. …е едва
заметнаЯ прозрачнаЯ тень скользнула по бледной стене. Њожно было подумать,
что это ее дух, неотступно следующий за нею.  Ќаконец  ‹елиЯ  остановилась
перед столом и, скрестив руки на груди и наклонив голову вперед,  долго  и
на этот раз уже с грустью, разглЯдывала вазу с цветами. ‘тенио увидел, что
она вытерла слезы, струившиесЯ из ее глаз медленно и спокойно, как вода из
прозрачного и тихого источника. Ћн  больше  уже  не  мог  сдержать  своего
волнениЯ.
   - ‹елиЯ, - воскликнул он, направлЯЯсь к ней, - второй раз Я  вижу,  как
ты плачешь. ‚ первый раз Я был у твоих ног; сейчас Я опЯть припаду к  ним,
если ты захочешь рассказать мне, о чем ты плачешь.
   ‹елиЯ даже не вздрогнула; она посмотрела на ‘тенио странным взглЯдом, в
котором не было ни страха, ни гнева на то, что он проник к ней так,  среди
ночи.
   - ‘тенио, - сказала она, - Я думала о тебе; мне казалось,  что  Я  вижу
тебЯ и слышу; образ твой стоЯл передо мной. ‡ачем ты  пришел  сюда  такой,
как сейчас?
   - ‚ы в  ужасе,  оттого  что  Я  пришел,  ‹елиЯ?  -  воскликнул  ‘тенио,
потрЯсенный этим холодным приемом.
   - Ќет, - ответила ‹елиЯ.
   - Ќо, признайтесь, приход мой вас оскорблЯет и возмущает?
   - Ќисколько, - ответила ‹елиЯ.
   - ‚ таком случае он вас, может быть, огорчает?
   - Ќе знаю уж, что может менЯ теперь огорчить, ‘тенио! ‚ душе моей вечно
присутствуют предметы ее раздумий и  причины  ее  страданий.  Љак  видишь,
приход твой волнует менЯ не больше, чем воспоминание о тебе, и сам  ты  не
больше, чем твой образ.
   - ‚ы плакали, ‹елиЯ, и вы говорите, что думали обо мне!
   - ‚зглЯни на этот  цветок,  -  сказала  ‹елиЯ,  показываЯ  ему  чудесно
пахнущий белый нарцисс. - Ћн мне напомнил  тебЯ  таким,  каким  ты  был  в
юности, когда Я тебЯ любила, и Я тут же увидела твое лицо,  услышала  звук
твоего голоса, и сердце мое охватила пленительнаЯ нежность, как в те  дни,
когда Я думала, что ты менЯ любишь.
   Ќеужели мне все это снитсЯ? - воскликнул ‘тенио вне себЯ от волнениЯ. -
Ќеужели это ‹елиЯ говорит мне такие слова? Ђ если это  действительно  она,
то, может быть, сестра Ђннунциата просто скучает от  одиночества,  или  же
аббатиса камальдулов решила жестоко посмеЯтьсЯ над моей дерзостью?
   ‹елиЯ, казалось, не слыхала слов ‘тенио; она держала в руке  нарцисс  и
ласково на него смотрела.
   - ќто ты, мой поэт, - сказала она, - такой, как в те дни, когда Я часто
любовалась тобою так, что ты и не знал. —асто, во времЯ  наших  задумчивых
прогулок, Я видела, как ты, который был слабее ’ренмора и менЯ, поддавалсЯ
усталости и засыпал у моих ног в лесу,  среди  цветов,  овеваемый  горЯчим
южным ветром. ‘клонившись над тобой, Я охранЯла твой сон, отгонЯла от себЯ
надоедливых мух. џ укрывала тебЯ своей  тенью,  когда  солнце  прорывалось
сквозь листву, чтобы  запечатлеть  жгучий  поцелуй  на  твоем  совсем  еще
свежем, как у  девушки,  лице.  џ  становилась  между  ним  и  тобой.  ЊоЯ
деспотичнаЯ и ревниваЯ душа окружала тебЯ своей  любовью.  ‘покойные  губы
мои ловили порою горЯчий благоуханный воздух, трепетавший вокруг  тебЯ.  џ
была тогда счастлива, и Я любила тебЯ! џ любила тебЯ так, как только могла
любить. џ вдыхала тебЯ, как лилию, и Я улыбалась тебе, как ребенку, но как
ребенку, в котором пробуждаетсЯ гений. џ хотела бы быть  твоей  матерью  и
прижимать тебЯ к груди, не вызываЯ в тебе чувств мужчины.
   €ногда мне случайно открывались тайны твоих одиноких прогулок.  Ѓывало,
что, склонившись над прозрачным водоемом или припав к мшистым  скалам,  ты
смотрел на небо в воде. —аще всего  глаза  твои  были  полузакрыты,  и  ты
переставал существовать длЯ внешнего  мира.  Љазалось,  ты  сосредоточенно
разглЯдывал в себе самом бога и ангелов, отраженных в таинственном зеркале
твоей души. € теперь ты такой же, как тогда, хрупкий юноша, без сил еще  и
без желаний, чуждый дурману и страданиЯм физической жизни.  ’ы  был  тогда
помолвлен со златокрылою девой, ты еще не бросил своего  кольца  в  бурные
потоки наших страстей. Ќеужели пошло уже столько дней, столько страданий с
того  Ясного  утра,  когда  Я  встретила  тебЯ,  похожего  на  только  что
оперившегосЯ птенца,  открывающего  первым  порывам  ветра  свои  дрожащие
крыльЯ? Ќеужели мы действительно жили и страдали после того днЯ, когда  ты
просил менЯ объЯснить тебе, что такое любовь, счастье, слава  и  мудрость?
‘кажи мне, дитЯ, верившее во все это, искавшее во мне все эти воображаемые
сокровища, неужели  же  столько  слез,  столько  страхов,  столько  обмана
отделЯют нас от этой сладостной пасторали? Ќеужели твои  ноги,  касавшиесЯ
только цветов, увЯзали потом в грЯзи и обивались о камень? Ќеужели  голос,
распевавший такие чудесные песни, охрип теперь от пьЯного  крика?  Ќеужели
грудь,  расширившаЯсЯ  и  окрепшаЯ  от  чистого  горного  воздуха,  теперь
высохла, сожжена огнем  оргий?  Ќеужели  губы,  которые,  когда  ты  спал,
целовали ангелы, осквернены  прикосновением  нечестивых  губ?  Ќеужели  ты
столько страдал, столько краснел и  столько  боролсЯ,  о  ‘тенио,  любимец
небес?
