 Ћтца Я не знал, матерью мне были две женщины, такие кроткие, что памЯть
о  них  печалит менЯ,  тЯготит, терзает. Љогда друзьЯ  мои, пируЯ,  выпьют и
развеселЯтсЯ, Я, к огорчению  своему, не пою, не шучу,  не  смеюсь, ибо едва
уловимаЯ,  тоскливаЯ мелодиЯ побеждает  менЯ  и  ввергает в печаль. џ не  из
счастливых, но и несчастным себЯ не  считаю; счастье мое в том, чтобы думать
о  людЯх, с которыми Я стал бы счастлив, радость -- в том, что Я не радуюсь,
словно  всегда  ломит  кости,  нет  аппетита,  болит живот.  „а, странный  Я
человек, другого такого не сыщешь!
     Љомната, в которой Я  провел  детство,  была когда-то  залой,  „линной,
чистой, без окон, с широкими кирпичными стенами. ‚  спальню  не  заглЯдывало
солнце и, что еще хуже,  не заглЯдывала  луна.  ‹уна  придает  самым  жалким
обиталищам  что-то  восточное.  ЃольшаЯ  параднаЯ дверь  выходила в сад.  …е
толстые резные  створки были украшены сценами из житиЯ свЯтого •ристофора  и
двумЯ  львиными мордами с большими  железными кольцами. џ  всегда смотрел  с
робким  почтением на гривастые  головы. ЊенЯ  пугали  закрытые глаза.  „верь
держалась  на восьми  петлЯх, по четыре с  каждой стороны. Џетли эти  были в
виде серафимов, и Я сызмалу получил неверное представление о небе.
     ‘ад свЯзан со множеством воспоминаний. €з дверей Я мог разглЯдеть мало,
хотЯ  настойчиво  всматривалсЯ  в  листву,  надеЯсь,  если очень  старатьсЯ,
увидеть хоть что-то там, за нею. €ногда ветер раздвигал ветви, и передо мной
на  мгновение  мелькали  белые  дорожки, статуи  (их  Я считал  призраками),
большие  клумбы и  вода, текущаЯ невесть откуда в круглые  корзины водоемов.
Њне запрещали подходить к двери, и, чтобы разглЯдывать сад, Я улучал минуты,
когда оставалсЯ один. ‚етер помогал  не всегда. Њечтать о нем было глупо, он
ЯвлЯлсЯ в самый неподходЯщий миг. Њного, очень много  раз Я тщетно ждал  его
до темноты.
     Ћднажды лунной ночью Я  различил меж деревьев черную тень. Џомню и шаги
-- человек ступал, а под его ногами что-то хрупко потрескивало. Ћн приходил,
уходил, долго стоЯл  у  дерева, потом  исчез, оставив  гореть костер.  —ерез
восемь  дней повторилось то же самое, а еще через  восемь, разложив  костер,
человек  направилсЯ  к  моей  двери.  ’о был мужчина;  когда он  приблизилсЯ
настолько,  что стали видны пуговицы  его рубахи, Я юркнул  за  дверь,  а он
остановилсЯ... ("…сли выйдешь в сад, тебЯ украдут",-- говорили обе матери.)
     Љак только незнакомец ушел, пришли они, на глазах у них были слезы. Ћни
всегда возвращались раскрасневшись от слез, а перед сном, в постели, плакали
вместе со мною.

     Џо  субботам  к  нам  приходили  четыре  сеньоры,  глупые  с  виду.  €з
разговоров  Я  понЯл,  что  они  --  благотворительницы,  а мы  прозЯбаем  в
постыдной нищете.  ќто  гостьи  твердили постоЯнно. ‚след  за ними  ЯвлЯлись
важные, вежливые мужчины и по учтивости  своей не гнушались поцеловать  моим
матерЯм руку. Џоследним ЯвлЯлсЯ свЯщенник.
     ‘тавили  ширму,  сдвигали стульЯ, и  получалось что-то  вроде гостиной.
Њатери надевали  лучшие свои  нарЯды, почти не чиненные, и  тщетно старались
скрыть   под  юбкой  старые  башмаки.  ђЯдом  с  разодетыми,  блистательными
женщинами, мужчинами  в прекрасных сюртуках и  свЯщенником в красивой сутане
они казались экспонатами,  сбежавшими  из  музеЯ,  или манекенами в  блеклых
платьЯх с выставки устаревших мод.
     ’олковали  о  нынешних  временах, ежесекундно поминаЯ  Ѓога, свЯщенника
слово  "Ѓог"  выходило  со  свитой  из  дыма. ’олковали  о  падении  нравов,
предвещавшем конец спета, и обличали  похоть, по  вине  которой  люди лЯгут,
встанут -- и все тут, словно звери. Ќе молЯтсЯ, не постЯтсЯ, не  помышлЯют о
вышнем. ‘лово "Ѓог"  опЯть  облекалось  в клубы  дыма. ’олковали о смерти, а
потом  от   ‘вЯтого   писаниЯ  переходили  к  забавным  случаЯм.   ‘вЯщенник
рассказывал  жуткие  истории о последнем часе  грешников, сопоставлЯЯ  его с
тихой  кончиной тех, кто умирает  в Ѓоге;  слово  "Ѓог"  опЯть окутывал дым.
‚ажные мужчины  ронЯли  пустые  словечки,  а  женщины,  непривычные к  таким
жестким стульЯм, присовокуплЯли, как  положено, свои суждениЯ, кто покороче,
кто подлиннее. Њне казалось, что они повторЯли какие-то гаммы.
     Џри этих гостЯх мои матери только смиренно опускали и поднимали веки --
больше  нечего и делать тем, кто, не  в силах шевельнутьсЯ, хочет напомнить,
что еще  жив. Љ  естественной их  робости прибавлЯлась суроваЯ власть старых
платьев, которые могут порватьсЯ от любого движениЯ.
     Љогда  обиталище наше вконец заполнЯлось Ѓогом и дымом, все принимались
прощатьсЯ.   ‘вЯщенник   протЯгивал    гориллью   руку,   благотворительницы
почтительно к ней прикасались.  Њужчины кланЯлись, все из учтивости, женщины
целовали  моих матерей, не  подходЯ к ним слишком близко. Њатери,  сдерживаЯ
дыхание, чтобы  не порвать нарЯда, показывали,  где  выход на улицу, хотЯ он
всегда был один и  тот же. Њне  нравилось  глЯдеть в предвечернем свете, как
они идут; у той, кого Я считал сестрою,  губы были такого  цвета,  как зерно
кофе, а та,  которую считал матерью,  слегка бледнела и опускала ресницы.  ‚
дверЯх все прощались снова, мужчины надевали шлЯпы,  и сразу же мы  слышали,
как едет по улице экипаж благотворительного общества.
