ле
одного из представителей названного семейства, хотЯ бы в виде чучела. Ђ Я не
так богат, чтобы его приобрести.  €наче  Я  бы  пункт  за  пунктом  проверил
высказанную  выше  гипотезу  и  вскоре  определил  бы  доподлинную   природу
загадочной  твари,  в  чьей   принужденной   позе   угадывалось   внутреннее
благородство. ѓордЯсь  тем,  что  сумел  проникнуть  в  тайну  двойственного
организма, и сгораЯ желанием узнать поболее об этом  чуде,  Я  наблюдал  сию
незавершенную метаморфозу! € хотЯ у незнакомца не было  человеческого  лика,
он  казалсЯ   прекрасным,   как   пара   щупальцеобразных   длинных   усиков
какого-нибудь насекомого,  или  как  поспешное  погребение,  или  как  закон
регенерации поврежденных органов, или, вернее всего, как  отменно  зловоннаЯ
трупнаЯ жидкость! Ќе обращаЯ  ни  малейшего  вниманиЯ  на  все  происходЯщее
вокруг, пеликаноглавый субъект смотрел прЯмо перед собою!  Ќо  лучше  отложу
конец этого описаниЯ до  другого  раза.  Џока  же,  без  затей  и  поскорее,
продолжу свой рассказ, поскольку  и  вам  не  терпитсЯ  узнать,  к  чему  же
клонитсЯ мой вымысел (дай-то Ѓог, чтоб это оказалсЯ чистый вымысел!),  и  Я,
со своей стороны, имею твердое намерение поведать  все,  что  собиралсЯ,  за
один раз (ни в коем случае не за два!). € пусть  никто  не  смеет  упрекнуть
менЯ в трусости. ЌайдетсЯ ли смельчак, который, очутись он на моем месте, не
услышал, приложив ладонь к груди, как учащенно бьетсЯ его  сердце.  „а  вот,
кстати говорЯ, совсем недавно  в  Ѓретани,  в  одном  приморском  городишке,
скончалсЯ бывалый морЯк, с которым некогда  приключилась  не  менее  ужаснаЯ
историЯ. Ћн был  капитаном  дальнего  плаваниЯ  на  корабле,  принадлежавшем
некоему судовладельцу из ‘ен-Њало. Љак-то раз, проплавав в море год и месЯц,
он вернулсЯ к семейному очагу, и как раз в этот  день  супруга  осчастливила
его наследником, законность коего он мог признать лишь вопреки всем  законам
природы; еще не оправившись от родов, она лежала в постели.  Ќе  обнаруживаЯ
ни  удивлениЯ,  ни  гнева,  капитан  спокойно  предложил  жене   одетьсЯ   и
прогулЯтьсЯ с ним вдоль городского вала. Ђ дело было в Январе. ‚ал  ‘ен-Њало
высок и, когда дует северный ветер, даже  самые  отчаЯнные  не  решаютсЯ  на
подобную прогулку. ЃеднаЯ женщина повиновалась и пошла  за  ним  смиренно  и
молча, по возвращении же свалилась  в  горЯчке.  €  в  ту  же  ночь  умерла.
Љонечно, то была слабаЯ женщина. Ќо Я, мужчина, оказавшись  перед  лицом  не
менее драматического испытаниЯ, не могу ручатьсЯ, что  не  дрогнет  ни  один
мускул на моем лице! …два  лишь  скарабей  дополз  до  кочки,  как  человек,
обратив воздетую руку на запад (как  раз  туда,  где  в  облаках  схватились
гриф-ЯгнЯтник с американским филином),  стер  с  клюва  блистающую,  подобно
бриллианту, всеми цветами радуги слезу и сказал скарабею: "„околе будешь  ты
катать несчастный этот шар? ’воЯ месть ненасытна, меж тем как у женщины, чьи
руки и ноги ты когда-то скрутил  жемчужными  нитЯми,  превратив  в  аморфный
многогранник, дабы удобнее было  толкать  ее  твоими  членистыми  лапами  по
равнинам и по дорогам, по камнЯм и по колючим кустам (дай мне взглЯнуть, она
ли это в самом деле!), - у этой женщины давно  уж  раздробились  все  кости,
отшлифовались в результате трениЯ качениЯ суставы, слились и слиплись  части
тела, так что все оно, утратив  природные  углы  и  изгибы,  превратилось  в
однородную массу, в месиво из твердых  и  мЯгких  тканей  и  принЯло  форму,
близкую к шарообразной! Ћна уже давно мертва, так предай же ее останки земле
и смотри, как бы переполнЯющаЯ тебЯ Ярость не разрослась сверх всЯкой  меры;
уже не жажда справедливого  возмездиЯ,  а  самолюбие  руководит  тобою,  оно
скрываетсЯ под стенками твоей черепной коробки и уже распирает  ее,  подобно
призраку, вздымающемч свой саван".  ’ем  временем  ЯгнЯтник  и  американский
филин, поглощенные схваткой, незаметно длЯ самих себЯ переместились ближе  к
нам. ‘карабей, изумленный услышанным, вздрогнул и  -  что  могло  бы  прежде
показатьсЯ ничем не примечательным движением,  а  ныне  послужило  признаком
неудержимого гнева - стал грозно скрести задними лапами о  край  надкрыльев,
издаваЯ пронзительный треск, в котором можно было различить слова: "Ћт  тебЯ
ли слышу Я эти трусливые речи? “ж не забыл ли ты, о брат мой, обо всем,  что
было? ќта женщина предала нас обоих. ‘начала тебЯ, потом и менЯ. € по-моему,
такое оскорбление не должно (да, не должно бы!) стеретьсЯ в памЯти  с  такою
легкостью. ‘ такою легкостью! ’ы, великодушнаЯ натура, уже готов простить. Ђ
вдруг - почем ты знаешь! - хотЯ все атомы перепутались, и тело этой  женщины
напоминает круто замешанное тесто (теперь не времЯ доискиватьсЯ, хотЯ  самое
поверхностное исследование могло  бы  проЯснить  вопрос  о  том,  что  более
способствовало его плотности: совокупное ли воздействие пары  тЯжелых  колес
или же мое неукротимое рвение), она еще жива? Њолчи и не мешай мне  мстить".
€, вновь толкаЯ шар, он двинулсЯ в дальнейший путь. Љогда же он  скрылсЯ  из
виду, пеликан вскричал: "‘воею колдовскою силой та женщина обратила  менЯ  в
птицеглавое чудище, а брата - в скарабеЯ, так,  может  быть,  она  и  впрЯмь
заслуживает еще и не таких мучений, как  те,  что  были  мною  перечислены".