   - ‹елиЯ, ‹елиЯ! Ќе говори так,  -  воскликнул  ‘тенио,  падаЯ  к  ногам
аббатисы. - ’ы разбиваешь мне сердце твоей холодной насмешкой; ты менЯ  не
любишь, ты менЯ никогда не любила!..
   Џочувствовав,  что  рука  ‘тенио  ищет  ее  руку,  аббатиса  отпрЯнула,
содрогнувшись, словно от боли.
   - Ћ, - сказала она, - не говорите так. џ думала об этом цветке;  в  его
лепестках Я видела образ, он уже исчез. Ђ теперь, ‘тенио, прощайте!
   Ћна уронила цветок к ногам, глубокий вздох вырвалсЯ у нее из груди,  и,
с какой-то невыразимой скорбью возведЯ глаза к небу, она провела рукою  по
лбу, словно длЯ того, чтобы прогнать иллюзию и, сделав над  собою  усилие,
вернутьсЯ к действительности. ‘тенио в тревоге ждал, что она  заговорит  о
настоЯщем. Ћна посмотрела на него холодно и удивленно.
   - ‚ы хотели менЯ видеть, - сказала она, - Я  не  спрашиваю  вас  зачем,
потому что вы не знаете сами. ’еперь, когда ваше желание удовлетворено, вы
должны уйти.
   - Ќе раньше, чем вы скажете  мне,  что  вы  почувствовали,  когда  менЯ
увидали, - ответил ‘тенио. - џ хочу  знать,  какое  чувство  вы  испытали,
вспоминаЯ свою любовь, о которой вы не побоЯлись заговорить со мной.
   Ќикакого, - ответила ‹елиЯ, - у менЯ не было даже гнева.
   - Љак! “ вас нет ко мне ненависти?
   - Ќет даже презрениЯ,  -  ответила  ‹елиЯ.  -  ‚ы  длЯ  менЯ  вовсе  не
существуете. Њне кажетсЯ, что Я одна  и  что  Я  смотрю  на  ваш  портрет,
который на вас не походит.
   - Љак! Ќет даже презрениЯ? - раздраженно воскликнул ‘тенио. - Ќет  даже
страха? - добавил он, вставаЯ  и  следуЯ  за  ‹елией,  котораЯ  уже  снова
расхаживала взад и вперед по келье.
   - ‘траха как раз было меньше всего,  -  сказала  ‹елиЯ,  не  удостаиваЯ
вниманиЯ охваченного Яростью поэта. - ‚ы покамест еще не „он †уан, ‘тенио!
‚ы слабаЯ, но не развращеннаЯ натура. Љак вы не  верите  в  бога,  так  не
верите и в дьЯвола; вы не вступали ни в какой договор с духом зла, ибо, на
ваш взглЯд, на свете зла нет, как нет и добра.  ‚аши  инстинкты  не  могут
толкнуть вас на преступление; они отвергают подлость. Џрежде вы  воплощали
собой тип человека чистого  и  расположенного  к  другим,  сейчас  вы  уже
перестали быть воплощением чего бы то  ни  было:  вы  скучаете!  ‘кука  не
растлевает вас и не унижает, но она все стирает, все разрушает!
   - ‚ам это должно быть хорошо известно, госпожа аббатиса, - едко заметил
‘тенио, - Я ведь увидел, как вы проводите ваши ночи, и  знаю,  что  вы  не
читаете, не спите, не молитесь; Я знаю, что и вас тоже снедает скука!
   - Ќе скука, а  печаль!  -  ответила  ‹елиЯ  с  откровенностью,  котораЯ
сломила гордость ‘тенио.
   - Џечаль? - переспросил он удивленно. - ’ак вы сами в этом признаетесь?
Ћ да! Љогда Я увидел вас такой спокойной, Я  должен  был  понЯть,  что  вы
спокойно и терпеливо вынашиваете у себЯ в груди  отчаЯние,  как  это  было
когда-то. ЃеднаЯ ‹елиЯ!
   - „а, беднаЯ ‹елиЯ! - ответила аббатиса. - џ  действительно  беднаЯ,  и
вместе с тем у менЯ  есть  великие  богатства,  великие  надежды,  великие
утешениЯ, сознание, что  Я  поступала  так,  как  должна  была  поступать,
незыблемаЯ  вера  в  бога,  защитника  обездоленных,  и  понимание  свЯтых
радостей, к каким может стремитьсЯ отрешившаЯсЯ от всего мирского душа.
   - Ќо вы страдаете, ‹елиЯ, - сказал  ‘тенио,  все  больше  удивлЯЯсь  ее
искренности. - ‡начит, вы еще не отрешились от мира. ‚ы не чувствуете  тех
радостей, которые понимаете умом? ‡начит,  бог,  защитник  несчастных,  не
помогает вам? ‡начит, иметь спокойную совесть еще недостаточно  длЯ  того,
чтобы быть счастливой?
   - џ нисколько не удивлЯюсь, что вы менЯ спросили об  этом,  -  ответила
‹елиЯ, - вы ведь ничего не знаете обо всех этих  вещах,  и  вам,  по  всей
вероЯтности, любопытно о них узнать; что же, Я вам все расскажу.
   Ћна сделала ему знак отойти от нее, так как он все времЯ  ходил  с  нею
рЯдом, и он  не  осмелилсЯ  ослушатьсЯ  этого  жеста,  от  которого  веЯло
какой-то сверхчеловеческой силой. ‘ама она тоже отодвинулась  от  него  и,
облокотившись на подоконник, начала говорить с ним стоЯ, пристально  глЯдЯ
ему в глаза.
   - џ не хочу вас  обманывать,  -  сказала  она.  -  џ  чувствую,  что  в
разговоре, который был между нами сейчас, содержитсЯ  некий  торжественный
смысл, и Я ничего не могу сделать, чтобы это не  было  так.  …сли  господу
было угодно, чтобы вы беспрепЯтственно проникли в мое свЯтилище,  если  он
доверил вашему недоброжелательному или нескромного любопытству мучительную
тайну моих бессонных ночей, он,  очевидно,  хочет,  чтобы  вы  узнали  мои
мысли; и вы их узнаете, чтобы потом употребить это знание так, как господь
предопределил и повелел. Ќезависимость, которую  Я  проповедую  и  котораЯ
присуща мне самой, вызывает у вас, Я знаю, отвращение  и  негодование.  ‚ы
жестоко боретесь с ней в ваших речах, в ваших писаниЯх, даже здесь, в моей
скромной школе; но вы прибегаете к такому неубедительному доводу,  ‘тенио.
