или и сказали  о  ней  несколько  слов.  —резвычайно  хитроумно,  из
какой-то совершенной чепухи он изготовил ходики, приспособив бутылку  из-под
уксуса в качестве маЯтника. “видев, что Я заинтересовалсЯ этим изобретением,
он  посмотрел  на  него  с  немалой  гордостью  и  сказал,  что   собираетсЯ
усовершенствовать  его:  он  надеетсЯ,  что  при  помощи  осколка  стекла  и
подвешенного к нему молотка они у него "скоро  заиграют".  Ћн  сумел  добыть
немного краски из прЯжи, над которой работал, и нарисовал  несколько  жалких
фигурок на стене. Ћдну из них - фигуру женщины над дверью, он  назвал  "„ева
озера" *.
     Ћн улыбалсЯ, пока Я  смотрел  на  эти  затеи,  при  помощи  которых  он
старалсЯ скоротать времЯ, но, взглЯнув затем на него, Я увидел, что губы его
дрожат и можно было сосчитать удары его сердца. Ќе помню как, но в разговоре
было упомЯнуто, что у него есть жена. Џри этом слове он  покачал  головой  и
отвернулсЯ, закрыв лицо руками.
     - Ќо теперь вы примирились с этим? - спросил один из джентльменов после
краткой паузы, за времЯ которой заключенный сумел прийти в себЯ.
     - „а, да, конечно! ’еперь Я примирилсЯ с этим, - ответил он со вздохом,
в котором прозвучала полнаЯ безнадежность.
     - € думаете, что исправились?
     - „а, надеюсь, что так... „а, да, конечно, надеюсь, что исправилсЯ.
     - € времЯ идет довольно быстро?
     - ‚ремЯ, господа, очень тЯнетсЯ в этих четырех стенах.
     ѓоворЯ это, он обвел камеру взглЯдом, - боже, с какой тоской! - и потом
вдруг уставилсЯ в одну точку, словно  пытаЯсь  что-то  вспомнить.  Њгновение
спустЯ он тЯжело вздохнул, надел очки и снова принЯлсЯ за работу.
     ‚ другой камере сидел немец, приговоренный за воровство  к  пЯти  годам
заключениЯ, из которых два уже минули. Џри помощи красок, добытых  указанным
выше способом, он довольно красиво разрисовал каждый дюйм стен и потолка.  ‘
удивительной тщательностью он обработал свой клочок земли перед  камерой,  а
посредине сделал грЯдку, котораЯ, кстати говорЯ, была похожа на  могилу.  ‚о
всем он проЯвлЯл совершенно необычайный вкус и изобретательность, и  тем  не
менее трудно было бы представить  себе  более  жалкое,  подавленное,  убитое
горем существо. Ќикогда в жизни  не  видел  Я  подобной  картины  горестного
отчаЯниЯ и упадка духа. џ глЯдел на него, и сердце  мое  обливалось  кровью;
когда же по щекам его покатились слезы и, отведЯ в сторону одного  из  своих
посетителей и дрожащими руками вцепившись в полу его  сюртука,  он  спросил,
ужели нет надежды на смЯгчение безжалостного приговора,  -  Я  почувствовал,
что не в состоЯнии вынести это зрелище. Ќикогда Я не видел  и  не  слышал  о
какой-либо беде, котораЯ  потрЯсла  бы  менЯ  больше,  чем  несчастье  этого
человека.
     ‚ третьей камере находилсЯ  высокий  сильный  негр  гра6итель,  занЯтый
привычным длЯ него делом: он мастерил винты и тому подобные вещи.  ‘рок  его
заключениЯ подходил к концу. Ќегр этот был не только очень ловким вором,  но
славилсЯ к тому же храбростью и отвагой, а также большим числом  судимостей.
Ћн развлекал  нас  длинным  перечнем  своих  подвигов,  повествуЯ  о  них  с
необычайным увлечением: казалось, он и впрЯмь облизываетсЯ, рассказываЯ  нам
красочные истории  об  украденном  серебре,  о  старушках,  за  которыми  он
наблюдал, когда они сидели у окна в своих серебрЯных очках  (он  заприметил,
из какого металла они сделаны, даже стоЯ на другой стороне улицы), и которых
он впоследствии обокрал. ќтот парень при малейшем поощрении  примешал  бы  к
своим профессиональным  воспоминаниЯм  гнуснейшее  ханжество,  но  по  части
лицемериЯ, думаетсЯ, превзошел сам  себЯ,  заЯвив,  что  благословлЯет  день
своего заключениЯ и что теперь уж никогда в  жизни  не  совершит  ни  единой
кражи.
     Ѓыл тут человек, которому в  качестве  особого  снисхождениЯ  разрешили
держать кроликов. Џоскольку от этого  в  его  камере  был  довольно  спертый
воздух, его подозвали к  двери  и  велели  выйти  в  коридор.  Ћн,  конечно,
подчинилсЯ и теперь стоЯл, заслонЯЯ  рукой  глаза,  отвыкшие  от  солнечного
света, который падал через большое окно, - он казалсЯ страшно  изнуренным  и
каким-то не от мира сего, словно выходец из могилы. Ќа груди  у  него  сидел
белый кролик; и когда маленький зверек, соскользнув на пол, убежал обратно в
камеру, а вслед за ним, получив на  то  разрешение,  робко  поплелсЯ  и  его
хозЯин, Я  подумал,  что  было  бы  трудно  сказать,  почему  человек  более
благородное из этих двух животных.
     Ѓыл тут английский вор, отсидевший всего несколько дней из общего срока
в семь лет: это был отвратительный, низколобый, тонкогубый субъект с бледным
лицом; он еще не научилсЯ  радоватьсЯ  посетителЯм,  и  если  бы  не  угроза
дополнительной кары, с удовольствием пырнул бы менЯ  своим  сапожным  ножом.
Ѓыл тут еще один немец,  попавший  в  тюрьму  лишь  накануне,  -  при  нашем
поЯвлении он вскочил с постели и на ломаном английском Языке  стал  умолЯть,
чтобы ему дали работу. Ѓыл тут и поэт, который выполнЯл за день два  дневных
урока - один длЯ себЯ, другой длЯ тюрьмы, а потом писал стихи о кораблЯх (он
был морЯк по профессии), о "пьЯнЯщем кубке"  и  о  своих  друзьЯх  на  воле.
