ь вас,
фрейлейн?"
     € тут происходит нечто чудовищное. „евушка, слегка наклонившись вперед,
внезапно отшатываетсЯ,  как  от  удара; ее  бледные  щеки  вспыхивают  Ярким
румЯнцем, губы,  только  что  полуоткрытые,  сжимаютсЯ, а  глаза  неподвижно
устремлЯютсЯ на  менЯ,  наполнЯютсЯ таким ужасом, какого мне еще никогда  не
приходилось  видеть.  ‡атем  по ее  мучительно напрЯженному  телу  пробегает
судорога.  ЏытаЯсь поднЯтьсЯ, она  обеими руками упираетсЯ  в  стол так, что
ваза  не  нем  покачиваетсЯ  и  дребезжит;  одновременно  какой-то  предмет,
деревЯнный или  металлический, с резким стуком падает  с кресла  на  пол.  Ђ
девушка  все еще  держитсЯ руками  за  шатающийсЯ  стол,  ее легкое,  как  у
ребенка,  тело  все еще сотрЯсаетсЯ,  но  она  не двигаетсЯ  с места, а лишь
отчаЯнно  цеплЯетсЯ за массивную крышку стола. € снова и снова этот  трепет,
эта  дрожь,  пронизывающаЯ  ее  всю, от  судорожно сжатых пальцев до  корней
волос.  ‚друг  у  нее  вырываетсЯ  отчаЯнный,  полузадушенный  крик,  и  она
разражаетсЯ рыданиЯми.
     Ћбе  пожилые  дамы  уже  хлопочут  над ней,  осторожно поддерживают  и,
ласково успокаиваЯ девушку, отрывают от стола ее руки; она падает  в кресло.
Ќо рыданиЯ не прекращаютсЯ, они становЯтсЯ еще более бурными и неудержимыми,
как  хлынувшаЯ  из  горла  кровь.  …сли бы музыка  за ширмой смолкла хоть на
мгновение - но она заглушает все, - плач, наверное, услышали бы танцующие.
     џ  остолбенел  от  испуга. —то  это, что  же  это такое?  Ќе  знаЯ, что
предпринЯть, Я  смотрю, как  обе дамы  пытаютсЯ успокоить беднЯжку, котораЯ,
закрыв  лицо руками,  уронила  голову  на  стол. Ћднако все  новые  приступы
рыданий  волна за волной пробегают по ее худенькому телу  до самых  плеч,  и
каждый  раз  ваза на  столе  тихонько  позвЯкивает. џ  же стою  в  полнейшем
смЯтении,  чувствуЯ, как  у  менЯ леденеют ноги,  а  воротничок тугой петлей
сдавливает горло.
     - Џростите, - бормочу Я еле слышно в пустоту.
     Ћбе женщины  занЯты  плачущей, и  ни  одна  из  них не удостаивает менЯ
взглЯдом,  и  Я, шатаЯсь, как  пьЯный, возвращаюсь в  гостиную. Џо-видимому,
здесь никто еще ничего не заметил. Џары стремительно  проносЯтсЯ в вальсе, и
Я невольно  хватаюсь за дверной  косЯк,  до того  все кружитсЯ  у менЯ перед
глазами.  ‚ чем же дело? —то Я натворил? Ѓоже  мой,  очевидно,  за обедом  Я
слишком много выпил и вот теперь, опьЯнев, сделал какую-нибудь глупость!
     ‚альс  кончаетсЯ,  пары  расходЯтсЯ.   Ћкружной  начальник  с  поклоном
отпускает  €лону,  и  Я  тотчас  же бросаюсь к ней и почти  насильно  отвожу
изумленную девушку в сторону.
     -  Џрошу  вас,  помогите  мне!  ђади  всего  свЯтого,  объЯсните,   что
случилось!
     ‚ероЯтно, €лона подумала, что  Я увлек ее к  окну  лишь длЯ того, чтобы
шепнуть какую-нибудь любезность. ‚зглЯд ее сразу же  становитсЯ отчужденным;
очевидно, мое непонЯтное возбуждение вызывает в ней жалость  или даже страх.
‡адыхаЯсь от волнениЯ, Я рассказываю ей все.  € странно: глаза €лоны, как  у
той девушки, расширЯютсЯ от ужаса, и она, разгневаннаЯ, нападает на менЯ:
     -  ‚ы  с  ума  сошли!..  ђазве  вы не знаете?.. Ќеужели  вы  ничего  не
заметили?..
     - Ќет,  -  лепечу  Я, уничтоженный  этим  новым и  столь  же загадочным
проЯвлением  ужаса.  - —то Я должен  был заметить? џ ничего не знаю. ‚едь  Я
впервые в этом доме.
     -  Ќеужели  вы не видели,  что ќдит... хромаЯ...  Ќе  видели, что у нее
искалечены  ноги?  Ћна и шагу ступить не может  без костылей...  Ђ вы...  вы
гру... -  она удерживает гневное слово, готовое сорватьсЯ,  - вы  пригласили
беднЯжку танцевать!.. Ћ, какой кошмар! џ сейчас же бегу к ней!
     - Ќет, нет, - Я в отчаЯнии хватаю €лону за руку, - одну минутку, только
одну минутку. Џостойте... ђади бога, извинитесь за менЯ перед ней. Ќе мог же
Я  предполагать...  ‚едь Я видел ее  только за столом, да  и  то всего  лишь
секунду. ЋбъЯсните ей, умолЯю вас!..
     Ћднако  €лона,  гневно сверкнув глазами, высвобождает  руку и  бежит  в
комнату. “ менЯ перехватывает дыхание, Я стою в дверЯх гостиной, заполненной
непринужденно болтающими, смеющимисЯ  людьми, которые вдруг стали  длЯ  менЯ
невыносимыми. ‚се кружитсЯ, жужжит, гудит, а Я думаю: "…ще пЯть минут, и все
узнают, какой Я болван". ЏЯть минут - и насмешливые, негодующие  взглЯды  со
всех сторон будут ощупывать менЯ, а завтра, смакуемый тысЯчью уст, по городу
пройдет слух о моей дикой выходке! “же спозаранку молочницы  разнесут его по
всем  кухнЯм,  а  оттуда  он  расползетсЯ  по  домам,  проникнет  в  кафе  и
присутственные места. ‡автра об этом узнают в полку.
     Љак в  тумане, Я вижу ее отца. Ќемного расстроенный (знает ли он уже?),
Љекешфальва пересекает гостиную. Ќе направлЯетсЯ ли он  ко мне? Ќет, все что
угодно,  но  только  не  встретитьсЯ с  ним  в  эту  минуту!  ЊенЯ  внезапно
охватывает  панический страх  перед  ним  и перед  всеми  остальными.  €, не
сознаваЯ,  что  делаю,  Я,  спотыкаЯсь,  бреду  к  двери,  котораЯ  ведет  в
вестибюль, к выходу, вон из этого дьЯвольского дома.
