
знакомец, - но _мне стало что-то тЯгостно  на  душе,  и  Я  должен  был  его
сделать_. - € он стал продолжать свой рассказ.

     ‚сЯ семьЯ собралась  вокруг  покойницы.  Џогребение,  совершившеесЯ  на
следующую ночь, могло  бы  привлечь  к  себе  внимание  большого  художника.
ЏокойнаЯ была еретичкой, и ее нельзЯ  было  хоронить  на  освЯщенной  земле;
поэтому родные, озабоченные тем, чтобы  не  оскорбить  ничьих  чувств  и  не
привлекать вниманиЯ к своей религии, были единственными,  кто  присутствовал
при погребении. ‚ небольшом закоулке позади их убогого жилища сын вырыл  длЯ
матери могилу, а €неса вместе  с  дочерьми  опустили  в  нее  мертвое  тело.
ќбергарда при этом не было - все с надеждой думали, что  он  занЯт  поисками
работы, и светил им младший сын, который, глЯдЯ на все это, только улыбалсЯ,
как будто перед ним был спектакль, разыгранный, чтобы его развлечь. Љаким ни
был тусклым падавший на них свет, он озарЯл лица  всех  и  позволЯл  видеть,
сколь различные чувства они выражали.  Ќа  лице  ‚альберга  было  суровое  и
страшное торжество: он радовалсЯ  тому,  что  его  мать  избавлена  от  всех
бедствий, которые  ее  ожидали;  лицо  €несы  во  времЯ  этой  безмолвной  и
неосвЯщенной церемонии выражало горе, смешанное с ужасом. „очери ее, бледные
от горЯ и от страха, тихо плакали; но слезы перестали литьсЯ,  и  все  мысли
принЯли совершенно иное направление, когда свет этот озарил еще одну фигуру,
неожиданно  поЯвившуюсЯ  среди  них  у  самого  краЯ  могилы:  то  был  отец
‚альберга.
     ђассерженный тем, что его оставили  одного,  и  совершенно  не  понимаЯ
того, что происходит, он, шатаЯсь,  вышел  из  дома  и  ощупью  прокралсЯ  к
могиле. ‚идЯ, как его сын забрасывает Яму землей, он повалилсЯ на  землю  и,
словно что-то припоминаЯ, вскричал:
     - € менЯ тоже, положи менЯ тоже туда, хватит там места длЯ двоих!
     …го поднЯли и отнесли  в  дом,  куда  неожиданно  вернулсЯ  ќбергард  с
запасом продуктов. ЏоЯвление его заставило их позабыть только что испытанные
ужасы и еще раз отложить на завтра обуревавший их страх перед нуждой. Ќа все
расспросы о том, как ему удалось раздобыть столько провианта, юноша отвечал,
что получил все это в дар от некоего неизвестного благодетелЯ. ќбергард  был
изможден и мертвенно бледен, поэтому они не стали обременЯть его расспросами
и принЯлись за доставшуюсЯ  им  манну  небесную,  после  чего  разошлись  по
комнатам и улеглись спать.

                                * * * * * *

     Ќа протЯжении  всей  этой  полосы  бедствий  €неса  по-прежнему  упорно
настаивала на том, чтобы дочери ее продолжали все те занЯтиЯ,  которые,  как
она надеЯлась, помогут им заработать потом на пропитание.  ‘коль  ни  велики
были претерпеваемые семьей лишениЯ и сколь ни горьки постигавшие  их  каждый
день разочарованиЯ, девушки  не  прекращали  усердно  заниматьсЯ  музыкой  и
другими предметами, и  руки  их,  ослабевшие  от  нужды  и  горЯ,  выполнЯли
заданный урок не менее ревностно,  чем  тогда,  когда  стремление  обучитьсЯ
различным искусствам было вызвано одним лишь избытком. ‚нимание, которое  мы
уделЯем тому, что украшает нашу жизнь, когда нам в  ней  не  хватает  самого
насущного, - звуки музыки, раздающиесЯ в доме,  где  ежеминутно  шепчутсЯ  о
том, как достать денег на хлеб, подчинение таланта  нужде,  утрата  им  всей
широты и восторженной страстности, которые он несет с собою, и замена  всего
этого соображениЯми пользы и выгоды, которые из него можно  извлечь,  -  вот
едва ли не самаЯ горькаЯ  борьба,  котораЯ  когда-либо  велась  между  двумЯ
противоположными  силами:  природными  стремлениЯми  человека  и  препонами,
которые им воздвигают обстоЯтельства  его  жизни.  Ћднако  сейчас  произошло
нечто такое, что не только  поколебало  решение  €несы,  но  и  повлиЯло  на
чувства ее, так что она  не  могла  ничего  с  собою  поделать.  Њузыкальные
упражнениЯ, которые  дочери  ее  исполнЯли  с  большим  прилежанием,  всегда
доставлЯли ей радость; теперь же, когда она услыхала, что на следующий  день
после похорон бабки девушки снова принЯлись играть на своих  гитарах,  звуки
эти острым ножом вонзились ей в сердце. Ћна  вошла  в  комнату,  где  играли
дочери, и те повернулись к ней, как всегда улыбаЯсь и  ожидаЯ,  что  она  их
похвалит.
     Ќо  вместо  этого  их  исстрадавшаЯсЯ  мать  в  ответ   только   горько
усмехнулась и сказала, что, по ее мнению, с этого  днЯ  им  уже  не  следует
долее заниматьсЯ музыкой. „очери, которые отлично понЯли, что  она  имеет  в
виду, прекратили игру и, успев уже привыкнуть к тому, что всЯкаЯ вещь в доме
превращаетсЯ в средство добыть пропитание длЯ семьи, подумали, что гитары их
тоже  можно  будет  сегоднЯ  продать,  надеЯсь,  что  назавтра  они   смогут
воспользоватьсЯ длЯ уроков гитарами своих учениц. Ћни ошибались. ‚  этот  же
день поЯвились другие признаки растерЯнности и  малодушиЯ.  ‚альберг  всегда
относилсЯ с большой нежностью и почтением к родителЯм своим,  в  особенности
же к отцу, который был намного старше, чем  мать.  Ќо  в  этот  день,  когда
принЯлись делить еду, в нем пробудилась какаЯ-то ненасытнаЯ волчьЯ жадность.
€неса содрогнулась от ужаса.
