делать
вид, будто ему это безразлично! Ћни ведь за ним подглЯдывали  и  заметили,
как он скрылсЯ в трактире. Ќу а сегоднЯ они надеютсЯ, что он  удостоит  их
чести с ними потанцевать, ведь он здесь хозЯин, а они его гости,  так  что
негоже ему отказывать им. Џошли заздравные тосты: за хозЯйку, за  хозЯина,
за остальных  женщин,  за  господина  вахмистра,  за  трубача,  за  старых
товарищей и под конец - за музыкантов. ќто был намек, и  музыканты  вскоре
взЯли свои инструменты, прихватили с собой и стаканы и, сев  за  маленький
столик подле танцевальной площадки, заиграли медленный,  плавный  шлЯйфер.
•анна с помощью других женщин зажгла  фонарики,  ибо  на  горных  вершинах
давно погас  последний  золотисто-багрЯный  луч  и  сумрак  густел,  будто
наползаЯ снизу, с заливного луга. ѓлЯдЯ, как гости постепенно встают из-за
этого деревенского пиршественного стола, можно было заметить, что вино уже
начало оказывать свое действие; в особенности последние  стаканы,  выпитые
залпом под заздравные речи, зажгли гостей изнутри  так  же  Ярко,  как  их
освещали теперь снаружи многочисленные красные, зеленые,  желтые  и  синие
огни.
   € вот •анна с мужем начинают первый танец. ‘перва они танцуют одни; тем
временем вдали, за лугом, среди редких облаков, медленно всплывает молодой
месЯц. Ќа миг белокураЯ курчаваЯ голова мужа видитсЯ ей совсем  такой  же,
какой она увидела ее впервые, ей кажетсЯ, будто он крепче сжимает ее стан,
и ее движениЯ становЯтсЯ особенно задорными.
   - Њы с тобой, женушка, два днЯ  не  увидимсЯ,  -  продолжаЯ  танцевать,
говорит Ѓрандтер, - завтра в ночь мне надо взЯть лошадь и телегу и ехать в
ћденбург, там есть у менЯ дело.
   •анна с удивлением вскидывает на него глаза - доселе он ничего  ей  про
это не говорил. Ћна недоуменно, испытующе на неге  смотрит.  Џотом  быстро
опускает ресницы.
   - ‚озвращайсЯ поскорей и в полном здравии.
   ’анцуЯ, они проплывают мимо гостей, те не  сводЯт  с  них  глаз.  ’огда
Ѓрандтер берет свою красотку жену за подбородок и крепко  целует  в  губы.
‘тарый вахмистр кричит: "Ѓраво!" и принимаетсЯ хлопать в ладоши, остальные
следуют его примеру, гремЯт рукоплесканиЯ. ‘тарик просит  молодую  женщину
следующий танец оставить за ним, и вот уже пара за парой  устремлЯютсЯ  на
площадку, тихий шлЯйфер сменЯетсЯ веселым  оберлендером,  скрипка  поет  и
звенит, а третий танец (это и на сей раз хупфер) с •анной  выговорил  себе
трубач. ‚злетают юбки, мелькают белые  чулки,  не  дощатой  площадке  лихо
отстукивают каблучки, слетевшие с выси.
   - Ђй да молодец трубач! ’ак оно и подобает в молодые-те годы! -  молвит
старик.
   Ќадо полагать, что не только •анна,  но  и  другие  люди  в  тот  вечер
заметили, как сильно переменилсЯ Ѓрандтер, - настолько бросалась  в  глаза
эта перемена. Ћн танцевал почти без передышки, заигрывал  с  хохочущими  и
визжащими бабенками и, чокаЯсь с прежними своими товарищами, глушил стакан
за стаканом. Љоротышка шваб, между прочим,  был  уже  пьЯн  в  стельку,  в
отличие от долговЯзого усатого болвана,  который  смехотворно  пыжилсЯ  от
важности, что, однако, не мешало ему пить: казалось, он может влить в себЯ
невесть сколько. Ќо у  него,  по  всей  видимости,  было  свое  понЯтие  о
рыцарском обхождении, посему  он  через  определенные  промежутки  времени
приглашал на танец хозЯйку дома,  а  за  нею  по  очереди  всех  остальных
женщин. Џоследние втихомолку  злились  на  трубача,  который  весьма  мало
заботилсЯ о такой справедливой смене танцорок. Ћн совершенно Явно оказывал
предпочтение •анне и  нисколько  не  старалсЯ  это  скрыть.  —то  касаетсЯ
Ѓрандтера, то он на подобные мелочи  никакого  вниманиЯ  не  обращал.  —ем
больше расходились его гости, тем более странным, рассеЯнным становилсЯ он
сам: то чересчур шумел, то, внезапно умолкнув, сидел за  стаканом  вина  и
тихо улыбалсЯ чему-то своему, а  в  глазах  у  него  временами  поЯвлЯлось
прЯмо-таки мечтательное выражение. Џритом из всех  присутствующих  он  был
наименее пьЯн, а быть может, и вовсе не захмелел. ‚о всЯком случае, старый
вахмистр, которого •анна потихоньку спросила, не  слишком  ли  ее  муженек
надралсЯ, взглЯнул на него, прищурив левый глаз, и сказал •анне,  что  она
ошибаетсЯ. Ѓрандтер ничуть не пьЯн, уж у него-то  глаз  наметанный,  слава
богу, насмотрелсЯ на своем веку, и как бы кто  ни  прикидывалсЯ  -  пьЯный
трезвым или наоборот, - его не проведешь. Љак  бы  то  ни  было,  Ѓрандтер
производил впечатление человека, который, так сказать,  проломилсЯ  сквозь
стену и теперь ведет себЯ совершенно необычным длЯ него образом.  Ћднажды,
когда он опЯть держал в руках наполненный стакан, •анна ласково подошла  к
нему и, когда он уже подносил стакан ко рту, легонько взЯла его  за  руку,
словно пытаЯсь остановить. Ћн все-таки выпил за ее здоровье и засмеЯлсЯ.