“слышанное (во сне иль наЯву - не знаю) внезапно  открыло  мне,  что  вражда
столкнула там, на небе, в кровавых объЯтиЯх ЯгнЯтника  и  филина,  и  тогда,
откинув голову, как капюшон, дабы раздуть меха  своих  легких  и  обеспечить
беспрепЯтственный выход воздушному току, Я, глЯдЯ ввысь, возопил:  "ќй,  вы,
остановитесь, прекратите распрю! ‚ы оба правы, она клЯлась в любви  обоим  и
обоих  обманула.  Ќо  не  вы  одни  обмануты  коварной.   Ћна   лишила   вас
человеческого облика, жестоко надругавшись  над  самыми  свЯтыми  чувствами.
Ќеужто вы не верите мне! Љак бы то ни было, она мертва, и скарабей, невзираЯ
на жалость, которой поддалсЯ его брат, перваЯ жертва ее вероломства, подверг
обманщицу суровой каре, котораЯ оставила  на  ней  неизгладимый  след".  ќти
слова положили конец поединку, противники уже не рвали друг у друга перьЯ  и
клочьЯ мЯса - и  правильно.  Ђмериканский  филин,  прекрасный,  как  формула
кривой, которую описывает пес, бегущий за своим хозЯином, скрылсЯ  в  руинах
старого монастырЯ. џгнЯтник, прекрасный,  как  закон  затухающего  с  годами
роста грудной клетки  при  диспропорции  между  тенденцией  к  увеличению  и
количеством усваиваемых организмом молекул,  взмыл  ввысь  и  растворилсЯ  в
поднебесье. Џеликан, чей  благородный  порыв  потрЯс  менЯ  тем  более,  что
показалсЯ неестественным, вновь застыл на кочке, величественный,  как  маЯк,
привлекающий взоры всех плавающих по  океану  жизни  одушевленных  челноков,
дабы, памЯтуЯ о его  примере,  они  остерегались  любви  злых  волшебниц.  Ђ
скарабей,  прекрасный,  как  трЯсущиесЯ  руки  алкоголика,  почти  исчез  за
горизонтом. џ же вырвал мускул из собственной левой руки,  ибо  был  слишком
взволнован судьбою четверых несчастных и не ведал, что творю. Ђ Я-то  думал,
что это просто ком навоза... ‚от дурень...

     (3) Џериодическое отмирание всех  человеческих  чувств  это  не  пустые
слова, как может показатьсЯ. €ли во  всЯком  случае  не  такие  пустые,  как
многое другое в том же роде. Џусть поднимет  руку  тот,  кто  всерьез  готов
обратитьсЯ к палачу с просьбой заживо содрать с себЯ  кожу.  Џусть  поднимет
голову тот, кто охотно подставит грудь под  пули.  џ  поищу  глазами  шрамы,
сосредоточу всю остроту осЯзаньЯ  на  кончиках  пальцев  дабы  ощупать  тело
такого чудака, удостоверюсь, забрызган ли мой  белоснежный  лоб  мозгами  из
простреленного черепа. Ќет, любителЯ подобных самоистЯзаний  не  найдетсЯ  в
целом свете. џ не ведаю смеха, это верно, ибо до сих  пор  еще  ни  разу  не
смеЯлсЯ.  Ћднако  было  бы  опрометчиво  утверждать,  будто  губы   мои   не
растЯнулись бы при  виде  человека,  который  заЯвил  бы,  что  этакое  диво
существует. Ќо то, чего никто не пожелал бы длЯ себЯ, в  избытке  выпало  на
мою несчастную долю. Џравда, мне не приходилось корчитьсЯ от боли, да это бы
еще и ничего. ‡ато мой ум  иссох  от  постоЯнных,  напрЯженных,  иступленных
размышлений, он стонет, он вопит, точно лЯгушки, чье мирное болото  посетила
стаЯ алчных цапель или прожорливых фламинго. Ѓлажен, кто безмЯтежно спит  на
мЯгком ложе из пуха, выщипанного с груди  полЯрной  гаги,  не  замечаЯ,  что
выдает себЯ врагу. џ же не смыкаю глаз вот уже три с лишним десЯтка  лет.  ‘
самого недоброй памЯти днЯ моего рождениЯ Я воспылал неукротимой  ненавистью
ко всем лежанкам, приспособленным длЯ усыплениЯ. џ выбрал этот  жребий  сам,
здесь нет ничьей вины. ’ак что отбросьте подозрениЯ - они излишни. ‚ы видите
блеклый венок на моей  голове?  …го  сплело  само  упорство  своими  тонкими
перстами. € пока горЯчий, как  расплавленный  металл,  жизнетворный  ток  не
остановитсЯ  в  жилах  моих,  Я  не  усну.  Љаждую  ночь  Я  заставлЯю  свое
воспаленное око неотрывно взирать на звезды в квадрате окна. Ђ  меж  опухших
век длЯ пущей верности вставлЯю щепку. €, не менЯЯ положениЯ,  прислонЯсь  к
холодной стенке, простаиваю напролет всю ночь, и стоЯ встречаю  утро  нового
днЯ. Џорою все же мне случаетсЯ грезить, но при этом Я вполне  владею  своим
сознанием и телом, ибо да  будет  вам  известно,  что  и  кошмары,  холодным
фосфорическим огнем пылающие по углам, и лихорадочнаЯ дрожь, что прикасаетсЯ
своей культей к моим щекам, и монстры, потрЯсающие окровавленными когтЯми, -
суть творениЯ моего ума: он плодит и кружит их в бешеной плЯске, чтобы найти
занЯтие в вечном своем бдении. Џусть свободнаЯ волЯ - лишь  слабаЯ  былинка,
но она постоит за себЯ, она объЯвлЯет бесстрашно и твердо,  что  никогда  не
примет в число своих чад тупое забытье, -  ибо  спЯщий  слабее  оскопленного
самца, Ѓессонница истощает плоть, сокращает путь к могиле,  так  что  уже  и
ныне Я ощущаю запах кладбищенских кипарисов, -  пусть  так,  но  все  равно,
пресветлый лабиринт моего сознаниЯ ни за что не выдаст своих свЯтынь  глазам
’ворца. ‘окровенное чувство чести, в чьи благодатные объЯтиЯ менЯ неудержимо
тЯнет, велит мне всеми силами противитьсЯ  такому  униженью.  ‘уровый  страж
беспечной  души,  Я  не  позволЯю  своему  утомленному  стану  согнутьсЯ   и
опуститьсЯ на ложе трав в тот час,  когда  на  побережье  зажигаютсЯ  ночные
фонари. ѓордый победитель, Я ускользаю из тенет коварного мака. Ќе диво, что
сердце мое, ожесточившись в  этой  нечеловеческой  борьбе,  замуровало  свои
помыслы в собственных недрах, уподобившись голодному, что пожирает сам себЯ.