     -  ѓосподин лейтенант уже  покидают  нас?  - почтительно  осведомлЯетсЯ
слуга.
     -  „а, - отвечаю Я и сразу же  пугаюсь,  едва это  слово слетает с моих
губ.
     Ќеужели Я действительно хочу уйти? € в тот миг, когда слуга подает  мне
шинель, Я отчетливо представлЯю себе, что своим  трусливым бегством совершаю
новую и, быть  может, еще более непростительную  глупость.  Ћднако отступать
уже поздно. Ќе могу же Я в самом деле снова отдать  ему шинель и вернутьсЯ в
гостиную, когда он с легким поклоном уже открывает передо мной  дверь. € вот
Я, сгораЯ от стыда, стою возле этого чужого, проклЯтого дома, подставив лицо
ледЯному ветру, и судорожно, как утопающий, хватаю ртом воздух.


     ‘  той злосчастной ошибки все  и началось. ’еперь, по прошествии многих
лет, хладнокровно вспоминаЯ  нелепый случай, который положил начало роковому
сцеплению  событий, Я  должен  признать,  что, в  сущности,  впуталсЯ  в эту
историю по недоразумению; даже самый умный  и бывалый человек мог  допустить
такую  оплошность - пригласить на  танец хромую девушку.  Ћднако, поддавшись
первому впечатлению, Я  тогда решил, что  Я  не только  круглый дурак,  но и
бессердечный грубиЯн, форменный злодей. џ чувствовал себЯ так, будто плеткой
ударил ребенка. ‚ конце  концов со всем  этим  еще можно было бы справитьсЯ,
проЯви Я достаточно самообладаниЯ; но дело окончательно испортило то,  что Я
- и это  стало Ясно сразу  же, как только в лицо мне  хлестнул  первый порыв
ледЯного  ветра,  -  просто  убежал,  как  преступник,  даже  не попытавшись
оправдатьсЯ.
     Ќе могу описать, что творилось у менЯ на душе, пока Я стоЯл около дома.
Њузыка за Ярко освещенными  окнами умолкла, музыканты,  по-видимому, сделали
перерыв.  Ќо Я, мучительно переживаЯ  свою  вину, уже вообразил сгорЯча, что
танцы  прервались  из-за менЯ  и все гости, мужчины и женщины, устремились к
обиженной  и утешают  ее, дружно возмущаЯсь  негодЯем, который пригласил  на
танец хромого ребенка и трусливо  сбежал посла гнусного поступка. Ђ завтра -
Я почувствовал, как вспотел лоб под фуражкой, -  завтра о моем позоре узнает
и  будет  судачить  весь  город.  “ж  обыватели  постараютсЯ,  перемоют  мне
косточки! Њне рисовалось, как мои товарищи  по  полку,  ”еренц  Њысливец  и,
конечно, ‰ожи, этот  заЯдлый острЯк,  предвкушаЯ удовольствие, скажут в один
голос:  "Ќу,  ’они, и  отмочил  же  ты штуку!  ‘тоило  один-единственный раз
спустить  тебЯ с привЯзи -  и готово,  опозорил  весь полк!"  ЊесЯцами будет
продолжатьсЯ  зубоскальство в офицерском казино: ведь  у нас  по  десЯть, по
двадцать  лет пережевывают за  столом каждый промах,  когда-либо  допущенный
кем-нибудь из офицеров,  всЯкаЯ глупость у нас увековечиваетсЯ, всЯкой шутке
воздвигают  памЯтник.  …ще  и  поныне,  шестнадцать   лет  спустЯ,  в  полку
рассказывают   нелепую   историю,   случившуюсЯ   с   ротмистром  ‚олынским.
‚озвратившись из  ‚ены, он прихвастнул, будто познакомилсЯ на ђингштрассе  с
графиней ’. и первую же ночь провел в ее спальне; а через два днЯ все узнали
из  газет  о  скандальном происшествии  с уволенной  ею  служанкой,  котораЯ
выдавала себЯ за  графиню  в своих  похождениЯх и любовных интрижках. Џомимо
всего, новоЯвленный Љазанова был вынужден пройти трехнедельный курс  лечениЯ
у полкового врача. Љто хоть  однажды  попал  в дурацкое положение,  остаетсЯ
навсегда посмешищем, ему этого не забудут,  - здесь уж пощады не  жди. € чем
сильнее  Я распалЯл свое  воображение, тем больше сумасбродных мыслей  лезло
мне в голову. ‚ те минуты мне казалось, что в сто раз легче нажать спусковой
крючок  револьвера, чем целыми  днЯми  испытывать  адские  муки беспомощного
ожиданиЯ:  известно  ли уже однополчанам о моем позоре и не раздаетсЯ  ли за
моей спиной насмешливый шепот? Ђх, Я  слишком хорошо знал себЯ,  знал, что у
менЯ никогда не хватит сил  устоЯть, если Я сделаюсь мишенью длЯ насмешек  и
дам повод злословию!
     Љак  Я  тогда  добралсЯ до казармы, мне  и самому  непонЯтно.  ЏомнитсЯ
только,  первым  делом Я распахнул  шкаф, где специально  длЯ гостей  держал
бутылку  сливовицы, и выпил  два-три  неполных  стакана, стараЯсь  заглушить
противное ощущение тошноты. ‡атем Я, как был в одежде, бросилсЯ на кровать и
попыталсЯ  хорошенько  обо  всем  поразмыслить.  Ќо, подобно  цветам,  пышно
распускающимсЯ в душной теплице, навЯзчивые представлениЯ буйно разрастаютсЯ
в темноте. ”антастически запутанные, они раскаленными прутьЯми обвивают тебЯ
и душат; с быстротою сновидений в разгорЯченном мозгу возникают, сменЯЯ друг
друга, чудовищные  кошмары.  Ћпозорен  на  всю  жизнь, думал  Я,  изгнан  из
общества, осмеЯн товарищами, знакомыми, всем городом. Ќикогда уже не смогу Я
покинуть эту  комнату, не осмелюсь  выйти  на улицу  из  страха  повстречать
кого-либо из  тех, кто знает  о моем преступлении (ибо  в  ту ночь,  когда Я
испытал   первую  душевную  тревогу,  моЯ  оплошность   представлЯлась   мне
преступной,  а  сам   Я  казалсЯ  себе  гонимым  и  затравленным   всеобщими
насмешками). Ќаконец Я забылсЯ  неглубоким, поверхностным сном, но лихорадка
кошмаров  продолжалась  и  во сне.  …два Я  раскрываю  глаза, как снова вижу
разгневанное детское лицо, дрожащие губы, судорожно вцепившиесЯ в край стола
руки, слышу стук падающих деревЯшек, только теперь понЯв,  что  то  были  ее
костыли,  и мне,  охваченному безумным  страхом, мерещитсЯ,  что открываетсЯ
дверь  и ее  отец  -  черный  сюртук, белаЯ  манишка, золотые  очки,  жидкаЯ
козлинаЯ бородка - подходит к  моей кровати. ‚ страхе вскакиваю Я с постели.
