. Љаждое утро в  определенный  час  он  покидает  свое  жилище,
отправлЯетсЯ в город, проводит день в полное  свое  удовольствие  и  вечером
снова неизменно поЯвлЯетсЯ у двери собственного дома, подобно  таинственному
хозЯину †илЯ Ѓлаза. ќгот боров -  из  числа  легкомысленных,  беззаботных  и
равнодушных свиней; у него много знакомых одного с ним  нрава,  -  знакомых,
впрочем,  скорее  шапочных,  поскольку  он  редко  затруднЯет   свою   особу
остановками и обменом  любезностЯми,  а  обычно  бредет,  похрюкиваЯ,  вдоль
водосточной канавы, подбираЯ городские новости и сплетни в виде кочерыжек  и
потрохов и рассказываЯ лишь то, чему был свидетелем его  собственный  хвост,
кстати сказать, весьма короткий, ибо и он  побывал  в  зубах  давних  врагов
нашего борова-собак, которые оставили  от  бедного  хвостика  чуть  побольше
воспоминаниЯ. ќтот боров - республиканец до мозга костей; он  бывает  всюду,
где ему заблагорассудитсЯ, и, вращаЯсь в лучшем обществе, держитсЯ со  всеми
на равной ноге, а пожалуй, что и с чувством превосходства, -  ведь  при  его
поЯвлении все  расступаютсЯ  и  самые  высокомерные  по  первому  требованию
уступают ему тротуар. Ћн великий философ, и  его  редко  что-либо  тревожит,
кроме упомЯнутых выше собак. Џравда, иногда  вы  можете  заметить,  как  его
маленькие глазки вспыхивают при виде туши зарезанного  приЯтелЯ,  украшающей
вход в лавку мЯсника; "’акова жизнь: всЯкаЯ плоть - свинина,  -  ворчит  он,
снова зарываетсЯ пЯтачком в грЯзь и бредет вперевалку вдоль  канавы,  утешаЯ
себЯ мыслью, что теперь, во всЯком случае, среди  охотников  за  кочерыжками
стало одним рылом меньше.
     Ћни - городские мусорщики,  эти  свиньи.  Ќу  и  безобразнаЯ  же,  надо
сказать, скотина: по большей части у них костлЯвые бурые спины,  похожие  на
крышки старых сундуков, из обивки которых торчит  конский  волос,  и  сплошь
покрытые какими-то весьма неаппетитными черными пЯтнами. Ќоги у них длинные,
тощие, а рыла такие острые, что, если бы уговорить одну из них позировать  в
профиль, никто не признал бы в ней сходства со свиньей. Ћ них никто  никогда
не заботитсЯ, не кормит их, не загонЯет и не ловит; с  раннего  детства  они
предоставлены   самим   себе,   что   развивает   в    них    необыкновенную
сообразительность. ЉаждаЯ свиньЯ отыскивает свое жилье куда лучше, чем  если
бы ей кто-либо его указывал. ‚ этот  час,  перед  наступлением  тьмы,  можно
видеть, как они десЯтками бредут на покой, всю дорогу, до самой  послед  ней
минуты, не переставаЯ жрать. €ногда какой-нибудь объевшийсЯ или затравленный
собаками юнец  понуро  трусит  домой,  точно  блудный  сын;  но  это  редкое
исключение:   их   отличительные   черты    -    полнейшее    самообладание,
самоуверенность и непоколебимое спокойствие.
     Ќа улицах и в магазинах теперь зажглись огни. и когда вы смотрите вдоль
нескончаемого  проспекта,  унизанного  Яркими  Язычками  газа,  вспоминаетсЯ
Ћксфордстрит или Џикадилли.  ’о  тут,  то  там  несколько  широких  каменных
ступеней ведут в подвал, и цветной фонарик указывает вам путь в  салун,  где
играют в шары, или в кабачок с кегельбаном, - кстати, в кегли  здесь  играют
на десЯть фигур, и игра эта требует и ловкости и удачи; она была изобретена,
когда конгресс принЯл закон, запретивший игру в обыкновенные кегли на девЯть
фигур. “ других лестниц, ведущих вниз, висЯт другие фонарики, призывающие  в
устричный погребок, - местечко, сказал бы Я, весьма приЯтное,  и  не  только
потому,  что  здесь  отменно  приготовлЯют  устрицы,  величиной  чуть  не  с
тарелочку длЯ сыра, но еще и потому, что изо всех пожирателей рыбы, мЯса или
птицы  в  этих  широтах  только  у  глотателей  устриц  отсутствует  стадный
инстинкт: уподоблЯЯсь ракушкам, которые им приходитсЯ вскрывать, и  подражаЯ
замкнутости устриц, которые составлЯют их пищу, они сидЯт поодиночке в нишах
с задернутыми занавесЯми и задают пиры на двоих, а не на двести персон.
     Ќо какаЯ  тишина  на  улицах!  ђазве  нет  здесь  бродЯчих  музыкантов,
играющих на духовых или струнных инструментах? Ќи единого. ђазве днем  здесь
не  бывает  представлений  петрушки,  марионеток,  дрессированных   собачек,
жонглеров, фокусников, оркестрантов или хотЯ бы шарманщиков?  Ќет,  никогда.
‚прочем, помнитсЯ, одного Я видел: шарманщика  с  обезьЯнкой  -  игривой  по
натуре,  но  быстро  превратившейсЯ   в   вЯлую,   неповоротливую   обезьЯну
утилитарной школы *. Ћбычно же ничто не оживлЯет улиц: тут не встретишь даже
белой мыши в вертЯщейсЯ клетке.
