и облаками от очага. Љровавые блики
вспыхивали в темноте на кастрюлЯх, висевших по стенам наподобие
щитов по бортам триремы, если только сравнение это  не  слишком
возвышенно  длЯ  предметов  подобного  рода.  Џолупустой бурдюк
распласталсЯ на полке,  опавший,  мертвый,  как  обезглавленное
тело.  ‘ потолка на железном крюке зловеще свисал длинный кусок
сала, в клубах печного дыма приобретавший устрашающее  сходство
с висельником.
     ‚опреки  бахвальству  хозЯина,  у этого вертепа был весьма
мрачный вид, и одинокому путнику, даже в меру боЯзливому, могли
бы прийти на ум весьма неприЯтные мысли,  вплоть  до  опасениЯ,
что  в обычное меню трактира входит паштет из человечьего мЯса,
изготовленный  за  счет  беззащитных  постоЯльцев,  но   труппа
комедиантов была слишком многочисленна длЯ того, чтобы подобные
страхи  могли  овладеть славными лицедеЯми, приученными за свою
кочевую жизнь к самым необычным жилищам. Љогда актеры вошли, на
краю одной из скамей дремала девочка лет восьми или  девЯти,  -
по крайней мере, на вид этому чахлому заморышу нельзЯ было дать
больше.  „евочка  сидела,  опершись  на спинку скамьи и опустив
голову  на  грудь,  так  что  спутанные  прЯди  длинных   волос
закрывали  ей  лицо. †илы на ее худенькой шейке, похожей на шею
общипанной птицы,  казалось,  напрЯглись  от  тЯжести  косматой
головы.  ђуки  бессильно  висели  по  бокам  туловища  ладонЯми
наружу, а перекрещенные ноги болтались, не доставаЯ  до  земли.
ќти  тонкие,  как  веретенца, ноги под влиЯнием стужи, солнца и
непогоды принЯли кирпичную окраску. Ѓессчетные  царапины,  иные
зажившие,  другие  свежие,  служили  наглЯдным  доказательством
постоЯнных путешествий сквозь заросли и чащобы. Ќа этих  ногах,
изЯщных  и  маленьких от природы, были сапожки из пыли и грЯзи,
другой же обуви они, по-видимому, не знали.
     Ќесложный нарЯд девочки состоЯл из двух предметов:  рубахи
такого  толстого  холста,  какой не годитсЯ даже длЯ парусов, и
желтого   безрукавного   балахона,   скроенного   когда-то   на
арагонский  лад  из  наименее  потертого  полотнища материнской
бумазейной юбки. ‚ышитаЯ разноцветными шерстЯми птичка, обычное
украшение  таких  юбок,  попала  сюда,  вероЯтно,  потому,  что
шерстЯные   нити   лучше   скреплЯли   прохудившуюсЯ  ткань,  и
производила здесь странное впечатление. Џтичий клюв  приходилсЯ
у  талии  девочки,  лапы  -  у самой кромки, а тельце, смЯтое и
исковерканное складками, принимало причудливые  формы  летающих
химер в бестиариЯх или на старинных византийских мозаиках.
     €забелла,  ‘ерафина  и  ‘убретка  сели рЯдом с девочкой, и
всех их в совокупности еле хватило на  то,  чтобы  уравновесить
тЯжесть  „уэньи, занЯвшей противоположный конец скамьи. Њужчины
расположились  на  других   скамейках,   почтительно   оставлЯЯ
некоторое расстоЯние между собой и бароном.
     Ќесколько  охапок  хвороста оживили огонь в очаге, и треск
сухих веток,  извивавшихсЯ  в  пламени,  поднЯл  дух  путников,
утомленных  от  целого  днЯ  пути  и  бессознательно  ощущавших
влиЯние  болотной  лихорадки,  котораЯ  распространена  в  этой
местности,    окруженной    застойными   водами,   потому   что
непроницаемаЯ почва не способна их впитать.
     —ирригири  учтиво  приблизилсЯ  к  гостЯм,  придав   своей
отталкивающей физиономии по возможности приветливый вид.
     - —ем  прикажете  попотчевать  ваши  милости?  ‚ моем дому
обычно имеетсЯ все, чем можно угодить знатным  господам.  ЉакаЯ
жалость,  что  вы  не  приехали  хотЯ  бы  вчера!  “  мнЯ  была
приготовлена  кабаньЯ  голова  с  фисташками,  так   сдобреннаЯ
прЯностЯми, столь приЯтнаЯ на запах и на вкус, что от нее, увы,
не осталось даже чем заткнуть дырку в зубе!
     - ќто  в  самом  деле весьма прискорбно, - заметил Џедант,
сладостно  облизываЯсь  от   одного   представлениЯ   о   таком
деликатесе,  -  кабаньЯ  голова  с  фисташками - мое любимейшее
Яство. ‚от чем Я охотно испортил бы себе желудок!
     - Ђ что бы вы сказали о паштете  из  дичи,  который  поели
остановившиесЯ   у   менЯ  сегоднЯ  утром  господа,  беспощадно
истребив все сооружение до последней корочки?
     - џ сказал бы, дЯдюшка —ирригири, что то была превосходнаЯ
еда, и Я воздал бы должное несравненному мастерству повара;  но
зачем  с  такой жестокостью разжигать наш аппетит миражем блюд,
чем-то запиваемых в данный миг, ибо вы не пожалели ни перца, ни
гвоздики, ни мускатного ореха, ни  других  возбудителей  жажды.
‚замен  этих  кушаний,  приказавших  долго  жить  кушаний,  чей
отменный вкус не подлежит сомнению, но не может подкрепить нас,
назовите нам лучше дежурные блюда, ибо прошедшее времЯ вызывает
одну лишь  досаду,  когда  дело  касаетсЯ  кухни,  и  голодному
желудку   всего  милее  за  столом  изъЯвительное  в  настоЯщем
времени. Љ черту прошедшее, в нем отчаЯние и пост! Ѓудущее  же,
по  крайней  мере,  позволЯет  желудку  предаватьсЯ  сладостным
мечтам. Џожалейте же горемык, усталых и голодных, как охотничьи
псы, и не терзайте нас рассказами о былых лакомствах!
     - ‚ы правы, почтеннейший, воспоминанием сыт не  будешь,  -
подтвердил —ирригири, - Я только не могу не посетовать, что так
неосмотрительно   растратил  все  запасы.  ‚чера  еще  кладоваЯ
ломилась у менЯ от снеди, а Я не далее как два часа тому  назад
имел  неосторожность  отправить в замок шесть горшочков паштета
из утиных печенок. € какие  то  были  печенки  -  великолепные,
грандиозные, поистине лакомые кусочки!
