        ќнтони Ѓерджесс. ‡аводной апельсин

---------------------------------------------------------------
 Џеревод: ‚.ЃошнЯк
 OCR: Њаксим •аустов
 ‚ычитка текста: ЌатальЯ Ѓаженова
---------------------------------------------------------------


         * —Ђ‘’њ Џ…ђ‚Ђџ * 

     -- Ќу, что же  теперь, а? ЉомпаниЯ такаЯ: Я, то есть Ђлекс, и  три моих
druga,  то есть Џит, „жорджик  и ’ем,  причем  ’ем был и в самом деле парень
темный, в смысле glupyi, а сидели мы в молочном баре "Korova", шевелЯ mozgoi
насчет того, куда  бы убить вечер--подлый такой, холодный и сумрачный зимний
вечер, хотЯ и сухой.  Њолочный  бар "Korova"  --  это  было zavedenije,  где
давали "молоко-плюс", хотЯ вы-то, бллин, небось уже  и запамЯтовали, что это
были за  zavedenija: конечно,  нынче ведь все так скоро менЯетсЯ, забываетсЯ
прЯмо  на глазах,  всем plevatt, даже газет нынче толком никто не  читает. ‚
общем, подавали там "молоко-плюс" -- то  есть молоко плюс кое-какаЯ добавка.
ђазрешениЯ  на  торговлю спиртным у  них не  было,  но  против  того,  чтобы
подмешивать кое-что из новых shtutshek в доброе старое молоко, закона еще не
было, и можно было pitt его с велосетом, дренкромом, а то и еще кое с чем из
shtutshek, от которых идет тихий baldiozh, и ты минут пЯтнадцать чувствуешь,
что  сам  ѓосподь Ѓог  со  всем его  свЯтым воинством сидит  у тебЯ в  левом
ботинке, а сквозь mozg проскакивают искры и  фейерверки. …ще можно было pitt
"молоко с ножами",  как это у нас называлось, от него шел tortsh, и хотелось
dratsing,  хотелось  gasitt  кого-нибудь  по полной  программе, одного  всей
kodloi, а в тот вечер, с которого Я начал свой рассказ, мы как раз это самое
и пили.
     Љарманы у нас ломились от babok, а стало быть, к тому, чтобы  сделать в
переулке toltshok  какому-нибудь  старому  hanyge, obtriasti его и смотреть,
как он  плавает в луже  крови,  пока мы  подсчитываем  добычу и делим  ее на
четверых, ничто  нас,  в  общем-то,  особенно  не понуждало,  как  ничто  не
понуждало и к тому, чтобы делать krasting в лавке у  какой-нибудь трЯсущейсЯ
старой  ptitsy,  а  потом  rvatt kogti  с  содержимым кассы.  Ћднако недаром
говоритсЯ, что деньги это еще не все.
     Љаждый  из нас  четверых был prikinut  по  последней.  моде,  что  в те
времена  означало пару  черных штанов  в облипку со вшитой в  шагу  железной
чашкой,  вроде  тех,  в которых  дети  пекут  из  песка  куличи,  мы ее  так
песочницей и  называли, а пристраивалась она под штаны как длЯ защиты, так и
в  качестве украшениЯ, которое  при  определенном  освещении  довольно  Ясно
вырисовывалось, и вот, стало  быть, у менЯ эта штуковина была в форме паука,
у Џита  был ruker (рука, значит),  „жорджик этакую  затейливую  раздобыл,  в
форме  tsvetujotshka,  а  ’ем додумалсЯ  присобачить нечто  вовсе паскудное,
вроде как бы клоунский morder (лицо, значит),  -- так ведь  с ’ема-то  какой
спрос, он вообще соображал слабо, как по zhizni, так и вообще, ну, темный, в
общем,  самый темный из  всех нас. Џотом  полагались еще короткие куртки без
лацканов, зато с огромными накладными плечами  (s  myshtsoi, как  это  у нас
называлось),  в которых  мы делались похожими  на  карикатурных  силачей  из
комикса.  Љ  этому,  бллин, полагались еще галстучки,  беловатенькие  такие,
сделанные будто из картофельного пюре с  узором, нарисованным вилкой. ‚олосы
мы  чересчур длинными не отращивали и  башмак  носили мощный, типа govnodav,
чтобы пинатьсЯ. -- Ќу, что же теперь, а?
     ‡а  стойкой  рЯдышком  сидели  три  kisy  (девчонки, значит),  но  нас,
patsanov, было четверо, а у нас ведь как -- либо одна на всех, либо по одной
каждому.  Kisy  были  прикинуты  дай Ѓог --  в лиловом, оранжевом  и зеленом
париках,  причем   каждый  тЯнул   никак  не   меньше  чем  на   трех-   или
четырехнедельную ее зарплату, да и косметика соответствовала (радуги  вокруг
glazzjev и широко  размалеванный  rot). ‚  ту  пору  носили  черные  платьЯ,
длинные  и  очень  строгие,  а на grudiah  маленькие серебристые значочки  с
разными  мужскими  именами  --  „жо,  Њайк  и так далее. ‘читалось,  что это
mallshiki, с которыми они ложились spatt, когда им было меньше четырнадцати.
Ћни все поглЯдывали в нашу сторону,  и Я уже чуть  было не сказал (тихонько,
разумеетсЯ, уголком rta),  что не лучше ли троим из нас слегка porezvittsia,
а беднЯга ’ем пусть, дескать,  отдохнет,  поскольку нам всего-то и  проблем,
что postavitt ему  пол-литра беленького  с подмешанной туда на сей раз дозой
синтемеска, хотЯ все-таки  это  было  бы не по-товарищески.  ‘ виду  ’ем был
весьма  и весьма отвратен,  имЯ вполне ему подходило, но в mahafshe ему цены
не было, особенно liho  он пускал в ход govnodavy. -- Ќу,  что же теперь, а?
Hanurik, сидевший рЯдом со мной на длинном бархатном сиденье, идущем по трем
стенам помещениЯ, был уже в полном otjezde:  glazzja остекленевшие,  сидит и
какую-то  murniu   бубнит  типа   "ђаботы  хрюк-хрЯк  ЂристотелЯ   брым-дрым
становЯтсЯ  основательно офиговательны". Hanurik  был уже в  порЯдке, вышел,
что называетсЯ, на орбиту, а Я знал, что это такое, сам не раз пробовал, как
и все прочие,  но в тот вечер мне вдруг подумалось, что  это все-таки подлаЯ
shtuka, выход длЯ трусов, бллин. ‚ыпьешь это  хитрое молочко, свалишьсЯ, а в
bashke одно:  все  вокруг  bred и hrenovina,  и вообще все это  уже когда-то
было. ‚идишь  все нормально,  очень  даже Ясно  видишь -- столы, музыкальный
автомат, лампы,  kisok и malltshikov, -- но  все это будто где-то вдалеке, в
прошлом, а на самом деле ni  hгепа и нет вовсе. “ставишьсЯ при этом  на свой
башмак или, скажем, на ноготь и смотришь, смотришь,  как в трансе, и в то же
времЯ чувствуешь, что тебЯ  словно  зашкирку  взЯли и трЯсут,  как  котенка.
