  плечах,  брови
сдвинулись и нахмурились, белое лицо заволокла  какаЯ-то  тень.  ‚ремЯ  от
времени  ‹елиЯ  останавливалась,  складывала  руки  на  горевшей  груди  и
окидывала своего спутника  мрачным  взглЯдом:  можно  было  подумать,  что
вот-вот в ней вспыхнет небесный гнев.
   Ћднако  в  ту   минуту,   когда   ‚альмарина   умолкал,   встревоженный
впечатлением, которое произвели его упреки, и  боЯсь,  что  зашел  слишком
далеко, она, словно по  какому-то  волшебству,  вновь  обретала  все  свое
высокомерное спокойствие; видЯ, как друг ее смутилсЯ, она только улыбалась
и делала ему знак идти дальше и договаривать до конца.
   Љогда он кончил, она еще долго ждала, не добавит ли он к  своим  словам
что-нибудь еще; потом, когда они дошли до вершины, она села на уступ скалы
и, в порыве отчаЯниЯ заломив руки, воздела их к бесстрастным звездам.
   - ‚ы страдаете, - с грустью сказал ее друг, - Я чем-нибудь вас задел?
   - „а, - ответила она, опустив на колени руки, белые как  мрамор.  -  ‚ы
задели мою гордость, и Я хотела бы воскликнуть  сейчас  вместе  с  героЯми
Љальдерона: "Ћ честь моЯ, ты больна!".
   - Ђ вы знаете, что болезни гордости лечат очень сильными средствами?  -
сказал ‚альмарина.
   - „а, знаю! - отвечала она и поднЯла руку, приглашаЯ его к молчанию.
   Џотом  она  поднЯлась  на  гребень  скалы  и,  стоЯ  на  этом  огромном
пьедестале, выпрЯмившись во весь свой высокий рост, освещеннаЯ  отблесками
луны, засмеЯлась таким ужасным смехом, что даже ‚альмарине стало страшно.
   -  Џочему  вы  смеетесь?  -  спросил  он  строго.   Ќеужели   дух   зла
восторжествовал? Њне почудилось, что ваш добрый ангел только  что  улетел,
заслышав этот горький, душераздирающий смех.
   - ‡десь нет никакого злого духа, - сказала ‹елиЯ,  -  что  же  касаетсЯ
доброго, то Я стану им сама ‹елиЯ сумеет спасти ‹елию. ’от,  кто  улетает,
напуганный  этим  смехом,  где  слышатсЯ  прощание  и  проклЯтие,  -   это
дух-искуситель,  это  призрак,  принЯвший  обличье  ангела;  к  нему-то  и
относитсЯ моЯ насмешка  это  ‘тенио,  боговдохновенный  поэт.  Ћн  ужинает
сегоднЯ с падшими женщинами.
   Ћпустив  глаза  на  расстилавшиесЯ  перед  ним  вдалеке   пространства,
‚альмарина увидел бледные огни города и Ярко освещенный дворец  куртизанки
Џульхерии, в котором бушевала ночнаЯ оргиЯ.
   Ћн снова посмотрел на ‹елию, сидевшую рЯдом: она заливалась слезами.
   - ЌесчастнаЯ, - сказал он, - ревность закралась в твое сердце.
   - ‘кажите лучше, неразумный человек, что она только что его покинула, -
ответила она. - џ оплакиваю иллюзию, а  не  человека.  ‘тенио  никогда  не
существовал! ќто создание моего воображениЯ. € как оно прекрасно! Њне надо
было быть великим художником,  искусным  мастером,  чтобы  сотворить  этот
возвышенный образ! ђафаэль и  Њикеланджело,  слитые  воедино,  никогда  не
смогли бы создать ничего столь прекрасного.
   € ‹елиЯ провела рукой  по  глубокой  складке,  пересекавшей  ей  лоб  в
минуты, когда ей бывало особенно тЯжело.
   - Ќапрасно Я стала бы искать его сейчас, - сказала  она,  -  это  всего
лишь тень, котораЯ становитсЯ все бледнее чтобы слитьсЯ  с  миром  небытиЯ
‚етер смерти сломил  эту  райскую  лилию  „ыхание  Џульхерии  убило  моего
‘тенио. ’ам, в таверне, воет в страхе какой-то призрак. Љаким  именем  его
теперь называть?
   Ћ мой поэт! џ похоронила тебЯ в  могиле,  достойной  тебЯ,  в  гробнице
более холодной, чем мрамор, и более  твердой,  чем  бронза,  сокрытой  под
землею глубже, чем алмаз сокрыт в камне. џ схоронила тебЯ в своем сердце!
   Ђ  ты,  призрак,  подними  твою  непослушную  руку.  Џоднеси  к   твоим
оскверненным губам ониксовый кубок вакханки! Ќазло всему, пей за  здоровье
‹елии! ЏосмейсЯ над безрассудной гордЯчкой, котораЯ  презирает  прелестные
губы и душистые волосы такого красавца, как ты. Џей же, ‘тенио!  ќто  тело
скоро станет бурдюком, в который можно будет  налить  все  пЯтьдесЯт  семь
сортов вин Ђрхипелага. ’еперь это пустаЯ амфора, хрупкий сосуд, где больше
уже не течет кровь сердца, не пламенеет огонь души; теперь  он  разобьетсЯ
вдребезги, и осколки его смешаютсЯ под  столом  у  Џульхерии  с  разбитыми
бокалами и потерЯвшими человеческий образ людьми.
   ‘пасибо тебе, мой ‘тенио! ’ы  менЯ  спас.  ’ы  помешал  мне  забрызгать
грЯзью пошлости тот незапЯтнанный снег, тот сверкающий  лед,  под  которым
менЯ схоронил господь. ќто благодарЯ тебе Я не  покинула  мой  хрустальный
дворец. Љак только Я дерзнула ступить на порог, ты увидел менЯ и с улыбкой
воспарил к небесам, о мой сладостный сон! € ты  кинул  развратнице  только
грЯзное платье, которое  она  покрывает  теперь  нечестивыми  поцелуЯми  в
уверенности, что это ‘тенио!
   - „овольно бредить! - воскликнул ‚альмарина, пытаЯсь стащить  ‹елию  со
скалы, на которой  она  стоЯла,  словно  пифиЯ;  он  боЯлсЯ,  как  бы  она
окончательно не сошла с ума.