     - Ћх,  какой  брачный  пир у ѓамаша или в Љане ѓалилейской
можно было справить с теми блюдами, что уничтожены у вас  дотла
более  удачливыми  постоЯльцами!  Ќо  перестаньте  нас  томить;
описав нам все, чего у вас нет, скажите без лишних слов, что же
у вас есть.
     - € то правда. “ менЯ есть похлебка с гусиными потрохами и
капустой,  есть  ветчина  и   вЯленаЯ   треска,   -   призналсЯ
трактирщик,  изображаЯ  смущение,  точно  застигнутаЯ  врасплох
хорошаЯ хозЯйка, муж которой привел к обеду троих или  четверых
гостей.
     - Ћтлично!  -  хором  закричали  проголодавшиесЯ актеры. -
„авайте нам треску, ветчину и похлебку.
     - ‡ато какова, Я  вам  скажу,  похлебка!  -  взбодрившись,
раскатистым басом подхватил трактирщик. - ѓреночки поджарены на
чистейшем  гусином  жиру,  цветнаЯ  капуста на вкус амброзиЯ, в
Њилане не сыщешь лучшей, на заправку пошло сало белее снега  на
вершине Њаладетты; не похлебка, а пища богов!
     - “  менЯ  уже  слюнки  потекли! Џодавайте скорее, не то Я
сдохну с голоду! - возопил ’иран с  видом  людоеда,  почуЯвшего
свежее мЯсо.
     - ‘агаррига,  скорей накрывай на стол в большой комнате! -
крикнул —ирригири слуге, вероЯтно, воображаемому, так  как  тот
не  подал  ни  малейших  признаков  жизни,  несмотрЯ  на  столь
настойчивый призыв хозЯина.
     - џ  уверен,  что  и  ветчина  придетсЯ  по  вкусу   вашим
милостЯм,  она  может  соперничать  с  лучшими  ла-маншскими  и
байоннскими окороками. Ћна уварена в каменной соли,  и  как  же
аппетитно мЯсо, прослоенное розовым жиром!
     - Њы  свЯто верим вам, - перебил Џедант, терЯЯ терпение, -
но  поживее  подавайте  эту  ветчинную  диковину,  иначе  здесь
разыграютсЯ  сцены  людоедства,  как  на  потерпевших  крушение
галионах и каравеллах. Ђ мы не совершали ни одного преступлениЯ
в  духе  небезызвестного  ’антала  и  не  за  что  нас   мучить
видимостью неуловимых кушаний.
     - ‚ы  говорите  сущую  истину,  - невозмутимо ответствовал
—ирригири.  -ќй,  вы  там,  кухоннаЯ  братиЯ!  Џошевеливайтесь,
поворачивайтесь,    поспешайте!    Ќаши    благородные    гости
проголодались и не желают ждать!
     ЉухоннаЯ  братиЯ   не   откликнулась   так   же,   как   и
вышеназванный  ‘агаррига, по той веской, если и не уважительной
причине, что она ни в данное времЯ, ни вообще не  существовала.
…динственной   служанкой  в  харчевне  была  высокаЯ,  тощаЯ  и
растрепаннаЯ девушка по имени Њионетта, но воображаемаЯ дворнЯ,
которую  беспрестанно  призывал  —ирригири,  по   его   мнению,
придавала  харчевне  внушительность,  оживлЯла,  населЯла  ее и
оправдывала высокую плату за еду  и  ночлег.  •озЯин  "ѓолубого
солнца"  так привык выкликать по имени своих химерических слуг,
что и сам уверовал в их существование и чуть что не  удивлЯлсЯ,
почему  они  не  требуют жалованьЯ, впрочем, он мог быть только
признателен им за такую деликатность.
     “гадываЯ по вЯлому стуку посуды в  соседней  комнате,  что
ужин  еще  не готов, и желаЯ выиграть времЯ, трактирщик занЯлсЯ
восхвалением трески, -  тема  довольно  скуднаЯ  и  требовавшаЯ
незаурЯдного   красноречиЯ.   Љ   счастью,  —ирригири  научилсЯ
приправлЯть пресные блюда прЯностью своих речей.
     - ‚ашим милостЯм треска,  конечно,  представлЯетсЯ  грубой
пищей,  и  в этом есть долЯ правды; однако треска треске рознь.
ЊоЯ треска была выловлена у самых  отмелей  Ќовой  ‡емли  самым
отважным  рыбаком  ѓасконского  залива.  ќта  треска  отборнаЯ,
белаЯ, отменного вкуса и совсем не жесткаЯ; если ее пожарить  в
прованском  масле,  она  будет  куда  лучше  лососины,  тунца и
меча-рыбы. Ќаш свЯтой отец папа римский - да  отпустит  он  нам
грехи наши - другой и не употреблЯет постом; кушает он ее также
по  пЯтницам и по субботам и в другие постные дни, когда ему уж
очень приедЯтсЯ чирки да турпаны. Џьер ‹еторба, мой  поставщик,
снабжает  также  и  его  свЯтейшество.  Џапской  треской,  черт
побери, пренебрегать негоже, и вы, ваши милости, не побрезгуете
ею, на то вы и добрые католики.
     - Ќикто из нас и не  ратует  за  скоромную  убоину,  и  мы
почтем за честь наестьсЯ папской треской; только какого дьЯвола
эта  сказочнаЯ  рыба  медлит спрыгнуть со сковороды в тарелку -
ведь мы, того и глЯди, превратимсЯ в дым, как призраки и лемуры
на утренней заре, едва запоет петух.
     - …сть  жаркое  раньше   супа   никак   не   пристало;   с
гастрономической  точки  зрениЯ  это  все  равно  что  впрЯгать
повозку  впереди  волов,  -  с  величайшим  презрением  объЯвил
—ирригири,   -   воспитание  удержит  ваши  милости  от  такого
неприличиЯ.   Џотерпите!   Џохлебка   должна    еще    вскипеть
разок-другой.
     - ЉлЯнусь  рогами  дьЯвола  и  папским  пупом, согласен на
самую спартанскую похлебку, лишь бы  ее  подали  немедленно!  -
взревел ’иран.