’рЯсут, пока все из тебЯ не вытрЯсут. ’вое имЯ, тело, само твое "Я", но тебе
plevatt,  ты только  смотришь и  ждешь, пока твой  башмак или твой ноготь не
начнет  желтеть, желтеть,  желтеть...  Џотом  перед глазами как  пойдет  все
взрыватьсЯ -- прЯмо атомнаЯ  война, -- а  твой башмак, или ноготь, или, там,
грЯзь на  штанине  растет, растет, бллин, пухнет, вот уже- весь мир, zaraza,
заслонила, и тут ты готов уже идти прЯмо к Ѓогу в рай. Ђ возвратишьсЯ оттуда
раскисшим,  хныкающим,  morder  перекошен  -- уу-ху-ху-хуууу!  Ќормально,  в
общем-то,  но трусовато как-то. Ќе  длЯ того мы  на белый свет попали, чтобы
общатьсЯ с Ѓогом. ’акое может все силы из парнЯ высосать, все  до капли. ---
Ќу, что же теперь,  а? ђадиола играла вовсю, причем стерео, так что golosnia
певца как бы перемещалась из одного  угла бара в другой, взлетала к потолку,
потом  снова падала и отскакивала от стены к стене. ќто Ѓерти ‹аски наЯривал
одну старую shtuku под названием "‘лупи с менЯ краску". Ћдна из трех kisok у
стойки, та, что  была в зеленом парике, то выпЯчивала  живот,  то  смова его
втЯгивала в такт тому, что у них  называлось музыкой. џ почувствовал,  как у
менЯ пошел  tortsh от ножей в хитром молочишке, и Я уже готов был изобразить
что-нибудь  типа  "куча-мала".  џ заорал "Ќоги-ноги-ноги! "  как зарезанный,
треснул отъехавшего hanygu по чану или,  как у нас  говорЯт, v tykvu, но тот
даже не почувствовал, продолжаЯ бормотать про "телефоническую бармахлюндию и
гранулЯндию, которые всегда  тыры-дырбум". Љогда  с небес  возвратитсЯ,  все
почувствует, да еще как!
     -- Ђ куда? -- спросил  „жорджик.  -- ЉакаЯ  разница, -- говорю, --  там
glianem -- может что и подвернетсЯ, бллин.
     ‚  общем, выкатились  мы  в зимнюю необъЯтную notsh и  пошли сперва  по
бульвару  Њарганита, а  потом свернули  на Ѓутбай-авеню и там нашли  то, что
искали, -- маленький toltshok, с которого уже можно было  начать вечер.  Ќам
попалсЯ ободранный starikashka, немощный такой tshelovek  в очках, хватающий
разинутым hlebalom холодный ночной  воздух. ‘ книгами  и задрызганным зонтом
подмышкой он вышел из публичной biblio на углу, куда в те времена нормальные
люди  редко  захаживали. „а  и  вообще,  в те дни солидные,  что называетсЯ,
приличные люди не очень-то разгуливали по улицам  после  наступлениЯ темноты
-- полиции  не хватало,  зато  повсюду  шнырЯли разбитные  malltshipaltshiki
вроде нас,  так что  этот stari  профессор был  единственным на  всей  улице
прохожим.  ‚  общем,  podrulivajem  к  нему,  все  аккуратно,  и  Я  говорю:
"€звинЯюсь, бллин".
     ѓлЯнул он на нас этак  puglovato  -- еще бы,  четверо таких ambalov, да
еще  откуда  ни  возьмись,  да с ухмылочками, но  ничего, отвечает.  "џ  вас
слушаю, -- говорит,  --  в  чем  дело?  "  -- причем этак зычно, учительским
тоном: пытаетсЯ, значит, представить, будто он и не puglyi вовсе. џ говорю:
     --  ‚ижу  вот книжонки  у  тебЯ под  мышкой,  бллин. ђедкостное,  можно
сказать, удовольствие в наши дни встретить человека, который что-то читает.
     -- „а ну,  -- сказал он, весь дрожа. -- Ќеужто?  ‚прочем,  да, да. -- Ђ
сам все  смотрит на нас, на одного, другого, в глаза  заглЯдывает,  уже стоЯ
посередине этакого улыбчивого аккуратного квадрата.
     --  Ђга, --  говорю. --  Ћчень  было бы  интересно глЯнуть, бллин, если
разрешишь, конечно,  что это у тебЯ  за книжки такие. Ѓольше  всего на свете
люблю хорошенькие чистенькие книжки.
     __ —истенькие? -- удивилсЯ  он. -- •м, чистенькие. -- и тут Џит хватъ у
него  из-под  мышки всю его drebedenn  и скоренько  нам  раздал. Љаждому  по
книжке досталось, кроме ’ема. ’а, что оказалась в  руках у  менЯ, называлась
"‚ведение в кристаллографию", Я раскрыл ее и говорю: "‡дорово, первый сорт",
а сам страницы листаю, листаю. € вдруг говорю таким голосом раздраженным;
     -- ќт-то еще что  такое? ѓадкое слово, мне на него и глЯдеть-то стыдно.
Ћх, разочаровал ты менЯ, братец, ох, разочаровал!
     -- Ќо где?  -- засуетилсЯ он. -- ѓде? ѓде? -- Ћго, -- вступил „жорджик,
-- вот  уж  где грЯзь  так грЯзь!  ‚от: одно слово на букву "х", а другое на
"п". -- “ него была книга под названием "‡агадки и чудеса снежинок".
     -- Ќадо же, --  присоединилсЯ к нам и balbesina ’ем, глЯдЯ через  плечо
Џита и, как всегда, perebarstshivaja. -- € впрЯмь, все как по  нотам: и чего
куда, и на картинке показано. ‘лушай, -- говорит, -- да ты же просто грЯзный
kozlina!
     -- €  это в таком  почтенном возрасте, ай-Яй-Яй, -- заговорил  снова Я,
принимаЯсь  рвать попавшую мне  в руки книгу  пополам, а мои друзьЯ занЯлись
тем  же с  остальными  книгами, а особенно  старались  ’ем с  Џитом,  вдвоем
расправлЯЯсь с "ђомбоэдрическими структурами".  Stari intell сразу в kritsh:
"Ћни не мои! •улиганство!  ‚андализм! ќто муниципальнаЯ собственность! "  --
или  что-то вроде. ЏопыталсЯ даже вроде как вырвать книги  у нас  из рук, но
это уж вовсе была hohma.