   - ’ы вправду завтра поедешь? - спросила она между прочим.
   - „а, - ответил он, - придетсЯ. Џосле обеда, как просплюсь.
   Ћна опЯть пытливо взглЯнула на него -  осторожно,  исподтишка,  и  этот
короткий взглЯд сказал ей: Ѓрандтер, что называетсЯ,  ни  в  одном  глазу.
‚ахмистр был прав, теперь это было ей Ясно. —то за человек! - мелькнуло  у
нее в голове. ‚се это вызывало тревогу. Ќо что он затевает? Ћна  сидела  с
ним рЯдом, его рука лежала у нее на талии. Ћднако раздумывать дальше •анна
была не в силах, от выпитого вина в голове у нее мутилось.
   Џозднее, к  концу  пирушки,  когда  кое-кто  из  гостей  собиралсЯ  уже
уходить, случилась еще одна странность. ’от музыкант, что играл на скрипке
и вел за собой небольшой оркестр - бывший венгерский  гусар,  которого  за
неуклюжесть перевели в тЯжелую кавалерию, - сыграл  гостЯм  мелодию  своей
родины, а гитарист и кларнетист аккомпанировали ему, берЯ времЯ от времени
тихие, благозвучные аккорды, как научил их скрипач,  в  меру  собственного
умениЯ и взамен настоЯщих цимбал. €звестно, что это за песни. Ћдна  похожа
на другую. ‚се они словно проникновенный  рассказ:  внезапно  оборвавшись,
они еще долго отзываютсЯ у вас в ушах, и  по-настоЯщему  петь  их  надо  у
лагерного костра, посреди степи, в бесконечном просторе которой  понемногу
терЯетсЯ их тихаЯ жалоба. Џод конец мелодиЯ всЯкий раз переходит в пылкий,
огневой чардаш, и вам кажетсЯ, будто на вас из неведомой дали мчат легионы
всадников, вот силуэты их с бешеной быстротой проносЯтсЯ  на  горизонте  в
последних  лучах  закатного  солнца.  Ђ  потом  весь  этот  степной  мираж
рассеиваетсЯ тремЯ широкими, размашистыми ударами смычка по струнам.
   „аже на подвыпивших гостей тоскливаЯ эта  песнЯ  не  преминула  оказать
свое действие. Ћни сидели,  рука  в  руке,  прижавшись  друг  к  другу,  и
смотрели на луну, что  засиЯла  высоко  над  немногими  не  погасшими  еще
фонариками; по небу торопливо  летели  клочьЯ  облаков,  то  закрываЯ,  то
совершенно открываЯ светило, и тогда стену дома,  столы  и  скамьи  и  всю
луговину до самого Њура заливало Ярким блеском, а лес и гора на том берегу
тонули в  серебристом  тумане.  Љогда  взметнулись  лихие  звуки  чардаша,
слушатели оживились, но танца этого никто исполнить не мог, поэтому то там
то здесь кто-нибудь из гостей только покачивал или притопывал в такт ногой
или  в  лунном  свете  поднимал  стакан,  чокалсЯ  и  пил.  Џосле   резких
заключительных взвизгов скрипки воцарилась тишина.
   …е нарушил Ѓрандтер. Ћн вскочил на скамейку, широко взмахнул  рукой  со
стаканом и провозгласил краткий и странный тост:
   - „рузьЯ! - воскликнул он. - „а здравствует свобода!
   ‘лова его, наверное, были не вполне понЯтны, или же  кое-кто  понЯл  их
слишком уж хорошо  (как  знать?),  зато  все  понЯли  в  свете  луны  этот
размашистый жест, понЯли, завороженные только что отзвучавшей песней.
   - „а здравствует свобода! -  воскликнули  драгуны  и,  протиснувшись  к
Ѓрандтеру, стали звонко с ним чокатьсЯ.


        14

   ЉакаЯ-то лЯгушка,  должно  быть  особенно  крупнаЯ  и  толстаЯ,  тЯжело
плюхнулась в воду. ѓраф Њануэль - он  сидел,  обхватив  голову  руками,  -
вздрогнул и прислушалсЯ. —ерез минуту он опЯть оперсЯ  локтЯми  о  стол  и
погрузилсЯ в свои думы. “жин стоЯл перед ним почти нетронутый.
   ‚ этот вечер  ротмистр  оставалсЯ  в  лагере  один.  Ћстальные  офицеры
собрались  в  доме  лавочника,  у  квартирмейстера,  пригласившего  их  на
товарищескую вечеринку с вином  и  картами.  ѓраф  Њануэль  наивежливейшим
образом отказалсЯ, сославшись на неотложные дела - письма и тому подобное.
’еперь после вечерней поверки должен был еще только  ЯвитьсЯ  прапорщик  -
доложить, что в районе кантонированиЯ все в порЯдке и что караул сменилсЯ.
Џотом не придет уже никто. Џотом он будет совсем один.
   € все-таки этого молодого человека, прапорщика, которому  после  захода
солнца предстоЯло в последний раз нарушить его одиночество, Њануэль ждал с
известным нетерпением, из  чего  можно  заключить,  что  от  добровольного
уединениЯ было ему немножко не по себе. Ћн даже готовилсЯ к приходу  юноши
- после ужина велел охладить вино и вставить в лампы новые свечи,  которых
покамест не зажигал, потому что еще только начало смеркатьсЯ.
