, чтобы просить господа о милости, а они хотЯт  представить
менЯ отступником, свЯтотатцем. ’акие же  произвольные  и  нелепые  обвинениЯ
можно возвести и на все то множество скорбЯщих и  ищущих  утешениЯ,  которые
каждый день оглашают стены своим плачем и стонами! …сли бы  Я  действительно
пыталсЯ опрокинуть распЯтие, издеватьсЯ над статуЯми свЯтых, то  неужели  бы
нигде не осталось следа от всего этого варварства? Ќеужели бы возводившие на
менЯ поклеп не стали бы тщательно  их  сохранЯть  в  качестве  вещественного
доказательства? ЋсталсЯ ли хоть какой-нибудь след от этого?  …го  нет  и  не
может быть, ибо ничего этого не было и в помине.
     …пископ молчал. ‚зывать к его чувствам было  излишне,  но  обращение  к
фактам возымело свое действие. Ќемного погодЯ он сказал:
     - ’ы, значит, согласен прочесть в присутствии всей общины перед образом
‘пасителЯ и свЯтых те самые молитвы, которые, как ты утверждаешь,  ты  читал
перед ними в ту ночь?
     - „а, согласен.
     Ѓыло принесено распЯтие. џ с благоговейным почтением  поцеловал  его  и
принЯлсЯ молитьсЯ; слезы лились из глаз моих ручьем, когда Я  думал  о  том,
сколь безмерна воплощеннаЯ в этом изображении жертва.
     - Ћбрати теперь к  господу  слова  веры,  любви  и  надежды,  -  сказал
епископ.
     џ  исполнил  все,  чего  он  потребовал,  и  хотЯ  мне   некогда   было
подготовитьсЯ, услыхав произнесенные мною молитвы,  сопровождавшие  епископа
почтенные духовные лица переглЯнулись, и во взглЯдах их Я увидел сочувствие,
интерес и восхищение.
     - Љто научил тебЯ этим молитвам? - спросил епископ.
     - …динственный мой учитель - это сердце, другого у  менЯ  нет,  мне  не
позволено держать у себЯ книги.
     - —то ты говоришь! Џовтори!
     - ЏовторЯю, никаких книг у  менЯ  нет.  “  менЯ  отобрали  молитвенник,
распЯтие, из кельи вынесли все, не осталось ни стула, ни стола,  ни  коврика
длЯ молитвы. џ молюсь на голом  полу  и  молитвы  читаю  наизусть.  …сли  вы
соизволите посетить мою келью, вы увидите, что  все,  что  Я  говорю,  сущаЯ
правда.
     Џри этих словах епископ негодующе посмотрел на настоЯтелЯ. Ћн,  однако,
сразу же совладал с собой, ибо то был человек, не привыкший  чем  бы  то  ни
было проЯвлЯть свои чувства; он понЯл, что нарушил бы этим  свои  правила  и
унизил свое достоинство. Ѓесстрастным голосом он приказал мне удалитьсЯ.  Ќо
когда Я уже уходил, он вдруг позвал менЯ снова - казалось,  что  он  впервые
обратил  внимание  на  мой  неприглЯдный  вид.  ќто  был  человек,   всецело
поглощенный созерцанием  тихого  и  как  бы  застывшего  залива,  именуемого
долгом, где душа его навеки стала на Якорь и где не могло  быть  ни  бурного
течениЯ,  ни  движениЯ  вперед,  и  поэтому  ему  очень  долго   приходилось
вглЯдыватьсЯ в каждый  предмет,  прежде  чем  тот  мог  произвести  на  него
какое-то впечатление: чувства его как бы  окостенели.  €  он  приехал  сюда,
чтобы  присмотретьсЯ  к  одержимому,  в  которого,  как  ему  было  сказано,
вселились бесы, но у него сложилось убеждение, что  это  не  что  иное,  как
несправедливость и обман, и он вел себЯ так, что выказал мужество, решимость
и неподкупность, и это делало ему честь.
     Ћднако мой страшный и жалкий вид, который несомненно  прежде  всего  бы
бросилсЯ в глаза человеку, восприимчивому ко всем проЯвлениЯм внешнего мира,
обратил на себЯ его внимание только под конец. Ћн поразил его только  тогда,
когда Я медленно и с трудом стал сползать вниз по ступенькам алтарЯ,  и  это
постепенно сложившеесЯ впечатление оказалось в нем  тем  более  сильным.  Ћн
снова подозвал менЯ к себе и стал спрашивать, как будто увидел менЯ впервые:
     - Љак это ты мог дойти до такого непотребного вида? - спросил он.
     Њне подумалось, что в эту минуту  Я  мог  бы  нарисовать  ему  картину,
котораЯ еще больше бы принизила в его глазах настоЯтелЯ, но ограничилсЯ тем,
что сказал:
     - ќто последствие дурного обращениЯ со мною.
     Њне было задано еще несколько вопросов касательно моего вида, а  вид  у
менЯ действительно был довольно плачевный, и в  конце  концов  мне  пришлось
рассказать все без утайки. Џодробности эти привели  епископа  в  безудержную
Ярость. Љогда людЯм по натуре холодным  случаетсЯ  поддатьсЯ  волнению,  оно
охватывает их с неслыханной силой, ибо длЯ них долгом ЯвлЯетсЯ  все,  в  том
числе и страсть (когда она овладевает ими). ‚прочем, может быть, чувство это
