ю книгу - это были стихи „жона „онна, которые Я
отнес вчера ‹инде, - и как-то шваркнул  ее  на  стол,  так  что  вырванные
страницы разлетелись, рассыпались по столу, полетели даже на пол.
   - —то, не нравитсЯ? - сказал  Њатт  и,  обойдЯ  стол,  подошел  к  дЯде
ѓэвину, вставшему с места.  -  Ќу,  будете  защищатьсЯ?  -  сказал  он.  -
‚прочем, что Я - разве вы умеете дратьсЯ! Ќичего, Я вас не совсем  изобью,
только малость разукрашу, чтоб вспомнили, как это бывает! -  €,  казалось,
ударил он вовсе не сильно,  кулаки  у  него  как  будто  еле  двигались  в
четырех-пЯти дюймах от лица дЯди ѓэвина, так что кровь потекла у  него  из
носу, из губ, будто не от удара, словно эти  кулаки  как-то  вымазали  его
кровью; два,  три  взмаха,  -  но  тут  Я  опомнилсЯ,  схватил  толстенную
дедушкину палку - она так и стоЯла у двери за вешалкой,  занес  ее,  чтобы
изо всех сил ударить Њатта по затылку.
   - ‘той, —ик! - крикнул дЯдЯ ѓэвин. - Џерестань! Ќе смей! - џ ни за  что
бы не поверил, что даже на окрик Њатт сможет так быстро обернутьсЯ. ‚идно,
‡олотые перчатки были выиграны не зрЯ. ‘ловом, он обернулсЯ, схватил палку
и вырвал ее у менЯ прежде, чем Я успел опомнитьсЯ, а Я,  испугавшись,  что
он ударит менЯ или дЯдю ѓэвина, а может, и нас обоих, пригнулсЯ и  схватил
бы его за ноги, но он выставил палку, как штык ружьЯ, и упер конец  мне  в
грудь, в глотку, словно поднЯл менЯ с полу этой  палкой,  как  трЯпку  или
лоскут бумаги, а не просто старалсЯ удержать на месте.
   - Ќе вышло, мальчик! - сказал он. - Ђ  здорово  ты  размахнулсЯ;  жаль,
дЯдюшка тебЯ выдал. - €, отшвырнув палку в угол, он  прошел  мимо  менЯ  к
двери, и только тут мы все услыхали, что тот, кого он не впустил, изо всей
силы барабанит кулаками, а он отодвинул засов,  открыл  двери  и  отступил
перед ‹индой, а она влетела, как пламЯ, да, вот именно, как пламЯ, и, даже
не взглЯнув на дЯдю ѓэвина или на менЯ, встала на носки и ударила Њатта по
лицу, дважды, сначала левой, потом правой рукой, задыхаЯсь,  крича  ему  в
лицо: - Ѓолван! Ѓык!  ’упица!  ѓрЯзный  бык!  ‘волочь!  ’упаЯ  сволочь!  -
Ќикогда в жизни Я не слышал, чтобы шестнадцатилетнЯЯ девочка так ругалась.
Ќет: никогда в жизни Я не слышал, чтобы так ругались женщины, а она стоЯла
перед ним и громко плакала, в бешенстве, словно не знаЯ,  что  ей  делать,
бить его еще или ругать, но тут дЯдЯ ѓэвин подошел к ней, взЯл за плечо  и
сказал:
   - Џерестань! ‘лышишь, перестань! - €  она  повернулась,  обхватила  его
руками, прижалась лицом к его рубашке, залитой  кровью,  и  громко  плача,
повторЯла:
   - Њистер ѓэвин, мистер ѓэвин, мистер ѓэвин!
   - Ћткрой двери, —ик! - сказал дЯдЯ ѓэвин. џ  открыл.  -  “ходи  отсюда,
парень, - сказал он Њатту. - Ќу, быстро! - € Њатт вышел. џ  хотел  закрыть
двери. - ’ы тоже, - сказал дЯдЯ ѓэвин.
   - ‘эр? - переспросил Я.
   - ’ы тоже уходи! - сказал дЯдЯ ѓэвин и обнЯл ‹инду, а она всЯ дрожала и
с плачем прижималась к нему, а его кровь капала и на нее тоже.


        13. ѓќ‚€Ќ ‘’€‚…Ќ‘

   - “ходи! - сказал Я. - ’ы тоже уходи! -  Ћн  ушел,  а  Я  стоЯл,  обнЯв
‹инду. ‚ернее, она прижалась ко мне изо  всех  сил,  дрожа,  всхлипываЯ  и
плача так безудержно, что у менЯ рубашка намокла от ее слез. Ћко  за  око,
как, наверно, сказал бы ђэтлиф, потому что капавшаЯ у менЯ из носа "юшка",
как сказали бы викторианцы, уже запачкала рукав ее платьЯ. Ќо Я  умудрилсЯ
высвободить одну руку и через ее плечо вытащить носовой платок из  кармана
пиджака, хотЯ бы длЯ начала,  пока  Я  не  смогу  совсем  высвободитьсЯ  и
дотЯнутьсЯ до крана с холодной водой.
   - Џерестань! - сказал Я. - Џерестань же! - Ќо она рыдала  все  сильнее,
все крепче обнимала менЯ, повторЯЯ:
   - Њистер ѓэвин, мистер ѓэвин. Ћ мистер ѓэвин!
   - ‹инда! - сказал Я. - ’ы менЯ  слышишь?  -  Ћна  не  ответила,  только
крепче вцепилась в менЯ. џ почувствовал, как она сильнее уткнулась головой
мне в грудь. - •очешь выйти за менЯ замуж? - сказал Я.
   - „а! - сказала она. - „а! „а!
   € тут Я взЯл ее за подбородок  и  силой  оторвал  от  себЯ,  поднЯл  ей
голову, заставил посмотреть мне прЯмо в глаза. ђэтлиф мне рассказывал, что
у Њаккэррона были серые глаза, - наверно, такие же  серо-стальные,  как  у
•эба •эмптона. Ќо у нее были вовсе не серые. Ћни были темно-сапфировые,  -
таким мне всегда представлЯлось сапфировое море ѓомера.
   - ‚ыслушай менЯ! - сказал Я. - ’ы хочешь выйти замуж? - Ќет,  им  вовсе
не нужен ум, разве что длЯ разговоров,  длЯ  общениЯ  с  людьми.  ‚прочем,
встречались мне и такие - с обаЯнием, с тактом, но без всЯкого ума. Џотому
что при столкновении с мужчинами, с  человеческими  существами,  им  нужен
только их инстинкт,  их  интуициЯ,  хотЯ  со  временем  она  притуплЯетсЯ,
забываетсЯ,  им  нужна  беспредельнаЯ  способность  к   самопожертвованию,
незамутненнаЯ,  неомраченнаЯ  холодной  моралью  и  еще  более   холодными
фактами.
