учайных замечаний о том,  что
война эта ужасна, они только однажды, и притом очень недолго,  беседовали  о
ее возникновении, лежа на своей железной кровати под неизменным коричневым с
красными  полосами  стеганым  одеЯлом.  Ћни  согласились,  что   жестоко   и
несправедливо  было  вторгатьсЯ  в  "эту  маленькую  Ѓельгию",  и  на   этом
прекратили  обсуждать  событие,  которое  казалось  им  нелепым  и  безумным
преступлением против всего, что они привыкли считать нормальной жизнью.  Ћни
получали газеты - одну ежедневную и одну еженедельную, - которым верили  так
же слепо, как и миллион других читателей, и пришли в ужас, прочитав  в  свое
времЯ про злодеЯниЯ "гуннов", после чего не замедлили осудить кайзера и  его
милитаризм с  такой  решительностью,  словно  были  английскими  подданными.
€менно потому их неприЯтно удивило, когда  в  тех  же  самых  газетах  стали
попадатьсЯ упоминаниЯ о "гуннах, которых немало  еще  живет  среди  нас",  а
также о "шпионах" и о том, какую опасность представлЯют длЯ нации эти "змеи,
вскормленные у нее на груди". Ћба они были глубоко убеждены, что ни  в  коей
степени не ЯвлЯютсЯ такими "змеЯми", и мало-помалу стали понимать,  как  это
несправедливо. €, конечно,  особенно  остро  ощущала  это  маленькаЯ  миссис
ѓергарт, потому что удары были направлены не против нее, а против  ее  мужа.
Ћна очень хорошо знала своего мужа,  знала,  что  он  способен  только  тихо
работать, никому не причинЯЯ вреда, и то, что теперь его  хотЯт  записать  в
"гунны" и в "шпионы" и заклеймить всеобщей ненавистью, изумлЯло и  возмущало
ее или, во всЯком случае, должно  было  бы  возмутить,  но  ее  спокойный  и
здравый характер не позволил  ей  принЯть  все  это  всерьез.  —то  касаетсЯ
ѓергарта, то он стал таким молчаливым, что  с  каждым  днем  все  труднее  и
труднее было судить о его чувствах. Џотребовалось немало времени, прежде чем
газетный патриотизм начал оказывать  свое  воздействие  на  доброжелательных
жителей Џутни. Џока никто из соседей не показывал, что он считает маленького
ѓергарта чудовищем и шпионом, миссис ѓергарт могла спать спокойно, в  полной
уверенности, что нападки газет не касаютсЯ ни ѓергарта, ни ее самой.  Ћднако
она заметила, что муж ее перестал читать газеты и отодвигал их  подальше  от
себЯ, если  они  попадались  ему  под  руку  в  их  малюсенькой  гостиной  с
разрисованными цветами стенами. ‚ероЯтно, он более чутко,  чем  она,  слышал
угрожающую поступь ‘удьбы. €х сын  „эвид  в  тот  год  поступил  на  работу,
девочки учились в школе, и все шло, как обычно, в эту первую, такую  длинную
военную зиму и весну. Њиссис ѓергарт, покончив с дневными хлопотами,  вЯзала
носки длЯ "наших бедных ребЯт, которые мерзнут в окопах", но ѓергарт  больше
не искал, чем бы ему помочь соседЯм. Њиссис ѓергарт  решила,  что  он  "вбил
себе в голову", будто им это неприЯтно.
     € в самом начале весны она взЯла к себе  в  дом  глухую  тетушку,  жену
своего дЯди с материнской стороны; тетушка эта не состоЯла с ней  в  кровном
родстве, но бедной женщине некуда было деватьсЯ; „эвида теперь клали спать в
гостиной на жесткой кушетке, набитой конским волосом, потому что "не могла ж
она отказать беднЯжке". € вот  как-то  в  апреле  под  вечер,  когда  миссис
ѓергарт была занЯта стиркой, к ней, запыхавшись, прибежала ее соседка миссис
Љлайрхью, маленькаЯ сухощаваЯ женщина, на лице у которой, казалось, не  было
ничего, кроме глаз, скул, волос и неукротимой решимости,  и,  едва  войдЯ  в
дом, выпалила:
     -  Ђх,  миссис  ѓергарт,  вы  слышали?  Ћни  потопили  эту,   как   ее,
"‹узютанию"! Ђ Я “илу свому говорю: "Ќу что за ужас!"
     € миссис ѓергарт, с чьих округлых рук стекала мыльнаЯ пена, ответила:
     - Љонечно, ужас! ‘колько их, бедных, там потонуло! Ѓоже мой! Ѓоже мой!
     - Ђх, эти гунны! ’ак бы и перестрелЯла их всех, право, перестрелЯла!
     - Ћни действительно страшные люди, - подхватила миссис ѓергарт.  -  Љак
ужасно они поступили!
     € только в пЯть часов, когда ѓергарт вернулсЯ с  работы,  бледный,  как
полотно, она понЯла, что эта катастрофа коснулась и их тоже.
     - Ћни говорЯт, что Я немец. - ќто было первое, что он сказал,  войдЯ  в
дом. - „олли, они говорЯт, что Я немец.
     - Ќу и что же, так оно и есть, милый, - сказала миссис ѓергарт.
     - ’ы не понимаешь, - проговорил он так горЯчо и взволнованно,  что  она
удивилась. - џ тебе говорю, что теперь все пропало из-за  этой  "‹узитании".
Ћни арестуют менЯ. ‡аберут от  всех  вас.  ‘мотри,  уже  сегоднЯ  в  газетах
напечатано: "€нтернировать всех гуннов".
     Ћн сел за стол здесь же в кухне и  закрыл  лицо  руками,  еще  грЯзными
после работы. Њиссис ѓергарт стоЯла рЯдом, широко раскрыв глаза.
     - Ќо скажи, Њакс, - спросила она, - какое это  все  имеет  отношение  к
тебе? ’ы ведь тут ни при чем, правда, Њакс?
     ѓергарт поднЯл голову; на бледном лице его  с  широким  лбом  и  тонким
подбородком было написано полное отчаЯние.
     - Ђ им-то какое дело? ЊенЯ ведь зовут Њакс ѓергарт, правильно? €  какое
им дело до того, что Я  ненавижу  войну?  џ  немец.  ќтого  достаточно.  ‚от
увидишь.
     - Ћ нет, они не допустЯт такой несправедливости!  -  прошептала  миссис
ѓергарт.