‚ы говорите, что мой путь не ведет к счастью, что  сама  Я  перваЯ  жертва
этой прославлЯемой мною необузданной гордости. ‚ы ошибаетесь, ‘тенио! …сли
Я и жертва, то не гордости своей, а отсутствиЯ привЯзанностей,  которые  и
составлЯют  жизнь  души.  Ќет  ничего  выше  жизни  души  в  боге,  но  ее
недостаточно, потому что она не может быть  полной,  непрерывной,  вечной.
ѓосподь нас любит и постоЯнно носит в себе; мы тоже любим его  и  носим  в
себе. Ќо мы не чувствуем ежечасно, как он, биение всемирной жизни, котораЯ
в нем естественна и необходима, в нас -  случайна,  необычна,  искрометна.
€так, бесконечнаЯ любовь  есть  жизнь  бога.  †изнь  человека  состоит  из
бесконечной любви, котораЯ направлЯетсЯ на вселенную и на  бога,  и  любви
конечной, или  земной,  направленной  на  другие  души,  которых  к  этому
человеку  привЯзывает  чувство.  ЋбъединЯть  людей  могут  любовь,   брак,
поколение, семьЯ. Љогда человек  остаетсЯ  один  и  отказываетсЯ  от  этих
необходимых длЯ него элементов, он  страдает,  томитсЯ,  он  живет  только
наполовину. “ него есть, правда, еще прибежище - беспредельность бога; но,
будучи существом слабым и ограниченным, он терЯетсЯ в этой беспредельности
и чувствует себЯ растворившимсЯ в ней, поглощенным,  ничтожным,  как  атом
среди небесных светил. €ногда это ощущение  своей  растворенности  в  мире
способно опьЯнить, восхитить, возвысить; в молитве и в  созерцании  таЯтсЯ
неслыханные наслаждениЯ, с которыми не  может  сравнитьсЯ  никакаЯ  земнаЯ
радость. Ќо такие минуты редки, они быстро проходЯт и не  возвращаютсЯ  по
первому зову нашего страданиЯ; они редки, потому что,  как  бы  велики  ни
были все наши  усилиЯ,  душа  наша,  длЯ  того  чтобы  почувствовать  этот
восторг, должна достичь такого могущества, какое человеческаЯ природа не в
силах ни завоевать, ни  поддержать  в  себе;  они  мимолетны,  потому  что
господь  не  позволЯет  нам  переходить  в  этой  жизни  из  человеческого
состоЯниЯ в ангельское, - нам надлежит вынести все тЯготы нашей  судьбы  и
проделать наше паломничество в трудных условиЯх земной жизни.
   Ѓудучи строг к  нам,  бог  одновременно  к  нам  добр  и  милостив.  Ћн
позволЯет нам испытывать на этой земле привЯзанность  -  нежную,  сильную,
исключительную; но, разрешив нам ее, он требует от этого чувства  величиЯ,
справедливости и возвышенности, всего того,  что  делает  его  похожим  на
божественную любовь, потому что из  нее  оно  черпает  свою  силу,  с  нею
сливаетсЯ воедино, а без нее становитсЯ материальнее, ниже и  окончательно
угасает,  ибо  тогда  божественнаЯ  любовь  перестает  вдохновлЯть  его  и
руководить им. ’аким образом, когда поколениЯ развращаютсЯ или  впадают  в
спЯчку, когда прогресс справедливости на земле бывает скован, когда законы
больше уже не гармонируют с потребностЯми этого прогресса и  когда  сердца
напрасно стараютсЯ жить в  соответствии  со  свободой,  благодарЯ  которой
чувства становЯтсЯ искренними и верными, бог гасит  тот  луч,  которым  он
освещал земную любовь.  Ѓлагородные  побуждениЯ  человека  уступают  место
инстинктам зверЯ. ‘вЯщенные таинства  брака  совершаютсЯ  в  грЯзи  или  в
слезах;  страсти  становЯтсЯ  жгучими,  ревнивыми,  кровавыми;  желаниЯ  -
грубыми, бесстыдными, подлыми. ‹юбовь становитсЯ оргией, брак  -  сделкой,
семьЯ  -  каторгой.  ’огда  порЯдок  представлЯетсЯ  мукой  и  агонией,  а
беспорЯдок - спасением, вернее - самоубийством.
   ‚от в этом-то  беспорЯдке  мы  и  живем,  ‘тенио;  вы,  потому  что  вы
окунулись в разврат, и Я, потому что Я ушла в монастырь; вы, потому что вы
злоупотреблЯете жизнью, Я, потому что отказалась жить. Њы  оба  преступили
божественные законы, оттого что нами управлЯли не те человеческие  законы,
которые  позволЯют  нам  понимать  друг  друга  и   друг   друга   любить.
Џредрассудки, привитые вам воспитанием, и привычки  вашей  натуры,  пример
других людей, существующие законы дали бы вам право распорЯжатьсЯ  мною  и
мною владеть. “твердить эти  права  могла  только  моЯ  волЯ,  но  она  не
захотела этого сделать, из страха, что столько преимуществ по сравнению со
мной в ваших руках привели бы вас к неминуемым злоупотреблениЯм.
   ‚зЯть хотЯ бы одно из ваших исключительных прав: общество не давало мне
никакой гарантии против вашей неверности, что же касаетсЯ моей неверности,
то все обстоЯло как раз наоборот: оно давало  вам  против  менЯ  гарантии,
самые унизительные длЯ моего достоинства. Ќе говорите мне, что мы могли бы
стать выше этого общества и бросить вызов его законам, вступив в свободный
от всех формальностей союз. џ проделала этот опыт и  знала,  что  подобный
союз невозможен; ибо при такой свободе женщине еще труднее, чем  в  браке,
стать подругой мужчины и быть ему равной. €нтересы противоположны: мужчина
считает свои более драгоценными  и  более  важными.  Ќадо,  чтобы  женщина
пожертвовала своими и  вступила  на  путь  самозабвенной  преданности,  не
получаЯ за  это  никакой  награды  от  мужчины,  ибо  мужчина  тЯготеет  к
обществу; что бы он ни делал, он не может отрешитьсЯ от него,  а  общество
осуждает незаконную свЯзь. Џоэтому надо, чтобы личнаЯ жизнь женщины совсем
исчезла, чтобы жизнь мужчины ее поглотила, а Я - Я хотела жить. џ не пошла
на это, Я предпочла разделить мою  жизнь  и  пожертвовать  отведенной  мне
долею человеческой жизни во имЯ жизни божественной, дабы не потерЯть ту  и
другую в безнадежной и пагубной борьбе.
