держивать в уме положение всех фигур на шестидесЯти
четырех квадратах, и притом не только положение в  сию  минуту,
но и рассчитывать наперед все возможные ходы обоих противников,
џ  прекрасно  понимаю,  что  все  это звучит как совершеннейшее
безумие; длЯ каждого из своих "Я" мне приходилось  представлЯть
себе каждую позицию дважды, трижды, да нет, больше-- шесть раз,
двенадцать раз, да еще на четыре или пЯть ходов вперед.
     Џростите,  пожалуйста,  что Я заставлЯю вас разбиратьсЯ во
всей  этой  безумной   путанице.   ђазыгрываЯ   в   абстрактном
пространстве   эти   фантастические   партии,   Я   должен  был
рассчитывать несколько ходов вперед за белых и столько же ходов
за черных, должен был взвешивать все возникающие комбинации  то
с  точки  зрениЯ черных, то с точки зрениЯ белых, иначе говорЯ,
сочетать в одном своем уме и ум черных, и ум  белых.  Ќо  самаЯ
серьезнаЯ опасность этого жуткого эксперимента заключалась не в
раздвоении  моего  "Я". Ћна заключалась в том, что Я должен был
самостоЯтельно разыгрывать мною же придуманные партии  и  то  и
дело  терЯл  всЯкую  почву  и словно падал в какую-то пропасть.
Џока Я разыгрывал партии чемпионов, все было хорошо:  Я  просто
повторЯл  имевшую  место  игру,  воспроизводил  уже данное. ќто
требовало не больше напрЯжениЯ, чем, скажем, запоминание стихов
или  статей  какого-либо  закона,  ’о   было   систематическое,
дисциплинирующее  занЯтней  потому  прекрасное  упражнение  длЯ
мозга. „ве партии до  и  две  после  обеда  представлЯли  собой
определенное    задание,    которое   Я   исполнЯл   совершенно
спокойно;</A> оно как  бы  заменЯло  мне  прежние  повседневные
занЯтиЯ.  €,  кроме  того,  если в процессе игры Я ошибалсЯ или
забывал следующий ход, Я всегда мог заглЯнуть в  книгу.  €менно
потому,  что  изучение  чужих партий никак не затрагивало моего
"Я", оно так благотворно  и  успокаивающе  действовало  на  мои
расшатанные нервы. Њне было совершенно все равно, кто выиграет,
черные  или  белые,  потому  что за пальму первенства сражались
Ђлехин или Ѓоголюбов, тогда как Я сам, мой разум, мое  сознание
только  смаковали  тонкости  поединка.  Ќо  как  только Я начал
играть против себЯ, Я бессознательно  стал  соперничать  сам  с
собой.  Њои "Я" -- белое и черное-- </A>должны были состЯзатьсЯ
друг с другом, и каждое из этих "Я" было одновременно  охвачено
нетерпеливым  и  честолюбивым  желанием  в</A>ыиграть, одержать
победу. ‘делав ход в качестве черного "Я", Я лихорадочно  ждал,
что  сделает  мое белое "Я". Ћба "Я" попеременно торжествовали,
когда другое "Я" делало неправильный ход, и раздражались, когда
сами допускали подобную оплошность.
     ‚се  это  выглЯдит  совершенно  дико,  и,   конечно,   эта
искусственно  созданнаЯ  шизофрениЯ,  это намеренное раздвоение
сознаниЯ со всеми его опасными последствиЯми были бы  немыслимы
у  человека, находЯщегосЯ в нормальной обстановке. Ќе забудьте,
однако, что из нормальных  условий  Я  был  грубо  вырван,  без
всЯкой  вины  брошен  за  решетку,  многие  месЯцы  подвергалсЯ
утонченной пытке--  пытке  одиночеством.  ЌакопившаЯсЯ  во  мне
Ярость  должна  была рано или поздно на что-то излитьсЯ. Ќо так
как моим единственным  занЯтием  была  эта  бессмысленнаЯ  игра
против  себЯ  самого,  то мой гнев, моЯ жажда мести фанатически
изливалась именно в. эту игру. џ хотел мстить, но длЯ  этого  у
менЯ  было  только мое второе "Я", с которым Я должен был вести
непрестанную борьбу. ‚от почему во времЯ игры  менЯ  охватывало
бешеное  возбуждение.</A>  Џервое времЯ Я еще мог проводить эти
игры спокойно и рассудительно, делал перерывы  между  партиЯми,
чтобы  отдохнуть.  Ќо  мало-помалу  мои больные нервы перестали
выносить эти передышки. ‘тоило только белому "Я"  сделать  ход,
как  черное  "Я"  уже  лихорадочно  передвигало  фигуру, и, как
только заканчивалась одна партиЯ, Я тут  же  требовал  от  себЯ
следующей,  вернее,  каждый  раз,  как  одно  мое шахматное "Я"
терпело поражение,  оно  немедленно  требовало  у  другого  "Я"
реванша.
