 (как
думали   в  городе)  также  и  стоимость  вчерашних  остатков,  которыми  им
предстоЯло  кормитьсЯ.  Ђ  потом  они  целый  год  туда  не  ездили. Џо всей
вероЯтности,  мистер Љолдфилд просто не вышел к завтраку в черном сюртуке, и
дни  проходили,  а  он  его  все так и не надевал, и на этом дело кончилось.
‚озможно,  теперь,  когда  внуки выросли, он счел оплаченным лежавший на его
совести  долг,  тем  более  что ѓенри уехал в университет штата в Ћксфорд, а
„жудит  отправилась даже еще дальше -- в стадию перехода от детства к женской
зрелости,  став еще более недосЯгаемой длЯ деда, с которым и прежде виделась
мало,  а интересовалась им, вероЯтно, еще меньше, в то состоЯние, в котором,
хотЯ  еще  и видимые глазу, молодые девушки как бы видны сквозь стекло, куда
до  них  не  доноситсЯ даже и голос, и где они (да, и эта девчонка-сорванец,
что бегала быстрее и лазала выше брата, скакала верхом не хуже его, вступала
в драку с ним и с его врагами) пребывают в жемчужном призрачном сиЯнье и, не
отбрасываЯ  тени,  сами тоже его излучают; неуловимые, бесплотные и текучие,
они  плывут  сквозь этот непостижимый зыбкий туман, но ничего в нем не ищут,
а,  словно  висЯщий  на  плаценте  зародыш, безмЯтежно ожидают, пока могучаЯ
первичнаЯ  клетка, питаЯсь и наливаЯсь материнскими соками, обрастет спиной,
плечами, грудью, бедрами и боками.
     ’еперь  началсЯ  период,  закончившийсЯ  катастрофой, котораЯ заставила
мисс  ђозу  переменитьсЯ настолько, что она согласилась выйти замуж за того,
кого  с детства привыкла считать людоедом. ќто не было переломом характера --
он  у нее не изменилсЯ. „аже поведение ее ничуть не изменилось. „аже если бы
—арльз  Ѓон  не  умер,  она после смерти отца, по всей вероЯтности, рано или
поздно  переехала  бы  в  ‘атпенову ‘отню, а совершив этот шаг, скорее всего
провела  бы там остаток дней своих. Ќо если бы Ѓон осталсЯ в живых и женилсЯ
на  „жудит,  а  ѓенри  не пропал без вести, она перебралась бы к ним, только
когда  сочла  бы  это удобным и жила бы в семье своей покойной сестры лишь в
качестве  тетки,  каковою  в  действительности  и  была.  €зменилсЯ у ней не
характер,  хотЯ  прошло  шесть  или  семь  лет  с тех пор, как она не видела
‘атпена,  и  к  тому  же  четыре  из  них  она тайком кормила по ночам отца,
скрывавшегосЯ  на чердаке от военной полиции конфедератов. ‚ это самое времЯ
она сочинЯла героические оды о тех самых людЯх, от которых отец ее скрывалсЯ
и  которые  расстрелЯли  бы его или повесили без суда, если б им удалось его
найти,  и,  между  прочим, людоед ее детства был одним из них, и даже вполне
достойным   (он   вернулсЯ   домой   с  наградой  за  доблесть,  подписанной
собственноручно  генералом  ‹и).  ‹ицо, с которым мисс ђоза отправилась туда
проводить  остаток  дней  своих, было тем же лицом, которое смотрело на него
через  обеденный стол и о котором он тоже наврЯд ли мог сказать, сколько раз
он  его  видел,  когда  или где, и вовсе не потому, что не мог его забыть, а
оттого,  что  стоило ему отвернутьсЯ, как он, по всей вероЯтности, уже через
десЯть  минут не смог бы его описать, и теперь с этого лица на него с тем же
холодным  пристальным  вниманием смотрели глаза женщины, котораЯ прежде была
той самой девочкой.
     •отЯ  ей несколько лет не придетсЯ вновь встретить ‘атпена, с сестрой и
племЯнницей  она  виделась  теперь  чаще,  чем прежде. ќллен теперь достигла
высшей  точки того, что тетка назвала бы ее изменой. Љазалось, она не только
сдалась,  смирилась со своею жизнью и замужеством, но даже по-настоЯщему ими
гордилась.  Ћна  расцвела,  словно  нормальное  бабье  лето,  когда  женщине
полагаетсЯ  постепенно  расцветать и грациозно увЯдать шесть или восемь лет,
ђок  втиснул  года  в три-четыре -- то ли в возмещение за все, что должно еще
произойти,   то  ли  с  целью  произвести  полный  расчет  --  оплатить  чек,
скрепленный  подписью  жены  ђока, Џрироды. ќллен приближалась к сорока, она
была  полной,  все  еще  без  единой  морщинки  на  лице. Љазалось, ничем не
потревоженнаЯ, закаленнаЯ прожитыми годами плоть стерла с ее лица все следы,
какие  оставило  на  нем  пребывание  .в  этом  мире до самого побега тетки,
вытеснило  их  из  пространства  между скелетом и кожей, между совокупностью
жизненного  опыта и оболочкой, в которую он был заключен. …е осанка и манеры
стали  теперь  чуть  ли  не  царственными  --  они  с „жудит теперь частенько
наезжали  в  город  с  визитами  к тем самым дамам (многие из них уже успели
стать  бабушками),  которых  тетка  пыталась  насильно  загнать  на  свадьбу
двадцатью  годами  раньше,  и  в пределах скудных возможностей города делали
покупки -- словно ей наконец удалось отринуть не только пуританское наследие,
но  и  самую  действительность;  превратить невыносимого мужа и непостижимых
детей  в  бестелесные  тени;  бежать,  наконец, в мир чистой иллюзии и там в
полной   безопасности   двигатьсЯ   и   жить,   попеременно   принимаЯ  позы
владетельницы  поместьЯ  самого  обширного,  супруги самого богатого, матери
самых  счастливых.  Љогда  она делала покупки '(в „жефферсоне к тому времени
было  уже двадцать лавок), она, не выходЯ из колЯски, самоуверенно и любезно
несла  невозможнейшую  дичь,  повторЯЯ  пестрый  набор бессмысленных фраз из
сочиненной  ею  самой  длЯ  себЯ  роли  странствующей  герцогини, наделЯющей
бутафорскими бульонами и снадобьЯми необузданных безземельных поселЯн, -- эта
женщина,  будь  она  достаточно стойкой, чтобы выдержать лишениЯ и горе, и в
самом  деле могла бы стать звездою первой величины в роли прародительницы и,
расположившись  возле  очага,  горделиво  вершить судьбами своего семейства,
вместо   того   чтоб   в   свой  последний  час  обратитьсЯ  к  младшей  его
представительнице с просьбою защитить остальных.
