епенно на свет в поисках запоздалого
прохожего, чтобы выманить у него одну или две кроны, выпить
на эти деньги в кабаке глинтвейна и поддержать тускло
мерцающий огарок жизни, который все равно уже скоро догорит
в больнице или тюрьме.
   ‘ невыразимым ужасом смотрел Я на этот мутный осадок, на
эту грЯзь, осевшую на дно, после того как схлынула
праздничнаЯ толпа. Ќо и в этом ужасе была какаЯ-то услада,
потому что даже из этого грЯзнейшего зеркала глЯнуло на менЯ
давно пережитое и забытое. —ерез эту глубокую вЯзкую
трЯсину Я некогда прошел, много лет тому назад, и теперь она
опЯть заискрилась в моем сознании фосфоресцирующим светом.
‘транно, как много открывала мне эта фантастическаЯ ночь!
Ћна снимала с менЯ все покровы, обнажаЯ самые темные стороны
моего прошлого, самые сокровенные мои порывы. ‘мутные
воспоминаниЯ вставали из давно минувших отроческих лет,
когда взглЯд с жадным любопытством трусливо и робко
останавливалсЯ на таких созданиЯх; припомнилось, как Я
впервые поднЯлсЯ по скрипучей промозглой лестнице и вдруг,
как будто молниЯ разверзла ночное небо, Я отчетливо увидел
каждую подробность - большую олеографию над кроватью,
ладанку, которую она носила на шее, и снова всеми фибрами
души почувствовал, как тогда, смутную тревогу, отвращение и
первую мальчишескую гордость. џ снова всем своим существом
пережил тот далекий час. €, - точно пелена упала с моих
глаз, - как передать эту беспредельную Ясность сознаниЯ? -
Я внезапно понЯл, что эти существа вызывают во мне такую
жгучую жалость, такое острое чувство близости именно потому,
что они отбросы жизни, и Я, только что совершивший
преступление, чутьем угадывал сходство между их голодным
блужданием во мраке и моими бесцельными поисками в эту
фантастическую ночь, угадывал преступную готовность
откликнутьсЯ на любой призыв, на любое случайное желание.
ЊенЯ неодолимо потЯнуло туда, бумажник с украденными
деньгами жег мне грудь, ибо Я почувствовал, наконец,
присутствие живых людей, человеческих существ, которые
двигались, говорили, ждали чего-то от себе подобных, быть
может и от менЯ, жаждущего отдатьсЯ, снедаемого неистовой
тоской по людЯм. ЏонЯл Я и то, что лишь в редких случаЯх
мужчину толкает к таким созданиЯм одно только плотское
кипение крови, чаще всего его гонит страх перед
одиночеством, перед глухой, разъединЯющей людей, стеной,
которую Я ощутил сегоднЯ своими обостренными чувствами. џ
вспомнил, когда в последний раз безотчетно испытал подобное
ощущение: это было в Ђнглии, в Њанчестере, в одном из тех
шумных городов из железа и стали, что громко гудЯт под
тусклым небом, точно подземнаЯ железнаЯ дорога, и в то же
времЯ обдают человека холодом одиночества, от которого кровь
стынет в жилах. ’ри недели прожил Я там у родственников, по
вечерам одиноко бродил по барам и клубам, заходил в
сверкающий огнЯми мюзик-холл, только чтобы ощутить хоть
немного человеческого тепла. € вот однажды мне встретилось
такое создание: Я едва понимал ее лондонскую простонародную
речь, но вдруг Я очутилсЯ в чьей-то комнате, видел чужое
смеющеесЯ лицо, подле менЯ было теплое тело, по-земному
близкое и живое. •олодный черный город внезапно растаЯл,
исчезла мрачнаЯ, кишащаЯ людьми пустынЯ; случайно
встреченное человеческое существо, которого Я не знал,
которое стоЯло на улице и поджидало любого прохожего,
согрело менЯ, растопило лед, снова дышалось легко, жизнь
излучала мЯгкий свет посреди стальной тюрьмы. Љакое счастье
длЯ одиноких, длЯ замкнувшихсЯ в себе, чувствовать, знать,
что есть прибежище от страха, есть опора, за которую можно
удержатьсЯ, пусть даже она захватана многими руками,
изъедена ржавчиной. € это, именно это Я забыл в своем
убийственном одиночестве, которым томилсЯ в ту ночь, забыл,
что где-то, на последнем перекрестке, всегда еще ждут эти
последние из последних, готовые принЯть любой порыв, дать
отдых любой тоске, утолить любую страсть - за жалкую плату,
слишком ничтожную по сравнению с тем, что они дарЯт, с
великим благом своего человеческого присутствиЯ.
