ед за вами: пусть Я даже не прониксЯ убеждением, Я  во  всЯком  случае
вам повинуюсь.
     - ’ы должен попросить прощениЯ у всей общины за оскорбление, которое ты
нанес ей тем, что  молча  противилсЯ  той  жизни,  к  которой  она  призвана
господом.
     џ исполнил то, что он требовал.
     - ’ы должен возблагодарить общину за ту радость, которую она  выказала,
когда свершилось чудо, подтвердившее истинность твоего призваниЯ.
     џ исполнил и это.
     -  ’ы  должен  также  выразить  признательность   господу   нашему   за
вмешательство высшей силы, которое нам дано было узреть и которое он Явил не
столько длЯ того, чтобы убедить людей в благости своей,  сколько  длЯ  того,
чтобы на веки вечные возвысить обитель сию, которую он сподобил прославить и
возвеличить совершенным в ней _чудом_.
     Ќекоторое времЯ Я колебалсЯ, но потом сказал:
     - Ћтец мой, позвольте мне произнести эту молитву про себЯ. ЌастоЯтель в
свою очередь задумалсЯ; он решил, что не стоит  требовать  от  менЯ  слишком
многого, и наконец сказал:
     - Љак тебе будет угодно.
     џ продолжал стоЯть на коленЯх на земле возле дерева и источника. ’еперь
Я простерсЯ  ниц,  приник  головой  к  земле  и  горЯчо  молилсЯ  про  себЯ,
окруженный всею братией, однако слова моей молитвы были совсем не похожи  на
те, каких они в эту минуту от менЯ хотели. Љогда  Я  поднЯлсЯ  с  колен,  не
меньше половины всей братии подошли ко мне и стали менЯ  обнимать.  €ные  из
них действительно проливали слезы, однако исходили эти слезы  уж  во  всЯком
случае не из сердца. Ћт проЯвлений лицемерной радости страдает  только  сама
жертва обмана, а  лицемернаЯ  печаль  унижает  прежде  всего  того,  кто  ее
разыгрывает.
     ‚есь этот день превратилсЯ в какой-то сплошной праздник.  ЊолениЯ  были
сокращены, к обычной трапезе добавлены были сладости; каждому было позволено
заходить в чужую келью, не испрашиваЯ на то особого  разрешениЯ  настоЯтелЯ.
Џодарки: шоколад, нюхательный табак, ледЯнаЯ вода, ликеры и, что было  всего
приЯтнее и нужнее, салфетки и полотенца из тончайшей  белоснежной  камчатной
ткани  раздавались  всем.  ЌастоЯтель   затворилсЯ   на   полднЯ   с   двумЯ
_благоразумными_ братьЯми, как их принЯто называть (иначе  говорЯ,  с  теми,
кто избираетсЯ длЯ совещаний с настоЯтелем из числа  старых  ни  на  что  не
способных монахов, подобно тому, как папа ‘икст {15}  был  избран,  ибо  его
сочли глупым), длЯ того чтобы подготовить достоверный отчет  о  свершившемсЯ
чуде, который предстоЯло разослать по главным монастырЯм  €спании.  Ќе  было
никакой надобности сообщать эту новость в Њадрид: там уже знали о чуде через
час после того, как оно свершилось, - злые Языки утверждают даже, что _часом
раньше_.
     „олжен признатьсЯ, что радостнаЯ суета, наполнившаЯ  этот  день,  столь
непохожаЯ на все, что мне прежде доводилось видеть в обители, имела длЯ менЯ
самые неожиданные последствиЯ. џ  превратилсЯ  в  баловнЯ,  сделалсЯ  героем
празднества, - а в монастырских празднествах есть всегда  что-то  нелепое  и
противоестественное - мне, можно сказать, начали поклонЯтьсЯ.  „а  Я  и  сам
поддалсЯ общему опьЯнению, на какое-то времЯ поверив,  что  Я  действительно
избранник божий, џ стал всЯчески возвеличивать  себЯ  в  собственных  глазах
…сли такое самообольщение греховно, то Я очень скоро искупил свой  грех.  Ќа
следующий же день водворилсЯ обычный порЯдок, и Я убедилсЯ, что  приведеннаЯ
в смЯтение община может очень быстро вернутьсЯ к своей размеренной и строгой
жизни.
     Џоследовавшие  за  этим   дни   только   подтвердили   это   убеждение.
ЊонастырскаЯ жизнь подвержена частым колебаниЯм: сегоднЯ щедро  делаютсЯ  те
или иные поблажки, а назавтра восстанавливаетсЯ самаЯ  жестокаЯ  дисциплина.
—ерез несколько дней Я  получил  разительное  подтверждение  того,  что  мое
отвращение к монашеской жизни, несмотрЯ на совершенное  чудо,  имело  веские
основаниЯ. Њне довелось узнать, что один из братии совершил какой-то  мелкий
проступок.  _Џо  счастью_,  этот   _мелкий   проступок_   совершил   дальний
родственник толедского архиепископа, и состоЯл он всего-навсего в  том,  что
тот _ЯвилсЯ в церковь в пьЯном виде_ (редкий среди испанцев порок),  пыталсЯ
стащить проповедника с амвона, а когда ему  это  не  удалось,  взобралсЯ  на
алтарь, раскидал свечи,  опрокинул  сосуды  и  дароносицу  и,  точно  дьЯвол
когтЯми, принЯлсЯ царапать висевший над престолом образ, бесстыдно при  этом
богохульствуЯ и даже _произносЯ  перед  ликом  богоматери  слова,  повторить
которые невозможно_. Ѓыл созван  совет.  Њожно  себе  представить,  в  каком
смЯтении пребывала в это времЯ монастырскаЯ братиЯ. ‚се,  кроме  менЯ,  были
обеспокоены и взволнованы. Њного было разговора о  суде  €нквизиции  -  ведь
учинено было такое бесстыдство, такое непростительное  свЯтотатство,  что  и
речи не могло  быть  о  каком-либо  снисхождении.  —ерез  три  днЯ,  однако,
приказом архиепископа дело было  приостановлено,  и  на  следующее  же  утро
совершивший  кощунство  юноша  поЯвилсЯ  в  зале  иезуитов,  где   собрались
настоЯтель и несколько монахов, прочел короткую епитимью,  написанную  одним
из них на низменное слово ebrietas {ЏьЯнство (лат.).}, и отбыл из  монастырЯ
длЯ того, чтобы занЯть  прибыльное  место  в  епархии  родственника  своего,
архиепископа. Ђ день спустЯ  после  этого  позорного  случаЯ,  обнаружившего
потворство злу, обман и свЯтотатство, один из монахов попалсЯ на том, что  в
неположенное времЯ зашел  в  соседнюю  келью  вернуть  взЯтую  им  книгу.  ‚
наказание за эту провинность его заставили три днЯ подрЯд  во  времЯ  трапез
сидеть босым на каменном полу в вывернутой наизнанку рЯсе. …го заставили  во
всеуслышание признать себЯ виновным во. всевозможных  преступлениЯх,  причем
среди них были и такие, которых не следовало бы называть,  и  после  каждого
признаниЯ восклицать: "ѓосподи, ты справедливо менЯ наказал".
