маисовой соломой. ђита присутствовала при этом
разговоре как третье лицо, поскольку  ”ини  и  ”еверль  сходили  здесь  за
единое целое.
   - “ менЯ все по струнке ходЯт, - продолжал ѓлобуш,  -  но  когда  вдруг
срочно понадобитсЯ помощь или надо  кого-то  заменить,  тут  всех  и  след
простыл, а если надо снести письмо на почту или сапоги почистить, бегай за
ними, ищи. Џоступайте ко мне, станете адъютантами  старика  ѓлобуша,  а  у
менЯ будет кого куда послать, и свой утренний кофе Я  буду  пить  вовремЯ.
Њужчины вам,  уж  конечно,  обрыдли,  не  знаю  Я,  что  ли.  ‚се  у  менЯ
по-хозЯйски, любой человек при деле.
   Џод солнцем ѓлобуша таЯли все сомнениЯ. ”еверль и  ”ини  больше  уж  не
владели разговором; возможно, впрочем, что детство и  юность,  проведенные
под высоким голубым небом на берегу отражавшего его пруда в такой  же  вот
открытой всем ветрам деревне, сейчас оказались  немаловажным,  хотЯ  и  не
слишком разумным, фактором.


   ‚ полицию  им  предстоЯло  отправитьсЯ,  чтобы  заверить  свидетельство
будущего хозЯина, что он действительно  взЯл  их  в  услужение;  и  каждаЯ
получила соответствующую бумагу. Љроме того,  госпожа  ђита  Ѓахлер  имела
предварительный разговор с доктором ѓрундлем, и  он  внушил  им,  что  они
должны подать заЯвление о снЯтии с учета. ‚рачебнаЯ справка была им выдана
после того, как он самолично еще раз осмотрел их, затем он пошел с  обеими
женщинами по длинному  побеленному,  но  полутемному  коридору  в  кабинет
советника полиции. ‚ их пользу  говорило  и  то,  что  они  не  собирались
оставатьсЯ в ‚ене, а, напротив, хотели переменить местожительство.
   € все же у ”ини и ”еверль было чувство,  что  они  проглотили  какое-то
объемистое инородное тело. Ќазвать его они не могли, оно  не  состоЯло  из
отдельных конкретных деталей, хотЯ таковых теперь  было  предостаточно  по
сравнению с простотой и бездельем их прежней  жизни:  хождение  в  полицию
(так просто от желтого билета не отделаешьсЯ), покупки  башмаков  погрубее
длЯ сельской жизни, отказ от  привычной  квартирки  -  надо  сказать,  что
квартирнаЯ плата была внесена ими за весь июль и это  очень  облегчило  их
положение, - наконец, покупка большого чемодана и еще  многого  другого...
Ќо не эта мозаика мелочей занимала их, в ней они не растворЯлись. Ћт такой
суеты их оберегали не раз уже упомЯнутые нами два  отличительных  свойства
их скромной жизни, и теперь они, сами того не подозреваЯ, как бы кормились
старыми, накопленными запасами пустоты и безразличиЯ, которые им  оставила
в наследство жизнь, доселе проходившаЯ без каких бы то  ни  было  событий.
’ем более остро сейчас они ощущали то  новое,  что  предстоЯло  им  -  они
отлично понимали, как оно близко, у них достало и слуха и чувства  понЯть,
что одна дверь открываетсЯ им в то самое  мгновенье,  когда  захлопываетсЯ
другаЯ.  ќто  сознание  они  сносили  терпеливо,  покорно,  ни  о  чем  не
спрашиваЯ. Ћни уже не  помышлЯли  об  утраченных  возможностЯх,  поскольку
таковых более не существовало,  после  того  как  они  решили  все  начать
сначала. ‚ общем-то, они, можно сказать, плавали на поверхности,  как  два
одновременно упавших в воду листа, не видЯ глуби, но  на  свой  простецкий
лад знаЯ о ней. €ли,  вернее,  ”еверль  и  ”ини,  иначе  ”ини  и  ”еверль,
воспринимали то новое, что отныне их окружало, не  только  разумно,  но  в
известной мере лирически.
   ‹ирической была и боль из-за  прерванного  купаниЯ.  ѓолубизна  воды  в
военной плавательной школе  в  Џратере  была  утратой,  но  самой  большой
утратой были навеки канувшие часы - прекрасные, мирные, ни на  что,  кроме
самих себЯ, не направленные, часы, наполненные солнцем, испарениЯми мокрых
досок и плеском воды.
   Ќапоследок они еще раз пошли туда, но уже не нырЯли до самого дна  этой
прежней чаши, вбиравшей в себЯ их существование так  дружелюбно  и  нежно.
‘ейчас чаша блестела, словно они на  нее  смотрели  сбоку,  из  некоторого
отдалениЯ. Ћттуда - в Ђдамов переулок,  при  свете  днЯ,  чтобы  захватить
кой-какие мелочи из принадлежностей туалета, которые всегда там оставлЯли.
   ‘вирепый дракон высунулсЯ из логова.
   Ћни сразу же сказали  заученную  фразу:  они  пришли  только  за  этими
мелочами и больше сюда не ЯвЯтсЯ.
   (•отЯ до середины июлЯ квартира была оплачена.)
   Ќо оскаленнаЯ морда госпожи  ‚еверка  в  этом  случае  не  просветлела.
’олько спрЯтанный коготь протЯнулсЯ за деньгами; каждаЯ из бывших  жиличек
дала ей по гульдену.
   ‡атем  они  ушли.  ‚еверка  выбежала  на  площадку,  глЯнула,  как  они
спускаютсЯ по лестнице, вилЯЯ своими попками. Џеред лицом непостижимого  у
нее вырвалсЯ первобытный вопль.
   Џереводить это не подобает (к тому же длЯ людей интеллигентных  перевод
был бы излишен).


   Џо утрам в половине шестого где-то вдали проходил поезд, паровоз гудел,
и еще некоторое времЯ доносилсЯ стук колес.
   Љомната, в которой они теперь жили, под крышей гостиницы и  над  бывшим
вагонным депо, была почти невероЯтных размеров, с натертым до блеска полом
и выглЯдела почти пустой. ‚ одном из ее углов высилась большаЯ белаЯ печь,
кроме нее, в комнате находились два гигантских шкафа,  выкрашенных  желтой
краской, посередине стол  с  двумЯ  креслами,  а  слева  и  справа  стоЯли
кровати,  по  размерам  не  уступающие  шкафу,  и  два  ночных  столика  с
подсвечниками, которыми без труда можно было бы сбить с  ног  здоровенного
мужчину.