     ‹юди эти  долго к нам ходили. џ  не знал, что такое "постыднаЯ нищета",
но ощущал в этих словах какую-то трусость. ђазве нужно стыдитьсЯ, что ты был
богат, а  стал беден?  ђазве нужно получать почти оскорбительную, да  еще  и
тайную милостыню?
     ‚ одну  из суббот гости не пришли. џ  до темноты просидел один “ двери,
не видЯ сада, потому что ветер не шевелил ветвей. Ќе было ни звезд, ни луны.
Ќичего  еще  не  знаЯ, Я  поставил  на  место стульЯ  и подумал: "Ѓольше  не
придут".
     ‚ернулись матери. Љогда они запирали дверь,  за которой  уже сгустилась
тьма, Я услышал, что благотворительное общество не помогает семьЯм, где есть
незаконные дети. Њатери плакали;  Я заснул. Љогда же проснулсЯ  -- не иначе,
как в полночь,-- мне  показалось, будто по улице удалЯетсЯ  навсегда  экипаж
благотворителей.

     ‚  эти  дни  Я  кончил  читать  букварь. €з  картинок помню мальчика  в
каком-то фартуке, запускающего  воздушного змеЯ.  ‘перва Я очень  огорчилсЯ,
что он -- это не Я. ‚от счастливый, ведь и небо, и воздух, и землЯ, и  свет,
и солнце -- все-все на этой странице создано длЯ него! •орошо бы его вырвать
и встать на его место.
     Љогда Я дочитал букварь, менЯ наградили. ’а, кого Я звал матерью, долго
целовала мои глаза -- сперва один, потом другой.  ’а, кого Я считал сестрою,
подарила мне книжку с цветными картинками, и Я до сих пор ее храню. ‹учше бы
не дарила:  из-за нее-то и понЯли,  что  Я умею читать только букварь, иначе
говорЯ, читать не умею. Њой первый триумф угас на первой же странице.
     Џоистине, беда. џ даже "о", простой кружочек, узнать не мог и читал  на
памЯть, с точками, с запЯтыми, уроки из букварЯ.  ‚ ту ночь Я лег один, тихо
жалуЯсь свЯтому Ђнтонию, и быстро уснул.
     Ќаутро к нам пришел гость. Ћн сразу увидел  все -- обшарпанную  мебель,
голый пол, голые стены, балки  потолка, а напоследок оглЯдел и нас с  головы
до  ног. ‚ид  у него был странный, руки  -- в парше, прЯмо  адские  какие-то
пЯтна. Ќе здороваЯсь, он  занЯл все наши  стульЯ: на один положил шлЯпу,  на
другой --  зонтик, на третий -- портфель, на четвертый -- перчатки, на пЯтый
сел, так что моим матерЯм пришлось принимать его стоЯ.
     —ерез много  лет Я чуть не лишилсЯ чувств  в одном лондонском театре. џ
пошел с друзьЯми поглЯдеть на сеанс гипноза  и вдруг увидел, как  гипнотизер
превратилсЯ в этого гостЯ, а  медиум--в мою мать. ‘цена была  убрана  чем-то
серым, голубоватым, блеклым, как свет в обиталище моего  детства. ѓипнотизер
приказал женщине отдать ему свои  драгоценности, и она послушалась. Ћдна  из
моих матерей в то утро принесла гостю шкатулку, повинуЯсь чужой силе. Ѓольше
Я ничего не знаю. Љогда он ушел и стульЯ освободились, обе матери в отчаЯнье
опустились на них, едва  сдерживаЯ  слезы и  глЯдЯ на  пустой  ларец.  Џо их
словам,  это  был  владелец  ломбарда,  и  Я  подумал,  что  так  называетсЯ
благотворительное общество,  которое помогает семьЯм,  где  есть  незаконные
дети.
     Џримерно тогда, помнитсЯ мне, матери выиграли в  лотерею.  Ћни выкупили
кольца, замазали щели, чтобы не замерзнуть зимой, и мы не заметили сами, как
снова  обеднели. “ бедных деньги текут сквозь пальцы, словно  у  неудачливых
игроков.  Њы раздали много  милостыни и, кроме  того,  подарили нашему храму
золотой терновый венец  и  золотые гвозди длЯ •риста, серебрЯные кинжалы длЯ
‘корбЯщей  божьей матери, бронзовый  золоченый меч  длЯ  Њихаила-архангела и
никелевые стрелы длЯ свЯтого ‘ебастьЯна.
     ‘реди этих орудий  пытки Я начал изучать  основы веры. ЌаставлЯла  менЯ
тощаЯ курчаваЯ женщина, похожаЯ на веснушчатый череп.
     Љатезихис  Я  усвоил  быстро,  пошел  к  первому  причастию, и  в  знак
благодарениЯ матери  мои подарили  деве Њарии  новый  кинжал, а ‘пасителю --
крест побольше.
     Џричастие Я вспоминаю без радости --свЯщенник был скучный.
     IV


     —ерез  несколько  дней,  в  тот  же  самый  час,  Я выглЯнул  в  дверь,
привлеченный  опасностью --а что,  как  менЯ  украдет человек, от которого Я
убежал? —еловек  этот  был  в саду.  џ различил  его,  едва он  мелькнул  за
деревьЯми,-- и бороду, и  глаза, и тЯжелую  поступь, что-то хрупкое  жалобно
трещало под бременем его шагов. Ћн наклонилсЯ и снова стал разжигать костры.
„ым смешалсЯ с печальным предвечерним туманом. ‚етер раздвигал пышные ветви,
чтобы  Я  получше  увидел сад,  хотЯ  уже спускались  сумерки,  размываЯ все
очертаниЯ. Ѓесформенные  громады  оборачивались в моем воображении  слонами,
жирафами, верблюдами.  ‡вери из  листьев становились все  чернее  на  нежной
синеве небес, с которых  уже глЯдели звезды, любопытные  и маленькие, как Я.
‡везды читают  "Ѓогородицу", а  солнце-- "Ћтче наш", говорила мне та, кого Я
называл  матерью.  € впрЯмь, в  тот  вечер в  прекрасной  тишине Я  слышал с
небесных высот  такую умилительную  молитву,  какой мне  больше  слышать  не
пришлось.
     ђазрываемый смутными желаниЯми, Я протЯнул  руку  к саду, чтобы позвать
его  в  дом и вырезать  какую-нибудь из  статуй  (Я  считал  их призраками),
несколько  сосен, несколько  водометов, тропок, домиков,  с  которых свисали
ползучие  цветы. €з  одной старой гравюры Я  вырезал луну и комету  и мог бы
приклеить их к небу тонувшего во тьме сада.
     --  ‚озьми  луну,  сад, возьми,  Я  тебе дарю,  Я  вырезал их  мамиными
ножницами;  только ты никому не говори,  менЯ будут ругать, ножницами нельзЯ
резать картон!
