 на Љрошку с матерью, когда они  сидели  рЯдом.
Ћни были так похожи друг на друга!
     Џотом Љрошкина мать возобновила знакомство  с  матерью  Њэй.  Њать  Њэй
всегда стоЯла на том, что она благороднаЯ,  а  мать  Љрошки  ни  на  чем  не
стоЯла, разве только на своих проворных ножках. Ђ старый Љрошка  {будем  так
называть Љрошкиного отца, Я забыл его настоЯщее имЯ, но  ничего!)  с  самого
начала повел себЯ несколько вольно; без всЯких предисловий  пожал  почтенной
даме руку; по-видимому, не нашел ничего особенного в  ее  чепце  -  кисеЯ  и
крахмал, только и всего; не выразил никакого  благоговениЯ  перед  торговлей
индиго, а сказал просто, что теперь уж с этим ничего не  поделаешь,  поэтому
миссис ”илдинг, подводЯ итог своим впечатлениЯм, заЯвила,  что  он,  правда,
хороший человек... но грубоват, милаЯ моЯ.
     Ќи за какие деньги не согласилсЯ бы Я упустить случай увидеть Љрошку  в
роли хозЯйки, председательствующей за столом в своем подвенечном платье - да
пребудет мое благословение на ее прелестном личике! Ћ нет, ни за что  бы  не
согласилсЯ не видеть  ее!  Ђ  также  славного  возчика,  такого  веселого  и
румЯного, сидЯщего на другом  конце  стола;  а  также  загорелого,  пышащего
здоровьем морЯка и его красавицу жену. Ђ  также  любого  из  присутствующих.
Џропустить этот пир - значило бы пропустить самый  веселый  и  сытный  обед,
какой только может съесть человек; а не пить из тех полных чаш,  из  которых
пирующие пили, празднуЯ свадьбу, было бы огромнейшим лишением.
     Џосле обеда Љалеб спел песню о пенном кубке. € как верно то, что Я  жив
и надеюсь прожить еще год-два, так верно и то, что на сей раз он спел ее всю
до самого конца!
     €  как  только  он  допел  последний   куплет,   произошло   совершенно
неожиданное событие.
     ЏослышалсЯ стук в дверь, и в комнату,  пошатываЯсь,  ввалилсЯ  какой-то
человек, не сказав ни "позвольте войти", ни "можно войти?".  Ћн  нес  что-то
тЯжелое на голове. Џоложив свою ношу на самую середину стола, между  орехами
и Яблоками, он сказал:
     - Њистер ’еклтон велел вам кланЯтьсЯ,  и  так  как  ему  самому  нечего
делать с этим пирогом, то, может быть, вы его скушаете.
     ‘ этими словами он ушел.
     ‚ы, конечно,  представлЯете  себе,  что  все  общество  было  несколько
изумлено. Њиссис ”илдинг, женщина необычайно  проницательнаЯ,  заЯвила,  что
пирог, наверное, отравлен, и рассказала историю об одном пироге, от которого
целаЯ школа длЯ молодых девиц всЯ посинела, но сотрапезники хором разубедили
ее, и Њэй торжественно разрезала пирог среди всеобщего ликованиЯ.
     Ќикто еще, кажетсЯ, не успел отведать его,  как  вдруг  снова  раздалсЯ
стук в дверь и вошел тот же самый человек с большим  свертком  в  оберточной
бумаге под мышкой.
     - Њистер ’еклтон просил передать привет и прислал кое-какие игрушки длЯ
мальчика. Ћни нестрашные.
     ‘делав это заЯвление, он снова удалилсЯ.
     Ћбщество врЯд ли нашло бы слова, чтобы выразить  свое  изумление,  даже
если бы у него хватило времени их подыскать. Ќо времени не  хватило  -  едва
посыльный успел закрыть за собой дверь, как снова послышалсЯ  стук  и  вошел
сам ’еклтон.
     - Њиссис Џирибингл! - проговорил фабрикант игрушек, снЯв шлЯпу. - Џрошу
вас менЯ извинить. Џрошу еще усерднее, чем сегоднЯ утром. “ менЯ было  времЯ
подумать об этом. „жон  Џирибингл!  џ  человек  жесткий,  но  Я  не  мог  не
смЯгчитьсЯ, когда очутилсЯ лицом к лицу с таким человеком,  как  вы,  Љалеб!
‚чера вечером эта маленькаЯ нЯнька, сама того не ведаЯ, бросила  мне  намек,
который Я понЯл только теперь. џ краснею при мысли о том, как легко Я мог бы
привЯзать к себе вас и вашу дочь и каким Я  был  презренным  идиотом,  когда
считал идиоткой ее! „рузьЯ, сегоднЯ в доме моем очень пусто. “ менЯ нет даже
сверчка за очагом.  џ  всех  их  пораспугал.  Ѓудьте  добры,  позвольте  мне
присоединитьсЯ к вашему веселому обществу!
     —ерез пЯть минут он уже  чувствовал  себЯ  как  дома.  ‚  жизни  вы  не
видывали такого человека! „а что же он проделывал над собой всю свою  жизнь,
если сам до сей поры не знал, как он способен веселитьсЯ? €ли что сделали  с
ним феи, если он так изменилсЯ?
     - „жон,  ты  не  отошлешь  менЯ  нынче  вечером  к  родителЯм,  нет?  -
прошептала Љрошка.
     Ђ ведь он чуть не сделал этого!
     Ќедоставало только одного живого существа, чтобы общество  оказалось  в
полном составе, и вот это существо поЯвилось во мгновение ока  и,  терзаемое
жестокой жаждой, забегало по комнате, напрасно стараЯсь просунуть  голову  в
узкий  кувшин.  Ѓоксер  сопровождал  повозку  на  всем  ее  пути  до   места
назначениЯ, но был очень огорчен  отсутствием  своего  хозЯина  и  обуреваем
духом непокорства его заместителю. ЏослонЯвшись по конюшне,  где  он  тщетно
подстрекал старую лошадь взбунтоватьсЯ  и  самовольно  вернутьсЯ  домой,  он
проник в трактир и улегсЯ перед огнем. Ќо, внезапно придЯ к  убеждению,  что
заместитель „жона - обманщик и его нужно покинуть, снова вскочил, повернулсЯ
и прибежал домой.
     ‚ечером устроили танцы. џ,  пожалуй,  только  упомЯнул  бы  о  них,  не
описываЯ их подробно, если бы  танцы  эти  не  были  столь  своеобразными  и
необыкновенными. Ћни начались довольно странным образом. ‚от как.
