ыл прав вначале и что власть - не английский народ, а лорд  ќбердин,
или лорд Џальмерстон *, или лорд Ћлдборо, или лорд Љто-…го-‡нает.
     Ќедостаток чувства самоуважениЯ в  английском  народе  -  островизм,  о
котором  следовало  бы  задуматьсЯ  всерьез  и  от  которого  следовало   бы
избавитьсЯ. Ћ высоких достоинствах английской аристократии можно судить хотЯ
бы потому, что  она  гораздо  менее  надменна  и  заносчива,  чем  следовало
ожидать,  принимаЯ  во  внимание   всегдашнюю   готовность   нашей   публики
распластыватьсЯ перед знатным титулом. ѓотовность эта проЯвлЯетсЯ при каждом
удобном случае,  и  в  частной  и  в  общественной  жизни.  €  покуда  такое
повсеместное угодничество не будет  изжито,  те,  кто  принимают  наибольшее
участие в  управлении  нами,  не  научатсЯ  ценить  нас  так,  как  мы  того
заслуживаем на самом деле. Џоэтому-то и получаетсЯ,  что  в  столице  Ђнглии
премьер-министр позволЯет отмахиватьсЯ от  нас  с  шутливым  пренебрежением,
между тем как представители английской науки и  искусства  встречают  то  же
оскорбительное пренебрежение со стороны своего посла во французской столице.
Ђ мы еще удивлЯемсЯ, что по сравнению с другими народами оказались  в  столь
странном и невыгодном положении! Џусть эти народы, в силу различных  причин,
менее счастливы, менее свободны, чем мы, но зато чувство самоуважениЯ у  них
развито больше, и при  всех  превратностЯх  политики  правителЯм  приходитсЯ
считатьсЯ с этим чувством, оно дает о себе  знать.  ЂристократиЯ  пользуетсЯ
уважением и на континенте. ‚рЯд ли кто-нибудь станет с этим спорить.  Ћднако
существует огромнаЯ разница между уважением, которое оказывают знати там,  и
почестЯми, которыми ее окружают у нас,  на  острове.  Џрисутствие  горсточки
герцогов и лордов на публичном балу, банкете  или  на  каком  угодно  другом
более или менее  смешанном  сборище  производит  обычно  самое  тЯгостное  и
неприЯтное впечатление - и не потому, чтобы сами  наши  аристократы  держали
себЯ  как-нибудь  высокомерно  -  напротив,  это  народ  вежливый  и  вполне
воспитанный, - а потому лишь, что среди нас имеетсЯ слишком много  охотников
извиватьсЯ и пресмыкатьсЯ перед ними. ‚ других странах этому мешает  чувство
собственного достоинства, и там гораздо меньше  раболепства  и  угодничества
перед знатью. Ћбщение вследствие этого между сословиЯми бесконечно  приЯтнее
длЯ обеих сторон, и каждаЯ имеет возможность узнать гораздо больше о другой.
…ще один островизм: всЯкий раз, когда среди нас  ЯвлЯетсЯ  лицо  королевской
крови либо титулованный гость,  в  официальных  обращениЯх  к  нему  принЯто
употреблЯть приторно-раболепные выражениЯ,  которые  ни  в  одной  груди  не
находЯт отзвука; мы всЯчески поощрЯем распространение подробнейших сообщений
о благочестивом поведении гостЯ в  церкви,  вежливом  поведении  во  дворце,
пристойном  поведении  за  столом,  иначе  говорЯ,  умении  высокого   гостЯ
обращатьсЯ с ножом, вилкой  и  рюмкой  -  можно  подумать,  что  мы  ожидали
встретить в его  лице  по  меньшей  мере  Ћрсона!  *  Џодобные  сомнительные
комплименты делаютсЯ только у нас, в нашей стране, и они были бы невозможны,
если бы у нас было развито чувство самоуважениЯ. ‘ледует побольше общатьсЯ с
другими народами, чтобы позаимствовать у них это качество как можно  скорее.
€ когда мы перестанем по пЯтьдесЯт раз на дню уверЯть королЯ  Ѓрентфордского
* и ѓлавного Џортного с ’ули-стрит *, что мы не можем  существовать  без  их
улыбок, эти два маститых мужа и  сами  наконец  усомнЯтсЯ  во  всемогуществе
своих улыбок, а мы понемножку избавимсЯ еще от одного островизма.
    
     18 ЯнварЯ 1856 г.
    
    
       ^TЌЋ—ЌЂџ ‘–…ЌЉЂ ‚ ‹ЋЌ„ЋЌ…^U    
    
     Џеревод ’. ‹итвиновой
    
     ЏЯтого ноЯбрЯ прошлого  года,  Я,  издатель  этого  журнала,  вместе  с
приЯтелем, лицом небезызвестным, случайно забрели  в  “айтчепл.  Ѓыл  вечер,
погода стоЯла отвратительнаЯ - темно, грЯзь и проливной дождь.
     Њного печальных картин можно увидеть в этой части ‹ондона, которую Я за
последние несколько лет изучил досконально. Њы  шли  медленно,  позабыв  про
дождь и слЯкоть, и не заметили, как, отдаваЯсь впечатлениЯм окружавшего  нас
мира, к восьми часам очутились у зданиЯ ђаботного дома.
     Ќа темной улице, под дождем, прЯмо на  грЯзных  плитах  панели,  лежали
какие-то кучи лохмотьев. Ћни были неподвижны, и казалось, это - пЯть  ульев,
прикрытых трЯпками,  или  пЯть  скрюченных  трупов,  прикрытых  трЯпками,  -
словом, что угодно, только не живые люди!
     - —то это такое? - вопросил мой спутник. - ђади бога, скажите, что  это
такое?!
     - „олжно быть, несчастные, которых не впустили переночевать, -  ответил
Я.
     Њы остановились подле этих кучек трЯпьЯ, ноги наши  словно  приросли  к
земле, и мы не могли оторвать глаз от страшного  зрелища.  ЏЯтеро  сфинксов,
вселЯЯ ужас в прохожих, казалось, вопрошали каждого: "Ћстановись и  подумай,
чем кончит общество, бросившее нас сюда?"
     Џока мы так стоЯли и смотрели, подошел рабочий, прилично  одетый,  судЯ
по виду - каменщик.
     - ‘трашное зрелище, сударь, - сказал он, прикоснувшись к моему плечу, -
и притом в христианском государстве!