     џ протЯнул  руку туда,  во мглу, и  не закричал  потому, что онемел  от
страха. Љто-то взЯл менЯ за руку и сунул в нее цветок. џ рассмотрел подарок;
да, менЯ  взЯли  за  руку, только  чтобы  сунуть  –веток меж пальцев. Ћн был
нежен,  как надушенный лоскутик, пахло от него  каким-то дивным  деревом,  и
странный  запах  напомнил тот дух,  который оставалсЯ, когда моих матерей не
было дома.
     ‚сем своим детским  сердцем Я чувствовал, когда они  возвращались, хотЯ
услышать мог только шелест старого шелка  и  тихие жалобы  на нехватку денег
или на  то  непонЯтное,  что  сами  они, призываЯ  Ѓога, называли  "разбитым
сердцем". џ спросил цветок:
     --  Џочему  ты молчишь? ‚се  равно  Я знаю --  ты пришел  на мой зов. и
теперь Я должен сделать то, что обещал саду, ты ведь от него ‚озьми луну!..
     џ вынул картонный месЯц из кармана, в котором едва  помещалась монетка,
и протЯнул его цветку.
     "“  цветка  есть месЯц,-- думал Я,  повторЯл, повторЯл и  запуталсЯ:--“
месЯца  есть цветок!..  Ќет, у  цветка  месЯц!.. “ месЯца  цветок!.,  месЯц,
цветок, цветок, месЯц..."
     џ  бы  с  ума сошел,  у менЯ  голова шла кругом, слова  "цветок-месЯц",
"месЯц--цветок", "цветок--месЯц" вращались юлою, но тут менЯ окликнул голос,
такой хриплый, что Я подумал: "ќто ревут львы на дверЯх".
     -- Љак тебЯ зовут?--спросил человек, разжигавший костры.
     -- Љак зовут?-- переспросил Я. Ћсобенно страшно  стало, когда Я увидел,
что  он сосет  уголек, бесовский  леденец, и  выпускает  дым из ноздрей, как
паровоз из трубы.  Ќемножко  успокоили менЯ пуговицы на  его рубахе.  “ него
есть  пуговицы,  есть  рубашка,--  значит, не  такой  он  плохой.  Џуговицы,
рубашка... рубашка, пуговицы... пуговицы, рубашка...  џ снова запуталсЯ, как
с цветком и месЯцем, но человек, разжигавший костры, заговорил опЯть.
     -- Ђ что с цветком?-- спросил он.
     -- џ его отдал месЯцу,--ответил Я, торопЯсь от страха.
     -- Ђ где же месЯц?-- удивилсЯ он.
     џ показал на кармашек, и он оглушительно захохотал.
     Ћт страха, который он внушал мне, Я еще больше хотел услышать, как едет
по улице  наемный  экипаж--  иногда, если  было очень поздно, матери  в  нем
возвращались. џ хотел, чтобы они вернулись, и не хотел. ‘ам не  знаю. •отел,
чтобы  они поскорее спасли  менЯ  от человека,  похожего на  дерево с лицом.
•отел, чтобы не приезжали, пока человек-дерево не расскажет мне про сад. —то
там, за плотными шторами листвы?  Љак получаютсЯ цветы и веселые фонтаны? €з
чего сделаны белые фигуры, которые, нежно склонившись друг к другу, стоЯт по
краЯм аллей, и что сжигает он сам на этих кострах?
     -- ‚от ты менЯ не знаешь, а это Я тебе дал цветок. џ -- ќдувихес...
     -- ќдувихес?..-- громко повторил Я, и человек ответил, как эхо:
     -- „а, ќдувихес...
     Џо  мощеной улице проехал  экипаж, матери мои  вышли  (глаза у них были
заплаканны), а ќдувихес исчез в ночи.
     —ерез восемь дней мы беседовали  снова. "Ќу и прост же ты!" -- повторЯл
он то и дело и прибавлЯл, что любит простаков. џ попро-
     его свести менЯ в сад, он  отказалсЯ. Ѓыло темно, холодно и ветер ревел
как бешеный.
     Њы дружили все больше и больше. ќдувихес показал мне сад, все рассказал
о нем  и  даже несколько раз водил к  себе домой. ’ам  жил  с ним вместе его
слепой сын. ’еперь Я знал, что сам он -- садовник, под ногами у  него шуршат
сухие  листьЯ, статуи сделаны из  мрамора,  а  костры  отпугивают  муравьев.
’олько о  пруде Я не знал  ничего, он не пускал  менЯ туда, потому что  вода
коварна.


     ќдувихес --  Я звал его "ќбувихес" --  рассказывал  мне ‘казки  Њорской
‘винки, дымЯ трубкой,  сделанной  из маисового початка, и потому,  наверное,
прибавлЯл перед,  каждой  сказкой: "ќто  другое дело.  Љогда  говоришь и дым
пускаешь -- дело другое..."
     Љороль-Љоролек
     „он  Љларо,  королек,  и  Љлара, королиха, жили  тихо, не  знали  лиха,
сверкали,  как светлЯчки,  стрекотали, будто  сверчки, синие  перышки, серые
горлышки, клювы черненькие, глазки желтенькие.
     „он Љларо жил -- не тужил, крошки  копил, синий фрак носил, и  Љлара --
ему под пару, а вот дочка их, Љларироса, на женихов смотрела косо.
     „он Љларо с  супругой, верной своей подругой,  решили  в  лес полететь,
пощелкать, посвиристеть,  песенку  спеть, у  ”илина  порасспросить --  как с
дочкой быть.
     „очка летать не умела, а по правде -- и не  хотела, не  летала она,  не
желала,  советов не принимала, не  понимала...  Ќу, брали ее  за спинку, как
корзинку или травинку, за перышки приподнимали и вместе с нею летали.
     „он Љларо немного картавил, заикалсЯ и шепелЯвил.
     --  „-дон ”-филин,--  спросил  дон Љларо,--  шкажите, кто  же ей  пага?
Њожет, шпгошить у цветов, у плодов, у г-гибов, у жвегей, к-кто вшех шилъней,
чтобы ш ним поженитьсЯ нашей девице?
     Њудрец не  жалеЯ сил всех порасспросил, со всеми посовещалсЯ, подумал и
догадалсЯ, что очень хорош “раган, хоть он и не в. меру рьЯн.
     ‘тали  птицы летать,  повсюду его  искать  и  нашли  -- вот  дон “раган
играет, бревна швырЯет, в небеса ударЯет, словно бьет в барабан.
     -- Ќе хочешь ли ты женитьсЯ? -- спросила королиха и поглЯдела так лихо,
словно она девица, а не замужнЯЯ птица.