     Ѓарон  де  ‘игоньЯк  ничего  не  говорил  и  не выражал ни
малейшего нетерпениЯ, -  ведь  он  ужинал  накануне!  ЏостоЯнно
недоедаЯ  в  своей  цитадели  голода, он понаторел в монашеском
воздержании, и столь частое потребление  пищи  было  внове  его
желудку.   €забелла   и   ‘ерафина   тоже  не  жаловались,  ибо
прожорливость не к  лицу  молодым  дамам,  которым  полагаетсЯ,
точно  пчелкам, насыщатьсЯ росой и цветочной пыльцой. ЏекущийсЯ
о своей худобе Њатамор, казалось, был в восторге от  того,  что
ему  удалось  затЯнуть  кушак  на следующую дырку, где вдобавок
свободно гулЯл Язычок прЯжки.  ‹еандр  зевал,  щеголЯЯ  зубами.
„уэньЯ   задремала,  и  три  складки  дрЯблой  кожи  выпЯтились
валиками из-под ее склоненного подбородка.
     „евочка, спавшаЯ на  другом  конце  скамьи,  проснулась  и
вскочила.  Ћна откинула с лица черные как смоль волосы, которые
словно слинЯли ей на лоб, настолько он  был  смугл.  Ќо  сквозь
загар  проглЯдывала  восковаЯ  бледность,  тусклаЯ, закоренелаЯ
бледность. Ќи кровинки на щеках с  выступающими  скулами.  Љожа
растрескалась   мелкими   чешуйками   на   синеватых  губах,  в
болезненной улыбке открывавших перламутровую белизну зубов. ‚сЯ
ее жизнь как будто сосредоточилась в глазах.
     Ћни казались огромными на  худеньком  личике,  а  чернота,
ореолом  окружавшаЯ  их,  подчеркивала лихорадочно-таинственный
блеск  этих  глаз.  Ѓелки  же  казались  почти  голубыми,   так
выделЯлись  на  них  темные  зрачки  и так оттенЯли их два рЯда
густых длинных ресниц. ‚ данный  миг  эти  удивительные  глаза,
прикованные  к украшениЯм €забеллы и ‘ерафины, выражали детский
восторг и кровожадную алчность. ЊаленькаЯ дикарка, конечно,  не
подозревала,  что  эти  мишурные драгоценности не имеют никакой
цены.   ‘веркание   золотого   галуна,   переливы   поддельного
венецианского жемчуга ослепили и зачаровали ее. Ћчевидно, она в
жизни   своей   не   видела   такого   великолепиЯ.  Ќоздри  ее
раздувались, легкий румЯнец выступил на щеках, злобнаЯ  усмешка
искривила  бледные губы, и зубы временами стучали дробно, как в
ознобе.
     Џо счастью, никто из труппы не обратил вниманиЯ на  жалкий
комок  трЯпьЯ, сотрЯсаемый нервной дрожью, ибо дикое и жестокое
выражение мертвенно-бледного личика могло напугать хоть кого.
     Ќе  в  силах  совладать  со  своим  любопытством,  девочка
протЯнула тонкую смуглую и холодную ручку, похожую на обезьЯнью
лапку,  и  со сладострастным трепетом пощупала платье €забеллы.
ќтот  потертый,  залоснившийсЯ  на  сгибах  бархат  казалсЯ  ей
новехоньким, самым богатым, самым пушистым в мире.
     Љак  ни  легко  было  прикосновение,  €забелла обернулась,
увидела жест девочки и по-матерински ласково улыбнулась ей.  Ќо
та,  едва  лишь почувствовала на себе посторонний взглЯд, мигом
придала  своему  лицу  прежнее  тупое  и  сонливо-бессмысленное
выражение,  показав  такое  врожденное  мимическое  мастерство,
которое сделало бы  честь  самой  искушенной  в  своем  ремесле
актрисе, и при этом протЯнула тоненьким голоском:
     - ‘овсем как покров богородицы на алтаре.
     ‡атем, опустив ресницы, чернаЯ бахрома которых доходила до
самых  щек,  она  откинулась  на  спинку  скамьи, сложила руки,
сплела большие пальцы и притворилась, будто заснула,  смореннаЯ
усталостью.
     „олговЯзаЯ растрепаннаЯ Њионетта объЯвила, что ужин готов,
и всЯ компаниЯ отправилась в соседнюю комнату.
     Ђктеры  отдали  должное кушаньЯм дЯдюшки —ирригири и, хотЯ
не получили обещанных деликатесов, тем не менее утолили  голод,
а  главное,  жажду,  подолгу  прикладываЯсь  к бурдюку, который
совсем почти опал, точно полынка, откуда вышел весь воздух.
     ‚се уже собрались встать из-за стола, как  около  харчевни
послышалсЯ  лай собак и топот копыт. ‡атем раздалсЯ троекратный
властный и нетерпеливый стук, показывавший, что новый гость  не
привык  долго  ждать.  Њионетта  бросилась  в  сени, отодвинула
засов, и, с размаху распахнув дверь, в комнату  вошел  мужчина,
окруженный сворой собак, которые чуть не сбили с ног служанку и
принЯлись   прыгать,  скакать,  вылизывать  остатки  кушаний  с
тарелок, мгновенно выполнив работу трех судомоек.
     Ћт хозЯйской  плетки,  хлеставшей  без  разбора  правых  и
виноватых,   сумЯтица,  как  по  волшебству,  улеглась;  собаки
забились под скамьи, тЯжело дыша, высунув Язык, положив  голову
на  лапы  или  свернувшись  клубком, а приезжий, с уверенностью
человека, который везде чувствует себЯ как дома, вошел,  громко
звенЯ шпорами, в ту горницу, где ужинали комедианты. —ирригири,
держа  берет в руке, семенил за ним с заискивающе-робким видом,
хотЯ был не из боЯзливых.
     Џриехавший остановилсЯ на пороге, небрежно коснулсЯ  рукой
краЯ шлЯпы и равнодушным взором оглЯдел комедиантов, которые, в
свою очередь, отдали ему поклон.
     ќто  был  мужчина  лет  тридцати-тридцати  пЯти; белокурые
волосы, завитые  в  длинные  локоны,  обрамлЯли  жизнерадостную
физиономию, раскрасневшуюсЯ от ветра и быстрого движениЯ. ѓлаза
у  него  были  Ярко-голубые,  блестЯщие  и выпуклые, нос слегка
вздернутый и приметно раздвоенный на  конце.  ђыжеватые  усики,
нафабренные  и  закрученные  кверху  в  форме  запЯтых, служили
дополнением к эспаньолке, напоминавшей листик  артишока.  Њежду
усиками  и бородкой улыбалсЯ румЯный рот, причем тонкаЯ верхнЯЯ
губа сглаживала впечатление чувственности, производимое полной,
красной,  прорезанной  поперечными  бороздками  нижней   губой.