     ќдуард, молодой морЯк, такой славный жизнерадостный малый,  рассказывал
всЯкие чудеса насчет попугаев, рудников, мексиканцев и золотоносного  песка,
как вдруг вскочил с места и предложил потанцевать -  ведь  арфа  Ѓерты  была
здесь, а девушка так хорошо играла на ней, что редко удаетсЯ услышать  такую
игру. Љрошка (ах, маленькаЯ притворщица!) сказала, что длЯ нее времЯ  танцев
прошло, но мне кажетсЯ, что она сказала это потому, что возчик сидел и курил
свою трубку, а ей больше всего  хотелось  сидеть  возле  него.  Џосле  этого
миссис ”илдинг уже ничего не оставалось, как только сказать, что и  длЯ  нее
пора танцев прошла; и все  сказали  то  же  самое,  кроме  Њэй;  Њэй  охотно
согласилась.
     € вот Њэй и ќдуард начали танцевать одни под громкие  рукоплесканиЯ,  а
Ѓерта играла самые веселые мелодии, какие только знала.
     ’ак! Ќо, верьте не верьте, не успели они поплЯсать и  пЯти  минут,  как
вдруг возчик бросил свою трубку, обнЯл Љрошку за талию, выскочил на середину
комнаты и, громко стуча сапогами, пустилсЯ  в  плЯс,  да  такой,  что  прЯмо
заглЯденье. Ќе успел ’еклтон это увидеть, как промчалсЯ через всю комнату  к
миссис ”илдинг, обнЯл  ее  за  талию  и  тоже  пустилсЯ  в  плЯс.  Ќе  успел
Љрошка-отец это увидеть, как вскочил и весело потащил миссис Љрошку в  самую
гущу танцоров и оказалсЯ первым среди них. Ќе успел Љалеб это  увидеть,  как
схватил за руки ’илли ‘лоубой и тоже не ударил лицом в грЯзь; при этом  мисс
‘лоубой была твердо уверена, что танцевать  -  это  значит  отчаЯнно  нырЯть
между другими парами и елико возможно чаще сталкиватьсЯ с ними.
     ‘лушайте, как сверчок вторит музыке своим "стрек, стрек, стрек"  и  как
гудит чайник!
     Ќо  что  это?  ‚  то  времЯ  как  Я  радостно  прислушиваюсь  к  ним  и
поворачиваюсь в сторону Љрошки, чтобы бросить последний взглЯд на это  столь
милое мне создание, она и все остальные расплываютсЯ в воздухе, и Я  остаюсь
один. ‘верчок поет за очагом, на полу лежит сломаннаЯ игрушка... вот и все.

        Ѓ€’‚Ђ †€‡Ќ€   

     Џовесть о любви

     Џеревод Њ. ЉлЯгиной-Љондратьевой

         * —Ђ‘’њ Џ…ђ‚Ђџ    * 

     „авным-давно, все равно когда, в  доблестной  Ђнглии,  все  равно  где,
разыгралась жестокаЯ битва. ђазыгралась она в  долгий  летний  день,  когда,
волнуЯсь, зеленели немало полевых  цветов,  созданных  ‚семогущей  „есницей,
чтобы служить благоуханными кубками длЯ росы, почувствовали в тот день,  как
их блестЯщие венчики до краев наполнились кровью и, увЯнув, поникли.  Ќемало
насекомых, подражавших своей нежной окраской безобидным  листьЯм  и  травам,
были запЯтнаны в тот день  кровью  умирающих  людей  и,  уползаЯ  в  испуге,
оставлЯли за собой необычные следы. ЏестраЯ бабочка уносила в  воздух  кровь
на краЯх своих крылышек.  ‚ода  в  реке  стала  красной.  €стоптаннаЯ  почва
превратилась в трЯсину, и мутные лужицы, стоЯвшие в следах человеческих  ног
и конских копыт, отсвечивали на солнце тем мрачным багровым отблеском.
     Ќе дай нам бог видеть то, что видела луна на этом поле,  когда,  взойдЯ
над темным гребнем дальних холмов, неЯсным и расплывчатым от  венчавших  его
деревьев, она поднЯлась на небо и взглЯнула  на  равнину,  усеЯнную  людьми,
которые лежали теперь, неподвижные, лицом вверх,  а  некогда,  прижавшись  к
материнской груди, искали взглЯдом материнских глаз или покоились в  сладком
сне! Ќе дай нам бог  узнать  те  тайны,  которые  услышал  зловонный  ветер,
проносЯсь над местом, где в тот день сражались люди и где той  ночью  царили
смерть и муки! Ќе раз сиЯла одинокаЯ луна над полем битвы, и не раз  глЯдели
на него со скорбью звезды; не раз ветры, прилетавшие со всех  четырех  стран
света, веЯли над ним, прежде чем исчезли следы сражениЯ.
     Ђ они не исчезали долго, но проЯвлЯлись лишь в  мелочах,  ибо  Џрирода,
котораЯ выше дурных человеческих страстей,  скоро  вновь  обрела  утраченную
безмЯтежность и улыбалась преступному полю битвы,  как  она  улыбалась  ему,
когда оно было еще невинным. †аворонки  пели  над  ним  в  высоте;  ласточки
носились взад и вперед, камнем  падали  вниз,  скользили  по  воздуху;  тени
летЯщих облаков быстро гнались друг за дружкой по лугам и нивам, по  лесу  и
брюквенному полю, но крышам и колокольне  городка,  утонувшего  в  садах,  и
уплывали в Яркую даль, на грань земли и неба,  где  гасли  алые  закаты.  Ќа
полЯх сеЯли хлеб, и он поспевал, и его  убирали  в  житницы;  река,  некогда
багроваЯ  от  крови,  теперь  вертела  колесо  водЯной   мельницы;   пахари,
посвистываЯ, шагали за плугом; косцы и сборщики колосьев спокойно занимались
своей работой;  овцы  и  волы  паслись  на  пастбище;  мальчишки  кричали  и
перекликались в полЯх, отпугиваЯ птиц; дым поднималсЯ из  деревенских  труб;
воскресные колокола  мирно  позванивали;  старики  жили  и  умирали;  робкие
полевые животные и скромные цветы в кустарниках и садах вырастали и гибли  в
положенные длЯ них сроки; и все это - на страшном,  обагренном  кровью  поле
битвы, где тысЯчи людей пали в великом сражении.
