абыл, что у менЯ самого есть своЯ тихаЯ и благоустроеннаЯ квартира, очень
удобнаЯ длЯ работы и  размышлений.  „умаЯ  о  ней,  Я  видел  только  пол,
усыпанный осколками бутылок и залитый содовой водой.  ’ут  Я  стоЯл  перед
невидимой  стеной  из  хрустального  стекла,  как  человек,   оскверненный
преступлением: пустой тратой  времени.  ‚се  эти  прошедшие  месЯцы  зимы,
котораЯ уже подходила к концу, сейчас, словно гири, свалились мне на плечи
с потолка мастерской. € в этот самый момент Я услышал какой-то насыщенный,
равномерный звук, который заполнил все помещение -  пхэ-пхэ-пхэ-пхэ...  Ќо
источник его был не здесь, а где-то за окном. ‘трах пронзил  мне  грудь  -
будто мне воткнули в  нее  палку  через  рот.  џ  повернулсЯ  к  фрамугам.
ђаздалсЯ паровозный гудок, звук пропал. ’олько  теперь  Я  сообразил,  что
вокзал находилсЯ прЯмо подо мной, внизу, у  реки.  ќто  пыхтел  маневровый
паровоз. џ торопливо пододвинул себе кресло. џ вдруг осознал, что Я спилсЯ
и поглупел, хотЯ уже давно не брал в рот ни капли спиртного. Њожно в  один
прекрасный день разогнать все свои пороки, их, так  сказать,  уволить,  но
вот те разрушениЯ, которые они причинили, при этом никуда  не  денутсЯ.  џ
сжал зубы, слезы выступили у  менЯ  на  глазах.  Џотом  Я  произнес  вслух
одно-единственное слово. Ћно повисло на мгновение в воздухе у потолка, под
лампой, и лопнуло с легким звоном, заполнив собой  мастерскую.  џ  сказал:
ђамбаузек.


   Ќа следующий день на берегу. ’уман плотно обступил реку с обеих сторон.
Људа ни глЯнь, видно лишь быстрое движение воды.
   €з поглощенного туманом пустого пространства  не  доноситсЯ  ни  звука.
’олько в обломках кораблЯ, который уже и снаружи  все  больше  разрушалсЯ,
гудЯт струи; нос его глубоко ушел в воду. Љогда река мельчает, его  корпус
вырисовываетсЯ еще вполне эффектно. —ернаЯ косаЯ труба  по-прежнему  гудит
над рекой - это последний, застывший в воздухе, а  потом  заглохший  гудок
парохода. Ќо ширина реки этим не подчеркиваетсЯ. ’уман все окутал ватой.


   џ часто приходил туда в те последние зимние дни. € весной тоже. Ћбломки
кораблЯ Я всегда разглЯдывал подолгу и очень внимательно. ‘ейчас, в  туман
и непогоду, дети здесь не играли. Ќо спустЯ две или  три  недели  они  уже
снова поЯвились. џ поворачивалсЯ к ним спиной, мне до них не было дела. Ќа
менЯ никто но смотрел, а Я смотрел на корпус с пробоиной и на реку. ’еперь
взору открылсЯ и другой берег. Ќо все  было  серым,  и  здесь,  и  там.  ‚
нейтральной тишине тЯнулось времЯ между зимой и весной, как между  смертью
и жизнью. Њне стало просто тошно от этой пустоты, котораЯ  не  желала  еще
ничего открыть. џ ушел и долго не приходил сюда. Љогда Я две недели спустЯ
все же вернулсЯ - в каком-то смысле Я относилсЯ к  этому  речному  берегу,
как пьЯница к кабаку, который он был бы рад обойти, если бы только мог,  -
так вот, когда Я две недели спустЯ или еще позже  все  же  вернулсЯ  сюда,
стоЯла безветреннаЯ  солнечнаЯ  погода;  вода  в  реке  была  синей,  горы
зазеленели. џ заметил отдельные крошечные изумрудно-зеленые точки на корме
и палубных надстройках: это выглЯнули первые травинки из  нанесенной  туда
земли. џ долго глЯдел  на  эти  светЯщиесЯ  точки,  такие  Яркие  на  фоне
истлевших серых красок. Љогда же Я повернулсЯ, чтобы  отправитьсЯ  наконец
домой, Я увидел, что навстречу мне идут в рЯд пЯть человек - три женщины и
двое  мужчин,  -  они  приветствуют  менЯ  и   замедлЯют   шаг.   џ   тоже
останавливаюсь. ’ак мы сошлись.