     -- —то ж, придетсЯ тебЯ, братец,  проучить, -- сказал Я. -- „остукалсЯ.
--  Џричем оказавшийсЯ  у менЯ в руках  учебник был переплетен очень крепко,
нелегко было устроить ему razdryzg -- еще бы, книга была  стараЯ, выпущеннаЯ
во времена, когда все делали очень добротно, вроде как не на один день, но Я
все  же  выдирал из  нее  страницы,  комкал и осыпал  ими  starikashku,  они
кружились и летали  в воздухе, словно огромные снежинки, при этом мои друзьЯ
делали то же самое, и только ’ем просто плЯсал вокруг и кривлЯлсЯ -- клоун и
есть клоун.
     -- ‚от тебе,  вот тебе, --  приговаривал Џит. --  Џолучай под расписку,
погань, грЯзный порнографист!

     -- Џоганое ты otroddje, padia, --- сказал Я, и начали мы shustritt. Џит
держал его за руки,  а „жорджик раскрыл ему пошире pastt, чтобы ’ему удобней
было выдрать  у  него вставные челюсти, верхнюю  и  нижнюю. Ћн их швырнул на
мостовую,  а Я поиграл на  них в каблучок,  хотЯ  тоже  довольно  крепенькие
попались,  гады,  из какого-то,  видимо,  новомодного суперпластика.  Kashka
что-то  там. нечленораздельное зачмокал -- "чак-чук-чок", а  „жорджик бросил
держать его за gubiohi и сунул ему toltshok кастетом  в беззубый rot, отчего
kashka взвыл, и  хлынула кровь, бллин, красота, да и только. Ќу, а потом  мы
просто раздели его, снЯв все до нижней рубахи и  кальсон (sfaryh-staryh; ’ем
чуть bashku себе на них глЯдЯ не othohotal),  потом Џит laskovo лЯгнул его в
брюхо,  и мы оставили его в покое. Ќа  заплетающихсЯ ногах он пошел прочь --
мы ему не очень-то сильный foltshok сделали, -- только все охал, не понимаЯ,
где он и что с ним, а мы похихикали tshutok и прошлись по его карманам, пока
’ем выплЯсывал вокруг с  замызганным  зонтиком, но в  карманах мы мало  чего
обнаружили.  Ќашли  несколько старых писем, из которых некоторые, написанные
еще в шестидесЯтых, начинались с "милый мой дорогой" и всЯкой прочей driani,
еще нашли свЯзку ключей и  старую пачкающуюсЯ авторучку. ‘тарина ’ем прервал
свою плЯску с зонтиком и, конечно же, не выдержал -- принЯлсЯ читать одно из
писем вслух, вроде как  чтобы  показать всей  пустой  улице,  что  он  умеет
читать. "Њой дорогой, -- начал он своим  писклЯвым голосом, -- пока тебЯ нет
со мной, Я буду  все времЯ о  тебе  думать,  а  ты не  забывай,  пожалуйста,
одевайсЯ потеплее, когда выходишь из  дому  вечерами".  ’ут  он выдал gromki
такой  smeh  -- "ух-ха-ха-ха" -- и притворилсЯ, будто вытирает этим  письмом
себе jamu.
     --  Ќу ладно, -- сказал  Я.  -- ‡авЯзываем, бллин.  ‚  карманах брюк  у
starikashki нашлось немного babok  (денег,  стало  быть)  --  не больше трех
hrustov, так что всю  его melotshiovku мы раскидали по улице, потому что все
это  было  курам  на смех по сравнению  с той  капустой, что  распирала наши
карманы.  Џотом мы разломали зонтик, всем трЯпкам и одежде устроили razdryzg
и разметали  их  по ветру, бллин, и  на том со  старым kashkoi-учителем было
покончено.  Љонечно,  Я понимаю,  то был вариант, так сказать, усеченный, но
ведь   и  вечер  еще  только  начиналсЯ,   так   что   никаких   всЯких  там
иззи-винни-ненний Я  ни у  кого за это не просил. "Њолоко  с ножами" к  тому
времени как раз начинало чувствоватьсЯ, что называетсЯ, budle zdraste.
     Ќа  очереди  стоЯло сделать  смазку,  то есть  слегка  разгрузитьсЯ  от
капусты, тем самым, во-первых, обретЯ дополнительный стимул, чтобы triahnutt
какую-нибудь лавочку, а во-вторых, купив себе заранее  алиби, и  мы пошли на
ќмис-авеню в пивную "„юк-оф-Ќью-‰орк", где не бывало днЯ, чтобы в закутке не
сидели бы три или четыре babusi, lakafa помойное пиво  на последние грошовые
остатки своих ѓЏ (государственных пособий).  ’ут  мы  уже  выступали этакими
pai-malltshikami, улыбались, делали  благовоспитанный zdrastiпg, xoтЯ старые
вешалки все равно от страха были в  отпаде,  их  узловатые, перевитые венами
rukery затрЯслись, расплескиваЯ пиво из стаканов на пол.
     --  Ћставьте нас  в покое, ребЯтки,  -- сказала одна  из них, всЯ такаЯ
морщинистаЯ, будто  ей  тысЯча лет, -- не трогайте  бедных  старух. -- Ќо мы
только  зубами  блесь-блесь, расселись, позвонили  в  звонок и стали  ждать,
когда придет официант. Ћн ЯвилсЯ, нервно вытираЯ руки о грЯзный фартук, и мы
заказали себе четыре "ветерана", а "ветеран"  -- это в те  времена был такой
коктейль  очень  модный  из  рома  и шерри-бренди,  а  еще  некоторые любили
добавить туда  сок лайма--тогда  это  называлось "канадский вариант". Ђ Я  и
говорю официанту:
     --  Ђ  ну-ка, обслужи babushek  по полной  программе. ‚сем по  двойному
виски  и  еще дай им чего-нибудь взЯть с  собой. -- џ  вывалил из кармана на
стол весь  свой запас  deng, и трое моих друзей сделали то  же  самое -- ох,
времена  были!  ‚  общем, поЯвились  на столе у  регеpuglyh  старых  вешалок
стаканы с горючкой, а они сидЯт  ни живы ни мертвы и не знают, чего сказать.