   - Ђ разве это обЯзательно? - сказала она.
   - Љонечно, нет. •оть и вовсе не выходи, если не захочешь.
   - Ќе хочу Я замуж, ни за кого! - сказала, нет, крикнула  она;  и  снова
прижалась ко мне, снова спрЯтала  лицо  в  мою  мокрую  рубашку,  насквозь
пропитанную слезами и кровью.
   - Ќи за кого! - сказала она. - “ менЯ никого нет -  только  вы!  ’олько
вам Я верю! џ люблю вас! џ вас люблю!


        14. —Ђђ‹њ‡ ЊЂ‹‹€‘ЋЌ

   Љогда он пришел домой, лицо у него было чистое. Ќо по носу, по губе все
было видно, а с рубашкой и с галстуком он ничего  сделать  не  мог.  ђазве
только купить новые - в субботу магазины долго открыты. Ќо  ничего  он  не
купил. ‚прочем, мама все равно узнала  бы;  может  быть,  так  обЯзательно
бывает, когда вы с сестрой - близнецы. „а, милые мои,  если  бы  бормашины
умели разговаривать, мамин голос точь-в-точь походил бы на бормашину:  она
перестала смеЯтьсЯ, и плакать, и говорить: "ѓэвин, ѓэвин, господи, да  что
же это, черт возьми?" - и дЯдЯ ѓэвин пошел наверх надеть чистую рубашку  и
галстук к ужину, и тут мама проговорила:
   - ”ормирует ее ум, - сказала мама.


   Џохоже было, что он все может выдержать, только бы его не сбивали с ног
или не кровенили ему нос. ’ак, если бы мистер де ‘пейн не сбил его тогда с
ног во дворе, за тем бальным залом, он и сам позабыл бы миссис ‘ноупс и не
взЯлсЯ формировать ум ‹инды. Ђ если бы Њатт ‹ивитт не пришел тогда к  нему
в кабинет  и  не  раскровенил  ему  нос,  он,  наверно,  сам  перестал  бы
формировать ‹индин ум, ему нечего было бы этим заниматьсЯ.
   Ђ теперь уж он не остановилсЯ,  просто  не  мог  остановитьсЯ.  Ќо,  по
крайней мере, от Њатта ‹ивитта он избавилсЯ. Ѓыло это весной. Ћна  училась
в последнем классе; в мае она кончала школу, и после уроков Я каждый  день
видел, как она возвращалась домой с книжками. Ќе знаю, были ли  среди  них
стихи или нет, потому что теперь, проходЯ мимо кондитерской Љристиана, она
даже не смотрела на дверь, она  шла,  глЯдЯ  прЯмо  перед  собой,  вскинув
голову, словно пойнтер, перед тем, как сделать стойку;  проходила,  словно
хорошо видела всех людей и весь „жефферсон, всю площадь, потому что в  эту
минуту, в любую минуту ей  надо  было  пройти,  не  останавливаЯсь,  через
что-то, мимо, будь это хоть „жефферсон, хоть целаЯ толпа джефферсонцев,  -
надо идти - и все.
   Ќо дЯдЯ ѓэвин тут уже не показывалсЯ, даже  как  бы  случайно.  €  если
теперь дЯдЯ ѓэвин больше не сидел напротив нее  за  мраморным  столиком  у
Љристиана и не смотрел, как она ест из высокого стаканчика  что-то  такое,
центов за пЯтнадцать, а то и за все двадцать,  то  и  Њатта  ‹ивитта  тоже
поблизости не было. Ќа  своей  подержанной  машине  он  ездил  один  после
закрытиЯ гаража, и машина ползла на самой малой скорости  вдоль  тротуара,
мимо площади, почти рЯдом, слегка отставаЯ,  когда  ‹инда  шла  в  кино  с
подругой или даже с двумЯ-тремЯ подружками, высоко  вскинув  голову  и  ни
разу не взглЯнув на него, пока машина ползла почти что у самого ее локтЯ и
гудок тихонько захлебывалсЯ "ах-ги-ги-ги", и  так  до  самого  кино,  пока
подруги не  исчезали  в  дверЯх.  ’ут  машина  набирала  полную  скорость,
заворачивала за угол, огибала квартал, вылетала из-за угла, вовсю  завываЯ
сиреной, летела сначала по переулку за кино, потом  мимо  входа  и  снова,
вокруг всего квартала, по переулку, куда уже спешил Ћтис •аркер, сменивший
ѓровера Љливленда “инбуша на посту ночного полисмена: тот ушел в  отставку
после того, как, по словам ђэтлифа, ему что-то попало в  глаз,  -  и  Ћтис
орал на Њатта: "‘той, стой", - и тут же отскакивал, чтоб  не  попасть  под
колеса.
   Ђ по воскресеньЯм сирена выла уже на  площади,  и  на  Њатта  уже  орал
дневной полисмен, мистер Ѓак Љоннорс. € теперь с  Њаттом  сидела  девушка,
деревенскаЯ девушка, которую он отыскал бог весть где, и  машина  с  ревом
мчалась по переулкам, до самой окраины, и, замедлив ход,  с  оглушительным
шумом проезжала мимо дома ‹инды, словно в  „жефферсоне  одним-единственным
символом неудачной любви или хотЯ бы увлечениЯ, а  может  быть,  и  просто
символом неудачи был  автомобильный  гудок;  одно-единственное  проЯвление
любви или хотЯ бы желаниЯ,  какое  было  доступно  в  „жефферсоне,  -  это
медленно проехать мимо заветного дома, сигналЯ изо всех сил, так чтобы  он
или она знали, кто проехал, даже если они старались не смотреть в окно.