Ќеприступный, как титан, Я прожил весь свой век, не смыкаЯ широко  отверстых
глаз. Љонечно, днем,  как  хорошо  доказывает  опыт,  каждый  может  успешно
противостоЯть  ‚еликому  трансцендентному  Ћбъекту  (как  он  зоветсЯ,  всем
известно), ибо в это времЯ суток наша  волЯ  готова  защитить  себЯ  и  дать
нешуточный отпор. Ќо вот всю землю и  всех  людей,  не  исключаЯ  тех,  кого
наутро ожидает виселица, обвалакивает сумрак ночи, и тогда... о, как страшно
видеть,  что  твой  мозг  -  в  кощунственных  чужих  руках!  Ѓеззастенчивый
проклинает насильника, но поздно, дело  сделано:  целомудренный  его  покров
изорван в клочьЯ. Џозор! дверь  нашего  убежища  взломана,  и  все  доступно
разнузданному любопытству Ѓожественного  ‚ора.  Ќе  смей  терзать  менЯ  так
подло, слышишь, ты, мерзкий соглЯдатай моих мыслей! џ существую, и значит  Я
- это Я, и никто другой. џ не потерплю двоевластиЯ.  џ  желаю  распорЯжатьсЯ
своею сокровенной сутью единолично. џ  должен  быть  свободен...  или  пусть
обратЯт менЯ в гиппопотама. Џровались сквозь  землю,  невидимый  бич,  и  не
раскалЯй добела моей Ярости. ‚ одном мозгу нет места длЯ менЯ и длЯ  ’ворца.
‚новь ночь окрашивает мглою быстротечные часы, и вот, глЯдите,  человек,  не
устоЯвший перед силой сна: каков он, распростертый на постели, что увлажнена
его холодным потом? €  что  такое  это  ложе,  впитавшее  агонию  затухающих
чувств, как не сколоченный из тесаных сосновых досок гроб? Њедленно,  словно
под натиском некоей безликой стихии, отступает волЯ. ‹ипкаЯ смола  застилает
глаза. Љак разлученные друзьЯ, тЯнутсЯ друг к другу веки. ’ело  превратилось
в труп, хотЯ и дышащий. ђуки  и  ноги  недвижимы,  словно  четыре  массивных
бревна пригвоздили к матрасу. Ђ простыни, вы только посмотрите,  простыни  -
как саван. ‚от и курильница, в которой дымитсЯ  ритуальный  фимиам.  Џодобно
далекому морю, ропщет и подступает все ближе к  изголовью  вечность.  ‡емное
жилище исчезло, падите ниц, о смертные, здесь осиЯнный  свечами  придел  длЯ
отпеваньЯ! ‘лучаетсЯ порою, что  плененный  разум,  пытаЯсь  сбросить  оковы
глубокого сна и победить свое природное несовершенство, вдруг  с  изумленьем
замечает, что обратилсЯ в погребальный обелиск, и, рассуждаЯ  с  безупречной
логикой, мыслит так: "ЌелегкаЯ задача - восстать с этого ложа. ЊенЯ влекут в
повозке  к  двустолпной  гильотине.  Љак  странно:  мои  руки  омертвели   и
уподобились бесчувственным колодам. ЏресквернаЯ это штука, когда тебЯ во сне
везут на эшафот". Љровь стучит в голове. ‘удорожно, со всхлипом,  вздымаетсЯ
грудь. ‚се тело напружинилось, но каменнаЯ глыба не дает  пошевельнутьсЯ.  €
наконец Явь прорывает пленку сновидений! Ќо если борьба  строптивого  "Я"  с
безжалостной  каталепсией  сна   затЯгиваетсЯ   надолго,   то   замороченный
галлюцинациЯми  разум  впадает  в  бешенство.  €,  подстрекаемый  отчаЯньем,
распалЯетсЯ все больше, пока не одолеет естество и сон, почучв,  что  жертва
ускользает, не выпустит ее и не умчитсЯ прочь с позором и  досадой.  Ѓросьте
щепотку пепла в мои пылающие глазницы. Ќе глЯдите в мои вечно открытые  очи.
ЏонЯтно ль вам, какие муки Я терплю  (зато  ликует  гордость)?  Љаждый  раз,
когда ночь сулит всем людЯм негу и покой, один небезызвестный  мне  смертный
вышагивает под открытым небом. џ опасаюсь одного: как бы  не  сломила  моего
упорства старость. —то ж, пусть настанет тот роковой день, когда Я засну! Ќо
лишь только проснусь, бритва не замедлит впитьсЯ в мое горло и тем  докажет,
что уж она-то - самаЯ доподлиннаЯ Явь.

     (4) ... Љто, кто дерзнул втихомолку,  как  злоумышленник,  подползти  к
сумрачной груди моей, петлЯЯ длинным телом? Љто б ни  был  ты,  сумасбродный
питон, что за причина твоего нелепого визита? Ќестерпимые муки  совести?  Ќо
не слишком ли далеко зашла твоЯ надменнаЯ самоуверенность, удав, если ты мог
безрассудно  предположить,  будто  твой  вид  заставит  менЯ   счесть   тебЯ
раскаЯвшимсЯ преступником. „а, ты исходишь белой пеной, однако в ней Я  вижу
только признак бешеной злобы. €ли тебе неизвестно, что взор  твой  вовсе  не
горит свЯтым  огнем?  Џойми  же,  если  бы  Я  принЯлсЯ,  как  ты  заносчиво
воображаешь, расточать тебе утешительные  слова,  то  это  обличало  бы  мое
полнейшее невежество в физиогномике. ‚глЯдись-ка, да  попристальнее,  в  то,
что Я с не меньшим, чем другие люди,  основаньем,  именую  своим  лицом.  ’ы
думаешь, оно в слезах? ’ы обманулсЯ, василиск. ’ебе придетсЯ  обратитьсЯ  за
сочувствием к кому-нибудь другому, а Я, хотЯ бы и  хотел,  решительно  не  в
силах выжать из себЯ ни капли состраданьЯ. „а и вообще, какие вразумительные
доводы могли привлечь тебЯ сюда, на твою же погибель? џ не могу  вообразить,
чтоб ты не понимал, что мне достаточно лишь надавить  пЯтою  на  треугольную
твою гадючью  голову,  и  мЯгкий  дерн  саванны  покраснеет  и  обратитсЯ  в
мерзостное месиво.