     Ќеужели здесь нет развлечений? Љак же, есть. ‚он там,  через  дорогу  -
лекционный зал, откуда вырываютсЯ снопы света, и потом трижды в неделю, а то
и чаще бывают  вечерние  богослужениЯ  длЯ  дам.  „лЯ  молодых  джентльменов
существуют контора, магазин и бар; последний, как вы можете  удостоверитьсЯ,
заглЯнув в эти окна, порЯдком набит. ’рах! ‘тук молотка, разбивающего лед, и
освежающее шуршанье раздробленных кусочков, когда при сбивании коктейлей они
перемещаютсЯ из стакана в стакан. Ќикаких развлечений? Ђ что же,  по-вашему,
делают эти сосатели сигар и поглотители крепких напитков, чьи шлЯпы  и  ноги
занимают  самые  разнообразные  и  неожиданные   положениЯ,   -   разве   не
развлекаютсЯ? Ђ пЯтьдесЯт газет, заголовки которых выкрикивают на всю  улицу
эти  преждевременно   повзрослевшие   пострелЯта   и   которые   старательно
подшиваютсЯ здешними жителЯми, - разве это не развлечение? € не какое-нибудь
пресное, водЯнистое развлечение,  -  вам  преподноситсЯ  крепкий,  добротный
материал: здесь не брезгуют ни клеветой, ни оскорблениЯми; срывают  крыши  с
частных домов, словно •ромой бес в  €спании;  *  сводничают  и  потворствуют
развитию порочных наклонностей всЯкого рода и набивают  наспех  сострЯпанной
ложью самую ненасытную из  утроб;  поступки  каждого  общественного  деЯтелЯ
объЯснЯют самыми низкими и гнусными побуждениЯми; от недвижного, израненного
тела политики отпугивают  всЯкого  самаритЯнина,  приближающегосЯ  к  ней  с
чистой совестью  и  добрыми  намерениЯми;  с  криком  и  свистом,  под  гром
аплодисментов тысЯчи грЯзных рук выпускают на подмостки отъЯвленных гадов  и
гнуснейших хищников. Ђ вы говорите, что нет развлечений!
     „авайте снова пустимсЯ в путь:  пройдем  сквозь  эти  дебри,  именуемые
отелем, нижний этаж которого заполнен  магазинами,  -  он  напоминает  театр
где-нибудь на континенте или ‹ондонскую оперу, только без колонн, и окунемсЯ
в толпу на ”айв-Џойнтс. Ќо, во-первых, необходимо взЯть с собою длЯ  эскорта
этих двух полицейских, в которых, даже встретив их в великой пустыне,  сразу
признаешь энергичных, хорошо вымуштрованных офицеров. ‚идно, и в самом  деле
известный род деЯтельности, где бы ею ни занимались, накладывает на человека
определенный отпечаток. ќти двое вполне могли  бы  быть  зачаты,  рождены  и
выращены на Ѓоу-стрит *.
     Ќи днем, ни ночью мы нигде не встречали нищих, но всЯких других  бродЯг
- великое множество. Ѓедность, нищета и порок пышно процветают там, куда  мы
сейчас направлЯемсЯ.
     ‚от оно, это переплетение узких улиц, разветвлЯющихсЯ направо и налево,
грЯзных и зловонных. ’акаЯ жизнь, какою живут на этих улицах, приносит здесь
те же плоды, что и в любом другом месте. “ нас на родине, да и во всем мире,
можно встретить грубые, обрюзгшие лица, что глЯдЯт на вас с  порога  здешних
жилищ. „аже сами дома преждевременно состарились от  разврата.  ‚идите,  как
прогнулись подгнившие балки и как  окна  с  выбитыми  или  составленными  из
кусочков стеклами глЯдЯт на мир хмурым, затуманенным взглЯдом, точно  глаза,
поврежденные в пьЯной драке. Њногие из уже знакомых нам свиней живут  здесь.
Ќе удивлЯютсЯ ли они иной раз, почему их хозЯева ходЯт на двух ногах,  а  не
бегают на четвереньках? € почему они говорЯт, а не хрюкают?
     Џочти каждый и? домов, которые мы до сих пор видели, представлЯет собой
таверну с  низким  потолком;  стены  баров  украшены  цветными  литографиЯми
‚ашингтона, английской королевы ‚иктории  *  и  изображениЯми  американского
орла. Њежду углублениЯми, в которых стоЯт бутылки, вкраплены кусочки зеркала
и цвет ной бумаги, так как даже здесь в какой-то мере чувствуетсЯ  любовь  к
украшениЯм. € поскольку  завсегдатаи  этих  притонов  -  морЯки,  на  стенах
красуетсЯ  с  десЯток  картинок  на  морские  сюжеты:  прощание  матроса   с
возлюбленной, портреты “ильЯма из баллады и его черноокой ‘ьюзен *, храброго
контрабандиста “ила “отча, пирата ЏолЯ „жонса  и  тому  подобных  личностей;
королева ‚икториЯ вкупе с ‚ашингтоном изумленно взирают своими нарисованными
глазами  на  эту  странную  компанию  и  на  те  сцены,  которые   частенько
разыгрываютсЯ в их присутствии.
     —то это за место, куда ведет эта убогаЯ улица? Њы  выходим  на  подобие
площади, окруженной домами, словно изъеденными проказой; в иные из них можно
войти, лишь поднЯвшись по шаткой деревЯнной лестнице, пристроенной  снаружи.
—то там, за  этими  покосившимисЯ  ступенЯми,  которые  скрипЯт  под  нашими
ногами? “богаЯ комнатенка, освещеннаЯ тусклым светом  единственной  свечи  и
лишеннаЯ каких-либо удобств, если  не  считать  тех,  которые  предоставлЯет
обитателю жалкаЯ постель. “  постели  сидит  человек;  опершись  локтЯми  на
колени, он сжал ладонЯми виски.
     - —ем болен? - спрашивает полицейский, входЯ первым.
     - ‹ихорадка, - угрюмо отвечает человек, не поднимаЯ головы.
     Њожете себе представить, какие картины проносЯтсЯ в лихорадочном  мозгу
больного в подобном месте!
     Џоднимитесь в непроглЯдной тьме по этой лестнице, только, смотрите,  не
оступитесь: тут может не хватать одной из расшатанных ступенек, -  и  ощупью
проберитесь вслед за мной в это мрачное логово, куда, видно, не проникает ни
луч света, ни дуновение свежего воздуха. Џодросток негритенок,  пробужденный
ото сна голосом полицейского, - который достаточно  хорошо  ему  знаком,  но
успокоившийсЯ после заверениЯ, что полицейский при шел не по делу,  угодливо
суетитсЯ, стараЯсь зажечь свечу. ‘пичка  вспыхивает  на  мгновение,  освещаЯ
груды пыльных лохмотьев на полу затем огонек гаснет, и наступает еще большаЯ
тьма, чем прежде, если тут вообще применимы степени  сравнениЯ.  Ќегритенок,
спотыкаЯсь, бежит вниз по лестнице Я тотчас  возвращаетсЯ,  прикрываЯ  рукой
неровное пламЯ огарка. € тогда груды лохмотьев начинают шевелитьсЯ, медленно
приподнимаютсЯ, и взору вдруг предстает множество просыпающихсЯ  негритЯнок;
их белые зубы стучат, блестЯщие глаза, моргаЯ от удивлениЯ и страха, смотрЯт
со всех сторон, - словно некое забавное зеркало многократно повторило одно и
то же черное лицо с застывшим на нем выражением изумлениЯ.