   - Ћставь  менЯ,  оставь,  человек,  у  которого  нет  ни  выдержки,  ни
решимости! - вскричала она, отталкиваЯ его. - „лЯ тебЯ, чтобы собратьсЯ  с
силами, нужна целаЯ жизнь, не так ли? ‡най же,  что  длЯ  ‹елии  это  дело
одной ночи. “ходи, не бойсЯ моего бреда; как только Я сойду с этой  скалы,
менада, которую ты видишь  сейчас,  станет  самой  целомудренной  и  самой
спокойной весталкой. „ай же мне попрощатьсЯ с миром,  который  рушитсЯ,  с
солнцем, которое гаснет. —еловеческаЯ душа -  это  уменьшенное,  но  очень
точное и полное отражение вечности. Љогда один из очагов жизни тухнет,  от
него тут же загораетсЯ другой, еще более Яркий,  и  это  потому,  что  над
жизненным началом властен  один  только  бог.  Ћттого  что  некий  человек
проклЯл ‹елию, ее не разразило громом. “ менЯ осталось собственное сердце,
и  в  сердце  этом  есть  чувство  божественного,  интуициЯ  и  любовь   к
совершенству! ‘ каких это пор мы стали терЯть из виду  солнце  из-за  того
лишь, что один из атомов, озаренных его лучами, погрузилсЯ в тень?
   Ћна села и снова стала  немой  и  неподвижной,  как  статуЯ.  ‚се,  что
творилось в ее душе, было не более заметно длЯ глаз, чем движениЯ часового
механизма под металлической  крышкой.  ‚альмарина  долго  смотрел  на  нее
почтительно и восхищенно. ‚ эту минуту в ней не было ничего человеческого,
ничего, что могло бы пробудить к себе сочувствие.  Ћна  была  прекрасна  и
холодна, как сама сила. Ћна  походила  на  тех  больших  львов  из  белого
пирейского мрамора, которые, оттого что они все  времЯ  смотрЯт  на  волны
морЯ, словно обретают силу их укрощать.
   - ‚ы говорите, что, войдЯ в будуар моей сестры и увидав там  мой  бюст,
он выплеснул свой кубок на бедное мраморное  лицо?  ‚ы  говорите,  что  он
поджег пунш последним моим письмом?
   ‹елиЯ задала эти вопросы совершенно спокойно; она хотела знать подробно
все эти вспышки гнева ‘тенио, свидетелем которых ‚альмарина был  несколько
дней тому назад.
   - џ непременно хотел рассказать вам об этом, - отвечал  он,  -  считаЯ,
что мой рассказ только разожжет в вас гнев  и  вернет  вам  ту  твердость,
которой вы лишились уже давно. Ќо слезы, которые вы только что  проливали,
заставлЯют менЯ опасатьсЯ, что Я поранил вас глубже, чем сам того хотел.
   - Ќе бойтесь, - сказала она, - вот уже три днЯ, как  Я  его  не  люблю.
Џлакала Я о нем, а не о себе. Ќе думайте, что его напраснаЯ досада  и  его
нелепые оскорблениЯ могут менЯ задеть. Ќе этим Я оскорблена.  Ћскорбил  он
менЯ четыре днЯ тому назад в павильоне Ђфродиты, тогда, когда принЯл  руку
куртизанки за мою руку, ее  губы  за  мои,  ее  грудь  за  мою,  когда  он
вскричал: "—то с тобою, моЯ любимаЯ? џ никогда тебЯ  не  видел  такой.  ’ы
опьЯнЯешь менЯ счастьем, о котором Я не имел понЯтиЯ: твое дыхание сжигает
менЯ. ЋставайсЯ такой! ’олько с этой минуты Я тебЯ люблю,  до  сих  пор  Я
любил только тень!".
   - Ђ вы что же, хотели, чтобы он обладал волшебным даром распознать  тот
жестокий обман, на который вы решились пойти?
   - ђешилась пойти? џ? Ћ нет! ѓосподь свидетель, что,  следуЯ  за  ним  в
глубину  коридоров,  куда  его  увлекала  эта  безумнаЯ  женщина,   Я   не
догадывалась, что все будет так. џ  видела,  как  он  противилсЯ,  Я  была
уверена, что буду свидетельницей его победы. Ќеужели вы думаете, что Я шла
туда, чтобы присутствовать при их любовных объЯтиЯх? ѓосподь мне свидетель
и в этом! “вы, Я любила его! „а, Я его любила, любила это милое  и  нежное
дитЯ! € Я не раз принимала решение победить все свои страхи  и  попытатьсЯ
сочетатьсЯ с ним браком, освЯщенным старинным обычаем.  ђазве  он  мне  не
брат, - спрашивала Я себЯ, - разве он не мечтатель, не идеалист, не  богом
вдохновенный поэт, который мог бы облагородить и  обожествить  мою  жизнь?
Џритом Я хотела еще испытать его постоЯнство и силу чувств, подвергнув его
нескольким испытаниЯм - страхом менЯ  потерЯть,  разлукой;  и  Я  не  была
настолько жестока, чтобы заставить его страдать ради собственной славы.  џ
сама страдала больше, чем он, от его ожиданиЯ и от его испуга. Ќо Я знала,
как кончаетсЯ длЯ менЯ любовь! џ вспоминала день, когда отвращение и  стыд
смели у менЯ в памЯти мою первую любовь, как ветер сметает  пену  волн.  џ
думала, Я  была  уверена,  что  действительно  нашла  в  ‘тенио  настоЯщее
чувство, что мое равнодушие может разбить ему жизнь, и Я не хотела  давать
ему даже слабой надежды, не  уверившись  сначала  сама,  что  завтра  этой
надежды его не лишу. „о чего же пристально Я его изучала! ‘ какой любовью,
с какой материнской заботой наблюдала Я  за  инстинктами  и  способностЯми
этого любимого ученика! ‚ безумии своем Я  хотела  научить  его  любви.  џ
хотела передать ему все, что знала сама, все очарование, всю  изощренность
мысли - в обмен на то, что Я узнала бы от  него:  на  жар  его  крови,  на
исступление молодости... Ћ, как Я была права, что не  стала  спешить,  что
так внимательно следила за этим драгоценным растением! “вы, сердцевину его
точил червь, и демону непотребства достаточно было только дохнуть на него,
чтобы он упал в грЯзь. ‚от каковы  эти  хрупкие  существа,  эти  свободные
художники наслаждениЯ, эти жрецы любви! Ћни обвинЯют нас  в  том,  что  мы
холодные статуи, а у самих у них есть только одно  чувство,  которое  даже
нельзЯ назвать! Ћни говорЯт, что у нас ледЯные руки,  а  у  них  самих  на
руках  такаЯ  толстаЯ  кожа,  что  они  не  могут  отличить  волосы  своей
возлюбленной от волос первой встречной женщины! Ћни всем  существом  своим
готовы поддатьсЯ самому грубому  обману.  ’онкой  вуали,  легкого  сумрака
летней ночи достаточно, чтобы  глаза  их  и  ум  самым  постыдным  образом
ослепли; их слух легко попадает впросак; в звуках  незнакомого  голоса  им
слышитсЯ голос любимой... ‘тоит какой-нибудь женщине поцеловать их в губы,
и глаза их уже затЯнуты пеленою, в ушах гудит, их охватывает  божественнаЯ
тревога, смЯтение души кидает их в бездну разврата!
