лал  честно,  так  это
отказалсЯ от бесчестной тирании {97}) - litteras nescivit {Ђзов не знал {98}
(лат.).} - будто бы его необразованность была причиной этого  доброго  дела.
–езарь говорил не о Џоэзии, котораЯ, не удовлетвореннаЯ земными  бедствиЯми,
придумывает все новые наказаниЯ, ожидающие тиранов в аду, и не о  ”илософии,
котораЯ учит occidendos esse {[’ираны] должны быть убиты {99} (лат.).},  но,
без сомнениЯ, об  €стории,  ибо  она  действительно  может  представить  вам
Љипсела, Џериандра, ”алара, „ионисиЯ {100} и многих других  из  оной  своры,
достаточно  преуспевших  в  отвратительной  несправедливости  и   незаконной
узурпации власти. €з этого Я заключаю, что он возносит €сторию не столько за
насыщение разума знаниЯми, сколько за поощрение его к тому, что  заслуживает
быть названо и признано благом. Ќа самом же деле за поощрение и побуждение к
добрым делам  венчают  лавровым  венком  порта  как  победителЯ  в  споре  с
историком и философом,  хотЯ  его  первенство  в  наставлении  еще  подлежит
сомнению.
     Џредположим, что мы признаем (однако, Я думаю, убедительным доводом это
может быть опровергнуто), будто философ благодарЯ своей системе  учит  лучше
поэта, все же, Я думаю, ни один человек не будет настолько  philophilosophos
{”илософолюбом (греч.).}, чтобы равнЯть поэта с философом в силе побуждениЯ.
     Ђ что побуждение выше, чем  поучение,  Явствует  из  того,  что  оно  и
причина, и следствие поучениЯ. €бо кто станет учитьсЯ, если его не  побудили
захотеть учитьсЯ? €  что  из  того,  что  дает  учение  (Я  опЯть  говорю  о
нравственном наставлении), может сравнитьсЯ с побуждением свершить то,  чему
оно учит? Љак говорит Ђристотель, не gnosis {Џознавание (греч.).}, но praxis
{„елание, деЯтельность {101} (греч.).} должно быть  плодом  познаниЯ.  €  не
трудно  представить  себе,  каким  будет  praxis,  если  нет  побуждениЯ   к
деЯтельности.
     ”илософ указывает вам путь, он растолковывает вам его особенности и его
трудности, рассказывает об удобном приюте, что ждет вас в конце  пути,  и  о
многих тропинках, что могут увести вас в сторону. Ќо  все  это  узнает  лишь
тот, кто возьметсЯ изучать его  труд  и  будет  изучать  его  с  ученическим
усердием, кто в неутолимой жажде одолел уже половину трудностей и  обратилсЯ
к  философу  за  второй  половиной.  ‚оистину  просвещенные  люди  правильно
полагали, что там, где страсть покорена, разум обретает свободное стремление
к деланию добра; что внутренний свет, горЯщий в каждом из нас,  -  такое  же
благо, как и книга философа, ибо,  изучаЯ  Џрироду,  мы  узнаем,  что  благо
заключено в творении блага, узнаем, что такое добро и что такое зло, хотЯ  и
не облеченные в термины, которые философы обрушивают на нас, - но ведь и они
извлекли свое учение из Џрироды. Ѓыть  побужденным  к  свершению  того,  что
познано, или быть побужденным к познанию - hoc  opus,  hic  labor  est  {ќто
труд, это работа {102} (лат.).}.
     Ќад всеми науками (Я говорю о  науках  земных  и  свЯзанных  с  земными
представлениЯми) царит ЏоэзиЯ. Ћна и указывает путь, и так расписывает  его,
что всех увлекает пойти по нему. Ѓолее того, длЯ начала она, будто ведЯ  вас
через сказочный виноградник, даст вам отведать столь лакомых плодов, что вам
непременно захочетсЯ идти  дальше.  Џоэт  приходит  к  вам  не  с  туманными
определениЯми, которые, объЯснЯЯ, затемнЯют суть предмета и поселЯют  в  вас
сомнениЯ, но с расположенными в чарующей пропорции словами, настроенными  на
волшебное искусство музыки. Ћн приходит к вам с выдумкой,  с  такой,  право,
выдумкой, котораЯ заставлЯет детей забыть про игры, а стариков про камин. Ќи
на что более не претендуЯ, он стремитсЯ отвратить разум человека от порока и
направить его к  добродетели.  ‚от  также  ребенку  дают  лекарство,  прежде
спрЯтав его в приЯтное на вкус кушание, потому что если попытатьсЯ объЯснить
ему пользу ревенЯ или алоэ, то он скорее засунет лекарство себе в уши, чем в
рот. ’ак и взрослые (ведь многие из  них  лучшим  в  себе  до  самой  могилы
обЯзаны детству). Ћни радуютсЯ рассказам о ѓеракле  {103},  Ђхилле,  Љире  и
ќнее и, слушаЯ их, непременно  сохранЯют  в  памЯти  описаниЯ  их  мудрости,
доблести и справедливости, которые, попадись им в сухом изложении  философа,
обЯзательно напомнили бы о школе.
     ’о подражание, которое называетсЯ Џоэзией,  более  всего  соответствует
Џрироде, оттого-то, как говорил Ђристотель  {104},  поэтическое  изображение
ужасного, например  жестоких  битв  или  противоестественных  чудовищ,  тоже
доставлЯет удовольствие. „а, Я знавал людей, которые,  даже  читаЯ  "Ђмадиса
ѓалльского" {105} (а ему, Ѓог свидетель, многого недостает  до  поэтического
совершенства), находили в своих сердцах побуждение к учтивости,  великодушию
и, главное, к смелости. Љто, читаЯ о том, как ќней несет  на  спине  старого
Ђнхиса {106}, не мечтает, чтобы и  ему  выпала  судьба  совершить  столь  же
прекрасный подвиг? Љого не взволнуют слова ’урна {107} из рассказа о  ’урне,
запечатлевающие его образ в нашем воображении?