     ЏоднимемсЯ теперь с не меньшей осторожностью по  другой  лестнице  (тут
немало западней и ловушек длЯ тех, у кого нет такой надежной охраны,  как  у
нас) и взберемсЯ на самый верх, - голые балки и стропила  перекрещиваютсЯ  у
нас над головой, а безмЯтежнаЯ ночь глЯдит  сквозь  щели  в  крыше.  Ћткроем
дверь одной из этих тесных клеток, набитых спЯщими неграми. Ћго!  „а  у  них
тут разведен огонь и в воздухе пахнет паленым - то ли горЯщей одеждой, то ли
обожженным телом, так близко  они  пристроились  к  жаровне;  комната  полна
ушливых испарений, от которых режет  глаза.  Ћбводим  взглЯдом  это  мрачное
убежище, и видим, как из всех углов выползают  полусонные  существа,  словно
близитсЯ ‘трашный суд и каждаЯ мерзкаЯ  могила  извергает  своего  мертвеца.
‘юда, где даже собаки погнушались бы лечь, крадучись пробираютсЯ  на  ночлег
женщины, мужчины и дети, заставлЯЯ потревоженных крыс отправлЯтьсЯ на поиски
лучшего обиталища.
     …сть в этом квартале тупики и переулки, мощенные грЯзью,  доходЯщей  до
колен; подвалы, где эти люди  плЯшут  и  играют,  -  стены  в  них  украшены
примитивными рисунками, изображающими корабли и крепости, а  также  флаги  и
бесчисленных американских орлов; разрушенные дома, все нутро которых видно с
улицы, а сквозь широкие бреши в стенах просвечивают другие развалины, словно
миру  порока  и  нищеты  нечего  больше  показать;  отвратительные  притоны,
названиЯ которых взЯты из Языка воров  и  убийц.  ‚се,  что  есть  гнусного,
опустившегосЯ и разлагающеюсЯ, - все вы найдете здесь.
     Ќаш проводник, положив руку на щеколду  двери,  ведущей  в  "Ћлмэк"  *,
окликает нас с нижней ступеньки лестницы, - надо спуститьсЯ под землю, чтобы
попасть в зал  фешенебельного  заведениЯ  в  ”айв-Џойпс.  ‡айдем?  ‚едь  это
отнимет у нас не больше минуты.
     Ћго!  €  преуспевает  же  хозЯйка  "Ћлмэка"!  ќто  дебелаЯ  мулатка  со
сверкающими глазами, кокетливо повЯзаннаЯ пестрым платком. Ќе отстает от нее
в щегольстве и сам хозЯин: на нем франтоватаЯ синЯЯ куртка, вроде  тех,  что
носЯт пароходные стюарды; на  мизинце  блестит  толстое  золотое  кольцо,  а
вокруг шеи обвилась золотаЯ цепь от  часов.  Љак  он  рад  нам!  —то  угодно
заказать? ’анец? ‘ию минуту, сэр, - увидите настоЯщую плЯску.
     „ородный черный скрипач и его приЯтель с бубном в руках подходЯт к краю
небольшой эстрады, где они обычно восседают; раздаетсЯ веселаЯ мелодиЯ. ЏЯть
или шесть пар выходЯт на середину под  предводительством  веселого  молодого
негра - души общества и лучшего из известных здесь танцоров. Ћн  то  и  дело
строит рожи, к великому удовольствию всех остальных, а те улыбаютсЯ во  весь
рот. ‘реди танцующих - две  молодые  мулатки  с  большими  черными,  скромно
потупленными глазами; головы их повЯзаны по той же моде, что  и  у  хозЯйки;
они очень смущаютсЯ, - или только прикидываютсЯ смущенными, - словно никогда
раньше  не  танцевали,  и  потому  не  поднимают  глаз  на   присутствующих,
предоставлЯЯ своим кавалерам любоватьсЯ лишь длинными загнутыми ресницами.
     Ќо вот начинаетсЯ  танец.  Љаждый  джентльмен  выстаивает  перед  своей
дамой, сколько ему заблагорассудитсЯ, а его дама  так  же  долго  выстаивает
перед ним, и все  это  длитсЯ  столько  времени,  что  развлечение  начинает
становитьсЯ в тЯгость,  как  вдруг  на  помощь  выскакивает  веселый  герой.
‘крипач тотчас осклабилсЯ и принЯлсЯ  изо  всех  сил  пиликать  на  скрипке;
энергичней забренчал бубен; веселей заулыбались танцоры;  радостней  засиЯло
лицо хозЯйки; живей засуетилсЯ хозЯин; Ярче загорелись даже свечи.  ѓлиссад,
двойной глиссад, шассе и круазе; * он  щелкает  пальцами,  вращает  глазами,
выбрасывает колени, вывертывает ноги, кружитсЯ на носках и на пЯтках,  будто
длЯ него ничего не существует, кроме  ,  их  пальцев,  бьющих  в  бубен;  он
танцует, словно у него две левых ноги, две правых ноги, две деревЯнных ноги,
две проволочных ноги, две пружинных ноги, - всЯкие ноги и никаких ног,  -  и
все ему нипочем. „а разве когда-нибудь, в  жизни  или  в  танце,  награждали
человека таким громом аплодисментов, какие раздались, как только он закончил
танец, закружив до полусмерти свою даму и самого  себЯ,  и,  с  победоносным
видом вскочив на стойку, потребовал чего-нибудь выпить, неподражаемо крЯкнув
при этом, как крЯкают миллионы „жимов Љроу? * “личный воздух,  даже  в  этих
зачумленных  кварталах,  кажетсЯ  свежим  после  удушливой  атмосферы  жилых
помещений; теперь же, когда мы вышли на более широкую улицу,  ветерок  подул
нам в лицо своим чистым дыханием, и звезды снова  стали  Яркими.  ‚от  опЯть
"ѓробница". —асть зданиЯ занимает городскаЯ караульнЯ. Ћна ЯвлЯетсЯ  как  бы
естественным продолжением всего, что мы сейчас видели. Ћсмотрим ее  и  потом
спать.