Ќасилу одна  из  них  выдавила: "‘пасибо, ребЯтки",  но по  ним  было видно:
смекнули  уже, что  тут  дело нечисто.  ‹адно,  выдали  мы  им,  по  бутылке
"џнк-„женерал" -- коньЯка, значит, причем это уже с собой, а Я еще дал deng,
чтобы  им с утречка принесли  на дом по  дюжине  пива, а они, дескать, пусть
только  свои voniutshije адреса рассыльному  оставЯт.  Џотом  на  оставшуюсЯ
капусту  мы скупили  в  zabegalovke все пироги, крекеры, бутерброды, чипсы и
шоколадки, и  все это  тоже  длЯ старых  кочерыжек.  Џотом говорим: "Stshias
вернемсЯ",  и  под бормотанье старых куриц -- мол, спасибо, ребЯтки, дай Ѓог
вам здopoвьЯ, мальчики --  мы  уже пошли на выход без  единого  цента deng в
карманах.
     -- Ќу и ну, прЯм что  в самом  деле какие-то мы  dobery, -- сказал Џит.
Џричем Явно наш темный ’ем ни в  зуб  ногой не vjezzhajet, но он помалкивал,
чтобы мы не назвали его лишний раз glupym и bezmozgiym. Ќу и пошли мы тут же
за  угол  на ќттли-авеню, там в тот час еще  работала  лавка, где  продавали
сласти и  tsygarki, Њы сюда  уже месЯца три как не заходили,  на улице  было
тихо,  пустынно  --  ни  милисентов  с  автоматами, ни  всЯких  там патрулей
ополчениЯ, которые в те дни все больше по ту сторону реки сшивались.  Ќадели
мы  маски -- тогда  это  было  новшество,  чудненькие  такие,  в самом  деле
baldiozhno   сделаны  в  виде  лиц  всЯких  исторических  персонажей  (когда
покупаешь, тебе в магазине  сразу  и  фамилию  его говорЯт), так что  Я  был
„израэли, Џит был ќлвис Џресли, „жорджик был ѓенрих VIII, а  ’ем был поэт по
имени  Џ.  Ѓ., елли; маски были просто otpad: волосы и всЯкое  такое, и еще
специальнаЯ пластмассоваЯ  штучка  приделана -- дернешь, и всЯ fignia тут же
скатываетсЯ трубочкой, чтобы, когда дело сделано, спрЯтать в сапог; в общем,
надели и втроем вошли. Џит осталсЯ снаружи па striome -- не то чтобы это так
уж  нужно было,  просто  на всЯкий роzharni. Ћчутившись  в  лавке, мы тут же
бросились  к ‘лаузу --  он там  хозЯином был, толстый такой kashka  с пивным
брюхом, который сразу все  ponial и кинулсЯ к себе в контору, где у него был
телефон, а  может даже  и  хорошо смазаннаЯ шестизарЯднаЯ  pushka. ’ем  лихо
перемахнул  прилавок,  взметнув  ворох пачек  с куревом, которые  с  треском
ударили  в  большой   плакат,  на   котором  какаЯ-то  kisa  демонстрировала
покупателЯм zuby и  grudi длЯ  рекламы очередной марки mahry. ‚се, что можно
было vidett потом, это единый ком, в который сплелись старина  ’ем и  ‘лауз,
покатившиесЯ за  штору в подсобку. Џотом  можно было только slyshatt хрипы и
удары за шторой, грохот падениЯ  каких-то  vestshei,  ругань,  а  потом звон
стекол:  дзынь-лЯ-лЯ!  Њамаша ‘лауз,  жена хозЯина,  так  и замерла,  словно
примерзла к полу за  прилавком. џсно,  что,  дай ей  волю, она сразу подымет
kritsh -- убивают, мол, и тому подобный kal, поэтому Я скоренько заскочил за
прилавок, sgrabastal  ее  и  тоже смЯл  в  ком,  ощутив  в ноздрЯх  vonn  ее
парфюмерии, а под руками ее трЯсущиесЯ обвислые grudi.  џ зажал ей rot своей
grablei,  чтобы она  не bazlala на  весь белый свет  о  том, что ее грабЯт и
убивают,  но эта подлаЯ swnka так укусила менЯ за ладонь, что Я сам испустил
дикий kritsh, а потом уже  и она завопила на всю вселенную, призываЯ ментов,
то есть милисентов. ‚ общем, пришлось выдать ей  toltshok гирей от  весов, а
потом поработать над ней ломиком, которым они Ящики распечатывали, и  тут уж
она как  миленькаЯ заплЯсала  под красным  флагом. ЏовалЯли мы  ее по  полу,
shmotki, конечно, на ней vrazdryzg, но это уж так, dlia baldy -- и slegontsa
попинали govpodavami, чтобы прекратила свой  kritsh. Ђ  когда Я увидел,  как
она лежит, выкатив наружу grudi, Я еще подумал, может, занЯтьсЯ, но нет, это
у  нас было  намечено  на  потом. ‚зЯли  мы  кассу--очень,  кстати,  неплохо
pripodnialiss -- и с несколькими блоками лучших tsygarok, бллин, svalili.
     -- Ќу и тЯжелый же хрЯк-то он оказалсЯ., -- все повторЯл ’ем.
     ‚ид ’ема мне не понравилсЯ: грЯзный какой-то,  взъерошенный, Явно после
драки, что, конечно, верно, однако истина  истиной, а вид будь любезен иметь
подобающий. ѓалстук  такой, будто  по  нему  ногами  ходили, маска  съехала,
morder в пыли, и мы втащили ’ема  в переулок,  где,  послюнив платки, shutok
его подправили, убрали кое-какую griazz. —его не сделаешь ради дружбы! Ќазад
в пивную "„юк-оф-Ќью-‰орк" мы возвратились очень скоро, Я по часам проверил:
нас  не было каких-нибудь минут десЯть. Џрестарелые babushki все еще сидели,
попиваЯ пиво и виски, которое мы им поставили, и Я сказал: "Џривет, девчата,
как  житуха? "  Ћни опЯть за свое: "‘пасибо, ребЯтки, дай Ѓог вам  здоровьЯ,
мальчики", а мы позвонили в kolokol, пришел на сей раз другой официант, и мы
заказали пива с ромом -- ужасно пить, бллин, захотелось; поставили выпивку и
старым  вешалкам -- на их выбор. Џотом Я сказал babushkam:  "Њы ведь  никуда
отсюда  не выходили, правда же?  ‚се времЯ здесь  были, верно? "  „о них все
мгновенно doshlo, отвечают:
     -- ‚се верно, ребЯта. Ќи на минуту с глаз не отлучались, как  Ѓог свЯт.
Ѓлагослови вас ѓосподь, мальчики. -- € снова за стаканы взЯлись.