   …стественно, из них всех Я узнал только ђамбаузека, а он  менЯ  тут  же
познакомил со своей женой, котораЯ оказалась весьма миловидной,  хотЯ  мне
нимало не приглЯнувшейсЯ, стройной брюнеткой. ‚тораЯ пара  тоже  стала  со
мной здороватьсЯ, не  будучи  мне  представленной.  Њужчину,  впрочем,  Я,
пожалуй, как-то видел в кабачке, а вот женщину - никогда, это уж точно.  €
все же она, обращаЯсь ко мне, назвала менЯ "господин доктор".  ’ебЯ  знают
люди, которых ты не знаешь, каждого из нас знают, но никто не отдает  себе
отчета в том, сколь широко он известен (это довольно жутко).  ќта  женщина
менЯ совсем сбила с толку: она представила  менЯ,  четко  выговариваЯ  мою
фамилию, сестре своего мужа. ‡начит, вот она, "тетЯ"... € Я тут же  узнал,
что ее маленькаЯ племЯнница теперь, поскольку пришла весна, снова живет  у
нее за городом. ‚се это общество... вместе с ђамбаузеком - Я как-то не мог
этого охватить умом. ‘перва они его шантажировали, а теперь гулЯют  вместе
с ним и его женой. Ѓыть может,  они  продолжают  его  шантажировать,  быть
может, они это делают и сейчас, на ходу. Људа надо в  этой  свЯзи  отнести
отца и тетю, Я решительно не понимал, они были начисто лишены какого бы то
ни  было  облика,  казалось,  они  сделаны  из  той,  давно  уже   ставшей
неразличимой субстанции, котораЯ в  виде  распыленной  эмульсии  витает  в
переулках и лестничных клетках домов пригорода. Ћднако про себЯ отмечаешь:
эти мещане способны на все, лица у них нет, на затылке - впадина убийцы, а
в голове частенько кружатсЯ подстрекаемые злобой, глупые, а то и  безумные
мысли. џ узнал, что девочка сейчас не играет на берегу, а пошла на занЯтиЯ
по рукоделию. Ћт этого Я испытал  облегчение.  ‘  менЯ  вполне  хватало  и
общества ее матери, рЯдом с которой Я теперь шел.  Ћна  повернула  ко  мне
лицо и была всЯ внимание.  Љаждое  мое  слово  она  ловила  на  лету.  Ћна
выглЯдела как обломки своей  дочери,  но  эти  обломки  полностью  заросли
свежей зеленью. џркие, прЯмо светЯщиесЯ, золотые, как медные трубы,  цветы
тыквы на куче навоза и черепков. Џод ее платьем - впрочем, скромным -  все
части ее тела словно давали показаниЯ о  себе,  но  все  было  подчеркнуто
порознь: вот высокий бюст, нет, надо бы сказать, вот две высокие груди;  и
таким было все, справа и слева, сверху и снизу, спереди и сзади. Њы  вошли
в вокзал, а значит, расстались с рекой. € вот тут-то,  на  улице,  нас,  а
именно госпожу ћрак и менЯ, оставили одних, а все остальные -  муж,  тетЯ,
супруги ђамбаузек - вдруг ушли. џ еще до этого сказал, что  вина  пить  не
хочу, и госпожа ћрак  менЯ  поддержала,  а  всем  остальным  не  терпелось
выпить, и как будто всерьез. ѓосподин ћрак, отведЯ менЯ в сторону,  шепнул
мне, что был бы мне весьма признателен, если бы Я проводил его  жену  хоть
пенного, ну, скажем, до трамвайной  остановки.  Њы  посмеЯлись  даже,  так
сказать, в порыве мужской солидарности. "Ќе увлекайсЯ. Љарл!"  -  крикнула
она ему вслед. Ћн, смеЯсь, кивнул и исчез вместе с остальными за поворотом
улицы, подымающейсЯ в гору. Њы с госпожой ћрак пошли по дороге.


   „есЯть минут спустЯ мы  сидели  за  столиком  в  закрытом  от  взглЯдов
уголке, в кафе, расположенном возле той остановки, где ей надо было  сесть
в трамвай, а двадцать минут спустЯ мы уже пили по третьему  стакану  вина.
Љаким-то образом мы, можно сказать, с первой же минуты стали возбуждатьсЯ,
и близость ее широкого бедра, да и всЯ завлекательнаЯ пластика ее тела тут
же заставила менЯ распустить руки. Њоему вполне  недвусмысленному  и  даже
грубому тисканью она не оказала  никакого  сопротивлениЯ,  ни  жестом,  ни
словом, да-да, она просто не обратила на него решительно никакого вниманиЯ
и беседовала со мной о погоде, пока Я взвешивал на ладони ее левую тЯжелую
грудь. “ нее были те же глаза, что  у  дочки:  слишком  широко  раскрытые,
слишком широко расставленные, слишком влажные, почти ослизлые. џ не  сразу
обнаружил, что по части выпивки она менЯ в  два  счета  заткнет  за  поЯс.
ќтого уж Я никак не ожидал, хотЯ надо учесть, что в данный момент Я вообще
испытывал отвращение к вину. ‘перва Я сам,  конечно,  в  нарушение  своего
теперешнего правила попросил принести вида, а потом она вошла во  вкус,  и
мы смогли одолеть литровую бутылку, поЯвившуюсЯ у  нас  на  столе,  только
благодарЯ тому, что Я непрерывно подливал ей, и она это  одобрЯла.  Ћднако
госпожа ћрак при всем при том отнюдь не становилась оживленней. Ћна сидела
на своем широком фундаменте, позволЯла себЯ целовать и тискать безо всЯких
возражений и пила. Ќо  как  только  бутылка  была  выпита,  она  торопливо
поднЯлась. Њы поехали в город, и Я проводил ее до самых  ворот.  Њне  было
дурно от вина (когда Я добралсЯ до дому,  менЯ  вырвало).  Ћна  исчезла  в
подъезде. Ђ Я стоЯл как чужой в своем квартале, перед  воротами,  рЯдом  с
кабачком.  Њы  ни  словом  не  обмолвились  о  том,  хотим  ли  мы   снова
встретитьсЯ, и если хотим, то когда.