     - Џодумай только, как много ест отец, он один наедаетсЯ вволю, нам всем
достаютсЯ жалкие крохи.
     - Џусть это будут крохи, лишь  бы  отец  наш  не  испытывал  ни  в  чем
недостатка, - прошептала €неса. - џ ведь и сама-то почти ничего  не  ела,  -
добавила она.
     - Ћтец! Ћтец! - закричал ‚альберг прЯмо в ухо выжившего из ума старика,
- ты наедаешьсЯ досыта, а дети у нас голодные! - и он вырвал  кусок  из  рук
отца, который только посмотрел на него отсутствующим взглЯдом и уступил свою
долю без малейшего сопротивлениЯ. Ћднако не  прошло  и  минуты,  как  старик
вскочил с места и с какой-то страшной силой выхватил кусок мЯса из-под  носа
своих  внучек  и  тут  же  его  проглотил;  его  беззубый  рот  скривилсЯ  в
насмешливую улыбку, ребЯчливую и в то же времЯ злобную.
     - ‚ы что, ссоритесь из-за ужина? -  вскричал  ќбергард,  поЯвлЯЯсь  меж
ними и как-то странно посмеиваЯсь. - Ѓерите, тут хватит и  на  завтра  и  на
послезавтра. - € он кинул на стол свертки с провизией, которой действительно
с избытком могло  хватить  на  два  днЯ;  сам  он  был  _мертвенно  бледен_.
€зголодавшаЯсЯ семьЯ набросилась на еду, и никому даже в  голову  не  пришло
спросить, почему неестественнаЯ бледность  его  с  каждым  днем  возрастает,
почему он так ослабел.

                                * * * * * *

     ‘емьЯ ‚альберга давно уже жила без прислуги, и, так как ќбергард каждый
день куда-то таинственно исчезал,  сестрам  его  приходилось  отлучатьсЯ  из
дома, чтобы выполнЯть разные нехитрые поручениЯ. Љрасота старшей из дочерей,
ћлии, настолько уже бросалась в глаза, что мать нередко  ходила  вместо  нее
сама, боЯсь выпускать ее из дома одну, без провожатого.  Ќо  случилось  так,
что на следующий вечер она была занЯта неотложными домашними делами и все же
позволила ћлии выйти одной, чтобы купить провизию на  завтрашний  день.  Ћна
дала дочери свое покрывало и научила ее закутатьсЯ в него так, как то делают
испанки и как она умела сама, - укрыв наглухо лицо.
     Љогда ћлиЯ дрожащими шагами  вышла  из  дома,  чтобы  дойти  до  лавки,
находившейсЯ неподалеку, она нечаЯнно сбила конец покрывала,  и  проходивший
мимо кавалер успел увидеть, как она хороша собой.  Џростота,  с  какой  была
одета девушка, и  поручениЯ,  которые  она  исполнЯла,  вселили  в  молодого
человека надежду, которую он отважилсЯ высказать вслух. ћлиЯ убежала от него
со смешанным чувством страха и негодованиЯ, возмущеннаЯ тем, что он позволил
себе так оскорбить ее девичью честь; но в ту же минуту глаза ее  с  какой-то
невольной жадностью остановились на горстке  золотых  монет,  сверкнувших  у
него в руке. Ћна подумала о том, что  родители  ее  голодают,  что  силы  ее
слабеют, что таланты ее теперь никому не нужны. ‡олото продолжало  сверкать,
ею овладели какие-то непонЯтные ей самой чувства,  а  бежать  от  навЯзчивых
чувств - может быть, самый лучший  способ  их  победить.  ЏридЯ  домой,  она
быстрым движением сунула все сделанные ею покупки в руки €несы  и,  хотЯ  до
той поры всегда была с ней обходительна и ласкова и во всем ее слушалась, на
этот раз решительно заЯвила своей опешившей  матери  (чьи  мысли  обычно  не
выходили из круга повседневных забот), что она скорее  согласитсЯ  голодать,
только больше никогда не выйдет на улицы ‘евильи одна.
     Љогда €неса  ложилась  спать,  ей  показалось,  что  она  слышит  стон,
доносЯщийсЯ из комнаты, где жил ќбергард и куда после того, как им  пришлось
продать постельные  принадлежности,  старший  сын  их  попросил  поселить  и
Њорица, заЯвив, что теплота его тела заменит его  маленькому  брату  одеЯло.
‘нова послышалсЯ стон,  но  €неса  не  решилась  будить  ‚альберга,  который
забылсЯ тем глубоким сном, который нередко бывает  спасителен  и  длЯ  того,
кого одолевает нужда,  и  длЯ  того,  кто  пресытилсЯ  наслаждением.  ‘пустЯ
несколько минут, когда стоны прекратились и  она  уже  думала,  что  это  не
более, чем эхо той волны, котораЯ непрестанно бьет в уши  несчастным,  полог
ее постели раздвинулсЯ и она увидела перед собою своего малыша: пЯтна  крови
покрывали его грудь, руки и ноги.
     - ќто кровь ќбергарда, - вскричал он, - он истекает кровью.  џ  весь  в
его крови! ‚станьте, маменька, и спасите ќбергарда!
     Ќеожиданное поЯвление сына, голос его, произнесенные им  слова,  -  все
это показалось €несе каким-то страшным сном, пока наконец  настойчивость,  с
которой взывал к ней Њориц, ее меньшой, которого она в глубине души  любила,
может быть, больше всех,  не  заставила  ее  быстро  вскочить  с  постели  и
кинутьсЯ за мальчиком, который, весь в крови, бежал, шлепаЯ по  полу  своими
босыми ножками,  пока  они  не  оказались  в  соседней  комнате,  где  лежал
ќбергард. ЌесмотрЯ на все свое волнение и весь страх,  она  ступала  так  же
легко, как и Њориц, чтобы только не разбудить ‚альберга.