   Џравда, в тот раз мистер Љоннорс  уже  послал  за  самим  шерифом.  Ћн,
мистер Љоннорс, говорил, что поначалу он решил  разбудить  Ћтиса  •аркера,
чтобы тот вышел и помог ему, но когда Ћтис  услыхал,  что  мистер  Љоннорс
хочет остановить машину Њатта, он даже не встал с постели. Џотом,  немного
погодЯ, кто-то спросил Њатта - неужели  он  наехал  бы  и  на  шерифа,  на
мистера •эмптона? € Њатт - он после всего этого сидел и плакал от злости -
сказал: - Ќаехать? Ќа •эба •эмптона? —тобы его  грЯзные  потроха  мне  всю
краску на машине испачкали? - Џравда, сначала мистеру •эмптону вмешиватьсЯ
не пришлось, потому что Њатт сразу выехал из  города,  может,  повез  свою
девушку домой; но в ту же ночь около  двенадцати  часов  мистеру  •эмптону
позвонили, чтобы он кого-нибудь прислал в Љаледонию, потому что Њатт не на
шутку подралсЯ  с  ќнсом  Њаккаллемом,  одним  из  сыновей  мистера  Ѓадди
Њаккаллема, и ќнс схватил не то жердь из  загородки,  не  то  еще  что  и,
наверно, убил бы Њатта, но тут их растащили и держали, пока кто-то  звонил
шерифу, а потом обоих отвезли в город и заперли в тюрьму, а на другое утро
сам мистер Ѓадди Њаккаллем, со своей деревЯнной ногой,  приехал  за  ними,
заплатил штраф, отвел их обоих на пустырь за конюшней Ђ.Ћ.‘ноупса и сказал
своему ќнсу:
   - Ќу, постой! Ќе умеешь честно  дратьсЯ,  хватаешьсЯ  за  жердину,  так
погоди же: как сниму деревЯнную ногу, как отлуплю тебЯ по чем попало!
   € тут парни стали дратьсЯ, на этот раз без жердины, а сам мистер  Ѓадди
и еще несколько человек смотрели, и  хотЯ  ќнсу  далеко  было  до  ‡олотых
перчаток Њатта, но он все же не сдавалсЯ, пока сам мистер Ѓадди не сказал:
- ‚се. •ватит. - € велел ќнсу вымыть лицо у  колодца  и  ждать  его  в  их
машине, а Њатту сказал: - Џожалуй, тебе пора отсюда выметатьсЯ. - ‚прочем,
это сделали и без него: люди из гаража сказали ему, что Њатта уже выгнали,
но Њатт сказал:
   - „а, черта с два выгнали, Я сам взЯл расчет. Џусть эта сволочь  мне  в
глаза скажет, что менЯ выгнали.  -  Ќо  тут  уже  подошел  шериф  •эмптон,
высокий, пузатый, и впилсЯ в Њатта своими колючими серыми  глазками.  -  €
кой дьЯвол угнал мою машину? - спросил Њатт.
   - Ћна у менЯ дома, - сказал мистер •эмптон. - џ велел ее  отвести  туда
сегоднЯ утром.
   - Ќу и дела, - сказал  Њатт.  -  •орошо,  что  Њаккаллем  менЯ  выкупил
раньше, чем вы ее успели загнать и прикарманить денежки, верно? Ђ  что  вы
скажете, если Я пойду сЯду в свою машину и заведу ее?
   - Ќичего, сынок, - сказал мистер •эмптон. - “езжай, когда хочешь.
   - ’еперь-то вы согласны,  -  сказал  Њатт.  -  „а,  Я  уеду  из  вашего
распроэтакого городишки, но уж сирену пущу на всю катушку. ЏридетсЯ вам  и
это слопать, пока из одного места не полезет. Ќу, что скажете?
   - Ќичего, сынок, - сказал мистер •эмптон. - „авай с  тобой  сторгуемсЯ.
ѓуди в гудок сколько влезет, до самой границы нашей  округи  и  еще  футов
десЯть за ней. € Я  никому  не  позволю  тебЯ  пальцем  тронуть,  если  ты
пообещаешь больше никогда нашу границу не пересекать.
   ’ем и кончилось. Ѓыло это в понедельник, в базарный день; казалось, всЯ
округа собралась тут, в городе, и все молча  выстроились  вокруг  площади,
чтобы посмотреть, как Њатт проезжает по ней в  последний  раз,  рЯдом,  на
сиденье - фибровый чемоданчик, с которым он приехал в „жефферсон, и сирена
воет и воет; никто ему даже рукой  не  помахал,  и  Њатт  ни  на  кого  не
взглЯнул: все молча, внимательно следили, как маленькаЯ, Ярко  выкрашеннаЯ
машина медленно и с шумом проезжает мимо, нахальнаЯ, громкаЯ, вызывающаЯ и
в то же времЯ какаЯ-то  ненастоЯщаЯ  и  хрупкаЯ  с  виду,  словно  детскаЯ
игрушка, елочное  украшение,  так  что  казалось,  будто  она  никогда  не
доберетсЯ до Њемфиса, уж не говорЯ об  Ћгайо;  через  площадь,  по  улице,
котораЯ на окраине переходила в мемфисское шоссе, а сирена  все  гудит,  и
воет, и ревет, отдаваЯсь эхом от стен, усиливаЯсь  в  тысЯчу  раз,  словно
гудит вовсе не эта маленькаЯ, жалкаЯ, хрупкаЯ машина; и мы,  некоторые  из
нас, думали, что уж  теперь-то  он  непременно  в  последний  раз  проедет
медленно, с громким ревом мимо дома ‹инды ‘ноупс. Ќо  он  не  проехал.  Ћн
гнал машину все быстрей и быстрей по широкой опустевшей улице,  как  будто
улица сама его пропускала, мимо последних городских домов, уже  уступавших
место весеннему простору лесов и полей, где  даже  вызывающий  вой  сирены
становилсЯ жалким и, постепенно затихаЯ, совсем тонул вдалеке.
   ’ак что выходило, по словам отца, как он сказал дЯде ѓэвину, один  ноль
в его пользу. € вот подошел май, и уже все знали, что ‹инда ‘ноупс в  этом
году кончает  школу  первой  ученицей  в  классе;  мы  шли  мимо  магазина
“илдермарка, и дЯдЯ ѓэвин остановилсЯ и подтолкнул нас к витрине,  говорЯ:
- ‚он тот. ‘разу за тем, зеленым.
   ’ам стоЯл дамский дорожный несессер.
   - „а это же длЯ путешествий, - сказала мама.
   - Џравильно, - сказал дЯдЯ ѓэвин.
   - „лЯ путешествий, - сказала мама. - ‚ дорогу, в отъезд.
   - Ќет, то есть да, - сказал дЯдЯ ѓэвин. -  …й  и  надо  уехать  отсюда.
“ехать из „жефферсона.
   - Ђ чем „жефферсон плох? - сказала мама. Њы все трое стоЯли у магазина.
Њы стоЯли и смотрели на дамский несессер со всеми  принадлежностЯми,  и  Я
видел наши отражениЯ в витрине. Њама говорила ни тихо, ни  громко,  просто
очень спокойно. - Ќу, ладно, - сказала она, - чем ‹инде тут плохо?
   € дЯдЯ ѓэвин ответил  таким  же  голосом:  -  Ќе  люблю,  когда  что-то
пропадает зрЯ. Ќадо дать человеку возможность сделать все, чтобы его жизнь
зрЯ не пропадала.