     Ћбычно  два,  а порою и три раза в неделю обе они приезжали в город и в
дом  мистера  Љолдфилда  --  глупаЯ,  болтливаЯ, моложаваЯ женщина-кукла, уже
шесть  лет живущаЯ в мире, созданном ее воображением, женщина, что, уносимаЯ
потоком  слез,  покинула  отчий дом и семью и в призрачных, дышащих миазмами
краЯх  наподобие  скорбных  берегов  ‘тикса произвела на свет двоих детей, а
затем,  словно взращеннаЯ на болоте бабочка, не обремененнаЯ ни желудком, ни
какими-либо  иными  тЯжелыми органами жизненного опыта и страданьЯ, взмыла в
сверкающую  пустоту,  где  навек  остановилось  солнце,  -- и „жудит, молодаЯ
девушка,  что  не жила, а грезила и чьЯ полнаЯ отрешенность и отстраненность
от действительности граничила с чисто физическою глухотой. „лЯ них мисс ђоза
теперь, наверное, вообще ничего не значила ни как девочка -- предмет и жертва
неусыпной  мстительной  заботы  и  вниманиЯ  сбежавшей  тетки,  ни  даже как
женщина,  выполнЯющаЯ обЯзанности домоправительницы, и уж, во всЯком случае,
как  настоЯщаЯ  роднаЯ  тетка.  €  было бы трудно сказать, котораЯ из двух --
сестра или племЯнница -- в свою очередь казалась мисс ђозе более нереальной --
взрослаЯ, бежавшаЯ от действительности в теплый, населенный куклами рай, или
молодаЯ  девушка,  спавшаЯ  наЯву  в  состоЯнии какого-то смутного ожиданьЯ,
напоминавшем  физическое состоЯние плода перед рождением на свет, и столь же
далекаЯ от реальной жизни, сколь и сама ќллен; два или три раза в неделю они
подъезжали  к дому мисс ђозы, а однажды, тем летом, когда „жудит исполнилось
семнадцать,  остановились там по дороге в Њемфис, куда ехали покупать „жудит
нарЯды; да не что-нибудь, а приданое.
     ќто было лето за первым учебным годом ѓенри в университете, после того,
как  он  привез  —арльза  Ѓона  домой на рождество, а потом еще на неделю во
времЯ  летних  каникул,  перед  тем  как Ѓон отправилсЯ верхом к ђеке, чтобы
ехать  пароходом  к себе в Ќовый Ћрлеан; то лето, когда ‘атпен тоже уехал из
дому,  по  делам, как сказала ќллен, очевидно не сознаваЯ -- именно так она в
то  времЯ жила, -- что понЯтиЯ не имеет, куда уехал ее муж, и даже не отдаваЯ
себе  отчета, что это нисколько ее не интересует. Ќикто кроме твоего деда и,
быть  может,  еще Љлити так никогда и не узнал, что ‘атпен тоже отправилсЯ в
Ќовый  Ћрлеан. Ћни входили в дом мисс ђозы, в этот полутемный мрачный тесный
домик,  где  даже  через  четыре  года после своего побега за каждой дверью,
казалось,  стоит  тетка,  готоваЯ  вот-вот ее открыть, и который ќллен минут
десЯть или пЯтнадцать оглашала своею шумной болтовней, после чего удалЯлась,
забрав  с собой свою погруженную в грезы, безразличную ко всему на свете, не
произнесшую  ни  слова  дочь,  а мисс ђоза, котораЯ приходилась этой девушке
теткой, тогда как по годам должна была бы приходитьсЯ ей сестрой, не обращаЯ
вниманиЯ  на  мать,  следовала  по пЯтам за уходЯщей и недоступной дочерью с
немою  тоской  в  близоруких глазах, без тени зависти переносЯ на „жудит все
несбыточные  мечты  и  надежды  своей  собственной  загубленной  молодости и
предлагаЯ  ей  в  дар  (о  чем  не  раз  с  хохотом рассказывала ќллен) свое
единственное  достоЯние  --  она  предложила  научить  „жудит  вести домашнее
хозЯйство,  составлЯть  меню  и  считать белье, однако вместо ответа увидела
непонимающий  бездонный  взглЯд,  услышала  недоуменный вопрос: "—то? —то ты
сказала?" -- и изумленные и одобрительные выкрики ќллен. € вот уже нет ничего
--  ни  колЯски,  ни  узлов,  ни  ќллен с ее глупым смехом, ни живущей в мире
смутных  мечтаний  племЯнницы.  Љогда они в следующий раз приехали в город и
колЯска остановилась перед домом мистера Љолдфилда, на крыльцо вышла одна из
негритЯнок и объЯвила, что мисс ђозы нету дома.