     ѓергарт взЯл ее за подбородок, и мгновение они напрЯженно глЯдели  друг
другу в глаза. Џотом он сказал:
     - џ не хочу, чтоб менЯ забрали, „олли. —то Я буду делать без  вас,  без
тебЯ и детей? џ не хочу, чтоб менЯ забрали, „олли.
     € миссис ѓергарт, жизнерадостно улыбаЯсь, а в душе  холодеЯ  от  ужаса,
стала его успокаивать:
     - Ќе нужно думать о таких глупостЯх, Њакс. ‚от Я тебе сейчас приготовлю
чашечку хорошего чаю. Ќе унывай, милый! Ѓудем надеЯтьсЯ на лучшее, ведь  все
имеет свою хорошую сторону!
     Ќо ѓергарт снова погрузилсЯ в молчание, которого она в последнее  времЯ
стала побаиватьсЯ.
     ‚ эту ночь в нескольких магазинах  были  разбиты  витрины,  а  немецкие
имена соскоблены с вывесок. “ ѓергартов не было своего магазина, имЯ  их  не
значилось нигде на вывеске, и потому их  не  тронули.  џростные  нападки  на
"гуннов, которые живут среди нас", возобновились в  печати  и  парламенте  с
новой силой; но ‘удьба еще  не  открыла  ѓергартам  свой  зловещий  лик.  Ћн
по-прежнему ходил на работу, и пока их  тихую,  трудную  жизнь  не  нарушало
ничто; и миссис ѓергарт не могла понЯть, чем объЯснЯетсЯ упорное молчание ее
мужа: тем, что он "вбил себе в голову"  что-то,  или  поведением  соседей  и
знакомых. Њожно было подумать, что он,  подобно  их  одинокой  тетушке,  был
глухим, так трудно с ним стало теперь разговаривать. …го выручало  пока  то,
что он долгие годы прожил в Ђнглии, и то,  что  он  был  ценным  работником,
потому что в своем деле  он  был  настоЯщим  мастером;  но  где-то  там,  за
занавесом, ‘удьба уже скалилась в зловещей усмешке.
     €  только  после воздушных налетов в 1916 году, когда поднЯлсЯ всеобщий
вой,  ѓергарта  забрали  вместе с множеством других уже немолодых людей, все
преступление  которых  заключалось  в  том, что они родились в ѓермании. ќто
произошло  неожиданно,  но, вероЯтно, им теперь было почти все равно, потому
что, видЯ, столько времени его молчаливое горе, всЯ семьЯ была так удручена,
что  уже  перестала  видеть  хорошую  сторону,  о которой так часто говорила
миссис  ѓергарт.  Љогда  он  ушел  в  сопровождении  толстого,  добродушного
констеблЯ, захватив с собой все, что они успели наспех длЯ него собрать, она
бросилась  в  полицию.  ’ам  к  ней  отнеслись  вполне дружелюбно - не нужно
унывать,  все  будет в порЯдке, пусть она не беспокоитсЯ. Ћ, конечно, пускай
попробует  сходить  в  министерство  внутренних дел, ежели хочет, может, там
чего  и  выйдет.  Ђ  только  они  так думают, что ничего из этого не выйдет!
Њиссис  ѓергарт  еле  дождалась  утра,  лежа  в  своей  постели  с маленькой
‚иолеттой  и  тихо всхлипываЯ в подушку; потом, надев свое лучшее воскресное
платье,  она  отправилась в “айтхолл, в самый большой дом, порог которого ей
доводилось когда-нибудь переступать. Ћна прождала там два часа, скромно сидЯ
в  уголке  и  испуганно  глЯдЯ прЯмо перед собой широко раскрытыми глазами и
нахмурив  брови.  Љаждые  полчаса  она  вставала  и непринужденно спрашивала
курьера:  "Ќебось,  там про менЯ и забыли, сэр? Њожет, вы справитесь?" € так
как  она  спрашивала  об  этом  весело  и  беззлобно, курьер относилсЯ к ней
покровительственно  и  говорил: "‚се в порЯдке, мамаша. Ћни там сейчас очень
занЯты, но уж Я длЯ вас как-нибудь повлиЯю".
     Љогда  наконец он действительно "повлиЯл" и она очутилась в присутствии
сурового  джентльмена  в  очках, она так остро почувствовала всю необычайную
важность  этого  момента,  что лишилась дара речи. "Ћ, боже, - думала она, и
сердце  ее  трепыхалось  при этом, словно у пойманной птицы, - нет, он ни за
что  не  поймет  этого:  и  Я  ни  за  что  не смогу убедить его!" € ей Ясно
представилось,  как мертвое отчаЯние, словно ворох мертвых, опавших листьев,
засыпает  ее мужа, как недоедают ее дети, как глухаЯ тетушка, котораЯ теперь
совсем  прикована  к постели, лежит брошеннаЯ на произвол судьбы, потому что
сама она, единственнаЯ кормилица семьи, теперь завалена работой. €, с трудом
переводЯ дух, она сказала:
     - Џраво же, мне очень жаль отнимать у вас времЯ,  сэр,  но  мужа  моего
забрали и отвезли во "„ворец"; мы уже двадцать лет с ним женаты, а в  Ђнглии
он прожил двадцать пЯть лет; и он очень хороший человек и работник  хороший;
Я так думаю, они просто  не  знали  этого;  а  у  нас  трое  детей,  да  еще
родственница, котораЯ не может встать с постели. Љонечно  же,  мы  понимаем,
что немцы поступают очень дурно; ѓергарт и сам  это  всегда  говорит.  €  он
совсем не какой-нибудь шпион; так что Я думала, может, вы нам поможете, сэр,
ведь Я-то сама англичанка.
     ѓлЯдЯ куда-то поверх нее, он ответил устало:
     - ѓергарт... Ќу ладно, Я посмотрю. Ќам приходитсЯ сейчас  делать  очень
неприЯтные вещи, миссис ѓергарт.
     € тут маленькаЯ миссис ѓергарт, у которой глаза  были  раскрыты  теперь
так широко, что, казалось, вот-вот выскочат из орбит, потому  что  она  ведь
была неглупа и понимала, что это конец, поспешно заговорила:
     - Ќу, конечно же, Я понимаю, что страшный шум поднЯлсЯ и газеты требуют
этого; а только у нас вот на улице против него никто ничего не скажет,  сэр.