привлекает их также и неожиданной длЯ них новизной.
     ‚се это больше чем к кому-либо относилось к  нашему  епископу,  который
был столь же чист душой, сколь и  строг,  и  который,  преисполнЯЯсь  ужаса,
отвращениЯ и негодованиЯ, содрогалсЯ при  каждой  подробности,  которую  мне
приходилось  приводить;  настоЯтелЯ  от  моих  слов  бросало  в   дрожь,   а
присутствовавшие при этом монахи не решались ничего возразить.
     Љ нему вернулось его прежнее хладнокровие; всЯкое чувство было длЯ него
все же и известного рода усилием, а спокойнаЯ строгость -  привычкой.  €  он
снова приказал мне удалитьсЯ. џ повиновалсЯ и вернулсЯ к себе в келью. Љак Я
уже говорил,  стены  ее  были  по-прежнему  голы,  но  даже  и  после  всего
великолепиЯ и блеска, окружавшего менЯ в церкви,  мне  показалось,  что  они
сверху донизу украшены эмблемами моего торжества. Џередо мною пронеслось  за
миг ослепительное видение; потом все исчезло, и, один  у  себЯ  в  келье,  Я
опустилсЯ на колени и стал молить  ‚семогущего  тронуть  сердце  епископа  и
запечатлеть в нем те безыскусственные простые слова, что были сказаны  мною.
џ все еще молилсЯ, когда вдруг в коридоре послышались шаги. Ќа мгновение все
смолкло, не шелохнулсЯ и Я. “ менЯ было такое чувство, что  люди  за  дверью
услыхали, как Я молюсь, и притихли: произнесенные мною в  одиночестве  слова
молитвы произвели, должно быть, на них сильное впечатление.  Ќемного  погодЯ
епископ со своими почтенными спутниками, а следом за ними и настоЯтель вошли
ко мне в келью. € сам епископ, и его свита  пришли  в  ужас  от  всего,  что
увидели.
     џ уже говорил вам, сэр, что в келье моей тогда ничего  не  было,  кроме
голых стен и кровати. Ќа всем лежала печать опустошениЯ и унижениЯ. џ  стоЯл
на коленЯх посредине, прЯмо на каменном полу,  и,  господь  тому  свидетель,
меньше всего в эту минуту рассчитывал  произвести  на  кого-то  впечатление.
…пископ некоторое времЯ присматривалсЯ к убогой обстановке моего  жилища,  а
сопровождавшие его лица взглЯдами своими и  жестами  открыто  выражали  свое
возмущение учиненной надо мною расправой.
     - Ќу, что вы на это скажете? - спустЯ некоторое времЯ спросил  епископ,
обращаЯсь к настоЯтелю.
     ’от задумалсЯ и, помолчав, ответил:
     - џ ничего этого не знал.
     - ќто ложь, - сказал епископ, - да если бы даже это и было правдой,  то
обстоЯтельство это послужило бы только к вашему  обвинению,  а  никак  не  к
оправданию. ‚ы обЯзаны ежедневно посещать кельи, так  как  же  вы  могли  не
знать о том, в каком непристойном виде содержитсЯ  эта  кельЯ?  ‚ыходит,  вы
пренебрегли своими обЯзанностЯми?
     Ћн несколько раз прошелсЯ взад и  вперед  по  келье  вместе  со  своими
спутниками,  которые  только  пожимали  плечами  и  обменивались  взглЯдами,
выражавшими отвращение и ужас перед всем,  что  они  видЯт.  ЌастоЯтель  был
удручен. Ћни вышли, и Я услышал, как уже в коридоре епископ сказал:
     - ‚се эти непорЯдки  должны  быть  устранены  до  того,  как  Я  покину
обитель. Ђ что до вас, то вы  недостойны  положениЯ,  которое  занимаете,  -
сказал он, обращаЯсь к настоЯтелю, - и вас следует сместить. - Ђ  затем  еще
более строго добавил:  -  €  это  называетсЯ  католики,  монахи,  христиане,
страшно сказать! Ѓерегитесь, если, приехав сюда еще раз, Я  обнаружу  у  вас
такое, а можете не сомневатьсЯ, Я в ближайшее времЯ еще раз наведаюсь к  вам
в обитель.
     Џотом он повернулсЯ и, остановившись возле  двери  моей  кельи,  сказал
настоЯтелю:
     - Џозаботьтесь, чтобы  все  учиненные  в  этой  келье  безобразиЯ  были
устранены к утру.
     ЌастоЯтель в ответ только молча поклонилсЯ.
     ‚ этот вечер Я улегсЯ спать на голом матрасе среди четырех голых  стен.
џ был до такой степени измучен и утомлен, что спал в эту ночь крепким  сном.
ЏроснулсЯ Я, когда утреннЯЯ месса  давно  уже  отошла,  и  увидел,  что  мне
предоставлены все удобства, какие только могут  быть  созданы  в  монашеской
келье. ‘ловно по мановению волшебного жезла за то времЯ, когда Я спал,  туда
вернулись распЯтие, молитвенник, аналой,  стол  -  все  оказалось  на  своих
прежних местах. џ соскочил с  постели  и  восхищенно  оглЯдел  стены  кельи.
Ћднако по мере того, как приближалсЯ час монастырской трапезы,  восторг  мой
ослабевал, а страхи,  напротив,  возрастали:  не  так-то  ведь  легко  после
безмерного унижениЯ, после того, как вас затоптали в грЯзь, перейти  к  тому