     - ‘трашное, страшное, мой друг, - ответил Я.
     - —асто, возвращаЯсь с работы, Я вижу еще худшую картину.  €ной  раз  Я
насчитывал их пЯтнадцать, двадцать, а то и двадцать  пЯть  человек.  “жасное
зрелище!
     - Џоистине ужасное, - произнесли мы с приЯтелем разом.
     ЏостоЯв с нами еще немного, прохожий пожелал нам покойной ночи и ушел.
     Њы же чувствовали, что не можем уйти так, ничего не сделав; это было бы
бесчеловечно. Љак-никак с нами посчитаютсЯ больше, чем с простым рабочим. Њы
постучали в ворота ђаботного дома. Љогда старый нищий-привратник открыл  их,
Я не стал мешкать и  вошел,  так  как  прочитал  в  его  слезЯщихсЯ  глазках
намерение не впустить нас. Њой товарищ не отставал от менЯ.
     - Ѓудьте любезны вручить  эту  карточку  начальнику  ђаботного  дома  и
передать ему, что Я хотел бы поговорить с ним, - сказал Я.
     Њы находились как бы в крытом проходе, и старый  привратник,  взЯв  мою
карточку, направилсЯ по нему вглубь. Ќе успел он, однако, подойти  к  двери,
расположенной слева от нас, как кто-то, одетый в плащ и шлЯпу,  выскочил  из
нее с  проворством  человека,  который  привык  каждую  ночь  отбиватьсЯ  от
докучливых нападок.
     - Ќу-с, господа, - заговорил он громким голосом, - что вам угодно?
     - ‚о-первых, - начал Я, - сделайте одолжение - взглЯните  на  карточку,
которую держите в руке. Њожет быть, вам знакома моЯ фамилиЯ?
     - ”амилиЯ знакомаЯ, - сказал он, поглЯдев на карточку.
     - •орошо. џ  всего  лишь  намерен  задать  вам  прЯмой  вопрос,  обещаю
держатьсЯ в рамках вежливости и не намерен ни сердить вас, ни сердитьсЯ сам.
Ѓыло бы глупо, если бы Я вздумал упрекать в  чем-либо  вас  лично,  Я  и  не
упрекаю. џ могу быть недоволен системой, которой вы поставлены управлЯть, но
вместе с тем Я понимаю, что вам предписано выполнЯть известные  обЯзанности,
которые вы, без сомнениЯ, и выполнЯете. Ќадеюсь, вы не  откажетесь  ответить
мне на кое-какие вопросы.
     Њой тон его, видимо, успокоил.
     - •орошо, - сказал он, - отвечу. —то же вы хотели бы знать?
     - €звестно ли вам, что на улице находЯтсЯ пЯтеро несчастных?
     - џ их не видел, но вполне допускаю, что это так.
     - ’о есть, вы еще сомневаетесь в этом?
     - Ќет, нет, нисколько. €х могло бы быть и намного больше.
     - Љто они - мужчины? €ли женщины?
     - ‘корее всего - женщины. ‚озможно, что две-три из них там с прошлой  и
позапрошлой ночи.
     - ‚ы хотите сказать, что они там проводЯт всю ночь до утра?
     - ‚есьма возможно.
     Њы переглЯнулись с моим спутником, а начальник ђаботного дома  поспешно
добавил:
     - ѓосподи боже мой, но что же мне-то делать?  —то  Я  могу?  ‡десь  все
переполнено. ‡десь всегда переполнено, всЯкую  ночь!  ‚едь  должен  же  Я  в
первую очередь предоставить места женщинам с детьми, правда? Ќе прикажете же
выгонЯть их?
     - Љонечно, нет, - сказал Я, - принцип ваш совершенно гуманный, и Я  рад
слышать, что вы его придерживаетесь. Ќе забывайте только, что Я ни в чем вас
не виню.
     - ‹адно! - сказал он и снова утихомирилсЯ.
     - џ только хотел спросить  вас,  -  продолжал  Я,  -  известно  ли  вам
что-либо дурное об этих пЯтерых несчастных, что сидЯт на улице?
     - џ не знаю о них ровно ничего, - сказал он, энергично махнув рукой.
     - џ спрашиваю вот почему: мы хотим дать им немного денег на ночлег,  но
только в случае, если они действительно бездомные, а не воровки. ‚ы ведь  не
утверждаете, что они воровки?
     - џ ничего о них не знаю, - повторил он, отчеканиваЯ слова.
     - €наче говорЯ, сюда их не впускают оттого только, что дом переполнен?
     - „а, оттого, что дом переполнен.
     - Ђ если бы им удалось сюда попасть, они здесь получили бы лишь  ночлег
да кусок хлеба на завтрак - так?
     - ќто все. ђешайте сами, сколько им дать. Ќо имейте в виду, кроме того,
что Я вам сейчас сказал, Я ничего о них не знаю.
     - ђазумеетсЯ. Њне больше ничего и не надо знать.  ‚ы  ответили  на  мой
вопрос вежливо и охотно, и Я вам очень за это благодарен. џ  ничего  плохого
не могу о вас сказать, напротив. Џокойной ночи!
     - Џокойной ночи, господа!
     € мы снова очутились на улице. Њы подошли к куче трЯпьЯ, самой  ближней
к двери ђаботного дома, и Я ее потрогал. Ћна не шелохнулась.
     - ‘кажите, - спросил Я, наклонившись к  женщине,  -  почему  вы  лежите
здесь?
     - Џотому что менЯ не берут в „ом.
     Ћна говорила  слабым,  глухим  голосом,  в  котором  не  оставалось  ни
малейшего оттенка любопытства или воодушевлениЯ.
     Ћна сонно смотрела мимо  менЯ  и  моего  спутника,  на  черное  небо  и
падавший дождь.
     - ‚ы и прошлую ночь провели здесь?
     - „а. ‚сю ночь. € позапрошлую ночь тоже.
     - ‚ы знаете кого-нибудь из тех, кто лежит рЯдом с вами?
     - џ знаю ту, что лежит через одну от менЯ. Ћна  была  здесь  в  прошлую
ночь и сказала мне, что она родом из ќссекса. Ѓольше Я о ней ничего не знаю.
     - €так, вы здесь провели всю прошлую ночь. Ќу,  а  днем  вы  тоже  были
здесь?
     - Ќет. Ќе весь день.
     - ѓде же вы были весь день?
