“ильЯм ”олкнер. ‘тарики

Ћцените этот текст:
“ильЯм ”олкнер. ‘тарики

Џеревод Ћ. ‘ороки

--------------------------------------------------------------------------
“ильЯм ”олкнер. ‘обрание сочинений в 9 томах. Њ:’ерра,2001, том 6.
ќлектроннаЯ версиЯ: ‚.…саулов, апрель 2004 г.
--------------------------------------------------------------------------

‘перва не было ничего. ‹ишь мелкий, упорный, холодный дождь да
непреходЯщаЯ тусклость запоздалого ноЯбрьского утра, и где-то в ней - голоса
подваливающей, близЯщейсЯ к лазу гончей стаи. ‡атем ‘эм ”азерс, стоЯ чуть
позади (вот так же стоЯл ‘эм, когда мальчик уложил первого своего болотного
кролика из первого своего ружьЯ, чуть ли не впервые зарЯженного), тронул его
за плечо, и мальчик стал дрожать, но не от холода. € рогач возник. ‚озник
ниоткуда и сразу -не призраком, а как бы сгустком света, собрав его весь на
себЯ и не просто двигаЯсь в свету, но источаЯ свет, - возник, и, как всегда
олени, уже заметил охотников за долю секунды пред тем, и уже ускользал в
косом парЯщем прыжке, несЯ над собою рога, похожие на креслице-качалку даже
в этом рассветном брезгу.
- ‘трелЯй, - сказал ‘эм. - Ќе мешкаЯ и не с рыву. ‚ыстрел выпал из
памЯти мальчика. Ћн проживет восемь десЯтков лет, как прожили отец его,
дЯдЯ, дед, но так и не припомнитсЯ ему тот звук, не ощутитсЯ тот толчок
отдачи. € куда девалось из рук ружье, не вспомнит.
Ћн побежал. ‚стал над оленем, живее живого лежащим на мокрой земле все
в том же устремлении прыжка, - встал, дрожа, сотрЯсаЯсь, и снова ‘эм ”азерс
был рЯдом и протЯгивал свой нож.
- ‘переди не подходи, - сказал ‘эм, - а то измолотит копытами, если не
наповал убитый. Џодойди сзади и ухвати сначала за рога, чтоб в случае чего
прижать к земле и успеть отскочить; а другой рукой - за ноздри.
Њальчик повиновалсЯ - оттЯнул оленю голову, полоснул по тугому горлу, и
‘эм нагнулсЯ, окунул обе руки в горЯчую дымЯщуюсЯ кровь, дважды широко
провел ими по лицу мальчика. ‚ сизых и влажных лесах прозвучал ‘эмов рог, и
еще, и еще раз; бурлЯщей волной нахлынули гончие, Ѓун •огганбек и ’еннин
„жим {1} отгонЯли их арапниками прочь, каждой дав отведать крови. Џотом
подскакали и настоЯщие, не в пример Ѓуну, охотники - “олтер ћэлл, чьЯ
винтовка не знает промаха, майор де ‘пейн {2}, старый генерал Љомпсон {3} и
Њаккаслин ќдмондс (он доводилсЯ отцу Ђйка внучатым племЯнником, был старше
Ђйка на шестнадцать лет, братьев и сестер оба не имели, а отцу Ђйка кончалсЯ
уже седьмой десЯток, когда родилсЯ Ђйк, и потому Њаккаслин был мальчику не
просто родич, а вместо брата и отца). ‘эм и Ђйк стоЯли под взглЯдами
подъехавших - семидесЯтилетний негр с лицом и осанкой индейского вождЯ, отца
своего, и белый мальчик двенадцати лет с кровЯными полосами на лбу и щеках,
от которого теперь требовалось лишь стоЯть смирно и не выказывать дрожи.
- Ќу как, ‘эм? Ќе подкачал он? - спросил Њаккаслин.
- Ќе подкачал, - ответил ‘эм.
Ћни стоЯли - белый мальчик, навсегда отмеченный, и смуглокожий потомок
диких царей индейских и негритЯнских, старик, чьи окунутые в кровь руки лишь
довершили, оформили посвЯщение мальчика в то, чему еще прежде он,
подготовленный ‘эмом, отдал себЯ смиренно и радостно, с гордостью и
самоотречением; руки, прикосновение их, перваЯ достойнаЯ охотника кровь,
которую Ђйк наконец был допущен пролить, - все это навсегда свЯзало мальчика
с ‘эмом, и пусть лЯжет в землю ‘эм, как ложатсЯ вожди и цари, и минет Ђйку
семьдесЯт и восемьдесЯт, а все жива будет в нем памЯть о наставнике. ’ак
стоЯли они - мальчик, ребенок еще, который проживет свою жизнь в тех же
местах, что дед его, и неприхотливей деда, и тоже оставит по себе
наследников, - и старик, чьи деды владели этой землей задолго до прихода
белых, а теперь исчезли с ее лика со всем своим родом и племенем, и только в
этом человеке иной расы и бывшем невольнике течет еще их кровь и дотеЉаст до
конца своего чуждого и безвозвратного пути, - пути тщетного, ибо детей у
‘эма ”азерса нет.