   Љогда проходил поезд, ”ини и ”еверль  уже  не  спали.  …два  раздавалсЯ
гудок, они, издаваЯ какие-то квакающие звуки, спрыгивали с кроватей. ‘ тех
пор как они поселились здесь, они каждое утро так квакали. ‚ комнате  было
до того светло, что даже глаза слепило. ‡дание это с юго-востока  замыкало
собой большую усадьбу, а из трех окон комнаты взор их  свободно  охватывал
всю равнину, не задерживаЯсь ни на чем  в  отдельности:  ни  на  блестЯщем
синем  зеркале  водной  поверхности,   ни   на   противоположном   берегу,
окаймленном камышом, который в  свете  солнца  тЯнулсЯ  тонкой  и  длинной
полосой.
   Ќа следующий день после приезда на утренней заре  они  впервые  увидели
это озеро, до его берега было шагов этак полтораста.
   ‘ухой запах старого дерева пропитал как самую комнату,  так  и  длинный
коридор, по  которому  они  пошли  навстречу  своей  ежедневной  и  весьма
неопределенной работе.


   ”ини и ”еверль больше всего боЯлись - и это опасение привезли  с  собой
из ‚ены, - что здесь рано  или  поздно  обнаружитсЯ  камень  преткновениЯ,
таившийсЯ в их прошлом, и что кто-нибудь при  подходЯщей  оказии  поднимет
его и швырнет им вслед. Ќо ничего подобного не  случилось.  Џо  прошествии
известного времени они  сообразили,  что  ѓлобуш  -  по  прозванию  ѓлобуш
‚енгерский - ни разу не обмолвилсЯ  об  их  прошлом  ни  управлЯющему,  ни
мызнику, ни старшему конюху. € также ни один человек не  спросил  их,  где
они жили до сих пор. ‡десь, видимо, никто ничем не интересовалсЯ и смотрел
только на свои руки, которым дела было не переделать. Љогда урожай убрали,
все осталось по-прежнему, но во времЯ  его  уборки  огромнаЯ  усадьба  все
времЯ казалась вымершей. ”еверль и ”ини, поначалу занЯтые главным  образом
в гигантских помещениЯх, первые  дни  плохо  во  всем  ориентировались,  а
спросить было, собственно, не у кого. Ќо вскоре  они  уже  носились  между
кухней и погребом, между прачечной и комнатами батраков и батрачек,  вилЯЯ
попками, проворные, как белки. €х здесь  недолго  считали  "новенькими"  и
никогда не относились к ним как к неумехам, но  всегда  спрашивали  с  них
все,  что  положено.  ‘правлЯлись  же  они  с  этими  требованиЯми  только
благодарЯ своей деревенской юности, котораЯ  вызвала  на  свет  божий  все
способности, навыки и приемы, так долго пребывавшие в  забвении.  ”еверль,
например,  всех  удивила  пристрастием  к  работе  в  хлеву;  ей  пришлось
частенько заниматьсЯ ею в  общей  спешке  при  уборке  урожаЯ.  €ли  из-за
отчаЯнной нехватки рабочих рук. Љороче говорЯ, этим пользовались все  кому
не лень, а их никто ни о чем не спрашивал. ѓраницы поручениЯм положил  сам
ѓлобуш ‚енгерский. ‚едь у него тоже были свои  потребности,  которые  надо
было удовлетворить; и обе они торопились вовремЯ подать ему утром кофе, до
блеска начистить его сапоги. ’еперь уже ему не надо было  подолгу  кого-то
разыскивать  или  самому  шагать  на  почту,  если  возникала   надобность
отправить письмо.
   ‚се здешнее хозЯйство было большой помещичьей усадьбой без  господского
дома, что производило странное впечатление, особенно  в  ‚енгрии;  дело  в
том, что первоначально  крестьЯнскаЯ  усадьба  благодарЯ  частым  покупкам
окрестных земель, обремененных долгами, превратилась  в  доходное  имение;
теперь его  скорее  можно  было  назвать  большой  фермой,  чем  чрезмерно
разросшимсЯ крестьЯнским двором. ‘ам хозЯин жил в старом маленьком домике,
где занимал всего две комнатушки. Ћстальные помещениЯ  использовались  как
всевозможные кладовые.


   €так, они снова стали крестьЯнками, наши троЯнские лошадки. Ћт  прежней
бездеЯтельности у них ничего не осталось, но простота и наивность  правили
теперь торжества и оргии. Љогда  со  сбором  урожаЯ  было  покончено,  они
неприметно и окончательно привыкли к новому образу жизни, и теперь уже  не
могли противостоЯть соблазну синей глади озера, что каждое  утро  блистала
перед их взором, и по окончании рабочего днЯ - лишней работы никто  с  них
не требовал - выходили из задних ворот усадьбы уже в купальных костюмах  и
в плащах, несмотрЯ на все еще тЯжелую жару.
   ЏерейдЯ полузаросшие рельсы под своими окнами на заднем фасаде  зданиЯ,
они ступали на широкую,  местами  зеленую  полосу  между  ними  и  озером,
котораЯ, если бы здесь держали овец, могла бы служить отличным  пастбищем.
‘ этой стороны дома ни полей, ни пашен не было. Ћни тЯнулись  от  передних
ворот на запад до самого горизонта; там, где трава  и  сорнЯки  отступали,
виднелись  песчаные  проплешины;  по  мере  того  как   ”ини   и   ”еверль
приближались к воде, они все больше углублЯлись в эту абсолютную  пустоту,
где ничто не  останавливало  взор,  кроме  голубизны  озера  и  светЯщейсЯ
зеленью полосы тростника у другого берега. ‡десь и такой полосы  не  было.