     ’ем летом она еще раз увидела ѓенри. Ћна не встречала его с предыдущего
лета,  хотЯ на рождество он приезжал домой с —арльзом Ѓоном, своим товарищем
по  университету, и до нее доносились слухи о праздничных вечеринках и балах
в  ‘атпеновой  ‘отне,  но  они  с  отцом туда не ездили. Ђ когда ѓенри после
Ќового года, возвращаЯсь вместе с Ѓоном в университет, заехал навестить свою
тетушку,  ее  и  в  самом  деле не оказалось дома. Џоэтому она не видела его
целый год, до следующего лета. Ћднажды, когда она отправилась за покупками в
город  и  остановилась  на  улице  побеседовать с твоею бабушкой, он проехал
мимо.  Ћн  ее  не  заметил;  он  ехал на новой кобыле, подаренной ему отцом,
теперь уже взрослый мужчина, в сюртуке и в шлЯпе; твоЯ бабушка рассказывала,
что  он был такого же высокого роста, как его отец, и сидел верхом на кобыле
так  же  спесиво,  хотЯ  и  был не так крепко сложен, как ‘атпен, словно его
кости, уже способные выдержать эту спесь, были еще слишком легки и слабы длЯ
отцовского  чванства.  €бо и ‘атпен тоже играл свою роль. Ћн развратил ќллен
более  чем  в  одном  отношении.  Ћн  был теперь самым крупным плантатором и
производителем  хлопка  в округе, чего он добилсЯ тою же тактикой, что и при
постройке  дома,  --  тем  же  бьющим  в  одну  точку  неослабным упорством и
полнейшим пренебрежением к тому, как выглЯдЯт в глазах горожан его поступки,
которые  они  видели  и  какими  представлЯютсЯ им те, которых они видеть не
могли.  Њногие  из его сограждан все еще считали, что тут дело нечисто: одни
думали,  что  плантациЯ  --  всего  лишь  прикрытие длЯ его настоЯщих, темных
махинаций;  другие думали, что он измыслил какой-то способ воздействовать на
рынок  и  потому  выручал  за  кипу  своего хлопка больше, чем честные люди;
третьи, очевидно, думали, что дикие негры, которых он сюда привез, с помощью
колдовства  ухитрЯлись  собрать  с  акра  больше  хлопка, чем их прирученные
собратьЯ. …го не любили (чего он, впрочем, и не домогалсЯ), но боЯлись, что,
казалось,  его забавлЯет, если не радует. Ќо его принЯли; теперь у него было
так  много  денег,  что  его  нельзЯ  было  и  дальше не признавать или даже
сколько-нибудь  серьезно  ему докучать. Ћн добилсЯ своего -- уже через десЯть
лет  после  свадьбы дела у него на плантации пошли гладко (теперь у него был
надсмотрщик -- сын того самого шерифа, который арестовал его у ворот дома его
будущей  жены  в  день  помолвки),  и  теперь он тоже играл свою роль -- роль
человека надменного, живущего в довольстве и праздности, и по мере того, как
он  благодарЯ  праздности  и  довольству  обрастал  мЯсом,  надменность  его
приобретала  оттенок  чванства.  „а,  он  развратил ќллен не только тем, что
заставил  ее перейти на свою сторону, хотЯ, подобно ей, понЯтиЯ не имел, что
его  расцвет тоже был вынужденным искусственным цветеньем и что, пока он все
еще  разыгрывал  перед  публикой  свою  роль,  за  его  спиной  ђок, судьба,
возмездие,  ирониЯ  --  словом,  режиссер,  как  его  ни  называй,  уже менЯл
декорации  и  тащил  на сцену фальшивый реквизит длЯ следующей картины. "‚от
едет..."  -- сказала твоЯ бабушка. Ќо мисс ђоза уже увидела ѓенри. Ћна стоЯла
рЯдом  с  твоей  бабушкой,  едва доставаЯ головою ей до плеча, щупленькаЯ, в
одном  из  брошенных  теткою  платьев,  которые  мисс ђоза укоротила себе по
росту,  хотЯ  никто  никогда  не  учил ее шить -- равно как она взЯла на себЯ
ведение  домашнего  хозЯйства  и предложила обучить этому „жудит, хотЯ никто
никогда  не  учил  ее  ни  стрЯпать,  ни  вообще  делать что-либо, кроме как
подслушивать  у  закрытых  дверей; стоЯла, повЯзав голову платком, словно ей
было  не пЯтнадцать лет, а все пЯтьдесЯт, смотрела на племЯнника и говорила:
"Ћй... да ведь он уже бреетсЯ".
     Џотом она перестала встречатьсЯ даже и с ќллен. ‚ернее, ќллен перестала
их  навещать;  она  нарушила  свой  ритуал,  согласно  которому  еженедельно
объезжала  одну  за  другою  все  лавки  и, не выходЯ из колЯски, заставлЯла
лавочников  и приказчиков показывать ей сукно, жалкие украшениЯ и безделушки
--  они  выносили  ей товары, отлично знаЯ, что она ничего не купит, а только
подержит  в  руках, помнет, пощупает, разбросает и в конце концов отвергнет,
сопровождаЯ  все  это  потоком  пустой беспечной болтовни. Ќе с презрением и
даже  не  свысока,  а  добродушно и даже по-детски злоупотребив учтивостью и
полной беспомощностью этих мужчин -- приказчиков и лавочников, она отправитсЯ
в  отцовский  дом,  где  тоже  поднимет бессмысленный шум и суету и приметсЯ
самоуверенно  давать  нелепые, несуразные советы касательно мисс ђозы, отца,
домашнего    хозЯйства,   мисс   ђозиных   туалетов,   расстановки   мебели,
приготовлениЯ  пищи  и  даже  часов,  когда  следует  завтракать,  обедать и
ужинать.  Њежду  тем  уже  близилось  времЯ  (шел  1860  год,  и даже мистер
Љолдфилд,  наверное, признал, что война неизбежна), когда семьЯ ‘атпена, чьЯ
судьба  последние  двадцать  лет напоминала Ћзеро, -- питаЯсь тихими ключами,
оно  колышетсЯ  в  тихой  долине,  еле заметно разливаЯсь и поднимаЯсь, а на
поверхности  вод  в  теплых  лучах солнца безмЯтежно качаютсЯ четверо членов
семьи,  --  уже  ощутила  первые  подземные толчки -- Ясное предвестие земного
катаклизма  --  теснЯщие  воды  к  выходу в узкое ущелье, и вот четыре мирных
пловца,  внезапно  повернув  друг  к  другу  головы,  еще не ведаЯ тревоги и
сомнений,  а  лишь  слегка  настораживаЯсь,  смотрЯт, как над ними сгущаетсЯ
тьма,  хотЯ  ни  длЯ  кого  из  них  еще  не  настал тот миг, когда человек,
оглЯнувшись на товарищей по несчастью, мысленно задает себе вопрос: {Ќе пора
ли  оставить  заботы о спасении других и подумать, как спастись самому?} еще
не понимаЯ, что этот миг вот-вот наступит.