€ пока  Я глазею в зеркало на свое вспотевшее от страха лицо, менЯ обуревает
желание дать по морде болвану, который таращитсЯ на менЯ.
     Ћднако, на мое счастье, уже наступил день; в коридоре громыхают тЯжелые
шаги,  внизу на  мостовой тарахтЯт повозки.  Ђ когда  в  окнах светло, мысли
проЯснЯютсЯ  быстрее,  чем в зловещем мраке, где рождаютсЯ  привидениЯ. Ѓыть
может,  говорю Я себе, дело обстоит не так уж безнадежно? Ѓыть  может, никто
ничего и не заметил? Ћна-то, конечно, никогда этого не забудет и не простит,
беднаЯ  хромоножка!  € вдруг  в моем мозгу  молнией вспыхивает  спасительнаЯ
мысль. џ поспешно причесываюсь, надеваю мундир и  пробегаю мимо озадаченного
денщика, который в отчаЯнии кричит мне вслед на своем ужасном немецком Языке
с гуцульским акцентом:
     - Џане лейтенант! Џане лейтенант, кофе уже готов!
     џ слетаю с лестницы  и с такой  быстротой проношусь  мимо улан, которые
толкутсЯ, еще полуодетые, во  дворе  казармы,  что они едва  успевают  стать
навытЯжку. „ва-три прыжка - и Я за воротами; бегу прЯмо к цветочной лавке на
площади  ђатуши.  ‚торопЯх  Я,  конечно, совершенно  забыл,  что в  половине
шестого утра  магазины еще  закрыты,  но,  к  счастью,  фрау  ѓуртнер, кроме
цветов,  торгует и  овощами.  “видев  перед  дверью наполовину  разгруженную
повозку  с картофелем, громко стучу в  окно и тут же слышу шаги спускающейсЯ
по  ступенькам  хозЯйки. ‘пешно придумываю  объЯснение: Я совсем упустил  из
виду,  что сегоднЯ именины  моего  друга. —ерез полчаса мы выступаем,  а мне
очень хотелось бы послать  ему цветы, прЯмо  сейчас. ’олько самые лучшие,  и
побыстрее! ’олстаЯ торговка, еще в ночной кофте, шаркаЯ дырЯвыми шлепанцами,
отпирает лавку и показывает мне свое сокровище - огромный букет роз. ‘колько
Я возьму? ‚се, отвечаю Я,  все! ‡авернуть просто так или уложить в корзинку?
„а, да, разумеетсЯ, в корзинку. Ќа роскошный заказ уходит весь остаток моего
жалованьЯ,  в конце месЯца придетсЯ  обойтись без  ужинов,  не заглЯдывать в
кафе или  брать взаймы. Ќо сейчас мне это безразлично,  более  того, Я  даже
рад, что  моЯ оплошность  так дорого мне обходитсЯ, ибо в  душе Я  испытываю
злорадное  чувство:  так тебе,  дураку,  и  надо,  расплачивайсЯ  за  дважды
совершенную глупость!
     Ќу вот, как будто  все в порЯдке. ‘амые лучшие розы уложены в корзинку,
сейчас их отошлют! Ћднако фрау ѓуртнер выбегает на улицу и что-то кричит мне
вслед.  Људа  и кому  должна  она  доставить цветы? ‚едь  господин лейтенант
ничего  не сказал.  "’рижды болван!" - мысленно ругаю Я себЯ.  Ћт волнениЯ Я
даже забыл указать адрес.
     - ‚илла Љекешфальва, - распорЯжаюсь Я, - фрейлейн ќдит фон Љекешфальве.
     Њне вовремЯ  вспоминаетсЯ испуганный  возглас €лоны, назвавшей имЯ моей
несчастной жертвы.
     - Ћ, конечно, конечно, господа фон Љекешфальвы, - отвечает фрау ѓуртнер
с гордостью, - наши лучшие клиенты.
     …ще один вопрос (Я уже собралсЯ уйти): не хочу ли Я приписать несколько
слов? Џриписать? Ђх  да! Љто отправитель? €наче она не будет знать, от  кого
цветы.
     џ  снова вхожу в лавку,  достаю  визитную карточку и  пишу на  обороте:
"Џрошу простить менЯ".  Ќет, невозможно! ќто было бы четвертой глупостью,  к
чему  напоминать  о своей  бестактности?  Ќу,  а  что писать?  "‘  искренним
сожалением" -  нет,  это  никуда  не  годитсЯ, еще  подумает,  что сожалениЯ
достойна она. ‹учше вообще ничего не писать.
     - ‚ложите в цветы карточку, фрау ѓуртнер, просто карточку.
     ’еперь у менЯ отлегло от сердца. џ спешу обратно в казарму, глотаю свой
кофе  и  добросовестно  провожу  утренние занЯтиЯ,  только,  пожалуй,  более
нервозно и  рассеЯнно, чем обычно. Ќо в армии не очень-то обращают внимание,
если какой-нибудь лейтенант ЯвлЯетсЯ поутру на  службу в дурном расположении
духа.  Њногие из наших офицеров,  прогулЯв ночь в ‚ене,  возвращаютсЯ  такие
усталые,  что клюют носом  на  ходу и засыпают в  седле. ‘обственно, Я  даже
доволен, что занЯт  привычным делом:  произвожу  смотр своим  уланам,  отдаю
команды и  затем выезжаю  на плац. ‘лужба  в какой-то мере отвлекает менЯ от
беспокойных мыслей; хотЯ, признатьсЯ, где-то в голове не перестает  сверлить
неприЯтное воспоминание, а в горле словно застрЯла пропитаннаЯ желчью губка.
     Ќо вот в полдень,  только Я  направилсЯ в казино, вдруг слышу знакомое:
"Џане  лейтенант, пане лейтенант!" Њой денщик, запыхавшись, догонЯет  менЯ и
протЯгивает  письмо  -  продолговатый конверт,  на  обороте искусно тисненый
герб, голубаЯ английскаЯ бумага, нежный запах духов; адрес написан  тонкими,
удлиненными буквами - женскаЯ рука! Ќетерпеливо вскрываю конверт и читаю:

     "Ћт всего  сердца  благодарю  вас,  уважаемый  господин  лейтенант,  за
чудесные  цветы,  которые Я  не  заслужила. Ћни  мне  доставили и доставлЯют
огромное удовольствие.  Џриходите к  нам, пожалуйста,  на чашку чаЯ в  любой
вечер. Џредупреждать не надо. џ - к сожалению! - всегда дома. ќдит ”.Љ.".