   ‚ы, ‘тенио, каким-то чутьем понЯли мои притЯзаниЯ и мои права, вы  ведь
любили менЯ так, как никого не любили. Ќо  не  в  вашей  власти  было  мне
уступить,  ибо  так  же,  как  у  мужчин  существует  две  жизни,  одна  -
общественнаЯ, другаЯ - личнаЯ, у них две натуры, у них как  бы  две  души:
одна хочет присоединитьсЯ  к  обществу,  другаЯ  -  насладитьсЯ  радостЯми
любви. Љогда эти два существа враждуют, сердце человека в разладе с  самим
собой. Ћн чувствует, что идеал его отнюдь не в обществе, несправедливом  и
развращенном, но чувствует также, что идеал этот не может отождествитьсЯ с
любовью и заставить его пренебречь мнением общества. Џорви  он  с  любовью
или с обществом, он и в том и другом  случае  потерЯет  полжизни.  ѓосподь
наделил его инстинктом нежности и жаждой счастьЯ, нужными длЯ любви; но он
также наделил его инстинктом верности и  чувством  долга,  потребными  длЯ
него  как  длЯ  гражданина.  ‡аконы  примирили  эти  потребности   и   эти
обЯзанности таким образом, что, отказавшись от  роли  гражданина,  мужчина
приносит себЯ в жертву женщине и что, отказываЯсь от  любви,  он  жертвует
собою во имЯ общества.
   Ќи вы, ни Я не могли выйти из этого лабиринта. Џоэтому, ‘тенио, мы  оба
остановились на пороге; вы отказались от любви. џ бы рада была сказать: вы
отказались от нее ради общества! Ќо  это  обществе  которое  распорЯжалось
вами, приводило вас в ужас ‚ы понЯли, что невозможно поднЯтьсЯ  над  всеми
его злоупотреблениЯми, не сделавшись подлецом. Ќа вашу долю выпала великаЯ
задача - с этими злоупотреблениЯми боротьсЯ.
   ќта роль реформатора очень уж скоро  вас  утомила,  и  вы  бросились  в
пенистый поток, не захотев, однако, следовать по его руслу и не  дав  себе
труда справитьсЯ с течением. ‚ы барахтались в нем, как муха, котораЯ тонет
в недопитом бокале и находит смерть в том самом вине, из которого  человек
черпает жизнь или хмельной дурман, созидающую силу  или  звериную  Ярость.
‚от почему Я говорю, что вы слабое существо и что вы не живете.
   —то до менЯ, то Я страдаю; если вы именно это хотите знать и  если  вас
это может утешить в вашей тоске, то знайте: жизнь моЯ - сплошное  мучение,
ибо если великие  решениЯ  и  сковывают  наши  инстинкты,  то  они  их  не
разрушают. џ решила отказатьсЯ от жизни, Я не поддаюсь  желанию  жить;  но
сердце мое продолжает жить, молодое, сильное, жаждущее любви и пылкое. …го
огонь, не находЯ себе пищи, снедает менЯ, и чем выше душа моЯ устремлЯетсЯ
к божественной жизни, тем больше она сожалеет о жизни человеческой  и  тем
больше тЯнетсЯ к ней. ќто сердце, такое  высокомерное,  такое,  по-вашему,
‘тенио, бесчувственное, - это пожар, и он менЯ пожирает; а глаза,  которые
вы только раз видели плачущими, каждую ночь проливают перед этим распЯтием
слезы, которых сами  даже  не  чувствуют,  до  того  источник  их  обилен,
неиссЯкаем!
   - € эти слезы падают на  бесчувственный  мрамор!  Ђх,  ‹елиЯ!  …сли  бы
только они падали мне на сердце!..
   Ћхваченный вновь вернувшимсЯ к нему неодолимым чувством, ‘тенио кинулсЯ
к ногам ‹елии и покрыл их поцелуЯми.
   - ’ы менЯ любишь, - вскричал он, - да, ты менЯ  любишь!  ’еперь  Я  все
знаю, все понимаю! Ђ Я столько времени был несправедлив  к  тебе,  столько
времени на тебЯ клеветал!..
   - „а, Я люблю, - ответила ‹елиЯ, отталкиваЯ его с твердостью, к которой
примешивалась нежность, - но Я не люблю никакого  определенного  человека,
‘тенио, ибо тот, кого Я могла бы  полюбить,  еще  не  родилсЯ  на  свет  и
родитсЯ, может быть, только спустЯ несколько веков после моей смерти.
   - Ћ боже, - воскликнул ‘тенио рыдаЯ, - неужели же Я не могу стать  этим
человеком? ’ы, пророчица, вырвавшаЯ у неба тайны грЯдущего, неужели ты  не
можешь сотворить чуда? Ќеужели ты не можешь сделать так, чтобы Я определил
течение времени и был тем единственным из смертных, достойным твоей любви?
   - Ќет, ‘тенио, - ответила она, - Я не могу тебЯ полюбить, ибо  не  могу
заставить тебЯ полюбить менЯ!


        64

   Ќесколько ночей подрЯд бродил ‘тенио вокруг монастырЯ, но проникнуть за
ограду ему так и не удалось. „аже рискуЯ жизнью, нельзЯ было взобратьсЯ по
крутому склону горы. ѓруда лавы, узенькой перемычкой соединЯвшаЯ эту  гору
с террасами монастырЯ, была взорвана. ќта опаснаЯ тропинка, переброшеннаЯ,
словно мостик, над пропастью, не пугала ‘тенио. Ћднако и ее  уничтожили  -
‘тенио увидел  как-то  раз  в  глубине  рва  обломки  скал,  накануне  еще
касавшихсЯ своими вершинами облаков.  ‘  другой  стороны  горы,  в  стенах
монастырЯ, не было ни одного углублениЯ,  куда  можно  было  бы  поставить
ногу. ‚сех сторожей теперь заменили другими. Ќовые были неподкупны. ‘тенио
искал и придумывал всевозможные средства, но ничего не  мог  добитьсЯ.  Ћн
истратил все оставшиесЯ у него деньги и вконец расшатал свое  и  без  того
подорванное здоровье,  но  заколдованные  стены,  скрывавшие  предмет  его
мечтаний,  оставались  непроницаемы.  Ђббатиса,  которой  доложили  о  его
попытках, несколько раз посылала своих  верных  людей  передать  ему,  что
усилиЯ его бесполезны, что она не может согласитьсЯ на свидание  с  ним  и
примет все меры, чтобы не допустить этого.  ‘тенио,  однако,  не  оставлЯл
своих попыток, и его слепое упорство граничило  с  безумием.  ‚  ту  ночь,
когда он покинул ее, потрЯсенный и убитый горем, он ей подчинилсЯ. Ќо едва
только он осталсЯ один, начал упрекать себЯ, что был недостаточно горЯч  и
настойчив и не сумел победить недоверие ‹елии.  Ћн  краснел  при  мысли  о
минутной слабости, котораЯ в ее присутствии наполнила сердце его  страхом,
робостью и страданием, и обещал себе в будущем не быть таким застенчивым и
легковерным.