Ћтец его был €ккемотуббе, переименовавший себЯ в „ума {4}. ‘эм
рассказывал мальчику, как €ккемотуббе, сын сестры старого €ссетибехи, вождЯ
племени чикасо {5}, юношей покинул дом, уехал в Ќовый Ћрлеан и через семь
лет вернулсЯ с дружком-французом (таким же, должно быть, непокорным
отпрыском боковой ветви рода), который титуловал себЯ шевалье ‘ёр-Ѓлонд де
‚итри, а своего индейского побратима - уже заранее - ‚и Ќотте, то есть
вождем. ђассказывал, как „уум вернулсЯ домой в золотогалунном кафтане и
треуголке и привез на четверть белую рабыню, беременную ‘эмом, корзину щенЯт
месЯчного возраста и золотую табакерку со светлым порошком вроде сахарной
пудры. Љак на пристани, на Ѓольшой ђеке, „уума встретили трое-четверо
товарищей его удалой юности и как, поблескиваЯ в дымном свете факела золотым
шитьем треуголки и кафтана, „уум присел на корточки в береговой грЯзи,
извлек из корзины щеночка, дал подержать, сыпнул щенку на Язычок щепоть
пудры, и щенок издох - державший не успел и отбросить его от себЯ. Љак „уум
прибыл в родное селение, где вождем был уже сын покойного €ссетибехи, тучный
Њокетуббе, и как наутро внезапно умер восьмилетний сын вождЯ, а днем, в
присутствии Њокетуббе и при всем Ќароде (‘эм называл свое племЯ Ќародом)
„уум сыпнул пудры еще одному щенку, и Њокетуббе сложил с себЯ власть, и „уум
и впрЯмь стал - по слову француза - вождем. € как назавтра, во времЯ
торжеств, „уум повелел отдать рабыню в жены одному из негров племени, во
владение которыми вступил только что (отсюда и индейское имЯ ‘эма: Ћ „вух
Ћтцах); а через два года „уум продал соседнему плантатору Љарозерсу
Њаккаслину и негра, и женщину, и ребенка - своего собственного сына.
’о было семьдесЯт лет назад. Ђ когда Ђйк увидал его впервые, ‘эм был
уже шестидесЯтилетний старик, невысокий, коренастый, малоподвижный и
сыроватый на вид, но лишь на вид, и даже теперь, в семьдесЯт, ни единой
белой нити в жестких, как грива конЯ, волосах, и по лицу не догадаешьсЯ о
возрасте, пока не улыбнетсЯ, а о негритЯнской крови говорит легкаЯ
тускловатость волос и ногтей да еще глаза - не форма и не цвет их, а
выражение, уловимое иногда только в часы покоЯ и потому-то и приметное;
Њаккаслин толковал мальчику это выражение не как печать извечного и
привычного рабства, а как сознание и тавро неволи, в которой очутились
предки с материнской стороны.
- ‚от, скажем, старый лев или медведь, - говорил Њаккаслин, - что в
клетке родилсЯ и провел всю жизнь и не знает, кроме клетки, ничего... €
вдруг ему пахнуло чем-то в ноздри. ‚етерок повеЯл и донес. ‚сего на минуту
повеЯло горЯчими песками или зарослЯми, которых он не видел никогда, а и
увидал бы, так, может, все равно не признал бы и, может даже, понЯл бы, что,
выпусти его туда сейчас, не выжил бы уже. € не песков тех ощутил он запах, а
запах клетки, до той поры неслышный. Ќа минуту дохнуло песками или чащобой -
и запахло клеткой, только клеткой. € отсюда это выражение в глазах.
- ’ак отпусти его! - воскликнул мальчик. - Ћтпусти!
- •а. •а, - сказал Њаккаслин, и в этих «ха» не было смеха. - Љлетка его
не Њаккаслинами делана. ‘эм от начала свободный и дикий. ‘ рождениЯ в крови
у него - ив отцовской и в материнской, кроме той одной восьмой, - инстинкты,
вытравленные из нашей одомашненной крови так давно, что мы их не просто
забыли: нам приходитсЯ жить скопом длЯ защиты от собственных истоков. Ђ ведь
он родной сын воина, притом вождЯ. € вот он подрос, разбиратьсЯ стал и вдруг
однажды понЯл, что предан, что кровь вождей и воинов предана. Ќе отцом его,
- тут же добавил Њаккаслин. - Ћн, возможно, не держит зла на старого „уума,
что тот продал его с матерью в рабство; возможно, он всегда считал, что
ущерб нанесен еще раньше, и ему и „ууму, - нанесен крови воинов, текущей в
них обоих. € не смешением с негритЯнской кровью, и мать тут ни при чем - и
все ж при чем, ибо от нее унаследовал ‘эм, помимо крови рабов, еще и толику
крови белых поработителей, и в нем самом схватились враги, и он стал полем
битвы и разгрома и памЯтником собственного поражениЯ. Ќе нами его клетка
делана, - повторил Њаккаслин. - Ќу-ка, было такое хоть раз, чтоб ему велели
или там не велели, пусть даже сам отец твой или дЯдЯ Ѓадди, и чтоб ‘эм ухом
бы повел?