     €зЯщный  почерк.   џ  невольно   вспоминаю  тонкие   детские  пальчики,
вцепившиесЯ  в  крышку  стола, и  бледное  лицо,  внезапно  вспыхнувшее алым
румЯнцем, словно в  бокал плеснули  бордо.  …ще и еще  раз Я перечитываю эти
несколько строк и  с облегчением вздыхаю. Љак она тактично умалчивает о моем
промахе! € в то же времЯ  как умело и деликатно сама намекает на свой недуг.
"џ - к сожалению! -  всегда дома". Ѓолее  великодушного прощениЯ  и пожелать
нельзЯ. Ќи тени обиды. “ менЯ с сердца точно камень свалилсЯ. џ почувствовал
себЯ, как подсудимый, который  уже  думал, что его приговорЯт к пожизненному
заключению,  а судьЯ  встает,  надевает  шапочку  и  объЯвлЯет:  "Ћправдан".
ђазумеетсЯ, Я  на этой же неделе пойду туда, чтобы поблагодарить ее. ‘егоднЯ
четверг, значит, пойду в воскресенье. €ли нет, лучше в субботу!


     Ќо  Я  не  сдержал своего  слова. џ был слишком нетерпелив. †елание как
можно скорее избавитьсЯ от  тЯгостного чувства неопределенности, узнать, что
Я окончательно прощен, не давало мне покоЯ, ибо втайне Я все времЯ опасалсЯ,
что в казино, в кафе или где-нибудь еще менЯ спросЯт: "Џослушай, что  у тебЯ
там произошло с  Љекешфальвами?" Њне хотелось, чтобы Я  с  независимым видом
смог отпарировать: "ЋбаЯтельные люди! ‚чера вечером Я  опЯть был у них", - и
тогда бы каждому стало  Ясно, что менЯ вовсе  не  вытолкали  оттуда  в  шею.
’олько бы поставить точку на этой досадной истории! ’олько  бы разделатьсЯ с
нею.  ‚  конце  концов мое  нервное  напрЯжение привело  к тому, что  уже на
следующий день, то есть в пЯтницу, как  раз когда  мы  с ‰ожи и с  ”еренцем,
моими лучшими  друзьЯми, шатались  по Љорсо, Я вдруг принЯл решение: нанести
визит сегоднЯ же. Ќесколько озадачив своих приЯтелей, Я внезапно распрощалсЯ
с ними.
     „о  виллы  Љекешфальвы не особенно далеко, самое  большее полчаса, если
идти хорошим  шагом. ‘начала пЯть  скучнейших минут через  город,  затем  по
немного пыльной проезжей дороге, котораЯ ведет также  к учебному  плацу и на
которой наши  кони уже  знают каждый камешек и каждый поворот (можно  ехать,
совсем опустив поводьЯ). Џримерно на полпути, у маленькой часовни за мостом,
влево отходит, прилежно  следЯ  плавным изгибам  тихого  ручейка,  неширокаЯ
аллеЯ  старых,  тенистых  каштанов,  которой  редко  пользуютсЯ  пешеходы  и
экипажи.
     Ќо  удивительно:  чем ближе  Я  подхожу к усадьбе  - уже видна ее белаЯ
каменнаЯ ограда  с решетчатыми  воротами, -  тем быстрее  улетучиваетсЯ  мое
мужество.  Љак  иногда, стоЯ  перед дверью зубного  врача, раздумываешь,  не
повернуть  ли обратно,  пока  еще не позвонил, так  и сейчас мне  захотелось
ретироватьсЯ. ‚ самом деле, разве нужно идти непременно сегоднЯ? € почему бы
не  считать,  что  всЯ  эта  неприЯтнаЯ  историЯ  окончательно  улажена  той
запиской?  џ невольно замедлЯю шаг; в конце концов, длЯ отступлениЯ еще есть
времЯ, а когда не стремишьсЯ идти прЯмым путем,  окольный всегда оказываетсЯ
соблазнительнее; вот, перейдЯ  через ручей по шаткой доске, Я  сворачиваю  с
аллеи на луг, решив сначала прогулЯтьсЯ вокруг усадьбы.
     „ом  за  высокой  каменной  оградой  ЏредставлЯет  собой  продолговатое
одноэтажное здание в  стиле позднего барокко; он окрашен на староавстрийский
манер: стены  - шенбрунской  желтой, а  оконные  ставни - зеленой. ‚ глубине
двора, на границе просторного парка, которого  Я вчера не заметил, виднеетсЯ
несколько  небольших построек -  наверно, помещение  длЯ прислуги, контора и
конюшни. ’олько сейчас, заглЯдываЯ через  овальные отверстиЯ в толстой стене
- так  называемые "бычьи  глаза", -  Я  убеждаюсь,  что "дворец" Љекешфальвы
вовсе не похож на современную виллу, как Я предполагал вначале, судЯ  по его
внутреннему  устройству;   нет,  это  настоЯщий  помещичий  дом,   стариннаЯ
дворЯнскаЯ усадьба  вроде тех, что Я не раз встречал в  Ѓогемии, когда бывал
там на маневрах. ‘транное впечатление производит лишь четырехугольнаЯ башнЯ,
нелепо торчащаЯ над усадьбой и своей формой немного напоминающаЯ итальЯнскую
campanile [колокольню (ит.)]; очевидно, она осталась от замка, который стоЯл
здесь  много  лет  назад.  Њне  вспомнилось,  что Я  часто  смотрел  на  эту
диковинную вышку с  учебного плаца, принимаЯ ее  за  колокольню какой-нибудь
деревенской церкви; только теперь мне бросилось в глаза, что вместо обычного
шпилЯ  у  странного  сооружениЯ  плоскаЯ  крыша,  -  вероЯтно,  солЯрий  или
обсерваториЯ.  Ћднако  чем  больше  Я  убеждалсЯ  в  старинном,   феодальном
происхождении этой  дворЯнской  усадьбы, тем  неуютнее  Я  себЯ  чувствовал:
именно здесь, где на внешние формы, несомненно, обращают особое  внимание, Я
так неуклюже дебютировал.
     Ќаконец,  обойдЯ  вокруг  ограды,  Я  снова  очутилсЯ  перед  воротами.
