ад рощицей засиЯло прозрачной лазурью, будто  глазок  вероники.  ‚друг
ЂлисиЯ остановилась:
     - ‘мотри, „ик! ‘мотри же! ќто божественно!
     Ќа фоне синего неба и пламенеющей тучки сверкал белыми звездами  цветов
высокий куст терновника. Љазалось, он поет - так он был  красив;  он  словно
вобрал в себЯ всю прелесть весны. € при виде ее восхищенного личика всЯ  его
сдержанность исчезла, рука плотнее обхватила ее, и он поцеловал ее  в  губы.
„о сих пор помнит он, какое у нее стало лицо - как у  внезапно  разбуженного
ребенка. Ћна задохнулась, замерла, потом  отшатнулась  от  него,  задрожала,
судорожно глотнула, вдруг разразилась слезами и, выскользнув из его объЯтий,
убежала. Ћн осталсЯ на месте  недоумевающий,  больно  задетый  и  совершенно
сбитый с толку. Џотом он немного пришел в себЯ и целых полчаса искал и  звал
ее, пока наконец не нашел. ‘ каменным лицом она сидела в сырой траве. Ћн  не
произнес ни слова, а она сказала только: "Џойдем, мы опоздаем на  поезд!"  €
весь тот день, да и назавтра тоже - до тех пор, пока они не расстались,  его
мучило чувство, что он сразу упал в ее глазах - упал с огромной высоты.  …му
это не нравилось, он был не на шутку зол. Ѓессмысленное жеманство, и  больше
ничего - так думал он о ее поступке и по сей день.  Ќеужели...  неужели  это
было что-то другое?
     Ћн посмотрел на четыре  красные  Ягоды  и,  будто  они  заворожили  его
памЯть, снова увидел Ђлисию - пЯть лет  спустЯ.  Ћн  к  тому  времени  успел
женитьсЯ и завоевать признание. Ћднажды вместе с женой он поехал за город  в
гости к Ђлисии. ‘тоЯла летнЯЯ ночь, светлаЯ и очень теплаЯ.  Џришлось  долго
упрашивать ее, пока  она  согласилась  вынести  в  маленькую  гостиную  свою
последнюю только что законченную работу. Љак живо он ее  видит,  -  вот  она
устанавливает картину так, чтобы на нее падал свет, высокаЯ, худощаваЯ,  уже
несколько угловатаЯ, утратившаЯ округлость линий, как это  бывает  иногда  с
женщиной,  если  она  не  вышла  замуж  до  тридцати  лет;  на  милом   лице
напрЯженное, нервное выражение, как будто ей трудно выдержать этот  экзамен.
‘ловно защищаЯсь от неизбежного  и  сурового  приговора,  она  едва  заметно
втЯнула голову в плечи. Ќапрасный  страх!  Љартина  была  прекрасна,  просто
удивительна. Ќочной пейзаж. Ћн помнит, как ревниво ныло у него сердце, когда
он рассматривал эту вещь - гораздо более сильную, чем все,  что  написал  он
сам.
     Ћн сказал ей об этом чистосердечно. …е глаза засиЯли радостью.
     - Џравда, нравитсЯ? џ так старалась!
     - Ќу, дорогаЯ, в тот день, когда ты ее выставишь, тебЯ  ждет  слава,  -
сказал он.
     Ћна стиснула руки и вздохнула.
     - Ђх, „ик!
     € он почувствовал, что по-настоЯщему счастлив за нее.  ‚скоре  они  все
трое, раздвинув шторы, вынесли свои стульЯ на темную  веранду.  ‘начала  они
разговаривали, потом умолкли. €х окружала волшебнаЯ ночь, теплаЯ и душистаЯ,
полнаЯ очарованиЯ, манЯщаЯ. ‚ысокие Яркие звезды; цветы, едва видневшиесЯ на
клумбах, и повисшие в глубокой, темной  синеве,  как  будто  неземные,  розы
удивительной красоты. Ћн вспомнил, как сладко пахла жимолость, как  в  узкой
длинной полосе света, пробивавшейсЯ меж штор, порхали бесчисленные мотыльки.
ЂлисиЯ сидела, подавшись всем  телом  вперед,  упершись  локтЯми  в  колени,
обхватив руками голову. Ѓыть может, они оттого и замолчали, что она сидела в
такой позе. Ћдин раз до него долетел ее шепот:
     - Љрасота! Ћ боже, какаЯ красота!
     ‚ыпала роса, становилось сыро, и жена его ушла в комнаты.  Џошел  и  он
вслед за нею. ЂлисиЯ будто ничего и не заметила. Ќо когда она тоже вернулась
в дом, глаза ее блестели от слез. ‘давленным голосом она  сказала  что-то  -
кажетсЯ, что пора ложитьсЯ; они взЯли свечи и поднЯлись к себе наверх.
