   -- Љакого же? -- спрашивает девушка.
     --  џ не знаю, ибо архитекторы  неточно воспроизвели  здесь все детали.
Њожет быть, это просто дворец теней ЉоролЯ-‘олнце.
     -- Ќо почему они забросили нашу комнату?
     -- Ћна  слишком велика  и  лишена  отоплениЯ.  Џоследний  живший  здесь
человек был художником и умер от воспалениЯ легких.
     -- ‚ нашей кровати?
     -- ‚ нашей кровати.
     -- џ была слишком маленькой, чтобы запомнить это, -- говорит она.
     ‚  оконном  проеме  всегда  светитсЯ  большой  прЯмоугольник   неба  то
сиреневого, то красноватого, в зависимости от  времени днЯ или года. Ќо этот
свет,  бессильный разогнать полумрак  комнаты,  и не нужен  любовникам,  ибо
глаза их отлично видЯт в темноте.
     -- —то же все-таки означало то шествие? -- опЯть спрашивает она.
     -- ќто шло поколение за поколением человечество, к которому  мы с тобой
принадлежим с виду.
     Ћна засыпает.
     Ћн проводит губами и лицом по сумрачно мерцающему телу, по двум розовым
бутонам, по белому шелку волос и вдыхает ее аромат.
     -- ‘естра моЯ, любовь моЯ, мой светлый  бубен, Я бью  в тебЯ, Я вышиваю
по тебе, Я...
     ‚друг он замер. „верь комнаты  дрогнула,  впускаЯ  крысу. Ћн  стремглав
кинулсЯ на нее, одним движением острых губ втЯнул в рот и проглотил вместе с
косточками, зловеще прищелкнув черным Языком.
     ‡абрезжил рассвет.
     Ћн  приходит  все  позже и  позже,  этот  рассвет, и  однажды  утром им
чудитсЯ, будто он проник в их комнату, воплотившись в нечто живое, живое без
начала и без конца. ‘нег.
     Ќо  любовников  уже  нет  в постели,  комната уже  не  выдает  никакого
человеческого присутствиЯ и даже  -- странное  дело!  -- на снегу,  занесшем
пол,  не осталось ни  единого следа  ног.  ’олько на  подоконнике чуть виден
легкий мазок крыла.
     ‚ этом смог убедитьсЯ  тем  же днем человек -- Я имею в виду настоЯщего
человека. Ћн вошел смело,  без стука,  пересек пустую комнату и  взглЯнул на
город, лежавший у него под ногами. ‡атем прошел, но не по прЯмой, к кровати,
нагнулсЯ и пощупал полотнЯные простыни, шерстЯное одеЯло, атласное покрывало
и пуховую подушку, глЯдЯ на них с опасливым почтением.
     -- Ћни еще теплые, -- сказал он вслух.
     ђезко отвернувшись,  он вышел в раскрытую дверь. …го  решительные  шаги
оставили  на тонком  снежном  ковре правильный  треугольник следов  в  одной
половине комнаты.
     Ќо  скоро порывы снежного  ветра  укрыли  отпечатки и нанесли по  углам
чистые белые холмики, оледеневшие к утру.
     Љогда  сумрак,   неизменно   расцвеченный   городскими  огнЯми,   этими
сиренево-голубыми мерцаниЯми,  отраженными  сводом  небес,  затопил  наконец
пространство комнаты,  влюбленные, как и во все другие  вечера, уже опьЯнели
от любви. €м не понадобилось  много  времени, чтобы простыни перенЯли жар их
тел.
     -- ‚озлюбленнаЯ моЯ! Ѓезумица моЯ!
     --  Ћ мой  король, ты пронзаешь  менЯ до глубины естества, ты вырываешь
мою душу, мое дыхание, мои перьЯ...
     Ѓольше всего  их  очаровывали  в собственных  телах  зубы  -- маленькие
жемчужно-белые камеи  у девушки  и  крепкие  мужские  клыки  у юноши, -- без
единого  пЯтнышка,  без единой  трещинки. € еще  их гладкаЯ  кожа  с мЯгкими
Ямочками в сгибах локтей и над Ягодицами.
     -- Ќашей любви не страшен холод, наша любовь бесконечна.
     -- Ѓес-ко-неч-на... -- эхом вторила его подруга.
     € погружалась в сон. Ћн же иногда вставал,  закутывалсЯ в старый флаг и
проводил ночь  на полу у кровати. ‚ременами  он чувствовал  на  щеках или на
руке чью-то ледЯную  ласку,  но это было всего  лишь касание тусклой золотой
бахромы или снежинки.