     - •одила по улицам.
     - Ђ что вы ели?
     - Ќичего.
     - Џослушайте! - сказал Я. - ‚спомните. ‚ы устали, и Я вас  разбудил  со
сна, и вы, может  быть,  не  знаете,  что  говорите.  —то-нибудь-то  вы  ели
сегоднЯ! ‚спомните, ну!
     - Ќичего Я не ела. ’олько объедки, корочки,  две-три  корочки,  которые
мне удалось подобрать на рынке. „а вы поглЯдите на менЯ!
     € она обнажила свою шею, которую Я тотчас же прикрыл.
     - …сли Я вам дам шиллинг на ужин и ночлег, вы найдете, куда пойти?
     - „а.
     - €дите же, ради бога!
     џ вложил деньги ей в ладонь, и она с трудом поднЯлась и побрела  прочь.
Ћна не поблагодарила менЯ, ни разу даже не взглЯнула в мою сторону, просто -
растаЯла в этой ужасной ночи самым  странным,  удивительным  образом.  Њного
диковинного довелось мне видеть на своем веку, но ничто так не врезалось мне
в памЯть, как то вЯлое безразличие,  с  каким  это  изможденное,  несчастное
существо взЯло монету и мгновенно исчезло.
     џ опросил по очереди всех пЯтерых. Ћни  все  отвечали  так  же,  как  и
перваЯ, - без всЯкого воодушевлениЯ и интереса. ’а же вЯлость и равнодушие у
каждой. Ќи от одной Я не услышал жалоб, протеста, ни одна  не  взглЯнула  на
менЯ, ни одна не сказала "спасибо". Ћстановившись возле третьей, мы невольно
переглЯнулись: рЯдом лежали еще две женщины; они приткнулись друг к другу во
сне и казались  двумЯ  поверженными  статуЯми.  †енщина,  возле  которой  мы
остановились, перехватила наши взглЯды и сообщила,  что  это,  должно  быть,
сестры, - это был первый и единственный раз,  что  одна  из  них  заговорила
сама, не дожидаЯсь вопроса.
     Ђ теперь позвольте  мне  заключить  свой  страшный  отчет  рассказом  о
прекрасной и высокой черте, обнаружившейсЯ между этими беднейшими из бедных.
Џокинув ђаботный дом, мы перешли улицу, чтобы  разменЯть  в  пивной  золотую
монету, ибо у нас не осталось серебра. ‚се времЯ,  что  мы  разговаривали  с
пЯтью призраками, Я держал деньги в руке.  ќто  обстоЯтельство,  разумеетсЯ,
привлекло к нам внимание бедноты, вечно толпЯщейсЯ  в  подобных  заведениЯх.
ќти люди окружили нас, и  когда  мы  наклонЯлись  над  кучками  трЯпьЯ,  они
наклонЯлись тоже, боЯсь проронить хоть одно слово. Ќас обступили вплотную, и
всЯкий рал, что мы наклонЯлись к груде лохмотьев,  лежащей  на  панели,  эти
зрители накланЯлись вместе с нами. Ћни хотели  все  видеть  и  все  слышать.
’аким образом все, что Я говорил и делал, было им известно. Љогда  последнЯЯ
из пЯтерки поднЯлась, побрела и растаЯла, зрители расступились,  чтобы  дать
нам пройти. Ќи один из них - ни словом, ни жестом, ни взглЯдом не попросил у
нас подаЯниЯ. ‚ толпе было достаточно смышленых лиц, наблюдательных глаз,  и
многие догадывались о нашей душевном состоЯнии, понимали,  что  мы  были  бы
рады раздать все деньги, какие у нас были, только бы помочь людЯм!  Ќо  всех
сдерживало сознание, что собственные их нужды бледнеют  перед  тем,  что  мы
только что видели. ’олпа расступилась в глубоком молчании.
     Њой спутник написал мне на другой день, что это сборище лохмотьев - всЯ
эта пЯтерка - мерещилось ему всю ночь. џ стал думать, как присоединить  наше
свидетельство к свидетельству многих других,  которые,  натыкаЯсь  времЯ  от
времени на позорные и страшные зрелища такого рода, испытывают настоЯтельную
необходимость писать о них в газеты. џ решил поместить точный отчет  о  том,
что мы видели, но не печатать  его  до  рождества,  дабы  избежать  излишней
горЯчки и спешки. ‡наю, что неразумные последователи одного вполне разумного
учениЯ, люди с вывихнутыми мозгами, у которых преклонение перед  арифметикой
и политической экономией выходит за пределы здравого смысла (а  уж  о  такой
глупости, как человеколюбие, говорить нечего!), люди, которые с помощью этих
двух наук могут оправдать все на свете, с легкостью докажут, что ЯвлениЯ,  о
которых мы пишем, вполне закономерны и что их не следует принимать близко  к
сердцу. џ не желаю ни на минуту  порочить  то  разумное,  что  есть  в  этой
необходимейшей из наук, но вместе с тем решительно и с отвращением  отвергаю
безумные выводы, которые подчас делают из этой науки. € слова свои Я обращаю
к тем, кому дорог дух Ќового завета, к тем, кто принимает  подобные  уличные
сценки близко к сердцу, к тем, кто считает их позорными.
    
     26 ЯнварЯ 1856 г.
    
    
       ^T„ђ“ѓ ‹њ‚Ћ‚^U    
    
     Џеревод Ђ. Џоливановой
    
     џ нахожусь в студии одного из своих друзей, познаниЯ которого в области
царства животных и птиц считаютсЯ  непревзойденными,  и  каждаЯ  современнаЯ
картиннаЯ галереЯ, каждый магазин эстампов, как у нас, так  и  за  границей,
свидетельствуют о его тесном знакомстве с миром зверей.
     Њой друг пригласил менЯ позировать ему в качестве натуры длЯ крысолова.
џ чувствую себЯ  чрезвычайно  польщенным  и  восседаю  перед  ним  в  образе
представителЯ этой избранной профессии, пожалуй в слишком близком  соседстве
с устрашающим бульдогом.
     Њой друг, как это легко догадатьсЯ, состоит в самой  тесной  дружбе  со
львами ‹ондонского зоологического  сада  в  ђиджент  Џарке.  €,  стоЯ  перед
мольбертом и водЯ с присущей ему энергией и легкостью кистью по  холсту,  он
высказывает  в   защиту   дорогого   его   сердцу   царственного   семейства
дружественное порицание ‡оологическому обществу.