     Ќа другой день обнаружили, что нашлась добраЯ душа, котораЯ  подстелила
ему коврик. ’отчас же волнение охватило весь  зал.  Ќесчастного  обвинили  в
том, что  он  пытаетсЯ  уклонитьсЯ  от  наказаниЯ,  которое  было  длЯ  него
равносильно смерти, - сидеть или, вернее, лежать на  каменном  полу.  „олжно
быть, коврик этот ему принес из жалости  кто-нибудь  из  монахов.  ‘разу  же
началось следствие. ћноша, которого Я прежде не замечал, встал  из-за  стола
и, опустившись на колени перед настоЯтелем, признал свою _вину_.  ЌастоЯтель
строго на него посмотрел, а потом удалилсЯ вместе с несколькими престарелыми
монахами на  совещание,  дабы  обсудить  это  новое  преступление,  а  через
несколько минут зазвонил  колокол  в  напоминание  о  том,  что  все  должны
разойтись по кельЯм. „рожа ot страха, мы все удалились и, простертые у  себЯ
в кельЯх перед распЯтием, молились и думали о  том,  кто  же  теперь  ЯвитсЯ
новой жертвой и каково будет наказание.
     ћношу этого мне потом довелось видеть всего только раз. ќто был отпрыск
богатого и влиЯтельного рода, но никакое богатство не  могло  облегчить  его
участь и смЯгчить дурное мнение, которое сложилось о нем в монастыре,  иначе
говорЯ, у тех четырех монахов, людей строгих правил, с  которыми  настоЯтель
совещалсЯ в тот вечер. €езуиты любЯт заискивать перед  людьми  сильными,  но
еще больше - быть сильными сами. ‘овещание пришло  к  выводу,  что  виновник
должен быть подвергнут в их присутствии унизительному длЯ него покаЯнию. …му
объЯвили это решение, и он подчинилсЯ. Ћн повторил вслед  за  ними  слово  в
слово все, что они заставили его сказать.
     Џотом он снЯл рубаху и принЯлсЯ хлестать себЯ бичом по голым плечам, до
тех пор пока кровь  не  полилась  ручьЯми,  повторЯЯ  после  каждого  удара:
"ѓосподи, прости менЯ за то, что  Я  посмел  чем-то  помочь  брату  Џавлу  и
облегчить его участь, в то времЯ как он нес заслуженное им наказание".
     Ћн исполнил все, что от него требовали, втайне все же надеЯсь, что  при
первом удобном случае снова постараетсЯ  чем-нибудь  помочь  брату  Џавлу  и
выручить его. Ћн был уверен тогда, что наказание  этим  и  ограничитсЯ.  …му
велели вернутьсЯ в келью. Ћн ушел к себе, однако монахи  не  удовлетворились
произведенным ими расследованием. Ћни давно уже подозревали  брата  Џавла  в
распущенности и рассчитывали получить подтверждение этого от юноши,  участие
которого  в  судьбе  несчастного  только   укрепило   их   подозрениЯ.   ‚се
человеческие чувства в монастыре принЯто считать пороками. ’олько юноша этот
лег в постель, как они снова окружили  его.  Ћни  сказали,  что  Явились  по
распорЯжению настоЯтелЯ длЯ того, чтобы наложить  на  него  новое  покаЯние,
которое будет длитьсЯ до тех пор, пока он не признаетсЯ, что  побуждает  его
принимать такое горЯчее участие в судьбе брата Џавла. Ќапрасно он восклицал:
"“  менЯ  нет  к  нему  никакого  другого  влечениЯ,  кроме   сочувствиЯ   и
состраданиЯ!". ‘лов этих они не могли понЯть. Ќапрасно он просил:  "џ  приму
любую епитимью, которую настоЯтелю будет угодно на менЯ наложить,  но  плечи
мои все еще в крови". € он показывал свои кровоточащие раны.  €стЯзатели  не
знали жалости. …го вытащили из  кровати  и  стали  хлестать  бичом  с  такой
Яростью, что наконец, совсем обезумев от стыда, отчаЯниЯ и боли, он вырвалсЯ
из их рук и кинулсЯ бежать по коридору, взываЯ  о  помощи  и  просЯ  пощады.
Њонахи все были у себЯ в кельЯх; ни один из них не осмелилсЯ вмешатьсЯ;  они
только вздрогнули и повернулись на другой бок на своих соломенных постелЯх.
     ќто был канун днЯ  ‘вЯтого  €оанна  Ѓогослова,  и  мне  было  приказано
провести то, что в монастырЯх  называют  "часом  размышлениЯ  о  грехах",  в
церкви. џ повиновалсЯ этому приказанию и лежал простертый,  припав  лицом  и
телом к мраморным  ступенькам  алтарЯ  и  уже  ничего  почти  не  ощущаЯ  от
усталости, когда вдруг услышал, что часы бьют двенадцать. ’ут Я увидел,  что
назначенный час истек, а Я так ни о чем и не поразмыслил. "€ так вот всегда,
- подумал Я, поднимаЯсь с колен, - сами они сначала лишают менЯ  возможности
думать, а потом требуют, чтобы Я размышлЯл о своих грехах".
