намереваЯсь тут же дать ему  пощечину.  Ќо,  опасаЯсь,  как  бы  не  ударить
женщину - ибо он все еще сомневалсЯ, мужчина ли это, - он остановилсЯ и  был
очень обрадован, увидев, что загадочный гость  пустилсЯ  бежать  и  исчез  с
такой быстротой, что Њикеле не успел даже заметить, в каком  направлении  он
скрылсЯ, и подумал, уж не померещилось ли ему все это.
     "Џоложительно, - сказал он себе,  -  сегоднЯ  вечером  менЯ  преследуют
призраки".
     Ќо едва очутилсЯ он  среди  обычных  людей,  как  снова  обрел  чувство
действительности. “ него спросили входной  билет,  и  ему  пришлось  назвать
себЯ.
     - Ђ, это ты, Њикеле, - воскликнул привратник, - а Я и не признал  тебЯ.
’ы вырЯдилсЯ таким молодцом, прЯмо  настоЯщий  гость.  Џроходи,  парень,  да
присматривай хорошенько за свечами. ђаскрашенные  трЯпки,  что  ты  развесил
над нашими головами, того и глЯди  вспыхнут!  Ђ  тебЯ  там,  кажетсЯ,  очень
хвалЯт, говорЯт, фигуры твои нарисованы рукой мастера.
     Њикеле обидело это "ты"  в  устах  лакеЯ,  обидело,  что  ему  поручали
должность пожарного, но в глубине души он польщен был тем, что слух  об  его
успехе дошел уже до лакейской.
     Ћн скользнул в толпу, надеЯсь незаметно пройти и укрытьсЯ где-нибудь  в
уголке, откуда ему удобно было бы наблюдать и слушать,  но  в  большой  зале
было столько народа, что люди давили друг друга и наступали  друг  другу  на
ноги.  Ќевольно  подчинЯЯсь  движению  сплошного  людского  потока,   Њикеле
позволил увлечь себЯ, сам не знаЯ куда, и вскоре очутилсЯ  в  дальнем  конце
огромной залы, у подножиЯ парадной лестницы.  ’олько  тут  смог  он  наконец
остановитьсЯ, перевести дух и насытить свои глаза, свой слух, обонЯние,  всю
свою душу волшебным зрелищем праздника.
     ‘тоЯ  на  некотором  возвышении,  на  украшенных  цветами  и  осененных
листвой ступенЯх амфитеатра, он  одним  взглЯдом  мог  объЯть  и  танцующих,
кружившихсЯ у фонтанов, и зрителей, теснивших и давивших друг  друга,  чтобы
лучше видеть.
     Ћ, сколько  звуков,  света,  движениЯ!  „остаточно,  чтобы  ослепить  и
вскружить голову более крепкую, чем у Њикеле. ‘колько красавиц,  драгоценных
уборов, белоснежных плеч и роскошных локонов! ‘колько грации, величавой  или
вызывающей, сколько  весельЯ,  притворного  или  искреннего,  сколько  неги,
напускной или едва скрываемой.
     Ќа мгновение  Њикеле  почувствовал  себЯ  опьЯненным,  но  когда  общаЯ
картина начала проЯснЯтьсЯ и перед глазами его стали выступать  подробности,
когда он спросил себЯ, какаЯ же из этих женщин  могла  бы  служить  образцом
истинной красоты, он возвел свои взоры ввысь, к фигурам, написанным  им  под
куполом, и, о гордец, осталсЯ более  доволен  творением  своих  рук,  нежели
творениЯми бога.
     Ћн мечтал о создании красоты  идеальной.  Ћн  думал,  что  воплотил  ее
своей кистью. € он, видимо, обманулсЯ, ибо  невозможно  создать  божественно
прекрасный образ, не придаваЯ ему человеческих черт, а  на  земле  ничто  не
одарено  абсолютным  совершенством.  Њикеле,  еще  неуверенный  и   неумелый
художник,  создаваЯ  свои  персонажи,  приблизилсЯ,  насколько  возможно,  к
истинной красоте. ќто именно и поражало всех, кто рассматривал его  картины.
ќто поразило и его самого, когда он  начал  искать  в  действительной  жизни
воплощение носившихсЯ  в  его  фантазии  образов.  ‚  многолюдной  толпе  он
заметил только двух или трех женщин, показавшихсЯ ему подлинно  прекрасными,
да и то, пожелай он изобразить  их  на  холсте,  ему  пришлось  бы  у  одной
отнЯть, а другой прибавить ту или иную черту, тот или иной оттенок,  которых
недоставало, на его взглЯд, длЯ полной чистоты или гармонии.
     ‚  эту  минуту  он  ощущал  истинное   беспристрастие,   беспристрастие
художника, анализирующего свое искусство. Ћн понЯл, что в человеческом  лице
недостаточное совершенство формы  искупаетсЯ  выражением  живого  бытиЯ.  "џ
создал более красивые лица, - говорил он себе, - но в них  нет  правды.  Ћни
не думают, не дышат, они не любЯт. ‹учше бы они  были  менее  правильны,  но
более одушевлены. ‡автра, скатываЯ эти холсты,  Я  все  их  порву  и  отныне
изменю и переверну все понЯтиЯ, которыми до сих пор руководствовалсЯ".
     Ћн не стал больше искать среди плЯшущих перед  ним  красавиц  идеальных
черт, а принЯлсЯ изучать их движениЯ, грацию, позы,  выражение  взглЯда  или
улыбки, одним словом - тайну самой жизни.
     ‘начала он пришел в восторг, но потом,  рассматриваЯ  каждую  фигуру  в
отдельности, снова стал рассуждать беспристрастно. „олжно  быть,  существует
среди женщин и среди мужчин немало  простых,  непосредственных  душ,  но  на
великосветском балу вы не встретите ни  одной.  ’ам  каждый  принимает  вид,
почти всегда противоположный его внутренней природе, либо чтобы  привлечь  к
себе взглЯды, либо чтобы избежать их. Њикеле казалось,  что  одни  лицемерно
скрывают свое тщеславие, другие, напротив, надменно выставлЯют его  напоказ;
эта молодаЯ девушка, такаЯ на вид скромница, на самом деле чрезмерно  смела,
а та, что хочет казатьсЯ влюбленной, холодна и пресыщена  жизнью.  ‚еселость
одной  казалась  Њикеле  унылой,  меланхолиЯ  другой  -  жеманной.  Љакой-то
выскочка стараетсЯ выглЯдеть дворЯнином, а тот знатный синьор  держитсЯ  как
простолюдин. Љаждый в той или иной  мере  становитсЯ  в  позу.  Ќичтожнейшие
стремЯтсЯ  придать  себе  важности,  и  даже  сама   застенчивость,   обычно
вызывающаЯ сочувствие, пытаетсЯ побороть себЯ  и  скрыть  свою  угловатость,
котораЯ, вопреки всем усилиЯм, все равно проЯвлЯетсЯ.
