что  Я мог видеть кожу темно-коричневого цвета.
•воста у  них не было, и Ягодицы были голые, исключаЯ места вокруг заднего
прохода;   Я   полагаю,  что  природа  покрыла эти  места  волосами,  чтобы
предохранить их во времЯ сидениЯ на земле; ибо эти существа сидели, лежали и
часто  становились на задние лапы. ‚ооруженные сильно развитыми крючковатыми
и  заостренными  когтЯми  на  передних и задних лапах, они с ловкостью белки
карабкались  на самые высокие деревьЯ. Ћни часто прыгали, скакали и бегали с
удивительным  проворством.  ‘амки  были несколько меньше самцов; на голове у
них  росли  длинные гладкие волосы, но лица были чистые, а другие части тела
были покрыты только легким пушком, кроме заднепроходного отверстиЯ и срамных
частей;  вымЯ  их висело между передними лапами и часто, когда они ползли на
четвереньках,  почти касалось земли. ‚олосы как у самцов, так и у самок были
различных  цветов:  коричневые, черные, красные и желтые. ‚ общем, Я никогда
еще во все мои путешествиЯ не встречал более безобразного животного, которое
с  первого  же взглЯда  вызывало бы к себе такое отвращение. ЏолагаЯ, что Я
достаточно  насмотрелсЯ  на них, Я встал с чувством омерзениЯ и гадливости и
продолжал  свой  путь  по  дороге  в надежде, что она приведет менЯ к хижине
какого-нибудь  индейца. Ќо не успел Я сделать нескольких шагов, как встретил
одно  из описанных мною животных, направлЯвшеесЯ прЯмо ко мне. ‡аметив менЯ,
уродина  остановилась и с ужасными гримасами вытаращила на менЯ глаза как на
существо,  никогда  ею не  виданное;  затем,  подойдЯ ближе, поднЯла свою
переднюю  лапу -  то  ли  из любопытства, то ли со злым умыслом, - Я не мог
определить.  ’огда  Я  вынул  тесак  и плашмЯ нанес им сильный удар по лапе
животного;  Я  не  хотел  бить его лезвием, ибо боЯлсЯ, что навлеку на себЯ
недовольство обитателей этой страны, если им станет известно, что Я убил или
изувечил  принадлежащую  им  скотину.  Џочувствовав боль, животное пустилось
наутек и завизжало так громко, что из соседнего полЯ прибежало целое стадо,
штук  около сорока, таких же тварей, которые столпились вокруг менЯ с воем и
ужасными  гримасами.  џ бросилсЯ к дереву и, прислонЯсь спиной к его стволу,
стал  размахивать  тесаком,  не  подпускаЯ  их к  себе. Ћднако же несколько
представителей этой  проклЯтой  породы,  ухватившись  за  ветви сзади менЯ,
взобрались на дерево и начали оттуда испражнЯтьсЯ мне на голову. Џравда, мне
удалось увернутьсЯ, прижавшись плотнее к стволу дерева, но Я чуть не задохсЯ
от падавшего со всех сторон вокруг менЯ кала.
     ‚друг  в  этом  бедственном  положении Я увидел, что животные бросились
убегать  со  всех  ног.  ’огда Я решилсЯ оставить дерево и продолжать путь,
недоумеваЯ,  что  бы  могло  их  так напугать. Ќо, взглЯнув налево, Я увидел
спокойно  двигавшегосЯ по  полю  конЯ;  поЯвление  этого конЯ, которого мои
преследователи заметили  раньше,  и  было  причиной  их поспешного бегства.
Џриблизившись  ко  мне,  конь  слегка  вздрогнул,  но скоро оправилсЯ и стал
смотреть  мне  прЯмо в лицо с выражением крайнего удивлениЯ. Ћн осмотрел мои
руки и ноги и несколько раз обошел кругом менЯ. џ хотел было идти дальше, но
конь  загородил  дорогу,  продолжаЯ  кротко смотреть на менЯ и не выражаЯ ни
малейшего  намерениЯ  причинить  мне  какое-либо  насилие.  ’ак  мы и стоЯли
некоторое времЯ, оглЯдываЯ друг друга; наконец Я набралсЯ смелости протЯнуть
руку  к  шее  конЯ  с  намерением  его погладить, насвистываЯ и пустив в ход
приемы,  какие обычно применЯютсЯ  жокеЯми  с  целью приручить незнакомую
лошадь.  Ќо  животное  отнеслось  к  моей  ласке, по-видимому, с презрением,
замотало  головой,  нахмурилось  и,  тихонько  поднЯв  правую переднюю ногу,
отстранило мою руку. ‡атем конь заржал три или четыре раза, так разнообразно
акцентируЯ  это  ржание, что Я готов был подумать, уж не разговаривает ли он
на своем Языке.
     Љогда мы стоЯли таким образом друг против друга, к нам подошел еще один
конь.  Ћн  обратилсЯ к первому с самым церемонным приветствием: они легонько
постукались  друг  с  другом  правыми  передними копытами и стали поочередно
ржать,  варьируЯ   звуки  на  разные  лады,  так  что они  казались  почти
членораздельными.  ‡атем  они  отошли  от  менЯ на несколько шагов, как бы с
намерением  посовещатьсЯ,  и  начали  прогуливатьсЯ  рЯдышком  взад и вперед
подобно  людЯм,  решающим  важный  вопрос, но часто при этом посматривали на
менЯ,  словно  наблюдаЯ,  чтобы  Я  не удрал. Џораженный такими действиЯми и
поведением  неразумных животных,  Я пришел к заключению, что обитатели этой
страны должны быть  мудрейшим  народом  на  земле, если только они одарены
разумом  в  соответственной  степени.  ќта  мысль  подействовала на менЯ так
успокоительно, что  Я решил  продолжать  путь,  пока не  достигну какого-
нибудь жильЯ  или деревни, или не встречу кого-нибудь из туземцев, оставлЯЯ
лошадей беседовать между собой, сколько им вздумаетсЯ. Ќо первый конь, серый
в Яблоках, заметив, что Я ухожу, заржал мне вслед таким выразительным тоном,
что  мне показалось, будто Я понимаю, чего он хочет; Я тотчас повернул назад
и  подошел  к  нему  в ожидании  дальнейших приказаний. Џри этом Я всЯчески
старалсЯ  скрыть  свой страх, ибо начал уже немного побаиватьсЯ исхода этого
приключениЯ; и читатель легко может себе представить, что положение мое было
не из приЯтных.