     ‚прочем, это  врЯд ли  было так уж важно.  Џрошло  не меньше  получаса,
прежде чем менты начали проЯвлЯть признаки жизни, да и то  пришли всего лишь
каких-то  два  молоденьких мусора, все такие розовенькие под shlemami.  Ћдин
говорит:
     -- ќй вы, кодла, вы что-нибудь знаете  про то, что случилось только что
в лавке ‘лауза?
     -- Њы? -- невинным тоном спрашиваю Я. -- Ђ что там такое случилось?
     -- ѓрабеж,  избиение. „вое госпитализированы. Ђ  ваша  кодла  где  была
нынче вечером?
     --  Ќечего со мной таким тоном разговаривать, --  отвечаю. -- џ на  эти
ваши подколки плевать  хотел. Њне, бллин,  вообще  не  нравитсЯ  ваша манера
общениЯ.
     --  ќти  ребЯта все времЯ  здесь  были,  -- вступились  за  нас  старые
veshalki. ---  „ай Ѓог им  здоровьЯ, уж такие парнишки чудные, такие добрые,
щедрые!  Ћни  все времЯ  здесь  были, ни  на минуту не  отлучались. “ж мы-то
видели бы, если что не так.
     -- Њы просто спросили, -- примирительно отозвалсЯ молоденький мент.  --
ђабота  у  нас такаЯ,  что ж  поделаешь.  --  Ћднако,  уходЯ, он окинул  нас
довольно  мрачным  и  подозрительным  взглЯдом.  Њы  проводили  их  громким,
исполненным  на  губах, салютом:  пыр-дыр-дыр-дыр!  Ќо  лично сам  Я находил
событиЯ  той ночи, да и предыдущих  тоже, слегка  разочаровывающими.  ’олком
даже и подратьсЯ не с кем.  ‚се  просто,  как поцелуй в jamu. ‚прочем, вечер
был весь еще впереди.


        2
     ‚ыходЯ  из  пивной "„юк-оф-Ќью-‰орк",  мы  сквозь  ее  широкую  витрину
zasekli старого hronika, в  смысле пьЯницу, распевавшего поганые песни своих
поганых  предков, а в промежутках икавшего и рыгавшего  так,  будто у него в
прогнивших вонючих кишках целый поганый оркестр. …сли есть vestsh, которую Я
не  выношу, так это  именно такое  поведение.  Ќу не  могу Я смотреть, когда
muzhik грЯзный, качаетсЯ, рыгает пьЯным своим  выхлопом,  сколько бы ему лет
ни было, однако в особенности когда  он такаЯ стараЯ obrazina,  как этот. Ћн
стоЯл, будто влипнув в стену, в жутком. и изгвазданном виде --  штаны мЯтые,
на них griazz,  kal и  Ѓог знает что еще. Џришлось за него взЯтьсЯ, пару раз
хорошенько vrezatt, но все равно он продолжал горланить. ЏеснЯ была такаЯ:
     Ѓудем вместе  мы, моЯ милаЯ, •оть  ушла ты далеко. Ќо когда ’ем  сделал
ему  несколько  раз toltshok  кулаком по  поганым его  zubbjam, пьЯница петь
перестал и заголосил; "„авайте, кончайте  менЯ, трусливые выродки, все равно
Я не хочу жить, не хочу Я жить в таком подлом сволочном мире! " џ велел ’ему
слегка tormoznuttsia, потому что  иногда мне интересно бывало послушать, что
эти старые hanygi имеют сказать насчет  жизни  и устройства мира. џ  сказал:
"Ћ! Ђ отчего это мир, по-твоему, такой уж подлый? "
     Ћн выкрикнул: "ќто подлый мир, потому что в нем позволЯетсЯ юнцам вроде
вас на стариков нападать, и никакого уже ни закона не осталось, ни порЯдка".
Ћн  орал во всю-мочь, в такт словам  размахивал  rukerami, однако kishki его
продолжали  изрыгать  все  те  же блыр-длыр, словно  у  него  внутри  что-то
крутитсЯ или будто сидит  в нем какой-то  настырный и грубый muzhik, который
нарочно его zaglushajet, и starikashke приходитсЯ  воевать  с  ним кулаками,
продолжаЯ орать: "‚  этом мире длЯ  старого человека нет места, а  вас Я  не
боюсь вовсе, потому что Я так пьЯн, что бейте сколько хотите--.  все равно Я
боли не почувствую,  а убьете, так только рад буду сдохнуть! " Њы похмыкали,
похихикали, по ничего  ему не  отвечали, в он  продолжал:  "—то  это  за мир
такой, Я вас спрашиваю! —еловек на ‹уне, человек  вокруг ‡емли крутитсЯ, как
эти жуки всЯкие вокруг лампы, и при этом никакого уважениЯ нет ни  к закону,
ни  к власти. „авайте, делайте,  что задумали,  хулиганы проклЯтые,  выродки
подлые! " €  после этого он  выдал  нам тот же исполненный  на губах  салют:
пыр-дыр-дыр-дыр! -- точно такой же, каким мы проводили молоденьких ментов, и
тут же снова запел;
     џ  за  родину  кровь  проливал € с  победой  вернулсЯ домой --  так что
пришлось  его slegontsa zagasitt, что мы и сделали, веселЯсь и хохоча, но он
все равно продолжал горланить.  ’огда мы ему  так vrezali,  что он повалилсЯ
навзничь,  выхлестнув целое ведро пивной блевотины.  ќто  было так отвратно,
что мы, каждый  по разу, пнули его сапогом, и уже не песни и не блевотина, а
кровь хлынула из  его  поганой  cтарой pasti.  Џотом  мы  отправились  своей
дорогой.
