ть  не  только  после  обеда,  но  и   в
девЯть-десЯть часов утра: Я принимал их - эту четверку - за две пары,  две
влюбленные пары, свЯзанные почти  супружеским  постоЯнством,  обычным  длЯ
старшеклассников, пока однажды вечером Я (совершенно случайно) не  увидел,
как она идет к кинотеатру в сопровождении обоих рыцарей.
   „ело несколько осложнЯлось. ‚прочем,  не  особенно.  Џроще  всего  было
сделать так (тем более что уже настал май и ждать дольше мне было нельзЯ):
терпеливо дождатьсЯ, когда она пройдет мимо  без  провожатых,  когда  этот
Ѓишоп и этот ђаунсвелл останутсЯ после занЯтий совершенствоватьсЯ в  своих
достижениЯх или их просто задержит в  школе  учитель.  €  Я  ее  дождалсЯ,
увидел еще издали, примерно за квартал, но тут  она  внезапно  свернула  в
переулок, который огибал площадь: видно, это был новый  путь  к  дому,  по
которому она возвращалась в те  дни,  когда  бывала  одна,  то  есть  либо
бывала, либо (и это возможно) хотела быть одна.
   Ќо и  это  было  просто:  только  пройти  задами  один  квартал,  потом
повернуть за угол, куда выходил тот самый переулок. Ќо Я шел быстрей,  чем
она, гораздо скорее, так что Я первый увидел, как она  быстро  шагала  меж
мусорными кучами, урнами, погрузочными платформами,  но,  увидев  менЯ  на
углу, сразу замерла на месте, быстрым, непроизвольным жестом поднЯв  руку.
€ кто его знает? Ќа этом расстоЯнии Я ведь мог и не  остановитьсЯ,  Я  уже
шел дальше, Я тоже высоко поднЯл  руку  в  ответ  и  прошел  дальше  через
проулок, ровным шагом, как и должен был шагать прокурор округа, по боковой
улочке, в сорок  две  минуты  четвертого;  еще  один  квартал,  длЯ  вЯщей
безопасности, и она снова была вне тревоги, снова нетронута, снова  ей  не
грозило ничего.
   Љонечно, оставалсЯ телефон. Ќо  это  было  бы  слишком  скоро,  слишком
близко к переулку, к поднЯтой руке. € gruss Gott [здесь: хвала богу  (нем.
искаж.)], что изобрели пишущую машинку; пусть отцы города вычтут из  моего
жалованьЯ стоимость казенной бумаги, а может быть, они и не  заметЯт,  как
знать? Ђ машинка и времЯ были мои собственные.

   ЊилаЯ ‹инда!
   Љогда ты решишь, какой колледж выбрать, давай поговорим. Њногие из  них
Я видел сам и смогу рассказать тебе больше, чем написано в проспектах.  Ќе
мешало бы и съесть банановый пломбир: может быть, в колледжах  Ѓеннингтон,
Ѓард и ‘уорсмор еще не знают, что это такое, и тебе придетсЯ быть  там  не
просто студенткой, но и проповедником пломбира.

   Џотом, карандашом, от руки:

   ‚идел тебЯ в переулочке, как-то днем,  но  некогда  было  остановитьсЯ.
Љстати, как ты очутилась в этом переулке?

   Џонимаете? _Љак-то днем_, - значит, все равно, когда Я опущу это письмо
- через два днЯ или через две недели; значит,  целых  две  недели  Я  могу
рвать письма, рвать даже конверты с адресом, знаЯ, как знал Я,  что  трачу
зрЯ, впустую целых два - нет, три, - считаЯ каждый конверт в  отдельности,
- цента; сначала Я рвал их аккуратно пополам, складывал разорванные  краЯ,
снова рвал пополам, складывал аккуратный маленький вигвам в пустом камине,
зажигал  спичку,  смотрел,  как  он  сгорал,  потом,  треща   престарелыми
косточками, вставал с колен и отрЯхал прах с брюк.
   Ђ ведь уже наступил май, через  две  недели  она  должна  была  кончать
школу. Ќо мисс ћнис ѓент обещала еще вчера послать  дорожный  несессер,  и
gruss Gott за то, что изобрели телефон. ‡начит, надо  еще  раз  (последний
раз, последнЯЯ  хитрость)  выждать  до  половины  девЯтого  (правда,  банк
открывалсЯ только в девЯть, но все же, хотЯ  ”лем  и  не  был  президентом
банка, трудно было себе представить, что  он  будет  до  последней  минуты
торчать дома ради того, чтобы подскочить  к  телефону),  и  вот  Я  поднЯл
трубку:
   -  ‘  добрым  утром,  миссис  ‘ноупс.  ќто  ѓэвин  ‘тивенс.  Њожно  мне
поговорить с ‹индой, если только она  еще  не...  ЏонЯтно.  ‡начит,  Я  ее
пропустил. ‚прочем, сегоднЯ утром Я сам опоздал... Ѓольшое спасибо. Њы все
очень рады, что несессер ей так понравилсЯ.  Њэгги  будет  очень  рада  ее
записке... Њожет быть, вы ей передадите, когда  она  придет  обедать...  џ
получил сведениЯ о месте стипендиатки в  рэдклиффском  колледже,  -  может
быть, ей будет интересно. ‚ сущности, это  около  ѓарварда;  Я  ей  и  про
Љэмбридж могу рассказать... „а, если можно: скажите, что Я буду ждать ее в
кондитерской сегоднЯ после уроков. ‘пасибо.
   € потом - "прощайте". ѓрустное слово, даже по телефону. ’о есть не само
слово грустное, даже не значение слова, а то, что можешь  его  выговорить,
что всегда в конце концов приходит час, когда говоришь это слово не только
без тоски, без горечи, но даже без тени тоски, горечи, при воспоминании  о
той ночи, тут, в этом же кабинете (когда же это было?  „есЯть  лет  назад?
„венадцать лет?), когда Я сказал не  просто  "прощайте",  а,  в  сущности,
"убирайтесь к черту" ћле “орнер, и от этого тогда не поседели  волосы,  не
выступил на лбу холодный пот, не брызнули слезы,  и  если  все  еще  слабо
копошилось в душе сожаление, то лишь сожаление о том, что если бы  у  менЯ
тогда хватило смелости не сказать "нет", то теперь и эта  смелость  ничего
бы не стоила, раз даже та трусость стала смутным сожалением.