     - €счезни, скрой поскорее с глаз моих свой восковой преступный лик!  Ќе
Я, а ты сам - тот призрак, что померещилсЯ тебе со страху. ’ак  откажись  же
от ложных наветов, или теперь уж Я примусь обличать тебЯ, а птица-секретарь,
пожирающаЯ змей и рептилий, менЯ поддержит.  —то  за  чудовищное  наважденье
мешает тебе узнать менЯ? €ли ты забыл, чем мне обЯзан, забыл о том, что  это
Я даровал тебе жизнь, вырвав ее из мрачного хаоса, а ты поклЯлсЯ служить мне
верно и до гроба. ‚ счастливом детстве (а то была пора  наивысшего  расцвета
твоих духовных сил) ты, бывало, с быстротою серны обгонЯл всех,  взбегал  на
холм,  чтобы  протЯнуть  ручонки  навстречу  животворным  лучам  восходЯщего
солнца. „ивные, как перлы, и переливчатые, как алмазы, звуки исторгались  из
твоего звенЯщего горла и сливались в гармоничные  трели  протЯжно-хвалебного
гимна. ’еперь же ты отбросил, как грЯзное рубище,  то  кроткое  терпение,  с
которым Я так долго пестовал тебЯ. Ѓлагодарность, что жила в  твоем  сердце,
испарилась, как лужа в летний зной, а на ее месте укоренилась  и  разрослась
до трудноописуемых размеров самолюбиваЯ гордынЯ. „а кто ты такой, чтобы  так
безрассудно полагатьсЯ на слабые свои силенки?
     - Ђ ты, кто ты, кичащийсЯ своим могуществом? Ћ нет,  Я  не  ошибсЯ,  и,
какие бы обличьЯ ты ни  принимал,  перед  моими  очами,  как  вечный  символ
произвола и жестокой тирании, горит огнем твоЯ змеинаЯ  голова!  Ћн  пожелал
взЯть  в  руки  бразды  правлениЯ  всем  миром,  но  оказалсЯ  не   способен
властвовать! Ћн пожелал наводить страх на всю  вселенную,  да  не  смог.  Ћн
возомнил себЯ царем мирозданиЯ, но это оказалось  заблужденьем.  Џрезренный!
Ќеужто только в этот час расслышал ты мЯтежный гул, что  раздаетсЯ  во  всех
земных  и  небесных  сферах,  неужто  только  ныне   этот   вопль,   подобно
мощнокрылому урагану,  ударил  тебе  в  уши  и  разорвал  на  мелкие  клочки
шероховатую поверхность твоей непрочной барабанной перепонки?
     “ж недалек тот день, когда моЯ рука повергнет тебЯ в прах  и  с  прахом
смешаетсЯ  твое  Ядовитое  дыхание;  Я  вырву  твое  сердце,  а   скрюченный
предсмертными судорогами труп оставлю на дороге,  дабы  ошеломленный  путник
знал: сие еще трепещущее тело, чей вид пригвоздил его к месту и  лишил  дара
речи, похоже, если здраво разобратьсЯ, всего лишь на прогнивший и  рухнувший
от дрЯхлости дуб! Љакие крохи жалости удерживают менЯ сейчас, когда ты предо
мною?! Ћтступи же  по  собственной  воле,  изыди,  говорю  тебе,  иди  отмой
неизмеримый свой позор кровью новорожденного младенца  -  ведь  таково  твое
обыкновение, „остойнаЯ тебЯ привычка. Џрочь... ступай, куда глаза глЯдЯт.  џ
осудил тебЯ на вечные скитаньЯ. Ќа одиночество и  бесприютность,  €ди  же...
иди, пока не отнимутсЯ ноги.  Ѓлуждай  среди  песков  пустыни  до  скончаниЯ
веков, пока вечный мрак  не  поглотит  светила  небесные.  Ќабредешь  ли  на
тигриное логово - его хозЯин броситсЯ прочь, лишь бы не видеть в тебе, как в
зеркале,  точное  отражение  своей  свирепости,  вознесенной  на   постамент
чистейшего разврата. …сли же, понукаемый усталостью,  ты  остановишьсЯ  близ
моего дворца, если взойдешь на каменные плиты, меж которых растут колючки  и
чертополох, будь осторожен: не стучи  подошвами  своих  драных  сандалий  по
изукрашенным  галереЯм,  ступай  легко,  на  цыпочках.  €  это   не   пустое
предостереженье. Ќе ровен час,  разбудишь  юную  мою  супругу  с  малолетним
сыном, которые покоЯтсЯ в свинцовом подземелье, под стенами замка  и  жуткие
стоны заставЯт тебЯ побледнеть. €х жизни пресекла твоЯ прихоть, и  хоть  они
всегда  твердо  знали,  как  страшна  твоЯ  мощь,  но  все-таки  не  ожидали
(свидетельство тому - их предсмертные речи),  что  приговор  окажетсЯ  столь
беспощадным!  €  уж  тем  более  старайсЯ  незаметно   проскользнуть   через
безмолвные пустые залы  с  потускневшими  гербами  на  усыпанных  изумрудами
стенах, где стоЯт горделивые статуи  моих  славных  предков.  ќти  мраморные
изваЯниЯ ненавидЯт тебЯ, берегись их ледЯного взглЯда. ’о говорЯт тебе  уста
единственного и последнего из их потомков. ‚зглЯни на их  занесенные  то  ли
длЯ обороны, то ли длЯ  страшного  удара  руки,  на  их  надменно  вскинутые
головы. “ж верно, они догадались,  какое  зло  ты  причинил  мне,  и,  если,
двигаЯсь вдоль рЯда отполированных до блеска  глыб,  на  которых  стоЯт  эти
грозные статуи, окажешьсЯ в  пределах  досЯгаемости,  тебЯ  настигнет  кара.
ѓовори, коль есть тебе  что  сказать  в  свою  защиту.  ђыдать  же  ныне  не
пристало. ђыдать надо было раньше, в более  подходЯщее  времЯ.  …сли  же  ты
наконец прозрел, смотри сам, каковы плоды  твоих  деЯний  и  сам  себе  будь
судией.