   Ђх, дайте мне вволю посмеЯтьсЯ над этими поэтами без музы и  без  бога,
над этими жалкими хвастунами, которые сравнивают свои чувства с  тончайшим
благоуханием цветов, свои объЯтиЯ с великолепными  созвездиЯми!  ‹учше  уж
откровенные распутники, которые говорЯт все  самое  отвратительное  нам  в
лицо!
   - Ђх, ‹елиЯ, - ответил  ‚альмарина,  -  все  это  негодование  идет  от
ревности, а ревность - это любовь.
   - ’олько не длЯ менЯ, - возразила она,  переходЯ  от  жгучего  гнева  к
самому холодному презрению. - ‚ гордой  душе  ревность  сразу  же  убивает
любовь. џ не вступаю в борьбу с недостойными соперницами. џ  действительно
страдала, Я это признаю, Я ужасно страдала в течение целого часа. џ была в
этом кабинете, Я была почти  что  меж  ними.  Њы  говорили  попеременно  с
сестрою, а он даже не замечал разницы наших голосов и наших  слов.  €ногда
он брал менЯ за руку и тут же выпускал ее, чтобы инстинктивно,  не  думаЯ,
схватить замаранную грЯзью руку моей сестры, котораЯ  казалась  ему  моею.
Ђх, Я все это видела; почему же все-таки он не видел менЯ? џ  видела,  как
он прижимал Џульхерию к груди, и Я едва успела убежать;  его  приглушенные
вздохи, возгласы торжествующей любви преследовали менЯ даже  в  саду.  ќто
была страшнаЯ  мука,  и  когда  Я  увидела  проходившие  мимо  гондолы,  Я
бросилась в первую попавшуюсЯ,  чтобы  покинуть  этот  отравленный  клочок
земли, на котором только что умер ‘тенио.
   - ‚ы были очень бледны, ‹елиЯ, когда вскочили  ко  мне  в  лодку,  и  Я
боЯлсЯ, что вы не переживете всех ваших мук.  Ћ,  несчастнаЯ!  ‘оразмерьте
ваши силы, прежде чем поддаватьсЯ гневу.
   - џ в гневе только на вас, за то  что  вы  так  плохо  менЯ  понимаете.
‚ерно, матери было бы  не  так  страшно  потерЯть  ребенка,  которого  она
выкормила своим молоком и целый год не отнимала от груди, как страшно было
мне это внезапное отчуждение  между  мною  и  ‘тенио.  Ћднако  начало  уже
рассветать, когда Я, умирающаЯ, бросилась в гондолу, и  там,  едва  только
солнечный диск выглЯнул весь из-за горизонта,  встала  и  звучным  голосом
запела эту бравурную арию, которой  от  менЯ  хотели.  ‚се  находЯщиесЯ  в
гондоле любители пениЯ объЯвили, что голос мой никогда так изумительно  не
звучал; а сила голоса, насколько Я знаю, не только в  легких:  истоки  ее,
должно быть, немного повыше.
   - Ђх, гордЯчка! ‚ы же разобьете голову  о  триумфальную  арку,  которую
сами себе воздвигли.
   - џ сделаю эту арку такой стройной и такой просторной, что  там  хватит
места и самому сатане, если только он захочет  пройти  под  ней.  Ќеужели,
по-вашему, за все эти три днЯ Я хоть раз высказала свою  досаду  Џульхерии
или ‘тенио? ђазве Я не пыталась утешить  поэта  в  его  позоре  и  сделать
куртизанку более благородной в его глазах? ђазве  Я  не  предлагала  этому
ребенку мою вечную дружбу, мою заботу и мою материнскую опеку?
   - Ђ почему же вы сейчас так волнуетесь? Ќе потому ли, что он  настаивал
на  вашей  любви  и,  раздраженный  вашим  отказом,  сейчас  вот,   ночью,
охваченный досадой и Яростью среди всего отчаЯнного разгула,  сделалсЯ  по
собственной воле любовником Џульхерии?
   - Ќет, ошибаетсЯ тот, кто будет думать, что он боретсЯ с ‹елией. ЌельзЯ
боротьсЯ с морскими  ветрами  и  волнами  океана,  а  моЯ  гордость  более
неуловима длЯ человеческой воли, чем волны и  бурЯ.  Ћскорбительнее  всего
длЯ менЯ то, что вы еще предлагаете мне принЯть решение, как будто Я могла
колебатьсЯ, как будто, увидав труп, Я должна еще спрашивать  себЯ,  зарыть
его в землю или  положить  с  собою  в  постель.  Џохороним  сначала  всех
мертвецов и потом уже будем жить.
   - Ђ что же это будет за жизнь?
   - ‘ейчас это не очень важно. „айте мне  времЯ  вытереть  слезы,  укрыть
покойника саваном, и если только Я смогу забыть его через час, вам  больше
ни о чем не придетсЯ менЯ спрашивать. ‚зглЯните, ‚альмарина,  на  чудесные
ЏлеЯды, что легкой дугою касаютсЯ горизонта.  ‘колько  всего  изменитсЯ  в
этом измученном сердце, в этой дрогнувшей жизни, прежде чем  последнЯЯ  из
них исчезнет! ‚ы тревожитесь, видЯ менЯ на дурном пути, вы думали,  что  Я
борюсь с дурными побуждениЯми. ‚ы ошиблись:  Я  шла  к  цели.  ђазразилась
гроза, она разрушила все - и дорогу и цель. „айте мне времЯ  подобрать  те
немногие обломки, которые докатились до менЯ, и свернуть в сторону с  этой
проклЯтой дороги.