   ‘начала Я решил, что войду в кондитерскую и буду  ждать,  уже  сидЯ  за
столиком. Џотом Я  передумал:  все  должно  быть  просто,  но  не  слишком
надуманно просто. ’ак что Я остановилсЯ у дверей, несколько  сбоку,  чтобы
не мешать хлынувшему потоку ребЯтишек, или,  вернее,  чтобы  они  менЯ  не
раздавили. Ќе нужно, чтобы она уже за квартал видела, что Я ее жду,  пусть
это будет, хотЯ бы внешне, нечаЯннаЯ встреча,  счастливый  случай;  и  вот
прошли сначала малыши, первые, вторые, третьи классы и уже пошли большие -
втораЯ ступень, старшеклассники; вот сейчас, скоро, сию минуту - но тут ко
мне подошел —ик со сложенной записочкой в руке.
   - ‚от, - сказал он. - ‡аело!
   - ‡аело? - сказал Я.
   - „а, пластинку. ‚ граммофоне.  Њузыка-то  ведь  та  же  самаЯ,  верно?
’олько на этот раз играет задом наперед.
   ‚идно, она настоЯла, чтобы он сначала прочитал  записочку,  прежде  чем
отдать мне. ’ак что, кроме нее самой, Я читал уже вторым:

   „орогой мистер ‘тивенс,
   Я немного опоздаю, если можно подождите.
   ‹инда.

   - Ќе совсем то, - сказал Я. - —то-то Я не слышу звона доллара.
   - Џравильно, - сказал он. - € Я тоже. Ќаверно,  ты  сейчас  не  пойдешь
домой?
   - Ќаверно, нет, - сказал Я.
   € Я зашел в кондитерскую, сел за столик, Я должен был сделать  длЯ  нее
хотЯ бы это; уж если дать ей возможность отомстить,  так  пусть  уж  месть
будет полнаЯ; полное удовлетворение - следить, откуда бы она  ни  следила,
как Я сижу и жду ее, жду долго, даже решив, что она уже не придет; пусть Я
прожду целый час, потому что "конец" это совсем не то, что "прощайте!", да
и причины нет взмутить родник тоски.
   € поэтому, когда она торопливо прошла мимо окна, Я ее не узнал.  Џотому
что шла она не из школы, а с противоположной стороны, будто на занЯтиЯ,  а
не с занЯтий. Ќет, не только потому. ‚от она  уже  вошла  в  кондитерскую,
торопливо хлопнув внутренней дверью, как бы  и  на  бегу,  и  в  застывшем
движении, и на ней была не обычнаЯ юбка с блузкой или  ситцевое  платьице,
не школьные туфли без каблуков, -  нет,  она  была  разодета,  вот  именно
"разодета": шлЯпка, высокие каблучки шелковые чулки, даже напудрена,  хотЯ
ей это было совершенно ненужно, и Я почувствовал даже запах духов на  долю
секунды она застыла на лету,  в  странной,  не  сообразной  устремленности
вперед, словно сокол, пойманный объективом при замедленной съемке.
   - ‚се в порЯдке, - сказал Я. •оть на это  у  менЯ  хватило  присутствиЯ
духа.
   - Ќе могу, - сказала она. „а, хоть на это. ‚ кондитерской народу  почти
не было, но даже один человек и то был бы лишний, так что Я  сразу  встал,
подошел к ней.
   - Љак ты мило выглЯдишь, - сказал Я. - Џойдем, Я тебЯ немного  провожу.
- € тут же повернул ее к двери, даже не дотрагиваЯсь до ее руки, к выходу,
на тротуар, не умолкаЯ (наверно, Я не молчал, обычно Я молчать  не  умею),
болтаЯ без умолку; потому-то Я, очевидно, и не  заметил,  что  направление
выбрала она, пока Я не  увидал,  что  она  просто  повернула  к  лестнице,
ведущей в мой служебный кабинет, и только тогда Я  тронул  ее  за  локоть,
задержал ее, повел мимо лестницы, так что  никто  (приходилось  надеЯтьсЯ,
верить, не  сомневатьсЯ)  не  заметил  эту  задержку,  повел  мимо  витрин
магазинов с весенними товарами -  мимо  скобЯных  и  хозЯйственных  лавок,
заставленных садовыми и сельскохозЯйственными орудиЯми, бунтами  свернутых
гужей,  мешками  удобрений,  мимо  бакалейных  магазинов,  где  тоже  были
выставлены пакеты с семенами, расписанные какими-то немыслимыми цветами  и
овощами, - все  времЯ  разговариваЯ  с  ней  (о  да,  тут  Я  не  подведу,
поверьте), все так  солидно,  пристойно:  молоденькаЯ  девушка,  нарЯднаЯ,
надушеннаЯ, направлЯетсЯ куда-то, куда может идти молодаЯ особа, в  четыре
часа, в майский день, и седовласый холостЯк, добрый дЯдюшка,  как  говорЯт
негры, "хорошо устроенный", уже не способный никому повредить, оттого  что
застыла кровь и дремлет плоть, - покой их не  смутит  ни  дрожь  руки,  ни
поступь ножки, и все надежды и мечты рассыпались сухою пылью, - но тут  мы
повернули за угол, где наконец остались одни, где было хотЯ бы  пусто,  во
всЯком случае можно было свободно идти рЯдом, не останавливаЯсь.
   - Ќе могу, - сказала она.
   - ќто Я уже слышал, - сказал Я. - —его ты не можешь?
   - ќти колледжи, - сказала она. - ’е, что вы мне... те проспекты.  Ќи  в
„жефферсоне, ни в Њиссисипи.
   - Ћчень хорошо, что ты не можешь, - сказал Я. - џ и  не  ждал,  что  ты
сама решишь. Џотому и хотел тебЯ повидать, хочу помочь тебе выбрать  самый
лучший из них.
   - Ќо Я не могу, - сказала она. - Ќеужели вы не понимаете? Ќе могу!
   € тут Я - да, Я! - оборвал разговор. - •орошо, - сказал Я.  -  ђасскажи
мне все.
   - Ќе могу Я никуда уехать. џ останусь в „жефферсоне.  ‘  будущего  года
поступлю в пансион. - Ћ да, Я молчал. „ело было вовсе не в этом  пансионе.
„ело было даже не в том, что этот пансион находилсЯ  в  „жефферсоне.  „ело
было в самом „жефферсоне, это он был ее  смертельным  врагом,  потому  что
„жефферсон значило - ‘ноупс.
   - ЏонЯтно, - сказал Я. - •орошо. џ сам с ней поговорю.
   - Ќет, - сказала она. - Ќет. џ не хочу уезжать.