     Ќо вначале  среди  растущей  пшеницы  кое-где  виднелись  густо-зеленые
пЯтна, и люди смотрели на них с ужасом. ѓод за годом поЯвлЯлись они  на  тех
же местах, и было известно, что на этих плодородных участках множество людей
и коней, погребенных вместе, лежат в удобренной их  телами  земле.  ”ермеры,
пахавшие эти места, отшатывались при виде кишевших там  огромных  червей,  а
снопы, сжатые  здесь,  много  лет  называли  "снопами  битвы"  и  складывали
отдельно, и никто не запомнит, чтобы хоть один такой "сноп  битвы"  положили
вместе с последними собранными с  полей  снопами  и  принесли  на  "Џраздник
урожаЯ". „олго еще из каждой проведенной здесь борозды  поЯвлЯлись  на  свет
божий осколки оружиЯ. „олго еще стоЯли на  поле  битвы  израненные  деревьЯ;
долго валЯлись на местах ожесточенных схваток обломки срубленных изгородей и
разрушенных стен; а на вытоптанных участках не росло ни травинки. „олго  еще
ни одна деревенскаЯ девушка не решалась  приколоть  к  волосам  или  корсажу
цветок с этого полЯ смерти, - даже самый красивый, - и  спустЯ  многие  годы
люди все еще верили, что Ягоды, растущие там, оставлЯют неестественно темные
пЯтна на срывающей их руке.
     € все же годы, хоть и скользили они один за другим так  же  легко,  как
летние облака по небу, с течением времени уничтожили даже эти следы  давнего
побоища и стерли в памЯти окрестных жителей преданиЯ о нем,  пока  не  стали
они как стараЯ сказка, которую смутно вспоминают зимним вечером у  камелька,
но с каждым годом забывают все более. ’ам, где полевые цветы и Ягоды столько
лет росли нетронутыми, теперь были разбиты  сады,  выстроены  дома,  и  дети
играли в войну на лужайках. €зраненные деревьЯ давным-давно пошли на  дрова,
что пылали и трещали в каминах, и наконец  сгорели.  ’емно-зеленые  пЯтна  в
хлебах были теперь не Ярче, чем памЯть о тех, кто лежал под  ними  в  земле.
‚ремЯ от времени лемех плуга все еще выворачивал наружу куски  заржавленного
металла, но никто уже не мог догадатьсЯ, чем были когда-то  эти  обломки,  и
нашедшие их недоумевали и спорили  об  этом  между  собой.  ‘тарый,  помЯтый
панцирь и шлем уже так давно висели  в  церкви  над  выбеленной  аркой,  что
дрЯхлый, полуслепой старик, тщетно стараЯсь рассмотреть их теперь в  вышине,
вспоминал, как дивилсЯ на них еще ребенком. …сли б убитые здесь могли  ожить
на мгновение - каждый в прежнем своем облике и  каждый  на  том  месте,  где
застигла его безвременнаЯ  смерть,  то  сотни  страшных  изувеченных  воинов
заглЯнули бы в окна и  двери  домов;  возникли  бы  у  очага  мирных  жилищ;
наполнили бы, как зерном, амбары и житницы;  встали  бы  между  младенцем  в
колыбели и его нЯней; поплыли бы по реке, закружились бы  вокруг  мельничных
колес, вторглись бы в плодовый сад,  завалили  бы  весь  луг  и  залегли  бы
грудами среди стогов сена. ’ак изменилось поле битвы, где  тысЯчи  и  тысЯчи
людей пали в великом сражении.
     Ќигде, быть может, оно так не изменилось, как там, где лет  за  сто  до
нашего  времени,  рос  небольшой  плодовый  садик,  примыкавший  к   старому
каменному дому с крыльцом, обвитым жимолостью, - садик,  где  в  одно  Ясное
осеннее утро звучали музыка и смех и где две девушки весело танцевали друг с
дружкой на  траве,  а  несколько  деревенских  женщин,  стоЯ  на  приставных
лестницах, собирали Яблоки  с  Яблонь,  порой  отрываЯсь  от  работы,  чтобы
полюбоватьсЯ на девушек. Љакое это было приЯтное, веселое, простое  зрелище:
погожий день, уединенный уголок и две девушки, непосредственные и беспечные,
танцующие радостно и беззаботно.
     џ думаю, - и, надеюсь, вы согласитесь со мной, - что, если б  никто  не
старалсЯ выставлЯть себЯ напоказ, мы и сами жили бы лучше, и общение с  нами
было бы несравненно приЯтнее длЯ других. Љак хорошо было  смотреть  на  этих
танцующих девушек! “ них не было зрителей, если не считать сборщиц Яблок  на
лестницах. €м было приЯтно доставлЯть удовольствие сборщицам,  но  танцевали
они, чтобы доставить удовольствие себе (по крайней так казалось со стороны),
и так же невозможно было не восхищатьсЯ ими, как им - не  танцевать.  €  как
они танцевали!
     Ќе так, как балетные танцовщицы. ‚овсе нет. € не  так,  как  окончившие
курс ученицы мадам ’акой-то. Ќи в какой степени. ќто была не кадриль,  но  и
не менуэт даже не крестьЯнскаЯ плЯска. Ћни танцевали не в старом стиле и  не
в новом, не во французском стиле и не в английском, но, пожалуй, чуть-чуть в
испанском стиле, - хоть сами того не ведали, -  а  это,  как  мне  говорили,
свободный и радостный  стиль,  и  его  прелесть  -  в  том,  стук  маленьких
кастаньет придает ему характер обаЯтельной  и  вольной  импровизации.  ‹егко
кружась друг за  дружкой,  девушки  танцевали  то  под  деревьЯми  сада,  то
опускаЯсь в рощицу, то  возвращаЯсь  на  прежнее  место,  казалось,  что  их
воздушный  танец  разливаетсЯ  по   солнечному   простору,   словно   круги,
расходЯщиесЯ по воде. €х распущенные волосы и  развевающиесЯ  юбки,  упругаЯ
трава под их ногами, ветви, шелестЯщие в утреннем  возне,  ЯркаЯ  листва,  и
пЯтнистые тени от нее на мЯгкой юной  земле,  ароматный  ветер,  веющий  над
полЯми и охотно вращающий крыльЯ отдаленной  ветрЯной  мельницы,  -  словом,
все, начинаЯ с обеих девушек и кончаЯ далеким пахарем, который пахал на паре
коней, так отчетливо выделЯЯсь на фоне неба, точно им кончалось все в  мире,
- все, казалось, танцевало.
     Ќо вот младшаЯ  из  танцующих  сестер,  запыхавшись  и  весело  смеЯсь,
бросилась на скамью передохнуть.  „ругаЯ  прислонилась  к  ближнему  дереву.
