ить жизнь живому  существу...  џ чувствовал  себЯ
тогда господом богом...  Џраво, это  были мои лучшие минуты, когда  приходил
этакий желтый парнишка, посиневший от  страха, с змеиным укусом на  вспухшей
ноге, слезно умолЯЯ, чтобы ему не отрезали ногу, и Я умудрЯлсЯ спасти его. џ
ездил  в самые отдаленные места, чтобы помочь лежавшей  в лихорадке женщине;
случалось мне оказывать и  такую помощь,  какой ждала  от  менЯ  сегоднЯшнЯЯ
посетительница, - еще  в  …вропе, в клинике. Ќо  тогда Я чувствовал,  что  Я
кому-то нужен, тогда Я знал, что спасаю кого-то от смерти или от отчаЯниЯ, а
это и нужно самому помогающему, - сознание, что ты нужен другому.
     Ќо эта женщина - не знаю, сумею ли  Я объЯснить вам,  - она  волновала,
раздражала  менЯ с той минуты, как вошла, словно мимоходом, в мой дом. ‘воим
высокомерием она вызывала менЯ на сопротивление, будила во мне все... как бы
это сказать... будила все подавленное, все скрытое, все злое. ЊенЯ сводило с
ума,  что  она  разыгрывает  передо  мной  леди  и  с  холодным  равнодушием
предлагает мне сделку, когда речь идет о жизни и смерти. € потом... потом...
в конце концов от игры в гольф не родЯтсЯ дети... Я знал... то  есть Я вдруг
с ужасающей Ясностью подумал -  это и была та  мысль, - с ужасающей Ясностью
подумал о  том,  что эта спокойнаЯ, эта неприступнаЯ,  эта холоднаЯ женщина,
презрительно поднЯвшаЯ  брови  над  своими стальными глазами, когда прочла в
моем взглЯде отказ...  почти негодование,  -  что она  два-три  месЯца назад
лежала в постели с мужчиной и, может быть, стонала от наслаждениЯ, и тела их
впивались  друг  в друга,  как уста  в поцелуЯ... ‚от  это,  вот это  и была
пронзившаЯ менЯ мысль, когда она посмотрела  на менЯ с таким высокомерием, с
такой  надменной холодностью, словно  английский офицер...  € тогда, тогда у
менЯ  помутилось в  голове...  Я обезумел  от желаниЯ унизить  ее... ‘ этого
мгновениЯ Я видел сквозь платье ее голое тело... с этого мгновениЯ  Я только
и  жил мыслью овладеть ею,  вырвать  стон  из  ее жестоких  губ,  видеть эту
холодную, эту гордую женщину в угаре страсти, как тот, другой, которого Я не
знал. ќто...  это  Я и хотел  вам объЯснить... Љак Я ни опустилсЯ, Я никогда
еще не злоупотреблЯл своим положением врача... но здесь не было влечениЯ, не
было ничего сексуального, поверьте мне... Я  ведь не  стал бы  отпиратьсЯ...
только  страстное желание победить ее гордость... победить как мужчина... џ,
кажетсЯ,  уже говорил вам, что высокомерные, по виду холодные женщины всегда
имели надо мной особую власть... но теперь, теперь к этому прибавлЯлось  еще
то,  что  Я  уже  семь  лет  не  знал  белой  женщины,  что  Я  не  встречал
сопротивлениЯ...   ‡дешние   женщины,   эти  щебечущие  милые   созданиЯ,  с
благоговейным трепетом отдаютсЯ белому человеку, "господину"... Ћни смиренны
и покорны,  всегда  доступны, всегда  готовы угождать  вам с тихим гортанным
смехом... Ќо  именно  из-за этой покорности,  из-за этой рабской угодливости
чувствуешь себЯ свиньей...  Џонимаете ли  вы теперь,  понимаете ли  вы,  как
ошеломлЯюще подействовало на менЯ  внезапное  поЯвление этой женщины, полной
презрениЯ  и ненависти, наглухо замкнутой и  в то  же времЯ  дразнЯщей своей
тайной и напоминанием о недавней страсти... когда  она дерзко вошла в клетку
такого  мужчины, как Я, такого  одинокого,  изголодавшегосЯ, отрезанного  от
всего мира полузверЯ... ќто... вот это  Я хотел вам сказать, чтобы вы понЯли
все остальное... понЯли то, что  произошло потом.  €так... полный  какого-то
злого  желаниЯ,   отравленный  мыслью   о   ней,   обнаженной,  чувственной,
отдающейсЯ,  Я  внутренне весь подобралсЯ  и разыграл равнодушие. џ  холодно
произнес:
     - „венадцать тысЯч гульденов?.. Ќет, на это Я не согласен.
     Ћна   взглЯнула   на  менЯ,  немного   побледнев.   ‚ероЯтно,  она  уже
догадывалась, что мои отказ вызван не алчностью. ‚се же она спросила:
     - ‘колько же вы хотите?
     Ќо Я не желал продолжать разговор в притворно равнодушном тоне.
     - Ѓудем играть в открытую. џ не делец... не бедный аптекарь из "ђомео и
„жульетты", продающий  Яд за corrupted gold (2); может  быть, Я меньше всего
делец... этим путем вы своего не добьетесь.
     - ’ак вы не желаете?
     - ‡а деньги - нет.
     Ќа миг между нами воцарилось молчание.  Ѓыло  так тихо,  что Я в первый
раз услышал ее дыхание.
     - —его же вы еще можете хотеть?
     ’ут менЯ прорвало:
     - Џрежде всего Я хочу, чтобы вы... чтобы вы не обращались ко мне, как к
торгашу,  а как к человеку... —тобы вы, если вам  нужна помощь, не... совали
сразу же ваши гнусные деньги... а попросили... попросили менЯ, как человека,
помочь вам,  как  человеку...  џ не только  врач,  у менЯ не только приемные
часы... у менЯ бывают и другие часы... может быть, вы пришли в такой час...
     Ћна минуту молчит. Џотом ее губы слегка кривЯтсЯ,  дрожат, и она быстро
произносит:
     - ‡начит, если бы Я вас попросила... тогда вы бы это сделали?
     -  ‚от  вы уже  опЯть  торгуетесь! ‚ы  согласны попросить  только в том
случае, если Я сначала обещаю! ‘начала вы должны менЯ попросить, тогда Я вам
отвечу.
     Ћна вскидывает голову, как норовистый конь. ‘ гневом смотрит на менЯ.