     Џрощай, Я ухожу на скалистый берег, чтобы холодный ветер  наполнил  мою
грудь, стесненную настолько, что Я едва не задохнулсЯ, ибо легкие мои громко
ропщут и требуют, чтоб  Я  избрал  длЯ  созерцаньЯ  предмет  поблагостней  и
попристойней, чем твоЯ особа!

     (5) Ћ непостижимое племЯ педерастов, Я не стану бранить вас за падение,
не стану презрительно плевать  в  ваш  воронкообразный  зад.  ’ерзающие  вас
постыдные и трудноизлечимые болезни и без того уж  служат  вам  неотвратимым
наказаньем. Џрочь, учредители  нелепых  законов  и  поборники  тесных  рамок
пристойности, - прочь, ибо разум мой свободен от предрассудков. ‚ы же,  юные
отроки - или, вернее, девы, - скажите (но только держитесь подальше, ведь  Я
и сам не умею сдержать свои страсти), когда и как в ваших сердцах  зародилсЯ
мстительный замысел украсить человечество венком кровоточащих ран. ‚едь ваши
поступки (хотЯ лично Я от них в восторге!) заставлЯют его краснеть за  своих
сыновей; распутство, толкающее вас в объЯтиЯ первого  встречного,  ставит  в
тупик даже мудрейших из философов,  а  ваша  чрезмернаЯ  похоть  приводит  в
изумленье даже женщин.  ‚ы,  бесспорно,  отличаетесь  от  прочих  людей,  но
возвышеннее ли вы или низменее их, вот что неЯсно. Ѓыть может,  вы  наделены
шестым чувством, которого недостает  всем  нам?  ‘кажите,  не  кривЯ  душой.
‚прочем, мне нет нужды допытыватьсЯ, Я сам уж давно, с тех пор,  как  близко
наблюдаю недюжинные ваши души, оценил вас по достоинству.  ЃлагославлЯю  вас
левою рукою, освЯщаю правою, о ангелы, хранимые моею всеобъемлющей  любовью.
‹обзаю ваши лица и вашу грудь, лобзаю сладостными своими  устами  все  части
прекрасного и благоуханного вашего тела. Ћтчего вы сразу не открыли мне свою
суть, отчего не сказали, что вы - воплощение высшей духовной  гармонии?  Њне
самому пришлось угадывать, какие перлы нежности и  чистоты  таЯтсЯ  в  ваших
трепетных сердцах. ‚ вашей груди, украшенной гирлЯндами из роз и  из  осоки.
—тобы познать вас, Я должен был раздвинуть столпы ваших ног  и  прильнуть  к
средоточию целомудриЯ. €  кстати  (замечание  немаловажное!),  не  забывайте
каждый день как можно тщательнее мытьсЯ горЯчею водою, ибо иначе уголки моих
ненасытных губ неминуемо будут разъедены венерическими Язвами.  Ћ,  если  бы
весь мир был не огромным адом, а  гигантским  задом,  Я  знал  бы,  как  мне
поступить: Я бы вонзил свой член в кровоточащее  отверстие  и  исступленными
рывками сокрушил все кости таза! € скорбь не ослепила бы менЯ,  не  застлала
бы взор сыпучими дюнами, Я отыскал бы в недрах земных убежище спЯщей истины,
и реки скользкой спермы устремились бы в бездонный океан! Ќо к чему сожалеть
о том, чего нет и чему никогда не бывать? не  стоит  предаватьсЯ  бесплодным
мечтаньЯм. Џусть лучше каждый, кто захочет разделить со мною ложе,  приходит
без боЯзни, однако же пусть знает, что мое радушие  имеет  строгие  пределы:
оно распространЯетсЯ на тех, кому еще не минуло пЯтнадцати лет. Џравда,  мне
самому уже тридцать, но это не помеха, что, в самом  деле,  за  важность?  ‘
годами не охладевает пыл, напротив, и если волосы мои белы как снег,  то  не
от старости, а по иной, известной вам причине.  Њне  не  по  вкусу  женщины!
ѓермафродиты тоже! ЊенЯ влекут лишь существа, подобные мне самому, чье  тело
отмечено печатью благородства, отчетливой и неизгладимой.  ‚ы  скажете,  что
обладательницы длинных волос тоже соплеменны мне? Ќе верю и не отступлюсь от
этого своего убежденьЯ. €зо рта у менЯ отчего-то  течет  солоноватаЯ  слюна.
Љто бы высосал ее и избавил менЯ от этой напасти? Ћна сочитсЯ и сочитсЯ  без
конца! Ћ, знаю, знаю, что это такое. “же не раз Я замечал,  что  если  ночью
прокусываю горло лежащего со мною рЯдом отрока и  напиваюсь  его  крови  (но
было бы ошибкой считать менЯ вампиром: так называют мертвецов, восставших из
могилы, тогда как Я живой), то наутро часть этой крови извергаетсЯ обратно -
вот  откуда  эта  смраднаЯ  слюна.  Ќичего  не  поделаешь,  как  видно,  мой
пищеварительный тракт, ослабленный пороком, не может  действовать  исправно.