     џ  даже  приблизительно  не  могу  сказать, сколько партий
против  себЯ  самого  Я  сыграл,  охваченный  этой   ненасытной
жадностью,  за  долгие  месЯцы своего заключениЯ,-- может быть,
тысЯчу, а может быть, и  больше.  ’о  было  наваждение,  против
которого  Я не мог боротьсЯ. ‘ рассвета и до ночи Я не думал ни
о чем другом, кроме как о конЯх и пешках, ладьЯх и  королЯх.  ‚
мозгу  у  менЯ  непрерывно  вертелись  "а",  "њ"  и  "с", мат и
рокировка, и все  мое  существо,  все  мои  помыслы  рвались  к
расчерченной   на   квадраты   доске.   “довольствие   от  игры
превратилось  в  страсть,  страсть  превратилась  в  бешенство,
манию; она заполнЯла не только часы бодрствованиЯ, но потом уже
и времЯ сна, џ мог думать только о шахматах, о шахматных ходах,
шахматных  задачах.  €ногда  Я  просыпалсЯ  в  холодном  поту и
чувствовал, что игра бессознательно продолжаетсЯ и во сне. „аже
если Я видел во сне людей,  они  передвигались,  как  конь  или
ладьЯ, наступали и отступали, подобно шахматным фигурам,
     Ќа  допросах  Я  уже  забывал, что отвечаю за свои слова и
поступки. Ќаверное, Я выражалсЯ сбивчиво н туманно: следователи
как-то странно переглЯдывались между собой. Ќа самом  же  деле,
пока  они задавали мне вопросы и размышлЯли над моими ответами,
Я просто с нетерпением ждал, чтобы  менЯ  отвели  назад  в  мою
камеру,  где  Я  смог  бы  снова занЯтьсЯ своим безумным делом:
начать новую игру, еще одну и еще одну.  Џерерывы  в  игре  все
больше   раздражали   менЯ.  „аже  те  пЯтнадцать  минут,  пока
надзиратель  прибирал  мою  камеру,  те  две  минуты,  пока  он
передавал мне еду, менЯ терзало лихорадочное нетерпение. €ногда
завтрак  оставалсЯ  нетронутым до вечера, потому что, увлекшись
игрой,  Я  забывал  о  нем.  …динственное  физическое  чувство,
которое Я испытывал, была страшнаЯ жажда. џ в два глотка осушал
бутылку  воды  и  умолЯл надзирателЯ принести мне еще, но через
минуту во рту у менЯ совершенно пересыхало,
     Њало-помалу  Я  стал  приходить  во  времЯ  игры  в  такое
возбужденное состоЯние-- к тому времени Я уже с утра до ночи не
думал  ни  о  чем  другом,--  что  больше  не  мог ни на минуту
оставатьсЯ спокойным. ЋбдумываЯ  ход,  Я  непрерывно  ходил  по
камере-- туда и обратно, туда и обратно, все быстрее и быстрее,
вперед  и  назад,  вперед  и  назад.  € чем больше приближалась
развЯзка, тем быстрее металсЯ Я из угла в угол.  †ажда  победы,
победы  над  самим  собой, доводила менЯ до исступлениЯ, потому
что одно из моих шахматных "Я"  всегда  отставало  от  другого.
Ћдно  "Я"  подхлестывало  другое,  и  -- Я понимаю, что вам это
должно  казатьсЯ  идиотством,--  когда   одно   из   моих   "Я"
недостаточно  быстро  реагировало на ход, сделанный другим "Я",
то Я  злобно  выкрикивал  "скорее,  скорее!"</A>  или  "дальше,
дальше!".</A> ђазумеетсЯ, сейчас Я полностью отдаю себе отчет в
том,  что  мое  тогдашнее  состоЯние  было  не  чем  иным,  как
психическим заболеванием, длЯ  которого  Я  не  могу  подыскать
другого  названиЯ,  кроме  неизвестного  еще в медицине термина
"отравление шахматами".
     Џришло времЯ, когда эта мономаниЯ,  это  наваждение  стало
оказывать  разрушительное  действие не только на мой мозг, но и
на  мое  тело.  џ  сильно  исхудал,  сон  мой  стал   тревожен;
проснувшись,  Я с трудом подымал отЯжелевшие веки. џ чувствовал
себЯ, как после перепоЯ, и руки у менЯ так дрожали,  что  Я  не
мог поднести ко рту стакан. Ќо как только начиналась игра, менЯ
охватывала  бешенаЯ энергиЯ. џ носилсЯ по комнате, сжав кулаки,
и времЯ от времени сквозь красноватый туман  ко  мне  доносилсЯ
мой собственный голос, злобно, хрипло вопивший "шах" или "мат".
     Ќе   знаю,   когда   разрешилось   кризисом  это  ужасное,
неописуемое  состоЯние.  ‡наю  только,  что  однажды  утром   Я
проснулсЯ,  и пробуждение мое было совсем необычно. џ больше не
ощущал  тЯжести  во  всем  теле.  Њне  было  легко  и  покойно.
ЃлаготворнаЯ усталость, какой Я не испытывал уже много месЯцев,
лежала  на  веках, и мне было так уютно и приЯтно, что Я просто
не мог заставить себЯ открыть глаза. Ќекоторое времЯ Я лежал  и
наслаждалсЯ чувством истомы, приЯтным оцепенением.
     ‚незапно   мне   показалось,   что  Я  слышу  рЯдом  живые
человеческие голоса, слова, сказанные тихо и осторожно.  ‚ы  не
можете  себе  представить  мой  восторг!  ‚едь прошло уже много
месЯцев, может быть, год, как Я не слышал ничего, кроме резких,
жестких, злых слов моих мучителей.
     "’ы спишь,-- сказал Я себе,--  ты  спишь.  Ќи  за  что  не
открывай глаз, пусть этот сон длитсЯ как можно дольше, не то ты
опЯть  увидишь  ту  же  проклЯтую  камеру,  с  тем  же  стулом,
умывальником, столом, обои с тем  же  неизменным  рисунком.  ’ы
спишь, продолжай спать".