     Њикеле видел, как прошли мимо несколько знакомых ему  молодых  рабочих.
Ћни честно выполнЯли свои обЯзанности и выделЯлись в толпе здоровым видом  и
живописностью праздничной одежды. Њажордом, очевидно,  выбрал  их  из  числа
самых представительных, и они прекрасно знали это, ибо тоже в простоте  души
своей манерничали: один  непрестанно  поводил  плечами,  чтобы  показать  их
ширину, другой подчеркивал свой высокий рост,  нарочно  проходЯ  мимо  самых
малорослых из великих мира  сего,  третий  приподнимал  брови  дугой,  чтобы
показать прелестным дамам свои сверкающие глаза.
     Њикеле изумилсЯ, увидев,  как  преобразились  эти  парни  в  результате
такой нелепой, хоть и бессознательной, рисовки, -  они  сразу  утратили  всю
свою естественную и столь располагающую к ним манеру держать себЯ. "џ  давно
знал, - подумал он, - что люди, к какой бы среде они ни  относились,  всегда
ищут себе  похвалы,  какой  бы  она  ни  была.  Ќо  почему  эта  потребность
привлекать к себе взглЯды отнимает  у  нас  сразу  и  наше  обаЯние  и  наше
человеческое достоинство? Џотому ли, что желание  это  неумеренно  или  цель
эта презренна? Ќеужели же длЯ того, чтобы  сиЯть  во  всем  блеске,  красота
должна  быть   неосознанной?   €ли   Я   один   одарен   столь   мучительной
проницательностью? ѓде тот восторг и наслаждение,  которые  Я  мечтал  здесь
найти?  ‚место  того  чтобы  поддатьсЯ  общему   веселью,   Я   хладнокровно
анализирую все, что поражает мой взор,  тем  самым  лишаЯ  себЯ  возможности
наслаждатьсЯ окружающим".
     ‡анЯтый всеми  этими  наблюдениЯми  и  сравнениЯми,  Њикеле  совершенно
забыл о главной цели своего прихода на бал. Ќаконец он вспомнил,  что  хотел
прежде всего спокойно разглЯдеть одну особу, и уже собралсЯ  было  поднЯтьсЯ
по главной лестнице, чтобы войти в  Ярко  освещенный  и  открытый  длЯ  всех
дворец, когда, повернувшись, заметил в двух шагах от себЯ грот,  который  не
успел еще как следует рассмотреть.
     ќтот  грот  из  камней  и  ракушек  был  устроен  в  довольно   большом
углублении под ступенЯми главной лестницы.  Њикеле  собственноручно  украсил
его раковинами, ветками коралла и причудливыми растениЯми; в  глубине  этого
прохладного  убежища  мраморнаЯ  наЯда  наклонЯла  свою  урну  над  огромной
раковиной, до краев наполнЯЯ ее прозрачной бегущей водой.
     ‚кус,  проЯвлЯемый  Њикеле  во  всем,  что  ему   поручалось,   побудил
мажордома многое  в  убранстве  залы  предоставить  на  усмотрение  молодого
художника; Њикеле  эта  наЯда  показалась  очаровательной,  а  потому  он  с
истинным наслаждением убрал ее  грот  самыми  красивыми  вазами,  гирлЯндами
самых свежих цветов и самыми роскошными  коврами.  Ћн  потратил  целый  час,
окружаЯ огромную, отливавшую перламутром раковину, бордюром из мха,  мЯгкого
и нежного как бархат;  он  выбрал  и  с  большим  вкусом  очень  естественно
расположил вокруг нее ирисы, водЯные  лилии  и  длинные,  похожие  на  ленты
травы, столь подходЯщие к волнообразному движению бегущей воды.
     ѓрот был озарен бледным светом, источник которого скрывалсЯ  в  зелени,
и так как всЯ публика занЯта была танцами, вход в него оставалсЯ  свободным.
Њикеле быстро проскользнул внутрь, но не успел сделать  и  трех  шагов,  как
заметил в глубине женскую фигуру, сидевшую,  или,  вернее,  полулежавшую,  у
подножиЯ  статуи.  Ћн  поспешно  спрЯталсЯ  за  выступ  скалы  и  хотел  уже
удалитьсЯ, но непреодолимаЯ сила удержала его на месте.


        XI

        ѓђЋ’ ЌЂџ„›

     ЉнЯжна Ђгата сидела на низком диване, и ее  стройнаЯ  аристократическаЯ
фигура  вырисовывалась  на  темном  бархатном  фоне,  словно  бледнаЯ  тень,
озареннаЯ лунным сиЯнием. Ћна видка была Њикеле в  профиль.  ‘крытый  позади
нее  и  спрЯтанный  в  зелени  источник  света  с   изумительной   четкостью
обрисовывал ее стан, тонкий  и  гибкий,  словно  у  юной  девушки.  „линное,
свободное белое платье отливало при этом мЯгком  освещении  всеми  оттенками
опала,  а  брильЯнты  диадемы  сверкали  попеременно  то   сапфировыми,   то
изумрудными огнЯми. Ќа этот раз Њикеле окончательно  потерЯл  полученное  им
ранее представление о ее возрасте. ’еперь она казалась ему  почти  девочкой,
и когда он вспомнил,  что  считал  ее  тридцатилетней,  то  не  мог  понЯть,
небесное ли сиЯние  преображало  ее  столь  чудесным  образом,  или  отблеск
адского пламени, которым она, как волшебница, окружала себЯ, чтобы  обмануть
человеческие чувства.
     ЉнЯжна выглЯдела усталой и озабоченной, хотЯ поза ее была спокойной,  а
лицо - Ясным. Ћна вдыхала аромат своих цикламенов и небрежно играла  веером.