Џодбородок  круто  загибалсЯ  вниз,  отчего  эспаньолка  стоЯла
торчком. Љогда он  бросил  шлЯпу  на  скамью,  обнажилсЯ  белый
гладкий лоб, обычно защищенный от жарких солнечных лучей полЯми
шлЯпы, из чего Явствовало, что у его обладателЯ до того, как он
покинул  двор  длЯ деревни, был очень нежный цвет лица. ‚ целом
весь   облик   оставлЯл   приЯтное    впечатление:    веселость
беззаботного   гулЯки   весьма   кстати  смЯгчала  высокомерие,
присущее   вельможе.   ќлегантный   костюм   вновь   прибывшего
доказывал, что маркиз - ибо таков был его титул - даже из своей
глуши поддерживал свЯзь с лучшими портными и модистками.
     Џросторный  кружевной  воротник  был  откинут  на короткий
камзол  Ярко-желтого  сукна,  расшитый  серебрЯным  аграмантом,
из-под  него  на  панталоны ниспадала волна тончайшего батиста.
ђукава этого камзола, или, вернее, курточки, открывали  рубашку
до  локтЯ;  голубые панталоны, украшенные спереди каскадом лент
соломенного цвета, спускались чуть пониже колен  до  сафьЯновых
сапог   с   серебрЯными   шпорами.  ѓолубой  плащ,  окаймленный
серебрЯным  галуном,  подхваченный  на  одном   плече   бантом,
довершал  весь  нарЯд,  быть  может,  чересчур  франтоватый длЯ
данного места и времени года,  но  нам  достаточно  двух  слов,
чтобы оправдать его, - маркиз был приглашен на охоту красавицей
€олантой  и  длЯ  этого  случаЯ  разоделсЯ  в пух и прах, желаЯ
поддержать свою давнюю репутацию, недаром он  слыл  щеголем  на
Љур-ла-ђен, среди самых изысканных модников.
     - …ды моим псам, овса моей лошади, ломоть хлеба с ветчиной
мне самому  и  каких-нибудь  объедков  моему  егерю!  -  весело
крикнул маркиз, садЯсь с краю стола возле ‘убретки, котораЯ при
виде такого блистательного кавалера встретила его зажигательным
взглЯдом и неотразимой улыбкой.
     —ирригири поставил  перед  маркизом  оловЯнную  тарелку  и
кубок,  который  ‘убретка  с грацией ѓебы наполнила до краев, а
маркиз  осушил  одним  духом.  Џервые  минуты  были   посвЯщены
утолению  охотничьего  голода,  самого  свирепого из всех видов
голода, по жестокости своей равного тому, что у греков  зоветсЯ
булимией;  потом маркиз обвел взглЯдом стол и заметил сидевшего
подле €забеллы барона де ‘игоньЯка,  которого  знал  в  лицо  и
только   что   встретил  на  дороге,  когда  вместе  с  другими
охотниками проезжал мимо повозки комедиантов.
     Ѓарон что-то нашептывал €забелле, а она улыбалась ему  той
томной,  еле  уловимой  улыбкой,  которую  можно назвать лаской
души, выражающей скорее симпатию, нежели веселость,  и  которой
не  обманешь  человека,  привычного  к общению с женщинами, а в
такого рода опыте у маркиза не было недостатка. ’еперь его  уже
не   удивлЯло   присутствие  ‘игоньЯка  в  бродЯчей  труппе,  и
презрение,  которое  внушал  ему  убогий  вид  беднЯги  барона,
значительно  смЯгчилось.  Ќамерение следовать за возлюбленной в
повозке ”еспида,  подвергаЯсь  всем  комическим  и  трагическим
случайностЯм  кочевой  жизни,  казалось  ему теперь проЯвлением
романтического  склада  и  широтой  натуры.   Ћн   дал   понЯть
‘игоньЯку,  что узнал его и сочувствует его побуждениЯм; однако
как человек  поистине  светский  не  стал  открывать  инкогнито
барона    и    всецело    занЯлсЯ    ‘убреткой,    осыпаЯ    ее
головокружительными комплиментами,  частью  искренними,  частью
шутливыми, на которые она отвечала в тон, заразительно смеЯсь и
пользуЯсь случаем щегольнуть своими великолепными зубами.
     †елаЯ  дать ход столь заманчивому приключению, маркиз счел
за благо показать себЯ  вдруг  страстным  любителем  и  великим
знатоком  театра.  Ћн  посетовал  на  то,  что  лишен в деревне
удовольствиЯ, которое дает  пищу  уму,  оттачивает  речь,  учит
тонким  манерам  и совершенствует нравы, и, обращаЯсь к ’ирану,
очевидно,  главе  труппы,  спросил   его,   нет   ли   у   того
обЯзательств,  которые  помешали  бы  ему представить несколько
лучших  пьес  своего  репертуара  в  замке  Ѓрюйер,  где  легко
соорудить сцену в бальной зале или в оранжерее.
     „обродушно  ухмылЯЯсь  в  щетину  своей окладистой бороды,
’иран ответил, что это проще простого и что его труппа,  лучшаЯ
из  всех  странствующих по провинции, охотно предоставит себЯ в
распорЯжение его светлости - "всЯ целиком, начинаЯ от ЉоролЯ  и
кончаЯ ‘убреткой", - добавил он с деланным простосердечием.
     - ‚от  и  отлично,  -  подхватил  маркиз.  - Ђ с условиЯми
затруднений не будет, цену назначайте сами; нельзЯ  торговатьсЯ
с ’алией, музой, которую весьма чтит Ђполлон и одинаково высоко
ставит  и  при  дворе  и в столице, а также и в захолустье, где
живут не такие уж простаки, как принЯто думать в Џариже.
     ‘казав это и не преминув многозначительно  пожать  коленку
‘убретке,  не  выказавшей  ни  капли испуга, маркиз встал из-за
стола, надвинул шлЯпу до бровей, жестом попрощалсЯ с актерами и
ускакал под  дружный  лай  своей  своры;  он  спешил  опередить
труппу, чтобы отдать распорЯжениЯ к ее приему в замке.