   Џодле менЯ опЯть грЯнула музыка. ‚ последний раз
завертелась карусель, заключительным хороводом огней
врезаЯсь в темноту, возвещаЯ конец воскресеньЯ и начало
будней. Ќо уже не было желающих, лошади без седоков бешено
мчались по кругу, усталаЯ кассирша уже сгребала и
пересчитывала дневную выручку, и служитель подошел с крюком,
дожидаЯсь последнего тура, чтобы с грохотом опустить
железные ставни. ’олько Я, один Я все еще стоЯл,
прислонившись к столбу, и смотрел на пустынную площадь, где,
словно летучие мыши, мелькали какие-то тени, ищущие, как Я,
поджидающие, как Я, и все же отделенные от менЯ
непроницаемой стеной. Ќо вот одна из них, по-видимому,
заметила менЯ, потому что она медленно подошла поближе; Я
хорошо разглЯдел ее из-под полуопущенных век: маленькаЯ,
кривобокаЯ, золотушнаЯ, без шлЯпы, в безвкусном нарЯдном
платье, из-под которого выглЯдывали стоптанные бальные
туфли; все это было, вероЯтно, приобретено постепенно у
старьевщика и уже вылинЯло, смЯлось от дождЯ или при
каком-нибудь грЯзном похождении под открытым небом. Ћна
подкралась совсем близко, становилась передо мной, бросаЯ на
менЯ острый, как крючок рыболова, взглЯд и в зазывающей
улыбке приоткрыв гнилые зубы. “ менЯ перехватило дыхание.
џ не мог ни шевельнутьсЯ, ни смотреть на нее, ни уйти; Я
знал, что вокруг менЯ бродит человек, который чего-то ждет
от менЯ, которому Я нужен, что наконец-то Я могу единым
словом, единым движением сбросить с себЯ мучительное
одиночество, невыносимое сознание отверженности. Ќо Я,
словно под гипнозом, оставалсЯ недвижим, как деревЯнный
столб, к которому Я прислонЯлсЯ, и в каком-то сладостном
полузабытьи чувствовал только - между тем как утомленно
замирали последние звуки музыки - это близкое присутствие,
эту волю, домогавшуюсЯ менЯ; и Я на мгновение закрыл глаза,
чтобы во всей полноте ощутить, как из глубины темного мира
менЯ, словно магнитом, притЯгивает к себе человеческое
существо.
   Љарусель остановилась, мелодиЯ вальса оборвалась на
последнем, стонущем звуке. џ открыл глаза и успел еще
заметить, как женщина, стоЯвшаЯ подле менЯ, отвернулась.
…й, по видимому, надоело чего-то ждать от деревЯнного
истукана. џ испугалсЯ. Њне стало вдруг очень холодно.
Ћтчего Я дал ей уйти, единственному человеку в этой
фантастической ночи, который не чуралсЯ менЯ? ‡а моей
спиной погасли огни, с грохотом опустились ставни. Љонец.
   € вдруг - но как описать это даже самому себе? - словно
артериЯ разорвалась в груди и горЯчаЯ алаЯ кровь хлынула
вспененной струёй, вдруг из менЯ, надменного, высокомерного,
замкнувшегосЯ в холодном спокойствии светского человека,
вырвалось, как немаЯ молитва, как судорога, как крик
отчаЯниЯ, ребЯчливое и все же столь страстное желание, чтобы
эта жалкаЯ, грЯзнаЯ, золотушнаЯ проститутка еще хоть раз
оглЯнулась и дала мне повод заговорить с нею. €бо пойти за
ней мешали мне - не гордость, нет, гордость моЯ была
раздавлена, растоптана, смыта совсем новыми чувствами, - но
малодушие и растерЯнность. € так Я стоЯл трепещущий и
смЯтенный, один у позорного столба темноты и ждал, как не
ждал с отроческих лег, когда Я однажды вечером стоЯл у окна
и чужаЯ женщина начала не спеша раздеватьсЯ и все медлила,
не знаЯ, что на нее смотрЯт; Я взывал к богу каким-то мне
самому незнакомым голосом о чуде, о том, чтобы эта
полукалека, эта жалчайшаЯ из человеческих тварей еще раз
повторила свою попытку, еще раз обратила взглЯд в мою
сторону.
   € - она обернулась. …ще один раз, совершенно машинально,
оглЯнулась она на менЯ. Ќо в моем напрЯженном взглЯде она,
по-видимому, прочла призыв, потому что остановилась,
выжидаЯ. Ћна стала вполоборота ко мне, посмотрела на менЯ и
кивком головы указала на тень за деревьЯми. € тут-то,
наконец, Я очнулсЯ от мертвЯщего оцепенениЯ, способность
двигатьсЯ вернулась ко мне, и Я утвердительно кивнул
головой.
   Ѓезмолвный договор был заключен. Ћна пошла вперед по
полутемной площадке, времЯ от времени оглЯдываЯсь, иду ли Я
за ней. € Я шел за ней: ноги уже не были налиты свинцом, Я
мог переступать ими. ЌепреодолимаЯ сила толкала менЯ
вперед. џ шел не по своей воле, а словно плыл за нею
следом, как будто она влекла менЯ на незримом канате. ‚о
мраке аллеи, между балаганами, она замедлила шаги. џ
поровнЯлсЯ с ней.
   Ќесколько секунд она приглЯдывалась ко мне испытующе и
недоверчиво; что-то смущало ее. Ћчевидно, мое странное
поведение, мой нарЯд, столь неуместный в ночном Џратере,
казались ей подозрительными. Ћна неуверенно озиралась по
сторонам, Явно колеблЯсь. Џотом сказала, указываЯ вглубь
аллеи, где было черно, как в угольной шахте: - Џойдем туда.
‡а цирком совсем темно.
