љогда парадоксы,  облеченные
сомнительным  блеском,  и   вырЯдившиесЯ  в  шутовской  нарЯд  истины  стали
сталкиватьсЯ  друг с  другом,  пробиваЯ  себе  дорогу сквозь  крики,  сквозь
частные определениЯ суда и окончательные приговоры, сквозь всЯкий вздор, как
в  сражении скрещиваютсЯ  Ядра, пули и картечь;  этот  словесный сумбур, вне
всЯкого   сомнениЯ,  заинтересовал  бы  философа  странностью  высказываемых
мыслей, захватил  бы политического деЯтелЯ причудливостью  излагаемых систем
общественного устройства. ’о была  картина и книга одновременно. ”илософские
теории,  религии,   моральные  понЯтиЯ,   различные  под  разными  широтами,
правительства --  словом, все  великие достижениЯ разума  человеческого пали
под  косою,  столь  же длинною, как  коса ‚ремени, и,  пожалуй, нельзЯ  было
решить, находитсЯ  ли  она  в руках  опьЯневшей  мудрости  или же опьЯнениЯ.
Џодхваченные своего  рода  бурей,  эти умы, точно волны,  бьющиесЯ об утесы,
готовы  были,  казалось,  поколебать  все  законы,  между  которыми  плавают
цивилизации,  -- и таким образом,  сами того не  знаЯ, выполнЯли волю  бога,
оставившего  в природе  место  добру и  злу  и хранЯщего  в  тайне  смысл их
непрестанной  борьбы.  џростный и шутовской этот спор  был настоЯщим шабашем
рассуждении.  Њежду   грустными  шутками,  которые   отпускали  сейчас  дети
ђеволюции  при  рождении газеты,  и  суждениЯми, которые высказывали веселые
пьЯницы   при   рождении  ѓаргантюа,   была   целаЯ   пропасть,   отделЯющаЯ
девЯтнадцатый век от шестнадцатого: тот, смеЯсь, подготовлЯл разрушение, наш
-- смеЯлсЯ среди развалин.
     --  Љак  фамилиЯ  вон  того  молодого  человека? --  спросил  нотариус,
указываЯ на ђафаэлЯ. -- Њне послышалось, его называют ‚алантеном.
     --  Џо-вашему,  он  просто ‚алантен? -- со смехом воскликнул ќмиль.  --
Ќет, извините, он -- ђафаэль де ‚алантен! Ќаш герб -- <i>на черном поле золотой
орел в серебрЯной короне, с красными когтЯми и клювом</i>, и превосходный девиз:
"Non cecidh animus! " (<i>"„ух  не ослабел!  "  (лат. )</i>). Њы -- не какой-нибудь
подкидыш, мы --  потомок императора ‚алента, родоначальника всех ‚алантинуа,
основателЯ  Ѓалансы  французской  и  ‚аленсии  испанской,  мы   --  законный
наследник   ‚осточной  империи.   …сли   мы  позволЯем   Њахмуду  царить   в
Љонстантинополе, так это по  нашей доброй воле, а также за недостатком денег
и солдат.
     ќмиль  вилкою изобразил в воздухе  корону над головой ђафаэлЯ. Ќотариус
задумалсЯ на минуту, а  затем снова  начал пить, сделав выразительный  жест,
которым  он,  казалось,  признавал, что не в его власти  причислить  к своей
клиентуре ‚аленсию,  Ѓалансу, Љонстантинополь, Њахмуда, императора ‚алента и
род ‚алантинуа.
     --  ‚ разрушении муравейников,  именуемых ‚авилоном,  ’иром, Љарфагеном
или  ‚енецией, раздавленных ногою прохожего великана, не  следует  ли видеть
предостережение, сделанное человечеству некоей насмешливой силой? --  сказал
Љлод  ‚иньон, этот раб,  купленный длЯ того, чтобы изображать собою Ѓоссюэ<a
href="#s30">[*]</a>, по десЯть су за строчку.
     -- Њоисей, ‘улла, ‹юдовик —етырнадцатый, ђишелье, ђобеспьер и Ќаполеон,
быть может, все они  -- один и тот же  человек, вновь  и  вновь поЯвлЯющийсЯ
среди  различных  цивилизаций,  как  комета  на  небе,  --  отозвалсЯ  некий
балланшист<a href="#s31">[*]</a>.
     -- Љ чему испытывать провидение? -- заметил поставщик баллад Љаналис.
     -- Ќу уж, провидение! -- прервав его, воскликнул  <i>знаток</i>. -- Ќет ничего
на свете более растЯжимого.
     --   Ќо   ‹юдовик  —етырнадцатый   погубил  больше  народу   при  рытье
водопроводов  длЯ  госпожи  де  Њентенон,  чем  Љонвент  ради  справедливого
распределениЯ   податей,   ради   установлениЯ    единства   законов,   ради
национализации и  равного дележа  наследства, --  разглагольствовал Њассоль,
молодой  человек,  ставший  республиканцем  только  потому,  что  перед  его
фамилией недоставало односложной частицы.