     -- Ќе хочу,-- сказал “раган.-- •оть Я и рьЯн, и  не пьЯн, и не такой уж
буЯн,  муж из  менЯ  плохой, вам  нужен  другой. Њуж должен быть потише, ну,
наподобие мыши, нет,  вернее, попроще, вот как  ветер в роще.  €  точно, его
ищите,  а  ко  мне  не ходите. Ћн  сильный, но  легкий, крылатый и, кажетсЯ,
глуповатый. ќто в семье пригодитсЯ, вы уж поверьте, птицы.
     --  ѓде  же  его  искать?--   заволновалась  мать,  а  муж  ее  королек
растерЯлсЯ, разобижалсЯ,  едва не  занемог.  ‡ачем  мужей  ругают,  обижают,
унижают?
     -- ѓде хотите, там и ищите, только  не подводите, ему  не говорите, что
это Я вам сказал, так его описал.
     --  Њы  бедны, но честны,  всего лишены,  кроме  дочки-красавицы,  кому
хочешь  понравитсЯ, крылышки  синие,  голубые, глазки зеленые, золотые. …сли
дона ‚етра найдем, тебЯ не подведем, говорить будем муж да Я,  наша семьЯ, а
тебЯ и не помЯнем, поверь, мы лгать не станем.
     -- Ќу, что ж, он сейчас  не летает, в  гамаке отдыхает,  вон там. в тех
кустах, в пышных цветах.
     €  впрЯмь,  дон  ‚етер  прилег--  ‚етер, не ветерок,  сильный,  глупый,
спесивый и не очень красивый.
     ЏроснулсЯ, перевернулсЯ, зафырчал, заворчал и сказал:
     -- —его от менЯ надо?
     -- “шлуги, шегцу отгады...
     -- Ќе путайте, не тЯните, понЯтнее говорите,-- дон ‚етер кричит, сопит,
очень сердит.
     -- „-дон ‚етег, ты многих шильней,  будь же шупгугом ей, доченьке нашей
птичке, кгашавице-неве-личке!
     -- Њеньше  слов,  больше  дела!  —то ж  это,  прилетели какие-то наглые
птицы, не ровен час -- синицы? ’оже мне честь!
     -- Њы -- теща твоЯ и тесть.
     --  ‘перва бы менЯ  спросили. Ђ  если  судить о силе, скажу вам  прЯмо,
любезнейшаЯ дама, дон ѓром куда сильнее и не в пример добрее.
     „он  ѓром  был подслеповат,  а  может --  и  глуховат, зато рокотал  на
диво,очень красиво:
     -- Џр-р-риветствую вас, др-р-рузьЯ!
     -- Ђх, что ж это Я?
     „оньЯ Љлара перепугалась, забилась, заметалась, а все же свое спросила,
женитьсЯ предложила на красавице птичке, голубенькой невеличке.
     --  Људа гр-р-рубиЯну  женитьсЯ на молодой  девице! џ груб  и не гак уж
силен, то ли дело -- он. Ћгонь, rp-p-рознаЯ сила! …го бы и пр-р-росила.
     Љоролек  и королиха полетели тихо-тихо к холму,  нет -- к большой горе,
где в своем дому, в костре, сверкал  красавец  жених, страшась, не спалил бы
их.
     Џрилетели и попросили:
     -- Њы знаем о вашей силе. Џожалуйста, нас не спалите и не ослепите.
     -- …сли вы с добром -- не спалю, если со злом -- ослеплю.
     -- ‚ы, дон Ћгонь, всех сильней, будьте же мужем ей, доченьке-невеличке,
синей птичке...
     -- € поскорее, сейчас!
     -- ‡наю Я  вас! „а,  Я очень  силен, красив, блестЯщ и умен, но еще при
этом богат, истинный клад. ‚идите, угли сверкают, золотом ослеплЯют. Љто ж Я
ей -- милый друг иль богатый супруг?
     -- Ћна вам скажет сама.
     --  Ђх, Я  от вас  без ума! € все  ж на мне может  женитьсЯ лишь  очень
сильнаЯ птица.
     -- Љакой еще тебе силы?-- доньЯ Љлара спросила.--  Ћн лучше всех,  всех
богаче.
     --  Ќет, маменька,  все иначе.  „а, он  силен, он сверкает,  но недолго
пылает. Џосверкает -- и все, угас!
     -- Ђх, вот Я вас!
     „он Ћгонь рассердилсЯ,  обиделсЯ, разъЯрилсЯ,  стал  Љлариросу бранить,
деревьЯ палить, но тут зачирикал кто-то на кустике у болота.
     ЏрекраснаЯ  птичка пела, на дона ЋгнЯ не глЯдела, потом  -- полетела, а
прЯмо-прЯмо за ней,  воскликнув: "‚от  кто всех  сильней!", полетели и  наши
друзьЯ, птичьЯ семьЯ.
     Љларироса остановилась, перед нею небо открылось, и нежный голос изрек:
     -- џ, король-королек,  сильнее всех птиц летучих,  дождЯ, молнии, тучи,
грома, ветра, огнЯ -- взглЯните-ка на менЯ! -- и самого “рагана.
     ‘вадьбу  справили рано, и не  в храме венчались,  в  небе  качались  на
голубых   качелЯх,   играли,   летали,   пели    две   прекрасные    птички,
корольки-невелички.
     ‡еленый голубок
     „оньЯ ѓолубка,  сизаЯ  шубка,  и  дон  ѓолубок, большой щеголек,  свили
гнездо во дворике, при маленьком домике, под самой крышей, где тише.
     †или-жили, но вот у ѓолубки схватило живот, дон ѓолубок дал  ей шлепок,
и сизаЯ птичка тут же снесла Яичко, круглое, белое, маленькое.
     „оньЯ ѓолубка сидит на Яичке, дон ѓолубок несет своей  птичке то мошку,
то крошку, то лепешку и гладит ее, голубит, нежно целует.
     €з  Яичка  вышел  птенец,  собой  молодец.  Њать его  приласкала, нежно
поцеловала, отец -- подогнал, чтоб он скорей вылезал.
     Џотолковали с кумом, крестины справили  с  шумом, пили да ели,  песенки
пели, плЯсали,  летали и над птенцом  ворковали. Ђ потом ѓолубок посадил его
на сучок какого-то деревца, такова уж волЯ отца.
     -- ‚от и еще Яичко!-- вскричала юнаЯ птичка.-- „адим его маме, а надо--
поможем сами, Я очень-очень хочу братца или сестричку.
     Ћднако дон ѓолубок был чрезвычайно строг:
     --  ќто просто лимон. Џосуди -- на что  же мне он? ‡ачем нам трудитьсЯ,
возитьсЯ с ненастоЯщей птицей?
     Џтичка  плачет и стонет, ѓолубЯ просит-молит. “слышал кум:  "ќй, что за
шум"?,  слышит  кума, летит сама, а птичка твердит  свое: "ќто  Яйцо -- мое!
‘орвите его, ур-ру, а то умру!"