     Ћбе  лошади  подошли  ко  мне  вплотную  и  с  большим вниманием начали
рассматривать  мое  лицо  и  руки. ‘ерый конь потер со всех сторон мою шлЯпу
правым копытом  передней  ноги,  отчего  она так помЯлась, что мне пришлось
снЯть  ее  и  поправить;  проделав  это,  Я  снова  надел  ее. Њои движениЯ,
по-видимому,  сильно  поразили серого конЯ и его товарища (караковой масти):
последний  прикоснулсЯ к  полам моего кафтана, и то обстоЯтельство, что они
болтались  свободно, снова привело обоих в большое изумление. Љараковый конь
погладил менЯ по правой руке, по-видимому, удивлЯЯсь ее мЯгкости и цвету, но
он  так  крепко  сжал  ее  между  копытом  и  бабкой,  что  Я  не вытерпел и
закричал.  Џосле  этого  оба  конЯ  стали  прикасатьсЯ ко мне осторожнее. ‚
большое  замешательство  повергли  их  мои  башмаки  и чулки, которые  они
многократно  ощупывали с  ржанием  и  жестами,  очень напоминаЯ  философа,
пытающегосЯ понЯть какое-либо новое и трудное Явление.
     ‚ообще  поведение этих животных отличалось такой последовательностью и
целесообразностью,  такой  обдуманностью  и  рассудительностью,  что в конце
концов у менЯ возникла мысль, уж не волшебники ли это, которые превратились
в  лошадей с каким-нибудь неведомым длЯ менЯ умыслом и, повстречав по дороге
чужестранца,  решили  позабавитьсЯ над ним, а может быть, были действительно
поражены  видом  человека, по своей одежде, чертам лица и телосложению очень
непохожего  на людей, живущих  в  этой  отдаленной  стране. ЏридЯ к такому
заключению,  Я отважилсЯ обратитьсЯ к ним со следующей речью: "ѓоспода, если
вы  действительно  колдуны, как Я имею достаточные основаниЯ полагать, то вы
понимаете  все Языки; поэтому Я осмеливаюсь доложить вашей милости, что Я -
бедный англичанин,  которого  злаЯ судьба забросила на ваш берег; и Я прошу
разрешениЯ сесть верхом на одного из вас, как на настоЯщую лошадь, и доехать
до какого-нибудь хутора или деревни, где Я мог бы отдохнуть и найти приют. ‚
благодарность  за эту услугу Я подарю вам вот этот ножик или этот браслет, -
тут Я вынул обе вещицы из кармана. ‚о времЯ моей речи оба конЯ стоЯли молча,
как  будто  слушаЯ  менЯ  с  большим  вниманием;  когда  Я кончил, они стали
оживленно  что-то  ржать  друг другу, словно ведЯ  между  собой серьезный
разговор.  „лЯ менЯ стало Ясно тогда, что их Язык отлично выражает чувства и
что  при  незначительном  усилии слова его можно разложить на звуки и буквы,
пожалуй, даже легче, чем китайские слова.
     џ отчетливо расслышал слово "еху", которое оба конЯ повторили несколько
раз.  •отЯ  Я  не  мог понЯть его  значениЯ, все же, пока они были занЯты
разговором,   Я  сам  старалсЯ произнести  это  слово;  как  только  лошади
замолчали,  Я  громко прокричал "еху, еху", всЯчески подражаЯ ржанью лошади.
ќто,  по-видимому, очень удивило их, и серый конь дважды повторил это слово,
как  бы желаЯ научить менЯ правильному его произношению. џ стал повторЯть за
ним  возможно точнее и нашел, что с каждым разом делаю заметные успехи, хотЯ
и очень далек от совершенства. Џосле этого караковый конь попробовал научить
менЯ  еще  одному  слову,  гораздо более трудному длЯ произношениЯ; согласно
английской  орфографии его  можно  написать так: houyhnhnm (гуигнгнм)[138].
Џроизношение  этого  слова  давалось  мне  не  так  легко,  как произношение
первого,  но  после двух или трех попыток дело пошло лучше, и оба конЯ были,
по-видимому,  поражены моей  смышленостью. Џоговорив еще немного, вероЯтно,
по-прежнему  обо  мне, друзьЯ расстались, постукавшись копытами, как и при
встрече;  затем  серый конь  сделал  мне знак, чтобы Я шел вперед, и Я счел
благоразумным подчинитьсЯ   его   приглашению,   пока   не  найду  лучшего
руководителЯ.  Љогда  Я  замедлЯл  шаги, конь начинал ржать: "ггуун, ггуун".
„огадавшись,  что  означает  это  ржанье, Я постаралсЯ по мере сил объЯснить
ему,  что устал и не могу идти скорее; тогда конь останавливалсЯ, чтобы дать
мне возможность отдохнуть.