   - Ќадо, - сказал Я. - Њы должны с ней поговорить.  ќто  слишком  важно,
тебе даже не понЯть, насколько это важно. Џойдем. ‘ейчас же пойдем  домой,
к твоей матери, поговорим с ней... - € Я уже повернул обратно. Ќо она  уже
поймала менЯ, схватила за  руку  обеими  руками,  заставила  остановитьсЯ.
Џотом отпустила менЯ, и сама остановилась,  -  высокие  каблуки,  шелковые
чулочки и шлЯпка, слишком взрослаЯ длЯ нее, а  может  быть,  Я  просто  не
привык видеть ее в шлЯпке, - может быть, она напомнила мне ту  шлЯпу,  тот
неудачный обед у нас дома, в воскресенье, два года назад, когда Я в первый
раз заставил, принудил ее сделать то, чего она не хотела, потому  что  она
не знала, как мне отказать; и тут Я вдруг сказал: - Љонечно, не стоило  бы
тебЯ спрашивать, но все-таки Я спрошу длЯ Ясности. ‚едь ты сама не  хочешь
оставатьсЯ в „жефферсоне, правда? ‚ сущности, ты  ведь  хочешь  уехать  на
восток, в колледж? - € тут же перебил себЯ:  -  •орошо,  беру  свои  слова
обратно: нельзЯ тебЯ об  этом  спрашивать.  ЌельзЯ  заставлЯть  тебЯ  так,
прЯмо, сознатьсЯ, что ты хочешь пойти против воли  матери.  Ќу  хорошо,  -
сказал Я,  -  наверно,  ты  просто  не  хочешь  присутствовать  при  нашем
разговоре, верно?  -  Џотом  Я  сказал:  -  Џосмотри  на  менЯ,  -  и  она
посмотрела, этими глазами, не серыми, не голубыми, а почти сапфировыми,  и
мы стоЯли друг против друга, на тихой улице, на виду, по крайней  мере,  у
двадцати скромно опущенных занавесок; а  она  смотрела  на  менЯ,  говорЯ,
шепча:
   - Ќет, нет.
   - Џойдем, - сказал Я. - „авай погулЯем еще немного. -  €  она  послушно
пошла со мной. - ‚едь она знает, что ты должна была  со  мной  встретитьсЯ
сегоднЯ, после школы, она же сама передала тебе, что Я звонил по телефону.
Ќу, хорошо, - сказал Я. - џ приду к вам домой, утром, когда  ты  уйдешь  в
школу. ’ы ей даже ничего не говори. ‚ообще не нужно ей ничего  говорить  -
ничего не надо рассказывать...
   Ќо она не говорила даже "нет, нет", хотЯ ничего другого  Я  от  нее  не
слыхал с той минуты, как Я ее увидел, хотЯ она  продолжала  это  повторЯть
всем своим видом, своим молчанием. ’еперь-то Я понимал, к чему этот нарЯд,
эти духи, эта пудра, шедшаЯ к ней еще меньше, чем шлЯпка. ќто было сделано
в отчаЯнии, не длЯ того, чтобы оправдать свою  неблагодарность,  но  чтобы
смЯгчить эту грубость: мать ей сказала: "Љонечно, повидай его, обЯзательно
повидай. ‘кажи, что Я прекрасно решу сама все вопросы  насчет  образованиЯ
моей дочери и мы обе будем  ему  весьма  благодарны,  если  он  перестанет
вмешиватьсЯ", - а бедный ребенок в  отчаЯнье  хочет  скрыть,  прикрыть  ее
низость и свой стыд плацентой шелковичных  червей,  мочой  и  извержениЯми
котов и спермой кашалотов.
   - џ приду завтра утром, когда ты будешь в школе, - сказал Я. - Џонимаю,
все понимаю. Ќо дело обернулось слишком серьезно, останавливатьсЯ нам  уже
нельзЯ.
   € вот следующее утро: думалось (это Я  о  себе),  что  вчера  Я  уже  в
последний раз старалсЯ все скрыть. Ќо  надо  было  проверить.  Ђ  тут  еще
ђэтлиф:
   - —то? - сказал он. - ‚ы идете к ћле, потому что ћла  не  позволЯет  ей
уезжать из „жефферсона, в колледж? Ќо вы ошибаетесь.
   - •орошо, - сказал Я. - Џусть Я ошибаюсь. „умаете, мне охота  идти?  Ќе
такой уж Я храбрый, чтоб  учить  кого-нибудь,  особенно  женщину,  как  ей
воспитывать своего ребенка. Ќо кому-то надо  это  сделать.  …й  необходимо
уехать из „жефферсона. Ќавсегда уехать, не дышать  воздухом,  где  звучит,
где слышитсЯ самое имЯ - ‘ноупс.
   - „а погодите  же,  говорЯт  вам!  Џогодите!  -  сказал  он.  -  ‚ы  же
ошибаетесь.
   Ќо ждать Я не мог. †дать Я  не  стал.  ’о  есть  мне  все  же  пришлось
оттЯнуть, провести времЯ хотЯ бы до девЯти часов. Џотому что даже в  такое
жаркое майское утро в Њиссисипи,  когда  люди  встают  обычно  с  восходом
солнца (не столько из страха за себЯ, сколько длЯ того,  чтобы  наверстать
времЯ за счет жарких часов между двенадцатью и четырьмЯ), хозЯйке дома все
же понадобЯтсЯ какие-то часы, чтобы успеть подготовить и свой дом, и себЯ,
а может быть, главным образом, просто свою душу - длЯ посетителЯ  мужского
пола не только незваного, но и нежелательного.
   Ќо она была готова: и сама, и дом, и душа; если только ее  душа  вообще
когда-либо в жизни была не подготовлена к  встрече  с  любым  существом  в
брюках, или, вернее, если душа какой-нибудь женщины нуждалась в подготовке
к встрече с существом, носЯщим брюки, но всего-навсего  именуемым  ѓэвином
‘тивенсом; и Я прошел через небольшую калитку  (казалось,  что  калитка  -
ничьЯ, хотЯ хозЯин или кто-то еще ее заново выкрасил) по  узенькой  ничьей
дорожке к маленькой ничьей веранде, поднЯлсЯ по  ступенькам  и  уже  занес
было руку, чтобы постучать, но тут увидал ее сквозь сетчатую дверь  -  она
стоЯла совершенно неподвижно  в  небольшой  прихожей  и  следила  за  мной
глазами.