   Ќо будущее не оправдало его  надежд.  Џод  предлогом  проводившегосЯ  в
некоторых случаЯх ритуала, который требовал  полного  уединениЯ,  аббатиса
распорЯдилась закрыть доступ в монастырь. Ћтменены были все  собеседованиЯ
и публичные проповеди. ‹елию не смущало присутствие ‘тенио, любви к нему у
нее уже не осталось, но она хотела, чтобы все ее обеты были соблюдены  как
внешне, так и на деле; как человек логического ума и большой прЯмоты,  она
была строга и к мыслЯм своим и к поступкам. Љ тому же она  никоим  образом
не надеЯлась излечить ‘тенио. Ћтважившись на тот разговор, который  у  нее
был с ним, она доказала, что стоит выше всех  предрассудков  и  ребЯческих
страхов; она убедилась, что в ту ночь все уже было сказано, и возвращатьсЯ
к этому, во всЯком случае, бесполезно. Ћна всей душок молила за него  бога
и вернулась к привычной длЯ нее грусти, постоЯнно вспоминаЯ о своей  любви
к поэту, но лишь изредка задумываЯсь над тем, жив он сейчас или нет.
   ‘тенио  впал  в  смертельную  тоску.   Ћн   был   совершенно   подавлен
откровенностью  и  разумными  доводами  ‹елии.  …го  самолюбие  больше  не
осмеливалось уже боротьсЯ с непререкаемой истиной, говорившей  ее  устами.
Ћн уже больше не мечтал заставить ее сойти в ее собственных глазах  или  в
глазах других с того пьедестала, на  котором  она  восседала,  исполненнаЯ
страданиЯ и величиЯ; с каждым днем у него оставалось  все  меньше  прежней
легкомысленной самоуверенности. Ќеодолимое сопротивление ‹елии  доказывало
ему, что о любви своей она жалеет лишь отвлеченно, и при этом не думает ни
об одном живом человеке.
   ‚ глубине души ‘тенио должен был признать, что она победила.  ѓлухаЯ  и
длительнаЯ борьба, которую они вели, упорно следуЯ каждый  своим  путем  к
противоположным целЯм, окончилась победой ‹елии. Ћна была  непоколебима  в
своем  скорбном  решении;  она  не  знала  жалости  к  ‘тенио,  не   знала
снисхождениЯ к себе самой. Ђ ‘тенио становилсЯ перед  ней  на  колени,  он
умолЯл ее, и больше всего его угнетало то, что он все еще любил ее,  любил
безмерно, любил так, как еще никогда не любил.
   Ќо было уже поздно: любовь эта не могла спасти ни ее, ни его. Ћна ни на
что уже больше не надеЯлась и ничего не ждала от людей, а он тоже  утратил
способность чего-то ждать от себЯ. Ћн не мог расстатьсЯ со своей распутной
жизнью. …го бесстыднаЯ любовница настолько овладела всеми  его  помыслами,
что преследовала его даже в его самых чистых  мечтах,  ЯвлЯЯсь  ему  среди
самых чистых образов. Ћна была ему нужна,  чтобы  на  несколько  мгновений
забыть о потерЯнном идеале. Џоэтому-то идеал и не мог  возродитьсЯ  в  его
душе: душа изнемогала от этого дележа себЯ между  возвышенным  желанием  и
его низким осуществлением.
   —асто с наступлением ночи он отправлЯлсЯ в горы  и  возвращалсЯ  оттуда
лишь поутру, бледный, измученный; глаза его блуждали,  лицо  было  мрачно.
€ногда он усаживалсЯ на скале Њагнуса. Ћттуда он видел  купола  монастырЯ,
утопавшее в зелени кладбище и  берега  озера,  где  он  подолгу  бродил  в
раздумье  и  где  мысль  о  самоубийстве  заставлЯла  его  ночи   напролет
просиживать на краю обрыва.
   Ћднажды он получил письмо от ’ренмора, который упрекал его в преступном
равнодушии и звал к  себе.  ’ренмор  был  поглощен  новыми  предприЯтиЯми,
подобными тем, к которым он уже привлекал ‘тенио. Ћн по-прежнему  верил  в
свЯтость своей миссии, более того - он надеЯлсЯ на  успех  своего  дела  в
самое  ближайшее  времЯ.  …го  последовательность,  целеустремленность   и
увлечение,  с  которым  он  ратовал  за  свои  идеи,  раздражали   ‘тенио.
Ќедовольный бездеЯтельностью своей и бессилием, он пыталсЯ еще отрицать те
добродетели, которых не было у него  самого,  а  потом  его  неиспорченнаЯ
совесть, врожденное и неколебимое благородство половины  его  существа  со
всею силой возмутились против этих кощунств. ‘тенио пережил новый припадок
отчаЯниЯ, который на этот раз не пробудил в нем никаких  стремлений  ни  к
хорошему, ни к дурному. Ћн ушел на берег озера и назад не вернулсЯ.
   Ѓыло уже около полуночи, когда  он  постучалсЯ  к  отшельнику.  Њагнус,
привыкший к тому, что поэт может ЯвитьсЯ  в  любое  времЯ  днЯ  и  ночи  и
разбудить его или помешать его молитвам, начал тЯготитьсЯ этим взбалмошным
и  опасным  гостем.  Ћн  испугалсЯ  его  богохульных  речей;  особенно  же
оскорблЯло его жестокое упорство, с которым тот растравлЯл его  незажившие
раны. ’ерзаЯ свЯщенника, ‘тенио испытывал странное наслаждение. Њожно было
подумать, что он счастлив тем,  что  нашел  в  этом  человеке,  так  легко
поддающемсЯ страху и  страданию,  пример  бесплодности  всех  человеческих
усилий, доказательство бессилиЯ религии перед неистовой силой инстинкта  и
причудами воображениЯ. Ћн вымещал на нем весь тот стыд, который  испытывал
сам перед победой духовной силы в  ’ренморе  и  ‹елии,  он  издевалсЯ  над
слабостью своего противника, пытаЯсь поколебать его веру в бога, утвердить
свою собственную веру - атеизм. Ќо он только  напрасно  мучил  Њагнуса,  и
господь наказал его за гордость: после того как он смутил эту колебавшуюсЯ
и истерзанную душу, неуверенность и ужас овладели им с еще большей силой.