   Џосле того как менЯ дома вырвало - Я  низко  наклонилсЯ  над  унитазом,
ничего не запачкал, потому что Я ведь совершенно не был пьЯн, - Я  сел  на
кровать ђоберта, у низкого голубого столика. Њне было не по себе, словно Я
осквернил этот дом, это в высшей  степени  достойное  помещение,  ибо  нет
ничего более благородного, чем жилье художника -  самый  роскошный  дворец
покажетсЯ рЯдом с ним лавкой  старьевщика.  Ђ  ведь  Я  намеревалсЯ  пойти
дальше в своем черном деле - Я уже представлЯл себе эту женщину  здесь,  в
этих стенах, ее  вихлЯющий  зад,  ее  рот,  из  которого  так  и  сыплютсЯ
глупейшие вопросы. Ќет, этого нельзЯ допустить.  Џусть  это  произойдет  в
моей собственной квартире, котораЯ теперь  почему-то  снова  виделась  мне
такой, какой она была этой зимой, с бутылочными осколками на полу и  лужей
содовой воды, - словно Я вдруг увидел причину своей беды; и все же не  это
была причина, не это было главным. „о главного Я никак не мог  докопатьсЯ.
џ давно уже засел снова за работу, и продвигалась она вполне успешно.  Њое
материальное положение тоже не внушало никаких тревог. ’ам, на западе -  Я
теперь представлЯл себе заграницу  как  территорию,  расположенную  по  ту
сторону  Ђйхграбена,  отдельные  участки   которой   окрашены   в   Яркий,
интенсивно-зеленый  цвет,  причем   они   совершенно   плоские,   как   на
географической карте, - так вот,  там,  на  западе,  в  ближайшем  будущем
должен был выйти мой обширный труд, и Я мог рассчитывать  на  то,  что  он
принесет мне известность. ‡десь Я жил сейчас в приЯтной мне обстановке,  в
пригороде, в на редкость прелестной  и  к  тому  же  мне  хорошо  знакомой
местности, поскольку Я прожил  тут  когда-то  несколько  лет.  €  странным
образом именно потому Я чувствовал себЯ чужим в  этом  доме.  €  таким  же
чужим Я стоЯл, испытываЯ легкую дурноту, накануне  вечером  у  ворот  дома
ћраков, хотЯ это было в моем родном квартале,  там,  где  расположена  моЯ
собственнаЯ квартира. Ќет, Я нигде больше не находил почвы, ни где  больше
не был дома. Џол ходуном ходил у менЯ под  ногами,  будто  плот  во  времЯ
прилива... страха. Ђ вот вчера на этот плот ко мне еще  забралась  госпожа
ћрак! ‘колько бы Я ни твердил себе, что благоприЯтное положение  дел  тоже
должно быть оценено по достоинству, как красивый пейзаж, который пропадает
длЯ тех, кто гулЯет, ничего не видЯ вокруг, -  все  было  напрасно.  €наче
говорЯ,  прекрасные  условиЯ  жизни  могут  оказать  прЯмо-таки   пагубное
действие, если в самой сущности данного человека  отсутствует  возможность
их воспринЯть и в конечном счете ими воспользоватьсЯ.


   ‘ серьезностью, сосредоточенностью и упорством, которые без учета таких
состоЯний  одержимости   просто   невозможно   понЯть,   ибо   тогда   они
представлЯютсЯ совершенно неуместными, Я мысленно все времЯ возвращалсЯ  к
тому необъЯснимому факту, что там, внизу, у обломков кораблЯ,  никогда  не
отдает болотом. Џочему же это? Џравда, вода в  трюме  гудит,  значит,  она
проточнаЯ, и даже течет быстро. € все же, стоило  мне  только  подумать  о
корабле, как Я чуЯл этот запах  болота.  ‘ловно  оттуда  сейчас  вытащили,
выудили, достали что-то, как со дна пруда достают всЯкий  хлам  -  скажем,
сломанный  остов  ширмы  или  там  сапог,  покрытый  илом   и   насыщенный
органической субстанцией, - хлам, остро пахнущий тиной в тот момент, когда
его подымают со дна и вытаскивают, но совсем не громыхающий, длЯ этого  он
слишком  влажный,  гладкий  и   скользкий,   ослизлый,   словно   насквозь
пропитанный водой. Ћднако слово "хлам" вызывает образ чердака, а там  чаще
всего очень  сухо.  ‡дешние  же  обломки  кораблЯ  были  мокрыми,  слишком
мокрыми. ‚от в такие образы Я  то  и  дело  погружалсЯ,  сидЯ  на  кровати
ђоберта, у голубого столика. ђоберт  был  по  ту  сторону  Ђйхграбена,  на
западе, он был в Џариже. џ снова услышал  пыхтение  маневрового  паровоза.
Ћдна из фрамуг была опущена, а дверь в мастерскую открыта. Љак здесь  было
уютно, как невероЯтно уютно и печально. Ћт подобных страхов Я уже  однажды
убежал из своей собственной квартиры в кабак; а в этом районе  было  полно
еще куда более приЯтных заведений подобного  рода,  и  все  они  были  мне
знакомы по прежним временам. Ћднако, хотЯ Я провел  в  таком  вот  страхе,
сидЯ на кровати ђоберта, у голубого столика, не только вечер после встречи
с ћрак, но и многие другие вечера, мне и в голову не приходило куда-нибудь
пойти. ‚ино мне помочь не могло.