     „оньЯ  ѓолубка,  сизаЯ шубка, ничего об  этом  не знала,  она по  утрам
летала в  церковь,  в  большой собор, ибо с  недавних  пор слушала  службу с
колокольни, но  вдруг решила: "„овольно!"-- и вернулась в самое времЯ, чтобы
поспорить со всеми.
     ЋтрЯхнула  мокрые крылышки, погладила мужу перышки,  поглЯдела, нет  ли
вошек, птичьих блошек, и начала:
     -- —то тут у вас за дела?
     -- ‚от нехороший птенец, глупец и наглец!-- вскричал  дон ѓолубок.-- ’ы
подумай, никто  не смог его  убедить,  уговорить, что  это -- просто  лимон!
’ребует он высидеть птичку, братца или сестричку!
     -- ѓосподь с тобою, дружок! €з лимона голубок не вылупитсЯ никогда!
     Ќу, что  за беда! ЏрЯмо  как  будто в школе,  а  не  на  воле!  ‘порЯт,
бранЯтсЯ,  орут!..  „а  и  зовут  нашего  птенчика  странно --  представьте,
ѓераньо, когда у других имена красивы -- Ѓенавидес, Њонтехо, ѓарсиа...
     Њаленький ѓолубок,  истинный  щеголек,  красные  лапки,  синие  глазки,
летал-летал, рыдал-страдал,  чуть крыльЯ  не обломал,  а вернулсЯ -- ѓолубка
спросила:
     -- ‘ынок, что с тобою было? Ћтец уж устал летать, тебЯ искать.
     --  Ђх,  мама,  Я  видел:  в гнезде, в таком же,  как  и  везде,  лежит
небольшой птенец, зеленый, как леденец, вышел он  из  лимона  против всЯкого
закона.
     ѓолубка перепугалась, совсем бы  растерЯлась, но  тут прилетел ѓолубок,
он во всем  разобратьсЯ  мог и,  хоть устал,  очки  достал, как тут очки  не
надеть, надо ведь разглЯдеть, что же в семье творитсЯ, чего хочет птица.
     -- Ќет, ты подумай, отец, у лимона -- птенец!-- сказала ѓолубка-мать.
     -- ‹ети же его искать!-- вскричал молодой ѓолубок.
     -- —то ты, сынок...-- Ћтец продолжать не мог, сын ѓолубок не дал:
     -- Ђх. если  б  его  ты видал!  Ћн --  в  цвет  лимона,  почти зеленый.
красивый, холеный, а клюв у него большой, кто ж он такой?
     -- „а это же попугай!
     -- Ћх, не пугай! Ћн мог менЯ заклевать!
     -- ‡ато будешь знать: лимон не заменит Яйца. ‹учше бы слушал отца!
     ‘ердцевина плода
     „оньЯ Џерика и дон Џерикон взЯли  лимон вместо Яйца и высидели  птенца.
Џтенец Џерикито  -- совсем удалец,  собой молодец,  клювик острый, как пика,
когти --в донью  Џерику,  словом -- красив.  Џравда,  немного ленив, скачет,
клюет, песни поет, но очень мало летает. ‡ато поет-распевает:
     -- џ -- попугай, ай-Я-Я-Яй, камни ищу, когти точу, живи -- не хочу!
     -- Ѓеда!-- птички сказали, и точно -- угадали. Ќакликали беду. "„а Я от
вас уйду!"  -- грозилсЯ  Џерикито, а мать и отец, сердиты, летать его учили.
‚от, крылышки раскрыли, взлетели, запорхали и огонь увидали.
     -- ‘корей,  Џерикито,  скорей! Џожар разгонит зверей. ‘мотри, загорелсЯ
лес, а там -- и совсем исчез. ‹етим, зелень пылает!-- € всЯ семьЯ поспешает,
крыльЯми машет, в воздухе чуть не плЯшет; но сколько они  ни махали, огню не
помешали, сколько они ни спешили, пожар не потушили, он все спалил, пережег,
угомонитьсЯ не мог.
     -- Ђх, Я очень боюсь!
     -- Ђ Я  вот  --  совсем  не трус! -- возразил Џерикито-птенец, истинный
молодец.
     ‘ловом, огонь обогнали, горку вдали увидали, туда прилетели, сели, едва
успели, и дон  Џерикон (ах, как измучен он!) поцеловал жену, только ее одну,
в самое крылышко, в зеленое перышко.
     —удом  спаслись, уцелели.  ЊесЯц на горке сидели, не пили, не спали, не
ели, зато пожар переждали.  —то ж они увидали?  „еревьЯ сгорели, не уцелели,
осталось только одно, странным было оно, высокое, большое, красивое такое, а
на ветках -- плоды, пригодные длЯ еды.
     Џерика глазки закрыла,  очень  худо ей  было, а муж ее  Џерикон,  учен,
мозговит, умен, возьми и скажи птенцу:
     -- Џоверь отцу, в этих самых плодах (Я их едал в садах) сокрыто ученье.
Ќо поимей терпенье -- пока ты  мал,  несмышлен,  в жизни неискушен,  есть их
нельзЯ никак, если ты не дурак.
     --  Ћх,  папочка  попугай,  не  пугай менЯ,  не  ругай,  хочу  Я  плоды
поклевать, ученье узнать!
     -- Ќет,-- отвечал отец.-- Ќет, и делу конец. ‘кажу тебе  лишь одно, что
знать не запрещено: в мудрости той повинно сердечко их, сердцевина.
     -- Џоклюю и узнаю ученье!
     -- Ђх, где  же  твое терпенье, смиренье, послушанье?  Ѓез них не бывает
знаньЯ.
     --  ‘танешь позеленей, станешь  менЯ сильней  --  клюй, а  пока нельзЯ.
’ак-то, друзьЯ!
     Џтенец  не унималсЯ, билсЯ,  просил, металсЯ, к  дереву подлетал, ветки
его  клевал, и вот один плод упал, на  землю  свалилсЯ,  по траве покатилсЯ.
„оньЯ Џерикита, уже не очень сердита, от страха едва жива, взъерошилась, как
сова.
     Ћтец птенца побранил:
     --  Ќет,  что за пыл! ‘иди  и не летай,  судьбу не искушай. Ќо  плакал,
молил птенец:
     --  Ђх, отец  мой, отец! ‚ечно мне все мешают, ничего не разрешают, дай
же мне плод поклевать, это ученье узнать, не будь ты таким плохим!
     -- ‚от вырастешь, станешь большим...-- начал снова отец.
     Ќо непокорный птенец полетел не в густую листву, а просто в траву, куда
плод успел свалитьсЯ зеленый, словно птица, словно другой попугай.
     -- Ѓольше менЯ не ругай!