   - ‚ернее, дать кому-то возможность сделать так, чтобы зрЯ  не  погубить
молодую девушку? - сказала мама.
   - Ќу, ладно, - сказал дЯдЯ ѓэвин. - џ хочу, чтобы она  была  счастлива.
Љаждому надо дать возможность стать счастливым.
   - —то, конечно, невозможно, останьсЯ она в „жефферсоне, - сказала мама.
   - Ќу, ладно, - сказал дЯдЯ  ѓэвин.  Ћни  не  смотрели  друг  на  друга.
Љазалось, они  и  говорЯт  не  друг  с  другом,  а  обращаютсЯ  к  смутным
отражениЯм в витрине, вот  так,  как  бывает,  если  записать  на  бумажке
какую-то мысль и положить в чистый, ненадписанный конверт или,  вернее,  в
пустую бутылку, запечатать и бросить в море или, быть может, записать  две
мысли и запечатать листки навеки в две бутылки и обе разом пустить в море,
по течению, по волнам, пусть плывут, пусть дрейфуют до самого краЯ  света,
к  вечным  льдам,  и  все  же  эти  мысли   останутсЯ   неприкосновенными,
нетронутыми, ненарушенными, останутсЯ мыслЯми, истинами, может  быть  даже
фактами, хотЯ ни один глаз их никогда не увидит, никакаЯ другаЯ  мысль  не
зародитсЯ от них, не встретитсЯ, не вызовет ни радости, ни  подтверждениЯ,
ни горЯ.
   - “ каждого должно быть право, и  возможность,  и  обЯзанность  сделать
так, чтобы все были счастливы, заслуживают ли  они  этого  или  нет,  даже
хотЯт ли они этого или нет, - сказала мама.
   - Ќу, ладно, - сказал дЯдЯ  ѓэвин.  -  Џрости,  что  Я  тебЯ  задержал.
Џойдем. Џора домой. Џусть миссис ђаунсвелл пошлет ей букет гелиотропов.
   - Џочему же? - сказала мама, взЯла его под руку, повернула, и три  наши
отражениЯ в витрине тоже повернулись, и мы подошли  к  дверЯм  и  вошли  в
магазин, мама - первой, прЯмо в отдел дорожных вещей.
   - Џо-моему, вон тот синий длЯ нее лучше всего, он пойдет к ее глазам, -
сказала мама. - ќто длЯ ‹инды ‘ноупс, к выпуску, - сказала мама мисс  ћнис
ѓент, продавщице.
   -  Љак  мило!  -  сказала  мисс  ћнис.  -  Ђ  разве  ‹инда   собираетсЯ
путешествовать?
   - Ћ да! - сказала мама. -  ‚полне  возможно.  ‚о  всЯком  случае,  она,
вероЯтно, поедет в будущем году в один из женских  колледжей  в  восточных
штатах. ’ак Я, по крайней мере, слышала.
   - Љак мило! - сказала мисс ћнис. - џ всегда говорила, что наша молодежь
- и  мальчики  и  девочки  -  должны  хоть  на  год  уезжать  из  дому,  в
какой-нибудь колледж, надо же им посмотреть, как люди живут.
   - ќто очень верно! - сказала мама. - Џока не  поедешь,  не  посмотришь,
только  и  живешь  надеждой.  €  пока  сам  все  не  увидишь,  никогда  не
успокоишьсЯ, не осЯдешь дома, правда?
   - Њэгги, - сказал дЯдЯ ѓэвин.
   - “спокоишьсЯ? ’о есть потерЯешь надежду? - сказала  мисс  ћнис.  -  Ќо
молодежь не должна терЯть надежду.
   - Љонечно, нет, - сказала мама. - € не нужно.  ‚ообще  надо  оставатьсЯ
вечно молодыми, сколько бы лет тебе ни стукнуло.
   - Њэгги, - сказал дЯдЯ ѓэвин.
   - Ђга, - сказала мама. - ’ы хочешь  расплатитьсЯ  наличными,  чтобы  не
посылали счет? Џрекрасно. Ќаверно, и мистер “илдермарк будет доволен.
   €  дЯдЯ  ѓэвин  вынул  две  бумажки  по  двадцать  долларов  из  своего
бумажника, потом вынул свою визитную карточку и подал маме.
   - ‘пасибо, - сказала она. - Ќо у мисс ћнис, наверно, найдетсЯ  карточка
побольше, чтобы поместились все четыре имени. -  €  мисс  ћнис  подала  ей
большую карточку, и мама протЯнула руку к дЯде  ѓэвину,  ожидаЯ,  пока  он
отвинтит колпачок самопишущей ручки и подаст ей, и мы  все  смотрели,  как
она пишет большими каракулЯми, все еще похожими на почерк тринадцатилетней
девочки:

   Њистер и миссис —арльз Њаллисон
   —арльз Њаллисон-младший
   Њистер ѓэвин ‘тивенс,

   а потом она завинтила ручку, отдала ее дЯде ѓэвину и, взЯв карточку  за
уголок большим и  указательным  пальцем,  помахала  ею  в  воздухе,  чтобы
чернила просохли, и отдала мисс ћнис.
   - ‘егоднЯ же вечером пошлю, - сказала мисс ћнис. - •отЯ  выпуск  у  них
только на будущей неделе. ’акой прелестный подарок. Џусть ‹инда обрадуетсЯ
поскорее.
   - „а, - сказала мама. - Џочему бы ей и не обрадоватьсЯ? -  €  мы  снова
вышли, а наши отражениЯ в витрине слились в одно; мама  снова  взЯла  дЯдю
ѓэвина под руку.
   - ‚се четыре наши имени, - сказал дЯдЯ ѓэвин. - ’ак, по  крайней  мере,
ее отец не узнает, что седовласый холостЯк  прислал  его  семнадцатилетней
дочери дорожный саквоЯж с туалетными принадлежностЯми.
   - „а, - сказала мама. - Ћдин из них этого не узнает.


        15. ѓќ‚€Ќ ‘’€‚…Ќ‘

   ’руднее всего было придумать - как ей сказать, как объЯснить.  ’о  есть
объЯснить - зачем. Ќе само действие, сам поступок, но чем он вызван, зачем
это нужно, сказать ей все прЯмо, - может быть, за стаканом той чудовищной,
синтетической, несообразной смеси,  -  она  очень  любила  ее,  во  всЯком
случае, всегда заказывала в кондитерской Љристиана, - а может быть, просто
сказать на улице: "‘ сегоднЯшнего днЯ  мы  больше  встречатьсЯ  не  будем,
потому что, после  того  как  „жефферсон  переварит  все  подробности  той
субботы, когда твой дружок Якобы застал тебЯ в моем кабинете  и  расквасил
мне нос, а через неделю на прощание провел ночь в джефферсонской тюрьме  и
навсегда отрЯхнул с ног наш прах и умчалсЯ, завываЯ сиреной, - после этого
тебе встречатьсЯ  со  мной  в  притонах,  где  торгуют  мороженым,  значит
совершенно уничтожить то, что еще останетсЯ от твоего доброго имени".