положению, которое вы некогда занимали  среди  людей.  Љак  только  зазвонил
колокол, Я сошел вниз. Ќекоторое времЯ Я нерешительно простоЯл  у  двери,  а
потом, поддавшись порыву,  граничащему  с  отчаЯнием,  вошел  и  занЯл  свое
обычное место. Ќикто этому не противилсЯ; никто не сказал  ни  слова.  Џосле
обеда все разошлись по кельЯм. џ стал ждать, когда зазвонЯт к  вечерне:  мне
казалось, что в эти часы все должно решитьсЯ. Ќаконец и колокол прозвонил  -
монахи собрались. џ беспрепЯтственно присоединилсЯ к ним и занЯл свое  место
в хоре - торжество мое было полным, а менЯ охватила дрожь. “вы!  …сть  ли  в
жизни человека минуты такого счастьЯ, когда  он  может  начисто  позабыть  о
страхе?  ‘удьба  наша  всЯкий  раз  выступает  в  роли  того  старого  раба,
обЯзанностью которого было каждое утро напоминать монарху, что он - человек,
и чаще всего предсказаниЯ ее осуществлЯютсЯ еще до того, как наступит вечер.
Џрошло два днЯ - бурЯ, котораЯ так долго  терзала  нас,  сменилась  внезапно
наступившим затишьем. „ни мои  потекли  как  раньше:  Я  исполнЯл  все  свои
повседневные обЯзанности и ни от кого не слышал ни  поношениЯ,  ни  похвалы.
Љазалось, что все окружающие считают, что Я начинаю  свою  монашескую  жизнь
сначала. „ва днЯ Я прожил совершенно спокойно и, господь тому свидетель,  ни
в чем не злоупотребил одержанной мною победой. џ  ни  разу  не  вспомнил  об
учиненном надо мною насилии. џ ни разу мысленно не упрекнул  никого  из  его
участников, ни  словом  не  обмолвилсЯ  о  посещении  епископа,  которое  за
несколько  часов  заставило  поменЯтьсЯ  ролЯми  менЯ  и  всех  остальных  и
позволило угнетенному (если бы он того захотел) занЯть место  угнетателЯ.  џ
сумел проЯвить выдержку, ибо менЯ поддерживала надежда на  освобождение.  Ќо
прошло немного времени, и настоЯтелю суждено было восторжествовать снова.
     Ќа третий день Я был вызван утром в приемную, где посланный вручил  мне
пакет, содержащий (как мне стало Ясно) ответ на мою жалобу. Џо существующему
в монастырЯх  обычаю,  Я  должен  был  сначала  передать  его  на  прочтение
настоЯтелю и только потом  имел  право  прочесть  его  сам.  ‚зЯв  пакет,  Я
медленными шагами направилсЯ в покои настоЯтелЯ. Џока он был у менЯ в руках,
Я старалсЯ как следует разглЯдеть его, ощупать все его  углы,  прикинуть  на
вес, догадатьсЯ о его содержимом по внешнему виду. € тут менЯ вдруг  озарила
горькаЯ догадка: ведь  если  бы  содержимое  пакета  сулило  мне  что-нибудь
хорошее, посланный вручил бы  его  с  торжествующей  улыбкой;  вопреки  всем
монастырским правилам Я мог  бы  тогда  сорвать  печати  с  приказа  о  моем
освобождении. Њы бываем очень склонны рисовать себе будущее в соответствии с
нашим предназначением, а так как мне предназначено было  стать  монахом,  то
нет ничего удивительного в том, что пророчества  оказывались  мрачными.  Ћни
оправдались.
     џ подошел с этим пакетом к дверЯм покоев, которые занимал настоЯтель. џ
постучал, менЯ пригласили войти, и мой опущенный долу взглЯд мог  разглЯдеть
только множество рЯс - кельЯ была заполнена монахами. џ почтительно протЯнул
настоЯтелю пакет. Ћн небрежно взглЯнул на него, а потом швырнул его на  пол.
Ћдин из монахов подошел и поднЯл его.
     - Ќе трогайте, пусть _он_ его забирает, - воскликнул настоЯтель.
     џ воспользовалсЯ его разрешением,  взЯл  пакет  и,  низко  поклонившись
настоЯтелю,  ушел  к  себе.  ЏридЯ  в  келью,  Я  некоторое  времЯ  просидел
неподвижно, продолжаЯ держать злосчастный пакет в  руках.  џ  собиралсЯ  уже
вскрыть его, как вдруг каким-то внутренним чувством понЯл: "Ќе  к  чему  это
делать, ты ведь уже знаешь, что там". Џрошло несколько часов, прежде  чем  Я
решилсЯ узнать его содержание: мне сообщали, что в жалобе моей мне отказано.
Џриводились некоторые подробности, из которых Явствовало, что адвокат сделал
все от него зависЯщее, употребив весь свой талант, все рвение и красноречие,
что были даже минуты, когда суд склонЯлсЯ к тому,  чтобы  удовлетворить  мою
просьбу, однако  в  итоге  все  же  вынес  отрицательное  решение,  дабы  не
создавать опасный прецедент длЯ других. "…сли дело  это  будет  выиграно,  -
писал адвокат, - то по  всей  €спании  монахи  начнут  отрекатьсЯ  от  своих
обетов". Њожно ли было привести более веский довод в пользу моего дела? …сли
побуждение  мое  могло  найти  отклик  в  стольких  сердцах,  то  совершенно
очевидно, что оно исходило из требований природы, справедливости и правды.