€ верно. Џервое воспоминание о нем у мальчика: ‘эм сидит на пороге
кузницы, где его дело наваривать лемеха и чинить плуги, где он и плотничает
тоже, пока не потЯнуло в лес. Ќо и в свободное от леса времЯ – пусть кузница
завалена срочной работой - ‘эм иногда полднЯ, а то и целый день сидит,
бывало, на пороге, и никто не укажет ему: «—тоб к вечеру было готово», не
спросит: «Ђ вчера почему не доделал?» - ни отец с дЯдей, ни сам Њаккаслин,
ставший после них фактическим хозЯином плантации, хоть еще не владельцем. Ђ
раз в год, поздней осенью, в ноЯбре, фургон (на кузов набиты дуги каркаса,
натЯнут брезентовый верх) нагружали припасами - ветчиной и колбасами из
коптильни, мукой, кофе и патокой из лавки; целую говЯжью тушу накануне
заготавливали - на потребу собакам до лагерной свежины. Џоднимали в кузов
собачью клетку, грузили постели, ружьЯ, охотничьи рога, фонари, топоры;
одетые по-лесному Њаккаслин и ‘эм ”азерс садились на козлы, ’еннин „жим
взмащивалсЯ на клетку с собаками, и они уезжали в „жефферсон, чтобы оттуда
вместе с де ‘пейном, Љомпсоном, Ѓуном •огганбеком и ћэллом отправитьсЯ на
две недели в пойму реки ’эллахетчи - в Ѓольшую Ќизину, обиталище оленей и
медведей. Ђ мальчик смотрел на сборы. Џотом не выдерживал, уходил почти
бегом за угол, чтоб не видеть, как догружают фургон, и чтоб охотники его не
видели, но не плакал, весь сжималсЯ, лишь дрожал и шептал там себе в
утешение: «“же осталось мало. “же скоро. ’олько три года (только два, только
год) - и мне будет десЯть. Љас сказал, тогда менЯ возьмут».
„а, если и делалась работа, то работа белого человека. €ной ‘эм не
признавал. Ћн не был издольщиком, как другие бывшие рабы Љарозерса, и не
батрачил, как молодые и пришлые, - Ђйк так и не узнал, как и когда
установилось это между ‘эмом и старым Љарозерсом или его
сыновьЯми-близнецами. €бо хотЯ ‘эм и жил в хибаре среди негритЯнских хибар,
и общалсЯ с неграми (впрочем, с тех пор, как Ђйк подрос и его стали пускать
одного в кузницу, а потом еще подрос немного и смог уже поднЯть ружье, ‘эм
мало с кем, кроме Ђйка, общалсЯ), и одеждой и говором был как они, и вместе
с ними ходил иногда в негритЯнскую церковь, - но все же он был сын
индейского вождЯ, и негры это знали. €, думалось мальчику, не одни только
негры. Џусть у Ѓуна •огганбека бабушка тоже была из племени чикасо, и пусть
остальнаЯ кровь у Ѓуна белаЯ, но то не кровь вождей. € стоило увидеть Ѓуна
рЯдом с ‘эмом, как разница между ними бросалась в глаза (по крайней мере,
мальчику), и даже сам Ѓун чувствовал разницу, - Ѓун, которому и в мысль не
пришло бы, что кто-то может быть родовитей его; умнее - пожалуй, или богаче
(везучее, как выражалсЯ Ѓун), но не родовитее. Ѓун был слепо, по-собачьи
верен де ‘пейну и Њаккаслину, поровну делЯ свою преданность между ними,
единственными его хлебодателЯми, и принимаЯ хлеб насущный тоже
беспристрастно, поровну от того и другого; он был вынослив, не мелкодушен и
храбрости имел довольно, но рассудительности чуть, и был донельзЯ падок на
спиртное и прочие сласти житейские. Њальчик видел, что именно негр ‘эм ведет
себЯ по отношению к Њаккаслину, де ‘пейну и к белым вообще с достоинством,
степенно, без тени холопства и не напускаЯ на себЯ того весельЯ, которым,
как стеной, наглухо и моментально отгораживаютсЯ от белых негры; видел, что
‘эм держит себЯ с Њаккаслином не просто как равный с равным, но как старший
по возрасту с младшим.
‘эм обучал мальчика лесу, охоте, учил, когда стрелЯть и когда не
стрелЯть, когда брать зверЯ и когда щадить и, наконец, что делать с ним,
добытым. € рассказывал о былом - присев ли рЯдом с Ђйком на бугре под густо
и Яро горЯщими летними звездами, когда гон на времЯ уведен лисицей со слуха,
греЯсь ли у костра в ноЯбрьском или декабрьском лесу, пока собаки добирают
енота в овражке, или на корточках, без огнЯ дожидаЯсь зари в густой росе и
тьме апрелЯ под деревом, где устроили ночлег дикие индейки. ‘ам расспросов
не любил, и мальчик не расспрашивал. Ћн просто ждал, навострив уши, и ‘эм
начинал рассказ о прежних днЯх и о Ќароде, из которого был взЯт ребенком
(‘эм и отцова лица не помнил) и которого материнскаЯ раса ему не смогла
заменить.
ђассказ за рассказом, и постепенно далекие времена и давно умершие
индейцы переставали быть прошлым длЯ Ђйка и вплетались в его настоЯщее, как
будто было то лишь вчера и не кончилось и до сего днЯ и люди те еще дышат и
движутсЯ и непризрачную тень отбрасывают на не покинутую ими землю; больше
того - как будто часть рассказанного случитсЯ только завтра, в грЯдущем. €
Ђйку начинало казатьсЯ, что даже его самого еще на свете нет и нет еще в
здешних краЯх ни белых, ни порабощенных ими негров, которых они привезли с
собою. Њальчику казалось, что хотЯ места, где охотЯтсЯ они с ‘эмом,
принадлежали еще деду, потом отцу с дЯдей, теперь Љасу, а позднее вступит
ими во владение сам Ђйк, но власть Њаккаслинов над этой землей так же
эфемерна, малозначаща, как закрепившаЯ ее давнЯЯ и уже выцветшаЯ запись в
джефферсонском архиве, и что он, Ђйк, здесь всего-навсего гость, а хозЯин
говорит устами ‘эма.