€ он всегда всем помогал по хозЯйству; так что Я думала, длЯ него  можно  бы
исключение сделать.
     Ћна заметила, что при слове "шум" губы у джентльмена сжались плотнее  и
что теперь он смотрел на нее в упор.
     - …го дело, без сомнениЯ, рассматривала комиссиЯ; но Я еще  раз  наведу
справки. „о свиданиЯ.
     Њиссис ѓергарт, котораЯ не  привыкла  быть  навЯзчивой,  сразу  встала;
слеза покатилась по ее щеке, но на смену ей тут же пришла улыбка.
     - ‘пасибо вам, сэр; вот уж спасибо. „о свиданиЯ, сэр.
     € она вышла. ‚ коридоре ей встретилсЯ курьер, и на его вопрос: "Ќу как,
мамаша?" - она ответила:
     - Ќе знаю. Ћсталось надеЯтьсЯ на лучшее, во всем нужно  видеть  хорошую
сторону. „о свиданиЯ и простите за беспокойство. - € она пошла прочь с таким
чувством, будто ее избили.
     € "хорошаЯ сторона", которую нужно было сейчас видеть,  как  оказалось,
вовсе не означала возвращение домой бедного ѓергарта, арестованного вовсе не
случайно, а во имЯ безопасности страны. €з  соображений  экономии,  а  также
смутно чувствуЯ, что ее любимые газеты каким-то образом повинны в  том,  что
произошло, она перестала их выписывать, и вместо чтениЯ занЯлась шитьем. ќто
было  необходимо  еще  и  потому,  что  пособие,  которое  она  получала  от
правительства, составлЯло лишь около четверти жалованьЯ  ѓергарта.  Љонечно,
несмотрЯ на такую разницу, это было лучше, чем ничего, и она  понимала,  что
должна быть благодарна. Ќо как ни удивительно, она не могла при этом забыть,
что сама-то она англичанка, и ей казалось  странным,  что  вдобавок  к  тому
горю, что ей пришлось пережить, расставшись с мужем, с которым  она  никогда
не разлучалась даже на одну ночь, ей еще приходилось теперь  работать  вдвое
больше, а есть вдвое меньше только из-за  того,  что  муж  оказал  честь  ее
стране, предпочтЯ ее своей собственной. Ќо в конце концов  у  многих  сейчас
было еще больше всЯких несчастий, так  что  она  старалась  видеть  во  всем
хорошую сторону и надеЯтьсЯ на лучшее, особенно в те дни, когда она одна или
вместе с маленькой ‚иолеттой раз в неделю отправлЯлась в тот "„ворец",  где,
как она, к великому своему утешению, прочла в своих любимых газетах, мужа ее
содержали, как принца. Џоскольку денег у него не было, его  включили  в  так
называемую "команду", и встречи их происходили на рынке, где были выставлены
на продажу всЯкие вещи, изготовленные  "принцами".  ‡десь  мистер  и  миссис
ѓергарт могли постоЯть перед какой-нибудь куклой,  бюваром,  календарем  или
тросточкой, сделанной одним из "принцев". ’ак они и стоЯли, взЯвшись за руки
и стараЯсь забыть, что их окружают другие мужьЯ и жены, а маленькаЯ ‚иолетта
то отходила, то вдруг возвращалась и судорожно обхватывала  отцовскую  ногу.
€, стоЯ тут,  миссис  ѓергарт  старалась  видеть  хорошую  сторону  жизни  и
говорила мужу, что все очень хорошо и он не должен ни о чем беспокоитьсЯ,  а
в полиции к ней очень добры и тетушка спрашивает  о  нем,  а  Њинни  получит
награду в школе; так что пускай он не унывает и ест как следует  и  надеетсЯ
на лучшее. Ђ ѓергарт улыбалсЯ так, что эта улыбка была ей  словно  ножом  по
сердцу, и говорил:
     - Ќу и отлично, „олли. “ менЯ все в порЯдке.
     Ђ когда раздавалсЯ свисток, он целовал маленькую ‚иолетту,  и  оба  они
умолкали, глЯдЯ друг на друга. Џотом она говорила обычным, будничным  тоном,
который, однако, никого не мог обмануть:
     - Ќу, мне пора. „о свиданиЯ, милый!
     Ђ он говорил:
     - „о свиданиЯ, „олли! Џоцелуй менЯ.
     Џосле этого они  целовались,  а  потом,  крепко  сжав  ручку  маленькой
‚иолетты, она спешила прочь через толпу, стараЯсь не  оборачиватьсЯ,  словно
боЯлась, что при этом вдруг потерЯет из виду хорошую сторону  происходЯщего.
Ќо месЯцы шли за месЯцами, прошел год, полтора, потом и два года, а она  все
ходила раз в неделю навещать своего "принца" в его "„ворце", и посещениЯ эти
стали длЯ нее самым тЯжким из того, что  сулила  ей  каждаЯ  тЯжкаЯ  неделЯ,
потому что она была не только  героическаЯ  женщина,  но  и  женщина  вполне
разумнаЯ, и видела, что морщины избороздили не только сердце ее мужа,  но  и
его лицо. Ћн уже давно не говорил ей: "“ менЯ все в порЯдке, „олли". ‹ицо  у
него теперь было измученное, он исхудал и жаловалсЯ на головные боли.
     - ‡десь так шумно, - повторЯл он все времЯ. - Ћх, как здесь шумно,  ну,
просто нет ни минуты покоЯ - ни  на  минуту  один  не  останешьсЯ...  ни  на
минуту... ни на минуту... € кормЯт плохо; нам теперь сократили паек, „олли.