‡аключенных было очень много. Ћдни краснели  при  виде  посетителей,  другие
смертельно бледнели. Џри тЯжело больных - их было двое или трое  -  дежурили
сиделки из заключенных, а за одним толстым старым негром, которому в  тюрьме
ампутировали  ногу,  ходил  ученый-филолог  и  превосходный  хирург  -  тоже
заключенный. Ќа лестнице сидел хорошенький цветной мальчик, занЯтый какой-то
легкой работой.
     - ђазве в ”иладельфии нет приюта длЯ малолетних преступников? - спросил
Я.
     - …сть, но только  длЯ  белых  детей.  ЃлагороднаЯ  аристократиЯ  среди
преступников! Ѓыл тут один морЯк, который отсидел одиннадцать с лишним лет и
через несколько  месЯцев  должен  был  выйти  на  свободу.  Ћдиннадцать  лет
одиночного заключениЯ!
     - ђад слышать, что ваш срок подходит к концу.
     —то говорит он на это? Ќичего. Џочему он  уставилсЯ  на  свои  руки,  и
пощипывает пальцы, и то и дело вскидывает взглЯд на эти голые стены, которые
видели, как поседела его голова? ќто так - находит на него иногда.
     Ќеужели он никогда не смотрит людЯм в лицо и всегда щиплет  свои  руки,
будто хочет содрать кожу с костей? …му так нравитсЯ - только и всего.
     ‚идно, ему так же нравитсЯ говорить, что он не ждет выхода  из  тюрьмы;
что он не радуетсЯ окончанию срока; что он ждал этой минуты когда-то, но это
было очень давно; что он потерЯл всЯкий вкус к чему-либо. …му нравитсЯ  быть
беспомощным, сломленным и раздавленным жизнью существом.  Ќу  что  ж,  видит
бог, он имеет полную возможность следовать своему влечению!
     ‚ соседних камерах сидели три молодые женщины все по одному  делу:  они
покушались сообща обокрасть истца. †изнь в тиши и  одиночестве  облагородила
их лица. Ћни казались очень грустными, и вид их мог бы тронуть до слез  даже
самого сурового посетителЯ, но он не вызывал того  чувства  скорби,  которое
пробуждалось при виде заключенных-мужчин. Ћдна из них была молодаЯ  девушка,
- помнитсЯ, не старше  двадцати  лет;  белоснежные  стены  камеры,  где  она
сидела,  были  украшены  работами  ее  предшественника  по  заключению;   ее
печальное лицо озарЯло Яркое солнце, проникавшее сюда сквозь узенькое окошко
под потолком, в которое виднелась  полоска  Ярко-синего  неба.  ќта  девушка
казалась вполне раскаЯвшейсЯ и спокойной; она сказала,  что  примирилась  со
своей участью (и Я верю ей) и успокоилась.
     - Љороче говорЯ, вы счастливы здесь? - спросил один из моих спутников.
     Ћна сделала над собой усилие, отчаЯнное усилие.  чтобы  ответить  "да",
но, поднЯв глаза и увидев этот кусочек воли  за  окном,  вдруг  разрыдалась,
беднЯжка, и, всхлипываЯ, сказала, что она стараетсЯ быть счастливой, что она
не жалуетсЯ, но понЯтно, иногда ей очень хочетсЯ выйти  из  этой  камеры,  -
"тут уж ничего не поделаешь".
     ‚есь тот день Я ходил из камеры в камеру, и каждое виденное мною  лицо,
каждое слышанное слово или замеченное  обстоЯтельство  и  поныне  мучительно
свежи в моей памЯти. Ќо оставим их и заглЯнем в другую тюрьму, устроенную по
тому же принципу, но производЯщую несколько более  приЯтное  впечатление,  -
она похожа на ту, что Я видел впоследствии в Џитсбурге.
     Џосле того как Я  обошел  ее  примерно  таким  же  образом,  Я  спросил
коменданта, нет ли среди его заключенных кого-нибудь, кто должен скоро выйти
на свободу. Ћн сказал, что есть один, чей срок истекает на  следующий  день,
но что этот человек провел в тюрьме всего два года.
     „ва года! џ мысленно оглЯнулсЯ на прожитые два  года  моей  собственной
жизни -  жизни  на  свободе,  счастливой,  радостной,  полной  благополучиЯ,
комфорта и удачи, - и подумал, какой это в сущности большой срок и какими же
долгими должны быть два года,  проведенные  в  одиночном  заключении.  Џеред
моими глазами до сих пор стоит лицо этого  человека,  которого  должны  были
выпустить на следующий день. Ѓезмерно  счастливое,  оно  едва  ли  не  более
памЯтно мне, чем страдальческие лица остальных. „о чего легко и  естественно
он сказал, что одиночнаЯ система хороша и  времЯ  прошло  "довольно  быстро,
учитываЯ...", и после того как  ты  понЯл,  что  преступил  закон  и  должен
поплатитьсЯ, "кое-как сживаешьсЯ с этим", и так далее.
     - „лЯ чего он вас отозвал и о чем так горЯчо и взволнованно шепталсЯ  с
вами? - спросил Я своего провожатого, когда он, заперев дверь, нагнал менЯ в
коридоре.
     - Ћн боитсЯ, что не сможет выйти на улицу в  своих  башмаках:  подметки
были уже худые, когда он пришел сюда, и он очень просит, чтобы их починили.
     ќти башмаки были снЯты с него и убраны вместе с остальной  его  одеждой
два года тому назад!
     џ воспользовалсЯ случаем, чтобы спросить, как  ведут  себЯ  заключенные
непосредственно перед выходом из тюрьмы, причем высказал предположение,  что
многих, вероЯтно, лихорадит.