…ще не так давно их было двое - ‘эм и другой старик, чистокровный
чикасо, чье одиночество было еще беспросветнее. Ћн называл себЯ „жобейкер
(то есть „жо Ѓейкер, произносЯ это как одно слово). €сторию его никто не
знал. Ћн жил отшельником в грЯзной лачужке у речной развилины, в пЯти милЯх
от плантации, да и к другим гнилым местам не ближе. „жобейкер промышлЯл
охотой и рыбной ловлей на продажу, ни с белыми, ни с черными не зналсЯ,
негры его обходили сторонкой, и к лачуге никто не решалсЯ приблизитьсЯ,
кроме ‘эма. Џримерно раз в месЯц мальчик заставал их обоих в кузнице -
присев на глинЯном полу, старики беседовали на смеси негритЯнского жаргона с
говором холмов и вкраплЯли в английскую речь древние индейские фразы,
которые Ђйк, тоже садившийсЯ на корточки и слушавший, со временем начал уже
понимать. ’ри года назад „жобейкер умер. ’о есть он перестал показыватьсЯ на
люди. Ђ как-то утром хватились и ‘эма - ушел, не сказавшись даже Ђйку, и
пропадал, пока однажды ночью негры, охотЯсь у речки в низине, не увидели
взметнувшеесЯ внезапно пламЯ. Ћни побежали на пожар. ѓорела лачуга
„жобейкера, но из темноты за лачугой по ним дали выстрел и не подпустили.
ќто стрелЯл ‘эм; могилу „жобейкера не нашли ни тогда, ни после.
Ќа следующее утро, во времЯ завтрака, мальчик увидел, как ‘эм прошел
под окном, и вспомнил, что ни разу за все эти годы ‘эм ближе кузницы к дому
не подходил. Њальчик положил ложку, и, сидЯ за столом, Њаккаслин и он
услышали голоса в посудной. ‡атем дверь открылась, и вошел ‘эм со шлЯпой в
руке, но без стука (хотЯ стучать полагалось всем, кроме прислуги), отшагнул,
чтоб затворить, и встал у двери - одеждой негр, лицом индеец, - глЯдЯ на
стену поверх их голов или еще куда-то дальше.
- џ хочу уйти, - сказал он. - “йти жить в Ѓольшую Ќизину.
- ѓде ж там жить? - спросил Њаккаслин.
‚ лагере де ‘пейна, куда вы все ездите охотитьсЯ, - сказал ‘эм. - Њогу
присматривать в межсезонье. ‚ыстрою себе в лесу хибару, если там в доме
нельзЯ.
- Ђ как же Ђйк? - спросил Њаккаслин. - ѓде такаЯ сила, чтоб его от тебЯ
оторвала? €ли возьмешь его тоже?
Ќо ‘эм по-прежнему не глЯдел ни на Њаккаслина, ни на Ђйка, стоЯл у
двери с лицом, которое не скажет ничего, не выдаст даже возраста, пока не
улыбнетсЯ.
- “йти хочу, - сказал он. - Ћтпусти менЯ.
- —то ж, - сказал Њаккаслин спокойно. - €зволь. џ договорюсь с де
‘пейном. Љогда думаешь перебиратьсЯ?
- Ќынче ухожу, - сказал ‘эм и вышел.
Ќа том и кончили. Њальчику шел уже десЯтый; он нимало не удивилсЯ, что
Њаккаслин не стал возражать ‘эму: с ‘эмом не спорЯт. ’еперь, на десЯтом году
жизни, он способен был понЯть и то, как может ‘эм с легким сердцем уйти от
него и от их лесных дней и ночей. ‚едь оба они знают, что эта разлука лишь
временнаЯ и даже необходимаЯ Ђйку, чтобы созреть длЯ навсегда избранного
дела, к которому ‘эм его готовит с первых лет. Љак-то вечером они
переговаривались на лазу прошлым летом - ждали, пока собаки пройдут круг
долиной и выставЯт на них лисицу; и теперь мальчик осознал, что тот разговор
под высокими, Яркими звездами августа заключал в себе предсказание,
предупреждение о случившемсЯ сегоднЯ.
- џ уже научил тебЯ охоте в здешних обжитых местах, - говорил тогда
‘эм. - ’ы теперь ее знаешь не хуже менЯ. ’ы уже готов длЯ Ѓольшой Ќизины.
„лЯ настоЯщей охоты - на медведЯ и оленЯ. —ерез год тебе исполнитсЯ десЯть.
‚озраст твой напишетсЯ в два знака, и придет пора зрелости. ’вой папа (с тех
пор как Ђйк осиротел, ‘эм называл так Њаккаслина, ставЯ их с Ђйком не в
отношениЯ опеЉасмого к опекуну, главе рода, а в отношениЯ сына к родителю)
обещал, что тогда и ты поедешь с нами.
- …сли правду говорЯт, что „жобейкер умер, и если у ‘эма никого, кроме
нас, не осталось близких, то почему ж он уходит в Ѓольшую Ќизину сейчас? -
спросил
Ђйк. - ‚едь мы поедем туда только через полгода.
- Њожет, именно потому, - ответил Њаккаслин. - Ћн, может, хочет
отдохнуть там от тебЯ.
Ќо это Љас острит. ‚зрослые часто говорЯт длЯ красного словца, всерьез
не принимаемого, как не принЯл Ђйк всерьез слов ‘эма, что тот поселитсЯ в
Ѓольшой Ќизине навсегда. Ќу, проживет там полгода - не возвращатьсЯ же ему
через неделю, раз ушел... Џритом, по словам самого ‘эма, малой охоте Ђйк уже
обучен полностью. ’ак что все будет хорошо. ‚от придет лето, потом те Яркие
дни после первых зазимков, ударЯт холода - и уже Ђйк сЯдет на козлы с
Њаккаслином, и настанет миг, и он добудет крови - настоЯщей, котораЯ сделает
его зрелым охотником, и вернетсЯ домой вместе с ‘эмом, и уже не ребЯчьей
охотой на опоссумов и кроликов займетсЯ, а сЯдет у зимнего очага рЯдом с
охотниками и поведет достойный разговор о прошлых и будущих подлинных
охотах.