‘обравшись  с духом,  прохожу посыпанную гравием аллею между шпалерами ровно
подстриженных  деревьев  и  поднимаю тЯжелый бронзовый  молоток, который, по
старому обычаю, висит  у парадного  подъезда. Ќа стук тотчас выходит  слуга.
‘транно,   его,  кажетсЯ,   ничуть   не  удивлЯет   то,  что  Я  пришел  без
предупреждениЯ. Ќи о чем не спросив и даже не взглЯнув на визитную карточку,
которую  Я приготовилсЯ ему вручить, он  с  учтивым поклоном приглашает менЯ
подождать  в гостиной - дамы еще  у себЯ  в комнате, но придут  сию  минуту;
итак, Я буду принЯт, можно не сомневатьсЯ. Љак званого гостЯ, слуга проводит
менЯ  дальше;  вновь испытываЯ чувство неловкости, Я узнаю красную гостиную,
где тогда танцевали, а горький вкус во рту напоминает мне, что  рЯдом должна
быть та злополучнаЯ комната.
     Џравда, раздвижнаЯ  дверь кремового цвета с изЯщным  золотым орнаментом
поначалу скрывает от менЯ место столь свежего в моей памЯти происшествиЯ, но
уже спустЯ  несколько  минут из-за этой  двери  доноситсЯ  шум  отодвигаемых
стульев, чьи-то приглушенные голоса  и осторожные шаги, выдающие присутствие
нескольких человек.  ‚ ожидании Я рассматриваю гостиную: роскошнаЯ мебель, в
стиле Louis Seize [‹юдовика естнадцатого  (фр.)], справа и  слева старинные
гобелены, а в простенке  между  стеклЯнными  дверьми, ведущими прЯмо в парк,
старые картины с  видами  Canale grande [Ѓольшого канала (ит.)] и Piazza San
Marco [площади св.Њарка (ит.)], которые, хотЯ Я не знаток, кажутсЯ мне очень
ценными. ЏризнатьсЯ, Я не очень вникаю в  достоинства этих сокровищ, так как
продолжаю  с  напрЯженным  вниманием  прислушиватьсЯ  к  звукам  в  соседней
комнате.
     ‚от тихо  звЯкнули  тарелки, скрипнула дверь, а теперь, мне кажетсЯ,  Я
даже различаю неравномерный стук костылей.
     ‡атем чьЯ-то невидимаЯ рука раздвигает дверь, и ко мне выходит €лона.
     - Љак это мило, что вы пришли,  господин лейтенант! -  произносит она и
сразу ведет менЯ в слишком хорошо знакомую комнату. ‚ том же углу, в  том же
кресле и за тем же малахитовым столиком (зачем же они опЯть пригласили  менЯ
в эту  комнату?)  сидит больнаЯ;  ее  ноги  укутаны пушистым  белым  меховым
одеЯлом, очевидно,  чтобы не напоминать мне о "том".  ќдит приветствует менЯ
из своего уголка дружелюбной улыбкой, несомненно,  обдуманной. €  все же эти
первые  минуты окрашены воспоминанием о роковой  встрече; по тому, как  ќдит
несколько принужденно протЯгивает мне через  стол руку, Я сразу вижу, что  и
она думает о "том". Ќи ей, ни мне не удаетсЯ произнести первое слово.
     Љ счастью, €лона поспешно нарушает гнетущее молчание.
     - —то позволите предложить вам, господин лейтенант, чай или кофе?
     - Ћ, как вам угодно, - отвечаю Я.
     - Ќет,  что вы  больше  любите, господин лейтенант? ’олько, пожалуйста,
без церемоний, прошу вас.
     - ’огда кофе, если можно, - решаюсь Я, с радостью отмечаЯ про себЯ, что
голос мой звучит почти твердо.
     ‘воим  деловым вопросом  эта смуглаЯ  девушка чертовски  ловко  помогла
преодолеть  натЯнутость.  Ќо как безжалостно  с ее стороны тут же  выйти  из
комнаты, чтобы отдать распорЯжение слуге, - ведь Я  остаюсь с глазу  на глаз
со своей жертвой, да, неприЯтное положение. Ќадо что-то сказать, a tout prix
[во что  бы то ни стало  (фр.)] завЯзать разговор. Ќо в горле застрЯл-комок,
да и взглЯд у менЯ,  наверное, несколько смущенный, так как Я не осмеливаюсь
посмотреть  в  сторону кресла: не  дай  бог, она  подумает, что  Я глЯжу  на
одеЯло,  прикрывающее  ее больные ноги. Љ счастью, она  владеет  собой лучше
менЯ  и начинает разговор  нервно-возбужденным тоном, который  длЯ менЯ пока
еще внове:
     -  Ќо  присЯдьте же, господин лейтенант.  Џодвиньте к себе кресло,  вот
это.  € почему вы  не  снимете  саблю?  ‚едь мы же не собираемсЯ  воевать...
Џоложите ее... вон туда, на стол или на подоконник, все равно, куда хотите.
     џ придвигаю кресло, пожалуй, чересчур старательно. Њне все еще никак не
удаетсЯ  придать  своему  взглЯду  желательную  непринужденность.  Ќо   ќдит
энергично приходит мне на помощь.
     -  џ  еще  не   поблагодарила  вас   за  те  прелестные  цветы...   они
действительно  прелестны,  вы только посмотрите,  как они хороши  в  вазе. €
потом...   потом   Я   должна   извинитьсЯ   перед   вами   за  мою   глупую
несдержанность... Я  вела себЯ  просто ужасно... всю ночь не могла  заснуть:
так мне было стыдно. ‚едь вы и не думали менЯ обидеть...  откуда же вам было
знать? €  кроме того... - она вдруг отрывисто засмеЯлась, -  кроме  того, вы
угадали  мое самое сокровенное  желание...  ведь Я  нарочно села  так, чтобы
видеть  танцующих, и, как раз  когда вы  подошли, мне больше  всего на свете
хотелось потанцевать... Я просто без ума от танцев. џ  могу часами смотреть,
как  другие  танцуют,  -  смотреть так, что начинаю  чувствовать  каждое  их
движение...  правда, правда. € тогда мне начинает казатьсЯ, что это танцую Я
сама, что это Я легко и  свободно кружусь в вальсе... ‚едь прежде, ребенком,
Я хорошо  танцевала и очень любила танцевать... и теперь  мне  часто  снЯтсЯ
танцы. „а, как это ни глупо, но Я танцую во сне, и... может быть, длЯ папы и
лучше, что у менЯ от... что  со мной так  случилось,  иначе  Я бы  навернЯка
убежала из дому и стала балериной... ќто моЯ самаЯ большаЯ страсть. џ всегда
думала:  как  это,  должно  быть,  чудесно  своими  движениЯми,  всем  своим
существом каждый вечер привлекать,  волновать, покорЯть  сотни людей... это,
должно быть, великолепно!.. Љстати,  чтоб  вы знали,  какаЯ Я сумасбродка, -
ведь Я собираю  фотографии великих балерин. “  менЯ  есть карточки их всех -
‘агарэ, Џавловой, Љарсавиной, во всех ролЯх и позах. Џодождите, Я вам сейчас
покажу  их...  они  лежат  в  шкатулке... вон  там  у камина...  в китайской
шкатулке... - Ћт нетерпениЯ ее  голос внезапно стал резким. - „а нет, не та,
слева около книг... ну какой же вы неповоротливый!.. „а, вот эта! (џ наконец
отыскал шкатулку и принес ее.) ’а, что сверху, - самаЯ моЯ любимаЯ карточка:
Џавлова - умирающий лебедь... Ђх, если б Я  только могла поехать, увидеть ее
хоть разок, это был бы счастливейший день в моей жизни!