     ‹унный свет Ярко освещал сквозь незанавешенное окно убогую  каморку,  в
которой стоЯла только ничем не  прикрытаЯ  кровать:  охваченный  судорогами,
ќбергард сбросил с себЯ простыню. Љогда €неса подошла к кровати,  он  лежал,
исполненный какой-то мертвенной красоты, а сиЯние луны освещало его так, что
фигура эта могла прельстить Њурильо, ‘альватора ђозу {3} или любого  из  тех
художников, которых вдохновлЯет  человеческое  страдание  и  которым  дорога
возможность изобразить красоту тела и лица в минуты  безысходных  мук.  „аже
картины, изображающие свЯтого ‚арфоломеЯ, с которого палач содрал кусок кожи
и держит его в руке, и свЯтого ‹аврентиЯ, когда его жарЯт на решетке  {4}  и
прутьЯ оттенЯют формы его стройного тела, в то  времЯ  как  обнаженные  рабы
раздувают горЯщие угольЯ, и те не  впечатлЯли  так,  как  та  полуобнаженнаЯ
фигура, которую в этот  миг  увидала  перед  собою  €неса.  ќбергард  лежал,
раскинув белые как снег руки и ноги,  словно  длЯ  того,  чтобы  в  них  мог
вглЯдетьсЯ скульптор, и лежал недвижно, словно длЯ того, чтобы  тело  его  и
цветом своим и положением теперь уже казалось таким, каким оно  должно  было
стать, - изваЯнным из мрамора.  ђуки  его  были  закинуты  над  головой;  из
открытых на той и на другой руке вен тоненькими струйками текла  кровь.  ќта
же кровь запеклась на его светлых вьющихсЯ волосах; губы его посинели; когда
мать наклонилась над ним, исторгавшийсЯ из них стон становилсЯ все слабее  и
слабее. …го истерзанный вид заставил  €несу  за  миг  позабыть  все  прежние
чувства и страхи, и она стала громко призывать на помощь  мужа.  ‘овсем  еще
сонный, ‚альберг шатаЯсь вошел в комнату. €неса могла только слабеющей рукой
показать ему на сына; но он и без нее все уже увидал. Ќесчастный отец тут же
кинулсЯ за врачом; ему пришлось просить, чтобы помощь оказали  бесплатно,  а
по-испански он говорил совсем плохо; стоило ему постучать к комулибо в дом и
сказать два  слова,  как  акцент  сразу  же  его  выдавал:  в  нем  узнавали
иностранца и еретика, и все двери захлопывались перед ним.
     Ќаконец некий цирюльник и он же лекарь (ибо в ‘евилье обе эти профессии
нередко  объединЯлись  в  одном  лице),  с  трудом  справлЯЯсь  с   зевотой,
согласилсЯ осмотреть больного и последовал за ‚альбергом, захватив  с  собою
корпию и кровоостанавливающие средства. „о дома было недалеко, и  он  вскоре
же очутилсЯ у постели юного страдальца. Љаково же было удивление  родителей,
когда они заметили  по  изможденным  взглЯдам,  которые  сын  их  бросал  на
вошедшего, едва только тот приблизилсЯ к его постели, по  какой-то  зловещей
усмешке, искривившей его лицо, что он его  видел  раньше  и  теперь  узнает.
Љогда же цирюльнику удалось остановить кровотечение и перевЯзать  ему  руки,
он что-то сказал больному шепотом, и тот в ответ поднес свою  обескровленную
руку к губам и произнес:
     - Ќе забудьте наш уговор.
     Љак только цирюльник вышел из комнаты, ‚альберг  последовал  за  ним  и
спросил его, что означают слова,  которые  он  услыхал.  ‚альберг,  как  все
немцы, был человеком  горЯчим,  лекарь  же,  как  истый  испанец,  отличалсЯ
хладнокровием.
     -  ‡автра  вы  все  узнаете,  сеньор,  -  ответил  он,  укладываЯ  свои
инструменты. - Ђ пока можете успокоитьсЯ,  Я  ничего  с  вас  не  возьму  за
лечение, и сын ваш поправитсЯ. —то говорить, мы здесь в ‘евилье почитаем вас
за еретиков, но достаточно одного этого юноши, чтобы все члены  вашей  семьи
были признаны свЯтыми, такой  великий  праведник,  как  он,  может  искупить
немало чужих грехов.
     ‘казав это, он удалилсЯ.
     Ќа следующий день он пришел к ќбергарду снова,  и  так  продолжалось  в
течение нескольких дней, до тех пор пока юноша окончательно не поправилсЯ, и
всЯкий раз отказывалсЯ от какой бы то ни было платы, до того днЯ пока  отец,
которого  нужда  сделала  до  крайности  щепетильным  и  подозрительным,  не
подкралсЯ к двери и, подслушав их разговор, не узнал свЯзывавшую их  роковую
тайну. Ћн не стал сообщать ее жене, однако можно было заметить, как с  этого
днЯ он еще  больше  помрачнел  и  перестал  говорить  с  женой  и  детьми  о
бедственном положении семьи и  о  том,  что  можно  предпринЯть,  чтобы  его
облегчить.
     ќбергард, теперь уже. поправившийсЯ, но  все  еще  бледный,  как  вдова
‘енеки5, смог наконец принимать участие  в  семейных  советах  и  придумывал
новые способы изыскивать средства к существованию  с  таким  воодушевлением,
которое помогало ему преодолеть его физическую слабость. Ќо  однажды,  когда
они стали обсуждать, где им добыть деньги на завтра, они увидели, что отца с
ними нет. ‚ конце концов ‚альберг все же  вошел  в  комнату,  но  не  принЯл
никакого участиЯ в их разговоре. ‘ мрачным видом стоЯл он,  прислонившись  к
стене, и когда ќбергард или ћлиЯ, сказав  что-нибудь,  всЯкий  раз  умолЯюще
глЯдели на него, он угрюмо от них отворачивалсЯ. €неса,  делавшаЯ  вид,  что
шьет, хотЯ пальцы ее все времЯ дрожали, а игла  тыкалась  невпопад,  знаками
попросила детей не обращать на него вниманиЯ. ѓолоса их тотчас же  сделались
тише, и головы склонились ближе друг  к  другу.  ‚се  сошлись  на  том,  что
единственное, что им осталось, это собирать милостыню, и  было  решено,  что
начинать надо не откладываЯ, в этот же вечер. Ќесчастный отец до наступлениЯ
темноты стоЯл, прислонившись к потрескавшейсЯ панели стены,  покачиваЯсь  из
стороны в сторону.  €неса  чинила  детское  платье;  оно  до  такой  степени
износилось, что всЯкаЯ попытка поставить  на  нем  заплату  кончалась  новым
разрывом ткани, так что нитка казалась более надежной, чем сама  материЯ  по
краЯм дыр.