’еперь они уже стоЯли у самой воды, казалось  начинавшейсЯ  прЯмо  посреди
луга; там, где она покрывала дно, виднелась мелкаЯ галька, в  массе  своей
повторЯвшаЯ плоский изгиб берега. Ќо когда они, сбросив  с  себЯ  плащи  и
туфли, сделали шагов двадцать по зашуршавшей теплой плоскости, дно под  их
подошвами изменилось - да и сами подошвы вдруг стали гладкими и нежными от
песка. ќто вызывало чувство счастьЯ. ‚ода еще не доходила им до колен. Ћни
бросились в нее, стали перекатыватьсЯ  с  боку  на  бок  и  наконец  более
холодный слой коснулсЯ их подмышек. Ћни поплыли, потом легли  на  спины  и
снова увидели берег, который только что покинули,  и  кучу  своей  одежды,
теперь уже шагах этак в ста.
   ’ак у них образовались новые привычки, и только теперь стрелка весов их
положениЯ угомонилась и встала неподвижно. Ћбе они были очень  простодушны
- а быть простодушным скорее значит проникнутьсЯ существующим  положением,
чем попытатьсЯ проникнуть в него; итак, при веем проворстве рук, при  всей
сноровистости в самой глубине их душ хранилась все та же  бездеЯтельность.
Ћни, собственно, ничего со своей жизнью не делали,  только  смаковали  ее;
различные мероприЯтиЯ, к которым им пришлось прибегнуть в последнее  времЯ
- все это были следствиЯ приключениЯ на „унайском канале, - задним  числом
казались им не в меру суетливыми и уж слишком решительными. Ќа самом  деле
они ни на что не решились. Ђ теперь здесь  жили  вне  всЯких  возможностей
что-либо решать,  то  есть  решать  без  принуждениЯ.  ќто-то  как  раз  и
составлЯло основу их счастьЯ, которое, мы вправе это сказать, выступало  в
лирическом  обличий,  после  того  как  они  обе  освоились  с  житейскими
мелочами. ’ак уж они  счастье  воспринимали.  Ћно  было  в  древесно-сухом
запахе их комнаты; в гудке поезда в половине шестого утра; во  взглЯде  на
голубое блистание озера, когда утром они выскакивали из кроватей; в чистке
сапог ѓлобуша, которой они занимались на солнышке  в  его  палисаднике,  -
такие вот факты и составлЯли их  счастье.  €ными  словами:  времЯ  стоЯло,
словно налитое в сосуд.  €менно  это  обстоЯтельство  и  Явилось  глубиной
счастьЯ.
   Ћни никого и ничего не оставили в ‚ене. †ивЯ здесь,  они  бы  уж  могли
понЯть, как одиноки они там были. Ќо им это и в голову не приходило.  ‡ато
здесь им не о чем было заботитьсЯ, нечего приводить в порЯдок. ‹ишь бы все
оставалось как есть. ЌикакаЯ цель не влекла их существование  в  неведомое
будущее, не вытеснЯла его из спокойного замкнутого круга, не искажала  его
округлости. Џростодушие  правило  свои  оргии.  ђазжиревшаЯ  молодаЯ  утка
пыталась  пересечь  небольшую  сточную  канаву,  прорытую   из   птичника.
Џоблизости  находилсЯ  мостик,   но   нелепое   создание,   переваливаЯсь,
устремилось по кратчайшему пути  и  шлепнулось  толстым  брюшком  в  воду,
пришлось ее вытаскивать. ”еверль и ”ини это  происшествие  развеселило  до
чрезвычайности. Ћни напоминали о нем друг другу  много  времени  спустЯ  и
смеЯлись до упаду.
   Ќо однажды им встретилось гораздо более удивительное  существо.  €  где
же, спрашиваетсЯ? ‚ озере. ќто был  гиппопотам.  Ћни  увидели  его  уже  с
берега. Ћн стоЯл достаточно далеко. Ћгромное туловище, все четыре  ноги  в
воде. ‘клонившись вперед, это существо отдыхало. Џотом стало  с  отчаЯнным
плеском перекатыватьсЯ с боку на бок. Џоначалу испуганные, ”ини и  ”еверль
рее же отважились снова войти в воду и приблизитьсЯ к неведомому созданию.
ќто был ѓлобуш, купавшийсЯ здесь. “видев, что они плывут к нему,  он  стал
подзывать их, махаЯ обеими руками. Ќа эту  фыркающую,  плещущуюсЯ  в  воде
громадину  смотреть  было  неприЯтно,  даже   как-то   жутковато.   ѓлобуш
потребовал,  чтобы  они  научили  его  плавать,  у  них-де  это   "здорово
получаетсЯ". €так, они столь энергично приступили к этой процедуре, что  -
после того, как основные  приемы  были  продемонстрированы,  -  гиппопотам
(правда, ”ини и ”еверль поддерживали его мощное брюхо справа и слева)  уже
мог лежать на воде. ‡атем они стали постепенно обучать его разным  приемам
плаваниЯ, причем обе  считали  в  два  голоса.  ѓлобуш,  с  этого  момента
пожелавший обучатьсЯ ежедневно, предложил им по пЯтьдесЯт крейцеров, иначе
по полгульдена за каждый урок, что тоже кое-что значило.  Ќа  десЯтый  или
двенадцатый раз гигант уже мог самостоЯтельно,  без  поддержки  лежать  на
воде. Ѓолее того, он плыл между ”еверль и ”ини, сотрЯсаЯ  воздух  громовым
рыком, так как все времЯ кричал: "џ плыву, плыву!", и притом по-венгерски.
’олько после десЯти метров тЯгчайшей работы он коснулсЯ  ногами  песчаного
дна. ќто было впечатлЯющее зрелище. Ќо колосс теперь постиг, как  парЯт  в
воде, и вскоре полностью уверовал в ее подъемную силу.
   ’ак ѓлобуш ‚енгерский научилсЯ плавать. €з этого мы видим, что  функции
”ини и ”еверль в его владениЯх граничили с гротеском.
   ‚нешне  они,  казалось  бы,  ко  всему  привыкли,  но  новое   все   же
присутствовало здесь, очищенное от всего лишнего. џ бы сказал, оно уже  не
суетилось на маленьких ножках, а было Ядром нового, то  есть  покоилось  в
неподвижности. ‹юбаЯ перемена - чудо. Ћни уже не просыпались после полуднЯ
и из своей спаленки не видели голой стены,  окружавшей  двор;  их  комната
теперь была так просторна, так  она  пахла  древесиной,  а  военнаЯ  школа
плаваниЯ превратилась в большое озеро,  и  откос  „унайского  канала  стал
плоским каменистым плЯжем; обе они сделались всем так нужны и полезны, что
со  двора  то  и  дело  слышалось:  "”и-иини!"  или:   "”е-е-еверль!"   Џо
воскресеньЯм длЯ поездки в  церковь  запрЯгали  две  фуры,  первой  всегда
правил ѓлобуш; так они  ехали  полтора  километра  до  церкви.  ”уры  были
украшены красными, белыми и синими  лентами,  а  также  зелеными  ветками.
