 Ђ  он?  Љак  он  изменилсЯ!
ѓлаза, теперь уже не дерзкие и беспокойные, были полны  робкого  восхищениЯ,
почтительного обожаниЯ; исчезло это  выражение  животного  самодовольства  и
беспечности.
     ‚ыбрав  столик  неподалеку  от  моего,  очевидно,   за   какие-то   его
стратегические выгоды, он выдвинул длЯ нее  стул,  и  они  сели.  џ  не  мог
слышать, что они говорили, но Я мог наблюдать  их,  и  у  менЯ  не  было  ни
малейших сомнений в том, что это  их  перваЯ  встреча  украдкой.  ’а  перваЯ
встреча, когда их не должны были видеть, или,  вернее,  та  перваЯ  встреча,
когда они чувствовали, что их не должны видеть, - это вещи очень  различные.
‚  душе  они  преступили  невидимую  границу  приличиЯ.  ќто   был   момент,
надвигавшийсЯ, может быть, в течение месЯцев, прелюдиЯ,  котораЯ  в  истории
каждой  любви  бывает  один  только  раз  и  котораЯ  так  облегчает  горечь
последующего.
     ‚се это мне сказали их глаза - ее, неустанно  следившие  за  всем,  что
происходило вокруг и неожиданно приникавшие взглЯдом к его  глазам,  и  его,
пытавшиесЯ скрыть волнение и откровенно восхищенные. „лЯ психолога  было  бы
интересно наблюдать эту разницу между мужчиной и женщиной. ‚  упоении  своей
украденной радостью она  все-таки  наблюдала  за  окружающими,  инстинктивно
заискиваЯ перед ними, как бы признаваЯ свою вину перед обществом; он же  был
озабочен лишь тем, чтобы не казатьсЯ смешным, не уронить себЯ в  собственном
мнении. „лЯ него мнение общества гроша ломаного не стоило теперь,  когда  он
вот так смотрел ей в глаза.
     "Ђ ну их всех к черту!" - говорил он себе. Ћна же, по-прежнему глЯдЯ на
окружающих, как кошка глЯдит на  драчливого  пса,  знала,  что  смешной  она
казатьсЯ  не  может,  этого  ей  нечего  опасатьсЯ.  €,  когда  их   взглЯды
встречались и на мгновение приковывались друг к другу, у тех, кто их  видел,
тихонько сжималось сердце, как сжимаетсЯ оно от  крика  павлинов  и  первого
аромата платанов весной.
     џ задумалсЯ. Њне представилась жизнь, неизбежно уготованнаЯ  их  любви,
котораЯ была теперь в цвету, как эти деревьЯ, -  первые  робкие  ее  ростки,
цветение  и  увЯдание.  Њожет  быть,  они  были  тем  исключением,   которое
обманывает все ожиданиЯ и только подтверждает правило?  Ќет,  где  там!  ќто
были просто двое влюбленных,  мужчина  и  женщина,  у  которых  все  молодо,
сильно, естественно, у которых весна в крови; они  только  что  "двинулись",
как говорЯт о лососЯх, и так же неотвратимо должны были вернутьсЯ в  море  в
свой срок. Ќа эту пару, склонившуюсЯ друг к другу головами, все  предречениЯ
и наставлениЯ морали  могли  бы  повлиЯть  не  более,  чем  мокрый  снег  на
неизбежный ход весны.
     џ думал о том, что их ждет: его - часы ожиданий, когда замирает  сердце
и мучает неизвестность: "Џридет она?" или "Џочему она не пришла?" …е -  часы
сомнений: "Ќеужели он менЯ любит? Ќе может быть, он менЯ не любит!" ‘виданиЯ
украдкой, когда восторг встречи тут же проходит при мысли о  расставании;  и
самые расставаниЯ, когда, глаза с трудом  отрываютсЯ  от  глаз  и  страшнаЯ,
беспросветнаЯ пустота в сердце; и начало  нового  ожиданиЯ.  Ђ  потом  ее  -
тайный страх и радость при  виде  почты  в  тот  час  разноски,  когда  (длЯ
безопасности) по уговору должны приходить его письма; разные хитрости, чтобы
можно было уходить из дому, хранить свою тайну, оставатьсЯ одной.  Ђ  его  -
хождениЯ возле заветного дома, когда стемнеет, чтобы увидеть свет в окнах  и
судить по нему о том, что происходит; и холодный пот, и неистовства ревности
и  отчаЯниЯ;  часы  утомительных  прогулок  пешком,  чтобы  прийти  в  себЯ;
бессонные часы вожделений.
     Ђ потом этот час, неотвратимый час в один из дней, украдкой проведенных
вместе где-нибудь у реки или под благодетельной сенью леса. €  выражение  ее
лица на обратном пути, и его предложение покончить с собой,  чтобы  избавить
ее от своего присутствиЯ, и с трудом вырванное обещание встретитьсЯ еще раз.
€ эта следующаЯ встреча,  нескончаемаЯ  череда  встреч.  џростные  восторги,
предельное  изнеможение  и  всегда,   как   басоваЯ   тема   аккомпанемента,
бесконечные уловки и ухищрениЯ. Ђ потом медленное,  постепенное  охлаждение:
отговорки,  бесконечное  плетение  самооправданий;   торжественные   трезвые
объЯснениЯ;  отыскивание  недостатков  друг  в  друге;  унижающие  клЯтвы  и
протесты; и наконец день, когда она не пришла или  он  не  пришел.  Ђ  потом
письма,  неожиданное  rapprochement  {Џримирение  (франц.).}  и  еще   более
неожиданный... конец.
     ‚се это проходило в моем воображении, как  кадры  кинематографа,  но  Я
заметил, как под столом руки их украдкой потЯнулись друг к другу, и  мрачные
пророческие видениЯ исчезли. Њудрость, опыт и все остальное  -  что  значили
они в сравнении с этой лаской?
     Ћставив их вдвоем, Я поднЯлсЯ и пошел по аллее каштанов, а крик павлина
летел мне вдогонку.


        ‘’Ђ„Ћ

     Џеревод €. ‚оскресенского

     - ЏорЯдочность изменЯет людЯм  только  тогда,  когда  они  сбиваютсЯ  в
стадо, - сказал X. - ‘ужу по собственному опыту. Ћтдельному человеку - Я  не
говорю о дикарЯх - более свойственно  великодушие,  чем  низость,  он  редко
бывает жесток, он склонен к благородству. Ђ вот когда к  нему  присоединЯтсЯ
еще трое-четверо,  тогда  его  порЯдочность,  чувство  ответственности,  его
личные мерки и представлениЯ -  все  идет  прахом.  Џохоже  на  то,  что  он
становитсЯ жертвой какой-то заразительной болезни. Џраво, мне  кажетсЯ,  что
это какой-то телесный  недуг...  ‚от  попал  Я  вместе  с  другими  тремЯ  в
попечительский совет, и уже  целый  год  мы  все  четверо  занимаемсЯ  таким
крохоборством, какое каждому из нас в отдельности и во сне не снилось.
     - Џример не совсем удачный, - сказал „. - Ќо в общем Я с вами согласен.
—еловек и в одиночку не ангел, а в толпе он становитсЯ жестоким.
     Ћни рассуждали еще несколько минут, потом в разговор вступил Џ., до тех
пор не произнесший ни слова.
     - ѓоворЯт, щепотка живого опыта стоит в споре целого фунта  доводов,  -
сказал он. - Љогда Я училсЯ в университете, был у  нас  студент  по  фамилии
—окрофт, сын высокой духовной особы; этот совершенно безобидный и  прекрасно
воспитанный юноша имел несчастье быть радикалом, некоторые даже считали  его
социалистом, - во всЯком случае, он  носил  отложные  воротнички  и  зеленые
галстуки,  на   студенческих   собраниЯх   всегда   отстаивал   какую-нибудь
сомнительную точку зрениЯ и никогда не участвовал в  наших  празднествах.  ‚
сущности, это был книжный червь - из тех, знаете,  на  кого  еще  в  детстве
плохо повлиЯло окружение, так что они  до  странности  неспособны  правильно
смотреть на вещи. Ћн никогда не бывал пьЯн или хотЯ бы слегка  навеселе,  не
играл ни в какие  спортивные  игры,  лошадей  и  женщин,  по  общему  нашему
убеждению, просто  боЯлсЯ,  а  из  физических  упражнений  признавал  только
дальние прогулки в обществе одного студента не из  нашего  колледжа  либо  в
одиночку уходил вверх по реке на байдарке; он много читал и всегда готов был
поговорить на отвлеченные темы. ‘ловом,  не  за  одно,  так  за  другое  его
невзлюбили почти все уважающие себЯ старшекурсники. Ќе думайте, что  он  был
исключением, вовсе нет: у нас в Њ. в то времЯ было  немало  таких,  но  этот
—окрофт  возмущал  нас  непозволительной  уверенностью  в   себе,   какой-то
спокойной Язвительностью, котораЯ делала его просто невыносимым.  ‘читалось,
что он "чересчур задаетсЯ". ‚ернее, он словно не сознавал, как полагалось бы
книжному червю, что далеко ему до своих однокашников;  напротив,  худощавый,
немного сутулый, он расхаживал по колледжу с видом невозмутимой  уверенности
в себе: на бледном лице  с  жалким  подобием  бакенбардов,  над  ненавистным
зеленым  галстуком  мелькала  чуть  заметнаЯ  улыбка;  притом  было   совсем
непохоже, чтобы он нуждалсЯ,  а  ведь  только  бедность  служит  оправданием
книжным червЯм в их отщепенстве. € он, в самом деле, ничуть не нуждалсЯ, его
комнаты были из лучших в колледже - и этого ему тоже не прощали.
     - Ќа основании всего этого, - продолжал Џ.  -  однажды  вечером  решено
было устроить над ним "суд". ‘воим происхождением этот похвальный обычай был
обЯзан одному третьекурснику по фамилии „жеффриз, смуглому  парню  с  носом,
точно хобот, и слоновьей походкой; у него был злой Язык, острый, как бритва,
и крохотные бесстыжие  глазки  развратника.  Ќыне  он  шотландский  баронет.
Џодвыпив, сей джентльмен преисполнЯлсЯ злобы к людЯм и  почтениЯ  к  закону.
Ќочами он слонЯлсЯ по университетским дворам, и ему нетрудно  было  в  любую
минуту  собрать   ораву   молодцов,   ищущих   развлечениЯ,   воодушевленных
патриотизмом или, может быть, горЯчительными напитками; во главе  такой  вот
оравы, с гиканьем  и  криками,  „жеффриз,  полный  самых  благих  намерений,
вваливалсЯ ко всЯкому, кто, на его взглЯд, заслуживал суда, и вершил оный по
всем правилам британского судопроизводства. Ћднажды Я уже  присутствовал  на
таком процессе над одним балбесом, который своими дурацкими  выходками  и  в
самом деле всем осточертел. –еремониЯ получилась  довольно  забавнаЯ,  да  и
подсудимый как будто был не против, только ухмылЯлсЯ до ушей и все повторЯл:
     - Ќу, знаешь, „жеффриз!
     Ќо в том случае, о котором Я  сейчас  расскажу,  все  было  по-другому.
Љогда мы пришли к —окрофту, он сидел  у  холодного  камина  при  свете  трех
свечей и читал. Њы с шумом и гамом ввалились в комнату;  стены  были  обшиты
панелЯми темного дуба, и три желтых огонька почти не освещали ее.
     - —окрофт, мы пришли тебЯ судить, - объЯвил „жеффриз.
     —окрофт поднЯлсЯ и обвел нас взглЯдом. Ћн был в широкой домашней куртке
и неизменном зеленом галстуке. € бледен, как всегда.
     - ‚от как, „жеффриз? - сказал он. - Љстати, ты забыл постучатьсЯ.
     „вумЯ пальцами „жеффриз осторожно вытЯнул из-за жилета его галстук.
     - ‚ы носите зеленый галстук, сэр, - сказал он.
     ‹ицо —окрофта стало серым,  как  пепел  в  камине,  потом  побелело  от
сдерживаемого бешенства.
     - ‘мотрите не на менЯ, сэр, - сказал „жеффриз, - смотрите на присЯжных!
- € он повел рукой в нашу сторону. - Њы намерены судить вас  за...  -  €  он
объЯснил, в каком  именно  непристойном  поступке  обвинЯетсЯ  —окрофт.  ќто
обвинение всегда пускалось в  ход  во  времЯ  подобных  веселых  шуточек  и,
вероЯтно, было особенно оскорбительно длЯ "книжных червей":  ведь  они  чаще
всего, что называетсЯ, "постники".
     Њы с гоготом и визгом расположились на стульЯх, а  „жеффриз  уселсЯ  на
край стола и лениво болтал тощими ногами - он всегда носил штаны в  обтЯжку.
…го черные глазки, казавшиесЯ еще меньше по сравнению с грузным носом, алчно
блестели. —окрофт все еще стоЯл.
     - ‚от тут Я впервые почувствовал угрызениЯ совести, - продолжал Џ. - Ћн
был такой бледный, сдержанный и невозмутимый; он посмотрел на менЯ и,  когда
Я попыталсЯ ответить вызывающим  взглЯдом,  спокойно  и  презрительно  отвел
глаза. Џомню, Я подумал: "‡ачем мы пришли? Њы вовсе  не  такие  люди,  чтобы
забавлЯтьсЯ подобными шутками".  €  это  была  правда.  ’олько  в  „жеффриза
временами  точно  бес  вселЯлсЯ,  да  еще  был  среди  нас  некто  ќндерсон,
малорослый человечек в длинном пальто,  красноносый,  длиннорукий  и  всегда
полупьЯный (этот отчаЯнный забулдыга давным-давно уже  стал  учителем),  но,
кроме них двоих, никто из нас сам по себе никогда не  вошел  бы  незваный  в
чужую комнату и не стал бы оскорблЯть  ее  хозЯина,  каким  бы  тот  ни  был
книжным червем и как бы плохо к нему все ни  относились.  ‚  нашей  компании
были: белобрысый студент по фамилии Ѓийл с кривыми  ногами  и  красивым,  но
невыразительным лицом, которого все звали Ѓалбес Ѓийл;  неуклюжий  „ансдейл,
длиннолицый,   веснушчатый,   непременный   участник    всех    студенческих
сумасбродств, считавшийсЯ, однако, вполне респектабельным молодым человеком;
•орден (его обычно звали просто „жоз) -  рослый,  ладно  скроенный  уроженец
Љента с ласковыми глазами и  кулаками,  как  молот;  ‘тикленд  -  суетливый,
благодушный;  ‘евенокс,  ныне  член  палаты  лордов;  малыш  •олинброк,  наш
староста,  и  наконец  мой  школьный  товарищ  ”осдайк,   которому   чувство
собственного достоинства уже и тогда не позволило бы принЯть участие в  этой
затее, не побывай он перед тем на веселом обеде. ‘ловом, как видите, все  мы
или почти все вышли из "лучших" школ страны, считались "лучшими"  студентами
Њ., - и, естественно,  каждый  в  отдельности  был  не  способен,  никак  не
способен на поступок, недостойный порЯдочного человека.
     „жеффриз  провозгласил  себЯ  судьей,   ќндерсона   назначил   тюремным
надзирателем, „ансдейла - прокурором, всех остальных - присЯжными и, даже не
подумав о защитнике, открыл заседание суда. Љак Я уже говорил, он был  малый
остроумный и теперь, болтаЯ ногами  и  уставЯсь  в  лицо  —окрофту  злобными
черными глазками, принЯлсЯ один играть все наши роли. •арактер обвинениЯ  не
позволЯет мне пересказать вам процесс во всех подробностЯх,  да,  по  правде
говорЯ, Я их  и  не  помню;  зато,  как  сейчас,  вижу  бледное,  спокойное,
насмешливое лицо —окрофта в тусклом мерцании трех свечей  и  слышу,  как  он
повторЯет: "џ тебЯ слушаю, „жеффриз". Џомню, только раз он запротестовал: "€
ты считаешь себЯ джентльменом, „жеффриз?" "Ќет, сэр, с благословениЯ  божьей
матери Я судьЯ", - ответил тот, и мы все покатились со  смеху.  „о  сих  пор
помню  выражение  лица  —окрофта,  когда  прозвучал   вопрос:   "Џодсудимый,
признаете ли вы себЯ виновным?" Ћн долго молчал, потом саркастическим  тоном
неторопливо ответил: "Љак тебе  угодно,  „жеффриз".  ‘колько  невозмутимого,
холодного презрениЯ было в его ответе! Џриговор гласил, что он должен выпить
залпом полный бокал портвейна из собственных запасов; не знаю, был  ли  этот
приговор приведен в исполнение: Я незаметно вышел из комнаты,  и  вместе  со
мной ускользнули, кажетсЯ, еще двое.
     ‘кверно было у менЯ на душе на другое утро, Я не  находил  себе  места,
пока не написал —окрофту, просЯ прощениЯ. ‘реди днЯ Я мельком видел его:  он
проходил по двору, как всегда, бледный и невозмутимый; вечером Я получил  от
него ответ. ‚ конце он писал: "џ уверен, ты бы на это не пошел, если  бы  не
остальные". € уже позднее Я подумал, что он, может быть, сказал то же  самое
каждому из нас: очень возможно, что ему писали все.
     Ќаступило молчание. Џотом X. сказал:
     - „а, стадо! € что это  за  дрЯнной  бес  вселЯетсЯ  в  нас,  когда  мы
сбиваемсЯ в стадо?


        ‚Ћ‡ЌЂѓђЂ†„…Ќ€…

     Џеревод ѓ. †уравлева

     -  ‚от  вы  утверждаете,  -  сказал  ”ерран,  -   что   в   жизни   все
вознаграждаетсЯ... так укажите же мне, где это вознаграждение в том  случае,
о котором Я вам расскажу.
     „ва года назад Я служил переводчиком в одном  из  отелей  в  Ћстенде  и
часами торчал на берегу, дожидаЯсь пароходов, которые доставлЯли мне  добычу
- туристов. € здесь Я постоЯнно встречал одного молодого  человека,  который
торговал в палатке всЯкими дешевыми украшениЯми. џ не  знал  его  настоЯщего
имени, все звали его —ак-—ак; но зато Я хорошо знал его самого  -  ведь  мы,
переводчики, знаем всех и каждого. Ћн приехал  из  ћжной  €талии  и  называл
себЯ итальЯнцем, но по рождению скорее всего был алжирский еврей; парень  он
был неглупый и понимал, что в наше времЯ везде, кроме  Ђнглии,  не  очень-то
выгодно быть евреем. Ќо  стоило  только  посмотреть  на  его  нос  и  густые
вьющиесЯ волосы, как все  становилось  Ясно.  Ћдежду  ему  подарил  какой-то
турист-англичанин: фланелевые брюки, старый сюртук и котелок.  •орош  нарЯд?
‡ато даром! ’олько галстук был подходЯщий: он носил его  без  воротничка,  и
концы его болтались свободно. —ак-—ак был маленького роста, очень худ - и не
удивительно: за целый день он  съедал  только  полфунта  хлеба  или  тарелку
макарон с тоненьким ломтиком сыра. ’олько по  праздникам  он  разрешал  себе
полакомитьсЯ кусочком колбасы. ‚  своем  костюме,  сшитом  на  толстЯка,  он
выглЯдел бы настоЯщим вороньим пугалом, если бы не большаЯ красиваЯ  голова.
Ќевыносимые условиЯ жизни на родине гонЯт их к нам, как саранчу или как орды
древних кочевников –ентральной Ђзии, это сущее нашествие. ‚о всех странах  у
них свои благотворительные общества, которые помогают им найти заработок. €,
получив от общества шарманку, лавчонку с мишурой или что-нибудь другое,  они
отказывают себе во всем, капли в рот не берут, ни на что  не  тратЯт  денег.
ЉурЯт? „а, курЯт, когда угостите их табаком. €ногда они приезжают с  женами,
но чаще - одни: без жены легче и быстрее можно накопить денег.  €х  заветнаЯ
мечта - сколотить "капитал" в две-три сотни фунтов и возвратитьсЯ  в  €талию
богатыми людьми.  …сли  вы  знавали  итальЯнцев  на  их  родине,  вы  будете
поражены, увидев, как они работают на  чужбине  и  как  здесь  бережливы,  -
настоЯщие китайцы. —ак-—ак жил один и работал, как вол. ‘ утра до ночи  и  в
зной и в ненастье он стоЯл за своим  прилавком;  частенько  он  промокал  до
нитки, но кто бы ни прошел  мимо,  он  каждого  дарил  улыбкой  и  предлагал
какую-нибудь безделушку. Ћн всегда старалсЯ произвести приЯтное  впечатление
на женщин, особенно кокоток, так как эти чаще всего покупали его товары. Љак
он смотрел на них своими большими глазами! ‚ероЯтно, у  него  был  страстный
темперамент. Ќо, как известно, потакать своим порокам стоит денег,  а  денег
он не тратил. —ак-—ак в день расходовал два пенса на еду и четыре  пенса  на
ночлег в кафе, куда к ночи набивались  такие  же,  как  он,  беднЯки.  есть
пенсов в день, три шиллинга шесть пенсов в неделю. Ќи  один  человек  другой
породы не продержитсЯ долго в таких условиЯх. Њой минимум - десЯть пенсов, и
не скажу, чтобы это было райское житье.  Џравда,  Я  не  могу  обойтись  без
табака (даже  в  крайней  нужде  невозможно  отказатьсЯ  хотЯ  бы  от  одной
слабости).  Ђ  вот  эти  итальЯнцы  обходЯтсЯ  даже  без  табака...  —ак-—ак
торговал. ђабота нетруднаЯ - скажете вы. Ќо попробуйте делать ее хотЯ  бы  в
течение получаса, попробуйте продать даже какую-нибудь хорошую  вещь,  а  не
хлам —ак-—ака - украшениЯ из поддельного коралла, булавки и брошки, покрытые
итальЯнской глазурью, или безделушки из целлулоида. џ часто  видел,  как  по
вечерам он стоЯ засыпал от усталости, но его глаза оставались полуоткрытыми,
как у дремлющей кошки. Ћн весь ушел в свою торговлю. Ћн следил за  всем,  но
только длЯ того, чтобы сбывать свой  дрЯнной  товар,  ничто  другое  его  не
интересовало.  Ћн  презирал  весь  мир,  окружавший  его,  -  людей,   море,
развлечениЯ; все это было длЯ него чужим,  казалось  нелепым.  “  него  была
палатка, и он жил, чтобы продавать. Ћн был  подобен  человеку,  запертому  в
сундуке, - никаких удовольствий, никаких увлечений,  ничего,  что  могло  бы
затронуть тот странный мирок, в котором он жил,
     "џ южанин, - говорил он мне, киваЯ в сторону морЯ. - †изнь там, на ћге,
труднаЯ. ‡а морем у менЯ есть девушка. € поверьте, она не прочь менЯ увидеть
снова! Ќет, не прочь! “ нас там люди голодают.  ЉлЯнусь  всеми  свЯтыми  (он
избрал  эту  форму  клЯтвы,  вероЯтно,  потому,   что   она   казалась   ему
христианской), труднаЯ там жизнь!"
     џ не сочувствую —ак-—аку и не жалею его. Ћн был эгоист до мозга костей,
но это нисколько не уменьшало его тоски по родине, по горЯчему солнцу ћга  и
своей девушке - чем сильнее эгоизм, тем сильнее страдание. Ћн тосковал,  как
бессловесное животное, но помнил, - что "там люди  голодают",  и  не  спешил
вернутьсЯ. “ него  были  надежды.  "Ќадо  немножко  подождать!  -  частенько
говаривал он. - ‚ прошлом году Я был в Ѓрюсселе. Ќичего  хорошего.  ‚  конце
концов они забрали все мои деньги длЯ Ћбщества, а мне дали эту палатку. ‡ато
теперь все в порЯдке. џ кое-что заработаю за этот сезон".
     ‘реди его покупательниц было много женщин сомнительного  поведениЯ.  €м
нравилась его красиваЯ курчаваЯ голова, а к тому же они  хорошо  знали,  что
жизненный путь  не  усеЯн  розами.  Ѓыло  что-то  трогательное  в  стойкости
—ак-—ака и в том, что одежда болталась на нем, как пустой мешок. „а и  собой
он был недурен, его красили большие черные глаза и  тонкие  хоть  и  грЯзные
руки.
     Љак-то в дождливый день Я пришел на эстакаду.  ’ам  не  было  ни  души.
—ак-—ак накрыл свой прилавок куском  старого  брезента.  Ћн  сидел  и  курил
длинную сигару.
     - Ђ, —ак-—ак! - сказал Я. - Љуришь?
     - „а, - ответил он, - хорошаЯ сигара!
     - Џослушай, скрЯга, почему ты вообще не куришь каждый день? ‚едь  когда
куришь, не так хочетсЯ есть.
     —ак-—ак покачал головой.
     - ‡а табак надо платить, - сказал он, - а  эта  сигара  мне  ничего  не
стоит. Њне дал ее один тип... краснолицый англичанин. ѓоворит, что не  может
курить таких сигар. €диот, он ничего не смыслит - табак отличный, это Я тебе
говорю.
     Ќо ничего не смыслил в табаке сам —ак-—ак - слишком долго он был  лишен
возможности приобрести нужный опыт. ‘тоило посмотреть, с каким  наслаждением
он затЯгивалсЯ, жевал и обсасывал эту вонючую сигару...
     ‡акончилсЯ  курортный  сезон, и все мы, перелетные птицы, что кормились
за  счет  туристов,  готовились  к отлету. ‚прочем, Я все еще оттЯгивал свой
отъезд:  мне  очень  нравилось  это место, окрашенные в веселые цвета дома и
запах  рыбы  в порту, свежий воздух, безбрежное зеленое море, песчаные дюны.
‚се  это близко моему сердцу, и мне всегда жалко с этим расставатьсЯ. Ќо раз
сезон  кончилсЯ,  на  курорте  нашему  брату  делать  нечего, и, как говорит
—ак-—ак, "клЯнусь всеми свЯтыми, люди там голодают".
     Ћднажды  вечером,  уже  перед  отъездом,  когда в Ћстенде оставалось не
более как человек двадцать туристов, Я, как обычно, зашел в кафе, где, кроме
общего  зала,  был  и  второй.  ‘юда  заходили  люди сомнительной репутации:
сутенеры, комедианты, шансонетки, женщины легкого поведениЯ, мнимые "турки",
"итальЯнцы", "греки" - словом, все, кто участвует в игре "не зевай". ќто был
настоЯщий  притон  мошенников  и  проходимцев,  -  народ они интересный, и Я
хорошо  их  изучил.  ‚ тот вечер почти все уже разошлись, только в ресторане
было  несколько  человек  и  в задней комнате расположились три итальЯнца. џ
присоединилсЯ к ним.
     ‚скоре поЯвилсЯ —ак-—ак. ‚ первый раз Я увидел его в таком  месте,  где
приходитсЯ тратить деньги. Љак  он  был  худ!  ѓлЯдЯ  на  него,  можно  было
подумать, что он не ел целую неделю. Ќеделю? Ќет! ѓод!  Ћн  сел  за  столик,
потребовал бутылку вина и сразу же принЯлсЯ болтать и прищелкивать пальцами.
     - •а-ха! - сказал один  из  итальЯнцев.  -  ‚зглЯните-ка  на  —ак-—ака!
‚есел, как птичка. ќй, друг! ’ы, видно, разбогател. “гости-ка вином.
     —ак-—ак отдал нам свою бутылку и заказал еще одну.
     - —то такое? - удивилсЯ другой  итальЯнец.  -  “ж  не  получил  ли  ты,
приЯтель, наследство?
     Њы все пили, а —ак-—ак усерднее всех. ‡накома ли вам  та  жажда,  когда
пьешь только затем, чтобы почувствовать, что в жилах твоих течет кровь, а не
вода? ‚ таких случаЯх большинство  людей  не  может  остановитьсЯ,  пока  не
напьетсЯ до бесчувствиЯ. —ак-—ак был  человек  осторожный.  €,  как  всегда,
думал о будущем. „а, он умел держать себЯ в руках,  однако  в  этих  случаЯх
бывает, что невольно заходишь дальше, чем следует...  —ак-—ак  развеселилсЯ.
Њного ли длЯ этого нужно итальЯнцу, который месЯцами жил на воде и хлебе или
горстке макарон? ‚прочем, было Ясно, что у —ак-—ака есть особые причины  длЯ
весельЯ. Ћн пел и смеЯлсЯ, и другие итальЯнцы тоже пели и смеЯлись. Ћдин  из
них сказал:
     - ‚идно, наш —ак-—ак хорошо  торговал  летом.  Ќу-ка,  скажи,  —ак-—ак,
сколько ты заработал в этом сезоне?
     Ќо —ак-—ак только покачал головой.
     - Ќу, ну! - продолжал тот же итальЯнец.  -  €шь,  какой  скрытный!  “ж,
наверно, отхватил порЯдочный куш. Ђ вот Я, ребЯта, честное слово,  заработал
только пЯтьсот франков, ни сантима больше. € половину заберет хозЯин.
     ‚се заговорили о своих доходах. Ђ —ак-—ак только улыбалсЯ и молчал.
     - ќй, —ак-—ак, - сказал кто-то. - ’ы мог бы  быть  пооткровеннее.  —его
скрытничаешь, как разбойник?
     - Ќечем ему хвастать. “ж, конечно, не заработал, как Я, тысЯчу шестьсот
франков! - сказал другой.
     - ЉлЯнусь всеми свЯтыми, - вдруг выпалил —ак-—ак, - четыре тысЯчи!  —то
скажете?
     Ќо мы все засмеЯлись.
     - ‹Я-лЯ! - пропел один. - „урачить нас вздумал!
     —ак-—ак расстегнул свой ветхий сюртук.
     - ‘мотрите! - крикнул он и вытащил четыре ассигнации, каждаЯ  в  тысЯчу
франков.
     Ќу и вытаращили же мы глаза!
     - ‚от, каждый заработанный цент здесь. џ  ничего  не  тратил.  ‚от  что
значит быть бережливым! Ђ теперь Я поеду домой... †енюсь на  своей  девушке.
Џожелайте мне доброго пути. - € он опЯть принЯлсЯ щелкать пальцами.
     Њы посидели еще немного, распили третью бутылку.  Џлатил  —ак-—ак.  Џри
расставании никто не был пьЯн, все еще крепко  держались  на  ногах.  ’олько
—ак-—ака здорово развезло. Ћн был на седьмом небе, впрочем, так и полагаетсЯ
после шестимесЯчного поста. Ќа следующее утро Я от нечего делать зашел в  то
же кафе, сидел тай и пил пиво. € вдруг в зал ворвалсЯ - как  бы  вы  думали,
кто? - —ак-—ак! ’олько теперь он был далеко не на седьмом небе! Ћн повалилсЯ
на стол, обхватил руками голову и залилсЯ слезами.
     - Ћграбили менЯ, - крикнул он, - украли у менЯ все, до  последнего  су,
ограбили, пока Я спал! џ положил деньги под подушку,  спал  на  них,  а  они
исчезли... все до последнего су! - Ћн ударил себЯ в грудь.
     - Џостой, постой, —ак-—ак,  -  сказал  Я,  -  говоришь,  украли  из-под
подушки? Љак же они могли?
     - Ћткуда Я знаю, как, - простонал он, - все украли. ‚се мои деньги, все
мои деньги! џ опьЯнел...
     € он снова и снова повторЯл: "Њои деньги, все мои деньги!"
     - ’ы заЯвил полиции?
     „а, он был в полиции. џ пыталсЯ утешить его, но, сами понимаете, задача
была не из легких. ЃеднЯга был вне себЯ от горЯ.
     ЏолициЯ ничего не предпринЯла: к чему ей было утруждать  себЯ?  ‘лучись
это с ђотшильдом, тогда другое дело. Ќо поскольку —ак-—ак был только беднЯк-
итальЯнец, который потерЯл все, что имел...
     ‡а день до кражи —ак-—ак продал палатку и весь товар, продал все, что у
него было. ’еперь у него не было даже денег на билет, и он вынужден был идти
в Ѓрюссель пешком. € он пошел. Љак сейчас, помню его на дороге: человечек  в
котелке на  великолепной  копне  черных  волос,  в  галстуке  с  отлетающими
концами. “ него было лицо демона, изгнанного из раЯ.
     Ќе знаю, что с ним сталось. Ќо Я что-то не  вижу  в  его  истории  того
"вознаграждениЯ", о котором вы говорили.
     € ”ерран замолчал.


        ђЂ„Ћ‘’њ †€‡Ќ€

     Џеревод Њ. Љан

     ќто было неподалку  от  Ѓеркли-сквера.  џ  вышел  на  улицу  из  теплой
гостиной, раздушенной и  битком  набитой  "движимым  имуществом".  ‡акрылась
параднаЯ дверь, в лицо мне ударил западный ветер, и Я чуть было  не  налетел
на маленькую девочку.
     …й было,  наверное,  лет  пЯть.  ‚етхаЯ  краснаЯ  юбчонка,  прикрыв  ей
согнутые колени, широко легла на тротуар. „евочка сидела на панели и стегала
по мостовой сухой веточкой с  двумЯ-тремЯ  коричневыми  листками  и  в  такт
напевала песенку. ’емные, с каштановым отливом кудри спадали на ее  круглое,
замызганное личико; рЯдом с ней на тротуаре валЯлись  останки  шлЯпы,  а  из
каждого ее глаза выглЯдывал черненький сумасбродный бесенок.
     Ћна была так восхительно непохожа на это  самое  "движимое  имущество",
что просто невозможно было от нее оторватьсЯ.
     € Я двигалсЯ по улице боком, наподобие краба.
     Ћна знала, что Я иду боком; знала, в каком месте на углу стоит постовой
"бобби", она знала все вокруг. €, увидев, что Я удалЯюсь, она стала со  мной
кокетничать. Ћна склонила головку на плечо,  как  собачка,  котораЯ  просит,
чтобы ей дали печеньЯ, и взглЯнула  на  менЯ  сквозь  спутанные  кудри.  Ћна
улыбнулась - улыбнулсЯ и Я, сворачиваЯ за угол. Џо улице  зацокали  подковки
башмачков, и она тоже  показалась  из-за  угла.  Ћна  и  на  тротуаре  имела
занЯтный вид, а встав на ноги, сделалась еще забавнее. Ћт ее шлЯпы, а  шлЯпа
была на большую девочку, остались одни воспоминаниЯ. ќтот головной убор  она
нахлобучила на голову, и он съехал на затылок.  ЉоротенькаЯ  краснаЯ  юбочка
светилась дырами, загорелые голые ножки были всунуты в дамские ботинки.  Ћна
шаркала за мною, стегаЯ своей  веточкой  по  ограде.  ЏоравнЯетсЯ  со  мной,
взглЯнет исподтишка на мой цилиндр и снова отстанет.
     Џрохожие смотрели на нее во все  глаза,  но  она  не  обращала  на  них
вниманиЯ.
     Ќа Ћксфорд-стрит мы остановились и поговорили. ‚есь разговор состоЯл из
одной фразы:
     - •очешь конфетку?
     џ ушел, а она осталась с медЯком за щекой, глЯдЯ  мне  вслед  огромными
черными глазами, стегаЯ веточкой по стеклу витрины.
     Ђ когда Я еще раз обернулсЯ, она танцевала с  другими  ребЯтишками  под
звуки шарманки, и ее юбочка красным волчком вертелась по запруженной  толпою
улице.


                                 BEL COLORE {*}

     Џеревод …. ‹идиной

     {* ‡десь - красочнаЯ картинка (итал.).}

     Џо одну сторону дороги - оливковаЯ роща. Џо другую - утопающаЯ в  розах
светло-желтаЯ вилла с  выгоревшими  на  солнце  ставнЯми  и  стертым  именем
владельца на воротах. Џеред ней, средь густого кустарника,  наклонно  растет
неподрезаннаЯ высокаЯ пальма; рЯдом висит на  веревке  чье-то  темно-красное
платье. Ћткровенность постоЯнной сиесты!
     Ќебо над головой сапфировое,  окрашенное  золотом  на  закате;  ветерок
шуршит в пальмовых листьЯх; позвЯкивает колокольчик пасущейсЯ  вблизи  козы;
тЯнет дымком, и квакают лЯгушки.
     ‚ потускневшей клетке на окне второго этажа желтоголовый попугай  тЯнет
гнусаво: "Ќикули, нико-лЯ!"
     ’рое детей, проходЯщих мимо, поднимают головы. ‘олнце бьет им в  глаза.
"Џопка-царапка!  Џопка!"  -  кричат  они.  ‘тарший  из  них,   светлоголовый
мальчик-англичанин, не торопитсЯ уходить, и,  пока  он  медлит,  на  крыльце
поЯвлЯетсЯ девочка в красном коротком платье. ™еки у  нее  алеют,  как  мак,
глаза черные,  блестЯщие,  волосы  пышные,  темно-русые.  Њальчик  порывисто
снимает шлЯпу, краснеет и все не  двигаетсЯ  с  места.  Ќо  девочка  уходит,
помахиваЯ свЯзкой  учебников;  на  одну  секунду  обернувшись,  она  бросает
быстрый взглЯд на мальчика и звонким голосом кричит, повторЯЯ слышанное, как
ее попугай в окошке:
     - €-ди спать не-мед-лен-но, непослушный мальчишка!
     Џрокричав это, она насмешливо хохочет.
     Њальчик опускает голову, стискивает в руке шлЯпу и убегает.  Ђ  девочка
идет дальше походкой взрослой женщины, полной скромного достоинства.  ‘олнце
бьет ей в лицо. Џрищурив  глаза,  она  смотрит  перед  собой  на  дорогу.  €
постепенно ее фигурка - воплощение южной  томности,  жестокости  и  любви  -
становитсЯ алым пЯтнышком на пыльной дороге.


        ЏЂ‹ЋЊЌ€Љ€

     Џеревод …. ‹идиной

     ЏроезжаЯ по •аммерсмиту, Я увидел их с империала омнибуса.  Ћни  сидели
на белом нарЯдном крыльце дома против памЯтника принцу  Ђльберту.  „ень  был
солнечный, очень жаркий. Њимо двигалсЯ поток кэбов и  собственных  экипажей,
на залитой солнцем улице было много гулЯющих. Ђ три маленьких паломника  все
сидели на крыльце.
     ‘тарший из них, мальчик  лет  шести,  с  трудом  удерживал  на  коленЯх
большеголового ребенка, кажетсЯ,  больного  корью.  Љулачок  малыша,  словно
вылепленный из теста,  подпирал  щечку,  глаза  были  полузакрыты,  а  ножки
беспомощно висели из-под трЯпьЯ, в которое он был завернут.
     „евочка была моложе мальчика. Ћна крепко спала, привалившись к дверному
косЯку. …е миловидное грЯзное личико выражало  терпение,  под  глазами  были
темные круги; вылинЯвшее голубое платьице  не  доходило  до  голых  коленок.
ѓолова ее была не покрыта. Њальчик смотрел прЯмо перед собой большими карими
глазами. ‚олосы у него были темные, уши торчали. Ћдет  он  был  неплохо,  но
весь покрыт пылью с головы до ног. ‚ этих детских глазах таилось  утомление,
как у людей, которые трудно провели день. џ заговорил с ним.
     - ќто твоЯ сестра?
     - Ќет.
     - Љто же она?
     - ЊоЯ подружка.
     - Ђ это кто?
     - Њой брат.
     - ѓде вы живете?
     - “ ђиджент-парка.
     - Љак же это вы так далеко забрели?
     - Џришли посмотреть на памЯтник Ђльберту.
     - ’ы, наверно, очень устал?
     Ћн не ответил.
     - ‚от тебе шиллинг; теперь вы сможете вернутьсЯ домой на омнибусе.
     Ќи слова, ни улыбки в  ответ.  ’олько  протЯнул  за  шиллингом  грЯзную
ручонку.
     - ’ы знаешь, сколько это?
     Ќа его лице  промелькнуло  презрение.  Ћн  тихонько  покачал  на  руках
братишку.
     - Љонечно, двенадцать пенсов.
     “ходЯ, Я оглЯнулсЯ: крепко придерживаЯ брата, он носком башмака  толкал
свою подругу, чтобы показать ей монету.


        ЉЋђЋ‹€

     Џеревод €. ‚оскресенского

     ‹истьЯ деревьев поникли под горЯчими лучами солнца. Ќе видно  ни  одной
водовозной тележки. ЊоЯ собака тЯжело дышит, с высунутого Языка у нее каплет
слюна. Ќа этой тихой лондонской  улице,  круто  поднимающейсЯ  в  гору,  все
замерло: и мастерские, и конюшни, и деревьЯ.
     Ќа мостовой перед высоким домом  стоит  одетаЯ  в  лохмотьЯ  женщина  и
держит в руке веточки лаванды. „ругаЯ женщина сидит на обочине тротуара,  из
грЯзной, дырЯвой  шали  у  нее  на  коленЯх  выглЯдывает  сморщенное  личико
ребенка, во рту у него замызганнаЯ, рванаЯ соска, надетаЯ на пустую  немытую
бутылку. Ќе по-детски серьезным взглЯдом смотрит младенец на этот  громадный
мир, до краев полный духоты, пыли и голода. Њалютка, кажетсЯ, понимает,  что
выпало ему на долю. ‚ глазах его застыла покорность,  он  прильнул  к  тощей
материнской груди; та же покорность в глазах матери.
     - ‘естра вот моЯ... беднЯжка... и дитЯ у нее малое. Њуж ее  бросил.  Њы
пришли из Ѓрайтона, видит бог, пешком пришли! ѓосподь  вам  зачтет,  сударь,
купите веточку лаванды!
     „ва шага вперед из уличной грЯзи  и  пыли;  мать  и  ребенок  поднимают
глаза.
     - ѓосподь зачтет вам, сударь, купите веточку лаванды!
     - ‚сего лишь лаванды!..
     ‘квозь щели в ставнЯх  солнечные  лучи  пробиваютсЯ  в  гостиную  этого
богатого   дома;   в   затемненном,   скользЯщем   свете   движутсЯ    люди;
перешептываютсЯ, улыбаютсЯ.
     Ќаверху, где все дышит прохладой, на белоснежной кровати лежит  молодаЯ
мать. ‚ ногах у нее стоит нЯнЯ и держит на руках новорожденного  младенца  -
толстенького,  в  колпачке,  словно   епископ;   на   лицах   окружающих   -
благоговейный восторг, все любуютсЯ этим крошечным существом в  ослепительно
чистых пеленках и одеЯльце.
     —уть пискнул - и все в смЯтении!
     ’икают часы, нЯнЯ постукивает башмаками, гул восхищениЯ растет. ‚ечером
в окна проникает аромат цветущих лип; и мать улыбаетсЯ, лежа на  подушках  в
своей белоснежной кровати.
     Љороль там, на жаркой улице, и король здесь, в прохладе, -  вы  прибыли
каждый в свое королевство!


        ЂЏЋ”…Ћ‡

     Џеревод Њ. Џоповой

     - Ћго! ‚от это здорово! - сказал лысый мужчина в  партере,  а  сидевший
рЯдом человек с миной мизантропа икнул.
     - •а-ха! - загоготал толстЯк с моноклем.
     - Ќу, доложу Я вам! - заметил четвертый простодушно.
     Ќа сцене театра "Џарадиз", заключенный в плюшевую раму, лежал на  спине
слон.
     - ‚зглЯните на его глаз! - засмеЯлсЯ лысый. - •а, ха!
     ‚се четверо посмотрели на сцену. Њаленький глаз перевернутого на  спину
слона - единственное подвижное место в этой серой  громаде  -  вопросительно
осматривал публику, затем  в  стоической  сосредоточенности  остановилсЯ  на
передних ногах, торчавших в воздухе, словно колонны. ќтот  глаз  заключал  в
себе отдельный мир, дикий мирок, чуждый всему этому  театру  с  позолоченным
куполом, залитому светом ламп, полному человеческих лиц, обращенных  в  одну
сторону.
     - •а, ха! Ќу и глаз!
     ‘лон снова обвел взглЯдом зал, а простодушный зритель пробормотал:
     - ќто действительно очень забавно!
     - ‘лоны -  самые  понЯтливые  животные,  -  сказал  толстЯк,  поправлЯЯ
монокль.
     - Ђ как вы полагаете, - спросил простодушный, - это достигнуто лаской?
     ‹ысый сложил свой цилиндр.
     - ’рудно сказать, - ответил он. - Џосмотрите-ка на хобот этого беднЯги!
     ‘лон устал протЯгивать хобот публике и свернул его на груди.
     - ’очь-в-точь жирнаЯ гусеница! - проворчал мизантроп.
     „ва испуганно озиравшихсЯ кота и два  красногрудых  попугаЯ  с  тонкими
позолоченными цепочками на ногах поЯвились с разных сторон  и  расположились
на ногах лежавшего на спине слона по одному на каждой ноге.
     - •орошо придумано! - сказал лысый.
     Џосле минутной нерешимости коты и попугаи  начали  прыгать  с  ноги  на
ногу; слон вращал маленьким глазом, и хобот его извивалсЯ.
     - Ќу, просто удивительно! - воскликнул лысый. - „о чего умны!
     - џ знал одну кошку, умную, как человек, - ворчливо заметил мизантроп.
     - ‘кажете тоже! - возразил толстЯк.
     - Ђ это как вам нравитсЯ? - нетерпеливо прервал их лысый.
     ‘лон поднЯл на хоботе попугаЯ и медленно протЯнул его публике.
     - Ќеплохо! - воскликнул толстЯк. - •а, ха!
     - ‹юбаЯ кошка, -  настаивал  мизантроп,  -  почти  не  уступает  в  уме
человеку.
     - —то?! - сказал толстЯк. - “ж не  хотите  ли  вы  сказать,  что  кошки
способны оценить подобное зрелище? —то кошки могут понЯть, как забавен  этот
слон?
     ‹ысый снова перебил их:
     - џ восхищен дрессировкой;  вот  чего  можно  добитьсЯ  настойчивостью!
Ќужна сильнаЯ волЯ, чтобы заставить кошек и попугаев работать вместе.
     -  „а,  черт  возьми!  -  сказал  толстЯк.  -  Њне   нравЯтсЯ   хорошие
представлениЯ со зверЯми. џ очень люблю животных. Ђ некоторые  равнодушны  к
ним. Ќу, разве это не забавно - слон, лежащий на спине!
     - ‚ы думаете, ему это нравитсЯ? - задумчиво спросил простодушный.
     Љошки и попугаи исчезли, поЯвилсЯ маленький котенок; жалобно мЯукаЯ, он
взобралсЯ на слона и свернулсЯ клубком в его огромной пасти.
     -  ‡дорово!  -  сразу  оживилсЯ  мизантроп.  -  „о  чего   естественно!
ЏревосходнаЯ штучка, а?  -  €  тоже  зааплодировал.
     Њаленький  глаз  слона,  казалось,  спрашивал,  чему  так радуетсЯ этот
человек.
     - ‚от вам и кошачий ум! - сказал толстЯк. - ‚ы допустили бы, чтобы  ваш
ребенок полез в пасть к слону?
     - ќто ничего не доказывает, - ответил мизантроп. - ѓоворЯ, что у  кошки
ум человека, Я имел в виду, что люди в большинстве своем глупы.
     „рессировщик уже убрал котенка  и,  вскочив  слону  на  живот,  посылал
воздушные поцелуи публике. ‡атем, знаком поманив к  себе  хобот,  вставил  в
него зажженную сигарету.
     - Ѓраво! - закричал лысый. - ‚от это ловко! Ѓраво!
     - Ђ знаете, Я следил за ним и должен вам сказать: это ему совсем не  по
вкусу, - объЯвил толстЯк.
     - —то не по вкусу? - спросил мизантроп.
     - Ћчень немногие животные выносЯт дым, - поЯснил  толстЯк.  -  ‚прочем,
когда-то у менЯ был пони, который с удовольствием нюхал дым.
     ‘лон сунул  сигарету  в  рот  дрессировщику;  дрожь  пробежала  по  его
огромному телу.
     - ‚зглЯните на его глаз теперь! - сказал лысый. -  —ертовски  странный,
не так ли?
     - Ќу, - мизантроп зевнул, - мне надоел этот толстоногий слон.
     Љак бы в ответ на его замечание дрессировщик начал поспешно развЯзывать
шнуры плюшевой рамы. € вдруг слон затрубил.
     - Ћн просит, чтобы ему позволили встать, - прохрипел толстЯк. - —то  ни
говорите, все это чертовски интересно! ’ак естественно! Ќо  некоторым  людЯм
наплевать на животных! - добавил он раздраженно.
     - Ђ он вроде как сердитсЯ, - сказал лысый. - ѓлЯдите, как он смотрит.
     - „а, - ответил толстЯк, - это недостаток  всех  животных:  у  них  нет
чувства юмора.  Ћбратите  внимание  на  выражение  его  глаз.  •оть  слон  и
чертовски умен, у него совершенно отсутствует чувство юмора!
     € маленький круглый глаз слона - этот чуждый всему вокруг дикий мирок -
быстро, уныло бегаЯ по сторонам, казалось, подтверждал:  "“вы,  нет  чувства
юмора!"
     - Ќикак не могу понЯть, нравитсЯ  это  животным  или  нет?  -  бормотал
простодушный зритель. …му, должно быть,  очень  не  хотелось  сомневатьсЯ  в
достоинствах зрелища, которым он так наслаждалсЯ.
     - ЌравитсЯ ли?  Љонечно,  нравитсЯ!  Ћни  чрезвычайно  умны!  -  сказал
толстЯк, вынимаЯ из глаза монокль, когда упал занавес. - Џодобное зрелище  Я
бы назвал апо... апофеозом ума. Ќе каждый способен оценить его, и не  всЯкое
животное может это вынести. ‚от, например, свиньи, - добавил  он,  рассеЯнно
глЯдЯ вокруг, - и ослы!.. ѓрош им цена!


        ’ђ“†…Ќ€Љ€

     Џеревод ‡. Њасленниковой

     Џриземистые, унылые домишки с  заснеженными  крышами  и  подслеповатыми
оконцами нестройной шеренгой тЯнулись вдалеке от  главной  улицы.  Ћни  были
выстроены так давно, что  казались  лишь  призраками  прежних  жилищ.  ‡десь
ютилсЯ рабочий люд, среди которого было множество портных,  и  в  окна  было
видно, как  они  усердно  работали  иглами  при  желтоватом  дневном  свете,
просачивавшемсЯ из-за снеговых туч. Љое-где за  окнами  уже  горели  сальные
свечи.
     ‚ отличие от домов, населенных людьми ленивыми или беспомощными,  здесь
тщательно запирали двери, на которых еще оставались следы краски,  и,  чтобы
войти, требовалось  постучатьсЯ.  „верь  последнего  в  рЯду  домика  всегда
открывала женщина лет пЯтидесЯти пЯти на вид. Џлатье  на  ней  было  изрЯдно
пом