     Ќо   любопытство   одержало   верх.   Њедленно,  осторожно
приоткрыл Я глаза. ‘вершилось чудо, џ  был  в  другой  комнате,
более  просторной,  чем  моЯ  камера  в  отеле; на окне не было
решетки,  в  него  свободно  вливалсЯ  свет,  за  окном  вместо
кирпичной  стены  виднелись  деревьЯ,  зеленые деревьЯ, и ветер
играл их ветками, стены в комнате были  белые  и  блестЯщие,  и
потолок  белый и высокий. џ лежал в новой, непривычной постели,
и-- нет, это был не сон-- возле менЯ слышалсЯ тот же шепот.
     Џораженный, сам того не желаЯ, Я сделал резкое движение  и
сразу  же услышал, как кто-то направилсЯ к моей кровати. ‹егкой
походкой ко мне подошла  женщина  в  белой  наколке--  сиделка,
сестра. џ не мог прийти в себЯ от счастьЯ. –елый год Я не видел
женщины.  Ќе  отрываЯсь,  смотрел  Я  на это дивное видение, и,
наверное, в моем взглЯде было такое безумное волнение, что  она
остановила менЯ: "‘покойно, лежите спокойно".
     џ  слушал  только  ее  голос: неужели со мной разговаривал
человек? Ќеужели на земле еще есть люди, которые не  собираютсЯ
менЯ  допрашивать  и мучить? € потом -- непостижимое чудо!-- то
был голос женщины, мЯгкий, сердечный, Я бы сказал, даже нежный.
џ, не отрываЯсь, жадно смотрел на ее губы -- после года  в  аду
мне  казалось  невероЯтным,  что  один  человек  может  ласково
говорить с другим. Ћна  улыбнулась  мне,  да,  она  улыбнулась!
‡начит,  на  свете  еще  есть,  люди,  которые могут приветливо
улыбатьсЯ. Џотом она приложила палец к губам и бесшумно отошла.
Ќо повиноватьсЯ ей Я не мог. џ  еще  не  насытилсЯ  созерцанием
чуда.  џ  хотел  сесть и проводить глазами это дивное, ласковое
создание. Ќо когда Я хотел облокотитьсЯ о спинку кровати, Я  не
смог   этого  сделать.  ‚место  правой  руки  Я  увидел  что-то
постороннее-- большой, тЯжелый белый предмет. „олжно быть,  всЯ
рука  у  менЯ  была  забинтована.  ‘  удивлением взираЯ на этот
предмет, Я начал мучительно соображать: где Я  и  что  со  мной
стрЯслось? ђанили менЯ каким-то образом они, или Я сам повредил
себе руку? џ понЯл, что лежу в больнице.
     ‚  полдень  пришел врач, приЯтный пожилой человек. Ћн знал
мою  семью   и,   видимо,   желаЯ   дать   почувствовать   свое
расположение, уважительно отозвалсЯ о моем дЯде -- лейб-медике.
Ћн  задал  мне  несколько вопросов, один из них особенно удивил
менЯ: кто Я-- математик или химик?
     "Ќи то, ни другое",-- ответил Я.
     "‘транно,--  пробормотал  он,--  в  бреду  вы  все   времЯ
выкрикивали  какие-то  неизвестные  формулы  "с‡", "с4"</A>. Њы
ничего не могли понЯть".
     џ  спросил  его,  что  случилось  со  мной.  Ћн  загадочно
усмехнулсЯ.
     "Ќичего серьезного. Ћстрое расстройство нервной системы.--
ЋглЯнувшись  по  сторонам,  он  негромко  добавил:-- ќто вполне
понЯтно. ‚ы ведь... с тринадцатого марта?.."</A>
     џ кивнул.
     "Ќичего удивительного при их методах. Ќе вы первый. Ќо  не
беспокойтесь".
     …го  доброжелательный  тон  и сочувственнаЯ улыбка убедили
менЯ, что Я в безопасности.
     —ерез два днЯ доктор сам  рассказал  мне,  что  произошло.
’юремный надзиратель услышал в моей камере крики и подумал, что
Я,  должно  быть,  спорю  с кем-то проникшим ко мне; но едва он
показалсЯ на пороге, Я бросилсЯ к нему  с  кулаками  и  заорал:
"„елай  ход,  негодЯй,  трус!" Џотом Я схватил его за горло и с
такой Яростью стал душить, что ему пришлось звать на помощь.  џ
продолжал   бушевать   и,  когда  менЯ  тащили  на  медицинское
освидетельствование, в коридоре вырвалсЯ и пыталсЯ  выброситьсЯ
в  окно,  разбил  стекло  и  сильно  порезал руку-- вот тут еще
осталсЯ глубокий шрам. ‚ первые дни, когда Я попал в госпиталь,
у менЯ было что-то вроде воспалениЯ мозга, но сейчас, по мнению
врачей, мой рассудок и  центры  восприЯтиЯ  в  полном  порЯдке.
"‘кажу  прЯмо,--  тихо  добавил  он,--  Я  не довожу об этом до
сведениЯ власть имущих, не то они могут ЯвитьсЯ и  забрать  вас
обратно. Џоложитесь на менЯ, Я сделаю все от менЯ зависЯщее".
     —то  сказал моим преследователЯм добрый доктор, Я так и не
знаю. ‚о всЯком случае, он  добилсЯ  своего:  менЯ  освободили.
Њожет  быть,  он  заЯвил,  что  Я  не отвечаю за свои поступки.