   ‘о днЯ переезда в мастерскую ђоберта Я ни  разу  не  переступал  порога
своей старой квартиры. Љогда мне что-нибудь  надо  было  оттуда  взЯть,  Я
посылал прислугу, котораЯ по моему поручению производила и все необходимые
платежи. ђукописи и книги в случае  необходимости  она  тоже  с  легкостью
находила на полках и привозила сюда, потому что в силу моей педантичности,
котораЯ к тому времени стала почти маниакальной,  все,  что  относилось  к
моим занЯтиЯм, стоЯло под  номерами.  ‚прочем,  с  тех  пор  как  Я  ее  в
последний раз посылал к себе домой,  прошло  уже  несколько  недель.  Ђ  с
недавнего времени мои прогулки все чаще приводили менЯ в квартал, где  был
мой дом, однако в него Я не заходил. ‚ этих путешествиЯх -  туда  Я  ездил
теперь только на трамвае - вскоре образовалась своего  рода  промежуточнаЯ
остановка в районе ‹ихтенверд (его и сейчас еще так называют).  ‹ихтенверд
Я облюбовал недавно. џ избегал обломков  кораблЯ  и  потому  ходил  теперь
сюда. ќто место, откуда открывалсЯ широкий вид в где Я обнаружил маленькое
кафе, было расположено примерно на  полпути  между  моей  старой  и  новой
квартирами. Џоначалу Я здесь застрЯл; когда после обеда Я выходил из  дому
- Я имел привычку свершать в это времЯ моцион, - то ‹ихтенвердскаЯ площадь
и маленькое кафе были как бы провозглашенной целью моей  прогулки  (однако
вскоре Я двинулсЯ дальше). Ћтсюда, с этой открытой  высокой  точки,  видно
было все огромное привокзальное хозЯйство - запасные пути, тЯнувшиесЯ  так
далеко, что их  трудно  было  охватить  взглЯдом,  расходЯщиесЯ  в  разные
стороны пучки рельсов, пакгаузы, щепочки вагонов, которые издалека в лучах
закатного солнца казались рЯдами красных  игральных  костей,  клубы  пара,
выброшенные терпеливыми локомотивами на переформировке, а за всем  этим  -
поглощенные дымом и маревом кварталы города, сбегающие к реке;  весь  этот
вид был словно  опоЯсан  и  собран  в  единое  целое  эстакадой  городской
железной дороги. ‚се  вместе  составлЯло  впечатлЯющую  картину  какого-то
искусственного  пейзажа,  раскинувшегосЯ  как  естественный,  -  горестный
аккорд серьезности нашего времени, нашего общего положениЯ или как там это
еще назвать. Ќо в маленьком кафе Я и в самом деле сидел погруженный в свои
мысли, ушедший в себЯ, освободившийсЯ от всего и от всех,  а  особенно  от
обеих моих квартир, той, что за городом, у реки, и той, что в городе.


   Ћднако застрЯл Я там ненадолго, вскоре менЯ засосал город. џ бродил  по
переулкам моего квартала. Џервый знакомый, который мне  там  повстречалсЯ,
был доктор Џрецман. Ћн не спеша шел по тротуару, недалеко от кабачка, и  в
левой руке у него мерно покачивалась  красиваЯ  толстаЯ  сумка  из  желтой
кожи.
   - Љстати, старуха умерла, - сказал он после того, как мы поздоровались.
   - Ѓоже мой, о ком вы говорите? - воскликнул Я.
   - Ћ подруге вашей соседки, вашей милой госпожи €ды.
   - Ђх, вот оно что, - сказал Я, - это та женщина с больной ногой?
   - Ќу, нога была лишь побочным Явлением, - бросил он вскользь. - Љстати,
надо вам заметить, госпожа €да всю осень и зиму принимала в своей  подруге
живейшее участие, она почти два месЯца каждую  ночь  проводила  у  постели
больной, к слову сказать, по моей рекомендации. „ело в  том,  что  больнаЯ
упрЯмо отказывалась пригласить сиделку. ‚ конце венцов нам все же  удалось
перевести пациентку в клинику.
   - Ќо простите, господин доктор, выходит, вы тогда знали... Ќу, когда мы
ворвались в спальню, что госпожи €ды там нет?!
   - Љонечно, Я это знал, - сказал он как-то лениво, - иначе Я бы  никогда
не допустил такого. ‚едь последствиЯ могли оказатьсЯ, ну,  скажем,  самыми
невообразимыми. ‚прочем, об этом ведь знали все, кроме вас, конечно... Њне
туда,  -  добавил  он,  указываЯ  на  дом  на  другой  стороне  улицы.  Њы
простились.


   џ медленно пошел вниз по улице. Њне хотелось  задать  доктору  Џрецману
еще несколько вопросов... Ќо он снова слишком быстро исчез. џ  должен  был
немедленно вынести себе два приговора, оба мучительные, как глубокие раны,
которые Я сам  себе  нанес.  ‚о-первых,  тот,  кто  обычно  имеет  дело  с
духовными ценностЯми, должен признать, что, предаваЯсь порокам и  разрешаЯ
себе непозволительные вольности, он полностью перестает быть самим  собой,
в то времЯ как другие не терЯют при  этом  почву  под  ногами,  во  всЯком
случае не в такой степени, - а это значит, что среди  своих  приЯтелей  он
всегда оказываетсЯ самым глупым; во-вторых, чтобы стать таким вот, как те,
с кем он пил, надо проделать большой  путь  в  сторону  поглупениЯ,  иначе
говорЯ, то, на что другие способны, продолжаЯ, так сказать,  держатьсЯ  на
своем обычном уровне, он в состоЯнии совершать, лишь катЯсь  по  наклонной
плоскости. Ћ том, что Я невероЯтно поглупел тогда и, видимо, и сейчас  еще
пребывал в этом состоЯнии, свидетельствовал тот факт, что мне ни  разу  не
пришла в голову мысль, однако совсем не сложнаЯ, задать себе  вопрос,  где
же, собственно говорЯ, была в ту пресловутую ночь  милейшаЯ  госпожа  €да.
Ћтвет на этот вопрос, который Я так и не поставил, Я получил только теперь
от доктора Џрецмана. Љто зарывает свои талант, тот  его  навсегда  терЯет.
Џотому что другие находЯт его, выкапывают и играют им в футбол. Љогда Я  в
мыслЯх своих дошел до этого пункта, а по улице -  до  кафе,  где  когда-то
сидел с ђамбаузеком, Я повстречал госпожу ћрак.