     "‚ы замечательное общество  (говорит  мой  друг,  подрисовываЯ  то  мою
голову, то голову бульдога), вы совершили настоЯщие чудеса. ‚едь именно ваше
общество создало в Ђнглии превосходнейший национальный зверинец, к  тому  же
вы  сделали  его  открытым  и  доступным  длЯ  широких  народных  масс,  что
заслуживает  наивысшей  похвалы.  ‚аше  общество,  постоЯнно   имеЯ   самого
тактичного  и  учтивого  представителЯ   в   лице   превосходного   Њитчела,
несомненно, служит интересам публики.
     ’ак почему же при этом (продолжает мой друг) вы так дурно обращаетесь с
вашими львами?"
     ‚ыдвигаЯ столь серьезный упрек, мой друг строже, чем обычно, смотрит на
бульдога. Ѓульдог немедленно съеживаетсЯ и проЯвлЯет  Явное  замешательство.
‚се собаки чуют, что моему другу  известны  их  тайны  и  что  пытатьсЯ  его
провести - бесполезно. ‘тоит только моему  другу  пристально  посмотреть  на
бульдога, как совесть немедленно напоминает тому о последней совершенной  им
низости. "€ тебе не стыдно?" - говорит мой  друг  бульдогу.  Ѓульдог  нервно
облизываетсЯ, моргает красными глазками  и  начинает  переступать  на  своих
кривых лапках, ЯвлЯЯ собой самое жалкое зрелище. ‘ейчас он так же мало похож
на самого себЯ,  как  и  представители  той  замечательной  породы,  которую
французы именуют bouledogue.
     "‚аши птицы (продолжает мой друг, возвращаЯсь к своей  работе  и  снова
обращаЯсь к ‡оологическому обществу)  так  же  счастливы,  как  день,  -  он
собиралсЯ было сказать "долог", но, взглЯнув в окно, закончил: - короток. €х
образ жизни хорошо изучен, их потребности всецело  принЯты  во  внимание,  -
чего им еще желать? Џерейдем от птиц к тем представителЯм  вашей  коллекции,
которых  мистер  ђоджерс   имел   обыкновение   называть   "нашими   бедными
родственниками".  џ,  конечно,  имею  в  виду  обезьЯн.   „лЯ   них   создан
искусственный климат. Ћни наслаждаютсЯ обществом себе подобных. €х  окружают
сородичи и друзьЯ. ‚ их клетках устроены выступы, чтобы  они  могли  на  них
вскакивать, и углублениЯ, где можно прЯтатьсЯ.  ‚  их  гостиных  с  потолков
спущены изЯщные веревки, на  которых  они  раскачиваютсЯ  ради  собственного
удовольствиЯ, вызываЯ восхищение прекрасного пола и  даваЯ  наглЯдные  уроки
пытливому  подрастающему  поколению.  ’еперь  перейдем   от   наших   бедных
родственников к животным - к гиппопотаму. ќто еще что такое?"
     Џоследний  вопрос  обращен  уже  не  к  3оологическому  обществу,  а  к
бульдогу, который покинул свое место и собираетсЯ улизнуть. Џереложив  кисть
в левую руку, в которой он держит палитру, мой друг подходит  к  бульдогу  и
бьет его по морде. Џри всей уверенности моей в  могуществе  моего  друга,  Я
жду, что бульдог в следующее же мгновение вцепитсЯ ему  в  нос.  Ќо  бульдог
остаетсЯ заискивающе вежлив и даже готов бы был вильнуть  хвостом,  если  бы
ему не отрубили его в детстве.
     "€так, перейдем, как Я говорил (спокойно  продолжает  мой  друг,  снова
вернувшись к мольберту), от наших бедных родственников к гиппопотаму,  этому
воплощению изысканности. Љак вы позаботились о нем?  Њог  ли  он  мечтать  о
такой вилле на нильских берегах, какую ему  выстроили  на  берегу  канала  в
ђиджент Џарке? ђазве в его родном …гипте у него могли  быть  столь  роскошно
обставленные гостинаЯ, кабинет, ванна, купальнЯ и  просторнаЯ  площадка  длЯ
игр, и все это всегда готовое к его услугам? “верен, что  нет.  Ђ  теперь  Я
попросил бы вашу администрацию и ваших натурфилософов последовать за мной  и
взглЯнуть на львов".
     Њой друг хватает кусок углЯ и тут  же  набрасывает  на  чистом  холсте,
натЯнутом на соседнем мольберте, благородную чету  львов.  Ѓульдог,  который
после  полученной  оплеухи  снова  почтительно  восседает  на  своем  месте,
выражает Явное беспокойство, опасаЯсь, как бы эта новаЯ затеЯ не  обернулась
против него.
     "‚от, - говорит мой друг,  отбрасываЯ  в  сторону  уголь,  -  вот  они.
‚еличественные король и королева четвероногих. Ѓританский лев перестал  быть
символической фигурой в гербе Ѓритании. ’еперь эта королевскаЯ  чета  каждый
год  приносит  нам  настоЯщего  британского  льва.  €  как  же,   при   всех
неограниченных  возможностЯх,   знаниЯх   и   опыте,   имеющихсЯ   в   вашем
распорЯжении, - как же вы обращаетесь с жемчужиной вашей  коллекции?  џ  изо
днЯ в день наблюдаю, как эти царственные благородные  звери  покорно  влачат
жалкое существование в тесных клетках, где едва можно повернутьсЯ  и  где  в
самую бурную  погоду  они  ничем  не  защищены  от  северо-западного  ветра.
‚зглЯните на изумительную форму их лап, в совершенстве  приспособленных  длЯ
прыжков и скачков. ‘кажите же, какаЯ почва, по вашему мнению,  меньше  всего
приспособлена безграничной мудростью самой природы длЯ таких  лап?  Џожалуй,
голый, жесткий  дощатый  настил,  нечто  вроде  корабельной  палубы?  ‚ерно.
‘овершенно непонЯтно тогда, почему именно этот материал, а  не  какой-нибудь
другой, вы решили выбрать длЯ устройства пола в их клетках?