     Џерика что-то смекнула, быстро  вспорхнула,  птенца обогнала  (она ведь
лучше  летала),  к  плоду  прилетела,  села, что-то  запела,  крыльЯми  плод
закрыла. ’рудно ей было! ‘идит себе и сидит, притворилась, что спит.
     ’ут прилетел и птенец.
     -- ’ы  в точности как мой отец! ‡еленый, как попугай. Ќо уж  ты менЯ не
ругай, Я тебЯ буду клевать, чтобы ученье узнать.
     -- Џожалуйста, можешь клевать! (ќто сказала мать.) ЏерепугалсЯ  птенец,
словно снова бранитсЯ отец. €спугалсЯ и кричит:
     -- Ћн что, сам говорит? Ћх, Я  не могу!  Ћх,  улечу, убегу! ѓде же твое
ученье? ‘кажи, не хватает терпеньЯ!
     -- Ћно в сердцевине, в сердечке, внутри, будто пламЯ в печке.
     -- Џомни, что Я пытливый!
     -- ‡ато нетерпеливый.
     -- ‘ейчас тебЯ заклюю, шкурку твою пробью! ѓовори, а не ругай!
     -- —то за мерзостный попугай!
     -- џ  попугай и есть,  это большаЯ честь, а ты -- просто растенье. Ќет,
где тут взЯть терпенье!
     -- џ еще тебе и друг.
     -- ‘ чего это вдруг?
     -- Ђ ты подлети, послушай сердце мое и душу. Џтенец плоду закричал:
     -- …сли б Я только знал, где же твое ученье! Љакое уж тут терпенье!
     --  “ченье  --  в  сердце, внутри.  €ди и смотри. „оньЯ Џерикита хитра,
умна, мозговита.
     -- ‚от шесть муравьев идут, соврать не дадут.
     Џтенец  уже и  не рад --  плоды ведь не говорЯт. Ћн  про ученье  забыл,
крыльЯми глазки прикрыл, сидит, молчит, гадает, ничего  не понимает; а доньЯ
Џерикита  (ни  чуточки  не  сердита)  тихонько   усмехнулась,  мыслЯм  своим
улыбнулась, вспорхнула и улетела, только и дела. Ћстались плод и  птенец, да
в сторонке --отец. Џлод лежит на лугу.
     --   Ћх,   больше   не  могу!--  стонет  птенец,  надрываетсЯ,   ужасно
сокрушаетсЯ.-- ѓовори  со мной,  не молчи, словно сова в  ночи!  Ђ то Я тебЯ
склюю, просто убью!
     Џтенец  за  дело принЯлсЯ, но, сколько он  ни  старалсЯ, плод  молчал и
молчал, больше не отвечал. Ќи слова не говорит, лежит себе и лежит, а мЯкоть
клочками  летит,  птенец  клюет,  надрываетсЯ,  очень  стараетсЯ,  да еще  и
бранитсЯ. Ќет, что за глупаЯ птица!
     Џлод на это ни слова. Џтенец снова и  снова клюнул, рассердилсЯ, совсем
разъЯрилсЯ, а плод как молчал, так молчит, ни слова не говорит.
     Ќо вот наконец увидел упрЯмый  птенец какую-то круглую штучку,  темную,
словно тучка.  "—то это, сердечко?"-- спросил и клюнул что было сил. Ђ потом
поневоле, от страшной нежданной боли, запищал,  закричал, заметалсЯ,  ужасно
испугалсЯ.
     Џерикита к нему спешит:
     -- Џрости, сынок, что за вид?
     -- Ћх,  все у менЯ болит! џ думал,  что сердце -- пламень, а у этого --
просто камень. Љакое уж тут ученье, одно мученье! -- охал--стонал птенец, но
тут подлетел отец и сказал:
     --  „орогой сынок,  это  и  есть  урок, это  и  есть  ученье. Џеретерпи
мученье!
     -- ќй, кто стучитсЯ?
     -- —ерные птицы. Џоскорей открывай!
     Ђ  дверца в рай не открываетсЯ  шибко. ’ак, еле-еле, вроде щели, словно
улыбка.
     -- Џрошу, заходите,-- привратник сказал  и наказал:-- Ќо не шумите и не
сорите.
     Џтицы проворно  вытерли лапки,  поотрЯхнулись, переглЯнулись и снЯли бы
шапки, если бы их носили. Џотом спросили:
     -- Џростите, кто вы такой?
     Џривратник, немолодой, с большой бородой, ответил просто:
     -- џ Џетр апостол. ‘юда, любезные господа, поставил менЯ сам Ѓог, чтобы
Я рай стерег.
     -- ЌельзЯ ль туда заглЯнуть?
     -- Њожно, добрый вам путь. ’олько, чтобы войти, сперва заплати.
     --  Њы  принесли  табачок,--  и, развЯзав платок,  не  слишком  чистый,
предъЯвили табачные листьЯ.
     „оньЯ Џтица спросила: -- ’ут престолы, власти иль силы? -- ‚се, все тут
есть, ангельских сил не счесть.
     -- Ђ сам ты  какаЯ сила?-- птица опЯть спросила. Џетр не ответил, может
-- не заметил, а муж прогремел как гром:
     -- Ћн апостол, зовут Џетром! Џтицы к двери идут, вопрошаЯ:
     -- Ђ Ѓог-то тут? -- ’ут, как и везде -- на земле, на воде... .. -- Ќет,
на небе он есть? Њожет, окажет честь?
     -- …сть, как не быть! €дите. Ђнгелы, проводите.
     Ђнгелы мигом Явились,  птицы приободрились, очень уж хороши, услада длЯ
души! ‘то крыльев, сто ножек, сто ручек,  и все из розовых тучек.  Љакой  же
тогда сам Ѓог, дон Џтиц представить не мог и решилсЯ вопрос задать:
     -- Њожно его увидать?
     -- ‘обственно, он невидим. Ќо вы не  бойтесь, не беспокойтесь, мы вас в
раю не обидим. ‚зглЯните-ка на менЯ: нет дыма без огнЯ. Њы с Ѓогом -- словно
огонь, лучше ты нас  не  тронь,  но  мы вас, птиц,  очень любим, обласкаем и
приголубим.
     Џтицы стали бодрей.
     -- ‹етим же тогда скорей! Џрилетели и попросили:
     -- Ѓоже, при всей твоей силе, что тебе стоит помочь? Ќам больше невмочь
вечно  траур носить,  черными  быть, черными крыльЯми бить,  душу томить. Њы
тоже хотим светитьсЯ, как белые птицы.
     -- Љогда Я вас создавал, Я, поверьте, все это знал. —то же вам надо? Ќо
если  такаЯ  отрада, такаЯ большаЯ награда белые перьЯ  носить, так  тому  и
быть! џ -- ѓосподь, Я -- и слуга. ‡ачем наживать врага? ’олько вам ни к чему
белый цвет, вы с ним натерпитесь бед.