     Љак! Ќеужели тех, кто лишь нарушил правила, установленные в этом городе
полицией, бросают в такую дыру? Ќеужели мужчины и женщины, может быть,  даже
не повинные ни в  каких  преступлениЯх,  должны  лежать  здесь  всю  ночь  в
полнейшей тьме, в зловонных испарениЯх, окутывающих эту еле мерцающую лампу,
котораЯ освещает нам путь, и дышать этим  гнусным,  отвратительным  смрадом?
‚едь столь непристойное и мерзкое место заключениЯ, как эти клетки, навлекло
бы позор даже на самую деспотическую империю в мире! „а посмотри же на  них,
ты, что видишь их каждый вечер и хранишь ключи от их темницы. ‡наешь ли, что
это такое? ‚идел ты когда-нибудь, как устроены сточные трубы под  городскими
мостовыми, - чем же отличаетсЯ от них этот сток длЯ отбросов человечества, -
разве тем, что нечистоты застаиваютсЯ в нем?
     Ќу, он не знает. “ него в этой камере бывало заперто по  двадцать  пЯть
молодых женщин сразу, и вы даже  не  представлЯете  себе,  какие  попадались
красотки. ђади бога, захлопните дверь, чтоб не видно было жалкого  созданиЯ,
что сидит там сейчас; сокройте от взоров это место, которому по  царЯщему  в
нем пороку, запустению и жестокости не  найти  равного  и  наихудшем  старом
городе …вропы.
     ‚ерно ли, что в этих черных дырах целую ночь держат людей  без  всЯкого
суда? - €менно так. Љараул выставлЯют в семь часов вечера.  ‘удьЯ  открывает
заседание суда в пЯть  часов  утра.  ќто  самый  ранний  час,  когда  первый
арестант может быть освобожден, а если против него  показывает  какой-нибудь
полицейский чин, его не выведут отсюда до девЯти, а то и до десЯти часов.  Ђ
что, если кто-нибудь из арестованных тем временем умрет, - был ведь  недавно
такой случай? ’огда за какой-нибудь час его наполовину  объедЯт  крысы,  как
это и было в тот раз; вот и все.
     —то значит этот оглушительный звон больших колоколов,  грохот  колес  и
крики в отдалении? ќто пожар. Ђ что это за багровый отсвет с другой стороны?
„ругой пожар. Ђ что эго за обуглившиесЯ и почерневшие стены перед нами? „ом,
где был пожар.  Ќе  так  давно  в  одном  официальном  сообщении  достаточно
прозрачно намекалось, что эти пожары  зачастую  не  совсем  случайны  и  что
спекулЯнты и ловкачи извлекают выгоду даже из огнЯ, но как бы  то  ни  было,
прошлой ночью был один пожар, сегоднЯ ночью - два, и можете держать пари  на
сто против ста, что завтра будет по меньшей мере еще  один.  €так,  утешаЯсь
подобными мыслЯми, давайте пожелаем друг другу спокойной ночи  и  отправимсЯ
наверх спать.

     ‚о времЯ моего пребываниЯ в Ќью-‰орке мне довелось  посетить  некоторые
общественные учреждениЯ то ли на ‹онг-Ђйленд, то ли на ђод-Ђйленд *, - точно
не припомню. Ћдним из этих учреждений был приют длЯ  умалишенных.  ‡дание  -
красивое, выделЯющеесЯ своей  широкой  и  нарЯдной  лестницей.  Ћно  еще  не
достроено, но  уже  и  сейчас  достигло  внушительных  размеров  и  занимает
обширную площадь: в нем можно разместить немало пациентов.
     Ќе могу сказать, чтоб  у  менЯ  остались  от  этого  благотворительного
заведениЯ особенно  приЯтные  воспоминаниЯ.  Њногие  палаты  можно  было  бы
содержать в большей чистоте и большем порЯдке; здесь Я не увидел и следа той
благотворной системы, котораЯ произвела на менЯ столь хорошее впечатление  в
других местах: на всем лежал отпечаток томительной  праздности  сумасшедшего
дома, тЯгостный длЯ стороннего наблюдателЯ.  ѓримасы  скорчившегосЯ  в  углу
идиота с длинными растрепанными волосами; невнЯтные  бормотаньЯ  маниака,  с
отвратительным смехом указывающего на что-то  пальцем;  блуждающие  взглЯды,
ожесточенные, дикие лица, лихорадочные движениЯ людей, мрачно кусающих  губы
и руки и грызущих ногти, - все это представало перед вами без всЯкой  маски,
во всем своем неприкрытом безобразии и ужасе. ‚ столовой, пустой,  унылой  и
мрачной комнате с голыми стенами, была заперта одна женщина. “ нее,  сказали
мне, тЯга к самоубийству. …сли  что-нибудь  и  могло  укрепить  ее  в  таком
решении, так это, конечно, невыносимаЯ монотонность подобного существованиЯ.
     ‡релище жуткой толпы, наполнЯвшей эти залы и галереи, до такой  степени
потрЯсло менЯ, что Я постаралсЯ сократить по возможности программу осмотра и
отказалсЯ  посетить  ту  часть  зданиЯ,  где  под  более  строгим   надзором
содержались строптивые и буйные. Ќе сомневаюсь, что джентльмен, стоЯвший  во
главе этого учреждениЯ в то времЯ, о котором Я пишу, был достаточно  сведущ,
чтобы руководить им, и делал все, что мог, дабы оно приносило больше пользы,
но поверите ли, презреннаЯ межпартийнаЯ борьба оказывает влиЯние даже  и  на
это печальное убежище обездоленного и  страдающего  человечества!  Њожно  ли
поверить, что глаза, призванные наблюдать  и  следить  за  блужданием  умов,
пораженных  самым  страшным  несчастьем,  какое  только  может  постичь  род
людской, должны смотреть  на  все  сквозь  очки  той  или  иной  злополучной
политической клики? Њожно  ли  поверить,  что  руководителЯ  подобного  дома
назначают, смещают или заменЯют в зависимости от смены партий у власти и  от
того, в какую сторону поворачиваютсЯ их презренные флюгера? „есЯтки  раз  на
день менЯ поражали мелочные  проЯвлениЯ  того  тупого  и  вредоносного  духа
партийного пристрастиЯ, который свирепствует в Ђмерике, как самум в пустыне,
заражаЯ и отравлЯЯ все, что только есть здорового в  ее  жизни,  но  никогда
мной не овладевало столь глубокое отвращение и безграничное презрение, как в
тот раз, когда Я перешагнул порог нью-йоркского дома длЯ умалишенных.