Њикеле  долго  смотрел  на  нее,  прежде  чем  услыхал,  что  она  с  кем-то
разговаривает, и понЯл смысл ее слов. Ћна казалась ему  прекрасной,  намного
прекраснее  всех  красавиц,  которых  он  только  что  с   таким   вниманием
разглЯдывал, и он не  мог  понЯть,  почему  именно  она  внушает  ему  столь
чистое,  столь  глубокое  восхищение.  Ћн   тщетно   пыталсЯ   разобрать   в
подробностЯх ее черты и объЯснить себе ее очарование - он  не  в  силах  был
этого сделать. …е словно окружали какие-то  таинственные  чары,  запрещавшие
рассматривать ее как обыкновенную  женщину.  Џорой,  думаЯ,  что  он  уловил
наконец ее черты, Њикеле закрывал глаза и  пыталсЯ  мысленно  воссоздать  ее
образ, нарисовать ее в своем воображении огненными штрихами  на  том  черном
фоне, который возникал перед ним, когда он опускал веки.  Ќо  он  ничего  не
видел,  кроме  расплывчатых,  неЯсных  линий,  и  не  мог  представить  себе
никакого отчетливого образа. ’огда он снова спешил открыть глаза и  созерцал
ее с тревогой, с восторгом, но больше всего - с изумлением.
     €бо было в ней  нечто  необъЯснимое.  Ћна  держалась  очень  просто  и,
единственнаЯ изо всех женщин, которых Њикеле только что видел, казалось,  не
думала о себе, не заботилась о том, чтобы произвести впечатление или  играть
какую-то роль. Ћна не знала, или не хотела знать, что о ней  подумают,  что,
глЯдЯ на нее, почувствуют. Ћна была так спокойна, словно душа ее  отказалась
от всего земного, и так естественна, как бывают в полном одиночестве.
     Ђ вместе с тем одета она была как королева, она давала бал,  выставлЯла
напоказ всю роскошь своего дворца и вела себЯ совершенно так же,  как  любаЯ
другаЯ высокопоставленнаЯ особа и светскаЯ женщина.  Ћткуда  же  тогда  этот
вид мадонны, эта внутреннЯЯ сосредоточенность,  эта  душа,  воспарившаЯ  над
земной суетой?
     „лЯ пытливого воображениЯ молодого художника  она  ЯвлЯла  собой  живую
загадку. Ќо его смущало нечто другое,  еще  более  странное:  ему  казалось,
будто в этот день он видел ее не впервые.
     ѓде  же  он  мог  встречать  ее  раньше?  ’щетно  перебирал   он   свои
воспоминаниЯ.  Љогда  он  прибыл  в  Љатанию,  даже  имЯ  кнЯжны  было   ему
незнакомо.  Ћсоба  столь  знатного  рода,  знаменитаЯ  своим  богатством   и
красотой и славнаЯ своей добродетелью,  не  могла  посетить  ђим,  оставаЯсь
неизвестной. Њикеле напрЯгал всю свою памЯть, но не в силах  был  припомнить
ни одного случаЯ, когда он мог бы с ней встретитьсЯ; более того -  глЯдЯ  на
нее, он чувствовал, что это была не мимолетнаЯ  встреча,  что  он  знает  ее
близко и давно, с тех самых пор, как живет на свете.
     Џосле долгих поисков  он  нашел  длЯ  себЯ  наконец  довольно  туманное
объЯснение: она, очевидно, олицетворЯет тот тип  истинной  красоты,  который
он всю жизнь искал, но не мог уловить и воспроизвести. ‡а неимением  лучшего
ему пришлось удовольствоватьсЯ этой поэтической банальностью.
     Ќо кнЯжна была не одна, она с кем-то  разговаривала,  и  Њикеле  вскоре
разглЯдел, что вместе с ней в гроте находитсЯ мужчина. Њикеле  следовало  бы
тотчас уйти, но сделать это было довольно трудно. „лЯ  того  чтобы  свет  из
бальной залы не проникал в грот и в нем царил  таинственный  полумрак,  вход
был задрапирован  большой  синей  бархатной  портьерой;  наш  любознательный
герой по воле случаЯ проскользнул внутрь, лишь слегка отстранив ее, так  что
лица, беседующие в гроте, не обратили на это вниманиЯ. ‚ход  был  вдвое  уже
самого грота  и  составлЯл  нечто  вроде  преддверьЯ,  стены  которого  были
сложены не из искусственного камнЯ, как это сделали  бы  у  нас,  при  нашем
подражании рококо, а из обломков настоЯщей лавы,  остеклевших  и  отливающих
самыми различными оттенками; эти причудливые и ценные осколки  были  собраны
в кратере вулкана  и  вделаны,  словно  драгоценности,  в  каменную  кладку.
‘озданный таким образом  сверкающий  выступ  совершенно  скрывал  Њикеле,  а
вместе с тем позволЯл ему все видеть сквозь оставленные  в  скале  просветы.
Ќо чтобы выйти из грота, ему пришлось  бы  еще  раз  коснутьсЯ  портьеры,  и
трудно было ожидать, что  на  этот  раз  кнЯжна  и  ее  собеседник  окажутсЯ
настолько рассеЯнными, что он снова останетсЯ незамеченным.
     Њикеле сообразил это слишком  поздно  и  уже  не  мог  исправить  своей
оплошности. ‚ыйти так же просто, как он вошел, было нельзЯ. Љроме того,  его
приковали к месту любопытство  и  жгучаЯ  тревога:  ведь  мужчина,  сидевший
здесь, и был, очевидно, любовником кнЯжны Ђгаты.
     ќто был человек лет  тридцати  пЯти,  высокого  роста,  с  серьезным  и
мЯгким выражением на редкость красивого и правильного лица. ‚  том,  как  он
держал себЯ, сидЯ напротив кнЯжны на расстоЯнии,  обличавшем  нечто  среднее
между  почтительностью  и   интимностью,   нельзЯ   было   заметить   ничего
предосудительного.  Ќо  когда  Њикеле  настолько  овладел  собой,  что  смог
понимать  слова,  долетавшие  до  его  ушей,  его   сразу   же   насторожила
произнесеннаЯ кнЯжной  фраза,  в  которой  ему  послышалсЯ  Явный  намек  на
существующую между ними взаимную привЯзанность:
     - ‘лава богу, - сказала она, -  что  никому  еще  не  пришло  в  голову
приподнЯть эту завесу и открыть наш  прелестный  уголок.  •отЯ  Я  могла  бы
щегольнуть им  перед  своими  гостЯми,  приведЯ  их  сюда,  ибо  сегоднЯ  он
восхитительно  убран,  но  мне  приЯтнее  провести  этот   вечер   здесь   в
одиночестве или с вами, маркиз, а бал, шум и танцы  пусть  идут  себе  своим
чередом там, за портьерой.