     ђади всего свЯтого! (восклицает мой друг, немало переполошив  бульдога)
ведь  есть  же  у  кого-нибудь  из  вас  дома  кошка?  ‘делайте   одолжение,
понаблюдайте как-нибудь за кошкой в поле или в саду в Ясный солнечный  день,
- посмотрите, как она роетсЯ в земле, катаетсЯ в песке,  нежитсЯ  на  траве,
как она  наслаждаетсЯ,  выбираЯ  каждый  раз  новое  ложе  и  устраиваЯ  его
поуютнее. ‘равните фактуру  и  форму  почвы  с  однообразным,  неестественно
ровным и  лишенным  упругости  топорным  образцом  плотничьего  ремесла,  по
которому эти великолепные звери угрюмо ходЯт взад и  вперед  и  сталкиваютсЯ
друг с другом по двести пЯтьдесЯт раз в час. Џросто непостижимо  (продолжает
мой друг), как вы при вашем знании животных можете называть  эти  доски  или
это неуклюжее дощатое сооружение, напоминающее выдолбленное корыто, - ложем,
предназначенным длЯ созданий с таким телосложением и с такими привычками,  -
ложем льва и львицы, на котором они,  как  бы  ни  старались,  не  могут  не
набивать себе синЯков.
     Џонаблюдайте  опЯть-таки  за  вашей   кошкой.   Џосмотрите,   как   она
укладываетсЯ спать. ‚идали ли вы, чтобы кошка или любаЯ живаЯ тварь улеглась
бы спать, не перевернув всю свою подстилку,  пока  она  не  найдет  наиболее
удобного положениЯ? € разве  сами  вы,  члены  ‡оологического  общества,  не
поправлЯете и не взбиваете подушку, устраиваЯсь поудобнее в постели?  ‘удите
же сами, какие муки терпЯт эти величественные животные, которым вы не  даете
возможности выбора, которых вы лишаете свободы и  которым  предоставлЯете  в
качестве бессменной и неудобной постели нечто, не имеющее никакого подобиЯ в
их жизни  в  природных  условиЯх.  …сли  вы  не  представлЯете  себе,  какие
страданиЯ они терпЯт по вашей милости, сходите в  зоологический  музей,  где
хранЯтсЯ скелеты львов и других представителей  кошачьей  породы,  живших  в
неволе при подобных же обстоЯтельствах; вы обнаружите, что все они в мозолЯх
и в наростах в результате длительного лежаниЯ на неестественной и  неудобной
поверхности.
     џ не хочу  злоупотреблЯть  вашим  вниманием  и  говорить  о  пище  моих
царственных друзей (продолжает маэстро), но  и  тут  вы  совершаете  ошибки.
“верЯю вас,  что  даже  самые  педантичные  львиные  семейства  в  природных
условиЯх не обедают ежедневно точно в одно и то  же  времЯ  и  не  держат  в
кладовой постоЯнного запаса одного и того же сорта  мЯса.  ’ем  не  менее  Я
охотно сниму этот вопрос, если вы в  свою  очередь  согласитесь  снЯть  ваши
дощатые настилы".
     ‘еанс окончен. Њой друг снимает с пальца палитру, откладывает ее вместе
с  кистью  в  сторону  и,  прекратив  свою  обвинительную  речь  по   адресу
‡оологического общества, отпускает менЯ и бульдога.
     ЏодойдЯ к нам и получив, наконец, возможность поближе  разглЯдеть  торс
бульдога, мой друг  перевертывает  эту  модель,  как  какую-нибудь  глинЯную
фигурку (а ведь дотроньсЯ Я до собаки хотЯ бы мизинцем, она тут же  вцепитсЯ
мне в глотку), и изучает бульдога, ничуть не заботЯсь о том,  насколько  это
приЯтно или удобно бульдогу. € после того, как бульдог смиренно выносит  всю
эту процедуру, ему указывают на дверь.
     "€так, завтра ровно в одиннадцать, - говорит мой друг.  -  Ќе  то  тебе
попадет". Ѓульдог почтительно ретируетсЯ.
     ‚ыглЯнув в окно, Я вижу, как он пересекает сад в  сопровождении  своего
хозЯина, человека необычайной болезненной внешности, с  черной  повЯзкой  на
глазу (мой прототип, по-видимому); и вот он снова - тот свирепый  и  дерзкий
бульдог, которому ничего не стоит  по  дороге  домой  загрызть  какую-нибудь
встречную собачонку.
    
     2 февралЯ 1856 г.
    
    
        ЏЋ—…Њ“?
    
     Њне хочетсЯ задать здесь несколько вопросов, над которыми  Я  времЯ  от
времени ломаю голову. џ намерен задать их не потому, чтобы  ожидал  получить
на них ответ, а просто в утешительной мысли, что,  быть  может,  среди  моих
читателей найдетсЯ тысЯча-другаЯ, которой подобные вопросы приходЯт на ум.
     Џочему  молодаЯ  женщина  приЯтной  наружности,  аккуратно  одетаЯ,   с
блестЯщими, гладко причесанными  волосами,  к  какому  бы  сословию  она  ни
принадлежала  раньше,  как   только   ее   поставЯт   за   прилавок   буфета
железнодорожной станции,  начинает  видеть  свое  назначение  в  том,  чтобы
всЯчески менЯ унижать? Џочему она оставлЯет без вниманиЯ мою почтительную  и
скромную мольбу о порции паштета из свинины и чашке чаЯ? Џочему  она  кормит
менЯ с таким видом, словно Я - гиена? —ем навлек Я  на  себЯ  неудовольствие
этой барышни? Ќеужели тем, что зашел сюда подкрепить свои силы?  Ќо  странно
ей обижатьсЯ на это, ведь она не могла бы следовать своему  призванию,  если
бы Я и другие пассажиры не ЯвлЯлись к ней со  смиренной  просьбой  разрешить
нам истратить немного денег! ‚прочем, никаких иных  неприЯтностей  Я  ей  не
причинил. Џочему же она ранит мою чувствительную душу и говорит со мной  так
сердито? €ли у нее нет ни родных, ни друзей, ни  знакомых  и  ей  не  с  кем
ссоритьсЯ? Џочему она решила избрать своим естественным врагом именно менЯ?
     Џочему рецензент  или  просто  писатель,  напичкав  себЯ  какими-нибудь
редкими сведениЯми, сообщаЯ их читателю,  должен  непременно  присовокупить,
что "это известно любому школьнику"? …ще на прошлой неделе он и  понЯтиЯ  не
имел обо всем этом сам, почему же он не может обойтись без  того,  чтобы  не
хлопнуть этой шутихой над ухом  читателЯ?  ‚  нашем  обиходе  распространено
множество  самых  фантастических  предположений,  но  изо  всех  них   самой
загадочной кажетсЯ мне эта вера в универсальную  осведомленность  школьника.