     Ќаутро он вошел в ее крохотную мастерскую, чтобы  кое-что  посоветовать
ей насчет той картины. Љакой ужас! ‚сю картину перечеркивали белые полосы; а
перед полотном стоЯла ЂлисиЯ и  мазала,  мазала  кистью,  широкими  мазками,
вдоль и поперек. “слышав, что кто-то вошел,  она  обернулась.  „ва  багровых
пЯтна горели у нее на щеках.
     - ќто было свЯтотатство, - дрожащим голосом проговорила она.  -  ‚от  и
все!
     €, повернувшись к нему спиной, она снова принЯлась  замазывать  картину
белилами. Ќе сказав ни слова, он ушел - ему стало просто противно. Ќи с того
ни с сего уничтожить лучшую свою вещь - ведь такого ей уж никогда больше  не
написать! Ћн был так глубоко возмущен, что много лет избегал встречи с  нею.
‹юдей со странностЯми он всегда боЯлсЯ пуще всего на свете. “веренно шагнуть
на лестницу, ведущую к успеху, и потом  сознательно  выбить  ее  у  себЯ  же
из-под ног! Ѓездумно отшвырнуть такую прекрасную  возможность  заработать  -
ведь у нее только и есть за душой какие-то жалкие гроши! ‘ ума сойти  можно!
„ействительно, остаетсЯ только постучать пальцем по лбу  -  иначе  этого  не
объЯснишь. Џо временам до него доходили кое-какие слухи о ней. Ћна жила  все
там же, в своем маленьком коттеджике, и целые дни - а иногда, как  говорили,
и ночи - пропадала в лесу или в полЯх, и все худела, и все меньше у нее было
денег  и  больше  странностей.  Љороче  говорЯ,   она   становилась   просто
невыносимой - какими умеют быть одни англичанки. "’акаЯ милаЯ, - говорили  о
ней, - и такаЯ обаЯтельнаЯ, но..." - и неизменно пожимали плечами, а это  не
слишком приЯтно, когда речь идет о твоей родственнице.  —то  она  делает  со
своими работами, он, наученный горьким опытом, никогда не спрашивал.  ЃеднаЯ
ЂлисиЯ!
     џгоды  сверкнули  на  сером  камне,  и  перед  ним  возникло  еще  одно
воспоминание. Ћн вспомнил событие,  которое  касалось  всей  семьи:  дЯдюшка
Њартин ‘кудамор приказал долго жить, и все поехали на похороны и на вскрытие
завещаниЯ. ‚ семье старика считали чем-то вроде паршивой овцы - он  сколотил
себе капиталец в ничем не примечательном йоркширском городишке, который  так
и осталсЯ бы захолустным, если бы не дЯдюшкина фабрика. ‚се  надеЯлись,  что
после смерти старика родственники его  будут  вознаграждены:  он  ведь  умер
холостЯком - видно, времени не хватило женитьсЯ, слишком уж он был  поглощен
"делом". Џо молчаливому  уговору  племЯнники  и  племЯнницы  остановились  в
Ѓолтонском аббатстве, прелестном  местечке  в  шести  милЯх  от  города.  Ќа
похороны отправились в трех колЯсках. ЂлисиЯ села вместе с ним и его братом,
стрЯпчим. ‚ черном, просто сшитом костюме она  была  очаровательна,  и  даже
седые прЯди в тонких темных, спутанных ветром волосах не портили ее.  ‚се  с
тем же увлечением говорила она с ним о живописи и не спешила отвести  взглЯд
от его лица, как будто все еще питала к нему маленькую  слабость  -  словом,
поездка была очень приЯтной. Ћни и не  заметили,  как  оказались  в  пыльном
городишке, лепившемсЯ по берегу реки. Ќад городом, над фабричными строениЯми
царственно высилсЯ на холме  желтый  каменный  дом  старого  Њартина.  ‚друг
‘кудамор почувствовал,  как  ЂлисиЯ  судорожно  вцепилась  в  его  руку  под
дорожным пледом - совсем как утопающий хватаетсЯ за  соломинку.  Ћн  мог  бы
поручитьсЯ, что она даже не отдает себе отчета в том, чьЯ это рука. Њощенные
булыжником улицы, грЯзнаЯ  река,  закоптелые,  уродливые  фабричные  зданиЯ,
уродливый  дом,  с  желтыми   стенами,   рабочие,   низкорослые,   удручающе
бесцветные, одетые в темное, - последнЯЯ почесть тому, кто создал  все  это.
ЌоваЯ церковь, сераЯ, безобразнаЯ;  унылаЯ  панихида,  новенькие  надгробные
плиты и великолепный осенний день! ‚се здесь бесконечно убого  и  невыразимо
уродливо!
     Џотом, в желтом  особнЯке,  чинно  усевшись  на  полированных  красного
дерева стульЯх, они слушали  завещание.  ‘овсем  недурно!  „овольно  крупное
состоЯние  безупречно   пропорциональными   частЯми   распределЯлось   между
родственниками - и не одного пенни посторонним! ‘кудамор сидел,  мечтательно
устремив глаза на картину, маслЯнисто поблескивавшую на стене. "Ѓоже!  Ќу  и
вещица!" - думал он, изнываЯ от желаниЯ снова оказатьсЯ в колЯске,  закурить
сигару, отделатьсЯ от  запаха  траурных  костюмов  и  хереса.  •ереса!  Ѓрр!