     Њаркиз  ответил  тоном  человека,  не   очень-то   гордЯщегосЯ   своими
победами:
     - ‚ам следовало бы совсем закрыть этот грот, сделать здесь дверь,  ключ
от которой вы хранили бы у себЯ. ќто была бы ваша собственнаЯ гостинаЯ,  где
вы могли бы времЯ от времени отдыхать от духоты, Ярких огней и  любезностей.
‚ы не привыкли к светскому обществу и  слишком  понадеЯлись  на  свои  силы.
‡автра вы будете чувствовать себЯ совершенно разбитой.
     - џ и сейчас уже изнемогаю, но не гости и шум тому  виною,  а  страшное
волнение.
     - џ понимаю вас, дорогой друг,  -  сказал  маркиз,  по-братски  пожимаЯ
руку кнЯжны, - но постарайтесь овладеть собой хотЯ бы  на  несколько  часов,
чтобы никто ничего не заметил. ‚ы ведь не сможете избежать взглЯдов  гостей,
а кроме этого грота, во всем дворце вы не оставили  ни  одного  уголка,  где
могли  бы  укрытьсЯ,  не  пройдЯ  сначала  сквозь  толпу  с  ее  раболепными
приветствиЯми, любопытствующими взорами...
     - € банальными  фразами,  заранее  вызывающими  во  мне  отвращение,  -
отвечала кнЯжна, стараЯсь улыбнутьсЯ. - Љак  можно  любить  светскую  жизнь,
маркиз? Њожете вы это понЯть?
     - Њогу. …е любЯт люди, довольные собой и  полагающие,  что  им  выгодно
показывать себЯ.
     - Ђ знаете, отзвуки бала  прекрасны  вот  так,  издали,  когда  его  не
видишь и тебЯ тоже никто не видит. ќти голоса, эта долетающаЯ до нас  музыка
и сознание, что там веселЯтсЯ или скучают, а нас  это  и  не  касаетсЯ...  ‚
этом есть какаЯ-то прелесть, что-то даже поэтическое.
     - Ћднако сегоднЯ все говорЯт, что вы решили вернутьсЯ в свет; что  этот
роскошный бал, дать который побудила  вас  любовь  к  добрым  делам,  должен
вызвать у вас желание и в дальнейшем  устраивать  подобные  празднества  или
посещать их. ‘ловом,  ходЯт  слухи,  будто  вы  собираетесь  изменить  своим
привычкам и снова поЯвитьсЯ в  обществе,  подобно  звезде,  котораЯ  слишком
долго оставалась скрытой.
     - Џочему же говорЯт такие странные вещи?
     - Ћ, чтобы ответить вам, Я должен был бы повторить все хвалебные  речи,
которых вы сами не захотели слушать; а Я не имею привычки говорить вам  даже
правду, если она похожа на пошлость.
     - ‚ этом Я отдаю  вам  должное,  но  сегоднЯ  вечером  дарю  вам  право
повторить мне все, что вы слышали.
     - Ќу так вот. ѓоворЯт, что  вы  до  сих  пор  прекраснее  всех  женщин,
прилагающих столько усилий, чтобы казатьсЯ прекрасными,  что  вы  затмеваете
самых  блестЯщих  и  обольстительных  из  них  своей  совершенно  особенной,
свойственной вам одной прелестью и благородной простотой,  привлекающей  все
сердца. Ќачинают удивлЯтьсЯ, почему ‚ы живете такой отшельницей и...  должен
ли Я... смею ли Я говорить все?
     - „а, решительно все.
     ѓоворЯт также (Я слышал  это  собственными  ушами,  толкаЯсь  в  толпе,
когда никто и не полагал,  что  Я  нахожусь  так  близко):  "Џочему  она  не
выходит замуж за маркиза ‹а-‘ерра? —то за страннаЯ причуда?"
     - Џродолжайте, маркиз, продолжайте, не бойтесь: это  считают,  конечно,
тем более странной причудой, что маркиз ‹а-‘ерра - мой любовник?
     - Ќет, сударынЯ, этого не говорЯт, - ответил маркиз рыцарским тоном,  -
и не посмеют говорить до тех пор, пока у  менЯ  есть  Язык,  чтобы  отрицать
это, и рука, чтобы защищать вашу честь.
     - ‚ерный, чудесный друг, - сказала кнЯжна, протЯгиваЯ ему  руку,  -  но
вы ко всему относитесь слишком серьезно. ‚едь все  говорЯт  и  думают,  Я  в
этом не сомневаюсь, что мы любим друг друга.
     - Њогут говорить и думать, что Я люблю  вас,  так  как  это  правда,  а
правда всегда обнаруживаетсЯ. Џоэтому все знают, что вы менЯ не любите.
     - Ѓлагородное сердце! Ќет, не сейчас... ‡автра Я скажу вам больше,  чем
когда-либо говорила. џ все вам открою. ‘ейчас не место и не времЯ. џ  должна
вновь поЯвитьсЯ на балу, где, наверное, уже удивлЯютсЯ моему отсутствию.
     - ‚ы достаточно отдохнули, достаточно успокоились?
     - „а, теперь Я в состоЯнии вновь надеть личину равнодушиЯ.
     - Ђх, с какой легкостью вы ее надеваете, страшнаЯ, жестокаЯ женщина!  -
воскликнул маркиз, вставаЯ и порывисто прижимаЯ к своей груди руку,  которую
кнЯжна подала ему, чтобы выйти из грота. - ‘ердце ваше так  же  бесстрастно,
как и лицо.
     - Ќе говорите так, маркиз, -  произнесла  кнЯжна,  останавливаЯ  его  и
обращаЯ к нему сиЯющий взор, который заставил задрожать Њикеле.  -  ‚  столь
торжественную длЯ менЯ минуту жизни это с вашей стороны жестоко, но вы не  в
состоЯнии еще этого понЯть. ‡автра, впервые за  двенадцать  лет,  что  мы  с
вами разговариваем, не понимаЯ  друг  друга,  вы  менЯ  наконец  поймете.  Ђ
теперь, - прибавила она, трЯхнув своей  прелестной  головкой,  словно  желаЯ
отогнать серьезные мысли, - пойдемте танцевать.  Ќо  сначала  скажем  прости
нашей наЯде, столь мило освещенной, и нашему чудесному гроту, который  скоро
осквернит толпа бездушных гостей.
     - ќто, должно быть,  старый  Џьетранджело  убрал  его  так  красиво?  -
спросил маркиз, взглЯнув на наЯду.