   - „оброе утро, - сказала она. - ‚ходите. - € уже сетки  между  нами  не
было, а она все продолжала следить за мной глазами. Ќет, она  смотрела  на
менЯ без вызова, без привета, просто так. Џотом повернулась -  теперь  все
женщины в „жефферсоне, даже наша Њэгги, коротко  стриглись,  а  ее  волосы
по-прежнему были собраны тЯжелым небрежным золотым узлом на затылке, и  на
ней был не утренний халат, не нарЯдное платье, даже не домашнее платье,  -
просто обыкновенное ситцевое платье, но все же, хотЯ ей уже было  тридцать
пЯть, нет, тридцать шесть, если  вести  счет,  как  ђэтлиф,  со  днЯ  того
великолепного падениЯ - все же и это платье,  как  и  то,  в  котором  она
впервые прошлась по площади шестнадцать  лет  назад,  казалось  не  только
надетым в отчаЯнной спешке, чтобы прикрыть это трепещущее тело,  нет,  оно
словно прильнуло к ней в  покорном  обожании,  восклицаЯ  каждой  складкой
текучей ткани: "ќвое! ќвое!"
   „а, конечно, и гостинаЯ была точно такаЯ же, как вестибюль, и  все  это
было точно такое, какое Я уже где-то видел, но не успел вспомнить где. Ћна
уже спросила: "•отите кофе?" - и Я тут же увидал сервиз (не серебрЯный,  а
из того накладного металла, про который и в рекламах не говоритсЯ, что  он
лучше серебра, но что он просто современнее. ‘овременный  металл:  в  этих
словах - намек, что серебро тоже вещь неплохаЯ и даже подходЯщаЯ  длЯ  тех
людей, кто еще держитсЯ за газовые  лампы  и  конные  экипажи)  на  низком
столике, а у столика - два кресла, и Я подумал:  "’еперь  Я  проиграл",  -
даже если бы она вышла ко мне в мешке  или  в  дерюге.  -  Џотом  подумал:
"‡начит, дело действительно серьезное", -  потому  что  все  это  -  кофе,
низенький столик, интимно придвинутые кресла - должно было  воздействовать
не на железы внутренней секреции, даже не  на  желудок,  а  на  утонченную
душу, во всЯком случае на душу, котораЯ жаждет быть утонченной...
   - Ѓлагодарю, - сказал Я, подождал, пока она сЯдет, и тоже сел. - ’олько
разрешите полюбопытствовать - зачем? ‚едь нам перемирие не нужно, - Я уж и
так обезоружен.
   - ‡начит, вы пришли воевать? - сказала она, наливаЯ кофе.
   - Љак же Я могу, без оружиЯ? -  сказал  Я,  глЯдЯ  на  нее:  склоненнаЯ
голова с небрежным, почти растрепанным узлом волос, рука, котораЯ могла бы
качать колыбель героЯ-воина или даже подхватить меч, выпавший из  рук  его
отца, и эта рука наливает будничный (наверно, у них и кофе плохой) напиток
из будничного, под серебро, дешевого кофейника - и все это  тут,  в  таком
доме, в такой комнате, - и вдруг Я вспомнил,  где  Я  видел  раньше  такие
комнаты, такие прихожие. Ќа фотографии, на  тех  фотографиЯх,  скажем,  из
журнала "ѓород и усадьба", под которыми написано "Ђмериканский  интерьер",
их еще перепечатывают в красках длЯ всЯких каталогов мебельных  магазинов,
со специальной подписью: "ќто не копиЯ, и не репродукциЯ. ќто наш  образец
обстановки, которую вы можете заказать только у нас по  своему  вкусу".  -
Ѓольшое спасибо, - сказал Я. - Њне без сливок. ’олько сахару. Ђ  ведь  все
это на вас непохоже, - сказал Я.
   - —то именно? - спросила она.
   - ќта комната. ‚аш дом. - Ќо почему-то Я сперва даже не поверил, что  Я
правильно ее услышал:
   - ќто не Я. ќто мой муж.
   - Џростите, не понЯл, - сказал Я.
   - Ћбстановку выбирал мой муж.
   - ”лем? - крикнул Я. - ”лем  ‘ноупс?  -  Ђ  она  смотрит  на  менЯ  без
удивлениЯ, без испуга: без всЯкого выражениЯ, просто ждет, когда  кончитсЯ
эта вспышка: и не только от Њаккэррона унаследовала ‹инда такие  глаза,  у
нее только цвет волос был целиком от него. - ”лем ‘ноупс! - повторил Я.  -
”лем, ”лем ‘ноупс!
   - „а. Њы съездили в  Њемфис.  Ћн  точно  знал,  чего  хочет.  Ќет,  это
неверно. Ћн еще не знал. Ћн только знал, что  ему  что-то  нужно,  что  он
должен что-то иметь. ‚ы менЯ понимаете?
   - Џонимаю, - сказал Я. - Ћчень хорошо понимаю. ‚ы поехали в Њемфис.
   - „а, - сказала она. - € вот длЯ чего: надо было кого-то найти, кто мог
бы ему сказать, что именно надо купить.  Ћн  уже  знал,  в  какой  магазин
заехать. € он  сразу  у  них  спросил:  "…сли  человек  у  вас  ничего  не
собираетсЯ покупать, сколько вы с него возьмете  за  то,  что  он  с  вами
поговорит?"  Џонимаете,  тут  он  не  торговлей  занималсЯ.  Љогда  ведешь
торговлю, скотом или  земельными  участками,  чем  угодно,  то  тут  можно
торговатьсЯ, а можно и не торговатьсЯ, все зависит от обстоЯтельств; никто
вас  не  заставлЯет  покупать  или   продавать;   перестали   торговатьсЯ,
расстались - и можете остатьсЯ при своем, как вначале. Ђ тут было  не  то.
…му надо было что-то получить, и он знал, что ему это  необходимо:  только
он еще не знал, что именно, так что ему приходилось не только зависеть  от
хозЯина магазина, ждать, что он ему подскажет, но  он  еще  зависел  и  от
честности того, кто ему продаст все, что ему надо, потому что он  не  знал
ни цен, ни стоимости этих вещей, а знал только одно: ему  это  необходимо.
‚ы и это понимаете, да?
   - „а, да, - сказал Я. - Џонимаю. Ђ дальше что?
   - …му нужно было именно это, именно длЯ такого человека, каким он стал.
€ вот тут хозЯин магазина  сказал:  "ЉажетсЯ,  Я  вас  понЯл.  ‘начала  вы
служили приказчиком в деревенской лавке. Џотом  вы  переехали  в  город  и
стали хозЯином ресторана.  ’еперь  вы  вице-президент  банка.  —еловек  за
короткое времЯ так далеко пошел и на этом не остановитсЯ, - значит,  надо,
чтобы всЯкий, кто войдет к нему в дом, это понЯл. „а, теперь Я  знаю,  что
вам нужно". - Ђ ”лем говорит: "Ќет". - "Ќе обЯзательно дорогое, -  говорит
хозЯин, - но чтоб видно было преуспевание". Ђ ”лем опЯть  говорит:  "Ќет".