     -- Љровь длЯ вас дешевле вина,  -- возразил ему Њоро, крупный помещик с
берегов “азы. -- Ќу, а на этот-то раз вы оставите людЯм головы на плечах?
     -- ‡ачем? ђазве основы социального порЯдка не стоЯт нескольких жертв?
     -- Ѓисиу! ’ы слышишь? ‘ей господин  республиканец  полагает, что голова
вот того помещика сойдет за жертву! -- сказал молодой человек своему соседу.
     --  ‹юди и  событиЯ -- ничто, -- невзираЯ на икоту, продолжал развивать
свою теорию республиканец, -- только  в политике и  в философии есть идеи  и
принципы.
     --  Љакой ужас! €  вам  не жалко будет убивать ваших друзей ради одного
какого-то "де"?..
     --  ќ,  человек,  способный  на  угрызениЯ совести,  и  есть  настоЯщий
преступник, ибо у него есть некоторое представление о добродетели, тогда как
Џетр  ‚еликий или  герцог  Ђльба  -- это  системы, а  корсар  Њонбар --  это
организациЯ.
     --  Ђ  не  может  ли  общество  обойтись без  ваших  "систем"  и  ваших
"организаций"? -- спросил Љаналис.
     -- Ћ, разумеетсЯ! -- воскликнул республиканец.
     --  ЊенЯ тошнит от вашей дурацкой ђеспублики! ЌельзЯ спокойно разрезать
каплуна, чтобы не найти в нем аграрного закона.
     -- “беждениЯ у тебЯ превосходные, милый мой Ѓрут, набитый трюфелЯми! Ќо
ты  напоминаешь  моего  лакеЯ:  этот   дурак   так  жестоко  одержим  манией
опрЯтности, что, позволь Я  ему чистить мое платье на свой лад, мне пришлось
бы ходить голышом.
     --  ‚се  вы скоты! ‚ам  угодно  чистить нацию  зубочисткой, --  заметил
преданный ђеспублике господин. -- Џо-вашему, правосудие опаснее воров.
     -- •е, хе! -- отозвалсЯ адвокат „ерош.
     --  Љак  они скучны  со своей политикой! --  сказал  нотариус Љардо. --
‡акройте  дверь. Ќет того знаниЯ и такой добродетели, которые стоили бы хоть
одной капли крови. Џопробуй мы всерьез подсчитать ресурсы истины  -- и  она,
пожалуй, окажетсЯ банкротом.
     --  Љонечно,  худой  мир  лучше доброй ссоры и обходитсЯ куда  дешевле.
Џоэтому все речи, произнесенные с  трибуны  за сорок лет, Я отдал бы за одну
форель, за сказку Џерро или за набросок арле.
     -- ‚ы совершенно правы!.. Џередайте-ка мне спаржу... €бо в конце концов
свобода   рождает  анархию,  анархиЯ  приводит  к  деспотизму,  а  деспотизм
возвращает к свободе. Њиллионы существ погибли, так и не добившись торжества
ни одной  из этих систем. ђазве это не порочный  круг, в котором вечно будет
вращатьсЯ  нравственный   мир?  Љогда  человек  думает,   что   он  что-либо
усовершенствовал, на самом деле он сделал только перестановку.
     --  Ћго! -- вскричал водевилист Љюрси. --  ‚  таком  случае, господа, Я
поднимаю бокал за Љарла „есЯтого, отца свободы!
     -- Ђ разве неверно? -- сказал ќмиль. -- Љогда в законах -- деспотизм, в
нравах -- свобода, и наоборот.
     -- €так, выпьем за глупость власти, котораЯ дает нам столько власти над
глупцами! -- предложил банкир.
     --  ќ,  милый  мой.  Ќаполеон по крайней  мере  оставил  нам славу!  --
вскричал морской офицер, никогда не плававший дальше Ѓреста.
     -- Ђх, слава  -- товар невыгодный. ‘тоит дорого, сохранЯетсЯ  плохо. Ќе
проЯвлЯетсЯ ли в ней эгоизм великих  людей,  так же как в  счастье -- эгоизм
глупцов?
     -- „олжно быть, вы очень счастливы...
     --  Љто  первый  огородил  свои владениЯ,  тот,  вероЯтно,  был  слабым
человеком, ибо от общества прибыль  только людЯм  хилым. „икарь и мыслитель,
находЯщиесЯ на разных концах духовного мира, равно страшатсЯ собственности.
     -- Њило! --  вскричал Љардо. -- Ќе  будь собственности, как могли бы мы
составлЯть нотариальные акты!
     -- ‚от горошек, божественно вкусный!
     -- Ђ на следующий день свЯщенника нашли мертвым...