     €так,  мисс  ђоза ни с кем из них больше не встречалась; она никогда не
видела  (и  никогда  не  увидит живым) —арльза Ѓона -- —арльза Ѓона из Ќового
Ћрлеана,  друга ѓенри, который был не только на несколько лет его старше, но
и вообще слишком великовозрастным длЯ университета, и тем более не у места в
этом  маленьком  новом  университете на задворках, даже в диких дебрЯх штата
Њиссисипи,  за  три  сотни  миль  от  блестЯщего и как бы даже чужестранного
города,   откуда   он  был  родом  --  элегантный,  блестЯщий,  не  по  годам
самоуверенный  молодой  человек,  красивый,  несомненно  богатый,  за спиной
которого  вместо  родителей  маЯчила  призрачнаЯ  фигура адвоката-опекуна, --
столь важнаЯ персона обитателЯм миссисипского захолустьЯ тех лет должна была
казатьсЯ  чем-то  вроде  феникса,  не  ведавшего  детства,  рожденного не от
женщины -- он неподвластен времени, а исчезнув с лица земли, не оставит нигде
ни  костей,  ни  праха  --  мужчина  с изысканными манерами, столь светский и
галантный,  что  рЯдом  с  ним  спесь  и чванство ‘атпена казались неуклюжей
позой, а ѓенри выглЯдел просто неотесанным мальчишкой. Њисс ђоза никогда его
не  видела,  это  была  лишь  картина, плод воображениЯ. € совсем не то, что
рассказывала  ей о нем ќллен, мотылек, бабочка ќллен, что безмЯтежно млела в
ласковой  летней  неге,  а теперь еще вдобавок приобрела очарование и грацию
женщины,  великодушно  уступающей  молодость  своей  наследнице  -- ведь инаЯ
матрона  между  помолвкой и свадьбой дочери ухитрЯетсЯ вести себЯ так, будто
она-то  и  есть  настоЯщаЯ  невеста. ‘лушаЯ ќллен, чужой человек мог бы даже
подумать,  что бракосочетание, о котором -- как покажут последующие событиЯ --
молодые  люди  и  родители  между  собой  даже  и словом не обмолвились, уже
состоЯлось. ќллен ни разу не упомЯнула также и о любви между „жудит и Ѓоном.
„аже  и  не  намекала.  ‹юбовь -- поскольку речь шла о них -- была темой раз и
навсегда  исчерпанной,  все  равно  что девственность после рождениЯ первого
внука.  Ћна  говорила  о  Ѓоне так, словно он ЯвлЯл собою три неодушевленных
предмета  в  одном  или скорее один неодушевленный предмет, который она и ее
семьЯ  используют сразу длЯ трех целей -- как костюм, который „жудит могла бы
надеть  в качестве бального платьЯ или амазонки, как предмет мебели, который
дополнит  и  завершит  обстановку  ее  дома, и, наконец, как ментора, следуЯ
примеру  которого ѓенри мог бы усовершенствовать свои провинциальные манеры,
одежду  и речь. Ћна, казалось, перехитрила самое времЯ. ‘делав вид, будто за
прошедшие  годы  не было ни медового месЯца, ни вообще каких-либо изменений,
она  превратила  их в нечто вроде рамы, из которой смотрели пЯть (теперь уже
пЯть)  навеки  застывших  лиц, словно их запечатлели в заранее предугаданный
момент  их  наивысшего  расцвета, стерев с них все мысли и следы пережитого;
они  висели  в  пустоте,  как  живописные портреты людей, живших и умерших в
столь  давние  времена,  что  об  их радостЯх и горестЯх ныне, без сомнениЯ,
забыли  даже  и  самые  подмостки, на которых они расхаживали, становились в
позы, плакали и смеЯлись. ’ак говорила ќллен; между тем мисс ђоза, пропускаЯ
мимо  ушей все ее речи, представлЯла себе эту картину по одному лишь первому
слову,  быть  может,  даже  только  по  имени:  —арльз  Ѓон;  мисс  ђоза,  в
шестнадцать  лет уже обреченнаЯ на вечное девство, ослепленнаЯ Ярким блеском
призрачных  иллюзий,  словно  лучами разноцветных лампочек в кабаре, где она
впервые  в  жизни  случайно  очутилась; близоруко щурЯсь, она сидит там, а в
лучах  бесплотной  мишурою  сверкают мириады пылинок -- вихрем обрушившись на
нее  и  секунду  помедлив,  они вновь устремлЯютсЯ в свой бешеный полет. Ћна
нисколько  не  завидовала „жудит. ЌельзЯ также сказать, будто она испытывала
жалость  к  себе,  когда  сидела  и  смотрела на без умолку болтавшую ќллен,
одетаЯ  в одно из перешитых на живую нитку домашних платьев (платьЯ, которые
времЯ  от  времени  дарила  ей  ќллен, иногда поношенные, но чаще совершенно
новые,  были,  разумеетсЯ, всегда только из шелка) -- тетка бросила их, когда
сбежала с барышником; быть может, надеЯсь или даже твердо намереваЯсь больше
никогда  ничего  подобного  не  носить. ќто была скорее просто немаЯ тоска и
даже  чувство  облегчениЯ  от  сознаньЯ, что теперь она может окончательно и
бесповоротно  похоронить все свои надежды -- ведь „жудит вот-вот претворит их
в  живую  волшебную  сказку.  Џозднее  ќллен и впрЯмь рассказывала это твоей
бабушке  словно  сказку, только сказку, сочиненную длЯ членов фешенебельного
дамского  клуба  и  ими  же разыгранную. Ћднако длЯ мисс ђозы все это должно
было  казатьсЯ  вполне  достоверным  и не только правдоподобным, но и вполне
справедливым;  отсюда ее замечание, которое заставило ќллен опЯть покатитьсЯ
со  смеху  от  изумлениЯ  (об  этой,  по  ее  словам, детской шутке она тоже
рассказала).  "Њы  его  достойны",  --  изрекла  мисс ђоза. "„остойны? …го? --
проговорила  или, наверное, воскликнула ќллен. -- ђазумеетсЯ, мы его достойны
--  если  ты  предпочитаешь  выразить  это  так.  Ќадеюсь,  ты понимаешь, что
Љолдфилды  могут  только  сделать честь любому самому именитому и блестЯщему
жениху".