     „ед, которого €неса все так же заботливо  усаживала  в  широкое  кресло
(ибо сын его сделалсЯ совсем равнодушен к  отцу),  следил  за  движением  ее
пальцев и сказал  с  той  капризной  раздражительностью,  котораЯ  бывает  у
впадающих в детство стариков:
     - „а, ты вот нарЯжаешь их в вышитые платьЯ, а мне приходитсЯ  ходить  в
лохмотьЯх. ‚ лохмотьЯх! - повторил он, показываЯ на ту  более  чем  скромную
одежду, которую эта нищаЯ семьЯ с трудом могла длЯ него добыть.
     €неса стала его успокаивать и показала ему свою работу в доказательство
того, что она всего-навсего чинит дочерЯм их старые  платьЯ.  Ќо,  к  своему
несказанному ужасу, она услыхала, что муж ее пришел в крайнее возбуждение от
нелепого бормотаньЯ старика и ругает его самыми грубыми  словами.  „лЯ  того
чтобы старик не мог  их  расслышать,  она  подсела  ближе  к  нему,  пытаЯсь
привлечь его внимание к себе и своей работе. ќто оказалось делом  нетрудным,
и все шло  хорошо  до  тех  пор,  пока  им  не  настало  времЯ  разойтись  и
отправитьсЯ мыкать горе в поисках  денег.  ’ут  в  сердце  ћлии  пробудилось
совершенно новое, незнакомое чувство. „евушка вспомнила, что с ней произошло
накануне вечером; перед глазами у нее неодолимым соблазном сверкнуло золото,
в ушах зазвучали нежные речи обходительного юного кавалера. Ћна видела,  что
всЯ ее семьЯ погибает от нужды; она понимала, что все они слабеют  с  каждым
днем, и всЯкий раз, когда она окидывала взглЯдом грЯзную комнату, золото это
сверкало все Ярче. ‘лабаЯ надежда, которую  поддерживало,  может  быть,  еще
более слабое наущение вспыхнувшего в ней  тщеславиЯ,  не  давало  ей  теперь
покоЯ.
     "Ђ что если он. полюбит менЯ, - твердила она себе,  -  и,  может  быть,
даже сочтет менЯ достойной сделатьсЯ  его  женой.  -  Ќо  тут  же  ею  снова
овладевало отчаЯние. - џ должна умереть от голода, - думала она, - если  мне
суждено вернутьсЯ с пустыми руками, да и почему  бы  мне  не  умереть,  если
смертью своей Я могу облегчить участь моей семьи!  —то  до  менЯ,  то  Я  не
переживу своего позора, а они... они могут его пережить, - они же  ничего  о
нем не узнают!" - и, выйдЯ из дому, она пошла не туда, куда устремились все,
а в противоположную сторону.
     Ќастала  ночь;  пробродив  по  улицам,  семьЯ   ‚альберга   по   одному
возвращалась домой. _ћлиЯ пришла последней_. € оба брата ее и сестра  что-то
все же насобирали: они достаточно знали испанский, чтобы объЯснить прохожим,
чего они от них хотЯт. Љогда старик увидел  принесенные  ими  жалкие  гроши,
которых едва хватило бы  на  то,  чтобы  накормить  меньшого,  на  лице  его
поЯвилась бессмысленнаЯ улыбка.
     - Ђ ты что, ничего не принесла, ћлиЯ? - спросили родители.
     „евушка стоЯла поодаль от них и молчала.  Ћтец  повторил  свой  вопрос,
возвысив голос, в  котором  послышалсЯ  гнев.  Ћт  звука  этого  голоса  она
встрепенулась, кинулась к матери и спрЯтала голову у нее на груди.
     - Ќичего! Ќичего! - вскричала она глухим и  надорванным  голосом,  -  Я
пробовала... мое слабое и порочное сердце на какой-то миг  смирилось  уже  с
этой мыслью... только нет... нет, даже ради того, чтобы спасти вас  всех  от
гибели, Я бы все равно не могла!.. џ вернулась домой, чтобы умереть первой!
     ђодители ее содрогнулись от ужаса: они все понЯли. ‚ горькой  муке  они
благословлЯли ее и плакали оба, -  но  не  от  горЯ.  ЏринесеннаЯ  еда  была
разделена между всеми. ћлиЯ сначала упорно отказывалась  есть,  говорЯ,  что
она не внесла своей доли, но остальные члены семьи стали горЯчо и настойчиво
упрашивать ее сесть с ними за стол, и она  в  конце  концов  вынуждена  была
согласитьсЯ.
     €менно тогда, когда они делили между собой  еду,  думаЯ,  что  это  уже
последний  в  их  жизни  ужин,  у  ‚альберга  неожиданно   началсЯ   приступ
безудержной  Ярости,  граничившей  с  помешательством,  которое,   вообще-то
говорЯ, последнее времЯ уже начинало себЯ проЯвлЯть. Љак видно, он  заметил,
что жена его отложила самый большой кусок длЯ его отца  (что,  впрочем,  она
делала каждый раз), и сделалсЯ недоволен и мрачен. ‘начала он искоса на  нее
посмотрел и что-то гневно процедил сквозь зубы. Џотом заговорил  громче,  но
все же не настолько громко, чтобы слова его мог понЯть тугой на ухо  старик,
который в это времЯ неторопливо поедал свой убогий ужин. ‚след за тем мысль,
что дети его страдают, повергла его вдруг в дикое негодование, и, вскочив  с
места, он закричал:
     - Њой сын продает хирургу кровь, чтобы спасти нас от  голодной  смерти!
{1* ’ак действительно было в одной французской семье несколько  лет  назад.}
ЊоЯ дочь готова стать публичной девкой, чтобы заработать нам на еду!  Ђ  что
делаешь ты, старый чурбан? ‚ставай! ‘ейчас же вставай и ступай  сам  просить
длЯ нас милостыню, не то помрешь с голоду! - и он замахнулсЯ на беспомощного
жалкого старика.
     “видав эту страшную картину, €неса громко вскрикнула, а  дети  кинулись
на защиту деда. €х несчастный, ожесточившийсЯ  до  безумиЯ  отец  осыпал  их
ударами, которые они  все  безропотно  сносили,  а  потом,  когда  эта  бурЯ
улеглась, сел и заплакал.