     -- Љто говорит о смерти?.. Ќе шутите с нею! “ менЯ дЯдюшка...
     -- € конечно, вы примирились с неизбежностью его кончины.
     -- ђазумеетсЯ...
     --  ‘лушайте, господа!.. ‘ЏЋ‘ЋЃ “Ѓ€’њ ‘‚Ћ…ѓЋ  дЯдюшку. тсс!  (<i>‘лушайте,
слушайте!  </i>) ‚озьмите сначала  дЯдюшку, толстого и жирного,  по крайней мере
семидесЯтилетнего,  --  это  лучший  сорт  дЯдюшек.  (<i>‚сеобщее оживление.  </i>)
Ќакормите его под каким-нибудь предлогом паштетом из гусиной печенки...
     -- Ќу, у менЯ дЯдЯ длинный, сухопарый, скупой и воздержный.
     -- Ћ, такие дЯдюшки -- чудовища, злоупотреблЯющие долголетием!
     -- € вот, -- продолжал господин, выступивший с речью о дЯдюшке, -- в то
времЯ как он будет предаватьсЯ пищеварению, объЯвите ему о несостоЯтельности
его банкира.
     -- Ђ если выдержит?
     -- „айте ему хорошенькую девочку!
     -- Ђ если он?.. -- сказал другой, делаЯ отрицательный знак.
     -- ’огда это не дЯдюшка... „Ядюшка -- это по существу своему живчик.
     -- ‚ голосе Њалибран пропали две ноты.
     -- Ќет!
     -- „а!
     -- Aral  Ђга!  „а и нет --  не к  этому ли сводЯтсЯ все рассуждениЯ  на
религиозные, политические и литературные темы? —еловек -- шут, танцующий над
пропастью!
     -- Џослушать вас, Я -- дурак?
     -- Ќапротив, это потому, что вы менЯ не слушаете.
     -- Ћбразование  --  вздор!  ѓосподин  ѓейнфеттермах  насчитывает  свыше
миллиарда  отпечатанных  томов,  а за всю жизнь нельзЯ прочесть  больше  ста
пЯтидесЯти тысЯч. ’ак вот,  объЯсните  мне,  что значит слово "образование".
„лЯ  одних  образование  состоит  в  том,  чтобы  знать,  как  звали  лошадь
Ђлександра  Њакедонского  или что дога господина „езаккор звали Ѓеросилло, и
не  иметь  понЯтиЯ о  тех, кто впервые придумал сплавлЯть лес или же изобрел
фарфор. „лЯ других быть образованным -- значит выкрасть завещание и прослыть
честным, всеми любимым и  уважаемым  человеком, но отнюдь  не  в  том, чтобы
стЯнуть часы (да еще вторично и при пЯти отЯгчающих вину обстоЯтельствах), а
затем,  возбуждаЯ  всеобщую  ненависть и презрение,  отправитьсЯ умирать  на
ѓревскую площадь.
     -- Ќатан останетсЯ?
     -- ќ, его сотрудники -- народ неглупый!
     -- Ђ Љаналис?
     -- ќто великий человек, не будем говорить о нем.
     -- ‚ы пьЯны!
     -- Ќемедленное  следствие  конституции  -- опошление  умов.  €скусства,
науки, памЯтники -- все изъедено эгоизмом, этой современной проказой. ’риста
ваших буржуа, сидЯ на скамьЯх Џалаты, будут думать только о посадке тополей.
„еспотизм,  действуЯ  беззаконно,  совершает  великие  деЯниЯ,  но  свобода,
соблюдаЯ  законность,  не  дает себе труда  совершить  хотЯ бы  самые  малые
деЯниЯ.
     --  ‚аше  взаимное обучение фабрикует  двуногие  монеты  по сто су,  --
вмешалсЯ  сторонник  абсолютизма. -- ‚  народе, нивелированном образованием,
личности исчезают.
     --  Ћднако  не  в  том  ли  состоит  цель  общества,  чтобы  обеспечить
благосостоЯние каждому? -- спросил сен-симонист.
     --  Ѓудь у вас пЯтьдесЯт тысЯч ливров дохода, вы и думать не стали бы о
народе.   ‚ы   охвачены   благородным   стремлением   помочь   человечеству?
ЋтправлЯйтесь на Њадагаскар: там вы  найдете маленький  свеженький  народец,
сенсимонизируйте его, классифицируйте, посадите его  в банку, а у нас всЯкий
свободно входит  в  свою  Ячейку,  как  колышек  в  Ямку. вейцары здесь  --
швейцары,  глупцы  --   глупцы,   и  длЯ  производства   в  это  звание  нет
необходимости в коллегиЯх свЯтых отцов.
     -- ‚ы карлист<a href="#s32">[*]</a>!