     Ћднажды  ночью,  когда  они  еще  нежились на своем  ложе, дверь  опЯть
растворилась. Ћни  даже не  заметили этого,  упоенные  любовным  экстазом  и
сновидениЯми, в которых забылись, еще не разнЯв пылающих тел.
     Ќо  кто-то  следил за  ними,  не  двигаЯсь,  затаив дыхание. ‘пустЯ час
соглЯдатай покинул комнату на цыпочках, сотрЯсаЯсь от беззвучного смеха.
     “тром он вернулсЯ  в сопровождении жандарма, несущего кожаную  папку  с
гербовой бумагой.
     -- ‚от, убедитесь сами, -- сказал он, отворЯЯ дверь.
     Ќо в комнате никакой пары не было. € некого было допрашивать, составлЯЯ
протокол, и некого выгонЯть из комнаты.
     -- Ќу и ну! --  воскликнул  владелец небоскреба. -- ‚торой  раз прихожу
сюда днем и застаю кровать пустой.
     -- ‡начит, улетучились ваши пташки?
     -- „а, но по ночам-то они здесь!
     -- ѓм, охотно верю, --  буркнул полицейский. -- ‡апах любви -- его ни с
чем не спутаешь. Њой совет: поставьте на дверь замок с гарантией.
     —то и было сделано незамедлительно, и хозЯин  добавил еще один ключик к
свЯзке, которую носил на золотой цепочке под рубашкой.
     Ћднако, несмотрЯ на запертую дверь, влюбленные  по-прежнему сливались в
объЯтиЯх на своей узкой бело-золотой постели. Ђ владельцу дома и в голову не
приходило беспокоить их визитами.
     Ќо  вот  как-то  ночью,  разбуженный  смутным  беспокойством, он встал,
накинул  одежду,  поднЯлсЯ  в  лифте  на  верхний  этаж и, очутившись  перед
запертой дверью, с величайшими предосторожностЯми открыл  ее. Џодобравшись к
кровати, он споткнулсЯ  обо что-то длинное, лежащее  рЯдом с ней,  и тут его
схватили.
     Ћн начал  было отбиватьсЯ,  но юноша с  орлиным носом держал,  словно в
тисках,  этого грузного пЯтидесЯтилетнего толстЯка,  безжалостно наносЯ  ему
удары крепкой головой, и тот взмолилсЯ о пощаде.
     -- Ќе думайте звать на помощь, иначе Я вышвырну вас в окно!  -- крикнул
ему юный любовник, ибо это был он.
     --  „а по какому  праву  вы здесь  находитесь? -- завопил хозЯин  дома.
Њолодой человек не ответил.
     --  ‚ы будете говорить  или нет?  …сли  бы  вы хоть попросили сдать вам
комнату!  Ќо расположитьсЯ  здесь  вот  так,  без  всЯкого  стеснениЯ, точно
кукушки в чужом гнезде!..
     -- Ќе смейте поминать эту мерзкую птицу! -- строго прервал его юноша.
     --  ‹адно,  теперь  уже все  равно!  ќтот  этаж будет  перестроен,  тут
разместитсЯ аптека. ‡автра утром сюда придут рабочие. ’ак и быть, Я не стану
поднимать шум. но чтобы вы очистили помещение завтра же, на рассвете!
     -- Ќа рассвете.
     Џроснувшись,  она только коротко  вздохнула,  улыбнулась и -- фьюйть!..
„ве белые молнии прорезали опустевшую комнату.
     Љак и обещал владелец дома, утром прибыли каменщики и  малЯры со своими
стремЯнками, красками и позолотой.
     Ћни  вынесли  на  площадку   узенькую  кровать  с  аккуратно  сложенной
постелью;  в  десЯть  часов  за  ней  ЯвилсЯ антиквар. ђазобрав кровать,  он
спустил ее вниз на лифте.
     ‚ полдень  сын одного из рабочих принес обед -- горЯчий суп  и  телЯчьи
эскалопы с рисом в  сложенных стопкой  судках.  Ћн  обошел  комнату, встал у
окна, нагнулсЯ.
     -- ќй, глЯньте-ка, здесь в стене дыра! —то-то там виднеетсЯ... какие-то
чудные птицы... вроде бы совы. Џрижались друг к дружке и сидЯт...
     Ќо  люди, занЯтые работой,  не обратили на это  вниманиЯ. ђемонт  нужно
было закончить к утру.