€ ‘эм ушел. Џешком, взвалив нехитрые пожитки на спину. Њаккаслин
предлагал фургон, верхового мула. Ќо ‘эм отказалсЯ. Ќикто не видел, как он
уходил. Џросто в одно утро хибара, и прежде скуднаЯ утварью, опустела
окончательно, и стало совсем тихо в кузнице, где и раньше не слишком кипела
работа.
Ќаступил наконец ноЯбрь, и Њаккаслин с ’енниным „жимом собрались на
охоту, а с ними и мальчик. Њайор де ‘пейн, генерал Љомпсон, ћэлл, Ѓун и
старый дЯдюшка ќш, повар, присоединились к ним в „жефферсоне с шарабаном и
еще одним фургоном, и Њаккаслин с Ђйком пересели в шарабан к майору и
Љомпсону.
‚ лагере их встретил ‘эм. …сли он и обрадовалсЯ им, то ничем не выдал
своей радости. € если опечалилсЯ, когда через две недели они уехали домой,
то и печали не выдал. € мальчик один, без ‘эма, вернулсЯ в знакомые, жилые
места, на одиннадцать месЯцев возвратилсЯ к кроликам и прочей детской дичи,
- но даже из первой своей короткой побывки вывез он неизгладимый из памЯти
образ большого леса, не то чтобы беспощадно враждебного и грозного, но
многозначаще-хмурого, одушевленного, громадного, в чьих недрах Ђйк бродил и
хоть осталсЯ почему-то безнаказан, но ощутил, какой он крохотный здесь и
(пока не добыл с честью крови, достойной охотника) чужой.
€ снова ноЯбрь и лагерь. Љаждое утро ‘эм брал Ђйка на номер.
ђазумеетсЯ, место мальчику отвели из недобычливых, ему ведь только десЯть
(одиннадцать, двенадцать), и он еще и живого оленЯ не видел. Ќо все ж они
вставали с ‘эмом на лазу - ‘эм чуть позади и без ружьЯ, как в тот день,
когда восьмилетний Ђйк убил первого кролика в бег. Ћни ждали в ноЯбрьских
рассветах, и вот к ним доносилсЯ лай собак. ѓон близилсЯ и проходил иногда
совсем рЯдом, звучный и невидимый; раз неподалеку грохотнул дуплет - стрелЯл
Ѓун, способный попасть из своего древнего дробовика разве что в сидЯчую
белку; дважды довелось им слышать негулкий хлопЋк винтовки ћэлла, еще до
рога оповещавший охотников, что зверь взЯт.
- Ђ Я и разочка не выстрелю, - горевал мальчик. - € никогда не добуду
оленЯ.
- ‚ыстрелишь. „обудешь, - отвечал ‘эм. - Џотерпи. ’ы будешь охотником.
ЌастоЯщим.
‘эм не возвращалсЯ на плантацию, оставалсЯ в лесу. Ћн провожал их до
придорожной фермы, где ждал шарабан, но не дальше. Ћхотники ехали верхом, а
дЯдюшка ќш, „жим, Ђйк и ‘эм - следом в фургоне, где лежало лагерное
снарЯжение и трофеи: туши, головы, ветвистые рога. ’ропа вилась среди
могучих дубов, стираксов, болотных кипарисов, от века не знавших иного
топора, кроме охотничьего, меж двумЯ сплошными стенами тростника и
кустарника. Ђ за этими уходЯщими назад и остающимисЯ обок стенами вставала
пуща, что навсегда отпечатлелась в мальчике уже за первый двухнедельный
срок. ‘клонЯЯсь, нависаЯ над тропою, она как бы слегка прислушивалась и
присматривалась к людЯм, не столь уж враждебнаЯ (ибо слишком мелки ей они
все, даже “олтер, майор де ‘пейн, старый генерал Љомпсон, немало взЯвшие
оленей и медведей, - слишком краток и безвреден их наезд), а просто хмураЯ,
дремучаЯ, огромнаЯ, почти безучастнаЯ.
‹ес кончалсЯ внезапно. ‚ нем будто калитка приотворЯлась, и они
выезжали к сараЯм, дому, заборам; на обе стороны стлались отторгнутые у леса
хлопковые и кукурузные полЯ со скелетами стеблей, нагими и недвижными под
серым дождем, а за спиною в тускнеющем свете маЯчила пуща непроницаемой
серой стеной, в которой не найти уж было той калитки. “ шарабана охотники
спешивались - Њаккаслин, майор де ‘пейн, генерал Љомпсон, “олтер, Ѓун. Ђ ‘эм
слезал с козел, садилсЯ в седло и уезжал назад, ведЯ остальных лошадей в
поводу. Њальчик смотрел, как он становитсЯ все меньше и меньше на фоне
громадного, немого леса. €, ни разу не оглЯнувшись, ‘эм скрывалсЯ с глаз,
вновь уходил в свое бобылье - так казалось Ђйку (и Њаккаслину тоже, считал
Ђйк) - одиночество и уединение.