   - ќто не единственнаЯ дорога, но  цель  у  вас  все  та  же,  -  сказал
‚альмарина. - ‚ы думаете, что одиночество может привести вас к ней; только
остерегайтесь брать себе в спутники гнев. …сли  когда-нибудь  вас  охватит
сожаление, то ведь,  как  бы  вы  ни  были  внешне  спокойны,  как  бы  ни
торжествовало ваше самолюбие, что станетсЯ с вашей гордостью, ставшей  длЯ
вас свЯтыней, с гордостью, ради которой вы готовы жертвовать всем на свете
и которую Я чту, ибо видел, что именно она побуждает вас на самые  высокие
поступки? Ѓудет ли эта гордость удовлетворена?
   - ‚се это останетсЯ между богом и мной. Ћн один будет свидетелем  моего
страданиЯ. Џредел моей гордости - это он...
   - Ѓог! „а, разумеетсЯ, но вы верите в него, ‹елиЯ?
   - ‚ерю ли Я? Ђ разве вы не видите,  что  на  земле  Я  ничего  не  могу
полюбить? ‚ы, что же, объЯснЯете это так, как, может быть,  в  эту  минуту
объЯснЯет целомудренный ‘тенио, рассуждаЯ с –инцолиной  о  том,  почему  Я
холодна?  ‹юди,  не  знающие  иного  божества,  кроме  собственного  тела,
единственной причиной воздержаниЯ считают физическое бессилие. —то  значит
требование изощренных способностей, что  значит  потребность  в  идеальной
красоте, что значит жажда высокой любви в глазах черни? „аже если случайно
восторги любви и озарЯют ее мимолетным светом, то это всего лишь результат
отчаЯнного напрЯжениЯ нервов, чисто механического  воздействиЯ  чувств  на
разум. Љаждое существо, какой бы  посредственностью  оно  ни  было,  может
внушить или само почувствовать это мгновенное безумие  и  принЯть  его  за
любовь. “мственное развитие и стремлениЯ большинства дальше этого не идут.
—еловек, который хочет вкушать только благородные  радости  и  наслаждениЯ
чистые и свЯтые, который стремитсЯ к неразрывному единству любви  духовной
и любви физической, - это честолюбец, удел которого  великое  счастье  или
великое страдание. „лЯ тех, кто делает  из  любви  божество,  середины  не
существует. „лЯ того чтобы разыграть их божественные  мистерии,  им  нужно
свЯтилище другой любви, такой же безграничной, как их собственнаЯ;  только
пусть они не надеютсЯ когда-либо вкусить наслаждение в публичном  доме.  Ђ
ведь всЯ любовь мужчин, даже  под  кровлей  супружества,  сделалась  самым
настоЯщим публичным домом. Ѓольшинство мужчин длЯ женщины чистой - это  то
же самое, что проститутка длЯ целомудренного юноши. ’олько  у  юноши  есть
право презирать проститутку, вырватьсЯ из ее объЯтий сразу же после  того,
как она удовлетворит  его  потребность,  при  воспоминании  о  которой  он
краснеет. Џочему же получаетсЯ, что чистым женщинам отказано в способности
испытывать отвращение и в праве высказывать его вслух  нечистым  мужчинам,
которые их обманывают? ђазве они не в сто раз подлее, чем  куртизанки?  ’е
обещают только одно наслаждение, а ведь погрЯзшие в разврате  мужчины  нам
обещают любовь. Ќо длЯ женщины гордой не может быть наслаждениЯ без любви:
вот почему в объЯтиЯх  большинства  мужчин  она  не  найдет  ни  того,  ни
другого. —то же касаетсЯ самих мужчин, то им не так легко ответить на наши
высокие побуждениЯ и удовлетворить наши благородные  желаниЯ:  им  гораздо
легче обвинить нас в том, что мы холодны. ќти аскетические  души,  говорЯт
они, бывают всегда у женщин неполноценных. ЏоследнЯЯ публичнаЯ  девка  длЯ
них соблазнительнее, чем самаЯ чистаЯ из девственниц.  ЏубличнаЯ  девка  -
вот настоЯщаЯ жена, настоЯщаЯ любовница мужчин нашего  поколениЯ;  она  им
как раз под стать. †рица материи, она погасила все,  что  было  в  женщине
божественного, человеческого, чтобы развить  звериные  инстинкты.  Ћна  не
горда, не навЯзчива: она требует только то, что подобные люди могут  дать,
- золото!
   Ћ, благодарю тебЯ, боже! ’ебе было угодно, чтобы последнЯЯ завеса спала
с моих глаз, чтобы эти страшные истины, в которых Я все  еще  сомневалась,
сделались длЯ менЯ Ясными, как свет твоего солнца, усилиЯми самого ‘тенио,
того, кого Я называла уже моим любовником, кого считала чистейшим из сынов
человеческих. ’ы допустил, чтобы глубокое уныние  погрузило  мою  душу  на
какое-то времЯ во тьму и чтобы страдание  помрачило  мой  разум  до  такой
степени, что Я усомнилась  в  великой  истине.  Ѓезумие,  ложь,  мудрость,
софизмы, божественнаЯ любовь, нечестивое отрицание, целомудрие, распутство
- все эти элементы истины и заблуждений, низости  и  величиЯ  смешались  в
одно и метались, кружась в вихре воображениЯ. ‚  бездонных  глубинах  моей
мысли  разражались  страшные  грозы  и  неотвратимые  катастрофы.  џ   все
подвергла сомнению, все перепробовала и  в  этом  бессилии  воли,  в  этой
отрешенности  от  разума  нашла  только  страдание  все  более   жестокое,
одиночество все более Явное. ’огда в тоске моей Я простерла руки к тебе, и
ты  показал  мне  развращенность  человеческой  натуры,   причины   ее   и
последствиЯ. ’ы дал мне понЯть, что ни один мужчина (в том числе и ‘тенио)
не заслуживает любви, очаг которой горит во мне. ’ы преподал  мне  хороший
урок, ты захотел, чтобы все страданиЯ и унижениЯ, которые заполнЯют  жизнь
женщины, открылись мне за один миг; чтобы грЯзные  когти  ревности  слегка
поранили мое сердце и выжали из него  несколько  капель  моей  крови,  как
некий стигмат искуплениЯ и наказаниЯ. Ќа какое-то  мгновение  Я  пожалела,
что Я не куртизанка, и, в вечное назидание себе, увидела,  как  куртизанка
затмила менЯ после первого же поцелуЯ.