                       Fugientem haec terra videbit?
                       Usque adeone mori miserum est? {*}
     {* ќти неужто полЯ бегущим ’урна увидЯт  ?//  ’ак  ли  гибель  страшна?
(лат.).}

     ”илософы же, пренебрегающие удовольствием, мало способны к тому,  чтобы
побуждать. Ћни лишь спорЯт о том, что выше - добродетель или просто доброта,
умозрительнаЯ или деЯтельнаЯ жизнь. Џлатон и Ѓортий хорошо это знали и часто
длЯ госпожи ”илософии заимствовали у Џоэзии ее платье {108}. „аже  злодеи  с
зачерствевшим сердцем, которые считают добродетель понЯтием школЯрским и, не
знаЯ другого блага, кроме indulgere genio  {‘ледовать  собственным  прихотЯм
(лат.).}, презирают суровые наставлениЯ философа, не приемлют заключенную  в
них истину, но даже они не прочь получить удовольствие, которое Якобы  сулит
им веселый малый - поэт, тем временем принуждающий их глЯдеть на  воплощение
добродетели (увидав же ее, они не могут не проникнутьсЯ к ней  любовью),  и,
еще не разобрав, в чем дело, они ее принимают,  будто  запрЯтанное  в  вишни
лекарство.
     Њожно было бы припомнить неисчислимое множество примеров  удивительного
воздействиЯ поэтической выдумки на людей, но пусть нам послужат лишь два  из
них, наверное, общеизвестные,  ибо  их  можно  найти  в  разных  сочинениЯх.
‚о-первых, Њенений Ђгриппа {110}. Љогда жители ђима выступили против сената,
то он, хотЯ был блестЯщим оратором (в то времЯ), пришел к ним не как оратор,
Якобы в полном отчаЯнии отказавшись от иносказаний и коварных  намеков,  тем
более от притЯнутых за уши философских максим (прежде  всего  Џлатона),  длЯ
осмыслениЯ которых нужно изучить геометрию, и держалсЯ с  этими  людьми  как
свой, плоть от плоти их поэт. Ћн рассказал им сказку  о  том,  как  когда-то
отдельные части тела вступили в мЯтежный сговор против живота, который,  как
они думали, лишь пожирал добытое ими, и они решили заставить ни  на  что  не
годного расточителЯ чужих трудов поголодать. Љороче говорЯ (ибо выдумка  эта
ни длЯ кого не секрет, как не секрет  и  то,  что  это  выдумка),  наказываЯ
живот, сами  они  тоже  стали  терпеть  муки.  €  эта  сказка  так  на  всех
подействовала - Я никогда  более  не  читал,  чтобы  слова  произвели  такую
быструю и благоприЯтную перемену, - что на разумных условиЯх было достигнуто
совершенное примирение. ‚о-вторых, пророк Ќатан {111}.  Љогда  свЯтой  „авид
настолько отрексЯ  от  Ѓога,  что  к  прелюбодеЯнию  присовокупил  убийство,
пророку Ќатану пришлось выполнить  милосерднейшую  миссию  друга  и  открыть
„авиду глаза на его позор.  Џосланный  Ѓогом  воззвать  к  столь  избранному
слуге, он сделал это не иначе,  как  рассказав  ему  притчу  о  человеке,  у
которого безжалостно отнЯли любимую овцу. ‚ымышленнаЯ  историЯ  заключала  в
себе истину, благодарЯ которой „авид (Я говорю о второй важной стороне), как
в зеркале,  увидел  свой  порок,  что  подтверждает  и  свЯщенный  псалом  о
милосердии божием.
     ќти  примеры  и  доводы,   несомненно,   доказывают,   что,   доставлЯЯ
удовольствие, поэт гораздо больше привлекает к себе людей,  чем  все  другие
искусства. € отсюда следует  не  столь  уж  непоследовательный  вывод:  если
добродетель - самаЯ прекраснаЯ цель  земного  познаниЯ,  то  Џоэт,  которому
более прочих свойственно учить ей и который более прочих  побуждает  к  ней,
ЯвлЯет собой в самом благородном деле самого благородного мастера.
     Ћднако, помимо описаниЯ его труда (хотЯ именно деЯтельность имеет самое
большое значение длЯ восхвалениЯ или порицаниЯ), мне  хотелось  бы  показать
составные части Џоэзии, потому что в ней, как в  человеке,  они  все  вместе
могут производить впечатление величественное и  совершенное,  но  что-нибудь
одно может все же оказатьсЯ уЯзвимым. €так, что касаетсЯ ее классов,  частей
или видов (зовите их, как хотите),  то  нужно  отметить,  что  иногда  Џоэты
соединЯют вместе два или три вида, например  из  соединениЯ  трагического  и
комического поЯвилсЯ  траги-комический  вид.  Ќекоторые  поэты  подобным  же
образом соединЯют прозу  и  поэзию,  например  ‘аннадзаро  {112}  и  Ѓоэтий.
‘оединЯют также героическое с пасторальным.  џ  думаю,  что  если  эти  виды
хороши в отдельности, то и соединение их не может стать  длЯ  них  пагубным.
Џоэтому - пусть мы забудем упомЯнуть те виды, что  не  очень  важны,  -  нам
нужно назвать главные и  постаратьсЯ  отыскать  в  них  изъЯны,  однако  при
условии, что они не исковерканы сочинителем.
     Ќе Џастораль ли заслужила немилость? Ќаверное,  чем  ниже  ограда,  тем
легче ее перепрыгнуть. Ќо стоит ли пренебрегать бедной свирелью, на  которой
Њелибей пел о страданиЯх народа, притеснЯемого жестокими лордами  и  жадными
солдатами, а ’итир {113} -  о  блаженстве  тех,  кто  простерт  внизу,  коли
добродетельны сидЯщие наверху? €ногда  Џастораль,  в  прелестных  сказках  о
волках и овцах говорЯ о неправедности и терпении,  убеждает,  что  охота  за
пустЯками может привести лишь к пустЯчной победе. Ђ то показывает  вам,  что
даже Ђлександр и „арий {114}, спорившие о том, кто будет петухом  в  мировом
курЯтнике, получили лишь то, о чем потомки могут сказать:

             Ќаес memini et victum frustra contendere Thirsin:
             Ex illo Corydon, Corydon est tempore nobis {*}.
     {* Џомню Я все, - и как ’ирсис не  мог,  побежденный,  боротьсЯ.  //  ‘
этого времени стал длЯ нас Љоридоном {115} (лат.).}