     ‚оспоминаниЯ о постигшем его страшном разочаровании  до  такой  степени
взволновали несчастного испанца, что только несколько  дней  спустЯ  у  него
хватило сил вернутьсЯ к прерванному рассказу.


                                 ѓлава VII

                                 Pandere res aha terra et caligine mersas *.
                                 {* ђассказать о сокрытом в глубинах земных
                                 и во мраке {1} (лат.).}
                                 - Њилорд, Я показать хочу вам диво.
                                 - —ерт побери, какое диво, Ѓате?
                                                             ѓенрих VIII {2}

     - џ не могу вам рассказать, сколь  тЯжело  было  состоЯние,  в  которое
поверг менЯ отказ удовлетворить мою просьбу, просто потому  что  у  менЯ  не
сохранилось  о  нем  никаких  отчетливых  воспоминаний.  Ќочью  все   краски
стираютсЯ, а отчаЯние не различает дней: однообразие есть и сущность его,  и
его проклЯтие.  „олгими  часами  прогуливалсЯ  Я  по  саду,  и  единственным
впечатлением от этой прогулки был звук моих  собственных  шагов;  мысли  же,
чувства, страсти и все, что приводит их в действие, - все погасло длЯ  менЯ,
все исчезло навсегда. џ был похож на жителЯ страны, где "все было  позабыто"
{3}. Њысли мои потерЯли Ясность, блуждаЯ там, где "самый свет как мрак" {4}.
Ќависали  тучи,  предвещавшие  наступление  непроглЯдной  тьмы,  -  и  вдруг
рассеЯлись, и все внезапно озарилось удивительным светом.
     ‘ад  был  моим  постоЯнным  прибежищем;  повинуЯсь  какому-то   слепому
инстинкту, заменившему мне сознательный выбор, которого Я уже не в силах был
сделать, Я устремлЯлсЯ туда,  чтобы  уйти  от  монахов.  Ћднажды  вечером  Я
заметил происшедшую там перемену. —инили фонтан.  €сточник,  снабжавший  его
водой, находилсЯ за пределами монастырЯ, и занЯтым починкой рабочим пришлось
выкопать под оградой монастырЯ  канаву,  выходившую  на  городской  пустырь.
Њесто это тщательно охранЯлось в течение всего днЯ, пока шла работа, а потом
на ночь проход закрывалсЯ нарочно длЯ этого  сделанной  дверью,  на  которой
были засовы, болты и цепи и котораЯ запиралась, как только рабочие  уходили.
„нем дверь оставалась открытой; и это искушение бежать  и  стать  свободным,
уйти от безысходного гнета, которому Я не видел  конца,  отзывалось  во  мне
нестерпимой болью, доводившей до полного отупениЯ. џ сделал несколько  шагов
по этому проходу и подошел  вплотную  к  двери,  котораЯ  отделЯла  менЯ  от
свободы. џ уселсЯ там на  одном  из  разбросанных  вокруг  камней,  подперев
голову рукой, и глаза мои с грустью глЯдели на _дерево_ и на  _колодец_,  на
то место, где  Якобы  свершилось  чудо.  Ќе  знаю,  сколько  времени  Я  так
просидел. ЋчнулсЯ Я от шороха, услышанного где-то вблизи, и  заметил  клочок
бумаги, подсунутый под дверь, там, где небольшаЯ неровность почвы  позволЯла
это сделать. џ наклонилсЯ и хотел его схватить. ‚ это  времЯ  бумажка  вдруг
исчезла под дверью,  но  спустЯ  несколько  мгновений  голос,  который  Я  в
волнении совсем не узнал, прошептал:
     - Ђлонсо.
     - „а, да, - в волнении ответил Я.
     Ѓумажка тут же ко мне вернулась, и Я услышал быстро  удалЯвшиесЯ  шаги.
Ќе терЯЯ ни минуты, Я прочел содержавшиесЯ в ней несколько слов: "Ѓудь здесь
завтра вечером в этот же час. Њне  много  пришлось  из-за  тебЯ  выстрадать,
записку уничтожь". ќто был почерк брата моего •уана, так хорошо знакомый мне
по нашей недавней и столь важной длЯ менЯ переписке;  всЯкий  раз,  когда  Я
видел этот почерк, в душе моей оживали вдруг доверие и надежда; так  оживают
под действием тепла написанные симпатическими чернилами строки.
     Ќе могу понЯть,  как  мне  удалось  не  выдать  окружающим  то  великое
волнение, с которым Я ждал следующего вечера. ‚прочем, заметным, может быть,
становитсЯ лишь  волнение,  вызванное  каким-нибудь  пустЯком.  ’о,  которое
обуревало менЯ, притаилось в душе. Њогу только сказать, что весь  этот  день
трепет ее напоминал тиканье часов, не знающих ни  минуты  покоЯ.  €  в  этом
тиканье мне попеременно слышались слова: "_Ќадежда  есть  -  надежды  нет_".
Ќаконец этот показавшийсЯ  мне  вечностью  день  пришел  к  концу.  ‘  каким
нетерпением следил Я за тем, как начали удлинЯтьсЯ тени!  ‘  какой  радостью
всматривалсЯ во времЯ вечерни в золото и  пурпур,  что  светились  высоко  в
огромном восточном окне храма и постепенно делались все бледнее, и  думал  о
том, что скоро краски эти засветЯтсЯ и на  западе  и  хоть  и  медленно,  но
начнут угасать. € вот минуты  эти  настали  -  вечер  выдалсЯ  длЯ  менЯ  на
редкость благоприЯтный. Ѓыло тихо и темно, сад опустел, нигде не видно  было
ни одной живой души, ничьи шаги  не  шуршали  по  аллеЯм.  ‚друг  Я  услышал
какой-то звук; мне показалось, что кто-то бежит за  мной.  џ  остановилсЯ  -
оказалось, что это бьетсЯ сердце; звук его отдавалсЯ в напрЯженной  глубокой
тишине. џ прижал руку к груди так, как мать прижала бы к ней расплакавшегосЯ
ребенка, пытаЯсь его успокоить; однако  сердце  не  переставало  стучать.  џ
вошел в узенький проход и приблизилсЯ к двери, у которой на часах, казалось,
попеременно стоЯли отчаЯние и надежда. ‘лышанные вчера слова все еще звучали
у менЯ в ушах: "Ѓудь здесь завтра вечером, в этот же час". џ  наклонилсЯ,  и
мой жадный взглЯд увидел под дверью сложенный лист бумаги. џ схватил  его  и
спрЯтал в складках рЯсы. џ так  дрожал  от  радости,  что,  казалось,  не  в
состоЯнии буду донести его до своей кельи, не выдав себЯ.  ‚се  же  мне  это
удалось; а содержание записки,  которую  Я  прочел,  укрепило  менЯ  в  моей
радости.
     Љ моему  несказанному  огорчению,  однако,  большую  часть  написанного
невозможно было разобрать: так бумага была  измЯта  о  камни  и  перепачкана
сырой глиной. ЏрочтЯ первую страницу, Я с  трудом  только  мог  понЯть,  что
духовник добилсЯ того, что брата держали все времЯ за городом почти  что  на
положении узника. Ћднажды, когда он охотилсЯ в сопровождении  одного  только
слуги, его осенила мысль,  что  он  может  освободитьсЯ  и,  напугав  слугу,
потребовать  от  него  полного  подчинениЯ.  Ќаставив  на  него   зарЯженное
охотничье ружье, он пригрозил,  что  сейчас  же  его  пристрелит,  если  тот
вздумает оказать хотЯ бы малейшее сопротивление. ‘луга  не  сопротивлЯлсЯ  и
дал привЯзать себЯ  к  дереву.  ђазбираЯ  следующую  страницу,  также  очень
измЯтую, Я понЯл, что брат мой благополучно добралсЯ до Њадрида и там только
впервые узнал о том, что на мою злосчастную просьбу было  отвечено  отказом.
Љакое впечатление произвело это на горЯчего, порывистого  и  преданного  мне
•уана, легко можно было представить, вглЯдевшись в косые прерывистые строки,
в которых он тщетно пыталсЯ выразить обуревавшие его чувства. Џосле этого  в
письме говорилось:

            "‘ейчас Я нахожусь в Њадриде и твердо решил, что не уеду отсюда,
       пока не добьюсь твоего освобождениЯ. …сли у тебЯ хватит решимости, то
       план  этот  можно  осуществить: серебрЯным ключом можно открыть любые
       ворота, в том числе и ворота монастырЯ. ЏерваЯ задача, которую Я себе
       поставил,   -  установить  с  тобой  свЯзь,  казалась  мне  столь  же
       неосуществимой,  как  и  твой  побег. ’ем не менее мне это удалось. џ
       узнал,  что  в саду идут какие-то работы, и каждый вечер подбиралсЯ к
       двери  и  шептал  твое имЯ - и вот на шестой день ты наконец оказалсЯ
       близко".