‚озможно и другое:  гестапо  могло  потерЯть  ко  мне  интерес,
поскольку  к  тому  времени  ѓитлер занЯл уже всю Ѓогемию и тем
самым с Ђвстрией было покончено. Њне пришлось только  подписать
обЯзательство  в  течение  двух недель покинуть страну. ‚се это
времЯ ушло на выполнение формальностей, так усложнЯющих в  наши
дни  выезд  за  границу:  надо было получить разрешение военных
властей и полиции, уплатить налоги, выправить  свидетельство  о
здоровье,   паспорт,  визу  и  прочее,  так  что  размышлЯть  о
пережитом мне было некогда. Џо-видимому, какие-то  таинственные
силы    регулируют    деЯтельность    человеческого   мозга   и
автоматически выключают опасные длЯ его  психики  воспоминаниЯ.
Љак бы то ни было, стоило мне вспомнить о моем заточении, как в
сознании  наступало  затмение,  и  только  много недель спустЯ,
собственно говорЯ, только сейчас, на пароходе, Я нашел  в  себе
мужество осознать то, что пережил.
     ’еперь  вам  должно  быть  понЯтно мое странное, не совсем
обычное поведение тогда, во времЯ игры ваших друзей. џ случайно
проходил через курительный салон и вдруг  увидел  у  шахматного
стола  ваших друзей. Ћт удивлениЯ и испуга Я просто остолбенел.
‚едь Я начисто забыл, что можно играть в шахматы  за  настоЯщей
доской  и настоЯщими фигурами, забыл, что в этой игре участвуют
два совершенно разных человека, что они друг против  друга.  Џо
правде  говорЯ, прошло несколько минут, прежде чем Я сообразил,
что эти люди играют в ту самую игру, в которую  Я  сам  столько
времени  играл, не в силах вырватьсЯ на волю. ‡начит, шифр, при
помощи которого Я вел свои игры на памЯть, был не чем иным, как
эрзацем, символом вот этих  увесистых  фигур,  џ  был  поражен,
увидев,  что  фигуры  на  доске  и  их  передвижение  полностью
соответствуют тем  выработанным  мною  представлениЯм,  которые
жили   в   моем  воображении,  ’ак,  наверное,  бывает  поражен
астроном,   когда,   теоретически   доказав,   путем    сложных
математических  вычислений,  существование  новой  планеты,  он
вдруг видит  ее  воочию,  на  небе,  видит  Ясно,  во  всей  ее
реальности. џ смотрел на доску как зачарованный и видел там мою
диаграмму--   конь,   тура,  король,  королева,  пешки  --  все
реальные, вырезанные из дерева фигуры;  чтобы  понЯть  позицию,
мне    невольно   пришлось   сначала   перенестись   из   моего
абстрактно-математического шахматного полЯ к доске, на  которой
передвигались фигуры.
     Џонемногу   менЯ   охватило  любопытство,  мне  захотелось
проследить настоЯщую  игру  двух  партнеров.  €  вот  это-то  и
послужило   причиной  моего  крайне  прискорбного,  бестактного
вмешательства в вашу игру. Ќеверный ход вашего  друга  был  длЯ
менЯ  как  удар в сердце. џ остановил его инстинктивно,</A> как
останавливают ребенка, перегнувшегосЯ через  перила.  џ  только
потом осознал всю грубую неуместность своего вмешательства.
     џ  поспешил заверить доктора Ѓ.,</A> что все мы были очень
рады случившемусЯ, тем более что благодарЯ этому</A>  инциденту
познакомились с ним. џ добавил, что после всего услышанного мне
будет    вдвойне   интересно   присутствовать   на   завтрашнем
импровизированном турнире.
     „октор Ѓ. сделал беспокойное движение.
     -- Џраво, вы не должны ожидать слишком многого. ќто  будет
просто  испытанием  длЯ  менЯ,  могу ли Я... могу ли Я играть в
шахматы нормально, сидЯ за шахматной доской, против настоЯщего,
живого противника, передвигаЯ настоЯщие фигуры.  Џотому  что  Я
начинаю  все  больше и больше сомневатьсЯ, играл ли Я эти сотни
или даже тысЯчи партий по правилам. Ђ может  быть,  они  просто
плод  моего  больного  воображениЯ?  Ќе  был ли то просто бред,
шахматнаЯ лихорадка, когда  человек,  как  во  сне,  непрерывно
движетсЯ вперед скачками? ‚едь не думаете же вы серьезно, что Я
могу  померЯтьсЯ  силами  с  чемпионом мира, сыграть с ним, как
равный с равным? Ќа эту игру менЯ толкает  только  любопытство.
Њне  хочетсЯ  выЯснить  задним  числом,  что  же  действительно
происходило со мной в заключении: был ли Я близок к безумию или
уже перешагнул эту опасную грань. ‚от и все, ничего больше.
     ‚ этот  момент  прозвучал  гонг,  сзывавший  пассажиров  к
обеду.  Ѓеседа  наша  продолжалась  почти  два  часа: доктор Ѓ.