     ’олько  это мы  подошли  к  районной  электроподстанции,  как  поЯвилсЯ
Ѓиллибой со  своими  пЯтью koreshami. „ело тут  вот в чем: в те дни,  бллин,
парни  ходили  больше  четверками  и  пЯтерками,  вроде  как  автомобильными
командами, поскольку четверо -- это как раз экипаж длЯ  машины, а шестеро --
уже  вообще  верхний  предел.  ‚ременами  несколько   таких  небольших  шаек
объединЯлись в одну большую, чтобы получилось что-то вроде армии длЯ ночного
сражениЯ,  но  чаще  всего  бывало  удобней   болтатьсЯ  по  городу  мелкими
группками. Ѓиллибой менЯ дико раздражал. „о тошноты, Я просто  видеть не мог
его толстый ухмылЯющийсЯ  morder,  к  тому  же от него еще  и vonialo словно
пережаренным жиром,  пусть даже  он, как в  тот раз,  был  разодет  в лучшие
shmotki. Њы zasekli  их, они нас, и  принЯлись мы  друг за  другом по-тихому
nabliudatf.  ’ут-то уж  дело  намечалось стоЯщее,  будь  спок: nozb,  tsepp,
britva,  а  не  какие-нибудь там кулачки с каблучками. Ѓиллибой  с koreshami
tormoznuliss,  бросив  на   полпути  задуманное  --  что-то  они  там  такое
собирались делать с плачущей devotshkoi, которой было лет десЯть, не больше;
она у  них  уже в  kritsh  пустилась, но платье все еще  было на ней, причем
Ѓиллибой держал  ее за один ruker, а его первый друг ‹ео --  за другой. Ћни,
видимо, занимались  как раз матерной частью,  а  к  материальной  собирались
перейти чуть позже. “видели на подходе нас и  тут же melkuju kisu отпустили:
иди-иди, hnykalka,  таких,  как  ты, на  пЯтак ведро, и она бросилась прочь,
посверкиваЯ  в  темноте  белизной  тощих  коленок  и  продолжаЯ повизгивать:
"Ћй-ей-ей! Ћй-ей-ей! " Ђ Я--с  такой  еще улыбкой,  широкой, дружеской  -- и
говорю:
     -- Љого Я вижу! Ќадо же!  Ќеужто жирный и вонючий, неужто мерзкий наш и
подлый  Ѓиллибой, koziol и svolotsh! Љак поживаешь, ты, kal в горшке, пузырь
с касторкой?  Ђ ну, иди сюда, оторву  тебе beitsy, если они у тебЯ еще есть,
ты евнух drotshenyi! -- € с этого началось.
     Ќас было четверо против шестерых, хотЯ это Я уже говорил, но зато у нас
был balbessina  ’ем,  который, при всей своей  тупости, один стоил  троих по
злости и владению всеми  подлыми хитростЯми драки.  “ ’ема вокруг поЯса была
дважды  обернута  увесистаЯ tsepp, он размотал ее и принЯлсЯ shurovatt  ею у
недругов перед глазами. “ Џита с „жорджиком были замечательные острые nozhi,
Я же,  в  свою очередь, не расставалсЯ со своей  любимой старой  очень-очень
опасной britvoi, с которой управлЯлсЯ в ту пору артистически.  € пошла у нас
zaruba  в  потемках  -- старушка  луна  с людьми  на  ней  только-только еще
вставала над горизонтом,  а  звезды посверкивали,  будто nozhi, которым тоже
хочетсЯ  vstriatt в  наш  dratsing. Ћдному из друзей Ѓилли-боЯ  Я  ухитрилсЯ
бритвой вспороть спереди всю  одежду,  аккуратненький такой  razrez  сделал,
даже не коснувшись  под shmotkami тела.  ‚ драке этот  приЯтель ЃиллибоЯ  не
сразу обнаружил, что бегает весь нараспашку,  как лопнувший стручок, сверкаЯ
голым животом и болтаЯ  beitsami, а когда  заметил, вышел из себЯ настолько,
что  ’ем с легкостью до него добралсЯ -- ш-ш-ш-асть его tseppju по glazzjam,
и покатилсЯ, болезный, кубарем, вопЯ и завываЯ. “спех Явно сопутствовал нам,
и вскоре  мы  уже взЯли главного помощника ЃиллибоЯ в каблучки:  ослепленный
ударом цепи ’ема, он ползал  и выл, как животное, но получив наконец хороший
toltshok по tykve, замолк.
     €з нас четверых  вид,  как обычно, хуже всех был  у ’ема: лицо в крови,
шмотки  грЯзным  комом,  зато остальные были в полном порЯдке.  Ћсталось мне
только добратьсЯ  до  вонючки  ЃиллибоЯ,  вокруг которого Я  плЯсал со своей
britvoi  в  руке, как  какой-нибудь  корабельный парикмахер  в очень  бурную
погоду, -- вот-вот  popishu его по грЯзной его поганой hare. “ ЃиллибоЯ  был
nozh --  длинный  такой  выдвижной клинок, но  он tshutok  отставал с ним от
событий и  особого  вреда никому причинить  не мог. „а, бллин, истинное было
длЯ  менЯ  наслаждение  выплЯсывать  этот  вальсок--леваЯ, два-три,  праваЯ,
два-три -- и чиркать  его по  левой  щечке,  по правой щечке, чтобы  как две
кровавые  занавески  вдруг  разом  задергивались  при  свете звезд  по обеим
сторонам  его пакостной  жирной физиономии.  ‚от уже  льетсЯ  кровь,  бежит,
бежит, но Ѓиллибой Явно ни figa  не чувствует, по-прежнему топчетсЯ со своим
дурацким nozhom, как разжиревший voniutshi медведь, а достать менЯ не может.
     ’ут  послышались  сирены -- на подходе были  менты с пушками  наготове,
выставленными во все окна  полицейской машины. ’а hnykalka, должно быть, уже
projabedala --  будка длЯ  вызова мусоров была неподалеку, сразу за районной
электроподстанцией.
     -- ‹адно, не бойсь,  -- крикнул Я напоследок, -- koziol вонючий. џ тебе
еще beitsy поотрезаю.
     ‘ тем они  и побежали прочь -- все, кроме главного их molotily по имени
‹ео, который посапывал, лежа на земле, --  медленно, отдуваЯсь, побежали они
к северу, в сторону реки, а мы пошли в. противоположном направлении. Љак раз
за  следующим поворотом  обнаружилсЯ  переулок, пустой  и  темный и  с обоих
концов  открытый  длЯ отхода,  и там  мы передохнули,  сперва  быстро-быстро
хватаЯ воздух, потом все спокойнее  и  наконец стали дышать нормально.  Ѓыло
это подобно отдыху  между подножиЯми  двух ужасающих  огромных гор, чьи роли
отводились  двум  многоквартирным корпусам,  во  всех окнах которых  плЯсали
быстрые голубоватые сполохи. ‚се смотрели  telik. ‚ тот день происходило то,
что у них называлось всемирным вещанием -- одну и ту же программу передавали
по всему миру, кому угодно, а угодно главным образом бывало людишкам средних
лет  и  среднего  достатка.  ‚ыступал  обычно  либо   какой-нибудь  дурацкий
знаменитый  клоун, либо певец-негр,  и  всю  эту  volynku  ловили  в космосе
специальные телевизионные спутники и отбрасывали обратно на ‡емлю. Џодождали
мы,  попыхтели, слышим  -- менты с  сиренами катЯт  на  восток, --  ну, все,
значит, пронесло, как говоритсЯ. Ћдин balbesina ’ем не радовалсЯ, все глЯдел
вверх на  звезды, на планеты,  на  ‹уну эту самую, причем  с таким  открытым
rotom,  будто он ребенок  и  никогда  ничего  подобного  прежде не  видывал;
глЯдел-глЯдел да и выдал:
     -- €нтересно, есть там на них что-нибудь? ‚ообще, что там наверху может
быть? џ сильно ’кнул ему в  бок, сказав: -- Ќу ты, глупый ubludok! Ќе твоего
ума дело.  ‘корей всего там такаЯ же zhiznn, как здесь: одни режут, а другие
подставлЯют брюхо под nozh. Ђ сейчас, пока  еще не  вечер, пойдем-ка, бллин,
дальше.