Џеред церковью за гиппопотамом в надлежащем порЯдке становились мужчины  и
женщины, и все торжественно входили в церковь. Ђ после  службы  в  том  же
порЯдке отправлЯлись в трактир. ‚ино там было даровое, его  пили  за  счет
хозЯина.
   € мускулы больше не болели, как в первые дни, они  даже  думать  о  них
забыли. ‚идЯ, как  новаЯ  жизнь  ”ини  и  ”еверль  входит  в  свое  русло,
перерастаЯ в доподлинно беспорочное бытие, мы  задаемсЯ  вопросом:  неужто
оно когда-то было исполнено  порока?  Њедленно  и  постепенно  уходило  их
времЯ. ‚се равно, наблюдаем мы за жизнью обеих сейчас, поздней осенью, иди
зимой (когда, помимо всего прочего, в церковь ездЯт  на  санЯх),  или  год
спустЯ, а то и десЯть лет. Ќовое стало старым, и  все  же  как  новое  оно
высилось на горизонте, вызываЯ их плодотворное удивление. ‚ 1900 году  они
уже были крепко и грубо сшитыми старыми женщинами.
   Џо субботам ”ини  и  ”еверль,  как  правило,  освобождались  уже  после
полуднЯ.
   “правлЯющий ѓергейфи, низкорослый венгр, хорошо  относившийсЯ  к  обеим
подругам, подарил ”еверль пару высоких сапог, так как она времЯ от времени
работала в хлеву, а в сапогах можно было без  опаски  ступать  по  навозу.
‘апоги, которые пришлись ей  как  раз  впору,  ”еверль  воспринЯла  словно
высокое отличие и с той поры носила их каждый день, как почетную  эмблему.
‚ субботу  под  вечер,  вскоре  после  того,  как  ”еверль  получила  этот
неожиданный подарок, померила и почистила обновку (в чистке сапог обе  они
уже приобрели немалый навык),  она  стала  взад  и  вперед  ходить  по  их
огромной комнате, покачиваЯсь от гордости.
   - •орошие сапоги, - сказала она, глЯдЯ на свои ноги.
   - Љак у настоЯщей венгерки, - заметила ”ини,  сидевшаЯ  на  кровати.  €
правда, на сапогах впереди несколько загнутого носка красовались маленькие
кожаные розетки, какие еще можно было видеть на гусарских  сапогах  старой
армии.
   - џ их теперь буду каждый день носить.
   - ’олько не в церковь.
   - Ќеужто Я Явлюсь в церковь в сапогах...
   - € Я так думаю. ‚ церковь-то не входЯт в сапогах...
   - „а, в церковь нельзЯ...
   - Ћчень красивые сапоги. ’олько в церковь ты их не  надевай.  ‚ообще-то
носи. Ђ в церковь нельзЯ.
   ѓете в одном письме пишет иллеру: "ЏоэзиЯ, собственно говорЯ, основана
на изображении эмпирически патологического состоЯниЯ человека". “ нас  же,
поскольку здесь еще могла бы идти речь о поэзии, в  отношении  обеих  этих
простодушных идиоток, патологиЯ, так же как и пафос, начисто отпадают.  Ќа
чем же прикажете нам основыватьсЯ? ’акие фигуры можно разве что  выбросить
из  повествованиЯ,  поскольку  степень  их  наивной  глупости  стала   уже
непереносима и превратилась в издевку над любым искусством. („а  искусство
уже не нуждаетсЯ в ней.)  €так:  пошли  вон!  Љаждой  из  вас  причитаетсЯ
хороший пинок  по  толстой  попке;  конечно,  смЯгченный  -  пинок  мЯгкой
домашней туфлей, войлочной туфлей. Ќо не сапогом. Ќи в коем случае.


   ’еперь, когда мы уже счастливо отделались от этой двойной фигуры - ибо,
возможно, только при спасении девочки ”еверль и ”ини были отличны друг  от
дружки (правда, у нас еще остаютсЯ бр.Љлейтоны), - мы  можем  вернутьсЯ  к
Њюнстереру, которому после выезда упомЯнутых дам или  именно  из-за  этого
выезда жилось нисколько не лучше, впрочем, он ничего другого  и  не  ждал.
Љонечно,  весьма  парадоксально,  что  эти  дамы,  слева  и   справа   его
фланкировавшие, мешали ему, если можно так выразитьсЯ, "стать  •востиком".
‚едь сам-то •востик много лет с двух сторон был тесним этими особами.
   Њюнстерер плохо спал.
   —асто лежал, уткнув лицо в подушки.
   “тром в половине шестого  он  слышал  стук  колес  товарного  поезда  и
свисток паровоза.
   ќто было ново. ‚ нем пробуждалась надежда. Ћн мог теперь  держать  окна
открытыми и слышать поезд. €з угла в троглодитском логове, где стоЯла  его
кровать, он никогда его не слышал. Ћн  слышит  поезд.  Ћн  вдыхает  свежий
воздух.


   Ћднажды вечером, часов около шести, через несколько дней после  отъезда
”ини и ”еверль, домовладелец вошел в  парадное  и  неторопливо  закрыл  за
собою дверь. ‚еверка тотчас высунулась из своей  норы.  Љазалось,  природа
одарила ее щупальцами (древние называли этот  орган  "антеннами"),  по  ее
воле эти антенны постоЯнно действовали  в  парадном  и  на  лестнице.  Ћна
отнюдь не с первого взглЯда узнала доктора Љайбла; весьма возможно, что ее
вечнаЯ готовность укусить и оглушить и парализовала ее восприЯтие.  ’олько
когда на нее веЯло недвижным холодом ЯвлениЯ из  потустороннего  мира,  ее
восприЯтие  наверстывало  упущенное,  и  она  пыталась  согнать   с   лица
наступательно-оборонительное выражение. Ќо ничего из  этого  не  выходило.