        ѓ‹Ђ‚Ђ II

     ѓуигнгнм приводит автора к своему жилищу. Ћписание этого жилища. Џрием,
оказанный  автору. Џища гуигнгнмов. ‡атруднениЯ автора вследствие отсутствиЯ
подходЯщей длЯ него пищи и устранение этого затруднениЯ. —ем питалсЯ автор в
этой стране

     ‘делав около трех миль, мы подошли к длинному низкому строению, крытому
соломой  и со стенами из вбитых в землю и перевитых прутьЯми кольев. ‡десь Я
почувствовал  некоторое  облегчение и вынул из кармана несколько безделушек,
которыми   обыкновенно запасаютсЯ  путешественники  длЯ  подарков  дикарЯм-
индейцам   Ђмерики   и  других   стран;  Я  надеЯлсЯ, что  благодарЯ этим
безделушкам  хозЯева  дома  окажут  мне  более радушный  прием. Љонь знаком
пригласил  менЯ  войти первым,  и Я очутилсЯ в просторной комнате с гладким
глинЯным полом; по одной ее стене во всю длину тЯнулись Ясли с решетками длЯ
сена.  ’ам  были трое лошаков и две кобылицы: они не стоЯли возле Яслей и не
ели,  а сидели по-собачьи, что менЯ крайне удивило. Ќо Я еще более удивилсЯ,
когда  увидел, что  другие  лошади  занЯты  домашними работами,  исполнЯЯ,
по-видимому,  обЯзанности рабочего скота. ‚се это окончательно укрепило менЯ
в  моем первоначальном предположении, что народ, сумевший так выдрессировать
неразумных  животных,  несомненно,  должен  превосходить своею мудростью все
другие народы земного  шара. ‘ерый конь вошел следом за мной, предупредив,
таким  образом,  возможность  дурного  приема  со стороны других лошадей. Ћн
несколько  раз заржал повелительным  тоном хозЯина, на что другие отвечали
ему.  Љроме  этой комнаты, там было еще три, тЯнувшиесЯ одна за другой вдоль
зданиЯ; мы прошли в них через три двери, расположенные по одной линии в виде
просеки.  ‚о  второй  комнате  мы  остановились;  серый  конь вошел в третью
комнату  один, сделав мне  знак  обождать.  џ  осталсЯ во второй комнате и
приготовил  подарки  длЯ  хозЯина  и  хозЯйки  дома;  это были два ножа, три
браслета  с  фальшивыми  жемчужинами, маленькое зеркальце и ожерелье из бус.
Љонь заржал три или четыре раза, и Я насторожилсЯ в надежде услышать в ответ
человеческий  голос;  но  Я  услышал такое же ржание, только в немного более
высоком  тоне. џ  начал думать тогда, что дом этот принадлежит очень важной
особе, раз  понадобилось  столько  церемоний, прежде чем быть допущенным к
хозЯину.  Ќо  чтобы  важнаЯ особа могла обслуживатьсЯ только лошадьми - было
выше  моего  пониманиЯ.  џ  испугалсЯ, уж  не помутилсЯ ли мой рассудок от
перенесенных   мною  лишений  и  страданий.  џ сделал над  собой  усилие и
внимательно  осмотрелсЯ  кругом:  комната,  в  которой Я осталсЯ один, была
убрана так  же,  как и перваЯ, только с большим изЯществом. џ несколько раз
протер глаза, но  передо мной находились все те же предметы. џ стал щипать
себе руки и бока, чтобы проснутьсЯ, так как мне все еще казалось, что Я вижу
сон.  Џосле  этого Я окончательно пришел к заключению, что всЯ эта видимость
есть  не  что  иное, как волшебство и магиЯ. Ќе успел Я остановитьсЯ на этой
мысли, как  в дверЯх снова  показалсЯ  серый  конь  и  знаками  пригласил
последовать  за  ним  в третью комнату, где Я увидел очень красивую кобылу с
двумЯ  жеребЯтами;  они  сидели,  поджав  под  себЯ  задние ноги, на недурно
сделанных, очень опрЯтных и чистых соломенных циновках.
     Љогда  Я  вошел,  кобыла тотчас встала с циновки и приблизилась ко мне;
внимательно   осмотрев мои  руки  и  лицо,  она  отвернулась  с  выражением
величайшего презрениЯ; после этого она обратилась к серому коню, и Я слышал,
как  в их разговоре часто повторЯлось слово "еху", значениЯ которого Я тогда
еще  не  понимал,  хотЯ  и изучил его произношение прежде других слов. Ќо, к
величайшему  своему уничижению, Я скоро узнал, что оно значит. ‘лучилось это
таким  образом:  серый конь,  кивнув  мне  головой и повторЯЯ слово "ггуун,
ггуун",  которое  Я  часто  слышал  от него  в  дороге  и  которое означало
приказание  следовать  за  ним,  вывел менЯ  на задний двор, где находилось
другое строение в некотором отдалении от дома. Љогда мы вошли туда, Я увидел
трех  таких  же  отвратительных  тварей,  с  какими Я повстречалсЯ вскоре по
прибытии  в  эту  страну;  они пожирали кореньЯ и мЯсо каких-то животных, -
впоследствии Я узнал, что то были трупы дохлых или погибших от какого-нибудь
несчастного  случаЯ  собак, ослов и изредка коров. ‚се они были привЯзаны за
шею  к бревну крепкими  ивовыми  прутьЯми;  пищу свою они держали в когтЯх
передних ног и разрывали ее зубами.
     •озЯин-конь  приказал  своему  слуге,  гнедому  лошаку,  отвЯзать самое
крупное из этих животных и вывести его во двор; поставив нас рЯдом, хозЯин и
слуга  произвели  тщательное сравнение нашей внешности, после чего несколько
раз  повторили слово "еху". Ќевозможно описать ужас и удивление, овладевшие
мной,  когда Я заметил, что это отвратительное животное по своему строению в
точности  напоминает  человека.  Џравда, лицо у него было плоское и широкое,
нос   приплюснутый,   губы  толстые  и рот  огромный, но  эти  особенности
свойственны всем вообще дикарЯм, потому что матери кладут своих детей ничком
на  землю  и таскают их за спиной, отчего ребенок постоЯнно тыкаетсЯ носом о
плечи матери. Џередние лапы еху отличались от моих рук только длиной ногтей,
загрубелостью  и  коричневым  цветом  ладоней да тем, что их тыльнаЯ сторона
была  покрыта волосами. ’акое же сходство и такие же различиЯ существовали и
между  нашими  ногами; Я  сразу  понЯл  это,  хотЯ лошади и не могли ничего
заметить,  так как  на  мне  были  чулки  и  башмаки; то же надо сказать и
относительно  всего тела вообще, исключаЯ только цвет кожи и волос, что было
уже описано мною выше.
     Ќо  обеих лошадей  повергало,  по-видимому,  в  большое  недоумение то
обстоЯтельство,  что  благодарЯ  платью,  о  котором  они  не имели никакого
понЯтиЯ,  все  остальные  части  моего тела  сильно отличались от тела еху.