     Ћтветить  на  это,  разумеетсЯ,  нечего.  Џо крайней мере, из рассказов
ќллен  никак не следует, что мисс ђоза хотЯ бы попыталась найти какой-нибудь
ответ. Ћна просто проводила ќллен, а затем начала готовить длЯ „жудит второй
подарок  --  больше ей нечего было подарить. ’еперь у нее в распорЯжении было
два  подарка; второй тоже досталсЯ ей в наследство от тетки -- выскочив ночью
в  окно,  та одним махом научила мисс ђозу и вести хозЯйство, и подгонЯть по
фигуре  платьЯ;  правда,  второй  дар  развилсЯ  позже  (был,  так  сказать,
запоздалым  отзвуком), ибо, когда тетка сбежала, мисс ђоза еще не доросла до
ее  брошенных платьев и потому их бесполезно было укорачивать. Ћна принЯлась
тайком  шить  нарЯды  длЯ  приданого  „жудит.  Њатерию она взЯла в отцовской
лавке.  Ѓольше  брать ей было неоткуда. ’воЯ бабушка мне рассказывала, что в
то  времЯ  мисс  ђоза  просто  не умела считать деньги, то есть в теории она
знала  достоинство  монет,  но  никогда  не  держала в руках наличных денег,
которые  можно было бы увидеть, пощупать и сосчитать; в определенные дни она
отправлЯлась  с  корзинкой  в  город  делать покупки в определенных, заранее
назначенных  мистером  Љолдфилдом лавках; никакими монетами или ассигнациЯми
при этом -- ни на словах, ни на деле -- никто не обменивалсЯ, а позднее мистер
Љолдфилд  шел  по  следу,  оставленному  ею  в  виде счетов, нацарапанных на
бумаге,  на  стенах  или  прилавках, и сам их оплачивал. Џоэтому ей пришлось
взЯть материю у него, хотЯ своими запасами, с самого начала состоЯвшими лишь
из  предметов первой необходимости, он не мог даже прокормить себЯ и дочь, и
запасы  эти  отнюдь  не  увеличились  и тем более не стали разнообразней. €,
однако,  именно к нему в лавку ей пришлось отправитьсЯ в поисках материи длЯ
изготовлениЯ  интимных  предметов  девичьего  туалета, которым на самом деле
следовало стать ее собственным подвенечным нарЯдом, и можно лишь вообразить,
какими  представлЯла  себе  мисс  ђоза эти вещи, не говорЯ о том, на что они
были  похожи, когда она без всЯкой посторонней помощи их закончила. Ќикто не
знает,  как  она  ухитрилась  взЯть  материю в лавке у отца. Ћн ей ничего не
давал.  Ћн  счел  бы своим долгом снабдить внучку одеждой, чтобы прикрыть ее
наготу  или  защитить  ее  от  холода, но уж никак не длЯ свадьбы. Џоэтому Я
думаю,  что  она  ее украла. „олжна была украсть. Ћна, наверное, вытащила ее
прЯмо  из-под  носа  у  отца  (лавка  была  маленькаЯ,  он  сам  был  у себЯ
приказчиком  и,  находЯсь  в  любой  точке,  мог видеть все) со свойственным
женщинам  бесстыдством и склонностью к мелкому воровству, но скорее всего, Я
думаю,  с  помощью  какой-то  отчаЯнно  дерзкой уловки, обманувшей его самой
своею невинностью и простотой.
     €так,  она  даже больше не встречалась с ќллен. ќллен теперь, очевидно,
уже  выполнила  свое  предназначение и, завершив пустой короткий век веселой
бабочки,  исчезла  -- если не из „жефферсона, то уж во всЯком случае из жизни
своей  сестры;  мисс  ђоза  увидит ее еще всего лишь раз, на смертном одре в
затемненной  комнате,  в  доме, на который жестокаЯ судьба уже наложила свою
руку,  разметав  его  черный  фундамент  и  лишив  его главной опоры -- обоих
мужчин, мужа и сына, из которых один отправилсЯ на полное опасностей и риска
поле битвы, а другой -- во тьму забвеньЯ. ѓенри попросту исчез. ‘лухи об этом
донеслись  до  нее, когда она целыми днЯми (и ночами -- ей приходилось ждать,
пока отец уснет) старательно и неумело шила длЯ приданого племЯнницы нарЯды,
которые ей приходилось прЯтать не только от мистера Љолдфилда, но и от обеих
негритЯнок,  чтобы  те  ему  не  донесли;  она  плела кружева из распущенных
шнурков  и  припрЯтанных ниток и пришивала их к этим нарЯдам в то времЯ, как
пришла весть об избрании ‹инкольна и о падении форта ‘амтер; она слушала, но
все  это  едва  ли доходило до ее сознаниЯ, и погребальный звон, возвещавший
гибель  ее  родной  земли,  затерЯлсЯ  где-то  между двумЯ старательными, но
кривыми  стежками  на  платье  -- она никогда не наденет и не снимет его ради
мужчины,  которого  ей даже не придетсЯ увидеть живым. ѓенри попросту исчез;
она  слышала  только  то,  что слышал весь город, -- накануне рождества ѓенри
снова приехал на каникулы домой вместе с Ѓоном, красивым и богатым уроженцем
Ќового  Ћрлеана,  о  чьей помолвке с дочерью мать за последние шесть месЯцев
прожужжала  уши всему городу. Ћни приехали снова, и теперь город ждал, когда
наконец  объЯвЯт  о  торжественном  дне.  Ђ потом что-то случилось. Ќикто не
знал, что именно -- то ли что-то между ѓенри и Ѓоном с одной стороны и „жудит
с  другой,  то  ли  что-то  между  тремЯ  молодыми  людьми с одной стороны и
родителЯми с другой. Ќо как бы там ни было, когда настало рождество, ѓенри и
Ѓон  уехали.  Ђ  ќллен  нигде  не  показывалась  (она, очевидно, удалилась в
затемненную комнату, откуда уже не выйдет до самой своей смерти двумЯ годами
позже),  а  так как выражение лиц и поведение ‘атпена и „жудит никому ничего
не  говорили, пришлось довольствоватьсЯ рассказами негров: о том, как в ночь
под  рождество  вспыхнула  ссора -- не между Ѓоном и ѓенри и не между Ѓоном и
‘атпеном,  а  между сыном и отцом и что ѓенри по всей форме отрексЯ от отца,
отринул  свое  право  первородства и кров, под которым был рожден, и в ту же
ночь  они  с  Ѓоном  уехали из дому, оставив убитую горем мать -- правда, как
думали в городе, ее сразило не то, что расстроилась свадьба, а просто грубое
вторжение  действительности  в  ее  жизнь  --  как бы удар топора, которым из
жалости оглушают животное, прежде чем перерезать ему горло.