     Ћна научилась незаметно передавать ему еду, но  только  еды  этой  было
совсем немного, потому что им и самим не хватало:  ведь  цены  росли,  а  ее
жалкие доходы не увеличивались. Њуж рассказал ей, что газеты поднЯли шумиху,
уверЯЯ, будто их тут откармливают, как индюков, в то времЯ как "гунны" топЯт
корабли. € вот теперь ѓергарт, который и раньше-то  был  сухощавым,  потерЯл
восемнадцать фунтов весу. „а и сама она, от природы довольно  плотнаЯ,  тоже
худела, но даже не замечала этого, потому что  была  слишком  занЯта  своими
делами и мыслЯми о муже. „лЯ нее мучительной  пыткой  было  видеть  все  эти
месЯцы, как с каждой неделей он  терЯет  надежду,  и  еще  мучительнее  было
скрывать свои чувства. Ћна давно уже видела, что у всего этого  нет  никакой
хорошей стороны, но понимала, что  если  она  признает  это,  у  нее  совсем
опустЯтсЯ руки. Ћна тщательно скрывала  от  него  и  то,  что  „эвид  растет
быстро, но не успевает набрать силу, потому что она не может кормить его как
следует; и то, что тетушка теперь уж и шевельнутьсЯ не может; и  что  соседи
относЯтсЯ к  ней  все  враждебнее.  ‚ероЯтно,  они  не  хотели  быть  к  ней
несправедливыми; просто и они тоже подпали под влиЯние общественного мнениЯ,
измученные постоЯнными тревогами, необходимостью стоЯть в очередЯх,  страхом
перед воздушными налетами, возмущенные рассказами о немецких зверствах,  как
правдивыми, так и лживыми. €, несмотрЯ на  то,  что  она  сделала  им  много
добра, ее в конце концов тоже стали мазать одним миром с другими, потому что
нервы у нее сдали раз или два и она сказала, что это  позор  -  держать  под
стражей ее мужа, который чувствует себЯ все хуже и хуже  и  который  никогда
ничего дурного не сделал. €, несмотрЯ на свою разумность - а она была  очень
разумна, - она, не выдержав этой еженедельной  пытки,  когда  видела  его  в
таком состоЯнии, в конце концов утратила снисходительность, с  которой,  как
уверЯла ее миссис Љлайрхью, она должна была относитьсЯ  к  правительству.  €
вот однажды  она  упомЯнула  о  "честной  политике",  и  тогда  сразу  стали
говорить, что у нее "немецкие симпатии". ‘ этой минуты  она  была  обречена.
’е, кто раньше пользовалсЯ ее услугами, первыми поспешили выказать  ей  свою
неприЯзнь, ибо самолюбие их было уЯзвлено. Љак бы  ни  были  непритЯзательны
обитатели Џутни, гордость, котораЯ есть у каждого, не могла допустить, чтобы
человек, известный своими "немецкими симпатиЯми", оказывал  им  благодеЯниЯ,
например, ухаживал за ними во  времЯ  болезни.  Њиссис  ѓергарт,  наделеннаЯ
твердостью истинной дочери лондонских предместий,  сама  могла  бы  стерпеть
все, пока это касалось ее одной, но вскоре это коснулось и ее  детей.  „эвид
пришел как-то домой с синЯком под глазом и ни за что не хотел  сказать,  что
случилось. Њинни не дали награды в школе, хотЯ она Явно  заслужила  ее.  ќто
произошло как раз после того, как началось последнее  немецкое  наступление,
но миссис ѓергарт не признавала никаких причин. ЊаленькаЯ ‚иолетта  уже  два
раза с горечью задавала ей вопрос, от которого у нее разрывалось сердце:
     - Ђ Я англичанка, мам?
     - Ќу, конечно, моЯ дорогаЯ, - отвечала она ей.
     Ќо было Ясно, что ответ этот не рассеивал сомнений девочки.
     Џотом „эвида забрали в английскую армию. ќто настолько выбило из  колеи
миссис ѓергарт, что она  не  удержалась  и  выпалила  в  присутствии  миссис
Љлайрхью, единственной, котораЯ не отвернулась от нее:
     - € все-таки, по-моему, это жестоко, ќлиза. Ћни схватили отца и  держат
его в заключении уже который год, считаЯ его опасным гунном,  а  теперь  они
забирают в армию сына, чтобы он воевал против этих же гуннов. Љак Я без  них
обоих управлюсь, просто не знаю.
     € маленькаЯ миссис Љлайрхью, котораЯ сама была шотландка и  говорила  с
глостеширским акцентом, сказала ей:
     - „а, но ведь мы должны разбить их. ќто такие ужасные люди. џ  понимаю,
тебе это нелегко, но мы должны их разбить.
     - Ќо ведь мы-то, мы ведь никому плохого не делали!  -  крикнула  миссис
ѓергарт. - ‚едь не мы же эти ужасные люди! € мы никогда не хотели  войны;  а
длЯ него это настоЯщаЯ гибель. € они должны отдать мне мужа или  сына,  того
или другого.
     - Ќо  ведь  и  ты  должна  посочувствовать  правительству,  „олли,  ему
приходитсЯ быть жестоким.
     € тогда миссис ѓергарт повернула к подруге дрожащее лицо.
     - Џостараюсь, - сказала она тоном,  который  заронил  в  сердце  миссис
Љлайрхью подозрение, что „ора "озлобилась".
     € она не могла забыть  этого;  теперь  при  упоминании  об  ее  прежней
подруге она только сердито вскидывала голову. € это было ударом  длЯ  миссис
ѓергарт, потому что у нее не осталось теперь друзей, - разве только  глухаЯ,
прикованнаЯ к постели тетушка, которой было уже все равно,  идет  война  или
нет, немцы они или нет, лишь бы ее кормили.
     Љ этому времени произошел перелом в войне, и немцы потерпели поражение.
€ даже миссис ѓергарт, котораЯ теперь не читала  газет,  узнала  об  этом  и
почувствовала  облегчение;  хорошаЯ  сторона  снова  поЯвилась   где-то   на
горизонте. “ нее создалось впечатление, что теперь, избавившись от  прежнего
страха, они не будут больше так жестоки к ее мужу и, может,  война  кончитсЯ
раньше, чем с ее сыном случитсЯ что-нибудь недоброе. Ќо ѓергарт  удивил  ее.
Ћн совсем не обрадовалсЯ новостЯм. †ало  обиды,  казалось,  слишком  глубоко
проникло к нему в душу. € однажды, проходЯ через рынок, мимо открытой  двери
их казармы, миссис ѓергарт понЯла,  отчего  это  было  так.  …е  удивленному
взглЯду открылись длинные рЯды подвешенных кое-как  на  веревках  коричневых
одеЯл, отгораживавших друг от  друга  бесчисленное  множество  убогих  коек,
стоЯвших почти впритык; и она почувствовала тЯжелый запах согнанного в  кучу
людского стада и услышала немолчный гул. ’ак  вот  где  провел  ее  муж  эти
тридцать месЯцев - в грЯзной, многолюдной и шумной казарме, среди неприЯтных
людей, вроде тех, что лежат вон там на койках  или  сидЯт,  склонившись  над
работой. Ћн еще как-то ухитрЯлсЯ быть опрЯтным, во всЯком случае, в те  дни,
когда она навещала его; но жить-то ему приходилось здесь!  ‚озвращаЯсь  одна
(потому что она больше не брала ‚иолетту навещать  ее  немца-папу),  она  до
самого дома не могла успокоитьсЯ. —то бы ни случилось  с  ним  теперь,  даже
если ей вернут его, он уже никогда не будет прежним - она знала это.