Ќо только не пересказывайте никому моих признаний. Џрошу об этом не  столько
ради себЯ, сколько ради вас самих и всех других  людей,  пусть  страх  перед
неведомым  удерживает  в  рамках  добродетели  и  долга  тех,  кто  мог  бы,
прельстившись пагубным моим примером, пойти по тому же пути. Ѓудьте  любезны
(за недостатком времени не  могу  прибегнуть  к  более  пространной  формуле
вежливости), взглЯните на мой рот: вы будете поражены странным его  видом  -
не стану наталкивать вас на сравнение с чешуей змеи, - а все оттого,  что  Я
сжимаю губы, как  могу,  чтобы  казатьсЯ  бесстрастным  и  холодным.  ‚ам-то
известно, что на самом деле все  не  так.  ЉакаЯ  жалость,  что  сквозь  сии
благочестивые страницы Я не могу увидеть твоего лица, читатель. …сли ты  еще
юн, еще не достиг зрелости, прильни ко мне. ‘ожми  менЯ  в  объЯтиЯх,  сожми
покрепче, не бойсЯ причинить мне боль, пусть напрЯгутсЯ  как  можно  сильнее
наши сплетенные мускулы. …ще, еще сильнее. Ќо нет, все тщетно, непроницаемаЯ
плотность этого, во многих отношениЯх непревзойденного листа  бумаги  мешает
нам окончательно слитьсЯ. Џризнаюсь, Я всегда испытывал порочное влеченье  к
хлипким школьникам и чахлым фабричным  мальчишкам!  Ќе  подумайте,  что  это
бред: Я мог бы, если бы потребовалось,  в  подтверждение  правдивости  этого
удручающего признаниЯ развернуть  перед  читателем  длинную  цепь  подлинных
событий. —еловеческое правосудие, как ни расторопны его служители, пока  еще
ни разу не смогло поймать менЯ с поличным. Ћднажды мне даже случилось  убить
дружка, который недостаточно пылко отвечал на мои ласки, а труп Я швырнул  в
заброшенный колодец, не оставив против себЯ никаких прЯмых улик. Ќо  отчего,
о юноша-читатель, тебЯ пробирает дрожь? €ли ты боишьсЯ, что то  же  самое  Я
учиню с тобою? Ћ, это вопиющаЯ несправедливость по  отношению  ко  мне...  Ђ
впрочем, ты, пожалуй, прав: остерегайсЯ, особенно ежели ты хорош собою.  Њой
член всегда чудовищно  раздут,  и  даже  когда  пребывает  в  невозбужденном
состоЯнии, никто из приближавшихсЯ к нему  (а  мало  ли  их  было!)  не  мог
выдержать его вида, даже тот грубый чистилыцик  сапог,  который  в  припадке
безумиЯ всадил в него нож. Ќеблагодарный! Њне  приходитсЯ  дважды  в  неделю
менЯть всю одежду, и чистоплотность - отнюдь не главнаЯ тому причина. Џросто
иначе люди в считанные дни перебили бы друг друга.  €бо,  в  каком  бы  краю
земли Я ни поЯвилсЯ, они  повсюду  докучают  мне,  сбегаЯсь  толпами,  чтобы
лизать мои ступни. ’акой притЯгательной силой обладает  мое  семЯ  длЯ  всех
существ, снабженных обонЯтельными нервами! Ћни стекаютсЯ с берегов Ђмазонки,
оставлЯют  благодатные   долины   ѓанга,   бросают   приполЯрные,   поросшие
лишайником, просторы, чтобы пуститьсЯ в долгую погоню,  вопрошаЯ  громоздкие
города, не проходил ли вдоль их стен тот, чьЯ божественнаЯ сперма  наполнЯет
дивным ароматом озера, горы, вересковые  степи,  скалистые  мысы  и  морские
просторы! Ќо, не найдЯ менЯ нигде (Я укрываюсь в самых  недоступных  местах,
чтобы распалить их еще больше), они предаютсЯ  отчаЯнью,  толкающему  их  на
гибельные безумства. ђазбившись на два стана, тысЯч по триста в каждом,  они
вступают в битву, и грохот пушек предварЯет кровавое побоище. ’очно спаЯнные
общей волей, в один и тот же миг бросаютсЯ в атаку фланги. ‚стают  и  падают
каре, чтобы не встать уже вовек. €спуганные кони шарахаютсЯ во все  стороны.
џдра неистовыми метеорами взрывают землю. € когда опускаетсЯ ночнаЯ тень, то
молчаливый месЯц, что проглЯдывает сквозь лохмотьЯ  туч,  печально  освещает
лишь горы трупов на месте  жуткой  сечи.  ’уманный  серп  обводит  указующим
перстом тела убитых,  что  покрывают  землю  на  много  миль  окрест,  точно
приказывает мне задуматьсЯ и поразмыслить о том, сколь смертоносен длЯ людей
тот приворотный  талисман,  которым  наградила  менЯ  судьба.  “вы,  сколько
протечет еще веков, прежде чем погибнет, запутавшись в  моих  тенетах,  весь
род людской! ’ак гибкий и непритЯзательный  ум  использует,  чтобы  добитьсЯ
своего, то самое, что раньше преграждало ему путь. Ћдна лишь эта возвышеннаЯ
цель влечет к себе все мои помыслы, и, как вы сами можете судить,  держатьсЯ
тесной колеи той темы, что была  намечена  вначале,  Я  более  не  в  силах.
Џоследнее слово... то было зимней ночью. ‘вистал и гнул ели студеный  ветер.
€ в этой тьме ѓосподь отворил свои двери и впустил педераста.

     (6) ’ихо! €дет похороннаЯ процессиЯ. Џреклоните одно и другое колено  и
пойте загробную песнь. (Њудро и  здраво  поступит  тот,  кто  истолкует  мои
повелительные речи лишь в  грамматическом,  а  не  в  буквальном,  абсолютно
неуместном  смысле.)  ‚озможно,  это   ублаготворит   душу   усопшего,   что
направлЯетсЯ в могилу на вечный  отдых  от  суетной  жизни.  ‚озможно...  и,
по-моему, даже несомненно. ‡аметьте,  Я  не  отрицаю,  что  ваше  мнение  до
некоторой степени может  расходитьсЯ  с  моим,  однако  главное  -  обладать
правильными нравственными  критериЯми,  так  чтобы  каждый  усвоил  принцип,
который велит поступать с ближним так же,  как  хочешь,  чтобы  поступали  с
тобою. Џервым шествует свЯщеннослужитель, несЯ  в  одной  руке  белый  стЯг,
символ мира, а в другой - золотую эмблему, изображающую  детородный  член  и
лоно,  в  знак  того,  что  эти  части  тела  становЯтсЯ   весьма   опасными
инструментами,  когда  -  отбросим  всЯкое  иносказание  -  ими   пользуютсЯ
бестолково и вопреки велениЯм природы, вместо того чтобы пускать  их  в  ход
как действенное средство против всем известной  страсти,  служащей  причиною
едва ли не всех человеческих бед. Џониже спины  у  жреца  свисает  до  самой
земли пышнейший конский хвост (он, разумеетсЯ, пришит). ‘ие есть призыв быть
осмотрительными, дабы не уподобитьсЯ скотам.  ‚след  за  утешителем-пастырем
движетсЯ отлично знающий дорогу гроб. Ђ родственники и друзьЯ покойного, как
можно  заключить  из  выбранного  ими  места,  решили  замыкать   процессию.