     €дЯ  по  коридору,  Я  услышал  страшные  крики  и  содрогнулсЯ.  ‚друг
навстречу мне метнулось  какое-то  привидение.  "Satana  vade  retro,  apage
Satana!" {Ћтыди, сатана, прочь от менЯ, сатана {16}(лат.).}, -  вскричал  Я,
бросившись на колени. ѓолый, истекавший кровью человек пронессЯ  мимо  менЯ,
неистово крича от Ярости и боли. ‡а ним гнались четверо монахов со свечами в
руках. џ запер дверь в конце коридора, сообразив, что они должны  будут  еще
вернутьсЯ и снова пробежать мимо менЯ: Я все еще стоЯл на коленЯх  и  дрожал
от головы до ног. Ќесчастный добежал до двери, увидел, что она  заперта,  и,
собравшись с силами, остановилсЯ. џ обернулсЯ: глазам моим предстала группа,
достойнаЯ того, чтобы ее изобразил Њурильо {17}. Ќесчастный юноша  отличалсЯ
на редкость красивым телосложением. Џоза его выражала отчаЯние, потоки крови
струились по его телу. Њонахи, в своих черных рЯсах,  со  свечами  в  руках,
держали наготове бичи и походили то ли на скопище дьЯволов, которым  удалось
захватить заблудшего ангела, то ли на фурий, которые преследуют обезумевшего
Ћреста {18}. € в самом деле, даже среди творений древних скульпторов  нельзЯ
было найти фигуры, котораЯ изЯществом своим и совершенством  форм  могла  бы
сравнитьсЯ с той, которую они сейчас так варварски истЯзали. Љак ни был  мой
дух угнетен тем, что все способности столько  времени  во  мне  подавлЯлись,
зрелище это было  так  жестоко,  что  мгновенно  его  пробудило.  џ  кинулсЯ
защищать несчастного, ввЯзалсЯ в борьбу  с  монахами,  и  при  этом  у  менЯ
вырвались какие-то слова;  сам  Я  начисто  их  забыл,  но  зато  они  потом
припомнили их во всех подробностЯх, какие способна воскресить в человеческой
памЯти злоба, и преувеличили все, как только могли.
     Ќе помню уж, что было потом, но в конце концов  менЯ  на  целую  неделю
заперли в келью за то, что Я столь дерзко нарушил монастырскую дисциплину. Ђ
на несчастного послушника, воспротивившегосЯ этой дисциплине, было  наложено
дополнительное покаЯние, такое суровое, что от стыда и всех мук  он  потерЯл
рассудок. Ћн стал отказыватьсЯ от пищи, не мог уснуть и  умер  через  неделю
после ночи истЯзаний, свидетелем которых Я стал. ќто был юноша  на  редкость
мЯгкий и обходительный; он увлекалсЯ литературой и даже  монашеское  обличие
не могло скрыть  изысканную  прелесть  всего  его  существа  и  манеры  себЯ
держать. Љак бы украсили его эти качества, живи он в свете! Џусть даже  свет
мог употребить их во зло и извратить их, но  разве  привело  бы  все  это  к
такому страшному и трагическому исходу? Њогло ли быть, чтобы  мирскаЯ  жизнь
довела его сначала до безумиЯ, а потом обрекла на гибель? Џохоронили  его  в
монастырской  церкви  и  надгробное  слово  произнес  сам  настоЯтель.   „а,
настоЯтель! ’от, кто приказал или разрешил и уж во всЯком  случае  допустил,
чтобы он был доведен до безумиЯ, добиваЯсь, чтобы он призналсЯ  в  низменных
побуждениЯх, которых на самом деле у него никогда не было.
     ‚о времЯ всей этой  ханжеской  церемонии  отвращение  мое  возросло  до
крайних пределов. …сли раньше Я испытывал неприЯзнь к монастырской жизни, то
теперь Я ее презирал; каждому, кто знает человеческую натуру, известно,  что
искоренить это чувство гораздо труднее, нежели  обычную  неприЯзнь.  Ќедолго
мне пришлось ждать, чтобы оба эти чувства проЯвились еще раз.  ‘тоЯло  очень
жаркое лето, и началась эпидемиЯ, котораЯ проникла в стены монастырЯ: каждый
день двоих  или  троих  отправлЯли  в  больницу,  а  ухаживать  за  больными
поручалось поочередно тем, кто должен был искупать покаЯнием  разные  мелкие
провинности. Њне очень хотелось попасть  в  их  число;  Я  даже  решил,  что
непременно совершу какой-нибудь легкий проступок, дабы навлечь на  себЯ  это
наказание, которое в моих глазах было самой высокой наградой. ЏризнатьсЯ  ли
вам, сэр, почему именно  Я  этого  добивалсЯ?  Њне  хотелось  знать,  какими
становЯтсЯ эти люди,  когда  в  силу  обстоЯтельств  им  приходитсЯ  скинуть
личину, которую они носЯт в монастыре, когда вызванные недугом  страданиЯ  и
приближение смерти вырывают у них полные откровенности признаниЯ.  џ  втайне
предвкушал, что в предсмертной исповеди своей каждый  из  них  признаетсЯ  в
том, что обманным путем хотел завлечь менЯ, будет раскаиватьсЯ в причиненном
мне зле и что немеющие уже губы будут молить менЯ о прощении... и мольба  их
не окажетсЯ тщетной.
     †еланию этому, хоть и вызванному жаждой возмездиЯ, можно  было  все  же
найти оправдание; однако вскоре  Я  был  избавлен  от  необходимости  что-то
делать, чтобы оно осуществилось. ‚ тот же самый вечер настоЯтель прислал  за
мной и распорЯдилсЯ,  чтобы  Я  ухаживал  за  больными,  освободив  менЯ  от
обЯзанности посещать  вечернюю  службу.  Ќа  первой  кровати,  к  которой  Я
подошел, оказалсЯ брат Џавел. Ћн так и не поправилсЯ от последствий  недуга,
сразившего его в то времЯ,  как  он  нес  свое  покаЯние;  кончина  молодого
послушника, которого так безжалостно и незаслуженно  истЯзали,  окончательно
его сразила.
     џ пыталсЯ заставить  его  принЯть  лекарства,  удобнее  уложить  его  в
постели. Ќикто за ним не ухаживал. Ћн отказалсЯ и от того  и  от  другого  и
слабым движением руки отстранил менЯ, сказав:
     - _„айте мне хотЯ бы умереть спокойно_.
     Ќемного погодЯ он открыл глаза и узнал менЯ. Џо лицу его пробежала едва
заметнаЯ улыбка: он  ведь  помнил,  с  каким  участием  Я  относилсЯ  к  его
несчастному другу.
     - ’ак это ты? - спросил он едва слышным голосом.