   Ѓезветренный и почти безоблачный летний вечер с  легким  гнетом  духоты
опускалсЯ над лугом. Ќа западе пылало небо, затЯнутое слоистыми  облаками,
вечерний свет Яркими лентами ложилсЯ между стволами,  просачивалсЯ  сквозь
листву, зажигаЯ ее зеленым пламенем. € на траве между палаткой  и  берегом
тоже горела, медленно подвигаЯсь вниз, полоса  позднего  багрового  света.
Њануэль встал из-за стола и начал расхаживать взад-вперед перед  палаткой.
Ћдинокий посреди этого вечернего луга, отделенный от всего внешнего  валом
из зелени и золотистого пурпура, он словно пребывал в некоем  обособленном
мире, где, казалось, был замкнут уже навсегда.
   Џонемногу надвинулись сумерки. ѓрафа застигли они в том же  беспокойном
движении, но  чуть  погодЯ  он  опЯть  сел  за  стол  и  впал  в  глубокую
задумчивость. Ќаконец со стороны косы услыхал он конский галоп.  Џрискакал
дежурный офицер, несколько раньше условленного. Ѓросив поводьЯ  ординарцу,
прапорщик подошел к палатке и обратилсЯ к ротмистру с донесением.
   Њануэль подал руку молодому человеку,  предложил  сесть  и  велел  дать
огнЯ. ‘тало уже почти темно.
   Џрапорщик, белокурый веселый рейнландец  с  открытым  взглЯдом  светлых
глаз, получил, разумеетсЯ, от товарищей наказ любой ценой привести с собой
ротмистра  на  пирушку,  бывшую  уже  в  полном  разгаре,  можно  сказать,
притащить его, употребив длЯ этого все способы увещаниЯ. Љогда он  увидел,
что граф вовсе не трудитсЯ над письмами и бумагами, как следовало  ожидать
по его отговоркам, а безо всЯкого дела сидит за пустым столом, в нем сразу
взыграла надежда на успешное осуществление  его  миссии.  Ќо  очень  скоро
странный вид ЊануэлЯ убедил его в обратном.  Џозднее  он  часто  и  охотно
рассказывал об этой своей последней встрече с графом Љуэндиасом и  в  этих
рассказах постоЯнно твердил  о  какой-то  растерЯнности  и  беспомощности,
которые подметил тогда  у  своего  эскадронного  командира,  -  качествах,
поведению ротмистра вообще не свойственных, а поэтому обращавших  на  себЯ
внимание. Љроме того, граф  Њануэль  вдруг  положил  ему  руку  на  плечо,
посмотрел на него долгим взглЯдом и сказал:
   - „орогой друг, существуют принципы, от которых не отступают. €х  долго
носЯт в себе и на их основе строЯт жизнь, так со временем  они  становЯтсЯ
похожи на перезакаленную сталь: согнуть их нельзЯ - можно только  сломать,
а значит, надо либо жить с ними, либо без них умереть.
   ќто замечание графа  имело,  однако,  весьма  отдаленную  свЯзь  с  тем
разговором или беседой, которую они вели,  а  оттого  показалось  особенно
странным. Ћ чем же, собственно, шла речь между ними в этот памЯтный вечер,
этого ђенэ фон ‹андсгеб (так звалсЯ  тот  бывший  прапорщик)  впоследствии
совершенно не мог вспомнить. Ќезабываемым длЯ  него  осталось  лишь  общее
впечатление: в круге зыбкого, мерцающего света от горевших на столе свечей
- фигура графа, не находившего себе покоЯ;  он  то  садилсЯ,  то  широкими
шагами  расхаживал  взад-вперед.  ‘вой  белый   мундир   ротмистр   против
обыкновениЯ расстегнул от шеи до  поЯса,  так  что  из-под  него  выбилась
шелковаЯ рубашка. ‹ицо его выглЯдело узким и маленьким, как у мальчика,  а
под смуглой кожей угадывалась смена красок  -  от  глубокой  бледности  до
летучего румЯнца. ѓлаза же стали еще больше и чернее, чем всегда. ѓосподин
фон ‹андсгеб неизменно подчеркивал, что в те полчаса,  которые  он  провел
тогда в обществе графа, он чувствовал в себе настойчивое и все нараставшее
побуждение во что бы то ни стало увести графа в деревню, к товарищам. € не
длЯ того только, чтобы выполнить поручение и  тем  доставить  удовольствие
остальным офицерам, а, как ему казалось, по более серьезным причинам.  —то
же то были за причины? ђобость перед старший но  возрасту  и  по  чину,  с
которым он не мог запросто говорить о  личном,  удерживала  прапорщика  от
всЯкого прЯмого вопроса. Џозднее, как часто упоминал он сам,  он  видел  в
этом легкомысленное упущение,  а  стало  быть,  и  вину.  Љогда  он  снова
повторил свое приглашение, ротмистр отклонил его столь же любезно,  но  не
менее  решительно,  чем  прежде,  и   тотчас   переменил   разговор.   "Ќе
безграничнаЯ свобода,  которой  пользуетсЯ  искатель  приключений,  -  так
примерно он  говорил,  -  дает  человеку  полноту  жизни.  ’от,  кто  себЯ
ограничивает и остаетсЯ тверд, может ощутить  эту  полноту  во  много  раз
сильнее, подобно тому  как  течение  воды  заметнее  всего  там,  где  она
наталкиваетсЯ на что-то твердое, скажем на опору  моста  или  какой-нибудь
столб. ’ы еще испытаешь это на себе, друг мой, мужчина должен раз навсегда
воздвигнуть вокруг себЯ некие стены, - тут  граф  Њануэль  снова  принЯлсЯ
беспокойно ходить взад-вперед, - воздвигнуть ради того,  чтобы  он  вообще
мог жить, а не погиб или не превратилсЯ в ничто. - Ќа этом месте  он  чуть
возвысил голос, звучавший тревожно. - Љак выплеснутаЯ вода, вот что хочу Я
сказать! „а, иногда это необходимо. Љому удалось воздвигнуть такие  стены,
тот уже не вправе их ломать. Џусть временами  он  ведет  себЯ  как  узник,
который никогда не мерЯет шагами свою камеру из конца в  конец,  намеренно
никогда не пользуетсЯ всем ее пространством, ибо все-таки  менее  тЯгостно
остановитьсЯ по собственной воле,  нежели  натолкнутьсЯ  на  непреодолимую
стену! ‘тену, да, ее, видишь  ли,  конечно,  можно  построить  из  некогда
принЯтого решениЯ, с годами оно становитсЯ твердым, как неумолимаЯ внешнЯЯ
сила, то есть столь же крепким, как сама жизнь.  ‚от  что  разумею  Я  под
стеной. Њожно назвать так и конечные принципы... Љак  тебе  будет  угодно.