   Џонимаете? ‚ том-то и все  дело,  в  самих  этих  словах:  "репутациЯ",
"доброе  имЯ".  Џроизнести  их,  сказать  вслух,  дать  их   существованию
словесное выражение - уже означало бесповоротно запачкать, загрЯзнить  их,
разрушить неприкосновенность всего  того,  что  эти  слова  воплощали,  не
только сделать все уЯзвимым, но и  обречь  на  гибель.  ‚место  нерушимых,
гордых и честных принципов они свелись бы к призрачным, уже  обреченным  и
заклейменным  понЯтиЯм  и   снизились   бы   до   нестойких   человеческих
условностей; невинность и девственность стали бы символами,  предпосылками
длЯ потери, длЯ  горЯ,  чем-то  таким,  что  надо  вечно  оплакивать,  что
существует только в прошедшем времени: _было_, а теперь _уже  нет,  больше
нет, больше нет_.
   ‚от что было самым трудным. Џотому что провести в жизнь, выполнить  все
это было проще простого. Љ счастью, всЯ та историЯ произошла в субботу,  к
концу днЯ, что давало мне и моей физиономии тридцать два  часа  передышки,
прежде чем пришлось выйти на люди. (Њожет быть, понадобилось бы и  гораздо
меньше времени, если бы не его кольцо - этакаЯ  штуковина,  чуть  поменьше
медного кастета и вполне похожаЯ на настоЯщее  золото,  особенно  если  не
присматриватьсЯ, и на ней -  голова  тигра,  державшаЯ  когда-то  в  зубах
обычный в таких кольцах поддельный рубин - думаю, что поддельный и что  от
потери этого рубина было плохо только моей губе.)
   ‚ообще-то мы встречались в кондитерской даже не  каждую  неделю  и,  уж
конечно, не каждый день, так что могла пройти и целаЯ неделЯ, прежде  чем,
во-первых, кто-то заметит, что мы вот уже неделю как  не  встречаемсЯ,  и,
во-вторых, немедленно сделает заключение,  что  мы  хотим  что-то  скрыть,
поэтому и не встречаемсЯ целую неделю, и, в-третьих, тот факт, что мы  все
же, выждав неделю, встретились, лишний раз доказывает все предыдущее.
   Ќо к тому времени Я уже мог бритьсЯ, не чувствуЯ рассеченной губы.  ’ак
что все было очень  просто;  в  сущности,  совсем  просто,  и  Я  сам  был
простаком. Џридумал Я вот что: точно, минута в минуту, Я случайно выйду из
дверей кондитерской, в руке у менЯ  будет,  скажем,  коробка  с  трубочным
табаком, которую Я уже начну засовывать в  карман,  именно  в  ту  минуту,
когда она пройдет мимо по дороге в школу: "‘ добрым утром, ‹инда", - а сам
уже иду мимо и тут же останавливаюсь: "“ менЯ длЯ тебЯ есть новаЯ  книжка.
„авай встретимсЯ тут после занЯтий. ђазопьем стаканчик кока-колы".
   Љазалось бы, больше ничего не нужно. Џотому что Я был простаком  и  мне
ни разу не пришло в голову, что удар этой почти что  золотой,  с  выпавшим
рубином тигровой головы ранил и ее, хотЯ никакой раны и не  осталось;  что
невинность не потому невинна, что она отвергает, а потому, что  принимает;
невинна не потому, что она непроницаема, неуЯзвима длЯ всего на  свете,  а
потому что способна выдержать что  угодно  и  все  же  остатьсЯ  невинной;
невинной, потому что  она  все  предвидит  и  поэтому  не  должна  боЯтьсЯ
испытывать страх; коробка с табаком уже лежала в моем кармане, потому  что
стало слишком заметно, что Я ее держу  в  руке,  и  уже  прошли  последние
малыши, нагруженные книжками, навстречу первым звукам школьного звонка,  а
ее все не было; очевидно, Я как-то ее прозевал: либо слишком поздно  занЯл
свой пост, либо она пошла в школу другой дорогой, а может быть, сегоднЯ  и
вовсе пропустила занЯтиЯ  по  каким-то  причинам,  никак  не  свЯзанным  с
немолодым холостЯком, сводившим  ее  с  поэтами,  с  „жонсоном,  ѓерриком,
’омасом Љэмпионом; перешел - это Я -  уже  бездетную  улицу,  поднЯлсЯ  по
лестнице, так как завтра тоже будет день; Я даже мог  снова  использовать,
длЯ правдоподобности, ту же коробку с табаком,  если  только  не  сорветсЯ
голубаЯ наклейка, и тут Я открыл двойную дверь и вошел в свой кабинет.
   Ћна сидела на стуле, не в удобном кресле за  письменным  столом,  не  в
кожаном  кресле  длЯ  клиентов  перед  ним,  а  на  твердом,  прЯмом,  без
подлокотников стуле у книжной полки, словно она бежала, летела, пока ее не
остановила стена, и она повернулась, и села,  не  очень  прЯмо,  но  и  не
согнувшись, потому что, хотЯ ноги, колени, у нее были напрЯженно  сжаты  и
руки крепко стиснуты на коленЯх, она поднЯла голову и не сводила - сначала
с дверей, потом с менЯ - глаз, доставшихсЯ ей в наследство от  Њаккэррона,
глаз, казавшихсЯ издали черными, как ее волосы, пока не становилось видно,
что они синие, такие темно-синие, что казались почти фиолетовыми.
   - џ думала... - сказала она. -  Њне  кто-то  сказал,  что  Њатт  бросил
работу, ушел, уехал вчера. џ подумала - может быть, вы...
   - Љонечно, - сказал Я. - џ всегда рад тебЯ видеть, - и тут же удержалсЯ
вовремЯ, чтобы не сказать: "џ ждал там  на  углу,  до  последнего  звонка,
ждал, что ты пройдешь", - хотЯ, по правде говорЯ, Я удержалсЯ и не сказал:
"‚стань! “ходи сейчас же отсюда!  ‡ачем,  ты  сюда  пришла?  ђазве  ты  не
понимаешь, что Я из-за этого все ночи не спал, с самой субботы?"  -  Ќо  Я
только сказал, что купил коробку табаку и теперь надо найти  кого-то,  кто
сможет или захочет его выкурить, и тут же, к слову, сказал: - “ менЯ  есть
длЯ тебЯ новаЯ книжка. џ ее забыл принести утром, но днем  Я  ее  захвачу.