     - Ќет, -  ответила  кнЯжна  Ђгата,  -  не  Џьетранджело,  а  он!  -  €,
устремившись, словно в порыве отчаЯнной решимости, в самую  гущу  бала,  она
быстро отдернула занавес и откинула  его  на  Њикеле,  так  что,  когда  она
проходила  мимо,  он,  по  счастливой   случайности,   оказалсЯ   совершенно
закрытым.
     …два рассеЯлсЯ страх,  вызванный  неловким  положением,  в  которое  он
попал, как он ринулсЯ в грот и, убедившись, что там никого нет, бросилсЯ  на
диван рЯдом с тем местом, где только что сидела кнЯжна Ђгата.  ’о,  что  ему
удалось услышать, чрезвычайно взволновало его, но  каковы  бы  ни  были  его
прежние соображениЯ, все они были теперь уничтожены последними словами  этой
удивительной женщины.
     ‘кромному и простодушному юноше слова ее показались загадкой: Ќет,  это
не Џьетранджело, а он! —то за таинственный ответ! €ли  просто  рассеЯнность?
Ќо Њикеле не верил, чтобы это была рассеЯнность. Ћн  относилось  Явно  не  к
Џьетранджело, а к нему лично. ‡начит, длЯ кнЯжны Њикеле есть тот  самый  он,
которого  не  надо  даже  называть  по  имени,  и  именно  так,  коротко   и
решительно, называла она его, говорЯ с человеком, который ее любил.
     ‡начит, эта необъЯснимаЯ фраза и все предыдущие недомолвки -  признание
кнЯжны, что она  не  любит  маркиза,  упоминание  о  какой-то  торжественной
минуте в ее жизни, страшное волнение, которое, по  ее  словам,  ей  пришлось
испытать  в  тот  вечер,  важнаЯ  тайна,  которую  она  собиралась   открыть
завтра, - все это имеет отношение к нему, к Њикеле?
     ‚споминаЯ упоительный взглЯд, каким  она  одарила  его,  когда  увидела
впервые перед балом, он не мог  не  предаватьсЯ  самым  безумным  фантазиЯм.
Џравда, во времЯ разговора с маркизом ее  мечтательные  глаза  тоже  на  миг
зажглись удивительным блеском, но в них  было  совсем  не  то  выражение,  с
каким она заглЯнула в глубину глаз Њикеле. Ћдин взглЯд стоил другого, но  он
предпочитал тот, что предназначалсЯ ему.
     Љто мог  бы  пересказать  все  те  невероЯтные  романтические  истории,
которые за четверть  часа  сумел  изобрести  мозг  самонадеЯнного  юноши?  ‚
основе их лежало всегда одно и то же: необыкновеннаЯ  гениальность  молодого
человека, неведомаЯ ему самому и внезапно проЯвившаЯсЯ  в  его  блестЯщих  и
величественных росписЯх. ЏрекраснаЯ кнЯжна,  длЯ  которой  они  выполнЯлись,
много раз в течение недели тайком приходила любоватьсЯ, как подвигаетсЯ  его
искуснаЯ работа, а в те часы, когда он отдыхал  и  подкреплЯл  свои  силы  в
таинственных залах волшебного дворца, она, как невидимаЯ феЯ,  наблюдала  за
ним из-за занавески или через круглое  окошечко  под  потолком.  ’о  ли  она
воспылала любовью к нему, то ли  прониклась  восхищением  его  талантом,  во
всЯком случае - она чувствовала к  нему  большое  влечение,  и  чувство  это
оказалось настолько сильным, что она не смела выразить его  словами.  ‚зглЯд
ее  высказал  ему  все  против  ее  собственной  воли;   а   он,   дрожащий,
потрЯсенный, как даст он теперь ей знать, что все понЯл?
     ‚от о чем думал он,  когда  перед  ним  неожиданно  поЯвилсЯ  поклонник
кнЯжны, маркиз ‹а-‘ерра. Њикеле держал в руках и рассматривал, не видЯ  его,
веер, забытый кнЯжной на диване.
     - Џростите, милый юноша, - сказал маркиз,  кланЯЯсь  ему  с  изысканной
вежливостью, - Я вынужден забрать у вас эту вещицу, ее спрашивает  дама.  Ќо
если  вас  интересует  китайскаЯ  роспись  на  этом  веере,   то   Я   готов
предоставить  в  ваше  распорЯжение  целую   коллекцию   весьма   любопытных
китайских ваз  и  рисунков,  чтобы  вы  могли  выбрать  себе  все,  что  вам
понравитсЯ.
     - ‚ы  слишком  добры,  господин  маркиз,  -  ответил  Њикеле,   задетый
снисходительным  тоном  маркиза,  в   котором   ему   почудилось   надменное
покровительство, - этот веер менЯ вовсе не интересует, и китайскаЯ  живопись
не в моем вкусе.
     Њаркиз прекрасно заметил досаду Њикеле и, улыбнувшись, продолжал:
     - ќто, должно быть, потому, что вам приходилось  видеть  только  грубые
изделиЯ китайцев, но у них есть цветные рисунки, которые,  несмотрЯ  на  всю
примитивность исполнениЯ,  достойны,  благодарЯ  четкости  линий  и  наивной
прелести жестов, выдержать сравнение с этрусскими. Њне хотелось бы  показать
вам те, которые у менЯ имеютсЯ. џ рад был бы  доставить  вам  это  маленькое
удовольствие и все-таки осталсЯ  бы  перед  вами  в  долгу,  поскольку  ваша
живопись доставила мне удовольствие намного большее.
     Њаркиз говорил так сердечно,  и  на  его  благородном  лице  отражалась
такаЯ  ЯвнаЯ  доброжелательность,  что  Њикеле,  затронутый  за  живое,   не
выдержал и наивно высказал ему свои чувства.
     - Ѓоюсь, - сказал он, - что ваша светлость  желает  подбодрить  менЯ  и
потому проЯвлЯет ко мне больше снисхождениЯ, чем  Я  заслуживаю,  ибо  Я  не
допускаю  мысли,  что  вы  способны  унизитьсЯ  до  насмешки   над   молодым
художником, едва начавшим свой трудовой путь.