кольник знает расстоЯние от ‹уны до “рана с точностью  до  дюйма.  кольник
знает все какие ни есть цитаты из греческих и латинских классиков.  ‚от  уже
два года, как школьник свободно показывает на карте самые потаенные закоулки
ђоссии и ’урции, а еще  несколько  лет  назад  этот  географический  феномен
поражал нас своей блистательной осведомленностью  относительно  золотоносных
районов Ђвстралии. Ђ если бы завтра у нас в стране началось движение  против
принЯтой системы денежных знаков, этот же чудовищный  школьник  посрамил  бы
всех нас легкостью, с какой он постиг  самые  сокровенные  тайны  финансовой
науки. Њы почти уже избавились от ирландца, который  в  течение  многих  лет
выручал нас и оказывал великую услугу обществу, даваЯ возможность  любителЯм
анекдотов преподносить их с помощью вводной фразы: "Љак сказал ирландец". Њы
совсем уже избавились от француза, столько лет сотрудничавшего с  ирландцем.
Ќеужто нам так никогда и не избавитьсЯ от школьника?
     „опустим,  так  и  быть,  что  "ЏридворнаЯ  хроника"   есть   институт,
способствующий  просвещению  свободного  народа,   но   почему   же   самому
отъЯвленному злодею и  именно  благодарЯ  злодеЯнию,  которое  он  совершил,
почему ему посвЯщаетсЯ отдельный выпуск  "Џридворной  хроники"?  Џочему  мне
постоЯнно сообщают о том, как  прекрасно  держитсЯ  негодЯй,  какаЯ  у  него
непринужденнаЯ походка, какаЯ милаЯ улыбка, как снисходителен и мЯгок  он  в
разговоре, как  глубоко  убежден  в  собственной  невиновности  -  настолько
глубоко,  что  ему  удаетсЯ  это  убеждение  поселить   в   нежных   сердцах
простодушных, Яко агнцы, тюремщиков, - почему Я должен выслушивать  рассказы
о том, как полный непоколебимой веры, с  библией  и  молитвенником  в  руке,
прохаживаетсЯ он по тюремному двору, из  которого,  чего  Я  ото  всей  души
желаю, ему не будет иного пути, нежели на виселицу? Џочему менЯ  пичкают  до
одурениЯ этими тошнотворными  подробностЯми  всЯкий  раз,  когда  поЯвлЯетсЯ
преступник, совершивший злодеЯние достаточно гнусное,  чтобы  доставить  ему
славу? Џочему считаетсЯ, что Я не знаю всего этого заранее,  почему  думают,
что мне никогда в жизни не доводилось купатьсЯ во всей этой грЯзи? ђазве всЯ
эта отвратительнаЯ комедиЯ не преподносилась мне, без малейших  отступлений,
пЯтьдесЯт раз и более? Љак будто Я не знаю ее наизусть - начинаЯ с сообщениЯ
"малоизвестного публике факта" - о том, каким уважением пользуетсЯ армер  в
графстве аромпокати, и кончаЯ горЯчей, исполненной ораторских красот  речью
Ќилкииса,  адвоката  означенного  армера,  в  которой  он  учит   присЯжных
уму-разуму  и  обрушивает  громы  свЯщенного  гнева  на  это  возмутительное
свойство человеческой природы - протестовать  против  гнуснейшего  убийства,
какое только можно себе представить!
     Џочему же, почему же мне снова  и  снова  преподносЯт  эту  "Џридворную
хронику" Ќьюгета, словно настоЯщей  "Џридворной  хроники"  недостаточно  длЯ
того, чтобы Я с  должным  смирением  чувствовал  себЯ  независимым,  гордым,
благородным и счастливым?
     Џочему, когда мой приЯтель N  спрашивает  другого  моего  приЯтелЯ  NN,
знаком ли он с сэром ѓайлсом ‘кроггинсом, почему NN непременно отвечает, что
в некотором  смысле  и  до  некоторой  степени  он  с  ним,  можно  сказать,
встречалсЯ? ‚едь NN знает не хуже менЯ, что он с сэром  ѓайлсом  ‘кроггинсом
незнаком, - почему же так прЯмо и не сказать? ‚едь можно же  не  знать  сэра
ѓайлса ‘кроггинса в лицо и при всем при том оставатьсЯ человеком! €ные  даже
заЯвлЯют,  что  возможно  отличитьсЯ  без  ведома  и  помощи   сэра   ѓайлса
‘кроггинса.  Ђ  кое-кто  идет  еще  дальше  и  утверждает,  что  можно  даже
рассчитывать  на  место  в  раю,  не  будучи  представленным   сэру   ѓайлсу
‘кроггинсу. Џочему же тогда не сказать решительно и  твердо:  "џ  совсем  не
знаком с сэром ѓайлсом ‘кроггинсом и ни разу не испытывал нужды в знакомстве
с сим блистательным джентльменом"?
     Ђ когда Я прихожу в театр, почему там все так условно  и  не  имеет  ни
малейшего  сходства  с  жизнью?  Џочему  сценический  обычай   должен   быть
путеводной звездой театрального искусства? Џочему барон,  или  генерал,  или
почтенный управлЯющий,  или  маленький  старик  фермер  называет  свою  дочь
непременно "дитЯтей"? ‚едь они прекрасно знают,  что  никаких  "дитЯтей"  не
существует нигде, кроме как  на  подмостках?  ‚  жизни  мне  не  приходилось
встречать старых джентльменов, которые хлопали бы себЯ левой рукой по  боку,
впадали в пресмешную белую горЯчку и восклицали: "Ќу что ж, негодник, так ты
женишьсЯ на ней?" Њежду тем стоит мне увидеть на сцене старого джентльмена в
плаще с пелериной, как Я знаю наперед, что это неминуемо случитсЯ. Ќу за что
же осужден Я вечно смеЯтьсЯ, взираЯ  на  эту  забавную  сценку,  почему  мне
никогда не удаетсЯ увидеть что-нибудь неожиданное?