     - Ќет, Я не стану вас просить. ‹учше погибнуть!
     ’ут мною овладевает гнев, неистовый, безумный гнев.
     -  ’огда требую Я,  раз  вы не  хотите просить. џ думаю,  мне не  нужно
выражатьсЯ  Яснее  -  вы знаете, чего Я от  вас хочу.  ’огда... тогда  Я вам
помогу.
     Ћна с  изумлением  посмотрела  на менЯ. Џотом - о, Я  не могу,  не могу
передать, как ужасно это было, - на миг ее лицо словно окаменело, а потом...
потом она вдруг расхохоталась... с неописуемым презрением  расхохоталась мне
прЯмо в лицо... с презрением, которое уничтожило менЯ... и в то же времЯ еще
больше  опьЯнило...  ќто  было  похоже  на  взрыв,  внезапный,  раскатистый,
мощный... ’акаЯ огромнаЯ сила  чувствовалась в этом презрительном смехе, что
Я...  да,  Я  готов  был  пасть  перед  ней  ниц  и целовать  ее  ноги.  ќто
продолжалось одно мгновение... словно молниЯ огнем опалила менЯ... ‚друг она
повернулась и быстро пошла к двери.
     џ  невольно  бросилсЯ  за  ней... хотел  объЯснить ей...  умолЯть ее  о
прощении... моЯ сила  была  ведь  окончательно сломлена...  но  она  еще раз
оглЯнулась и проговорила... нет, приказала:
     - Џосмейте только идти за мной или выслеживать менЯ... Џожалеете!
     ‚ тот же миг за ней захлопнулась дверь.

     ‘нова  пауза.  ‘нова  молчание... ‘нова  неумолчный  шелест,  словно от
струЯщегосЯ лунного света. €, наконец, опЯть его голос:
     -  •лопнула дверь... но  Я стоЯл, не двигаЯсь  с места...  џ был словно
загипнотизирован ее приказом... Я  слышал, как она спускалась  по  лестнице,
как закрылась входнаЯ дверь... Я слышал все и всем существом рвалсЯ к ней...
чтобы  ее... Я не знаю, что. —тобы  вернуть ее, или ударить, или задушить...
но  только бежать за  ней...  за  ней... Ќо Я  не  мог  это  сделать, не мог
шевельнутьсЯ, словно менЯ парализовало электрическим током... Я был поражен,
поражен в самое сердце убийственной молнией ее взора... џ знаю, что этого не
объЯснить и не рассказать... ќто  может показатьсЯ смешным, но Я все стоЯл и
стоЯл... и.  Џрошло  несколько  минут, может быть  пЯть, может  быть десЯть,
прежде чем Я мог оторвать ногу от земли...
     Ќо как только Я сделал шаг, Я уже весь горел и готов был бежать... ‚миг
слетел Я с лестницы... Ћна ведь могла пойти только к станции... џ бросаюсь в
сарай за  велосипедом, вижу,  что забыл ключ, срываю засов, бамбук трещит  и
разлетаетсЯ в  щепы, и вот  Я  уже на  велосипеде и несусь  ей вдогонку... Я
должен... Я должен догнать ее, прежде чем она сЯдет в автомобиль... Я должен
поговорить с ней...
     џ мчусь по пыльной улице... теперь только  Я вижу, как долго Я простоЯл
в оцепенении... Ќо вот... на повороте к  лесу, перед  самой станцией, Я вижу
ее,  она  идет торопливым  твердым шагом в сопровождении  боЯ...  Ќо  и она,
очевидно,   заметила   менЯ,   потому   что  говорит   что-то   бою,  и  тот
останавливаетсЯ, а она идет дальше одна... —то она  задумала?  Џочему  хочет
быть одна? Њожет быть, она  хочет  поговорить со мной  наедине, чтобы  он не
слышал?..  џростно нажимаю на педали... ‚друг что-то кидаетсЯ мне  наперерез
на дорогу... ее бой... Я едва успеваю рвануть велосипед в сторону  и лечу на
землю...
     Џоднимаюсь с  бранью...  невольно  заношу  кулак,  чтобы  дать  болвану
тумака, но он увертываетсЯ... ‚стрЯхиваю велосипед, собираЯсь снова вскочить
на него... Ќо подлец  опЯть тут как тут, хватаетсЯ за велосипед и говорит на
ломаном английском Языке: "You remain here" (3).
     ‚ы  не  жили  в тропиках...  ‚ы  не знаете, какаЯ  это дерзость,  когда
туземец  хватаетсЯ  за  велосипед  белою  "господина"  и  ему,  "господину",
приказывает  оставатьсЯ на месте. ‚ ответ  на это Я бью  его  по  лицу... он
шатаетсЯ,  но все- таки не выпускает  велосипеда... …го  узкие глаза  широко
раскрыты  и  полны  страха...  но  он держит  руль,  держит  его  дьЯвольски
крепко... " You remain here ", - бормочет он еще раз.
     Љ счастью, при мне не было револьвера, а то Я непременно пристрелил  бы
наглеца.
     - Џрочь, канальЯ! - прорычал Я.
     Ћн глЯдит на менЯ, весь  съежившись, но  не отпускает руль. џ снова бью
его по голове, он все еще не отпускает. ’огда Я прихожу в Ярость...  Я вижу,
что ее  уже  нет, может  быть она  уже уехала...  џ закатываю  ему настоЯщий
боксерский  удар под  подбородок, сшибающий  его  с ног...  ’еперь велосипед
опЯть  в моем распорЯжении...  ‚скакиваю в седло,  но  машина не идет...  во
времЯ  борьбы погнулась спица... „рожащими  руками Я пытаюсь выпрЯмить ее...
ничего не выходит... ’огда Я швырЯю  велосипед  на дорогу  рЯдом с негодЯем,
тот  встает весь  в крови и отходит в сторону... € тогда - нет, вы не можете
понЯть, какой  это  позор там,  если европеец... но  Я  уже не  понимал, что
делаю... у менЯ  была только одна мысль: за ней, догнать ее... и Я  побежал,
побежал, как  сумасшедший,  по деревенской улице,  мимо лачуг, где туземцы в
изумлении теснились у дверей, чтобы посмотреть, как бежит белый человек, как
бежит доктор.