Ќадобно жить либо вовсе без оных - но что  это  будет  за  жизнь!  -  либо
держатьсЯ только благодарЯ им. Љто однажды построил себе такую стену,  тот
уже не вправе ее проломить. €бо по ту сторону его ждет... да, там ждет его
смерть, в той или иной форме. ’о, что Я говорю,  кажетсЯ  тебе,  наверное,
немного странным? Ќу, прости".
   ѓосподин фон ‹андсгеб впоследствии неизменно подчеркивал, что  в  конце
этой речи он испугалсЯ. Ќо нечто еще более примечательное произошло при их
прощании. Љогда прапорщик готов был вскочить на лошадь, которую уже подвел
к нему ординарец, ротмистр, хотЯ  он  только  что  сам  отпустил  молодого
человека и опЯть сел за стол, окликнул его еще раз. ѓосподин фон  ‹андсгеб
быстро обернулсЯ. ѓраф подошел к нему, но сперва ничего не  говорил,  лишь
после нескольких мгновений молчаниЯ (странное то было молчание!)  повторил
уже  высказанную  ранее  просьбу:  передать  сердечный   привет   господам
офицерам, собравшимсЯ в доме лавочника. ‹андсгеб еще  раз  поблагодарил  и
сел на лошадь. Ќо едва успел он  тронутьсЯ  с  места,  чтобы,  пробравшись
между деревьЯми и  кустами  луга  и  миновав  многочисленные  лужи,  шагом
выехать на песчаную косу, как еще раз услыхал голос ротмистра -  тогда  он
остановилсЯ и обернулсЯ в седле. Ќевдалеке, меж темнеющими кустами, мерцал
белый мундир графа. ‡начит, командир эскадрона шел за ним следом и дальше.
€ опЯть молчал. ѓосподин фон ‹андсгеб хотел сразу же поворотить лошадь, но
тут ротмистр наконец молвил:
   - Ќе останавливайсЯ, ђенэ,  Я  только  хотел  тебе  сказать,  чтобы  ты
сейчас, ночью, поосторожней ехал по косе, ведь ты  на  Ѓельфлер...  -  ќто
была лучшаЯ лошадь  господина  фон  ‹андсгеба,  его  собственного  завода,
совсем еще молодаЯ и только недавно объезженнаЯ. - Ћна у тебЯ, быть может,
еще не такаЯ надежнаЯ, а там повсюду камни.
   - „а ведь уже взошла луна, господин ротмистр... - возразил  ‹андсгеб  и
вытЯнутой рукой указал на бледно-золотистое светило, оно как раз всплывало
из-за грЯды туч.
   ѓраф Њануэль еще раз помахал ему и скрылсЯ в  туманной  мгле.  ѓосподин
фон ‹андсгеб выехал на  уже  залитую  лунным  светом  косу  и  там  пустил
Ѓельфлер галопцем. Ћднако не успела лошадь проскакать и трехсот шагов, как
он так резко осадил ее, что благороднаЯ Ѓельфлер даже  присела  на  задние
ноги. "ќ-эй!" -  громко  крикнул  он.  —то  это  было  -  наваждение?  …му
послышалсЯ сзади третий  оклик.  Ќо  сейчас  все  было  тихо,  даже  после
повторного "э-э-эй!". —ерной стеной стоЯл позади него прибрежный лес, а на
косу щедро изливалсЯ свет полной луны. ѓосподин фон ‹андсгеб, задумчивый и
растерЯнный, какое-то времЯ ехал шагом. Џотом разом сорвалсЯ в галоп.


   Њануэль стоЯл, прижавшись к белому стволу березы. Љогда у него вырвалсЯ
третий зов, когда на какую-то мучительно-бесконечную минуту там, на  косе,
смолк лошадиный топот и тишину дважды прорезал ответный  крик  прапорщика,
он стал все глубже погружатьсЯ в муку своего унижениЯ,  как  опускаютсЯ  в
шахту. Ќаконец копыта застучали опЯть. ЌапрЯжение оставило  ЊануэлЯ,  тело
его обмЯкло, сердце забилось вновь, он тЯжело  задышал  и,  отстранЯсь  от
дерева, поник головой.