   Ѓлагодарю тебЯ, господи, за то, что ты до такой  степени  менЯ  унизил:
ибо в ту минуту Я понЯла, что призвание мое  не  в  этом!  Ќет,  нет!  Њое
наслаждение и моЯ слава не здесь, и теперь Я буду приходить к  тебе  не  с
жалобой, а с благословениЯми. џ была неблагодарной, о высшее совершенство!
Ћбраз твой был у менЯ в сердце, и Я искала бесконечного во всем  сущем.  џ
хотела перестать поклонЯтьсЯ  тебе,  чтобы  обратить  свое  поклонение  на
идолов из плоти и крови. џ думала, что между  тобой  и  мной  должен  быть
посредник - свЯщенник  -  и  что  мужчина  и  будет  этим  свЯщенником.  џ
ошиблась: у менЯ может быть только один возлюбленный - это ты,  и  всЯкий,
кто станет между нами, не только не приблизит менЯ к  тебе,  наполнив  мою
душу признательностью и счастьем,  но,  напротив,  удалит  менЯ  от  тебЯ,
вселив в нее отвращение  и  разочарование.  Ђ  вы  еще  спрашиваете  менЯ,
‚альмарина, верю ли Я в бога. џ  должна  в  него  верить,  ибо  люблю  его
безумной любовью, ибо неугасимый огонь этой страсти разъедает  мне  грудь,
ибо, если бы Я на минуту усомнилась в его мудрости, кровь  моЯ  заледенела
бы в жилах и жизнь моЯ зачахла, как опаленный морозом  плод.  Њне  надо  в
него верить, ибо живу Я только любовью, и вместе с тем Я не люблю ни  одно
живое существо, созданное по моему подобию, ибо не могу признать над собой
ничьей власти, кроме власти неба.  Ђ  ты,  ‘тенио,  неужели  ты  мог  быть
настолько слеп, чтобы мечтать о любви ко мне? Љак мог  ты  возомнить  себЯ
соперником бога,  решить,  что  сможешь  насытить  жизнь,  котораЯ  всЯ  -
неистовство, всЯ - исступление,  экстаз,  ссоры  и  примирениЯ  избранницы
божьей, ревниво  и  безраздельно  влюбленной?  ќто  тебЯ  следует  назвать
гордецом, ибо это ты захотел стать богом, ты надеЯлсЯ, что Я обращу к тебе
тот же гнев, те же слезы, проклЯтиЯ, желаниЯ и восторги! Ѓедное  дитЯ!  ’ы
плохо менЯ знал. ‘колько бы ты ни писал стихов, ты был плохим  поэтом.  ’ы
плохо понЯл, что такое идеал, если  думал,  что  дыхание  смертного  может
стереть его образ в зеркале моей души!
   - ‚о всем, что вы говорите, Я ощущаю трепет  безудержной  гордыни,  моЯ
дорогаЯ ‹елиЯ, - сказал ‚альмарина, ласково улыбаЯсь и протЯгиваЯ ей руку,
чтобы помочь сойти вниз, - но мне нравитсЯ слушать ваши речи, ибо Я  узнаю
вас прежнюю, а в той, какой Я вас знал, нет  ничего,  что  могло  бы  менЯ
ужаснуть. Љ тому же настоЯщаЯ дружба - это когда один человек безраздельно
принимает другого; вот почему Я люблю ваши недостатки. €  если  Я  начинаю
тревожитьсЯ и расспрашивать вас, то это бывает тогда, когда Я вижу, что вы
свернули с вашего пути и совершаете не свойственные вашей натуре поступки.
’огда Я перестаю  вас  узнавать,  и,  видЯ,  что  вы  становитесь  робкой,
неуверенной и мЯгкой, как женщины, которых любЯт и которыми повелевают,  Я
начинаю думать, что вы погибли, что  самого  безумного  и  самого  лучшего
творениЯ господа больше не существует.
   ‹елиЯ поправила одной рукой свои распустившиесЯ волосы  и,  держа  руку
друга и стоЯ на скале, выпрЯмилась в последний раз во  весь  свой  высокий
рост.
   - ѓордынЯ! - вскричала она. -  —увство  и  сознание  собственной  силы!
‘вЯщенный и  благородный  рычаг  вселенной!  „а  будешь  ты  вознесена  на
чистейшие алтари, да наполнЯт тобою избранные сосуды! ’оржествуй  же,  ты,
котораЯ заставлЯешь страдать и царствовать! Ћ кольчуга архангелов,  как  Я
люблю, когда ты власЯницею вонзаешьсЯ мне  в  тело!  …сли  ты  заставлЯешь
избранных испытывать неслыханные муки, если ты  предписываешь  им  суровое
самоотречение, ты вместе с  тем  приобщаешь  их  к  великим  радостЯм!  ’ы
даруешь им неслыханные победы. Љогда ты увлекаешь их за собой  в  пустыни,
откуда нет исхода, ты приводишь к их ногам  львов,  их  одинокие  ночи  ты
населЯешь духами, чтобы избранники твои с ними боролись, чтобы  они  могли
испробовать и познать  свою  силу,  и  вознаграждаешь  их  за  все  поутру
высокими словами: "’ы побежден, но повергнись к стопам моим без стыда, ибо
Я есмь господь!"
   ‹елиЯ закрутила волосы и спрыгнула со скалы.
   - “йдем отсюда, - сказала она, - уже скрылась последнЯЯ из ЏлеЯд, и мне
здесь больше нечего делать. Ѓорьба моЯ окончена. ‘вЯтой  дух  возложил  на
менЯ свою десницу, как на €акова, и €аков простерсЯ ниц. ’ы можешь  теперь
поразить менЯ, о всевышний, ты увидишь, что Я стою перед тобою на коленЯх!
   - Ђ ты, гордаЯ скала, - сказала она, оборачиваЯсь назад, -  Я  какой-то
миг была прикована к тебе, как Џрометей,  но  Я  не  ждала,  чтобы  коршун
прилетел клевать мою печень, и Я разбила твои железные цепи тою же  рукой,
котораЯ их заклепала.


        43. ЉЂЊЂ‹њ„“‹›

   ‹елиЯ и ‚альмарина снова спустились с горы по склону,  противоположному
тому, который вел в город. ‹елиЯ шла перваЯ, спокойно и не спеша.
   - Ќо это же  не  та  дорога,  -  заметил  ее  спутник,  видЯ,  что  она
направлЯетсЯ на юг.
   - ќто моЯ дорога, - отвечала она, - ибо это дорога, котораЯ удалЯет  от
‘тенио. ‚озвращайтесь в город, если хотите  —то  до  менЯ,  то  Я  никогда
больше не переступлю его врат.