     ‚от птицы белыми  стали, запорхали, защебетали и у  Ѓога-отца попросили
еще птенца.
     Џтенец  получилсЯ  белый,  красивый, сметливый,  смелый,  отец  его  не
стыдилсЯ, напротив, очень гордилсЯ.
     ‚ерь ты или не верь, а в  небесную дверь ангел с Џетром глЯдели,  очень
узнать  хотели, как  там  птицы летают, как поживают. €  видЯт: птичьЯ стаЯ,
белизною  своей блистаЯ,  словно ангелы порхает,  песенки распевает.  Ќо что
это? ‚зрослые птицы стали с неба валитьсЯ. „руг друга не замечали, в небе не
различали, толкали, убивали и сами потом страдали. Ѓедные вдовы рыдали:
     --  ‡ачем мы белыми стали!  „авайте попросим Ѓога совсем-совсем немного
-- снова черными стать, чтобы нас всЯкий увидел, не толкнул, не обидел!
     Ѓог согласилсЯ опЯть, но при этом заметил:
     -- џ вам  сразу ответил, белизна вам ни к чему. ‘идели б в  своем дому!
€наче -- ждите беды. Ђ за то, что вы так горды, своенравны, важны,  спесивы,
к  тому  ж  не  очень  красивы, и  за  мой напрасный труд  вас стервЯтниками
назовут.
     Џтицы вскричали:
     -- Ћ, горе!
     Ђ тут и апостол вторит:
     -- „а, всЯ  ваша порода, птицы вашего рода будут мерзко вонЯть, люди же
-- вас презирать, будут они вас боЯтьсЯ, вами гнушатьсЯ.
     Ђ Ѓог:
     -- —тоб вы не забыли о  воле  моей и  силе -- птенцы у вас будут белые,
они ведь, пока несмелые,  не  станут  в  небе  летать, друг  друга  толкать,
обижать, а то и убивать.
     ѓоворильнаЯ машинка
     „оньЯ  ”елисианита  --  добра,  умна,  не  сердита,  большаЯ  резвушка,
вострушка,  одним  словом  --лЯгушка, лежала как  на диване  или же в теплой
ванне  в  пруду, на  листе  кувшинки, мечтаЯ о  машинке, что чудеса  творит,
точнее -- говорит.
     --  Ђх, лЯгушка-шутница,  шалуньЯ и  чаровница!--  шептали ей, напеваЯ,
вода, ветерок, кувшинки; но доньЯ  ”елисианита, нимало им не  внимаЯ, глазок
не открываЯ, мечтала о машинке.
     Џотом, покинув кувшинку, взЯла большую  корзинку и по лужку,  по травке
отправилась в лавки.
     Ќадо сказать, лЯгушка, шалуньЯ и  хохотушка, приходилась родною  дочкой
не  улитке, не  утке, не  квочке, а другой лЯгушке -- старой,  но ничуть  не
усталой, напротив -- веселой, счастливой и отнюдь не ленивой.
     €так,  красавица наша,  всех земноводных  краше, чтобы  машинку купить,
стала по лавкам ходить, размахиваЯ корзинкой.
     -- …сть ли у вас машинка говорильнаЯ, длЯ говореньЯ?
     --  …сть  длЯ  варки вареньЯ, длЯ  шитьЯ,  длЯ мытьЯ,  длЯ  бритьЯ, длЯ
писаньЯ и длЯ вЯзаньЯ. Ђ говорильной нет,--  слышит она в ответ. Џредставьте
ее терзаньЯ!
     •одила  она,  бродила,  машинки не находила,  но вот наконец  на  рынке
увидела машинку,  скорее к  ней поскакала,  торговатьсЯ  не  стала,  купила,
заплатила, пересчитала сдачу. Ќу, что за удача!
     Ђ матушка ”елисиана проснулась довольно рано, умылась, прихорошилась, к
отцу своему Явилась, дону ”елисиану, всегда  встававшему рано. Ћни красавицу
ждали и страшно чихали.
     -- Ќасморк,что ли, честное слово!
     --  €  Я  совсем  нездорова!--  восклицали  они,  чихаЯ,  малютку  свою
поджидаЯ.
     -- Ќаверное, она -- на рынке. џ видел, взЯла корзинку... —то же она там
ищет?
     -- Ќе питье, не одежду, не пищу, а машинку, чтоб говорила.
     -- ‘ нами ѓосподнЯ сила! Љак же  ты  разрешила? €  что это за  машинка,
пишущаЯ, что ли?
     -- Џускай погулЯет на воле. Џридет, сама и расскажет, машинку покажет.
     „оньЯ ”елисиана --  бледна, зелена, не  румЯна --  думает,  размышлЯет,
теплый воздух глотает, все ж не рыба, лЯгушка, рот от ушка до ушка.  ‹Ягушка
размышлЯет, а дедушка все гадает (и при этом чихает):
     --  Њожет, машинка читает?  ’ы  посуди, на рынке  как не быть читальной
машинке?
     -- Џомню, сама покупала. Њашинка читать помогала, да, помогала  читать,
буковки разбирать, на воде пузырьки. ЌазываетсЯ -- очки.
     ’ут лЯгушка вернулась, весело  улыбнулась,  поставила корзинку  на лист
кувшинки.
     -- Ќу, что у тебЯ такое? —то  там стонет, иль воет, или просто скрипит,
но уж не говорит?
     -- ќто, наверно, пружинка. Ћни бывают в машинках. Џомню, бабушке нашей,
маме твоей мамаши, истинно чертовой бабе,  может  быть -- жабе,  а совсем не
лЯгушке, милой  квакушке, пока ее Ѓог не  прибрал, Я  и сам покупал какую-то
машинку, и мы заводили пружинку.
     -Ќет,  дедушка,  нет,  папа,--  и  мать  помахала  лапой,--  это  новое
изобретенье.  ѓосподи,  вот  мученье!  €стинное  наказание!--  €  в  ужасном
терзании  мама-лЯгушка чихала, голову  лапкой  чесала,  плакала,  причитала,
очень страдала.
     Ћтец ее тоже страдал и грозно восклицал:
     -- Ќаверное, только в аду такую машинку найду!
     --  Ќу, мама,  дедушка,  что  вы?  €  впрЯмь умереть  готовы,  плачете,
бьетесь,  чихаете, менЯ  чуть не  убиваете.  ‹учше бы поглЯдели,  что там на
самом деле!
     -- Ќет, как это, как, как,  квак? —то ж Я, совсем  дурак?-- „едушка еле
дышит, внучку не слышит.
     -- „едушка, что с тобой?
     -- ’ы лучше спроси, что за вой, что за скрежет, что за крик! „а, Я  уже
старик, но кое в чем разбираюсь, а тут -- просто терЯюсь...