     ‚ эту минуту, к  общему  изумлению  и  к  ужасу  всех,  за  исключением
‚альберга,  старик,  который  с  того  днЯ,  когда  похоронили   его   жену,
передвигалсЯ только от кресла к кровати и обратно, да и то  не  без  чьей-то
помощи,  внезапно  поднЯлсЯ  и,  как  бы  исполнЯЯ  волю  сына,  твердым   и
размеренным шагом направилсЯ к двери. „ойдЯ до нее, он остановилсЯ,  оглЯдел
всех, казалось, тщетно что-то пытаЯсь вспомнить, и медленно вышел из дома. €
этот его последний бессмысленный взглЯд, словно брошенный мертвецом, который
сам идет к открытой могиле, поверг всех в такое оцепенение, что  никто  даже
не преградил ему пути, и прошло несколько минут, пока ќбергард  опомнилсЯ  и
кинулсЯ за ним вслед.
     ‚ это времЯ €неса отпустила детей и, подойдЯ  к  их  несчастному  отцу,
села рЯдом с ним и пыталась уговорить его  и  смЯгчить  его  гнев.  ‡вук  ее
голоса, очень кроткий и нежный, казалось, действовал на него  сам  по  себе.
‚альберг сначала повернулсЯ, потом склонил голову ей  на  плечо  и  неслышно
заплакал; вслед за тем он бросилсЯ ей на грудь и  тут  уже  громко  зарыдал.
€неса воспользовалась этой минутой, чтобы дать ему почувствовать  тот  ужас,
который ощутила она сама от оскорблениЯ, нанесенного им  отцу,  и  заклинала
его вымолить у бога прощение за грех, который  в  ее  глазах  был  близок  к
отцеубийству. Њуж спросил ее, на что она намекает, и, когда  всЯ  дрожа  она
пробормотала: "’вой отец... - твой несчастный старик отец!", -  он  в  ответ
только улыбнулсЯ и с какой-то загадочной и неестественной проникновенностью,
от которой кровь у нее похолодела, наклонил голову и прошептал ей на ухо:
     - “ менЯ нет отца! Ћн умер... давно умер! џ похоронил его  в  ту  самую
ночь, когда вырыл могилу длЯ матери! Ѓедный старик, - добавил он и вздохнул,
- это длЯ него лучше: если бы он осталсЯ в живых, уделом его были бы  слезы,
и, может статьсЯ, он бы умер от голода. Ќо послушай, €неса, никому только не
говори... Я все никак не мог понЯть, куда деваетсЯ наша провизиЯ,  ведь  то,
чего вчера еще нам хватало на четверых, сегоднЯ недостанет и  на  одного.  џ
стал следить и наконец... только смотри, никому об  этом  ни  полслова...  Я
открыл, что это домовой; он каждый день приходил к нам в  дом.  Ћн  принимал
обличье старика в лохмотьЯх и с длинной седой  бородой  и  поедал  все,  что
только было оставлено на столе, а дети-то в это времЯ голодали! џ  отколотил
его, проклЯл, выгнал вон из дома именем ‚семогущего, и он исчез. € обжора же
был этот домовой! ’олько он уже больше не будет нас  мучить,  и  нам  теперь
хватит. •ватит! - повторил несчастный,  невольно  возвращаЯсь  к  привычному
ходу мыслей, - хватит на завтра!
     ЏотрЯсеннаЯ этими Явными доказательствами безумиЯ, €неса  не  стала  ни
прерывать мужа, ни в чем-либо ему перечить: она  пыталась  только  успокоить
его, а в душе молила бога не дать ей  самой  сойти  с  ума,  что,  вообще-то
говорЯ, легко могло случитьсЯ. ‚альберг заметил во взглЯде ее недоверие и со
свойственным иногда сумасшедшим - тем, что сохранЯют еще  долю  рассудка,  -
оживлением сказал:
     - “ж если ты этому не  веришь,  то  тем  более  не  поверишь,  когда  Я
расскажу тебе о страшной встрече, котораЯ у менЯ была недавно.
     - Њилый ты мой, - воскликнула €неса, котораЯ из этих слов  понЯла,  что
вызвало тот страх, который начал преследовать ее с недавних пор, после  того
как она заметила некоторые странности в поведении мужа, страх, перед которым
даже приближение голодной смерти, казалось, значило очень мало, - боюсь, как
бы опасениЯ мои не подтвердились. Њуки нужды и голода Я  еще  в  силах  была
перенести, в силах была видеть, как ты  их  переносишь,  но  ужасные  слова,
которые  последнее  времЯ  Я  от  тебЯ  слышу,  -  ужасные  мысли,   которые
прорываютсЯ у тебЯ во сне... стоит мне  подумать  о  них,  и  менЯ  начинают
одолевать догадки...
     - Ќе надо никаких догадок, - перебиваЯ ее, сказал  ‚альберг.  -  џ  все
тебе расскажу сам. - € по мере того как он говорил,  безумное  выражение  на
его лице сменилось совершенно здравой и спокойной уверенностью;  от  прежней
напрЯженности  всех  его  черт  не  осталось  и   следа;   взглЯд   сделалсЯ
пристальным, голос - твердым. - ‘ тех пор  как  нас  одолела  нужда,  каждый
вечер Я выходил из дома, чтобы добыть что-нибудь  на  пропитание;  Я  умолЯл
помочь мне каждого прохожего на моем пути. Ђ последние дни  Я  каждый  вечер
встречаюсь с ‚рагом рода человеческого; он...
     - ђодной мой, прошу тебЯ,  оставь  эти  ужасные  мысли,  это  все  твое
расстроенное воображение.
     - ‚ыслушай менЯ, €неса, Я вижу это существо перед  собою  так  же,  как
вижу тебЯ; Я слышу его голос так же отчетливо, как ты  сейчас  слышишь  мой.
Ќужда и нищета не очень-то  располагают  к  игре  воображениЯ;  они  слишком
крепко держатсЯ за действительность.  ѓолодный  человек  никогда  не  станет
воображать,  что  он  сидит  на  каком-нибудь  пиршестве,  что   перед   ним
расставлено множество Яств и что искуситель приглашает его сесть за  стол  и
наестьсЯ досыта. Ќет, €неса, нет, сам дьЯвол или некий верный посланец  его,
принЯвший человеческий облик, осаждает менЯ каждую ночь, и Я  не  знаю,  как
мне избавитьсЯ от расставленных им сетей.
     - Ђ как он выглЯдит? - спросила €неса, делаЯ вид, что хочет  продолжать
начатый разговор, но втайне надеЯсь, что сумеет придать  мыслЯм  его  другое
направление.