‘лучайно взглЯд его упал на Ђлисию. ѓлаза ее были закрыты, губы, по-прежнему
такие же милые, смешно вздрагивали. € в этот самый миг  нотариус  прочел  ее
имЯ. ‘кудамор увидел, как широко открылись ее глаза  и  прелестным  румЯнцем
затеплились худые щеки - совсем как в былые дни! "Ћтлично! - подумал  он.  -
Џросто замечательно. Љак Я рад за нее! ’еперь ей не придетсЯ  во  всем  себе
отказывать.  Ћтлично!"  ‚  полной  мере  разделил  он  чувство   облегчениЯ,
написанное на ее удивленном и все еще прекрасном лице.
     Џо  дороге домой его не покидало радостное ощущение, и неизвестно, чему
он  больше  радовалсЯ  -  своей  ли  доле наследства (а она оказалась весьма
солидной), или тому, что ей тоже повезло. Ћн нашел ее руку под пледом и сжал
ее,  и  она  ответила  долгим  ласковым  пожатием,  ничуть не похожим на тот
отчаЯнный  жест  по дороге на похороны. Ђ вечером он пошел прогулЯтьсЯ туда,
где  над  извилистой  речкой  стоЯл  монастырь. ‘олнце садилось, и последние
косые  лучи  его озарЯли легкую дымку над багрЯным осенним лесом. Ѓеломордые
коровы  паслись  в  сочной  траве,  журчала  река,  как  бы  сплошь покрытаЯ
сверкающей  золотой  чешуей.  Џовсюду  разлито  было  волшебное  очарование,
которое   так  часто  берет  за  сердце  художников,  золотистое  задумчивое
мерцание,  как  в заколдованном сне. Њинуту-другую он стоЯл и смотрел на все
это  с  восторгом,  близким к отчаЯнию. Џод легким ветром зашелестели кусты:
"ЉакаЯ красота, как ты прекрасен, мир!" €, шагнув вперед, он увидел, что она
стоит на берегу реки, прислонившись к стволу березки, закинув голову назад и
широко  раскинув  руки,  как  будто  стремЯсь  обнЯть этот прекрасный мир, с
которым  она только что говорила. Џодойти сейчас к ней было бы все равно что
нарушить уединение влюбленных. Ћн повернулсЯ и пошел назад.
     Ђ через неделю брат сообщил ему, что ЂлисиЯ отказалась  от  своей  доли
наследства. "Њне не нужны эти деньги, - написала она просто. - џ не могу  их
взЯть. ђаздайте их бедным людЯм, которые живут в том страшном  городе".  ‚от
до чего дошла она со своими странностЯми! „альше уж  некуда!  ЃратьЯ  решили
поговорить с ней. ЌельзЯ сидеть сложа руки, нужно постаратьсЯ  не  допустить
этого безумного пренебрежениЯ к собственным интересам. ‘ильно  похудевшаЯ  и
по-прежнему очаровательнаЯ, ЂлисиЯ встретила их очень  смиренно,  но  упрЯмо
стоЯла на своем: "Ќет, Я, право же, не могу! џ стала бы  просто  несчастной.
ќти бедные, измученные люди - все это создали длЯ  него  они!  ќтот  ужасный
город! џ не могу. „еньги постоЯнно напоминали бы мне о них.  Џожалуйста,  не
будем об этом говорить. Њне очень хорошо и так". —тобы  образумить  ее,  они
рисовали ей зловещие картины: старость, нищета,  работный  дом...  ‚се  было
напрасно: она не соглашалась взЯть деньги. ‘орок  лет  ей  было,  когда  она
отвергла эту самим провидением посланную ей помощь, - сорок  лет  и  никакой
надежды на замужество. ‘кудамор так никогда и не узнал наверное,  собиралась
ли, надеЯлась ли она вообще выйти замуж; но у него была собственнаЯ  теориЯ:
он считал, что причина  всех  ее  странностей  -  неудовлетворенное  половое
чувство. ќто последнее ее безрассудство показалось ему настолько чудовищным,
что он стал просто жалеть ее и больше не  избегал.  Ќаоборот,  он  частенько
заходил в ее одинокое  жилье  выпить  чашку  чаЯ.  Ќа  дЯдюшкино  наследство
‘кудамор купил и реставрировал красивый старинный дом на  реке  ќрон  и  жил
теперь  в  каких-нибудь  пЯти  милЯх  от  Ђлисии.  ‡аходила  и  она  к  нему
нежданно-негаданно,  после  обычных  своих  скитаний  -  как   бы   случайно
поЯвлЯлась в доме с полевыми цветами или папоротником в руках и первым делом
ставила их в воду. •одила она всегда с непокрытой головой,  и  почти  все  в
округе были убеждены, что она не в своем уме. ‚ те дни  художники  только  и
говорили об “оттсе, и редко когда свидание с Ђлисией обходилось без споров о
знаменитом  символисте.  ‘ам  ‘кудамор  не  признавал   “оттса,   возмущалсЯ
погрешностЯми  в  его  рисунке,  его  грубыми  аллегориЯми.  ЂлисиЯ  же   со
свойственной ей необычайной горЯчностью неизменно утверждала, что он великий
художник, потому что  стараетсЯ  изобразить  самую  душу  Явлений.  Ћсобенно
любила она картину, названную женским именем "Ђйрис", что значит "ђадуга". ‚
картине этой, странной и причудливой, действительно было некоторое  сходство
с нею самой.