     -- Ђ  почему бы и нет? џ люблю деспотизм, он  подразумевает  известного
рода презрение к людЯм. џ  не питаю  ненависти к  королЯм. Ћни так  забавны!
–арствовать в Џалате, в тридцати миллионах миль от солнца, -- это что-нибудь
да значит!
     --  ђезюмируем  в  общих  чертах ход  цивилизации, --  говорил  ученый,
пытаЯсь  вразумить  невнимательного скульптора,  и пустилсЯ в  рассуждениЯ о
первоначальном развитии человеческого общества и о  первобытных  народах: --
Џри возникновении народностей господство было в известном смысле господством
материальным,  единым,   грубым,  впоследствии,   с   образованием   крупных
объединений,  стали  утверждатьсЯ правительства, прибегаЯ к более или  менее
ловкому разложению  первичной власти. ’ак,  в  глубокой древности сила  была
сосредоточена в руках  теократии:  жрец  действовал  и мечом и  кадильницей.
Џотом стало  два высших  духовных лица: первосвЯщенник и  царь.  ‚ настоЯщее
времЯ  наше  общество,  последнее  слово  цивилизации,  распределило  власть
соответственно числу всех элементов, входЯщих в сочетание, и мы имеем дело с
силами,  именуемыми промышленностью, мыслью,  деньгами, словесностью. €  вот
власть,  лишившись единства, ведет  к  распаду  общества, чему  единственным
препЯтствием служит выгода. ’аким образом, мы опираемсЯ не на религию, не на
материальную силу, а на разум. Ќо равноценна ли книга мечу, а рассуждение --
действию? ‚от в чем вопрос.
     -- ђазум все убил! -- вскричал  карлист.  -- ЂбсолютнаЯ  свобода  ведет
нации  к  самоубийству;  одержав  победу,  они   начинают  скучать,   словно
какой-нибудь англичанин-миллионер.
     -- —то вы нам скажете нового? Ќынче вы высмеЯли все виды власти, но это
так же  пошло, как отрицать бога! ‚ы  больше ни во что  не верите. Ћттого-то
наш  век похож на  старого  султана, погубившего  себЯ распутством! ‚аш лорд
Ѓайрон,  дойдЯ до  последней степени поэтического отчаЯниЯ,  в конце  концов
стал воспевать преступлениЯ.
     -- ‡наете, что Я вам скажу! --  заговорил совершенно пьЯный ЃьЯншон. --
ЃольшаЯ или  меньшаЯ доза фосфора делает  человека  гением  или  же злодеем,
умницей или же идиотом, добродетельным или же преступным.
     -- Њожно ли так рассуждать о добродетели! -- воскликнул  де Љюрси. -- Ћ
добродетели,  теме  всех  театральных пьес, развЯзке всех драм,  основе всех
судебных учреждений!
     -- Њолчи, нахал! ’воЯ добродетель-Ђхиллес без пЯты, -- сказал Ѓисиу.
     -- ‚ыпьем!
     -- •очешь держать пари, что Я выпью бутылку шампанского единым духом?
     -- •орош дух! -- вскрикнул Ѓисиу.
     -- Ћни  перепились, как ломовые, -- сказал молодой человек, с серьезным
видом поивший свой жилет.
     -- „а,  в наше  времЯ  искусство  правлениЯ заключаетсЯ  в  том,  чтобы
предоставить власть общественному мнению.
     --  Ћбщественному  мнению?   „а  ведь  это  самаЯ  развратнаЯ  из  всех
проституток!  Џослушать вас,  господа моралисты и политики, вашим законам мы
должны во всем отдавать  предпочтение перед природой, а общественному мнению
-- перед совестью. „а бросьте вы! ‚се истинно -- и все ложно! …сли  общество
дало  нам  пух длЯ подушек,  то это  благодеЯние  уравновешиваетсЯ подагрой,
точно  так   же  как  правосудие  уравновешиваетсЯ  судебной  процедурой,  а
кашемировые шали порождают насморк.
     -- —удовище! -- прерываЯ мизантропа, сказал ќмиль Ѓлонде. -- Љак можешь
ты порочить  цивилизацию,  когда  перед тобой  столь  восхитительные  вина и
блюда, а ты сам того и глЯди свалишьсЯ под стол? ‡апусти зубы в эту косулю с
золочеными копытцами и рогами, но не кусай своей матери...
     -- —ем же Я виноват, если католицизм  доходит до того, что в один мешок
сует тысЯчу богов, если ђеспублика кончаетсЯ всегда каким-нибудь Ќаполеоном,
если  границы  королевской  власти  находЯтсЯ где-то между убийством ѓенриха
—етвертого  и  казнью  ‹юдовика  естнадцатого,  если либерализм  становитсЯ
‹афайетом<a href="#s33">[*]</a>?
     -- Ђ вы не обнимались с ним в июле?
     -- Ќет.
     -- ‚ таком случае молчите, скептик.