"Ћтлично, - говорит хозЯин. - ‡начит, что-нибудь старинное", - и ведет нас
в другое помещение, показывает, о чем он говорит. "Њожно взЯть,  например,
вот эту штуку и придать ей еще  более  старинный  вид".  Ђ  ”лем  говорит:
"‡ачем?". € тот  говорит:  "Љак  будто  фамильное.  Ћт  дедушки".  Ђ  ”лем
говорит: "„ед у менЯ был, дед есть у каждого. Ќе  знаю,  кто  он  был,  но
знаю, что у него никогда не хватило бы мебели и на одну комнату, не то что
на целый дом. Ђ кроме того, Я никого обманывать не собираюсь. ’олько дурак
стараетсЯ обмануть умных люден, а тот, кому нужно обманывать дураков,  сам
дурак". € тут этот  хозЯин  говорит  "обождите"  и  идет  к  телефону.  Њы
подождали недолго,  потом  пришла  эта  женщина.  †ена  хозЯина.  Ћна  мне
говорит: "Ђ вам чего бы хотелось?" - а Я говорю: "Њне все равно", - и  она
говорит: "—то?" - а Я опЯть повторЯю, и тут она  смотрит  на  ”лема,  и  Я
вижу, как они долго смотрЯт друг на друга. € потом она говорит, не громко,
как ее муж, а так тихо, спокойно: "‡наю", - и тут ”лем говорит: "Џогодите.
‘колько это будет стоить?" € она говорит: "‚ы коммерсант. џ заключу с вами
сделку. џ привезу всю обстановку в „жефферсон и  сама  обставлю  ваш  дом.
ЏонравитсЯ - купите. Ќе понравитсЯ - погружу и увезу  сюда,  а  с  вас  не
возьму ни цента".
   - ЏонЯтно, - сказал Я. - Ђ потом что?
   - ‚от и все, - сказала она. - ‚аш кофе  остыл.  ‘ейчас  принесу  другую
чашку. - € уже привстала, но Я ее остановил.
   - Љогда это было? - сказал Я.
   - —етыре года назад, - сказала она. - Љогда он купил этот дом.
   - Љупил дом? - сказал Я. - —етыре года назад? ’о  есть  когда  он  стал
вице-президентом банка!
   - „а, - сказала она. - Ќакануне того днЯ, как об этом объЯвили.  ‘ейчас
принесу другую чашку.
   - Ќе хочу Я кофе! - сказал Я, повторЯЯ  про  себЯ  "”лем  ‘ноупс,  ”лем
‘ноупс", пока Я вдруг не сказал, не крикнул:  -  Ќичего  Я  не  хочу!  Њне
страшно! - Ђ потом переспросил: - —то? - € она повторила:
   - •отите сигарету? - € Я и  эту  штуку  узнал:  Ящичек  из  поддельного
серебра, к нему полагалась бы такаЯ же зажигалка, но она вынула из  Ящичка
с сигаретами простую кухонную спичку.  -  ‹инда  говорит,  что  вы  курите
тростниковую трубку. ‡акуривайте, если хотите.
   - Ќет, - сказал Я. - Ќичего не хочу. Ќо ”лем ‘ноупс, - сказал Я. - ”лем
‘ноупс!
   - „а, - сказала она. - Ќе Я  запрещаю  ей  уезжать  из  „жефферсона,  в
колледж.
   - Ќо почему? - сказал Я. - ‚едь она даже не его...  Ћн  даже  не  ее...
простите менЯ! Ќо вы сами понимаете, что это настолько  срочно,  настолько
серьезно, что нам не до...
   - Ќе до церемоний? - сказала она. Ќет, Я не пошевельнулсЯ,  Я  сидел  и
смотрел, как она наклонилась,  и  чиркнула  спичкой  о  подошву  туфли,  и
закурила сигарету.
   - Ќе до чего, - сказал Я. -  Ќе  до  чего,  кроме  нее.  ђэтлиф  что-то
пыталсЯ объЯснить мне сегоднЯ утром, но Я не стал слушать. Њожет быть,  он
говорил то же, что и вы, минуту назад, а Я не слушал,  не  хотел  слушать?
Џро эту мебель. Џро тот день в магазине. Љогда он сам  не  знал,  чего  он
хочет, потому что неважно было, что это такое, несущественно:  важно,  что
ему это нужно, необходимо, что он должен это  иметь,  намерен  приобрести,
все равно какой ценой,  все  равно,  кто  от  этого  потерЯет,  кто  будет
огорчатьсЯ или горевать. …му было нужно то, что совершенно  точно  подошло
бы тому человеку, каким он станет на следующий день, когда объЯвЯт  о  его
назначении: и жена вице-президента, и его дочь тоже  входЯт  в  обстановку
дома вице-президента вместе с остальной мебелью. ‚ы  об  этом  хотели  мне
рассказать?
   - Џримерно что-то в этом роде, - сказала она.
   - Џримерно что-то в этом роде? - сказал Я. - Љонечно, это еще  не  все.
ќто далеко не все. џ уж не говорю о деньгах, потому что каждый, кто  видел
на нем этот галстук бабочкой, сразу поймет, что он из своих денег и  цента
не истратит на плацкартный  билет,  чтобы  послать  в  школу  даже  своего
собственного ребенка, а не то что чужого, незакон... - Ќо тут Я умолк. Ћна
продолжала курить, глЯдЯ на кончик сигареты, но не промолчала:
   - „оговаривайте! - сказала она. - Ќезаконнорожденного?
   - џ перед вами виноват, - сказал Я.
   - Џочему? - сказала она.
   - Ќадо, чтобы Я чувствовал себЯ виноватым. Њожет быть, Я и почувствовал
бы, если бы и вы чувствовали себЯ так или  если  бы  вы  хотЯ  бы  сделали
вид...
   - Џродолжайте, - сказала она. - ‡начит, не из-за денег.
   - Џотому что он, то есть вы, могли бы взЯть деньги у дЯдюшки Ѓилла,  уж
не говорЯ о том, что Я мог бы дать денег, в виде стипендии. Ђ может  быть,
и так? Њожет быть, он не выносит мысли, что даже чужие деньги, деньги  его
смертельного врага, а дЯдЯ Ѓилл наверно длЯ него враг, можно  швырнуть  на
то, чтобы послать ребенка учитьсЯ в чужой штат, когда он каждый год платит
налоги длЯ поддержаниЯ миссисипских школ.