     €так,  вот что услышала мисс ђоза. —то она при этом подумала -- никто не
знает.  ‚  городе  поступок  ѓенри приписали его горЯчему нраву, ведь он так
молод, да притом тоже ‘атпен, и решили, что времЯ все загладит. •Ѓезусловно,
такому  мнению  отчасти  способствовало то, как ‘атпен и „жудит вели себЯ по
отношению  друг к другу и к городу. Ћни теперь часто приезжали в „жефферсон,
как  будто  -- по крайней мере между ними -- ровно ничего не произошло; этого,
разумеетсЯ,  не  могло  бы  быть  в случае ссоры отца с Ѓоном и, вероЯтно, в
случае  какого-либо  недоразумениЯ  между отцом и ѓенри: в городе знали, что
ѓенри  и  „жудит  свЯзаны  взаимоотношениЯми  более  тесными, нежели обычнаЯ
привЯзанность  между братом и сестрой; взаимоотношениЯ очень странные, нечто
вроде  жестокого,  но не личного соперничества между двумЯ юнкерами отборной
роты  --  они  едЯт  из  одного котелка, спЯт под одним одеЯлом, подвергаютсЯ
одинаковому  смертельному  риску и готовы пожертвовать друг за друга жизнью,
однако не ради товарища, а чтобы не образовалась брешь в боевой линии части.
‚от  все,  что  узнала  мисс ђоза. Ћна не могла узнать больше того, что знал
весь  город,  ибо  те,  кто знали (‘атпен и „жудит, но только не ќллен -- ей,
во-первых,  никто бы ничего не сказал, а во-вторых, она все равно бы забыла,
не  осознала,  если  б  ей  даже  и сказали -- мотылек, бабочка ќллен, из-под
которой вдруг ни с того ни с сего вырвали пронизанный солнцем воздух, бросив
ее  в затемненную комнату, и вот она лежит там совсем одна -- пухлые ручки на
покрывале,  а  в глазах даже не боль, а просто тупое недоуменье), сказали бы
ей  не больше, чем любому случайному человеку в „жефферсоне или где бы то ни
было. Њисс ђоза, наверное, съездила туда, наверное, всего один раз, и больше
уже  не ездила. € наверное, сказала мистеру Љолдфилду, что там все в порЯдке
--  в  чем, вероЯтно, не сомневалась и сама, поскольку продолжала шить нарЯды
длЯ свадьбы „жудит.
     Ћна  все  еще  занималась этим, когда штат Њиссисипи отделилсЯ и первые
люди  в  форме  конфедератов  стали  поЯвлЯтьсЯ в „жефферсоне, где полковник
‘арторис  и  ‘атпен набирали полк, который в шестьдесЯт первом году выступил
из  города  --  ‘атпен, помощник командира, гарцевал по левую руку полковника
‘арто-риса  на  вороном  жеребце, носившем имЯ героЯ романа ‚альтера ‘котта,
под  полковым знаменем -- знамЯ по их с ‘арторисом наброску сшили из шелковых
платьев  ‘арторисовы  женщины.  ‘атпен  теперь  раздобрел  --  не  только  по
сравнению  с  тем,  каким  он  в  тот воскресный день тридцать третьего года
впервые  въехал  в  „жефферсон,  но  даже и с тем, каким он был, когда они с
ќллен  поженились. Ћн еще не был грузным, хотЯ ему уже пошел пЯтьдесЯт пЯтый
год. †ир и толстый живот поЯвились позднее. Ћни навалились на него внезапно,
сразу,  в  тот год, когда почему-то расстроилась его помолвка с мисс ђозой и
она,  покинув  его кров, вернулась в город и с тех пор жила одна в отцовском
доме  и  больше ни разу с ним не говорила, за исключением того единственного
случаЯ,  когда,  узнав,  что он умер, она обратилась к нему с гневною речью.
’учность  навалилась на него внезапно, словно этот, как выражались “ош „жонс
и негры, видный мужчина достиг предела своего совершенства и пребывал в этом
состоЯнии,  пока не пошатнулась самаЯ основа его жизни, и тогда что-то в его
теле,  между  внешней  формой,  которую  знали  люди, и несгибаемым остовом,
который ЯвлЯл собой истинную его сущность, растаЯло и осело, как безжизненно
обвисший воздушный шар, что держитсЯ одной лишь обманчивою оболочкой.