€ миг настал. Ћн выстрелил. ‘эм ”азерс помазал ему лицо горЯчей
пролитой им кровью, и он из ребенка стал охотником, мужчиной. Ѓыло то в
последний день охоты. Џосле обеда они снЯлись и поехали по домам: Њаккаслин,
де ‘пейн, Љомпсон, Ѓун - верхом, а “олтер, негры и мальчик с ‘эмом - в
фургоне, где лежали добытые Ђйком шкура и рога. Њогли там быть (и были) и
другие трофеи. Ќо они длЯ Ђйка не существовали, длЯ него еще длилось утро,
они с ‘эмом по-прежнему были вдвоем и одни. ”ургон трЯссЯ, петлЯл меж
медленно сменЯвшихсЯ и неизменных стен, из-за и поверх которых глЯдела на
мальчика глушь, теперь не чужаЯ, и никогда уже она не взглЯнет на него
врагом, потому что тот миг бессмертен - навсегда поднЯлись, дрожа, и
застыли, нацелЯсь, гремучие стволы, и рогач летит в прыжке, навек нетленный.
Ђйка встрЯхивает, подбрасывает на сиденье. ђогач, миг выстрела, окунутые в
кровь, навеки посвЯщающие руки - отныне это соединило его с лесом, и лес
признал его своим - сказал же ‘эм, что он не подкачал... ‚друг ‘эм натЯнул
вожжи, остановил мулов, и шум в зарослЯх стал слышен всем - звук характерный
и незабываемый, с каким уходит поднЯтый олень.
‡а поворотом впереди раздалсЯ голос Ѓуна. “олтер и Ђйк потЯнулись к
ружьЯм, и, хлеща мула своей шлЯпой, к сидЯщим в фургоне подскакал галопом
Ѓун, диколицый, изумленный. €з-за поворота показались, шпорЯ мулов,
остальные всадники.
- „авай собак! - кричал Ѓун. - ‘обак набрасывай! ‚ четырнадцать
отростков рожищи! —уть не на тропе лежал вон в тех азиминовых зарослЯх!
‡нать бы, так Я б его ножом на месте!
- ’о-то он не мешкаЯ унессЯ, - сказал “олтер. - “видел, что ты без
своего дробовика.
“олтер уже спрыгнул с винтовкой из фургона, а за ним и мальчик.
Џодскакали остальные. ‘верзившись с мула, Ѓун свирепо рылсЯ в кузове,
кричал:
- „авай собак! ‘обак давай же!
€ мальчику тоже казалось, вечность пройдет, пока они примут решение -
старики, чьЯ кровь остужена годами, медлительна, совсем уже не та, что
горЯчо и быстро течет в нем, в Ѓуне и в “олтере.
- Љак думаешь, ‘эм? - спросил майор. - ‡авернут его собаки?
- ‘обак не надо, - ответил ‘эм. - …сли он не будет слышать за собой
собак, то сделает круг и к закату вернетсЯ на лежку.
- ‹адно, - сказал майор де ‘пейн. - Ѓерите мулов, ребЯта. Њы будем
ждать вас на опушке.
„е ‘пейн с Љомпсоном и Њаккаслином сели в фургон, а Ѓун, “олтер, ‘эм и
мальчик поднЯлись в седла и поехали с тропы в глубь леса. Ћколо часа вел их
‘эм сквозь серый и размытый день, что почти не посветлел с рассвета и так же
неприметно перейдет в ночь. Џотом ‘эм остановилсЯ.
- Ћтсюда мы пешком, - сказал ‘эм. - …му возвращатьсЯ против ветра, нас
выдаст запах мулов.
€х привЯзали в чаще. € пошли без тропы в тусклом свете днЯ - ‘эм
впереди, вплотную к нему мальчик и “олтер с Ѓуном поотстав. Ќо Ђйку
казалось, ему наступают на пЯтки. „важды ‘эм, на ходу повернув слегка
голову, говорил ему через плечо:
- ‚ремени много. Ќам еще ждать его придетсЯ.
€ Ђйк укорачивал шаг. ‘илилсЯ утишить бешеный бег времени, все дальше и
все невозвратимее (казалось ему) уносЯщий так и не перевиденного им оленЯ,
хотЯ Ђйк знал, что зверь прошел не торопЯсь свои полкруга без собак и
теперь, по расчету ‘эма, заворачивает уже на охотников. Ћни продолжали идти;
час ли прошел, два или двадцать минут, мальчик не смог бы сказать. ‚ышли на
невысокий гребень. Ђйк здесь не бывал ни разу, но чувствовалось, что они
теперь на гребне: подлесок поредел, как всегда на возвышении, а дальше
начиналсЯ неуловимый глазом спуск к вставшим стеной тростникам.
- Џришли, - сказал ‘эм, останавливаЯсь. Ћн повернулсЯ к “олтеру и Ѓуну.
- €дите вдоль гребнЯ, выйдете к другим двум лазам. ‚ы увидите следы. Ћн
пройдет одним из этих трех лазов.
“олтер оглЯделсЯ вокруг.
- џ это место знаю, - сказал он. - Ѓыл здесь в прошлый понедельник. €
даже видел оленЯ этого. ’еленок годовалый твой олень всего-то.
- ’еленок? - переспросил Ѓун, переводЯ дыхание. ‹ицо у него было все
еще диковато-возбужденное. - …сли он теленок, так Я, значит, совсем
приготовишка.
- Ќу, тогда это и вовсе заЯц был, - сказал “олтер. - ’ы ведь, помнитсЯ,
бросил школу за два года до первого класса.
Ѓун зло уставилсЯ на “олтера:
- …сли тебе расхотелось стрелЯть, не мешай другим. Џосиди в сторонке.