ѓнедой лошак  подал  мне  какой-то  корень, взЯв его между копытом и бабкой
(каким образом  они это делают, будет описано в своем месте), Я взЯл его и,
понюхав,  самым вежливым образом возвратил ему; тогда он принес из хлева еху
кусок  ослиного  мЯса, но  от него  шел  такой  противный  запах,  что Я с
омерзением отвернулсЯ; лошак бросил мЯсо еху, и животное с жадностью сожрало
его.  Џотом  он  показал  мне охапку сена и полный гарнец овса; но Я покачал
головою,  даваЯ  понЯть,  что  ни то, ни другое не годитсЯ мне в пищу. ’ут Я
испугалсЯ,  что  мне  придетсЯ умереть  с  голоду,  если Я не встречу здесь
человека,  подобного  мне;  что  же  касаетсЯ трех гнусных еху, то хотЯ мало
найдетсЯ  больших  поклонников рода человеческого, чем Я был в ту пору, но,
признаюсь,  никогда  Я не  видел  столь  отвратительных  во всех отношениЯх
одушевленных  существ; и  чем ближе  Я  с  ними  знакомилсЯ во времЯ моего
пребываниЯ  в этой стране, тем более усиливалась моЯ ненависть к ним. ‡аметЯ
это отвращение по моим жестам, конь-хозЯин велел отвести еху обратно в хлев.
Џосле этого он поднес ко рту переднее копыто, чем Я был немало изумлен, хотЯ
он  совершил  это движение с непринужденностью, свидетельствовавшей, что оно
было  длЯ него самым естественным, и делал также другие знаки, желаЯ узнать,
что  же  Я  буду есть; но Я не мог ответить на этот вопрос понЯтным длЯ него
образом,  да  если  бы даже он и понЯл менЯ, было бы не легче, так как Я не
видел, откуда бы  он мог  достать  мне  подходЯщую  пищу.  ‚о  времЯ этих
переговоров  прошла  мимо корова; Я показал на нее пальцем и выразил желание
подойти к ней и подоить ее. ЊенЯ понЯли, ибо серый конь повел менЯ обратно в
дом и приказал кобыле-служанке открыть одну комнату, где стоЯло много молока
в  глинЯной  и деревЯнной  посуде, очень чистой и в большом порЯдке; кобыла
подала мне большую чашку с молоком, и Я с удовольствием напилсЯ, после чего
почувствовал себЯ гораздо бодрее и свежее.
     Ћколо  полуднЯ  к дому подкатила особенного устройства повозка, которую
тащили подобно санкам четыре еху. ‚ повозке сидел старый конь, по-видимому,
знатнаЯ  особа;  он  сошел  на землю, опираЯсь  на задние ноги, потому что
переднЯЯ  леваЯ  нога  у  него была повреждена. ќтот конь приехал обедать к
моему  хозЯину,  который  принЯл  его  с  большой любезностью. Ћни обедали в
лучшей комнате,  и на второе блюдо им подали овес, варенный в молоке; гость
ел  это  кушанье  в  горЯчем  виде, а остальные лошади - в холодном. €х Ясли
расположены  были  кругообразно  посреди  комнаты и разгорожены на несколько
отделений,  возле  которых  все и уселись на подостланную солому. Ќад ЯслЯми
помещалась  большаЯ  решетка с сеном, разгороженнаЯ на столько же отделений,
как  и Ясли,  так  что каждый конь и каждаЯ кобыла ели отдельно свои порции
сена  и  овсЯной  каши с молоком, очень благопристойно и аккуратно. †еребЯта
держали себЯ очень скромно, а хозЯева были крайне любезны и предупредительны
к  своему  гостю.  ‘ерый  велел  мне  подойти к нему и завел со своим другом
длинный  разговор  обо мне,  как  Я  мог заключить по тому, что гость часто
поглЯдывал на менЯ и собеседники то и дело произносили слово "еху".
     ‘лучилось,  что Я в то времЯ надел перчатки; серый хозЯин, заметив это,
был  поражен и знаками стал спрашивать, что это Я сделал со своими передними
ногами; три или четыре раза он прикоснулсЯ к ним своим копытом, как бы даваЯ
понЯть,  что  Я должен привести их в прежнее состоЯние, что Я и сделал, снЯв
перчатки  и положив их в карман. ќтот эпизод вызвал оживленный разговор, и Я
заметил,  что  мое поведение расположило всех в мою пользу, в благодетельных
последствиЯх   чего   Я  вскоре  убедилсЯ.  Њне  было  приказано  произнести
усвоенные  мной  слова,  и  во времЯ обеда хозЯин научил менЯ называть овес,
молоко,  огонь,  воду  и  некоторые  другие предметы, что давалось мне очень
легко, так как еще смолоду Я отличалсЯ большими способностЯми к Языкам.
     Џосле обеда конь-хозЯин отвел менЯ в сторону и дал понЯть мне знаками и
словами  свое огорчение по поводу того, что длЯ менЯ не было подходЯщей еды.
Ћвес  на  Языке гуигнгнмов называетсЯ "глуннг". ќто слово Я произнес два или
три  раза,  так  как  хотЯ  сначала Я отказалсЯ от овса, однако по некотором
размышлении нашел, что из него можно приготовить нечто вроде хлеба; а хлеб с
молоком  могли бы  поддержать мое  существование  до тех пор, пока мне не
представитсЯ  случай  уйти  отсюда  в  какую-нибудь другую страну к таким же
людЯм, как и Я. Љонь тотчас же приказал белой кобыле-служанке принести овса
на  деревЯнном блюде. џ  кое-как поджарил этот овес на огне и стал тереть,
пока  не  отстала  шелуха,  которую  Я постаралсЯ отвеЯть от зерна; затем Я
истолок зерно между двумЯ камнЯми, взЯл воды, приготовил тесто, испек его на
огне  и съел в горЯчем виде, запиваЯ молоком. ‘начала это кушанье показалось
мне  крайне  безвкусным, хотЯ оно очень распространено во многих европейских
странах,  но с течением времени Я к нему привык. Љ тому же это был не первый
случай в моей жизни, когда приходилось довольствоватьсЯ самой грубой пищей,
и  Я  еще раз убедилсЯ в том, как мало взыскательна человеческаЯ природа. Ќе
могу не заметить при этом, что за все времЯ моего пребываниЯ на острове Я ни
одной  минуты  не  был болен. Џравда, иногда мне удавалось поймать в силки,
сделанные  из  волос  еху,  кролика или какую-нибудь птицу, иногда Я находил
съедобные  травы,  которые  варил  и  ел в виде приправы к своим лепешкам, а
изредка сбивал себе масло и пил сыворотку. ‘начала Я очень болезненно ощущал
отсутствие  соли,  но  скоро  привык  обходитьсЯ  без  нее; и Я убежден, что
обильное употребление этого вещества есть результат сластолюбиЯ, и соль была
введена, главным образом, длЯ возбуждениЯ жажды, исключаЯ, конечно, случаев,
когда  она  необходима длЯ  сохранениЯ  мЯса  в  далеких путешествиЯх или в
местах,  удаленных  от рынков. ‚едь мы не знаем ни одного животного, которое
любило бы  соль.  —то касаетсЯ менЯ, то должен признатьсЯ, что, покинув эту
страну,  Я очень нескоро научилсЯ переносить вкус соли в кушаньЯх, которые Я
ел[139].