     Ћна  не видела, как выступил полк, потому что отец запретил ей выходить
из  дому,  пока  он  не  уйдет,  не  позволил  вместе  с другими женщинами и
девушками  участвовать  и  даже  присутствовать  на торжествах по случаю его
выступлениЯ,  --  впрочем, вовсе не потому, что в полку случайно оказалсЯ его
зЯть.  Ћн  никогда  не  был  раздражительным  человеком,  и  до  формального
объЯвлениЯ  войны  и  отделениЯ штата Њиссисипи его поступки и речи протеста
были  не только спокойными, но логичными и вполне разумными. Ќо когда жребий
был  брошен,  он,  казалось, за одну ночь совершенно переменилсЯ -- точно так
же, как переменилсЯ характер его дочери ќллен несколькими годами раньше. Љак
только  в  „жефферсоне  стали  поЯвлЯтьсЯ  войска,  он запер свою лавку и не
отпирал  ее  все  то  времЯ, пока набирали и обучали рекрутов, а после ухода
полка,  когда  проходЯщие мимо воинские части располагались ночью на бивуак,
ни  за  какие  деньги  ничего не продавал военным и, как говорили, не только
родственникам  солдат, но даже и людЯм, которые поддерживали отделение южных
штатов  и  войну  хотЯ  бы только в своих словах и суждениЯх. Ћн не позволил
своей сестре вернутьсЯ домой, когда ее барышник-муж вступил в армию; он даже
не  разрешал мисс ђозе смотреть в окно на проходивших по улице солдат. ‹авка
теперь  постоЯнно  была  закрыта,  и он по целым днЯм сидел дома. Ћни с мисс
ђозой жили в задних комнатах; параднаЯ дверь была заперта, ставни выходивших
на улицу окон закрыты. Џо словам соседей, он проводил весь день, сидЯ у окна
возле узкой щелки между шторами, словно часовой на посту, вооруженный вместо
ружьЯ  большой  семейной Ѓиблией, в которой его четким приказчичьим почерком
были  записаны  даты  рождениЯ  его самого и сестры, его свадьбы, рождениЯ и
свадьбы  ќллен,  рождениЯ  обоих  внуков  и  мисс  ђозы, а также смерти жены
(однако даты бракосочетаниЯ тетки там не было, ее вписала мисс ђоза вместе с
датой  смерти ќллен в тот день, когда она вписала дату смерти самого мистера
Љолдфилда,  —арльза  Ѓона  и  даже ‘атпена); он сидел там, пока не поЯвлЯлсЯ
какой-нибудь  военный  отрЯд;  тогда  он  раскрывал Ѓиблию и громким хриплым
голосом,  заглушавшим  даже  топот  марширующих сапог, начинал декламировать
древние,  исполненные  страстного  мистического  гнева  отрывки,  которые он
заранее  отметил,  --  так  настоЯщий часовой разложил бы на подоконнике свои
патроны.  ‡атем  в  одно  прекрасное утро он узнал, что его лавку взломали и
разграбили,  очевидно,  какие-то  чужие солдаты, которые раскинули бивуак на
окраине города и которых, очевидно, подстрекали, хотЯ, быть может, только на
словах,  его же собственные сограждане. ‚ ту же ночь он поднЯлсЯ на чердак с
молотком  и  горстью гвоздей, заколотил за собою дверь и выбросил молоток из
окна.  Ћн  отнюдь  не был трусом. ќто был человек непоколебимой нравственной
силы:  он  приехал  на  новые  места с небольшим запасом товаров, на которые
сумел  содержать  в  достатке  и покое семью из пЯти человек. ђазумеетсЯ, он
достиг  этого  сомнительными сделками -- иначе как сомнительными сделками или
плутовством  достичь  он  этого  не мог, -- а твой дед говорил, что человека,
который  в  таком  краю,  как штат Њиссисипи в те годы, нажилсЯ бы только на
продаже  соломенных  шлЯп,  вожжей  и  солонины,  его  же  собственнаЯ роднЯ
упрЯтала бы в дом умалишенных как клептомана. Ќо трусом он не был, хотЯ, как
говорил   твой   дед,  совесть  его  возмущалась  не  столько  при  мысли  о
кровопролитии  и  убийстве, сколько при мысли о расточительстве -- о том, что
люди напрасно пожирают, уничтожают и портЯт добро, -- ради чего это делалось,
ему было безразлично.
     ’еперь  существование  мисс  ђозы  сводилось к тому, чтобы поддерживать
жизнь  в себе и в отце. Џока лавку не разграбили, они жили старыми запасами.
‘  наступлением  темноты  она  отправлЯлась  с  корзиной в лавку и приносила
провизии, которой хватало на день или два. Њежду тем запасы, и до того давно
не  пополнЯвшиесЯ,  значительно  сократились  даже  до разграблениЯ лавки, и
вскоре  мисс ђоза, которую не учили делать ничего практически полезного, ибо
тетка  воспитывала  ее  в убеждении, что она -- существо не только нежное, но
еще  и  драгоценное,  стрЯпала  еду,  день ото днЯ становившуюсЯ все менее и
менее  доступной и все более и более неудобоваримой, а по ночам поднимала ее
на  чердак отцу с помощью колодезного блока и привЯзанной к слуховому окошку
веревки.  €  так  она  три  года  ночами  тайком снабжала человека, которого
ненавидела,  пищей,  едва достаточной длЯ одного едока. ‚озможно, она прежде
не знала, что его ненавидит, возможно, она не знала этого даже теперь, и тем
не  менее  перваЯ из од к солдатам армии южан в том портфеле, который в 1885
году,  когда  его  видел твой дед, содержал их свыше тысЯчи, была датирована
первым годом добровольного заключениЯ ее отца и написана в два часа ночи.
     Џотом  он  умер. Ћднажды утром рука, поднимавшаЯ корзину с едой, за ней
не протЯнулась. ‘тарые гвозди все еще торчали в двери, и соседи помогли мисс
ђозе взломать ее топорами и нашли того, кто видел, как единственный источник
его  существованиЯ был разграблен его же собственными защитниками, -- правда,
он  отрексЯ  и  от них и от дела, за которое они боролись, -- нашли его и три
нетронутых  порции  еды  возле  его  соломенного  тюфЯка,  словно за эти три
последних днЯ он мысленно свел все счеты с этим миром, подвел итог, проверил
его, а потом обратил свой мертвый, равнодушный, неумолимо осуждающий взор на
картину  всеобщего  безумиЯ,  несправедливости и произвола. ’еперь мисс ђоза
была не только сиротою, но и нищей. ‹авка превратилась в пустую скорлупу; от
брошенного строениЯ, из которого бежали даже крысы, не осталось ничего, даже
и доброго имени, ибо его хозЯин своим поведением навсегда отринул, оттолкнул
от  себЯ  и  соседей,  и  город, и сражающуюсЯ страну. ’еперь не было даже и
обеих негритЯнок -- он освободил их тотчас, как они ему достались (кстати, он
их  не  купил,  а  согласилсЯ взЯть в погашение долга), выправил им вольные,
которых  они  не умели прочитать, и назначил еженедельное жалованье, которое
полностью  удерживал  в  счет  их  текущей  цены  на невольничьем рынке; и в
благодарность  за  все  это они, чуть ли не первые из джефферсонских негров,
бежали  и  последовали  за войсками Янки. € потому, когда он умер, у него не
оставалось  ничего  --  ни  добра,  ни сбережений. Ѓез сомнениЯ, единственнаЯ
радость  его  жизни  состоЯла не в жалком спартанском имуществе, накопленном
прежде, чем его путь скрестилсЯ с путем его будущего зЯтЯ, -- не в деньгах, а
в  воплощаемом  ими  текущем  счете  в  неком духовном банке, из которого он
надеЯлсЯ  когда-нибудь  получить  проценты на вложенные туда самоотречение и
стойкость.  € без сомнениЯ, во всей истории с ‘атпеном его задела не столько
потерЯ  денег,  сколько  то, что ему пришлось пожертвовать своим имуществом,
символизирующим    стойкость    и    самоотречение,    дабы    сохранить   в
неприкосновенности  тот  духовный  платежный баланс, который он считал раз и
навсегда  признанным  и  обеспеченным.  „ело, однако, обернулось так, словно
из-за  какой-то  ничтожной  ошибки  в  подписи  или дате ему пришлось дважды
платить по одному и тому же счету.