   Њинуты текли; наконец он справилсЯ с собой и, вперив взглЯд в  царившую
вокруг темень, почти ощупью, на странно одеревеневших ногах побрел назад к
палатке. ‡десь горели свечи, на столе стоЯл  кувшин  с  вином.  ’оропливо,
преодолеваЯ дрожь, шагнул он из мрака в  круг  света,  налил  себе  полный
бокал и залпом его осушил. Џотом опустилсЯ на скамью. ‚ последние дни, дни
изнурительной душевной борьбы, ему забрезжила  истина:  его  сопротивление
уже сломлено, и та воздвигнутаЯ им стена, котораЯ доселе  гордо  пресекала
малейший его шаг,  малейший  порыв  в  сторону  его  влечениЯ,  сметена  и
разбита, и разрушение ее началось, быть может, в  тот  самый  миг,  когда,
въехав с эскадроном на деревенскую площадь, он увидел и узнал •анну. ‘ той
поры везде, где бы он ни стоЯл или ни ходил, куда бы ни смотрел, была она:
перед строем его отрЯда, между ним и рЯдами мотающих  мордами  лошадей,  в
нежно-голубом небе над Љозьими  хребтами,  здесь,  перед  темными  ночными
деревьЯми, или на широкой, пронизанной  лунным  светом  песчаной  косе,  -
отовсюду ему навстречу выплывал ее образ, из дальних просторов  ландшафта,
из ближней зелени кустов  на  него  смотрело  ее  лицо,  везде  и  повсюду
постукивала ее ножка, развевались ее волосы, вертелась ее фигурка - линии,
запечатленные в его памЯти  с  давних  пор,  слились  с  нынешними,  вновь
увиденными ее очертаниЯми. Ћн чувствовал теперь, что  больше  не  выдержит
бездействиЯ,  что   силы   его   окончательно   иссЯкли   в   непрестанном
сопротивлении этому натиску, неуклонно подвигавшему его  к  гибели.  ‡десь
оставалось только одно: что-то предпринЯть.  Ќо  что?  ‹юбой  шаг  был  бы
безумием.
   Ћднако выбора не  было.  Ћн  оказалсЯ  неспособен  даже  на  то,  чтобы
решительно спрЯтатьсЯ от себЯ самого, пусть бы на один сегоднЯшний  вечер,
а ведь это было так просто: велеть седлать конЯ  и  вместе  с  прапорщиком
скакать в деревню, к товарищам; Ќо нет, он в конце концов все  же  осталсЯ
здесь и теперь  сидит,  взвешиваЯ  сомнительную  и  шаткую  возможность  -
пересечь луг и песчаную косу и хотЯ бы приблизитьсЯ к тому дому, что стоит
в стороне от дороги, напротив шеста, на котором укреплено  колесо  -  знак
каретного мастера.
   Ћн снова принЯлсЯ размышлЯть - занЯтие, в его положении (читатель легко
с нами согласитсЯ) совершенно бессмысленное,  а  при  своеобразной  натуре
ЊануэлЯ и ненадежное. ’о, что произошло в последние дни его  пребываниЯ  в
‚ене, он смЯл и отбросил одним махом, как делал уже не раз, да, это далось
ему легко, совсем легко, от тех переживаний здесь сейчас не оставалось уже
ничего живого, вернее, они были далекими, блеклыми, мертвыми, „аже  злость
развеЯлась как будто быт бесследно. Ђ вот  цепь  чисто  внешних  причин  и
следствий, котораЯ в итоге привела его сюда, в “нцмаркт, и столкнула лицом
к лицу с  •анной,  была  легко  обозрима.  ’ак,  например,  их  полк,  как
впоследствии выЯснилось, был отослан из ‚ены с большим опозданием, вступив
в ћденбург, нашел там все квартиры уже занЯтыми другими частЯми, а  потому
его пришлось поэскадронно расквартировать в деревнЯх, расположенных  вдоль
берега Њура. ’аким образом и попали они  в  этот  самый  “нцмаркт.  ’еперь
приказ о продолжении марша почему-то запаздывал. ђади чего на  самом  деле
стЯгивались в тирию пусть и не такие уж крупные,  но  все  же  достаточно
значительные военные силы, этого по сей день толком не знали даже офицеры.
Ќаиболее часто называвшейсЯ причиной была угроза крестьЯнских волнений,  о
которой уже не первый год поговаривали  в  ‚ене,  однако  здесь,  во  всем
районе расквартированиЯ, ничего подобного не замечалось.
   ‘реди солдат ходила баснЯ о турках, и ей верили. Љак  бы  то  ни  было,
такого рода перемещение и размещение войск длЯ солдатской жизни было делом
обычным, и здесь, в “нцмаркте, они расположились на постой точно  так  же,
как расположились бы в любом другом месте - в деревне  или  в  городе.  ‚о
всем этом ничего примечательного не было, только вот длЯ графа последствиЯ
оказались совершенно чудовищными, и, конечно, объЯснить их причинами столь
ординарными было никак невозможно. Ђ потому и  размышлениЯ  ротмистра  над
тем, как, собственно, он попал сюда и вновь  очутилсЯ  в  таком  состоЯнии
духа, были совершенно праздными...
   €сключаЯ лишь один-единственный пункт, где размышлениЯ  эти  давно  уже
принесли странные и опасные плоды. …жели доселе  он  приписывал  последний
поворот своей судьбы в ‚ене внезапно рухнувшей надежде  на  помощь  извне,
этой подломившейсЯ под ним ступеньке, каковую,  казалось,  подставила  ему
сама жизнь, - помимо содействиЯ ЏлЯйнагера, коего вспоминал он часто  и  с
большой теплотой, - и смотрел  на  себЯ  как  на  человека,  погубленного,
очевидно,  душевной  черствостью,  а  прежде  всего  легковерием  сельской
барышни, напичканной предрассудками, то теперь та же Њаргрет,  которую  он
уже презирал, ибо ждал от нее  большей  независимости  и  благородства,  -
теперь та же Њаргрет виделась ему в существенно ином свете. €бо какова  бы
ни была ограниченность, толкнувшаЯ ее на этот поступок - сердце-то  у  нее
тесное, как сжатый детский кулачок, - и какие бы причины ни  полагала  она
решающими длЯ такого поведениЯ, в этом своем  поведении  она,  сознательно
или бессознательно, оказалась близка к истине, да, она действовала всецело
под знаком истины, пусть ей даже напели в уши всЯческую  ложь  (а  Њануэль
догадывалсЯ, чей это мог быть голос). Ќо это в конце  концов  безразлично.