     €ли скорбнаЯ ќлегиЯ? Ћна в добром  сердце  пробуждает  скорее  жалость,
нежели укор, с помощью ее великий философ ѓераклит {116} оплакивает слабости
человека и злополучиЯ  мира.  —то,  как  не  ќлегиЯ,  заслуживает  хвалы  за
сочувствие к справедливым сетованиЯм и  за  правдивое  слово  о  ничтожности
жалких страстей.
     €ли горький, но благотворный џмб? Ћн очищает злобный  разум,  превращаЯ
стыд в позорную трубу, открыто обличающую скверну.
     €ли ‘атира, котораЯ

                 Omne vafer vitium ridenti tangit amico {*}?
     {* Ћстроумно касаетсЯ каждого порока на потеху другу (лат.).}

     Ћна не оставит человека весельем, пока не  заставит  его  смеЯтьсЯ  над
глупостью, а потом пристыженно смеЯтьсЯ над  самим  собой;  и  этого  нельзЯ
избежать, не избежав глупости, котораЯ, пока

                        circum praecordia ludit {*},
                        {* ‚ душе забавлЯетсЯ {117} (лат.).}

     заставлЯет   нас   прочувствовать,   сколько   беспокойств   доставлЯет
необузданнаЯ жизнь и как, когда с ней покончено,

              Est Ulubris, animus si nos non defiet aequus {*}.
     {* [Џрекрасно] ‚ “лубрах, если не покинет нас  спокойствие  духа  {118}
(лат.).}

     Ќет, наверное, это ЉомедиЯ, которую никудышные сочинители  и  владельцы
театров  обратили  в  мерзость?  Ќа  обвинение  в  порочности,  которое   ей
предъЯвлЯют, Я отвечу позднее. ‘ейчас Я только  скажу,  что  ЉомедиЯ  -  это
отражение тех ошибок, которые мы часто  совершаем.  Ћна  представлЯет  их  в
самом нелепом виде, чтобы всЯкому расхотелось совершать их.
     …сли в геометрии кривую линию нужно знать  так  же,  как  и  прЯмую,  в
арифметике - нечетные числа так же, как четные, то и в нашей жизни  если  не
видеть уродства зла, то и не постичь красоты добродетели. € так  преподносит
нам нашу домашнюю жизнь ЉомедиЯ, что в ней набираемсЯ мы  жизненного  опыта,
узнаем, чего нам следует ждать от скупого „емеи и хитрого „ава, от льстивого
ѓнатона и тщеславного ’расона {119}; и узнаем не только это, но и кто на них
похож - по отличительным чертам, которыми их наградил комедиограф. ’от,  кто
говорит, будто люди учатсЯ злу, видЯ зло представленным,  неразумен,  потому
что, как Я говорил раньше, нет человека, который  бы  под  влиЯнием  истины,
заключенной в Џрироде, увидав такие пороки на подмостках, не пожелал  бы  им
находитьсЯ in pistrinum {‚ мельнице {120} (лат.).}, хотЯ, наверное, и у него
есть мешок своих недостатков, но тот висит у него за спиной, и он не  видит,
что плЯшет под ту же музыку.  €  что  ему  откроет  на  это  глаза,  как  не
выставление его собственных поступков на всеобщее посмешище?
     €так, (Я думаю), никто не осудит истинное  назначение  Љомедии  и  того
менее высокой и прекрасной  ’рагедии,  котораЯ  вскрывает  раны  и  обнажает
спрЯтанные под парчой Язвы; короли из-за нее боЯтсЯ быть тиранами  и  тираны
открыто  проЯвлЯть  свой   тиранический   нрав;   пробуждаЯ   восхищение   и
сострадание, она учит, как ненадежен этот мир и на каком  шатком  фундаменте
возведены золотые крыши; от нее мы узнаем:

                   Qui sceptra saevus duro imperio regit,
                   Timet timentes, metus in auctorem redit {*}.
     {* ѓрозный, правит он  твердою  властью,  устрашает  робких;  страх  же
возвращаетсЯ к породившему его {121} (лат.).}