     ђебЯта посмеЯлись, но balbesina ’ем поглЯдел на  менЯ серьезно, а потом
снова уставилсЯ  на  звезды и на ‹уну.  € мы  пошли  по переулку дальше, под
голубоватыми  сполохами  этого  самого всемирного  вещаниЯ с  обеих  сторон.
’еперь нам требовалось заполучить машину, и мы, выйдЯ из переулка,  свернули
влево, где раскинулась площадь Џристли-плейс, как мы определили по  сразу же
бросившейсЯ  в  глаза  большой  бронзовой  статуе какого-то  старого поэта с
обезьЯной  верхней  губой и  всунутой в немощный дрЯхлый rot трубой. агаЯ к
северу,  мы  вышли  к  старому   замызганному  ”ильмодрому  --  облупившейсЯ
развалюхе,  пришедшей  в полный упадок, потому  что  туда ходили  разве  что
malltshiki вроде менЯ и моих дружков,  да и то лишь длЯ  того, чтобы сделать
кому-нибудь  toltshok  или  razrez  либо  занЯтьсЯ  в темноте  добрым старым
sunn-vynn. ‘удЯ по  закрывавшему  фасад ”ильмодрома  рекламному  щиту,  где,
кроме   всего  прочего,   имелось   два-три   засиженных   мухами  кадра  из
предлагавшейсЯ  картины,  фильм,  по обыкновению,  был ковбойским  боевиком,
причем на стороне шерифа там,  естественно, дерутсЯ сплошные ангелы, которые
со  страшной  силой лупЯт из револьверов  по мерзавцам противникам -- этакаЯ
долбежно-напыщеннаЯ  vestsh, из тех, что, по милости ѓосфильма, во множестве
наводнЯли  в  те  времена  экраны.  Њашины,  припаркованные  у   киношки,  в
большинстве  своем были, прЯмо скажем, не подарок,  дрЯхлые  и разболтанные,
однако одна  была поновее  --  "дюранго"  95-го  года,  и  Я решил, что  эта
подойдет.  “ „жорджика на свЯзке с  ключами имелись и  отмычки, дубль-диезы,
как они тогда назывались, и  вскоре мы были уже в машине -- ’ем с Џитом сели
сзади, начальственно попыхиваЯ tsygarkami, а  Я включил  зажигание, завел, и
машина  недурственно затарахтела, пробуждаЯ в кишках  приЯтное такое, теплое
трепетанье.  Ќогу на педаль, со  стоЯнки задним ходом, и понеслась -- только
нас и видели.
     Њы  немножко   покрутились   по  задворкам,   на  переходах  распугиваЯ
starikashek  и babushek, зигзагами гонЯЯсь за  кошками и так далее. Џотом мы
свернули  к западу. „вижениЯ  на дороге было  немного,  и  Я знай себе давил
педаль до  упора, так что "дюранго" заглатывал дорогу, как спагетти.  ‚скоре
мимо побежали зимние деревьЯ, стало темно, как бывает только за городом, а в
одном  месте  Я  переехал  что-то  большое,  с   ощеренным  зубастым  rotom,
мелькнувшим в  свете  фар,  после чего это  что-то заверещало, хрустнув  под
колесами,  и  старина ’ем  на  заднем сиденье  чуть себе  bashku  напрочь не
отхохотал. Џотом  попалсЯ нам молоденький парнишка,  который obzhimalsia  со
своей  подружкой  под деревом,  мы остановились, поулюлюкали  tshutok, потом
немножко  их  длЯ порЯдку potuzili, дождались, когда они поднимут  kritsh, и
уехали. “ нас была  задумана операциЯ "незваный  гость". ‚от где можно будет
от души повеселитьсЯ, размЯть кости и pobestshinstvovatt. Ќаконец приехали в
какой-то поселок, на краю которого был маленький коттеджик -- торчит себе на
отшибе, и маленький садик при нем.
     ‹уна стоЯла уже высоко, коттеджик виднелсЯ очень Явственно, Я подкатил,
поставил машину на тормоз  и, покуда остальные трое хихикали, как bezumni, Я
разглЯдел на  воротах надпись "„ЋЊ" -- мрачноватое,  надо  сказать, название
длЯ  усадьбы. џ  вышел  из  машины,  приказав koresham вести себЯ  потише  и
притворитьсЯ серьезными, потом открыл калитку  и подошел к двери.  ‚ежливо и
тихонько постучал, но никто не поЯвилсЯ, тогда Я постучал tshutok сильней, и
на этот раз услышал, что кто-то подошел, щелкнул замок, дверь на дюйм-другой
приотворилась,  вижу, смотрит на менЯ glaz,  "а дверь на  цепочке. "„а?  Љто
там?  " Џо  голосу  женщина,  скорее даже kisa,  поэтому  Я заговорил  очень
вежливо, тоном настоЯщего джентльмена:
     --  Џардон, мадам, простите,  что побеспокоил, но мы вот гулЯли  тут  с
приЯтелем, и вдруг с ним что-то такое  произошло,  по-моему, с ним плохо, он
там на дороге -- упал  и лежит, стонет и встать  не может.  Ќе будете ли так
добры,  не позволите  ли мне воспользоватьсЯ вашим телефоном,  чтобы вызвать
"скорую"?
     -- “  нас нет телефона,  -- сказала kisa. -- ‘ожалею, но телефона у нас
нет. ЏридетсЯ вам зайти  к кому-нибудь  другому. -- Ђ изнутри коттеджика все
"тра-та-та"  да"тра-та-та"--кто-то на  машинке  печатает,  и  вдруг  машинка
смолкла  и донессЯ мужской голос; --  „орогаЯ, что там стрЯслось? --  ѓм, --
начал Я по новой, -- не будете  ли  вы так добры,  не пустите ли  его выпить
стакан воды? ‘ ним, похоже, обморок, понимаете? Џохоже, он отключилсЯ, вроде
как в обморок выпал.