     ЋбливаЯсь потом, примчалсЯ Я к станции...  Њой первый вопрос был: - ѓде
автомобиль? - ’олько что уехал.  - ‘ удивлением  смотрели на менЯ  люди  - Я
должен был показатьсЯ им сумасшедшим, когда  прибежал весь  в  поту и грЯзи,
еще издали выкрикиваЯ свой вопрос... Ќа дороге за станцией Я вижу клубЯщийсЯ
вдали  белый  дымок  автомобилЯ.  …й  удалось  уехать  удалось,  как  должны
удаватьсЯ все ее твердые, жестокие намерениЯ.
     Ќо бегство ей  не помогло...  ‚ тропиках нет  тайн между европейцами...
все  знают друг друга, всЯкаЯ  мелочь  вырастает в  событие...  Ќе  напрасно
простоЯл  ее  шофер  целый  час  перед  правительственным  бунгало...  через
несколько минут Я уже знаю  все... ‡наю, кто она... что живет она в... ну, в
главном городе района, в  восьми часах езды отсюда по железной дороге... что
она...  Ќу,  скажем,  жена крупного коммерсанта, страшно  богата, из хорошей
семьи, англичанка...  ‡наю,  что ее муж пробыл пЯть  месЯцев  в Ђмерике  и в
ближайшие дни... должен приехать, чтобы увезти ее в …вропу...
     Ђ она - и  эта мысль, как Яд, жжет менЯ, - она беременна не больше двух
или трех месЯцев...

     - „о сих пор  Я еще мог все объЯснить вам... может быть, только потому,
что до  этой  минуты сам еще понимал  себЯ... сам, как врач, ставил  диагноз
своего  состоЯниЯ.  Ќо  тут  мной  словно овладела  лихорадка...  Я  потерЯл
способность  управлЯть  своими  поступками... то есть  Я Ясно  сознавал, как
бессмысленно все, что Я делаю, но Я уже не имел власти над собой... Я уже не
понимал самого себЯ... Я как одержимый бежал вперед, видЯ перед собой только
одну  цель... ‚прочем,  подождите... Я  все же постараюсь  объЯснить  вам...
‡наете вы, что такое "амок"?
     - Ђмок?.. —то-то припоминаю... ќто род опьЯнениЯ... у малайцев...
     - ќто больше  чем опьЯнение...  это бешенство, напоминающее  собачье...
припадок бессмысленной, кровожадной  мономании, которую нельзЯ сравнить ни с
каким другим видом алкогольного отравлениЯ... ‚о  времЯ моего пребываниЯ там
Я  сам наблюдал несколько случаев - когда речь идет о других, мы всегда ведь
очень рассудительны  и деловиты! - но мне так  и не удалось выЯснить причину
этой  ужасной  и  загадочной  болезни...  ќто,  вероЯтно,  как-то свЯзано  с
климатом, с этой душной, насыщенной атмосферой, котораЯ, как гроза, давит на
нервную  систему,  пока, наконец,  она не взрываетсЯ... Ћ чем  Я говорил? Ћб
амоке?..  „а,  амок  - вот  как это бывает:  какой-  нибудь малаец,  человек
простой  и  добродушный,  сидит и тЯнет свою  настойку...  сидит, отупевший,
равнодушный, вЯлый... как Я сидел у  себЯ в комнате...  и вдруг  вскакивает,
хватает нож,  бросаетсЯ на улицу...  и бежит все вперед  и вперед... сам  не
знаЯ  куда...  Љто  бы ни попалсЯ ему на  дороге, человек  или  животное, он
убивает  его  своим "крисом", и вид крови еще  больше разжигает  его... Џена
выступает у  него  на губах, он  воет,  как дикий зверь... и  бежит,  бежит,
бежит,  не смотрит  ни  вправо, ни  влево,  бежит  с  истошными  воплЯми,  с
окровавленным  ножом  в руке, по своему ужасному, неуклонному пути... ‹юди в
деревнЯх знают, что нет силы, котораЯ могла бы остановить гонимого амоком...
они кричат,  предупреждаЯ  других, при его приближении. "Ђмок! Ђмок'", и все
обращаетсЯ в бегство... а он мчитсЯ, не слыша, не  видЯ, убиваЯ встречных...
пока его не пристрелЯт, как бешеную собаку, или он сам не рухнет на землю...
     џ видел это раз из окна своего  дома... это было страшное зрелище... но
только  потому, что Я это видел, Я понимаю самого себЯ в те дни... ’очно так
же, с тем же ужасным, неподвижным взором, с тем же исступлением ринулсЯ Я...
вслед  за  этой женщиной...  џ не  помню, как  Я  все это проделал,  с такой
чудовищной, безумной быстротой это произошло... —ерез десЯть минут, нет, что
Я  говорю,  через  пЯть, через две... после того  как Я  все  узнал об  этой
женщине, ее имЯ, адрес, историю  ее жизни, Я уже  мчалсЯ  на одолженном  мне
велосипеде  домой,  швырнул в чемодан  костюм, захватил денег и помчалсЯ  на
железнодорожную станцию... уехал, не предупредив  окружного чиновника...  не
назначив себе  заместителЯ, бросив дом и вещи  на произвол судьбы...  ‚округ
менЯ столпились слуги, изумленные  женщины о чем-то спрашивали менЯ, но Я не
отвечал, даже не обернулсЯ... помчалсЯ на  железную дорогу и  первым поездом
уехал  в город... Џрошло не больше часа  с того  мгновениЯ,  как эта женщина
вошла в мою комнату, а Я уже поставил на карту всю свою будущность и мчалсЯ,
гонимый амоком, сам не знаЯ зачем...
     џ мчалсЯ вперед очертЯ голову... ‚ шесть  часов  вечера Я приехал...  в
десЯть минут  седьмого Я был  у нее  в  доме и велел  доложить о себе... ќто
было...  вы  понимаете...  самое бессмысленное,  самое  глупое,  что  Я  мог
сделать... но у гонимого амоком незрЯчие  глаза, он  не видит, куда бежит...
—ерез несколько минут  слуга вернулсЯ... сказал вежливо и холодно... госпожа
плохо себЯ чувствует и не может менЯ принЯть...
     џ вышел, шатаЯсь... –елый час Я бродил вокруг дома, в безумной надежде,
что она  пошлет  за мной...  лишь после этого Я занЯл номер в ‘транд-отеле и
потребовал себе в комнату две бутылки виски... ‚иски и двойнаЯ лоза веронала
помогли мне...  Я, наконец, уснул... и навалившийсЯ на менЯ  тЯжелый, мутный
сон был единственной передышкой в этой скачке между жизнью и смертью.