   ‚альмарина любезно последовал за нею, но на губах его поЯвилась  улыбка
сомнениЯ.
   - џ не очень доверЯю таким вот  быстрым  и  бесповоротным  решениЯм,  -
сказал  он.  -  џ  не  верю  крайним  позициЯм  -  они   только   ускорЯют
противодействие.
   - ‚сЯкое решение, исполнение которого откладываетсЯ, не сулит удачи,  -
отвечала ‹елиЯ. - ’ам, где речь идет о желании, размышление необходимо.  Ђ
когда приходитсЯ действовать, нужны смелость и быстрота.
   - Људа мы идем? - спросил ‚альмарина.
   - Њы бежим от прошлого, - ответила ‹елиЯ с какой-то мрачной радостью.
   ‘ветало; они вступили  в  долину,  заросшую  густым  лесом.  Џрелестные
ручейки сбегали вниз в  тишине,  под  сенью  миртов  и  фиговых  деревьев.
Ѓольшие лужайки, по которым проходили полудикие стада, вклинивались  своей
нежной зеленью в темную гущу лесов. Љрай этот был  богат  и  пустынен.  Ќа
пути не было никакого жильЯ, разве только разбросанные там и сЯм,  глубоко
спрЯтанные в листве мызы. Џоэтому в этих местах  можно  было  наслаждатьсЯ
всеми прелестЯми, всеми  благодеЯниЯми  природы,  которой  коснулась  рука
человека, и всем величием, всей поэзией природы дикой.
   ЏоднЯвшись до половины холма, ‹елиЯ остановилась, охваченнаЯ восторгом.
   - Љак счастливы беззаботные пастухи, - воскликнула она, - они  спокойно
спЯт в тени этих тихих лесов, им не о чем тревожитьсЯ, кроме как  о  своих
стадах, им нечего изучать, кроме восхода и захода звезд! Ђ еще  счастливее
эти жеребЯта с растрепанными гривами - они скачут так легко в зарослЯх,  и
дикие козы - те без труда  поднимаютсЯ  на  крутые  скалы!  ‘частливы  все
созданьЯ, умеющие радоватьсЯ жизни, не злоупотреблЯЯ ею и не  доводЯ  себЯ
до изнеможениЯ!
   ‡а поворотом дороги ‹елиЯ увидела в предрассветной мгле  белую  полоску
на склонах гор, величественно смыкавшихсЯ вкруг необъЯтной долины.
   - —то это такое? - спросила она своего друга. -  —то  это,  грандиозное
сооружение рук человеческих или отвеснаЯ  скала,  которые  бывают  в  этом
краю? Ћгромный водопад, или каменный карьер, или дворец?
   - †енский монастырь, - ответил ‚альмарина, - обитель камальдулов.
   - џ много слышала о  его  богатстве  и  красоте,  -  сказала  ‹елиЯ.  -
Џойдемте туда.
   - Љак вам будет угодно, - ответил ‚альмарина. - Њужчин туда, правда, не
пускают, но Я готов подождать вас во дворе.
   Њонастырь этот поразил ‹елию и восхитил: сначала шла  длиннаЯ  галереЯ;
белый мраморный свод поддерживали коринфские колонны  розового  мрамора  с
голубыми прожилками;  между  ними  стоЯли  малахитовые  вазы,  из  которых
торчали колючие листьЯ алоэ; за нею - большие дворы, следовавшие  один  за
другим, создавали  впечатление  какой-то  фантастической  глубины;  всюду,
подобно пестрым коврам, были  разбросаны  клумбы  самых  красивых  цветов.
‚ыступившаЯ на них роса покрывала их серебристой газовой тканью. ‚  центре
симметрических  орнаментов,  образованных  этими  же  клумбами,  водометы,
поднимающиесЯ из Яшмовых бассейнов, рассыпали в голубом  утреннем  воздухе
свои прозрачные брызги, а первый луч солнца, начинавший  озарЯть  верхушку
зданиЯ,  падаЯ  на  тонкие,  устремленные  к  небу  струи,  венчал  каждую
бриллиантовым   убором   ‚еликолепные   китайские   фазаны   едва   только
шевельнулись при поЯвлении ‹елии, пестреЯ среди цветов своими филигранными
хохолками  и  бархатным  оперением.  Џавлин  расстилал  по   газону   свой
сверкавший драгоценными камнЯми  нарЯд,  а  мускуснаЯ  утка  с  изумрудной
грудью гонЯлась по бассейну за золотыми жучками,  которые  вычерчивали  на
поверхности воды неуловимые круги.
   Љ насмешливому или жалобному крику этих плененных птиц, к их грустным и
горделивым движениЯм присоединЯлись тысЯчи веселых  и  громких  щебетаний,
тысЯчи взмахов крыльев птиц свободных. „оверчивый и резвый  чижик  садилсЯ
на голову какой-нибудь статуи. „ерзкие  и  трусливые  воробьи  воровали  у
домашних птиц  корм,  но  потом,  напуганные  кудахтаньем  наседок,  вдруг
улетали. ™егленок обрывал лепестки цветов, которые у него старалсЯ  отнЯть
ветер. Џробуждались жуки и начинали жужжать под  согретой  первыми  лучами
солнца и еще влажной травой. ‘амые красивые бабочки долины  летели  целыми
стаЯми, чтобы напитьсЯ сока  этих  диковинных  экзотических  растений,  от
которых они так пьЯнели, что их легко можно было взЯть рукой ‚се воздушные
голоса, все  ароматы  утра  поднимались  к  небу  как  чистый  ладан,  как
простодушное  песнопение,  призванное  возблагодарить   господа   за   его
благодеЯниЯ и за труд людей.
   Ќо в этом царстве животных и растений, среди  чудес  искусства  и  всей
беспримерной роскоши и богатств не было только одного человека.  Џесок  на
всех аллеЯх совсем недавно был сравнен граблЯми, словно  длЯ  того,  чтобы
сгладить шаги прошедших здесь людей. ‘тупив на эти аллеи,  ‹елиЯ  испытала
какой-то суеверный страх. …й показалось, что она  нарушит  гармонию  этого
волшебного мира, что стены заколдованного замка вот-вот рухнут.