‚еличественно следует  она,  подобно  судну,  рассекающему  волны  морЯ,  не
опасаЯсь затонуть, поскольку в нынешнее времЯ острые рифы и  неистовые  бури
напоминают о себе лишь своим весьма ощутимым отсутствием. —уть  поотстав  от
погребальной группы, резво скачут жабы  с  саранчою,  им  тоже  ведомо,  что
скромное участие в похоронах - неважно чьих - когда-нибудь зачтетсЯ им.  Ћни
вполголоса переговариваютсЯ на своем  причудливом  Языке  (не  будьте  столь
спесивы, советую вам от души, чтоб думать, будто вы одни владеете  бесценным
даром облекать свои мысли и чувства в словесные одежды) о том,  кто  нередко
встречалсЯ им, когда пробегал по зеленым лугам или окуналсЯ, смываЯ  пот,  в
бирюзовые  воды  заливов,  окаймленных  золотоы  песков.  Ќа  первых   порах
казалось, что жизнь благосклонна к нему, она улыбалась ему, осыпала цветами,
но вы, уж верно, сами понЯли, или,  скорее,  догадались,  что  ему  было  не
суждено перешагнуть порог детства, и, покуда нет необходимости убеждать  вас
в  обратном,  не  стану  продолжать  вводную   часть   своего   безупречного
рассуждениЯ. „есЯть лет. —исло,  до  странности  напоминающее  о  количестве
пальцев у нас на руках. „есЯть - это и много, и мало. Ќо,  взываЯ  к  вашему
чувству справедливости, Я предлагаю вам, не медлЯ ни  секунды,  признать  со
мною вместе, что в случае, который нас интересует, это скорее мало. Љогда  Я
думаю о тех таинственных законах бытиЯ,  в  силу  которых  смерть  настигает
человека с такой же легкостью, как муху или стрекозу,  не  оставлЯЯ  никакой
надежды на возвращение в этот мир, во мне шевелитсЯ досада и ужас, ведь  моЯ
жизнь может пресечьсЯ прежде, чем Я успею растолковать  вам  все  то,  чего,
признаюсь без амбиций, еще и сам не понимаю. Ќо поскольку за  долгое  времЯ,
истекшее с тех пор, как, терзаемый страхом, Я приступил к последней фразе, Я
все еще не умер - невероЯтный, но бесспорный факт, - то считаю небесполезным
теперь же публично признать свое полнейшее бессилие, особенно в столь важных
и мудреных вопросах, как тот, что мы  затронули  сейчас.  Џоистине  достойно
удивлениЯ, как тЯнет нас искать (чтоб сделать общим достоЯнием)  различие  и
сходство в предметах самых разнородных и столь, казалось  бы,  малопригодных
длЯ таких курьезнейших сопоставлений, но, право же, сии  сравнениЯ,  которые
писатель придумывает просто длЯ потехи, весьма украшают его стиль  и  делают
его  похожим  на  неподражаемую,  неизменно  серьезную  сову.  ’ак  что   Я,
предадимсЯ этому соблазнительному занЯтию. “  королевского  коршуна*  крыльЯ
много длиннее, чем у сарыча, полет его свободнее, и  потому  он  проводит  в
воздухе всю жизнь. ‹етает он без устали и, что ни день,  покрывает  изрЯдное
расстоЯние, причем проделывает это не ради охоты, не в погоне и  даже  не  в
поисках добычи - он вообще не охотитсЯ, - а  просто  потому,  что,  кажетсЯ,
полет - его естественное состоЯние и любимое занЯтие. ЌельзЯ не восхищатьсЯ,
глЯдЯ на него. „линные узкие крыльЯ  словно  застыли,  управлЯет  один  лишь
хвост, и управлЯетсЯ отлично, пребываЯ  в  безостановочном  движении.  Џтица
легко поднимаетсЯ ввысь, легко,  как  по  наклонной  плоскости,  скользит  к
земле, она как будто плывет в воздушных струЯх, то  стремительно  мчась,  то
замедлЯЯ лет, то замираЯ и целыми часами парЯ, как бы подвешеннаЯ  на  нити.
Ќе заметно ни малейшего движеньЯ крыльев, - совсем не заметно, хотЯ бы  даже
вы распахнули глаза, как ворота. Љонечно, каждый волен заЯвить (хотЯ  это  и
было бы не слишком деликатно), что не  усматривает  никакой,  даже  и  самой
отдаленной, свЯзи  между  красотой  летЯщего  коршуна  и  красотой  мертвого
ребенка, что покоитсЯ в гробу, точно кувшинка на водной  глади;  однако  эта
слепота - лишь следствие  непоправимой  ущербности,  порожденной  длительным
бесчувствием к добровольному невежеству, в котором закоснели люди.  Ђ  между
тем сходство между двумЯ членами моего лукавого сравнениЯ в  их  безмЯтежном
спокойствии, и это до того банально и прозрачно, что остаетсЯ лишь  дивитьсЯ
подобной  умственной  неповоротливости,  каковаЯ,   как   Я   уже   заметил,
объЯснЯетсЯ неизменной привычкой взирать на все и всЯ с глубоким и ничем  не
обоснованным безразличием. Љак будто ежедневное лицезрение  делает  предметы
менее достойными вниманиЯ и пристального любопытства! “ кладбищенских  ворот
процессиЯ остановилась: она и не  намерена  была  двигатьсЯ  дальше.  Њогила
готова, в нее опускают гроб по всей установленной длЯ  данных  обстоЯтельств
церемонии, и вот  уже  брошены  первые  пригоршни  земли.  ‘редь  горестного
молчаниЯ свЯщенник произносит небольшую  речь,  чтобы  довершить  погребение
покойного главным образом в сознании собравшихсЯ. Ќачинает  он  с  удивлениЯ
обилием слез, проливаемых по столь незначительному поводу.  „ословно  так  и
сказано. Ђ далее выражает опасение, удастсЯ ли  ему  достаточно  убедительно
изложить свой взглЯд на то, что представлЯетсЯ ему неоспоримым благом.  ‡най
он заранее, что  смерть  так  малопривлекательна  в  своей  заурЯдности,  он
отказалсЯ бы от своей миссии, чтобы не  увеличивать  законную  скорбь  толпы
родных и близких; но некий тайный глас велит ему утешить их  души,  хотЯ  бы
это успокоение сводилось к надежде,  что  тот,  кто  умер,  и  те,  кто  его
пережили, вскоре встретЯтсЯ на небесах. Њеж тем, верхом на скакуне, летел  к
тому же кладбищу мой Њальдорор. Љопыта резвого конЯ  взметали  густую  пыль,
что призрачным венцом клубилась над головою всадника. ‚ам, конечно, неведомо
его имЯ, но Я-то - знаю, кто он. —ем ближе, тем отчетливей черты  его  лица,
словно отлитые из платины, хотЯ оно до половины укутано плащом,  который,  Я
надеюсь, не успел еще изгладитьсЯ из памЯти читателей, так  что  видны  одни
глаза. Џрервав на середине свою речь, свЯщенник побледнел: его  слух  уловил
неровный стук копыт неразлучного со своим господином и делЯщего с ним  славу
белого конЯ. "„а, - заговорил он снова, - Я твердо верю в грЯдущую  встречу,
так поразмыслите и скажите: пристало ли называть  смертью  недолгую  разлуку
души и тела? €бо, кто полагает истинною жизнью пребывание здесь,  на  земле,
тот находитсЯ в плену иллюзии, которую следует поскорее развеЯть". Ђ конский
топот раздавалсЯ все громче, когда же, заслонЯЯ  горизонт,  в  кладбищенских
воротах поЯвилсЯ сам всадник, стремительный, как смерч, свЯщенник возгласил:
"€так, вы знаете теперь, что тот, чье земное бытие так рано оборвала болезнь
и кого принЯла сиЯ могила, воистину жив, узнайте же, что тот,  другой,  кого
уносит прочь пугливый конь, - взглЯните на него, пока  он  близко,  пока  не
обратилсЯ в точку и не исчез среди дерев, - тот, чьЯ жизнь еще длитсЯ, он, и
только он один, воистину мертв".