     Џеред уходом мальчишка сказал:
     -- „а, точно совы. ‡автра приду за ними с клеткой.
     Љ  вечеру  половина  комнаты  была уже  выкрашена и обтЯнута  малиновым
репсом; все трещины  скрыла штукатурка, а глубокую  нишу  под  окном рабочие
тщательно замуровали.
     ‘ особым тщанием.


     Љрасное кресло
     ќто было старое вольтеровское кресло  луи-филипповой --  или около того
-- эпохи, найденное на чердаке богатой альпийской фермы.
     ‚нук хозЯев, Ђрчибальд, чьи  деды  некогда владели  бессчетными стадами
коров -- истинных королев, если судить  по их рогам и вымени (иными словами,
первых в округе по красоте и  свирепости, первых по  надоЯм), -- ныне мог бы
сказать о былом благоденствии только то, что его корова Языком слизнула.
     Ћн  был  художником-живописцем,   а   следовательно,  обладал   тонкой,
чувствительной натурой и мужественным,  но нарциссическим характером. Љ тому
же он был влюблен.
     Џредметом    его   страсти   стала   блистательно-прекраснаЯ   девушка,
молчаливаЯ, с темными,  как ночь, волосами,  глазами  и  бровЯми и  с  таким
безупречным  телом,  что при каждом свидании главным занЯтием художника было
насладитьсЯ им с головы до ног.
     € поскольку оба они происходили из крепких, живучих  крестьЯнских родов
и вдобавок имели склонность и охоту к познанию -- не только в любви, но и во
многих  других науках,  --  то выказывали  одаренность  во всем,  чем бы  ни
занимались,   благодарЯ   первозданной   силе,  глубоко  заложенной   в  них
предыдущими поколениЯми.
     „евушка  очень скоро  приобрела  опыт  в  упражнениЯх  любви, научилась
кокетливо одеватьсЯ, а  умелый макиЯж превращал в смуглую жемчужину ее лицо,
на  котором  перламутровыми  бабочками  трепетали  веки.  €ногда  это  лицо,
потрЯсенное волнением,  целиком скрывалось под челкой и  длинными  прЯдЯми с
отблеском  водорослей.  Ћднако  братьЯ   девушки  корили   ее  за  все   эти
метаморфозы,  утверждаЯ, что  она выглЯдит настоЯщей девкой;  известно,  что
братьЯ --  самые ревнивые сторожа своих сестер,  разумеетсЯ, если не состоЯт
при них сводниками.
     Ќо она,  в  своих  высоких  черных  шнурованных  ботинках  со  звонкими
каблучками, в своей прилипчивой юбочке, упрЯмо взбегала по винтовой лестнице
на верхний этаж  мрачного городского  дома, под  крышу, где художник устроил
себе мастерскую с застекленным потолком.  € неизменно, до и после любви, она
усаживалась в красное вольтеровское кресло.
     Ћна была художнику и женой,  и рабой, и натурщицей,  и Ђрчибальд всегда
писал ее полуодетой, то  есть в сиреневых чулках, с обнаженной  грудью, но в
старозаветном корсете с китовым усом, который он тоже раскопал на бабушкином
чердаке.
     Ђ потом  она  устраивалась  поуютнее  в красном  кресле и  иногда  даже
засыпала в нем.
     Ћднажды  ему  почудилось,  будто поблекшаЯ обивка  кресла  стала  Ярче;
спустЯ несколько  дней  гобелен принЯл  совсем  уж  кричащий кроваво-красный
цвет. € в то же времЯ он заметил, что юнаЯ его подруга как будто побледнела.
     -- ’ебе нездоровитсЯ? -- спросил он ее.
     -- „а нет, просто Я немного устала, но Я так люблю это кресло!
     -- Ќе выдумывай, ты же не можешь любить его больше менЯ!
     -- Љакие глупости! -- улыбнулась она.
     ’еперь  он всегда писал ее сидЯщей или свернувшейсЯ клубочком в кресле.
Ћн считал, что этот карминово-красный цвет выгодно подчеркивает светлеющую с
каждым днем кожу девушки и ее черные как смоль волосы.
     Ћна начала подкрашивать оранжевым щеки и губы, подводить зеленым глаза,
но и они,  прежде  такие  темные,  теперь  понемногу  обесцвечивались.  …го,
однако,  это  не  слишком  обеспокоило,  ведь  он, как и все художники,  был
ребЯчлив и жесток. …му даже нравилось пробуждать в ней ревность, рассказываЯ
о красотках, которых он встречал на улицах:
     -- ЉакаЯ посадка головы, какой гордый круп!..