   Ћна собираетсЯ ехать за город,  она  обещала  дочке  зайти  за  ней  на
пристань, но до того ей надо еще забежать домой, чтобы оставить  там  свои
покупки - при этом она указала на клеенчатую хозЯйственную сумку,  которую
держала в руке. Ќе думаю ли Я тоже туда  отправитьсЯ?  ђаз  так,  пусть  Я
наберусь немного терпениЯ и подожду ее на трамвайной остановке, она  скоро
вернетсЯ. Ќа этом она поспешно ушла и действительно почти тут же поЯвилась
снова. Ќа полпути мы задержались, и через двадцать минут мы уже  сидели  -
так сказать, погрЯзнув там по колено, - в маленьком кафе на ‹ихтенвердской
площади. ‡десь мы тоже нашли себе более или менее укромное местечко в углу
зала, но вдруг в кафе стали поминутно входить все  новые  посетители  -  в
большинстве своем это были немолодые мужчины скромной внешности, однако  в
зале они не задерживались, а лишь  проходили  через  него  и  исчезали  за
задней дверью - видимо, там была еще комната или  что-то  вроде  клуба.  џ
спросил об этом кельнера, когда он нам принес  литр  вина,  и  узнал,  что
каждую неделю местное общество  филателистов  проводит  здесь  собрание  и
обмен  марками  между  своими  членами.  Ћпоздавшие,  а  их  было  немало,
проходили мимо нас, и Я был вынужден вести себЯ более или менее пристойно,
но при этом Я совершенно не знал, что мне здесь делать с этой  женщиной  -
она опЯть пила как лошадь, - если нельзЯ себе ничего позволить, и  вообще,
на что тогда она мне сдалась. Ќаше пребывание в кафе могло быть  оправдано
только свинством и больше ничем. ќто  мне  стало  вдруг  совершенно  Ясно,
словно кость, это выперло из сложившейсЯ сейчас ситуации, котораЯ с каждой
минутой делалась все более пугающе нелепой. € когда Я  решительно  не  мог
больше этого отрицать, взглЯд мой случайно остановилсЯ на широком  оконном
стекле, и тут Я внезапно осознал, что весна уже в полном разгаре и  вскоре
разом  обрушитсЯ  жара.  ‚ыглЯнувшее  в  этот   момент   солнце   осветило
светло-зеленую листву трех деревцев на площади так контрастно и Ярко,  что
показалось, будто она вырезана из цветной бумаги, и разорвало завесу  дыма
и тумана над территорией вокзала, и тогда отдельные детали вдалеке и  цепи
рыже-красных вагонов, запламенев, вынырнули из марева. Џоскольку  любители
марок, по-видимому, уже все были в сборе, Я, чтобы хоть  как-то  поправить
свое дурацкое положение, снова дал волю рукам,  что  было  воспринЯто  уже
известным мне образом. Њежду тем в кафе вошел еще один тип - видно, где-то
задержавшийсЯ член общества. ’ак как госпожа  ћрак  сидела  вполоборота  к
проходу, Я его заметил раньше, но все же  мы  слишком  поспешно  отпрЯнули
друг от друга. ќто был ђамбаузек.  Љогда  он  исчез  за  углом,  факт  его
поЯвлениЯ стал менее определенным, чем обычно бывают факты: это мог быть и
ђамбаузек. Ѓежать за ним было глупо, да и поздно к  тому  же.  ‚ыходит,  Я
попалсЯ. Ћн впилсЯ мне в затылок... Љак защепка длЯ бельЯ...  џ  висел  на
веревке,  словно  не  очень  чистаЯ  рубашка.  Џосле  такого   неприЯтного
превращениЯ Я уже не мог давать волю рукам. Њы вскоре ушли. „ень  клонилсЯ
к вечеру. ‹итр вина был выпит.


   Њой гнев на ђамбаузека не знал границ. —то надо было этому животному  в
маленьком кафе на ‹ихтенвердской площади? Љак это он  вообще  смеет  марки
собирать! Ђ может быть, он ходит за мной по пЯтам? Џусть только  попробует
менЯ прижать - Я его так прижму, что он своих не узнает! Њне  приходили  в
голову самые дурные мысли; уж Я его отважу, скотину эдакую,  от  собираниЯ
марок, а заодно и от его прочих "пристрастий"!.. ’ем временем мы  приехали
на место, вышли из трамваЯ и пересекли площадь, направлЯЯсь к пристани. Њы
перешли через железнодорожное полотно. Џеред нами открылсЯ вид на  могучий
простор бегущей воды. Ћна торопилась, торопилась  нам  навстречу  и  текла
мимо. Џодобно тому как над оркестром подымаетсЯ пронзительный звук  трубы,
так и  здесь  светло-зеленый  цвет,  недавно  вспыхивавший  лишь  местами,
поднЯлсЯ теперь до  доминанты,  да,  он  набухал  в  косых  лучах  солнца,
превращалсЯ в своего  рода  зелено-золотой  орган.  Ћстов  парохода  криво
вздымал свою мертвую трубу навстречу голубому небу и златоткущему  солнцу.
€дущаЯ  рЯдом  со  мной  госпожа  ћрак  вдруг  побежала.  Ќо  это  не  был
беззаботный и  веселый  бег  навстречу,  скажем,  девчушке  -  ее  Ягодицы
напрЯженно и энергично двигались, словно круп лошади,  которую  пустили  в
быстрый галоп. ’ем самым она, ни слова не говорЯ, внезапно  оставила  менЯ
одного как нечто, так сказать, утратившее всЯкое значение.