     (7) "Љаждую ночь, в час, когда особенно крепок  сон,  из-под  пола,  из
дырки в углу, осторожно высовывает голову огромный  матерый  паук.  €  чутко
вслушиваетсЯ, не уловЯт ли его челюсти какого-нибудь звукового  колебаниЯ  в
атмосфере. ЏонЯтно, что если он при своем телосложении  насекомого  возжелал
пополнить собою блестЯщую плеЯду литературных героев, то ему и следовало, по
меньшей мере, уметь улавливать звуки челюстЯми. “верившись, что  вокруг  все
тихо, паук, не утруждаЯ себЯ дальнейшим размышлением, вытаскивает из  гнезда
одну конечность за другой и в несколько шагов оказываетсЯ у  моего  ложа.  €
странное дело: обычно мне ничего не стоит  отогнать  сонливость  и  кошмары;
когда же  эта  тварь  карабкаетсЯ  по  точеным  ножкам  кровати  к  атласным
простынЯм, менЯ как будто  сковывает  паралич.  Џаучище  сжимает  мне  горло
лапами и принимаетсЯ сосать мою кровь, сливаЯ ее в свою утробу. ‘осет как ни
в чем не бывало! ‘осет еженощно, с упорством, право  же,  достойным  лучшего
употребленьЯ, и, верно, успел уже высосать не один литр  багровой  жидкости,
название которой всем известно! Ќе знаю, что такого Я ему сделал, за что  он
мстит мне? Ѓыть может, по  неосторожности  отдавил  ему  лапу?  Ѓыть  может,
похитил  его  детенышей?  —то  сказать  об  этих  предположениЯх:  оба   они
представлЯютсЯ  весьма  сомнительными  и   не   выдерживают   сколько-нибудь
серьезной критики; нелепость их так велика, что может вынудить  менЯ  пожать
плечами и даже  усмехнутьсЯ,  хотЯ  насмешничать  нехорошо.  ќй  ты,  черный
тарантул, берегись: если ты не можешь привести в свое оправдание  ни  одного
неопровержимого силлогизма, то  рано  или  поздно  однажды  ночью  отчаЯнным
усилием угасающей воли Я все-таки заставлю себЯ очнутьсЯ, разгоню злые чары,
не дающие  мне  пошевельнутьсЯ,  и  раздавлю  тебЯ  меж  двух  пальцев,  как
студенистую каплю. Ќо мне смутно помнитсЯ, будто бы Я сам когда-то  позволил
тебе безнаказанно взбиратьсЯ на мою цветущую грудь и подползать  к  лицу,  а
если так, то, значит, Я не вправе препЯтствовать тебе. Ћ, кто бы  помог  мне
распутать эти сбивчивые воспоминаниЯ! ‚ награду за услугу Я отдал бы ему всю
кровь, какаЯ осталась в моих жилах, всю, до последней капли, а ее,  пожалуй,
еще наберетсЯ на половину доброго кубка". ’ак говорил он  и  снимал  с  себЯ
одежды. ‡атем поставил на край кровати  одну  ногу,  другою  оттолкнулсЯ  от
сапфирного пола  и,  сделав  рывок,  оказалсЯ  в  горизонтальном  положении.
‘егоднЯ он решил не смыкать глаз,  чтобы  дать  отпор  врагу.  Ќо  разве  не
принимает он такое же решение каждый раз, и разве каждый раз не рушитсЯ оно,
наталкиваЯсь на неЯсный образ рокового, давнишнего обещаниЯ? Ћн замолкает  с
грустною покорностью, ибо клЯтва всегда была длЯ него свЯта.  ‚еличественным
жестом набрасывает на  себЯ  шуршащий  шелк,  но  не  опускает  полог  и  не
завЯзывает золотых его кистей; раскинув смолЯные кудри по  бархату  подушки,
окаймленной бахромою, нащупывает у себЯ на шее зиЯющую рану, в которой,  как
в своем гнезде, устраиваетсЯ тарантул, и на лице его написано блаженство. Ћн
тешитсЯ надеждой (потешьтесь вместе с ним  и  вы!),  что  нынешнею  ночью  в
последний раз увидит кровопийцу, он жаждет  только  одного:  чтобы  мучитель
поскорей покончил с ним, и длЯ него отрадой будет смерть.  ‘мотрите,  из-под
пола, из дырки в углу, осторожно высовывает голову огромный матерый паук.  €
все это уже не на словах. Ћн чутко вслушиваетсЯ, не уловЯт  ли  его  челюсти
какого-нибудь звукового  колебаниЯ  в  атмосфере.  “вы!  словесный  тарантул
облексЯ плотью, и, хотЯ восклицательным знаком впору завершать здесь  каждое
предложение, это же не причина, чтобы не ставить его вовсе! “верившись,  что
вокруг все тихо, паук, не утруждаЯ себЯ дальнейшим размышлением, вытаскивает
из гнезда одну конечность за  другой  и  в  несколько  шагов  оказываетсЯ  у
одинокого ложа. Ќа миг он приостановилсЯ, но  колебалсЯ  недолго.  "ЋтменЯть
пытку еще рано, - рассудил он. - Џрежде надо объЯснить осужденному,  за  что
же он обречен на вечные муки". €, забравшись  на  постель,  паук  подполз  к
самому уху спЯщего. …сли хотите услышать его речи от слова и  до  слова,  то
выбросьте  из  головы  все  посторонние   предметы,   которые   загромождают
просторные галереи вашего ума, и воздайте ему должное  внимание,  которое  Я
оказываю вам, допускаЯ лицезре