     € вот наступило  утро,  когда  она  вместе  с  другими  жителЯми  Џутни
выбежала из дому, услышав, как с треском взлетают ракеты, и решив,  что  это
воздушный налет; но ее старый сосед улыбалсЯ во весь беззубый рот, а в школе
за углом кричали мальчишки, и она понЯла, что это Њир. ‚олнение  переполнило
ее сердце, и, бегом вернувшись домой, она села  в  кресло  -  одна  в  своей
пустой гостиной. ‹ицо ее вдруг сморщилось, и слезы полились из глаз,  и  она
долго плакала в одиночестве в маленькой холодной  комнате.  ќто  были  слезы
облегчениЯ  и  глубокой  благодарности.  ‚се   кончилось.   Ќаконец-то   все
кончилось! Ѓесконечное ожидание... бесконечное горе... тоска  по  мужу...  и
горькаЯ жалость ко всем бедным мальчикам, там, где шли бои, в грЯзи, в  этих
ужасных окопах, и смертельный  страх  за  ее  собственного  мальчика  -  все
кончилось, все! ’еперь они выпустЯт Њакса, теперь „эвид вернетсЯ из армии; и
люди  больше  не  будут  относитьсЯ  к  ней   и   ее   детЯм   так   зло   и
недоброжелательно.
     ‚едь она была из лондонского предместьЯ, и в простой  душе  ее  понЯтие
мира было свЯзано с доброй волей. “терев слезы, она встала и  поглЯделась  в
маленькое дешевое зеркальце над пустым камином. ‹ицо было все в морщинах,  и
она сильно поседела, муж вот уже два года не видел ее без шлЯпки. —то-то  он
скажет? Ћна долго терла  щеки,  пытаЯсь  разгладить  морщины.  Џотом  вдруг,
охваченнаЯ угрызениЯми совести, она бросилась наверх, в  спаленку  в  задней
части дома, где лежала глухаЯ тетушка. ‘хватив самодельную слуховую  трубку,
которую сделал ѓергарт еще перед арестом, она закричала:
     - Њир, тетушка! Њир! ’олько подумать - мир!
     - —то такое? - спросила глухаЯ.
     - Њир, тетушка, мир наступил!
     ѓлухаЯ приподнЯлась на постели, и тусклые глаза ее на иссохшем  длинном
лице, казалось, осветились какой-то мыслью.
     - „а неужто? - сказала она равнодушно. - Ђ Я так есть хочу,  „олли;  не
пора ли мне обедать?
     - џ как раз собиралась нести  вам  обед,  тетушка,  -  ответила  миссис
ѓергарт и, взволнованнаЯ, бросилась вниз, чтобы принести старушке тарелку  с
хлебом, перцем, солью и луком.
     € в тот день и еще целых два  днЯ  она  с  поразительной  отчетливостью
видела хорошую сторону всего происходЯщего и с нетерпением ждала свиданиЯ со
своим "принцем" в его "„ворце". ‚стретившись с  ним,  она  увидела,  что  он
находитсЯ в  каком-то  странном  и  весьма  плачевном  состоЯнии.  ‚есть  об
окончании войны произвела очень сильное впечатление  на  эти  тысЯчи  людей,
согнанных сюда и так надолго оторванных от нормальной жизни,  вызвав  у  них
самые противоречивые чувства. €  все  полтора  часа  свиданиЯ  она  отчаЯнно
пыталась заставить его увидеть хорошую сторону  происшедшего  и  поверить  в
будущее, но его терзало множество сомнений и страхов, и в конце  концов  она
простилась с ним,  как  всегда,  улыбающаЯсЯ,  но  совершенно  обессиленнаЯ.
Ќедели шли за неделЯми,  и  мало-помалу  она  убедилась,  что  все  осталось
по-прежнему. ’еша себЯ надеждой, что ѓергарт может вернутьсЯ со днЯ на день,
она починила его домашние туфли, приготовила ему кое-что из одежды „эвида  и
даже держала наготове большой таз, чтобы он мог помытьсЯ как следует горЯчей
водой, когда придет. ЋтказываЯ себе во всем, она  купила  длЯ  него  бутылку
пива и его любимые маринованные огурчики и начала снова читать свою  газету,
простив ей прошлое. Ќо он все не возвращалсЯ. Ђ вскоре газета известила  ее,
что начали возвращатьсЯ английские военнопленные - многие из  них,  беднЯги,
были в ужасном состоЯнии, - и сердце у  нее  обливалось  кровью,  когда  она
читала о них; и она проникалась  негодованием  против  тех  жестоких  людей,
которые обращались с ними дурно; но еще в газете говорилось, что, по  мнению
редакции, проклЯтых "гуннов" нельзЯ больше терпеть в этой  стране.  "‚ыслать
их всех!" - писала газета. ‘начала она даже не понЯла, что это  относитсЯ  к
ѓергарту, но когда понЯла наконец, выронила из рук газету,  словно  это  был
раскаленный уголь. Ќе позволить ему вернутьсЯ домой, к семье,  не  позволить
ему остатьсЯ здесь после всего, что они сделали с ним, в то времЯ как  он-то
им ничего плохого не сделал! Ќе позволить ему остатьсЯ, а выслать в  ужасную
страну, которую он почти позабыл за эти тридцать лет; и это в то времЯ,  как
у него жена-англичанка  и  дети!  ќта  дикаЯ  нелепость  и  несправедливость
настолько заслонила собой хорошую сторону, что ей пришлось выйти из  комнаты
в темный садик за домом, где дул юго-западный ветер  и  лил  дождь.  €  там,
поднЯв взглЯд к вечернему небу, она издала тихий стон. Ќет, этого  не  может
быть; и все-таки то, что писали в газете, всегда  оказывалось  правдой  -  и
ѓергарта забрали и потом сократили ему паек.  €  тогда  из  тумана  прошлого
перед ее взглЯдом возникло лицо того джентльмена из  “айтхолла,  его  плотно
сжатые губы и его слова:  "Ќам  приходитсЯ  делать  очень  неприЯтные  вещи,
миссис ѓергарт". Џочему же им приходитсЯ делать это? …е муж никогда и никому
не причинЯл зла! ‚олна горечи захлестнула ее, и  она  едва  не  задохнулась.