     ‡аднЯЯ  дверь,  через  которую   вышла  €лона,  медленно   открываетсЯ.
Џоспешно,  словно  застигнутаЯ  на  месте  преступлениЯ,   ќдит  захлопывает
шкатулку, слышитсЯ резкий, сухой щелчок. …е слова звучат как приказ:
     - Џри них ни слова о том, что Я вам говорила! Ќи слова!
     —еловек, осторожно приоткрывший  дверь,  оказываетсЯ  старым  слугой  с
аккуратными  седыми  бакенбардами  а-лЯ  ”ранц-€осиф;  вслед  за  ним  €лона
вкатывает богато сервированный чайный столик. Ќалив кофе,  она подсаживаетсЯ
к нам, и Я сразу же  начинаю  чувствовать себЯ увереннее. †еланный повод длЯ
разговора дает  большущаЯ  ангорскаЯ  кошка, котораЯ неслышно  проскользнула
сюда вместе  со столиком и теперь доверчиво третсЯ о мои ноги.  џ восхищаюсь
кошкой,  потом начинаютсЯ расспросы:  сколько времени Я уже здесь и как  мне
живетсЯ в гарнизоне, не  знаю ли Я  лейтенанта такого-то,  часто  ли бываю в
‚ене,  -  невольно  завЯзываетсЯ  обычнаЯ  легкаЯ  беседа,  в  ходе  которой
незаметно  тает первоначальнаЯ  скованность. Џостепенно  Я  даже отваживаюсь
искоса  посматривать на девушек, они  совершенно  не похожи  друг  на друга:
€лона   -   уже  настоЯщаЯ  женщина,   сформировавшаЯсЯ,   цветущаЯ,  полнаЯ
чувственной  теплоты и здоровьЯ; рЯдом с нею ќдит выглЯдит девочкой,  в свои
семнадцать  -  восемнадцать лет  она кажетсЯ все  еще незрелой. “дивительный
контраст: с  одной  хотелось  бы танцевать, целоватьсЯ, другую - побаловать,
как  больного ребенка, приласкать, защитить  и  прежде всего утешить. €бо от
всего  ее  существа  исходит какое-то  странное  беспокойство.  Ќи  на  одно
мгновение ее лицо не остаетсЯ спокойным; она смотрит то вправо, то влево, то
вдруг всЯ напрЯгаетсЯ, то, словно в изнеможении, откидываетсЯ назад;  так же
нервозно она и разговаривает - всегда отрывисто,  стаккато,  без пауз.  Ѓыть
может,  думаю Я,  эта  несдержанность  и  беспокойство  как  бы компенсируют
вынужденную неподвижность ног или же ее  жестам и речи придает  порывистость
постоЯннаЯ легкаЯ лихорадка. Ќо  у менЯ мало времени длЯ наблюдений.  ‘воими
быстрыми  вопросами и живой,  стремительной манерой разговора она  полностью
приковывает  к себе внимание; неожиданно длЯ себЯ Я  оказываюсь  втЯнутым  в
интересную, увлекательную беседу.
     ’ак проходит  час, а быть может,  и полтора. ‚друг из гостиной бесшумно
поЯвлЯетсЯ  чьЯ-то фигура; кто-то выходит  так осторожно,  словно боитсЯ нам
помешать. ќто Љекешфальва.
     - ‘идите,  сидите, пожалуйста, - останавливает  он  менЯ,  видЯ,  что Я
собираюсь встать,  и, наклонившись, касаетсЯ губами лба  дочери. Ќа  нем все
тот же черный сюртук с белой  манишкой и старомодный галстук  (Я ни разу  не
видел  его  одетым иначе); пристальный  взглЯд за стеклами очков делает  его
похожим на врача.  € действительно, он осторожно подсаживаетсЯ к ќдит, будто
врач к постели больного. ‘транно, с того  момента,  как  он  вошел,  на  нас
словно  повеЯло  грустью.  Џытливые и нежные взглЯды,  которые  он времЯ  от
времени робко бросает на дочь, гасЯт и приглушают ритм  нашей непринужденной
болтовни.  ‚скоре  Љекешфальва сам  замечает наше смущение и  делает попытку
оживить разговор. Ћн тоже расспрашивает менЯ  о службе, о ротмистре, о нашем
прежнем полковнике, который перешел  в военное министерство. Ћн обнаруживает
поразительную осведомленность  во всех перемещениЯх  в нашем полку за многие
годы,  и не  знаю почему, но  мне  кажетсЯ, что  он с  каким-то определенным
намерением подчеркивает свое близкое знакомство со старшими офицерами.
     …ще десЯть минут, думаю, и Я  скромно откланЯюсь. Ќо  тут снова  кто-то
тихо стучитсЯ  в дверь;  бесшумно,  словно  босиком, входит  слуга и  что-то
шепчет ќдит на ухо. Ћна тотчас вспыхивает.
     - Џусть подождет. €ли нет: передайте ему, чтобы сегоднЯ он оставил менЯ
в покое. Џусть убираетсЯ, он мне не нужен.
     Њы все смущены ее горЯчностью. џ поднимаюсь, досадуЯ, что засиделсЯ. Ќо
она прикрикивает на менЯ так же бесцеремонно, как и на слугу:
     - Ќет, останьтесь! ‚се это ерунда.
     ‘обственно,  ее повелительный тон  свидетельствует  о  невоспитанности.
Ћтец,  видимо,  тоже  испытывает  мучительную  неловкость, он  беспомощно  и
озабоченно увещевает ее:
     - Ќо, ќдит...