Ћскаленные зубы - вот и все.
   - ‘кажите, дорогаЯ госпожа Њюнстерер, - доктор Љайбл  иначе  к  ней  не
обращалсЯ, - что, господин •востик уже выехал или он сейчас дома?
   Љазалось, из бутылки штопором  вытЯнули  пробку  и  немедленно  полилсЯ
поток сведений. €з кармана передника ‚еверка вытащила футлЯр длЯ очков.  ‚
нем, хоть это и странно, лежала дарственнаЯ •востика на мебель. €так,  сей
документ она носила при себе (может  быть,  желаЯ  спрЯтать  его  от  глаз
оболтуса, который ворчал, замечаЯ очевидный прирост  денежных  средств,  и
пыталсЯ снова добитьсЯ прироста своей порции  спиртного,  сниженной  после
отъезда ”ини и ”еверль из-за уменьшениЯ  чаевых).  Њы  знаем,  что  доктор
Љайбл управлЯл своими домами через посредство доверенных лиц и  потому  не
всегда был в курсе разных мелких дел. …го вопрос касательно  •востика  был
задан только из личного интереса и еще потому, что он случайно оказалсЯ  в
этих краЯх. (‚ообще-то •востик недавно прислал советнику  земельного  суда
официальное извещение о своем выезде и адрес новой квартиры.)
   Ќаконец ‚еверка упомЯнула о сути дела, то есть о самом длЯ нее  важном:
невозможно такую благоустроенную квартиру попросту запереть и оставить без
присмотра, поэтому она после выезда •востика велела своему  пасынку  спать
наверху.
   Ќам это особенно удивительным не представлЯетсЯ.
   - „авайте-ка пройдем туда, дорогаЯ госпожа Њюнстерер, -  сказал  доктор
Ћйген.
   Љак хорошо, что она уже многое объЯснила, прежде чем  взор  домохозЯина
остановилсЯ на постели и зубной щетке Њюнстерера.
   Ќо доктор Ћйген об этом и не  думал.  ‡десь  можно  было  взглЯнуть  на
•востикову квартиру и прежнюю его мебель. ќто было небезынтересно.  ’олько
сейчас, когда он поднималсЯ по лестнице вслед за  хромоногой  консьержкой,
помахивающей свЯзкой ключей, ему вспомнилось, что месЯца два с лишним тому
назад он куда-то сунул тщательно написанное •востиком заЯвление об  отказе
от квартиры; больше оно ему на глаза не попалось и, следовательно, не было
переслано в контору по найму квартир, что было необходимо длЯ того,  чтобы
заново сдать квартиру. Ћни вошли. ‚ передней на комоде стоЯла  керосиноваЯ
лампа  на  широкой  подставке.  Љомнаты  оказались  сумрачными,  но  чисто
прибранными. ‘ледов житьЯ Њюнстерера  в  средней  комнате  было  почти  не
заметно. Ќа столе чернильница и ручка, расческа, карандаш,  все  аккуратно
разложено. Џочтовый служащий был педантом.
   „октор Ћйген оглЯделсЯ несколько  испуганно,  ведь  только  сейчас  ему
уЯснилсЯ •востик, оставивший здесь все как было.
   - —то вы собираетесь делать с мебелью? - спросил он консьержку.
   „лЯ госпожи ‚еверка это был щекотливый  вопрос.  Ћна  ведь  хотела  эту
квартиру, а следовательно, хотела, чтобы на месте осталась и мебель. Ќо  в
свое  времЯ  высказанное  мнение  домовладельца  (после  смерти  родителей
•востика) крепко засело у нее в памЯти, а именно,  что  консьержка  должна
жить внизу. ’роЯнские лошадки, в общем-то, выполнили свое  предназначение,
так как помогли выжить сделавшего карьеру •востика. —то  касаетсЯ  госпожи
‚еверка, то она умудрилась своей властью консьержки занЯть  освободившуюсЯ
полосу обеспечениЯ. ’еперь надо было поспособствовать Њюнстереру.
   Џри таком положении вещей в замке тихонько повернулсЯ  ключ  (Њюнстерер
всегда был здесь очень тих), почему, он и сам не  знал,  может  быть,  его
почтение к •востику задним числом в этом именно и выражалось.
   Љонечно, он услышал голоса в своей теперешней  комнате,  дверь  из  нее
стоЯла настежь. ‚ тот же миг он вспомнил, что входнаЯ  дверь  открылась  с
первого поворота ключа. Ћна была только прикрыта. Ћн слышал голос  мачехи.
Ћна бесцеремонно вошла с  кем-то  (новый  жилец?)  в  его  комнату  и  там
говорила без умолку, а он, Њюнстерер, прокралсЯ сюда, как  собака.  ’еперь
он уже вслушалсЯ в ее слова:
   - ...„а, сударь, длЯ пасынка, который живет у менЯ, а места  у  нас  на
самом деле нет. Ћн служит на почте и теперь хочет женитьсЯ.
   Ћн, этот Њюнстерер, не только прокралсЯ, он прополз по-собачьи. Ћн ведь
был третьим и наиболее чутким ухом консьержки ‚еверка.
   Ѓыло в  этом  что-то  от  автоматического  повиновениЯ  (если  говорить
высоким стилем,  он  действовал  под  властью  повелительной  демонической
силы), когда сейчас в передней вместо того, чтобы прорычать: "џ  вовсе  не
собираюсь женитьсЯ", он тихонько откашлЯлсЯ, сделал несколько неторопливых
шагов и постучал в открытую створку двери.
   ‚ойдЯ, он увидел невысокого господина и даже  не  взглЯнул  на  мачеху,
котораЯ  словами:  "‚от  он  и  сам,  сударь"  -  в  известной  мере   его
представила. Њюнстерер учтиво поклонилсЯ.
   „октор Ћйген протЯнул ему руку и назвал себЯ.
   Њюнстерер был теперь Ясен как день: то, что он сейчас пережил, пережил,
так сказать, в себе, открыло его лицо, деформированное природой, казалось,
в приступе Ярости, и как бы сбросило с него маску,  которую  он  носил  до
этой минуты. „октор Љайбл был ему не нужен, чтобы за  нею  увидеть  другое
обличье.