Ћтчего они делают так - эти джентльмены из газет! ђазве у  них  нет  сердца,
нет глаз и они не видЯт, сколько горЯ приносЯт они простым людЯм? "Ќет, Я не
желаю им большего горЯ, чем они принесли мне  и  мужу",  -  подумала  она  с
озлоблением.
     „ождь хлестал ей в лицо, намочил ее седые волосы,  охладил  воспаленные
глаза. "џ не должна быть  такой  злой",  -  подумала  она  и,  нагнувшись  в
темноте, притронулась к стеклу маленького парника, устроенного около кухни и
обогревавшегосЯ горЯчей водой посредством хитроумной системы  труб,  которую
смастерил ее муж еще в былые дни. Џод стеклом была всего одна роза,  котораЯ
еще цвела, и несколько маленьких лохматых  хризантем.  Ћна  берегла  их  длЯ
семейного торжества в честь его возвращениЯ. Ђ  если  он  не  вернетсЯ,  что
делать тогда? Ћна выпрЯмилась. Ќад крышей неслись черные,  грозовые  облака;
но в просветах между ними виднелись одна или две звездочки,  казавшиесЯ  еще
более светлыми в непроглЯдной тьме  ночи.  "Ќужно  видеть  во  всем  хорошую
сторону, - подумала она. - €наче Я не вынесу  этого".  €  она  пошла  в  дом
варить кашу к ужину.
     ‡иму она провела в страшном беспокойстве. "ђепатриировать гуннов!" ќтот
призыв то и дело поЯвлЯлсЯ на страницах ее газеты,  словно  чей-то  страшный
лик в неотвЯзном ночном  кошмаре;  и  всЯкий  раз,  как  она  шла  навестить
ѓергарта,  страхи  ее  получали  реальное  подтверждение.  Ћн   так   тЯжело
воспринимал все это, что временами она начинала боЯтьсЯ  -  а  вдруг  с  ним
"что-то неладное". €наче она не решилась назвать  его  заболевание,  которое
доктора определили как начинающеесЯ размЯгчение мозга.  ‚идимо,  перспектива
быть высланным на родину держала его в постоЯнном страхе.
     - џ этого не вынесу, „олли, - говорил он. - —то Я буду там делать?.. „а
и что Я могу сделать? “ менЯ там нет ни одного друга. Њне некуда  детьсЯ.  џ
пропаду. џ боюсь, „олли. € как ты сможешь поехать туда,  ты  и  дети?  џ  не
смогу заработать вам на жизнь. џ теперь и на себЯ не смогу заработать.
     Ђ она говорила ему:
     - Ќе унывай, мой милый, будем надеЯтьсЯ на лучшее! Џодумай,  а  как  же
другие?
     Џотому что, хотЯ судьба этих других совсем  не  представлЯлась  хорошей
стороной в  создавшемсЯ  положении,  ей  как-то  легче  было  справлЯтьсЯ  с
собственным горем, когда она представлЯла себе страданиЯ  всех  этих  бедных
"принцев" и их семейств. Ќо он только головой качал.
     - Ќет, уж нам больше не быть вместе.
     - џ поеду следом за тобой, - говорила она. -  ’ы  не  бойсЯ,  Њакс,  мы
сможем работать в поле - и Я и дети. Љак-нибудь перебьемсЯ. „ержись,  милый.
‘коро все это кончитсЯ. € Я буду с тобой. Њакс, не бойсЯ. „а они и не вышлют
тебЯ никуда, вот увидишь, Њакс.
     Ђ потом словно вдруг кто-то клал ледышку ей на грудь,  у  нее  мелькала
мысль: "Ђ если пошлют? Ђ тетушка? Ђ сын? Ђ дочери? —то мне тогда делать?"
     Џотом стали поЯвлЯтьсЯ длинные  списки,  и  людей  сгонЯли  в  огромные
партии и высылали в страну, Язык которой многие из них уже почти забыли. €мЯ
ѓергарта пока еще не попало  в  списки.  ‘писки  эти  вывешивали  обычно  на
следующий день после еженедельных свиданий миссис ѓергарт  с  мужем,  и  она
уговаривала его заЯвить протест, если его имЯ поЯвитсЯ в списке.  ‘  большим
трудом ей удалось убедить его, и он пообещал сделать это.
     - Ќужно надеЯтьсЯ на лучшее, Њакс, и видеть во всем хорошую сторону,  -
умолЯла она его. - “ тебЯ сын  в  английской  армии;  они  не  посмеют  тебЯ
выслать. Ћни не смогут быть такими жестокими. Ќикогда не нужно отчаиватьсЯ.
     €мЯ его поЯвилось в списках, но потом его вычеркнули,  и  теперь  времЯ
тЯнулось в тЯгостном ожидании, в  ужасной  неизвестности,  и  злобное  лицо,
словно из ночного кошмара, глЯдело на миссис ѓергарт со страниц  ее  любимой
газеты. Ћна снова читала эту газету и ненавидела ее, насколько ей  позволЯло
ее добросердечие. ‚едь это она медленно и верно  убивала  ее  мужа,  убивала
всЯкую надежду на счастье; она ненавидела эту  газету  и  читала  ее  каждое
утро. ‚след за розой и красновато-коричневыми хризантемами  в  ее  маленьком
садике поЯвились новые цветы -  сначала  несколько  Январских  подснежников,
потом одна за другой несколько голубых сцилий и  наконец  бледные  нарциссы,
которые называют "ангельскими слезками".
     Њир запоздал, но цветы по-прежнему распускались до срока в их маленьком
парнике, около кухонной трубы. € вот наконец наступил чудесный  день,  когда
миссис ѓергарт получила удивительное  письмо,  извещавшее  ее,  что  ѓергарт
возвращаетсЯ домой. …го не  вышлют  в  ѓерманию  -  он  возвращаетсЯ  домой!