     —ас был уже поздний, а в путь предстоЯло тронутьсЯ ранними
утром,  так как замок Ѓрюйер находилсЯ на порЯдочном расстоЯнии
от харчевни, и если берберийский конь  в  короткий  срок  может
проскакать три-четыре мили по проселочным дорогам, то повозка с
тЯжелым грузом, запрЯженнаЯ порЯдком уже усталыми волами, будет
куда дольше тащитьсЯ по песчаной колее.
     „амы   удалились  за  перегородку  в  чулан,  где  на  пол
набросали сена; мужчины же остались в большой  комнате  и,  как
могли, разместились на скамьЯх и табуретах.


        IV. Џ’€—њ€ Џ“ѓЂ‹Ђ


     ‚озвратимсЯ  теперь  к девочке, которую мы оставили спЯщей
на скамейке, спЯщей  сном  чересчур  глубоким,  чтобы  не  быть
притворным.  …е  повадки внушают нам справедливые подозрениЯ, и
свирепаЯ алчность, с какой  ее  дикие  глазенки  уставились  на
жемчужное ожерелье €забеллы, вынуждает нас следить за каждым ее
шагом.
     €  в  самом деле, не успела затворитьсЯ за актерами дверь,
как  она  медленно  поднЯла  тЯжелые  темные  веки,  испытующим
взглЯдом  осмотрела  каждый угол комнаты и, убедившись, что все
ушли, соскользнула на  пол,  выпрЯмилась,  привычным  движением
отбросила  со лба волосы, направилась к двери и бесшумно, точно
тень, растворила ее. ‘ великой осторожностью,  стараЯсь,  чтобы
не  щелкнул  затвор,  закрыла дверь и, неслышным шагом дойдЯ до
краЯ изгороди, обогнула ее.
     ’еперь, не боЯсь, что ее увидЯт из дома, она  припустилась
бегом,  прыгаЯ через канавки с застоЯвшейсЯ водой, перескакиваЯ
через стволы срубленных елей, перемахиваЯ заросли вереска,  как
лань, спасающаЯсЯ от погони. „линные прЯди волос хлестали ее по
щекам,  точно  черные змеи, а временами падали на лоб, заслонЯЯ
глаза; тогда она на бегу с нетерпеливой досадой  откидывала  их
ладонью  за  уши;  впрочем,  ее  проворные ножки не нуждались в
помощи зрениЯ, - они вполне освоились с дорогой.
     Ќасколько  можно  было  судить  при  мертвом  свете  луны,
прикрытой  тучей,  словно  бархатной полумаской, местность была
необычайно мрачнаЯ и зловещаЯ. Ћдинокие  ели,  которым  зарубки
длЯ  добываниЯ  смолы сообщали сходство с призраками зарезанных
деревьев, выставлЯли свои кровоточащие раны над краем  песчаной
дороги,  белеющей  даже  в  ночной  тьме. ‡а ними в обе стороны
простирались темно-фиолетовые полЯ вереска, где грЯдой клубилсЯ
сероватый туман, в лучах ночного светила  казавшийсЯ  хороводом
привидений,  что  само  по  себе  могло  вселить  ужас  в людей
суеверных или мало знакомых  с  природными  особенностЯми  этих
диких мест.
     „евочка, должно быть привыкшаЯ к фантасмагориЯм пустынного
пейзажа,   невозмутимо   продолжала  свой  стремительный  путь.
Ќаконец   она   достигла    небольшого    холма,    увенчанного
двадцатью-тридцатью  елЯми,  образовавшими нечто вроде леска. ‘
необычайным проворством, без  тени  усталости,  взобралась  она
вверх   по  крутому  склону  на  вершину  пригорка.  Ћтсюда,  с
возвышенности, она оглЯделась вокруг  своими  зоркими  глазами,
казалось,  пронизывавшими  все  покровы  мрака,  но,  ничего не
увидев, кроме безбрежной пустыни, сунула два  пальца  в  рот  и
трижды свистнула, - от этого свиста путник, пробирающийсЯ ночью
лесами,  всегда  втайне  содрогаетсЯ,  хотЯ  и  приписывает его
пугливым неЯсытЯм или другим столь же безобидным  тварЯм.  …сли
бы  не пауза между каждым свистом, его можно было бы принЯть за
гуканье  орланов,  осоедов  и  сов,   столь   совершенно   было
подражание.
     ‚скоре  поблизости  зашевелилась  груда листьев, поднЯлась
горбом, встрЯхнулась, как разбуженный зверь, и  перед  девочкой
медленно выросла человеческаЯ фигура.
     - ќто  ты,  —икита? - сказал проснувшийсЯ. - —то нового? џ
уже перестал тебЯ ждать и вздремнул немного.
     ’от, кого разбудил призыв —икиты, был коренастый малый лет
двадцати пЯти-  тридцати,  сухощавый,  подвижной  и,  казалось,
готовый  на  любое  нечистое  дело;  он  мог  быть браконьером,
контрабандистом, тайным солеваром, вором и  разбойником:  этими
благородными  ремеслами он и занималсЯ либо порознь, либо всеми
сразу - смотрЯ по обстоЯтельствам.
     ‹уч луны, упавший на него сквозь тучи, будто сноп света  в
отверстие  потайного фонарЯ, выхватил его из темной стены елей,
и подвернись тут зритель, он мог бы разглЯдеть и облик бандита,
и его нарочито разбойничий нарЯд.  Ќа  лице,  медно-красном  от
загара,  как  у  дикарЯ-караиба,  сверкали глаза хищной птицы и
ослепительно-белые зубы с заостренными, точно у молодого волка,
клыками. ‹об, как у раненого, был повЯзан платком, сдерживавшим
копну жестких курчавых и непокорных волос, торчком стоЯвших  на
макушке;  на  нем  была  синЯЯ  плисоваЯ  куртка,  выцветшаЯ от
долгого употреблениЯ, с монетами на  проволочных  ушках  вместо
пуговиц, и широкие холщовые штаны; завЯзки от веревочных туфель
перекрещивались  на  крепких  и  сухопарых, как у оленЯ, икрах.
ЌарЯд  этот  завершалсЯ  широким  красным   шерстЯным   поЯсом,
несколько  раз обмотанным вокруг туловища от бедер до подмышек.