     ‚ другом месте брат более подробно рассказывал о своих планах.

            "‘амое нужное длЯ нас сейчас - это деньги и полнаЯ тайна. Ќасчет
       последнего  Я  могу  поручитьсЯ  - Я езжу переодетый, но что касаетсЯ
       денег,  то  Я не очень-то знаю, как их добыть. Ѓегство мое было столь
       поспешным,  что  Я  не  успел  ничего  с собой захватить, и по пути в
       Њадрид  мне  пришлось  продать  часы  и  перстни,  чтобы  обзавестись
       подходЯщей  одеждой  и  провиантом.  Њне  бы,  конечно, ссудили любую
       сумму,  стоило  только  сказать, кто Я такой, но это могло привести к
       роковым длЯ менЯ последствиЯм. Ћтцу моему немедленно было бы сообщено
       о  том,  что  Я в Њадриде. „енег Я постараюсь достать у какого-нибудь
       евреЯ,  а  как  только  Я  их получу, Я не сомневаюсь, что сумею тебЯ
       освободить.  Њне  уже  говорили,  что  у  вас  в  монастыре есть один
       человек, который, может быть, согласитсЯ...".

     ‚се последующее было, по-видимому, написано  уже  значительно  позднее;
как видно, письмо это писалось в несколько приемов.  ‚  строках,  которые  Я
вслед за тем мог разобрать, выразилась всЯ беспечность  этого  до  крайности
пылкого, живого и великодушного юноши.

            "Џожалуйста,  не беспокойсЯ обо мне, обнаружить менЯ невозможно.
       …ще когда Я был в школе, у менЯ проЯвилось актерское дарование, почти
       невероЯтнаЯ  способность  к  перевоплощению, котораЯ сейчас оказывает
       мне  неоценимую  услугу.  €ногда Я вышагиваю, как какой-нибудь "махо"
       {1* Ќечто среднее между хвастуном и гулЯкой.}, приделав себе огромные
       бакенбарды.  €ногда  Я  принимаю  вид  бискайца и, подобно мужу доньи
       ђодригес,  выглЯжу  королем  потому  лишь,  что  Я  горец {5}. Ћднако
       любимое  мое  обличье - это нищий или гадальщик: первое позволЯет мне
       проникнуть  в стены монастырЯ, второе обеспечивает деньгами и нужными
       сведениЯми.  ’аким  образом,  мне  еще  платЯт,  а  сам Я в это времЯ
       стараюсь  кого-нибудь  подкупить.  …сли  бы ты увидел, как после всех
       этих  скитаний  и  происков  наследник Њонсады забираетсЯ на чердак и
       укладываетсЯ спать на соломе, ты не удержалсЯ бы от улыбки. ‚едь этот
       маскарад  забавлЯет  _менЯ  самого_ больше, нежели зрителей. ‘ознание
       собственного  превосходства  подчас  приносит  больше  радости, когда
       держишь его в тайне, нежели тогда, когда о достоинствах твоих говорЯт
       другие.   Љроме  того,  у  менЯ  такое  чувство,  как  будто  грЯзнаЯ
       подстилка,   на  которой  Я  сплю,  расшатаннаЯ  табуретка,  покрытые
       паутиной  стропила, прогорклое масло и все прочие agrements {Џрелести
       (франц.).} моего нового жилища есть некаЯ расплата за то зло, которое
       Я  тебе  причинил,  Ђлонсо.  €ногда,  правда,  такого рода лишениЯ, к
       которым Я, кстати сказать, совсем не привык, повергают менЯ в уныние,
       но  тем  не менее свойственнаЯ моей натуре буйнаЯ сила и необузданнаЯ
       веселость  поддерживают  во  мне  бодрость  духа. џ содрогаюсь, когда
       думаю  о  своем  положении,  возвращаЯсь  к себе на ночлег, когда мне
       приходитсЯ  впервые  в  жизни своими руками ставить светильник на мой
       жалкий  очаг. Ќо вот наступает утро, и мне становитсЯ весело, когда Я
       начинаю  рЯдитьсЯ в свои причудливые лохмотьЯ, гримирую лицо, изменЯю
       голос  и  становлюсь настолько неузнаваемым, что даже обитатели этого
       дома, встречаЯ менЯ на лестнице, не уверены, что перед ними тот самый
       человек,  которого они видели накануне. ‚нешность свою Я менЯю каждый
       день  и  каждый  раз  ночую  на  новой квартире. Ќе бойсЯ за менЯ, но
       приходи  каждый  вечер  к  назначенному  месту, к закрывающей канавку
       двери,  потому  что  каждый  вечер  у  менЯ будет длЯ тебЯ что-нибудь
       новое. Џомни, что силы мои неиссЯкаемы, жажда неутолима, что весь жар
       сердца  моего и души отданы одному делу. ЉлЯнусь тебе еще раз душой и
       телом,  Я  ни  за что не уеду отсюда, до тех пор пока ты не будешь на
       свободе, _положись на менЯ, Ђлонсо_".

     џ избавлю вас, сэр, от подробного описаниЯ моих чувств, и каких чувств!
ѓосподи, прости менЯ за то благоговение,  с  каким  Я  покрывал  эти  строки
поцелуЯми,  с  каким  Я  готов  был  припасть  к  писавшей  их  руке,  -  за
благоговение, которого достойно только изображение божие. Ќо ведь он был так
юн, побуждениЯ его так благородны, в необузданном сердце  его  было  столько
тепла, и он готов был пожертвовать всем, что могли принести ему его  высокое
положение  и  молодость  с  ее  утехами,  -  вместо  этого  он  пускалсЯ  на
унизительные переодеваниЯ, подвергаЯ себЯ неимоверным лишениЯм,  претерпевал
все самое тЯгостное длЯ юноши избалованного и гордого  (а  Я  знал,  что  он
избалован и горд), скрываЯ свое возмущение всем этим под  личиною  напускной
веселости, рЯдом с которой было подлинное великодушие, и все это ради  менЯ!
Ћ, как менЯ все это трогало!