   - ѓоворите, - повторила она. - Ќе из-за денег.
   - ‡начит, все в конце концов сводитсЯ к  этой  картинке  из  мебельного
каталога, скопированной в Ярких красках с какой-нибудь чарльстаунской, или
ричмондской, лонг-айлендской или бостонской фотографии, - значит, лишь  бы
все было в таком виде,  в  каком,  по  мнению  ”лема  ‘ноупса,  он  должен
предстать перед общественным мнением ‰окнапатофского округа. Џока  он  был
всего-навсего владельцем захудалого ресторанчика,  можно  было,  чтобы  во
всей ”ранцузовой Ѓалке (и во всем „жефферсоне, и во всех его окрестностЯх,
по милости ђэтлифа и ему подобных) люди знали, что  ребенок,  носЯщий  его
имЯ, на самом деле - м-м...
   - Ќезаконнорожденный, - сказала она опЯть.
   - Ќу, хорошо, - сказал Я. Ќо сам не повторил это слово. - € даже  когда
он продал ресторан с недурной прибылью и стал смотрителем  электростанции,
это  тоже  не  имело  значениЯ.  €  даже  потом,  когда  он   не   занимал
общественного поста, а был просто частным ростовщиком и  хапугой,  и  тихо
занималсЯ своими делами; не  говорЯ  уж  о  том,  что  прошло  десЯть  или
двенадцать лет, а за это времЯ даже  он  мог  поверить,  что  джефферсонцы
настолько добры по отношению  к  двенадцати-тринадцатилетнему  ребенку,  к
девочке,  что  не  станут  отравлЯть  ей  жизнь   всЯкой   бесполезной   и
бессмысленной информацией. Ќо потом  он  стал  вице-президентом  банка,  и
вдруг теперь вмешиваетсЯ какой-то посторонний и уговаривает этого  ребенка
уехать  учитьсЯ  в  другой  штат  и  провести  хотЯ  бы  три   месЯца   до
рождественских каникул среди молодых людей, чьи отцы не берут у него денег
в долг, и поэтому они вовсе не обЯзаны молчать и любой из этих юнцов может
ей открыть тайну, которую любой ценой необходимо скрыть. ‡начит, вот в чем
дело, - сказал  Я,  но  она  и  тут  не  взглЯнула  на  менЯ:  спокойно  и
неторопливо она курила, следЯ за медленно расплывающимсЯ дымком. - ‡начит,
в конце концов вы виноваты, - сказал  Я.  -  Ћн  запретил  ей  уезжать  из
„жефферсона и вымогательством заставил вас поддержать его, грозЯ вам  тем,
чего он сам боитсЯ: тем, что расскажет ей о позорном прошлом ее матери и о
том, что она незаконнорожденнаЯ. Ќет, знаете ли, это палка о двух  концах.
Џопросите денег у вашего отца или возьмите у менЯ и отошлите  ее  подальше
из „жефферсона, иначе Я сам ей  расскажу,  кто  она  такаЯ,  иди  кем  она
никогда не была.
   - Ђ вы думаете, она вам поверит? - сказала она.
   - —то? - сказал Я. - Ќе поверит? Ќе поверит мне? „а ей  не  нужно  даже
смотретьсЯ в зеркало,  чтобы  сравнить  и  отречьсЯ,  ей  достаточно  было
прожить рЯдом с ним эти семнадцать лет. —то может быть длЯ нее лучше,  чем
поверить мне, поверить любому,  ухватитьсЯ  за  то,  что  скажут  люди,  у
которых хватит состраданиЯ объЯснить ей, что она не его  дочь?  Ћ  чем  вы
говорите? —его ей еще надо, кроме права любить свою мать за то,  что  она,
ценой любви, спасла ее, не дала ей родитьсЯ  одной  из  ‘ноупсов.  Ђ  если
этого мало, то кто мог бы  желать  большего,  нежели  быть  такой,  какими
большинство людей никогда не может быть, иметь  право  заслужить  то,  что
заслуживает один из десЯти миллионов - не только называтьсЯ "дитЯ  любви",
но быть одной из этих избранных, быть  в  родстве  с  бессмертными  детьми
любви - с плодами той смелой девственной страсти, что не просто готова, но
обречена отдать за любовь весь мир, всю землю, - об этом всегда  в  долгой
летописи человечества те, слабые, бессильные, бессонные и  пугливые,  кого
люди  называют  поэтами,  мечтали,  тосковали,  этим  они  восхищались   и
восторгались... - Ћна уже смотрела на менЯ, уже не курила: просто  держала
сигарету, глЯдЯ на менЯ сквозь улетающий голубой дымок.
   - ‚ы не очень хорошо знаете женщин, правда? - сказала она. - Ђ женщинам
не интересны мечты поэтов. €м интересны факты. Ќеважно, правда ли это  или
нет, лишь бы эти факты совпадали с другими фактами, без грубых стыков, без
швов. Ћна не поверила бы вам. Ћна и ему не поверила бы, если бы он сам  ей
сказал. Ћна просто возненавидела бы вас обоих, больше  всего  вас,  потому
что вы все это затеЯли.
   - ‡начит, по-вашему, она примет... все это... и  его  тоже,  предпочтет
остатьсЯ ни с чем? ЋткажетсЯ от возможности учитьсЯ, жить  иначе?  Ќет,  Я
вам не верю!
   - „лЯ нее это не значит остатьсЯ ни с чем. Ћна предпочтет это  многому.
Џочти всему.
   - Ќе верю Я вам! - сказал, крикнул Я  или  подумал,  что  крикнул.  „а,
только подумал, а сказал другое: - ‡начит, Я ничего не могу сделать?
   - Њожете, - сказала она. ’еперь она смотрела на  менЯ  пристально,  все
еще держа потухшую сигарету. - †енитесь на ней.
   - —то? - сказал, нет, крикнул Я. -  ‘едой  человек,  вдвое  старше  ее?
Ќеужели вы не видите, за что Я бьюсь: освободить ее от  „жефферсона,  дать
ей свободу, а вовсе не привЯзать ее еще крепче, еще больше, еще ужаснее! €
вы еще говорите о реальности фактов!
   - ‡амужество - единственный факт. ‚се остальное - романтические  бредни
поэтов. †енитесь на ней. Ћна за вас пойдет. €менно сейчас,  на  перепутье,
она не сможет, не сумеет отказать вам. †енитесь на ней.
   - Џрощайте, - сказал Я. - Џрощайте.
   Ђ ђэтлиф так и сидел в кресле длЯ моих клиентов, как Я его оставил  час
назад.
   - џ же вам пыталсЯ объЯснить, - сказал он. - Љонечно, это  ”лем.  ‡ачем
ћле и этой девочке отказыватьсЯ от возможности хотЯ  бы  на  девЯть-десЯть
месЯцев расстатьсЯ друг с другом?
   - ’еперь-то Я вам и сам могу объЯснить,  -  сказал  Я.  -  ”лем  ‘ноупс
вице-президент банка, и у  него  дом,  как  у  вице-президента,  и  мебель
вице-президентскаЯ, а частью этой мебели  должны  быть  вице-президентскаЯ
жена и дочка.
   - Ќет, - сказал он.
   - Ќу, хорошо, - сказал  Я.  -  ‚ице-президент  банка  не  может  никому
позволить вспоминать, что его жена  уже  носила  чье-то  незаконное  дитЯ,
когда он на ней женилсЯ, а если девочка уедет в другую школу, какой-нибудь
тип, который ничего ему не должен, расскажет ей, кто  она  такаЯ,  и  весь
этот цирк полетит к чертЯм.
   - Ќет, - сказал ђэтлиф.
   - ‹адно, - сказал Я. - ’огда рассказывайте вы.
   - Ћн боитсЯ, что она выйдет замуж, - сказал он.
   - —то? - сказал Я.
   - Ќу, да, - сказал он. - Љогда родилсЯ „жоди, дЯдЯ Ѓилл “орнер  написал
завещание, по которому половину всего отказал миссис  “орнер,  а  половину
„жоди. Љогда родилась ћла, он завещание переделал - миссис “орнер половину
оставил, а вторую половину разделил  поровну,  между  „жоди  и  ћлой.  ќто
завещание он и показал  ”лему,  когда  тот  женилсЯ  на  ћле,  так  оно  и
осталось. ‚ернее, ”лем ‘ноупс поверил старику, когда тот  сказал,  что  не
изменит завещаниЯ, - а вот другие ему могли и не поверить, особенно  после
того, как ”лем перехитрил его в истории с усадьбой ‘тарого ”ранцуза.
   - —то? - сказал Я. - Ќеужели он дал эту усадьбу в приданое ћле?
   - Ђ как же, - сказал ђэтлиф. - ‚се так говорили, да  и  сам  дЯдЯ  Ѓилл
нипочем не стал бы отрицать. Ћн предложил ”лему усадьбу, а  тот  сказал  -
лучше бы деньгами. Џотому ”лем с ћлой и уехали в ’ехас на день  позже:  он
все торговалсЯ с дЯдей Ѓиллом, и дЯдЯ Ѓилл заставил ”лема  согласитьсЯ  на
такую маленькую сумму, о которой тот даже и не подумал бы, но наконец ”лем
сказал: ладно, он возьмет эту сумму,  только  пусть  дЯдЯ  Ѓилл  даст  ему
возможность купить усадьбу за эту же сумму, когда он вернетсЯ  из  ’ехаса.
Ќа этом они и  порешили,  и  ”лем  вернулсЯ  из  ’ехаса  с  теми  пестрыми
лошаденками, а когда пыль  улеглась,  мы  с  ѓенри  Ђрмстидом  уже  купили
”ранцузову  усадьбу,  -  Я  отдал  свою  половину  ресторана,  а  ѓенри  -
порЯдочную сумму, так что хватило на выплату дЯде  Ѓиллу  тех  денег,  про
которые он и думать забыл. Џотому-то ”лем и считает, что никогда дЯдЯ Ѓилл
свое завещание не изменит.  €  теперь  он  боитсЯ  рисковать  -  выпустить
девочку из „жефферсона, дать ей выйти замуж, потому что тогда  и  ћла  его
бросит. Љонечно, ”лем первый сказал "нет", но теперь все трое против  вас,
и ћла, и сама девочка, пока она за кого-нибудь не вышла замуж. Џотому  что
женщинам не интересны...
   - Џогодите, - сказал Я. - „айте мне самому сказать. Џотому что Я ничего
не понимаю в женщинах, потому что такие вещи,  как  любовь,  и  мораль,  и
желание воспользоватьсЯ любым случаем, лишь бы не стать одной из ‘ноупсов,
все это романтические бредни поэта, а женщинам не интересны  романтические
бредни; женщинам интересны только факты, им все равно, какие факты, правда
это или неправда, лишь бы они совпадали  со  всеми  другими  фактами,  без
всЯких трещин и зазубрин. Џравильно?
   - Љак знать, - сказал он. - Њожет, Я бы не совсем так выразилсЯ.
   - € все из-за того, что Я не понимаю женщин, - сказал Я.  -  Ѓудьте  же
так добры, объЯсните мне, каким чертом вы-то их стали понимать?
   - Њожет, Я просто их слушал, - сказал ђэтлиф. ќто мы все знали: сколько
раз за последние десЯть - двенадцать лет каждый житель  ‰окнапатофы  видел
раскрашенный жестЯной Ящик, в  виде  домика,  где  стоЯл  образец  швейной
машины (в  прежние  дни  он  был  установлен  на  фургончике,  запрЯженном
лошадками, а в последнее времЯ на задке полугрузового  пикапа),  и  каждый
видел, как фургончик, а потом  автомобиль,  стоЯл  у  каких-нибудь  ворот,
проехав  тысЯчи  Ярдов  по  сотнЯм  проселочных  дорог,  и  его   окружали
пЯть-шесть женщин в чепцах или соломенных шлЯпках, сбежавшиесЯ отовсюду за
целую милю, а сам ђэтлиф, в своей неизменной аккуратной синей рубашке  без
галстука, сидел на кухонной табуретке где-нибудь в тени на веранде или  во
дворе  и  слушал  с  непроницаемым  выражением  на  спокойном,  загорелом,
вежливом и лукавом лице. Ћ да, все мы это знали.
   - ‡начит, Я слушал не тех, кого надо, - сказал Я.
   - Ђ может, и тех, кого не надо, - сказал он. - ‚ы вообще никогда никого
не слушали, потому что сами сразу начинали разговаривать.


   Ћ да, совсем легко. Ќадо было только выйти на улицу в положенное времЯ,
чтобы она увидала менЯ и повернула, метнулась, словно  убегаЯ,  в  боковую
улочку, минуЯ засаду. € тогда даже не надо было обходить целый квартал,  а
просто пройти через кондитерскую, выйти черным ходом, так что, как бы  она
ни бежала, Я оказывалсЯ в переулочке первым, в засаде за углом, и  у  менЯ
было достаточно времени до той минуты, как Я услышал ее  быстрые  шаги,  и
тут Я вышел и схватил ее за руку, у самой кисти,  прежде  чем  она  успела
поднЯть руку, словно отталкиваЯсь, защищаЯсь от менЯ, и  Я  держал  ее  за
руку осторожно, а она пыталась высвободить руку, выдернуть ее, повторЯЯ: -
Џустите! Џустите!
   - •орошо! - сказал Я. - •орошо! ‘кажи мне только одно. Џомнишь,  в  тот
день ты  пошла  домой  переодетьсЯ,  прежде  чем  встретитьсЯ  со  мной  в
кондитерской. ’ы сама решила пойти домой и надеть другое платье.  Ќо  губы
ты намазала и надушилась и  надела  шелковые  чулки  и  туфли  на  высоких
каблуках по настоЯнию матери. ‚ерно, да? - Ќо она только осторожно дергала
руку, которую Я держал, пытаЯсь высвободитьсЯ, и повторЯла шепотом:
   - Џустите! Џустите!


        16. —Ђђ‹њ‡ ЊЂ‹‹€‘ЋЌ

   ‚от что было, по словам ђэтлифа, до того, как пришел дЯдЯ ѓэвин.
   ‘тоЯл Январь, день был пасмурный, но не морозный, потому что был туман.
‘тараЯ •ет вбежала через парадное в прихожую  миссис  •ейт,  а  оттуда  на
кухню, уже крича  громким,  Ясным,  бодрым  голосом,  по-детски  громко  и
радостно:
   - Њисс Њэнни! “ вас на дворе мул!
   Ќикто толком не знал,  сколько  ей  в  действительности  лет.  Ќикто  в
„жефферсоне не помнил даже, сколько лет она живет  в  богадельне.  ‘тарики
говорили, что ей под  семьдесЯт,  хотЯ  по  собственному  ее  расчислению,
учитываЯ возраст разных джефферсонскнх дам, от невест до бабушек, которых,
как она говорила, она нЯнчила с колыбели, ей было чуть ли не  все  сто,  а
ђэтлиф утверждал, что она три века прожила.
   Ќо в богадельне она только спала, или проводила ночь, или,  по  крайней
мере, часть ночи. Џотому что все остальное времЯ она была либо на площади,
либо на улицах „жефферсона или где-нибудь между городом и  богадельней  на
грЯзной дороге длиной в полторы мили; вот уже не менее двадцати  пЯти  лет
городские дамы, завидев ее из окон или даже только  заслышав  ее  сильный,
громкий, бодрый голос у соседнего дома, запирались в ванной. Ќо  даже  это
их не спасало, - разве только они не забывали сперва запереть  парадное  и
черный ход. Џотому что рано или поздно они должны были выйти,  а  она  тут
как тут, высокаЯ,  тонкаЯ,  с  шоколадной  кожей,  говорливаЯ,  бодраЯ,  в
резиновых тапочках и длинном, мышиного цвета пальто, отороченном тем,  что
лет сорок или пЯтьдесЯт назад было мехом, и в Ярко-красной шлЯпе,  которую
стараЯ миссис Љомпсон подарила ей пЯтьдесЯт лет назад, еще когда  был  жив
генерал Љомпсон, на самой макушке поверх  головного  платка  (сначала  она
ходила с саквоЯжем такого же цвета,  казавшимсЯ  бездонным,  как  угольнаЯ
шахта, но, с тех пор как  в  „жефферсоне  открылась  лавка  десЯтицентовых
товаров, саквоЯж заменили бумажные сумки, которые там  давали  бесплатно),
сидела на стуле в кухне, и хотЯ  она  приходила  просить  милостыню,  тон,
который она усвоила, был любезный и самый что ни на есть светский.
   ’ак она перекочевывала из дома в дом, словно какой-то плавучий  остров,
распространЯющий вокруг себЯ  ужас  и  панику,  взимаЯ  еженедельную  дань
объедков и обносков, а иногда и монетку на понюшку табаку, двигаЯсь  среди
городской сутолоки, столь же неотвратимаЯ,  как  сборщик  налогов.  Ќо  за
последние год или два, с тех пор как  миссис  •ейт  овдовела,  „жефферсон,
благодарЯ миссис •ейт, получил как бы  временную  передышку.  Ќо  даже  во
времЯ этой передышки настоЯщего покоЯ не было. ‘корее стараЯ •ет  устроила
на кухне у миссис •ейт своего рода местный  штаб  или  передовой  фуражный
пост вскоре после того, как  мистер  •ейт  и  пЯть  мулов,  принадлежавших
мистеру Ђ.Ћ.‘ноупсу, погибли на крутом повороте около города под  колесами
скорого поезда, шедшего на север, и  даже  в  богадельне  прослышали,  что
миссис •ейт получила за мужа восемь тысЯч долларов. ‘тараЯ •ет, добравшись
до города, заходила прЯмо к миссис •ейт и оставалась там иногда до  самого
полуднЯ, а уж потом начинала свой неотвратимый обход. €ной раз в  непогоду
она оставалась у миссис •ейт на весь  день.  ‚  такие  дни  ее  постоЯнные
клиенты, или жертвы, временно избавленные от нее, недоумевали -  неужто  в
доме этой женщины с мужским характером  и  мужским  Языком,  котораЯ,  как
сказал ђэтлиф, продала своего мужа железнодорожной компании с  прибылью  в
восемь тысЯч процентов  и  котораЯ  собственноручно  колола  дрова,  доила
корову, вскапывала  и  обрабатывала  свой  огород,  -  неужто  стараЯ  •ет
помогает ей там за то, что  ее  пускают  на  порог  или  даже  теперь  она
поддерживает светский тон гостьи, пришедшей развлечьсЯ и развлечь хозЯйку.
   Ћна вбежала на кухню миссис •ейт в пальто и шлЯпе, с бумажной сумкой  в
руке, громко крича:
   - Њисс Њэнни! “ вас на дворе мул!
   Њиссис •ейт сидела на корточках у плиты, выгребаЯ в  ведро  раскаленные
угли. Ћна была бездетна и жила теперь  одна  в  своем  деревЯнном  домике,
выкрашенном в тот же цвет, в  какой  железнодорожнаЯ  компаниЯ  окрашивала
станционные постройки и товарные вагоны - как все мы говорили, из уважениЯ
к тому памЯтному утру три года назад, когда то, что  осталось  от  мистера
•ейта, наконец отделили от того, что осталось от пЯти мулов  и  нескольких
футов  новой  пеньковой  веревки,  разбросанных   вдоль   железнодорожного
полотна. ‚  должное  времЯ  к  ней  ЯвилсЯ  представитель  желе