     Џочему собрание из шестисот  государственных  мужей  *  пытаетсЯ  -  из
столетиЯ в столетие - картинно скрещивать  руки  на  груди?  ‚едь  последние
двадцать парламентов посвЯтили все свои силы изучению этого  изЯщнейшего  из
искусств. € мне доводилось часто слышать от сенаторов - то от одного, то  от
другого - о каком-то бывшем их сотоварище, лучше которого "никто, - так  они
утверждали, - во всем парламенте, не умел скрестить руки на груди". џ  видел
людей,  вдохновленных  высоким  честолюбием,  которые  на  всех   заседаниЯх
изучали, как складывают руки на груди министры. џ знавал  неофитов,  которые
гораздо больше пеклись о том, чтобы должным образом скрестить на груди руки,
нежели о том, чтобы высказать свои политические взглЯды  и  закруглить  свои
стройные периоды. Ќевозможно  исчислить  весь  тот  вред,  который  причинил
мистер  Љаннинг  *,  когда  он  решилсЯ  позировать  художнику   с   руками,
скрещенными на  груди.  ‘  того  часа  и  по  нынешний  не  было  еще  члена
парламента, который не стремилсЯ бы принЯть ту же позу.  ‘лов  нет,  изЯщно,
изысканно и картинно скрещивать руки на груди - это искусство. € все же  мне
кажетсЯ, что даже успех, которого  достигают  в  этом  искусстве,  не  может
служить достаточной компенсацией за те усилиЯ и муки, которых оно требует.
     Џочему мы так любим именовать себЯ "народом сугубо  практичным"?  ’акой
ли уж мы в самом  деле  "сугубо  практичный  народ"?  ‚се  эти  предприЯтиЯ,
субсидируемые казной, - может  быть,  и  них  проЯвлЯетсЯ  этот  наш  сугубо
практический дух? ‚ том, как  мы  возводим  наши  общественные  зданиЯ,  как
содержим общественные заведениЯ, строим новые улицы, водружаем  мемориальные
колонны и эти наши чудовищные памЯтники?  ђазумеетсЯ,  нет!  Ќо,  позвольте,
зато у нас имеютсЯ железные дороги - плод  личной  предприимчивости,  и  это
поистине грандиозные сооружениЯ. ‘огласен. ‚прочем,  свидетельствует  ли  то
обстоЯтельство, что нашей системе приходитсЯ выбрасывать сотни тысЯч  фунтов
на  ветер,  то  есть  на  тЯжбы  и  взЯтки,  прежде  чем  удаетсЯ  проложить
один-единственный дюйм  железнодорожного  полотна,  свидетельствует  ли  это
обстоЯтельство  о  нашей  сугубой  практичности?  Ђ  вот  еще   одно   Яркое
доказательство нашей сугубой практичности: мы вкладываем спои  сбережениЯ  в
строительство железных дорог, а в итоге, какую статью ни  взЯть  -  прибыль,
удобство публики,  комфорт,  администрирование  -  мы  всюду  прогадываем  в
сравнении с железными  дорогами,  проложенными  по  ту  сторону  Џролива,  в
каких-нибудь двадцати пЯти  милЯх  от  нас.  €  это  несмотрЯ  на  известные
неудобства,  проистекающие   вследствие   нестабильности   правительства   и
атмосферы общественного недовериЯ. Џочему мы так  любим  хвастать?  …сли  бы
житель какой-нибудь другой планеты спустилсЯ на землю  где-нибудь  в  районе
Ќорвича, взЯл билет первого  класса  на  ‹ондон,  посидел  бы  на  заседании
†елезнодорожного  общества  ‚осточных  графств  на  Ѓишопстейт-стрит,  затем
отправилсЯ бы от ‹ондонского моста в  „увр,  переплыл  Џа-де-Љале,  из  Љале
проехал бы в Њарсель и наконец и конце своего путешествиЯ получил бы  точный
отчет о железнодорожных расходах и доходах по обе стороны Џролива  (сравнить
относительные удобства, испытанные им в пути, предоставлЯетсЯ  ему  самому),
интересно, какой из двух народов назвал бы он сугубо практичным?
     € с другой стороны, почему мы  по  лени  и  по  инерции  принимаем  как
должное  некоторые  обвинениЯ,  столь  же  мало  обоснованные,  как  и  наше
хвастовство? Њы ЯвлЯемсЯ сугубо сребролюбивым народом. „опустим, что и  так.
Ћднако за одну неделю, проведенную под сенью звезд и полос, Я слышал  больше
разговора  о  деньгах,  нежели  за  год,  прожитый  под  британским  флагом.
ЏогулЯйте по улицам Џарижа часа два, и в  обрывках  разговоров  вы  услышите
слово "деньги" гораздо чаще, чем если бы целый день пробродили  между  ’емпл
Ѓаром и Љоролевской биржей. џ  отправлЯюсь  в  "Theatre  Francais",  занавес
поднЯт; ставлю пЯтьдесЯт против одного,  что  первые  же  слова,  которые  Я
услышу со сцены,  не  успев  еще  как  следует  усестьсЯ  в  кресло,  будут:
"пЯтьдесЯт тысЯч франков". “ нее приданое в пЯтьдесЯт тысЯч франков, у  него
- годовой доход в пЯтьдесЯт тысЯч франков... ‘тавлю пЯтьдесЯт тысЯч франков,
что это так, дорогаЯ ќмили, Я только что с Ѓиржи, моЯ небеснаЯ „иана, где  Я
выиграл пЯтьдесЯт тысЯч франков... Ћдин за  другим  захожу  Я  в  театры  на
Ѓульваре. ‚ "Varietes" два враждующих племЯнника  всЯчески  угождают  старой
тетушке, ибо у нее пЯтьдесЯт тысЯч франков годового дохода.  ‚  "Gymnase"  Я
застаю английского премьер-министра (в сопровождении  своего  верного  слуги
’ома Ѓоба, разумеетсЯ) в тЯжелейшей переделке  -  следствие  неблагоразумной
спекулЯции миллионами франков.  Ќа  подмостках  в  "Porte  Saint  Martin"  Я
встречаю весьма живописного субъекта, совершившего убийство, чтобы завладеть
шкатулкой, в которой хранились  пЯтьдесЯт  тысЯч  франков.  ‚  "Ambigu"  все
наперебой пытаютсЯ друг друга отравить из-за  пЯтидесЯти  тысЯч  франков.  ‚
театре "Lyrique" Я слышу, как полный  старик,  стройный  молодой  человек  и
пикантнаЯ  дамочка  с  очень  подвижными  бровЯми  втроем  распевают  весьма
лаконичную песенку: "пЯтьдесЯт тысЯч франков, ли-ра, ла-ра! ЏЯтьдесЯт  тысЯч
франков, динь-динь!" ‚ "Imperial" старый генерал с рукой на перевЯзи,  сидит
с племЯнницей в великолепной беседке и  рассказывает  ей  свою  жизнь.  ‘вой
рассказ он заключает следующей  тирадой:  "‚  этом-то  прелестном  местечке,
драгоценнаЯ моЯ †юли, и поселилсЯ, выйдЯ в  отставку,  твой  дЯдЯ,  хранЯщий
постоЯнную верность своему €мператору; Я привез сюда  все,  что  имел:  свою
обожаемую †оржетту, эту раненую руку, этот славный крест, любовь к  ”ранции,
неугасимую памЯть о моем господине - €мператоре, и пЯтьдесЯт тысЯч франков".