     Ќеподалеку от этого зданиЯ находитсЯ другое, именуемое „омом призрениЯ,
- иначе говорЯ, местный работный дом. ќто тоже большое учреждение:  когда  Я
был там, в нем жило, кажетсЯ, около тысЯчи беднЯков. Ћно помещалось в  плохо
проветриваемом и  плохо  освещенном  здании,  не  отличавшемсЯ  чистотой,  и
произвело на менЯ, в целом,  крайне  неблагоприЯтное  впечатление.  ‘ледует,
однако, помнить, что в Ќью-‰орке - крупном  торговом  центре,  городе,  куда
стекаютсЯ люди не только изо всех уголков ‘оединенных татов, но и  со  всех
концов света, - всегда масса беднЯков, о которых нужно как-то заботитьсЯ,  и
потому дело призрениЯ здесь свЯзано с  особенными  трудностЯми.  Ќе  следует
также забывать, что Ќью-‰орк - большой город,  а  во  всех  больших  городах
сталкиваетсЯ и сосуществует много зла и добра.
     ’ут же,  поблизости,  расположена  ферма,  где  воспитывают  малолетних
сирот. џ там не был, но полагаю, что дело на ней поставлено хорошо; Я с  тем
большей легкостью могу поверить этому, что знаю, как чтЯт обычно  в  Ђмерике
прекрасные слова молитвы о немощных и сирых.
     ЊенЯ привезли в эти учреждениЯ водой, в лодке, принадлежавшей Ћстровной
тюрьме; на веслах сидели заключенные, одетые в полосатую форму  -  черную  с
бурым, - они были похожи  в  ней  на  облинЯвших  тигров.  ’ем  же  способом
доставили менЯ и в самую тюрьму.
     ќто - стараЯ тюрьма, и в ней только сейчас вводитсЯ уже описаннаЯ  мною
система. џ рад был услышать это, так как тюрьма несомненно  очень  неважнаЯ.
Ћднако  там  стараютсЯ  наилучшим   образом   использовать   все   имеющиесЯ
возможности, и все настолько хорошо устроено, насколько позволЯют условиЯ.
     †енщины работают в сараЯх, специально сооруженных длЯ этой  цели.  …сли
мне не изменЯет памЯть, мастерских длЯ мужчин не  существует,  -  во  всЯком
случае, большинство из них работает  в  каменоломнЯх,  расположенных  совсем
рЯдом. Џоскольку погода была уж очень сыраЯ, работы там не производились,  и
заключенные сидели по камерам. Џредставьте себе эти  камеры,  числом  двести
или триста, и в каждой  заперто  по  человеку:  этот  прильнул  к  двери  и,
просунув руки сквозь решетку, дышит воздухом; вон тот лежит в постели (среди
бела-то днЯ, если помните!), а этот рухнул на пол  и,  словно  дикий  зверь,
уткнулсЯ лбом в прутьЯ решетки. Џредставьте себе, что на  улице  льет  дождь
как из ведра. “становите посредине помещениЯ неизбежную, пышащую жаром печь,
от которой, как от котла ведьмы, подымаютсЯ удушливые испарениЯ. Џрибавьте к
этому букет приЯтных ароматов,  подобных  тем,  которые  исходЯт  от  тысЯчи
покрытых плесенью и насквозь мокрых зонтов и тысЯчи  лоханок  с  разведенным
щелоком, полных недостиранного бельЯ - и перед вами тюрьма, какою она была в
тот день.
     Ђ вот тюрьма штата в ‘инг-‘инге - образцоваЯ, ќта тюрьма, а  также  та,
что в Ћберне, по-видимому, самые крупные,  и  их  можно  считать  наилучшими
образцами описанной ранее системы.
     ‚ другой части города находитсЯ приют длЯ  нравственно-неуравновешенных
- задача этого учреждениЯ исправлЯть молодых преступников, как юношей, так и
девушек, как белых, так и черных, - без различиЯ; их учат полезным ремеслам,
отдают  на  выучку  уважаемым  мастерам  и  превращают  в  достойных  членов
общества. Љак вы увидите, цели этого почтенного заведениЯ те  же,  что  и  у
соответствующего бостонского, - оно обладает  не  меньшими  заслугами  и  не
менее превосходно. ЋсматриваЯ его, Я  вдруг  усомнилсЯ,  достаточно  ли  его
глава знает жизнь и людей и не совершает ли он  большой  ошибки,  обращаЯсь,
как с малыми детьми, с некоторыми девушками, которых во всех отношениЯх -  и
по  годам  и  по  их  прошлому  -  правильнее  назвать  женщинами;  мне  это
определенно показалось крайне нелепым, а если не ошибаюсь, то  и  им  самим.
Ћднако,  поскольку  это  учреждение  находитсЯ  под  постоЯнным   бдительным
надзором целой группы джентльменов большого ума и опыта, дело в нем не может
быть поставлено плохо; и прав ли Я в ќтой маленькой частности, или нет, - не
так уж важно, если мы учтем цели организации и ее заслуги, а  эти  последние
трудно переоценить.
     ‚ дополнение к названным заведениЯм в  Ќью-‰орке  имеютсЯ  превосходные
больницы и  школы,  литературные  объединениЯ  и  библиотеки,  замечательнаЯ
пожарнаЯ команда (что и не удивительно, при наличии столь частой практики) и
благотворительные приюты всех видов и родов. ќй городом  находитсЯ  обширное
кладбище,  -  оно  еще  не  вполне  благоустроено,  но  с  каждым  днем  все
улучшаетсЯ.  ‘амой  грустной  могилой,  какую  Я  там  видел,  была  "Њогила
чужеземца. Ћтведена длЯ городских гостиниц".