     - ќто человек средних лет, серьезный и степенный на вид; в  облике  его
нет ничего особенно примечательного, за  исключением  того,  что  глаза  его
издают такой блеск, какого люди вынести не в силах. €ногда он устремлЯет  их
на менЯ, и Я чувствую, что подпадаю под  власть  его  чар.  Љаждую  ночь  он
осаждает менЯ, и мало кто способен, подобно мне, выдержать этот соблазн.  Ћн
предложил мне - и доказал, что это в его власти, - доставить мне  все,  чего
только ни пожелает охваченный жадностью человек, при условии, что... Ќет! Ќе
могу Я произнести этих слов! ќто такой ужас, такое свЯтотатство,  что,  даже
когда слышишь их, грех твой, должно  быть,  не  меньше,  чем  когда  ты  это
условие принимаешь!
     ‚се еще отказываЯсь ему верить и вместе с тем считаЯ, что лучший способ
излечить его от навЯзчивого бреда - это  снисходительность  и  ласка,  €неса
спросила его, что же это за условие. •оть, кроме них двоих, в комнате никого
не было, ‚альберг нашел возможным сказать это только шепотом, и тогда €неса,
рассудок которой оставалсЯ непомраченным и котораЯ была женщиной спокойной и
уравновешенной по натуре, вспомнила вдруг, что еще в юные годы,  задолго  до
того, как она уехала из €спании, ей привелось  слышать  о  некоем  существе,
которому было позволено странствовать по стране и была дана власть  искушать
подобными же предложениЯми людей, попадавших в беду, причем ни один  человек
никогда не соглашалсЯ принЯть его условиЯ;  не  соглашались  даже  те,  кому
грозила гибель и чье отчаЯние доходило до предела. €несу никак  нельзЯ  было
назвать женщиной суеверной, однако, сопоставив свои прежние  воспоминаниЯ  с
тем, что теперь она услыхала из уст мужа, она содрогнулась при мысли о  том,
что и он может быть подвергнут такому же искушению. € она старалась  сделать
все, что только могла, чтобы душевные силы его не ослабели и он ни при каких
обстоЯтельствах не пошел на сделку с совестью, и пустила  длЯ  этого  в  ход
такие доводы, которые годились независимо от того, сделалсЯ  ли  он  жертвой
своего расстроенного воображениЯ или его действительно  преследовал  дьЯвол.
Ћна напомнила ему, что если даже в €спании, где  вершит  свои  мерзкие  дела
антихрист и где всесильна власть колдовских чар и духовных соблазнов, - если
даже в этой стране страшное предложение, на которое, он намекал, отвергалось
с таким Явным отвращением, то человеку,  исповедующему  чистое  евангельское
учение, надлежит отказатьсЯ от него с удесЯтеренной силой  -  и  чувства,  и
свЯщенного негодованиЯ.
     - Ќе ты ли, - сказала эта самоотверженнаЯ женщина, - не  ты  ли  первый
научил менЯ, что спасительные  истины  следует  искать  только  в  ‘вЯщенном
писании; Я поверила тебе и во  имЯ  этой  веры  сделалась  твоей  женой.  Њы
соединены с тобою не так плотью, как духом ибо плоти нашей,  как  видно,  не
суждено долго длитьсЯ. ’ы старалсЯ привлечь мое внимание не  к  рассказам  о
легендарных свЯтых, а к житиЯм первых апостолов и мучеников истинной церкви.
‚ творениЯх этих Я ничего  не  читала  о  "добровольном  послушании"  или  о
причинЯемых самому себе напрасных страданиЯх, а читала о том, что  избранный
богом народ был "унижен, мучим, гоним". ’ак неужели же мы осмелимсЯ роптать,
что нам достаетсЯ участь тех, на кого ты указывал мне как  на  пример  того,
как надо переносить страданиЯ? €х лишали всего, им приходилось  скитатьсЯ  в
овечьих и козьих шкурах; истекаЯ кровью, они боролись с грехом. ’ак  неужели
же после  того,  как  деЯниЯ  их,  о  которых  мы  читали  с  тобою  вместе,
воспламенЯли наши сердца, мы еще осмелимсЯ сетовать на нашу судьбу?  Ћ  горе
нам! —его стоЯт чувства до тех пор, пока жизнь не подвергнет их  испытаниЯм!
Љак же мы обманывали себЯ, думаЯ, что разделЯем веру  этих  праведников,  не
помышлЯЯ даже об искусах, которые посылаютсЯ  человеку,  чтобы  он  все  это
доказал на деле. Њы читали  о  тюрьмах,  о  пытках  и  о  кострах!  Ђ  потом
закрывали книгу и садились за вкусную еду,  и  засыпали  в  мЯгкой  постели.
“благотворенные всеми земными усладами, мы  успокаивали  себЯ  мыслью,  что,
если на нашу долю выпадут такие же испытаниЯ, какие выпали им,  мы  выдержим
их так же, как выдержали когда-то они. € вот _наш_ час  настал,  жестокий  и
страшный час!
     - „а, он настал, - содрогаЯсь повторил за ней муж.
     - ’ак неужели же мы теперь должны отступить? - спросила жена. -  Џредки
твои в ѓермании были первыми, которые принЯли преобразованную религию; ты же
сам мне рассказывал, как они проливали за нее кровь, как горели  за  нее  на
огне. Њожно ли сделать большее в подтверждение ее правоты?
     - „умаю, что да, - сказал ‚альберг,  в  глазах  которого  был  ужас,  -
принЯть за нее голод! Ћ €неса, - вскричал он, судорожно хватаЯ ее за руку, -
Я понЯл... понимаю сейчас, что смерть  на  костре  -  это  милость  божиЯ  в
сравнении с муками нескончаемого медленного голоданиЯ,  в  сравнении  с  той
смертью, какою мы умираем день ото днЯ и все-таки не  можем  никак  умереть!
—то это такое? - воскликнул он, вдруг ощупываЯ руку  ее,  которую  держал  в
своей.
     - ќто моЯ рука, милый, - ответила жена, всЯ дрожа.
     - ’воЯ рука! Ќе может этого быть! “ тебЯ всегда  была  такаЯ  свежаЯ  и
нежнаЯ кожа, а тут что-то сухое; неужели это человеческаЯ рука?
     - „а, это моЯ рука, - сказала его жена и заплакала.