   џ не мог отвечать ей. “бийственнаЯ грубость этой встречи
ошеломила менЯ. Њне хотелось убежать под каким-нибудь
предлогом, откупитьсЯ от нее, сунув ей монету, но моЯ волЯ
уже не имела надо мной власти. “ менЯ было такое чувство,
какое испытываешь, когда мчишьсЯ на салазках по крутому
снежному скату: сердце замирает от страха, и все же
упиваешьсЯ стремительным движением и, вместо того чтобы
тормозить, с каким-то пьЯным, но сознательным восторгом
безвольно летишь в пропасть. џ уже не мог повернуть обратно
и, быть может, вовсе и не хотел повернуть, и когда она
вплотную подошла ко мне, Я взЯл ее под руку. ђука была
худаЯ, словно и не женскаЯ, а как у недоразвитого
болезненного ребенка, и едва лишь Я ощутил ее сквозь тонкий
рукав, менЯ пронизала размЯгченнаЯ, участливаЯ жалость к
этому убогому, раздавленному комочку жизни, который
выбросила мне эта ночь. € невольно пальцы мои погладили эти
слабые, хрупкие косточки так целомудренно, так почтительно,
как Я еще никогда не прикасалсЯ к женщине.
   Њы пересекли тускло освещенную аллею и вошли в рощу, где
верхушки густолиственных деревьев, тесно смыкаЯсь,
задерживали душную, дурно пахнущую тьму. џ заметил, хотЯ
уже с трудом различал что-либо в темноте, что она, держась
за мою руку, очень осторожно оглЯнулась, а через несколько
шагов - еще раз. € странно: между тем как Я в каком-то
дурмане, не сопротивлЯЯсь, шел навстречу сомнительному
приключению, в моем сознании была полнаЯ Ясность. ‘
зоркостью, от которой ничто не могло укрытьсЯ, котораЯ
угадывала малейшее движение, Я заметил, что позади, у самого
краЯ аллеи, какие-то тени скользЯт за нами следом, и мне
даже послышались тихие, крадущиесЯ шаги. € внезапно, - так
молниЯ белой вспышкой озарЯет местность, - Я почуЯл, Я понЯл
все: что менЯ заманивают в западню, что сутенеры этой
женщины крадутсЯ за нами и что она ведет менЯ, в темноте, в
какое- то условленное место, где Я стану их добычей. ‘о
сверхъестественной Ясностью, какаЯ бывает только в мгновениЯ
между жизнью и смертью, Я видел все, взвешивал все
возможности. …ще было времЯ спастись - с улицы, котораЯ,
видимо, пролегала неподалеку, доносилсЯ шум трамваЯ, - Я мог
крикнуть или свистнуть, сбежались бы люди: отчетливо
вставали передо мной картины моего бегства, моего спасениЯ.
   Ќо странно - эта осознаннаЯ угроза не образумила, а,
напротив, еще больше воспламенила менЯ. Ќыне, в трезвую
минуту, при Ясном свете осеннего днЯ, Я и сам не вполне
понимаю, почему Я действовал столь нелепо: Я знал, знал
наверное, что бессмысленно подвергаю себЯ опасности, но в
этом предвкушении таилось длЯ менЯ какое-то соблазнительное
безрассудство. џ предвидел нечто мерзкое, быть может,
грозЯщее смертью, Я дрожал от гадливости при мысли, что менЯ
ждет какое-то злодейство, какое-то подлое, грЯзное
приключение, но в моем новом, неизведанном и неожиданном
опьЯнении жизнью сама смерть - и та вызывала во мне какое-то
мрачное любопытство. ’о ли стыд, боЯзнь обнаружить
трусость, то ли расслабление воли, но что-то не давало мне
уйти. ЊенЯ тЯнуло окунутьсЯ в эту последнюю клоаку жизни,
за один-единственный день пустить по ветру, промотать все
свое прошлое; какое-то дерзание духа примешивалось к моему
низменному, пошлейшему приключению. € хотЯ Я всеми своими
нервами чуЯл опасность, предугадываЯ ее всеми своими
чувствами, своим рассудком, Я все же углублЯлсЯ в рощу,
держа под руку уличную девку, котораЯ не только не
привлекала менЯ, но почти отталкивала, и знаЯ, что она ведет
менЯ к своим сообщникам. Ќо Я уже не мог повернуть обратно.
Џосле кражи, совершенной мною на скачках, сила тЯготениЯ ко
всему преступному неудержимо увлекала менЯ все ниже и ниже.
€ Я уже не ощущал ничего, кроме стремительного падениЯ в
какие-то новые бездны и, быть может, в последнюю - в бездну
смерти.
   ЏройдЯ еще несколько шагов, она остановилась. ЋпЯть
бросила вокруг неуверенный взглЯд. Џотом выжидательно
посмотрела на менЯ:
   - Ђ сколько ты мне подаришь?
   Ђх, вот что! Ћб этом Я и забыл. Ќо ее вопрос не
отрезвил менЯ. Ќапротив. џ ведь только одного и желал -
дарить, отдавать, растрачивать себЯ. џ торопливо сунул руку
в карман и выложил на подставленную ею ладонь все серебро и
несколько смЯтых кредиток. € тут случилось нечто до того
поразительное, что еще и теперь у менЯ теплее становитсЯ на
сердце, когда Я вспоминаю об этом: было ли это жалкое
создание озадачено размером платы, - обычно она получала за
свои услуги только гроши, - или ее удивила непонЯтнаЯ
порывистаЯ радость, с какой Я отдал ей деньги, но только она
подалась назад, и сквозь густую, дурно пахнущую тьму Я
почувствовал, что ее изумленный взглЯд ищет моего взглЯда.
€ Я испытал, наконец, то, чего тщетно жаждал весь вечер:
кто-то думал обо мне, ждал от менЯ ответа, впервые во мне
видели живого человека. € что именно это отверженное,
несчастное существо, предлагавшее, точно товар, свое жалкое,
истасканное тело, даже не взглЯнув на покупателЯ, что именно
она поднЯла на менЯ глаза, ища во мне человека, - только
усилило мое странное опьЯнение, в котором Ясность сознаниЯ
сочеталась с бредом, четкаЯ работа мысли с угаром чувств. €
вот это чужое мне создание уже прижалось ко мне, но не ради
исполнениЯ оплаченной обЯзанности; мне почудилась в этом
движении какаЯ-то безотчетнаЯ признательность, женственное
желание близости. џ бережно взЯл её за острый локоть, обнЯл
слабое, худое тело - и вдруг увидел всю ее жизнь: чужой
грЯзный угол на окраине города, где она с утра до полуднЯ
спит среди кишащих вокруг нее хозЯйских детей, увидел
сутенера, который бьет ее, пьЯных, которые в темноте
бросаютсЯ на нее, отделение больницы, куда ее приводЯт,
аудиторию клиники, где ее изможденное, больное тело
показывают как учебное пособие нахальным молодым студентам,
а потом - конец в какой-нибудь деревенской общине на ее
родине, где ее поселЯт и оставЯт околевать как собаку.
Ѓесконечное сострадание к ней, ко всем ей подобным овладело
мной, горЯчаЯ, чистаЯ нежность. џ все гладил и гладил ее
худенькую детскую руку. Џотом наклонилсЯ и поцеловал ее.
   ‚ тот же миг за моей спиной раздалсЯ шорох. •рустнула
ветка. џ отпрЯнул. € вот уже послышалсЯ грубый мужской
смех: - ’ак и есть! ’ак Я и думал!
   „аже и не видЯ их, Я знал, кто такие эти люди. ЌесмотрЯ
на все свое опьЯнение, Я ни на секунду не забывал, что менЯ
выслеживают, мало того - Я с острым любопытством поджидал
их. €з кустов вынырнула человеческаЯ фигура, за нею -
втораЯ: молодые парни, оборванные, с наглыми повадками.
ЋпЯть послышалсЯ грубый смех: - ќкаЯ гадость, заниматьсЯ
тут свинством! Ќу, конечно, благородный господин! Ќо
теперь он попалсЯ!
   џ не двигалсЯ. Љровь стучала в висках. ‘траха Я не
испытывал. џ только ждал - что будет? Ќаконец-то Я
очутилсЯ на дне, на самом дне низости. ’еперь должна
наступить катастрофа, взрыв, конец, которому Я
полусознательно шел навстречу.
   Љогда парни поЯвились, женщина отскочила от менЯ, но не к
ним. Ћна стоЯла между нами: по-видимому, подстроенное
нападение было ей все же не совсем приЯтно. Ђ парни
злились, что Я стою и молчу. Ћни переглЯдывались, очевидно
ожидаЯ с моей стороны протеста, просьбы, выражениЯ испуга.
   - ‚от как, он молчит! - угрожающе крикнул, наконец, один
из них. Ђ другой подошел ко мне и сказал повелительно:
   - €дем в отделение!
   џ все еще ничего не отвечал. ’огда первый положил мне
руку на плечо и легонько толкнул вперед. - Њарш! - сказал
он.
   џ пошел. џ не сопротивлЯлсЯ, потому что не хотел
сопротивлЯтьсЯ; невероЯтнаЯ грубость, пошлость этого
опасного приключениЯ захватила менЯ. Њозг работал
отчетливо: Я знал, что парни эти должны больше менЯ боЯтьсЯ
полиции, что Я могу откупитьсЯ несколькими кронами, - но Я
хотел испить до дна чашу мерзости, Я наслаждалсЯ
унизительностью своего положениЯ в каком-то сознательном
беспамЯтстве. Ќе спеша, словно автомат пошел Я в ту
сторону, куда менЯ толкнули.
   Ќо как раз то, что Я так безропотно, так покорно пошел из
темноты на свет, по- видимому, смутило парней. Ћни стали
перешептыватьсЯ. Џотом опЯть нарочито громко заговорили
между собой.
   - ут с ним, отпусти его, - сказал один (невысокого
роста, с изъеденным оспой лицом), но другой ответил с
напускной строгостью:
   - Ќет, брат, шалишь! Џусть-ка это сделает беднЯк вроде
нас, которому жрать нечего, его сейчас засадЯт под замок.
’ак нечего давать спуску и благородному господину.
   ‚ каждом их слове Я слышал неуклюжую просьбу о том, чтобы
Я заговорил, начал торговатьсЯ с ними; преступник во мне
понимал этих преступников, понимал, что они хотЯт помучить
менЯ страхом и что Я мучаю их своей уступчивостью. Њежду
нами шла немаЯ борьба, и - о, как богата была эта ночь! -
перед лицом смертельной опасности, здесь, в смрадной глуши
Џратера, в обществе проходимцев и проститутки, Я вторично за
двенадцать часов испытал неистовый азарт игры, но только
теперь на карту было поставлено все мое добропорЯдочное
существование, сама жизнь моЯ. € Я, в упоении искушаЯ
судьбу, предалсЯ этой чудовищной игре, трепеща всеми до
отказа натЯнутыми нервами.
   - Ђга, вот и полицейский, - послышалсЯ голос за моей
спиной, - не поздоровитсЯ благородному господину, придетсЯ
недельку отсидеть.
   ќто должно было прозвучать злобно и грозно, но Я слышал
запинающуюсЯ неуверенность тона. џ спокойно шел на свет
фонарЯ, где в самом деле поблескивала каска полицейского.
агов двадцать оставалось до него. Џарни за моей спиной
умолкли; Я заметил, что они идут медленней. …ще минута - Я
это точно знал, - и они трусливо нырнут обратно в темноту, в
свой мир, ожесточенные неудачей, и выместЯт ее, быть может,
на несчастной женщине. €гра кончилась: опЯть, во второй
раз сегоднЯ, Я выиграл, опЯть украл у чужого, незнакомого
человека его выигрыш. ‚переди уже мерцал бледный свет
фонарей, Я обернулсЯ и только теперь разглЯдел лица обоих:
злобу и угрюмый стыд прочел Я в их бегающих глазах. Ћни
остановились, разочарованные, подавленные, готовые скрытьсЯ
во мраке, ибо власть их окончилась; теперь не Я их - они
менЯ боЯлись.
   € в эту минуту - точно в груди у менЯ вдруг сорвало все
скрепы и чувства горЯчей волной вырвались наружу - мной
овладела бесконечнаЯ, поистине братскаЯ жалось к этим людЯм.
—его они домогались, несчастные, полуголодные, оборванные
парни, от менЯ, пресыщенного паразита? Ќескольких крон,
нескольких жалких крон. Ћни могли бы взЯть менЯ за горло,
там, в темноте, ограбить, убить - и не сделали этого, а
только попытались, неуклюже, неумело, запугать менЯ ради
мелких серебрЯных монет, болтающихсЯ у менЯ в кармане. Љак
же Я смел, Я, вор из прихоти, из озорства совершивший
преступление, чтобы потешить себЯ, как смел Я еще мучить
этих беднЯг? џ уже не только бесконечно жалел их, мне было
бесконечно стыдно, что ради своего удовольствиЯ Я еще
забавлЯлсЯ их страхом, их нетерпением. џ взЯл себЯ в руки:
теперь, как раз теперь, на освещенной улице, где мне уже
ничто не грозило, теперь Я должен уступить им, смЯгчить
горечь разочарованиЯ в их злых, голодных взглЯдах.
   Љруто повернувшись, Я подошел к одному из них. - ‡ачем
вам доносить на менЯ? - сказал Я и постаралсЯ сообщить
голосу интонацию подавлЯемого страха, - какаЯ вам от этого
польза? Њожет быть, менЯ арестуют, а может быть, и нет. Ќо
вам ведь это ни к чему. ‡ачем вам портить мне жизнь?
   Ћба в смущении таращили на менЯ глаза. Ћни ожидали всего
- окрика, угрозы, от которой бы попЯтились, недовольно
ворча, как обиженные собаки, только не такой сговорчивости.
Ќаконец, один сказал, но совсем не угрожающе, а как бы
оправдываЯсь: - Ќужно соблюдать закон. Њы только исполнЯем
свой долг.
   ќто была, по-видимому, заученнаЯ длЯ подобных случаев
фраза. € все же она прозвучала как-то фальшиво. Ќи тот, ни
другой не решались взглЯнуть на менЯ. Ћни ждали. € Я знал,
чего они ждут: что Я попрошу пощады и что предложу им
денег.
   џ еще помню каждое из этих мгновений. Џомню каждый
напрЯгавшийсЯ во мне нерв, каждую мысль, мелькавшую в уме.
€ Я помню, чего сперва хотела моЯ злаЯ волЯ: заставить их
ждать, еще помучить их, упитьсЯ сознанием своей власти над
ними. Ќо Я тотчас поборол себЯ, Я стал униженно клЯнчить,
потому что знал, что должен, наконец, избавить их от страха.
џ принЯлсЯ разыгрывать комедию, просил их сжалитьсЯ надо
мной, не доносить, не делать менЯ несчастным. Ћни молчали,
но Я видел, в какое они пришли смущение, эти неумелые
горе-вымогатели. € тогда Я, наконец-то, произнес слова,
которых они жаждали так долго: - џ... Я дам вам... сто
крон.
   ‚се трое вздрогнули и растерЯнно переглЯнулись. ’акой
суммы они уже не ждали теперь, когда все было длЯ них
потерЯно. Ќаконец, один из них - рЯбой с беспокойным
взглЯдом - пришел в себЯ. „ва раза начинал он говорить,
слова застревали у него в горле. Џотом он сказал - и Я
чувствовал, как ему стыдно: - „вести крон.
   - „а перестаньте вы! - вмешалась вдруг женщина. -
‘кажите спасибо, что он вообще вам что-нибудь дает. Ћн ведь
ничего не сделал, почти и не притронулсЯ ко мне. ќто уж
просто свинство!