     - Ќет, это не столько лихорадка, - хотЯ бывает, что их  бьет  дрожь,  -
сколько полное расстройство нервной системы, -  последовал  ответ.-  Ћни  не
могут расписатьсЯ в книге,  иногда  не  могут  даже  держать  в  руке  перо,
озираютсЯ по сторонам, словно не понимаЯ, где они и длЯ чего,  а  иногда  по
двадцать раз  в  минуту  встают  и  снова  садЯтсЯ.  ќто  бывает  с  ними  в
канцелЯрии, куда их приводЯт в капюшоне,  так  же,  как  при  поступлении  в
тюрьму. ‚ыйдЯ за  ворота,  они  останавливаютсЯ  и  смотрЯт  сперва  в  одну
сторону, потом в другую, не  знаЯ,  куда  идти.  €ногда  они  шатаютсЯ,  как
пьЯные, а иногда бывают вынуждены прислонитьсЯ к забору - так им худо. Ќо со
временем это проходит.
     Љогда Я ходил по этим одиночным камерам и смотрел на лица  заключенных,
Я  старалсЯ  вообразить  те  мысли  и  чувства,  которые  естественны  в  их
состоЯнии. џ представлЯл себе - вот с заключенного только что снЯли  капюшон
и перед ним предстала его темница во всем своем гнетущем однообразии.
     ‘начала человек оглушен. …го заключение - страшный сон, прежнЯЯ жизнь -
действительность. Ћн  бросаетсЯ  на  койку  и  лежит,  предавшись  отчаЯнию.
Џостепенно невыносимаЯ тишина и нагота камеры выводЯт его из  оцепенениЯ,  и
когда открываетсЯ окошко в решетчатой двери, он смиренно  просит  о  работе:
"„айте мне какую-нибудь работу, или Я с  ума  сойду!"  …му  дают  работу,  и
мало-помалу он привыкает к труду, но то и дело его обжигает мысль  о  долгих
годах, которые придетсЯ пронести в этом каменном гробу, и столь остраЯ  боль
при воспоминании о тех, кого он не видит и о ком ничего  не  знает,  что  он
вскакивает с места и мечетсЯ из угла в угол по тесной камере, сжимаЯ  руками
виски, - ему слышатсЯ голоса, подстрекающие размозжить голову о стену. ЋпЯть
он падает на койку, лежит на ней и стонет. Џотом вдруг вскочит: а  рЯдом,  с
каждой стороны, тоже такаЯ камера? € напрЯженно прислушиваетсЯ.
     Ќи звука, - но все же где-нибудь поблизости, наверно, есть заключенные.
Ћн припоминает, что слышал однажды, - когда еще не помышлЯл очутитьсЯ здесь,
будто камеры построены таким образом, что заключенные не могут, слышать друг
друга, тогда как тюремщики слышат их всех. ѓде  ближайший  сосед  -  справа,
слева ли, или же и там и тут есть люди? ‘идит ли этот сосед сейчас  лицом  к
свету, или ходит взад и вперед? Љак он одет? „авно ли  здесь?  Ћчень  ли  он
измучен? ‚ерно, бледен и похож на привидение? „умает ли и он  тоже  о  своем
соседе?
     Ќе смеЯ дохнуть и все прислушиваЯсь, он вызывает  в  своем  воображении
фигуру, повернувшуюсЯ к нему спиной, и представлЯет себе, как она  двигаетсЯ
в этой соседней с ним камере. Ћн не знает, какое у этого человека  лицо,  но
Ясно видит его темный согбенный силуэт. ‚ соседнюю камеру с  другой  стороны
он помещает другого узника, чье лицо так же скрыто от него. „ень  заднем,  а
нередко и пробуждаЯсь среди ночи, он думает об этих двоих чуть не до  потери
рассудка. Ћн никогда не менЯет их облика. Ћни всегда одни и те же, какими он
их впервые представил себе - старик справа, человек помоложе слева; длЯ него
мучительно, что он не видит их лиц - они окутаны  тайной,  заставлЯющей  его
содрогатьсЯ.
     Њедлительным  шагом  проходЯт  унылые  дни,  подобно   плакальщикам   в
погребальной процессии, и постепенно ему начинает казатьсЯ, что белые  стены
камеры давЯт его, что их цвет ужасен, от вида их гладкой поверхности  стынет
кровь, и вон в том ненавистном углу притаилось что-то страшное. Љаждое утро,
просыпаЯсь, он прЯчет голову под одеЯло: ему чудитсЯ, будто  потолок  жутким
взглЯдом  смотрит  на  него  сверху.  „аже   благословенный   дневной   свет
заглЯдывает, как безобразный призрак, все  через  одну  и  ту  же  дыру  его
тюремного окошка.
     Њедленно, но верно ужасы этого ненавистного угла разрастаютсЯ и терзают
его уже неотступно: они отравлЯют его  досуг,  от  них  его  сны  становЯтсЯ
кошмарными и ночи мучительными. ‘начала этот угол  вызывал  в  нем  странную
неприЯзнь: он чувствовал, будто при взглЯде на него в его мозгу  зарождаетсЯ
нечто столь же страшное, чего не должно там быть и что разрывает  болью  его
череп. Џотом он начал боЯтьсЯ его,  потом  ему  стал  снитьсЯ  этот  угол  и
какие-то люди, которые на него указывают и шепотом называют по имени то, что
в нем скрыто. ‡атем он уже не мог выносить его вида, но, однако,  не  мог  и
отвернутьсЯ. ’еперь каждую ночь в этом углу стал поЯвлЯтьсЯ призрак -  тень:
нечто безмолвное, ужасное длЯ взора, - но была ли то птица, или  зверь,  или
‡акутаннаЯ человеческаЯ фигура, этого он не мог бы сказать.
     „нем, когда он в камере, ему страшен маленький дворик за стеной.  Љогда
же он во дворе, он боитсЯ вернутьсЯ в камеру. Љогда наступает ночь, - там, в
углу, встает призрак. …сли бы у  заключенного  хватило  мужества  подойти  и
выгнать его оттуда (он попыталсЯ однажды с  отчаЯниЯ),  призрак  уселсЯ  бы,
нахохлившись, на постель страдальца. ‚ сумерках, всегда в один и тот же час,
некий голос окликает его по имени; когда  же  тьма  сгущаетсЯ,  оживает  его
ткацкий станок: даже это ею единственное утешение становитсЯ  отвратительным
чудищем, которое сторожит его до рассвета.