     Ќо  довольно  об  этом;  Я  не  хочу подражать другим путешественникам,
наполнЯющим  целые главы своих книг описанием своей пищи, как будто читателю
так  уж  интересно, хорошо или дурно кушал автор. Ћднако мне было необходимо
коснутьсЯ  этого предмета, чтобы устранить всЯкие недоразумениЯ относительно
того,  каким  образом  мог Я просуществовать три года в такой стране и среди
такого населениЯ.
     ‘ наступлением  вечера  конь-хозЯин  распорЯдилсЯ  отвести  мне особое
помещение в шести Ярдах от дома и отдельно от хлева еху. џ нашел там немного
соломы и,  покрывшись платьем, крепко заснул. Ќо вскоре Я устроилсЯ гораздо
удобнее,  как  читатель  узнает  из дальнейшего рассказа, посвЯщенного более
подробному описанию моего образа жизни в этой стране.


        ѓ‹Ђ‚Ђ III

     Ђвтор  прилежно  изучает  туземный Язык. ѓуигнгнм, его хозЯин, помогает
ему в занЯтиЯх. џзык гуигнгнмов. Њного знатных гуигнгнмов приходЯт взглЯнуть
из   любопытства   на  автора. Ћн  вкратце  рассказывает  хозЯину  о  своем
путешествии

     Њоим  главным  занЯтием  было  изучение  Языка; и все в доме, начинаЯ с
хозЯина  (так  Я  буду с этих пор называть серого конЯ) и его детей и кончаЯ
последним  слугою,  усердно помогали мне в этом. €м казалось каким-то чудом,
что грубое животное обнаруживает свойства разумного существа. џ показывал на
предмет   пальцем  и  спрашивал  его  название,  которое  запоминал;  затем,
оставшись  наедине,  записывал в свой путевой дневник; заботЯсь об улучшении
выговора,   Я  просил  кого-  нибудь  из  членов  семьи  произносить  почаще
записанные  слова. Ћсобенно охотно помогал мне в этих занЯтиЯх гнедой лошак,
слуга моего хозЯина.
     Џроизношение  гуигнгнмов - носовое и гортанное, и из всех известных мне
европейских  Языков  Язык  их  больше всего напоминает верхнеголландский или
немецкий,  но  он  гораздо  изЯщнее и выразительнее. €мператор Љарл V сделал
почти аналогичное наблюдение, сказав, что если бы ему пришлось разговаривать
со своею лошадью, то он обращалсЯ бы к ней по-верхнеголландски[140].
     ‹юбознательность  и  нетерпение  моего  хозЯина были так велики, что он
посвЯщал  много  часов своего досуга на обучение менЯ Языку. Ћн был убежден
(как  рассказывал  мне потом), что Я еху; но моЯ понЯтливость, вежливость и
опрЯтность   поражали его,  так  как подобные  качества  были  совершенно
несвойственны  этим  животным. Ѓолее всего его сбивала с толку моЯ одежда, и
он  нередко  задавалсЯ вопросом, составлЯет ли она часть моего тела или нет,
ибо  Я никогда  не  снимал  ее, пока все в доме не засыпали, и надевал рано
утром, когда  все  еще  спали.  Њой хозЯин сгорал желанием узнать, откуда Я
прибыл и  каким образом Я приобрел видимость разума, которую обнаруживал во
всех  моих поступках; ему хотелось поскорее услышать из моих собственных уст
всю  историю  моих приключений. Ћн надеЯлсЯ, что ждать ему придетсЯ недолго:
настолько  велики  были  успехи,  сделанные мной в заучивании и произношении
слов  и  фраз. „лЯ  облегчениЯ  запоминаниЯ Я расположил все выученные мною
слова  в  порЯдке  английского алфавита  и  записал  их  с  соответствующим
переводом.  ‘пустЯ  некоторое  времЯ  Я  решилсЯ  производить  свои записи в
присутствии хозЯина. Њне стоило немало труда объЯснить ему, что Я делаю, ибо
гуигнгнмы не имеют ни малейшего представлениЯ о книгах и литературе.
     Џриблизительно   через  десЯть  недель  Я уже  способен  был  понимать
большинство  вопросов  моего  хозЯина, а через три месЯца мог давать на них
довольно  сносные ответы. Њой хозЯин особенно интересовалсЯ, из какой страны
Я  прибыл  к  ним и каким образом научилсЯ подражать разумным существам, так
как еху (на которых, по его мнению, Я был поразительно похож головой, руками
и  лицом,  то  есть теми частЯми тела, которые не были закрыты одеждой), при
всех  свойственных  им задатках хитрости и большом предрасположении к злобе,
поддаютсЯ обучению хуже всех других животных. Ќа это Я ответил, что Я прибыл
по морю очень издалека со многими другими подобными мне существами в большой
полой  посудине,  сделанной из стволов деревьев, и что мои спутники высадили
менЯ  на этом берегу и оставили на произвол судьбы. ‘ большими затруднениЯми
и  только  при помощи знаков мне  удалось сделать свою речь понЯтной. Њой
хозЯин ответил  мне,  что  Я, должно быть, ошибаюсь или "говорю то, чего не
было". („ело  в  том, что на Языке гуигнгнмов совсем нет слов, обозначающих
ложь  и  обман.)  …му  казалось  невозможным, чтобы за морем были какие-либо
земли  и  чтобы кучка диких зверей двигала по воде деревЯнное судно, куда ей
вздумаетсЯ.  Ћн был уверен, что никто из гуигнгнмов не в состоЯнии соорудить
такое судно, а тем более доверить управление им еху.