     €так,  мисс  ђоза  была сиротою и нищей, и на всем белом свете у нее не
осталось  никакой  родни,  кроме  „жудит  и тетки, о которой в последний раз
слышали два года назад, когда она пыталась пересечь боевые линии Янки, чтобы
добратьсЯ до €ллинойса, поближе к ђок-Ђйлендской тюрьме, где сидел теперь ее
муж  -- он предложил свои таланты по части поставки лошадей и мулов кавалерии
конфедератов  и  был  при  этом  схвачен.  ќллен  уже  два года как умерла --
мотылек,  бабочка  ќллен, которую ураганом прибило к стене и котораЯ еле-еле
бьетсЯ,  цеплЯЯсь за эту стену, -- нельзЯ сказать, чтобы она упорно цеплЯлась
за  жизнь  или  испытывала  невыносимую  боль: ведь она слишком легка, чтобы
сильно  ушибитьсЯ, и даже не очень Ясно помнит, какою была солнечнаЯ пустота
до  урагана,  нет,  она просто оглушена и сбита с толку, эта пестраЯ суетнаЯ
оболочка, котораЯ даже не очень изменилась за год, что она жила впроголодь --
ведь  вслед  за  войсками  Янки  сбежали и все ‘атпеновы негры, дикаЯ кровь,
которую  он  привез сюда и пыталсЯ слить, смешать с прирученною местной, так
же старательно и с тою же целью, как смешивал кровь своего жеребца да и свою
собственную.  €  с  одинаковым  успехом:  словно  лишь его присутствие могло
заставить  этот  дом принЯть и сохранЯть человеческую жизнь; словно дома и в
самом   деле   обладают   чувствами,  личностью  и  характером,  не  столько
приобретенными  от людей, которые в них дышали или дышат, сколько изначально
присущими  дереву  и  кирпичу или сообщенными этому дереву и кирпичу тем или
теми,   кто   их   задумал  и  построил;  этот  дом,  бесспорно,  тЯготел  к
заброшенности  и пустоте, упорно сопротивлЯЯсь любым обитателЯм, если только
их  не  поощрЯл  и не поддерживал кто-то жестокий и сильный. ќллен, конечно,
немного похудела -- но лишь так, как распадаетсЯ бабочка, вступившаЯ в стадию
распада:  площадь туловища и крыльев и в самом деле еле заметно уменьшаетсЯ,
пЯтнистый  узор  чуть-чуть сжимаетсЯ, не образуЯ при этом, однако, ни единой
морщинки, -- все то же гладкое, почти девичье лицо на подушке (правда, теперь
мисс  ђоза обнаружила, что ќллен, очевидно, уже многие годы красила волосы),
те  же,  почти  такие  же  пухлые  (правда,  теперь  уже без колец) ручки на
покрывале;   и   только   растерЯнность   в   темных   непонимающих   глазах
свидетельствовала,  что  в  ней еще теплитсЯ остаток жизни, необходимый лишь
длЯ   того,   чтобы   в   предчувствии   приближающейсЯ   смерти   попросить
семнадцатилетнюю сестру защитить ее оставшеесЯ дитЯ. (ѓенри все еще пребывал
в  нетЯх,  он добровольно отказалсЯ от права первородства и еще не вернулсЯ,
чтобы сыграть последнюю, роковую роль в судьбе своей семьи -- и эта чаша, как
сказал  твой  дед, тоже миновала ќллен; не то чтобы это нанесло ей последний
сокрушительный  удар,  нет,  скорее  это  осталось бы без последствий -- ведь
цеплЯющаЯсЯ  за стену бабочка, даже еще и живаЯ, уже не смогла бы ощутить ни
потрЯсений,  ни  ветра.)  Џоэтому  длЯ  мисс  ђозы  было  вполне естественно
перебратьсЯ  к  „жудит; столь же естественно длЯ нее, как и длЯ любой другой
женщины,   южанки  из  хорошей  семьи.  …й  вовсе  не  требовалось  никакого
приглашениЯ: никому бы и в голову не пришло, что она станет его ожидать. €бо
такова  благороднаЯ  дама с ћга. Њало того, что она без гроша за душой и без
каких-либо видов на будущее, и притом знаЯ, что это знают все, кто знает ее,
с  зонтиком,  с  собственным ночным горшком и с тремЯ сундуками вторгаетсЯ к
тебе  в  дом,  в ту комнату, где твоЯ жена стелит простыни с вышивкой ручной
работы,  и  начинает  командовать  всеми чернокожими слугами, которым, как и
белым, доподлинно известно, что у нее никогда не будет денег на чаевые; мало
того что она идет прЯмо на кухню, отстранЯет кухарку и приправлЯет твой обед
по  своему вкусу; дело даже не в этом; оказываетсЯ, длЯ поддержаниЯ жизни ей
этого  недостаточно;  оказываетсЯ,  она, как вампир, и впрЯмь питаетсЯ живою
кровью -- нельзЯ сказать, чтобы ненасытно и, уж конечно, без особой алчности,
а  просто  с  безмЯтежной и царственною праздностью цветка она добывает себе
пропитание  из  старой  крови -- ведь она течет и в ее жилах, -- из той крови,
что  пересекла  неведомые морЯ и континенты и вступила в бой с затаившимсЯ