, в то времЯ
как он, знаЯ менЯ  так  близко, ошибаетсЯ во мне  и  угнетает менЯ"  € это Я
обещал ей. €, остановив  на ней благодарный взглЯд,  Я увидал  совсем другое
лицо:  насмешливость,   надменность,  придававшаЯ   ей   здоровый,  веселый,
мальчишеский вид, исчезли,  и поЯвилось в нем выражение  мЯгкости и участиЯ:
никогда Я не видал ее такой взволнованной. "Џочему  он никогда не смотрит на
менЯ так ласково?" - страстным вопросом шевелилось во мне смутное чувство. -
"Џочему он никогда  не чувствует, что причинЯет мне боль?  Џочему он ни разу
не  коснулсЯ  менЯ такой успокаивающей  рукой?". џ благоговейно поцеловал ее
руку, которую она поспешно отдернула.
     -  Ќе мучьте себЯ, - повторила она еще раз, и ее голос  прозвучал возле
самого моего уха.
     Ќо снова вокруг  ее губ залегла жесткаЯ складка:  резко поднЯвшись, она
тихо проговорила: - Џоверьте мне: он этого не стоит.
     € эта, еле слышно прозвучавшаЯ фраза опЯть растравила едва затЯнувшуюсЯ
рану.
        x x x
     ‚се, что  Я делал  в  этот  день и  в  этот вечер,  до  того  смешно  и
ребЯчливо, что Я долгое времЯ стеснЯлсЯ об этом вспоминать, и всЯкий раз как
мысли мои  останавливались на  этих продиктованных  страстью безумствах, так
мало  гормонировавших с  трагедией  чувства, которую Я  переживал,  какой-то
внутренний запрет  прогонЯл это воспоминание.  ‘егоднЯ Я  не испытываю этого
стыда -  напротив, Я глубоко понимаю  этого необузданного, страстного юношу,
каким Я был тогда, эту глупо трогательную попытку побороть свою слабость.
     Ѓудто  в  противоположном конце  необычайно длинного коридора, будто  в
телескоп  Я вижу растерЯнного, охваченного  отчаЯнием юношу. Ћн подымаетсЯ к
себе  наверх, не  знаЯ, что ему делать  с собой.  € вот он  надевает сюртук,
придает себе бодрую походку, извлекает из себЯ решительные, развЯзные жесты,
и быстрыми, твердыми шагами отправлЯетсЯ на улицу.  „а, это Я, Я узнаю себЯ,
Я  знаю  каждую  мысль  этого  глупого,  измученного  мальчика.  џ  знаю;  Я
выпрЯмилсЯ, стал перед зеркалом и сказал себе: "—ихать мне на него! Ќу его к
чорту!  —его  Я  мучаюсь  из-за  этого  старого  дурака?  Ћна  права:   надо
веселитьсЯ, надо развлекатьсЯ! ‚перед!".
     €  вот, в  таком  настроении  Я вышел тогда  на улицу. ќто был  порыв к
освобождению, и в то же времЯ - бегство, трусливый уход от сознаниЯ, что эта
бодрость напускнаЯ и что ледЯной ком, застыв, все так же неотступно,  так же
безысходно давит сердце. џ помню: Я  шагал, стискиваЯ в руке тЯжелую  палку,
бросаЯ вызывающий  взглЯд каждому  встречному  студенту: во  мне  шевелилось
опасное желание  вступить  с кем-нибудь  в  спор, дать  выход съедавшей менЯ
злости, выместить ее  на первом  встречном. Ќо, к моему  огорчению, никто не
обращал на менЯ  вниманиЯ. ’ак Я дошел до кафе,  где  обычно собирались  мои
товарищи  по  семинарию, с  намерением без приглашениЯ  сесть за их  стол  и
малейшее замечание  использовать, как повод к вызову. Ќо и  тут  мое  буйное
настроение не нашло себе выхода:  хороший день, вероЯтно, потЯнул  многих за
город,  а двое-трое сидевших за  столиком вежливо поклонились  мне и не дали
моему   лихорадочному   возбуждению   ни    малейшего   повода   к    ссоре.
ђаздосадованный, Я быстро сменил кафе на ресторан определенного  пошиба, где
подонки предместьЯ веселились за кружкой  пива, в клубах табачного дыма, под
дребезжащие звуки женского хора. џ быстро  опрокинул в  себЯ две-три  кружки
пива,  пригласил  к  себе  за  стол   глупую,  напудренную,  толстую  особу,
выделЯвшуюсЯ, благодарЯ шраму на лбу, которым  наградил ее пьЯный матрос,  и
ее  подругу  -  такую  же  намазанную,  высохшую  проститутку  -  и  находил
болезненную радость в том, чтобы вести  себЯ как  можно громче. в  маленьком
городе все  знали менЯ, как  ученика  профессора, и  Я испытывал обманчивое,
мальчишеское  удовлетворение  от мысли,  что компрометирую  своего  учителЯ:
пусть они видЯт, думал Я, что мне плевать на него, что Я о нем не  забочусь,
-  и Я  ущипнул  эту толстую бабу в широкие бедра, так что она вскрикнула  с
громким хохотом.  ‡а этим опьЯнением неистовой Яростью последовало настоЯщее
опьЯнение алкоголем, так как  мы пили  все  вперемежку -  и вино, и водку, и
пиво;  стульЯ падали от нашего  гвалта,  так  что  соседи  предусмотрительно
пересаживались подальше. Ќо  Я не испытывал  стыда - напротив: "Џусть  он об
этом узнает", повторЯл Я себе в упрЯмом бешенстве, "пусть видит, как он  мне
безразличен; Я нисколько не опечален, не огорчен - напротив!". ‚ина подайте,
вина! - кричал Я, стуча кулаками по столу  так, что стаканы дрожали. ‚ конце
концов, Я двинулсЯ с обеими женщинами - одна по правую руку, другаЯ по левую
-  через  главную  улицу, где в девЯть  часов  обычно встречались длЯ мирных
прогулок студенты  и  девицы, военные  и  штатские. Ќаш  зыбкий,  неопрЯтный
трилистник  шумно подвигалсЯ  по мостовой, пока, наконец,  не подошел  к нам
шуцман с энергичным требованием вести себЯ скромнее.  џ не сумею  в точности
описать, что произошло потом, - густой, сивушный угар застилает  мою памЯть.
џ знаю только, что с отвращением Я откупилсЯ от этих двух пьЯных баб, где-то
еще  выпил  кофе  и  коньЯк,  перед  зданием  университета,  к  удовольствию
сбежавшей молодежи,  произнес  филиппику  против  профессоров.  Ќаконец, под
влиЯнием  глухого  инстинкта, побуждавшего  менЯ  унижать себЯ  все больше и
больше и - безумнаЯ мысль безумно-страстного гнева! - тем выразить  ему свое
презрение,  - Я решил отправитьсЯ в  публичный  дом, но не  нашел  дороги и,
наконец, тЯжелыми шагами добрел до дому. Ћткрыть ворота представило не малый
труд  длЯ  моей  худо  повиновавшейсЯ руки; с  трудом  Я  поднЯлсЯ на первые
ступеньки.
     Ќо едва Я дошел  до  его двери, как опьЯнение соскочило с менЯ, будто Я
окунулсЯ головой в холодную воду. Ћтрезвившись,  Я  вдруг увидел  искаженную
бессильным бешенством личину своего безумиЯ. ‘тыд обуЯл менЯ. € совсем тихо,
рабски   покорно,  как  побитаЯ  собака,  Я   прокралсЯ,  стараЯсь  не  быть
замеченным, к себе в комнату.
        x x x
     џ  спал,  как  убитый.  Љогда  Я  проснулсЯ,  солнце  заливало   пол  и
подбиралось к постели.  џ быстро  вскочил. ‚ затуманенной  голове постепенно
вставало  воспоминание   о   вчерашнем  вечере.  Ќо   Я  старалсЯ   подавить
подымавшеесЯ  чувство стыда;  Я больше  не  желал стыдитьсЯ.  "‚едь  это его
вина", уговаривал  Я себЯ, "только из-за него Я так опустилсЯ". џ успокаивал
себЯ, что мои вчерашние похождениЯ позволительны студенту, который в течение
многих недель знал только работу, одну работу. Ќо Я не чувствовал облегчениЯ
от этих оправданий и, угнетенный,  Я  спустилсЯ к жене моего  учителЯ, помнЯ
вчерашнее обещание отправитьсЯ вместе за город.
     ‘транно: как только Я прикоснулсЯ к ручке его двери, Я опЯть ощутил его
в  себе, и с его образом вернулась та же жгучаЯ, безумнаЯ боль, то  же дикое
отчаЯние.  џ тихо постучал.  …го  жена  встретила  менЯ  удивительно  мЯгким
взглЯдом: -  Љакие  глупости  вы  делаете, ђоланд! - сказала  она,  скорее с
сочувствием, чем с упреком: - ‡ачем вы мучите себЯ? - џ был ошеломлен: и она
уже знает о моих глупых проделках. Ќо сейчас же она постаралась рассеЯть мое
замешательство: - ‡ато сегоднЯ мы будем  благоразумны. ‚ десЯть часов придет
доцент  ‚.  со  своей невестой, мы поедем за город, будем кататьсЯ  на лодке
плавать и утомим все эти глупости. - џ  робко предложил совершенно  излишний
вопрос: - Џриехал ли профессор? - Ћна посмотрела на менЯ, не отвечаЯ, - ведь
знал же Я, что вопрос напрасный.
     ђовно в десЯть часов пришел доцент, молодой  физик. Љак еврей, он стоЯл
в стороне от академического  общества. Ћн, единственный, бывал у нас, живших
так замкнуто. ‘ ним  пришла  его  невеста или,  скорее, подруга,  -  молодаЯ
девушка,  с  уст  которой не сходил смех,  наивнаЯ, немного  вульгарнаЯ,  но
приЯтнаЯ  спутница  длЯ веселой  прогулки.  Џрежде  все  мы  отправились  по
железной   дороге,   не  переставаЯ  жевать,  болтаЯ  и   пересмеиваЯсь,   к
близлежащему маленькому  озеру.  ќти  недели  напрЯженной  работы  до  такой
степени отучили  менЯ от  веселой беседы, что  уже  этот первый  час опьЯнил
менЯ,  как легкое, колющее Язык вино. € в самом деле, им великолепно удалось
ребЯческими  шалостЯми  извлечь  мою мысль  из  привычного, мрачно жужжащего
ульЯ, в котором  она  кружилась; и едва Я, пустившись  вперегонки  с молодой
девушкой, ощутил  свои  мускулы,  как вернулась ко  мне прежнЯЯ, беззаботнаЯ
молодость. “ озера мы взЯли две лодки. †ена  моего учителЯ села у  рулЯ моей
лодки, в другой разделили весла доцент  и его  подруга. € едва мы  отчалили,
как  нас  обуЯла  спортивнаЯ  страсть.  Њы устроили  гонки. џ  был в  худшем
положении,  так  как должен был грести  один, в то  времЯ как  мои соперники
гребли вдвоем.  Ќо, снЯв  пиджак, Я так приналег на весла, что,  как опытный
спортсмен, все  времЯ обгонЯл соседнюю лодку. Ѓеспрерывно сыпались с той и с
другой стороны подзадоривающие иронические замечаниЯ, и, не обращаЯ вниманиЯ
ни на сильную  жару, ни на градом  катившийсЯ пот, мы, охваченные спортивным
духом,  работали,  как  каторжники на  галерах.  Ќо вот  близка уже  цель  -
покрытаЯ  лесом  узкаЯ коса.  …ще ожесточеннее  мы  взЯлись  за  дело,  и, к
удовольствию моей  спутницы, не  менее, чем  Я, увлеченной соревнованием, мы
первые носом лодки врезались в прибрежный песок.
     џ  выпрыгнул из  лодки, разгорЯченный, опьЯненный непривычным солнечным
жаром,  возбужденно  текущей по  жилам  кровью  и  радостью  победы:  сердце
колотилось в груди, платье прилипло к потному  телу.  „оцент был  в таком же
состоЯнии, и  наши дамы, вместо того,  чтобы  воздать хвалу нашему  усердию,
жестоко высмеивали наше  сопенье и довольно плачевный  вид. Ќо, наконец, они
дали нам  времЯ остыть. ‘реди шуток и  смеха, были установлены два отделениЯ
длЯ купаньЯ - мужское и  женское - справа  и слева  от кустарника. Њы быстро
одели купальные костюмы, за кустарником засверкало белоснежное  белье, голые
руки и, пока мы  еще собирались, обе  женщины уже плескались в воде. „оцент,
менее утомленный,  чем Я, победивший  его в гонке, поспешил за  ними.  џ же,
чувствуЯ, как сильно  еще бьетсЯ сердце от слишком напрЯженной работы, уютно
улегсЯ  в тени и смотрел,  как тЯнулись  надо мной облака;  чувствуЯ сладкое
томление во всех членах, Я отдалсЯ полному отдыху.
     Ќо  через  несколько  минут донессЯ из воды  голос:  -  ђоланд, вперед!
‘остЯзание! Џриз  за  победу! - џ  не  двинулсЯ с места: мне казалось, что Я
могу  пролежать так  тысЯчу  лет,  предоставив тело горЯчим  лучам солнца  и
прохладному дуновению  мЯгкого  ветерка.  Ќо  опЯть послышалсЯ  смех,  голос
доцента:  - Ћн  бастует!  ‡дорово  мы его потрепали! Џритащите лентЯЯ! - € в
самом деле, раздалсЯ приближающийсЯ плеск, и вот уже совсем близко ее голос:
- ђоланд, идем! ‘остЯзатьсЯ! Њы  им покажем! - џ не  отвечал: мне доставлЯло
удовольствие  заставить себЯ  искать.  - ѓде  же  он?  - ‡аскрипел щебень, Я
услышал шум босых ног, бегущих по берегу, и вдруг она очутилась передо мной.
Њокрый купальный костюм облегал мальчишески-стройную фигуру. - ‚от  вы  где!
Ѓоже, какой лентЯй! Ќо теперь живо, они уже почти на той стороне, у острова!
-  џ лежал  на  спине  и лениво потЯгивалсЯ. - ‡десь  гораздо  лучше. џ  вас
догоню. - Ћн не желает, - крикнула она,  смеЯсь,  складываЯ  руки рупором по
направлению к воде. - ‚ воду хвастунишку! - прозвучал издали голос  доцента.
- €демте,  - нетерпеливо  настаивала она, - не срамите менЯ.  -  Ќо Я только
лениво зевнул в ответ. Ћна, шутЯ и в то же  времЯ с досадой, сорвала с куста
ветку.  -  ‚перед!  -  сказала  она  энергично  и  ударила  менЯ  веткой.  џ
приподнЯлсЯ:  она  слишком сильно размахнулась, и  тонкаЯ  краснаЯ  полоска,
будто кровь, выступила на моей руке. -  ’еперь уж во всЯком случае не пойду!
-  ответил  Я,  будто  шутЯ  и  в  то  же  времЯ  слегка  рассерженный.  Ќо,
разгневаннаЯ не на шутку, она повелительно сказала: - €демте! ‘ейчас же! - €
когда Я, из упрЯмства,  не двинулсЯ с места, она еще  раз ударила менЯ, и на
этот раз еще сильнее. џ почувствовал острую, жгучую боль. џ гневно  вскочил,
чтобы вырвать у нее ветку. Ћна сделала прыжок, но Я схватил ее за руку. Ќаши
полуобнаженные  тела  невольно  соприкоснулись в борьбе за обладание веткой.
Љрепко  держа  ее  за руку,  Я  повернул  ее в  суставе, чтобы заставить  ее
выпустить ветку. Ћна наклонилась назад - вдруг раздалсЯ легкий треск:  у нее
на  плече оборвалась застежка купального костюма; леваЯ половина  его упала,
обнажив грудь. Ќа мгновение Я остановил на ней свой взор и смутилсЯ. „рожа и
стыдЯсь,  Я отпустил  ее руку. Ћна,  покраснев, отвернулась, чтобы  шпилькой
кое-как поправить беспорЯдок. џ  стоЯл, как  вкопанный, не находЯ  слов. Ћна
тоже молчала. € с этой минуты  установилось  между нами какое-то томительное
беспокойство, заглушить которое нам не удалось.
     - Ђлло... алло... ѓде же вы? - послышались голоса с маленького острова.
-  €ду, -  ответил Я поспешно и бросилсЯ в  воду,  воспользовавшись  случаем
выйти  из затруднительного положениЯ.  ‘делав несколько  движений, Я испытал
захватывающее  наслаждение.  ЏрозрачнаЯ  прохлада  неощутимой стихии  быстро
рассеЯла опасное возбуждение,  и  ропот крови уступил место более сильному и
светлому  чувству.  џ  быстро  догнал  их,   вызвал  доцента  на  целый  рЯд
состЯзаний,  в которых  Я  неизменно  оставалсЯ  победителем,  и мы  поплыли
обратно к  косе, где  жена  моего учителЯ ожидала нас,  уже одетаЯ. ђазобрав
привезенные с  собой  корзины  с провизией,  мы  устроили  пикник.  ‚есело и
оживленно текла беседа, но мы оба невольно избегали обмена репликами. € если
случайно встречались наши взоры, мы поспешно отводили  их друг от друга, под
влиЯнием одного и того же неприЯтного  чувства:  еще  не сгладилось ощущение
неловкости от происшедшего инцидента, и  каждый  из  нас вспоминал о  нем со
стыдливым беспокойством.
     ‚ремЯ летело  незаметно.  подкрепившись,  мы  снова сели  в  лодки,  но
спортивный  пыл  постепенно уступал место сладостному утомлению: вино, жара,
солнечные лучи просачивались в кровь и придавали  тЯжесть телу. „оцент и его
подруга  уже позволЯли  себе  маленькие интимности, которые  вызывали в  нас
чувство неловкости;  чем ближе придвигались  они друг  к другу, тем ревнивее
хранили  мы известную  отдаленность;  оставаЯсь  с глазу на  глаз, когда, во
времЯ прогулки в лесу,  жених и невеста  отставали от  нас, чтобы обменЯтьсЯ
поцелуЯми.  Њы  испытывали  смущение,  и  разговор наш  прерывалсЯ.  ‚ конце
концов,  все  были  довольны,  когда снова  очутились  в поезде  - они  -  в
предвкушении  вечера, сулившего  им  новые радости, а мы - в надежде  выйти,
наконец, из этого неловкого положениЯ.
     „оцент  и его подруга  проводили  нас до нашего дома.  Ќа  лестницу  мы
подымались одни. …два мы вошли в  дом, менЯ снова охватила мучительнаЯ мысль
о нем. "…сли бы он уже вернулсЯ!", подумал Я с тоской, и, как будто прочитав
на  моих  устах  этот  невидимый  вздох, она  проговорила:  - Џосмотрим,  не
вернулсЯ ли он?
     Њы  вошли. ‚  квартире  -  тишина. ‚ его  комнате запустение.  Ќевольно
рисовало мое  больное  воображение  его  подавленную,  трагическую  фигуру в
пустом  кресле.  € снова нахлынуло  прежнее  чувство озлоблениЯ:  почему  он
уехал, почему  покинул менЯ? ‚се Яростнее подступал к  горлу  ревнивый гнев.
‘нова  глухо бушевала во мне  нелепаЯ жажда причинить ему боль, выказать ему
свою ненависть.
     …го жена  неотступно  следила  за  мной. -  Њы поужинаем вместе.  ‚ы не
должны сегоднЯ оставатьсЯ  в одиночестве. - Ћткуда она знала,  что Я  боЯлсЯ
своей  пустой комнаты, содрогалсЯ  от  скрипа  лестницы,  от  гложущих  душу
воспоминаний? ‚се она  угадывала во  мне, каждую невысказанную мысль, всЯкое
злое побуждение.
     Љакой-то непонЯтный страх  обуЯл менЯ -  страх перед самим собой, перед
туманЯщей мысль ненавистью к нему. џ хотел отказатьсЯ. Ќо струсил и осталсЯ.
        x x x
     ‘упружескаЯ   измена   всегда  внушала  мне  отвращение  -  но   не  из
нравственного  педантизма,  не  из  лицемерного  чувства  приличиЯ, даже  не
потому,  что  прелюбодеЯние  всегда  ЯвлЯетсЯ воровством, присвоением чужого
тела,  -  но,  главным образом,  потому, что всЯкаЯ  женщина в такие  минуты
предает другого человека, каждаЯ становитсЯ „алилой, вырывающей у обманутого
тайну  его  силы или  его  слабости, чтобы  выдать его врагу. Џредательством
кажетсЯ мне не то, что женщина отдаетсЯ сама, но то, что, в свое оправдание,
она с другого срывает покрывало стыда; неподозревающего измены,  спЯщего она
отдает на посмешище Язвительному любопытству торжествующего соперника.
     €  потому  самой  недостойной низостью в моей жизни кажетсЯ  мне не то,
что,  ослепленный безграничным  отчаЯнием, Я  искал утешениЯ  в объЯтиЯх его
жены - с роковой неизбежностью, без участиЯ воли, мгновенно переплавилось ее
сострадание в иное  влечение; оба мы, саами того не сознаваЯ, ринулись в эту
пылающую бездну - нет, низостью было то,  что Я позволил ей рассказывать мне
о нем самое  интимное,  выдать мне тайну их супружества. ‡ачем Я не запретил
ей  говорить мне о  том, что годами он избегал  физической близости с нею, и
делать какие-то смутные намеки? ‡ачем не  прервал ее властным словом,  когда
она выдавала мне самую интимную его тайну? Ќо Я так жаждал узнать о нем все,
мне так  хотелось  уличить его  в неправоте по отношению  ко мне,  к ней, ко
всем, что Я с упоением выслушивал эти гневные признаниЯ  - ведь это было так
похоже  на  мои  собственные  переживаниЯ  -  переживаниЯ  отвергнутого! ’ак
случилось, что мы оба,  из  смутного чувства  ненависти,  совершили  деЯние,
облеченное  в  личину любви; в то времЯ как сливались воедино наши  тела, мы
думали  и  говорили о  нем,  только  о нем. ‚ременами ее слова причинЯли мне
боль, и  мне было стыдно, что, ненавидЯ, Я впадал в соблазн. Ќо тело уже  не
повиновалось моей воле; неудержимо оно отдавалось страсти.  €, содрогаЯсь, Я
целовал губы, предавшие его.
        x x x
     Ќа другое утро Я поднЯлсЯ  к  себе, полный жгучего стыда и  отвращениЯ.
’еперь, когда  не  опьЯнЯла  менЯ близость ее горЯчего тела,  мерзость моего
предательства встала предо мной во всей своей  неприкрытой  наготе.  Ќикогда
больше - Я это чувствовал  -  Я не посмею взглЯнуть  ему в глаза, пожать его
руку: не его Я ограбил, а себЯ - себЯ лишил самого ценного своего достоЯниЯ.
     Ћставалось только одно спасение: бегство. ‹ихорадочно Я стал укладывать
свои вещи,  книги, уплатил  хозЯйке;  он не должен менЯ  застать;  Я  должен
исчезнуть, без  видимого повода,  таинственно, как  исчезал  он. Ќо  посреди
поспешных  сборов  руки  мои вдруг  оцепенели:  Я услыхал  скрип лестницы  и
торопливые шаги - его шаги.
     „олжно быть, Я был бледен, как мертвец: во всЯком случае, он испугалсЯ:
     - —то с тобой, мальчик? ’ы нездоров? - спросил он.
     џ отшатнулсЯ. џ уклонилсЯ от него, когда он хотел менЯ поддержать.
     - —то с тобой? - повторил он испуганно. - ‘ тобой что-нибудь случилось?
€ли... или... ты еще сердишьсЯ на менЯ?
     ‘удорожно  Я держалсЯ за подоконник.  џ  не  мог смотреть на него.  …го
теплый,  участливый голос растравлЯл мою рану;  Я  был близок к  обмороку; Я
чувствовал, как разливаетсЯ во мне пламенный поток стыда - горЯчий пылающий,
- обжигаЯ и сжигаЯ менЯ.
     Ћн стоЯл, изумленный, в смущении. € вдруг - так робко, почти шопотом он
задал странный вопрос:
     - Њожет быть... тебе... что-нибудь... рассказали обо мне?
     Ќе поворачиваЯсь  к  нему  лицом, Я сделал  отрицательный жест.  Ќо им,
казалось, овладело какое-то опасение; он настойчиво повторЯл:
     - ‘кажи  мне...  сознайсЯ... тебе что-нибудь...  рассказали  обо мне...
кто-нибудь... Я не спрашиваю, кто.
     џ  отрицательно  мотал  головой. Ћн стоЯл,  растерЯнный.  Ќо  вдруг  он
заметил, что  мои чемоданы уложены,  книги собраны и что своим  приходом  он
прервал последние приготовлениЯ  к отъезду. ‚зволнованно  он  приблизилсЯ ко
мне:
     - ’ы хочешь уехать, ђоланд? џ вижу... скажи мне правду.
     џ взЯл себЯ в руки.
     - џ  должен  уехать...  простите  менЯ...  но  Я  не  в  силах об  этом
говорить... Я напишу вам.
     Ѓольше ничего Я не мог  выдавить из  судорожно  сжатого горла, и каждое
слово отдавалось болью в сердце.
     Ћн оцепенел. Ќо вот вернулсЯ к нему его усталый, старческий облик.
     - Њожет быть, так лучше, ђоланд... -  заговорил он. - „а, наверное, так
лучше...  длЯ тебЯ и длЯ  всех. Ќо раньше чем ты уйдешь, Я хотел бы  еще раз
побеседовать  с тобой.  Џриходи в  семь  часов, в обычное  времЯ... тогда мы
простимсЯ, как подобает мужчине с мужчиной. ’олько не нужно бегства от самих
себЯ... не нужно писем... то, что Я тебе скажу, не поддаетсЯ  перу... ’ак ты
придешь, неправда ли?
     џ  только кивнул головой. Њой взор все еще был обращен к окну. Ќо Я  не
замечал утреннего блеска: густаЯ, темнаЯ вуаль повисла между мной и миром.
        x x x
     ‚ семь часов  Я в  последний раз вошел в комнату, которую  Я так любил.
‘квозь портьеры  спускались сумерки; из глубины струилась белизна  мраморных
фигур;  книги  в   черных  переплетах  тихо   покоились   за  переливающимсЯ
перламутровым блеском стекол. ‘вЯтилище моих воспоминаний, где слово впервые
стало  длЯ  менЯ магическим;  где  Я  испытал впервые  восторг  и  опьЯнение
духовного мира! ‚сегда Я виду тебЯ в этот час прощаниЯ и вижу любимый образ:
вот  он  медленно  встает с кресла и  приближаетсЯ  ко мне, словно  призрак.
’олько выпуклый лоб выделЯетсЯ,  как  алебастроваЯ лампада,  на темном  фоне
комнаты, и  над  ним  развеваютсЯ, как белый дым, седые  волосы.  € с трудом
приподнимаетсЯ  его рука навстречу моей. ’еперь  Я узнаю  этот обращенный ко
мне   серьезный  взглЯд   и   чувствую  прикосновение  его  пальцев,   мЯгко
обхватывающих мою руку и усаживающих менЯ в кресло.
     - ‘адись, ђоланд, давай  поговорим откровенно. Њы мужчины и должны быть
искренни. џ не принуждаю  тебЯ, но  не  лучше ли будет,  если последний час,
проведенный  вместе,  принесет  нам  полную  Ясность? ‘кажи мне,  почему  ты
уходишь? ’ы сердишьсЯ на менЯ за нелепое оскорбление?
     џ сделал  отрицательный жест. Љак  убийственна была эта мысль,  что он,
обманутый, чувствует за собой какую-то вину!
     - Њожет быть, Я еще чем-нибудь невольно  обидел  тебЯ? џ знаю,  у  менЯ
есть  странности. € Я раздражал, мучил тебЯ против своего желаниЯ. џ никогда
не говорил, как Я благодарен тебе за твое участие - Я это знаю, знаю; Я знал
это всегда - даже в те минуты, когда причинЯл тебе  боль. ќто  ли  послужило
причиной - скажи мне, ђоланд, - мне бы хотелось проститьсЯ с тобой честно.
     ЋпЯть Я отрицательно покачал  головой: Я не  мог вымолвить ни слова. „о
сих пор его голос был тверд; но теперь он слегка вздрогнул.
     -  €ли...  Я  спрашиваю   тебЯ  еще  раз...  тебе  рассказали  обо  мне
что-нибудь...   что-нибудь,  что   кажетсЯ   тебе  низким,  отталкивающим...
что-нибудь... что менЯ... что внушает тебе презрение ко мне?
     - Ќет!...  нет!... нет... - вырвалось,  словно рыдание,  из моей груди:
презирать! его!
     Ќетерпение послышалось в его голосе.
     - ‚  чем же дело?... —то же это может еще быть?... ’ы устал  от работы?
€ли что-то друго заставлЯет уехать?... Њожет быть, женщина... не женщина ли?
     џ  молчал. € в  этом молчании  было что-то,  что  открыло ему глаза. Ћн
подвинулсЯ ближе и прошептал совсем тихо, но без всЯкого волнениЯ и гнева:
     - „а, это женщина?... моЯ жена?
     џ все еще  хранил  молчание. € он понЯл. „рожь пробежала по моему телу:
теперь,   теперь,  вот  сейчас  разразитсЯ,  сейчас  он  броситсЯ  на  менЯ,
поколотит,  накажет менЯ...  и Я почти жаждал этого, Я страстно желал, чтобы
он побил менЯ  кнутом, -  менЯ - вора,  изменника, чтобы он выгнал менЯ, как
паршивую собаку, из своего опозоренного дома.
     Ќо  удивительно: он  осталсЯ  спокоен... и почти облегченно  прозвучали
слова, сказанные в раздумьи,  как  бы самому себе: -  ’ак это и должно  было
сучитьсЯ. - Ћн  прошелсЯ  по комнате  и, остановившись передо  мной,  сказал
почти презрительно:
     -  € это... это ты так тЯжело  переживаешь?  ђазве она не сказала тебе,
что она свободна;  что может делать все, что ей угодно, что Я не имею на нее
никакого права... не  имею ни права,  ни  желаниЯ что-либо запрещать  ей?  €
почему бы  ей  поступить иначе? ’ы молодой, Яркий, прекрасный...  ты был нам
близок... Љак ей было не полюбить тебЯ...  тебЯ...  прекрасного... юного?...
Љак  ей было  не  полюбить  тебЯ?  џ...  - …го голос  вдруг  задрожал. €  он
наклонилсЯ близко-близко ко мне -  так, что  Я  почувствовал его  дыхание. €
опЯть Я был охвачен его теплым, обволакивающим взором  с тем же удивительным
блеском,  как  в  те  редкие,  единственные минуты;  все ближе  и  ближе  он
наклонЯлсЯ ко мне.
     € тихо шепнул, едва шевелЯ губами: - џ... Я ведь тоже люблю тебЯ.
     ‘одрогнулсЯ ли Я? €ли невольно отшатнулсЯ? ‚о всЯком случае, изумленный
испуг выразилсЯ в моей мимике, потому что он вздрогнул, будто от удара. ’ень
омрачила его  лицо. - ’еперь ты презираешь менЯ? - спросил он совсем тихо. -
џ тебе противен?
     Џочему  Я не нашел ни  одного слова в  ответ? Џочему Я сидел, онемелый,
чужой,  ошеломленный, вместо того, чтобы  подойти к нему, успокоить, утешить
его? Ќо во мне бушевали воспоминаниЯ;  вот он - шифр к Языку этой загадочной
смены  настроений.  ‚се Я понЯл в это мгновение: порывы  нежности  и схватки
тЯжелой борьбы с опасным  чувством,  его  одиночество  и  тень  вины, грозно
витавшей над ним; потрЯсенный, Я понЯл его  ночное  посещение  и озлобленное
бегство  от  моей навЯзчивой  страстности. Ћн любит менЯ... џ ощущал ее  все
времЯ, эту любовь - нежную и робкую, то неодолимую, то с трудом подавлЯемую;
Я  наслаждалсЯ ею, Я ловил каждый мимолетно брошенный ею луч - и все же, эти
слова, так  чувственно и нежно прозвучавшие мне из уст мужчины, пробудили во
мне  ужас -  грозный и  в  то  же  времЯ сладостный.  €,  горЯ состраданием,
смущенный, дрожащий, захваченный  врасплох  мальчик,  Я не  нашел ни  одного
слова в ответ на его внезапно открывшуюсЯ страсть.
     Ћн сидел неподвижно, уничтоженный моим безмолвием.
     - Ќеужели, неужели это так  ужасно! - шептал он.  - € ты... даже ты  не
можешь простить мне это... даже ты, перед кем Я молчал так упорно,  что едва
не  задохнулсЯ... никогда ни  от кого Я  не таилсЯ с такой  решимостью... Ќо
хорошо, что ты  знаешь теперь,  это хорошо... так лучше... это было  слишком
тЯжело длЯ менЯ... невыносимо... надо, надо покончить с этим.
     ‘колько грусти,  сколько стыдливой нежности было в этом  признании!  „о
глубины  души  проникал  этот вздрагивающий голос.  Њне  было  стыдно  моего
холодного, бесчувственного, жестокого безмолвиЯ перед этим человеком который
дал  мне  так  много, как  не давал никто,  а теперь  сидел  передо  мной  -
трепещущий, униженный сознанием своей мнимой вины. џ сгорал от жажды сказать
ему  слово утешениЯ, но губы не  подчинЯлись моей воле, и  так смущенно, так
растерЯнно Я сидел,  согнувшись в кресле, что  он, наконец, взглЯнул на менЯ
почти с досадой. - Ќе сиди же, ђоланд, как онемелый... ‚озьми себЯ в руки...
ђазве это в самом деле так ужасно? ’ебе так стыдно за менЯ? ‚се ведь прошло,
Я призналсЯ тебе во всем... давай  простимсЯ, по  крайней мере, как подобает
мужчинам, друзьЯм.
     Ќо Я все еще не владел собой. Ћн прикоснулсЯ к моей руке.
     -  €ди сюда,  ђоланд,  сЯдь  ко  мне. Њне стало  легче теперь, когда ты
знаешь все, когда между нами нет недоговоренности. ‘перва Я опасалсЯ, что ты
угадаешь,  как Я  люблю тебЯ...  потом Я  уже  надеЯлсЯ, что  ты угадаешь  и
избавишь менЯ от этого признаниЯ... Ќо теперь ты знаешь, и Я могу говорить с
тобой, как ни с кем  другим.  ’ы  был мне ближе,  чем кто-либо,  за все  эти
годы... ты был мне дороже всех... ’олько ты, дитЯ, ты один сумел ощутить мой
жизненный пульс. €  теперь, на прощанье... на прощанье  ты должен узнать обо
мне больше, чем всЯкий другой... ’ы один узнаешь всю мою  жизнь... •очешь  Я
расскажу тебе свою жизнь?
     ‚ моем взоре, полном смущениЯ и участиЯ, он прочитал ответ.
     - ‘адись... сюда, ко мне... Я не могу говорить об этом громко.
     џ  наклонилсЯ к  нему - Я бы  сказал -  с благоговением. Ќо едва,  весь
превратившись в слух,  Я сел против него, как  он  опустил руку, заслонЯвшую
лицо, и поднЯлсЯ с места.
     - Ќет, так Я  не  могу... ’ы не должен видеть менЯ... а то... а то Я не
смогу говорить. - € внезапно он потушил свет.
     Ќас охватила тьма. џ чувствовал его близость,  его дыхание, с усилием и
хрипом  вырывавшеесЯ во мрак.  € вот встал между нами  голос и рассказал мне
всю его жизнь.
        x x x
     ‘  того  вечера,  когда этот замечательный человек раскрыл передо мной,
будто  морскую  раковину,  свою  судьбу,  игрушечным кажетсЯ мне  все, о чем
рассказывают  писатели и  поэты,  все, что  мы  привыкли  в  книгах  считать
необыкновенным и на сцене - трагическим. €з лени, трусости или недостаточной
проницательности,  наши  писатели  рисуют только  верхний,  освещенный  слой
жизни, где чувства выЯвлЯютсЯ  открыто и умеренно, в  то времЯ  как  там,  в
погребах,  в   вертепах  и   клоаках   человеческого  сердца,   разгораютсЯ,
фосфорически  вспыхиваЯ, самые опасные животные  страсти; там, во тьме,  они
взрываютсЯ и  вновь  сочетаютсЯ  в  самые причудливые сплетениЯ.  Џугает  ли
писателей запах гниениЯ,  или они боЯтсЯ  загрЯзнить  свои  изнеженные  руки
прикосновением  к  этим  гнойникам человечества, или их  взор,  привыкший  к
свету, не различает этих скользких,  опасных, гнилью проеденных ступеней? Ќо
длЯ прозревшего ни с чем не сравнима радость созерцаниЯ этих глубин; нет длЯ
него   трепета  более   сладостного,   чем  тот,  который   вызываетсЯ  этим
созерцанием, и нет страданиЯ более свЯщенного, чем то, которое скрывает себЯ
из стыдливости.
     Ќо здесь человек раскрыл свою душу во всей ее наготе; здесь разрывалась
человеческаЯ  грудь,  обнажаЯ  разбитое,   отравленное,  сожженное,  гниющее
сердце.  Ѓуйное  сладострастье  исступленно  бичевало  себЯ в  этом  годами,
десЯтилетиЯми сдерживаемом  признании. ’олько тот, кто всю свою жизнь провел
под  гнетом   вынужденной  скрытности  и  унижениЯ,  мог  с  таким  упоением
изливатьсЯ в этих немолимых признаниЯх. Љусок за куском, вырывалась из груди
человека его  жизнь,  и в  этот час Я, мальчик, впервые заглЯнул в бездонные
глубины земного чувства.
     ‚  начале голос  его  бесплотно  витал  в пространстве -  смутный  угар
чувств, отдаленное предвестие таинств;  но уже слышалось  в нем  мучительное
заклЯтие хаотического взрыва - как  мощные, замедленные  такты, предвещающие
бешеную бурю ритма.  Ќо вот из урагана страсти судорожно засверкали  образы,
постепенно проЯснЯЯсь. џ  увидал мальчика  -  робкого,  замкнутого мальчика,
который не  решаетсЯ даже  заговорить  с товарищами; но страстное физическое
влечение толкает его к  самым красивым  в школе. ‘  гневом встречает один из
них  неумеренные  проЯвлениЯ  его  нежности,  другой  издеваетсЯ  над  ним в
отвратительно  откровенных  выражениЯх;   но  что  ужаснее  всего:  оба  они
разболтали  об его  противоестественном  влечении.  € вот,  как по  уговору,
товарищи подвергают его унизительным издевательствам  и, будто прокаженного,
единодушно изгонЯют  из своего веселого общества. …жедневный крестный путь в
школу;  тревожные ночи,  полные  отвращениЯ к самому  себе. Љак безумие, как
унизительное   бремЯ,   ощущает   отверженный   свою  извращенную   страсть,
раскрывшуюсЯ в мечтах.
     „рожит повествующий  голос; было мгновение, когда казалось, что  сейчас
он растворитсЯ во тьме. Ќо вот, вместе со вздохом, вырываетсЯ он из груди, и
вновь вспыхивают  в  густом дыму  призрачные  видениЯ.  Њальчик  вырос, стал
студентом.  Ћн  в  Ѓерлине. Џодземный  город  впервые дает  ему  возможность
удовлетворить извращенное влечение. Ќо  как отвратительны, отравлены боЯзнью
были эти  встречи в темных  закоулках, в тени  мостов и  вокзалов! Љак бедны
наслаждением  и как ужасны своей  опасностью! Ѓольшей частью  они  кончались
унизительным вымогательством,  на  долгие недели оставлЯЯ за  собой  тЯгучий
след леденЯщего душу страха.  ‚ечное  блуждание между светом и мраком: Ясный
рабочий день погружает ученого  исследователЯ в кристально-прозрачную стихию
духовности, а вечер снова толкает  раба своей страсти на  окраины города,  в
сомнительное общество товарищей, которых обращает в бегство каска встречного
шуцмана, в наполненные дымом пивные, недоверчиваЯ дверь которых  открываетсЯ
только перед условной  улыбкой. € нечеловеческое  напрЯжение воли  требуетсЯ
длЯ того, чтобы скрывать эту двуликость - в течение днЯ безупречно сохранЯть
достоинство  доцента,  а  ночью  неузнанным  странствовать  по  подземельЯм,
отдаваЯсь  постыдным  приключениЯм в  тени робко мигающих  фонарей. ‘нова  и
снова пытаетсЯ он, измученный, бичом самообладаниЯ  загнать  свою непокорную
страсть  на  путь естественного  удовлетворениЯ;  снова и снова увлекает его
опасный мрак. „есЯть,  двенадцать,  пЯтнадцать лет терзающей  нервы борьбы с
невидимой  магнетической силой непреодолимой склонности  проходЯт,  как одна
сплошнаЯ  судорога. Ќаслаждение, не приносЯщее удовлетворениЯ, гнетущий стыд
и омраченный взор, робко прЯчущийсЯ перед собственной страстью.
     Ќаконец,  уже поздно,  на тридцать  первом году жизни, - насильственнаЯ
попытка стать на естественный путь. “ одной родственницы он познакомилсЯ  со
своей  будущей  женой: загадочность  его натуры пробудила в молодой  девушке
искреннюю  симпатию.  ‘воей мальчишеской  внешностью и юношеским задором она
сумела  на короткое времЯ привлечь к себе его  страсть, которую возбуждал до
тех  пор  только  мужской  полюс.  ЊимолетнаЯ  свЯзь  удаетсЯ, сопротивление
женскому началу, казалось, преодолено,  и,  в надежде,  что  таким путем ему
удастсЯ победить противоестественное  влечение, он спешит бросить Якорь там,
где  впервые нашел опору в  борьбе с опасным недугом, и, после  откровенного
признаниЯ, он женитсЯ на молодой девушке. Ћн уверен,  что возврата к прежней
жизни нет. Џервые недели укреплЯют  в нем эту уверенность.  Ќо  затем быстро
настает  конец кратковременному  увлечению; врожденнаЯ  страсть повелительно
предъЯвлЯет свои требованиЯ.  Џосле  непродолжительного сопротивлениЯ, жена,
обманувшаЯ  его  ожиданиЯ  и  сама   обманутаЯ,  становитсЯ  только  ширмой,
скрывающей  от  глаз  общества  возврат   к  застарелой  привычке.  €  снова
спускаетсЯ  он  по   скользкому  пути,  на  рубеже  закона  и   общественных
условностей, в опасный мрак.
     €  к  внутренней  смуте  присоединЯетсЯ  еще  особаЯ  пытка:  круг  его
деЯтельности  обращает его влечение в  настоЯщее  проклЯтие. „лЯ доцента,  а
вскоре  -  ординарного  профессора,  постоЯнное общение  с  молодыми  людьми
ЯвлЯетсЯ служебной  обЯзанностью. Љакое  искушение - постоЯнно видеть вокруг
себЯ  цвет   юности  -  эфебов   невидимого  гимназиума*1  в  мире  прусских
параграфов.  € - новое проклЯтие, новые опасности! - все страстно любЯт его,
не замечаЯ скрытого под маской лика ќроса. Љаждый из них счастлив, если  его
рука  (с затаенной  дрожью) случайно коснетсЯ его; они  расточают  перед ним
свой восторг, невольно вводЯ его в  соблазн. Њуки  ’антала! - опускать руку,
когда  исполнение страстных желаний, казалось  бы, так  близко! ‚ечно жить в
беспрерывной борьбе  с собственной слабостью!  ‘лучалось, что  кто-нибудь из
этих молодых людей  слишком неумеренно возбуждал его чувство,  силы изменЯли
ему -  и тогда он  обращалсЯ в бегство. ‚от,  чем объЯснЯлись его  внезапные
исчезновениЯ,  которые  так  смущали менЯ. ’еперь  встал перед моими глазами
ужасный путь этого бегства от самого себЯ. Ћн отправлЯлсЯ в один из  больших
городов,  где,  в  укромном  месте,  он  находил  наперсников.  “низительные
встречи, продажные тела, разврат вместо любви; но это омерзение, это болото,
это Ядовитое противоЯдие были  ему необходимы, чтобы  дома, в  тесном  кругу
студентов,  быть уверенным в своем самообладании и в их неведении. Ѓоже! что
за встречи - что за призрачные и  вместе с тем насквозь человеческие образы!
€ этот человек, стоЯщий на вершине духовной культуры,  человек, длЯ которого
красота форм была  необходима, как воздух, этот благородный повелитель чужих
чувств, должен был подвергатьсЯ самым отвратительным унижениЯм в накуренных,
переполненных  притонах, куда  впускают только посвЯщенных. Ћн был знаком  с
наглыми требованиЯми  накрашенных  молодых людей с  бульваров, знал слащавую
интимность  надушенных  парикмахерских подмастерьев,  возбужденное хихиканье
травести,  кокетничающих  в  женских  нарЯдах,  свирепую  алчность  бродЯчих
комедиантов,  похотливое  безвкусие  светловолосых  кельнеров  из  трактиров
предместьЯ,  неуклюжую нежность жующих  табак матросов - все  эти боЯзливые,
извращенные, фантастические  формы,  в которых заблудший  пол  отыскивает  и
узнает сотоварищей. ‚се унижениЯ, весь стыд и всЯкое насилие встретились ему
на  этом скользком  пути: не раз его обкрадывали до последней  нитки (он был
слишком слаб  и  слишком благороден,  чтобы вступать в драку с конюхом);  он
возвращалсЯ домой  без  часов,  без  пальто, осмеЯнный  и оплеванный  пьЯным
товарищем по трактиру.  ‚ымогатели следовали за  ним по пЯтам;  один из  них
выслеживал его  шаг за шагом целыми месЯцами,  садилсЯ в аудитории на первую
скамью и с наглой улыбкой смотрел на профессора, которому с трудом удавалось
свЯзать слова. Ћднажды, - сердце замерло у менЯ, когда он говорил об этом, -
ночью, в Ѓерлине, в одном из таких баров,  он, в  числе других, был захвачен
полицией; с  самодовольной, насмешливой  улыбкой  откормленный,  краснощекий
вахмистр, обрадовавшись  случаю поиздеватьсЯ над  интеллигентным  человеком,
записал его имЯ и звание  и, наконец, милостиво объЯвил ему, что на этот раз
он будет отпущен  безнаказанным, но  имЯ его будет занесено в особой список.
€, как к платью  человека, проводЯщего  времЯ в трактирах, пристает спиртной
запах,  так  постепенно  здесь,  в  его  городе, из  неизвестного источника,
распространилась  глухаЯ молва, свЯзаннаЯ с его  именем. ’очно  так же,  как
некогда в  школе, так теперь, в кругу его  коллег,  все холоднее становились
слова и поклоны, пока, в  конце концов,  и здесь не образовалась между ним и
внешним миром та  же стеклЯннаЯ, прозрачнаЯ стена отчужденности.  €  при все
своем  одиночестве, у себЯ дома,  за  семью замками, он  чувствовал, что его
разгадали, что за ним следЯт.
     _______________
     *1 ѓимназиумы -  учреждениЯ длЯ  гимнастических  упражнений  в  древней
ѓреции; эфеб - по-гречески "юноша" - Џрим. перев. _______________
     Ќо никогда его измученное, исстрадавшеесЯ  сердце  не  испытало радости
обладаниЯ искренним, благородным другом; ни разу его мощнаЯ мужскаЯ нежность
не встретила  достойного  ответа.  ЏостоЯнно  ему  приходилось  делить  свое
чувство  между  нежно-томЯщим  духовным  общением  с юными  университетскими
товарищами и ласками скрывающихсЯ в темноте ночных наперсников, о которых он
не мог вспомнить без содроганиЯ на следующее утро.  Ќикогда не пришлось ему,
уже   стареющему,  испытать  чистую  привЯзанность   юноши,  и,   утомленный
разочарованиЯми, с нервами, расшатанными от блужданий в этой тернистой чаще,
он замкнулсЯ в  себе.  € вот еще раз вступает  в его  жизнь молодой человек,
страстно привЯзавшийсЯ  к  нему, уже  состарившемусЯ, радостно отдавший себЯ
ему словом и делом.  ‚ испуге он смотрел на свершившеесЯ чудо; достоин ли он
такого чистого, такого  неожиданного дара? …ще  раз ЯвилсЯ к нему  посланник
юности - чарующий облик, страстное сердце, пылающее длЯ него духовным огнем,
нежно привЯзанное  к нему, жаждущее его любви и не предчувствующее кроющейсЯ
в ней опасности. ‘ факелом ќроса  в руке, в смелом неведении, подобно глупцу
Џарсифалю,*1  он  наклонЯетсЯ к отравленной ране. Ќе  знаЯ  о волшебстве, не
знаЯ, что уже самый его приход  приносит исцеление,  так поздно,  в вечерний
час угасаниЯ, вошел он в дом, долгожданный, в течение целой жизни ожидаемый.
     _______________
     *1 Џарсифаль - герой средневековой  легенды  о св.  ѓраале, послужившей
темой  длЯ музыкальной мистерии ‚агнера  "Џарсифаль".  Џарсифаль  -  "свЯтой
простец", освободивший из рук волшебника Љлингзора "Љопье ѓраалЯ" или "Љопье
‘трастей"  -  копье, которым  был  поражен  распЯтый  •ристос.  ќтим  копьем
Џарсифаль   исцелил   хранителЯ   ѓраалЯ  Ђмфортаса,  который  был   наказан
отравленной раной за то,  что, отдавшись греховной страсти, не сумел уберечь
копье от Љлингзора. - Џрим. перев. _______________
     €, повествуЯ об  этом образе, оживилсЯ окутанный мраком голос.  ‘ветлые
ноты пронизали его. ѓлубокаЯ,  окрылЯющаЯ  нежность звучала  музыкой,  когда
вдохновенные  уста  заговорили  об  этом юноше,  об  этой поздней, последней
любви.  џ дрожал, охваченный его  волнением его восторгом -  но вдруг, будто
молот ударил  по  моему сердцу:  этот пламенный юноша, о котором говорил мой
учитель,  был  Я! Ѓудто в пылающем  зеркале, Я  видел свой образ, облеченный
горЯчим блеском неподозреваемой любви - даже отсвет ее обжигал менЯ. „а, это
был Я, - все отчетливее Я узнавал эту настойчивую  страстность, восторженную
жажду  его  постоЯнной  близости, безудержный  экстаз, не  удовлетворЯющийс