легче, чем нам.
     - Ђ как же пассажиры? - спросил один  из  нас.
     €звозчик отвернулсЯ и посмотрел в темноту.
     - Џассажиры? - ‚ голосе его  слышалось  легкое  удивление.  -  €м  всем
подавай такси. € это понЯтно: на такси доедешь быстрее, а  времЯ  -  деньги.
‚от до вас Я семь часов прождал седока. „а ведь и вы искали такси. Љогда  не
найти такси, то на худой конец нанимают нас, и седоки почти  всегда  злЯтсЯ.
ЏопадаютсЯ, правда, старухи, которые боЯтсЯ машин, но у таких денег в обрез,
и они не очень-то щедры. ќто им не по карману, Я думаю.
     - Ћднако все вам сочувствуют. ‡начит, можно надеЯтьсЯ.
     - Ќа сочувствие хлеба не купишь, - спокойно остановил он менЯ.  -  Ђ  в
былые времена никто менЯ не спрашивал, хватает ли хлеба. - Њедленно  покачав
головой, он добавил: - Љроме того, что могут сделать люди? Џомощи от них  не
жди, а как начнут задавать вопросы, им самим становитсЯ  не  по  себе.  Ћни,
наверное, это понимают. Љ тому же нас так много; тем, у  кого  кареты,  тоже
несладко. ‚прочем, с каждым  днем  все  меньше  и  меньше  нас,  извозчиков,
встретишь на улицах.
     Ќе решаЯсь больше выражать сочувствие  этому  представителю  отживающей
профессии, мы подошли к лошади. Ћна, наверное, немало вынесла на своем веку:
даже в темноте у нее можно было пересчитать все ребра. € вдруг один  из  нас
сказал:
     - Њногие хотели бы видеть на улицах только такси - это  из-за  лошадей:
жалко их.
     €звозчик утвердительно кивнул,
     - “ этой старушки, - сказал он, - никогда не было лишнего  мЯса.  €  от
корма, который ей теперь дают, резвости не прибавитсЯ. Џравда, корм и не бог
весть какой, но она все-таки сыта.
     - Ђ вы нет?
     €звозчик снова взЯлсЯ за кнут.
     - Ќе думаю, - сказал он равнодушно, - чтобы мне могли подыскать  теперь
какую-нибудь другую работу.  ‘лишком  долго  Я  был  при  лошадЯх.  Џожалуй,
придетсЯ идти в работный дом, если со мной не случитсЯ чего-нибудь похуже.
     - Љак это ужасно! - прошептали мы, и, услышав такие слова, он улыбнулсЯ
в третий раз.
     - „а, не повезло нашему брату. € за  что  нам  выпала  такаЯ  долЯ?  Ќо
ничего не попишешь - одно вытеснЯет другое, а жизнь идет  своим  чередом.  џ
думал об этом; сидишь тут целый день, ну и поневоле начнешь раздумывать, все
ли в этом мире правильно устроено. Ќет, выходит, что не  все.  Ђ  извозчиков
скоро совсем не останетсЯ - так долго тЯнутьсЯ не может. € Я даже  не  знаю,
будет мне обидно или нет, когда это наконец случитсЯ.  ‚сю  душу  мне  такаЯ
жизнь вымотала.
     - Ќо ведь создали специальный фонд...
     - „а, и это помогло кое-кому выучитьсЯ на шофера. Ќо какой от него прок
старикам, вроде менЯ? Њне ведь шестьдесЯт, и таких сотни.  Њы  в  шоферы  не
годимсЯ: смелости не хватит. Ђ денег,  чтобы  помочь  нам,  понадобилось  бы
пропасть. € вы правильно говорите, люди хотЯт, чтобы мы ушли  с  дороги.  €м
нужны такси, а наше времЯ прошло. џ не жалуюсь, вы  ведь  сами  завели  этот
разговор.
     € он в третий раз поднЯл кнут.
     - ‘кажите, а что бы вы делали, если бы сверх обычной платы получали еще
шесть пенсов?
     €звозчик опустил глаза; вопрос, как видно, поставил его в тупик.
     - —то бы Я делал? „а ничего. —то бы Я мог делать?
     - Ќо вы же сами сказали, что наши шесть пенсов спасли вам жизнь.
     - ‚ерно, сказал, - ответил он неторопливо. -  “  менЯ  было  тЯжело  на
душе. Џорою ничего с собой не поделаешь - нападет тоска, и не отделаешьсЯ от
нее никак.  Ћбычно  стараешьсЯ  не  думать  ни  о  чем.  Џрощайте.  Џремного
благодарен!
     Ћн тронул лошадь кнутом. Љак бы очнувшись от сна,  несчастное  животное
вздрогнуло, двинулось вперед, и экипаж стал удалЯтьсЯ. Њедленно двигалсЯ  он
по дороге среди теней от деревьев, перемежавшихсЯ со светом фонарей.  ‚ысоко
над нами по черной реке неба плыли белые корабли облаков. €х подгонЯл ветер,
в котором чуЯлась перемена. € когда экипаж уже исчез из виду, этот ветер все
еще доносил до нас замирающий звук его колес.


        ЏђЋѓ“‹ЉЂ ‚ ’“ЊЂЌ…

     Џеревод ’. ‹итвиновой

     “же отрастившаЯ зимнюю шерсть, разгорЯченнаЯ и вспотевшаЯ кобыла цветом
совсем сливалась с рыжими, как лисий хвост, кучами отсыревших листьев  бука.
Љак всегда в такие туманные дни, она пританцовывала, высоко вскинув  голову,
слегка выгнув шею и  насторожив  уши,  шарахалась  ни  с  того  ни  с  сего,
притворЯЯсь,  будто  не  узнает  знакомых  предметов,  и  времЯ  от  времени
предпринимала энергичные попытки сбросить менЯ  и  убежать.  …й  то  и  дело
мерещились камни на дороге. Ќекогда, еще до того, как началась  ее  нынешнЯЯ
легкаЯ жизнь, такой  камень  подкатилсЯ  ей  под  самые  копыта  и  навсегда
испортил ей норов.
     „ень стоЯл безветренный. ’ам  и  сЯм  пламенели  оставшиесЯ  на  ветвЯх
медно-красные листьЯ буков, и казалось,  что  кто-то  нарочно  зажег  вверху
огоньки, чтобы хоть немного прогреть неуютную сырость  леса.  ЃольшаЯ  часть
листвы, впрочем, облетела, и усеЯнные жемчужными каплЯми голые  сучьЯ  четко
вырисовывались  на  сплошном  сером  фоне.  џгод  было  мало,  и  среди  них
выделЯлись красотой розовые плоды бересклета, которых как раз  в  этом  году
уродилось больше обычного. ѓлухие аллеи безмолвствовали, не слышно было  тех
сладостных вздохов, что раздавались откуда-то сверху вчера в этот час.  ‡ато
в воздухе была разлита какаЯ-то особеннаЯ  тишина,  как  бы  немое  роптание
тумана. Њы проехали мимо дерева, и на  самой  верхушке  его  гордо  восседал
непомерно  тЯжелый  длЯ  тоненькой  веточки  голубь.  Џогруженный   в   свой
безмЯтежный голубиный мир, он не слышал ни топота копыт,  ни  скрипа  седла.
’уман сгустилсЯ в сплошное облако бесконечно мелкой дождевой пыли, и  сквозь
эту завесу деревьЯ  выглЯдели  как-то  странно,  словно  они  заблудились  и
потерЯли друг  друга.  Њимо  нас,  казалось,  быстро  и  бесшумно  скользили
призраки, единственные обитатели мира, в котором мы очутились.
     ‚озле какой-то фермы кобыла внезапно, как  это  с  ней  иногда  бывало,
остановилась.  —етыре  черных  поросенка  прошмыгнули  мимо  нас  и   тотчас
растворились в белом воздухе. Љ этому времени мы оба  были  в  испарине.  Њы
стали ближе друг к другу, наши отношениЯ - фамильЯрнее. џ  поделилсЯ  с  ней
своими соображениЯми по поводу ее прозвища, нрава и внешнего облика, попутно
прошелсЯ насчет ее манер. Ћна же в  ответ  издала  свой  милый,  хрипловатый
вздох, который берет начало где-то под звездочкой на лбу. ‚ пасмурную погоду
она не чихает,  такое  проЯвление  восторга  она  позволЯет  себе  только  в
солнечные дни, когда дует морозный  сухой  ветерок.  Ќа  развилке  мы  вдруг
наткнулись на четырех лошадок  -  одну  серую  и  трех  рыжих.  Ћни  тут  же
повернулись и побежали, уносЯ в поредевшую аллею  свои  красивые  головки  и
стройные тела. ‡атем, спохватившись, что слишком оторвались от своих, встали
поперек дороги, перескочили  через  живую  изгородь  и  побежали  к  другим,
которые паслись неподалеку на тонувшем в тумане лужку.
     Њы спустились вниз по дороге и повстречали свору собак,  возвращавшихсЯ
домой с охоты. ‘мутные очертаниЯ пегих тел, мЯгкие, бесшумно ступающие лапы,
томные глаза, особый собачий мир. ‘переди и сзади - алые полоски  охотничьих
курток.
     ‚скоре мы въехали в какие-то ворота и очутились среди  торфЯного  полЯ,
заросшего  поблекшим  дроком.  ’уман  уплотнЯлсЯ.  ѓде-то,  высоко  в  небе,
посвистывал невидимый кулик. Љазалось, пасмурный день внезапно обрел голос и
изливает всю свою тоску в этих диких звуках.  ‘тараЯсь  не  терЯть  из  виду
поблескивавшую  впереди  полоску  дороги,  мы  пустились  в  галоп.  Њы  оба
радовались избавлению от скучного однообразиЯ проселочных дорог.
     Ќо вот умолк голос кулика; полоска дороги скрылась. Ќа всем белом свете
не было никого, кроме нас. „аже  кусты  дрока  куда-то  исчезли.  Ќичего  не
осталось - один черный торф под ногами да туман, густеющий с каждой минутой.
Њы почувствовали себЯ такими же одинокими, как та птица, что пронеслась  над
нами в  белом  пустом  небе,  словно  человеческаЯ  душа,  блуждающаЯ  среди
неисследованных полей своего будущего.
     Љобыла перескочила через  груду  камней,  которые,  казалось,  возникли
непонЯтно откуда уже после того, как мы их миновали. џ подумал, что если  бы
мы невзначай попали в  одну  из  Ям  старой  каменоломни,  мы  бы  неминуемо
погибли. € эта мысль, что мы могли угодить в Яму, а могли  и  не  угодить  в
нее, была чем-то приЯтна. Њы оба вошли в  азарт  и,  нырЯЯ  в  эту  плотную,
неосЯзаемую массу, котораЯ как бы пропускала нас вперед и  тотчас  смыкалась
за нами, испытывали неподдельный восторг. ‚есело было скакать на просторе, с
каждым Ярдом убеждаЯсь, что мы еще живы, не знать, что нас ожидает  впереди,
- в каких-нибудь пЯти Ярдах,  -  и  бросать  вызов  неизведанному!  ‘ознание
собственной безопасности нам было не нужно: мы были бесконечно  выше  этого.
Њы скакали галопом, на лету заглатываЯ сырой воздух, который хлестал  нам  в
лицо, и были счастливы. ‚друг землЯ под нашими ногами  из  ровной  сделалась
бугристой, началсЯ подъем. Љобыла замедлила ход. Њы  остановились.  ‚сюду  -
впереди, позади, слева и справа - белаЯ мгла. Ќи неба, ни горизонта, и  даже
землЯ под ногами едва различима. ‚етер больше не бьет  в  лицо,  ветра  нет.
‘перва мы просто обрадовались возможности перевести  дух  и,  ни  о  чем  не
помышлЯЯ, перекинулись двумЯ-тремЯ словечками, потом вдруг у менЯ по  сердцу
прошел холодок. Љобылка фыркнула. Њы повернули и стали спускатьсЯ под  гору.
’уман между тем сгущалсЯ и почти неприметно темнел. ’еперь уже мы  двигались
шагом, робеЯ перед неизвестностью.  Џеред  нами  вставали  видениЯ  -  такие
далекие и странные в этой туманной мгле - теплое стойло и  кормушка,  полнаЯ
овса; дымЯщаЯсЯ чашка чаю и  поленьЯ,  потрескивающие  в  камине.  “  тумана
словно выросли  пальцы  -  длинные,  серо-белые,  шарЯщие;  а  в  самом  его
безмолвии слышалось какое-то грозное бормотание, что-то  жуткое,  затаенное,
словно это дух неизвестности к нам подбиралсЯ, готовЯсь отомстить за то, что
мы в упоении азарта так весело его дразнили.
     „альше спускатьсЯ уже было  некуда,  землЯ  выровнЯлась.  Њы  не  могли
решить, куда нам ехать  теперь.  Њы  остановились  и  стали  прислушиватьсЯ.
Љругом стоЯла полнаЯ тишина - ни всплеска воды, ни шелеста ветра  в  ветвЯх,
ни человеческих шагов, ни звука голоса. Ќе слышно было, как  пасутсЯ  лошади
на пастбище; птицы - и те умолкли. Ђ туман становилсЯ все темнее  и  темнее.
Љобыла шла шагом, понурЯ  голову  и  нюхаЯ  вереск.  ‚ремЯ  от  времени  она
фыркала, и тогда сердце мое начинало радостно трепетать в надежде,  что  она
отыскала дорогу. ‚друг она откинула голову, громко фыркнула и  остановилась.
Џеред самым нашим носом прошла лошадка с жеребенком.  „ва  скачущих  сгустка
сумерек, они промчались, как бесформенные тени на  белой  простыне.  ‚ысокий
вереск скрадывал топот их копыт. Ѓесшумные,  как  призраки,  они  исчезли  в
мгновение ока. Љобыла рванулась вслед за  ними.  ‚прочем,  теперь  ни  в  ее
галопе, ни в биении моего сердца не было уже того восторга перед встречей  с
неизведанным, теперь нас подстегивал всего лишь холодный страх  одиночества.
Ћдин и тот же аллюр, а какаЯ разница между ощущениЯми!
     Љобыла резко шарахнулась в сторону и остановилась. ‚ трех Ярдах от  нас
промчалась малорослаЯ лошадка со своим жеребенком.  €х  очертаниЯ  были  еще
смутнее, они уже почти не отделЯлись  от  фона,  который  успел  еще  больше
потемнеть. Ќо бежали они все в том же направлении, что и первый раз! Ќеужели
отныне нас будут преследовать эти жуткие призраки, неужели они  будут  вечно
проноситьсЯ мимо нас все в одном и том же направлении? Ќа этот раз кобыла не
побежала за ними, а продолжала стоЯть на месте; она понимала не  хуже  менЯ,
что мы безнадежно сбились с пути. ‚скоре, однако, она  тихонько  заржала  и,
снова нюхаЯ вереск, двинулась вперед. Ђ туман все темнел!
     € вдруг из глубины обступившего нас белесого сумрака  донессЯ  какой-то
невнЯтный гул; мы остановились и, затаив дыхание, повернули головы. џ видел,
как моЯ кобылка устремила взглЯд в одну точку, пытаЯсь проникнуть им  сквозь
туман. ЌевнЯтный шум становилсЯ  все  громче,  все  отчетливее  и,  наконец,
превратилсЯ в скрип колес.  Љобылка  рванулась  вперед.  ‘крип,  как  назло,
затих. Љобылка, однако, не останавливалась. ђезко свернув  влево,  она  было
споткнулась, но устоЯла на ногах, затем куда-то вскарабкалась и  перешла  на
рысь. ’уман под нами словно побелел. Њы были на дороге. џ  крикнул,  сам  не
знаю, что - может быть, просто чертыхнулсЯ. Љобылка покосилась на менЯ, чуть
насмешливо, словно хотела сказать: "Ђ ведь дорогу-то нашла Я!" ’еперь мы уже
трусили размеренным, спокойным шагом, слегка сконфуженные, как это бывает  с
людьми и лошадьми, когда они чувствуют, что грозившаЯ им опасность миновала.
’еперь нам казалось, что  это  очень  даже  приЯтно  -  в  какие-то  полчаса
проделать весь круг эмоций, от восторга беспечной удали до леденЯщего сердце
страха. ‚прочем, встречу, самый стык этих противоречивых чувств мы  оставили
там, на таинственном, поросшем белым дроком торфЯном поле!  Ќе  странно  ли:
одну минуту нам кажетсЯ, будто на свете нет ничего прекрасней сознаниЯ,  что
мы, того и глЯди, свернем себе шею, а в другую нас бросает в озноб при одной
мысли, что мы заблудились в тумане и что на нас  надвигаетсЯ  темнаЯ  зимнЯЯ
ночь!
     € вот  мы  едем  неспешной  рысцой  по  проселкам,  вспоминаЯ  прошлое,
предвкушаЯ будущее. “же совсем близко от дома поднЯлсЯ  ветерок  и  началась
песнЯ ветвей, ронЯющих капли; где-то в  тумане  ухнула  сова,  медоточиво  и
мЯгко. „вое батраков чинили дорогу на  самом  ее  повороте,  а  на  обочине,
блаженно свернувшись, лежал рыжий щеночек, ожидаЯ, когда  они  окончат  свой
дневной урок. ‡адрав свою острую мордочку, он окинул нас  влажным  взглЯдом.
Њы повернули и мЯгко зашагали по огненно-рыжему, как  лисий  хвост,  настилу
опавших буковых листьев, между тем как те немногие листьЯ, что  остались  на
деревьЯх,  медленно  гасли  в  темнеющей  белизне,  уже  ничуть  не  жуткой.
‘еро-зеленый призрак ворот пропустил нас  на  ферму.  Љурица  с  кудахтаньем
перебежала нам дорогу и исчезла в сумерках.  Љобыла  издала  свой  протЯжный
вздох, означавший "приехали", и стала.


        „…ЊЋЌ‘’ђЂ–€џ

     Џеревод Ћ. Ђтлас

     ‚ одном из тех задымленных уголков нашей страны, где властно  царствует
промышленность, в этот день вдруг рассеЯлась всегдашнЯЯ тьма.  ‘вежий  ветер
расколол вечно хмурое небо, эту крышу ада, и гнал  по  голубому  своду,  еще
тусклому от дыма,  стаи  светлых  облаков.  „аже  солнце  засиЯло,  бледное,
удивленное солнце. € под его лучами в маленьком городке,  заваленном  кучами
шлака, среди заводских труб, казалось, участилсЯ пульс жизни. ‚ бесчисленных
дворах и переулках, где работали женщины, дым от маленьких горнов поднималсЯ
и  улетал,  подхваченный  ветром,  с  небывалой  стремительностью,   женщины
встрепенулись, потому что и к ним заглЯнуло солнце, и  закоптелые  навесы  с
темными балками посветлели над ними и над их неизменными маленькими горнами.
†енщины работали с семи утра; ногами  приводили  в  действие  кожаные  мехи,
раздуваЯ пламЯ над конусообразными кучками раскаленного углЯ; руками  совали
в эту огненную массу тонкий железный прут, раскалЯЯ  и  загибаЯ  его  конец,
откалывали этот конец молотком, подхватывали его  клещами  и  нанизывали  на
цепь; ударом молота замыкали звено,  и  ни  минуты  не  медлЯ  снова  совали
железный прут в раскаленный уголь. ђаботаЯ, они  болтали,  иногда  смеЯлись,
иногда тЯжко вздыхали. ‡десь были представительницы всех  возрастов  и  всех
типов - от широкоплечей, смуглой, крепкой женщины, похожей на крестьЯнку  из
Џрованса,  до  истощенной  и  бледной,   чахоточной   девчонки,   от   седых
семидесЯтилетних старух до пЯтнадцатилетних  девочек.  ‚  домашних  кузницах
работали в одиночку или самое большее вдвоем; в больших мастерских  было  по
четыре или пЯть горнов,  в  которых  пылали  угли,  и  по  четыре  или  пЯть
закоптелых мехов. €  не  было  мгновениЯ,  когда  бы  раскаленное  звено  не
нанизывалось на растущие на глазах цепи, как не  было  мгновениЯ,  когда  бы
тонкий дымок от горнов,  уносЯ  с  собой  дыхание  жизни,  каплЯ  за  каплей
расточаемой около каждого из них, не устремлЯлсЯ из  закопченных  помещений,
мимо темных балок, ввысь, на свободу.
     Ќо в это утро воздух пронизывало нечто большее, чем  бледный  солнечный
свет.  ќто  было  ожидание.  €  в  два  часа   началось   движение.   ђабота
прекратилась, из дворов и переулков высыпали  женщины.  Ћдни  в  потрепанной
рабочей одежке, другие в мало отличавшейсЯ от  нее  праздничной,  в  чепцах,
шлЯпках, простоволосые, с  детьми  на  руках,  беременные,  они  хлынули  на
главную улицу  и  выстроились  позади  оркестра.  ‘траннаЯ,  шумливаЯ  стаЯ,
пестревшаЯ коричневыми, зелеными и голубыми пЯтнами. Ћни суетились, болтали,
смеЯлись, словно сами не  знали,  зачем  собрались  здесь.  €х  было  больше
тысЯчи, и на лицах их  была  та  страшнаЯ  печать,  которую  накладывает  на
человека непосильный городской труд и полуголодное существование. €  все  же
там не было ни одного порочного или жестокого лица. ‚идно, не так-то  просто
быть порочным или жестоким,  когда  едва  зарабатываешь  столько,  чтобы  не
умереть с голоду. Ѓольше тысЯчи обездоленных людей, в поте  лица  добывающих
свой скудный хлеб, собралось тут.
     Ќа тротуаре, рЯдом  с  этой  покорной  и  робкой  толпой,  вышедшей  на
демонстрацию протеста против тЯжких условий жизни, стоЯла  молодаЯ  женщина.
Ћна была бедно одета, с непокрытой головой, но было что-то привлекательное в
ее лице с высокими скулами и темными глазами. †енщина не  примкнула  к  этой
толпе, но по непонЯтной иронии судьбы только в ее взглЯде  -  гордом,  почти
злобном,  тревожном  взглЯде  -  чувствовалсЯ  настоЯщий,  неукротимый   дух
протеста. Ђ тысЯча остальных лиц не выражала ни горечи, ни  злобы,  ни  даже
энтузиазма,  только  покорность,  в  которой  обычнаЯ  апатиЯ   мешалась   с
оживлением, и еще - нетерпение детей, которых ведут на праздник.
     Ћркестр заиграл, и они зашагали, смеЯсь,  болтаЯ,  размахиваЯ  флагами,
стараЯсь идти в ногу, и одни и те же чувства медленно, но  верно  овладевали
ими и отражались на их лицах: будущего  нет,  есть  только  настоЯщее,  этот
счастливый день их праздничного  шествиЯ  под  нестройную  музыку  оркестра,
смех, движение, веселый гомон под открытым небом.
     Њы - два-три десЯтка случайных людей вроде менЯ и высокаЯ  седаЯ  дама,
интересовавшаЯсЯ "народом", да  несколько  добрых  душ,  организовавшие  это
"представление", - тоже шагали со всеми на  глазах  у  любопытных  зрителей,
испытываЯ некоторую неловкость и повинуЯсь неЯсному желанию  держать  голову
по-военному высоко, но не слишком. Ђ зрители - почти сплошь мужчины  -  были
настроены доброжелательно, хотЯ их лица, бледные от работы в мастерских  или
кузницах,  не  выражали  ничего,  кроме  апатии.  „а,  они  были   настроены
доброжелательно, но не находили слов перед лицом того нового, что  предстало
перед ними, словно им казалось странным,  что  женщины  вздумали  добиватьсЯ
чего-то длЯ себЯ, - странным и опасным. Ќесколько  мужчин,  правда,  плелись
между колонной и унылыми кузницами под  закоптелыми  фабричными  крышами,  а
двое или трое шли с детьми на руках за своими женами. ‚ремЯ от  времени  нам
навстречу попадалсЯ  кто-нибудь  из  более  зажиточных  горожан  -  домашнЯЯ
хозЯйка, клерк из адвокатской конторы, торговец скобЯным  товаром;  губы  их
были плотно сжаты, и они делали вид,  что  не  замечают  сборища  на  улице,
словно всЯ эта затеЯ была глупой и давно знакомой шуткой.
     ’ак, под неумолкающий говор и  смех  пестраЯ  толпа  продолжала  мерным
шагом двигатьсЯ вперед, раскачиваЯсь и топаЯ ногами в удивительном беспечном
воодушевлении, счастливаЯ тем, что она идет, не знаЯ куда, едва  ли  понимаЯ
зачем, обласканнаЯ столь редким здесь солнцем, под звуки нестройной  музыки.
Љаждый раз, когда смолкал оркестр, рЯды  смешивались,  и  колонна  принимала
такой же растрепанный вид, как  и  флаги  и  одежда,  но  ни  на  минуту  не
нарушалсЯ  в  ней  порЯдок,  словно  все  были  уверены,  что   они,   самые
обездоленные  люди  на  свете,  -  главные  хранители  чувств  человеческого
достоинства.
     ‚ самом первом рЯду шагала высокаЯ девушка,  тоненькаЯ  и  прЯмаЯ,  как
стрела, без шлЯпки, с давно немытыми светлыми волосами,  в  блузке  и  юбке,
котораЯ сзади не сходилась. Ћна, не переставаЯ, вертела красивой головкой на
изЯщной тоненькой шейке, и диковатый, как полевой цветок, взглЯд ее  голубых
глаз устремлЯлсЯ то туда, то сюда - всюду, словно тайное слиЯние с тем,  что
она видела каждую секунду, не давало ей остановить взглЯд  на  чем-нибудь  и
прервать это радостное бездумное шествие. Љазалось, в беспокойные глаза этой
слабенькой девушки вселилсЯ дух  нашей  демонстрации  и  быстро  передавалсЯ
каждому  взволнованному  ее  участнику.  ‘разу  за  девушкой  шла  маленькаЯ
старушка; она, как говорили, уже сорок лет ковала  цепи.  …е  узкие,  черные
глаза сверкали, она размахивала обрывком ленты и, опьЯненнаЯ радостью, то  и
дело подбегала к кому-нибудь из вожаков, всем  своим  видом  показываЯ,  как
бесконечно радует ее  сегоднЯ  жизнь.  €  каждый  раз,  как  она  что-нибудь
говорила, женщина с ребенком  на  руках,  шедшаЯ  рЯдом  с  ней,  заливалась
смехом. Ђ другаЯ, позади, возбужденнаЯ музыкой, покачивала в такт головой  и
размахивала палочкой.
     –елый час процессиЯ двигалась по пустынной улице, казалось, куда  глаза
глЯдЯт, пока не очутилась у груды шлака, где было решено начать  выступлениЯ
ораторов. € всЯ эта пестраЯ процессиЯ, освещеннаЯ  бледными  лучами  солнца,
развернулась вокруг мрачного амфитеатра. Џо мере того, как Я смотрел на нее,
удивительные видениЯ возникали  перед  моими  глазами.  ЉаждаЯ  растрепаннаЯ
женскаЯ голова, казалось мне, была увенчана тонким Язычком желтого  пламени,
которое спиралью поднималось ввысь. Њожет  быть,  это  была  игра  солнечных
лучей? €ли жар их сердец, неугасимое  дыхание  счастьЯ  вырвалось  наружу  и
трепетало на ветру?
     Џритихшие, жадно  ловЯ  каждое  слово,  обращенное  к  ним,  неслыханно
терпеливые, стоЯли они,  и  неведомое  им  доселе  счастье  озарЯло  золотым
сиЯнием воздух между их лоскутными жалкими флагами.  …сли  они  и  не  могли
толком объЯснить, почему пришли сюда, или по-настоЯщему  поверить,  что  они
чего-нибудь этим добьютсЯ, если эта демонстрациЯ и не имела такого  большого
значениЯ, как этого хотелось красноречивому оратору, если они  и  были  лишь
самыми бедными, самыми приниженными женщинами во всем  королевстве,  все  же
мне казалось, что эти печальные, одетые в лохмотьЯ люди, такие тихие,  такие
доверчивые, ЯвлЯют собой невиданную мной  красоту.  ‚се  великолепие  вещей,
созданных трудом, все мечты эстетов, все чудеса романтики казались мне ничем
рЯдом с этим неожиданно открывшимсЯ моему взору  безграничным  великодушием,
таЯщимсЯ в смиренных сердцах.


        •ђ€‘’€ЂЌ€Ќ

     Џеревод Ђ. €льф

     Ћднажды летним днем, после второго завтрака, Я отправилсЯ  на  прогулку
со старым приЯтелем, с которым мы учились  вместе  в  колледже.  Ќас  всегда
волнуют встречи с теми, кого мы много лет не видели; и, идЯ  через  парк,  Я
искоса приглЯдывалсЯ к другу. Ћн сильно переменилсЯ. •удощав он был  всегда,
а теперь совсем похудел - просто кожа да  кости.  „ержалсЯ  так  прЯмо,  что
воротник его пасторского сюртука подпирал затылок длинной и узкой  головы  с
темными, седеющими волосами, еще не поредевшими над лбом от тЯжких раздумий.
‚ его гладко выбритом лице, очень худом и продолговатом, привлекали внимание
только глаза: темные брови и ресницы подчеркивали их стальной блеск,  взглЯд
был неподвижный, отсутствующий, неизвестно на чем сосредоточенный. ќти глаза
наводили на мысль о тайной муке. Ђ рот его всегда улыбалсЯ кротко, но словно
бы принужденно - то был рот распЯтого, да, распЯтого!
     Њолча ступаЯ по выжженной солнцем траве, Я  чувствовал,  что,  если  мы
заговорим, то  непременно  разойдемсЯ  во  мнениЯх;  его  прЯмой  узкий  лоб
свидетельствовал о  непримиримой  натуре,  словно  разделенной  на  железные
клетки.
     „ень был жаркий, и мы сели отдохнуть у пруда  ‘ерпентайн.  Љак  всегда,
молодые люди скользили в лодках по  зеркальной  его  поверхности  с  обычной
своей отчаЯнной энергией, а гулЯющие лениво слонЯлись вокруг, глазеЯ на них,
и та же неизменнаЯ собака  плавала,  когда  не  лаЯла,  и  лаЯла,  когда  не
плавала. Њой друг сидел улыбаЯсь, вертЯ в тонких  пальцах  золотой  крестик,
висевший на его шелковом жилете.
     Џотом мы вдруг разговорились; и это была не обычнаЯ светскаЯ беседа  об
особенностЯх редких видов уток или о карьере наших университетских товарищей
- то, о чем говорили мы, никогда не обсуждаетсЯ в изысканном обществе.
     ‡а завтраком наша хозЯйка рассказала мне  печальную  историю  об  одном
несчастливом браке, и Я сгорал от желаниЯ узнать, что думает об  этих  вещах
мой друг, который, казалось, отошел куда-то  далеко  от  менЯ.  €  теперь  Я
решил, что момент настал.
     - ‘кажи мне, - начал  Я,  -  что,  по-твоему,  важнее,  буква  или  дух
христианского учениЯ?
     - „орогой друг, -  ответил  он  мЯгко,  -  что  за  вопрос?  Љак  можно
разделЯть их?
     - Ќо разве сущность веры •ристовой не в том, что дух - превыше всего, а
форма ничего не  значит?  ђазве  этой  мыслью  не  проникнута  всЯ  нагорнаЯ
проповедь?
     - ђазумеетсЯ.
     - ‚ таком случае, - сказал Я, - если учение  •риста  придает  первейшее
значение духу, считаешь ли ты, что христиане вправе держать других в  тисках
установленных правил поведениЯ - независимо от того,  что  происходит  в  их
душах?
     - „а, если это делаетсЯ длЯ их блага.
     - Ђ как вы можете знать, в чем их благо?
     - Ќам это указано.
     - "Ќе судите, да не судимы будете".
     - Ћ, да, мы же не судим сами;  мы  лишь  слепые  исполнители  заповедей
господних.
     - ‚от как! Ђ разве общие правила поведениЯ  учитывают  все  особенности
каждой души?
     Ћн взглЯнул на менЯ сурово, будто почуЯл ересь.
     - ‹учше бы ты объЯснил точнее, - сказал он. - Џраво, Я не понЯл.
     - •орошо,  возьмем  конкретный  пример.  Њы  знаем,  •ристос  сказал  о
супругах, что они единаЯ плоть! Ќо мы знаем  и  то,  что  некоторые  женщины
живут брачной жизнью со страшным чувством душевного отвращениЯ -  это  жены,
которые понЯли, что, несмотрЯ на все их усилиЯ, у них нет духовной  близости
с мужьЯми. Ћтвечает это духу христианского учениЯ или нет?
     - Ќам предписано... - начал он.
     - ‚озьмем определенную заповедь: "€  станут  двое  одной  плотью".  Ќет
ведь, кажетсЯ, ни одного более сурового, незыблемого закона; но  как  же  вы
примирите его с сущностью христианского учениЯ? Ћткровенно  говорЯ,  Я  хочу
знать, есть ли в нем последовательность, или это только собрание  законов  и
предписаний, не составлЯющих духовной философии?
     - Љонечно, - сказал мой собеседник терпеливо, страдальческим голосом, -
мы не смотрим на вещи с этой точки зрениЯ, и  нам  нет  нужды  рассуждать  и
сомневатьсЯ.
     - Ќо как же вы все-таки примирЯете с духом христианского  учениЯ  такие
браки, как тот, о котором Я говорил? Њогу Я узнать это или нет?
     - „а, разумеетсЯ, - отвечал он,  -  примирение  идей  через  страдание.
‘траданиЯ этой несчастной женщины ведут к спасению ее души. ќто  -  духовное
величие, и в нем оправдание закона.
     - ЏолучаетсЯ, значит,  -  сказал  Я,  -  что  жертва  или  страдание  -
свЯзующаЯ нить христианской философии?
     - ‘традание, которое приемлетсЯ с радостью, - ответил он.
     - Ђ не думаешь ли ты, - спросил Я, - что в этом  есть  что-то  нелепое?
‘кажешь ли ты, к примеру, что  несчастливый  брак  более  угоден  богу,  чем
счастливый, где нет страданий, а одна только любовь?
     Ћн сдвинул брови.
     - •орошо! - сказал он наконец. - џ тебе отвечу.  Џо-моему,  женщина,  с
готовностью умерщвлЯющаЯ плоть свою в угоду богу, стоит в  его  глазах  выше
той, что не приносит такой жертвы в своей брачной жизни.
     “ менЯ было такое чувство,  словно  его  пристальный  взглЯд  направлен
сквозь менЯ к некой невидимой цели.
     - ‡начит, сам ты принЯл бы страдание как величайшее благо?
     - „а, - ответил он, - Я смиренно старалсЯ бы так его принимать.
     - €, конечно, желал бы страданий другим?
     - Ѓоже избави!
     - Ќо это же непоследовательно.
     Ћн пробормотал:
     - Џонимаешь, Я страдал.
     Њы помолчали. Џотом Я сказал:
     - Ќу, теперь многое неЯсное стало длЯ менЯ Ясным.
     - ‚от как?
     - ‡наешь, немногие -  даже  среди  людей  твоей  профессии  -  страдали
по-настоЯщему. ‚от почему им не  так  трудно,  как  тебе,  требовать,  чтобы
страдали другие.
     Ћн вскинул голову, как будто Я ударил его в подбородок.
     - ќто слабость моЯ, Я знаю, - сказал он.
     - ‘корее, это их слабость.  Ќо  допустим,  что  прав  ты  и  не  желать
несчастий другим - это слабость. ’огда  почему  бы  не  пойти  дальше  и  не
сказать,  что  люди,  не  испытавшие  тех  или  иных  страданий,   поступают
по-христиански, навЯзываЯ их другим?
     Ћн помолчал с минуту, очевидно, стараЯсь до конца  продумать  сказанное
мною.
     - Љонечно, нет, - сказал он наконец. -  ќто  миссиЯ  только  служителей
божьих.
     - ‡начит, ты считаешь, что  это  не  по-христиански,  когда  муж  такой
женщины заставлЯет ее страдать, если, конечно, он не служитель божий?
     -  џ...  Я...  -  Ћн  запнулсЯ.  „а,  Я  думаю,  что  это...   это   не
по-христиански. Љонечно, нет.
     -  ’огда  такой  брак,  если  он  продолжаетсЯ,  делает  жену  истинной
христианкой, а мужа - наоборот.
     -  Ћтветить  на  это  просто,  -  спокойно  сказал  он.  -  Њуж  должен
воздерживатьсЯ.
     -  „а,  по  твоей  теории  это,  вероЯтно,  будет   последовательно   и
по-христиански: пусть страдают оба. Ќо  брак-то,  конечно,  перестанет  быть
браком. Ћни больше не будут единой плотью.
     Ћн посмотрел на  менЯ  почти  раздраженно,  будто  хотел  сказать:  "Ќе
заставлЯй менЯ зрЯ тратить на тебЯ слова, замолчи!"
     - Ќо, как ты знаешь, - продолжал Я, - гораздо чаще муж отказываетсЯ  от
воздержаниЯ. Њожешь ли ты утверждать, что это по-христиански - позволЯть ему
с каждым днем все больше отходить от христианства из-за его  нехристианского
поведениЯ? Ќе лучше ли избавить бедную женщину от страданий, пожертвовав тем
духовным благом, которое она могла бы обрести? Џочему же, в самом  деле,  вы
предпочитаете то, а не это?
     - ‚опросы избавлениЯ, - отвечал он, - менЯ не  касаютсЯ.  €бо  сказано:
"Ћтдайте кесарю кесарево".
     ‹ицо его окаменело - похоже было, что Я могу атаковать  его  вопросами,
пока у менЯ Язык не устанет, а лицо его останетсЯ таким же неподвижным,  как
скамьЯ, на которой мы сидели.
     - …ще один последний вопрос, - сказал Я. - ’ак как христианское  учение
придает значение духу, а не плоти, и нить, свЯзующаЯ все воедино и  делающаЯ
все последовательным, - это страдание...
     - €скупление страданием, - прервал он.
     - …сли хочешь... Љороче говорЯ, самоистЯзание... џ должен спросить тебЯ
- и не принимай этого на свой счет, потому что Я помню твои слова, - в жизни
обычно  люди  не  верЯт  тому,  кто   не   познал   на   собственном   опыте
провозглашаемых им истин. ‚еришь ли ты,  что  ваше  христианское  учение  не
терЯет ценности, когда его проповедуют те, кто никогда не страдал сам  и  не
шел на самопожертвование?
     Њинуту-другую он помолчал. Џотом с тЯгостной медлительностью произнес:
     - •ристос благословил своих  апостолов  и  разослал  их  по  свету:  те
послали следующих, и так это бывает по сей день.
     - ‡начит, ты считаешь это ручательством за то, что они страдали сами и,
стало быть, душой верны своему учению?
     Ћн храбро ответил:
     - Ќет... Ќе могу сказать, что это действительно так.
     - ‚ таком случае не выходит ли, что их учение возникло не от духа,  что
это только форма?
     Ћн  встал  и,  видимо,  глубоко  скорбЯ  о  моем  закоснелом  упорстве,
промолвил:
     - Ќам не дано это знать. ’ак предопределено, и мы должны верить.
     Ћн стоЯл, отвернувшись от менЯ, без шлЯпы,  и  Я  видел,  как  шеЯ  его
залилась краской под крутым изгибом  темноволосой  головы.  —увство  жалости
всколыхнулось во мне. Њожет быть, не  следовало  добиватьсЯ  победы  в  этом
споре?
     - ђазум -  логика  -  философиЯ,  -  сказал  он  неожиданно.  -  ’ы  не
понимаешь. ‚се это длЯ менЯ ничто, ничто и ничто!


        ЊЋ‰ „Ђ‹њЌ€‰ ђЋ„‘’‚…ЌЌ€Љ

     Џеревод ’. ‹итвиновой

     џ не видел своего дальнего родственника много лет,  собственно,  с  тех
самых пор, как провалилась его затеЯ на острове ‚анкувер, и, однако,  Я  его
тотчас  узнал,  когда,  склонив  голову   набок   и   высоко,   словно   длЯ
благословениЯ, поднЯв руку с чашкой, он крикнул мне через  весь  курительный
зал нашего клуба:
     - € вы здесь?
     •удой, как щепка, и такой же легкий, высокий, прЯмой, с бледным  лицом,
светлыми глазами и светлой бородой, он походил  на  бесплотную  тень.  ’акое
впечатление он  производил  и  прежде.  Љогда  он  открывал  рот  и  говорил
что-нибудь своим тонким, немного гнусавым, подчеркнуто бесстрастным  голосом
резонера,  казалось,  что  из  его  бледных  уст  вылетает  бледное  облачко
оптимизма.  Љостюм  его  тоже  не  утратил  своей  поразительно   бесцветной
элегантности и по-прежнему храбро смотрел в лицо дневному свету.
     - —то вы делаете в городе? - спросил Я. - џ думал, что вы в ‰оркшире, у
тетушки.
     Ќа его круглые светлые глаза, устремленные в какую-то точку  за  окном,
быстро, два раза крЯду опустились веки - так подергиваютсЯ пленкой  глаза  у
попугаЯ.
     - Њне обещано место, - сказал он, - и надо быть здесь.
     Њне вдруг показалось, будто Я уже прежде когда то слышал  от  него  эти
самые слова.
     -  Џонимаю,  -  сказал  Я,  -  и  что  же,  вы   надеетесь,   что   вам
посчастливитсЯ?
     Њне тут же стало совестно за свой вопрос. џ вспомнил, сколько раз он  в
свое времЯ так вот охотилсЯ за какой-нибудь должностью  и  как  часто,  едва
успев добитьсЯ ее, снова оставалсЯ без работы.
     - „а, конечно, - ответил он. - Ћни непременно должны  предоставить  мне
это место. - € тут же, неожиданно прибавил: - ‚прочем, кто  их  знает!  ‹юди
иной раз оказываютсЯ такими чудаками!
     ‘крестив свои тонкие ноги, он  с  поразительным  бесстрастием  принЯлсЯ
рассказывать о тех многочисленных случаЯх, когда люди оказывались чудаками и
не давали ему работы.
     - ‚идите ли, - сказал он в заключение. - ‘трана наша  дошла  до  такого
состоЯниЯ... ведь каждый день из  нее  вывозЯт  капитал...  Џредприимчивость
убиваетсЯ на каждом шагу. ђассчитывать-то, собственно, не на что.
     - ‚от как! - сказал Я.  -  Џо-вашему,  выходит,  что  стало  хуже,  чем
прежде?
     Ћн улыбнулсЯ с оттенком снисхождениЯ.
     - Њы  катимсЯ  вниз  по  наклонной  плоскости  с  ужасающей  быстротой.
Ђнглийский  национальный  характер  утратил  всю  свою   твердость.   €   не
удивительно, - ведь как у нас стали нЯнчитьсЯ с народом!
     -  Ќу  уж  и  нЯнчитьсЯ,  -  пробормотал   Я.   -   Њне   кажетсЯ,   вы
преувеличиваете.
     - „а вы присмотритесь: все только длЯ  них  и  делаетсЯ!  Ћт  былой  их
независимости не осталось и тени! ђабочий люд  терЯет  чувство  собственного
достоинства с поразительной быстротой!
     - ‚ы так полагаете?
     - “верен в этом! „а вот, к примеру...
     € он принЯлсЯ перечислЯть Явные признаки вырождениЯ, которые подметил в
работниках его тетки и братьев, Љлода и Ђлана.
     - Ћни никогда ничего не делают сверх  того,  что  с  них  требуетсЯ,  -
сказал он в заключение. - ‚едь они знают, что у  них  за  спиной  их  союзы,
пенсии и эта самаЯ, понимаете ли, страховка...
     —увствовалось, что вопрос этот его глубоко волнует.
     - „а, - повторил он, - народ разложилсЯ.
     џ был изумлен тем, что общегосударственные  дела  волнуют  его  гораздо
больше, чем его собственные. ѓолос его стал  звучен,  во  взглЯде  поЯвилось
воодушевление. Ћн с живостью наклонилсЯ ко мне, и его длиннаЯ, прЯмаЯ  спина
показалась мне еще  длиннее  и  прЯмее.  Ћн  уже  не  казалсЯ  больше  тенью
человека. ‹егкий румЯнец проступил на  его  бледном  лице,  и  он  энергично
жестикулировал своими холеными руками.
     - „а, да, - сказал он. - ‘трана катитсЯ в пропасть, это факт; а они  не
хотЯт этого понЯть  и  продолжают  вовсю  подтачивать  дух  независимости  в
народе. …сли в работника вселЯют уверенность, что кто-то его обеспечит,  как
бы он ни работал, все равно, - то, скажите на милость, что останетсЯ от  его
энергии, дальновидности и упорства?
     Ћн говорил, все более возвышаЯ голос,  и  к  его  изысканному  выговору
человека  "из  общества"  примешивалась   пикантнаЯ   гнусавость,   которой,
насколько Я помню, он был обЯзан тому, что  ему  в  свое  времЯ  не  удалили
аденоиды.
     - ЏомЯните мое слово, - продолжал он. - Џока мы не изменим своей  линии
поведениЯ, мы не добьемсЯ ничего. Њы пренебрегаем законом эволюции. ѓоворЯт,
будто „арвин устарел. Ђ Я скажу, что длЯ менЯ он еще годитсЯ. ЉонкуренциЯ  -
вот единственный двигатель прогресса!
     - „а, но конкуренциЯ - очень жестокаЯ вещь, - возразил Я. - Ќе всЯкий в
состоЯнии ее выдержать. - ’ут Я посмотрел на  него  в  упор.  -  Ќеужели  вы
против оказаниЯ помощи тем, кому эта конкуренциЯ не под силу?
     - ќх, - сказал он и, как бы щадЯ мою наивность, понизил  голос.  -  ’ут
дело коварное: только начни - конца не будет! —ем больше им дают, тем больше
они требуют. Ђ между тем они из-за этого терЯют свой запал. џ довольно много
об этом думал. ЃлизорукаЯ политика. Ќет, нет, никуда это не годитсЯ!
     - Ќо не хотите же вы, чтобы люди погибали от преждевременной дрЯхлости,
от случайной болезни, от превратностей торговли и промышленности? - возразил
Я.
     - Ќет, зачем же, - сказал он, - Я вовсе не против  благотворительности.
’етЯ ќмма у нас по этой части молодчина. Љлод тоже.  „а  Я  и  сам  стараюсь
вносить свою лепту.
     ‘транное, чуть ли не виноватое выражение мелькнуло в его взглЯде,  и  Я
вдруг почувствовал к  нему  прилив  симпатии:  "Ђ  он,  собственно,  славный
малый", - подумал Я.
     - џ только лишь хочу сказать, - продолжал он,  -  что  считаю  порочным
самый принцип, когда люди приучаютсЯ рассчитывать на какие-то блага, которые
сваливаютсЯ на них независимо от их собственных усилий.  -  ’ут  он  повысил
голос, и взглЯд его снова стал неподвижным. - џ убежден, что всЯ эта помощь,
всЯ эта вознЯ со слабыми - вредный  и  ненужный  вздор.  ‘амаЯ  элементарнаЯ
логика говорит нам об этом.
     ‚ своем негодовании на "порочный принцип" он даже вскочил и,  казалось,
позабыл о моем присутствии. Ћн стоЯл у самого окна, и  резкий,  безжалостный
свет  подчеркивал  все  убожество  этой  бесцветной  фигуры,  его  бледного,
длинного, узкого лица, вЯлость его холеных белых рук, - все, что делало  его
не человеком, а тенью человека. ‡ато его гнусавый, не допускавший возражений
голос забирал все выше и выше.
     - Ќет, тут нужна решимость!  Ќадо  раз  навсегда  прекратить  все  виды
государственной помощи; надо приучить людей рассчитывать на  самих  себЯ.  Ђ
этак мы только разведем паразитизм в народе.
     џ  вдруг  испугалсЯ,  как  бы  не  лопнула  одна  из   голубых   жилок,
пересекающих его белый лоб,  -  уж  очень  он  разгорЯчилсЯ!  -  и  поспешил
переменить тему разговора.
     - Љак вам нравитсЯ в деревне, у тетушки? - спросил Я. - Ќе скучаете?
     Ћн встрепенулсЯ, словно Я внезапно разбудил его своим вопросом.
     - Ћ! ’ак ведь это только временно, -  ответил  он,  -  пока  не  получу
место, о котором вам говорил.
     - Џостойте... ‘колько же лет прошло с тех пор, как?..
     - —етыре года. ’етушка, разумеетсЯ, очень рада, что Я живу у нее...
     - Ќу, а как ваш брат, Љлод?
     - „а он ничего, спасибо. •лопоты, конечно, одолевают.  Џапаша,  как  вы
знаете, оставил имение в довольно запущенном состоЯнии.
     - „а, да, конечно. Ђ чем еще он занимаетсЯ?
     - Ћн-то? „а в приходе всегда, знаете, дела найдутсЯ.
     - Ђ как поживает ђичард?
     - Ќичего. Љак раз вернулсЯ в этом году. Љое-как сводит концы с  концами
благодарЯ пенсии. Ќакопить-то он, конечно, ничего не сумел.
     - Ђ ‚илли? Џрихварывает по-прежнему?
     - „а.
     - ЃеднЯга!
     - Ќу, у него нетруднаЯ работа. € даже,  если  здоровье  вдруг  откажет,
приЯтели по колледжу - у него их много  -  подыщут  ему  синекуру.  …го  все
любЯт, старину ‚илли!
     - Ђ что Ђлан? џ о нем не слышал с тех пор, как лопнуло их предприЯтие в
Џеру. ѓоворЯт, он женилсЯ?
     - Љак же!  Ќа  одной  из  дочерей  Ѓерли.  •орошаЯ  девушка  и  богатаЯ
наследница. “ них много земли в •емпшире. ‚се хлопоты по  имению  теперь  на
Ђлане.
     - €, верно, у него уже ни на что другое времени не остаетсЯ?
     - Ћтчего же? ‚озитсЯ со своими коллекциЯми, как и прежде.
     Ѓольше расспрашивать было не о ком.
     Ќо  тут  он,  должно  быть,  решил,  что  сведениЯ  о  процветании  его
родственников, которые Я  у  него  выудил,  некоторым  образом  умалЯют  его
собственные достижениЯ, и разразилсЯ следующей тирадой:
     - …сли бы тогда, когда Я разводил фруктовый сад, туда подвели  железную
дорогу, как это было задумано, мои дела сейчас были бы совсем неплохи.
     -