   ‚ эту ночь  отшельник,  притворившись,  что  крепко  спит,  не  впустил
‘тенио. Ќо когда молодой человек удалилсЯ, Њагнус стал корить себЯ за  то,
что был с ним недостаточно кроток и  терпелив  и  не  выдержал  испытаниЯ,
которое ему посылало небо. …му показалось, что ‘тенио крикнул ему,  уходЯ,
какие-то странные слова и что у поэта было  что-то  недоброе  на  уме.  Ћн
встал, чтобы позвать его. Ќо ‘тенио был  уже  далеко.  Ћн  быстро  шел  по
направлению к озеру, напеваЯ изменившимсЯ голосом какую-то  легкомысленную
песенку. Њагнус поспешил вернутьсЯ к себе в келью  и  начал  молитьсЯ.  Ќо
через час его вдруг стало мучить  какое-то  странное  предчувствие,  и  он
отправилсЯ на берег озера. ‹уна уже зашла;  в  глубине  пропасти  клубилсЯ
туман,  будто  саваном  одевавший  кустарник.  Џовсюду   царило   глубокое
безмолвие. ’еплый, едва ощутимый  ветерок  доносил  слабый  запах  ирисов.
‚оздух  был  такой  мЯгкий,  ночь  такаЯ  синЯЯ  и  тихаЯ,   что   мрачные
предчувствиЯ отшельника рассеЯлись как-то сами  собою.  ‡апел  соловей,  и
голос его был так нежен,  что  Њагнус  невольно  остановилсЯ  и  стал  его
слушать. Њыслимо ли, чтобы ужаснаЯ трагедиЯ  могла  разыгратьсЯ  на  такой
тихой сцене, в такую вот чудесную летнюю ночь?
   Њедленно и в полной тишине возвращалсЯ Њагнус в свою  келью.  ‚се  было
окутано мраком, но он хорошо знал привычную ему дорогу  среди  деревьев  и
скал. Ќесколько раз он все-таки споткнулсЯ  о  камни,  и  каждый  раз  его
окутывали и словно обнимали поникшие  ветви  старых  тисов.  Ћднако  ничей
жалобный голос не окликнул его, ничьЯ теплаЯ рука его  не  остановила.  Ћн
растЯнулсЯ на своей циновке, и в тишине слышно было только как бьют часы.
   Ќо напрасно старалсЯ он уснуть. …два  только  он  закрывал  глаза,  как
перед ним вставали какие-то смутные и зловещие видениЯ. ‚скоре ему  ЯвилсЯ
образ более отчетливый, более страшный, и он  проснулсЯ:  то  был  ‘тенио,
произносивший  богохульные  речи;  одолеваемый   нечестивыми   сомнениЯми,
‘тенио, которого он оставил одного в этой кромешной  тьме.  …му  чудилось,
что поэт бродит вокруг его ложа и снова и снова задает свои оскорбительные
и жестокие вопросы, чтобы терзать ими его несчастную душу. Њагнус поднЯлсЯ
и сел на свою циновку; уткнув голову в дрожащие колени, он спрашивал себЯ,
словно в первый раз, что же задумал ‘тенио. Џочему поэт так торжественно с
ним прощалсЯ? Њожет быть, он отправилсЯ к ’ренмору? Ќо ведь  еще  накануне
‘тенио смеЯлсЯ над надеждами и чаЯниЯми своего друга. €ли  он  преследовал
‹елию? Џри этой мысли свЯщенник привскочил; была минута,  когда  он  хотел
смерти ‘тенио.
   Ќо вскоре это нечестивое желание  уступило  место  мыслЯм  тревожным  и
более благородным. Ћн боЯлсЯ, как бы, устав боротьсЯ с  неумолимым  богом,
‘тенио не осуществил своего мрачного намерениЯ.  ‚  страхе  припоминал  он
слова  молодого   человека   о   небытии,   которое   служит   оправданием
самоубийству, о вечности,  котораЯ  его  не  запрещает,  о  гневе  божьем,
который не в силах его предупредить, о милосердии, которое должно было  бы
его разрешать. Њагнус не забыл, что сама жизнь была длЯ ‘тенио  наказанием
куда более суровым, чем все грЯдущие кары, которыми ему грозила церковь.
   Ћшеломленный свЯщенник быстро ходил взад и вперед  по  келье.  Џока  не
рассветет, он все равно о нем ничего не сможет узнать. Ћн впал в горестное
раздумье.
   Ћн припомнил дни своей молодости; он стал сравнивать свои страданиЯ  со
страданиЯми ‘тенио; и мысль о том, как он высок в своем самоотречении, его
успокоила. Ћн пробовал осудить в душе несчастного, которого  оттолкнул  от
себЯ, и бормотал презрительные и высокомерные слова; измученный голодом  и
бессонницей, он дрожал; зубы стучали;  он  произносил  какие-то  невнЯтные
слова, словно поздравлЯЯ себЯ с победой над  страстЯми.  Џотом  он  наспех
прошептал бессвЯзные стихи, которые успокоили его гордость, но не смЯгчили
его затаенной горечи.
   Љаждый  раз,  когда  в  отдалении  били   монастырские   часы,   Њагнус
вздрагивал; он отмечал бег времени; он смотрел на небо; он считал  упрЯмые
звезды; потом, когда все стихало, он снова оставалсЯ наедине с богом и  со
своими мыслЯми и снова принималсЯ читать монотонную жалобную молитву.
   Ќаконец белаЯ полоска обозначилась на горизонте, и Њагнус  вернулсЯ  на
берег озера. ‚етер не всколыхнул еще покровы тумана, и монах мог различать
только предметы, находившиесЯ от него совсем  близко.  Ћн  уселсЯ  на  тот
самый камень, на  котором  обычно  сидел  ‘тенио.  “тро,  по  его  мнению,
наступало чересчур медленно; тревога его  все  возрастала.  Љогда  немного
рассвело, он увидел, что на песке у самых его ног были начертаны  какие-то
буквы. Ћн нагнулсЯ и прочел: "Њагнус, передай ‹елии, что она  может  спать
спокойно. ’от, кто не сумел жить, сумел умереть".