ЃродЯчие музыканты - арфист и скрипач -  умолкли,  закончив  игру  блестЯщим
пассажем, - так они, вероЯтно, желали показать, что ничуть не устали,  хотЯ,
сказать правду, играли они в столь  быстром  темпе  и  столь  усердствовали,
соревнуЯсь с танцорками, что не выдержали бы и полминуты дольше.  ‘  лестниц
пчелиным жужжанием донессЯ гул одобрениЯ, и сборщицы Яблок, как пчелы, снова
взЯлись за работу.
     ‚зЯлись тем усерднее, быть может, что пожилой джентльмен, не кто  иной,
как сам доктор „жедлер (надо вам знать, что и дом и сад принадлежали доктору
„жедлеру, а девушки были его дочерьми), поспешно вышел из дому  узнать,  что
случилось и кто, черт возьми, так  расшумелсЯ  в  его  усадьбе,  да  еще  до
завтрака. Ћн был  великий  философ,  этот  доктор  „жедлер,  и  недолюбливал
музыку.
     - Њузыка и танцы сегоднЯ! - пробормотал доктор, остановившись.  -  Ђ  Я
думал, девочки со страхом ждут нынешнего  днЯ.  ‚прочем,  наша  жизнь  полна
противоречий... ќй, ѓрейс! ќй, Њэрьон! - добавил он громко. -  —то  вы  тут,
все с ума посошли?
     - Ђ хоть бы и так, ты уж не сердись, отец, - ответила его младшаЯ дочь,
Њэрьон, подбежав к нему и заглЯдываЯ ему в лицо, - ведь сегоднЯ чей-то  день
рождениЯ.
     - —ей-то день рождениЯ, кошечка! - воскликнул доктор. - Ђ ты не знаешь,
что каждый день - это чей-то день рождениЯ? €ли ты не слыхала, сколько новых
участников  ежеминутно  вступает  в  эту  -  ха-ха-ха!  невозможно  серьезно
говорить о таких вещах, - в эту  нелепую  и  смехотворную  игру,  называемую
†изнью?
     - Ќет, отец!
     - Ќу, да конечно нет; а ведь ты уже взрослаЯ... почти, - сказал доктор.
- Љстати, - тут он взглЯнул на хорошенькое личико, все еще  прижимавшеесЯ  к
нему, - сдаетсЯ мне, что это твой день рождениЯ?
     - Ќеужто вспомнил, отец? - воскликнула его любимаЯ дочка, протЯнув  ему
алые губки длЯ поцелуЯ.
     - ‚от тебе! Џрими вместе с поцелуем мою любовь, - сказал доктор,  целуЯ
ее в губы, - и дай тебе бог еще много-много раз - какаЯ все  это  чепуха!  -
встретить день!
     "†елать человеку долгой жизни, когда всЯ она - просто фарс какой-то,  -
подумал доктор, - ну и глупость! •а-ха-ха!"
     Љак Я уже говорил, доктор  „жедлер  был  великий  философ,  сокровеннаЯ
сущность его философии заключалась в том, что  он  смотрел  на  мир  как  на
грандиозную шутку, чудовищную нелепость, не заслуживающую вниманиЯ разумного
человека. Џоле битвы, на котором он жил, глубоко на него  повлиЯло,  как  вы
вскоре поймете.
     - ’ак! Ќу, а где вы достали музыкантов? -  спросил  „октор.  -  ’ого  и
глЯди, курицу стащат! Ћткуда они взЯлись?
     - Њузыкантов прислал ќлфред, - промолвила его дочь ѓрейс,  поправлЯЯ  в
волосах Њэрьон, растрепавшихсЯ  во  времЯ  танца,  скромные  полевые  цветы,
которыми сама украсила их полчаса назад, любуЯсь юной красавицей сестрой.
     - ‚от как! ‡начит, музыкантов прислал ќлфред? - переспросил доктор.
     - „а. Ћн встретил их, когда рано утром шел  в  город,  -  они  как  раз
выходили оттуда. Ћни странствуют пешком и провели в городе прошлую  ночь,  а
так  как  сегоднЯ  день  рождениЯ  Њэрьон,  то  ќлфред  захотел  сделать  ей
удовольствие и прислал их сюда с запиской на мое имЯ, в которой пишет,  что,
если Я ничего не имею против, музыканты сыграют Њэрьон серенаду. -  ‚от-вот!
- небрежно бросил доктор. - Ћн всегда спрашивает твоего согласиЯ.
     - € так как Я согласилась, - добродушно продолжала ѓрейс, на  мгновение
умолкнув и откинув назад голову, чтобы  полюбоватьсЯ  хорошенькой  головкой,
которую украшала, - а Њэрьон и без того была в чудесном настроении,  то  она
пустилась в плЯс, и Я с нею. ’ак вот мы и танцевали под музыку ќлфред,  пока
не запыхались. € мы решили, что музыка потому такаЯ веселаЯ, что  музыкантов
прислал ќлфред. - Џравда, Њэрьон?
     - Ђх, право, не знаю, ѓрейс. Ќадоедаешь ты мне с этим ќлфредом!
     - Ќадоедаю, когда говорю о твоем женихе? - промолвила старшаЯ сестра.
     - Њне вовсе не интересно  слушать,  когда  о  нем  говорЯт,  -  сказала
своенравнаЯ красавица, обрываЯ лепестки с цветов, которые держала в руке,  и
рассыпаЯ их по земле. - ’олько и слышишь, что о нем, - скучно; ну  а  насчет
того, что он мой жених...
     - ‡амолчи? Ќе говори так небрежно об этом верном сердце, - ведь оно все
твое, Њэрьон! - воскликнула ѓрейс. - Ќе говори так  даже  в  шутку.  Ќет  на
свете более верного сердца, чем сердце ќлфреда!
     - „а... да... - проговорила Њэрьон, с  очаровательно-рассеЯнным  видом,
поднЯв брови и словно думаЯ о чем-то. - ќто, пожалуй, правда. Ќо Я не вижу в
этом большой заслуги... џ... Я вовсе не хочу, чтобы он был таким уж  верным.
џ никогда не просила его об этом. € если он  ожидает,  что  Я...  Ќо,  милаЯ
ѓрейс, к чему нам вообще говорить о нем сейчас?
     ЏриЯтно было смотреть на этих грациозных, цветущих девушек, когда  они,
обнЯвшись, не спеша прохаживались под  деревьЯми,  и  хотЯ  в  их  разговоре
серьезность сталкивалась с легкомыслием, зато любовь  нежно  откликалась  на
любовь. €, право, очень странно было видеть, что на  глазах  младшей  сестры
выступили слезы: казалось, какое-то страстное, глубокое чувство  пробиваетсЯ
сквозь легкомыслие ее речей и мучительно боретсЯ с ним.
     Њэрьон была всего на четыре года моложе сестры, но как бывает в семьЯх,
где нет матери (жена доктора умерла), ѓрейс, нежно  заботившаЯсЯ  о  младшей
сестре и всецело преданнаЯ ей, казалась старше своих лет, ибо не  стремилась
ни соперничать с Њэрьон,  ни  участвовать  в  ее  своенравных  затеЯх  (хотЯ
разница в возрасте между ними была небольшаЯ), а  лишь  сочувствовала  ей  с
искренней любовью. ‚елико чувство материнства,  если  даже  такаЯ  тень  ее,
такое слабое отражение, как любовь сестринскаЯ, очищает сердце и  уподоблЯет
ангелам возвышенную душу!
     „октор, глЯдЯ на них и слыша их разговор, вначале только с  добродушной
усмешкой размышлЯл о безумии всЯкой любви  и  привЯзанности  и  о  том,  как
наивно обманывает себЯ молодежь, когда хоть минуту верит, что в этих мыльных
пузырЯх  может  быть  что-либо  серьезное;   ведь   после   она   непременно
разочаруетсЯ... непременно! Ћднако домовитость и  самоотвержение  ѓрейс,  ее
ровный характер, мЯгкий и  скромный,  но  таивший  нерушимое  постоЯнство  и
твердость духа, особенно Ярко представали перед доктором  сейчас,  когда  он
видел ее, такую и спокойную  и  непритЯзательную,  рЯдом  с  младшей,  более
красивой сестрой, и ему стало жаль ее - жаль их обеих, - жаль, что жизнь это
такаЯ смехотворнаЯ нелепость. …му и в  голову  не  приходило,  что  обе  его
дочери или одна из них,  может  быть,  пытаютсЯ  превратить  жизнь  в  нечто
серьезное. —то поделаешь - ведь он был философ.  „обрый  и  великодушный  от
природы, он по несчастной случайности споткнулсЯ о тот лежащий на путЯх всех
философов камень (его гораздо легче обнаружить,  чем  философский  камень  -
предмет изысканий алхимиков), который иногда служит камнем преткновениЯ  длЯ
добрых и великодушных  людей  и  обладает  роковой  способностью  превращать
золото в мусор и все драгоценное - в ничтожное.
     - Ѓритен! - крикнул доктор. - Ѓритен! Џодите сюда!
     Њаленький человек с необычайно кислым и недовольным лицом вышел из дома
и откликнулсЯ бесцеремонным тоном:
     - Ќу, что еще?
     - ѓде накрыли стол длЯ завтрака? - спросил доктор.
     - ‚ доме, - ответил Ѓритен.
     - Ђ вы не собираетесь накрыть его здесь, как вам было  приказано  вчера
вечером? - спросил доктор. - Ќе знаете, что у нас  будут  гости?  —то  нынче
утром надо еще до прибытиЯ почтовой кареты  закончить  одно  дело?  —то  это
совсем особенный случай?
     - Ђ мог Я тут накрыть стол, доктор „жедлер,  пока  женщины  не  кончили
собирать Яблоки, мог или  нет,  как  вы  полагаете?  Ђ?  -  ответил  Ѓритен,
постепенно возвышаЯ голос, под конец зазвучавший очень громко.
     - ’ак, но ведь сейчас они кончили? - сказал доктор и, взглЯнув на часы,
хлопнул в ладоши. - Ќу, живо! ѓде Љлеменси?
     - џ здесь, мистер, - послышалсЯ чей-то голос с одной из лестниц, и пара
неуклюжих ног торопливо спустилась на землю. - џблоки собраны. Ќу,  девушки,
по домам! —ерез полминуты все длЯ вас будет готово, мистер.
     ’а, что произнесла эти слова, сразу же принЯлась хлопотать с величайшим
усердием, а вид у нее  был  такой  своеобразный,  что  стоит  описать  ее  в
нескольких словах.
     …й было лет тридцать, и лицо у нее было довольно полное и  веселое,  но
какое-то до смешного неподвижное.  Ќо  что  говорить  о  лице  -  походка  и
движениЯ ее были так неуклюжи, что, глЯдЯ на  них,  можно  было  забыть  про
любое лицо на свете. ‘казать, что обе ноги у нее  казались  левыми,  а  руки
словно взЯтыми у кого-то другого  и  что  все  эти  четыре  конечности  были
вывихнуты и, когда приходили в движение, совались  не  туда,  куда  надо,  -
значит дать лишь самое смЯгченное описание  действительности.  ‘казать,  что
она была вполне довольна и удовлетворена таким устройством, считаЯ,  что  ей
нет до него дела, и ничуть не роптала на свои руки и ноги, но  позволЯла  им
двигатьсЯ как попало, - значит лишь  в  малой  степени  воздать  должное  ее
душевному равновесию. Ђ одета она была так: громадные  своевольные  башмаки,
которые упрЯмо отказывались идти  туда,  куда  шли  ее  ноги,  синие  чулки,
пестрое  платье  из  набойки  самого  безобразного  рисунка,  какой   только
встречаетсЯ на свете, и белый передник. Ћна всегда носила платьЯ с короткими
рукавами  и  всегда  почему-то  ходила  с  исцарапанными  локтЯми,  которыми
интересовалась столь живо, что постоЯнно  выворачивала  их,  тщетно  пытаЯсь
рассмотреть, что же с  ними  происходит.  Ќа  голове  у  нее  обычно  торчал
маленький чепчик, прилепившись, где угодно, только не на том месте,  которое
у других женщин обычно покрыто этой принадлежностью туалета; зато  -  она  с
ног  до  головы  была  безукоризненно  опрЯтна  и  всегда   имела   какой-то
развинченно-чистоплотный  вид.  Ѓольше  того:  похвальное  стремление   быть
аккуратной и подобранной, как ради спокойствиЯ собственной  совести,  так  и
затем,  чтобы  люди  не  осудили,  порой  заставлЯло  ее  проделывать  самые
изумительные  телодвижениЯ,  а  именно  -  хвататьсЯ  что-то  вроде  длинной
деревЯнной ручки (составлЯвшей часть ее костюма и  в  просторечии  именуемой
корсетной планшеткой) и сражатьсЯ  со  своими  одеждами,  пока  не  давалось
привести их в порЯдок.
     ’ак выглЯдела  и  одевалась  Љлеменси  Ќьюком,  котораЯ,  должно  быть,
нечаЯнно исказила свое настоЯщее имЯ Љлементина, превратив  его  в  Љлеменси
(хотЯ никто этого знал наверное, ибо ее  глухаЯ  дрЯхлаЯ  мать,  которую  та
содержала чуть не с  детских  лет,  умерла,  дожив  до  необычайно  глубокой
старости, а других родственников нее не было), и котораЯ  хлопотала  сейчас,
накрываЯ да стол, но по временам бросала  работу  и  стоЯла  как  вкопаннаЯ,
скрестив голые красные руки и потираЯ исцапанные  локти  -  правый  пальцами
левой руки и наоборот, - и сосредоточенно смотрела на этот стол, пока  вдруг
не вспоминала о том, что ей не хватает какой-то вещи, и не кидалась за нею.
     ‚он  сутЯги  идут,  мистер!  -  сказала  вдруг  Љлеменси   не   слишком
доброжелательным тоном.
     - Ђ! -  воскликнул  доктор  и  пошел  к  калитке  навстречу  гостЯм.  -
‡дравствуйте, здравствуйте! ѓрейс, долгаЯ!  Њэрьон!  Љ  нам  пришли  господа
‘ничи и Љрегс, где же ќлфред?
     - Ћн, наверное, сейчас вернетсЯ, отец, - ответила  ѓрейс.  -  …му  ведь
надо готовитьсЯ к отъезду, и нынче утром у него было столько  дела,  что  он
встал и ушел на свете. „оброе утро, джентльмены.
     - ‘ добрым утром, леди! - произнес мистер ‘ничи, - говорю за себЯ и  за
Љрегса. (Љрегс поклонилсЯ.) Њисс, - тут ‘ничи повернулсЯ к Њэрьон,  -  целую
вашу руку. - ‘ничи поцеловал руку Њэрьон. - € желаю (желал он или не  желал,
неизвестно, ибо на первый взглЯд  он  не  казалсЯ  человеком,  способным  на
теплое чувство к другим людЯм), желаю вам еще сто  раз  счастливо  встретить
этот знаменательный день.
     - •а-ха-ха! †изнь - это фарс! - задумчиво  рассмеЯлсЯ  доктор,  засунув
руки в карманы. - „линный фарс в сотню актов!
     - џ уверен, однако, -  проговорил  мистер  ‘пичи,  прислонив  небольшой
синий мешок с юридическими документами к  ножке  стола,  -  что  вы,  доктор
„жедлер, никоим образом не захотели бы сократить в этом длинном  фарсе  роль
вот этой актрисы.
     - Љонечно нет! - согласилсЯ доктор.  -  Ѓоже  сохрани!  Џусть  живет  и
смеетсЯ над ним,  пока  может  смеЯтьсЯ,  а  потом  скажет  вместе  с  одним
остроумным французом: "”арс доигран; опустите занавес".
     - Ћстроумный француз, - сказал мистер ‘ничи, быстро заглЯдываЯ  в  свой
синий мешок. -  ошибалсЯ,  доктор  „жедлер,  и  ваша  философиЯ,  право  же,
ошибочна от начала до конца, как Я уже не раз объЯснЯл вам. ѓоворить, что  в
жизни нет ничего серьезного! Ђ что же такое суд, как, по-вашему?
     - утовство! - ответил доктор.
     - ‚ы когда-нибудь обращались в суд? -  спросил  мистер  ‘ничи,  отрываЯ
глаза от синего мешка.
     - Ќикогда, - ответил доктор.
     - Ќу, если это случитсЯ, - продолжал мистер ‘ничи, -  вы,  быть  может,
измените свое мнение.
     Љрегс, от имени которого всегда выступал ‘ничи и который сам, казалось,
не  ощущал  себЯ  как  отдельную  личность   и   не   имел   индивидуального
существованиЯ, на  этот  раз  высказалсЯ  тоже.  Њысль,  выраженнаЯ  в  этом
суждении, была единственной мыслью, которой он не разделЯл на равных началах
со ‘ничи; зато ее разделЯли кое-какие его единомышленники из числа  умнейших
людей на свете.
     - ‘уд теперь слишком упростили, - изрек мистер Љрегс.
     - Љак? ‘уд упростили? - усомнилсЯ доктор.
     - „а, - ответил мистер Љрегс, - все упрощаетсЯ. ‚се  теперь,  по-моему,
сделали слишком уж простым. ќто порок нашего времени. …сли жизнь - шутка  (а
Я не собираюсь это отрицать),  надо,  чтобы  эту  шутку  были  очень  трудно
разыгрывать. †изнь должна быть жестокой борьбой, сэр. ‚от в чем суть. Ќо  ее
чрезмерно упрощают. Њы смазываем маслом ворота жизни. Ђ надо, чтобы они были
ржавые. ‘коро они будут отворЯтьсЯ без скрипа. Ђ надо, чтобы они  скрежетали
на своих петлЯх, сэр.
     €зрекаЯ все это, мистер Љрегс как будто сам скрежетал на своих  петлЯх,
и это впечатление еще усиливалось  его  внешностью,  ибо  он  был  холодный,
жесткий, сухой человек, настоЯщий кремень, - да и одет  он  был  в  серое  с
белым, а глаза у него чуть поблескивали, словно из них высекали  искры.  ‚се
три царства природы - минеральное,  животное  и  растительное,  -  казалось,
нашли в этом братстве спорщиков своих представителей: ибо ‘ничи  походил  на
сороку или ворона (только он был не такой прилизанный, как они), а у доктора
лицо было сморщенное, как мороженое Яблоко, с Ямочками,  точно  выклеванными
птицами, а на затылке у него торчала косичка, напоминавшаЯ черенок.
     Ќо  вот  энергичный  красивый  молодой  человек  в  дорожном   костюме,
сопровождаемый носильщиком, тащившим несколько свертков и корзинок,  веселый
и бодрый - под стать этому Ясному утру, - быстрыми шагами вошел в сад, и все
трое собеседников, словно братьЯ трех сестер Џарок,  или  до  неузнаваемости
замаскированные ѓрации, или три вещих пророчицы  на  вересковой  пустоши  *,
вместе подошли к нему и поздоровались с ним.
     - ЏоздравлЯю с днем рождениЯ, ќлф! - весело проговорил доктор.
     -  ЏоздравлЯю  и  желаю  еще   сто   раз   счастливо   встретить   этот
знаменательный день, мистер •итфилд, - сказал ‘ничи с низким поклоном.
     - ЏоздравлЯю! - глухо буркнул Љрегс.
     - ЉажетсЯ, Я попал под  обстрел  целой  батареи!  -  воскликнул  ќлфред
останавливаЯсь. - €... один, два, три... все трое не предвещают  мне  ничего
хорошего в том великом море, что расстилаетсЯ передо мною. •орошо, что Я  не
вас первых встретил сегоднЯ утром, а то подумал бы, что это не к добру. Ќет,
первой была ѓрейс, милаЯ ласковаЯ ѓрейс, поэтому Я не боюсь всех вас!..
     - Џозвольте, мистер, первой была Я, - вмешалась Љлеменси Ќьюком. -  Ћна
гулЯла здесь в саду, когда еще солнце не взошло, помните? Ђ Я была в доме.
     - ќто верно, Љлеменси была  первой,  -  согласилсЯ  ќлфред.  -  ‡начит,
Љлеменси защитит менЯ от вас.
     - •а-ха-ха! - говорю за себЯ и за Љрегса, - сказал  ‘ничи.  -  ‚от  так
защита!
     - Ѓыть может, не  такаЯ  плохаЯ,  как  кажетсЯ,  -  проговорил  ќлфред,
сердечно пожимаЯ руку доктору, ‘ничи и Љрегсу и оглЯдываЯсь кругом. - Ђ  где
же... ѓосподи боже мой!
     Ћн рванулсЯ  вперед,  отчего  „жонатан  ‘ничи  и  ’омас  Љрегс  на  миг
сблизились теснее,  чем  это  было  предусмотрено  в  их  деловом  договоре,
подбежал к сестрам, и... ‚прочем, мне незачем подробно рассказывать  о  том,
как он поздоровалсЯ, сперва с Њэрьон,  потом  с  ѓрейс;  намекну  лишь,  что
мистер  Љрегс,  возможно,  нашел  бы   его   манеру   здороватьсЯ   "слишком
упрощенной".
     Ѓыть может, желаЯ  переменить  тему  разговора,  доктор  „жедлер  велел
подавать завтрак, и  все  сели  за  стол.  ѓрейс  занЯла  место  хозЯйки,  и
предусмотрительно села так, что отделила сестру и ќлфреда от всех остальных.
‘ничи и Љрегс сидели в конце стола друг против друга, поставив  синий  мешок
между собой длЯ большей сохранности,  а  доктор  занЯл  свое  обычное  место
против  ѓрейс.  Љлеменси,  как  наэлектризованнаЯ,  носилась  вокруг  стола,
подаваЯ кушаньЯ,  а  меланхолический  Ѓритен,  стоЯ  за  другим,  маленьким,
столом, нарезал ростбиф и окорок.
     - ЊЯса? - предложил Ѓритен, приближаЯсь к мистеру ‘ничи с большим ножом
и вилкой в руках и бросаЯ в гостЯ вопрос, как метательный снарЯд.
     - Ќепременно, - ответил юрист.
     - Ђ вы желаете? - спросил Ѓритен Љрегса.
     - Ќежирного и хорошо прожаренного, - ответил сей джентльмен.
     ‚ыполнив эти приказаниЯ и положив доктору умеренную порцию (Ѓритен  как
будто знал, что молодежь и не  думает  о  еде),  он  стал  около  владельцев
юридической конторы настолько близко, насколько это  позволЯли  приличиЯ,  и
строгим взором наблюдал, как они расправлЯлись с мЯсом, причем он один  лишь
раз утратил суровое выражение лица. ќто случилось, когда мистер  Љрегс,  чьи
зубы -были не в  блестЯщем  состоЯнии,  чуть  не  подавилсЯ;  тогда  Ѓритен,
внезапно оживившись, воскликнул: "џ думал уж, ему крышка!"
     - Ќу, ќлфред, - сказал доктор,  -  давай  поговорим  о  деле,  пока  мы
завтракаем.
     - Џока мы завтракаем, - сказали ‘ничи  и  Љрегс,  которые,  видимо,  не
собирались прекращать это занЯтие.
     ќлфред не завтракал, а дел у него, должно быть, и без того хватало,  но
он почтительно ответил.
     - Џожалуйста, сэр.
     - …сли и может быть что-нибудь серьезное, - начал доктор, - в таком...
     - ...фарсе, как жизнь, сэр, - докончил ќлфред.
     - ...в таком фарсе, как жизнь, - подтвердил доктор, - так это,  что  мы
сегоднЯ накануне разлуки жениха в невесты празднуем их день рождениЯ... ведь
это день, свЯзанный со многими воспоминаниЯми, приЯтными длЯ нас четверых, и
с памЯтью о долгой дружбе. ‚прочем, это не относитсЯ к делу.
     - Ђх, нет, нет, доктор „жедлер!  -  возразил  молодой  человек.  -  ќто
относитсЯ к делу, прЯмо к нему относитсЯ, и нынче утром об этом говорит  мое
сердце, да и ваше также, Я знаю, - только не мешайте ему. ‘егоднЯ  Я  уезжаю
из вашего дома; с нынешнего днЯ  Я  перестаю  быть  вашим  подопечным;  наши
давние дружеские отношениЯ прерываютсЯ и уже не возобновЯтсЯ в том же  самом
виде, зато нас свЯжут иные отношениЯ, -  он  взглЯнул  на  Њэрьон,  сидевшую
рЯдом с ним, - но они столь значительны, что Я не  решаюсь  говорить  о  них
сейчас. Ќу, ну, доктор, - добавил он, повеселев  и  слегка  посмеиваЯсь  над
доктором, - есть же хоть зернышко серьезности в этой огромной мусорной  куче
нелепостей! „авайте согласимсЯ сегоднЯ, что хоть одно-то есть.
     - ‘егоднЯ! - вскричал  доктор.  -  —то  он  только  болтает!  •а-ха-ха!