     Џрозвучал колокол - два твердых, полновесных удара, долго вибрировавших
в мЯгком, почти неподвижном  воздухе и постепенно угасших в тихом неумолчном
журчании  воды,  которое  неотступно  сопровождало   взволнованный   рассказ
человека, сидевшего во мраке против менЯ; мне показалось, что  он вздрогнул,
речь  его оборвалась.  џ опЯть услышал, как рука нащупывает бутылку, услышал
тихое бульканье.  Џотом,  видимо,  успокоившись,  он заговорил  более ровным
голосом:
     - ’о, что последовало за этим, Я едва ли  сумею вам  описать.  ’еперь Я
думаю, что у  менЯ  была  лихорадка,  во всЯком  случае Я  был  в  состоЯнии
крайнего возбуждениЯ, граничившего с безумием, - человек, гонимый амоком. Ќо
не забудьте,  что Я приехал  во  вторник вечером, а  в субботу, как  Я успел
узнать,  должен был  прибыть  пароходом  из €окогамы ее  муж; следовательно,
оставалось только  три  днЯ, три коротких  днЯ,  чтобы спасти ее. Џоймите: Я
знал, что должен  оказать ей немедленную помощь,  и не  мог говорить с  не".
€менно  эта  потребность  просить  прощениЯ  за  мое  смешное,  необузданное
поведение  и разжигала менЯ. џ знал, как драгоценно каждое мгновение,  знал,
что  длЯ  нее  это  вопрос жизни и смерти,  и все- таки не имел  возможности
шепнуть  ей  словечко,  подать ей какой-нибудь  знак,  потому что именно мое
неистовое и нелепое преследование испугало  ее. ќто  было... да, постойте...
как бывает,  когда один бежит предостеречь  другого, что его хотЯт убить,  а
тот принимает его самого за убийцу и бежит вперед, навстречу своей гибели...
Ћна видела во  мне только безумного, который преследует ее, чтобы унизить, а
Я... в этом и была всЯ ужаснаЯ бессмыслица... Я больше и не думал об этом...
Я был вконец  уничтожен, Я хотел только помочь ей, услужить... џ пошел бы на
преступление, на убийство, чтобы помочь ей... Ќо она, она этого не понимала.
“тром, как только Я проснулсЯ, Я сейчас же побежал опЯть к ее дому; у дверей
стоЯл бой, тот  самый  бой,  которого  Я  ударил по лицу,  и заметив  менЯ -
несомненно, он менЯ поджидал, -  проворно юркнул в дверь. Ѓыть может, он это
сделал  только  длЯ  того,  чтобы  предупредить  о  моем приходе... ах,  эта
неизвестность, как мучит она менЯ теперь!.. быть может,  тогда  все было уже
подготовлено длЯ моего приема... но в тот миг, когда Я его увидел и вспомнил
о своем позоре, у менЯ не  хватило духу сделать еще одну  попытку...  “ менЯ
дрожали колени. Џеред самым порогом Я повернулсЯ и ушел... ушел в ту минуту,
когда она, может быть, ждала менЯ и мучилась не меньше моего.
     ’еперь Я уже совсем не знал, что делать в этом чужом городе, где улицы,
казалось, жгли мне подошвы...  ‚друг у  менЯ  блеснула мысль; в тот же миг Я
окликнул экипаж, поехал  к  тому  самому вице-резиденту,  которому Я  оказал
помощь, и велел доложить о себе... ‚ моей  внешности было, вероЯтно,  что-то
странное,  потому  что  он  посмотрел  на  менЯ  как-то  испуганно, и  в его
вежливости сквозило беспокойство... может быть, он тогда  уже  угадал во мне
человека,  гонимого амоком... џ решительно  заЯвил ему,  что прошу перевести
менЯ в  город,  так как не могу больше  выдержать  на моем посту... Я должен
переехать немедленно... Ћн взглЯнул на менЯ... не могу вам передать, как  он
на менЯ взглЯнул... ну, примерно так, как смотрит врач на больного...
     -  “ вас  не  выдержали нервы,  милый  доктор, - сказал  он,  -  Я  это
прекрасно понимаю. Ќу, это можно будет как-нибудь устроить, подождите только
немного...  ‘кажем,  недели  четыре...  мне  нужно   сначала  подыскать  вам
заместителЯ.
     - Ќе  могу  ждать  ни  единого днЯ,  - ответил Я.  Ћн опЯть окинул менЯ
странным взглЯдом. - Ќужно потерпеть, доктор, - серьезно сказал он, -  мы не
можем оставить пост без врача. Ќо обещаю вам, что сегоднЯ же займусь этим
     џ  стоЯл  перед ним, стиснув  зубы, в  первый раз  Ясно  ощущаЯ, что  Я
продавшийсЯ человек,  раб.  ‚о  мне  уже закипало  негодование,  но  он,  со
светской любезностью, опередил менЯ
     -  ‚ы отвыкли от людей,  доктор, а это тоже своего рода болезнь. Њы тут
все удивлЯлись, почему вы никогда не приезжаете,  никогда не  берете отпуска
‚ы нуждаетесь в обществе, в развлечениЯх. Џриходите по крайней мере  сегоднЯ
вечером, - сегоднЯ прием  у губернатора, там будет всЯ наша  колониЯ. Њногие
давно  уже  хотЯт  познакомитьсЯ  с  вами, спрашивают  о вас  и  высказывают
пожелание, чтобы вы перебрались сюда.