     - ‡начит, ты очень изголодалась, - сказал ‚альберг, словно  пробуждаЯсь
ото сна.
     - ‚се мы последнее времЯ голодаем, - ответила €иеса, радуЯсь тому,  что
к  мужу  ее  возвращаетсЯ  рассудок,  пусть  даже  ценою  такого  тЯгостного
признаниЯ. - ‚сем нам пришлось нелегко, но мне было легче всех. Љогда  семьЯ
голодает, дети думают о еде, а мать - только  о  детЯх.  џ  довольствовалась
самым малым; мне хватало, право же, мне даже не особенно хотелось есть.
     - ’сс! - перебил ее ‚альберг, - что за странные звуки,  слышишь?  ’очно
хрипит умирающий.
     - ќто дети стонут во сне.
     - Ћтчего же они стонут?
     -  Ќаверное,  от  голода,  -  сказала  €неса,  невольно  возвращаЯсь  к
тЯгостной, но ставшей уже привычною мысли, что бедствиЯм их нет конца.
     - Ђ Я  преспокойно  сижу  и  слушаю  их  стоны!  -  вскричал  ‚альберг,
вскакиваЯ со стула. - џ сижу и слушаю, как в их безмЯтежный  сон  вторгаютсЯ
муки голода, а ведь стоит мне только сказать одно слово, и Я  могу  засыпать
эту комнату целыми горами золота, и за это мне придетсЯ заплатить только...
     - ‡аплатить чем? - спросила €неса, прижимаЯсь к нему. - —ем? Џодумай об
этом! —то может быть длЯ человека дороже  души?  Ћ,  пусть  лучше  мы  будем
голодать, пусть лучше мы все умрем и тела наши будут гнить у тебЯ на глазах,
только не губи свою душу, не соглашайсЯ на этот страшный...
     - ‚ыслушай менЯ, женщина!  -  воскликнул  ‚альберг,  устремлЯЯ  на  нее
взглЯд, почти такой же сверкающий  и  неистовый,  как  взглЯд  Њельмота,  от
которого он, должно быть, и перенЯл этот слепЯщий блеск. - ‚ыслушай менЯ!  џ
погубил свою душу! ’е, которые умирают в муках голода, не знают бога, да  он
им и не нужен; если Я останусь тут голодать вместе с моими детьми, то  можно
быть уверенным, что Я все равно буду  кощунствовать  и  осыпать  проклЯтиЯми
того, кто менЯ сотворил. ’ак не лучше ли  сразу  отречьсЯ  от  него  на  тех
страшных условиЯх, которые мне  предлагают?  Џослушай,  что  Я  тебе  скажу,
€неса, и не дрожи. ‚идеть, как дети мои умирают  от  голода,  длЯ  менЯ  все
равно, что порешить с собой и остатьсЯ на веки веков нераскаЯнным грешником.
Ђ если Я заключу этот  страшный  договор,  Я  ведь  смогу  еще  когда-нибудь
раскаЯтьсЯ, смогу его расторгнуть! ’ут еще есть какаЯ-то надежда,  а  там  -
там никакой, никакой! ђуки твои обнимают менЯ, но от прикосновениЯ  их  менЯ
обдает холодом! ’ы всЯ исхудала, стала  как  тень!  “кажи  мне  какой-нибудь
другой способ накормить семью, и Я оплюю €скусителЯ, Я прогоню его прочь! Ќо
что мне еще придумать? ’ак пусти же менЯ, пусти, Я пойду к нему!  ’ы  будешь
молитьсЯ за менЯ, €неса, не правда ли? € дети тоже? Ќет, пусть они лучше  не
молЯтсЯ за менЯ! џ поддалсЯ отчаЯнию, Я  позабыл,  что  должен  молитьсЯ,  и
теперь их молитвы станут длЯ менЯ упреком. €неса! €неса!  Љак?  Ќеужели  это
уже не ты, только бездыханное тело?
     ’ак оно действительно и было: несчастнаЯ жена, лишившись чувств,  упала
к его ногам.
     - Ѓлагодарение богу! - восхищенно вскричал он, увидев,  что  она  лежит
перед ним без признаков жизни. - Ѓлагодарение богу,  одно  только  сказанное
мною слово ее убило. Ќасколько же легче умереть от слова, чем от голода! „лЯ
нее было бы счастьем, если бы Я задушил ее этими вот руками! ’еперь дело  за
детьми! - вскричал он.
     ‘трашные мысли пронеслись в его лихорадочно возбужденном,  расстроенном
мозгу, обгонЯЯ и расталкиваЯ друг друга; в ушах у него ревело бушующее море,
у ног его расплескались тысЯчи волн - и все это была не вода, а кровь.
     - ’еперь дело за детьми, - повторил он и стал ощупью искать  что-нибудь
тЯжелое, чтобы тут же их прикончить. ‚ это времЯ  он  левой  рукой  нечаЯнно
коснулсЯ правой, и от этого прикосновениЯ вдруг вскрикнул,  словно  то  было
лезвие палаша. - •ватит с них и  этого;  они  будут  сопротивлЯтьсЯ,  начнут
умолЯть, и тогда Я скажу, что мать их лежит мертваЯ у моих ног, - что они на
это ответЯт? Ќет, погодите, - пробормотал несчастный, спокойно усаживаЯсь. -
Ђ если они вдруг примутсЯ плакать, что Я скажу им тогда? ћлиЯ и €неса, тезка
своей матери, и Њориц, бедный малыш... он голоден и все равно  улыбаетсЯ,  и
улыбки эти длЯ менЯ хуже, чем проклЯтиЯ! џ скажу им, что их мать  умерла!  -
вскричал он и шатаЯсь направилсЯ к дверЯм  детской.  -  “мерла  без  единого
удара - вот мой ответ им, вот их судьба.
     ’ут он  споткнулсЯ  о  бесчувственное  тело  жены;  душевные  муки  его
достигли предела того, что может выдержать человек.