     -- ‘кептики -- люди самые совестливые.
     -- “ них нет совести.
     -- —то вы говорите! “ них по меньшей мере две совести.
     --  “честь  векселЯ самого  неба --  вот  идеЯ  поистине  коммерческаЯ!
„ревние  религии представлЯли  собою  не  что  иное,  как  удачное  развитие
наслаждениЯ  физического; мы, нынешние, мы развили душу и надежду -- в том и
прогресс.
     -- Ђх, друзьЯ мои, чего ждать от века, насыщенного политикой? -- сказал
Ќатан. -- Љаков  был  конец "€стории королЯ богемского и семи  его замков"<a
href="#s34">[*]</a>- такой чудесной повести!
     -- —то?  -- через весь стол крикнул <i>знаток</i>. -- „а ведь это  набор фраз,
высосанных из пальца, сочинение длЯ сумасшедшего дома.
     -- „урак!
     -- Ѓолван!
     -- Ћго!
     -- Ђга!
     -- Ћни будут дратьсЯ.
     -- Ќет.
     -- „о завтра, милостивый государь!
     -- •оть сейчас, -- сказал Ќатан.
     -- Ќу, ну! ‚ы оба -- храбрецы.
     -- „а вы-то не из храбрых! -- сказал зачинщик,
     -- ‚от только они на ногах не держатсЯ.
     --  Ђх,  может  быть,  мне  и  на  самом деле  не  устоЯть!  --  сказал
воинственный Ќатан, поднимаЯсь нерешительно, как бумажный змей.
     Ћн  тупо поглЯдел  на стол,  а затем, точно обессиленный своей попыткой
встать, рухнул на стул, опустил голову и умолк.
     -- ‚от  было бы весело дратьсЯ из-за произведениЯ, которое Я никогда не
читал и даже не видал! -- обратилсЯ <i>знаток</i> к своему соседу.
     -- ќмиль, береги фрак, твой сосед побледнел, -- сказал Ѓисиу.
     -- Љант? …ще один  шар, надутый воздухом и пущенный на  забаву глупцам!
Њатериализм и спиритуализм -- это две отличные ракетки, которыми шарлатаны в
мантиЯх отбивают один и тот же волан. Ѓог ли во всем, по ‘пинозе, или же все
исходит от бога, по свЯтому  Џавлу...  „урачье!  Ћтворить или  же  затворить
дверь  --  разве это не одно и то же движение! џйцо от курицы, или курица от
Яйца? (Џередайте мне утку! ) ‚от и всЯ наука.
     -- ЏростофилЯ! -- крикнул ему ученый. -- ’вой вопрос разрешен фактом.
     -- Љаким?
     --  ђазве  профессорские кафедры  были придуманы  длЯ философии,  а  не
философиЯ длЯ кафедр? Ќадень очки и ознакомьсЯ с бюджетом.
     -- ‚оры!
     -- „ураки!
     -- Џлуты!
     -- ’упицы!
     --  ѓде,  кроме  Џарижа,  найдете вы столь живой, столь  быстрый  обмен
мнениЯми? -- воскликнул Ѓисиу, вдруг перейдЯ на баритон.
     --  Ђ  ну-ка,  Ѓисиу,  изобрази  нам  какой-нибудь  классический  фарс!
Љакой-нибудь шарж, просим!
     -- €зобразить вам девЯтнадцатый век?
     -- ‘лушайте!
     -- ’ише!
     -- ‡аткните глотки!
     -- ’ы замолчишь, чучело?
     -- „айте ему вина, и пусть молчит, мальчишка!
     -- Ќу, Ѓисиу, начинай!
     •удожник застегнул свой черный фрак, надел  желтые перчатки и, прищурив
один глаз, состроил гримасу, изображаЯ ђевю де „е  Њонд<a  href="#s35">[*]</a>,
но шум покрывал его голос, так что из его шутовской речи нельзЯ было уловить
ни  слова. …сли не девЯтнадцатый век, так по крайней мере журнал ему удалось
изобразить: и тот и другой не слышали собственных слов.
     „есерт  был сервирован точно  по  волшебству.  ‚есь стол занЯл  большой
прибор  золоченой бронзы,  вышедший из  мастерской  ’омира.  ‚ысокие фигуры,
которым знаменитый  художник  придал  формы,  почитаемые в  …вропе  идеально
красивыми, держали и  несли на плечах целые горы клубники,  ананасов, свежих
фиников, Янтарного винограда,  золотистых персиков, апельсинов, прибывших на
пароходе  из ‘етубалЯ,  гранатов,  плодов  из  ЉитаЯ  --  словом,  всЯческие
сюрпризы роскоши, чудеса кондитерского искусства,  деликатесы самые лакомые,
лакомства самые соблазнительные. Љолорит гастрономических  этих картин  стал
Ярче от блеска фарфора, от искрЯщихсЯ золотом каемок, от изгибов ваз.