‚се решила его  слишком  шаткаЯ  вера,  будь  она  тверже,  она  могла  бы
сотворить чудо и увлечь это сердце. Ђ так, быть может, Њаргрет уже  в  тот
первый вечер в оттенау почувствовала, что веры этой недостает,  и  только
потому ухо ее оказалось открытым длЯ  злых  наговоров,  рука  -  послушным
орудием жестокости. Љогда Њануэль, закрыв  глаза,  на  какие-то  мгновениЯ
погружалсЯ в прошлое, вот так, как сейчас,  перед  ним  всплывала  картина
шумного бала в предместье, лицо обворожительной девушки с зубками  хищного
зверька, - в такие мгновениЯ он был способен понЯть,  что  непреклонность,
которую  столь  неожиданно  и  страшно  в  ту  памЯтную  пЯтницу  в  серый
рассветный час выказала фройлЯйн фон ђандег, отвечала истинной сути дела.
   „а, раздумьЯ завели его далеко, под конец он вынужден был их прервать -
они до ужаса стали смахивать на смертный приговор самому себе...
   Ћн поднЯл голову и устало взглЯнул на другой,  слабо  освещенный  конец
стола; на складном стуле висела перевЯзь со шпагой, которую он  снЯл.  ‚ид
оружиЯ, видимо, был ему неприЯтен, потому что он сразу отвернулсЯ,  встал,
прошел  по  траве  под  темную  сень  раскидистых  деревьев  на  берегу  и
остановилсЯ там, где под  откосом  журчала  вода.  ‹учи  луны  пробивались
кое-где сквозь густую листву, и в их свете  матово  поблескивала  бежавшаЯ
мимо река.
   Њануэль  долго  вглЯдывалсЯ  в  этот  подвижный  полумрак,  там  и  сЯм
мерцавший лунным светом.  ЏоследнЯЯ  его  попытка  вновь  оживить  в  себе
непреклонную твердость, усвоенную несколько лет  назад,  -  а  к  этому  и
сводилсЯ  смысл  тех  странных  слов,  что  произносил  он  в  присутствии
господина  фон  ‹андсгеба,  -  эта  последнЯЯ  попытка  походила  уже   на
беспомощное скольжение по гладкому полу,  как  и  все  усилиЯ  его  мысли,
направленные сейчас к той же цели. ‚се это было мертво.  ’ам,  где  прежде
была в его душе ослепительнаЯ Ясность, царил теперь зыбкий  полумрак,  как
здесь, внизу, над водой. Љогда же, что в последнее времЯ случалось  с  ним
нередко, какой-то голос в душе его  заговорил  в  пользу  разума,  советуЯ
смело  вторгнутьсЯ  в  жизнь,   покончить   с   самоистЯзанием,   уступить
неодолимому влечению и поступить, как хочетсЯ, а там  -  будь  что  будет,
когда  таким  образом  душа  его,  покореннаЯ  страстью,  потерЯла  всЯкую
поддержку и опору, то ему на миг показалось, что он смотрит  сейчас  не  в
освещенный луною ночной поток, а прЯмо в бездонное  сверкающее  око  вечно
текущего небытиЯ.
   Ћн обернулсЯ. Љруг света от стола стал меньше, две свечи погасли.  Њрак
еще сгустилсЯ, оттого  что  луна  скрылась  за  чаще  наплывавшими  теперь
облаками.  Њануэль  избегал  выходить  на  свет.  …ще  минуту   он   стоЯл
неподвижно, вглЯдываЯсь в темноте во что-то наискось от себЯ. Џотом  вдруг
зашагал, заскользил белой тенью (поистине собственной тенью) по ближнему к
реке краю полЯны, прошел между деревьЯми, окаймлЯвшими луг,  обогнул  угол
лагерЯ и вскоре опЯть очутилсЯ на  краю  косы,  возле  той  самой  березы,
котораЯ сегоднЯ вечером, когда у него вырвалсЯ последний зов, стала опорой
его слабости. Ќо на сей раз он поспешил  мимо,  пересек  косу,  ступаЯ  до
странности бесшумно, хотЯ ничто его к этому не принуждало; ноги его, как у
лунатика, сами обходили камни и любые иные препЯтствиЯ. €зредка  слышалось
лишь нежное позвЯкиванье шпор. —ерез некоторое  времЯ,  выйдЯ  на  дорогу,
котораЯ здесь, опоЯсав луг, вновь подводила к реке,  он  перешагнул  через
колею и пошел рЯдом, по мЯгкой траве, приглушавшей звук его шагов даже длЯ
него самого. Ћсвещение  все  времЯ  менЯлось:  то  ландшафт  вдруг  широко
раскрывал глаза в сиЯнии выплывшего месЯца, так что горы на другом  берегу
светились серебром, то набежавшаЯ кучка  облаков  вновь  погружала  все  в
глубокую тьму. Љогда граф Њануэль подошел к усадьбе Ѓрандтера, он бесшумно
и без раздумий обогнул мастерскую и каретный сарай, вошел во двор и увидел
прЯмо перед собой освещенные окна горницы. ‚ глубине двора,  с  узкой  его
стороны, там, где он был замкнут поставленной  под  прЯмым  углом  к  дому
пристройкой, к входной двери вела лестница ступенек в десЯть из нетесаного
камнЯ, как принЯто повсюду в тирии. Ћттуда, с  крыльца,  наверное,  видно
большую горницу, окна которой выходЯт на широкую сторону двора.
   ’ак оно и было. Љогда граф Њануэль быстро и бесшумно взошел на  верхнюю
площадку лестницы и остановилсЯ у дверей, он увидел  в  ближайшее  к  нему
окно - одно из трех, занавеси на нем были задернуты  неплотно  -  •анну  и
какого-то мужчину, обнимавшего ее за голые  плечи.  Љогда  мужчина  поднЯл
голову, Явно после долгого поцелуЯ, граф Њануэль узнал своего эскадронного
трубача.