     - Ѓоже менЯ сохрани, мой юный мэтр!  -  ответил  господин  ‹а-‘ерра,  с
неотразимой чистосердечностью протЯгиваЯ Њикеле руку. - џ так хорошо знаю  и
уважаю вашего отца, что заранее был расположен  в  вашу  пользу,  в  этом  Я
должен  сознатьсЯ,  но  совершенно  искренно  могу  подтвердить,  что   ваши
произведениЯ обнаруживают сноровку и предвещают талант. ‚идите, Я совсем  не
захваливаю вас, вы делаете еще немало ошибок, как  по  неопытности,  так  и,
быть может, вследствие чересчур пылкого воображениЯ, но у вас  есть  вкус  и
оригинальность, и то и другое нельзЯ ни приобрести, ни утратить.  ’рудитесь,
трудитесь, наш юный Њикеланджело, и вы оправдаете  прекрасное  имЯ,  которое
носите.
     - Ђ другие разделЯют ваше мнение, господин маркиз?  -  спросил  Њикеле,
страстно желаЯ при этом услышать имЯ кнЯжны.
     - Њое  мнение,  Я  думаю,  разделЯют  все.  ‚аши  недостатки  критикуют
снисходительно, ваши достоинства хвалЯт искренно; никто не удивлЯетсЯ  вашим
блестЯщим способностЯм, узнав, что вы уроженец Љатавии  и  сын  Џьетранджело
‹аворатори, прекрасного работника, энергичного  и  сердечного  человека.  Њы
все здесь добрые патриоты, всегда  радуемсЯ  успеху  землЯка  и  великодушно
готовы во всем помогать ему. Њы так ценим всех, кто родилсЯ на нашей  земле,
что не хотим  больше  знать  никаких  сословных  различий;  дворЯне  ли  мы,
земледельцы,  рабочие  или  художники,  мы  забыли  наши   прежние   родовые
пережитки и дружно стремимсЯ к народному единению.
     "‚от как, - подумал Њикеле, - маркиз заговорил со мной о  политике!  Ќо
Я не знаю его убеждений. Ѓыть может, если он догадалсЯ  о  чувствах  кнЯжны,
он будет старатьсЯ погубить менЯ. ‹учше не доверить ему".
     - ‘мею ли Я спросить у вашей светлости, - продолжал он, - удостоила  ли
кнЯжна Џальмароза взглЯнуть на мои картины и  не  очень  ли  она  недовольна
ими?
     - ЉнЯжна в восторге, можете не сомневатьсЯ, дорогой мэтр, -  с  большой
сердечностью ответил маркиз, - и знай она, что вы  здесь,  сама  сказала  бы
вам это. Ќо она слишком занЯта сейчас,  чтобы  вы  могли  подойти  к  ней  с
вопросом.  ‡автра  вы,  несомненно,  услышите  от   нее   похвалы,   которых
заслуживаете,  и  ничего  не  потерЯете  от  такой   небольшой   отсрочки...
Љстати, - прибавил, оборачиваЯсь к Њикеле, маркиз, уже готовый  уйти,  -  не
хотите ли все же посмотреть мои китайские рисунки и другие картины?  Ћни  не
лишены кое-каких достоинств. џ буду рад видеть вас у  себЯ.  Њой  загородный
дом в двух шагах отсюда.
     Њикеле поклонилсЯ в знак благодарности и согласиЯ, но  хотЯ  любезность
маркиза должна была бы польстить ему, он почувствовал себЯ грустным  и  даже
подавленным. „а, маркиз Явно не ревновал к нему.  Ћн  не  проЯвлЯл  даже  ни
малейшей тревоги.


        XII

        ЊЂЌњџЌ€

     Ќет ничего мучительней, чем, поверив хотЯ бы на один  час  упоительной,
романтической сказке, потом постепенно убеждатьсЯ,  что  все  это  -  пустые
фантазии. —ем дольше размышлЯл наш юный герой, тем более остывал  его  мозг,
и он возвращалсЯ к печальному сознанию действительности. Ќа чем построил  он
свои воздушные замки? Ќа взглЯде, видимо ложно  понЯтом,  на  слове,  должно
быть  плохо  расслышанном.  ‚се  доводы  рассудка,  Явно  опровергавшие  его
вздорные  предположениЯ,  встали  перед  ним  непреодолимой  стеной,  и   он
почувствовал, что с неба упал на землю.
     "џ  просто  безумец,  -  сказал  он  себе  наконец,  -  что  так  много
раздумываю о загадочном взглЯде и непонЯтных словах женщины,  которую  Я  не
знаю, а следовательно, не люблю, в то времЯ как решаетсЯ  дело,  куда  более
длЯ менЯ важное. Џойду, послушаю, не обманул ли менЯ маркиз  и  в  самом  ли
деле любители живописи считают, что  у  менЯ  есть  талант,  но  не  хватает
умениЯ?"
     "€ все же, - говорил он себе, выходЯ из грота, - тут  кроетсЯ  какаЯ-то
тайна. Ћткуда этот маркиз знает менЯ, если Я его ни разу  не  видел?  Џочему
он обратилсЯ ко мне так уверенно, назвав просто по имени, словно  мы  с  ним
давнишние приЯтели?"
     "Џравда, - говорил себе также Њикеле, - он мог  видеть  менЯ  из  окна,
или в церкви, или на главной площади в тот  день,  когда  Я  прогуливалсЯ  с
отцом по городу. €ли, в то времЯ, как Я осматривал висЯчие  сады  ‘емирамиды
здешних мест, у которой работаю, он мог находитьсЯ в одном из ее будуаров  -
куда ему, конечно,  дозволено  ЯвлЯтьсЯ,  чтобы  безнадежно  вздыхать  о  ее
загадочных глазах, а окна  этих  будуаров,  Якобы  всегда  плотно  запертых,
выходЯт в сад".
     Њикеле прошел через толпу гостей незамеченным.  •отЯ  имЯ  его  было  у
всех на устах, но в лицо его никто  не  знал,  и  потому  при  нем  свободно
судили о его работе.
     - €з него выйдет толк, - говорили одни.
     - …му многому еще надо научитьсЯ, - изрекали другие.
     - “ него есть фантазиЯ и вкус, эти  росписи  ласкают  глаз  и  оживлЯют
мысль.
     - „а, но вот непомерно длинные руки,  а  там  ноги  коротки;  некоторые
ракурсы обнаруживают его полное невежество, а позы неправдоподобны.
     - ‚ерно, но во всем есть изЯщество. Џоверьте,  этот  мальчик  (говорЯт,
он почти ребенок) далеко пойдет.
     - Ћн уроженец нашей Љатании.
     - Ќу так он повертитсЯ в ней, а дальше ему хода  не  будет,  -  заметил
один неаполитанец.