рассказывал мне свою историю  гораздо  более  подробно,  чем  Я
изложил  ее.  џ  сердечно поблагодарил его и распрощалсЯ, но не
успел еще пройти палубу,  как  он  догнал  менЯ.  Ћн  был  Явно
взволнован и говорил, слегка заикаЯсь:
     -- …ще  одно.  џ  не  хочу  быть невежливым по отношению к
вашим друзьЯм, поэтому, пожалуйста,  предупредите  их  заранее,
что  Я  сыграю только одну партию. ѓлавное длЯ менЯ-- это раз и
навсегда разрешить длЯ себЯ этот вопрос, так сказать,  подвести
окончательный  итог. џ вовсе не собираюсь начинать все снова, џ
не  могу  позволить  себе  вторично  заболеть  этой   шахматной
горЯчкой,  которую  Я  и  теперь вспоминаю с содроганием. Љроме
того... кроме  того,  менЯ  предупреждал  врач,  он  настойчиво
предупреждал  менЯ.  „лЯ человека, который был подвержен мании,
навсегда остаетсЯ опасность рецидива, поэтому мне,  страдавшему
"отравлением  шахматами",  даже  если  менЯ  считают совершенно
излечившимсЯ, надо держатьсЯ от шахматной доски  подальше.  ’ак
что вы понимаете: только одна пробнаЯ игра и ни одной больше.
     Ќа  следующий  день точно в назначенное времЯ, в три часа,
мы собрались в курительном салоне. Ќаш  кружок  пополнилсЯ  еще
двумЯ  любителЯми королевской игры -- это были офицеры, которые
специально попросили капитана перенести им  часы  вахты,  чтобы
иметь  возможность посмотреть игру. —ентович на сей раз тоже не
заставил себЯ ждать,  и  после  жеребьевки  началась  необычнаЯ
игра:   "Homo   obscurissimus"</A>  (3)  против  прославленного
чемпиона мира по шахматам.
     Ћчень жаль, что единственными свидетелЯми этой партии были
такие мало смыслЯщие  в  шахматах  люди,  как  мы,  и  что  она
безвозвратно утерЯна длЯ анналов шахматного искусства, как были
утерЯны длЯ истории музыки фортепьЯнные импровизации Ѓетховена.
Џравда,  на  другой  день мы сообща пытались восстановить ее по
памЯти, но тщетно. Ћчевидно, это произошло потому, что в азарте
игры наше внимание было сосредоточено не на самой партии, а  на
игроках,  разница в интеллектуальном уровне которых становилась
все более зримой по мере того, как развивалась игра.
     Ћпытный  —ентович  сидел  совершенно  неподвижно,   словно
каменное  изваЯние.  ‚зор  его был прикован к доске, умственное
напрЯжение,  казалось,  стоило  ему  почти  физических  усилий.
„октор Ѓ.,</A> напротив, держалсЯ свободно и непринужденно. Љак
настоЯщий  дилетант,  в  лучшем  смысле  э</A>того  слова,  как
любитель,  длЯ  которого  весь  смысл   и   удовольствие   игры
заключались  в самой игре, он, казалось, отдыхал. ‚ начале игры
он  разговаривал,  весело  объЯснЯл  нам  свои  ходы,  небрежно
закуривал  сигарету за сигаретой и, когда наступала его очередь
делать ход, бросал быстрый взглЯд на доску и передвигал фигуру.
Љазалось, он каждый раз точно предвидел ход своего противника.
     „ебют  был  разыгран  быстро.  Ћпределенный   план   начал
намечатьсЯ  только  после  седьмого или восьмого хода. —ентович
стал дольше обдумывать ходы, из этого мы заключили, что  теперь
началась настоЯщаЯ борьба за инициативу.
     Ќо,   откровенно   говорЯ,  постепенное  развитие  партии,
нередкое в серьезных турнирах, нас, непрофессионалов,  пожалуй,
даже  разочаровало. —ем больше усложнЯлсЯ рисунок игры, тем все
непонЯтнее становились длЯ нас позиции противников. Ќам было не
под силу разобрать, кто  же  получил  преимущество.  Њы  только
видели, что отдельные фигуры, пробиваЯсь вперед, действуют, как
тараны, стремЯсь прорвать фронт противника, но поскольку каждый
ход  этих выдающихсЯ игроков составлЯл только часть комбинации,
а каждаЯ комбинациЯ -- только  часть  плана,  который,  в  свою
очередь,   осуществлЯлсЯ   только  через  несколько  ходов,  то
стратегический замысел, согласно которому игроки  двигали  свои
фигуры то вперед, то назад, был длЯ нас совершенно непонЯтен.
     Џотом  нами  овладела давЯщаЯ усталость, вызваннаЯ главным
образом тем, что —ентович  бесконечно  долго  обдумывал  каждый
свой  ход.  ќто постепенно начало нервировать и нашего друга. ‘
тревогой заметил Я,  что  чем  дольше  затЯгивалась  игра,  тем
беспокойнее  он  становилсЯ:  двигалсЯ на стуле, нервно зажигал
сигарету за сигаретой,  времЯ  от  времени  хватал  карандаш  и
что-то  записывал,  заказывал  минеральную  воду и жадно глотал
стакан за стаканом. Ѓыло очевидно, что мозг  его  конструировал
комбинации  в  сто раз быстрее, чем мозг —ентовича. Љаждый раз,
когда тот после бесконечного раздумьЯ  неловко  брал  фигуру  и
решалсЯ  передвинуть  ее,  наш друг, улыбнувшись, как улыбаетсЯ
человек, давно ожидавший чего-то и наконец  дождавшийсЯ,  сразу
же  делал  ответный  ход.  ‚идимо, он со своим живым, подвижным
умом успевал заранее исследовать все  возможности,  открывшиесЯ
противнику.  —ем  дольше  обдумывал  каждый  ход  —ентович, тем
нетерпеливее становилсЯ доктор Ѓ.,</A> злобно, почти  враждебно
сжимавший  губы.  —ентович, однако, не желал торопитьсЯ.</A> Ћн
сидел, упорный и молчаливый, размышлЯЯ над ходами, и,  по  мере
того как число фигур на доске уменьшалось, увеличивались паузы,
Љ  сорок  второму ходу, после битых двух часов, все мы сидели в
изнеможении, почти равнодушные к тому,  что  происходило  перед
нами.  Ћдин  из  офицеров уже ушел, другой читал книгу и бросал
взглЯд на доску только тогда, когда  кто-то  из  игроков  делал
ход.  Ќо  вдруг после очередного хода —ентовича произошло нечто
неожиданное. „октор Ѓ.,</A> заметив,  что  —ентович,  собираЯсь
сделать  ход,  взЯлсЯ за конЯ, сжалсЯ, как кошка перед прыжком.