   Ћн закрыл глаза, они горели, словно под веками их жгло огнем. …му стало
худо - казалось, он сейчас извергнет свои внутренности. Џотом  все  вокруг
поплыло. Њануэль почувствовал, что терЯет равновесие, стал  шарить  позади
себЯ рукой и прислонилсЯ к двери. Ћна подалась, петли громко  завизжали  -
дверь приоткрылась ровно настолько, насколько позволЯла наложеннаЯ изнутри
цепочка.
   ќто было последнее,  головокружительное  падение  в  глубочайшую  шахту
унижениЯ. Ѓыло просто  невозможно  снова  открыть  глаза.  ‘ейчас  парочка
выглЯнет из окна и увидит его. ‚прочем, это  уже  совершенно  безразлично.
€бо с этой минуты всЯкаЯ дальнейшаЯ жизнь  становилась  нелепицей,  чистой
насмешкой. ‘ этой минуты бытиЯ больше не было, начиналось небытие.


   Ќаверху, в горнице, заслышав скрип двери, •анна  испуганно  вздрогнула,
высвободилась из объЯтий трубача и стала  прислушиватьсЯ.  ‘  сокрушенным,
плаксивым лицом зашептала в тревожной тишине:
   - Ђх, Я же тебе говорила, сегоднЯ не надо было, сегоднЯ нипочем не надо
было тебе приходить! …му теперь доверЯть нельзЯ, уж Я-то знаю!
   - Ќо ведь не слыхать было ни лошади, ни телеги,  -  недоверчиво,  хмурЯ
брови, пробурчал трубач, - он же  всего  несколько  часов  назад  уехал  в
ћденбург.
   •анна махнула рукой, словно  ей  это  было  известно  лучше.  Џоскольку
тишину больше ничто не нарушало, они осмелились, пригасив свет, подойти  к
самому дальнему от двери окну и через щель в занавесе глЯнуть во двор.
   Ћн был залит лунным светом. Ќа площадке лестницы они с  ужасом  увидели
человека, потом с облегчением узнали в  нем  графа  ЊануэлЯ,  выглЯдевшего
странно - без  шлЯпы  и  шпаги,  в  расстегнутом  мундире,  неподвижный  и
бледный, с закрытыми глазами, он походил на привидение, и •анна  в  испуге
перекрестилась.
   Ќо, обведЯ глазами двор, она  вдруг  отпрЯнула  от  окна  и  указала  в
сторону ворот. ’ам, за углом каретного сараЯ, словно выросла из земли  еще
одна человеческаЯ фигура - то был Џауль Ѓрандтер.  „олжно  быть,  он  тоже
слышал скрип двери, ибо стоЯл слегка пригнувшись и прислушивалсЯ.  ѓраф  с
площадки лестницы видеть Ѓрандтера, конечно, не мог. Ђ вот из  этого  окна
видно было их обоих, потому что жилой дом был шире, чем стоЯвший  напротив
него каретный сарай.
   ‚ следующий миг произошло нечто неожиданное. ѓраф  стал  спускатьсЯ  по
лестнице, нимало не заботЯсь о том, чтобы ступать неслышно, словно его это
больше не занимало. Њедленно, волоча ноги - так ходЯт  обычно  лунатики  -
брел он по двору к тому углу, где стоЯл Ѓрандтер.  ’от  же,  услыхав  шаги
человека, с легким позвЯкиваньем шпор спускавшегосЯ по каменным  ступенЯм,
пригнулсЯ еще ниже, скользнул за угол сараЯ и правую руку сунул за пазуху.
‚ свете луны что-то блеснуло - нож,  длинный,  сверкающе-острый,  из  тех,
которыми режут кожу.
   Ќесомненно, трубач у окна смекнул, к чему идет  дело,  какаЯ  опасность
грозит его ротмистру. Ќо ему не удалось и рта раскрыть, чтобы  хоть  тихим
окликом предупредить графа. Љакой бес вселилсЯ в несчастную •анну, это уже
навсегда останетсЯ тайной. ’ак или эдак, но  она  вдруг  схватила  платок,
лежавший подле нее на стуле, и во  мгновение  ока  обвила  им  сзади  лицо
трубача, зажав ему таким образом глаза и рот, в то же времЯ она  изо  всех
сил вцепилась в него и не отпускала. ‚еликан  был  словно  парализован  ее
нападением - этого минутного замешательства было довольно,  чтобы  событиЯ
во дворе беспрепЯтственно  пошли  своим  ходом.  •анна  смотрела  в  щелку
занавеса с какой-то безумной жадностью, да, борЯсь с трубачом, который уже
оправилсЯ от ее внезапного наскока, она ухитрЯлась  подглЯдывать  в  окно,
словно боЯлась пропустить хоть самую малость из того,  что  сейчас  должно
было свершитьсЯ во дворе.
   Љогда граф Њануэль был уже возле сараЯ - оставалось каких-нибудь десЯть
шагов, - из-за угла выскочил Ѓрандтер  и  бросилсЯ  на  человека  в  белом
мундире. ѓраф, ошеломленный нападением, схватилсЯ было за левый  бок,  как
будто при нем была шпага и он хотел  ее  обнажить.  ‚  этот  миг  Ѓрандтер
всадил в него нож. Њануэль упал почти бесшумно и  сразу  затих  -  видимо,
удар пришелсЯ прЯмо в сердце. Ѓрандтер наклонилсЯ над умирающим, приподнЯл
его за плечи и взглЯнул в лицо. Џо тому, как небрежно  отшвырнул  он  тело
убитого, было Ясно, что он понЯл свою ошибку. Ќесколько секунд  он  стоЯл,
широко расставив ноги, и переводил  дух.  Ќа  освещенном  луною  дворе  он
выглЯдел исполином. Ќо вот он  подобрал  нож,  несколькими  прыжками,  как
тигр, пересек двор и взлетел по каменным ступенькам. Љогда оказалось,  что
дверь взЯта на цепочку, он ринулсЯ на нее с такой бешеной  силой,  что  от
первого же броска цепочка с треском выломилась из  старого  дерева,  дверь
отлетела, ударЯсь о стену. € тотчас в сенЯх загромыхали его шаги.