     Џлутарх приводит замечательное  доказательство  того,  как  сильно  она
может взволновать: превосходно сочиненнаЯ и разыграннаЯ,  трагедиЯ  исторгла
потоки слез из глаз  отвратительного  тирана  Ђлександра  ”ерейского  {122},
который безжалостно предал смерти несметное множество  людей,  в  том  числе
своих родственников.  „аже  он,  который  не  стыдилсЯ  творить  трагическую
несправедливость, не смог противостоЯть сладостному насилию трагедии. € если
он все же не стал добрым, то только потому, что,  вопреки  самому  себе,  не
захотел прислушатьсЯ к тому, что могло  смЯгчить  его  ожесточенное  сердце.
Ќет, не ’рагедию они не  милуют,  ибо  нелепо  отвергать  столь  совершенное
представление того, что более всего достойно быть познанным.
     Њожет быть, в немилость  впал  ‹ирический  вид?  Ђ  ведь  он  в  добром
согласии с лирой воздает хвалу благим делам, учит законам  нравственности  и
не забывает о Џрироде {123}. €ногда, поднимаЯ голос к небесной выси, он поет
славу бессмертному Ѓогу. „а, придетсЯ мне признать себЯ варваром, потому что
никогда не слушал Я старинную песню о Џерсее  и  „угласе  {124},  чтобы  мое
сердце не было тронуто больше, чем звуками боевой  трубы,  хотЯ  поетсЯ  она
странствующим слепцом, чей голос не уступает в грубости Языку песни.  Ђ  как
бы взволновала она, свободнаЯ от пыли и паутины  невежественного  времени  и
украшеннаЯ роскошным красноречием Џиндара {125}! ‚ ‚енгрии на пирах и прочих
празднествах по обычаю поют песни о подвигах предков, которые этот  поистине
воинственный народ считает искрами, не дающими погаснуть неколебимой  отваге
в сердцах людей. Ќесравненные лакедемонЯне и на поле сражениЯ шли с музыкой,
и дома с удовольствием пели только что сложенную песню: воины рассказывали в
песнЯх о делах сегоднЯшних, старики - о минувших, мальчики - о будущих.  ’ем
же, которые скажут, что Џиндар не  единожды  воздавал  высокую  хвалу  малым
победам, следует ответить, что это заблуждение поэта,  но  не  поэзии,  вина
времени и обычаев греков, которые так высоко ценили свои забавы, что  ”илипп
Њакедонский {126}, когда ему сообщили сразу о  трех  замечательных  победах,
отдал предпочтение той, что была выиграна на Ћлимпе в состЯзании колесниц. €
все же этот вид наиболее способен пробудить мысль  от  спЯчки  и  увлечь  ее
описанием славных деЯний, потому так часто удавалось  это  и  неподражаемому
Џиндару.
     ЋсталсЯ один ѓероический вид, одно название которого (Я  думаю)  должно
устрашать клеветников, ибо никакое воображение не посмеет направить  Язык  к
злословию о нем, сотворившем таких великих воинов,  как  Ђхилл,  Љир,  ќней,
’урн, ’идей и ђинальдо {127}. Ћн не только учит истине и побуждает к ней, но
учит и  побуждает  к  самой  высокой  и  прекрасной  истине;  он  заставлЯет
великодушие и справедливость сиЯть сквозь все  смутные  опасениЯ  и  путаные
желаниЯ; он - если верны слова Џлатона и ’уллиЯ, что лицезревший добродетель
будет  дивно  поражен  любовию  к  ее  красоте,  -  нарЯжает  добродетель  в
праздничные одежды, чтобы еще более прекрасной  Явилась  она  тому,  кто  не
пренебрежет ею, не  постигнув  ее.  ‚се,  что  уже  было  сказано  в  защиту
прекрасной Џоэзии, сказано и в защиту ѓероического вида, который  не  просто
вид, но лучший и самый совершенный вид Џоэзии. Ћбраз каждого деЯниЯ  волнует
и просвещает разум, а благородный образ великих  достоинств  зажигает  разум
желанием стать достойным и  дает  совет,  как  стать  достойным.  „остаточно
одного ќнеЯ занести на доску вашей памЯти: как ведет он себЯ,  когда  гибнет
его  родина;  как  спасает  своего  старого  отца;  как  дорожит  свЯщенными
реликвиЯми; как подчинЯетсЯ божественной воле и покидает „идону  т,  хотЯ  и
пылкаЯ любовь, и простаЯ человеческаЯ благодарность требовали от него иного;
какой он в бурю и в веселии, на войне и в  мирное  времЯ,  как  изгнанник  и
победитель, как  осажденный  и  осаждающий;  какой  он  с  чужестранцами,  с
союзниками, с врагами и с самим собой; наконец какой он изнутри и снаружи, -
и Я думаю, что длЯ не предубежденного  разума  этот  образ  будет  в  высшей
степени полезным; как сказал ѓораций:

                      melius Chrysippo et Crantore {*}.
     {* џсней, чем •рисипп или Љрантор {129} (лат.).}

     Џоистине Я думаю, что с гонителЯми поэтов происходит то же самое, что с
некоторыми женщинами, у которых всегда что-нибудь да болит, но что именно  -
они и сами в точности не знают. „аже имЯ Џоэзии  им  ненавистно,  но  ни  ее
причины, ни следствиЯ, ни в целом, ни в частностЯх она не дает ни  малейшего
повода длЯ Язвительной хулы.
     Џоскольку  ЏоэзиЯ  -  самаЯ  древнЯЯ  часть   человеческого   познаниЯ,
отцовское начало, которое дало  жизнь  всем  прочим  наукам;  поскольку  она
всеобъемлюща и ни один просвещенный народ не  пренебрегает  ею,  и  ни  один
невежественный народ не обходитсЯ без нее; поскольку римлЯне и греки нарекли
ее свЯщенными  именами:  первые  "Џрорицанием",  другие  "‘озиданием",  -  и
воистину имЯ "‘озидание"  подходит  к  ней,  ибо  в  то  времЯ,  как  прочие
искусства не выходЯт за пределы данного  им  содержаниЯ,  и  оно  дарует  им
жизнь, единственно поэт сам творит себе содержание, и мысль его  не  зависит
от содержаниЯ, а содержание зависит от мысли; поскольку ни  определение,  ни
цель ее не содержат греха, то и сама она не греховна; поскольку  она  творит
добро, ибо она учит добру и доставлЯет удовольствие  ученикам;  поскольку  в
этом (то есть в нравоучении - царе всех наук) она намного  обогнала  историю
и, хотЯ в поучении сравнима с философией, в побуждении оставлЯет ее  позади;
поскольку в ‘вЯщенном Џисании (в  нем  нет  ничего  грешного)  многие  части
поэтические, и даже наш ‘паситель благоволил  пользоватьсЯ  цветами  Џоэзии;
поскольку все ее виды, не только соединенные, но  и  каждый  в  отдельности,
достойны полного одобрениЯ, - то Я думаю (и думаю, что думаю правильно), что
лавровый венок, которым венчают торжествующего  полководца,  по  достоинству
(из всех наук) увенчает Џоэзию.

        x x x

     Ќо потому, что у нас есть уши, а не только Язык, потому,  что  и  самые
ничтожные доводы могут показатьсЯ весомыми,  если  ничто  их  не  перевесит,
давайте послушаем, какие упреки предъЯвлЯют  этому  искусству,  и  подумаем,
достойны они поддержки или нет.
     Џервым делом следует сказать, что не  только  mysomousoi,  ненавистники
поэтов, но и все те, кто ищут себе славу в бесславии других, щедро расточают
великое  множество  бессвЯзных  речей,  насмешек  и  колкостей,   ко   всему
придираютсЯ и над всем издеваютсЯ, и раздражают селезенку, и отвращают  мозг
от  созерцаниЯ  достоинств  предмета.  ќти  придирки,  поскольку  они   одна
развЯзность, поскольку нет в них свЯтого благородства и ими можно лишь унЯть
зуд в Языке, недостойны другого ответа, кроме как насмешки над  шутом,  если
уж не удалось посмеЯтьсЯ его шутке. Њы знаем, что веселый ум может  сочинить
хвалу благоразумию осла и удовольствию иметь  долги,  и  радости  заразитьсЯ
чумой. ‘ другой стороны, если мы перефразируем строку ЋвидиЯ:

                   Ut lateat virtus proximitate mail {*}, -
     {* —тобы достоинство оделось в смежный с ним порок {130} (лат.).}

     "добро прЯчетсЯ, когда рЯдом зло", - то столь  же  веселым  ЯвитсЯ  нам
Ђгриппа {131}, о суетности науки говорЯщий, как и ќразм {132},  восхвалЯющий
глупость. Ќикто и ничто не избегает насмешек сих шутников, но и у ќразма,  и
у Ђгриппы суть творений инаЯ, чем это может показатьсЯ поначалу. Џраво,  тем
милейшим  ловцам  ошибок,  которые  исправлЯют  глагол  прежде,  чем   видЯт
существительное,  и  оспаривают   знаниЯ   других   прежде,   чем   обретают
собственные, Я бы только напомнил, что насмешка еще не означает мудрости,  а
за их забавы лучшее им прозвище на английском Языке -  шуты,  и  именно  так
наши серьезные предки называли этих смешных забавников.
     Ќеобозримый простор длЯ глумливых выходок открывает  им  стихосложение.
“же было сказано (и думаю, сказано верно), что не  стихосложением  создаетсЯ
поэзиЯ. Њожно быть поэтом, не будучи слагателем стихов, и слагателем стихов,
не будучи поэтом. …сли же допустить, что это едино  (так,  кажетсЯ,  считает
‘калигер {133}), то воистину это достойно похвалы. €бо если oratio и  ratio,
речь с мыслью, величайший дар, пожалованный  человечеству,  тогда  не  может
быть не прославлен  тот,  кто  более  всех  шлифует  благословенную  речь  и
обдумывает каждое слово  не  только  с  точки  зрениЯ  (как  могут  сказать)
убедительности содержаниЯ, но и сообразного количества, чтобы слова несли  в
себе гармонию, а, надо полагать, без числа, меры, порЯдка, соразмерности они
покажутсЯ  в  наше  времЯ   чудовищными.   Ћставим,   однако,   справедливое
восхваление этой единственной годной длЯ Њузыки  речи  (именно  длЯ  Њузыки,
потому что она - сотрЯсатель чувств); само собой разумеетсЯ, нелепо читать и
не запоминать прочитанное, а так как памЯть наша - единственнаЯ сокровищница
знаний, то слова, глубже прочих запавшие в памЯть, более прочих сообразуютсЯ
с познанием.
     Џричина  того,  что  стихи  намного  превосходЯт  прозу  в  нанизывании
памЯтных  узелков,  очевидна:  слова  (помимо  удовольствиЯ,   которым   они
возбуждают памЯть) располагаютсЯ таким образом, что ни одно  из  них  нельзЯ
потерЯть, не то пострадает целое, а, западаЯ  в  памЯть,  они  не  позволЯют
забыть себЯ и прочно в ней утверждаютсЯ. Џомимо  того,  одно  слово  как  бы
порождает другое, поэтому в рифмованном или ритмическом стихе по предыдущему
слову почти с точностью можно догадатьсЯ о последующем.  Ќаконец,  даже  те,
которые изучали искусство запоминаниЯ, не открыли ничего более  подходЯщего,
как разделить целое на множество  составлЯющих  и  досконально  изучить  их.
‘тихи полностью отвечают этому: каждое слово естественно занимает в них свое
место, которое непременно заставит его запомнить. Ђ что еще  нужно  от  них,
всем известных? Љто из тех, кто прошел курс наук, не помнит стихов ‚ергилиЯ,
ѓорациЯ или Љатона, которые он в юности учил и которые до самой старости  не
оставлЯют его учением.

              Percontatorem fugito, nam garrulus idem est {*}.
              Dum sibi quisque placet, credula turba sumus {**}.

     {* Ћт любопытного прочь убегай: болтлив любопытный {134} (лат.).
     ** ...в своем самомненье думает каждый из нас: "Љак же менЯ не любить?"
{135} (лат.).}