     Џоследние  его  слова  поразили менЯ. ‘прашивают  обо мне? Ќе она ли? џ
сразу  словно  переродилсЯ  и,  поблагодарив  вице-резидента самым  вежливым
образом за приглашение,  обещал  быть  точным.  €  Я был точен, даже слишком
точен.  Ќужно  ли  говорить,  что, гонимый нетерпением, Я  первый  ЯвилсЯ  в
огромный зал правительственного зданиЯ; безмолвные желтокожие  слуги сновали
взад  и  вперед,  мЯгко  ступаЯ  босыми  ногами,  и,  как  мерещилось  моему
помраченному сознанию, посмеивались за моей спиной. ‚  течение четверти часа
Я был единственным европейцем среди этой бесшумной толпы и настолько одинок,
что слышал тиканье  часов в своем  жилетном кармане. Ќаконец, пришли два-три
чиновника со своими семьЯми, а затем  поЯвилсЯ и сам  губернатор, вступивший
со  мною  в  продолжительную беседу;  Я  внимательно  слушал  его и, как мне
казалось,  удачно отвечал, пока мной не овладело вдруг какое-то необъЯснимое
нервное беспокойство.  џ  потерЯл  самообладание и стал отвечать невпопад. џ
стоЯл спиной к входной двери зала, но сразу почувствовал, что вошла она, что
она уже здесь. џ не мог бы  объЯснить вам, как возникла во мне эта смутившаЯ
менЯ уверенность,  но, говорЯ с губернатором и прислушиваЯсь к его словам, Я
в то же времЯ ощущал где-то за собой ее  присутствие. Љ  счастью, губернатор
вскоре  окончил  разговор -  мне кажетсЯ, если бы он не отпустил менЯ, Я все
равно, пренебрегаЯ вежливостью, обернулсЯ бы,  так  сильно было это странное
напрЯжение   моих   нервов,   так   мучительна   была  эта  потребность.   €
действительно, не успел Я обернутьсЯ, как увидел ее на  том самом месте, где
мысленно  представил  себе ее. Ќа ней было  желтое бальное  платье  с низким
вырезом, матово поблескивали, как слоноваЯ кость, ее прекрасные узкие плечи;
она разговаривала, окруженнаЯ группой гостей Ћна улыбалась, но Я уловил в ее
лице какую-то  напрЯженность. џ подошел ближе - она не видела  или не хотела
менЯ  видеть -  и  вглЯделсЯ  в  эту  улыбку,  любезную  и холодно-вежливую,
игравшую  на тонких  губах. €  эта улыбка  снова  опьЯнила менЯ, потому  что
она...  потому  что  Я  знал,  что  это  ложь, лицемерие, виртуозное  уменье
притворЯтьсЯ. ‘егоднЯ  среда, мелькнуло у  менЯ в голове, в субботу приходит
пароход, на  котором  едет ее муж... Љак может она так улыбатьсЯ, так... так
уверенно,  так  беззаботно  улыбатьсЯ и небрежно играть веером,  вместо того
чтобы комкать  его от  волнениЯ?  џ... Я,  чужой... Я  уже два  днЯ дрожу  в
ожидании того часа... Я, чужой, мучительно переживаю за  нее  ее  страхи, ее
отчаЯние... а она Явилась на бал и улыбаетсЯ, улыбаетсЯ...
     ѓде-то позади заиграла музыка. Ќачались танцы. Џожилой офицер пригласил
ее; она, извинившись перед своими собеседниками, прошла под руку с  ним мимо
менЯ в другой зал. Љогда она заметила менЯ, внезапнаЯ судорога  пробежала по
ее лицу  -  но только  на  секунду,  потом  она  вежливо  кивнула  мне,  как
случайному знакомому, сказала "добрый вечер, доктор!"  -  и скрылась, прежде
чем Я успел решить, поклонитьсЯ ей или нет.
     Ќикто не  мог  бы разгадать, что  таилось  во взглЯде этих серо-зеленых
глаз,  и  Я, Я сам этого не  знал. Џочему  она поклонилась...  почему  вдруг
узнала  менЯ?.. Ѓыло ли это самозащитой, или шагом  к примирению, или просто
замешательством? Ќе  могу вам выразить, в каком Я был волнении, во  мне  все
всколыхнулось  и готово  было вырватьсЯ наружу. џ  смотрел на  нее, спокойно
вальсирующую в объЯтиЯх офицера, с невозмутимым и беспечным выражением лица,
а  Я  ведь  знал, что она... что  она, так же,  как и  Я,  думает только  об
одном... только  об  одном... что только  нам  двоим в  этой толпе  известна
ужаснаЯ тайна... а она танцевала... ‚ эти минуты мои муки, страстное желание
спасти  ее и восхищение достигли апогеЯ.  Ќе знаю, наблюдал ли кто-нибудь за
мной, но,  несомненно,  Я  своим поведением мог выдать то,  что  так искусно
скрывала она, - Я не мог заставить себЯ смотреть в другую сторону,  Я должен
был... да, должен был смотреть на нее, Я пожирал ее глазами, издали впивалсЯ
в ее невозмутимое лицо - не  спадет ли маска  хотЯ бы на  миг.  Ћна,  должно
быть, чувствовала на себе этот упорный взглЯд,  и он тЯготил ее. ‚озвращаЯсь
под  руку со своим кавалером,  она сверкнула  на менЯ глазами  повелительно,
словно приказываЯ уйти.  “же знакомаЯ мне  складка высокомерного гнева снова
прорезала ее лоб...
     Ќо... но...  Я ведь уже  говорил вам... менЯ гнал амок, Я не смотрел ни
вправо, ни влево. џ мгновенно  понЯл ее - этот взглЯд говорил: "Ќе привлекай
вниманиЯ! возьми себЯ в руки!"  - џ знал, что  она... как бы это выразить?..
что  она  требует от менЯ сдержанности  здесь, в  большом зале... Я понимал,
что, уйди  Я теперь домой, Я мог бы завтра с уверенностью рассчитывать  быть
принЯтым  ею... Ћна хотела только избавитьсЯ от моей назойливости здесь... Я
знал, что она  -  и с  полным основанием - боитсЯ какой-нибудь моей неловкой
выходки... ‚ы видите... Я знал все, Я понЯл этот повелительный взглЯд, но...
но это  было свыше моих сил, Я должен был говорить с нею. €так, Я поплелсЯ к
группе гостей,  среди  которых она  стоЯла, разговариваЯ, и  присоединилсЯ к
ним, хотЯ знал лишь  немногих из них... џ хотел слышать, как она говорит, но
каждый  раз съеживалсЯ, точно побитаЯ  собака, под ее взглЯдом,  изредка так
холодно скользившим по мне,  словно  Я  был холщовой портьерой, к которой  Я
прислонилсЯ, или воздухом, который слегка эту портьеру колыхал. Ќо Я стоЯл в
ожидании слова от  нее, какого-нибудь знака  примирениЯ,  стоЯл столбом,  не
сводЯ с нее  глаз, среди общего разговора. Ѓезусловно,  на это уже  обратили
внимание... безусловно... потому что  никто  не сказал  мне ни слова; и она,
наверно, страдала от моего нелепого поведениЯ.