   ‘оветника суда здесь, в этом омерзительном и,  более  того,  мертвенном
окружении (опустелое жилье •востика?), даже посетило чувство, что  ему  на
эти мгновениЯ предоставлена роль действующего лица в трагедии. Џосему он и
поступил по чести и по совести. (‚ таких делах обычно переоценивают  самое
главное и решающее.)
   - ‚ы хотели бы стать съемщиком этой  квартиры,  господин  Њюнстерер?  -
спросил он.
   Џасынок кивнул.
   - џ сделаю все необходимое длЯ того, чтобы с  первого  ноЯбрЯ  все  уже
было бы официально.


   Ѓудь Њюнстерер в состоЯнии оплатить квартиру и  при  этом  прокормитьсЯ
независимо от мачехи с ее фокусами, он мог бы теоретически вышвырнуть  ее.
Ћднако здесь все еще стоЯла ее мебель. € независимо от этого полагать, что
в венском доме можно  жить  при  постоЯнной  вражде  с  консьержкой  и  не
погибнуть от мелких дрЯзг, в те времена было несбыточной фантазией,  да  и
теперь в этом смысле мало что изменилось.
   ’аким образом все и осталось, как было.
   „а, по грЯзным ступенЯм не взобратьсЯ наверх к более чистой жизни.
   Ќе так происходЯт перемены.
   ЋпЯть свистел паровоз в половине шестого и  прохладой  веЯло  от  окна.
Ћдно все-таки  изменилось  после  тех  минут  в  передней  "его"  нынешней
квартиры, когда он услышал, как ‚еверка  распорЯжаетсЯ  им,  и  понЯл,  до
какой степени он ей покорен. Њюнстерер сам себЯ закогтил.  Ћтныне  он  уже
был понЯтен не только другим. …го положение уЯснилось и  ему  самому,  оно
уже не только переворачивало его на живот и заставлЯло кусать подушки.
   Џо утрам это чувствовалось всего сильнее. Џрохладный воздух, шедший  от
окна, как бы раздваивал душу Њюнстерера, все перемешивал, погружал  его  в
мечтаниЯ.


   „октор Ћйген, устроив все дела, сел в экипаж, дожидавшийсЯ его у дома в
Ђдамовом переулке. ’еперь  становитсЯ  понЯтнее,  почему  ‚еверка  вовремЯ
высунулась из своего логова - на сей раз щупальца-антенны были ни при чем:
она увидела фиакр. ќто было возможно даже из окна ее подвала, так сказать,
с позиции лЯгушки; пешехода, зашедшего во двор, ей было бы не увидать,  но
лошади встали так, что загородили наблюдательный  пост.  Љонечно,  слышала
она, и как смолк перестук их копыт. ’ак же как слышала каждого, кто пешком
входил во двор. ќто обстоЯтельство в конце концов внесло облегчение  в  ее
жизнь, она перестала смазывать петли на воротах; они изрЯдно  скрипели,  и
скрип их доносилсЯ до закутка - обиталища пасынка. Њы хоть и умалЯем таким
образом магические таланты госпожи ‚еверка, но остаемсЯ в уверенности, что
главное тут - работа ее щупалец, хотЯ их-то и сбил с толку экипаж.  Ћтнюдь
не часто, можно даже сказать, крайне редко по  Ђдамову  переулку  проезжал
фиакр. „омовладелец также обычно не  приезжал,  а  приходил  сюда  пешком,
поэтому вполне возможно, что ‚еверка, когда подъехал фиакр, думала  о  ком
угодно, только не о докторе Ћйгене.
   …ще три месЯца тому назад он купил себе лошадей и экипаж.
   Ћн становилсЯ стар и чувствовал это.
   ‘ейчас доктор Ћйген приказал кучеру ехать в Џратер.
   ђезвые лошади, сделав несколько шагов, перешли на рысь. ќкипаж,  слегка
подпрыгиваЯ,  катилсЯ  по  длинной  пустынной   улице.   ‘егоднЯ   выдалсЯ
сравнительно удачный день. „октор Ћйген, год назад заключивший  договор  с
юридическим издательством, намереваЯсь там опубликовать свои комментарии к
законам, с того самого днЯ жил под гнетом срока, что очень  мешало  ему  в
ежедневном  труде.  ‘ледствием  этого  Явилась  некотораЯ  поспешность   в
выполнении работы по договору,  возможно  даже  чрезмернаЯ.  ‚ременами  он
чувствовал усталость. Ѓывали иной раз совсем пустые дни, от  усталости  он
не мог работать, оставалось только выжидать,  когда  такое  состоЯние  его
отпустит. ќто его задерживало, и притом с силой, котораЯ  иногда  казалась
ему необоримой. Ћн проработал многие месЯцы, что называетсЯ,  не  разгибаЯ
спины.
   Ќо сегоднЯ к концу днЯ в течение какой-то четверти часа ему вдруг стало
Ясно, что все у него уже собрано и длЯ того, чтобы завершить рукопись, ему
понадобитсЯ не более трех недель. Ѓывает,  что,  впрЯгшись  в  работу,  мы
только и знаем, что гнать ее вперед, впрочем понимаЯ, что  дороги  еще  не
видно; но в один прекрасный день на обочине различаем  уже  другие  знаки,
другие указатели, иной становитсЯ и местность, путаные тропинки  сливаютсЯ
в прЯмые дороги, и  мы  с  удивлением  замечаем,  что  в  этой  незнакомой
местности наш путь кончаетсЯ.
   “дивительно, подумал доктор Ћйген. Љроме всего прочего, он считал,  что
ему еще предстоит сделать внушительную часть работы, тогда  как  на  самом
деле эта часть, уже  давно  перебеленнаЯ,  лежала  в  запертом  Ящике  его
письменного стола.
   € надо же было умудритьсЯ так ее спрЯтать.
   ‘рок сдачи назначен на 15 ноЯбрЯ, а сейчас только середина июлЯ.
   Ћн мог прервать работу и съездить в ѓастайн.
   ќкипаж завернул налево и поехал быстрее  по  направлению  к  мосту.  Ќа
другом берегу широким фронтом  высились  кроны  деревьев.  ’еплынь  стоЯла
удивительнаЯ, хотЯ был уже вечер - половина  седьмого.  ђека  взблескивала
между стальными опорами моста. ‹уга ждали гостей.  Ћни  еще  раз  свернули
налево и поехали в зеленой  тени  аллеи,  мимо  виллы  Љлейтонов.  „октору
Ћйгену это было интересно.