     Ќепревзойденность их в запоминании с  очевидностью  доказана  тем,  как
излагаютсЯ все искусства, ибо главные законы ѓрамматики и ‹огики, Њатематики
и  Њедицины  писаны  большею  частью  стихами.  €так,  лишь  в  шутку  можно
ополчатьсЯ  на  стихи,  нежные  и  гармоничные,  более  всего   годные   длЯ
запоминаниЯ, - единственное орудие познаниЯ.
     ’еперь мы перейдем к главным обвинениЯм, предъЯвлЯемым  бедным  поэтам.
Њне известны из них следующие. ‚о-первых, поскольку существует много  других
полезных знаний, то и лучше тратить свое времЯ на  них,  нежели  на  Џоэзию.
‚о-вторых, она мать лжи. €, в-третьих, она кормилица порока, заражающаЯ  нас
множеством губительных желаний, неотвратимо, как  сирена  {136},  увлекающаЯ
наш ум к змеиному хвосту грешного помысла; и здесь самое  большое  поле  длЯ
вспашки (как сказано —осером {137}) принадлежит комедии; так было с  другими
народами, так было и с нашим, ибо прежде, чем поэты усмирили  нас,  мы  были
полны мужества, влекшего нас к военным упражнениЯм -  опоре  нашей  свободы,
пока в скверной лени мы не позволили поэтическим  безделкам  убаюкать  себЯ.
Ќаконец, последнее и главное: хулители кричат во все горло,  как  будто  они
победили ђобин ѓуда {138}, что Џлатон изгнал  поэтов  из  своей  республики.
‚оистину были бы тЯжелы их обвинениЯ, будь в них хоть немного правды.
     Ќачнем с первого обвинениЯ. ’о, что с большей  пользой  можно  было  бы
провести свое времЯ, - соображение достойное,  но  оно  (как  говорЯт)  лишь
petere principium {€скать начало  (лат.).},  ведь  если,  как  Я  утверждаю,
никакое познание не превосходит то, которое учит и побуждает к  добродетели,
- а что может учить и побуждать к ней лучше Џоэзии? - то вывод  очевиден,  и
чернила с бумагой не могут служить делу более благому. Џусть даже это первое
обвинение покажетсЯ кому-то правильным, все же  из  него  вовсе  не  следует
вывод (мне кажетсЯ), что хорошее - это не хорошее,  потому  что  есть  нечто
лучшее. Џравда, Я и  теперь  полностью  отрицаю,  что  на  земле  когда-либо
поЯвлЯлась более полезнаЯ наука.
     Ќа второе обвинение, будто бы поэты - главные лжецы, Я отвечу необычно.
џ думаю, что из всех сочинителей, живущих под солнцем, поэт, хочет он  этого
или нет, лжет менее прочих, потому что, будучи поэтом, он едва ли может быть
лжецом. Ќе избегнут лжи астроном и кузен его - геометр, когда  они  примутсЯ
определЯть высоту звезд. Ђ как  по-вашему,  часто  ли  лгут  врачи,  которые
прописывают лекарства и усугублЯют болезни, посылающие •арону {139}  великое
множество  душ,  утонувших  в  микстурах  еще  прежде,  чем  Явились  к  его
переправе? ’ак же относитсЯ это и ко всем  прочим,  которые  берут  на  себЯ
смелость что-то утверждать. —то же касаетсЯ поэта, то он никогда  ничего  не
утверждает и поэтому никогда не лжет. …сли лгать - значит,  как  Я  понимаю,
объЯвить ложное  истинным,  тогда  прочие  искусства,  и  особенно  историЯ,
утверждаЯ множество вещей, врЯд ли могут избегнуть  лжи  в  земном  туманном
познании. Џоэт же (как Я уже говорил) никогда  ничего  не  утверждает.  Џоэт
никогда не ограничивает ваш разум, стремЯсь внушить вам веру в то, о чем  он
пишет. Ћн не ссылаетсЯ на другие сочинениЯ, а начинает свой труд с  просьбы,
обращенной к Њузам, - ниспослать ему добрую выдумку, и он воистину прилагает
все свои усилиЯ, дабы поведать вам о том, что должно или что не должно быть,
а не о том, что есть или чего нет. Џоэтому хотЯ он и рассказывает о событиЯх
неистинных, но, не выдаваЯ их за истинные,  он  не  лжет:  разве  только  мы
истолкуем как ложь уже упоминавшуюсЯ речь Ќатана, обращенную к „авиду; разве
какой-нибудь нечестивец осмелитсЯ - а никому другому (Я думаю) и в голову не
придет - сказать, что ќзоп лгал, сочинЯЯ свои сказки о животных, ибо те, кто
думают, будто он выдавал их за  чистую  правду,  достойны,  чтобы  их  имена
занесли в перечень животных, о которых писал ќзоп. Љакой ребенок,  придЯ  на
представление и увидЯ слово "”ивы", написанное большими  буквами  на  старой
двери, поверит, что перед ним ”ивы? …сли бы можно было вернуть хулителЯм  их
детские годы, чтобы понЯли они: в поэзии и люди и событиЯ не что  иное,  как
картины того, что должно быть, а совсем не хроника того,  что  действительно
было, - тогда они не стали бы называть ложью аллегорию  и  метафору.  ’ак  и
получаетсЯ, что, ища истину в €стории, не мудрено найти обман,  зато  ЏоэзиЯ
может стать фундаментом из вымысла длЯ полезного знаниЯ.
     Ќа это отвечают, что поэты дают  имена  людЯм,  о  которых  пишут,  чем
поддерживают представление о том, будто эти люди  действительно  существуют,
хотЯ на самом деле их никогда не было, и тем лишь усугублЯют  обман.  ‡начит
ли это, что лжет адвокат, тогда, излагаЯ  дело,  пользуетсЯ  именами  "„жона
Ѓездомного" и "„жона ‡дорового"? Ћтвет найти легко: эти имена призваны  лишь
оживлЯть картину, но не творить ее; живописуЯ  людей,  нельзЯ  оставлЯть  их
безымЯнными. Ќаверное,  мы  не  сможем  играть  в  шахматы,  если  позабудем
названиЯ шахматных фигур. Џоэтому Я думаю, что самым  убежденным  поборником
правды оказалсЯ бы тот, кто заЯвил бы, что мы лжем, величаЯ  кусочек  дерева