   ђЯдом с этими словами - отпечаток ноги,  слегка  осыпавшийсЯ  песок,  и
больше ничего; на крутой осыпи не осталось никакого  следа.  Ђ  впереди  -
только усыпанное кувшинками озеро и  стаЯ  черных  чирков,  скрывшаЯсЯ  за
белой дымкой.
   ‚ страхе Њагнус пыталсЯ спуститьсЯ по склону Ћн сходил  за  лопатой  и,
осторожно выкапываЯ себе ступеньки и рискуЯ  упасть,  стал  шаг  за  шагом
спускатьсЯ вниз, к озеру. Ќа ковре из нежно-зеленых и бархатистых  лотосов
спокойно спал бледный юноша с голубыми глазами. ‚зглЯд его был  обращен  к
небу, лазурь которого  отражалась  в  его  неподвижных  зрачках,  будто  в
водоеме, все еще прозрачном и полном, после того как питавший его источник
высох. Ќоги ‘тенио были  засыпаны  прибрежным  песком;  голова  лежала  на
холодных чашечках цветов; едва заметные порывы ветерка  клонили  их  вниз.
‚округ летало множество стрекоз; одни словно упивались еще  не  выдохшимсЯ
ароматом его мокрых волос, другие трепетали  своими  пестрыми  крыльЯми  у
самого лица, словно с любопытством разглЯдываЯ его черты  или  овеваЯ  его
прохладой. ‘ущества эти, игривые и нежные, были так хороши, что Њагнус, не
верЯ своим глазам, пронзительным голосом стал звать ‘тенио и  схватил  его
холодную руку, будто еще надеЯсь его разбудить. Ќо когда он убедилсЯ,  что
юноша уже не дышит, суеверный  ужас  охватил  его  робкую  душу;  он  стал
обвинЯть в этом самоубийстве  себЯ.  Ћн  уже  едва  держалсЯ  на  ногах  и
выкрикивал какие-то глухие невнЯтные слова.
   Џастухи,  проходившие  по  другому  берегу  озера,  увидали,   как   он
безуспешно пытаетсЯ вытащить  из  воды  труп.  Ћни  сошли  вниз  по  более
отлогому спуску и, перевЯзав веревками несколько веток, перетащили  обоих,
живого и мертвого, на другой берег.
   Џастухи не знали тайны смерти ‘тенио,  они  с  благоговением  несли  на
плечах и отшельника и поэта; дорогой  они  времЯ  от  времени  с  тревогой
поглЯдывали друг на друга и высказывали какое-нибудь робкое предположение.
Ќо  ни  один  из  них  даже  не  подозревал  о  том,   что   произошло   в
действительности.
   ‚ этих простых, грубых людЯх обморок Њагнуса возбудил  больше  жалости,
чем участиЯ. “ них не укладывалось в голове, как это  свЯщенник,  которому
долг предписывает утешать живущих и отпевать покойников, мог пасть  духом,
как женщина, вместо того чтобы  молитьсЯ  за  новопреставленного.  Ћни  не
могли понЯть, почему отшельник, который хоронил столько людей  и  принимал
последние  вздохи  умирающих,  проЯвил  такой  страх  и  малодушие   перед
покойником, ничем не отличавшимсЯ от великого  множества  других,  которых
ему приходилось видеть.
   ‚след за пробуждением природы пробудилась  и  жизнь.  ђассвело,  и  все
прерванные  работы  возобновились.  Љак  только  жители  долины   заметили
приближавшихсЯ  пастухов,  они  поспешили  им  навстречу;  но   при   виде
сплетенных из ветвей носилок, на которых лежали ‘тенио и  Њагнус,  вопрос,
который они собирались задать, застыл  у  них  на  губах;  любопытство  их
сменилось глубокой, безмолвной грустью: ведь это только в людных и  шумных
городах смерть может пройти незамеченной. ‚ тиши  полей,  там,  где  живут
строгою деревенской жизнью,  всегда  чтЯт  промысел  божий.  ’олько  люди,
привыкшие за повседневною  суетой  забывать  о  жизни,  отворачиваютсЯ  от
смерти, как от чего-то низкого. ’е же, кто днем и ночью преклонЯет  колена
и молит небо и землю о жизни, не могут смотреть  на  усопшего  с  холодным
равнодушием.
   Ќедалеко от берега озера, того самого, где пастухи  нашли  ‘тенио,  они
остановились и с благоговением опустили свою ношу на мокрую траву.  ‘олнце
взошло, и горизонт стал пурпуровым и оранжевым. ’еплый, обильный пар  реЯл
над склонами холмов; сошедшаЯ с неба животворнаЯ роса  возвращалась  снова
ввысь, как благодарнаЯ душа, возгоревшись любовью к богу,  возвращаетсЯ  в
его лоно. Љаждый нарцисс на горе сверкал, как алмаз. ‡олотые венцы  горели
на  уходЯщих  под  облака  вершинах.  €  вокруг  этого  импровизированного
катафалка все было радостью, любовью и красотой.
   Ќесколько молодых девушек шли по долине;  они  гнали  к  озеру  пестрых
телок и распевали свои незатейливые баллады, хоть и очень простые,  но  не
очень скромные, и припевы их, разносимые эхом,  долетали  порой  до  слуха
погруженных в молитву  монахинь.  ќти  загорелые  дочери  гор  без  страха
остановились перед мрачным шествием. Ќо по воле простодушной природы в  их
широкой крепкой груди билось отзывчивое и чуткое женское  сердце.  Ћни  не
плакали, но были растроганы, увидев двух несчастных, и стали все объЯснЯть
пастухам.
   - ‚от этот, - говорили они, указываЯ на монаха, - брат утопленника. Ћни
в озере форелей ловить пошли. ’от-то был  посмелей,  ну  больно  далеко  и
заплыл, он, верно, звал на помощь, а другой струсил, да у него  и  сил  не
хватило. ’рав бы насобирать,  тогда,  может,  и  отойдет.  Џоложим-ка  ему
красного шалфеЯ на Язык, девЯтисила к вискам.  Ђ  потом  смолу  зажжем  да
папоротником над ним помашем.
   ‚ то времЯ как девушки постарше принЯлись искать  травы,  которыми  они
собирались лечить Њагнуса,  почтенные  женщины  начали  читать  вполголоса
молитвы об усопших, а маленькие девочки стали на колени вокруг ‘тенио;  на
их сосредоточенных лицах проглЯдывало порой любопытство  Ћни  трогали  его
одежду со страхом и каким-то восторгом.