   ‡ахваченнаЯ вихрем поэзии, она не верила своим глазам. ‚идЯ вдалеке, за
прозрачными колоннадами монастырЯ глубокие и пустынные долины,  она  легко
могла вообразить, что уснула где-то среди леса под  деревом,  облюбованным
какой-нибудь феей, и что, когда она проснулась, кокетливаЯ владелица  этих
мест окружила ее разными призрачными чудесами, дабы удержать  ее  в  своей
власти.
   ЏоддаваЯсь очарованию этой фантазии,  опьЯненнаЯ  ароматами  жасмина  и
дурмана, радуЯсь тому,  что  осталась  одна  в  этих  чудесных  местах,  и
вообразив себЯ чуть ли не царицей, она подошла к высокому окну. ‘веркающие
на солнце цветные стекла походили на  пеструю  шелковую  занавесь  гарема.
‹елиЯ села  на  край  бассейна,  где  плавали  рыбы,  и  стала  глЯдеть  в
прозрачную воду, следЯ за движениЯми форели в серебрЯной броне, на которой
сверкали рубины, и линЯ в его золотистой, отливающей зеленью  одежде.  Ћна
восхищалась  их  изЯщной  игрой,  блеском  их  металлических   глаз,   той
непостижимой быстротой, с какой они ускользали в страхе, когда  на  зыбкую
поверхность воды ложилась ее беглаЯ тень.  Ќеожиданно  послышалось  пение,
словно то пели свЯтые у подножиЯ трона €еговы; звуки исходили  из  глубины
таинственного зданиЯ и, смешиваЯсь со звуками органа, разносились повсюду.
Љазалось, все смолкло, и  ‹елиЯ,  пораженнаЯ  восторгом,  как  в  детстве,
невольно опустилась на колени.
   †енские голоса, чистые и гармоничные, поднимались к богу,  как  пылкаЯ,
полнаЯ надежды молитва, а детские, серебристые  и  трогательные,  отвечали
им, как далекие обещаниЯ неба, словно то были ангелы.
   Њонахини возглашали:
   - Ђнгел господень, простри над нами твои  спасительные  крыльЯ.  ‡ащити
нас твоей недремлющей  добротой  и  твоей  утешительной  жалостью  ѓосподь
сотворил тебЯ милосердным и нежным среди всех добродетелей, среди всех сил
неба,  ибо  он  предназначил  тебЯ  спасать,  утешать  людей,  собирать  в
чистейший сосуд слезы, пролитые у ног •риста, и Явить  их  как  искупление
перед твоей вечной справедливостью, о вседержитель!
   Ђ маленькие девочки отвечали из придела:
   -  Ќадейтесь  в  господе,  о  вы,  которые  трудитесь  в  слезах,   ибо
ангел-хранитель  простер  свои  большие  золотые  крыльЯ  между  слабостью
человека и гнева всевышнего. ‚осславьте господа.
   Џотом монахини начали снова:
   - Ћ самый юный  и  самый  чистый  из  ангелов,  тебЯ  господь  сотворил
последним, ибо сотворил тебЯ после человека, и поместил тебЯ в раю,  чтобы
ты был его товарищем и другом. Ќо ЯвилсЯ змий-искуситель и обрел над духом
человека больше власти,  чем  ты  Ђнгел  гнева  сошел  на  них,  чтобы  их
покарать; ты последовал за человеком в изгнание и стал заботитьсЯ о детЯх,
рожденных …вой, о всеблагой!
   „ети снова ответили:
   - ‚озблагодарите же, вы все, любЯщие господа, возблагодарите на коленЯх
ангела-хранителЯ, ибо на своих могучих крыльЯх он летает с земли на небо и
с неба на землю,  чтобы  вознести  ввысь  молитвы,  чтобы  принести  свыше
благодеЯниЯ! ‚осславьте господа!
   ‘вежий и чистый голос молодой послушницы произнес:
   - ќто ты своим свежим  дыханием  согреваешь  поутру  скованные  холодом
растениЯ; это ты покрываешь девственною одеждой всходы,  которым  угрожает
град; это ты своей спасительною рукою поддерживаешь хижину рыбака, которую
раскачивают морские ветры; это ты будишь уснувших матерей и,  призываЯ  их
нежным голосом ночью, когда им снЯтсЯ  сны,  указуешь  им  кормить  грудью
новорожденных младенцев, это ты охранЯешь стыд  девственниц  и  кладешь  к
изголовью их апельсиновую ветвь - невидимый  талисман,  отгонЯющий  дурные
мысли и нечистые сны, это ты садишьсЯ в знойный полдень возле борозды, где
спит ребенок жнеца, и отгонЯешь от него ужа и скорпиона, готовых  кинутьсЯ
на его колыбель; это  ты  открываешь  листы  требника,  когда  мы  ищем  в
‘вЯщенном писании исцелениЯ наших недугов; это ты помогаешь  нам  находить
тогда слова, приличествующие нашему  горю,  и  подносишь  к  глазам  нашим
свЯтые строки, отгонЯющие от нас искушение.
   - Џризывайте ангела-хранителЯ, - запели детские голоса, - ибо это самый
могущественный из ангелов господних. Љогда господь посылал его  на  землю,
он пообещал, что каждый раз, когда тот будет возвращатьсЯ  к  нему,  будет
прощен один грешник. ‚осславьте господа.
   ЋчарованнаЯ этой нежной поэзией и  этими  мелодичными  голосами,  ‹елиЯ
незаметно приблизилась к порогу  боковой  двери,  оказавшейсЯ  приоткрытой
Ћстановившись на площадке мозаичной лестницы, откуда виден  был  неф,  она
увидала внизу простертых на полу девственниц.  ЋхваченнаЯ  восторгом,  она
воздела руки к небу и возгласила:
   - ‚осславьте господа! - и так проникновенно, что все молившиесЯ тут  же
взглЯнули на нее в каком-то едином порыве. …е высокий рост, белое  платье,
развевавшиесЯ волосы и низкий голос, который можно было принЯть  за  голос
юноши, произвели такое впечатление на восторженных и робких монахинь,  что
им показалось, будто перед ними и в  самом  деле  ангел-хранитель.  …диный
крик вырвалсЯ  отовсюду,  молодые  девушки  пали  ниц,  и  ‹елиЯ  медленно
спустилась по лестнице, чтобы стать среди них  на  колени.  ‚  эту  минуту
тЯжелаЯ дверь, в которую она вошла, захлопнулась между нею и ‚альмариной.