     ‚ общем, Њикеланджело ‹аворатори услышал больше  благосклонных  похвал,
чем горьких истин, но, срываЯ множество роз, он то и дело  чувствовал  уколы
шипов и понЯл, что успех - это  сладкое  блюдо,  в  котором  таитсЯ  немалаЯ
толика  горечи.  ‘начала  он  огорчилсЯ.  Џотом,  скрестив  на  груди  руки,
вглЯдываЯсь в свою работу  и  не  слушаЯ  больше,  что  говорЯт  кругом,  он
принЯлсЯ сам разбирать свои  достоинства  и  недостатки  с  беспристрастием,
победившим его самолюбие.
     "‚се они правы, - думал он, - мои росписи многое обещают, но ничего  не
доказывают. џ уже раньше решил, что завтра, убираЯ эти холсты  на  дворцовый
чердак, Я все их прорву и впредь буду работать лучше. џ  произвел  опыт  сам
над собой и не жалею о  нем,  хотЯ  и  не  очень  им  доволен.  Ќо  Я  сумею
использовать его; не знаю, принесет ли он пользу моему кошельку, но  таланту
моему он будет полезен".
     ‚новь обретЯ наконец всю Ясность мысли, Њикеле решил, что поскольку  он
не принадлежит к тем, кто уплатил при входе налог в  пользу  бедных,  нечего
ему далее любоватьсЯ балом, а  лучше  побыть  одному  в  каком-нибудь  тихом
уголке дворца, пока он окончательно не успокоитсЯ и  не  будет  в  состоЯнии
идти домой спать. ђассудок вернулсЯ  к  нему,  но  усталость  предшествующих
дней оставила в его крови и нервах еще некоторое лихорадочное  волнение.  Ћн
решил поднЯтьсЯ наверх, в casino, откуда  был  выход  в  сад,  на  созданные
самой природой горные террасы.
     ‚есь дворец был Ярко освещен, украшен цветами  и  открыт  длЯ  публики.
Ќо, обойдЯ один раз чудесное здание, толпа приглашенных покинула его.  ‘амое
увлекательное  -  танцы,  молодость,  музыка,  шум,  любовь,   -   все   это
сосредоточилось внизу, в огромной  временно  сооруженной  зале.  Ќа  верхних
галереЯх, на роскошных  лестницах  и  в  богатых  покоЯх  оставалось  только
несколько либо очень значительных, либо малозаметных  лиц:  серьезные  мужи,
занЯтые государственными делами, да записные кокетки, которые, искусно  ведЯ
беседу, сумели привлечь и удержать возле своих кресел кое-кого из мужчин.
     Љ полуночи  все,  кто  не  находил  особого  удовольствиЯ  или  личного
интереса в празднике, разъехались,  всюду  сделалось  просторнее,  бал  стал
выглЯдеть еще красивее, а убранство залы - еще изЯщнее.
     Џо узкой потайной лестнице Њикеле поднЯлсЯ в  висЯчий  цветник  кнЯжны.
‡десь, наверху, дул свежий  ветер,  и  юноша  с  наслаждением  опустилсЯ  на
последнюю ступеньку, возле благоухающей клумбы. ‚ цветнике никого  не  было.
‘квозь  серебристые  газовые  занавески  видны  были  покои   кнЯжны,   тоже
пустынные. Ќо Њикеле недолго оставалсЯ один;  вскоре  к  нему  присоединилсЯ
ЊаньЯни.
     ‘реди местных ремесленников ЊаньЯни был,  несомненно,  одним  из  самых
достойных. Ћн был трудолюбив, умен,  отважен  и  безупречно  честен.  Њикеле
чувствовал к нему невольное влечение, с  ним  одним  не  испытывал  он  того
стеснениЯ и недоверчивости, какие внушали ему другие  рабочие,  с  которыми,
из-за положениЯ своего отца, он  вынужден  был  держатьсЯ  на  равной  ноге.
Ѓедный юноша страдал от того, что  после  нескольких  лет  привольной  жизни
снова очутилсЯ в  обществе  парней,  немного  грубоватых  и  крикливых;  они
ставили ему в вину  презрительное  отношение  к  ним,  а  он  делал  тщетные
усилиЯ, чтобы относитьсЯ к ним как к равным.
     Ћбо всем этом он поведал теперь ЊаньЯни,  ибо  тот  казалсЯ  ему  самым
развитым из всех и в его дружеской откровенности  не  было  ничего  обидного
или унижающего. Њикеле открыл ему свои  честолюбивые  стремлениЯ,  все  свои
слабости, восторги и муки, словом - поверил ему тайны юного сердца.  ЊаньЯни
понЯл его, не стал ни в чем упрекать и заговорил с ним серьезно.
     - ‚идишь ли, Њикеле, - сказал он, - на мой  взглЯд,  ты  ни  в  чем  не
виноват. Ќеравенство - еще и поныне главный закон  нашего  общества;  каждый
хочет  поднЯтьсЯ,  и  никому  неохота  опускатьсЯ.  Ќе  будь  этого,   народ
оставалсЯ бы вьючной скотиной. Ќо, слава  богу,  народ  хочет  расти,  и  он
растет, как ни  стараютсЯ  помешать  ему.  ‘ам  Я  тоже  пытаюсь  достигнуть
кое-чего, иметь  что-то  свое,  не  всегда  оставатьсЯ  подчиненным,  стать,
наконец, свободным! Ќо какого бы благоденствиЯ Я ни достиг,  Я  считаю,  что
никогда не должен забывать, с чего начал. ЌесправедливаЯ судьба оставлЯет  в
нищете многих, которые, как Я, а может, и больше, чем Я,  достойны  были  бы
выбитьсЯ из бедности. ‚от почему Я никогда не стану относитьсЯ с  презрением
к тем, кому это не удалось, не перестану всей душой  любить  их  и  помогать
им, насколько это будет в моей власти.
     ‚от и ты, Я вижу, хоть и сторонишьсЯ своих собратьев по сословию, но  у
тебЯ нет к ним ни презрениЯ, ни ненависти. ’ебЯ тЯготит их общество,  однако
при случае  ты  всегда  готов  оказать  им  услугу.  Ќо  берегись!  ‚  твоем
отношении  к  ним  есть  некотораЯ  долЯ  высокомериЯ!  ‘о  временем   такое
дружелюбное снисхождение, может быть, и будет оправдано, но  сейчас,  пойми,
оно неуместно. Џравда,  ты  образованнее  большинства  из  нас  и  держишьсЯ
по-благородному, но разве  в  этом  -  истинное  превосходство?  ђазве  иной
беднЯк, который и умнее, и честнее, и храбрее тебЯ, не вправе  считать  себЯ
хотЯ бы равным тебе, даже если у него дурные манеры и грубаЯ речь?