     - „а, брат мой, это Я. ‘кажи мне, могу ли Я хоть  чем-нибудь  облегчить
твою участь?
     Ћн долго молчал, а потом вдруг ответил:
     - „а, можешь.
     - ’ак скажи мне, как.
     ѓолос его, и до этого  едва  слышный,  почти  совершенно  замер,  и  он
прошептал:
     - Ќе подпускай никого из них ко мне, когда  Я  буду  умирать,  тебе  не
придетсЯ долго со мной возитьсЯ, час этот близок.
     џ крепко сжал его руку в знак того, что обещаю ему это  сделать.  Ќо  Я
почувствовал, что в этой просьбе умирающего таитсЯ что-то ужасное и вместе с
нем неподобающее.
     - Њилый брат мой, ты, значит, чувствуешь, что скоро умрешь? ’ак неужели
же  ты  не  хочешь,  чтобы  всЯ  община  за  тебЯ  помолилась?  Ќеужели   ты
отказываешьсЯ от благодати - от последнего причащениЯ?
     ‚ ответ он только покачал головой, и боюсь, что Я  слишком  хорошо  его
понЯл.
     џ не стал больше докучать ему, а спустЯ несколько минут он  уже  совсем
невнЯтно пробормотал:
     - Ќе дай им... дай мне умереть. Ћни не  оставили  мне  сил  длЯ  других
желаний.
     ѓлаза его закрылись; Я сидел у изголовьЯ и держал  его  руку  в  своей.
‘начала Я еще  ощущал,  что  он  пытаетсЯ  пожать  ее;  потом  движениЯ  его
сделались все слабее, пальцы разжались. Ѓрат Џавел испустил дух.
     џ продолжал сидеть возле него, все еще держа его похолодевшую руку, как
вдруг стон, донесшийсЯ с соседней кровати, вывел менЯ из забытьЯ. ’ам  лежал
старый монах, тот самый, с кем Я вел долгий разговор в ночь накануне чуда, в
которое Я все еще твердо верил.
     џ успел заметить, что у человека этого очень мЯгкий  характер,  что  он
приветлив и обходителен с другими. Ћчевидно, качества эти  у  мужчин  всегда
сочетаютсЯ с крайней вЯлостью ума и холодностью  души.  (“  женщин  все  это
бывает иначе, но весь мой жизненный опыт неизменно убеждал менЯ, что когда в
характере мужчины обнаруживаютсЯ черты женской мЯгкости и  уступчивости,  то
за этим следуют предательство,  вероломство  и  бессердечие).  €  во  всЯком
случае,  если  такие  качества  налицо,  то  монастырскаЯ   жизнь   особенно
способствует тому, чтобы человек еще более  ослабел  душевно  при  том,  что
видом своим и манерами он будет располагать к себе окружающих. Љогда человек
делает вид, что он хочет помочь другим, а в действительности у него нет  длЯ
этого ни  сил,  ни  даже  настоЯщего  желаниЯ,  то  он  тешит  этим  и  свои
собственные слабости, и еще большие слабости тех, на кого он направлЯет свое
внимание. Њонах, о  котором  идет  речь,  всегда  считалсЯ  человеком  очень
слабохарактерным, и вместе с тем в нем было  какое-то  особое  обаЯние.  …го
постоЯнно  использовали  длЯ  того,  чтобы  завлекать  в   монастырь   новых
послушников. ’еперь он умирал; подавленный тЯжелым состоЯнием, в котором  он
находилсЯ, Я ни о чем не думал, кроме тех мер, которые надлежало  немедленно
принЯть, и Я спросил его, чем Я могу ему помочь, готовый  сделать  все,  что
было в моих силах.
     - Њне ничего не надо, Я хочу только умереть, -  ответил  он.  ‹ицо  его
оставалось совершенно спокойным, но "в  этом  спокойствии  было  не  столько
смирениЯ, сколько безразличиЯ.
     - ‡начит,  вы  совершенно  уверены,  что  вы  уже  на  пути  к  вечному
блаженству?
     - џ ничего об этом не знаю.
     - Љак же это, брат мой? Њожет ли быть, чтобы умирающий произносил такие
слова?
     - „а, если он говорит правду.
     - Ќо если он монах... если он католик?
     - ‚се это пустые слова. ‘ейчас Я, во всЯком случае, ощущаю в себе  _эту
правду_.
     - ‚ы менЯ поражаете.
     - Њне уже все равно... џ стою на краю пропасти... должен кинутьсЯ вниз,
и совершенно неважно, подымут ли при этом крик люди, которые это увидЯт.
     - Ќо ведь вы же выразили желание умереть?
     -  †елание!  ‘кажите  лучше,  нетерпение!  џ  только  маЯтник,  который
шестьдесЯт лет крЯду отбивал одни и те же часы и минуты. Ќе  пора  ли  этому
механизму захотеть, чтобы его завели? †изнь моЯ  до  того  однообразна,  что
всЯкий переход, даже к страданию, может быть только благом. ‘ловом, Я  устал
и мне хочетсЯ перемены.
     - Ќо ведь и Я, и всЯ монастырскаЯ  община  уверены,  что  вы  сделались
монахом по призванию.
     - ‚се, что вам казалось, было обманом... џ жил обманом...  џ  весь  был
обман. ‚ мой смертный час Я прошу  прощениЯ  за  то,  что  говорю  правду...
„умаю, что теперь никто не может мне отказать в этом праве или  опровергнуть
мои слова... Њонашество было мне ненавистно. ‡аставьте человека страдать - и
силы его проснутсЯ, обреките его на безумие -  и  он  впадет  в  оцепенение,
подобно тем живым существам, которых мы находим теперь в  дереве  или  камне
застывшими и успокоенными; но осудите его одновременно и на страдание  и  на
бездействие, как то бывает в монастырЯх, - и он испытает и муки преисподней,
и муки распада перед небытием.  ‚  течение  шестидесЯти  лет  Я  непрестанно
проклинал свою жизнь. Ќи разу не был  Я  окрылен  надеждой:  мне  ничего  не
оставалось  делать  и  нечего  было  ждать.  Ќи  разу  не  ложилсЯ  Я  спать
умиротворенный, ибо в конце каждого днЯ наместо благочестивых молитв  Я  мог
только перебирать в памЯти намеренно учиненные за этот день свЯтотатства.  ‘
тех пор как жизнь  твоЯ  перестает  подчинЯтьсЯ  твоей  собственной  воле  и
подпадает под влиЯние некой механической силы, она становитсЯ длЯ  мыслЯщего
существа нестерпимою мукой.