     - „а, конечно, он потерпел неудачу! - говорила она. -  Ћн  стремилсЯ  к
невозможному, стремилсЯ всю жизнь. Ђх, терпеть не могу эти твои Ярлыки, „ик!
Љакой в них смысл? Љрасота слишком огромна, слишком бездонна!
     ЃеднЯжка ЂлисиЯ! Џо временам она, право, бывала утомительна.
     Ћн и сам толком не знал, как это получилось, что осенью 1904  года  она
поехала вместе с ними за границу, в „офине. ќто было просто ужасно.  Ќикогда
в жизни он больше не  возьмет  с  собой  человека,  который  в  лютый  мороз
отказываетсЯ идти домой. Њестечко это было как будто создано длЯ художников.
‘кудамор снЯл маленький "шато" {Ћт  франц.  chateau  -  загородный  дом.}  у
подножиЯ горы ѓланда и поселилсЯ там с женой, старшей дочерью и Ђлисией.  Ћн
был весь поглощен работой, стараЯсь применить свою  прославленную  манеру  к
новым  местам  с  их  коричневыми,  туманно-голубыми  и  серыми  тонами,   и
любоватьсЯ этими  холмами  и  долинами  ему  удавалось  только  урывками.  ‘
маленькой, усыпанной гравием площадки перед  флигелем,  приспособленной  под
мастерскую, открывалсЯ  захватывающий  вид  на  старинный  город  „и  с  его
черепичными  крышами.  ‚  лучах   утреннего   солнца   и   на   закате   эти
розовато-желтые плоские крыши  искрились  внизу,  а  рЯдом  смутно  голубела
извилистаЯ „рома, и на покрытых виноградниками склонах чернели подстриженные
кипарисы. Ћн писал, не переставаЯ. —ем занималась ЂлисиЯ,  никто  хорошенько
не знал, но, возвращаЯсь домой, она  восторженно  рассказывала  о  том,  что
видела, - о людЯх, о животных, обо всем. ‚ одном ее излюбленном местечке они
побывали - это был полуразрушенный монастырь, высоко  на  горе  ѓланда.  Ћни
позавтракали в этом  прелестном,  уединенном  уголке,  где  можно  было  еще
различить и старые русла ручейков и пруды, где сохранились  остатки  древней
часовни - правда, теперешний владелец все приспособил длЯ хозЯйства. € вдруг
ЂлисиЯ ушла, не дослушав их восхищенных похвал, и они нигде не  могли  найти
ее, пока не вернулись домой. Њожно было подумать, что их громкие восторги ей
неприЯтны! „омой  она  принесла  ветку  с  золотистыми  Ягодами  -  как  они
называютсЯ, никто не знал.  џгоды  были  почти  так  же  восхитительны,  как
бересклет на каменной ограде.
     € к нему пришло четвертое воспоминание.
     ђождество. ’рескучий мороз. Љаждое  деревцо  вокруг  маленького  "шато"
покрылось инеем и сверкало в  свете  звезд,  как  будто  осыпанное  вишневым
цветом.  —ерное  небо  над  побелевшей  землей  было  усыпано  бесчисленными
звездами. ѓорный ветер резал,  как  бритва,  а  далеко  внизу,  в  маленьком
городе, слабо мерцали одинокие желтые огоньки. ‘казочно прекраснаЯ это  была
ночь - совершенно в "Японской манере", но что за лютый  холод!  Ѓольше  пЯти
минут на террасе никто не высидел - никто, кроме Ђлисии.  ќто  сумасбродное,
загадочное создание ни за что не хотело идти в дом. „важды выходил он к  ней
то с шалью, то с пледом, упрашивал, настаивал. ‚ третий раз он ее не  нашел.
€збегаЯ новых пререканий, она нарочно ушла куда-то,  чтобы  продолжать  свое
безумное  бдение  под  застывшими  звездами.  Ђ  придЯ  наконец  домой,  она
шаталась, как пьЯнаЯ. Ћни попытались заставить ее  и  в  самом  деле  выпить
коньЯку, чтобы согретьсЯ. Људа там! —ерез два днЯ она слегла с двухсторонним
воспалением легких. „ва месЯца прошло, прежде чем она встала  с  постели,  -
бледнаЯ тень прежней Ђлисии. ‘ тех пор здоровье ее так  и  не  окрепло.  Ћна
скользила по жизни, точно призрак, безумный призрак, исчезаЯ бог весть  куда
и возвращаЯсь с румЯнцем, полыхавшим  на  увЯдших  щеках,  с  развевавшимисЯ
седыми волосами, с очередным трофеем в руках - цветком,  листиком,  пичужкой
или крохотным мЯгким крольчонком. Ћна никогда теперь не писала, никогда даже
не заговаривала о живописи. ‘кудаморы заставили ее переехать из  коттеджа  к
ним: они попросту боЯлись, что она уморит себЯ голодом, она ведь  так  часто
забывала обо всем на свете!  Ђ  эти  Ягоды?  —тобы  достать  их,  она,  чего
доброго, ходила утром к меловому карьеру, спрЯтанному от ветра среди  холмов
и открытому горЯчим лучам солнца. ‘емь миль туда  и  обратно,  когда  трудно
поверить, что она может пройти семьсот Ярдов. € очень может быть, она еще  и
лежала там на росистой траве, глЯдЯ в небо, - он не  раз  заставал  ее  так.
ЃеднаЯ ЂлисиЯ! Џодумать только, что когда-то он готов был женитьсЯ  на  ней!
‡агубленнаЯ жизнь! € погубила ее любовь к красоте. Ќо кто бы  мог  подумать,
что непостижимое  может  так  погубить  женщину,  лишить  ее  любви,  семьи,
материнства, славы, богатства, здоровьЯ! Ђ между тем, видит бог, именно  так
и случилось!
     ‘кудамор щелчком сбил четыре румЯных Ягодки с ограды. ‘олнечное сиЯние;
струЯщиесЯ молочно-голубые воды; лебедь на фоне коричневых хохлатых камышей;
далекие меловые холмы в туманной дымке - вот она, красота! Љрасота! „а,  но,
черт возьми, нужно же знать меру!  Њеру!  €,  повернувшись  спиной  к  этому
пейзажу, столько раз написанному им в знаменитой его "манере",  он  вошел  в
дом и по великолепно реставрированной лестнице поднЯлсЯ к себе в  мастерскую
-  трехсветную,  с  огромными   окнами   и   всЯкими   усовершенствованиЯми,
позволЯвшими регулировать освещение. Ќеоконченные этюды растворЯлись на фоне
стен, окрашенных в  такие  мЯгкие  тона,  что  они  казались  сотканными  из
воздуха. ѓотовых картин не было - их слишком быстро раскупали. Ћн подошел  к
мольберту, и тут в глаза ему бросилось цветное пЯтно -  ветка  бересклета  в
кувшине с водой. ѓотово - можно писать. Ћна и поставлена так, что  прЯмо  на
нее падают лучи неЯркого солнца, и светЯтсЯ нежные  краски,  и  сверкают  на
Ягодах  одинокие  капельки  невысохшей  влаги.  Ќа  мгновение  он  отчетливо
представил себе, как выглЯдела сама ЂлисиЯ, когда принесла сюда  эту  ветку:
легкие, прозрачные руки, сиЯющие  глаза,  спутанные  седые  волосы.  ‚идение
исчезло. Ќо почему она все-таки принесла ветку сюда после этого  "ѓосподи!",
вырвавшегосЯ с таким ужасом, когда он сказал, что Ягоды неплохо бы пустить в
дело? Ѓыть может, она хочет этим сказать: "Џрости, что Я  была  так  груба"?
Џраво же, она просто трогательна, эта  беднаЯ  фанатичка!  џгоды  бересклета
рдели в серебрЯном блестЯщем кувшине, четко вырисовываЯсь в солнечных лучах.
Љазалось, они торжествуют -  что  ж,  кому  же  еще  ликовать,  как  не  им,
олицетворению того, что погубило - или спасло, быть  может?  -  человеческую
жизнь. ЂлисиЯ! „о чего она довела себЯ! € все-таки ему не дано знать,  какие
тайные восторги пришлось ей изведать с ее бесплотным возлюбленным - Љрасотой
- при свете звезд, в блеске солнечных лучей, в  лунном  сиЯнии,  в  полЯх  и
лесах, на вершинах холмов, на речных берегах. –веты, птицы в  полете,  лепет
ветра, изменчиваЯ игра света  и  красок  -  все,  что  приводит  в  отчаЯние
человека, решившего извлечь из них пользу, она брала  и  обнимала  бездумно,
бесцельно и была счастлива.  Љто  осмелитсЯ  сказать,  что  лучшее  в  жизни
досталось не ей? Љто?.. Ѓересклет! ЉакаЯ-то веточка с несколькими Ягодами  -
и сколько сомнений она разбудила в нем! „а что же  такое  красота,  если  не
сочетание  определенных  форм  и  цветов,  придающее  вещам   дополнительную
ценность - повышенную ценность на людском рынке! Ќичего  больше,  решительно
ничего!
     Ђ Ягоды бересклета все рдели в солнечном свете, нежные, недосЯгаемые!
     ‚зЯв  палитру,  он  смешал  на  ней  темно-красный   краплак,   белила,
ультрамарин. Ќо что это? Љто вздохнул у  него  за  спиной?  Ќет,  никого  не
видно!
     "Ђ, черт побери! - подумал он. - ќто же несерьезно. џ не лучше  Ђлисии,
в самом деле". € он  принЯлсЯ  писать  в  своей  знаменитой  манере  веточку
бересклета.


        "‘ЋЃЂЉЂ ЋЉЋ‹…‹Ђ"

     Џеревод ‚. ђогова

     „о окончаниЯ  "‚еликой  войны"  Я  не  предполагал,  что  некоторые  из
оставшихсЯ в тылу также принесли огромную жертву.
     Њой друг •арбэрн, ныне покойный, был родом из  Ќортамберлэнда  или  еще
откуда-то с севера; это был коренастый седеющий человек  лет  пЯтидесЯти,  с
коротко остриженной головой, небольшими усами и багровым  лицом.  Њы  с  ним
жили по соседству за городом, и оба держали собак одной породы - эрделей, не
меньше чем по три сразу, так что мы могли случать их  и  этим  были  полезны
друг другу. Њы часто ездили в  город  одним  поездом.  …го  пост  давал  ему
возможность выдвинутьсЯ, но до войны он мало этим пользовалсЯ, погруженный в
откровенное безразличие, почти переходившее в цинизм. џ считал его  типичным
грубовато-добродушным  англичанином,  который  гордитсЯ  своим  цинизмом   и
привержен к спорту - он увлекалсЯ гольфом  и  ходил  на  охоту,  как  только
представитсЯ возможность; он казалсЯ мне хорошим товарищем,  всегда  готовым
помочь в беде. Ѓыл он холост и жил в домике с верандой недалеко от  менЯ,  а
рЯдом с ним стоЯл дом немецкой  семьи  по  фамилии  ѓольштейг,  прожившей  в
Ђнглии около двадцати лет, џ довольно хорошо знал эту дружную троицу - отца,
мать и сына. Ћтец, уроженец ѓанновера, чем-то занималсЯ в городе, мать  была
шотландка, а сын - его Я знал и любил больше остальных - только что  окончил
школу. “ него было открытое лицо, голубые глаза и густаЯ  светлаЯ  шевелюра,
зачесаннаЯ назад без пробора, -  симпатичный  юноша,  несколько  похожий  на
норвежца. …го мать обожала его;  это  была  настоЯщаЯ  горЯнка  из  ‡ападной
отландии, скуластаЯ брюнетка, уже начавшаЯ седеть, улыбалась она  мило,  но
насмешливо, а ее серые глаза  были,  как  у  ЯсновидЯщей.  џ  несколько  раз
встречал •арбэрна в их доме, потому  что  он  наведывалсЯ  туда  по  вечерам
поиграть с  ѓольштейгом  в  бильЯрд,  и  все  семейство  относилось  к  нему
по-дружески. Ќа третье утро после того,  как  мы  объЯвили  ѓермании  войну,
•арбэрн, ѓольштейг и Я  ехали  в  город  в  одном  вагоне.  Њы  с  •арбэрном
непринужденно беседовали. Ќо ѓольштейг, плотный блондин  лет  пЯтидесЯти,  с
острой бородкой и голубыми, как у сына, глазами, сидел, уткнувшись в газету,
пока •арбэрн вдруг не спросил его:
     - Џослушайте, ѓольштейг, а правда, будто ваш  мальчик  хотел  уехать  и
вступить в немецкую армию?
     ѓольштейг оторвалсЯ от газеты.
     - „а, - ответил он. - Ћн родилсЯ в ѓермании и поэтому подлежит призыву.
‘лава богу, что ему невозможно уехать!
     - Ђ как же мать? - спросил •арбэрн. - Ќеужели она отпустила бы его?
     - Ћна очень убивалась бы, конечно, но  она  считает,  что  долг  прежде
всего.
     - „олг! „а господь с вами, что вы такое говорите!  Ћн  ведь  наполовину
британец и прожил здесь всю жизнь! ЋтродЯсь ничего подобного не слыхал!
     ѓольштейг пожал плечами.
     - ‚ такие критические времена остаетсЯ одно: строго  следовать  закону.
Ћн германский подданный призывного возраста. Њы  думали  о  его  чести;  но,
конечно, мы очень рады, что теперь ему никак не попасть в ѓерманию.
     - —ерт менЯ дери! - воскликнул •арбэрн. - ‚ы, немцы,  исполнительны  до
тупости!
     ѓольштейг не ответил.
     ‚ тот же вечер мы возвращались из  города  вместе  с  •арбэрном,  и  он
сказал мне:
     - Ќемец всегда немец. Ќу,  не  удивил  ли  вас  утром  этот  ѓольштейг?
‘только лет здесь прожил, женилсЯ здесь, а осталсЯ немцем до мозга костей.
     - —то ж, - отозвалсЯ Я, - поставьте себЯ на его место.
     - Ќе могу; Я бы  ни  за  что  не  стал  жить  в  ѓермании.  Џослушайте,
Љамбермир, - добавил он, помолчав, - а этот самый ѓольштейг не опасен?
     - Љонечно, нет!
     ќтого мне не следовало говорить •арбэрну, если Я хотел восстановить его
доверие к ѓольштейгам, потому что не сомневалсЯ в их порЯдочности. ‘кажи  Я:
"Љонечно, он шпион" - и •арбэрн сразу встал бы на защиту ѓольштейга,  потому
что в нем от природы заложен был дух противоречиЯ,
     џ привожу этот краткий разговор единственно из  желаниЯ  показать,  как
давно •арбэрн думал о том, что впоследствии так занимало и вдохновлЯло  его,
пока он - как бы это лучше выразитьсЯ - не умер за отечество.
     џ не уверен, какаЯ именно газета перваЯ поднЯла вопрос о  необходимости
интернировать всех "гуннов", но, по-моему, он был поднЯт скорее потому,  что
многие из наших печатных органов каким-то нюхом чуют, что больше  понравитсЯ
публике, а никак не из глубоких идейных соображений.  ‚о  всЯком  случае,  Я
помню,  как  один  редактор  рассказывал  мне,  что  он  целое  утро   читал
одобрительные письма читателей. "‚ первый раз, - сказал он, -  читатели  так
быстро  откликнулись  на  нашу  кампанию.  Џочему  паршивый   немец   должен
перехватывать мою  клиентуру?"  €  прочее  в  том  же  духе.  "ЃританиЯ  длЯ
британцев!"
     - Ќе очень-то повезло людЯм, которые так нам  польстили,  когда  сочли,
что в нашей стране можно лучше жить, чем в других, - заметил Я.
     - „а, не очень, - согласилсЯ он. - Ќо на войне, как на войне.  ‚ы  ведь
знаете •арбэрна? ‚идели его статью? Љрепко загнул!
     Џри следующей встрече •арбэрн сразу сел на своего конька.
     - ЏомЯните мое слово, - заЯвил он, - Я ни одному  немцу  не  дам  здесь
остатьсЯ!
     …го серые глаза, казалось, были из стали и кремнЯ,  и  Я  почувствовал,
что говорю с человеком, который так много размышлЯл о немецких  зверствах  в
Ѓельгии, что теперь стал одержим какой-то отвлеченной ненавистью.
     - Љонечно, - сказал Я, - среди них оказалось много шпионов, но...
     - ‚се они шпионы и негодЯи! - закричал он.
     - Ђ многих ли немцев вы знаете лично? - спросил Я.
     - ‘лава богу, и десЯтка не наберетсЯ.
     - € они все шпионы и негодЯи?
     Ћн посмотрел на менЯ и рассмеЯлсЯ, но смех его походил на рычание.
     - ‚ы стоите за справедливость и прочее слюнтЯйство, - сказал он, - а их
надо брать за глотку, иначе нельзЯ.
     “ менЯ на Языке вертелсЯ вопрос,  собираетсЯ  ли  он  брать  за  глотку
ѓольштейгов, но Я промолчал из боЯзни навредить им. џ сам разделЯл тогдашнюю
общую ненависть к немцам и должен  был  ее  обуздывать  из  боЯзни  лишитьсЯ
элементарного чувства справедливости. Ќо •арбэрн, как Я видел, дал ей полную
волю. Ћн и держалсЯ иначе и вообще стал словно другим человеком. Ћн  утратил
приветливость и добродушный цинизм, которые делали его общество приЯтным; он
точно был чем-то снедаем - одним словом, его одолела навЯзчиваЯ идеЯ.
     џ как карикатурист не могу не интересоватьсЯ психологией, и Я задумалсЯ
о •арбэрне: по-моему, невозможно  было  не  удивлЯтьсЯ  тому,  что  человек,
которого Я всегда считал  воплощением  добродушиЯ  и  невозмутимости,  вдруг
оказалсЯ таким одержимым. џ придумал о нем такую теорию. "ќто,  -  сказал  Я
себе, - один из "железнобоких" {‘олдаты-пуритане, Ядро республиканской армии
во времЯ английской буржуазной революции.} ЉромвелЯ, опоздавший родитьсЯ.  ‚
ленивое мирное времЯ он не находил отдушины длЯ той грозной силы, что в  нем
таилась, - любовь не могла  бы  зажечь  его,  поэтому  он  и  казалсЯ  таким
безразличным ко всему. € вдруг в  эту  бурную  пору  он  ощутил  себЯ  новым
человеком, он был препоЯсан и вооружен  ненавистью  -  ранее  неведомым  ему
чувством, жгучим и возвышенным, ибо теперь ему есть на  что  обрушитьсЯ  ото
всей души.
     Џраво  же,  это  крайне  интересно.  Љто  бы  мог  подумать   о   таком
превращении? ‚едь внешне тот •арбэрн, которого Я знал до сих пор,  ничем  не
был похож на "железнобокого". …го лицо послужило мне длЯ карикатуры, где был
изображен человек-флюгер, неизменно указывающий на восток, откуда бы ни  дул
ветер. Ћн узнал себЯ и при встрече со мной засмеЯлсЯ - без сомнениЯ, он  был
несколько польщен, но его смех звучал свирепо, как будто он  ощущал  во  рту
солоноватый привкус крови.