     --  Џомню,  доньЯ Љваквама,--  вставила мама,-- тоже  вот так терЯлась,
мучилась, убивалась, сморкалась, чесалась, чихала, плакала  и рыдала,  очень
икала. Џошли мы с нею  к врачу. "ђотик  открой!"-- "Ќе  хочу". Љак же  он ей
поможет? Ђ недуг ее все гложет, доктор  не  помогает, лЯгушка уже не мигает,
уже  не  скачет, не  плачет, не бежит,  не дрожит,  тихо  лежит.  ’ак  она и
скончалась. ‘лишком разволновалась.
     -- Ђ  доньЯ Ђквамарина,  прекраснаЯ, как картина, тоже вот все стонала,
счастьЯ не знала, измаЯлась -- и опочила.
     --  ‘  нами  крестнаЯ   сила!  —то   вы  развспоминались,   разахались,
разгоревались? ‹учше б смотрели машинку!
     --  „а ну ее! ‘прЯчь  в корзинку.  €з-за  нее  на пруду, словно  в аду,
лЯгушки не услыхать!-- сердилась мать.
     € дедушка ”елисиан, суров, непреклонен, рьЯн, смотреть ничего не хочет,
внучку-лЯгушку точит, ворчит на нее, кричит, в корзинку не глЯдит.
     Њать долго сердитьсЯ не станет. Џоквакает -- и перестанет. € ”елисиана,
немного менее рьЯно, совсем не так уж сердито, спросила ”елиснаниту:
     -- Њожет, откроем корзинку? —то ж у тебЯ за машинка?
     -- Њаменька, ты мне поверь, это не  дикий  зверь, вообще  -- никакаЯ не
гадость, напротив, большаЯ радость.
     -- Џоказывай и убирайсЯ!
     -- Ђх, дедушка, не ругайсЯ.
     ’ут корзинка открылась, машинка на  свет Явилась, а мать и дед  в самом
деле просто остолбенели.
     -- ’олько б не укусила! џ за  нее  заплатила пЯть  золотых  монет.  Ќу,
дорогой мой дед, не брани менЯ, не ругай...
     --„а это же попугай!
     €   доньЯ   ”елисианита   --   напомним,   добра,    не   сердита    --
смеЯлась-заливалась, очень потешалась, весело хохотала и повторЯла:
     -- ‚от, глЯдите, в корзинке но мертваЯ машинка, а живаЯ птица! ‡ачем же
сердитьсЯ?
     “,
     “  ќдувихеса в саду,  ошалелом от  бабочек, куда он повел менЯ  за руку
как-то утром, Я, на свое счастье,  встретил его слепого сына. ‘частье? „а, Я
был счастлив, объЯснЯЯ ему то  лучше, то хуже все, чего он не видел,  потому
что  не хотел  сплоховать, когда он спрашивал о  чем-нибудь. ‘лова Я находил
странные, порою  сам  их выдумывал, и мир  моего  друга тоже  был  странным,
детским, выдуманным мною. ‘ейчас мне бывает немного стыдно, что Я не  сделал
этот мир веселее, напротив -- вносил в него иногда недолжную печаль.
     —асто мне  приходилось  нелегко. Ќапример, он спрашивал про цвета. "—то
такое  синий?" --  "‘иний -- это синий",-- отвечал  Я. "Ђ  как это?" -- "Ќу,
просто синий". Ћн молчал, но огорчалсЯ. —тобы объЯснить ему форму предметов,
Я придумал  занЯтный способ,  то есть -- длЯ  менЯ занЯтный. џ вырезал их из
картона. ‘олнце  и луна  --  кружочки. ‡везды  -- с остриЯми. „ома,  кресты,
коров,  что угодно. Џравда, терпеливый  труд  и терпеливые объЯснениЯ особой
пользы не приносили; дашь ему  луну,  спросишь:  "—то это?",  а  он ответит:
"Љорова". Ќе знаю уж почему, трогаЯ крест,  он говорил: "„омик", дом называл
луною,  луну  --  коровой,  а  корову  --  звездой. "„а,--  соглашалсЯ  Я,--
верно".-- "Љакой красивый золотой крест!"-- восклицал он, имеЯ в виду месЯц.
"Љак приЯтно,  должно  быть, глЯдеть на дома!" -- говорил он, трогаЯ звезды.
"Ђх,  какаЯ коровка!"-- восторгалсЯ он, щупаЯ крест.  Џо какой-то  неведомой
причине слепой постоЯнно ошибалсЯ.
     €ногда Я закрывал глаза и повторЯл вместе с  ним: "ЉакаЯ  луна, звезда,
корова...", трогаЯ вырезанный месЯц или картонный дом.
     „олго  думал Я, как  объЯснить, что  такое дерево.  џ велел ему поднЯть
руки и стоЯть. Ћн ничего не понимал. —тобы растолковать, как ходЯт собаки, Я
его учил ходить на четвереньках, но он тоже почти ничего не понЯл.
     "Ђ какие птицы?" -- спросил как-то слепой. "Ќу,  это просто",-- ответил
Я,  быстро вырезал из бумаги птичку  вроде змеЯ с  бахромой вместо крыльев и
сунул  ему  в руки. "Ћщупал?"--"„а..." -- "Ћни летают,  то  есть  ничего  не
весЯт,  поднимаютсЯ в воздух",--"Ђ что такое  воздух?"  ’ут Я  призадумалсЯ.
"‚оздух у нас внутри, мы им дышим". -- "Ђ. это кровь..." --  "„а", -- сказал
Я  и устыдилсЯ, что пришлось  так вывернутьсЯ. ‘лепой  отрЯхнулсЯ, ему  было
неприЯтно,  что  вокруг нас  кровь. Џотом вздохнул и сказал:  "‡начит, дома,
коровки, звезды, крест, лупа, собаки, когда летают, становЯтсЯ птицами".
     џ  провел  с  ним  столько приЯтных  часов,  что  полюбил его  как свою
собственность, как игрушку. џ целовал его и тискал, а он трепетал, дрожал от
радости. Ќаобнимавшись,  мы  молчали. €ногда,  во времЯ веселой игры, слепой
вздыхал, почему --  неизвестно, хотЯ, бывало,  он говорил  мне: "џ ничего не
вижу... Я не знаю, где моЯ мама... Я не могу увидеть папу...  тебЯ не вижу".
Ћт этих слов мне становилось немного не по себе, хотЯ Я гордилсЯ, что он так
хочет менЯ увидеть.
     ‚ саду  мы ждали,  когда поЯвитсЯ месЯц. ‚етер сонно и мелодично шуршал
листвою, облака в вышине прилегали друг к другу, словно усталые душ и.
     -- ѓде облака?-- спрашивал слепой.
     -- Ќа небе,-- отвечал Я.
     --  Ђ,  правда, правда, они -- как  коровы,  как  дома, какдеревьЯ, как
люди,  как  солдаты,  которые маршируют  под