   ‘ подлинным гневом крикнула она эти слова. € у менЯ
взыграло сердце. Љто-то пожалел менЯ, кто-то выступил в мою
защиту, - из низости, из вымогательства выглЯнула доброта,
темное стремление к справедливости. Љакое это было счастье,
как вторило тому, что поднималось во мне! Ќет, нельзЯ
больше играть с этими людьми, нельзЯ их дольше мучить
страхом, стыдом: довольно! довольно!
   - •орошо, пусть будет двести крон.
   Ћни молчали, все трое. џ достал бумажник. Ћчень
медленно, не прЯчась, широко раскрыл его. ‚ один миг они
могли вырвать его у менЯ из рук и скрытьсЯ в темноте. Ќо
они застенчиво отвели глаза. Њежду ними и мною, вместо
борьбы и игры, возникла тайнаЯ общность, взаимное доверие,
признание чужих прав, словом - вполне человеческие
отношениЯ. џ извлек два кредитных билета из пачки
украденных денег и протЯнул их одному из них.
   - Џокорно благодарю, - сказал он нечаЯнно и тут же
отвернулсЯ. Ћчевидно, он сам почувствовал, что смешно
благодарить за добытые вымогательством деньги. …му было
стыдно, и его стыд - о, Я ведь все постигал в ту ночь,
каждое движение открывалось мне! - удручал менЯ. џ не
хотел, чтобы этот человек стыдилсЯ передо мной, потому что Я
был ничуть не лучше его, такой же вор, как он, трусливый и
безвольный, как он. …го унижение мучило менЯ, Я хотел
вернуть ему уверенность. Џоэтому Я отклонил его
благодарность.
   - ќто Я должен благодарить вас, - сказал Я и сам удивилсЯ
тому, сколько подлинной задушевности прозвучало в моем
голосе. - …сли бы вы донесли на менЯ, Я бы погиб. Њне
пришлось бы застрелитьсЯ, а вам бы это пользы не принесло.
’ак лучше. џ пойду теперь направо, а вы сверните в другую
сторону. ‘покойной ночи!
   Ћни ничего не ответили. Ќемного погодЯ один сказал:
"‘покойной ночи", за ним второй и, наконец, - проститутка,
котораЯ все времЯ прЯталась в тени. Љак тепло, как сердечно
она это произнесла, словно искреннее пожелание! Џо их
голосам Я чувствовал, что где-то глубоко, в тайниках души,
они любили менЯ и что этой странной встречи они никогда не
забудут. ‚ тюрьме или в больнице она, быть может,
припомнитсЯ им: что-то от менЯ останетсЯ в них, что-то свое
Я им отдал. € радость этого дарениЯ наполнЯла менЯ, как еще
ни одно чувство в жизни.
   џ пошел один в полумраке к выходу из Џратера. ‚се, что
угнетало менЯ, исчезло; Я чувствовал с неведомой доселе
полнотой, как Я, словно долго пропадавший без вести, опЯть
вливаюсь в беспредельность мира. ‚се, казалось мне, живет
только длЯ менЯ, но и моЯ жизнь отдана всему. —ерными
тенЯми обступали менЯ деревьЯ, встречаЯ менЯ дружеским
шелестом, и Я любил их. ‡везды сиЯли мне с неба, и Я вдыхал
их белый привет. Ћткуда-то доносилось пение, и мне
чудилось, что это поют длЯ менЯ. ‚се теперь принадлежало
мне, с тех пор как Я разбил коросту, покрывавшую мою грудь,
и все влекло менЯ, потому что Я узнал, что нет большей
радости, чем давать, расточать себЯ. Ћ, как легко,
чувствовал Я, доставить радость и самому возрадоватьсЯ этой
радости: нужно только открытьсЯ, и уже струитсЯ от человека
к человеку живой поток, низвергаетсЯ от высокого к низкому
и, пенЯсь, вновь поднимаетсЯ из глубины в бесконечность.
   “ выхода из Џратера, подле стоЯнки фиакров, Я увидел
торговку, устало склонившуюсЯ над своей корзиной. ‚ корзине
лежали запыленные хлебцы и гнилые Яблоки. „олжно быть, с
самого утра сидела она тут, сгорбившись над своими жалкими
грошами. Ћтчего бы и тебе не радоватьсЯ, подумал Я, если
радуюсь Я? џ взЯл небольшой хлебец и положил в корзину
кредитный билет. Ћна торопливо стала собирать сдачу, но Я
пошел дальше и успел только заметить, как она испуганно
вздрогнула от изумлениЯ и счастьЯ, как она вдруг выпрЯмилась
и заплетающимсЯ Языком посылала мне вслед слова
благодарности. ‘ хлебцем в руке Я подошел к лошади,
понурившей усталую голову между оглоблЯми; она повернула ко
мне морду и приветливо фыркнула. ‚ ее тусклом взглЯде Я
тоже читал благодарность за то, что погладил ее розовые
ноздри и дал ей хлебец. € едва лишь Я сделал это, мне
захотелось большего: доставлЯть еще больше радости, еще
сильнее почувствовать, как можно при помощи серебрЯных
кружочков, нескольких пестрых бумажек уничтожить страх,
убить заботу, зажечь веселье. Џочему здесь нет нищих?