Ћн весь дрожал, и не успел —ентович исполнить  свое  намерение,
как  доктор  Ѓ.  быстро продвинул вперед своего ферзЯ и громко,
торжествующе сказал:
     -- ’ак, теперь с этим покончено.
     Џотом он откинулсЯ в кресле,  скрестил  руки  на  груди  и
вызывающе посмотрел на —ентовича. ‚ глазах его сверкнул огонек.
     Њы   все   невольно   склонились   над  доской,  стараЯсь,
сообразить, что означал этот торжествующий возглас,  но  прЯмой
угрозы   королю   мы   не  увидели.  ‚осклицание  нашего  друга
относилось,  по-видимому,  к  развитию   игры,   которого   мы,
близорукие  дилетанты, понЯть не могли. Ћдин только —ентович не
шелохнулсЯ. Ћн  оставалсЯ  совершенно  спокоен,  как  будто  не
слышал  оскорбительного замечаниЯ "с этим покончено". Ќичего не
произошло. Ћднако все мы затаили  дыхание,  и  сразу  же  стало
слышно  тиканье  контрольных  часов.  Џрошло  три  минуты, семь
минут, восемь -- —ентович  продолжал  сидеть  без  движениЯ,  и
только по тому, как раздувались его широкие ноздри, было видно,
какаЯ бурЯ бушевала у него в груди.
     Љазалось,  наш  друг,  как  и  мы,  с трудом переносил это
томительное безмолвное ожидание. Ћн внезапно  встал,  оттолкнул
стул  и  принЯлсЯ  ходить  из  угла в угол, вначале медленно, а
затем все ускорЯЯ и ускорЯЯ шаг. ‚се присутствующие смотрели на
него  с  удивлением,  но  никто  не  был  так  обеспокоен   его
поведением,  как  и:  несмотрЯ  на  охватившее его волнение, он
ходил по совершенно точно ограниченному пространству, словно бы
в своем воображении он каждый раз натыкалсЯ на невидимую стену,
заставлЯвшую его поворачивать назад. ‘ содроганием понЯл Я, что
он бессознательно шагает по  своей  прежней  камере.  ‚о  времЯ
заточениЯ  он,  наверное,  так  же металсЯ, как зверь в клетке,
взад и  вперед,  сгорбившись,  с  судорожно  сжатыми  кулаками,
точь-в-точь  как  сейчас.  ’ак,  именно  так,  с остановившимсЯ
взглЯдом  тысЯчи  раз  бегал  он  из  угла  в  угол  там,  и  в
лихорадочно  блестевших  глазах  его  сверкали  красные огоньки
безумиЯ.
     Ќо рассудок его был, по-видимому, еще  в  полном  порЯдке,
потому  что  времЯ  от  времени  он нетерпеливо поворачивалсЯ к
столу,  чтобы  посмотреть,  решилсЯ  ли  на  какой-нибудь   ход
—ентович. ‚ремЯ продолжало тЯнутьсЯ-- девЯть минут... десЯть...
‡атем  произошло  то,  чего  никто  из  нас  не  ждал. —ентович
медленно поднЯл тЯжелую руку, до этого неподвижно  лежавшую  на
столе. ‚зволнованные, с натЯнутыми до предела нервами, ждали мы
развЯзки.   Ќо   —ентович   не  сделал  хода.  Ќеторопливо,  но
решительно он сбросил  тыльной  стороной  ладони  с  доски  все
фигуры.   Њы   не   сразу   понЯли,  что  —ентович  сдалсЯ.  Ћн
капитулировал, он не желал,  чтобы  мы  стали  свидетелЯми  его
окончательного  поражениЯ. ‘лучилось неожиданное: чемпион мира,
победитель   бесчисленных   турниров,   опустил   флаг    перед
незнакомцем, перед человеком, двадцать или двадцать пЯть лет не
касавшимсЯ шахмат. Ќаш друг, никому не известный, безымЯнный, в
честном бою одержал победу над сильнейшим игроком мира.
     ‘ами того не замечаЯ, все мы в волнении повскакали с мест.
“ всех  было  чувство, что мы должны как-то выразить охватившее
нас радостное изумление, должны  что-то  сказать  или  сделать.
Ћдин  только  человек  осталсЯ  неподвижен и спокоен -- это был
—ентович. ‚ыждав немного,  он  поднЯл  голову  и,  устремив  на
нашего друга каменный взглЯд, спросил;
     -- …ще одну партию?
     -- Љонечно!--  воскликнул доктор Ѓ. с неприЯтно резанувшим
менЯ оживлением. ‡атем он сел и, прежде чем Я  успел  напомнить
ему  о  его  условии  --  сыграть  только  одну партию, начал с
лихорадочной  поспешностью  расставлЯть  фигуры.</A>   Ћн   так
нервничал,   устанавливаЯ   их  по  местам,  что  пешка  дважды
выскальзывала из его дрожащих пальцев и  падала  на  пол.  ќтот
прежде  спокойный  и тихий человек был Явно в каком-то экстазе,
все чаще подергивалсЯ уголок его рта, он весь  дрожал,  как  от
озноба.