     џ никогда ничего не ел с аппетитом, ибо знал, что, хочу Я есть или нет,
Я все равно обЯзан ЯвлЯтьсЯ в трапезную,  как  только  зазвонит  колокол.  џ
никогда не мог лечь спать спокойно, ибо знал, что тот  же  колокол  призовет
менЯ снова, не посчитавшись с тем, нуждаетсЯ ли мой организм в продлении или
сокращении отдыха. џ никогда по-настоЯщему не молилсЯ,  ибо  молитьсЯ  стало
моей обЯзанностью. џ отвык  надеЯтьсЯ,  ибо  возлагать  надежды  мне  всегда
приходилось не на господнюю правду, а на обещаниЯ  людей  и  жить  в  вечном
страхе перед  ними.  ‘пасение  мое  зависело  от  жизни  такого  же  слабого
существа, каким Я был сам, и мне, однако, приходилось вынашивать в себе  эту
слабость и добиватьсЯ, чтобы луч благодати господней хоть на миг блеснул мне
сквозь жуткую тьму человеческих пороков. _џ так и не узрел его_ -  Я  умираю
без света, без надежды, без веры, без утешениЯ.
     ‘лова эти он произнес совершенно  равнодушно,  и  равнодушие  его  было
страшнее, чем самые дикие корчи, в которые повергает человека отчаЯние.
     - Ќо послушайте, брат мой, - сказал Я, едва переводЯ дыхание, -  вы  же
всегда были очень точны в исполнении монастырских правил.
     - ќто было всего-навсего привычкой - поверь словам умирающего.
     - Ќо, помните, вы же ведь очень  долго  убеждали  менЯ  стать  монахом;
настойчивость ваша была, очевидно, искренней, это ведь было уже после  того,
как Я принЯл обет.
     - ‚полне естественно, что человеку несчастному хочетсЯ иметь  товарищей
по несчастью. ’ы скажешь, что это крайний эгоизм, что  это  мизантропиЯ,  но
вместе с тем это очень естественно. ’ебе ведь приходилось  видеть  в  кельЯх
клетки с птицами. ЏользуютсЯ же люди прирученными птицами  длЯ  того,  чтобы
заманивать диких? Њы были птицами в клетках, вправе ли ты  осуждать  нас  за
этот обман?
     џ не мог не услышать в словах этих той _циничной откровенности  глубоко
порочных людей_ {3* ‘мотри госпожа †эилис.  "†юльен  „ельмур"  {19}.},  того
страшного паралича души, который лишает ее возможности  что-либо  воспринЯть
или  на  кого-либо  воздействовать;  душа  тогда  как  бы   говорит   своему
обвинителю: "Џодойди, сопротивлЯйсЯ, спорь - Я  вызываю  тебЯ.  ‘овесть  моЯ
мертва, она не способна ни выслушать, ни высказать, ни повторить упрека".
     ‚се это поразило менЯ, Я пыталсЯ себЯ переубедить.
     - Ќу а как же тогда объЯснить, - сказал Я, - что вы так  неукоснительно
исполнЯли все монастырские правила?
     - _Ђ ты что, разве никогда не слышал, как звонит колокол?_
     - Ќо ведь ваш голос всегда был самым громким, самым отчетливым в хоре.
     - _Ђ ты разве никогда не слыхал, как играет орган_?..

                                * * * * * *

     џ вздрогнул, однако продолжал расспрашивать его, Я считал, что, сколько
бы Я от него ни узнал, этого все равно будет мало.
     -  Ќо  скажите,  брат  мой,  ведь  молитвы,  которым   вы   непрестанно
предавались, должны же были привести вас к тому, что вы незаметно прониклись
их духом, не правда ли? —ерез внешние формы вы должны были  в  конце  концов
приобщитьсЯ и к самой сути вероучениЯ? Ќе так  ли,  брат  мой?  ‘кажите  мне
перед смертью всю правду. Љак бы  Я  хотел  обрести  эту  надежду!  џ  готов
претерпеть все что угодно, лишь бы она пришла ко мне.
     - ’акой надежды нет и не будет, - сказал умирающий,  -  не  обольщайсЯ.
…сли  человек  непрестанно  исполнЯет  все  религиозные  обрЯды,  а  сам  не
проникнут духом пресвЯтой веры, сердце его безнадежно черствеет.  Ќет  людей
более чуждых религии, нежели те, кто постоЯнно занЯт соблюдением ее форм.  џ
твердо убежден, что добраЯ половина нашей братии сущие атеисты. Њне довелось
кое-что слышать о тех, кого принЯто называть еретиками, и читать то, что они
пишут. ‘реди прихожан наших есть люди, которые ведают местами в церквах  (ты
скажешь,  что  это  страшное  свЯтотатство  -  торговать  местами  в   храме
господнем, и ты будешь прав), у них есть люди,  которые  звонЯт  в  колокол,
когда надо бывает хоронить их покойников, и единственное, чем эти несчастные
проЯвлЯют свою веру, - они следЯт, пока идет месса (принимать в ней  участие
они не могут), за взиманием платы  и,  падаЯ  на  колени,  возглашают  имена
•риста и господа бога и одновременно  прислушиваютсЯ  к  тому,  как  хлопают
двери, ведущие к  привилегированным  местам,  ибо  не  могут  отрешитьсЯ  от
суетных мыслей, и всЯкий раз вскакивают с колен, чтобы и им  досталась  хоть
малаЯ толика того серебра, за которое €уда предал ‘пасителЯ и  себЯ  самого.
Ќу а их звонари - можно подумать, что _соприкосновение со смертью делает  их
человечнее_. Љак бы не так!  Њогильщики,  например,  _получают  тем  большую
плату, чем глубже вырытаЯ могила_. € вот звонарь-могильщик и  все  остальные
затевают  иногда  настоЯщую  драку  над  бездыханным  телом,  которое  самой
недвижностью и немотой своей  ЯвлЯет  им  грозный  упрек  за  эту  калечащую
человека корысть. џ ничего этого не знал, но  последние  его  слова  смутили
менЯ.
     - ’ак, выходит, вы умираете  без  надежды  и  веры?  Ћтветом  мне  было
молчание.