Џочему нет детей, мечтающих о воздушных шарах, которые вон
там несет домой хромой старик, хмурЯсь от огорчениЯ, что так
мало выручил за весь долгий жаркий день. џ подошел к нему.
   - „айте мне шары.
   - „есЯть хеллеров штука, - сказал он недоверчиво: на что
этому щеголеватому бездельнику могли понадобитьсЯ среди ночи
пестрые шары?
   - „айте все, - сказал Я и протЯнул ему десЯть крон. Ћн
встрепенулсЯ, моргаЯ посмотрел на менЯ, потом дрожащей рукой
подал мне веревку, на которой держались все шары. ары
натЯгивали веревку, они хотели вырватьсЯ, полетать на
свободе, поднЯтьсЯ в самое небо. ’ак ступайте же, летите,
куда вас влечет, будьте свободны! џ отвЯзал веревку,
выпустил шары, и они взвились вверх, как множество
разноцветных лун. ‘о всех сторон сбегались смеющиесЯ люди,
из мрака выходили влюбленные парочки, кучера фиакров щелкали
бичами и, окликаЯ друг друга, показывали пальцами на шары,
которые уносились над верхушками деревьев в сторону
городских крыш. ‚се весело переглЯдывались, забавлЯЯсь моей
безрассудной затеей.
   Џочему Я никогда этого не знал, не знал, как легко и как
хорошо - дарить радость! Љредитки вдруг опЯть начали
обжигать мне пальцы, они рвались из моих рук, как только что
воздушные шары: они тоже хотели упорхнуть от менЯ в
неведомое. џ сгреб их, - украденные у ‹айоша и свои, ибо
нисколько уже не различал их и не чувствовал за собой
никакой вины, - и держал в кулаке, готовый бросить их
всЯкому, кто захочет взЯть. “видев метельщика, сердито
подметавшего пустынную мостовую, Я остановилсЯ. Ћн подумал,
что Я хочу спросить его, как пройти на какую-нибудь улицу, и
угрюмо поднЯл на менЯ глаза; Я улыбнулсЯ ему и протЯнул
кредитку в двадцать крон. Ћн с недоумением посмотрел на
нее, потом взЯл и молча стал ждать, чего Я от него потребую.
Ќо Я засмеЯлсЯ и сказал: - Љупи себе что-нибудь на эти
деньги, - и пошел дальше. ‚се времЯ смотрел Я по сторонам,
- не попросит ли кто-нибудь денег, и так как никто не
подходил, то сам предлагал их: одну бумажку подарил
проститутке, заговорившей со мною, две - фонарщику, одну
бросил в открытое окно пекарни, находившейсЯ в подвале; и
так Я шел все дальше и дальше, оставлЯЯ за собой как бы
кильватер изумлениЯ, благодарности и радости. Ќаконец, Я
принЯлсЯ разбрасывать кредитки, смЯв их в комочек, по
тротуару, по церковной паперти и радовалсЯ при мысли о том,
что завтра какаЯ-нибудь старушка, идЯ к заутрене, найдет эти
сто крон и возблагодарит господа, что удивитсЯ и обрадуетсЯ
какой-нибудь бедный студент, мастерица, рабочий - как сам Я
удивилсЯ и обрадовалсЯ в эту ночь, найдЯ самого себЯ.
   џ уже не помню теперь, куда и как Я разбросал все
бумажные, а потом и серебрЯные свои деньги. џ был как в
чаду, голова у менЯ кружилась, и когда последние бумажки
упорхнули, мне стало так легко, словно у менЯ выросли
крыльЯ, и Я ощутил свободу, какой никогда не знал. “лица,
небо, дома - все раскрывалось мне в каком-то новом единстве,
все, все вызывало новое чувство обладаниЯ и сопричастиЯ;
никогда, даже в самые пылкие мгновениЯ, не ощущал Я так
остро, что все это действительно существует, живет, и что Я
живу, и что жизнь окружающего мира и моЯ жизнь тождественны,
что это одна и та же великаЯ, могучаЯ жизнь, которой Я
никогда не умел радоватьсЯ как надлежало и которую постигает
только любовь, объемлет только тот, кто отдаетсЯ.
   џ пережил еще одну, последнюю, тЯжелую минуту, когда Я,
дойдЯ в упоении счастьЯ до своей двери, вставил ключ в
замочную скважину и предо мной открылсЯ темный провал моей
квартиры. ’ут вдруг менЯ охватил страх, не вернусь ли Я
сейчас в свою старую, прежнюю жизнь, если войду в жилище
того, кем Я был до сих пор, если лЯгу в его постель, если
снова соприкоснусь со всем, от чего менЯ эта ночь так
чудесно освободила. Ќет, нет, только не стать снова тем
человеком, которым Я был, этим вчерашним прежним
джентльменом, корректным, бесчувственным, чуждым всему на
свете! ‹учше ринутьсЯ во все пучины преступлениЯ и зла, но
только - в настоЯщую жизнь! џ устал, бесконечно устал и все
же боЯлсЯ, что сон поглотит менЯ и своей черной тиной смоет
все то горЯчее, пылкое, живое, что зажгла во мне эта ночь.
ЃоЯлсЯ, что все пережитое окажетсЯ мимолетным и преходЯщим,
как фантастический сон.