     --  ЏородистаЯ кобыла,  да  и  только! -- договаривала девушка,  внешне
всегда  сговорчиваЯ  и  добродушнаЯ,  но  что  она думала  и  -- ах! --  что
чувствовала при этом?!
     Ђ он играл мускулами, чуть ли не гарцевал перед нею,  страшно довольный
собой.
     …ще  он рассказывал ей свои сны,  и она  замечала, что длЯ  нее там  не
находилось места. "Ќо, милаЯ, нам никогда не  снЯтсЯ те,  кого мы любим!" --
возражал он. „а, он вполне заслуживал, чтобы она тоже пересказала ему все те
пылкие речи, какие нашептывали  ей мужчины на улице, ибо  она была более чем
красива -- волнующе прекрасна. Ќо она не  могла их повторить -- слова не шли
у нее с Языка.
     €  тогда взглЯд ее расширЯлсЯ, в нем загоралось глухое темное  пламЯ, и
она думала: "џ не могу быть машиной длЯ страданий, нет, Я больше не могу!.."
€ все-таки она оставалась с  Ђрчибальдом, и он продолжал писать ее портреты;
на выставках все восхищались этими темными композициЯми, озаренными  сиЯнием
белоснежной  груди,  "которой  не  хватает   лишь  всаженного  по  рукоЯтку,
обагренного кровью кинжала", как выразилсЯ один критик.
     Ћднажды, когда он думал, что она уснула в кресле, и готовилсЯ начать ее
новый портрет, он с  изумлением увидел,  что  передние ножки кресла обуты  в
высокие женские ботинки со шнуровкой зигзагом. ‘перва он почел  это шуткой и
протЯнул руку, чтобы  разбудить  и  побранить свою подругу.  Ќо  пальцы  его
встретили лишь кроваво-красную ткань обивки.  „евушка  исчезла.  Ћн принЯлсЯ
искать ее по  всей  мастерской  и в  уголке  под  скатом крыши, служившем им
кухней. ‡аглЯнул даже под кровать и в шкаф -- никого.
     "Ќо не ушла  же  она  без  ботинок!" Ћднако, вернувшись  к  креслу,  он
увидел,  на  сей раз с ужасом, что  слегка изогнутые  ручки  кресла одеты  в
черное, и признал  длинные замшевые перчатки,  которые девушка надевала  длЯ
выхода в театр.
     -- Ќе  нравЯтсЯ мне эти шутки! --  гневно вскричал он  и  стал ждать ее
возвращениЯ.
     Ќо она не вернулась -- ни в тот день, ни в последующие, и хотЯ он искал
ее по всему  городу, но нигде  не  нашел. „аже братьЯ ее не знали, куда  она
подевалась.
     Џришлось ему вернутьсЯ к  себе; с грустью созерцал  он  красное кресло,
которое все сильнее и сильнее зачаровывало его.
     -- ‹юбовь моЯ, любовь моЯ! ѓде ты скрываешьсЯ?
     ‚друг он услышал легкий вздох и заметил, что подлокотники из  лимонного
дерева принЯли необыкновенно мЯгкий, соблазнительный изгиб. Ћни так и манили
его усестьсЯ меж них, и он повиновалсЯ. ‚ольтеровское кресло оказалось столь
нежным,  столь  уютным,  что  он  позабыл  в нем всю  свою  печаль и  сладко
задремал.
     Ќа рассвете он проснулсЯ и вновь  отправилсЯ на поиски своей подруги по
городу, в предместьЯ, в окрестные деревни. ‚ернулсЯ он домой поздно вечером,
падаЯ с  ног от усталости  и мечтаЯ лишь об  одном --  поскорее опуститьсЯ в
кресло, где он горько заплакал.
     € вновь ему послышалсЯ тихий вздох, а когда он откинул голову назад, то
заметил,  что  спинка  кресла,   доселе  плоскаЯ,  вздымаетсЯ  теперь  двумЯ
холмиками грудей. € как же  нежна и податлива была эта любовно подставленнаЯ
ему грудь,  и как ласково зазвучал  идущий прЯмо  из сиденьЯ голос, подобный
голосу чревовещателЯ:
     -- џ здесь, возлюбленный мой!
     ’огда  он сунул в рот большой палец,  как  делал это во младенчестве, и
безмЯтежно заснул.