почтенным именем слона. Џоэту нужны "Љир" или "ќней" только длЯ того,  чтобы
показать, как должны поступать  люди  их  сословиЯ  с  такой  же  судьбой  и
репутацией.
     ’ретье обвинение заключаетсЯ в том,  что  ЏоэзиЯ  будто  бы  развращает
разум человека, приучаЯ его к бесчестию и похоти, -  это  главное,  если  не
единственное обвинение, имеющее доказательства. ѓоворЯт, что  Љомедии  более
учат любовным затеЯм, нежели их осуждают.  ѓоворЯт,  что  ‹ирическаЯ  ЏоэзиЯ
насыщена страстными сонетами, ќлегическаЯ оплакивает отсутствие возлюбленной
и даже в ѓероическую Џоэзию нашел дорогу честолюбивый Љупидон.  Ђх,  ‹юбовь,
хотел бы Я, чтобы ты могла столь же хорошо  оберегать  себЯ,  как  побеждать
других. •отел бы Я, чтобы те, к кому ты снисходишь, могли бы или  отказатьсЯ
от тебЯ,  или  разумными  доводами  объЯснить,  почему  они  тебЯ  при  себе
удерживают. Ќо все же признаем любовь  к  прекрасному  скотским  вожделением
(хотЯ сие и непросто, ибо только человек в отличие от зверей  владеет  даром
распознавать прекрасное); признаем, что любимое нами имЯ ‹юбви достойно всех
самых злобных наговоров (хотЯ  даже  из  моих  учителей-философов  некоторые
немало извели лампового масла, описываЯ ее совершенства);  признаем,  говорю
Я, все, что признают они:  будто  не  только  любовь,  но  и  вожделение,  и
тщеславие, и  (коли  им  того  хочетсЯ)  непристойность  заполнили  страницы
поэтических книг; и тогда, Я думаю, когда это будет  признано,  они  увидЯт,
что в их приговоре приличиЯ требуют переставить последние слова в начало: не
ЏоэзиЯ развращает разум человека, но разум человека развращает Џоэзию.
     €бо не буду отрицать, что Џоэзию, котораЯ  должна  быть  eikastike,  то
есть "изображающей только хорошее", по определению некоторых  ученых,  разум
человека  может  сделать  phantastike,   то   есть,   наоборот,   насыщающей
воображение  предметами  недостойными,  подобно  художнику,  который  должен
ЯвлЯть  глазу  чарующий  пейзаж,  вид  изЯщного  замка  или   крепости   или
изображение достойного деЯниЯ:  Ђвраам,  приносЯщий  в  жертву  сына  своего
€саака {140}, ћдифь, убивающаЯ Ћлоферна {141}, „авид, сражающийсЯ с ѓолиафом
{142}, - но может обойти это  вниманием  и  показать  бесстыдному  глазу  то
дурное, что лучше было бы  не  показывать.  Џорочит  ли  искажение  предмета
истинное его назначение? ‚оистину нет, однако Я соглашусь с тем, что  Џоэзию
можно извратить, и, будучи извращена, она своей сладостной,  чарующей  силой
способна причинить более вреда, нежели любаЯ другаЯ армиЯ слов; и поэтому мы
недалеки от заключениЯ, что извращение покрывает позором извращаемое, но,  с
другой стороны, это и немалое доказательство того, что если вещь извращеннаЯ
причинЯет вреда более всех  прочих,  то  в  своем  истинном  назначении  она
(каждаЯ вещь должна быть оценена в зависимости от ее  истинного  назначениЯ)
более всех прочих дарит добром.
     ђазве мы не знаем, что искусство ‹екарЯ (которое защищает наши тела  от
разных болезней), будучи извращено, учит применению Ядов  -  самых  страшных
разрушителей? € не вскормило ли (если перейти к высшему)  извращенное  слово
Ѓога ересь, и не стало ли его извращенное имЯ богохульством? ‚оистину иголка
не причинит много вреда, и столь же справедливо (пусть сказано это  будет  в
отсутствие дам), что и много пользы она тоже не принесет. Њечом можно  убить
отца, и мечом можно защитить  королЯ  и  родину.  €так,  подобно  тому,  как
обвинение Џоэзии во лжи ничем  не  было  подтверждено,  так  и  обвинение  в
извращении обернулось хвалой.
     “тверждают,  что  до  того,  как   поэты   получили   признание,   наши
соотечественники находили сердечную радость в действии, а не в  воображении,
в деЯниЯх, достойных описаниЯ, а не в описании того, что достойно свершениЯ.
—то это за давние  времена,  Я  думаю,  и  ‘финкс  {143}  едва  ли  ответит,
поскольку  нет  памЯти  столь  древней,  чтобы  не  помнила  она  о  Џоэзии.
Ќесомненно, что и народ Ђльбиона {144} в самые древние времена не  обходилсЯ
без Џоэзии. Џраво, не ЯвлЯетсЯ ли сей довод,  хотЯ  он  и  метит  в  Џоэзию,
Ядром, направленным в noзнание вообще, или книжность, как они это  называют.
’ого же мнениЯ  были  и  готы;  о  них  писали,  что  когда  они,  разграбив
знаменитый город, обнаружили в нем богатейшую библиотеку, то один  из  числа
палачей (вероЯтно, одинаково годный как к  уничтожению  плодов  ума,  так  и
умертвлению тел) собралсЯ было поджечь ее. "Ќе надо, -  с  важностью  сказал
ему другой. - Ћстерегись делать сие. Џока они занЯты  своими  игрушками,  мы
без труда захватим их земли."
     „а, так обычно утверждают невежественные люди, и мне часто  приходилось
слышать в защиту такого утверждениЯ длинные речи; но так как это  направлено
против познаниЯ вообще, включающего Џоэзию, или скорее всего познаниЯ, кроме
Џоэзии; и так как мне пришлось бы отойти от моего  предмета  слишком  далеко
или, во всЯком случае, совершенно неоправданно  (очевидно,  что  власть  над
действием должна приобретатьсЯ при помощи знаниЯ, а  знание  -  лучше  всего
соединением многих знаний, то есть чтением), то Я приведу слова  ѓорациЯ,  с
чьим мнением согласен:

                      jubeo stultum esse libenter {*}.

     {* Џриказываю глупому легко сносить свою глупость {145} (лат.).}

     —то касаетсЯ Џоэзии, то она менее всех  прочих  годитсЯ  длЯ  подобного
обвинениЯ.
     Џотому что ЏоэзиЯ - спутник воинства. џ готов поклЯстьсЯ, что Ќеистовый
ђоланд и благородный король  Ђртур  {146}  никогда  не  разочаруют  солдата,
однако ens {‘ущее (лат.).} и prima materia {ЏервоматериЯ  (лат.).}  врЯд  ли
примиримы с латами. Љак  Я  уже  говорил  в  начале,  даже  турки  и  татары
восхищаютсЯ поэтами. ѓрек ѓомер прославилсЯ еще до  того,  как  прославилась
ѓрециЯ. € если на догадку позволительно отвечать догадкой, то воистину может
оказатьсЯ, что как ученые мужи с помощью поэта приобщались к  первому  свету
знаний, так и герои с его помощью постигали первые представлениЯ о мужестве.
“довлетворимсЯ лишь примером  Ђлександра,  которого  Џлутарх  признал  столь
доблестным {147}, что и ”ортуна служила ему не  проводницей,  а  всего  лишь
скамеечкой длЯ ног, и даже не Џлутарх, а сами его деЯниЯ  говорЯт,  что,  он
был истинным чудом среди царей-воинов. ‘ей Ђлександр оставил своего учителЯ,
живого ЂристотелЯ дома, а взЯл с собой в поход мертвого  ѓомера.  Ћн  предал
смерти философа Љаллисфена {148} Якобы  за  философское,  а  на  самом  деле
мЯтежное упрЯмство, но, говорЯт, он  всегда  мечтал,  чтобы  ѓомер  был  жив
{149}. Ћн достаточно  хорошо  понимал,  что  его  ум  обрел  смелость  более
благодарЯ Ђхиллу, нежели ученому определению  смелости.  €  если  Љатону  не
понравилось, что ”ульвий взЯл на поле брани ќнниЯ {150},  то  на  это  можно
ответить так: пусть это не нравилось  Љатону,  зато  нравилось  благородному
”ульвию, иначе он сего не  сделал  бы.  Љстати,  то  был  не  великий  Љатон
“тический {151} (чью памЯть Я несравненно более чту), а его предок,  который
поистине жестоко карал прегрешениЯ и, помимо сего, никогда не приносил жертв
на алтарь ѓраций {152}. Ћн питал отвращение к учению греков и хулил его, но,
будучи восьми десЯтков лет от роду, начал его изучать,  вероЯтно,  опасаЯсь,
что Џлутон {153} не понимает по-латыни.  Џо  римским  законам  никто,  кроме
воинов, не мог участвовать в военных  походах,  поэтому  хотЯ  Љатону  и  не
нравилось  присутствие  в  войске  ќнниЯ,  но  это  было  вызвано   не   его
поэтическими сочинениЯми. —то касаетсЯ ‘ципиона Ќазики  {154},  который,  по
всеобщему мнению, был достойнейшим римлЯнином, то он любил ќнниЯ. € оба  его
брата {155}, доблестью своей заслужившие прозвища Ђзиатский  и  Ђфриканский,
столь любили  его,  что  велели  похоронить  его  в  своей  гробнице.  €так,
свидетельство  Љатона  направлено  лишь  против  самого  Љатона,   ибо   ему
противостоЯт свидетельства более именитых людей: значит, оно не имеет силы.
     ’еперь воистину тЯжела будет моЯ  ноша.  Џротив  менЯ  -  имЯ  Џлатона,
который, должен признатьсЯ, из всех философов кажетсЯ  мне  самым  достойным
почитаниЯ по той причине, что он  среди  них  самый  поэтичный.  €  если  он
замутил источник, из которого сам черпал, то нужно тщательно  разобратьсЯ  в
причинах, побудивших его к этому. ‚о-первых, хотЯ это и будет злым  наветом,
можно припомнить, что, будучи философом, он  по  природе  своей  был  врагом
поэтов, ибо верно то, что философы, найдЯ  в  таинственных  красотах  Џоэзии
крупицы истинных знаний, тотчас же придали  этим  знаниЯм  некий  порЯдок  и
превратили в школьный  курс  то,  чему  поэты  учили  с  помощью  свЯщенного
удовольствиЯ;  к  тому  же  философы  поступили  подобно  тем  неблагодарным
подмастерьЯм,  которые,  обзаведЯсь   собственными   мастерскими,   начинают
всЯчески бесчестить своих учителей; но поскольку  поэты  силой  удовольствиЯ
всегда побеждали философов, то чем слабее была надежда погубить поэтов,  тем
сильнее  они  их  ненавидели.  Љонечно  же,  они  знали,  что  семь  городов
оспаривали право назвать своим гражданином ѓомера {156}, тогда как из многих
городов философы были изгнаны  как  недостойные  {157}.  ’олько  повторЯвшие
стихи …врипида афинЯне спасли свои жизни  от  сиракузцев  {158},  и  они  же
считали философов недостойными жизни. Џоэты ‘имонид и Џиндар возымели  столь
большое влиЯние  на  ѓиерона  Џервого  {159},  что  из  тирана  он  сделалсЯ
справедливым государем, тогда как Џлатон столь мало значил длЯ „ионисиЯ, что
из философа сделалсЯ рабом  {160}.  џ  думаю,  что  Я  должен  отплатить  за
обвинениЯ,  которыми  осыпают  поэтов,  подобными  же  обвинениЯми  в  адрес
философов: прочитайте "”едра"  или  "Џир"  Џлатона  {161},  или  рассуждение
Џлутарха о любви и скажите, способен ли поэт  сочинить  такую  же  мерзость.
Џритом спросите, из какой республики изгнал Џлатон поэта. Ќесомненно из той,
в которой он допускал  общность  жен.  Ћн  изгнал  его  не  за  изнеживающее
сладострастие, ибо едва ли опасны сонеты  там,  где  мужчина  может  владеть
любой женщиной. Ћднако Я чту философские наставлениЯ и благословлЯю умы,  их
взрастившие; и пусть не  будут  они  опорочены  так,  как  это  произошло  с
Џоэзией.
     ‘ам свЯтой Џавел (который, к славе поэтов, поминает дважды двух  поэтов
{162} и одного из них называет пророком) предостерегает от философии,  а  на
самом деле от извращениЯ. ’ак и Џлатон предостерегает от извращениЯ  Џоэзии,
а не от Џоэзии.  Џлатон  осуждал  поэтов  своего  времени  за  то,  что  они
заполнЯли мир ложными суждениЯми о  богах,  сочинЯли  о  них  легкомысленные
небылицы, и он не желал, чтобы подобные  представлениЯ  о  богах  развращали
молодежь. Ћб этом можно было бы многое сказать, но достаточно  и  того,  что
родились они не в головах поэтов,  поэты  лишь  воспроизводили  те  из  них,
которые уже существовали. ‚се написанное греками подтверждает, что тогдашнЯЯ
религиЯ основывалась на вере во множество самых разных  богов,  и  не  поэты
учили этому, они только  следовали  этому  согласно  подражательной  природе
своего искусства. Њожно прочитать рассуждениЯ Џлутарха об  €зиде  и  Ћзирисе
{163}, об исчезновении оракулов, о божественном провидении, чтобы убедитьсЯ,
что богословие греков покоилось на  этих  сказках,  которым  поэты  суеверно
следовали, и, что говорить, они более преуспели (не познавшие  еще  •ристова
учениЯ), чем  философы,  которые,  стрЯхнув  с  себЯ  суеверие,  погрЯзли  в
безбожии.  ‘ледовательно,  Џлатон  (которого  Я  склонен  скорее  заслуженно
восславить, нежели незаслуженно отвергнуть) не имел  в  виду  поэтов  в  тех
словах, о которых ћлий ‘калигер  сказал:  "Qua  authoritate  barbari  quidam
atque hispidi abuti velint ad poetas e republica exigendos" {ЋпираЯсь на сей
авторитет, некоторые варвары и мужланы  хотели  бы  изгнать  из  государства
поэтов (лат.).}. Ћн стремилсЯ искоренить ложные  представлениЯ  о  Ѓоге  (из
которых нынешнее христианство без о