     ‘колько бы Я так простоЯл, не знаю... может  быть, целую  вечность... Я
не  мог  разбить  чары,  сковывавшие  мою волю... џ  был  словно парализован
Яростным  своим  упорством...  Ќо она не  выдержала...  ‘о  свойственной  ей
восхитительной  непринужденностью   она   внезапно   сказала,   обращаЯсь  к
окружавшим ее мужчинам:
     - џ немного утомлена... хочу сегоднЯ пораньше лечь... ‘покойной ночи!
     € вот она уже прошла мимо  менЯ, небрежно  и  холодно кивнув головой. џ
успел еще заметить складку на ее лбу, а потом видел уже только спину, белую,
гордую,  обнаженную спину.  Џрошла минута,  прежде  чем  Я  понЯл,  что  она
уходит... что Я больше не увижу ее, не смогу говорить с ней в этот вечер,  в
этот последний вечер, когда еще возможно спасение... и  так Я простоЯл целую
минуту, окаменев на месте, пока не понЯл этого... а тогда... тогда...
     Ћднако погодите...  погодите... ’ак вы не поймете всей бессмысленности,
всей  глупости  моего   поступка...  сначала  Я  должен  описать  вам  место
действиЯ... ќто было в большом зале  правительственного  зданиЯ, в  огромном
зале, залитом светом и почти пустом... пары ушли танцевать, мужчины - играть
в  карты... только по углам беседовали  небольшие кучки гостей... €так,  зал
был  пуст, малейшее  движение бросалось в глаза под Ярким светом  люстр... и
она  неторопливой  легкой  походкой шла  по этому просторному  залу, изредка
отвечаЯ на поклоны...  шла с  тем великолепным,  высокомерным,  невозмутимым
спокойствием, которое так восхищало менЯ в ней... џ... Я оставалсЯ на месте,
как Я  вам  уже говорил. џ был  словно парализован, пока не  понЯл,  что она
уходит,  а когда Я это  понЯл, она была  уже на другом конце зала  у  самого
выхода. ’ут...  о,  до сих пор мне стыдно  вспоминать об  этом... тут что-то
вдруг толкнуло менЯ, и Я побежал - вы  слышите - Я побежал...  Я не пошел, а
побежал  за ней,  и  стук моих каблуков громко  отдавалсЯ от  стен зала... џ
слышал свои шаги, видел  удивленные взглЯды, обращенные на менЯ... Я  сгорал
со стыда Я уже  во времЯ бега  сознавал свое безумие... но Я  не мог  не мог
остановитьсЯ... џ догнал ее у дверей Ћна обернулась... ее глаза серой сталью
вонзились в менЯ, ноздри задрожали  от гнева... џ  только открыл было рот...
как  она...  вдруг  громко  рассмеЯлась... звонким,  беззаботным,  искренним
смехом и сказала... громко, чтобы все слышали:
     -  Ђх,  доктор,  только   теперь  вы  вспомнили  о  рецепте  длЯ  моего
мальчика... уж эти ученые!..
     ‘тоЯвшие вблизи добродушно засмеЯлись... џ понЯл, Я  был  поражен - как
мастерски спасла  она положение. Џорывшись в бумажнике, Я второпЯх вырвал из
блокнота  чистый листок... она спокойно  взЯла его и... ушла... поблагодарив
менЯ холодной улыбкой... ‚  первую секунду Я обрадовалсЯ... Я видел, что она
искусно загладила неловкость моего поступка, спасла положение... но тут же Я
понЯл,  что длЯ  менЯ все  потерЯно,  что эта женщина ненавидит менЯ за  мою
нелепую  горЯчность... ненавидит больше  смерти... понЯл, что могу сотни раз
подходить к ее дверЯм, и она будет отгонЯть менЯ, как собаку.
     атаЯсь, шел Я по залу и чувствовал, что на менЯ смотрЯт... у менЯ был,
вероЯтно, очень странный вид... џ  пошел в буфет,  выпил  подрЯд две, три...
четыре  рюмки  коньЯку...  ќто  спасло менЯ  от обморока...  нервы больше не
выдерживали, они  словно оборвались... Џотом Я выбралсЯ через боковой выход,
тайком, как злоумышленник... Ќи за  какие блага в мире не прошел бы Я  опЯть
по тому залу, где  стены еще хранили отзвук ее смеха...  џ пошел... точно не
знаю,  куда Я пошел... в какие-то кабаки... и напилсЯ, напилсЯ, как человек,
который хочет все  забыть... Ќо... но  мне не удалось  одурманить себЯ... ее
смех отдавалсЯ во мне, резкий и злобный... этого проклЯтого смеха Я никак не
мог заглушить... Џотом Я бродил по гавани... револьвер Я  оставил в отеле, а
то непременно бы  застрелилсЯ. џ больше  ни о чем и не думал и с  одной этой
мыслью  пошел  домой...  с  мыслью  о  левом  Ящике  комода, где  лежал  мой
револьвер... с одной этой мыслью.
     …сли Я тогда не застрелилсЯ... клЯнусь вам, это была не трусость... длЯ
менЯ  было бы  избавлением спустить уже взведенный холодный курок... Ќо, как
бы объЯснить  это  вам... Я чувствовал, что на мне еще лежит долг... да, тот
самый долг  помощи,  тот проклЯтый долг... ЊенЯ сводила  с ума мысль, что  Я
могу еще быть ей полезен, что Я нужен ей. Ѓыло ведь уже  утро четверга,  а в
субботу... Я ведь говорил  вам... в субботу должен был  прийти  пароход, и Я
знал,  что  эта женщина, эта надменнаЯ,  гордаЯ женщина не  переживет своего
унижениЯ перед  мужем и перед светом. Ћ, как мучили менЯ мысли о безрассудно
потерЯнном драгоценном времени, о  моей  безумной опрометчивости,  сделавшей
невозможной своевременную помощь... —асами, клЯнусь вам, часами ходил Я взад
и вперед  по  комнате и ломал голову, стараЯсь найти  способ  приблизитьсЯ к
ней, исправить  свою ошибку, помочь ей...  —то она больше не допустит менЯ к
себе, было длЯ менЯ совершенно Ясно... Я всеми своими нервами  ощущал еще ее
смех  и гневное вздрагивание ноздрей... —асами,  часами металсЯ  Я по  своей
тесной комнате... был уже день, времЯ приближалось к полудню...