Џосле занЯтий  Я  тебЯ  буду  ждать  в  кондитерской  и  угощу  содовой  с
мороженым. Ђ теперь беги, ты и так опоздала.
   џ даже не выпускал двери из рук,  так  что  мне  только  надо  было  ее
открыть и надо было еще за ту минуту, пока она шла через  комнату,  успеть
отбросить тысЯчу неистовых,  торопливых  сомнений:  спрЯтатьсЯ  ли  мне  в
кабинете, словно менЯ тут не было в это утро, и дать ей уйти одной;  пойти
ли за ней до лестницы и  проводить  вниз,  ласково,  как  добрый  дЯдюшка;
проводить ли ее до самой школы, поглЯдеть ей вслед, пока она  не  скроетсЯ
за дверью: мол, друг семьи спасает дитЯ своего соседа от Явного прогула  и
отводит в лоно школы - друг семьи ”лема ‘ноупса, у которого друзей было не
больше, чем у ‘иней Ѓороды, или разбойника ЏистолЯ, друг ћлы “орнер,  чьих
друзей, ни один человек не назвал бы друзьЯми, как не назвал бы так друзей
Њессалины или …лены Џрекрасной.
   € тут Я сделал все сразу: сначала задержалсЯ в кабинете, слишком долго,
так что пришлось бежать за ней по лестнице, потом пошел с ней по улице, но
не в таком отдалении, чтобы нас не заметили, не обратили  вниманиЯ.  Џосле
чего оставалось одно: подкупить моего  племЯнника  долларовой  бумажкой  и
нагрузить книгой; не помню, какаЯ была книга; наверно, Я и не посмотрел.
   - •орошо, сэр! - сказал —ик. - ‡начит, так: после школы Я ее встречаю в
кондитерской Љристиана, даю ей книжку и говорю, что ты  тоже  постараешьсЯ
прийти, но чтобы она не ждала. „а, еще угостить ее мороженым с содовой.  Ђ
почему бы просто не отнести ей книжку в школу и зрЯ не терЯть времени?
   - Џравильно, - сказал Я. - Ђ почему бы тебе не отдать мне этот доллар?
   - € еще угостить ее мороженым? € платить все из того же доллара?
   - ‹адно, - сказал Я. - ‘читай, что твоих тут двадцать пЯть центов. …сли
она захочет банановый пломбир, ты можешь выпить водички и  заработать  еще
никель.
   - Њожет, она просто выпьет кока-колы, - сказал он. - € Я тоже выпью,  а
пЯтнадцать центов все равно останетсЯ.
   - ’ем лучше, - сказал Я.
   - Ђ вдруг она ничего не захотит?
   - ѓоворю тебе - тем лучше, - сказал Я. - ’олько смотри,  чтоб  мама  не
услышала, как ты говоришь "захотит".
   - Џочему? - сказал он. - € папа и ђэтлиф всегда говорЯт "захотит" и  ты
тоже, когда разговариваешь с ними. Ђ ђэтлиф  еще  говорит  "хочут"  вместо
"хотЯт" и "волочь",  а  не  "волочить",  и  ты  сам  так  говоришь,  когда
разговариваешь с деревенскими, как ђэтлиф.
   - Ђ ты почем знаешь? - сказал Я.
   - ‘ам слышал. € ђэтлиф тоже.
   - Љак? Ќеужели ты его спрашивал?
   - Ќет, сэр, - сказал он. - Ћн сам мне рассказывал.
   ‚ ответ Я, кажетсЯ, ему сказал: "Џогоди, станешь взрослым, как  ђэтлиф,
как твой отец, как Я, тогда сможешь разговаривать по-своему". Ќе помню. Ќо
впоследствии, несколько месЯцев подрЯд, Я ловил себЯ  на  том,  что  делаю
много такого, до чего он еще не дорос. ‚прочем, сейчас это  было  неважно:
сейчас оставалось только ждать назначенного часа: бесконечное ожидание, до
половины  четвертого,  полное  тысЯчи  неразрешимых  сомнений,  постоЯнных
мучительных противоречий. Џонимаете? Ћна не только подбила менЯ  назначить
ей  свидание,  на  котором  Я  должен  был  сломать,  загубить,   разбить,
уничтожить, убить что-то, она даже опередила менЯ своей  простотой,  своей
прЯмотой.
   € теперь мне  оставалось  только  ждать.  ’о  есть  ждать,  пока  времЯ
пройдет, прожить это времЯ; можно было  ждать  и  у  окна  кабинета,  даже
лучше, чем где-нибудь в другом месте, потому что из окна был виден вход  в
кондитерскую, так что надо было только  набратьсЯ  терпениЯ.  ЌельзЯ  было
услышать звонок в конце занЯтий, длЯ этого было слишком далеко,  но  можно
было увидеть, как они все выходили: сначала  малыши,  разбегающийсЯ  поток
перво-  и  второклассников,  потом  средние  классы,  шумные,  шаловливые,
особенно мальчики, потом старшеклассники, и среди них и выпускники, полные
собственного достоинства, отчужденные в своей зрелости; вот и она, высокаЯ
(нет, не слишком высокаЯ, но все же выше всех, как цаплЯ на болоте,  среди
лЯгушат  и  головастиков),  остановилась  на  какой-то  миг  у   входа   в
кондитерскую, взглЯнула на пустую лестницу. Џотом вошла, с тремЯ книгами в
руках, и любаЯ из них могла быть моей книгой, и  Я  подумал:  "‡начит,  он
отдал ей книгу в школе,  чертенок,  обжулил  менЯ  еще  на  двадцать  пЯть
центов".
   Ќо тут Я увидел его, —ика; он тоже вошел в  кондитерскую,  с  книгой  в
руках, и тут Я подумал, что надо было  бы  мне  догадатьсЯ  налить  стакан
воды, медленно отсчитать, скажем, шестьдесЯт секунд,  примерно  то  времЯ,
какое потребуетсЯ ‘китсу Њакгауну, продавцу  содовой,  чтобы  он  перестал
заигрывать с какой-нибудь младше- или старшеклассницей и принЯл  заказ,  а
потом выпить этот стакан воды, как они выпили кока-колу; но тут Я подумал:
"Ђ вдруг она заказала пломбир, - может быть, еще  есть  времЯ",  -  и  уже
полетел к выходу, уже распахнул двери, прежде, чем остановил себЯ:  нельзЯ
же все-таки, чтобы кто-нибудь увидал своими глазами,  как  прокурор  штата
бежит бегом по лестнице из  своего  служебного  кабинета,  через  улицу  в
кондитерскую, где его ждет шестнадцатилетнЯЯ ученица выпускного класса.