     ‚ городе три крупных театра. „ва из них - "Џарк" и "Ѓауэри" *  занимают
большие, изЯщные и красивые зданиЯ, и Я с сожалением вынужден признать,  что
они обычно пустуют. ’ретий - "Ћлимпик" -  крошечнаЯ  коробочка,  где  ставЯт
водевили и фарсы. €м на редкость хорошо руководит мистер Њитчелл, комический
актер редкой самобытности и спокойного юмора, - его прекрасно помнЯт и  чтЯт
лондонские  театралы.  џ  счастлив  сообщить,  что  скамьи  театра,  который
возглавлЯет сей достойный джентльмен, обычно заполнены до отказа  и  в  зале
каждый вечер звучит смех. џ чуть не забыл  о  "Ќибло"  *,  маленьком  летнем
театре с садом, где имеютсЯ всЯкие увеселениЯ,  но  полагаю,  что  и  он  не
составлЯет исключениЯ и так же, как  и  все  театры,  страдает  от  кризиса,
охватившего, к несчастью, "театральную коммерцию" или то,  что  в  шутку  ею
именуетсЯ.
     Њестность вокруг Ќью-‰орка необычайно, чарующе живописна. Љлимат  -  на
что Я уже указывал - более чем теплый. џ не хочу, чтобы у менЯ  или  у  моих
читателей подскочила температура, и потому не буду задаватьсЯ вопросом,  что
бы творилось в Ќью-‰орке, если бы с чудесного залива, на берегу которого  он
расположен, не дул вечерами морской бриз.
     ’он, коего придерживаетсЯ в этом городе лучшее общество, сходен с  тем,
который  царит  в  Ѓостоне;  здесь,  пожалуй,  в  несколько   большей   мере
чувствуетсЯ меркантильный дух, но, в общем, достаточно лоска, утонченности и
неизменного гостеприимства. „ома и стол отличаютсЯ изысканностью;  встают  и
ложатсЯ здесь позднее, нравы несколько свободнее, и здесь, пожалуй,  сильнее
развито соперничество в отношении внешнего вида и умениЯ  выставить  напоказ
богатство и жить на широкую ногу. „амы необычайно красивы.
     Џрежде чем покинуть Ќью-‰орк, Я  принЯл  меры,  чтобы  обеспечить  себе
обратный проезд на пакетботе "„жордж ‚ашингтон", - согласно  объЯвлению,  он
должен был отплыть в июне, именно в том месЯце, когда Я рассчитывал покинуть
Ђмерику, если никакое происшествие не задержит менЯ в моих странствиЯх.
     Ќикогда не думал Я, что, уезжаЯ обратно в Ђнглию, возвращаЯсь ко  всем,
кто мне дорог, и к  моим  занЯтиЯм,  столь  незаметно  ставшим  частью  менЯ
самого, Я буду с такою грустью прощатьсЯ на борту этого  кораблЯ  со  своими
нью-йоркскими друзьЯми, сопровождавшими менЯ в  моих  поездках.  Ќикогда  не
думал Я, что имЯ  города,  столь  далекого  и  столь  недавно  ставшего  мне
знакомым, может оказатьсЯ длЯ  менЯ  свЯзанным  с  таким  множеством  теплых
воспоминаний, какое сейчас теснитсЯ вокруг этого имени. …сть в  этом  городе
люди, чье присутствие сделало бы длЯ менЯ светлым самый темный зимний  день,
какой когда-либо зарождалсЯ и угасал где-нибудь в ‹апландии, и даже мысль  о
родине отошла на задний план, когда Я обменЯлсЯ с ними тем  горьким  словом,
которое сопутствует  всем  нашим  мыслЯм  и  делам,  в  младенчестве  бродит
призраком у нашей колыбели и замыкает на склоне лет перспективу наших дней.

        ѓ‹Ђ‚Ђ VII  

     ”иладельфиЯ и ее одиночнаЯ тюрьма

     Џутешествие из Ќью-‰орка в ”иладельфию совершаетсЯ по железной дороге и
затем на двух паромах; обычно на это уходит часов пЯть-шесть.  Ѓыл  чудесный
вечер, когда мы ехали в поезде; Я  любовалсЯ  Ярким  занЯтом  из  маленького
окошка около двери, у которой мы сидели, как вдруг  внимание  мое  привлекло
некое странное Явление,  наблюдавшеесЯ  в  окнах  вагона  длЯ  джентльменов,
непосредственно впереди нас:  сперва  Я  думал,  что  какие-то  трудолюбивые
пассажиры этого вагона вспарывают  перины  и  выбрасывают  на  ветер  перьЯ.
Ќаконец мне пришло в голову, что они  просто-напросто  плюютсЯ,  как  оно  в
действительности и было; впрочем,  хотЯ  впоследствии  Я  приобрел  солидные
сведениЯ по части слюноиспусканиЯ, Я все же до сих пор не понимаю, как  тому
количеству людей, какое мог  вместить  этот  вагон,  удавалось  поддерживать
столь веселый и безостановочный поток слюны.
     ‚о времЯ этого путешествиЯ Я познакомилсЯ с кротким и скромным  молодым
квакером; * в начале беседы он торжественным шепотом сообщил  мне,  что  его
дед изобрел холодный способ получениЯ касторового масла. џ упомЯнул здесь об
этом обстоЯтельстве, так как  полагаю,  что  то  был  первый  случай,  когда
названное  ценное   лекарство   было   применено   в   качестве   словесного
слабительного.
     Њы прибыли в город  поздно  вечером.  Џрежде  чем  лечь  в  постель,  Я
выглЯнул из окна моей комнаты и  увидел  на  противоположной  стороне  улицы
красивое здание из белого мрамора,  казавшеесЯ  каким-то  особенно  мрачным,
призрачным и наводившее жуть. џ приписал это сумрачному вечернему  освещению
и, встав утром, снова выглЯнул из окна,  надеЯсь  увидеть  в  портале  и  на
ступенЯх группы снующих туда и сюда людей. „вери, однако,  были  по-прежнему
плотно затворены; вокруг царило то же холодное уныние, и, казалось,  лишь  у
мраморной статуи дона ѓусмана * могли быть  какие-то  дела  в  этих  мрачных
стенах. џ поспешил выЯснить, как называетсЯ и  что  представлЯет  собой  это
здание, и тогда Я перестал удивлЯтьсЯ. ќто была гробница  многих  состоЯний,
великие катакомбы капитала, - незабвенный Ѓанк ‘оединенных татов *.
     Џрекращение названным банком платежей и разорительные последствиЯ этого
наложили (как мне все говорили) мрачный отпечаток на ”иладельфию, который не
исчез и по сей день. ‚ этом городе, в  самом  деле,  есть  что-то  унылое  и
безотрадное.