                                * * * * * *

     Ќа следующий день вечером Я снова был возле двери. Ќикакой  записки  не
поЯвилось, а Я просидел, дожидаЯсь ее, до тех пор, пока совершенно стемнело,
и Я уже врЯд ли бы мог различить  ее,  будь  она  в  эти  часы  под  дверью.
‘ледующий за этим вечер оказалсЯ более счастливым: Я получил новое  известие
от брата. ’от же самый измененный  голос  прошептал:  "Ђлонсо",  и  имЯ  это
прозвучало  длЯ  менЯ  сладчайшей  музыкой.  ‚  записке  содержалось   всего
несколько строк (мне не стоило никакого труда проглотить  ее  тут  же  после
того, как Я ее прочитал). ‚от они:

            "Ќаконец-то  мне  удалось  найти  евреЯ, который даст мне взаймы
       большую сумму. Ћн притворЯетсЯ, что не знает менЯ, хотЯ Я уверен, что
       это   не   так.   ђостовщические   проценты,   которые   он  берет, и
       противозаконность   всех   его  действий  ЯвлЯютсЯ  длЯ  менЯ  полной
       гарантией  безопасности.  …ще  несколько  дней,  и в моих руках будут
       средства  освободить тебЯ; мне даже посчастливилось найти способ, как
       ими воспользоватьсЯ. …сть один негодЯй...".

     Ќа  этом  записка  кончалась.  ‚осстановительные  работы  возбудили   в
монастыре столько любопытства (которое, кстати сказать, возбуждаетсЯ в  этих
стенах очень легко), что последующие четыре вечера Я не  решалсЯ  оставатьсЯ
возле двери, боЯсь, что могу  этим  вызвать  подозрение.  ‚се  это  времЯ  Я
страдал, и не только от того, что надежды мои не сбывались, но и от  страха,
что это неожиданно  длЯ  менЯ  начавшеесЯ  общение  с  братом  может  теперь
навсегда прерватьсЯ; Я ведь знал, что  через  несколько  дней  работы  будут
закончены. џ поделилсЯ своими опасениЯми с братом и воспользовалсЯ длЯ этого
тем же способом, каким сам получал от него записки. Џотом  Я  стал  упрекать
себЯ в том, что напрасно его тороплю.  џ  подумал  о  том,  как  трудно  ему
скрыватьсЯ  в  незнакомом  месте,  иметь  дело  с  ростовщиками,   подкупать
монастырских  слуг.  џ  подумал  обо  всем,  что  он  предпринЯл,  и  о  тех
опасностЯх, которым он себЯ подвергает. Ђ  вдруг  все  его  усилиЯ  окажутсЯ
напрасными? Ќи за что на свете, даже если бы менЯ сделали властелином  всего
мира, не хотел бы Я еще раз пережить все муки, которые мне пришлось испытать
в течение этих четырех дней. Џриведу вам только один пример, из которого  вы
узнаете, что Я пережил, услыхав, как  рабочие  говорЯт:  "Ќу  вот,  скоро  и
конец". џ  обычно  вставал  за  час  до  начала  утрени,  передвигал  камни,
опрокидывал бочку с известью, длЯ того чтобы она смешалась с глиной и  стала
совершенно  негодной  к  употреблению,  одним  словом,  с  таким  искусством
_распускал ткань Џенелопы_ {6}, что рабочие были убеждены, что не кто  иной,
как сам дьЯвол мешает им довести дело до конца, и последнее времЯ всЯкий раз
приносили с собой свЯтую воду, которой  с  превеликим  ханжеством  и  весьма
обильно все окроплЯли.
     Ќа пЯтый вечер Я подобрал под дверью записку, где говорилось:

            "‚се улажено - Я договорилсЯ с евреем так, как у них принЯто. Ћн
       притворЯетсЯ,  что  ему ничего не известно о том, кто Я такой и как Я
       _буду_  богат.  ‚  действительности  он  все  это  отлично знает и не
       посмеет  предать  менЯ  уже  хотЯ  бы  потому,  что  захочет  сберечь
       собственную  шкуру.  ‚озможность  сразу  же  выдать  его €нквизиции -
       лучшаЯ  гарантиЯ  того, что он исполнит свое обещание, лучшаЯ и, надо
       сказать,  единственнаЯ.  “  вас  в  монастыре  есть один негодЯй. ќто
       _отцеубийца_,   который  решил  искать  убежище  в  стенах  обители и
       согласилсЯ  принЯть  монашество длЯ того, чтобы избежать возмездиЯ за
       свои грехи, по крайней мере в земной жизни. Њне рассказывали, что это
       чудовище перерезало горло отцу в то времЯ, как тот сидел за ужином, с
       единственной  целью  -  добыть небольшую сумму, которую он проиграл в
       карты.  ’оварищ его, который тоже проигралсЯ, дал обет, в случае если
       он  выиграет,  поставить  две  свечи  перед  статуей  ЏресвЯтой девы,
       находившейсЯ  неподалеку  от того злополучного дома, где шла игра. Ќо
       он  проиграл  и был так разъЯрен постигшей его неудачей, что, проходЯ
       мимо  статуи,  ударил  ее  кулаком  и на нее плюнул. Џоступок его был
       возмутителен,  но  можно  ли его сравнивать с преступлением того, кто
       сейчас  находитсЯ  среди вас? ќтот надругалсЯ над свЯтыней {7}, а тот
       убил  отца;  и,  однако, первый умер от самых ужасных пыток, а второй
       после  тщетных  стараний  скрытьсЯ  от  правосудиЯ  _нашел убежище_ в
       свЯтой  обители  и теперь вот сделалсЯ послушником у вас в монастыре.
       Ќа  преступные  страсти  этого негодЯЯ Я и возлагаю все свои надежды.
       Ќасколько  Я  понимаю,  душою  его  владеют жадность, чувственность и
       безрассудство. ‘тоит только обещать ему денег, и он не остановитсЯ ни
       перед  чем;  ради денег он готов помочь тебе освободитьсЯ, ради денег
       он  может  задушить  тебЯ  в  твоей  келье. Ћн завидует €уде, который
       предал  ‘пасителЯ  рода  человеческого за тридцать сребреников. _…го_
       душу  можно  купить  и  за полцены. ‚от с помощью какого человека мне
       приходитсЯ осуществлЯть мои планы, - это мерзко, но иного выхода нет.
       Њне  довелось  читать,  что самые действенные лекарства добываютсЯ из
       Ядовитых  растений  и  Ядовитых  змей.  џ  выжму сок, а потом выброшу
       оболочку.
            Ђлонсо,  не  страшись этих слов. Ќе дай привычкам твоим одержать
       верх  над  мужеством.  Џоложись  на менЯ в деле твоего освобождениЯ и
       позволь  мне  употребить  длЯ  этого  те средства, которые Я вынужден
       сейчас  избрать.  €  можешь  не  сомневатьсЯ,  рука, пишущаЯ тебе эти
       строки, скоро пожмет твою - уже на свободе".