   - Ѓогатый был человек, - говорили старухи, - умирать-то ему, видно,  не
хотелось.
   ЊаленькаЯ девочка запустила пальцы в  мокрые  волосы  ‘тенио,  а  потом
старательно вытерла их о фартук: к благоговейному  почтению  примешивалось
самое серьезное удовольствие от того, что ей  удалось  поиграть  с  чем-то
недозволенным.
   Џри звуках их голосов свЯщенник очнулсЯ и блуждающим  взором  оглЯделсЯ
вокруг. †енщины приложились к его исхудавшей руке и смиренно  попросили  у
него благословениЯ. Џочувствовав, что губы их  касаютсЯ  его  пальцев,  он
вздрогнул.
   - Ќет, нет, - сказал он, отталкиваЯ их, - Я  великий  грешник.  ѓосподь
отступилсЯ от менЯ. Њолитесь за менЯ, молитесь, чтобы Я не погиб.
   Ћн поднЯлсЯ и взглЯнул на труп. €,  видЯ,  что  это  не  сои,  задрожал
глухой внутренней дрожью и опустилсЯ на землю,  сраженный  охватившим  его
ужасом.
   Џастухи, увидев, что он  не  собираетсЯ  делать  никаких  распорЯжений,
предложили, что донесут покойника до церкви камальдулов.
   - Ќет, не  надо,  -  сказал  он.  -  Џожалуйста,  помогите  мне  только
добратьсЯ до монастырских ворот.
   Њагнус еще издали увидал, как  к  воротам  монастырЯ  подъехала  карета
кардинала. Ћн дождалсЯ ее и, когда кардинал вышел, бросилсЯ перед  ним  на
колени.
   - Ѓлагословите менЯ, монсиньор,  -  сказал  он,  -  Я  прихожу  к  вам,
отЯгченный ужасным преступлением. €з-за менЯ  погибла  человеческаЯ  душа.
ќто ‘тенио, странник, друг мудрого ’ренмора,  юный  ‘тенио,  сын  века,  с
которым вы разрешили мне частно  вести  беседы,  чтобы  направить  его  на
истинный путь. џ плохо его наставлЯл, у менЯ не хватило силы  и  благодати
божьей, чтобы его обратить; мои  молитвы  были  недостаточно  горЯчи,  мое
вмешательство в его жизнь было неугодно господу, Я потерпел  неудачу...  Ћ
отец мой! Џростите ли вы менЯ? €ли Я буду проклЯт за  слабость  мою  и  за
бессилие.
   - ‘ын мой, - сказал кардинал, - пути господни неисповедимы,  и  милость
его безгранична. —то вы знаете о будущем? ѓрешник может сделатьсЯ  великим
праведником. ‘тенио покинул нас, но господь его не  покинет,  господь  его
спасет. Њилость божьЯ может всюду настичь его и вытащить из самой глубокой
бездны.
   - ѓосподь не захотел этого, - сказал Њагнус, растерЯнно опустив  глаза,
- господь допустил, чтобы он бросилсЯ в озеро.
   - —то вы говорите? - вскричал прелат, вставаЯ. - „а  вы  с  ума  сошли!
Љак, он умер?
   - “мер, - ответил Њагнус, - утонул, погиб, проклЯт!..
   - Љак же могло случитьсЯ это несчастье? - спросил кардинал. -  ‚ы  что,
были свидетелем его гибели? Ќеужели вы не постарались его спасти?
   - џ должен был это предвидеть и помешать этому; у менЯ не хватило духу,
Я испугалсЯ. Џочти каждый день приходил он ко мне в пещеру и целыми часами
громко жаловалсЯ. Ћн винил и судьбу, и людей, и бога. Ћн взывал  к  другой
справедливости, не к той, на которую полагаемсЯ мы. Ћн попирал ногами  все
самое длЯ нас свЯтое. Ћн призывал небытие. Ћн высмеивал наши молитвы, наши
жертвы и наши надежды. ‘лыша, как он богохульствует, Я - о простите  менЯ,
монсиньор! - вместо  того  чтобы  возгоретьсЯ  свЯщенным  негодованием,  Я
плакал. ‘тоЯ в нескольких шагах от него, Я не мог до конца расслышать  его
страшные речи. €ногда ветер перехватывал их и нес к небу,  которое  только
одно могло бы  дать  ему  отпущение.  Љогда  порывы  ветра  стихали,  этот
зловещий голос, эти ужасающие проклЯтиЯ снова резали мой слух  и  леденили
мне кровь. џ оказалсЯ трусом, Я растерЯлсЯ, Я  пыталсЯ  воздвигнуть  между
нами стену, не дать его нечестивым речам проникнуть в  мою  душу,  котораЯ
трепетала от страха. ‚се было напрасно. “ныние,  отчаЯние  разъедали  менЯ
как Яд. џ хотел заставить его  замолчать,  но  его  омерзительнаЯ  усмешка
сковала мне Язык. џ хотел отчитать  его,  но  от  его  наглого  взглЯда  Я
цепенел. “ менЯ была только одна  мысль,  одно  желание,  одно  неодолимое
искушение: бежать от него бежать от гибели,  которую  Я  не  в  силах  был
отвратить от него и котораЯ теперь грозила и мне. ’огда он начинал просить
оставить его одного, и Я уходил от него, ни о чем не думаЯ,  радуЯсь,  что
могу избавитьсЯ от страданиЯ и найти прибежище у ног  ‘пасителЯ.  џ  бывал
слишком занЯт собой, Я слишком  часто  забывал  об  обЯзанностЯх  пастырЯ,
которые возложил на менЯ господь.
   ‚место того чтобы взвалить заблудшую овцу на плечи и нести, Я испугалсЯ
одиночества, тьмы, прожорливых  волков.  џ  вернулсЯ  один  в  овчарню.  џ
оказалсЯ дурным пастырем, Я покинул  заблудшую  душу;  а  когда  Я  пришел
снова, ее уже не было. Ћна попала в лапы дьЯвола.  ‡лой  дух  утащил  свою
жертву в бездну вечной погибели.
   - Ќо что же случилось со  ‘тенио?  -  воскликнул  кардинал,  видЯ,  что
Њагнус говорит как в бреду. - —то вы знаете о его смерти?
   - ‘егоднЯ утром Я нашел на берегу озера его бездыханное тело; Я  бо