   Ќо Я успел вовремЯ, только-только успел. Ћни еще не сели, а может быть,
она уже встала и они оба стоЯли у стола, у нее в  руках  уже  было  четыре
книги, и тут она взглЯнула на менЯ, только в этот последний миг, один раз,
глазами, которые казались темно-серыми или синими, пока не всмотришьсЯ как
следует.
   - Џрости, что Я опоздал, - сказал Я. - Ќадеюсь, —ик тебЯ предупредил?
   - Ќичего, - сказала она. - Њне все равно пора домой.
   - „аже без кока-колы? - сказал Я.
   - Њне пора домой, - сказала она.
   - ‹адно, в другой раз, - сказал Я. - Љак говоритсЯ, оставим про запас.
   - „а, - сказала она. - ’еперь мне пора домой. - € Я посторонилсЯ, чтобы
она могла выйти, пропустил ее к дверЯм.
   - Ќе забывай, что ты мне обещал двадцать пЯть центов, - сказал —ик.
   € тут же опередил менЯ, сам открыл перед ней двери и потом  стал  между
мной и ею, сразу как бы образовал между нами разрыв, разлуку,  прежде  чем
она успела сообразить, и ей даже не  пришлось  остановитьсЯ,  не  пришлось
оглЯнутьсЯ,  понЯть,  что  она  вне  угрозы,  вне  опасности,   в   полной
неприкосновенности, в сохранности и  ей  даже  не  надо  говорить  "мистер
‘тивенс",  даже  просто  "мистер  ѓэвин"  или  "до  свиданиЯ",   или   еще
что-нибудь, не надо даже говорить "спасибо вам", не надо  оглЯдыватьсЯ,  а
она все-таки оглЯнулась. - ‘пасибо вам за книжку, - сказала она. € ушла.
   - Џомнишь, ты мне обещал двадцать пЯть центов, - сказал —ик.
   - Љонечно, помню, - сказал Я. - Ђ какого лешего ты  тут  торчишь?  Ѓеги
трать их!
   Ћ да, много Я делал такого, до чего  —ик  еще  не  дорос.  €  мне  было
занЯтно, весело увиливать от таких положений, которые  заставили  бы  менЯ
вновь пойти на эту недостойную, жалкую хитрость. ‚едь она ничего не  знала
(не должна была знать, по крайней мере сейчас, пока: иначе зачем мне  были
все  эти  мелкие  недостойные  хитрости?),   не   могла   быть   уверенной
относительно того днЯ, той встречи,  тех  двух-трех  (не  знаю,  скольких)
минут, там, в кондитерской; она не знала точно, навернЯка,  правду  ли  ей
сказал —ик: действительно ли Я  велел  передать,  что  опоздаю,  и  послал
своего племЯнника как самого надежного  вестника,  чтобы  он  составил  ей
компанию, пока Я не  приду,  если  Я  только  вообще  когда-нибудь  приду,
поЯвлюсь, и, значит, Я сам настолько взрослый, настолько бестолковый,  что
даже не понимаю, какую обиду Я ей наношу и тем, что заставлЯю ее ждать,  и
тем, что посылаю к ней десЯтилетнего мальчишку длЯ компании, и  воображаю,
что она, шестнадцатилетнЯЯ ученица выпускного класса, примет его; а  вдруг
Я  это  сделал  нарочно:  сначала  назначил  свидание,  а   потом   послал
десЯтилетнего мальчишку вместо себЯ, как бы деликатно намекаЯ:  "Џерестань
приставать ко мне".
   ’ак что Я не должен был допустить, чтобы она спросила менЯ с храбростью
отчаЯниЯ - что же наконец правда? ‚от это-то мне и было  занЯтно,  весело.
Џонимаете, удирать от нее. ќто  было  мальчишество  навыворот,  вывернутое
наизнанку: обычно юноша, сам еще невинный, может быть - кто знает? -  даже
больше, чем она, тЯнетсЯ  к  ней,  пугаетсЯ  того,  что  его  притЯгивает,
неуклюже,  робко  подстраивает  случайные  встречи,  когда   он   еще   не
прикасаетсЯ к ней, никогда не прикасаетсЯ, даже не надеетсЯ  прикоснутьсЯ,
даже не хочет этого, боитсЯ каждого прикосновениЯ; только бы дышать тем же
воздухом, только бы его овевал тот же ветер, что овевает легкое  тело  его
возлюбленной; и теперь перчатка  или  платочек,  нечаЯнно  оброненный  ею,
цветок,  который  она   смЯла,   сама   того   не   знаЯ,   даже   учебник
девЯтого-десЯтого класса - какаЯ-нибудь  географиЯ,  или  грамматика,  или
арифметика, где на титульном листе ее собственной волшебной рукой написано
ее имЯ, пугает и волнует его во сто раз  больше,  чем  когда-нибудь  потом
сверкание обнаженного плеча и прЯдь распущенных волос на подушке  рЯдом  с
ним.
   Ђ со мной было наоборот: главное - не встречатьсЯ; постоЯнно  проходить
где-то неподалеку и  никогда  не  попадатьсЯ.  ‘ами  знаете:  в  маленьком
городке, где, как у нас, три тысЯчи  жителей,  судачить  и  сплетничать  о
встречах пожилого холостЯка с шестнадцатилетней  девицей  два-три  раза  в
неделю стали бы меньше, только если бы возникла  новаЯ  сплетнЯ:  что  эта
шестнадцатилетнЯЯ девица и этот пожилой холостЯк Явно избегают друг  друга
и те же два-три раза в  неделю  прЯчутсЯ  в  магазинах  или  в  переулках.
Џонимаете: пожилой юрист, да еще к тому же прокурор округа, всегда  найдет
длЯ себЯ достаточно дел, даже в городке, где всего три  тысЯчи  населениЯ,
чтобы не оказатьсЯ на той единственной улице, котораЯ ведет от ее  дома  к
школе, ни в восемь тридцать утра, ни  между  двенадцатью  и  часом,  ни  в
половине четвертого, то есть в  те  часы,  когда  весь  городской  выводок
проходит туда и назад; так может случитьсЯ иногда, несколько  раз,  но  не
всегда, не вечно.
   „а, мне именно так и приходилось делать. Ќичего не попишешь: не мог  же
Я вдруг остановить ее на улице среди бела  днЯ  и  сказать:  "Ќу,  отвечай
сразу. ЏонЯла ты или не понЯла, что было тогда, в кондитерской? ‘кажи  мне
точно, коротко, что ты подумала в тот раз?" Ќет, Я мог только оставить  ее
в покое, хотЯ спокойствиЯ от этого "покоЯ" мне никак не прибавлЯлось.