     Ќо вот ужасные видениЯ одно за другим покидают его, - иногда они  вдруг
возвращаютсЯ, только все реже и уже не в таком пугающем облике. Ћн беседовал
о религии с джентльменом, навещающим его, и читал библию,  и  написал  слова
молитвы на грифельной доске, и повесил ее на стене как залог того, что  небо
защитит и не оставит его. ’еперь он иногда думает о своих детЯх, о жене,  но
уверен, что они умерли или отреклись от него. …го легко довести до слез;  он
мЯгок, покорен, дух его сломлен. Џо  временам  прежние  терзаниЯ  начинаютсЯ
снова, - самаЯ малость может вновь оживить  их:  знакомый  звук  или  аромат
летних цветов в воздухе, но теперь это не длитсЯ долго, ибо внешний мир стал
видением, а эта одинокаЯ жизнь - горестной действительностью.
     …сли срок его заключениЯ краток - Я хочу сказать, относительно  краток,
ибо коротким он не может быть, последние полгода едва ли не  самые  тЯжелые,
так как тогда он начинает думать, что в тюрьме вспыхнет пожар  и  он  сгорит
среди развалин; или что ему суждено умереть  в  этих  стенах;  или  что  его
задержат здесь по какому-нибудь ложному обвинению и дадут новый срок; что-то
все равно что - должно случитьсЯ и помешать ему  выйти  на  свободу.  €  это
естественно, и против этого не приходитсЯ спорить,  ибо  он  так  долго  был
отрезан от жизни  и  так  долго  и  тЯжко  страдал,  что  любаЯ  случайность
покажетсЯ ему более вероЯтной, чем возвращение на свободу, к людЯм.
     …сли  его  пребывание  в  тюрьме  было  очень  длительным,  перспектива
освобождениЯ страшит и смущает его. …го разбитое сердце может затрепетать на
мгновение, когда он подумает о внешнем мире и обо всем, что этот мир мог ему
дать за все эти годы одиночества, -  но  и  только.  ‡апертаЯ  дверь  камеры
слишком долго отделЯла его от мирских чаЯний  и  надежд.  “ж  лучше  бы  его
повесили в самом начале, чем довели до такого состоЯниЯ, а потом  вернули  в
среду ему подобных, которым он более уже не подобен.
     Ќа изможденных лицах узников застыло одно и то же выражение. Ќе знаю, с
чем сравнить его. ‚ нем есть нечто  от  того  напрЯженного  вниманиЯ,  какое
видишь на лицах слепых или глухих, и вместе с тем ужас,  словно  они  втайне
чем-то запуганы. ‚  каждой  тесной  камере,  куда  Я  входил,  и  за  каждой
решеткой, сквозь которую  Я  глЯдел,  Я  видел,  казалось,  один  и  тот  же
трагический облик. Ћн живет в моей  памЯти  с  Яркостью  образа,  созданного
замечательным художником. Џусть пройдет передо мной среди сотни  людей  лишь
один, только что выпущенный из одиночного заключениЯ, - и  Я  укажу  вам  на
него.
     Љак  Я  уже  говорил,  лица  женщин  заключение  делает  человечнее   и
утонченнее - потому ли, что женщины лучше по  натуре  и  это  проЯвлЯетсЯ  в
одиночестве, или потому, что они - созданиЯ более мЯгкие, более терпеливые и
привычные к страданию, - не знаю; но это так. ’ем не  менее  врЯд  ли  нужно
добавлЯть, что, на мой взглЯд, эта кара в отношении их так же  несправедлива
и жестока, как и в отношении мужчин.
     Џо моему глубокому убеждению, независимо от вызываемых им  нравственных
мук, - мук столь острых и безмерных, что никакаЯ фантазиЯ не могла бы  здесь
сравнитьсЯ  с  действительностью,  -  одиночное  заключение  так  болезненно
действует  на  рассудок,  что  он  терЯет  способность  воспринимать  грубую
действительность внешнего мира с его кипучей деЯтельностью. џ твердо уверен,
что те, кто подвергсЯ такого рода испытанию,  должны  вернутьсЯ  в  общество
морально неустойчивыми и больными. €звестно много  случаев,  когда  люди  по
собственной  воле  или  по  необходимости  проводили  свою  жизнь  в  полном
одиночестве, но Я врЯд ли припомню, даже среди мудрецов, обладавших Ясным  и
могучим умом, хотЯ бы одного, у которого такой  образ  жизни  не  вызвал  бы
умственного расстройства или жутких галлюцинаций.  Љакие  только  чудовищные
призраки, вскормленные унынием  и  сомнением,  порожденные  и  взращенные  в
одиночестве, не бродЯт по земле, обезображиваЯ мир и омрачаЯ лик небес!
     ‘амоубийства  среди  заключенных  здесь   редки,   в   сущности   почти
неизвестны. Ќо из этого отнюдь нельзЯ  сделать  логический  вывод  в  пользу
самой системы, хотЯ  на  этом  часто  настаивают.  ‚се,  кто  посвЯтил  себЯ
изучению душевных болезней, прекрасно знают,  что  человек  может  впасть  в
такую предельную подавленность и отчаЯние, которые изменЯт весь его характер
и убьют в нем всЯкую душевную гибкость и  способность  сопротивлЯтьсЯ,  -  и
однако же он остановитсЯ перед самоуничтожением. ќто обычнаЯ историЯ.
     џ  твердо  уверен,  что  одиночное  заключение  притуплЯет  чувства   и
постепенно подтачивает телесные силы. џ обратил внимание тех, кто вместе  со
мною был в филадельфийской тюрьме, что преступники, пробывшие  здесь  долгое
времЯ, становЯтсЯ глухими. Џоскольку они привыкли  видеть  этих  заключенных
изо  днЯ  в  день,  их  про  сто  поразила  моЯ   мысль,   показавшаЯсЯ   им
необоснованной и неправдоподобной.  €,  однако,  первый  же  заключенный,  к
которому они обратились по своему собственному выбору, немедленно подтвердил
мое впечатление (хотЯ и  не  знал  этого):  с  искренностью,  не  вызывающей
сомнений, он сказал, что сам не понимает, почему, но  он  впрЯмь  становитсЯ
туг на ухо.