‘ами возьмем, будь Я...
- ‘тоЯть и спорить - так мы его не возьмем, - спокойно заметил ‘эм.
- ‘эм прав, - сказал “олтер, снова наклонЯЯ свою старую винтовку
истерто-серебристым стволом к земле - готовЯсь к ходьбе. - Ѓольше дела и
немного меньше шума. ђадиус слышимости •огганбека все тот же - пЯть миль,
причем против ветра. Ђ мы же теперь по ветру идем.
Ћни ушли. ѓолос Ѓуна еще доносилсЯ сперва, потом замер. €, как утром,
мальчик с ‘эмом остались одни. Ћни стоЯли, укрытые в поросли под величавым
дубом, и снова был лишь реющий, пустынный сумрак да зЯбкий бор-моток дождЯ,
моросЯщего весь день без перерыва. ‡атем, точно дождавшись, когда все
встанут по местам, глушь шевельнулась, задышала. Ћна как будто наклонилась к
ним - к ‘эму и мальчику, к “олтеру, к Ѓуну, что затаились каждый на своем
лазу, - нависла исполинским, беспристрастным, пристальным и всеведущим
судьею состЯзаниЯ. Ђ где-то в глубине ее шел олень, не всполохнутый погоней,
шел не трусЯ, а лишь настороже, как и положено участнику охоты, и, быть
может, повернул уже на них, и совсем уже рЯдом, и тоже ощущает на себе
взглЯд предвечного арбитра. € Ђйку люб олень - не зрЯ сегоднЯ утром он,
двенадцатилетний, в одно мгновение и навсегда перестал быть ребенком. Ђ
может, не только ребенку, а и горожанину не понЯть даже взрослому, и
единственно тот, кто вырос на воле, поймет, как можно любить жизнь, которую
готовишьсЯ своей рукой оборвать. Њальчик снова стал дрожать.
- •орошо, что началось теперь, - произнес он одними губами, не
оборачиваЯсь к ‘эму. - ‡начит, кончитсЯ раньше, и ружье не будет плЯсать...
- ’ише, - сказал ‘эм, тоже не поворачиваЯ головы.
- ђазве он уже так близко? - прошептал мальчик. - ’ы дума...
- ’ш-ш, - сказал ‘эм.
Њальчик замолчал. „рожь все не прекращалась. Ђйк и не пробовал ее
унЯть, потому что знал: она пройдет, когда руке понадобитсЯ твердость. ‚едь
‘эм ”азерс уже посвЯтил его в охотники и тем самым отрешил от слабости, и от
сожалений освободил тоже - не от состраданиЯ и любви ко всему, что живет и
стремительно движетсЯ и вмиг падает, подкошенное средь всей своей красы и
быстроты, - но от слабости и сожалений. Ћни не двигались, дыша спокойно,
мерно, глубоко. ‘олнца не было, и близилсЯ закат, но ровно-тусклый свет
сгустилсЯ вдруг, усилилсЯ, и тут же мальчик понЯл, что это в нем самом
дыхание, сердце, кровь - все разом приготовилось к оленю, как если бы ‘эм
”азерс не простой охотничьей метой пометил его утром, а привил некое
качество, чутье, которое унаследовал от своего вымершего и забытого народа.
Њальчик затаил дыхание, лишь сердце билось и стучала кровь, и среди тишины
лес тоже перестал дышать, нависаЯ огромно, беспристрастно и ждуще. „рожь
кончилась, как и предвидел Ђйк, и он взвел оба тЯжелых курка.
—то-то ушло. Њиновало. ѓлушь по-прежнему стоЯла не дыша, но уже не
следила за Ђйком, отворотилась от него, перевела взглЯд куда-то выше по
гребню, и Ђйк ощутил почти зримо, что олень, пройдЯ тростник до самой
кромки, увидел их или учуЯл - и канул обратно в чащобу. € теперь бы ей
перевести дыхание, но глушь все не дышала, ликом своим обращеннаЯ на что-то
поодаль. €, тоже не дыша, напрЯгшись, Ђйк воскликнул про себЯ: «Ќет! Ќет!» -
знаЯ, что счастье ушло, и думаЯ с отчаЯнием, как два и три года назад:
«‘трелЯть, да не мне». ђаздалсЯ короткий хлопок “олтеровой винтовки, бьющей
без промаха. ЊЯгко затрубил рог ћэлла, напрЯжение кончилось, и мальчик
понЯл, что и не надеЯлсЯ сделать выстрел.
- ‚от и всё, - сказал он. - “олтеру досталсЯ.
Ћн опустил ружье, бессознательно приподнЯтое, и спустил уже один курок
и выходил из укрытиЯ, когда ‘эм сказал:
- Џогоди.
- „а что годить? - крикнул сдавленно мальчик.
…му запомнилось, как он вскинулсЯ на ‘эма в мальчишеском горе и досаде
на неудачу. - Ќе слышишь, что ли, рога?
€ запомнилось Ђйку, как стоЯл ‘эм. ‘эм не стронулсЯ с места. Ћн был
невысок, коренаст, а мальчик за последние полгода-год сильно вырос и догонЯл
уже ‘эма, но сейчас ‘эм его словно не видел, глЯдел через голову Ђйка туда,
где трубил и звал их рог. € мальчик увидел оленЯ. Ћн шел на них вдоль
гребнЯ, как будто возникаЯ из того трубного звука, что возвещал о его
гибели. ел не скачками, а шагом, с неторопливой мощью клонЯ и уводЯ рога от
веток. Ћбычно ‘эм держалсЯ позади, но сейчас был рЯдом с Ђйком, так и
застывшим - ружье на весу и один курок еще взведен.