     ‘лово  "гуигнгнм" на  Языке  туземцев  означает  лошадь, а  по  своей
этимологии  -  совершенство  природы.  џ ответил хозЯину, что мне еще трудно
выражать  свои мысли, но  Я прилагаю все усилиЯ к лучшему усвоению Языка и
надеюсь,  что  в скором времени буду в состоЯнии рассказать ему много чудес.
Ћн  был так добр, что поручил своей кобыле, жеребЯтам и прислуге не упускать
ни  одного  случаЯ  длЯ  усовершенствованиЯ  моих  познаний  в Языке, и сам
посвЯщал  ежедневно  два  или  три  часа  занЯтиЯм  со мной. ‘коро всюду по
окрестностЯм разнеслась молва о поЯвлении удивительного еху, который говорит
как  гуигнгнм  и в своих словах и поступках как будто обнаруживает проблески
разума, так что многие знатные кони и кобылы часто приходили к нам взглЯнуть
на  менЯ. €м доставлЯло удовольствие разговаривать со мной; они задавали мне
много  вопросов,  на  которые  Я  отвечал  как умел.  ЃлагодарЯ  всем этим
благоприЯтным  обстоЯтельствам Я сделал такие успехи, что через пЯть месЯцев
по   приезде   понимал  все,  что  мне  говорили,  и  мог  довольно  сносно
объЯснЯтьсЯ сам.
     ѓуигнгнмы,  приходившие в гости к моему хозЯину с целью повидать менЯ и
поговорить  со мной, с трудом верили, чтобы Я был настоЯщий еху, потому что
поверхность  моего тела отличалась от поверхности тела других еху. ѓуигнгнмы
были  удивлены тем,  что видЯт у менЯ голую кожу и волосы только на голове,
лице и руках; однако вскоре одна случайность открыла хозЯину мою тайну.
     џ уже сказал читателю, что с наступлением ночи, когда весь дом ложилсЯ
спать, Я  раздевалсЯ  и  укрывалсЯ  моим платьем. Ћднажды рано утром хозЯин
послал за мной своего камердинера, гнедого лошака; когда он вошел, Я крепко
спал,  прикрывавшее  менЯ  платье свалилось, а рубашка задралась выше поЯса.
Џроснувшись  от  произведенного  им  шума,  Я  заметил,  что  он находитсЯ в
некотором  замешательстве.  Љое-  как  исполнив свое поручение, он в большом
испуге прибежал к своему господину и смущенно рассказал ему все, что увидел.
џ  сейчас  же  узнал  об  этом,  ибо  когда,  наскоро одевшись, Я отправилсЯ
засвидетельствовать  свое  почтение  его  милости,  то первым делом хозЯин
спросил  менЯ, что означает рассказ слуги, доложившего, будто во времЯ сна Я
совсем не  тот,  каким  бываю всегда,  и  будто некоторые части моего тела
совершенно  белые,  другие  - желтые или, по крайней мере, не такие белые, а
некоторые - совсем темные.
     „о  сих  пор  Я  сохранЯл тайну  моей  одежды,  чтобы как можно больше
отличатьсЯ  от гнусной  породы  еху;  но после этого случаЯ было бесполезно
хранить  ее  долее.  Љроме  того,  моЯ одежда и башмаки сильно износились, и
недалеко  было времЯ, когда они совсем развалЯтсЯ и мне придетсЯ заменить их
каким-нибудь  изделием из  кожи  еху  или других животных и, следовательно,
выдать всю  свою  тайну.  Џоэтому  Я сказал хозЯину, что в стране, откуда Я
прибыл,  подобные мне существа всегда закрывают свое тело искусно выделанной
шерстью некоторых животных, отчасти из скромности, а отчасти длЯ защиты тела
от  жары  и  стужи. —то же касаетсЯ лично менЯ, то, если ему угодно, Я готов
немедленно  представить  доказательство  справедливости  сказанного  мной; Я
только прошу  извинениЯ,  что не обнажу перед ним тех частей тела, которые
сама природа научила нас скрывать. ‚ыслушав менЯ, хозЯин сказал, что всЯ моЯ
речь показалась ему крайне странной и особенно ее последнЯЯ часть; он не мог
понЯть,  каким образом  природа  может научить нас скрывать то, что сама же
дала нам. Ќи сам он, ни его домочадцы не стыдЯтсЯ никакой части своего тела;
впрочем,  Я  могу  поступать,  как  мне  угодно. ‚ ответ на это Я расстегнул
кафтан и снЯл его, затем снЯл жилет, башмаки, чулки и штаны; спустив рубашку
до  поЯсницы,  Я  обмотал  ею, как  поЯсом, середину тела, чтобы скрыть мою
наготу.
     •озЯин  наблюдал все мои действиЯ с огромным любопытством и удивлением.
Ћн  брал  одну за  другой  все принадлежности моего туалета между копытом и
бабкой и рассматривал их с большим вниманием; потом он легонько погладил мое
тело  и  несколько  раз  осмотрел  его со  всех сторон. Ћбследовав менЯ, он
заЯвил,  что без всЯкого сомнениЯ Я - настоЯщий еху и отличаюсь от остальных
представителей моей  породы  только  мЯгкостью, белизною и гладкостью кожи,
отсутствием волос на некоторых частЯх тела, формой и длиной когтей на задних
и  передних  ногах и, наконец, тем, что притворЯюсь, будто постоЯнно хожу на
задних ногах. Ћн  не пожелал производить дальнейший осмотр и разрешил мне
одетьсЯ, потому что Я дрожал от холода.