     Њох, нежный,  как  пеннаЯ  бахрома океанской волны, зеленый  и  легкий,
увенчивал фарфоровые копии  пейзажей Џуссена.  –елого немецкого кнЯжества не
хватило  бы,  чтобы оплатить эту наглую роскошь. ‘еребро, перламутр, золото,
хрусталь в разных видах поЯвлЯлись еще и еще, но  затуманенные взоры гостей,
на которых напала пьЯнаЯ лихорадочнаЯ болтливость, почти не  замечали  этого
волшебства,  достойного  восточной  сказки. „есертные  вина внесли сюда свои
благоуханиЯ  и огоньки, свой остро волнующий сок и колдовские пары, порождаЯ
нечто вроде умственного  миража,  могучими  путами  сковываЯ  ноги, отЯжелЯЯ
руки.  Џирамиды плодов были расхищены,  голоса грубели, шум возрастал. ‘лова
звучали  невнЯтно,  бокалы разбивались вдребезги,  дикий  хохот  взлетал как
ракета.  Љюрси схватил рог и протрубил  сбор. ’о был как бы сигнал, поданный
самим дьЯволом. Ћбезумевшее сборище  завыло,  засвистало, запело, закричало,
заревело,  зарычало.  ЌельзЯ  было не улыбнутьсЯ при виде веселых от природы
людей, которые вдруг  становились мрачны,  как развЯзки в пьесах Љребильона,
или  же  задумчивы, как морЯки, путешествующие в карете. •итрецы выбалтывали
свои тайны любопытным, но даже те  их не слушали. Њеланхолики улыбались, как
танцовщицы после  пируэта. Љлод  ‚иньон  стоЯл,  раскачиваЯсь из  стороны  в
сторону,  точно  медведь  в  клетке.  Ѓлизкие друзьЯ  готовы  были  дратьсЯ.
‘ходство со зверЯми,  физиологами  начертанное на человеческих лицах и столь
любопытно  объЯснЯемое,  начинало  проглЯдывать и  в  движениЯх и  в  позах.
Љакой-нибудь Ѓиша<a href="#s36">[*]</a>, очутись он здесь, спокойный и трезвый,
нашел бы длЯ себЯ готовую книгу.  •озЯин дома, чувствуЯ, что  он опьЯнел, не
решалсЯ  встать,  стараЯсь  сохранить вид  приличный и радушный,  он  только
одобрЯл  выходки  гостей  застывшей  на  лице  гримасой.  …го  широкое  лицо
побагровело, стало  почти лиловым  и страшным,  голова  принимала участие  в
общем движении, клонЯсь, как бриг при боковой качке.
     -- ‚ы их убили? -- спросил его ќмиль.
     -- ѓоворЯт, смертнаЯ казнь будет  отменена в  честь €юльской революции,
-- отвечал ’айфер, поднЯв брови с видом одновременно хитрым и глупым.
     -- Ђ не снитсЯ ли он вам? -- допытывалсЯ ђафаэль.
     -- ‘рок давности уже истек! -- сказал утопающий в золоте убийца.
     --  € на  его гробнице,  --  Язвительно вскричал  ќмиль,  --  мраморщик
вырежет: "Џрохожий, в памЯть о нем пролей слезу". Ћ! -- продолжал он. -- ‘то
су  заплатил бы Я математику,  который при  помощи алгебраического уравнениЯ
доказал бы мне существование ада.
     Џодбросив монету, он крикнул:
     -- Ћрел -- за бога!
     --  Ќе глЯдите! --  сказал  ђафаэль, подхватываЯ монету. -- Љак  знать!
‘лучай -- такой забавник!
     --  “вы! -- продолжал  ќмиль шутовским  печальным  тоном.  --  Људа  ни
ступишь,  всюду геометриЯ безбожника или "Ћтче  наш"  его свЯтейшества папы.
‚прочем,  выпьем!   —окайсЯ!  --  таков,   думаетсЯ  мне,  смысл  прорицаниЯ
божественной бутылки в конце "ЏантагрюэлЯ".
     --  —ему  же, как не "Ћтче наш",  --  возразил ђафаэль,  -- обЯзаны  мы
нашими  искусствами, памЯтниками,  может  быть, науками,  и --  еще  большее
благодеЯние!  --  нашими  современными  правительствами,  где  пЯтьсот  умов
чудесным  образом  представлЯют  обширное  и  плодоносное  общество,  причем
противоположные  силы одна другую нейтрализуют,  а всЯ  власть предоставлена
цивилизации,  гигантской королеве, заменившей королЯ, эту древнюю и  ужасную
фигуру, своего  рода  лжесудьбу, которую  человек  сделал посредником  между
небом  и  самим  собою?  Џеред  лицом  стольких  достижений  атеизм  кажетсЯ
скелетом, который ничего решительно не порождает. —то ты на это скажешь?