   ’ак что мне приходилось ее избегать. Џриходилось заранее планировать не
только свои дела, но и дела всего йокнапатофского округа,  чтобы  избегать
встречи  с  шестнадцатилетней  девочкой.  Ѓыла  весна.  ‡начит,  до  конца
занЯтий, до маЯ, это будет сравнительно просто, по крайней мере пЯть  дней
в неделю. Ќо потом придут каникулы, никакому  режиму,  никакой  дисциплине
она подчинЯтьсЯ не будет; и простаЯ наблюдательность, если не личный опыт,
давно мне говорила, что любое шестнадцатилетнее существо, если только  оно
не кормит ребенка, не зарабатывает на жизнь  длЯ  семьи  или  не  сидит  в
тюрьме, может находитьсЯ где угодно, в любой час из двадцати четырех.
   ’ак что, когда подошло это времЯ, то есть прошлое лето, перед последним
учебным годом в школе, которую она  должна  была  окончить,  Я  велел  все
каталоги и проспекты дальних, не известных нам колледжей  посылать  не  на
мой адрес, чтобы не вручать их ей лично, а прЯмо выписал их на  ее  имЯ  -
мисс ‹инде ‘ноупс, „жефферсон, штат Њиссисипи,  причем  подчеркнул,  чтобы
название нашего штата - Њиссисипи, было выделено крупными  буквами,  иначе
конверт  попал  бы  вот  куда:  во-первых,  в  „жефферсон,  штат  Њиссури,
во-вторых, во все те штаты из возможных сорока восьми, где тоже был  город
„жефферсон, пока, - это уже  в-третьих,  -  кому-нибудь  не  пришло  бы  в
голову, что, может быть, и в штате Њиссисипи есть кто-то, способный смутно
представить себе, что можно  поехать  учитьсЯ  в  восточные  или  северные
штаты, кто-то смутно слышавший  о  тех  школах,  или,  во  всЯком  случае,
кто-то, способный любоватьсЯ картинками в  каталогах  или  даже  разбирать
односложные слова, конечно, если они снабжены фотографиЯми.
   ‚ общем, Я их выписал прЯмо на ее адрес - все эти  хитрые,  вкрадчивые,
соблазнительные рекламы виргинских колледжей, куда матери из южных  штатов
мечтают отдать своих дочерей чисто инстинктивно, не  знаЯ,  почему,  разве
только потому, что сами матери там не учились и теперь через  своих  дочек
хотЯт наверстать то, чего они сами были лишены, оттого что  их  матери,  в
свою очередь, вовсе не хотели через них наверстать то,  чего  были  лишены
сами.
   € не только рекламы виргинских колледжей, но также и  рекламы  шикарных
"институтов" к северу от  линии  Њэйсон-„иксон.  џ  был  справедлив.  Ќет,
вернее, мы оба были справедливы, и она и  Я,  хотЯ  мы  и  не  встречались
больше ради спасениЯ ее доброго имени, но мы были в сговоре, в союзе  ради
спасениЯ ее души; мы оба словно заочно, in absentia [в отсутствии (лат.)],
говорили   ее   матери:   "‚от   они,   все   такие    роскошные,    такие
аристократические. Њы были честны, мы вам не мешали, а  теперь  мы  желаем
туда уехать, и вы нам можете в этом помочь если не  Явным  одобрением,  то
хотЯ бы тем, что вы не скажете _нет_!". €  тут  Я  выписал  еще  и  другие
проспекты, чтобы она их получила после первых:  проспекты  тех  колледжей,
где никто даже не обратил бы вниманиЯ, что она носит, как ходит, правильно
ли держит вилку, вообще как она себЯ ведет на людЯх, потому  что  все  это
уже давно установилось, закрепилось и  не  менЯетсЯ,  а  главное  значение
имеет то, что она делает, как себЯ ведет в ненарушаемом одиночестве духа.
   € вот теперь  -  когда  эти  последние  проспекты  пришли  к  ней,  под
рождество, в последнюю зиму ее пребываниЯ  в  школе,  -  теперь  ей  стало
нужно, необходимо повидатьсЯ со мной,  не  длЯ  того,  чтобы  Я  ей  помог
выбрать учебное заведение, а просто обсудить, обдумать все вместе,  прежде
чем решить окончательно. џ ждал, и ждал очень терпеливо, пока  наконец  не
понЯл, что она ни за что не сделает первый шаг длЯ встречи со мной. Ѓольше
шести месЯцев Я избегал ее, и она не только знала, что Я от  нее  прЯчусь,
потому что в таком городишке, как наш, мужчина не может в  течение  такого
долгого времени случайно не встречатьсЯ с женщиной, так же как он не может
встречатьсЯ с ней, думаЯ, что встречаетсЯ тайно и  незаметно,  -  она  уже
понЯла, что то свидание в кондитерской Љристиана, тогда, в апреле, тоже не
было глупой случайностью. (Ћ да, и мне даже  стало  казатьсЯ,  что  у  нее
никаких оснований не было думать, что Я знаю про эти проспекты, более того
- что Я сам их выписал длЯ нее. Ќо эту мысль Я сразу  отбросил,  да  и  вы
отбросите, если проследите событиЯ дальше.)
   ‡начит, мне надо сделать первый шаг. ’еперь  это  было  далеко  не  так
просто, как раньше. Ћбычно каждый день после половины четвертого  Я  видел
из окна моего кабинета (если  Я  был  там),  как  она  проходила  в  толпе
школьников через площадь. ‚ прошлом году, и вообще до этого  времени,  она
всегда ходила одна, или мне так казалось. Ќо теперь, в эту зиму,  особенно
после отъезда этого троглодита, ‹ивитта, она стала ходить вдвоем с  другой
девочкой, жившей  на  ее  улице.  Џотом,  вдруг  (было  это  зимой,  после
‚алентинова днЯ), вместо них двоих поЯвились четверо: еще два мальчика,  -
по словам —ика, это были сын  миссис  ђаунсвелл  и  младший  сын  Ѓишопов,
лучшие спортсмены их школы. € теперь, с наступлением  весны,  все  четверо
почти каждый день сидели в кондитерской  Љристиана  (по-видимому,  там  не
водились привидениЯ прошлого, которые заставлЯли бы ее мЯтьсЯ и  краснеть,
чему Я был очень рад) за стаканами кока-колы и другими  жуткими  (Я-то  их
изучил!) смесЯми,  которые  молодежь,  особенно  женского  пола,  может  с
невероЯтным  спокойствием  поглоща