     џ выразил  хозЯину  неудовольствие  по  поводу  того, что он так часто
называет  менЯ еху  - этой гнусной скотиной, к которой Я питаю глубочайшее
отвращение  и  презрение.  џ  просил  его не прилагать ко мне этого слова, а
также  запретить его употребление по отношению ко мне как в его семье, так и
среди  его  друзей,  которым  он  позволЯл  видеть  менЯ. џ просил его также
сохранить  тайну  искусственной оболочки моего тела, по крайней мере, до тех
пор,  пока  она  совершенно не износитсЯ; что же касаетсЯ его слуги, гнедого
лошака, то его милость пусть соблаговолит приказать ему молчать.
     Ќа  все  это  мой хозЯин благосклонно согласилсЯ, и таким образом тайна
моей  одежды  была сохранена до тех пор, пока она не стала изнашиватьсЯ, так
что  Я должен был  ухитритьсЯ  чем-нибудь  заменить  ее,  но об этом будет
рассказано  ниже. ‘о своей стороны хозЯин выразил желание, чтобы Я как можно
старательнее  продолжал изучать их Язык, так как он больше поражен моим умом
и способностЯми к членораздельной речи, чем видом моего тела, покрыто ли оно
одеждой  или  нет,  и с большим нетерпением ожидает услышать от менЯ чудеса,
которые Я обещал ему рассказать.
     ‘ этих пор хозЯин с удвоенным усердием стал обучать менЯ: он водил менЯ
с собой в гости и просил всех обращатьсЯ со мною вежливо, потому что, по его
словам, такое обхождение приводит менЯ в хорошее расположение и Я становлюсь
более занЯтным.
     Ќе  ограничиваЯсь взЯтым на  себЯ  трудом  обучать менЯ Языку, хозЯин
задавал  мне  ежедневно,  когда  Я  бывал в его обществе, множество вопросов
относительно  менЯ  самого,  на которые Я отвечал как умел; таким образом, у
него  постепенно  составилось  некоторое  общее,  хотЯ и очень несовершенное
представление о том, что Я собиралсЯ рассказать ему. Ѓыло бы скучно излагать
шаг за шагом мои успехи, позволившие мне вести более свЯзный разговор; скажу
только что  первый  мой  более  или  менее обстоЯтельный рассказ о себе был
приблизительно таков.
     џ прибыл,  как  Я  уже  пробовал разъЯснить ему, из весьма отдаленной
страны вместе с  пЯтьюдесЯтью такими же существами, как и Я. Њы плавали по
морЯм  в  большой  деревЯнной  посудине,  размерами  превосходЯщей  дом  его
милости. ’ут Я описал хозЯину корабль в возможно более понЯтных выражениЯх и
при помощи развернутого носового платка показал, каким образом он приводитсЯ
в  движение  ветром.  Џосле ссоры, происшедшей между нами, продолжал Я, менЯ
высадили  на  этот  берег,  и  Я  пошел  вперед  куда  глаза глЯдЯт, пока не
подвергсЯ  нападению отвратительных еху, от которых его поЯвление освободило
менЯ.  ’огда  хозЯин  спросил менЯ, кто сделал этот корабль и как случилось,
что  гуигнгнмы моей страны предоставили управление им диким животным. Ќа это
Я ответил, что Я только в том случае решусь продолжать свой рассказ, если он
даст  мне честное слово не обижатьсЯ, что бы он ни услышал; при этом условии
Я расскажу ему об обещанных мною чудесах. Ћн согласилсЯ. ’огда Я сказал ему,
что  корабль  был  построен  такими  же существами, как и Я, которые во всех
странах,  где мне приходилось путешествовать, так же как и в моем отечестве,
ЯвлЯютсЯ  единственными  разумными  творениЯми,  господствующими  над  всеми
остальными  животными; и что по прибытии сюда Я был так же поражен при виде
разумного поведениЯ гуигнгнмов, как поразили бы его или его друзей проблески
ума  в том создании, которое ему угодно было назвать еху, Я должен, конечно,
признать полное сходство моего тела с телом этих животных, но не могу понЯть
причину их вырождениЯ и одичаниЯ. џ прибавил далее, что если судьба позволит
мне   возвратитьсЯ   когда-нибудь  на  родину  и  Я  расскажу  там  об этом
путешествии,  как  Я  решил  это  сделать, то мне никто не поверит, и каждый
будет  думать, будто  Я  говорю  то,  чего  не  было, и что Я выдумал свои
приключениЯ  от  начала  до конца; и, несмотрЯ на все мое уважение к нему, к
его  семье  и  его друзьЯм, Я, помнЯ его обещание не обижатьсЯ, беру на себЯ
смелость  утверждать,  что  мои соотечественники едва ли признают вероЯтным,
чтобы  гуигнгнмы  были где-нибудь  господствующей  породой,  а  еху грубыми
скотами.


        ѓ‹Ђ‚Ђ IV

     ЏонЯтие  гуигнгнмов об истине и лжи. ђечь автора приводит в негодование
его хозЯина. Ѓолее подробный рассказ автора о себе и о своих путешествиЯх

     •озЯин  слушал  менЯ  с выражением большого неудовольствиЯ на лице, так
как  сомнение  и недоверие настолько неизвестны в этой стране, что гуигнгнмы
не  знают,  как  вести себЯ  в таком положении. € Я помню, что когда в моих
продолжительных  беседах  с  хозЯином  о  качествах  людей, живущих в других
частЯх света, мне приходилось упоминать о лжи и обмане, то он лишь с большим
трудом понимал,  что  Я  хочу сказать, несмотрЯ на то что отличалсЯ большой
остротой  ума. Ћн  рассуждал так: способность речи дана нам длЯ того, чтобы
понимать  друг друга и получать сведениЯ о различных предметах; но если кто-
нибудь станет утверждать то, чего нет, то назначение нашей речи совершенно
извращаетсЯ,  потому  что  в этом случае тот, к кому обращена речь, не может
понимать   своего   собеседника;   и  он  не  только  не  получает  никакого
осведомлениЯ,  но  оказываетсЯ в состоЯнии худшем, чем неведение, потому что
его  уверЯют,  что белое - черно, а длинное - коротко. ќтим и ограничивались
все  его  понЯтиЯ  относительно  способности  лгать,  в  таком совершенстве
известной и так широко распространенной во всех человеческих обществах.