     „евушка чуть поколебалась и говорит: "Џодождите-ка". Џосле чего куда-то
пошла, а трое моих дружков тихонько вылезли из машины, крадучись подобрались
поближе, на  ходу надеваЯ маски,  Я  свою тоже надел,  а шаловливую  ручонку
шасть в щель, цепочку-то и  скинул  --  kisu Я своим приличным  голосом  так
umaslil, что, уходЯ, она  дверь не  заперла  снова, как это подобает,  когда
имеешь дело с подозрительными типами вроде нас, да еще ночью. ‚четвером мы с
ревом  ворвались; ’ем, как всегда, прыгал и выплЯсывал,  изрыгаЯ  грЯзнейшую
брань, а коттеджик  маленький был, это уж точно.  Њы с хохотом  ввалились  в
комнату,  где  горел свет, а там  эта  kisa всЯ съежилась -- а  так  из себЯ
ничего вообще, симпатичнаЯ,  и grudi что надо, а  рЯдом  с ней ее muzh, тоже
такой довольно-таки  моложавый tshelovek в больших очках, а на столе пишущаЯ
машинка, везде разные бумаги разбросаны и одна стопочка  у машинки -- ее он,
видимо, только что напечатал, так  что перед нами, стало быть, опЯть intell,
книжник наподобие того, с которым мы пошустрили пару  часов назад, только на
сей раз это был не читатель, а писатель. ‚ общем, он говорит:
     -- —то такое? Љто вы? Љак вы смеете врыватьсЯ без разрешениЯ в мой дом?
-- Ђ у самого и голос дрожит, и руки тоже. Ђ Я ему в ответ:
     -- Ќе бойсь. Џусть  страх покинет твое сердце, брат мой, забудь о нем и
не  трЯсись  от страха никогда.  -- ’ем временем „жорджик и  Џит отправились
искать  кухню, а  старина  ’ем  стоЯл рЯдом со  мной,  разинув rot,  и  ждал
приказаний. --  Љстати,  что  это  такое?  -- сказал  Я,  берЯсь  за  стопку
напечатанных  листочков  на  столе,  а  очкастый  muzh  в  крайнем  смЯтении
отвечает:
     -- ‚от именно, Я у вас хотел бы спросить: что это такое? —то вам нужно?
“бирайтесь вон, пока Я вас отсюда не вышвырнул! -- ‘тарина ’ем под маской Џ.
Ѓ. елли прЯмо так и зашелсЯ от хохота, заревел, как медведь.
     -- ќто  какаЯ-то  книга, --  сказал  Я. -- Џохоже,  вы книжку  какую-то
пишете! -- ѓоворЯ это,  Я сделал  свой голос хриплым и дрожащим. -- ‘ самого
детства Я преклонЯюсь перед этими, которые книжки  писать могут. --- Џотом Я
поглЯдел на верхнюю страницу с заглавием -- "‡Ђ‚Ћ„ЌЋ‰ ЂЏ…‹њ‘€Ќ" -- и говорю;
-- ”у, до  чего  глупое  название. ‘лыханное дело -- заводной апельсин? -- Ђ
потом  зачитал немножко  оттуда  громким  и  высоким  таким  голосом,  как у
свЯтоши: "ќта попытка навлечь на человека,  существо естественное и склонное
к доброте, всем существом своим  тЯнущеесЯ  к устам ѓоспода, попытка навлечь
на  него  законы  и  установлениЯ,  свойственные  лишь  миру  механизмов,  и
заставлЯет  менЯ взЯтьсЯ за  перо, единственное  мое оружие... "  -- ’ут ’ем
произвел губами  все  ту же музыку  --  пыр-дыр-дыр-дыр, а  Я  не  выдержали
усмехнулсЯ. Џотом Я начал рвать страницы, разбрасываЯ обрывки по всему полу,
а этот самый  muzh-писатель, как bezumni, кинулсЯ на  менЯ, ощерив стиснутые
желтоватые zubbja и  выставив  вперед руки, как лапы с  когтЯми. ‘тало быть,
настала  очередь  ’ема, который  осклабилсЯ  и,  повторЯЯ "э-э-э",  а  затем
"во-во-во",  принЯлсЯ  расшибать  inteliu htebalo--хрЯсь, хрЯсь,  с левой, с
правой, так что из беднЯги потекло что-то красное, вроде вина, снова того же
самого вина, что  и  везде, словно им снабжает нас  какаЯ-то единаЯ всеобщаЯ
корпорациЯ, ---  потекло,  капаЯ  на  чистенький новый  ковер и  на  обрывки
книжки,  которую Я продолжал неутомимо раздирать -- razdryzg! razdryzg!  ‚се
это  времЯ kisa,  эта его  любЯщаЯ  вернаЯ жена, стоЯла, замерев у камина, и
сперва  вообще  будто  окаменела,  а  потом принЯлась  испускать  malennkije
kritshki, словно аккомпанируЯ работе  кулаков ’ема. Џотом из кухни поЯвились
„жорджик  с  Џитом,  что-то дожевываЯ, однако все-таки  в масках  --  в этих
масках можно  было даже  есть, и  ничего страшного, причем „жорджик держал в
одной gгаblе копченый  окорок  или  что-то вроде, в  другой краюху хлеба  со
здоровенным  шматом масла, а Џит  побалтывал в бутылке пиво, держа  в другой
руке  изрЯдный  кусище  торта. "•а-ха-ха", -- загоготали они оба,  видЯ, как
’ем, пританцовываЯ, лупит писателЯ, и наконец тот взвыл, зарыдав что-то типа
того,  будто  рушитсЯ  дело  всей  его  жизни,  заухал  чего-то  там  сквозь
окровавленный rot, а эти  хохотали,  но, правда,  приглушенно, потому  что с
набитыми ртами,  и было видно, как  вылетают  и падают  крошки. ’акого Я  не
любил -- это грЯзно и неопрЯтно, а потому сказал:
     --  Ѓросьте  zhratshku! џ вам этого еще не  разрешал. „авайте-ка  лучше
подержите его как  следует, чтобы он все видел и  не вырвалсЯ, -- Ћни, стало
быть, отложили свои припасы и взЯлись за писателЯ, у которого очки были  уже
треснутые, но все  еще кое-как держались, а старина ’ем  продолжал прыгать и
скакать, отчего  на  полочке подпрыгивали всЯкие безделушки (потом Я  их все
смахнул на  пол, чтобы  они  не трЯслись там zria, пакость этакаЯ), в общем.
’ем, прыгаЯ, продолжал шустрить с автором "‡Ђ‚Ћ„ЌЋѓЋ ЂЏ…‹њ‘€ЌЂ", украшаЯ его
morder  сиреневыми разводами и  вышибаЯ у него из ноздрей  вкусно  чавкающий
черный sok.
     --  ‹адно,  horosh.  ’ем, -- сказал  Я. -- ’еперь  следующий