   ’олько теперь трубачу удалось стрЯхнуть с себЯ •анну. Ћн дико  озиралсЯ
и вдруг схватил свой терцоль, лежавший на столе. Љогда  дверь  в  горницу,
тоже запертаЯ на задвижку, под напором Ѓрандтера  распахнулась,  навстречу
ему прогремели один за другим два выстрела.  Ќо  бывший  капрал,  даже  не
задетый ими, прыгнул сквозь облако порохового дыма на своего противника  и
ударил ножом. ‘ диким грохотом, увлекаЯ за собой стол,  скамейку,  кресло,
трубач повалилсЯ на пол. Ћн тоже почти сразу затих.  ’олько  одну  ногу  в
ботфорте медленно, судорожно подтЯнул к животу.
   Ќаступила мертваЯ тишина. •анна, оцепеневшаЯ, неподвижнаЯ,  схватившись
за голову, широко раскрытыми глазами глЯдела перед  собой.  ‚олосы  у  нее
были распущены и растрепаны, сорочка - единственное, что на  ней  было,  -
разорвана и спущена с плеч.  Ѓрандтер  с  необычайным  спокойствием  шарил
глазами  по  комнате.  ЏоднЯв  тЯжелую  саблю  трубача,  валЯвшуюсЯ  возле
опрокинутого стула, он сперва задумчиво ее разглЯдывал, потом выхватил  из
ножен. •анна закричала - это был непрерывный заливистый крик,  как  долгаЯ
высокаЯ трель. Ћна отчаЯнно топала и дрыгала босыми ногами. Џри первой  же
попытке к бегству Ѓрандтер пресек ей дорогу. ’Яжелый клинок  просвистел  в
воздухе, словно то было простое кнутовище, •анна упала без единого звука и
больше не шевелилась. Ѓрандтер лишь искоса взглЯнул на нее  (и  на  быстро
расплывавшуюсЯ вокруг ее  трупа  лужу  крови).  Џотом  поднЯл  опрокинутое
кресло и сел.
   Ћн мог бы бежать, но предпочел остатьсЯ здесь, возле  мертвых,  которые
лежали там, где застигла их смерть (точно  как  на  войне),  так  же,  как
внизу, во дворе, лежал тот благородный господин.  Ќесомненно,  он  мог  бы
бежать. ‡олото, некогда подаренное  •анне  графом  Љуэндиасом,  находилось
здесь, в шкафу, а вместе с ним и немалые собственные сбережениЯ. ‘  такими
деньгами можно было далеко пойти.
   € все-таки он осталсЯ. ‡десь его и нашли, когда давно уже взошло  утро,
нашли к тому же спЯщим. ‚ тот же  день  Ѓрандтера  в  цепЯх,  под  конвоем
драгун отправили в ‚ену. Љогда  телега  с  узником,  лежавшим  на  соломе,
выезжала из деревни, на дорогу вышли два его старых  товарища.  Ќесказанно
потрЯсенные, они какое-то времЯ шли с ним рЯдом. Ѓрандтер  крикнул  им  на
прощанье:
   - ‚идите, вот Я к вам и вернулсЯ!
   Ќо они не понЯли, что хотел он этим сказать.
   ‚ ‚ене ему быстро  вынесли  приговор.  —удовищность  его  преступлениЯ,
убийство именно того человека, который некогда спас ему  жизнь,  требовала
самого тЯжкого наказаниЯ.  Ѓрандтера  приговорили  к  колесованию.  Ћднако
император из милосердиЯ заменил ему колесо веревкой.


   Љогда Ѓрандтера выводили из тюрьмы, ему вовсе не  было  так  худо,  как
можно предполагать. Ѓлеклое знойное небо над ним, залитые слепЯщим солнцем
и какие-то бесконечные улицы; солнечнаЯ зыбь крыш там, вдалеке, - всЯ  эта
картина на сей раз была как нельзЯ более подходЯщей длЯ последнего взглЯда
человека, который хотел и должен был расстатьсЯ с жизнью, ибо  жить  далее
было ему решительно незачем. ‚ сердце такого человека, несомненно, пусто и
одиноко, но в нем и светло,  подобно  тому,  как  пустые  комнаты,  откуда
вывезена всЯ мебель  и  утварь,  кажутсЯ  всегда  более  светлыми,  нежели
занЯтое и обставленное всем необходимым  человеческое  жилище.  Љогда  он,
миновав надвратную башню, увидел вскоре  и  виселицу  -  опЯть-таки  косую
черточку в небе цвета свежеоструганного дерева, - он был далек от  паники,
в которую впал однажды, оказавшись в таком же положении, да,  он  едва  ли
мог оживить в себе то смЯтение и отчаЯние, что охватили его в тот раз.
   € вот Ѓрандтер стоЯл на одинокой  смертельной  высоте  виселицы.  Ќарод
внизу виделсЯ ему огромной толпой утопающих, отчаЯнно стремЯщихсЯ вверх  с
запрокинутыми лицами и открытыми ртами. Ќа башне церкви св.’еобальда,  что
на ‹аймгрубене, звонко пробили часы. ‚ тот миг, когда палач надевал ему на
шею  петлю,  последние  пЯть  лет  его  жизни  снова  засиЯли   пред   ним
ослепительной вспышкой. Ќо вот они померкли, их начало и конец  слились  в
непроглЯдной мгле, и были они теперь не чем иным,  как  смутным  и  быстро
промелькнувшим сном между двумЯ смертными часами.