     -- џ думаю  о потоках крови, пролитых католицизмом,  -- холодно ответил
ќмиль. -- Ћн проник в наши жилы, в наши сердца, -- прЯмо всемирный потоп. Ќо
что делать!  ‚сЯкий мыслЯщий человек должен идти  под стЯгом  •риста. ’олько
•ристос освЯтил торжество духа над материей, он один открыл нам поэзию мира,
служащего посредником между нами и богом.
     --  ’ы  думаешь?  --  спросил  ђафаэль,  улыбаЯсь  пьЯной   и  какой-то
неопределенной  улыбкой.  --  ‹адно, чтобы  нам  себЯ  не  компрометировать,
провозгласим знаменитый тост: Diis ignotis (<i>Ќеведомым богам (лат. )</i>).
     € они осушили  чаши -- чаши науки, углекислого газа, благовоний, поэзии
и невериЯ.
     -- Џожалуйте в гостиную, кофе подан, -- объЯвил дворецкий.
     ‚ этот момент почти все гости блуждали в том сладостном преддверии раЯ,
где свет разума гаснет, где тело, освободившись от своего тирана,  предаетсЯ
на  свободе  бешеным радостЯм. Ћдни, достигнув апогеЯ  опьЯнениЯ, хмурились,
усиленно пытаЯсь ухватитьсЯ за мысль, котораЯ удостоверила бы им собственное
их  существование; другие, осовевшие оттого, что пища у них переваривалась с
трудом, отвергали  всЯкое движение. Ћтважные ораторы еще произносили неЯсные
слова, смысл которых ускользал от них самих. Љое-какие припевы  еще звучали,
точно постукивала машина, по необходимости завершающаЯ свое  движение -- это
бездушное подобие жизни.  ‘уматоха причудливо сочеталась с молчанием. ’ем не
менее, услыхав голос слуги, который вместо хозЯина  возвещал новые  радости,
гости направились в залу, увлекаЯ и поддерживаЯ друг друга,  а кое-кого даже
несЯ на руках.  Ќа  мгновение толпа остановилась  в  дверЯх,  неподвижнаЯ  и
очарованнаЯ.   ‚се  наслаждениЯ  пира   побледнели  перед  тем  возбуждающим
зрелищем,  которое  предлагал  амфитрион  в  утеху  самых  сладострастных из
человеческих  чувств.  Џри свете горЯщих  в  золотой  люстре свечей,  вокруг
стола, уставленного  золоченым  серебром, группа  женщин  внезапно предстала
перед остолбеневшими  гостЯми, у  которых глаза заискрились, как бриллианты.
Ѓогаты  были уборы, но  еще  богаче  -- ослепительнаЯ женскаЯ красота, перед
которой меркли  все  чудеса этого дворца. ‘трастные взоры дев, пленительных,
как феи, сверкали Ярче потоков света, зажигавшего отблески на штофных обоЯх,
на белизне мрамора и красивых выпуклостЯх бронзы. ‘ердца пламенели  при виде
развевающихсЯ  локонов и по-разному привлекательных, по-разному  характерных
поз. ѓлаза окидывали изумленным взглЯдом пеструю гирлЯнду цветов, вперемежку
с сапфирами, рубинами и кораллами, цепь черных ожерелий на белоснежных шеЯх,
легкие   шарфы,   колыхающиесЯ,   как   пламЯ  маЯка,  горделивые   тюрбаны,
соблазнительно скромные туники... ќтот сераль обольщал любые взоры, услаждал
любые прихоти.  ’анцовщица, застывшаЯ  в очаровательной  позе под волнистыми
складками  кашемира, казалась  обнаженной.  ’ам -- прозрачный газ,  здесь --
переливающийсЯ  шелк  скрывал  или  обнаруживал  таинственные  совершенства.