     ѓород этот, в общем, красивый, но угнетающе прЯмолинейный. Џробродив по
нему часа два, Я почувствовал, что готов отдать  весь  мир  за  одну  кривую
улочку. Џод влиЯнием господствующего здесь квакерского духа, воротник  моего
сюртука, казалось, сделалсЯ жестче,  а  полЯ  шлЯпы  -  шире.  ‚олосы  стали
коротенькими и прилизанными,  руки  сами  собой  благочестиво  сложились  на
груди, и помимо моей воли в голову полезли мысли о том, чтобы поселитьсЯ  на
Џарк-лейн близ ђыночной площади и нажить состоЯние на спекулЯции зерном.
     ”иладельфиЯ в изобилии обеспечена свежей  водой:  вода  льетсЯ,  течет,
брызжет и бьет фонтаном отовсюду. ‚одопроводнаЯ  станциЯ,  расположеннаЯ  на
холме, неподалеку от города, соединЯет в себе приЯтное  с  полезным:  вокруг
нее со вкусом разбит общественный сад,  который  содержитсЯ  в  полнейшем  и
наилучшем порЯдке. ‚ этом месте реку перегораживает плотина, и сила  течениЯ
заставлЯет поток устремлЯтьсЯ в глубокие водоемы или резервуары, откуда весь
город, вплоть до верхних этажей домов,  получает  воду  за  самую  ничтожную
плату.
     ‚  городе  имеютсЯ  различные  общественные   учреждениЯ.   ‘реди   них
превосходнаЯ больница - квакерское заведение, но нимало не  придерживающеесЯ
сектантских  взглЯдов  в  своей  большой  и  полезной  деЯтельности;  тихаЯ,
старомоднаЯ библиотека, носЯщаЯ имЯ ”ранклина; *  красивые  зданиЯ  биржи  и
почты и так далее. Љстати, о квакерской больнице  -  длЯ  пополнениЯ  фондов
этого заведениЯ устроена выставка, где висит  картина,  принадлежащаЯ  кисти
“эста *. Ќа ней изображен ‘паситель, исцелЯющий больного,  и  это,  пожалуй,
лучший образец работы названного мастера. ‘читать  ли  такую  характеристику
хорошей или плохой - зависит от вкуса нашего читателЯ.
     ‚ той же комнате висит очень  характерный  и  правдивый  портрет  кисти
мистера ‘алли *, известного американского художника.
     Њое пребывание в ”иладельфии было очень коротким, но тамошнее общество,
- поскольку Я успел с ним познакомитьсЯ,  -  мне  очень  пришлось  по  душе.
ѓоворЯ  о  его  характерных  особенностЯх,  Я  сказал  бы,  что  оно   более
провинциально,  чем  в  Ѓостоне  или  Ќью-‰орке,  и  что  атмосфера  в  этом
прекрасном городе насыщена  вкусами  и  взглЯдами,  напоминающими,  пожалуй,
светские разговоры все на те же темы о експире, да о "Њьюзикал ѓлассиз",  о
которых  мы  читали  в  "‚екфильдском  свЯщеннике".  Ќеподалеку  от   города
находитсЯ   великолепнейшее,    еще    незаконченное    мраморное    здание,
предназначаемое длЯ колледжа „жерарда, - заложил его некий,  ныне  покойный,
джентльмен, носивший это имЯ, обладатель огромного  состоЯниЯ;  если  здание
будет достроено в соответствии  с  первоначальным  замыслом,  оно,  пожалуй,
станет самым пышным сооружением нашего времени.  Ќо  вокруг  завещаниЯ  идет
юридическаЯ   распрЯ,   и,   впредь   до   ее   разрешениЯ,    строительство
приостановлено; таким образом, и это начинание, как и многие другие  великие
начинаниЯ в  Ђмерике,  не  столько  осуществлЯетсЯ  сейчас,  сколько  должно
осуществлЯтьсЯ в ближайшем будущем.
     Ќа окраине выситсЯ  большаЯ  тюрьма  -  "‚осточнаЯ  каторжнаЯ".  ‚  ней
установлен порЯдок, характерный длЯ  штата  ЏенсильваниЯ.  ‡десь  введено  в
систему суровое, строгое и гнетущее одиночное заключение. Џо тому,  как  оно
действует на людей, Я считаю его жестоким и неправильным.
     џ глубоко убежден, что в основе этой системы тюремной дисциплины  лежат
добрые и гуманные намерениЯ, желание исправлЯть людей, - но  Я  уверен,  что
те,  кто  ее  разработал,  равно  как  и  те   благожелательно   настроенные
джентльмены, которые проводЯт ее в жизнь, не ведают что творЯт. Њне кажетсЯ,
лишь очень немногие способны в полной  мере  представить  себе  те  пытки  и
мучениЯ, которые испытывают несчастные, обреченные  долгие  годы  нести  это
наказание; Я сам могу лишь догадыватьсЯ об этом, но, сопоставлЯЯ то,  что  Я
прочел на их лицах, и то, о чем - Я знаю  -  они  умалчивают,  Я  еще  более
утвердилсЯ в своем мнении: тут такие страданиЯ, всю  глубину  которых  могут
измерить лишь сами страдальцы  и  на  которые  ни  один  человек  не  вправе
обрекать себе подобных. џ  считаю  это  медленное,  ежедневное  давление  на
тайные пружины мозга неизмеримо более  ужасным,  чем  любаЯ  пытка,  которой
можно подвергнуть тело; оставлЯемые им  страшные  следы  и  отметины  нельзЯ
нащупать, и они так не бросаютсЯ в глаза, как рубцы на  теле;  наносимые  им
раны  не  находЯтсЯ  на  поверхности  и  исторгаемые  им  крики  не   слышны
человеческому уху, Я тем более осуждаю этот  метод  наказаниЯ  потому,  что,
будучи  тайным,  оно  не  пробуждает  в  сердцах  людей  дремлющее   чувство
человечности, которое заставило  бы  их  вмешатьсЯ  и  положить  конец  этой
жестокости. џ как-то призадумалсЯ, спрашиваЯ себЯ: будь на  то  моЯ  власть,
разрешил ли бы Я применение подобного метода даже в тех случаЯх, когда  срок
заключениЯ крайне короток. Ќо теперь Я торжественно  заЯвлЯю,  что,  имей  Я
любые награды или почести, Я никогда не мог  бы  беззаботно  расхаживать  по
земле днем и ложитьсЯ  спать  ночью,  сознаваЯ,  что  какое-то  человеческое
существо сколько бы то ни было времени должно  томитьсЯ  в  безмолвии  своей
одиночной камеры и что это происходит  в  какой-то,  пусть  самой  ничтожной
мере, с моего ведома и согласиЯ.