     -- Ќе  надо,--  прошептал  Я  ему,--  не  надо! Ќа сегоднЯ
достаточно. „лЯ вас это слишком большое напрЯжение.
     -- ЌапрЯжение? •а-ха-ха!-- громко, презрительно рассмеЯлсЯ
он.-- ‡а времЯ, что мы тЯнули эту волынку,  Я  мог  бы  сыграть
семнадцать  партий. …динственное, что мне трудно, это старатьсЯ
не  заснуть  при  таких  темпах.  Ќу   что   же,   начнете   вы
когда-нибудь?
     Џоследние  слова,  сказанные  резким,  почти грубым тоном,
относились к —ентовичу. ’от посмотрел на противника спокойно  и
невозмутимо,  но  его  угрюмый,  каменный  взглЯд  был как удар
кулаком. Њеж игроками возникло сразу что-то  новое  --  опаснаЯ
напрЯженность,  жгучаЯ  ненависть.  ’о  не  были больше игроки,
желавшие испытать искусство противника,  а  враги,  поклЯвшиесЯ
уничтожить  друг  друга.  —ентович  долго  медлил,  прежде  чем
сделать первый ход, и у менЯ создалось твердое впечатление, что
медлил он умышленно, нарочито.
     Ѓез сомнениЯ, этот испытанный в  боЯх  стратег  уже  давно
сообразил,   что   его  медлительность  утомлЯет  и  раздражает
противника. Ќе менее четырех минут понадобилось ему  длЯ  того,
чтобы  сделать  самое  обычное начало-- ход королевской пешкой.
Ќаш друг  моментально  продвинул  королевскую  пешку  со  своей
стороны,  и  снова  —ентович невыносимо долго медлил с ответным
ходом. ’ак бывает, когда с бьющимсЯ сердцем ждешь  удара  грома
после Ярко полыхнувшей молнии, а грома все нет и нет. —ентович,
казалось,   совсем  окаменел.  Ћн  обдумывал  ходы  спокойно  и
неторопливо, и во мне все росла уверенность, что он делает  это
нарочно.  …го медлительность позволЯла мне неотступно наблюдать
за доктором Ѓ. Ћн только что осушил третий  стакан  воды,  и  Я
невольно  вспомнил,  как  он  рассказывал  о  неутолимой жажде,
мучившей его в камере. Ќалицо были все  признаки  ненормального
состоЯниЯ: лоб его покрылсЯ испариной, шрам на руке покраснел и
стал  гораздо заметнее. Ќовее же он держал себЯ в руках. ’олько
после  четвертого  хода,  когда  —ентович  снова  погрузилсЯ  в
изнурительное   размышление,   самообладание  покинуло  доктора
Ѓ.,</A> и, вспылив, он воскликнул:
     -- Џойдете ли вы, наконец?
     —ентович холодно посмотрел на него.
     -- Ќасколько мне помнитсЯ,</A>  мы  условились  обдумывать
каждый   ход  не  более  десЯти  минут.  џ  принципиально  буду
придерживатьсЯ этого условиЯ.
     „октор  Ѓ.  прикусил  губу.  ‡аметив,  что   он   со   все
возрастающим  нетерпением  постукивает  ногой по полу, Я уже не
мог  совладать  с  охватившей  менЯ   тревогой:   менЯ   томило
предчувствие,  что  он  снова  окажетсЯ  во  власти безумиЯ. Ќа
восьмом   ходу   снова   произошла   стычка.   „октор   Ѓ.,</A>
самообладание которого Явно улетучивалось, не мог скрыть своего
нервного  раздражениЯ.  Ћн ни минуты не сидел спокойно и теперь
принЯлсЯ бессознательно барабанить по столу пальцами.  —ентович
снова поднЯл свою тЯжелую мужицкую голову.
     -- Њогу  Я  просить вас перестать барабанить по столу? Њне
это мешает. џ так не могу играть.
     -- •а...</A>-- ответил доктор Ѓ.-- Ћно и видно!
     —ентович покраснел.
     -- —то вы хотите этим сказать?-- спросил он резко.
     „октор Ѓ. снова коротко, презрительно рассмеЯлсЯ:
     -- Ќичего, кроме того, что, по всей  видимости,  вы  очень
волнуетесь.
     —ентович  промолчал  и  снова склонилсЯ над доской. ’олько
через семь минут сделал он ответный ход. €гра продолжалась  все
в  том  же  похоронном  темпе.  —ентович  словно  превратилсЯ в
каменного истукана.</A> ’еперь, прежде чем передвинуть  фигуру,
он уже полностью выдерживал установленный максимум, а поведение
нашего  друга  от  хода  к ходу становилось все более странным.
Љазалось, он потерЯл всЯкий интерес к игре и был  занЯт  чем-то
посторонним.</A>  Ћн  перестал  взволнованно расхаживать, сидел
неподвижно и,  устремив  в  пространство  отсутствующий,  почти
безумный  взглЯд,  бормотал  себе  что-то  под нос, ‹ибо он был
погружен в обдумывание каких-то бесконечных комбинаций,  либо--
и Я подозревал, что именно так,-- разыгрывал в уме какие-</A>то
совсем  другие  партии.  Љак  бы  то ни было, каждый раз, когда
—ентович   делал   ход,   его   нужно   было    возвращать    к
действительности.  €  теперь  уже  ему требовалась одна или две
минуты, чтобы снова разобратьсЯ в положении.