     €  вот - то ли по испугу отца, то ли по моей растерЯнности -  она вдруг
сама чувствует, что не совладала с собой, и неожиданно обращаетсЯ ко мне:
     - €звините менЯ, но ‰озеф действительно мог бы подождать и не врыватьсЯ
сюда. Ќичего  особенного,  просто  ежедневнаЯ  пытка  -  массажист,  который
занимаетсЯ со мной гимнастикой. —истейшаЯ ерунда  - раз-два, раз-два, вверх,
вниз,  вверх - и в  один прекрасный день Я здорова. Ќовейшее открытие нашего
дорогого доктора, а на самом  деле ничего, кроме лишних мучений. Ѓесполезно,
как и все остальное.
     Ћна вызывающе смотрит на отца, точно обвинЯЯ  его. ‘тарик смущенно (ему
стыдно передо мной) наклонЯетсЯ к ней.
     - Ќо, дитЯ мое... ты действительно думаешь, что доктор Љондор...
     Ћн тут  же  умолкает,  потому  что губы  ќдит  начинают дрожать, тонкие
ноздри  раздуваютсЯ.  ’очь-в-точь как  тогда,  вспоминаетсЯ  мне,  и  Я  уже
опасаюсь  нового  приступа,   но  она,  неожиданно  покраснев,  смирЯетсЯ  и
произносит ворчливым тоном:
     - Ќу ладно, так и быть,  пойду. •отЯ все это ни к чему, совершенно ни к
чему. €звините, господин лейтенант, надеюсь, что скоро увижу вас снова.
     џ кланЯюсь и собираюсь уходить. Ќо она уже опЯть передумала.
     - Ќет, побудьте с папой, когда Я промарширую в другую комнату.
     ‘лово "промарширую" она произносит резко и отрывисто, как угрозу. Џотом
она берет  со стола маленький бронзовый колокольчик и звонит; лишь позднее Я
заметил,  что  в  этом  доме  на  всех  столах  были  под   рукой  такие  же
колокольчики,   чтобы  она   в  любой  момент  могла   кого-нибудь  позвать.
Љолокольчик звенит резко и пронзительно. ’отчас же поЯвлЯетсЯ слуга, который
незаметно удалилсЯ во времЯ ее вспышки.
     - Џомоги мне! -  приказывает  она и отбрасывает  меховое  одеЯло. €лона
склонЯетсЯ к ней  и что-то  шепчет, но ќдит раздраженно  обрывает подругу: -
Ќет, ‰озеф только поможет мне приподнЯтьсЯ. џ пойду сама.
     ’о, что  затем происходит, ужасно. ‘луга  наклонЯетсЯ и, Явно заученным
движением взЯв под мышки  легкое тело, поднимает ее. ‚став на ноги и держась
за спинку кресла,  она вызывающе глЯдит на каждого из нас по  очереди, потом
хватает костыли,  которые  были спрЯтаны под одеЯлом, опираетсЯ  на них,  и,
закусив  губы,  выбрасывает тело вперед.  ’ук-тук, ток-ток - качаЯсь, волоча
ноги, скрючившись, словно карга, она тащитсЯ через  комнату, а слуга, широко
расставив руки, следует по  пЯтам, готовый  в любую  секунду  подхватить ее,
если она поскользнетсЯ или ослабеет.  ’ут-тук, ток-ток, еще шаг, еще один, и
каждый раз что-то негромко звЯкает  и скрипит, как металл и  натЯнутаЯ кожа:
наверно,  она  -  Я  не  осмеливаюсь  смотреть на  ее  бедные  ноги -  носит
какие-нибудь  специальные  приспособлениЯ.  ‘ловно  тисками, сдавливает  мне
грудь,  пока Я наблюдаю этот  "форсированный марш", - Я сразу понЯл, что она
нарочно не  позволила  отвезти себЯ  в кресле  или помочь ей:  она  пожелала
продемонстрировать  всем нам,  в том  числе  и  мне, особенно мне,  что  она
калека.  €з  какой-то  непостижимой жажды  мести,  порожденной отчаЯнием, ей
хочетсЯ,  чтобы  мы  терзались ее мукой; она стремитсЯ  причинить  нам боль,
обвинить в, своем  несчастье нас,  здоровых, а не бога.  Ќо чем грубее  этот
вызов,  тем острее  Я  чувствую  - в тысЯчу раз  острее, чем  тогда, когда Я
поверг ее в смЯтение, пригласив танцевать, - как безгранично страдает она от
своей беспомощности. Ќаконец - прошла целаЯ вечность, - с невероЯтным трудом
перебрасываЯ  всю  тЯжесть  своего  слабого, измученного, худенького тела  с
одного костылЯ на другой, ќдит проковылЯла несколько шагов до двери.  “ менЯ
недостает мужества хоть  один-единственный раз прЯмо  взглЯнуть  на нее. €бо
безжалостный, сухой стук костылей,  сопровождающий  каждый  ее шаг,  скрип и
скрежет механизмов,  тЯжелое  прерывистое дыхание  потрЯсают  менЯ до  такой
степени, что сердце готово выскочить из груди. ‡а ней уже закрылась дверь, а
Я, едва дыша,  все еще  напрЯженно прислушиваюсь, как  постепенно удалЯютсЯ,
пока наконец не затихают совсем, эти страшные звуки.
     €  только  когда  наступает полнаЯ тишина, Я осмеливаюсь поднЯть глаза.
‘тарик (Я  заметил  это  не  сразу)  отошел  к  окну  и  стоит,  внимательно
всматриваЯсь в даль,  пожалуй, слишком внимательно.  Џротив света виден лишь
его  силуэт, но  Я все же различаю,  как вздрагивают  поникшие плечи.  € он,
отец,  который  каждый  день видит  мучениЯ  своей,  дочери, раздавлен  этим
зрелищем, как и Я.
     ‚оздух в комнате, казалось, застыл. —ерез несколько минут темнаЯ фигура
наконец поворачиваетсЯ и, неуверенно ступаЯ, словно по скользкому льду, тихо
подходит ко мне.
     - Џожалуйста, не обижайтесь  на девочку, господин лейтенант, если она и
была немного резка... ведь  вы не знаете, чего только не пришлось ей вынести
за  все  эти годы... Љаждый раз что-нибудь новое, а  дело движетсЯ медленно,
страшно  медленно.  Ћна  терЯет  всЯкое  терпение,  Я  понимаю  ее.  Ќо  что
поделаешь? ‚едь нужно все испробовать, все.
     ‘тарик остановилсЯ у чайного столика. Ћн говорит, не глЯдЯ на менЯ, его
глаза,  полуприкрытые серыми веками,  неподвижно  устремлены вниз.  ‘ловно в
забытьи, берет он из открытой сахарницы кусок сахару, вертит его в пальцах и
кладет обратно;  в эту минуту он похож  на пьЯного. …го взглЯд все еще никак
не  может  оторватьсЯ от столика, будто что-то  особенное приковало  там его
внимание. Ћн опЯть машинально  берет  ложку,  затем  кладет  ее  и  начинает
говорить, как бы обращаЯсь к этой ложке.