Џосле этого театра суммы начинают довольно резко сокращатьсЯ, так что  когда
Я попадаю к  концу  в  "Funambules",  Џьерро  -  к  великому  удовлетворению
собравшихсЯ блуз - облапошивает своего приЯтелЯ всего лишь на сто франков. €
еще. Џопробуйте в Ђнглии сыскать старую даму, котораЯ  в  искусстве  глотать
деньги - мои, ваши, чьи  угодно!  -  могла  бы  потЯгатьсЯ  с  собирательным
образом старой француженки. Њежду тем Я берусь раздобыть  эту  собирательную
французскую старушку в один миг - длЯ этого мне достаточно нырнуть  в  недра
первого попавшегосЯ пЯтиэтажного дома в Џариже.  ђазве  может  кто-нибудь  в
Ђнглии сравнитьсЯ с этой собирательной старушкой, котораЯ  -  предлагает  ли
она мне свою дочь в жены, сидит ли со мной в ложе театра или против  менЯ  в
дилижансе, сдает ли мне комнаты, играет ли со мной партию в домино,  продает
ли мне зонт, словом, в какие бы отношениЯ Я с ней ни вступал,  -  умудрЯетсЯ
вытЯнуть из менЯ все, что у менЯ есть, со свирепой точностью определЯет  мои
денежные ресурсы и неуклонна в своей решимости разорить менЯ вконец? ‘  этой
собирательной французской старушкой, котораЯ вечно одета в черное,  обладает
известной округлостью форм, все времЯ говорит комплименты, пожирает все, что
ей  ни  предложишь,  и  может  даже  закусить  ножом  напоследок?   ‘   этой
собирательной старушкой, котораЯ так чудовищно жадна на франки, что Я  терЯю
всЯкую власть над собой и жажду повергнуть к ее ногам все свое  состоЯние  и
сказать: "Ѓерите все, только не сверкайте на менЯ вашими голодными  глазками
!"
     ’ак это мы - народ, сугубо сребролюбивый?!  Џочему  мы  говорим  всЯкий
вздор, когда эта страшнаЯ старушка только затем и  существует,  чтобы  вздор
этот опровергнуть?
     Џочему мы так готовы забрать себе в голову ничем не обоснованные мнениЯ
и потом скакать с ними, как бешеный конь, покуда не упремсЯ лбом в  каменную
стену? Џочему носимсЯ с криками восторга вокруг офицера, который не сбежал с
полЯ боЯ - точно все остальные наши офицеры сбежали? Џочему вырываем себе на
памЯть волосы из хвоста его лошади? Џочему следуем за его  мундиром?  Џочему
надрываемсЯ до хрипоты, прославлЯЯ всЯкий вздор? Џочему не дадим  себе  труд
подумать, почему не  скажем  друг  другу:  "„авайте  взвесим,  что  хорошего
сделали данный конь и данный мундир и что плохого?" ‚едь лучше бы  так,  чем
надрывать  глотки  затем  лишь,  чтобы  впоследствии   обнаружить,   что   и
надрывать-то их не стоило!
     Џочему Я должен всЯкую минуту быть готовым проливать слезы  восторга  и
радости оттого, что у  кормила  власти  встали  Ѓуффи  и  Ѓудль?  џ  открыто
заЯвлЯю, что не имею ни малейшего представлениЯ о каких-либо поступках Ѓуффи
и ЃудлЯ, которые принесли бы моему  возлюбленному  отечеству  сколько-нибудь
ощутимую пользу. Њежду тем с такой же откровенностью Я должен  сказать,  что
видел, как Ѓуффи и Ѓудль (прикидываЯсь при этом,  без  особенного,  впрочем,
рвениЯ, будто их волнуют принципы) прибивали свои флаги к каждому  флагштоку
нашего политического флота. € тем не менее Я клЯнусь всем и  всЯкому  -  так
же, как и все и всЯк клЯнутсЯ мне,  что  Ѓуффи  и  Ѓудль  одни  в  состоЯнии
совладеть с нынешним кризисом и что среди рожденных женщиной нет никого, кто
бы нас вывез в означенном кризисе, кроме Ѓуффи и ЃудлЯ. џ готов  рассоритьсЯ
с родным сыном из-за Ѓуффи и ЃудлЯ. Њне даже подчас в минуту азарта кажетсЯ,
что Я готов жизнь свою положить за Ѓуффи и ЃудлЯ. џ  не  сомневаюсь,  что  в
скором времени приму участие в подписке на памЯтник Ѓуффи и Ѓудлю. ‹юбопытно
бы узнать, почему Я веду себЯ именно таким образом? џ совершенно искренен  -
но все же: почему?
     €нтересно, почему Я так радуюсь, когда вижу, как ученые судьи прилагают
все усилиЯ к тому, чтобы не дать подсудимому  высказать  правду?  …сли  цель
процесса - установить истину, может быть, было бы не менее полезно  услышать
ее из уст подсудимого, нежели заведомую ложь из уст его адвоката? €нтересно,
почему Я берусь утверждать с восторгом и волнением, что  допрашивать  самого
подсудимого было бы "не по-английски"? ‚едь если  допрос  ведетсЯ  в  рамках
справедливости, то подсудимого, если только он не лжет преднамеренно,  никто
сбить не может, и напротив, если он лжет, разве не  следует  его  сбить  как
можно скорее? Џочему это выражение "не по-английски" имеет столь  магическое
действие на менЯ, и почему Я считаю его реша