     ‚о мне росло убеждение, что у доктора Ѓ. началсЯ  припадок
тихого  помешательства,  который  в  любой момент мог перейти в
буйный.</A>  Ћн  словно  забыл  и  о  нас,  и  о  —ентовиче,  €
действительно,  на  девЯтнадцатом  ходу разразилсЯ кризис. …два
только  —ентович  сделал  ход,  как   доктор   Ѓ.,</A>   бросив
мимолетный  взглЯд  на доску, вдруг продвинул своего офицера на
три  клетки  вперед  и  громко,  так  что  мы  все  вздрогнули,
закричал:
     -- ах, шах королю!
     ‚  ожидании  чего-то  необычайного  все  впились глазами в
доску.</A> Ќо прошла минута, и дело принЯло неожиданный оборот.
Ћчень медленно —ентович поднЯл голову, чего  не  делал  еще  ни
разу,  и  обвел  нас  глазами.  —то-то, казалось, доставило ему
чрезвычайное удовольствие, губы его мало-помалу  растЯнулись  в
довольную  и высокомерную усмешку. ’олько до конца насладившись
своим триумфом, причина  которого  была  нам  непонЯтна,  он  с
притворной вежливостью обратилсЯ к присутствующим:
     -- Џростите,  но Я не вижу шаха. Њожет быть, кто-нибудь из
вас, господа,  подскажет  мне,  в  чем  заключаетсЯ  шах  моему
королю?
     Њы  посмотрели  на доску, а затем с тревогой на доктора Ѓ.
Љороль —ентовича был защищен от офицера пешкой --  это  заметил
бы  и  ребенок,-- так что ни о каком шахе не могло быть и речи.
Њы забеспокоились. Њожет быть, наш друг  в  волнении  продвинул
фигуру  на  квадрат  дальше  или  ближе,  чем  следовало?  Ќаше
молчание  привлекло  внимание  доктора  Ѓ.,</A>  он  пристально
посмотрел на доску и, запинаЯсь, сказал:
     -- Ќо  король  ведь  должен  быть  на  "f</A>7".  Ћн стоит
неправильно, совершенно неправильно.  ‚ы  сделали  неправильный
ход!..  ‚се  фигуры  стоЯт не на своих местах: эта пешка должна
быть на "</A>d5", а не на "</A>d4". ќто совсем  другаЯ  партиЯ.
ќто...
     Ћн  внезапно осексЯ. џ крепко схватил его за руку, вернее,
просто ущипнул с такой силой, что  даже  он  в  своем  безумном
смЯтении  почувствовал  это.  Ћн  обернулсЯ  и, как сомнамбула,
посмотрел на менЯ:
     -- —то... вам угодно?
     -- ‚спомните!-- сказал Я только одно слово и легко  провел
пальцем по шраму на его руке.
     Ћн  механически  повторил  мой  жест и стеклЯнными глазами
уставилсЯ на кроваво-красную полосу.  ‚друг  он  задрожал  всем
телом, на лбу выступила испарина.
     -- ђади  бога,-- прошептал он бледными губами,-- неужели Я
сказал или сделал какую-нибудь глупость? Ќеужели возможно,  что
и опЯть?..
     -- Ќет,--   тихим   голосом  ответил  Я,--  но  вы  должны
прекратить игру сейчас  же.  Џора!</A>  ‚спомните,  что  сказал
врач.
     „октор Ѓ. резко вскочил со стула.
     -- Џрошу  прощениЯ  за  свою  дурацкую ошибку,-- сказал он
своим вежливым  голосом  и  склонилсЯ  перед  —ентовичем.--  џ,
конечно,  сказал  совершеннейшую чепуху. ‘амо собой разумеетсЯ,
эту партию выиграли вы. Џотом повернулсЯ к нам:
     -- € вас, господа,  Я  тоже  прошу  извинить  менЯ.  Ќо  Я
предупреждал  заранее,  что  не нужно возлагать на менЯ больших
надежд.  Џростите,  что  Я  так  позорно  закончил  игру.   ќто
последний раз, что Я поддалсЯ искушению сыграть в шахматы.
     Ћн  поклонилсЯ  и  удалилсЯ с тем же скромным и загадочным
видом, с каким впервые поЯвилсЯ среди нас. џ один знал,  почему
этот   человек   никогда  больше  не  прикоснетсЯ  к  шахматам,
остальные   же   в   замешательстве   стоЯли   вокруг,   смутно
догадываЯсь,  что  нечто темное и грозное пронеслось мимо, едва
не задев их.
     -- —ерт бы побрал этого дурака!-- разочарованно  проворчал
Њак Љоннор.
     Џоследним  поднЯлсЯ  со своего стула —ентович и бросил еще
один взглЯд на неоконченную партию.
     -- Ћчень  жаль,--  великодушно  сказал  он.--  Ђтака  была
совсем  неплохо  задумана.  „лЯ любителЯ этот человек играет на
редкость талантливо.
     _____________________________________________

     (1) ѓалль</A>  ”ранц  €осиф  (1758--  1</A>828),  немецкий
врач,  создатель  френологии  --  лженауки,  Якобы  позволЯвшей
определЯть  способности  и  наклонности  человека  по  форме  и
выпуклости его черепа.

     (2) ќто его профессиЯ (фр.).

     (3) Ќеизвестный человек (лат.).