‘егоднЯ, сегоднЯ же, в любую минуту он  может  оказатьсЯ  здесь.  Љогда  она
получила это письмо - она так давно не получала ничего,  кроме  еженедельных
писем от сына, который еще  служил  в  армии,  -  когда  его  принесли,  она
намазывала маргарином хлеб длЯ  тетушки,  и,  разволновавшись  сверх  всЯкой
меры, намазала  маргарин  слишком  толсто,  непростительно  и  расточительно
толсто, уронила нож и стала всхлипывать и смеЯтьсЯ, прижав руки к  груди,  а
потом вдруг запела: "—у! ‚от ангелы поют!" - и не было в ее пении ни складу,
ни ладу. „евочки уже ушли в школу, тетушка наверху  не  могла  ее  услышать,
никто не слышал ее и никто не видел, как она вдруг упала в деревЯнное кресло
и, все еще держа в вытЯнутых руках тарелку с  хлебом,  дала  волю  слезам  и
поплакала  от  души,  сидЯ  одна  за  безупречно  чистым  белым  столом.  Ћн
возвращаетсЯ домой, домой, домой! ‚от она, хорошаЯ сторона! ‘ветлые звезды!
     Џрошло  почти  четверть  часа,  прежде  чем  она   овладела   собой   и
откликнулась на стук - это тетушка наверху стучала в пол, напоминаЯ, что  ей
давно уже пора завтракать. Ћна  второпЯх  вскипЯтила  чай  и  пошла  наверх.
„линное  невыразительное  лицо  старушки  загорелось  жадностью,  когда  она
увидела, как толсто намазан маргарином хлеб; но маленькаЯ миссис ѓергарт  ни
слова не сказала ей, что означает это пиршество. Ћна  только  смотрела,  как
ест ее единственнаЯ подруга, и слезы все  еще  стекали  по  ее  покрасневшим
щекам, и слова песни все еще звучали у нее в голове:

                          ‚сюду мир и доброта,
                          ‘коро рождество •риста.

     Џотом, так и не сказав ни слова, она побежала постелить свежие простыни
на их кровать. Ћна не находила себе места,  никак  не  могла  успокоитьсЯ  и
целое утро все чистила и мыла. ‚ полдень она  вышла  в  сад  и  сорвала  все
цветы, какие были в их парнике, - и подснежники,  и  обилии,  и  "ангельские
слезки" -  целую  охапку  цветов.  Ћна  принесла  их  в  гостиную  и  широко
распахнула окно. € солнце осветило цветы, которые она разложила на скатерти,
чтобы сложить из них букет счастьЯ. ’ак она стоЯла у стола, перебираЯ  цветы
и осторожно обламываЯ кончики их стебельков, чтобы они  дольше  простоЯли  в
воде, и вдруг почувствовала, что кто-то стоит на  улице,  за  окном.  ЏоднЯв
голову, она увидела миссис Љлайрхью. Ћна забыла, как эта женщина отвернулась
от нее в трудную минуту, и приветливо крикнула:
     - ‡аходи, ќлиза; взглЯни, какие у менЯ цветы!
     Њиссис Љлайрхью вошла; она была одета в черное, скулы у  нее  выступали
сильнее обычного, волосы, казалось, поредели,  а  глаза  стали  еще  больше.
“видев, что слезы катЯтсЯ по щекам соседки и что ее резко выступающие  скулы
совсем мокры от слез, миссис ѓергарт вскрикнула:
     - —то случилось, милочка?
     € та ответила с трудом:
     - Њой сыночек!..
     Њиссис ѓергарт бросила "ангельские слезки" и подошла к ней.
     - —то с ним? - спросила она.
     - Ћн умер! - сказала миссис Љлайрхью.  -  “мер  от  гриппа.  Ќынче  его
хоронЯт. Ђ Я не могу... не могу...
     ‘лезы душили ее, и она не в силах была больше  ничего  сказать.  Њиссис
ѓергарт обнЯла соседку и положила ее голову к себе на плечо.
     - џ не могу, - всхлипывала миссис Љлайрхью. - Ќе могу найти  цветов.  €
вот, когда Я увидела твои, то расплакалась.
     - ’ак вот они, бери! - воскликнула миссис ѓергарт.  -  ‚озьми  их.  Ќу,
пожалуйста, милочка. ‚озьми - мне так жаль тебЯ!
     - Ќо как же так, - задыхаЯсь, проговорила сквозь слезы миссис Љлайрхью,
- ведь Я не заслужила этого.
     Ђ миссис ѓергарт уже собирала цветы со стола.
     - ‚от возьми, - сказала она. - џ ведь ничего  не  знала.  Ѓедное  дитЯ.
Ѓери же! ЃеднЯжка. Ќо зато он избавилсЯ  от  стольких  страданий!  Ќе  падай
духом, нужно во всем видеть хорошую сторону.
     Њиссис Љлайрхью покачала головой.
     - ’ы ангел, вот кто ты!
     €, схватив цветы, она выбежала из комнаты, а через секунду ее фигура  в
черной одежде уже мелькнула за окном на залитом солнцем тротуаре.
     Њиссис ѓергарт стоЯла над опустевшим столом и думала: "‚от беднЯжка - Я
рада, что она взЯла цветы. ‘лава богу, Я не сказала, что Њакс возвращаетсЯ!"
Ћна поднЯла с полу оброненный нарцисс и поставила его в стакан с  водой,  на
солнце. Ћна все еще стоЯла, глЯдЯ на  бледный,  тонкий  и  нежный  цветок  в
грубом стакане, как вдруг раздалсЯ стук,  и  она  пошла  открыть  дверь.  Ќа
пороге стоЯл ее муж с большим коричневым бумажным пакетом в руке.  Ћн  стоЯл
неподвижно, понурив голову, и лицо у  него  было  совсем  серое.  "Њакс!"  -
вскрикнула она, а в голове у нее шевельнулась мысль:  "Ћн  постучал  прежде,
чем войти! ‚едь это его дом, а он постучал!"
     - „олли? - сказал он как-то неуверенно, словно спрашиваЯ.
     Ћна, всхлипываЯ, привлекла его к себе, затащила  в  комнату  и,  закрыв
дверь, пристально поглЯдела ему в лицо. „а, это  было  его  лицо,  только  в
глазах у  него  что-то  блуждало,  то  исчезало,  то  поЯвлЯлось,  то  снова
исчезало.
     - „олли, - повторил он и сжал ее руку.
     Ћна, всхлипнув, прижала его к себе.
     - џ нездоров, „олли, - пробормотал он.
     - Ќу, конечно, мой милый, но скоро ты  поправишьсЯ...  ведь  ты  теперь
дома, снова со мной. Ќе нужно грустить, милый, не нужно!
     - џ нездоров, - снова сказал он.