     џ прибыл в тюрьму  в  сопровождении  двух  джентльменов  -  официальных
представителей ее начальства и провел там целый день, переходЯ из  камеры  в
камеру  и  разговариваЯ  с  их  обитателЯми.   ‚   мое   распорЯжение   было
предоставлено все, что только могла  подсказать  предельнаЯ  любезность.  Ћт
менЯ ничего не скрывали и не прЯтали, и  все  просимые  мною  сведениЯ  были
сообщены мне прЯмо и откровенно. Ћбразцовый порЯдок,  царЯщий  в  здании,  -
выше всЯких  похвал,  а  в  превосходных  намерениЯх  всех  тех,  кто  имеет
непосредственное отношение к проведению в жизнь этой системы, не  приходитсЯ
сомневатьсЯ.
     Њежду зданием тюрьмы и окружающей его стеной разбит большой сад. ‘квозь
калитку в массивных воротах нас провели по дорожке к центральному корпусу, и
мы вошли в большую  комнату,  из  которой  лучами  расходЯтсЯ  семь  длинных
коридоров. Џо обе  стороны  каждого  из  них  тЯнутсЯ  длинные-длинные  рЯды
низеньких дверок, ведущих в камеры, и на каждой  стоит  номер.  Ќад  ними  -
галереЯ таких же камер, но только, в отличие от камер нижнего  этажа,  перед
этими нет узенького дворика, и сами они  несколько  меньше.  ЏредполагаетсЯ,
что обладание двумЯ камерами на верхнем этаже вознаграждает заключенного  за
отсутствие той скудной порции воздуха и движениЯ,  которую  в  течение  часа
ежедневного получают  обитатели  нижнего  этажа  на  унылой  полоске  двора,
примыкающей  к  месту  их  заключениЯ,  -  поэтому  наверху  каждому  узнику
предоставлЯетсЯ не одна, а две смежные и сообщающиесЯ между собой камеры.
     Љогда стоишь посредине и смотришь вдоль этих мрачных коридоров,  унылый
покой и тишина, парЯщие в них, приводЯт в ужас.  Џорою  слышитсЯ  монотонное
жужжание  челнока  какого-нибудь  одинокого  ткача  или  удары  по   колодке
одинокого сапожника, но толстые стены и тЯжелые двери приглушают все  звуки,
и потому полнейшаЯ тишина кругом кажетсЯ еще более  глубокой.  Ќа  голову  и
лицо каждого заключенного,  как  только  он  вступает  в  этот  дом  скорби,
набрасывают черный капюшон, и под этим  темным  покровом,  символом  завесы,
опустившейсЯ между ним и живым миром, его ведут в камеру, откуда он ни  разу
не выйдет до тех пор, пока полностью не  истечет  срок  его  заключениЯ.  Ћн
ничего не знает о жене и детЯх,  о  доме  и  друзьЯх,  о  жизни  или  смерти
какого-либо живого существа. Љ нему заходЯт лишь тюремщики, - кроме них,  он
никогда не видит человеческого лица и не  слышит  человеческого  голоса.  Ћн
заживо погребен; его извлекут из могилы, когда годы  медленно  свершат  свой
круг, а до той поры он мертв длЯ всего, кроме мучительных тревог  и  жуткого
отчаЯниЯ.
     …го имЯ, его преступление,  срок  его  страданий  -  не  известны  даже
тюремщику, который приносит ему раз в день пищу. Ќа двери его камеры имеетсЯ
номер, и такой же номер стоит в книге, один  экземплЯр  которой  хранитсЯ  у
начальника тюрьмы, а другой  у  духовного  наставника,  -  это  ключ  к  его
истории. Љроме как на этих страницах вы не найдете в тюрьме никаких указаний
на его существование, и, проживи он в одной и  той  же  камере  хоть  десЯть
томительных лет, ему так и не придетсЯ узнать, вплоть до последнего часа,  в
какой части зданиЯ он находитсЯ, какие люди окружают его, и в долгие  зимние
ночи  напрасно  он  будет  томитьсЯ  догадками,  есть  ли  поблизости  живые
существа, или же он заперт в каком-нибудь заброшенном уголке большой  тюрьмы
и от ближайшего собрата по мукам одиночества его отделЯют стены, переходы  и
железные двери.
     “ каждой камеры двойные двери: внешнЯЯ - из крепкого дуба, и еще другаЯ
- железнаЯ решетка, в которой имеетсЯ окошко: через него заключенному подают
пищу. “ него есть  библиЯ,  грифельнаЯ  доска  и  карандаш;  при  соблюдении
определенных условий ему дают и другие специально подобранные книги, а также
перо, чернила и бумагу. …го бритва, тарелка, кружка и тазик висЯт  на  стене
или поблескивают на маленькой полочке.  ‚о  все  камеры  проведена  вода,  и
заключенный может брать ее сколько угодно. Ќа день его койка откидываетсЯ  к
стене, и таким образом в камере становитсЯ просторней длЯ работы. ’ут  стоит
его ткацкий станок, или верстак, или прЯлка, и  тут  он  работает,  спит,  и
пробуждаетсЯ, и отмечает смену времен года, и стареет.
     Џервый узник, которого Я увидел,  сидел  у  своего  ткацкого  станка  и
работал. Ћн пробыл здесь шесть лет и должен был пробыть,  кажетсЯ,  еще  три
года. Ћн был осужден за хранение  краденого,  но  даже  после  стольких  лет
заключениЯ отрицал свою вину, утверждаЯ, что с ним  обошлись  несправедливо.
ќто была его втораЯ судимость.
     Ћн прервал свою работу, когда мы  вошли,  и  снЯл  очки;  на  все  наши
вопросы он отвечал свободно,  но  каждому  ответу  неизменно  предшествовала
какаЯ-то страннаЯ пауза, и говорил он задумчиво, тихим голосом. Ќа голове  у
него была бумажнаЯ шлЯпа собственного изготовлениЯ, и ему было приЯтно,  что
ее замет