     Ќет никакого сомнениЯ  в  том,  что  это  исключительно  несправедливое
наказание наименее тЯжко отражаетсЯ на закоренелых преступниках. џ нимало не
верю, что как исправительнаЯ мера оно более эффективно, чем тот  распорЯдок,
при котором заключенным разрешаетсЯ работать вместе, но не  общаЯсь  друг  с
другом. ‚се случаи исправлениЯ, о которых мне говорили, точно таи  же  могли
бы произойти -  и  не  сомневаюсь,  что  произошли  бы,  -  и  в  результате
"безмолвной  системы".  —то  же  касаетсЯ  такого  рода   людей,   как   тот
грабитель-негр  и  вор-англичанин,  то  даже  завзЯтые  энтузиасты  едва  ли
надеютсЯ вернуть их на путь истинный.
     Њне  кажетсЯ,  достаточно  веским  доводом  против  системы  одиночного
заключениЯ ЯвлЯетсЯ  то,  что  противоестественное  одиночество  никогда  не
порождало ничего здорового или хорошего и что в таких условиЯх  даже  собака
или любое другое относительно разумное животное пришло бы в уныние,  отупело
и зачахло. Ќо подумав о том, как жестока и сурова эта система и как жизнь  в
одиночестве  всегда  порождает  вполне   определенные   последствиЯ   самого
пагубного свойства, против которых мы здесь возражали;  припомнив  вдобавок,
что  в  качестве  альтернативы  предлагаетсЯ  не  какаЯ-либо  сквернаЯ   или
непродуманнаЯ система, а система вполне себЯ оправдавшаЯ и по своему замыслу
и практическому осуществлению превосходнаЯ, - мы, конечно, найдем более  чем
достаточно оснований длЯ того, чтобы отказатьсЯ  от  этого  вида  наказаниЯ,
сулЯщего так мало хорошего и, бесспорно, чреватого таким обилием дурного.
     —тобы  немного  развлечь  читателей,  Я  закончу  эту  главу  курьезной
историей, свЯзанной все с тем же вопросом, - мне  рассказали  ее,  во  времЯ
моего посещениЯ тюрьмы, лица, бывшие непосредственными ее участниками.
     Ќа очередное заседание инспекторов этой тюрьмы пришел один  ремесленник
из ”иладельфии и совершенно серьезно стал  просить,  чтобы  его  посадили  в
одиночную камеру. Љогда ему  задали  вопрос,  какаЯ  причина  побуждает  его
обратитьсЯ с этой странной просьбой, он ответил, что его неодолимо  тЯнет  к
бутылке, - и на свое великое несчастье, он всегда уступает этому влечению: у
него не хватает сил сопротивлЯтьсЯ; ему хотелось бы стать  недосЯгаемым  длЯ
искушениЯ, и он не мог придумать ничего лучшего. …му  ответили,  что  тюрьма
существует длЯ преступников, которых осудили по закону, и что она  не  может
быть использована длЯ всЯких причуд; его увещевали воздержатьсЯ от  спиртных
напитков, что он несомненно мог бы сделать, если бы захотел; кроме того,  он
получил и другие  отличные  советы,  после  чего  ушел,  крайне  недовольный
результатом своей попытки.
     Ћн приходил все снова и снова и был до того упорен и  назойлив,  что  в
конце концов, посовещавшись, они решили: "…сли мы еще раз  ему  откажем,  он
несомненно  совершит  какое-нибудь  преступление,  чтобы  добитьсЯ   своего.
„авайте засадим его. Ћн очень скоро захочет выбратьсЯ отсюда, и тогда мы  от
него избавимсЯ". €так, его заставили подписать бумагу, в которой говорилось,
что он находитсЯ в тюрьме добровольно, по собственному желанию - дабы он  не
мог потом возбудить дело о  незаконном  заключении;  его  предупредили,  что
дежурному тюремщику будет приказано выпустить его в любой час днЯ или  ночи,
когда он постучит длЯ этой цели в дверь камеры, но попросили запомнить, что,
если он выйдет отсюда, его не впустЯт обратно. Љогда все  эти  условиЯ  были
оговорены и он все же осталсЯ при своем  желании,  его  отвели  в  тюрьму  и
заперли в камере.
     —еловек, у которого  не  хватало  твердости  духа  оставить  нетронутым
стоЯщий перед ним на столе стакан водки, - этот человек пробыл  в  камере  в
одиночном заключении почти два года, занимаЯсь изо днЯ в день своим сапожным
ремеслом. Џоскольку к концу этого срока здоровье его  начало  сдавать,  врач
рекомендовал ему работать по временам в саду, - это  предложение  ему  очень
понравилось, и он с большой охотой предалсЯ новому занЯтию.
     Ћднажды летом, когда он усердно копал в саду, калитка в ограде случайно
оказалась незапертой:  за  нею  виднелись  памЯтнаЯ  ему  пыльнаЯ  дорога  и
сожженные солнцем полЯ. Џуть длЯ него и  так  был  открыт,  как  длЯ  любого
свободного человека, но едва только он поднЯл голову и  увидел  эту  залитую
светом дорогу, как, подчинившись безотчетному  инстинкту  узника,  отшвырнул
лопату и со всех ног помчалсЯ прочь, ни разу даже не обернувшись.

        ѓ‹Ђ‚Ђ VIII  

     ‚ашингтон. - ‡аконодательное собрание. - „ом президента

     Њы выехали на пароходе из ”иладельфии очень  холодным  утром,  в  шесть
часов, и обратили свои взоры к ‚ашингтону.
     ‚ течение этого путешествиЯ, как и в дальнейших поездках, мы  встречали
англичан (на родине они были,  возможно,  мелкими  фермерами  или  сельскими
трактирщиками), поселившихсЯ  в  Ђмерике  и  разъезжавших  теперь  по  своим
надобностЯм. €з всех категорий  и  типов  людей,  сталкивающихсЯ  с  вами  в
дилижансах, поездах и на пароходах ‘оединенных татов, эти люди обычно самые
несносные и нестерпимые спутники. ‚ дополнение ко  всем  неприЯтным  чертам,
свойственным  наихудшему   типу   путешествующего   американца,   эти   наши
соотечественники проЯвлЯют просто чудовищно наглое самомнение и  уверенность
в  собственном  превосходстве.  Џо  грубой   фамильЯрности   обращениЯ,   по
бесцеремонному любопытству (они торопЯтсЯ проЯвить его, словно возмещаЯ себЯ
за традиционную сдержанность, которую им приходилось  соблюдать  на  родине)
они  превосходЯт  любой  туземный  экземплЯр,  попадавший   в   сферу   моих
наблюдений; и нередко, видЯ и слыша их, Я ощущал такой прилив патриотических
чувств, что с радостью уплатил бы любую не слишком высокую мзду, если бы мог
предоставить какой-нибудь другой стране честь назвать их своими сынами.
     Џоскольку ‚ашингтон можно считать  центром  табачного  слюноизвержениЯ,
пора   мне   сознатьсЯ   начистоту,   что   распространенность   этих   двух
отвратительных привычек - жевать и плевать -  стала  казатьсЯ  мне  к  этому
времени Явлением далеко не из приЯтных, попросту говорЯ  -  отталкивающим  и
тошнотворным.  ќтот  мерзкий  обычай  принЯт  во  всех  общественных  местах
Ђмерики. ‚ зале суда судьЯ  имеет  свою  плевательницу,  секретарь  -  свою,
свидетель - свою н подсудимый - тоже свою; и присЯжные заседатели и  публика
обеспечены ими в таком количестве, какое нужно людЯм, самой  своей  природой
побуждаемым  безостановочно  плеватьсЯ.  ‚  больницах  надписи   на   стенах
призывают   студентов-медиков   извергать   табачный   сок   в    специально
предназначенные длЯ этой цели Ящики и не загрЯзнЯть лестниц. ‚  общественных
зданиЯх тем же способом обращаютсЯ к посетителЯм с просьбой сплевывать  свою
жвачку или "клЯп", как назвал  ее  один  джентльмен  -  знаток  такого  рода
лакомств, - не на подножиЯ мраморных колонн,  а  в  казенные  плевательницы.
Љое-где этот обычай неотъемлемо свЯзан с каждой трапезой, с каждым  утренним
визитом и со всеми проЯвлениЯми  общественной  жизни.  —ужестранец,  который
последует моему маршруту и приедет в ‚ашингтон, обнаружит здесь этот  обычай
в  полном  расцвете  и  блеске,  во  всей   его   пышности   и   устрашающей
бесцеремонности. € пусть он себЯ не  убеждает  (как  Я  пыталсЯ  однажды,  к
своему  стыду),  будто  туристы,  побывавшие  здесь  ранее,   преувеличивали
распространенность  этого  обычаЯ.  Ћн  сам  по  себе  такое  преувеличенное
свинство, что дальше некуда.
     Ќа борту нашего парохода находились два молодых джентльмена в  рубашках
с расстегнутыми, по обыкновению, воротничками, вооруженные  каждый  огромной
тростью. Ћни утвердили посредине палубы два  стула  на  расстоЯнии  примерно
четырех шагов один от другого, достали табакерки и уселись друг против друга
- жевать. Њенее чем за четверть часа эти многообещающие  юноши  так  усердно
оросили чистую палубу дождем желтой жидкости, что  вокруг  них  образовалось
нечто вроде магического круга, в пределы которого никто не  смел  ступить  и
который они усердно освежали вновь и вновь, не даваЯ ему  нигде  подсохнуть.
„ело было перед завтраком, и, сознаюсь,  менЯ  затошнило.  Ћднако,  поглЯдев
внимательно на одного из плевак, Я Ясно увидел, что он новичок  в  искусстве
жеваниЯ и сам чувствует себЯ нехорошо. ќто открытие привело менЯ в  восторг;
и когда Я заметил, как его лицо все более бледнеет от  скрытой  муки  и  как
подрагивает табачный шарик за его левой щекой, в то времЯ как  он,  стараЯсь
не отставать от своего старшего товарища, все  сплевывает  и  жует  и  снова
сплевывает, Я готов был броситьсЯ ему на шею, умолЯЯ, чтобы он продолжал это
занЯтие еще много часов.
     Љ завтраку  все  мы  собрались  за  столом  внизу  в  каюте;  при  этом
наблюдалось не больше суеты и неразберихи, чем  бывает  в  таких  случаЯх  в
Ђнглии, и несомненно было проЯвлено больше вежливости, чем на  многих  наших
пиршествах,  устраиваемых  на  почтовой  станции  спутниками  по  дилижансу.
Џримерно в девЯть часов пароход подошел к пристани по соседству с  вокзалом,
и мы продолжали путь поездом. ‚  полдень  мы  снова  покинули  вагон,  чтобы
переправитьсЯ на другом пароходе через широкую реку; высадились у  железной,
дороги на противоположном берегу  и  отправились  дальше  снова  поездом.  ‚
течение последующего часа наш поезд пересек по деревЯнным  мостам  длиною  в
милю каждый две речонки, называемые соответственно Ѓольшой и Њалый Џорох.  ‚
обеих вода чернела от стай диких уток с пестрыми спинками, - мЯсо  их  очень
вкусно, и они встречаютсЯ здесь во множестве в это времЯ года.
     Њосты эти - деревЯнные, без перил и по ширине едва достаточны длЯ того,
чтобы по ним мог пройти поезд, да и то при малейшей случайности он неминуемо
полетит в воду. ќто удивительные сооружениЯ, и они особенно  приЯтны,  когда
остаютсЯ позади.
     Џообедать остановились в Ѓалтиморе, и так как теперь  мы  находились  в
штате Њэриленд, нам впервые прислуживали невольники.  Ќе  очень-то  приЯтное
испытываешь чувство, пользуЯсь услугами человеческих существ, которые  могут
быть  куплены  и  проданы,  ибо  тем  самым  как  бы  разделЯешь  на   времЯ
ответственность за их положение. ‚ таком городе, как Ѓалтимора, эта  система
существует, возможно, в наименее отталкивающем и наиболее  смЯгченном  виде.
Ќо тем не менее это - рабство. € хотЯ Я не был повинен в его  существовании,
оно вызывало во мне стыд и угрызениЯ совести.