   Ћн терпеливо ждал ее несколько часов, и только  когда  стало  очень  уж
жарко, удалилсЯ на галерею, в прохладное, хорошо проветриваемое помещение,
где ему пришлось еще долго ждать. Љогда эти знойные часы  прошли  и  подул
морской ветер, который поднимаетсЯ и  становитсЯ  все  сильнее  на  закате
солнца, он решил позвонить у внутренней решетки монастырЯ и вызвать  ‹елию
через послушницу. —ерез несколько минут ему передали от иностранки (так ее
называли здесь)  цветок,  который  на  условном  Языке  означал  "прощай".
‚альмарина, который сам обучил ‹елию этой восточной символике, понЯл,  что
это последнее прости, и один пошел по дороге в город.


        44

   "‚ы знаете, какие таинственные узы влекут менЯ к жестокой  борьбе  и  к
смутным надеждам. Џризываемый моими братьЯми по несчастью,  Я  Явлю  собой
нового противника или новую жертву палачей и убийц истины. џ уезжаю, может
быть, длЯ того, чтобы не вернутьсЯ, и раз вы на этом настаиваете, Я больше
вас не увижу Џризнаюсь, Я  несколько  удивлен  тем,  что  вы  удалились  в
католический монастырь. џ знаю, какую власть имели над вами эти  верованиЯ
в прежние годы; но Я никак не могу поверить,  что  они  могут  долго  вами
владеть. Ћчевидно, речь здесь шла о другом, а не о минутной потребности  в
отдыхе и в одиночестве, ибо ни отдых ваш, ни одиночество  мое  присутствие
никогда не нарушало и не смущало. ‚ы приучили менЯ смотреть на себЯ как на
ваше второе "Я", и к тому же братское прощание  -  пожатие  через  решетку
руки - не могло бы отвлечь вас от ваших раздумий и  внести  в  ваши  мысли
светскую суету. ‚ы, должно быть,  обрекли  себЯ  на  это  заточение,  дабы
испытать свое благочестие, и это старание ваше  привЯзать  себЯ  к  идеЯм,
которые стали длЯ вас слишком тесными, огорчительно и грустно.  ‚о  всЯком
незрелом решении есть  нечто  болезненное,  свидетельствующее  о  бессилии
души. —ем больше поведением своим вы стараетесь доказать,  что  не  любите
‘тенио, тем больше мне кажетсЯ, что  эта  несчастнаЯ  любовь  жестоко  вас
мучит. Џодумайте об этом, сестра моЯ,  ибо  надо,  чтобы  эта  любовь  или
выросла, или оборвалась. Џоловинчатые чувства -  достоЯние  натур  слабых.
Ѓесполезные попытки достойны сожалениЯ, они только напрасно истощают  наши
силы. Ќеужели мне так и придетсЯ уехать под гнетом этой тревоги?"


        45

   "…сть положениЯ, по счастью, очень редкие, когда дружба  ничем  нам  не
может помочь. ’от, кто не может быть сам  своим  единственным  врачом,  не
заслуживает того, чтобы господь дал ему силу  исцелитьсЯ.  Њожет  быть,  Я
страдаю больше, чем вы думаете; но не приходитсЯ сомневатьсЯ, что  Я  могу
справитьсЯ со своим страданием и что решение мое  не  вызвано  недомыслием
или излишней самонадеЯнностью. џ просто хочу остатьсЯ здесь, как больной в
больнице, чтобы подчинить себЯ новому  режиму.  „лЯ  того  чтобы  вылечить
тело, приходитсЯ  затратить  немало  усилий  и  подвергнуть  себЯ  немалым
лишениЯм; по-моему, то же  самое  можно  сделать  и  длЯ  души,  когда  ей
угрожает смертельнаЯ болезнь. „авно уже Я блуждаю  по  лабиринту,  полному
смутных шумов и обманчивых теней. џ должна  затворитьсЯ  в  келье,  искать
себЯ под таинственной сенью до тех пор, пока не  найду;  и  вот,  когда  Я
почувствую себЯ здоровой и сильной, Я решу все. ’огда-то Я и выслушаю ваши
советы с  тем  уважением,  которое  присуще  дружбе;  тогда  вы  будете  в
состоЯнии судить о моем положении и высказатьсЯ с  достаточным  основанием
относительно моего будущего. ‘ейчас же ваши заботы способны  только  сбить
менЯ с пути. —то вы можете знать обо мне, раз сама  Я  о  себе  ничего  не
знаю, то лишь, что Я хочу изучать себЯ и себЯ познать? Љогда на Ясном небе
поЯвлЯетсЯ чернаЯ туча, вы можете предвидеть, с какой  стороны  разразитсЯ
гроза,  но  когда  противоположные  ветры  бросают  тучи  со  всех  сторон
навстречу друг другу, - длЯ  того,  чтобы  пуститьсЯ  в  путь,  приходитсЯ
выжидать, пока взойдет солнце.
   Њне тЯжело думать, что Я не могу пожать вашу руку в ту минуту, когда вы
готовитесь встретитьсЯ с опасностЯми, которым Я завидую, мне было  бы  еще
ужаснее увидеть вас и не быть в состоЯнии поговорить с вами откровенно;  Я
даже не знаю, вынесу ли Я это, и Я уверена, что буду  совершенно  разбитой
после  свиданиЯ,  на  котором  благоразумие  ваше,  слишком,  может  быть,
просвещенное, разрушит ту слабую надежду котораЯ  во  мне  зародилась.  ‚ы
человек действиЯ, ‚альмарина,  в  гораздо  большей  степени,  чем  человек
мысли. ‘ильными ударами топора вы проложили себе широкую дорогу  и  вы  не
всегда   понимаете   препЯтствиЯ,   которые   останавливают   других    на
нерасчищенных тропинках. “ вас есть цель в жизни; если бы Я была мужчиной,
у менЯ тоже была бы своЯ цель, и, как  бы  гибельна  она  ни  была,  Я  бы
спокойно шла к ней. Ќо вы все времЯ забываете, что Я  женщина  и  что  мои
возможности ограничены некими непреодолимыми пределами. Њне  следовало  бы
удовлетворитьсЯ тем, что составлЯет гордость и радость других женщин; Я бы
это сделала, если бы, на мое несчастье, не смотрела на вещи серьезно и  не
тЯнулась к чувствам, которых не находила. џ слишком разумно судила о людЯх
и о ЯвлениЯх моего времени: Я не могла ни к чему привЯзатьсЯ. џ испытывала
потребность любить, потому что мое сердце развилось в том же  направлении,
что и мой ум; но разум мой  и  гордость  запретили  мне  этой  потребности
ус