   Ќо теперь и Я побежал, не длЯ  того,  чтобы  догнать  госпожу  ћрак,  а
потому, что  и  Я  теперь  заметил  машину  "скорой  помощи",  стоЯщую  на
Џрибрежной улице, возле обломков парохода. ‚округ машины сгрудилась толпа,
котораЯ в какой-то миг показалась мне вылезшим из воды темным чудовищем. ‚
этой толпе - в ее середине размахивали  чем-то  белым  -  исчезла  госпожа
ћрак. ’ут подбежал и Я. „евочка, забравшись на палубу, провалилась  сквозь
щель в трюм, и чрево парохода чуть  было  не  поглотило  ее.  ‚ытащил  ее,
рискуЯ жизнью, не кто иной, как ђамбаузек.  ’ак  вот,  с  девочки  стЯнули
теперь  мокрую  одежду  и  стали  ее  крепко  растирать.  ’ак   называемое
"искусственное дыхание" ей делать, было, к счастью, не надо (зато оно было
нужно  ђамбаузеку,  который  лежал,  распростертый  на  мостовой,  и   под
руководством врача ему делали дыхательную гимнастику;  конечно,  можно  бы
сказать "физкультуру", это  было  бы  современнее,  но  не  так  красиво).
„евочку уже давно перестало рвать водой, но  обоим  пострадавшим  угрожало
воспаление легких - вода в реке была еще очень холодной,  -  оно  казалось
почти неизбежным. „евочку перенесли в  машину,  матери  разрешили  поехать
вместе с ней в травматологическую  клинику.  Њашина  тут  же  вернетсЯ  за
ђамбаузеком, если только удастсЯ привести  его  в  чувство.  Њертвыми  так
называемаЯ "скораЯ помощь" не занимаетсЯ.


   Ѓез колебаний прыгнув вслед за девочкой, уже почти терЯвшей сознание  -
скорее всего, от страха, - ђамбаузек сразу же передал ее двум полицейским,
которые, мужественно громыхаЯ сапогами, как раз вбежали на  палубу.  ’аким
образом, девочка вернулась на свет божий  через  ту  же  щель,  в  которой
исчезла. Ќо сам ђамбаузек, схватив ее на  руки,  уже  не  смог  устоЯть  в
вЯзком иле, и клокочущаЯ вода увлекла его в темноту. Ќа его  счастье,  тут
же нашлись  два  смельчака,  готовых  прийти  на  помощь;  они  немедленно
кинулись за ним, но обнаружили его лишь через несколько минут, потому  что
он, можно сказать, уже почти  утонул.  Ќе  имей  они  при  себе  карманных
фонариков, все их усилиЯ оказались бы напрасными. Џодхватив  ђамбаузека  с
двух сторон, они сами с трудом выбрались на палубу, но все  же  ухитрились
его вытащить. € вот ђамбаузек лежал  распростертый  на  берегу.  …го  руки
ритмично сводили и разводили. Џока он еще не подавал признаков жизни.


   џ сел поблизости и старалсЯ, насколько было возможно  из-за  хлопочущих
над ним санитаров, его разглЯдеть; во  всЯком  случае,  голова  ђамбаузека
была мне хорошо видна. Ћна была всем, тело же -  червеобразным  придатком.
’о,  что  лежало  здесь,  на  набережной,  оказалось  не  чем  иным,   как
растЯнувшимсЯ во  всю  длину  носом,  подергивающимсЯ  и  исполненным  той
серьезности, которой глупость всегда прикрывает свои мерзкие секреты. ќтот
нос весьма ощутимо изменил расстановку знаков препинаниЯ в моей  жизни.  €
среди  прочего  он  ставит  точку  в  повествовательном  предложении,  где
подлежащим ЯвлЯетсЯ имЯ собственное - "ћрак". „а, вот этот нос ђамбаузек и
стал совать в мою жизнь. €менно он возник в ней прежде  всего  остального.
Џричем в первый раз вовсе не в том  полутемном  подъезде,  а  еще  гораздо
раньше - в кабачке. Ќо вместе с  тем  нос  этот  можно  считать  и  ручкой
феномена "ђамбаузек", за которую мне в свое времЯ следовало бы схватитьсЯ,
чтобы  с  самого  начала,  оценив  его  по  достоинству,  навсегда  с  ним
покончить. Ћднако Я так  не  поступил,  наоборот,  Я  заставил  ђамбаузека
приседать на улице, а сам после этого покатилсЯ  по  наклонной  плоскости,
причем ничего не удалось мне избежать - ни  иерихонских  труб,  ни  треска
пистолетных выстрелов.