     џ вновь и вновь перечитывал эту записку, оставшись один у себЯ в келье,
после того как уже улеглось то волнение, с которым Я  ожидал  ее,  прЯтал  и
читал _в первый  раз_,  и  сомнениЯ  и  страхи  сгустились  надо  мной,  как
сумеречные  тучи.  Џо  мере  того  как  •уан   становилсЯ   увереннее.   моЯ
уверенность, напротив, менЯ покидала. ‘уществовал разительный контраст между
бесстрашием,  независимостью  и  предприимчивостью,  которые  он  мог   себе
позволить, и тем робким одиночеством и страхом  перед  опасностЯми,  которые
достались на мою долю. ЌесмотрЯ на то что надежда на  спасение,  которое  он
должен  был  обеспечить  мне  мужеством  своим  и  находчивостью,  все   еще
продолжала  пламенеть  в  глубинах  моего  сердца   как   некий   неугасимый
светильник, Я, однако, не решалсЯ доверить этому самоотверженному юноше свою
судьбу: при том, что он был так предан мне, он  был  неустойчив;  убежав  из
родительского дворца, он жил в Њадриде, скрываЯсь и выдаваЯ себЯ за другого,
а в сообщники себе избрал негодЯЯ, человека, который всем внушал отвращение.
Ќа кого же и на что возлагал Я теперь надежды? Ќа неистовые усилиЯ существа,
хоть и любЯщего менЯ, но  взбалмошного,  безрассудного  и  лишенного  опоры,
вступившего в сговор с отродьем дьЯвола, способным забрать деньги,  а  потом
наслаждатьсЯ их звоном, издеваЯсь над нашим  отчаЯнием  и  обреченностью,  с
тем, кто забросит ключ от нашей свободы в такую пропасть, куда не  проникнет
ни один луч и откуда никакою силой его нельзЯ будет извлечь.
     Џодавленный всеми этими соображениЯми, Я предавалсЯ раздумью,  молилсЯ,
плакал, душу мою раздирали сомнениЯ. Љончилось тем, что Я написал  несколько
строк •уану, в которых откровенно высказал ему все свои сомнениЯ  и  страхи.
Џрежде всего Я усомнилсЯ в самой возможности этого побега.

            "Њожно  ли  себе  представить,  чтобы человек, за которым следит
       весь  Њадрид,  который  на  примете  у  всей  €спании,  ускользнул от
       иезуитов.  Џодумай,  дорогой  мой  •уан,  ведь против менЯ сейчас всЯ
       община,  все  духовенство,  всЯ  нациЯ. € вообще-то монаху невозможно
       убежать,  но  самое  невозможное  - это найти потом надежное убежище.
       ‚едь  по  всей  €спании,  во  всех монастырЯх колокола зазвонЯт сами,
       призываЯ  разыскивать беглеца. ‚оенные, гражданские и духовные власти
       - все будут поднЯты на ноги. ‡агнанному, истерзанному, доведенному до
       отчаЯниЯ,  мне  придетсЯ кидатьсЯ из одного места в другое, и Я нигде
       не   найду   себе   покоЯ.   џрость   церковных  властей,  жестокаЯ и
       неотвратимаЯ   кара   закона,   отвращение   и   ненависть  общества,
       подозрительность со стороны низшего сословиЯ, среди которого Я должен
       скрыватьсЯ,  стараЯсь  обмануть  их  проницательность, проклинаЯ ее в
       душе; подумай, с чем только мне не придетсЯ столкнутьсЯ, подумай, что
       на  менЯ надвигаетсЯ огненный крест €нквизиции, а следом за ним - всЯ
       эта свора, и все кричат, вопЯт, улюлюкают, завидев добычу!
            Ћ  •уан,  если  бы  ты  только  знал,  какие  ужасы мне пришлось
       испытать! Њне легче было бы умереть, нежели переживать их снова, будь
       то  даже  во  имЯ свободы! ‘вободы! ‚еликий боже! Ќа какую же свободу
       может рассчитывать в €спании монах? Ќет ни одной лачуги, где Я мог бы
       спокойно  провести  ночь,  ни  одной  пещеры, куда эхо не доносило бы
       весть  о  том, что Я - отступник. „оведись мне даже скрытьсЯ во чреве
       земли,  все  равно  менЯ  непременно  бы разыскали, извлекли бы из ее
       недр.  Њилый •уан, когда Я думаю о всемогуществе церкви в €спании, то
       не  лучше  ли  выразить мою мысль словами, с которыми мы обращаемсЯ к
       ‚семогущему:  "‚зойду  ли  на небо. ’ы там; сойду ли в преисподнюю, и
       там  ’ы.  ‚озьму  ли крыльЯ зари и переселюсь на край морЯ: и там..."
       {8}.  Џредставь  себе,  что  освобождение  мое  свершилось,  что весь
       монастырь   погрузилсЯ   в  глубокое  оцепенение  и  недремлющее  око
       €нквизиции  не  увидело  во  мне  отступника, куда же мне после этого
       детьсЯ?  Љак Я буду добывать себе средства пропитаниЯ? ћные годы свои
       Я  провел  в  праздности,  окруженный роскошью, и ничему не научилсЯ.
       ‘очетание  глубочайшей  апатии со смертельной ненавистью к монашеской
       жизни делают менЯ непригодным длЯ общества. Џредставь себе, что двери
       всех  монастырей  в  €спании  распахнулись бы, что стали бы делать их
       обитатели?  Ќичем  не  могли  бы  они  ни украсить, ни возвысить свою
       страну.   —то   Я   стал  бы  делать,  чтобы  обеспечить  себЯ  самым
       необходимым?  —то  мог  бы  Я  делать  такое, что бы не выдало менЯ с
       головой?  џ буду загнанным, жалким беглецом, заклейменным Љаином {9}.
       “вы,  погибаЯ  в  огне,  Я, быть может, еще увижу, что Ђвель не _моЯ_
       жертва, а жертва €нквизиции".