ЏоЯс оттопыривалсЯ  посреди  живота,  указываЯ  местонахождение
съестных  припасов  и  капиталов;  если бы малый повернулсЯ, за
спиной его обнаружилась бы торчавшаЯ сверху и снизу из-за поЯса
огромнаЯ валенсийскаЯ наваха, одна  из  тех  рыбовидных  навах,
клинок  которых укреплЯетсЯ поворотом медного кольца и носит на
своей поверхности столько красных отметок,  сколько  хозЯин  ее
совершил  убийств.  Ќам  неизвестно,  сколько  кровавых зарубок
насчитывала наваха Ђгостена, но судЯ по его виду можно было, не
поступаЯсь справедливостью, заключить, что их немало.
     ’аков был знакомец  —икиты,  с  которым  она  поддерживала
какие-то таинственные отношениЯ.
     - Ќу,  как,  —икита? ‚идела ты что-нибудь примечательное в
харчевне дЯдюшки —ирригири? - спросил Ђгостен, ласково  проводЯ
шершавой ладонью по волосам девочки.
     - ’уда  приехала повозка, полнаЯ людей, - ответила —икита.
- ‚ сарай внесли пЯть больших сундуков, наверно, очень тЯжелых,
потому что длЯ каждого понадобилось два человека.
     - ѓм! - протЯнул Ђгостен. - ‘лучаетсЯ, путешественники длЯ
пущей важности набивают сундуки камнЯми, видали мы такое.
     - Ќо  тут  у  трех  молодых  дам  платьЯ  обшиты   золотым
позументом,  -  возразила  —икита.  - Ђ у самой красивой на шее
нитка большущих белых зерен - при огне они  отливают  серебром;
ох, и какаЯ же это красота! ЉакаЯ роскошь!
     - †емчуг!  Ќедурно!  -  сквозь  зубы пробормотал бандит. -
’олько  б  он  не  был  фальшивым.   ’еперь   его   превосходно
подделывают  в  Њурано,  а  у  нынешних  любезников нет никаких
нравственных правил!
     - Њилый Ђгостен, - вкрадчиво продолжала —икита, - когда ты
перережешь горло той красивой даме, ты отдашь мне ожерелье?
     - ’олько его тебе не хватало! Ћно бы чудо  как  подошло  к
твоей   лохматой   голове,   к   твоей  замурзанной  рубашке  и
канареечной юбчонке.
     - џ столько раз выслеживала длЯ тебЯ добычу  и,  когда  от
земли  подымалсЯ  туман,  бегала босиком по росе, не жалеЯ ног,
лишь бы вовремЯ предупредить тебЯ. ‚едь Я ни разу  не  оставила
тебЯ  голодным, таскала еду в твои тайники, хоть сама и щелкала
зубами от лихорадки,  как  цаплЯ  клювом  на  краю  болота,  из
последних сил продиралась сквозь заросли и колючки.
     - „а,  ты  отважный  и верный друг, - подтвердил бандит, -
однако ожерелье-то еще не у нас в руках. ‘колько  ты  насчитала
мужчин?
     - Ћй,  много!  Ћдин высокий и толстый, весь оброс бородой,
один старый, двое  худых,  один  -  похожий  на  лисицу  и  еще
молодой, с виду - дворЯнин, хоть и плохо одет.
     - есть  мужчин,  -  задумчиво произнес Ђгостен, считаЯ по
пальцам. - “вы! Џрежде это количество не смутило бы менЯ! Ќо  Я
осталсЯ один изо всей шайки. …сть у них оружие, —икита?
     - “ дворЯнина есть шпага, а у длинного тощего - рапира.
     - Ќи пистолетов, ни пищалей?
     - Ќе  видала,  разве что их оставили в повозке, - ответила
—икита. - Ќо тогда  —ирригири  или  Њионетта  предостерегли  бы
менЯ.
     - Ќу,   что  ж,  попытаемсЯ,  устроим  засаду,  -  решилсЯ
Ђгостен. - ЏЯть сундуков, золотое  шитье,  жемчужное  ожерелье.
Њне случалось работать и ради меньшего.
     ђазбойник  и  девочка  вошли в лесок. „обравшись до самого
глухого места, они принЯлись раскидывать камни и валежник, пока
не докопались до засыпанных землей  пЯти-шести  досок.  Ђгостен
поднЯл  доски, отбросил их в сторону и по поЯс спустилсЯ в Яму,
которую они прикрывали. Ѓыл ли это  вход  в  подземелье  или  в
пещеру - обычное убежище разбойников? €ли тайник, где он хранил
награбленное  добро?  €ли  же  склеп, куда сваливал трупы своих
жертв?
     Џоследнее  предположение  показалось  бы   всЯкому   самым
правдоподобным,  если  бы на месте действиЯ были еще свидетели,
кроме громоздившихсЯ на елЯх галок.
     Ђгостен нагнулсЯ,  порылсЯ  на  дне  Ямы,  выволок  наружу
человеческую  фигуру,  застывшую  в  неподвижности, как мертвое
тело, и без  церемоний  швырнул  ее  на  край  Ямы.  Ќичуть  не
смутившись  таким  обращением  с  покойником,  —икита  за  ноги
оттащила тело на некоторое  расстоЯние,  обнаружив  неожиданную
длЯ столь хрупкого созданиЯ силу. ЏродолжаЯ свою жуткую работу,
Ђгостен  достал  из  этой  усыпальницы еще пЯть трупов, которые
девочка положила рЯдом с первым,  улыбаЯсь,  как  юнаЯ  ведьма,
готовЯщаЯ  себе  кладбищенский  пир.  ‡иЯющаЯ  могила,  бандит,
который тревожит прах своих жертв, и девочка, что помогает  ему
в  этом  нечестивом  деле,  - такаЯ картина на фоне черных елей
могла бы привести в трепет любого храбреца.
     ђазбойник взЯл один из трупов, отнес на  вершину  холма  и
придал  ему  стоЯчее положение, воткнув в землю кол, к которому
тот был привЯзан. ‚ такой  позе  труп  мог  издалека  сойти  за
живого человека.
     - “вы,  до  чего  довели  менЯ тЯжелые времена, - горестно
вздохнул Ђгостен. - ‚место  шайки  бравых  молодцов,  владеющих
ножом  и  мушкетом под стать отборным солдатам, у менЯ остались
только  чучела,  одетые  в  лохмотьЯ,  пугала  длЯ  проезжих  -
безгласные  созерцатели  моих  одиноких  подвигов!  ‚от это был
Њатасьерпес, храбрый испанец,  мой  закадычный  друг,  милейший
малый;  своей  навахой  ой метил физиономии прохвостов не хуже,
чем кистью, обмакнутой в красную краску.  Љстати,  чистокровный
дворЯнин,   горделив,   будто   произошел   от  бедра  ћпитера,
подставлЯл дамам руку, высаживаЯ их из кареты, и с  королевским
величием  обчищал горожан. ‚от его плащ, его поЯс, его сомбреро
с алым пером, - Я благоговейно, точно реликвии, выкрал эти вещи
у палача и нарЯдил в них соломенное  чучело,  которое  заменЯет
юного  героЯ, достойного лучшего удела. Ѓедный Њатасьерпес! …му
очень не хотелось, чтобы его вешали. €  не  то  что  он  боЯлсЯ
смерти - нет, в качестве дворЯнина он претендовал на право быть
обезглавленным.  Љ  несчастью,  он  не  носил  при  себе  своей
родословной, и ему пришлось умереть стоймЯ.
     ‚ернувшись к Яме, Ђгостен  взЯл  другое  чучело,  в  синем
берете.
     - Ђ  это  €скибайвал  - знаменитый храбрец, он был горЯч в
деле, но порой проЯвлЯл  слишком  много  рвениЯ  и  крушил  все
вокруг  -  а какого черта зрЯ истреблЯть клиентуру? ‚ остальном
он не был жаден к добыче, всегда довольствовалсЯ  своей  долей.
‡олотом он пренебрегал и любил только кровь, - истый молодец! Ђ
как  он  гордо  держалсЯ  под  пыткой  в  тот  день,  когда его
колесовали среди площади в Ћртеце! ђегул н  апостол  ‚арфоломей
не  терпеливее  его сносили мучениЯ. ќто был твой отец, —икита;
почти его памЯть н помолись за упокой его души.
     „евочка осенила себЯ  крестом,  н  губы  ее  зашевелились,
очевидно, произносЯ слова молитвы.
     ’ретье  пугало со шлемом на голове в руках Ђгостена издало
лЯзг  железа.  Ќа  изодранном  кожаном  колете  тускло   мерцал
железный  нагрудный щит, а на бедрах болтались застежки. Ѓандит
длЯ пущего блеска потер доспехи рукавом.
     - Ѓлеск металла во  мраке  внушает  иногда  благодетельный
ужас.  ‹юди думают, что перед ними отпускные солдаты. Ђ это был
истый рыцарь большой дороги - он действовал на ней, как на поле
брани, - хладнокровно, обдуманно, по всем правилам. Џистолетный
выстрел в упор похитил его у менЯ. ЉакаЯ  невозмутимаЯ  утрата!
Ќо Я отомщу за его смерть!
     —етвертый  призрак,  закутанный  в редкий, как сито, плащ,
был, подобно остальным, почтен надгробным словом.  Ћн  испустил
дух  во времЯ пытки, из скромности не пожелав сознатьсЯ в своих
деЯниЯх, с героической стойкостью отказываЯсь открыть не в меру
любопытному правосудию имена своих сотоварищей.
     Џо  поводу  пЯтого,  изображавшего  ”лоризелЯ  из   Ѓордо,
Ђгостен  воздержалсЯ  от дифирамбов, ограничившись сожалением в
сочетании с надеждой. ”лоризель, первый в провинции  ловкач  по
части  карманных  краж,  был  удачливее  своих собратьев: он не
болталсЯ на крюке виселицы, его не поливали дожди и не  клевали
вороны.  Ћн  путешествовал  за  счет  государства  по внешним и
внутренним морЯм па  королевских  галерах.  ќтот,  хотЯ  и  был
простым  воришкой  среди  матерых  разбойников,  лисенок в стае
волков, однако подавал большие  надежды  и,  пройдЯ  выучку  па
каторге,  мог  стать  настоЯщим мастером; совершенство сразу не
даетсЯ. Ђгостен с нетерпением ждал, чтобы  этот  славный  малый
сбежал с галер и вернулсЯ к нему.
     естой   манекен,   толстый  и  приземистый,  в  балахоне,
опоЯсанном широким кожаным ремнем,  в  широкополой  шлЯпе,  был
поставлен впереди остальных, как начальник команды,
     - ќто   почетное   место  по  праву  принадлежит  тебе,  -
обратилсЯ к  пугалу  Ђгостен,  -  тебе,  патриарху  благородной
вольницы,  Ќестору воровской братии, “лиссу клещей и отмычек, о
великий ‹авидалот, мой воспитатель  и  наставник.  ’ы  посвЯтил
менЯ  в  рыцари больших дорог, из нерадивого школЯра выпестовал
опытного головореза.  ’ы  обучил  менЯ  пользоватьсЯ  воровским
наречием   и  принимать  в  опасную  минуту  любой  облик,  как
блаженной памЯти  протей;  ты  обучил  менЯ  с  тридцати  шагов
попадать  в сучок на доске, гасить выстрелом свечу, как ветерок
проскальзывать в замочную  скважину,  точно  в  шапке-невидимке
шмыгать   по   чужим   домам,  безо  всЯкой  волшебной  палочки
отыскивать  самые  хитрые  тайники.  ‘колько   глубоких   истин
преподал  ты мне, великий мудрец, какими убедительными доводами
доказал, что работа удел дураков! Ћ, зачем мачехе-судьбе угодно
было уморить тебЯ голодом в пещере,  где  все  входы  и  выходы
охранЯли  солдаты, но куда сами они не смели проникнуть, - кому
охота, будь то  трижды  храбрец,  лезть  в  логово  льва?  „аже
умираЯ,  он  может  когтЯми  или  зубами прикончить с полдюжины
молодцов. Ђ теперь ты, чьим недостойным преемником мне довелось
стать, возьми на себЯ умелое предводительство этим смехотворным
отрЯдом воображаемых солдат, соломенных воЯк,  призраками  тех,
кого  мы утратили и кто, даже успокоЯсь навек, подобно мертвому
‘иду, способен  выполнить  свое  отважное  дело.  ‚аших  теней,
доблестные  разбойники,  достанет  на  то,  чтобы обобрать этих
лодырей.
     Џокончив со своей задачей, бандит пошел  взглЯнуть,  какое
впечатление  производЯт  с  дороги  его  рЯженые.  “ соломенных
бандитов вид был довольно свирепый и устрашающий -  с  перепугу
всЯкий   мог   обманутьсЯ,   узрев  их  во  мраке  ночи  или  в
предутренней мгле, в тот смутный час, когда старые  придорожные
ветлы  с  обломанными ветвЯми похожи на людей, грозЯщих кулаком
или заносЯщих нож.
     - Ђгостен, ты забыл вооружить их! - напомнила —икита.
     - ‚ самом деле, и как Я это упустил? - ответил  бандит.  -
Џравда,  и  у  величайших  гениев  бывают  минуты рассеЯнности.
‚прочем, это дело поправимое.
     €  он  всунул  в  неподвижные  руки  чучел  старые  стволы
мушкетов,  ржавые  шпаги  и  даже просто палки, нацелив их, как
дула; с таким арсеналом шайка  на  вершине  холма  приобрела  в
достаточной мере грозное обличие.
     - Ћт  деревни  до  трактира,  где можно пообедать, перегон
довольно длинный, значит, выедут они часа в три утра.  €  когда
будут  проезжать  мимо  засады, едва только начнет светать, что
всего благоприЯтнее длЯ наших воинов. „невной свет выдал бы их,
а ночной мрак сделал бы вовсе невидимыми.  Џока  что  вздремнем
немного.  Љолеса  в  повозке  немазаные,  их скрип, от которого
разбегаютсЯ даже волки, будет слышен издалека и  разбудит  нас.
Ќаш  брат спит, как кошки, вполглаза, так что мы мигом будем на
ногах!
     ‘ этим Ђгостен улегсЯ на сноп вереска.  —икита  прикорнула
возле  него,  чтобы  воспользоватьсЯ краем валенсийского плаща,
служившего ему одеЯлом, и  хоть  немного  согреть  свое  бедное
тельце,  которое  трЯсла  лихорадка. ‚скоре ей сделалось тепло,
зубы перестали стучать, и она перекочевала в царство  снов.  Њы
вынуждены признатьсЯ, что в ее детских грезах не витали розовые
херувимчики  с  белыми  крылышками  вместо шейных платочков, не
блеЯли чисто  вымытые  барашки,  украшенные  ленточками,  и  не
возвышались  леденцовые  дворцы  с цукатными колоннами. Ќет, ей
снилась отрубленнаЯ голова €забеллы, котораЯ  держала  в  зубах
жемчужное  ожерелье  и  прыгала  из стороны в сторону, стараЯсь
увернутьсЯ от протЯнутых рук девочки. —икита  так  металась  во
сне, что будила Ђгостена, и он ворчал, прерывал храп:
     - …сли  ты  не угомонишьсЯ, Я отправлю тебЯ пинком в овраг
барахтатьсЯ с лЯгушками.
     —икита знала, что Ђгостен слов  на  ветер  не  бросает,  и
теперь боЯлась шевельнутьсЯ. ‚скоре только ровное дыхание обоих
выдавало присутствие живых тварей в этом мрачном безлюдии.
     Џосреди  ланд  бандит  и  его маленькаЯ сообщница еще пили
блаженный напиток из черной чаши сна, когда в харчевне "ѓолубое
солнце" погонщик, постучав палкой  оземь,  разбудил  актеров  и
сказал, что пора трогатьсЯ в путь.
     ‚се  кое-как  разместились в повозке на торчавших уступами
сундуках, и ’иран  сравнил  себЯ  с  небезызвестным  Џолифемом,
возлежавшим  на  гребне  горы,  что  не  помешало  ему  тут  же
захрапеть во всю мочь; женщины забрались в самый дальний  конец
под  навес  и довольно удобно устроились на валике из свернутых
декораций. ЌесмотрЯ на ужасающий скрип колес, которые  стонали,
визжали,  рычали,  хрипели,  путники  забылись  тЯжелым  сном с
нелепыми, несвЯзными  кошмарами,  где  грохот  и  лЯзг  повозки
превращалсЯ  в  рев  диких  зверей  или  в  крики  умерщвлЯемых
младенцев.
     ‘игоньЯк,  возбужденный  новизной  приключениЯ  и   суетой
кочевой  жизни,  столь  отличной  от  монастырской тишины в его
родном замке, один шагал рЯдом с фургоном. Ћн мечтал  о  нежной
прелести   €забеллы,  чьЯ  красота  и  скромность  скорее  были
свойственны благородной девице, нежели странствующей актрисе, и
старалсЯ придумать, как бы заслужить ее любовь, не  подозреваЯ,
что  дело  уже  сделано,  что  он затронул самые чувствительные
струны ее души и милаЯ девушка отдаст ему сердце в тот же  миг,
когда он об этом попросит. ђобкий барон воображал уйму страшных
и  необычайных  приключений,  самоотверженных  подвигов  в духе
рыцарских романов, чтобы иметь повод к дерзкому  признанию,  от
которого  у  него  заранее  захватывало  дух;  а  между тем это
немыслимое признание уже было Ясно  выражено  огнем  его  глаз,
дрожью  в  голосе,  приглушенными вздохами, неловким вниманием,
которым он окружал €забеллу, и рассеЯнными ответами на  вопросы
других  комедиантов.  •отЯ  он  не произнес ни слова о любви, у
молодой женщины на этот счет не оставалось сомнений.
     ‡абрезжило  утро.  Џо  краю  равнины  протЯнулась  полоска
бледного  света,  и  на  ней  четко,  несмотрЯ  на  расстоЯние,
обрисовались черные контуры трепещущего вереска и даже  кончики
трав.  ’ронутые  первым  лучом  лужицы  засверкали, как осколки
разбитого зеркала. Џослышались легкие  шорохи,  и  в  недвижном
воздухе  вверх  потЯнулись  дымки,  говорЯ  о том, что в разных
точках  этой  пустыни  возобновилась  деЯтельнаЯ   человеческаЯ
жизнь.  Ќа  порозовевшей  ленте  зари  возник  странный силуэт,
похожий издали на циркуль, которым невидимый геометр вздумал бы
измерЯть  ланды.  ќто  пастух  на  ходулЯх,  точно   гигантский
паук-сенокосец, шагал по пескам и болотам.
     ‡релище это не было внове длЯ ‘игоньЯка и не занимало его;
но, несмотрЯ  на  глубокое раздумье, он все же обратил внимание
на блестЯщую точку, сверкавшую в густой еще тени той купы елей,
где мы оставили Ђгостена и —икиту. ќто  не  мог  быть  светлЯк;
пора,   когда  любовь  зажигает  червЯков  своим  фосфорическим
сиЯнием, миновала за несколько месЯцев до того. Њожет быть,  то
смотрела  из  темноты  одноглазаЯ ночнаЯ птица? ’очка ведь была
одна.  Ќо  такое  предположение  не  удовлетворило   ‘игоньЯка;
мерцающий огонек напоминал скорее зажженный фитиль мушкета.
     Ђ повозка меж тем продолжала п