   Ќо теперь менЯ вдруг осенило, что Я должен был сделать; Я подобрал ключ
к этой ситуации, он сверкал и жег мне руки. ’акие ключи мы всегда  находим
в своем прошлом, только оно и может  отпереть  нам  ворота  настоЯщего.  џ
прыгнул на много лет назад и с грохотом и треском влетел  в  свою  юность.
ќто был пустынный, точнее, безлюдный  переулок,  где  по  противоположному
тротуару шагал элегантный человек лет тридцати, то есть одного возраста со
мной, он щеголЯл с глуповатым видом  своей  большой,  окладистой  бородой.
’ут-то и произошло это  наиэффективнейшее,  кратчайшее  разрешение  некоей
создавшейсЯ вдруг ситуации, случай,  так  сказать,  изначально  успешного,
эпиграмматически-сжатого  прозрениЯ  неожиданно  возникшего  передо   мной
феномена,  и  при  всем  этом  разрешение   весьма   наглЯдное   благодарЯ
красноречивому Языку действий. € тогда  мне  стало  совершенно  Ясно,  что
жизнь вообще только потому и продолжаетсЯ, что  мы  не  способны  дать  ей
всеобъемлющего определениЯ, которого она так неутомимо  ждет;  а  мы  все,
косноЯзычные   рты   да   неумелые   руки,   заставлЯем   ее   и    дальше
вертетьсЯ-кувыркатьсЯ от одного тома исторических хроник к другому. Ќо  на
сей  раз  она  ждала  не  напрасно,  пусть  на  малом  участке,   но   все
незамедлительно свершилось в  ответ  на  ее  клич.  џ  перебежал  переулок
наискосок, подкралсЯ сзади к бородоносцу  и,  обогнав  его,  ухватил  всей
пЯтерней его пышную бороду, зажал ее в кулак и кратко,  но  сильно  дернул
книзу, из-за чего бородач споткнулсЯ; затем Я  как  ни  в  чем  не  бывало
прошел мимо него, а спина моЯ выросла до огромных размеров и в длину, и  в
ширину,  словно  гладкаЯ  отштукатуреннаЯ,   но   уходЯщаЯ   прочь   стена
отчуждениЯ, полной непричастности и абсолютной уверенности. €менно так Я и
чувствовал себЯ на  самом  деле.  Њое  брадодерство  открыло  на  какие-то
мгновениЯ пропасть между мной и окружающим менЯ миром, через которую никто
не сумел бы перемахнуть, а если кто и попробовал  бы,  то  мне  ничего  не
стоило с моей архимедовой точки опоры заставить его загреметь вниз;  но  у
менЯ за спиной царила полнаЯ тишина, и  Я  ушел.  ‚прочем,  даже  если  бы
тишина не царила, мое вежливое  изумление  заставило  бы  умолкнуть  любой
протест. џ без всЯких разговоров, вполне  охотно,  однако  не  без  задней
мысли и со вполне корректной надменностью пошел бы с этим  возмущенным  и,
может,  даже  буйствующим  в  приступе  бешенства  бородачом  в  ближайший
полицейский участок, чтобы вести себЯ там еще более вежливо и выражать еще
большее изумление. € мне бы навернЯка удалось в конце  концов,  шепнув  на
ухо дежурному полицейскому  какое-нибудь  остроумное  замечание,  передать
потерпевшего именно  в  силу  его  все  возрастающего  возмущениЯ  в  руки
психиатров, чье искусство, как известно, и состоит в том, чтобы  здорового
человека, которого им удаетсЯ  заполучить  под  свой  надзор,  все  больше
сводить  с  ума,  так  что  их  диагноз  в  конечном   счете   оказываетсЯ
справедливым.


   ‚ противном случае борода проникла бы в мою жизнь точно так же, как это
удалось  проделать  лежащему  передо  мной  носу,  а  могло  случитьсЯ   и
что-нибудь похуже, в этом Я сейчас не сомневаюсь. Љто знает, до чего могла
бы дойти такаЯ вот историЯ? Ќе исключено, что даже до прорастаниЯ волосами
всего моего существа, так сказать до полной бородовой инфильтрации, или до
того, что бородой поросло бы огромное пространство. Ђ может, и Я сам  стал
бы невероЯтно и необратимо бородатым?
   Ћднако именно эпиграмматический кулак - наше единственное  подлинное  и
действенное оружие против людей  -  своевременно  схватил  беду  и  резким
рывком покончил с ней; борода уже  не  вошла  в  мою  жизнь,  а  этот  вот
ђамбаузек вошел. џ не дернул его за нос, а необходимость сделать это  была
ведь очевидной, просто неизбежной, такой выход из  положениЯ  напрашивалсЯ
сам собой.


   € тем не менее Я был намерен хотЯ бы теперь разобратьсЯ  во  всем,  все
понЯть и каким-то образом выразить это свое понимание; длЯ менЯ здесь речь
шла о конечном, но запоздалом и, следовательно, тщетном понимании, об его,
так сказать, интеллектуальном аспекте, а по сути дела, о желании понЯть. ‚
этот момент санитары отошли от ђамбаузека. џ тут же оказалсЯ  подле  него.
ЏротЯнул руку, защемил его нос между пальцами и сильно дернул. ‚ следующий
миг он открыл глаза; и вот его уже слегка приподнЯли, и вот он уже  сидит,
кашлЯет, его рвет водой, он отплевываетсЯ. Ћн размахивает руками.  „а,  он
жив. џ тут же отошел, оставив его  на  попечение  врачей  и  санитаров.  џ
двинулсЯ вдоль берега, пересек вокзальный перрон, пошел дальше  в  сторону
площади, туда, где госпожа ћрак должна была бы сесть в трамвай - и там как
раз, когда раздалась двутональнаЯ сирена возвращающейсЯ санитарной  машины
(котораЯ должна была увезти живого ђамбаузека, а не уехать пустой, оставив
на набережной его труп!), менЯ обдало мЯгким дуновением  слева,  справа  и
над шлЯпой, воздух вокруг менЯ заколыхалсЯ, и Я увидел, что вспугнутаЯ  за
моей спиной голубинаЯ стайка по косой взлетела надо мной,  устремившись  в
небо.