     …два только Я написал эти строки, повинуЯсь порыву,  объЯснить  который
мог бы кто угодно, кроме менЯ самого, Я разорвал  все  на  мелкие  клочки  и
старательно сжег их на огне находившегосЯ у менЯ в келье светильника.  Џотом
Я снова пошел к заветной двери, с которой  были  свЯзаны  все  мои  надежды.
ЏроходЯ  по  коридору,  Я  столкнулсЯ  с  каким-то  отвратительным  на   вид
человеком. џ подалсЯ от него  в  сторону,  ибо  уже  решил,  что  не  должен
общатьсЯ ни с кем, кроме тех случаев, когда к этому  вынуждает  монастырскаЯ
дисциплина. ЏроходЯ мимо менЯ, он коснулсЯ моей рЯсы и  многозначительно  на
менЯ посмотрел. џ сразу же  понЯл,  что  это  и  есть  то  лицо,  о  котором
упоминалось в письме •уана. ‘пустЯ несколько  минут,  уже  выйдЯ  в  сад,  Я
обнаружил там записку, подтвердившую мои предположениЯ. ‚от что она гласила:

            "џ  раздобыл  денег  и  нашел  человека.  ќто  сущий  дьЯвол, но
       решимость  и  непоколебимость  его не подлежат сомнению. ‚ыйди завтра
       вечером  на  прогулку  - к тебе кто-то подойдет и коснетсЯ краЯ твоей
       рЯсы,  обхвати  запЯстье  его  левой  руки  -  это будет знаком. …сли
       увидишь,  что  он  сомневаетсЯ,  шепни ему: "•уан", и он ответит тебе
       "Ђлонсо".  ќто  и  есть тот самый человек, обсуди все с ним. Ћн будет
       сообщать тебе о каждом шаге, который Я предприму".

     Џосле  того  как  Я  прочел  это  письмо,  Я  почувствовал  себЯ  неким
механизмом, который определенным образом заведен, причем так, что  не  может
не выполнить того,  что  ему  предназначено.  ‘ила  и  стремительность  всех
действий •уана, казалось, без всЯкого моего участиЯ передалась и мне, а  так
как думать мне было некогда, то некогда было и выбирать.
     Ћн напоминал собою  часы,  стрелки  которых  приведены  в  движение;  Я
отбивал определенное число ударов, ибо был вынужден это делать. Љогда мы так
вот ощущаем на себе действие чьей-то  силы,  когда  кто-то  другой  начинает
думать, чувствовать и поступать за нас, мы с большой охотой перекладываем на
него не только физическую, но и моральную ответственность за наши  поступки.
Ћхваченные себЯлюбивым малодушием и упоенные собственным покоем, мы говорим:
"Џусть оно так и будет - вы все за менЯ решили", не  думаЯ  о  том,  что  на
‘трашном суде нас некому будет взЯть на поруки.
     €так, на следующий вечер Я вышел погулЯть. Ћбличье мое и  все  движениЯ
были спокойны, можно было подумать, что Я погружен в глубокое  раздумье.  „а
так оно в сущности и было, только мысли мои  устремлЯлись  вовсе  не  в  том
направлении, какое им приписывали люди, которые  менЯ  окружали.  Џо  дороге
кто-то коснулсЯ моей рЯсы. џ встрепенулсЯ, но  к  моему  великому  изумлению
один из монахов попросил у менЯ прощениЯ за  то,  что  нечаЯнно  задел  менЯ
рукавом. Њинуты две спустЯ рЯсы моей коснулсЯ  другой  монах.  Џрикосновение
это было совсем непохоже на первое, в нем можно  было  ощутить  уверенность,
котораЯ говорила о том, что тебЯ понимают и хотЯт тебе что-то передать. ќтот
человек не боЯлсЯ быть узнанным, и ему не надо было ни в чем извинЯтьсЯ. Љак
же это случаетсЯ в  жизни,  что  преступление  захватывает  нас,  ничего  не
страшась, тогда как  прикосновение  совести,  даже  к  самому  краю  одежды,
повергает нас в дрожь? ЏародируЯ известную итальЯнскую пословицу {10}, можно
сказать, что в основе преступлениЯ лежит  мужское  начало,  а  невинности  -
женское. „рожащей рукой Я схватил его за запЯстье и,  не  переводЯ  дыханиЯ,
прошептал:
     - •уан.
     - Ђлонсо, - ответил он и стремительно пошел вперед.
     ‚ остающиесЯ  мгновениЯ  Я  мог  задуматьсЯ  над  превратностЯми  своей
судьбы, котораЯ столь неожиданно оказалась в руках двух существ; одно из них
высотой своих чувств могло оказать честь  всему  человеческому  роду,  в  то
времЯ как другое преступлениЯми своими его позорило. Џодобно гробу Њагомета,
Я повис между небом и землей {11}. џ почувствовал неописуемое отвращение при
мысли, что мне придетсЯ иметь дело с  чудовищем,  пытающимсЯ  замести  следы
совершенного им отцеубийства и прикрыть неизгладимые  пЯтна  крови  покровом
монашества.  Ќе  мог  Я  преодолеть  и  ужаса,  в  который  повергала   менЯ
страстность и стремительность •уана; в  конце  концов  Я  почувствовал,  что
попал под власть того, чего боЯлсЯ больше всего на свете, и  мне  приходитсЯ
подчинитьсЯ этой власти длЯ того, чтобы обрести свободу.
     Ќа следующий вечер Я снова вышел в сад. Ќе могу  сказать,  что  походка
моЯ была такой же ровной, несомненно только, что Я  старалсЯ  изо  всех  сил
отмеривать свои шаги. ‘нова та же рука коснулась моей рЯсы и  тот  же  г