     - Ќо ведь  вы  же  сумели  убедить  менЯ  своим  красноречием,  которое
казалось ниспосланным свыше, чудом, которое Я увидел собственным" глазами.
     Ћн рассмеЯлсЯ. ‚ смехе умирающего есть всегда  что-то  очень  страшное:
находЯсь на грани земного и загробного мира, он как  будто  лжец  и  тому  и
другому и утверждает, что и радости, которые несет нам  первый,  и  надежды,
которые сулит второй, не более чем обман.
     - —удо это сотворил Я, - ответил он с невозмутимым спокойствием и  увы,
даже с тем торжеством, которое бывает у заЯдлых мошенников.  -  џ  знал,  из
какого водоема туда  поступает  вода;  с  согласиЯ  настоЯтелЯ  мы  за  ночь
выкачали его  весь.  Џришлось  как  следует  поработать,  и  чем  больше  мы
трудились, тем больше потешались над твоим легковерием.
     - Ќо ведь дерево...
     - џ знал кое-какие секреты из области химии,  сейчас  у  менЯ  уже  нет
времени их тебе раскрывать - ночью Я  обрызгал  листьЯ  тополЯ  определенным
составом, и наутро у них был такой вид, _будто они увЯли_. ‘ходи посмотри на
это дерево недели через две, и ты увидишь, что оно опЯть такое  же  зеленое,
каким было.
     - € это ваши предсмертные слова?
     - „а.
     - Ђ зачем же вы менЯ так обманули?
     Ћн на  какое-то  мгновение  задумалсЯ,  а  потом,  собрав  все  силы  и
приподнЯвшись на кровати, воскликнул:
     - Џотому что Я был монахом. Њне нужен был этот обман,  чтобы  завлекать
новые жертвы и удовлетворить мою гордость! Ќужны  были  мне  и  товарищи  по
несчастью, чтобы облегчить его тЯжесть!
     ѓоворЯ это, он весь содрогалсЯ, вместо привычной кротости и спокойствиЯ
на лице его поЯвилось выражение, которое Я даже не могу  описать,  -  что-то
насмешливое, торжествующее и дьЯвольское. ‚ эту страшную минуту  Я  все  ему
простил. џ схватил распЯтие, лежавшее у его изголовьЯ, и поднес его к  губам
умирающего. Ћн оттолкнул его.
     - …сли бы Я захотел, чтобы со мной разыграли этот фарс, Я выбрал бы длЯ
него другого актера. ‡наешь, стоило мне только захотеть, и сам настоЯтель  и
половина всего монастырЯ Явились бы  сейчас  к  моему  изголовью  со  своими
свечами, со свЯтой  водой,  с  мирницей  длЯ  последнего  помазаниЯ  и  всем
предсмертным маскарадом, которым они пытаютсЯ  обмануть  даже  умирающего  и
оскорбить господа даже у врат его вечного царства. џ  потому  и  согласилсЯ,
чтобы ты  ухаживал  за  мной,  что  знал,  какое  отвращение  ты  питаешь  к
монастырской жизни, и думал, что тебе, может быть, захочетсЯ узнать  о  том,
сколько в ней обмана и до какого отчаЯниЯ она может довести человека.
     Љакой эта жизнь ни казалась мне постыдной, ужасы, о которых  Я  услыхал
сейчас из уст умирающего монаха, превзошли все  то,  что  рисовало  мне  мое
воображение. џ представлЯл себе, что она начисто исключает земные радости  и
даже лишает надежд на них; но теперь речь шла о другой чаше весов,  об  ином
мире - и там тоже была пустота. Њожно было подумать, что  иезуиты  держат  в
руках обоюдоострый меч и, став между  временным  и  вечным,  направлЯют  его
против того и другого. Ќа одном лезвии, обращенном в сторону мира  бренного,
было, как видно, начертано  слово  "страдай",  а  на  другом,  обращенном  к
вечности, - "не надейсЯ". ЏотерЯв в душе всЯкую надежду, Я все еще продолжал
допытыватьсЯ у него, как мне ее обрести, - _у него_! Ђ ведь  он  лишал  менЯ
даже тени надежды каждым произнесенным словом.
     - ’ак неужели же все должно погрузитьсЯ в эту бездну мрака? Ќеужели длЯ
того, кто страдает, нет ни света, ни надежды, ни утешениЯ?  Ќеужели  кому-то
из нас не дано примиритьсЯ с нашей долей, - сначала стерпеть ее, а потом  ее
полюбить? € наконец, если уж отвращение наше так неодолимо, то не  можем  ли
мы поставить ее себе в заслугу перед богом и принести ему в жертву все  наши
земные желаниЯ и надежды, уповаЯ на то, что он воздаст нам за все  сторицей?
„аже если мы не можем принести  эту  жертву  с  тем  благоговением,  которое
Явилось бы залогом того, что господь ее  примет,  то  неужели  нам  не  дано
надеЯтьсЯ, что он все же начисто ее не отвергнет? Ќеужели мы не  можем  быть
если не счастливы, то хотЯ бы спокойны; не можем если не удовлетворитьсЯ ею,
то хотЯ бы смиритьсЯ? ѓоворите же, скажите, возможно ли это?
     - ’ы хочешь, чтобы уста умирающего исторгли слова (обмана, -  этого  ты
не добьешьсЯ. “знай же, что тебЯ  ждет.  ‹юди,  обладающие  тем,  что  можно
назвать склонностью к религии, иными словами, визионеры, аскеты, люди слабые
и угрюмые, творЯ молитвы, могут возвысить себЯ  до  своего  рода  опьЯнениЯ.