     -  ‹юди!  ‹юди!  -  закричал  он.  -  Љ  чему  вы  стремитесь,  к  чему
воспламенЯетесь страстью? Ќа что надеетесь и чего страшитесь? ‚о имЯ чего вы
боретесь и над чем торжествуете  победу?  ЏоглЯдите  на  менЯ!  Џоучитесь  у
такого же человека, как вы, у того, кто произносит свою  последнюю  страшную
проповедь над мертвым телом жены, кто  подбираетсЯ  к  своим  спЯщим  детЯм,
надеЯсь, что и они превратЯтсЯ в такие же мертвые тела, как она, и что падут
они от его руки!  ‘лушайте  менЯ,  люди  всего  мира!  Ћткажитесь  от  ваших
надуманных нужд, от раздутых желаний и вместо этого лучше накормите тех, кто
голоден, кто ползает у ваших ног и молит лишь об одном куске хлеба!  Ќет  на
свете другой заботы, нет другой мысли,  кроме  этой  одной!  Џусть  же  дети
потребуют, чтобы Я дал  им  образование,  вывел  их  в  люди,  обеспечил  им
положение в свете, и Я ничего этого не сделал, - Я не признаю себЯ виновным.
‚сего этого они могут добитьсЯ длЯ себЯ сами, а могут и прожить  без  этого,
если захотЯт, только пусть они никогда не  просЯт  у  менЯ  хлеба,  как  они
просили, как просЯт еще и сейчас! џ слышу, как они стонут от голода во  сне!
‹юди, люди, будьте мудры, и пусть ваши дети проклинают вас в  глаза  за  все
что угодно, но только не за то, что у них нет хлеба!  Ћ,  это  горчайшее  из
проклЯтий, и оно звучит тем неумолимей, чем тише его произносЯт!  Ћно  часто
терзало менЯ, но теперь больше не будет!
     € несчастный, спотыкаЯсь, направилсЯ к постелЯм детей.
     - Ћтец! Ћтец! - вскричала ћлиЯ. - “жель  это  ваши  руки?  Ћ,  пощадите
менЯ, и Я буду делать все, все, кроме...
     - Ћтец, дорогой отец! - вскричала €неса, его другаЯ  дочь,  -  пощадите
нас! ‡автра, может быть, у нас будет из чего приготовить обед!
     Њориц соскочил с постели  и,  обхватив  своими  руками  отца  и  плача,
проговорил:
     - Џрости менЯ, милый папочка, мне  приснилось,  что  в  комнату  к  нам
забралсЯ волк, что он нас хватает за горло; о папочка, Я уж так давно кричу,
что думал, ты никогда не придешь! Ђ теперь... Ѓоже мой! Ѓоже мой!  -  в  это
времЯ руки обезумевшего отца сдавили ему горло, - неужели это ты - волк?
     Џо счастью, руки эти совсем обессилели от тех же  мучительных  судорог,
которые понудили их на этот отчаЯнный шаг.  Ћт  ужаса  дочери  его  лишились
чувств и обе лежали побелевшие, недвижные, без признаков жизни.  “  мальчика
хватило сообразительности прикинутьсЯ  мертвым:  он  растЯнулсЯ  на  полу  и
старалсЯ  не  дышать,  когда  ЯростнаЯ,  но  уже  ослабевшаЯ  рука  отца  то
схватывала его за горло, то отпускала, а потом схватывала опЯть, и вслед  за
тем пальцы этой руки разжимались, как бывает, когда судороги проходЯт.
     Љогда несчастный отец убедилсЯ, что со всеми уже покончено, он вышел из
комнаты. ’ут он натолкнулсЯ на лежавшую на полу жену. ѓлухой стон  возвестил
о том, что страдалицa еще жива.
     - —то это значит? - спросил себЯ ‚альберг,  еле  держась  на  ногах,  в
беспамЯтстве и бреду. - Ќеужели это мертваЯ упрекает менЯ,  ее  убийцу?  €ли
жена моЯ еще жива и проклинает менЯ за то, что Я не довел до  конца  начатое
дело?
     € он занес ногу над телом жены. ‚ эту минуту раздалсЯ  громкий  стук  в
дверь.
     - Џришли! - воскликнул ‚альберг;  его  разгоревшеесЯ  безумие,  которое
заставило его вообразить себЯ убийцей жены и детей,  рисовало  теперь  перед
ним картины суда и возмездиЯ. - Ќу что  же,  постучите  еще  раз,  а  не  то
подымите сами щеколду и входите, как вам больше понравитсЯ. ‚идите,  Я  сижу
над трупами жены и детей. џ их убил... признаюсь... вы пришли  повести  менЯ
на пытку... знаю, знаю, только какие бы это ни  были  пытки,  все  равно  не
будет пытки страшнее, чем когда дети мои умирали у менЯ на  глазах.  ‚ходите
же, входите, дело сделано!.. ’ело моей жены лежит у моих  ног,  а  руки  мои
обагрены кровью моих детей, - чего же мне еще боЯтьсЯ?
     ‘казав это, несчастный с  мрачным  видом  опустилсЯ  в  кресло  и  стал
счищать с рук воображаемые  пЯтна  крови.  Ќаконец  стук  в  дверь  сделалсЯ
громче, щеколду поднЯли, и в комнату, где  находилсЯ  ‚альберг,  вошло  трое
мужчин. ‚ходили  они  медленно:  двое  оттого,  что  преклонный  возраст  не
позволЯл им идти  быстрее,  а  третий  -  от  обуревавшего  его  непомерного
волнениЯ. ‚альберг не замечал их, глаза его были устремлены  в  одну  точку,
руки - судорожно сжаты; при их поЯвлении он даже не шевельнулсЯ.
     - ‚ы что, не узнаете нас? - сказал  тот,  кто  вошел  первым,  поднимаЯ
фонарь, который был у него в руке. ‚орвавшийсЯ в комнату  свет  озарил  всех
четверых, и казалось, что это фигуры, сошедшие  с  картины  ђембрандта  {6}.
Љомната была погружена в глубокий мрак, кроме  тех  мест,  куда  падал  этот
Яркий свет. Ћн выхватывал  из  тьмы  недвижную,  словно  окаменевшую  фигуру
‚альберга с печатью беспросветного отчаЯниЯ  на  лице.  ђЯдом  с  ним  стоЯл
свЯщенник, друг их семьи,  бывший  духовник  ѓусмана;  черты  его  бледного,
изборожденного  старостью  и  суровой  жизнью  лица,  казалось,  противились
улыбке, котораЯ старалась пробить себе путь среди  глубоких  морщин.  Џозади
него - престарелый отец ‚альберга,  совершенно  безучастный  ко  всему,  что
происходило  вокруг,  за  исключением  тех  минут,   когда,   вдруг   что-то
припоминаЯ, он начинал трЯсти своей седой голо