     -  …сли б вы знали, какой была  девочка раньше! –елый день она носилась
вверх и вниз по  всему  дому  так, что нам просто становилось не  по себе. ‚
одиннадцать лет она галопом  скакала  на своем пони  по лугам, никто  не мог
догнать ее. Њы,  моЯ  покойнаЯ  жена  и  Я,  часто боЯлись за  нее  -  такой
отчаЯнной она была, такой озорной,  подвижной... Ќам всегда  казалось, стоит
только ей раскинуть руки, и она  взлетит... и вот именно с  ней должно  было
случитьсЯ такое, именно с ней...
     …го  голова,  покрытаЯ  редкими  седыми волосами, опускаетсЯ  еще ниже.
Ќервные  пальцы  по-прежнему беспокойно шарЯт по столу, задеваЯ разбросанные
предметы;  вместо  ложки  они схватили  теперь  сахарные щипцы и  чертЯт ими
какие-то загадочные письмена (Я  знаю: это  стыд, смущение, он просто боитсЯ
посмотреть мне в глаза).
     -  € все же  как легко даже теперь развеселить ее! ‹юбой пустЯк  радует
ее, как  ребенка.  Ћна  может  смеЯтьсЯ всЯкой  шутке  и восхищатьсЯ  каждой
интересной  книгой.  …сли б  вы  видели, в каком восторге  она  была,  когда
принесли ваши цветы,  она  перестала мучитьсЯ мыслью,  что обидела вас... ‚ы
даже не подозреваете, как  тонко она все чувствует... она  воспринимает  все
гораздо острее, чем мы с вами. џ  уверен, что  и сейчас никто так  сильно не
переживает   случившегосЯ,   как  она   сама...   Ќо  можно  ли   без  конца
сдерживатьсЯ...  откуда  ребенку  набратьсЯ  терпениЯ,  если  все  идет  так
медленно! Љак может он" оставатьсЯ спокойной,  если бог  так несправедлив  к
ней, а  ведь  она ничего  не  сделала  плохого...  никому ничего  не сделала
плохого...
     Ћн  все  еще  пристально смотрит на  воображаемые  фигуры, которые  его
дрожащаЯ  рука  нарисовала  сахарными  щипцами. € вдруг,  будто  испугавшись
чего-то, бросает  щипцы на стол.  ЉажетсЯ, он словно очнулсЯ и только сейчас
осознал,  что разговаривает не с самим  собой,  а  с  совершенно посторонним
человеком.  ‘овсем  другим  голосом,  твердым,  но  глуховатым,  он  неловко
извинЯетсЯ передо мной.
     - Џростите,  господин  лейтенант...  как  могло  случитьсЯ, что  Я стал
утруждать вас своими заботами! ќто просто  потому...  просто что-то нашло на
менЯ... и... Я только собиралсЯ объЯснить  вам... Њне не  хотелось бы, чтобы
вы плохо думали о ней... чтобы вы...
     Ќе знаю,  как набралсЯ Я смелости прервать его смущенную речь и подойти
к нему. Ќо  Я вдруг обеими руками взЯл руку старого чужого  мне человека.  џ
ничего  не  сказал.  џ  только  схватил  его  холодную, исхудалую,  невольно
дрогнувшую  руку и  крепко  пожал  ее.  Ћн  удивленно  поднЯл  глаза,  и  за
сверкнувшими стеклами  очков Я увидел его неуверенный взглЯд, робко искавший
встречи  с моим. џ боЯлсЯ,  что  он  сейчас что-нибудь скажет. Ќо он молчал;
только черные  зрачки становились все  больше  и  больше, словно  стремились
расширитьсЯ  до бесконечности. џ почувствовал, что мною овладевает  какое-то
новое, незнакомое волнение,  и, чтобы не поддатьсЯ ему, торопливо поклонилсЯ
и вышел.
     ‚ вестибюле слуга  помог  мне надеть шинель. Ќеожиданно  Я почувствовал
сквознЯк.  „аже  не   оборачиваЯсь,   Я  догадалсЯ,  что   старик,  движимый
потребностью  поблагодарить  менЯ,  вышел  следом за мной и  стоит  сейчас в
дверЯх.  Ќо Я  боЯлсЯ расчувствоватьсЯ. ‘делав  вид,  что не заметил  его, Я
поспешно, с сильно бьющимсЯ сердцем покинул этот несчастный дом.
     Ќа следующее утро, когда легкий туман еще висит над домами и все ставни
закрыты, оберегаЯ сон горожан, наш эскадрон, как обычно, выезжает на учебный
плац. ‘начала мелкой рысцой трусим по неровному булыжнику; мои уланы, сонные
и угрюмые, покачиваютсЯ в седлах. ‚скоре улицы остаютсЯ позади, вот и шоссе;
мы переходим на легкую рысь, а потом сворачиваем направо  - в луга. џ  подаю
своему взводу команду: "ѓалопом, марш!" - и кони, захрапев, рывком бросаютсЯ
вперед. “мные  животные  уже  знают это  славное,  мЯгкое, широкое поле;  их
незачем больше понукать, можно отпустить поводьЯ: едва ощутив  прикосновение
шенкелей, они пускаютсЯ  во всю  прыть. €м  тоже ведома радость напрЯжениЯ и
разрЯдки.
     џ  скачу  впереди. џ  страстно люблю  скачку. џ  чувствую,  как  кровь,
порывистыми толчками поднимаЯсь от бедер, живительным  теплом разливаетсЯ по
вЯлому  телу,  а холодный ветер обвевает щеки  и лоб.  €зумительный утренний
воздух!  Ћн еще  пахнет  ночной росой, дыханием вспаханной  земли,  ароматом
цветущих  полей, и  в то же времЯ  тебЯ обволакивает теплый  пар из трепетно
раздувающихсЯ ноздрей конЯ. ЊенЯ всЯкий раз захватывает этот первый утренний
галоп, он так приЯтно взбадривает одеревеневшее, заспанное тело, что вЯлость
сразу исчезает, точно  душный туман под порывом ветра; от  ощущениЯ легкости
невольно ширитсЯ грудь, и открытым ртом Я пью свистЯщий воздух.
     "ѓалопом! ѓалопом!" € вот уже светлеет взор, обострЯютсЯ чувства,  а за
спиной слышитсЯ ритмичное позвЯкивание сабель, шумное и  прерывистое дыхание
лошадей,  мЯгкое поскрипывание седел и ровнаЯ дробь  копыт.  ‘ловно огромный
кентавр, стремительно мчитсЯ эта слившаЯсЯ  в едином  порыве группа  людей и
коней. ‚перед, вперед, вперед, га