     € вдруг менЯ  толкнуло к  столу... Я выхватил  пачку почтовой  бумаги и
начал писать  ей... Я все написал... Я скулил, как побитый пес,  Я  просил у
нее прощениЯ, называл себЯ сумасшедшим, преступником... умолЯл ее доверитьсЯ
мне... џ обещал исчезнуть в тот же час из города, из  колонии, умереть, если
бы она пожелала... лишь бы она простила мне, и  поверила, и позволила помочь
ей в этот последний, роковой  час... џ исписал двадцать страниц... ‚ероЯтно,
это было  безумное,  немыслимое письмо, похожее на горЯчечный бред.  Љогда Я
поднЯлсЯ из-за  стола, Я  был весь в поту... комната плыла перед глазами,  Я
должен был выпить стакан воды... џ попыталсЯ перечитать письмо, но мне стало
страшно первых  же  слов... дрожащими руками  сложил Я его  и  собиралсЯ уже
сунуть в конверт... и  вдруг менЯ осенило. џ нашел истинное, решающее слово.
…ще раз  схватил Я  перо  и  приписал на последнем  листке:  "†ду  здесь,  в
‘транд-отеле,  вашего прощениЯ. …сли  до  семи  часов  не  получу ответа,  Я
застрелюсь!"
     Џосле этого Я позвонил бою и велел ему  отнести письмо. Ќаконец-то было
сказано все!

     ‚озле нас  что-то  зазвенело и покатилось, - неосторожным  движением он
опрокинул  бутылку.  џ слышал,  как его  рука шарила по палубе  и,  наконец,
схватила  пустую  бутылку;  сильно  размахнувшись,  он  бросил  ее  в  море.
Ќесколько минут он молчал, потом  заговорил еще более лихорадочно, еще более
возбужденно и торопливо.
     - џ больше не верую  ни во что... длЯ менЯ нет ни неба, ни ада а если и
есть  ад, то Я его не боюсь  - он  не  может быть  ужаснее  часов, которые Я
пережил  в  то  утро, в  тот  день. ‚ообразите  маленькую комнату,  нагретую
солнцем,  все более накалЯемую  полуденным  зноем комнату, где  только стол,
стул  и  кровать... Ќа этом столе  - ничего, кроме  часов  и револьвера, а у
стола  - человек не сводЯщий глаз  с  секундной стрелки, человек, который не
ест,  не пьет,  не курит, не  двигаетсЯ, который все времЯ...  слышите,  все
времЯ, три  часа  подрЯд  смотрит  на белый круг  циферблата и на  маленькую
стрелку, с тиканьем бегущую по этому кругу... ’ак... так провел Я этот день,
только ждал,  ждал... но так, как  гонимый амоком делает все - бессмысленно,
тупо, с безумным, прЯмолинейным упорством.
     Ќе стану описывать вам эти часы... это не поддаетсЯ описанию... Я и сам
ведь не  понимаю теперь, как  можно было это  пережить, не... сойдЯ с ума...
€... в двадцать  две минуты четвертого... Я знаю  точно,  потому что смотрел
ведь на часы... раздалсЯ внезапный стук в дверь... џ вскакиваю... вскакиваю,
как тигр, бросающийсЯ на добычу, одним прыжком Я у двери, распахиваю ее... в
коридоре маленький китайчонок робко  протЯгивает мне  записку.  џ выхватываю
сложенную бумажку у него из рук, и он сейчас же исчезает.
     ђазворачиваю  записку, хочу  прочесть...  и  не  могу...  перед глазами
красные круги... Џодумайте  об этой муке... наконец, наконец,  Я получил  от
нее ответ... а  тут  буквы прыгают и  плЯшут... џ  окунаю  голову в  воду...
становитсЯ лучше... ‘нова берусь за записку и читаю:
     "Џоздно! Ќо ждите дома. Њожет быть, Я вас еще позову".
     Џодписи  нет.  Ѓумажка  измЯтаЯ,  оторваннаЯ от  какого-нибудь  старого
проспекта... слова нацарапаны карандашом,  торопливо,  кое-как,  не  обычным
почерком... џ сам не знаю, почему эта записка так потрЯсла  менЯ... Љакой-то
ужас,  какаЯ-то  тайна  была  в  этих  строках, написанных словно  во  времЯ
бегства, где-нибудь  на  подоконнике или в экипаже...  Љаким-то  неописуемым
страхом и холодом повеЯло на  менЯ от этой тайной записки... и все-таки... и
все-таки Я был счастлив...  она написала мне, Я  не должен был еще  умирать,
она позволЯла  мне  помочь ей...  может быть...  Я  мог  бы...  о,  Я  сразу
исполнилсЯ  самых  несбыточных  надежд   и  мечтаний...  ‘отни,  тысЯчи  раз
перечитывал  Я  клочок   бумаги,  целовал  его...  рассматривал,  в  поисках
какого-нибудь забытого, незамеченного слова... ‚се смелее, все  фантастичнее
становились  мои  грезы,  это   был   какой-то  лихорадочный  сон   наЯву...
оцепенение,  тупое  и  в  то  же  времЯ  напрЯженное,   между   дремотой   и
бодрствованием, длившеесЯ не то четверть часа, не то целые часы...
     ‚друг  Я  встрепенулсЯ...  Љак будто  постучали?  џ  затаил  дыхание...
минута, две минуты  мертвой тишины... Ђ потом  опЯть  тихий, словно  мышиный
шорох, тихий, но настойчивый стук... џ вскочил - голова у менЯ  кружилась, -
рванул дверь, за ней стоЯл бой, ее бой, тот самый, которого Я тогда побил...
…го  смуглое  лицо  было  пепельного   цвета,  тревожный  взглЯд  говорил  о
несчастье. Њной овладел ужас...
     - —то... что случилось? - с трудом выговорил Я.
     - Come quickly  (4) - ответил он...  и больше ничего... џ бросилсЯ вниз
по  лестнице, он  за  мной...  ‚низу стоЯла "садо",  маленькаЯ  колЯска,  мы
сели...
     - —то случилось? - еще раз спросил Я...
     Ћн молча взглЯнул на менЯ, весь  дрожа, стиснув зубы... џ повторил свой
вопрос, но он все  молчал и молчал... џ охотно еще раз ударил бы  его, но...
менЯ  трогала его собачьЯ преданность ей... и Я не стал больше спрашивать...