Ћлень увидел их. Ќо и тут не шарахнулсЯ в бег. Ћгромно привстал на
мгновенье, глЯдит, подобралсЯ. €, не свернув, не ударившись в бегство,
двинулсЯ с крылатой без натуги быстротой, присущей оленЯм, и прошел в десЯти
каких-нибудь шагах, высоко несЯ голову и глЯдЯ не гордым, не надменным, а
просто большим, диким, небоЯзливым оком. € ‘эм, стоЯ рЯдом с мальчиком (а
рог “олтера все трубил на крови), поднЯл, вытЯнул правую руку, ладонью к
оленю, и сказал на Языке, понЯтном Ђйку с тех стариковских кузничных бесед:
- ‡дравствуй, родоначальник. Џраотец.
Љогда они вышли к “олтеру, он стоЯл спиной к ним и глЯдел себе под ноги
в каком-то почти столбнЯке.
- Ќу-ка, ‘эм, - не оборачиваЯсь, позвал он негромко. Ћни подошли. “ ног
“олтера лежал бычок, с весны только впервые отрастивший рожки-спицы. -
Ќеохота и брать было такого малыша, - сказал “олтер, не менЯЯ позы. - Ќо
взглЯни на его след. Ѓольшой, чуть не с коровий. € других никаких следов
нет, а то б Я готов присЯгнуть, что здесь прошел оленище, которого Я даже не
заметил.

III

“же смерклось, когда они выехали из лесу на дорогу, где ждал шарабан.
•олодало, дождь кончилсЯ, ветер разгонЯл тучи. „е ‘пейн с Њаккаслином и
генералом Љомпсоном сидели у костра.
- Ќу как, везете? - встретил их майор.
- ‚езем болотного зайца с рожками, - сказал “олтер, спускаЯ тушку с
мула.
Њаккаслин взглЯнул, спросил:
- Ђ того большого так никто и не видал?
- Џо-моему, Ѓуну примерещилось, - сказал “олтер. - ЌаткнулсЯ, должно
быть, на чью-то корову в кустах.
Ѓун заругалсЯ, стал крыть все на свете, начав с “олтера и ‘эма - не
послушались, не набросили собак - и кончив самим оленем.
- Ќе беда, - сказал майор де ‘пейн. - ‘ледующей осенью добудем. Ђ
теперь пора нам трогатьсЯ.
‚ двух милЯх от города “олтер сошел у своего двора, и было уже за
полночь; завезли еще генерала Љомпсона домой и поехали к де ‘пейну
доночевывать, чтоб уж утром покрыть оставшиесЯ до маккаслинской плантации
семнадцать миль. Ѓыло холодно, небо очистилось, к утру ожидалсЯ мороз, да и
сейчас уже землЯ застыла под копытами, колесами, под их шагами, когда шли
двором в дом - теплый, темный. ЏоднЯлись ощупью по лестнице, де ‘пейн
нашарил свечку, зажег; потом чужаЯ комната, широкаЯ, недристаЯ кровать, до
озноба холодные простыни, но вот нагрелись - и Ђйк вдруг стал рассказывать
Њаккаслину, что было на лазу, и тот молча выслушал его.
- Ќо ты ж не веришь, - сказал Ђйк. - џ знаю, не веришь...
- Ћтчего же, - возразил Њаккаслин. – …сли вспомнить про все бывшее,
жившее здесь. Џро всю горЯчую, сильную кровь, что знала жизнь и радость,
прежде чем впитатьсЯ в эту землю. € горе знала, конечно, и муки, но они
окупаютсЯ, даже с избытком, и ведь, в конце концов, ты не обЯзан длить то,
что считаешь мукой; ты всегда волен положить ему конец. € ведь даже мучитьсЯ
и горевать лучше, чем вовсе не быть; одно только бесчестье горше смерти.
Ћднако вечно жить нельзЯ, и жизнь всегда кончаетсЯ гораздо раньше, чем
исчерпаешь ее возможности. € вот все это жившее должно же где-то быть, не
длЯ того ж оно придумано и создано, чтобы на свалку. Џритом землЯ неглубока:
копай - и докопаешьсЯ до камнЯ. € ей не запасать останки хочетсЯ, а вновь
пускать их в ход и рост. ‚зглЯни на желуди, на семена; последнЯЯ падаль и та
не желает лежать погребенной: пучитсЯ в распаде, пока не вырветсЯ опЯть на
свет и воздух - в извечной жажде солнца. Ђ там, - на момент рука Њаккаслина
очертилась на фоне окна, указала на вымыто, льдисто блестевшие звезды (глаза
уже привыкли к темноте), - там они ненадобны. „а и потЯнет ли туда
скитатьсЯ, когда мало были на земле, когда и здесь просторно и . столько еще
мест сохранилось нетронутых, где их земнаЯ кровь жила и тешилась, покуда
была кровью?
- Ђ нам они все нужны, - проговорил Ђйк. – —тоб с нами... ‡десь хватит
места им и нам.
- ‚ерно, - одобрил Њаккаслин. - Џускай бесплотны, не отбрасывают
тени...
- „а Я ж видел его! - крикнул мальчик. - ‚идел!
- ‘покойно, - сказал Њаккаслин и коснулсЯ мальчишьего бока рукой. -
‘покойно. ‡наю, что видел. џ сам однажды видел. ‘эм водил менЯ туда, когда Я
добыл первого оленЯ.
Last-modified: Wed, 26 May 2004 17:33:32 GMT
Ћцените этот текст: