ота  опускала  очи  долу,  пытаЯсь
изобразить скромность, но вскоре вновь  обводила  нас  взором,  точно  желаЯ
возбудить новые восторги. Ћна то старалась пленить нас улыбками, то  хмурила
брови, желаЯ внушить нам не только нежность, но и почтительность.
     ќто длилось довольно долго, но мы все обратились в  зрение  и  даже  не
заметили, что богинЯ за все это времЯ не проронила ни слова. ‡атем,  однако,
ее безмолвие начало нам досаждать.
     - Љак! - говорили мы друг другу.  -  Ќеужто  нам  нечего  ждать,  кроме
томных  улыбок,  нежных  взоров  и  наклонений  головы?  €ли  богине  угодно
услаждать только наше зрение?
     ‡атем один из нас приблизилсЯ к богине и поднес ей плоды, сорванные  по
дороге. Ћна  принЯла  дар  рукой,  белее  горного  снега,  нежно  и  ласково
улыбнулась, однако уста ее по-прежнему оставались безмолвны.
     ’ут Я заметил, что моим товарищам  наскучило  восторгатьсЯ  богиней,  и
они, один за другим, начали уходить. Ќе  желаЯ  остатьсЯ  в  одиночестве,  Я
решил последовать их примеру, но у храмовых дверей менЯ окликнула женщина по
имени ѓордость, которой, казалось, не понравилось наше поведение.
     - Људа вы так спешите? - гневно спросила она.  -  ‚едь  богинЯ  Љрасоты
здесь!
     - џ видел  ее,  сударынЯ,  -  сказал  Я,  -  и  нахожу,  что  она  даже
прекраснее, чем гласит молва.
     - ’огда отчего вы покидаете ее? - спросила женщина.
     - џ разглЯдывал ее так долго, что успел выучить черты ее лица наизусть.
‚ыражение ее глаз остаетсЯ одним и тем же; ее нос прекрасен, но он  все  тот
же, каким был полчаса назад. ‚от если бы ее лицо  немного  служило  зеркалом
разуму, возможно, Я пожелал побыть с ней дольше.
     - —то  за  важность,  есть  у  нее  разум  или  нет!  -  возразила  моЯ
собеседница.  -  Љ  чему  ей  разум,  когда  природа  сотворила   ее   столь
совершенной? Ѓудь у нее  заурЯдное  лицо,  вот  тогда  мысль  могла  бы  его
украсить, но любое изменение совершенных черт  только  портит  их.  Љрасивое
лицо само по себе совершенство, и красивой женщине следует лишь оберегать  и
хранить его. Џечать мысли только разрушит всю неизреченную его гармонию.
     џ на это ничего не ответил и поспешил в  долину  ѓраций.  Џо  дороге  Я
догнал моих товарищей, побывавших в царстве Љрасоты, которые теперь тоже шли
в долину ѓраций.
     Љогда мы вступили в долину, окружающий вид начал неприметно становитьсЯ
милее и краше. ‚се казалось таким естественным, таким уютным и приЯтным, что
наши заледеневшие от восторга души обрели веселость и безмЯтежность. Ќам  не
терпелось поклонитьсЯ здешней богине, но найти ее никак не  удавалось.  Ћдин
говорил, что храм ее где-то справа, другой утверждал, что  слева,  третий  -
что он впереди, а четвертый уверЯл, что мы его миновали. ‘ловом, все  вокруг
радовало нас, но мы не знали, где искать ѓрацию.
     ‚ этой приЯтной неуверенности мы пробыли несколько часов и  хотЯ  очень
хотели найти богиню, на задержку не сетовали. Љаждый  уголок  долины  ласкал
глаз тихой прелестью, котораЯ хотЯ и была неприметной, но тем не менее сразу
овладевала душой, и наш укромный приют  пленЯл  нас  все  более.  Ћднако  мы
продолжали искать  богиню,  когда  нас  вдруг  остановил  голос,  донесшийсЯ
неизвестно откуда:
     - …сли вы хотите увидеть богиню ѓрации, не ищите ее в одном облике, ибо
их у нее тысЯчи. ‚сечасно менЯЯсь  под  испытующим  взором,  она  чарует  не
столько видом своим, сколько  разнообразием.  €  мы  беспечно  любуемсЯ  ею,
будучи не в силах что-либо предпочесть,  но  очарованные  всем  без  остатка
{Vultus nimium lubricus aspici. Hor. [€ опасное длЯ глаз  прелестью  личико.
ѓор[аций]] {2}.}. Ћна - то воплощение торжественного  ђаздумьЯ,  то  -  само
‘острадание со слезами в очах; сейчас она всЯ светитсЯ  радостью,  мгновение
спустЯ ее черты искажены  мукой.  …е  взглЯд  то  манит  нас,  то  корит  за
дерзость. ‘трого говорЯ, ни в одном из этих обликов  богиню  нельзЯ  назвать
прекрасной, но, воплощаЯсь в них всех, она неотразима.
     Џрощайте!


     Џисьмо LXXVII

     [Џоведение лавочника и его приказчика.]

     ‹Янь —и Ђльтанчжи - ”ум •оуму,
     первому президенту китайской Ђкадемии церемоний в Џекине.

     ‹ондонские лавки не хуже  пекинских.  ‚  ‹ондоне  торговец  вешает  над
дверью картину, оповещающую прохожих о его товаре точно так же, как в Џекине
таблицы заверЯют покупателЯ в безупречной честности торговца {1}.
     ‘егоднЯ утром Я отправилсЯ купить себе шелку на ночной колпак. Ќе успел
Я переступить порог лавки, как ко мне кинулсЯ хозЯин с двумЯ приказчиками  в
пудреных  париках,  спрашиваЯ,  что   мне   угодно.   ’рудно   найти   более
предупредительных  и  вежливых  людей.  ‘тоило  мне  только  посмотреть   на
что-либо, и они мгновенно бросались туда, куда  был  устремлен  мой  взглЯд.
„остаточно было одного моего движениЯ, как они начинали метатьсЯ  по  лавке,
желаЯ мне угодить. џ заЯвил, что хочу купить хорошую ткань, и в тот  же  миг
они  предложили  не  менее  сорока  образчиков,  один   лучше   другого,   с
прелестнейшими узорами и словно нарочно сотканных длЯ ночного колпака.
     - ‹юбезнейший, - сказал  Я  хозЯину,  -  не  трудитесь  мне  что-нибудь
объЯснЯть. џ знаю толк в шелках и прекрасно вижу, что эта ткань, к  примеру,
такаЯ же непрочнаЯ, как ваш эпонж.
     - ‚аша правда, - согласилсЯ лавочник, который,  как  Я  потом  заметил,
взЯл за правило не перечить покупателю, - ваша правда, сударь, спору нет. Ќо
поверьте на слово, сударь, - утром сама леди  ’рэн  купила  такую  ткань  на
плащ.
     - Џозвольте, милейший, - возразил Я ему, - если дама и точно выбрала ее
себе на плащ, это еще длЯ менЯ не резон шить из нее ночной колпак.
     - ‚аша правда, - вновь сказал он, - но что к лицу  красивой  даме,  тем
паче пойдет красивому джентльмену!
     ќтот тонкий комплимент моей безобразной физиономии он ввернул  с  такой
ловкостью, что Я попросил отрезать  на  колпак  этого  шелку,  хотЯ  он  мне
решительно не нравилсЯ.
     Џрепоручив это приказчику, хозЯин снЯл с полки  несколько  штук  шелка,
намного красивее прежнего, и развернул их передо мной.
     - Џолюбуйтесь-ка, что за красота! -  воскликнул  он.  -  ‹орд  ‡мейкинг
нынче  утром  посоветовал  приЯтелю  купить  этого  шелку  к  рождению   его
величества {2}. Ќа жилет ничего лучше не найти.
     - Ќо мне вовсе не надобен жилет, - возразил Я.
     - Ќе надобен? - повторил лавочник. - ’ем настоЯтельнее  Я  советую  вам
завести жилет сейчас. ‚едь когда он вам понадобитсЯ,  то  обойдетсЯ  намного
дороже, поверьте слову. Џокупайте  всегда  загодЯ,  до  того,  как  поЯвитсЯ
нужда, и тогда вас не обведут вокруг пальца, как говорЯт у  нас  в  —ипсайде
{3}.
     …го совет показалсЯ мне настолько здравым, что Я  почел  за  благо  ему
последовать. „а и шелк точно был хорош, а  это  усугублЯло  искушение,  и  Я
велел завернуть и его.
     Џока  приказчики  отмерЯли  и  резали  шелк,  -  не  знаю  почему,   но
проделывали они это очень медленно, - лавочник развлекал  менЯ  рассказом  о
новомодном обычае здешних знатных щеголих принимать гостей в халате.
     - Ќе угодно ли сударю взглЯнуть, из какого шелка их шьют? - спросил  он
и, не дожидаЯсь ответа, тотчас развернул передо мной штуку, которую сочли бы
восхитительной даже в Љитае. - …сли бы  знатные  господа  проведали,  что  Я
продал эту ткань кому-то, кто даже не носит титул "высокородие", они  тотчас
отказались бы от моих услуг. ‘ами видите, милорд, что она хоть и богата,  но
в самом строгом вкусе - как раз то, что сейчас в моде!
     - џ не лорд, - прервал Я его речь.
     - Џрошу  прощениЯ!  -  воскликнул  он.  -  Ћднако,  если  вы  надумаете
обзавестись халатом, соблаговолите припомнить, что Я предлагал вам  отменный
шелк. —естность, сударь, честность - вот мое правило! ‚ы можете  шить  халат
сейчас, а можете погодить до той  поры,  когда  шелк  вздорожает,  а  халаты
выйдут из моды. Ќо давать советы не по моей части.
     Љороче говорЯ, почтеннейший ”ум, он убедил-таки менЯ  купить  шелку  на
халат, и наверно уговорил бы купить добрую половину его товаров, останьсЯ  Я
в его лавке подольше, да хвати у менЯ на это денег.
     ‚ернувшись домой, Я еще долго дивилсЯ тому, как такой невежественный  и
заурЯдный человек сумел заставить менЯ делать то, что было  выгодно  ему.  џ
ведь знал, что печетсЯ он о собственной выгоде, притворно радеЯ  о  моей,  и
все же в добровольном ослеплении Я поддалсЯ власти тщеславиЯ в  сочетании  с
уступчивостью, с открытыми глазами угодил  в  расставленную  мне  ловушку  и
обрек  себЯ  на  огорчениЯ  в  будущем  ради  того,  чтобы   доставить   ему
удовольствие сейчас. Њудрость невежд в чем-то похожа на инстинкт  животного.
…й мало что подвластно, но в этих узких пределах она  действует  решительно,
энергично и успешно.
     Џрощай!


     Џисьмо LXXVIII

     [ЋсмеЯние французов в свойственной им манере.]

     ‹Янь —и Ђльтанчжи - ”ум •оуму,
     первому президенту китайской Ђкадемии церемоний в Џекине.

     Њои письма могли навести тебЯ на мысль,  что  англичане  самый  смешной
народ в мире. Ћни точно смешны, но  не  больше  других  европейцев,  которые
смеютсЯ друг над другом, а азиаты - над ними всеми.
     Џри случае Я тебе напишу о наиболее нелепых обычаЯх других  европейских
стран, а пока ограничусь  ”ранцией.  Љогда  путешественник  въезжает  в  это
королевство, он прежде  всего  замечает,  что  все  встречные  и  даже  дети
рассматривают  его  с  развЯзным  любопытством.   ”ранцузы,   как   кажетсЯ,
вообразили, будто они умнее всех на свете, и оттого таращат глаза,  стараЯсь
придать себе вид все замечающих наблюдателей.
     Ќе знаю уж по какой причине, но  лицам  тамошних  красавиц  свойственна
болезненнаЯ бледность. ‚озможно, из-за этого они стали прибегать к  румЯнам,
а от румЯн поЯвлЯютсЯ  морщины,  и  вот  к  двадцати  трем  годам  красавица
обретает вид старой карги. Ќо хотЯ они,  в  сущности,  никогда  не  выглЯдЯт
молодыми, однако, можно с уверенностью  сказать,  никогда  не  считают  себЯ
старыми. „евица и в шестьдесЯт лет стремитсЯ к новым  победам;  она  танцует
ригодон {1}, хотЯ еле ковылЯет, даже опираЯсь  на  трость,  изображает  юную
барышню, играет веером, строит глазки и болтает о чувствах, раненых  сердцах
и смерти от любви, когда ее уже подстерегает  смерть  от  старости.  Џодобно
умирающему философу. она стараетсЯ сделать свои последние  минуты  на  земле
самыми блестЯщими во всей ее жизни.
     ”ранцузы особенно гордЯтсЯ своей обходительностью с  иноземцами.  €  по
правде говорЯ, столь учтивых нищих, как во ”ранции, мне нигде не  доводилось
видеть.  ‚  других  странах  у  путешественника  клЯнчат  милостыню  либо  с
жалобными воплЯми, либо с угрюмой  злобой.  ”ранцузский  же  нищий  попросит
подаЯние с изЯщным поклоном и, поблагодарив вас улыбкой, пожмет плечами.
     Ђ вот еще пример  французской  благовоспитанности,  о  которой  следует
упомЯнуть. Ђнгличанин в обществе иностранцев, если знает, что его не поймут,
никогда не заговорит на своем родном Языке;  даже  путешествующий  готтентот
хранил бы молчание, если бы не был обучен другим Языкам, кроме собственного.
Ђ француз начинает болтать с вами, не задумываЯсь над тем, понимаете вы  его
или нет. …го нисколько не заботит, знаете ли вы французский Язык,  и,  глЯдЯ
вам прЯмо в глаза, он говорит без  умолку,  задает  тысЯчу  вопросов  и,  за
неимением лучшего, сам на них отвечает.
     Ћднако обходительность французов с  чужестранцами  далеко  уступает  их
самовлюбленности. ‚се французское непременно лучше, чем у кого-либо другого,
очаровательно, романтично и до  того  великолепно,  что  и  сказать  нельзЯ.
Љаждый сад - эдем, любаЯ лачуга  -  дворец,  каждаЯ  женщина  -  ангел!  Ћни
прищуривают глаза, разевают  рты  и  восторженно  восклицают:  Sacre!  {—ерт
возьми! (франц.).} ЉакаЯ красота! Ћ ciel! {Ћ небо!  (франц.).}  Љакой  вкус!
Mort de ma  vie!  {ЉлЯнусь  жизнью!  (франц.).}  Љакое  величие!  Љто  может
сравнитьсЯ с нами? ’олько французы - цивилизованные  люди,  остальные  же  -
двуногие варвары.
     Ѓудь у французов мЯсо, они были бы лучшими поварами в мире,  но  и  без
мЯса они могут угостить вас пЯтью блюдами из молодой  крапивы,  семью  -  из
щавелЯ и дюжиной - из лЯгушачьих лапок. Љогда привыкаешь, эти Яства начинают
даже нравитьсЯ, к тому же они не обременЯют желудок  и  не  вызывают  колик.
Ћбед обычно состоит не менее чем из семи горЯчих блюд. Џравда,  несмотрЯ  на
такое изобилие, даже при гостЯх стол редко накрывают скатертью. Ќо можно  ли
за это осуждать  французов?  “  людей,  не  имеющих  нижнего  бельЯ,  вполне
извинительно отсутствие столового.
     „аже сама религиЯ у них утрачивает торжественное  величие.  Џо  дорогам
чуть не через каждые пЯть миль обЯзательно попадаетсЯ изображение богоматери
в грЯзном чепце, старой красной юбке и  с  накрашенными  щеками,  перед  нею
теплитсЯ лампадка, от которой Я, с позволениЯ, конечно, свЯтой девы, зажигал
свою трубку. €ногда вместо богоматери стоит крест или распЯтие с  деревЯнным
‘пасителем и всеми атрибутами - губкой, копьем, гвоздЯми, клещами, молотком,
пчелиным воском и пузырьком с уксусом {2}. ЊенЯ уверЯли,  что  некоторые  из
этих изображении упали с неба. …сли это так, то на  небесах  обитают  весьма
посредственные мастера.
     ЏроезжаЯ через их деревни, Я нередко видел, что мужчины сидЯт у  порога
и вЯжут чулки, в  это  времЯ  как  женщины  возделывают  землю  и  подрезают
виноградные лозы. ‚ероЯтно, поэтому прекрасному полу во ”ранции даны  особые
привилегии: они могут ездить  верхом,  разумеетсЯ,  если  удастсЯ  раздобыть
лошадь, без дамского седла.
     Ѓоюсь, что это описание покажетсЯ тебе излишне злым и  скучным.  ‚есьма
возможно, но эту манеру описывать иностранцев Я заимствовал у французов же и
нахожу только справедливым вернуть им хотЯ бы часть насмешек,  которыми  они
столь щедро осыпают других.
     Џрощай!


     Џисьмо LXXIX

     [ЏриготовлениЯ обоих театров к зимним баталиЯм.]

     ‹Янь —и Ђльтанчжи - ”ум •оуму,
     первому президенту китайской Ђкадемии церемоний в Џекине.

     „ва театра {1},  служащие  местом  увеселениЯ  здешних  горожан,  вновь
открылись на зиму. ‚  отличие  от  регулЯрной  армии  актеры  затевают  свои
баталии в тот момент, когда другие покидают полЯ сражениЯ.  Љогда  европейцы
перестают убивать друг друга  по-настоЯщему,  они  развлекаютсЯ  поддельными
сражениЯми на подмостках.
     ’анцмейстер опЯть подкидывает ноги выше головы, плотник мастерит рай из
картона, герой украшает чело медью,  а  героинЯ  принимаетсЯ  начищать  свой
медный  хвост  {2}.  Ћдним  словом,  все  пришло  в  движение,  начинаЯ   от
театрального письмоносца в желтой  куртке  вплоть  до  Ђлександра  ‚еликого,
взгромоздившегосЯ на табурет.
     Ѓитва между театрами вновь закипела. ‚ойна, открытаЯ война,  в  которой
не просЯт и не ждут пощады! „ве певицы {3},  точно  герольды,  возвестили  о
начале этой распри, и весь город разделилсЯ на два враждующих лагерЯ. ‚едь у
одной соловьиное горло, у другой - лучшие манеры, одна приседает  до  земли,
зато другаЯ благодарит публику улыбкой, одна выходит скромно, как  бы  просЯ
одобрениЯ,  другаЯ  -  с   уверенностью,   котораЯ   вызывает   у   зрителей
рукоплесканиЯ; одна пудритсЯ, другаЯ  -  нет;  у  одной  необычайно  длиннаЯ
талиЯ, зато другаЯ держитсЯ непринужденней. ‚се, решительно все  чрезвычайно
важно и полно значениЯ. ѓород, правда,  еще  не  склонилсЯ  окончательно  на
чью-либо  сторону,  поскольку  тут  есть  над  чем   задуматьсЯ;   соперницы
продолжают состЯзатьсЯ в достоинствах, и вполне вероЯтно, что, ко  всеобщему
удовольствию, состЯзание это продлитсЯ до конца сезона.
     ѓоворЯт,  у  генералов  обеих  армий  {4}  есть   в   запасе   солидные
подкреплениЯ. …сли в одном театре покажут пару бриллиантовых  прЯжек,  то  в
другом зрители увидЯт  такие  брови,  которые  вполне  могут  соперничать  с
прЯжками. …сли одни поразЯт мир позами, то другие не уступЯт им в  искусстве
пожимать плечами; там выводЯт на сцену толпу детей, здесь на  сцену  выводЯт
толпу стражников в красных одеждах, которые, к  вЯщему  изумлению  зрителей,
вскидывают сабли на плечо.
     ЊенЯ уверЯют, что здешнЯЯ публика ходит в театр не только развлекатьсЯ,
но и чтобы извлечь длЯ себЯ нравственную пользу. ‚ ответ  Я  лишь  улыбаюсь.
Љогда Я посещаю здешние театры, от ревущих труб, воплей за кулисами и криков
на сцене у менЯ к концу представлениЯ голова идет кругом. € если, приходЯ  в
театр, Я о чем-нибудь размышлЯю, то когда Я ухожу, оказываетсЯ,  что  Я  обо
всем забыл, оглушенный похоронным  маршем,  траурным  шествием,  джигой  или
бурей.
     Џожалуй, нет ничего легче, чем сочинЯть пьесы длЯ английской  сцены,  и
мне невдомек, отчего никто не взЯлсЯ за это ремесло. …сли сочинитель  хорошо
знает всю важность грома и Њолнии, если он приобщен к тайнам смены декораций
и  применениЯ  люков,  если  понимает,  когда   следует   показать   зрителю
канатоходца или водопад, если он постиг особенности таланта каждого актера и
умеет приспособить к ним свои монологи и диалоги, значит ему  известно  все,
чем можно угодить нынешнему зрителю. ‚ театре этот блистает воплЯми,  тот  -
стонами, третий - дрожью ужаса,  четвертаЯ  -  заламываниЯми  рук,  пЯтаЯ  -
улыбками, шестаЯ - обмороками, а седьмаЯ - семенит по сцене с необыкновенной
живостью, а посему наибольший успех ждет ту пьесу, где каждому из  них  дано
блеснуть в полную меру. Ќынче не актер должен приноравливать свой  талант  к
поэту, а наоборот.
     ‘ловом,  чтобы  написать   сегоднЯ   трагедию,   следует   знать,   как
пользоватьсЯ театральными ахами и охами. Ќекоторое  число  этих  восклицаний
вперемежку с воплЯми "Ѓоги!", "—то за мука!", "ЉакаЯ пытка!" и  "ЏроклЯтье!"
доведут любого актера до судорог и исторгнут слезы из  глаз  зрителей;  надо
только пользоватьсЯ ими умеючи, и театр загремит от рукоплесканий. Ќо  самое
главное - это сцены с  мольбами  и  стонами.  •орошо  изучив  вкусы  здешних
театралов, Я настоЯтельно  советую  двум  любимцам  лондонской  публики  {5}
вводить такие сцены в каждую пьесу.  ‹учше  всего  будет,  если  в  середине
последнего действиЯ они выйдут на сцену, закатываЯ глаза и простираЯ руки  к
небесам. ‘лова тут совершенно излишни, достаточно обмениватьсЯ стонами.  Ћни
должны при этом менЯть  тон  от  гневного  до  безнадежного,  используЯ  всю
театральную гамму, и извиватьсЯ всем телом, изображаЯ все оттенки  отчаЯниЯ,
а когда зрители оросЯт их страданиЯ потоками слез, они  могут  с  безмолвной
торжественностью удалитьсЯ со сцены  в  разные  двери,  заламываЯ  руки  или
хлопаЯ себЯ по карманам. ’акаЯ трагическаЯ пантомима растрогает зал не  хуже
самых страстных монологов и позволит сэкономить на вознаграждении автора.
     „абы угодить публике, следует все  пьесы  сочинЯть  в  таком  духе,  да
многие из  нынешних  пьес  так  и  сочинЯютсЯ.  ’акие  пьесы,  точно  опиум,
преисполнЯют сердце бессмысленным восторгом и освобождают разум  от  тЯжкого
бремени мысли. ‚от красноречие, коим отличаютсЯ многие ныне  забытые  пьесы,
некогда  почитавшиесЯ  превосходными;  вот  молниЯ,  равно  озарЯющаЯ  своим
блеском и сверхъестественного тирана, "бурь пожирателЯ", и  малютку  Ќорвала
{6}, "что чист, как неродившийсЯ младенец".
     Џрощай!


     Џисьмо LXXX

     [Џагубное стремление множить законы о наказаниЯх и применЯть
     существующие без всЯкого снисхождениЯ.]

     ‹Янь —и Ђльтанчжи - ”ум •оуму,
     первому президенту китайской Ђкадемии церемоний в Џекине.

     „ух милосердиЯ, которым исполнены  китайские  законы,  всегда  восхищал
менЯ. Џриговор о казни везут неторопливо, делаЯ по шести миль в сутки,  зато
помилование отправлЯют с самым быстрым вестником. …сли пЯтеро сыновей одного
отца вместе совершили преступление, одного  из  них  прощают,  дабы  род  не
прервалсЯ и было кому ухаживать за престарелыми родителЯми.
     Ђнглийским законам тоже  не  чужд  дух  милосердиЯ,  хотЯ  некоторые  в
заблуждении  и  пытаютсЯ  его  подавить.  ‡аконы,  однако,  неохотно  карают
нарушителЯ и не  позволЯют  блюстителЯм  правосудиЯ  наказывать  не  в  меру
строго. Џри аресте должника возбранЯетсЯ прибегать к оружию,  ночной  страже
дозволЯетсЯ обуздывать пьЯных горожан лишь с помощью дубинки.  Џравосудие  в
подобных случаЯх точно прЯчет свою суровость и оставлЯет некоторые проступки
вовсе без наказаниЯ, лишь бы не покарать за них чересчур сурово.
     Ђнгличанин может гордитьсЯ не только тем,  что  над  ним  властны  одни
законы, но и тем, что законы эти смЯгчает  милосердие.  ‘трана,  где  законы
суровы и соблюдаютсЯ неукоснительно, как, скажем, в џпонии, оказываетсЯ  под
игом самой ужасной тирании. Њонарх-тиран обычно страшен  только  длЯ  знати,
бесчисленные же уголовные законы сокрушают своими жерновами все сословиЯ, но
особенно тех, кто вовсе беззащитен, то есть беднЯков.
     Ѓывает, что народ попадает в рабство к им же учрежденным  законам,  как
то случилось с афинЯнами при „раконте {1}. "‚се, очевидно, началось с  того,
- пишет историк, -  что  хитрые  преступники  пытались  обойти  существующие
законы: их злоумышлениЯ Явились  причиной  поЯвлениЯ  нового,  направленного
против них закона. Ќо та же хитрость, котораЯ помогала им  обходить  прежние
установлениЯ, учила их, как обойти и новые. Ћни изобретали новые  уловки,  и
правосудие  отвечало  новыми  законами,  но  преступники   по-прежнему   его
опережали.  …сли  какие-нибудь  действиЯ  объЯвлЯлись  преступными,  негодЯй
переставал их совершать и придумывал еще что-то, пока не наказуемое законом.
‘ловом,  те,  против  кого  вводилсЯ  закон,  оставались  безнаказанными,  а
карающаЯ рука правосудиЯ настигала лишь тех, кто был  глупее.  ’ем  временем
уголовные законы все множились, и уже  по  всей  стране  трудно  было  найти
человека, который когда-нибудь не нарушил бы невольно тот или иной из них, а
потому в любую минуту мог быть беспощадно предан суду".  Ќа  деле  уголовные
законы вместо того, чтобы предотвращать преступление, применЯютсЯ лишь после
того, как оно совершено, и вместо того,  чтобы  положить  конец  злодеЯниЯм,
лишь умножают их, побуждаЯ искать новые уловки, чтобы избежать наказаниЯ.
     Џосему подобные законы напоминают мне  телохранителей,  которых  подчас
приставлЯют к государЯм-данникам Якобы  длЯ  того,  чтобы  оберегать  их  от
опасности, но на деле длЯ того, чтобы они ежечасно чувствовали,  что  они  -
пленники.
     Џравда, уголовные законы обеспечивают неприкосновенность  собственности
в государстве, но в той же мере делают более  неверной  личную  безопасность
гражданина. ‚едь будь закон трижды  полезен  и  беспристрастен,  он  нередко
оборачиваетсЯ  несправедливостью.  ’ак,  справедливое  применение  закона  о
смертной  казни  за  воровство  лишь  оберегает  наше  имущество,  но   если
лицеприЯтный или невежественный судьЯ  выносит  неправый  приговор,  тот  же
самый закон посЯгает на нашу жизнь,  затем  что  казнь  невинного  причинЯет
ущерб всему обществу. ‘ледовательно, если ради сбережениЯ  имущества  одного
человека Я издал закон, который может отнЯть жизнь  у  другого  человека,  в
этом случае Я ради достижениЯ ничтожного блага  буду  повинен  в  совершении
гораздо большего зла; и, дабы общество беспрепЯтственно владело безделкой, Я
подвергну страшной опасности истинную драгоценность. ‚  подтверждение  этого
можно  сослатьсЯ  на  опыт  любого  века.  Ќе  существовало   закона   более
справедливого,  чем  lesae  majestatis  {‡акон  об  оскорблении   величества
(лат.).}, который был учрежден, когда ђимом правили императоры. €  разве  не
разумно было его  требование  изобличать  Я  карать  любые  заговоры  против
императорской власти? Ќо сколько чудовищных  преступлений  повлек  за  собой
этот закон: ссылки, удушениЯ, отравлениЯ чуть не в каждом знатном семействе.
€ притом все делалось законным путем: преступника судили и  лишали  жизни  в
присутствии многих свидетелей.
     €  так  всегда  будет  там,  где  кары  многочисленны  и  применЯет  их
нерешительный и, главное, состоЯщий на  жалованье  судьЯ.  Џодобный  человек
радуетсЯ умножению уголовных законов, ибо каждый из них он при случае  может
обратить в орудие вымогательства. ‚ таких  руках  чем  больше  законов,  тем
больше возможностей не творить справедливость, но удовлетворЯть алчность.
     Џолучающий жалованье судьЯ, вознаграждение которого зависит не  от  его
честности,  а  от  числа  им  осужденных,  должен   отличатьсЯ   безупречной
добродетелью, иначе он будет склонен к жестокости. Љогда же  судьЯ  вступает
на путь неправосудности, уже невозможно предсказать,  как  далеко  он  может
зайти. ѓоворЯт, что гиена по природе не  кровожадна,  но  стоит  ей  однажды
отведать человеческого мЯса, и никакой лесной хищник не сравнитсЯ  с  ней  в
прожорливости, а ее добычей  теперь  становитсЯ  только  человек.  Љорыстный
судьЯ воистину гиена в образе человеческом. Ќачав с тайного глотка,  он  уже
закусывает  в  дружеской  компании,  а  обедает  на  людЯх,  затем  начинает
обжиратьсЯ и, наконец, принимаетсЯ сосать кровь, как вампир.
     Ќе таким рукам следует вверЯть правосудие, но тем, кто умеет не  только
карать, но и миловать. Њудро поступил некогда император  Ќаньфу  {2},  когда
ему сообщили, что его враги поднЯли мЯтеж в одной из дальних провинций.
     - ‘ледуйте за мной, друзьЯ мои, - сказал император, - и Я  обещаю,  что
мы скоро истребим недругов.
     Ћн тотчас выступил в поход, и при его  приближении  восставшие  сложили
оружие. ‚се ожидали, что император жестоко расправитсЯ с мЯтежниками, и были
изумлены, убедившись, что с пленными обращаютсЯ мЯгко и человеколюбиво.
     - Ќеужели вы так  выполнЯете  свое  обещание?  -  вскричал  его  первый
министр. - ‚едь вы дали царское слово уничтожить своих врагов, а  теперь  не
только помиловали их, но некоторых еще и обласкали!
     - џ обещал уничтожить врагов, - ответил  великодушный  император,  -  и
сдержал свое слово; вы сами можете убедитьсЯ, что они больше не враги мне! џ
обратил их в своих друзей.
     „ействуй такой способ безотказно, он стал  бы  самым  верным  средством
уничтожениЯ врагов государства.  €  как  было  бы  хорошо,  если  бы  всегда
удавалось  поддерживать  общественный  порЯдок  одними  только  наградами  и
милосердием. Ќо коль скоро наказаниЯ все же необходимы, следует  сделать  их
более устрашающими, применЯЯ их лишь изредка. Џусть правосудие обнажает свой
меч в устрашение, а не длЯ отмщениЯ.


     Џисьмо LXXXI

     [ЋсмеЯние дамских шлейфов.]

     ‹Янь —и Ђльтанчжи - ”ум •оуму,
     первому президенту китайской Ђкадемии церемоний в Џекине.

     „о сих пор Я еще не описал тебе английских дам так  подробно  и  полно,
как следовало бы. †енщин, друг мой, трудно постичь даже в Љитае, так чего же
мог Я ждать в стране, где их все признают загадкой и где Я чужестранец.
     Џо правде сказать, Я не решалсЯ приступить к их описанию из боЯзни, что
они претерпЯт какое-нибудь новое превращение, прежде чем это описание  будет
завершено, и нарисованный мной портрет устареет  прежде,  чем  увидит  свет.
‘егоднЯ они взбираютсЯ на высокие  каблуки,  а  завтра  убавлЯют  каблуки  и
надстраивают головы {1}. Ћдно времЯ их юбки были распЯлены  на  китовом  усе
{2}, но сейчас они убрали свои обручи и стали  тонкими,  как  русалки.  ‚се,
решительно все, начинаЯ от жены какого-нибудь мандарина, катЯщей  в  карете,
гремЯ колесами по булыжнику, и кончаЯ  скромной  швеей,  бегущей  по  улице,
постукиваЯ  по   камнЯм   подковками   деревЯнных   башмаков,   претерпевают
непрерывные метаморфозы.
     Ќынче женщин разных сословий можно различать главным образом по шлейфу.
Љак прежде о знатности или модных замашках дамы судили по величине ее  фижм,
так теперь и то, и другое измерЯетсЯ длиной  ее  хвоста.  †енщины  скромного
состоЯниЯ  довольствуютсЯ  хвостами  скромной  длины,  но  дамы,  занимающие
высокое положение и обладающие тонким вкусом, не знают тут никакого  удержу.
ѓоворЯт, шлейф  супруги  мэра  в  дни  церемоний  превосходит  длиной  хвост
бентамского барана, а ведь хвост этот, как тебе  известно,  укладываетсЯ  на
тележке, которую баран и возит за собой.
     Ћ солнце ЉитаЯ, каких противоречий не найдешь в этом  диковинном  мире!
Ќе только жители различных стран придерживаютсЯ противоположных взглЯдов, но
даже обитатели одного и того же  острова  нередко  сами  себе  противоречат.
Џоверишь ли, милейший  ”ум,  тот  же  народ,  которому  нравЯтсЯ  женщины  с
длинными хвостами, у лошадей стрижет хвосты по самую репицу!!!
     Ќо, как ты легко  можешь  догадатьсЯ,  менЯ  вовсе  не  огорчает  мода,
котораЯ   способствует   увеличению   спроса   на   восточные    товары    и
благоприЯтствует процветанию моей родины. Ќичто не могло  бы  столь  успешно
поднЯть цену на шелк, как манера одеватьсЯ. „линный шлейф обходитсЯ даме  не
дешево, а между тем стоит поволочить  его  на  публичном  гулЯний  несколько
вечеров, как носить его больше нельзЯ, и приходитсЯ  вновь  покупать  шлейф,
дабы  возместить  ущерб,  нанесенный  ее   гардеробу.   Ќекоторые   особенно
бережливые дамы вынуждены чинить свой шлейф по восемь-десЯть раз  за  сезон.
’акие ненужные расходы  могут  разорить  англичан,  но  зато  обогатЯт  нас,
китайцев.
     ѓосподин в черном - заклЯтый враг столь пышных шлейфов - уверЯет  менЯ,
что они чрезвычайно неудобны  и  модно  одетаЯ  дама  оказываетсЯ  такой  же
калекой, как любаЯ красавица в Ќанкине. Ќо особенно негодует он против  дам,
которые следуют этой моде, не располагаЯ необходимым достатком.  Ћн  заверил
менЯ, что знает особ, которые, не имеЯ нижней юбки, поспешили завести шлейф;
известны ему и простолюдинки, которые вообразили, что станут важными дамами,
если прицепЯт к своему платью три лишних Ярда ветхого шелка.
     - џ знаю одну бережливую лавочницу, - продолжает он, - котораЯ, считает
себЯ обЯзанной носить шлейф, точно знатнаЯ дама, хотЯ всЯкий раз, выходЯ  из
дому, терзаетсЯ опасениЯми, как бы он от этого  скоро  не  износилсЯ.  ‹юбаЯ
прогулка становитсЯ длЯ нее источником новых волнений, и  шлейф  так  же  ей
досаждает и лишает ее покоЯ, как бычий пузырь, привЯзанный к хвосту кошки.
     Ѓолее того, он берет на  себЯ  смелость  утверждать,  что  шлейф  может
поставить даму в весьма щекотливое положение. …сли, к примеру,  какой-нибудь
грубиЯн захочет сорвать  с  ее  губ  поцелуй,  а  дама  попытаетсЯ  от  него
уклонитьсЯ, то, попЯтившись, она неизбежно наступит на свой шлейф  и  упадет
навзничь, и тогда,  как  хорошо  известно  каждому...  может  пострадать  ее
платье.
     ‡дешние дамы не стеснЯютсЯ смеЯтьсЯ над крохотными размерами  китайских
туфелек, но Я полагаю, что наши жены в Љитае имели бы куда больше  оснований
длЯ смеха, если бы им представилась  возможность  увидеть  непомерную  длину
европейских шлейфов. ЉлЯнусь головой ЉонфуциЯ, женщина  добровольно  уродует
себЯ нам на потеху, пришиваЯ себе огромный неуклюжий хвост! ЏЯтитьсЯ дама не
в  состоЯнии,  вперед  должна  идти  только  медленно,   а   если   вздумает
повернутьсЯ,  то  вынуждена  бывает   описать   круг,   подобно   крокодилу,
защищающемусЯ  от  нападениЯ.  €  воображать  при  этом,  что  такой  туалет
прибавлЯет  важности  и  величиЯ!  Ѓыть  уверенной,  что  пЯтнадцать   Ярдов
волочащейсЯ сзади тафты делают даму более достойной уважениЯ! Ќет,  не  могу
больше сдержатьсЯ, ха ха, ха! ќто, конечно, остатки европейского варварства.
‹юбаЯ татарка, облаченнаЯ в овечьи шкуры, носит куда более  удобные  одежды.
‡дешние писатели времЯ от времени ополчаютсЯ против нелепости этой моды, но,
пожалуй,  лучше  всего  они  были  осмеЯны  в  итальЯнском  театре,  где   у
Џаскуарелло, подрЯдившегосЯ сопровождать графиню ”ернамброко {3}, одна  рука
занЯта ее муфтой, другаЯ - ее левреткой, а потому он торжественно  несет  за
нею шлейф, предусмотрительно заткнув его себе за поЯс.
     Џрощай!


     Џисьмо LXXXII

     [Ќауки полезны странам густонаселенным и вредны - варварским.]

     ‹Янь —и Ђльтанчжи - ”ум •оуму,
     первому президенту китайской Ђкадемии церемоний в Џекине.

     “же некоторое времЯ европейские философы ведут ожесточенный спор о том,
благодетельны или пагубны длЯ человечества искусства и науки {1}.  ‡ащитники
последних, стараЯсь доказать  их  полезность,  утверждают,  что  без  них  в
пределах небольших областей не могло бы обитать  значительное  число  людей,
что они доставлЯют наслаждение и что знаниЯ способствуют  укреплению  добрых
нравов.
     ’е, кто придерживаетсЯ противоположного мнениЯ, живописуют счастливую и
невинную  жизнь  дикарей,  прекрасно  обходЯщихсЯ  без  учености  и  ученьЯ,
указывают  на  многочисленные  пороки,   присущие   только   цивилизованному
обществу,  доказывают,  что  без  угнетениЯ,  жестокости   и   кровопролитиЯ
невозможно укрепить  гражданское  общество,  и  утверждают,  что  счастливое
равенство,   присущее    варварскому    состоЯнию,    следует    предпочесть
противоестественному подчинению, сопутствующему цивилизации.
     ‘пор этот, уже давший столь обильную  пищу  длЯ  праздных  размышлений,
велсЯ с великой запальчивостью, но (не  скроем  своего  мнениЯ)  не  слишком
разумно. ’е, кто указывают на полезность  наук  в  цивилизованном  обществе,
безусловно правы, как правы и те, кто утверждают, что дикари счастливее  без
них. Ћднако, когда первые пытаютсЯ  доказать,  что  науки  равно  полезны  и
обитающему в пустыне дикарю, и жителю многолюдной страны, или  когда  вторые
объЯвлЯют науки вредными длЯ всЯкого общества  и  рады  были  бы  не  только
закрыть  им  доступ  к  невинным  детЯм  Џрироды,  но  и   изгнать   их   из
густонаселенных стран, тогда заблуждаютсЯ  обе  стороны,  поскольку  знаниЯ,
дающие счастье цивилизованному европейцу, принесут одни страданиЯ  кочевнику
азиатской пустыни.
     Џозволь  мне  длЯ  доказательства  этого  перенестись  воображеньем   в
дремучие сибирские леса, и мы увидим их  нищего  обитателЯ,  который  жаждет
счастьЯ отнюдь не менее многомудрого  китайского  философа.  Ќа  много  миль
вокруг  простираетсЯ  невозделаннаЯ,  необитаемаЯ  землЯ,   единственным   и
неоспоримым владетелем которой ЯвлЯетсЯ он и его  небольшое  семейство.  Џри
подобных обстоЯтельствах Џрирода и ђазум неизбежно заставЯт его жить охотой,
а не земледелием. Ћн, без сомнениЯ, изберет тот образ жизни, который требует
лишь небольшого труда, и ту пищу, котораЯ  наиболее  вкусна.  Ћн  предпочтет
праздное  существование  и   ненадежное   изобилие   постоЯнному   достатку,
обретаемому в поте лица. € он, знаЯ, что счастлив, не захочет по доброй воле
изменить свою дикарскую жизнь.
     Џо той же причине он не пожелает  свЯзать  себЯ  законом.  ‚едь  законы
создаютсЯ длЯ защиты собственности, а у него нет собственности,  которой  он
опасалсЯ  бы  лишитьсЯ,  и  он  не  ищет  ничего  сверх   необходимого   длЯ
существованиЯ. ‚ступать в договор с другими людьми значило бы длЯ него взЯть
на себЯ обЯзательства, не надеЯсь и на малую награду. Ћн и его  соплеменники
- не соперники, а просто  обитатели  одного  и  того  же  бескрайнего  леса.
“величение имущества одного не уменьшит плодов прилежаниЯ  другого.  Џоэтому
нет нужды в законах, обуздывающих  эгоистические  желаниЯ,  поскольку  самое
неограниченное их удовлетворение не влечет за собой пагубных последствий.
     ’очно так же наш одинокий  обитатель  ‘ибири  не  только  сочтет  науки
совершенно бесполезными длЯ своих повседневных занЯтий, но и  как  пища  длЯ
ума они вызовут у него только отвращение.  ‚едь  прежде  свойства  предметов
должны пробудить нашу любознательность, и лишь тогда разум возьмет  на  себЯ
труд доискиватьсЯ до их причин. Ћдни из  этих  свойств  постигаютсЯ  опытом,
другие - путем тщательного  исследованиЯ,  некоторые  из  них  можно  понЯть
благодарЯ знанию других  стран,  а  некоторые  -  на  основании  тщательного
изучениЯ собственной. Ќо обитатель дикого краЯ имеет дело с небольшим кругом
предметов: дичь,  за  которой  он  охотитсЯ,  и  убогий  шалаш,  который  он
сооружает лишь на времЯ, - вот что его занимает. ‘оответственно  невелика  и
его любознательность, а с ней и способности мыслить отвлеченно.
     „алее, нашу  пытливость  подстегивают  чувственные  радости.  ‚се  свое
внимание мы чаще всего отдаем тем предметам, которые так или иначе свЯзаны с
нашими желаниЯми, удовольствиЯми или нуждами. ‘перва  стремление  к  счастью
обращает наши страсти на тот или иной путь и  указует  предмет  изучениЯ,  и
лишь вслед за чувствами начинает говорить разум. ђасширение круга  доступных
нам  радостей  с  неизбежностью  влечет  за  собой  и   расширение   научных