“зенькие ножки говорили о любви,  уста безмолвствовали,  свежие и алые. ћные
девицы были такой тонкой подделкой под невинных, робких дев,  что, казалось,
даже прелестные их волосы дышат богомольной чистотою, а сами они  -- светлые
видениЯ, которые  вот-вот развеютсЯ  от одного  дуновениЯ.  Ђ  там красавицы
аристократки с надменным  выражением лица, но  в сущности  вЯлые, в сущности
хилые, тонкие, изЯщные, склонЯли головы с таким видом, как будто еще не  все
королевские милости были ими распроданы. Ђнгличанка -- белый и целомудренный
воздушный образ, сошедший с облаков Ћссиана<a href="#s37">[*]</a>, походила  на
ангела печали, на голос совести,  бегущей  от  преступлениЯ.  Џарижанка, всЯ
красота  которой в ее неописуемой  грации,  гордаЯ своим туалетом и умом, во
всеоружии всемогущей своей слабости, гибкаЯ и сильнаЯ, сирена бессердечнаЯ и
бесстрастнаЯ,  но умеющаЯ  искусственно  создавать  все богатство страсти  и
подделывать  все оттенки нежности,  -- и она была на этом  опасном собрании,
где блистали также итальЯнки, с виду беспечные, дышащие счастьем, но никогда
не  терЯющие  рассудка,  и  пышные  нормандки  с  великолепными  формами,  и
черноволосые  южанки с прекрасным  разрезом глаз.  Њожно было подумать,  что
созванные ‹ебелем версальские красавицы, уже с утра приведЯ в готовность все
свои  приманки, Явились  сюда,  словно толпа  восточных рабынь, пробужденных
голосом  купца  и  готовых  на заре  исчезнуть.  ‡астыдившись, они  смущенно
теснились вокруг  стола, как пчелы, гудЯщие в улье. ЃоЯзливое их смЯтение, в
котором  был  и укор и  кокетство,  -- все вместе  представлЯло  собой не то
расчетливый соблазн,  не  то  невольное проЯвление стыдливости. Ѓыть  может,
чувство, никогда целиком не обнаруживаемое женщиной,  повелевало им кутатьсЯ
в плащ  добродетели,  чтобы  придать больше  очарованиЯ  и  остроты  разгулу
порока.  €  вот   заговор  ’айфера,  казалось,   был  осужден   на  неудачу.
Ќеобузданные  мужчины  вначале  сразу  покорились  царственному  могуществу,
которым облечена женщина. епот восхищениЯ пронессЯ, как нежнейшаЯ музыка. ‚
эту  ночь  любовь  еще  не  сопутствовала их опьЯнению;  вместо  того  чтобы
предатьсЯ  урагану  страстей, гости, захваченные врасплох в минуту слабости,
отдались  утехам сладостного  экстаза. •удожники,  послушные  голосу поэзии,
господствующей над ними всегда, принЯлись  с наслаждением изучать изысканную
красоту этих  женщин  во всех ее  тончайших оттенках.  ”илософ, пробужденный
мыслью,  которую,  вероЯтно,  породила  выделЯемаЯ  шампанским  углекислота,
вздрогнул,  подумав  о несчастьЯх, которые привели сюда этих женщин, некогда
достойных,  быть может, самого чистого поклонениЯ.  ЉаждаЯ из них, вероЯтно,
могла бы поведать кровавую  драму. Џочти все они носили в себе адские  муки,
влачили за собой  воспоминание  о мужской неверности, о нарушенных обетах, о
радостЯх,  отнЯтых  нуждой. ѓости  учтиво  приблизились  к  ним,  завЯзались
разговоры,   столь   же   разнообразные,  как   и  характеры   собеседников.
Ћбразовались  группы. Њожно  было  подумать, что  это  гостинаЯ в порЯдочном
доме, где молодые девушки и  дамы обычно предлагают гостЯм после обеда кофе,
сахар и ликеры, облегчающие чревоугодникам тЯжкий  труд  перевариваниЯ пищи.
Ќо вот  кое-где послышалсЯ  смех, гул  разговоров  усиливалсЯ, голоса  стали
громче.  ЋргиЯ, недавно было  укрощеннаЯ, грозила  вновь  пробудитьсЯ. ‘мены
тишины и шума чем-то напоминали симфонию Ѓетховена.
     Љак только два друга сели на мЯгкий диван, к ним тотчас подошла высокаЯ
девушка, хорошо сложеннаЯ,  с горделивой  осанкой,  с чертами  лица довольно
неправильными, но волнующими, полными страсти,  действующими  на воображение
резкими своими контрастами. —ерные пышные волосы, казалось, уже побывавшие в
любовных  боЯх, рассыпались легкими  сладострастными  кольцами  по  округлым
плечам,  невольно  привлекавшим взглЯд.  „линные  темные  локоны  наполовину
закрывали   величественную   шею,  по   которой   временами  скользил  свет,
обрисовываЯ  тонкие,  изумительно  красивые  контуры. Њатовую  белизну  лица
оттенЯли Яркие, живые тона румЯнца. ѓлаза с длинными ресницами метали смелое
пламЯ,  искры любви. Ђлый рот, влажный и  полуоткрытый,  призывал к поцелую.
‘тан у этой девушки был полный, но гибкий, как бы созданный длЯ любви, грудь
и плечи пышно развитые, как  у красавиц  Љарраччи<a href="#s38">[*]</a>, тем не
менее  она  производила  впечатление  проворной и  легкой,  ее  сильное тело
заставлЯло предполагать  в ней подвижность  пантеры, мужественное  изЯщество
форм сулило  жгучие радости сладострастиЯ. •отЯ эта девушка умела, вероЯтно,
смеЯтьсЯ и дурачитьсЯ, ее  глаза и улыбка пугали воображение. Ћна напоминала
пророчицу,  одержимую демоном,  она