     ’ы  художник,  и  тебе  не  раз  придетсЯ  терпеливо  сносить  наглость
богачей; да и вообще, если Я не ошибаюсь, жизнь художника - это  непрерывное
усилие оградить свое  личное  достоинство  от  презрениЯ  тех,  что  кичатсЯ
своими мнимыми достоинствами: рождением, властью или богатством.
     Ђ ты как раз хочешь попасть в их общество, забыв и страх  и  самолюбие.
’ы заранее принимаешь вызов, ты готов  померитьсЯ  силами  с  великими  мира
сего,  с  их  желчным  тщеславием.  Џочему  же  оно   кажетсЯ   тебе   менее
оскорбительным и дерзким, чем простодушное панибратство малых сих? Ђ  вот  Я
скорее прощу обиду невежде, нежели какому-нибудь  изысканному  господину,  и
предпочитаю получить  тумака  от  своего  товарища,  чем  выслушивать  милые
шуточки тех, кто стоит Якобы выше менЯ.
     €ли тебе скучно с нами потому, что у нас мало  мыслей  и  мы  не  умеем
красиво излагать их? Ќо ведь у нас есть нечто  другое,  и  если  бы  ты  это
понЯл, тебЯ потЯнуло бы к нам. ‚ самой  нашей  простоте  есть  своЯ  хорошаЯ
сторона, и она должна была бы вызывать уважение и умиление  у  тех,  кто  ее
утратил. Ђ может быть, тебе противны наши недостатки  или  пороки?  Ќо  этих
пороков  -  мне  самому  больно  их  видеть,  и  Я  изо  всех  сил  стараюсь
воздержатьсЯ от них, - разве их нет и в высшем  обществе?  Џравда,  светские
люди лучше умеют скрывать  их  -  развратный  ум  приукрашивает  и  изощрЯет
развратные чувства, но разве от этого  пороки  становЯтсЯ  извинительней?  €
сколько  бы  ни  прЯтались  эти  баловни  века,  их  грехи  и   преступлениЯ
просачиваютсЯ и в нашу среду, и нередко, даже  почти  всегда,  именно  среди
нас ищут они себе соучастников и даже жертв.
     ’рудись  же,  Њикеле,  надейсЯ,  преуспевай,  но  только  не  в   ущерб
справедливости и добру; ибо иначе, возвысившись в мнении немногих, ты в  той
же мере упадешь в мнении большинства.
     - ‚се, что ты говоришь, - правильно и разумно, - ответил Њикеле,  -  но
верный ли ты делаешь вывод? Њогу ли Я продолжать заниматьсЯ  живописью  и  в
то же  времЯ  находитьсЯ  исключительно,  или  хотЯ  бы  преимущественно,  в
обществе рабочих, среди которых волею судеб родилсЯ? Џодумай  хорошенько,  и
ты сам увидишь, что  это  невозможно;  произведениЯ  искусства  находЯтсЯ  в
руках богачей, они одни  хранЯт,  покупают  и  заказывают  картины,  статуи,
вазы, чеканные изделиЯ и гравюры, и, чтобы получить у них работу, надо  жить
среди них, быть таким же, как они. €наче художник обречен  на  забвение,  на
неизвестность и нищету. Ќаши предки,  благородные  мастера  ‘редневековьЯ  и
‚озрождениЯ, были одновременно и художниками и ремесленниками. €х  положение
было  Ясным,  и  в  зависимости  от  таланта  становилось  более  или  менее
блестЯщим.  ’еперь  все  изменилось.  —исло  художников  возросло,  а  среди
богачей нет уже былых вельмож. “трачен хороший вкус, и современные  меценаты
перестали быть знатоками.  Њеньше  строитсЯ  дворцов:  длЯ  созданиЯ  одного
музеЯ тридцать дворцов должны быть распроданы по мелочам либо  в  уплату  за
долги,  либо  потому,  что  наследники  знатных  родов  предпочитают  деньги
произведениЯм искусства. €так, длЯ  того  чтобы  найти  работу  и  заслужить
своим ремеслом славу, теперь мало быть талантливым мастером. ‘лучай,  а  еще
чаще интрига помогают иным всплыть на поверхность, тогда как многие  другие,
и, быть может, более достойные, идут ко дну.
     џ же не рассчитываю на случай  и  слишком  горд,  чтобы  участвовать  в
интригах. —то же мне остаетсЯ  делать?  †дать,  пока  какой-нибудь  любитель
обратит внимание на одну из моих фигур, довольно смело написанных на  холсте
клеевой краской, и настолько поразитсЯ моей работой,  что  на  следующий  же
день разыщет менЯ в кабачке и закажет картину? Ќо  такаЯ  удача  выпадает  в
одном случае из ста. € даже при такой  удаче  Я  буду  обЯзан  куском  хлеба
покровительству богача, принимающего во мне  участие.  ђано  или  поздно,  а
придетсЯ мне склонитьсЯ перед ним и  просить,  чтобы  он  рекомендовал  менЯ
своим приЯтелЯм.
     ’ак не лучше ли будет, если Я как можно  скорее  и  как  только  обрету
достаточную уверенность в своих силах  брошу  передник  и  леса,  приму  вид
человека, который не просит милостыню, и с гордо поднЯтой  головой  поЯвлюсь
в среде  богачей?  ‚едь  если  Я  выйду  из  кабачка  под  руку  с  веселыми
собратьЯми по пиле или мастерку, Ясно, что мне не попасть уже во дворец  как
гостю, а только как поденщику. „а вот сегоднЯ, захоти Я подойти к  одной  из
этих красавиц и пригласить ее танцевать, менЯ тут же высмеЯли бы  и  выгнали
вон.  Ќо  должно  же  наступить  времЯ,  когда  эти  красавицы  будут   сами
заискивать  передо  мной  и  когда  мой  талант  станет  длЯ  менЯ  титулом,
способным успешно тЯгатьсЯ в свете с титулом герцога  или  маркиза.  Ќо  все
это лишь при условии, что Я усвою себе привычки  и  манеры  аристократии.  џ
должен стать тем, что называетсЯ человек  из  хорошего  общества,  а  иначе,
каким бы талантом Я ни