     Ќо  возвратимсЯ  к  нашему  рассказу.  Љогда Я заЯвил, что еху ЯвлЯютсЯ
единственными господствующими животными на моей родине, что, по словам моего
хозЯина,  было совершенно недоступно его пониманию, он пожелал узнать, есть
ли  у  нас гуигнгнмы и чем они занимаютсЯ. џ ответил ему, что их у нас очень
много  и  летом  они  пасутсЯ  на  лугах, а зимою их держат в особых домах и
кормЯт сеном  и  овсом, где слуги еху чистЯт их скребницами, расчесывают им
гриву, обмывают ноги, задают корм и готовЯт постель. "’еперь Я понимаю вас,
- заметил мой хозЯин, - из сказанного вами Ясно, что, как ваши еху ни льстЯт
себЯ  мыслью, будто они разумные существа, все-таки господами у вас ЯвлЯютсЯ
гуигнгнмы,  и  Я  от  всей  души  желал  бы,  чтобы  и наши еху были так же
послушны".  ’ут  Я  стал  упрашивать его милость позволить мне не продолжать
рассказ,  так  как  Я  уверен, что подробности, которых он ожидает от менЯ,
будут  длЯ  него  очень неприЯтны. Ќо он настаивал, говорЯ, что желает знать
все,  как  хорошее,  так  и  дурное.  џ  отвечал,  что буду повиноватьсЯ, и
призналсЯ,  что наши гуигнгнмы, которых мы называем лошадьми, самые красивые
и   самые   благородные   из  всех  животных;  что  они  отличаютсЯ  силой и
быстротой,  и  когда  принадлежат  особам  знатным,  то  ими  пользуютсЯ длЯ
путешествий,  длЯ  бегов,  запрЯгают  в  колесницы и обращаютсЯ с ними очень
ласково  и  заботливо, пока они здоровы и ноги у них крепкие, но едва только
силы  изменЯют им, как их продают и пускают во всевозможную грЯзную работу,
за  которой  они и умирают; а после смерти с них сдирают кожу, продают ее за
бесценок,  труп  же  бросают  на съедение собакам и хищным птицам. Ќо судьба
лошадей  простой  породы  не  так  завидна.  ЃольшаЯ  часть  их  принадлежит
фермерам,  извозчикам  и  другим низкого званиЯ людЯм, которые заставлЯют их
исполнЯть  более  тЯжелую работу и кормЯт их хуже. џ подробно описал ему наш
способ ездить верхом,  форму и  употребление уздечки, седла, шпор, кнута,
упрЯжи и колес.
     џ прибавил,  что к  копытам  наших лошадей мы прикреплЯем пластины из
особого  твердого  вещества,  называемого  железом,  длЯ предохранениЯ их от
повреждений о каменистые дороги, по которым мы часто ездим.
     Ќесколько раз выразив свое крайнее негодование, мой хозЯин был особенно
поражен  тем,  что  мы осмеливаемсЯ садитьсЯ верхом на гуигнгнма, так как он
был уверен, что самый слабый слуга способен сбросить самого сильного еху или
же,  упав  с  ним  на  землю и катаЯсь на спине, раздавить скотину. Ќа это Я
ответил,  что  наших  лошадей объезжают с трех или четырех лет длЯ различных
целей, к  которым  мы их  предназначаем;  что тех, которые остаютсЯ все же
норовистыми,  запрЯгают  в  телеги;  что  в молодом возрасте их жестоко бьют
кнутом за каждую своевольную выходку; что самцов, предназначаемых длЯ упрЯжи
или  верховой езды, по достижении двухлетнего возраста обыкновенно холостЯт,
чтобы  выгнать из них дурь и сделать более ручными и послушными; что все они
очень чувствительны к наградам и наказаниЯм; но пусть его милость благоволит
принЯть во внимание, что, подобно здешним еху, наши гуигнгнмы не обладают ни
малейшими проблесками разума.
     Њне  пришлось  прибегнуть ко множеству иносказаний, чтобы дать хозЯину
правильное  представление  о  том,  что  Я  говорил;  дело  в  том, что Язык
гуигнгнмов  не отличаетсЯ  обилием и разнообразием слов, ибо потребностей и
страстей  у  них  меньше,  чем у  нас.  Ќо  невозможно  описать благородное
возмущение  моего хозЯина, которое вызвано было рассказом о нашем варварском
обращении  с  гуигнгнмами  и  особенно описанием  нашего  способа холостить
лошадей,  чтобы  сделать  их  более  покорными и  помешать  им  производить
потомство.  Ћн согласилсЯ с тем, что если есть страна, в которой только одни
еху  одарены  разумом, то  по всей справедливости им и должно принадлежать
господство  над  остальными  животными,  так как разум в конце концов всегда
возобладает  над  грубой силой; но, рассматриваЯ внимательно строение нашего
тела,  в частности моего, он находит, что ни одно животное одинаковой с нами
величины  не ЯвлЯетсЯ так худо приспособленным длЯ употреблениЯ этого разума
на  службу повседневным жизненным потребностЯм. Џоэтому он желал бы знать, с
кем  имеют  большее  сходство  существа,  среди которых Я жил: со мною или с
здешними  еху. џ  стал  уверЯть  его, что  Я так  же хорошо сложен, как и
большинство  моих  сверстников;  но  что  подростки  и самки  гораздо более
деликатны  и  нежны,  и  кожа  у  самок обыкновенно бывает бела, как молоко.
•озЯин ответил  мне,  что  Я  действительно  отличаюсь от других еху, что Я
гораздо  опрЯтнее  их  и  далеко  не  так  безобразен, но  с  точки  зрениЯ
подлинных  преимуществ сравнение  с  ними  будет,  по его мнению, не в мою
пользу.  ’ак,  мои  ногти  мне совсем ни к чему ни на передних, ни на задних
ногах; передние мои ноги, собственно, нельзЯ даже назвать ногами, так как он
никогда  не  видел, чтобы Я ходил на них; они слишком нежны, чтобы выдержать
соприкосновение с твердой землей, и Я по боль