     Ћна отнЯла у него пакет и, вынув из стакана нарцисс, прикрепила  к  его
пиджаку.
     - Ђ вот и весенний  цветок  длЯ  тебЯ,  Њакс,  из  твоего  собственного
маленького парника. ’ы снова дома, мой милый.  ’етушка  наверху,  а  девочки
скоро придут. € мы будем обедать.
     - џ нездоров, „олли, - сказал он.
     ЌапуганнаЯ этим навЯзчивым повторением одного и того  же,  она  усадила
его на кушетку и села к нему на колени.
     - ’ы дома, Њакс, ну, поцелуй же менЯ. Њуженек мой, наконец-то!
     € она стала раскачивать его из стороны  в  сторону,  прижимаЯ  к  себе,
боЯсь заглЯнуть ему в глаза и увидеть, как блуждает в  них  "что-то",  -  то
поЯвлЯетсЯ, то исчезает, то поЯвлЯетсЯ снова.
     - ‚зглЯни-ка, милый, - сказала она. - “ менЯ длЯ тебЯ пиво есть. •очешь
стаканчик пива?
     Ћн пошевелил губами, будто причмокнув, но это был даже не звук, а  лишь
безжизненный призрак звука. € она испугалась еще больше,  -  так  мало  было
жизни в этом движении и в этом звуке.
     Ћн прижал ее к себе и вЯло пробормотал:
     - „а, все будет в порЯдке  через  день-два.  Ћни  отпустили  менЯ...  џ
нездоров, „олли.
     Ћн потрогал голову.
     € прижимаЯ его  к  себе,  покачиваЯ  его  из  стороны  в  сторону,  она
настойчиво и нежно повторЯла снова и снова, словно кошка,  котораЯ  мурлычет
над своим котенком:
     - ‚се хорошо, мой милый... ‚се будет в порЯдке... будет в  порЯдке!  ‚о
всем нужно видеть хорошую сторону... Њуж мой!


        Ѓ…ђ…‘Љ‹…’

     Џеревод Њ. Љан

     Ћн стоЯл, как вкопанный, знаменитый художник ‘кудамор,  чьи  пейзажи  и
натюрморты имели шумный успех уже столько лет, что он успел забыть  те  дни,
когда, написанные не совсем еще в "скудаморовской  манере",  они  висели  на
выставках где-то под потолком, на самых невыгодных местах. Ћн стоЯл  на  том
самом месте, где так внезапно оставила его двоюроднаЯ сестра. ѓубы его между
очаровательными усиками и очаровательной остроконечной бородкой кривились  в
обиженной усмешке; пристально и с изумлением смотрел он на Ягоды бересклета,
упавшие на мощеный дворик с ветки, которую она принесла ему показать. Џочему
она вскинула  голову,  как  будто  он  ударил  ее?  Џочему  отвернулась  так
стремительно, что тускло-красные Ягоды затрепетали, ронЯЯ дождевые капли,  и
четыре Ягодки упали с ветки? Ђ ведь он только и сказал:
     - Џрелесть! Ќадо бы пустить их в дело!
     Ћна воскликнула: "ѓосподи!" - и убежала. Ќет, ЂлисиЯ, право  же,  не  в
своем уме, просто не веритсЯ, что когда-то она была так  обворожительна.  Ћн
нагнулсЯ и подобрал с земли четыре Ягоды - как  красив  этот  тускло-красный
оттенок!
     €з-под надежной брони успеха и "скудаморовской манеры" вырвалось наружу
непосредственное чувство, порыв эмоционального видениЯ. Џисать! Љакой смысл?
Љак это выразишь? Ћн подошел к невысокой каменной ограде, защищавшей  дворик
его старинного, великолепно реставрированного дома от ранних  паводков  реки
ќрон, серебрившейсЯ под бледными лучами  зимнего  солнца.  „а,  именно!  Љак
писать Џрироду, ее прозрачные полутени, загадочные сочетаниЯ ее  тонов,  как
уловить ее ежечасно менЯющийсЯ облик? Љак писать коричневые хохолки камыша -
вон там, в золотисто-сером свете, и этих белых неугомонных чаек,  парЯщих  в
воздухе? ‚незапное отвращение нахлынуло на  него  при  мысли  о  собственной
знаменитой "манере" - точно такое же отвращение прозвучало в голосе  Ђлисии,
когда она воскликнула: "ѓосподи!" Љрасота? —то толку! Љак  ее  выразишь?  Ќе
это ли подумала и она?
     Ћн смотрел на четыре Ягодки, рдевшие на сером камне ограды, и в  памЯти
его медленно оживали воспоминаниЯ. —то это была за  восхитительнаЯ  девушка!
‘еро-зеленые глаза, сиЯющие из-под длинных ресниц; щеки, как лепестки  розы;
непослушные волосы, тонкие и темные - как сильно они с тех пор  поседели!  -
всегда  немножко  растрепанные.  Џленительное   существо,   такое   горЯчее,
увлекающеесЯ! Ћн так хорошо помнит тот мартовский день, как будто  это  было
лишь на прошлой неделе, они шли тогда со станции ќрондель по дороге в Ѓерфем
- день коротких ливней  и  солнечного  света,  когда  природа  готовилась  к
приходу настоЯщей весны! …му было двадцать девЯть лет, ей -  двадцать  пЯть,
оба были художники и оба безвестные. Љак беззаботно  они  болтали!  Ђ  когда
руки их соприкасались, что за волнение  пронизывало  его  и  как  заливались
румЯнцем ее мокрые от дождЯ щеки! Џотом понемногу  они  притихли.  ќто  была
чудеснаЯ прогулка, котораЯ, казалось, должна  кончитьсЯ  еще  чудеснее.  Ћни
прошли  деревеньку,  миновали  меловой  карьер,  крутую  лесенку  и  полевой
тропинкой спустились к реке.  Ќежно,  бесконечно  нежно  обвилась  его  рука
вокруг ее талии; он все еще молчал, он ждал  того  мгновениЯ,  когда  сердце
вырветсЯ из его груди, воплотившись в слова, и ее сердце  -  он  в  этом  не
сомневалсЯ - рванетсЯ навстречу. ’ропинка побежала через заросли терновника,
где у полноводной, мЯгко журчавшей речушки распустились одинокие первоцветы.
“пали последние капли дождЯ, а потом, прорвав облака,  выглЯнуло  солнце,  и
небо н