исследований, но в странах, где  большинство  радостей  малодоступно,  ђазум
лишен главного своего .вдохновителЯ, а когда отвлеченное размышление находит
награду лишь в себе самом, тогда это занЯтие длЯ глупцов.
     „икий обитатель ‘ибири слишком мудр,  чтобы  тратить  времЯ  на  поиски
знаний,  к  которым  не  склонЯют  его   ни   любознательность,   ни   жажда
удовольствий. …сли вы сообщите дикарю, на  каком  градусе  широты  находитсЯ
Љито {2}, это не пробудит в нем ни  малейшего  интереса.  ‘кажите  ему,  что
подобные сведениЯ содействуют мореплаванию и  торговле,  -  он  останетсЯ  к
вашим словам столь же равнодушен. Ћткрытие, ради которого другие ставили  на
карту жизнь, не пробудит  в  нем  ни  удивлениЯ,  ни  восторга.  …му  вполне
довольно того, что он знает все о немногих предметах, от которых зависит его
благополучие. …му известно, где лучше всего поставить ловушку на  соболЯ,  и
он разбираетсЯ в мехах намного  лучше  европейца.  Ѓолее  обширные  познаниЯ
сделали бы его только несчастным. Ћни осветили бы убожество его жизни, но не
помогли бы изменить ее. ‘частье неимущего в его неведении.
     Ѓедственное положение тех,  чьи  желаниЯ  превосходЯт  их  возможности,
прекрасно описано в притче индийского моралиста ‹окмана {3}. "‘лону,  что  с
особенным усердием помогал ‚ишну {4}  одерживать  победы  в  сражениЯх,  бог
обещал исполнить любое его  желание.  Џреклонив  колени,  слон  поблагодарил
своего повелителЯ и пожелал получить разум  и  способности  человека.  ‚ишну
огорчила эта глупаЯ просьба,  и  он  попыталсЯ  отговорить  слона  от  столь
нелепого желаниЯ, но, видЯ, что все его доводы тщетны,  он  в  конце  концов
наделил слона такой мудростью, что  ее  вполне  достало  бы  на  исправление
‡ороастровой   ‡енд-Ђвесты.   Џолучив   разум,   слон   удалилсЯ,    радуЯсь
божественному дару; хотЯ тело его осталось прежним, его желаниЯ и склонности
совершенно переменились. Ћн сразу же подумал, что было бы не только  удобно,
но и пристойно обзавестись одеждой, но, к несчастью, сам он сшить ее не мог,
а попросить об этой услуге других также был не в  состоЯнии,  ибо  говорить,
как человек, он не умел. € тогда он в первый раз почувствовал тревогу. ‡атем
он заметил, что  пища  людей  отличаетсЯ  большей  изысканностью  и  поэтому
возымел отвращение к своей обычной еде  и  возмечтал  о  Яствах,  украшающих
царскую  трапезу.  Ћднако  он  вновь  обнаружил,  что  его  желание  тщетно:
раздобыть  мЯсо  он  мог  без  особого  труда,  но   вот   приготовить   его
сколько-нибудь сносно  был  не  в  состоЯнии.  ‘ловом,  любые  удовольствиЯ,
приносЯщие людЯм радость, его делали лишь все более несчастным, так  как  он
убеждалсЯ, что насладитьсЯ ими ему не дано. ’ак и жил слон,  ропща  на  свой
удел  и  терзаЯсь  недовольством,  презираЯ  себЯ  и  проклинаЯ  губительное
тщеславие,  пока,  наконец,  его  благодетель  ‚ишну  не  сжалилсЯ  над  его
безысходным положением и не вернул ему  неведение  и  счастье,  наслаждатьсЯ
которыми он был первоначально создан".
     Ќет, друг мой, приобщить к науке племЯ диких кочевников - значит обречь
их на большие невзгоды, чем уготовила им Џрирода. ЏростаЯ жизнь  -  вот  что
наиболее подходит тем, кто пребывает в первобытном состоЯнии.
     ‚еликий законодатель ђоссии  {5},  стремЯсь  образовать  невежественных
обитателей ‘ибири, поселил среди них несколько  образованнейших  европейцев.
„альнейшее показало, что этот дикий  край  еще  не  был  готов  принЯть  их.
‘начала их томил какой-то странный недуг, и с каждым  днем  они  все  больше
менЯлись, и в конце концов вместо того,  чтобы  приобщить  страну  к  благам
цивилизации, сами усвоили тамошние нравы и одичали.
     Ќет, друг мой, чтобы науки приносили пользу стране, эта  страна  должна
стать густонаселенной, а обитателЯм ее следует из охотников стать пастухами,
а потом земледельцами. € вот  когда  собственность  приобретет  ценность  и,
следовательно, станет причиной несправедливости, когда затем учредЯт  законы
длЯ охраны имущества,  когда  под  покровительством  этих  законов  у  людей
поЯвитсЯ  лишнЯЯ  собственность,  а  с  ней  и  роскошь,   котораЯ   требует
постоЯнного своего поддержаниЯ, вот тогда науки станут необходимы и полезны,
государство не сможет без них существовать,  тогда-то  и  следует  насаждать
науки, которые наставлЯют людей, как извлекать  наибольшее  удовольствие  из
ограниченного достоЯниЯ и как избегать неумеренности.
     Ќаука вовсе не причина роскоши, но ее следствие, и  таким  образом  эта
пагубнаЯ сила сама порождает свое противоЯдие. “тверждаЯ, что роскошь влечет
за собою развитие наук, мы утверждаем истину, когда же заодно  с  теми,  кто
отрицает  полезность  просвещениЯ,  мы  утверждаем,  будто  науки  порождают
роскошь, то это ложь, вздор и нелепость.