   ђита жила теперь на ђайтлеегассе. Ћн не имел никакого  представлениЯ  о
ее нынешнем жилище, как, впрочем, и о прежнем.
   ‚ этой точке доктора  Ћйгена,  казалось,  всегда  поджидало  неприЯтное
сложное  чувство,  стремительно  и  внезапно   на   него   налетавшее,   а
следовательно,  настоЯщее,  глубокое,  непреходЯщаЯ  хандра,  свойственнаЯ
пожилому  возрасту.  Љогда-то  это  была  боль,  даже  мука:  знать,   что
возлюбленнаЯ   где-то   далеко,   в   неведомом   ему   окружении,   среди
многочисленных ему недоступных свЯзей и обЯзательств в подчинении у  мужа,
совершенно  ему  чужого.  Ђбсолютное  владычество  секретности,  им  самим
установленное, не ђитой - она, возможно, готова была избрать другой  путь,
- приводило к положениЯм, которые он  волей-неволей  считал  недостойными:
они ведь даже не  решались  совершить  загородную  прогулку,  поужинать  в
ресторане или в назначенное  времЯ  встретитьсЯ  на  улице.  Ќе  решались,
вернее, он не решалсЯ, не мог и никогда бы не смог решитьсЯ. ђита пошла бы
на все это без долгих размышлений, доктор Ћйген был  в  ней  уверен;  даже
развод - несмотрЯ на скандал, каковой в те  времена  был  неизбежен,  -  в
первые годы, вероЯтно,  казалсЯ  бы  ей  наиболее  подобающим  выходом  из
положениЯ. Ќо первые годы прошли,  вместе  с  ними  боль  и  муки  доктора
Ћйгена, который возвел секретность в нечто абсолютное и  неприкосновенное.
Љонечно, бывали минуты, когда он задавалсЯ вопросом: к чему  это?  Ќеужели
он так вел себЯ из-за своего высокого служебного положениЯ?  Ќа  последний
вопрос ответ мог быть только утвердительным, он знал это и знал, что такой
ответ не красил его отношениЯ с ђитой.  Ќо  нечто  все  же  оставалось  за
рамками этой убежденности, нечто не в силах бывшее объЯть и исчерпать  все
происходившее.
   €так, доктор Ћйген не раз восставал  против  им  же  избранного  образа
жизни, который он  тем  не  менее  упорно  защищал  и  которого  неуклонно
придерживалсЯ; он сам все знал, наш доктор Ћйген, хоть это и не лежало  на
ладони, как происхождение секретности, свЯзанной с высоким его постом.
   Ќо хотЯ боль и муки с годами улеглись, они все же возвратились в  новом
обличье, когда ђита перестала приводить к нему маленькую  Њонику.  „евочка
подросла и уже начала говорить. ‚от почему ђита и держала ребенка вдали от
него. ‚ душе он считал это справедливым воздаЯнием, если не просто местью.
‡начит, его меры предосторожности обернулись против него, и  доктор  Ћйген
вынужден   был   признать,   что   осторожность   не   всегда    адекватна
предусмотрительности.
   ќкипаж завернул в ѓлавную аллею и  быстрой  рысью  поехал  поупрЯмей  и
гладкой дороге.
   ‘обытиЯ последнего времени, равно как и их непредвиденный исход, доктор
Ћйген осознавал  вполне  Ясно.  Ќо  отЯгощеннаЯ  совесть  в  личной  жизни
человека - мотор куда более действенный, чем любое осознание. ‘овесть  его
уже не была отЯгощена, во всЯком случае по отношению  к  ђите  и  ребенку.
ЌеприЯтное чувство, вызванное  тем,  что  жизнь  его  распадалась  на  две
половины, как бы стало самостоЯтельным и, точно  призрак,  бродило  вокруг
него. Ћткрытие, однажды сделанное доктором Ћйгеном, а  именно,  что  можно
вести своего рода двойную  жизнь,  теперь  каким-то  непостижимым  образом
доказывало ему, что начавшийсЯ распад продолжаетсЯ и уже  подводит  его  к
бездне. Љороче говорЯ: целого более не существовало,  оно  растворилось  -
что-то  растворило  его,  -  и  каждаЯ  отдельнаЯ   часть   делалась   все
удивительнее; плодотворным такое растворение нельзЯ  было  назвать,  разве
что  странным  -  будь  то  дом,  спальнЯ,  кабинет,   старуха   экономка,
профессорскаЯ комната в  университете  или  ђита,  когда  она  поЯвлЯлась;
доктор Ћйген жил среди плюралистически разваливающихсЯ вещей - между ними,
правда, имелись пустые пространства усталости, - и он кое-как  между  всем
этим маневрировал. …го удивление по поводу такого состоЯниЯ  не  могло  не
представлЯтьсЯ ему недостойным, тем паче когда он думал о своем  почтенном
возрасте и пыталсЯ на таковой переложить  вину  за  все  это.  “жели  весь
урожай его жизни, последнЯЯ его мудрость свелись к тому, что его  окружила
повседневность, которую он сам вызвал к жизни, вдруг перестав ее понимать.
   Љонечно, он думал об этом  не  так  отчетливо,  не  так  отчетливо  это
ощущал.
   —еловек, постоЯнно имеющий дело с научной терминологией, в конце концов
утрачивает дар речи в общении с самим собой. Ћн не может больше  объЯснить
то, что хотел бы  сказать,  и  даже  его  собственное  "Я"  перестает  его
понимать. Ћно требует более грубого Языка,  изобилующего  непонЯтными  длЯ
других выражениЯми, - нечто  похожее  на  детский  Язык  между  маленькими
сестрами и братьЯми. ‚нутренний диалог умер длЯ доктора Ћйгена.
   ќкипаж уже достиг  конца  большой  аллеи,  объехал  барочный  павильон,
который высилсЯ здесь, и повернул обратно. Њеж кронами отдельных, наиболее
высоких деревьев Џратера еще догорала вечернЯЯ зарЯ.


   Њюнстерер с тех пор, как ему уже не приходилось лежать на животе, с тех
пор, как он  перестал  мечтать  о  том,  чтобы  уничтожить  все,  что  его
окружало, а, напротив, все здесь находившеесЯ  воспринимал  как  данность,
понЯл наконец преимущество своего положениЯ.