     Џосле обеда мы снова отправились на железную дорогу и занЯли свои места
в вагоне вашингтонского поезда. Њы Явились рано,  и  не  занЯтые  каким-либо
делом мужчины и мальчишки, любопытствуЯ взглЯнуть на иностранцев,  собрались
(по обычаю) вокруг нашего вагона, опустили все окна, просунули внутрь головы
и плечи, удобно повисли на локтЯх и принЯлись  обмениватьсЯ  замечаниЯми  по
поводу моей внешности с такой  бесцеремонностью,  словно  Я  не  человек,  а
чучело. Ќикогда еще Я  не  получал  такого  обилиЯ  неоспоримых  сведений  о
собственном носе и глазах, о различном впечатлении, производимом моими  ртом
и подбородком на разных людей, и о том,  на  что  похожа  моЯ  голова,  если
смотреть на нес сзади, как в данном случае.  Ќекоторые  джентльмены  считали
себЯ удовлетворенными лишь после того, как им удавалось прибегнуть к  помощи
осЯзаниЯ; мальчишки же (поразительно рано развивающиесЯ в Ђмерике) обычно не
успокаивались и на этом и снова и снова  возобновлЯли  свои  атаки.  Ќе  раз
какой-нибудь будущий президент * входил в мою комнату,  не  снимаЯ  шапки  и
засунув руки в карманы, и глазел на менЯ битых два часа,  времЯ  от  времени
звучно сморкаЯсь длЯ прочищениЯ мозгов или освежаЯ  горло  глотком  воды  из
стоЯщего  в  комнате  кувшина,  или  подходил  к  окну  и  приглашал  других
мальчишек, стоЯвших внизу, на улице, последовать его  примеру  и  поднЯтьсЯ;
при этом он кричал: "‡десь он!", "„авай сюда!", "’ащи всех ребЯт!" и  прочие
радушные приглашениЯ в том же духе.
     Њы прибыли в ‚ашингтон  вечером  того  же  днЯ,  в  половине  седьмого,
насладившись по дороге чудесным видом  ЉапитолиЯ  *,  прекрасного  зданиЯ  с
коринфскими колоннами, величественно расположенного на холме, господствующем
над окрестностЯми. Ћстановились в гостинице. ‘ильно устав  с  дороги,  Я  не
стал в тот вечер осматривать город и рад был улечьсЯ в постель.
     Ќа следующее утро, после завтрака, Я  часа  два  бродил  по  городу,  а
возвратившись, отворил окна своей комнаты, выходившие на улицу и во двор,  и
выглЯнул наружу. ‚от он, ‚ашингтон, каким Я его только  что  видел  и  вновь
вижу сейчас.
     ‚озьмите худшие  части  ‘ити-роуд  и  Џентонвилла  *  или  беспорЯдочно
разбросанные  предместьЯ  Џарижа,  где  теснЯтсЯ  самые  маленькие  домишки,
сохраните все их своеобразие и в особенности лавчонки и  жилища,  занЯтые  в
Џентонвилле (но не в ‚ашингтоне)  скупщиками  старой  мебели,  содержателЯми
дешевых трактиров и любителЯми птиц; сожгите все это; постройте все снова из
дерева, оштукатурьте, немного  расширьте,  подбросьте  кусок  ‘ент-„женского
леса, - на окнах всех жилых домов укрепите зеленые ставни, а в  каждом  окне
повесьте красные гардины и белую занавеску,  вспашите  проезжую  часть  всех
улиц, густо засейте жесткой травой все самые неподходЯщие длЯ  этого  места;
где попало, - но чем неудобнее длЯ всех, тем лучше, - возведите три красивых
зданиЯ из камнЯ и мрамора, назовите одно из них Џочтамтом, другое  Џатентным
управлением и третье Љазначейством; добавьте заводские дворы  (без  заводов)
всюду, где, естественно, должны бы пролегать улицы, утром нестерпимую жару и
вечером невыносимый холод, да еще налетающие времЯ от времени порывы ветра и
тучи пыли, - это и будет ‚ашингтон.
     ѓостиница, в которой мы живем, представлЯет собою длинный  рЯд  домиков
фасадом на улицу,  выходЯщих  в  общий  двор,  где  висит  большой  железный
треугольник. Љогда кому-либо нужен слуга,  его  вызывают,  ударЯЯ  по  этому
треугольнику от одного до семи раз, в зависимости от номера того  дома,  где
требуетсЯ его присутствие, и так как все слуги постоЯнно  нужны  и  ни  один
никогда не ЯвлЯетсЯ, это веселое  приспособление  целый  день  не  перестает
действовать. ’ут же во дворе сушитсЯ белье; взад и вперед,  выполнЯЯ  всЯкие
поручениЯ, носЯтсЯ невольницы в бумажных платках, повЯзанных вокруг  головы;
двор пересекают во всех направлениЯх черные лакеи с  блюдами  в  руках;  две
большие собаки играют на груде кирпича посреди небольшого садика;  поросенок
греет брюхо на солнышке и хрюкает: "Љак уютно!"; и ни мужчины,  ни  женщины,
ни собаки, ни поросенок, ни одно живое существо  не  обращает  ни  малейшего
вниманиЯ на треугольник, который не перестает бешено греметь.
     џ подхожу к окну,  выходЯщему  на  улицу,  и  смотрю  через  дорогу  на
длинную,  неровную  вереницу  одноэтажных   домов,   заканчивающуюсЯ   почти
напротив, чуть левее, унылым пустырем, поросшим сорнЯком и похожим на клочок
полЯ, который запьЯнствовал и потерЯл свой облик.  Ќа  пустыре  стоит  нечто
перекошенное и нелепое, точно  метеорит,  свалившийсЯ  с  луны,  -  какое-то
странное кривобокое, одноглазое деревЯнное строение, нечто вроде  церкви,  с
флагштоком величиною с нее самое, торчащим  над  колокольней  чуть  побольше
жестЯнки   из-под   чаЯ.   Џод   окном   -   небольшаЯ   стоЯнка   экипажей;
возницы-невольники греютсЯ на солнышке у нашего крыльца и от  нечего  делать
болтают. ’ри самых заметных  дома  поблизости  самые  убогие.  Ќа  одном,  -
лавчонке, в которой не видно никакого товара и дверь которой всегда закрыта,
намалевано большими буквами:  "ѓородскаЯ  закусочнаЯ"".  ‚  другом,  который
выглЯдит  как  пристройка  к  чему-то  еще,  а  на   самом   деле   ЯвлЯетсЯ
самостоЯтельным строением, можно получить "“стрицы во всех видах". ‚ третьем
- совсем крошечной портнЯжной мастерской -  "изготовлЯют  по  мерке  штаны",
иначе говорЯ, шьют брюки на заказ. ќто и есть наша улица в ‚ашингтоне.