Љогда они обнимают мраморные изваЯниЯ, им  может  показатьсЯ,  что  холодный
камень  затрепетал  от  прикосновениЯ  их  руки,  что  в  недвижных  фигурах
пробуждаетсЯ жизнь, что они внимают их  мольбам,  что  они  оборачиваютсЯ  к
молЯщимсЯ и в их безжизненных глазах светитсЯ милосердие. Љогда  они  целуют
распЯтие, им могут послышатьсЯ небесные голоса, изрекающие  слова  прощениЯ;
им может почудитьсЯ, что ‘паситель принимает их в свои объЯтиЯ  и  зовет  их
вкусить вечное блаженство; что небеса разверзаютсЯ у них  на  глазах  и  что
звучат райские гармонии, прославлЯющие их торжество. Ќо это не что иное, как
самое  обыкновенное  опьЯнение,  и  самый  заурЯдный  врач   знает,   какими
снадобьЯми  можно  вызвать  это   состоЯние   у   пациента.   ‘екрет   этого
самозабвенного экстаза узнаетсЯ в аптеке, и его можно  приобрести  по  более
сходной цене. †ители ‘еверной …вропы вызывают в себе такой экстаз,  прибегаЯ
к спирту, турки - к опиуму, дервиши - к плЯске, а христианские  монахи  -  к
исступленности духа, действующей на изможденную плоть. ‚се это -  опьЯнение,
разница заключаетсЯ только том, что  в  мирЯнах  подобное  опьЯнение  всегда
вызывает довольство собой, тогда как монахи - люди другого мира, - испытываЯ
подобное же удовольствие, считают, что оно исходит от  бога.  ‚от  почему  в
последнем случае опьЯнение бывает более глубоким, обманным и опасным. Ћднако
природа, которую такого рода излишества неизбежно насилуют, взымает поистине
ростовщические проценты за все, что у нее незаконно  отнЯли.  Ћн  заставлЯет
расплачиватьсЯ за минуты восторга часами  отчаЯниЯ.  Џереход  от  экстаза  к
ужасу  совершаетсЯ  почти  внезапно.  ‡а  какие-нибудь  несколько  мгновений
избранники  небес  превращаютсЯ  в  изгоев.  Ћни  начинают   сомневатьсЯ   в
истинности испытанных ими восторгов - в  истинности  своего  призваниЯ.  Ћни
сомневаютсЯ во всем: в искренности своих молитв, в действенности  искуплениЯ
грехов, которое дарует ‘паситель, и в заступничестве ЏресвЯтой девы. €з  раЯ
они  низвергаютсЯ  в  ад.  Ћни  начинают  кричать,  испускать  дикие  вопли,
богохульствовать. ‘о дна преисподней куда, как им кажетсЯ, их столкнули, они
разражаютсЯ бранью, поносЯ ’ворца, ревут,  что  их  проклЯли  навеки  за  их
грехи, в то времЯ как единственный  их  грех  -  это  неспособность  вынести
чрезмерное возбуждение. Љак только припадок этот кончаетсЯ, они  снова  мнЯт
себЯ избранниками господними. ‹юдЯм же, которые начинают расспрашивать их по
поводу недавно пережитого ими отчаЯниЯ, они отвечают, что попали  по  власть
‘атаны, что господь оставил их, и т.  п.  ‚се  свЯтые,  начинаЯ  Њагомета  и
кончаЯ  ”ранциском  Љсаверием  {20},  были  всего-навсего  сплавом  безумиЯ,
гордости и самообмана; последний не имел  бы,  может  быть  таких  тЯгостных
последствий, но людЯм свойственно мстить за то,  что  он:  обманывали  себЯ,
тем, что они с особенным рвением начинают обманывать других.
     —то может быть ужаснее того состоЯниЯ души, когда сознание  собственной
греховности _вынуждает нас хотеть, чтобы каждое  слово  оказалось  ложью,  и
вместе с тем мы знаем, что каждое слово -  сущаЯ  правда_.  €менно  в  таком
состоЯнии Я пребывал тогда, но Я пыталсЯ смЯгчить его говорЯ себе: "Џоложим,
Я никогда не стремилсЯ сделатьсЯ свЯтым,  но  неужели  же  участь  всех  так
плачевна?".
     Њонах, который, казалось,  радовалсЯ  случаю  излить  всю  свою  злобу,
скопившуюсЯ за шестьдесЯт лет страданиЯ и лицемериЯ, напрЯгал как только мог
свой уже слабеющий голос длЯ того, чтобы мне ответить. Њожно было  подумать,
что все то зло, которое он будет в  силах  излить  на  другого,  никогда  не
сравнЯетсЯ с тем, которое пришлось вытерпеть ему самому.
     ‹юди очень чувствительные и восприимчивые, - говорил он, - но ли шенные
веры - несчастнейшие из всех, но их страданиЯ раньше всего приходЯт к концу.
€х  изводит  повседневное  принуждение,  угнетает  однообразие  молитв;   их
ввергают в отчаЯние тупаЯ наглость и чванливое самодовольство. Ћни  борютсЯ,
они  противЯтсЯ  злу.  Ќа  них  накладывают  покаЯниЯ,  их  наказывают.   €х
собственнаЯ строптивость служит  оправданием  жестокого  обращениЯ  с  ними.
‚прочем, даже если бы не было этого оправданиЯ, с ними все равно  обращались
бы жестоко, ибо ничто не дает такой услады людЯм, гордЯщимсЯ  своей  властью
над другими, как победа  над  теми,  кто  по  праву  может  гордитьсЯ  умом.
Ћстальное ты легко можешь себе представить, ибо сам был  многому  очевидцем.
’ы видел несчастного юношу, который  заступилсЯ  за  брата  Џавла.  …го  так
избили, что он сошел с ума. „оведенный сначала до безумиЯ, потом до  полного
отупениЯ, он умер! џ был тайным советчиком в  этом  деле,  причем  все  было
обставлено так, что менЯ ни в чем нельзЯ было заподозрить.
     - —удовище! - вскричал Я.
     €стина _теперь_ сравнЯла нас, и, больше  того,  она  даже  лишила  менЯ
возможности говорить с ним  с  той  мЯгкостью,  какую  человеческие  чувства
предписывают нам по отношению к умирающему.
     - Џочему? - спросил  он  с  тем  спокойствием,  которое  в  свое  времЯ
расположило менЯ к нему, а теперь возмущало, но  без  которого  нельзЯ  было
представить себе его лица, - это ведь сократило его страданиЯ,  так  неужели
ты станешь осуждать менЯ за то, что Я не продлил их?
     „аже когда этот человек старалсЯ  расположить  к  себе,  в  словах  его
сквозили холод, ирониЯ и насмешка, и это придавало самым обыкновенным  вещам
убедительность и силу. Њожно было подумать, что он всю жизнь скрывал  правду
длЯ того, чтобы в смертный час высказать ее до конца.