ЉолЯсочка так быстро мчалась по  оживленным улицам,  что  прохожие с  бранью
отскакивали в сторону. Њы  оставили  за собой европейский  квартал,  берегом
проехали  в  нижний  город  и  врезались  в   шумливую  сутолоку  китайского
квартала...  Ќаконец,  мы  свернули  в  узкую уличку,  где-то  на  отлете...
остановились перед  низкой лачугой... „омишко был грЯзный,  вросший в землю,
со  стороны  улицы  -  лавчонка, освещеннаЯ  сальной свечой...  одна из  тех
лавчонок,  за которыми прЯчутсЯ курильни  опиума и публичные дома, воровские
притоны  и   склады  краденых  вещей...  Ѓой  поспешно  постучалсЯ...  „верь
приотворилась,   из  щели  послышалсЯ   сиплый  голос...   он   спрашивал  и
спрашивал...  џ не выдержал, выскочил из  экипажа, толкнул  дверь... ‘таруха
китаЯнка, испуганно вскрикнув,  убежала... Ѓой вошел вслед  за  мной, провел
менЯ  узким  коридором... открыл другую дверь... в темную комнату, где стоЯл
запах водки и свернувшейсЯ крови...  Ћттуда слышались стоны... џ ощупью стал
пробиратьсЯ вперед...

     ‘нова голос  пресексЯ. Џотом  заговорил  - но это  была уже не речь,  а
почти рыдание.
     -  џ...  Я  нащупывал дорогу... и  там...  там,  на  грЯзной циновке...
корчась от боли... лежало человеческое существо... лежала она...
     џ не видел ее лица...  Њои глаза еще  не привыкли к темноте... ощупью Я
нашел ее руку... горЯчую...  как огонь.  “ нее был жар, сильный  жар... и  Я
содрогнулсЯ...  Я  сразу  понЯл  все...  Ћна  бежала  сюда  от  менЯ... дала
искалечить себЯ... первой  попавшейсЯ грЯзной старухе...  только потому, что
боЯлась огласки... дала  какой- то ведьме убить  себЯ, лишь бы не доверитьсЯ
мне... ’олько потому, что Я, безумец... не пощадил  ее гордости, не помог ей
сразу... потому что смерти она боЯлась меньше, чем менЯ...

     џ  крикнул,  чтобы  дали свет/  Ѓой вскочил,  старуха  дрожащими руками
внесла  коптившую  керосиновую  лампу. џ  едва  удержалсЯ, чтобы не схватить
старую каргу  за горло... Ћна поставила лампу на стол... желтый свет упал на
истерзанное тело... € вдруг...  вдруг с менЯ точно рукой снЯло всю мою одурь
и  злобу,  всю  эту  нечистую  накипь  страстей теперь  Я был  только  врач,
помогающий, исследующий, вооруженный знаниЯми  человек... џ забыл о  себе...
мое сознание проЯснилось, и Я вступил в борьбу с надвигающимсЯ ужасом. Ќагое
тело, о котором Я грезил с такою страстью, Я ощущал теперь только как... ну,
как бы это сказать... как материю,  как организм... Я не чувствовал, что это
она,  Я видел  только жизнь, борющуюсЯ со смертью, человека, корчившегосЯ  в
убийственных  муках... …е  кровь,  ее горЯчаЯ  свЯщеннаЯ кровь текла по моим
рукам, но Я  не испытывал  ни волнениЯ, ни ужаса... Я был только  врач...  Я
видел только  страдание и видел... и видел, что все погибло, что только чудо
может спасти ее... Ћна была изувечена неумелой, преступной рукой, и истекала
кровью,  а  у  менЯ в этом гнусном вертепе не было ничего, чтобы  остановить
кровь...  не было даже чистой  воды...  ‚се, до  чего  Я дотрагивалсЯ,  было
покрыто грЯзью...
     - Ќужно сейчас же в больницу, - сказал Я. Ќо не успел Я это произнести,
как больнаЯ судорожным усилием приподнЯлась.
     - Ќет... нет... лучше смерть чтобы никто  не узнал... никто не узнал...
„омой... домой!..
     џ понЯл... только за свою  тайну,  за свою честь боролась она...  не за
жизнь...  €  Я   повиновалсЯ.  Ѓой   принес   носилки...  мы  уложили  ее...
обессиленную, в лихорадке... и словно труп понесли сквозь ночную тьму домой.
Ћтстранили  недоумевающих,  испуганных   слуг...  как  воры  проникли  в  ее
комнату... заперли двери. Ђ потом... потом началась борьба, долгаЯ борьба со
смертью...

     ‚незапно в мое плечо судорожно впилась  рука, и Я  чуть не вскрикнул от
испуга  и боли.  …го  лицо  вдруг  приблизилось  к моему, и  Я  увидел белые
оскаленные  зубы  и стекла очков, мерцавшие в отблеске лунного света,  точно
два огромных кошачьих глаза. €  он  уже не говорил - он  кричал в пароксизме
гнева:
     -  ‡наете ли вы, вы, чужой человек, спокойно сидЯщий  здесь  в  удобном
кресле, совершающий прогулку по свету, знаете ли вы,  что  это значит, когда
умирает  человек? Ѓывали вы когда-нибудь  при  этом, видели вы, как корчитсЯ
тело,  как посиневшие  ногти  впиваютсЯ в пустоту, как  хрипит  гортань, как
каждый член боретсЯ, каждый палец упираетсЯ в борьбе с неумолимым призраком,
как  глаза  вылезают  из  орбит  от  ужаса, которого  не  передать  словами?
‘лучалось  вам  переживать  это,  вам,  праздному  человеку,  туристу,  вам,
рассуждающему о  долге оказывать помощь? џ часто видел все это, наблюдал как
врач... ќто  были  длЯ менЯ  клинические  случаи,  некаЯ  данность... Я, так
сказать, изучал  это  - но  пережил только один раз... џ  вместе с умирающей
переживал это и умирал вместе с нею  в ту ночь... в ту ужасную ночь, когда Я
сидел у ее постели и терзал свой мозг, пытаЯсь найти что-нибудь,  придумать,
изобрести  против  крови,  котораЯ  все  лилась и лилась, против  лихорадки,
сжигавшей эту женщину на моих глазах... против смерти, котораЯ подходила все
ближе и  которую Я не мог отогнать.  Џонимаете ли  вы, что это значит - быть
врачом, знать все обо всех болезнЯх, чувствовать на себе долг помочь, как вы
столь