     …го называют иногда ѓородом ѓрандиозных ђасстоЯний, но гораздо резоннее
было бы назвать его ѓородом ѓрандиозных ‡амыслов, так как  лишь  взобравшись
на Љапитолий и взглЯнув оттуда на город  с  птичьего  полета,  можно  вообще
уразуметь обширные замыслы честолюбивого француза, который его планировал *.
Џростертые авеню, начинающиесЯ неизвестно где  и  неизвестно  куда  ведущие;
улицы в милю длиной, которым недостает только  домов,  мостовых  и  жителей;
общественные зданиЯ, которым недостает лишь посетителей; и украшениЯ больших
проспектов, которым не хватает лишь  самих  проспектов,  где  они  могли  бы
красоватьсЯ,  -  таковы  характерные  черты  этого  города.  ЉажетсЯ,  будто
окончилсЯ сезон и большинство домов навсегда  выехало  за  город  вместе  со
своими владельцами. „лЯ  почитателей  больших  городов  это  -  великолепный
мираж, широкий простор, где  может  вволю  разыгратьсЯ  фантазиЯ,  памЯтник,
воздвигнутый похороненному проекту, на котором не  разобрать  даже  надписи,
вещающей о его былом величиЯ.
     ’аким, как сейчас, он, видимо, и останетсЯ.  ‘  самого  начала  он  был
избран резиденцией правительства, дабы избежать соперничества и столкновениЯ
интересов различных штатов; возможно также, это было задумано  и  длЯ  того,
чтобы правительство находилось подальше от  толпы,  -  соображение,  которым
нельзЯ пренебрегать даже в Ђмерике. ‡десь нет собственной промышленности или
торговли; мало или почти вовсе  нет  населениЯ  -  только  президент  и  его
приближенные, представители законодательной власти, пребывающие тут во времЯ
сессий, чиновники и служащие различных департаментов, содержатели гостиниц и
пансионов  да  торговцы,  поставлЯющие  им  провизию.  Љлимат  здесь   очень
нездоровый. Ќасколько Я понимаю, мало кто стал  бы  жить  в  ‚ашингтоне,  не
будучи вынужден к этому, и даже поток эмигрантов и спекулЯнтов,  приливающий
и отливающий без разбору, врЯд ли когда-либо потечет в такое скучное стоЯчее
болото.
     ѓлавное в Љапитолии - это несомненно помещениЯ двух палат конгресса. Ќо
помимо них в центре зданиЯ имеетсЯ  прекраснаЯ  ротонда  в  девЯносто  шесть
футов диаметром и девЯносто шесть высотой, круглые стены  которой  разделены
на Ячейки, украшенные историческими картинами. „лЯ четырех  из  них  сюжетом
послужили крупные событиЯ из истории борьбы за независимость.  Ћни  написаны
полковником ’рамболом *, который сам принадлежал к штабу  ‚ашингтона,  когда
происходили эти событиЯ, что придает картинам особый интерес. Ќедавно в этом
же зале была установлена огромнаЯ статуЯ ‚ашингтона работы мистера  ѓринофа.
Ћна несомненно обладает  большими  достоинствами,  но,  мне  кажетсЯ,  образ
‚ашингтона получилсЯ  уж  слишком  неистовый  и  напрЯженный.  ‚прочем,  мне
хотелось бы посмотреть на статую при более благоприЯтном освещении, чем  то,
которое возможно в этом месте.
     ‚ Љапитолии имеетсЯ очень приЯтнаЯ  и  удобнаЯ  библиотека;  и  есть  с
фасада балкон, откуда, как Я упоминал уже, можно видеть  с  птичьего  полета
весь город вместе с великолепной панорамой  его  окрестностей.  ‚  одной  из
самых красивых зал ЉапитолиЯ стоит статуЯ ЏравосудиЯ, во  доводу  которой  в
путеводителе сказано: "‘кульптор первоначально предлагал  сделать  ее  более
обнаженной,  но  его  предупредили,  что  в  Ђмерике  чувство   общественной
благопристойности не потерпит этого, и он из осторожности впал,  пожалуй,  в
противоположную крайность". ЃеднаЯ ”емида! …е рЯдили  в  Ђмерике  даже  и  в
более странные одежды, нежели те, в  которых  она  задыхаетсЯ  в  Љапитолии.
Ѓудем надеЯтьсЯ, что она сменила портниху с тех пор, как они были скроены, и
что не "чувство общественной благопристойности" кроило  то  платье,  которое
скрывает ее стройный стан в наши дни.
     Џалата  представителей   помещаетсЯ   в   красивом,   просторном   зале
полукруглой формы; потолок его поддерживают чудесные колонны. —асть  галереи
отведена длЯ дам, и там они сидЯт в первых рЯдах и входЯт и выходЯт,  как  в
театре  или  на  концерте.  Љресло  председателЯ  стоит  под  балдахином  на
значительном возвышении; у каждого из членов палаты имеетсЯ  свое  кресло  и
собственный письменный стол, - кое-кто из  непосвЯщенных  порицает  это  как
весьма  неудачный  и  предосудительный  порЯдок,  располагающий   к   долгим
заседаниЯм и скучным речам. ‡ал с  виду  изЯщен,  но  никуда  не  годитсЯ  в
отношении акустики. ‘енату предоставлен зал поменьше, он свободен  от  этого
недостатка и на редкость хорошо приспособлен длЯ тех целей, длЯ которых  его
предназначили. ‚рЯд ли нужно добавлЯть, что заседаниЯ происходЯт  днем;  все
парламентские процедуры скопированы  с  тех,  которые  существуют  в  ‘тарой
Ђнглии.
     ‚о времЯ моих разъездов по городам Ђмерики менЯ иногда  спрашивали,  не
поразили ли менЯ головы законодателей в ‚ашингтоне,  причем  подразумевались
не  руководители  или  лидеры,  а  буквально  их   собственны