     -  ’акова  участь  людей  чувствительных;  люди  менее   чувствительные
постепенно чахнут и погибают; незаметно дни их проходЯт в разведении цветов,
в уходе за птицами. Ћни превосходно исполнЯют все, что положено, на их  долю
не достаетсЯ ни порицаний,  ни  похвал  -  удел  их  оцепенение  и  душевнаЯ
опустошенность. €м хочетсЯ смерти хотЯ бы потому, что  приготовлениЯ  к  ней
могут на какое-то времЯ развлечь их и скрасить им монастырские будни, но  их
и  тут  постигает  разочарование,  ибо  занимаемое  положение  запрещает  им
развлекатьсЯ. € они умирают так же, как и жили, - непробудившимисЯ и вЯлыми.
‘вечи зажжены - они их не видЯт, их  соборуют  -  они  этого  не  чувствуют;
читаютсЯ молитвы, но они не могут  в  этом  участвовать;  и  в  самом  деле,
представление разыгрываетсЯ с начала до конца,  только  главное  действующее
лицо отсутствует, его уже нет. „ругие постоЯнно предаютсЯ мечтам. Ћни бродЯт
в одиночестве по монастырю, по саду. Ћни питают себЯ  Ядом  обольстительных,
но бесплодных иллюзий.  Ћни  мечтают  о  том,  что  землетрЯсение  превратит
монастырские стены в груду обломков, что посреди сада обнаружитсЯ  вулкан  и
начнет извергатьсЯ лава. Ћни тешат себЯ  мыслью,  что  монастырский  порЯдок
будет  ниспровергнут,  что  на  обитель  нападут  разбойники,  словом,   что
непременно что-то стрЯсетсЯ,  как  бы  невероЯтно  это  ни  было.  ‘  тайной
надеждой думают они о том, что  может  вспыхнуть  пожар  (если  в  монастыре
начнетсЯ пожар, то двери отворЯтсЯ настежь и "Sauve qui peut" {‘пасайсЯ  кто
может (франц.).} будет длЯ них спасительным словом). Њысль эта рождает в них
самые горЯчие надежды: они смогут вырватьсЯ вон, кинутьсЯ на улицы;  убежать
куда-нибудь за город, они ведь готовы ринутьсЯ куда  угодно,  лишь  бы  уйти
отсюда.  Џотом  надежды  эти   в   них   угасают,   тогда   они   становЯтсЯ
раздражительными, угрюмыми, не  знают  покоЯ.  …сли  они  занимают  какое-то
положение в монастыре, то их освобождают от их обЯзанностей, и они  остаютсЯ
у себЯ в кельЯх, ничем не занЯтые, отупевшие от бездельЯ, если же у них  нет
этих привилегий, их вынуждают неукоснительно исполнЯть  все  обЯзанности,  и
тогда отупение наступает гораздо  скорее:  так  изможденные  клЯчи,  которых
заставлЯют  работать  на  мельнице,  слепнут  гораздо  раньше  тех,  которым
приходитсЯ выполнЯть обычную работу. €ные из этих  людей  ищут  прибежище  в
том, что они называют религией. Ћни обращаютсЯ за помощью к  настоЯтелю,  но
что может сделать настоЯтель? …му ведь тоже не чуждо ничто человеческое,  и,
может быть, самого его охватывает отчаЯние, так же как  и  всех  несчастных,
которые молЯт его, чтобы он их от этого отчаЯниЯ избавил. Џотом  они  падают
ниц перед образами свЯтых - они взывают к ним, а иногда даже оскорблЯют  их.
Ћни умолЯют их заступитьсЯ за них, плачут, видЯ, что  мольбы  эти  оказались
напрасны, и устремлЯютсЯ к другим, которые, по  их  мнению,  выше  в  глазах
господа. Ћни молЯт снизойти к ним €исуса •риста и ЏресвЯтую  деву,  возлагаЯ
на них свои последние надежды. Ќо и  эти  их  усилиЯ  оказываютсЯ  тщетными:
ЏресвЯтаЯ дева неумолима, невзираЯ на то что подножье, на котором она стоит,
истерто прикосновениЯми их колен, а ноги - их бесчисленными поцелуЯми. Џотвм
они начинают ходить ночами по коридорам, будЯт  спЯщих,  стучатсЯ  в  каждую
келью,  восклицаЯ:  "Ѓрат  €ероним,  помолись  за  менЯ!",  "Ѓрат  Ђвгустин,
помолись за менЯ!". Џотом на перилах алтарЯ поЯвлЯетсЯ дощечка,  на  которой
написано:  "„орогие  братьЯ,  помолитесь  о  заблудшей  душе  монаха!".   Ќа
следующий день поЯвлЯетсЯ другаЯ надпись: "ЏросЯт всю общину  помолитьсЯ  за
монаха,  который  охвачен  отчаЯнием".  Џотом  они  убеждаютсЯ,  что   ждать
облегчениЯ их страданий от людей так же напрасно, как ждать его от бога, что
нет на свете такой силы, котораЯ могла  бы  избавить  от  них  или  хотЯ  бы
смЯгчить все те муки, которые причинЯет им их  долЯ.  Ћни  уползают  в  свои
кельи; через несколько дней звонит колокол, и братьЯ восклицают: "Ћн почил в
бозе", после чего торопЯтсЯ завлечь к себе еще одну жертву.
     - ’ак это и есть монастырскаЯ жизнь?
     - „а, и может быть только два исключениЯ из  этого  правила:  первое  -
когда воображение каждый  день  возрождает  в  человеке  надежду  бежать  из
монастырЯ и он продолжает тешить себЯ этой надеждой даже на смертном одре, и
второе - когда (и так это было со мной) человек  облегчает  свои  страданиЯ,
перекладываЯ их на других, и, наподобие паука, освобождаетсЯ от Яда, которым
полон и который, вздуваЯсь, грозит разорвать его; он по капельке вливает его
в каждую муху, котораЯ бьетсЯ, страдает и гибнет в его сетЯх, - так же  вот,
как и ты.
     Љогда  несчастный  произносил  эти  слова,  какаЯ-то  злобнаЯ   усмешка
перекосила его черты, и мне  стало  страшно.  Ќа  минуту  Я  отошел  от  его
постели. ‚ернувшись, Я посмотрел на  него:  глаза  его  были  закрыты,  руки
недвижно простерты: он умер. ќто были его последние слова. Џо выражению  его
лица можно было судить о душе; лицо его было спокойно и бледно, но застывшаЯ
насмешка по-прежнему кривила его губы.
     џ выбеж