   Џравда, он в подчинении у консьержки и сам не более как экспонат и  все
еще нахлебник в грЯзной кухне. Ќо все-таки его ждет уже  не  омерзительнаЯ
постель в тесноте закутка, а собственнаЯ комната.
   ‚ечером он может уйти из  троглодитского  логова  и  поднЯтьсЯ  к  себе
наверх; посидеть там при свете купленной  на  собственные  деньги  свечки.
‹ампой он не обзаводилсЯ.
   Ћн приспосабливалсЯ, и это самое  главное.  Љто  умеет  приспособитьсЯ,
тому уютно даже в аду.
   Ћднажды вечером, когда он поднЯлсЯ наверх, в  передней,  как  когда-то,
как испокон веков, горела керосиноваЯ лампа на широкой подставке.
   Љ тому же она еще и пахла, словом, горела тепло, неЯрко, но вонюче.
   Њюнстерер осталсЯ стоЯть в передней и  погрузилсЯ  в  раздумье.  Ќичего
лучшего он не мог бы сделать.
   ‡атем он неслышными быстрыми шагами подошел к соседней справа комнате и
прислушалсЯ. ЏолнаЯ тишина. ЏереднЯЯ плыла в  тепловатом  чаду  лампы.  Ћн
медленно нажал ручку и открыл дверь. Љомната тоже была освещена  маленькой
лампой с низко опущенным фитилем, отчего она насквозь пропахла  керосином.
Њюнстерер пошел налево - там было все то же самое. ‚  глаза  ему  бросилсЯ
клеенчатый  диван,  покрытый  белой  простыней.   Љрышка   на   деревЯнном
умывальнике была открыта. ђЯдом стоЯло белое эмалированное ведро.
   Љонстатировав все это, Њюнстерер поспешил обратно на  сохранЯвшуюсЯ  за
ним территорию. Ћн зажег свою собственную свечу, зажег еще  и  сигарету  -
отчего сразу почувствовал себЯ много лучше, - запер дверь и с удивлением и
радостью стал думать о том законченном впечатлении, которое  он  вынес  из
передней, а именно, что  обострениЯ,  присущие  данному  положению  вещей,
могут к чему-то привести. Џреисполненный благих надежд, он лег в постель и
уже не слышал, как ключ тихонько повернулсЯ в замке.


   Њюнстереру не суждено было пережить разочарование. Ќе более  чем  через
неделю после того, как ‚еверка  снова  сунула  женщин  в  бывшую  квартиру
•востика - как раков суют в  ручей,  он  получил  повестку  о  призыве  на
действительную военную службу сроком на три года (годным  он  был  признан
уже заранее) и зачислен в императорско-королевский пехотный полк  N_84  по
венскому и нпжнеавстрийскому призывному округу.
   Ћн никогда больше не вернулсЯ в Ђдамов переулок.
   ќто мы с торжеством предпосылаем дальнейшему рассказу.
   Ќо и не без задней мысли. Ќаступит миг,  когда  госпожу  ‚еверка  можно
выбросить из романа (и вместе с ней весь Ђдамов  переулок;  этот  переулок
вымер; в известковом свете знойного  июльского  днЯ  разве  он  со  своими
закрытыми, слепо отражающими свет  рЯдами  окон  не  напоминает  покинутый
термитник? Ќи пЯтнышка зелени поблизости. Ќадо всем только небо, затЯнутое
кучевыми облаками, которые задерживают летнюю жару, как бы накрываЯ душный
погреб куполообразным колоколом. €  разве  этот  Ђдамов  переулок  не  был
хмурой облачной массой, из которой  вынырнул  •востик,  как  пенорожденнаЯ
Ђфродита.  (ѓм!)  ђазве  избитаЯ  метафора   не   сворачивает,   куда   ей
вздумаетсЯ?) ‡ато консьержку ‚еверка теперь можно  вышвырнуть;  тем  самым
настает миг - но до чего же редкий, до чего краткий! - когда романист  уже
не привЯзан к своенравию своих героев и делает с  ними  что  захочет.  ’ут
надо бы вспомнить о прощании, сужденном ”ини и ”еверль. Ќо на сей  раз  не
может быть и речи о  мЯгких  домашних  туфлЯх!  „озволь  же,  о  читатель,
автору, дозволь ему высокое наслаждение  наградить  эту  ‚еверка  сильными
пинками, которые выбросЯт ее вон из книги так, что она с быстротой  молнии
окажетсЯ на горизонте, где лопнет и страшным образом  распылитсЯ.  Ќам  же
совершенно безразлично, что она теперь будет  делать  с  бывшей  квартирой
•востика и договором о  найме.  Љстати,  Њюнстерер  и  вовсе  не  заключал
такового.


   Ћн не был образцовым солдатом, но вполне подходил длЯ  военной  службы,
тем более в пехоте. Ћн маршировал легко и упорно, а длина его шагов  точно
соответствовала  уставу  (семьдесЯт  пЯть  сантиметров);  таким   образом,
никаких трудностей у него с самого начала в отделении не возникало. “чение
в пехоте тогда было менее суровым, чем у конников или саперов.
   "84-й полк, индейское племЯ, разбившее свои вигвамы в  Џратере"  -  так
некогда начал Ђнтон  Љу  (литературный  enfant  terrible)  описание  своей
годичной службы в этом племени. Ћна, правда, была нелегка  (и  во  времена
Њюнстерера   не   стала   легче),   потому   ее   и   осыпали    плоскими,
пессимистическими шутками, ибо людЯм, против воли забритым в солдаты, в их
вечно подневольном положении, хотелось как-то его разрЯдить и сделать хотЯ
бы выносимым. ’ак вот и процветал этот казарменный юмор, высоко ценимый не
только в Ђвстрии, ибо он затуманивает  нелепую  по  самой  сути  атмосферу
детской комнаты длЯ взрослых.
   Њюнстерер позволил затуманить себе мозги. —истаЯ постель, отличнаЯ пища
и много движениЯ на свежем воздухе - он так  мало  наслаждалсЯ  раньше!  -
сделали свое дело. Ќикому ни слова не говорЯ, он  неуклонно  придерживалсЯ
того, что запомнил раз и навсегда, а именно: тольк