"‘огласимсЯ сегоднЯ". Ќадо же выбрать  из  всех  дней  всего  нелепого  года
именно этот день! „а ведь сегоднЯ - годовщина великой  битвы,  разыгравшейсЯ
тут, на этом самом месте. ‚едь здесь, где  мы  теперь  сидим,  где  Я  видел
сегоднЯ утром, как плЯсали мои девочки, где  только  что  длЯ  нас  собирали
Яблоки, с этих вот деревьев, корни которых вросли не в почву, а в  людей,  -
здесь погибло столько жизней, что десЯтки лет спустЯ, уже  на  моей  памЯти,
целое кладбище, полное костей, костной пыли  и  обломков  разбитых  черепов,
было вырыто из земли вот тут, под нашими ногами. Ћднако из  всех  участников
этой битвы не наберетсЯ и ста человек,  знавших,  за  что  они  сражаютсЯ  и
почему, а из  всех  легкомысленных,  но  ликующих  победителей  -  и  сотни,
знавших, почему они ликуют. Ќе  наберетсЯ  и  полсотни  человек,  получивших
пользу от победы или поражениЯ. Ќе наберетсЯ и  полдюжины,  согласных  между
собой насчет причин этой битвы, или ее последствий, и, короче говорЯ,  никто
не составил себе о  ней  определенного  мнениЯ,  кроме  тех,  кто  оплакивал
убитых. Ќу, что же тут серьезного? - докончил со смехом доктор.  -  ‘плошнаЯ
чепуха!
     - Ќо мне все это кажетсЯ очень серьезным, - сказал ќлфред.
     - ‘ерьезным! - воскликнул доктор. - …сли  это  считать  серьезным,  так
надо сойти с ума или умереть, или влезть на вершину горы  и  сидеть  на  ней
отшельником.
     - Љ тому же... все это было так давно, - проговорил ќлфред.
     - „авно! - подхватил доктор. - Ђ ты знаешь, что делали люди с тех  пор?
‡наешь ты, что еще они делали? џ-то уж, во всЯком случае, не знаю!
     - Ћни порою начинали тЯжбу в суде, - заметил  мистер  ‘ничи,  помешиваЯ
ложечкой чай.
     - Љ сожалению, закончить ее всегда было слишком просто,  -  сказал  его
компаньон.
     - € вы извините менЯ, доктор,  -  продолжал  мистер  ‘ничи,  -  если  Я
выскажу свое мнение, хотЯ вы уже тысЯчи раз имели возможность слышать его во
времЯ наших дискуссий: в том, что люди обращались в суд, и вообще во всей их
судебной системе Я вижу нечто серьезное, право же,  нечто  осЯзаемое,  нечто
действующее с сознательным и определенным намерением...
     Љлеменси Ќьюком угловатым движением толкнула стол, и  раздалсЯ  громкий
стук чашек и блюдцев.
     - ќй! —то там такое? - вскричал доктор.
     - „а все этот зловредный синий  мешок,  -  сказала  Љлеменси,  -  вечно
подвертываетсЯ под ноги.
     - ‘ определенным и  сознательным  намерением,  как  Я  уже  говорил,  -
продолжал ‘ничи, - а это вызывает уважение. ‚ы говорите,  что  жизнь  -  это
фарс, доктор „жедлер? ЌесмотрЯ на то, что в ней есть суд?
     „октор рассмеЯлсЯ и взглЯнул на ќлфреда.
     - ‘огласен с вами, что война безумие, -  сказал  ‘ничи.  -  ‚  этом  мы
сходимсЯ. ЋбъЯснюсь подробнее: вот цветущаЯ местность, - он ткнул  вилкой  в
пространство,  -  некогда  наводненнаЯ  солдатами  (которые  все   поголовно
беззаконно нарушали границы чужих владений) и опустошеннаЯ  огнем  и  мечом.
„а-да-да! Џодумать только, что находЯтсЯ люди, добровольно подвергающие себЯ
огню и мечу! ѓлупо, расточительно, прЯмо таки нелепо; когда об этом думаешь,
нельзЯ не смеЯтьсЯ над  своими  ближними!  Ќо  посмотрите  на  эту  цветущую
местность,  какой  она  стала  теперь.  ‚спомните  о   законах,   касающихсЯ
недвижимого  имущества,  наследованиЯ  и  завещаниЯ  недвижимого  имущества:
залога и выкупа недвижимого имущества; пользованиЯ землей на правах  аренды,
владениЯ ею, сдачи в аренду с условием вносить поземельный налог; вспомните,
- продолжал мистер ‘ничи, который так разволновалсЯ, что даже причмокнул,  -
вспомните о сложнейших законах, касающихсЯ прав на владение и доказательства
этих прав, вместе со всеми свЯзанными с ними  противоречащими  один  другому
прецедентами  и  постановлениЯми  парламента;   подумайте   о   бесчисленном
количестве хитроумных и бесконечных тЯжб в Љанцлерском суде,  которым  может
положить начало эта приЯтнаЯ местность, и сознайтесь, доктор,  что  в  жизни
нашей имеетсЯ кое-что светлое! џ полагаю, - добавил мистер  ‘ничи,  взглЯнув
на компаньона, - что говорю за себЯ и за Љрегса.
     Њистер Љрегс знаком выразил согласие с этими словами, и  мистер  ‘ничи,
несколько освеженный своим красноречием, сказал, что  не  прочь  съесть  еще
немножко мЯса и выпить еще чашку чаю.
     - џ  не  поклонник  жизни  вообще,  -  продолжал  он,  потираЯ  руки  и
посмеиваЯсь, - ибо она полна  нелепостей;  полна  еще  худших  вещей.  Ќу  а
разговоры о верности, доверии, бескорыстии и тому подобном!  ЉакаЯ  все  это
чепуха! Њы знаем им цену. Ќо вы не должны смеЯтьсЯ  над  жизнью.  ‚ам  нужно
разыгрывать игру; поистине очень серьезную игру! ‚се и каждый играют  против
вас, заметьте себе, а вы играете против них. „а, все это  весьма  интересно!
Ќа этой шахматной доске иные ходы очень хитроумны. ‘мейтесь, только когда вы
выигрываете, доктор „жедлер, да и то не слишком громко. „а-да-да!  €  то  не
слишком громко, - повторил ‘ничи, качаЯ головой и подмигиваЯ с таким  видом,
словно  хотел  сказать:  "‹учше  не  смейтесь,  а  тоже  качайте  головой  и
подмигивайте!"
     - Ќу, ќлфред, что ты теперь скажешь? - воскликнул доктор.
     - џ скажу, сэр, - ответил ќлфред, - что вы, по-моему, окажете мне да  и
себе самому величайшее благодеЯние, если  постараетесь  иногда  забывать  об
этом поле битвы и ему подобных ради более обширного  полЯ  битвы  †изни,  на
которое каждый день взирает солнце.
     - Ѓоюсь, что взглЯды доктора от этого не смЯгчатсЯ,  мистер  ќлфред,  -
сказал ‘ничи. - ‚едь в этой "битве жизни" противники сражаютсЯ очень Яростно
и очень ожесточенно. ’о и дело рубЯт, режут  и  стрелЯют  людЯм  в