   џ вернулсЯ домой, когда вечернее солнце еще  не  убрало  своей  золотой
парчи, и нашел засунутую в щелку двери телеграмму от ђоберта: через неделю
он будет здесь. Џора было убиратьсЯ восвоЯси. џ подумал о том,  что  нужно
было бы привести в порЯдок свой дом, потому что  Я  чувствовал  себЯ,  так
сказать, доросшим до своего собственного жилища и  достойным  его.  Ђ  эта
мастерскаЯ показалась мне чем-то вроде стрелЯной гильзы: все, что можно, Я
здесь уже сделал, и ничего больше не оставалось. Љ тому †е менЯ уже  часто
до рассвета тЯнуло с постели к рабочему столу у  окна,  откуда  открывалсЯ
широкий вид на реку; и Я встречал рождение нового днЯ  так,  как  подобает
интеллектуалу, встречающему его раньше  всех  в  сиреневых  предрассветных
сумерках. ЃлагодарЯ эпизоду с ђамбаузеком с инфильтрацией было  покончено,
и Я в тот же вечер насладилсЯ несколькими часами радостного покоЯ.  ’еперь
Я знал, что наконец-то Я поеду,  смогу  поехать,  имею  право  поехать  на
запад.


   “ ђамбаузека, как и у дочки ћраков, никаких осложнений не последовало и
воспаление  легких   не   началось.   ђамбаузека   Я   даже   навестил   в
травматологической клинике, куда уже три или четыре  раза  заходил,  чтобы
справитьсЯ о его здоровье. џ  стоЯл  у  его  кровати,  словно  у  гроба  с
новопреставленным носом.
   ђамбаузек, отныне рассосавшийсЯ инфильтрат, тихо лежал  на  спине.  …го
нос представилсЯ мне длиною с кровать, а были  ли  там  другие  части  его
тела, менЯ мало интересовало.
   Ќо в этом-то Я как раз и  ошибалсЯ.  Њолчание  ђамбаузека  вдруг  стало
красноречивым и исполненным смысла, хотЯ ни слова не было  произнесено.  џ
оперсЯ рукой о край кровати; ничего не говорЯ, он положил свою  ладонь  на
мою  руку,  похлопал  по  ней,  а  может  быть,  потрепал   ее.   ’о   был
умиротворЯющий  жест.  ќта  последнЯЯ  точка  над  "и"  нам  обоим   была,
несомненно, нужна. џ ушел. ‚ трамвае Я еще  чувствовал  прикосновение  его
руки к своей, которой Я теперь легко оперсЯ о скамью.
   џ находилсЯ в том приЯтном состоЯнии отсутствиЯ, которое часто  свЯзано
с нашим присутствием на праздниках жизни. ‚ руке моей  еще  жило  ощущение
чего-то легчайшего и теплого, словно ко мне на ладонь опустилась маленькаЯ
нахохлившаЯсЯ птичка с растрепанными перышками на грудке. ќто чувство было
таким телесно-конкретным, что Я поглЯдел на свою руку. € в самом  деле  на
моей руке лежало нечто легкое и теплое,  а  именно  ладошка  четырехлетней
девчушки,   котораЯ,   сидЯ   между   мною   и   своей   молодой    мамой,
самозабвенно-изумленно глЯдела на проезжавший мимо,  мерно  покачивающийсЯ
огромный  грузовик  городского  театра  с  громоздкими  декорациЯми.   „а,
декорации менЯютсЯ. ‚ы слышите удары колокола? џ  свой  услышал,  Я  знал,
сколько пробило. ђучка ребенка большую часть дороги пролежала в моей руке;
у менЯ отдыхала небеснаЯ птица.


   Ќа другой день ранним утром Я шел по длинному составу  скорого  поезда,
который ехал на запад. џ отыскал удобное место в вагоне второго  класса  и
вышел  в  коридор,  который  был  слева  по  ходу  поезда.  ‘квозь  густой
папиросный дым сиЯл мне день, лазоревый и золотой. џ  опустил  стекло.  Њы
мчались  вдаль.  „орога  вела  в  Џариж.  ‚скоре  она  начала  подниматьсЯ
красивыми извивами, и холмы повторЯли ее движение. „ома были прилеплены  к
склонам подчас очень густо. ‚етер вместе с дымом теперь уже сильно бьет  в
лицо, перестук колес становитсЯ звонче, открываетсЯ  лесистаЯ  долина.  Њы
уже далеко. Њы подъезжаем к той  седловине,  которую  поезда  преодолевают
сквозь два туннелЯ. „важды гора с  клекотом  и  бульканьем  прополаскивает
нами свою глотку. Џосле полосканиЯ перестук  колес  звучит  уже  в  другом
ритме. Џоезд мчитсЯ с горы. ’емп исполнениЯ alla breve - так было  до  сих
пор, а вверх в гору  более  сложный,  считать  надо  на  12/8.  „ребезжит,
торопитсЯ - финальнаЯ фраза. ’еперь звучание должно разрастись:  зачем  мы
жили на свете, если хотЯ бы в финале не можем стать свободными?! ‚от это и
достигнуто - слева и справа  пейзаж  срываетсЯ  вниз,  отпускает  нас,  мы
взвиваемсЯ, словно в лифте, громко, грозно, грузно: виадук. Ђйхграбен.  Ћ,
изумрудный дол! Ћбдай свои деревьЯ пьЯнЯщей пеною  зеленых  листьев,  поет
нам ветер с холмов. ‚ ответ на  ритмичный  стук  колес  мчащегосЯ  с  горы
поезда из глубины моей груди,  будто  из  самого  средоточиЯ  моей  жизни,
вырываетсЯ верещащий ликующий вопль, как порой  кричат  лошади,  когда  их
пускают в галоп или заставлЯют скакать во весь опор.