   Ќо наутро Я проснулсЯ бодрый, свежий, с тем же чувством
благодарности и счастьЯ. ‘ тех пор прошло четыре месЯца, и
былое оцепенение не возвращалось ко мне, Я все еще согрет
живым теплом. ‘ладостный угар того днЯ, когда почва моего
мира вдруг ушла из-под ног и Я низвергсЯ в неведомое и, в
стремительном падении, вместе с глубинами собственной души
постиг глубину всей жизни, - этот пламень, правда, угас, но
Я и теперь с каждым дыханием ощущаю горЯчее биение своего
сердца и радостно встречаю каждый новый день. џ знаю, что
стал другим человеком, с другими чувствами, другим
восприЯтием и более Ясным сознанием.
   ђазумеетсЯ, Я не смею утверждать, что стал лучше, чем
был; знаю только, что стал счастливее, ибо обрел какой-то
смысл в своей опустошенной жизни, смысл, длЯ которого не
нахожу другого слова, кроме слова самое жизнь.
   ‘ тех пор Я ни в чем не знаю запрета, так как в моих
глазах законы и правила моей среды не имеют цены, Я не
стыжусь ни других, ни самого себЯ. ’акие слова, как честь,
преступление, порок, теперь звучат длЯ менЯ фальшиво и
мертво, Я не могу без содроганиЯ даже произнести их.
   џ живу, повинуЯсь той волшебной силе, которую впервые
тогда ощутил. Људа она толкает менЯ, Я не спрашиваю быть
может, к новой бездне, к тому, что другие называют пороком,
или к чему-нибудь величественно возвышенному. џ этого не
знаю и знать не хочу. €бо Я верю, что подлинно живет лишь
тот, кто живет тайной своей судьбы.
   Ќо никогда - ив этом Я убежден - не любил Я жизнь столь
пылко, и теперь Я знаю, что каждый совершает преступление
(единственное мыслимое преступление!), кто равнодушно
проходит мимо хоть единого из ее обличий. ‘ тех пор как Я
начал понимать самого себЯ, Я понимаю бесконечно многое
другое жадный взглЯд прохожего, остановившегосЯ перед
витриной, потрЯсает менЯ, веселые прыжки собаки приводЯт в
восторг. џ стал вдруг на все обращать внимание, ничто мне
не безразлично. …жедневно, читаЯ газету (в которой прежде
просматривал только репертуар театров и объЯвлениЯ об
аукционах), Я нахожу множество причин длЯ волнениЯ, книги,
казавшиесЯ мне скучными, теперь увлекают менЯ.
   € что удивительнее всего, Я вдруг научилсЯ говорить с
людьми не только во времЯ так называемой светской беседы.
‘луга, живущий у менЯ семь лет, интересует менЯ, Я часто с
ним разговариваю; швейцар, мимо которого Я обычно проходил
безучастно, как мимо подвижного столба, недавно рассказал
мне про смерть своей дочурки, и это потрЯсло менЯ сильнее
трагедий експира. € это преображение - хотЯ, чтобы не
выдать себЯ, Я внешне продолжаю жить в мире добропорЯдочной
скуки, - кажетсЯ, понемногу становитсЯ Явным. Љое-кто вдруг
начал выказывать по отношению ко мне сердечность, уже трижды
на этой неделе ко мне приставали чужие собаки. € друзьЯ
радостно говорЯт мне, - как будто Я перенес тЯжелую болезнь,
- что находЯт менЯ помолодевшим.
   Џомолодевшим?! Ќикто ведь, кроме менЯ, не знает, что
только теперь Я действительно начинаю жить. ‚прочем, таково
ведь общее длЯ всех заблуждение, каждый думает, что прошлое
было только ошибкой и подготовкой, и Я отлично понимаю, что
с моей стороны это большаЯ дерзость, взЯв холодное перо в
теплую, живую руку, вывести на бесстрастной бумаге Я
подлинно живу. Ќо пусть это самообман, - только он
осчастливил менЯ, согрел мою кровь и открыл мне глаза. €
если Я описываю здесь чудо своего пробуждениЯ, то ведь Я
делаю это только длЯ себЯ, знающего больше, чем могут мне
сказать мои собственные слова. џ не говорил об этом ни с
одним из моих друзей, они не догадывались, что Я уже был
мертвецом, и они никогда не догадаютсЯ, что теперь Я
воскрес. € пусть волею судьбы смерть вторгнетсЯ в мою
ожившую жизнь и эти страницы попадут в чужие руки - такаЯ
мысль ничуть менЯ не страшит и не мучит. €бо тот, кто не
изведал волшебства таких мгновений, не поймет, - как не
понЯл бы Я сам еще полгода тому назад, - что несколько
мимолетных, на первый взглЯд почти не свЯзанных между собой
происшествий одного вечера могли каким то чудом разжечь уже
угасшую жизнь.
   Џеред таким читателем Я не стыжусь, потому что он не
понижает менЯ. Ђ тот, кто постиг всеобъемлющую свЯзь
Явлений, тот не судит, и гордость чужда ему. Џеред ним Я не
стыжусь, потому что он понимает менЯ. Љто однажды обрел
самого себЯ, тот уже ничего на этом свете утратить не может.
€ кто однажды понЯл человека в себе, тот понимает всех
людей.