     - утите на здоровье, Љамбермир, - заЯвил он, - но теперь-то Я вцепилсЯ
в этих свиней мертвой хваткой!
     €, несомненно, он сказал правду - этот человек  стал  серьезной  силой:
несчастных  немцев  -  некоторые  из  них,  конечно,   были   шпионами,   но
большинство, несомненно, были ни в чем не повинны - каждый день отрывали  от
работы и семей и бросали в концлагерЯ - и чем больше их  бросали  туда,  тем
больше повышались его акции слуги отечества. џ уверен, что он это  делал  не
ради славы - это было длЯ него крестовым походом,  "свЯщенным  долгом";  но,
по-моему, он к тому же впервые в жизни почувствовал, что живет по-настоЯщему
и получает от жизни ее лучшие дары.  ђазве  он  не  разил  врага  направо  и
налево? Џо-моему, он  мечтал  сражатьсЯ  по-настоЯщему,  на  фронте,  но  не
позволЯли годы, а он не принадлежал к тем чувствительным натурам, которые не
могут губить беззащитных, если рЯдом нет никого посильнее. Џомню,  Я  как-то
спросил его:
     - •арбэрн, а вы когда-нибудь думаете о женах и детЯх ваших жертв?
     Ћн оскалилсЯ, и Я увидел, какие у него прекрасные зубы.
     - †енщины еще хуже мужчин, уверЯю вас, - ответил он. - Ѓудь моЯ власть,
Я бы их тоже упек. Ђ что до детей, то без таких отцов им только лучше.
     Ћн, право же, слегка помешалсЯ на этой почве, не больше,  конечно,  чем
любой другой человек с навЯзчивой идеей, но и никак не меньше.
     ‚ те дни Я все времЯ ездил с места на место и покинул  свой  загородный
коттедж, так что не видел ѓольштейгов и, признатьсЯ, почти забыл о том,  что
они существуют. Ќо, вернувшись в конце 1917  года  домой  после  отлучки  по
делам Љрасного Љреста, Я нашел среди своей корреспонденции письмо от  миссис
ѓольштейг.

     "„орогой мистер Љамбермир!
     ‚ы всегда по-дружески относились к нам,  поэтому  Я  и  осмелилась  ‚ам
написать.  ‚ероЯтно,  ‚ы  знаете,  что  больше   года   назад   моего   мужа
интернировали, а в прошлом сентЯбре он был выслан. Ћн, конечно, все потерЯл,
но пока что здоров и может жить в ѓермании без особой нужды. Њы с  ѓарольдом
остались здесь и  еле  перебиваемсЯ  на  мои  маленькие  доходы.  Њы  теперь
считаемсЯ "гуннами в нашем тылу" и фактически ни с  кем  не  видимсЯ.  ЉакаЯ
жалость, что нельзЯ заглЯнуть друг другу в сердце, не правда  ли?  џ  раньше
думала, что мы народ,  высоко  ставЯщий  справедливость,  но  теперь  понЯла
горькую правду: в трудное времЯ справедливость невозможна. ѓарольду  гораздо
хуже, чем мне; он очень сильно переживает свое  вынужденное  бездействие  и,
наверное, предпочел бы "выполнЯть свой долг" в концлагере, чем оставатьсЯ на
свободе, испытываЯ всеобщее недоверие и презрение. Ќо Я все времЯ в ужасе: а
вдруг и его интернируют? Љогда-то вы были в дружеских отношениЯх с  мистером
•арбэрном. Њы его не видели  с  первой  военной  весны,  но  знаем,  что  он
принимал активное участие в антигерманской агитации и стал очень влиЯтельным
человеком. џ не раз думала,  в  состоЯнии  ли  он  понЯть,  что  значит  это
интернирование без разбора длЯ семей интернированных. Ќе  могли  бы  вы  при
случае поговорить с ним и объЯснить ему это? …сли бы он  и  немногие  другие
перестали давить на правительство, преследованиЯ прекратились  бы,  так  как
власти не могут не знать,  что  все  действительно  опасные  элементы  давно
изолированы. ‚ы и представить себе не можете, до чего мне теперь  одиноко  у
себЯ в родной стране; если Я потерЯю и ѓарольда, то могу совсем пасть духом,
хотЯ это мне и несвойственно.
     Ћстаюсь, дорогой мистер Љамбермир,

                                                     искренне ‚ас уважающаЯ
                                                           ќлен ѓольштейг".

     Џрочитав письмо, Я был охвачен состраданием:  не  требовалось  большого
воображениЯ,  чтобы  представить  себе,  каково  приходитсЯ  этой   одинокой
матери-англичанке и ее сыну; Я тщательно обдумал,  уместно  ли  говорить  об
этом с •арбэрном, и стал припоминать пословицы: "‘лово - серебро, молчание -
золото", "Ѓери быка за рога", "‘емь раз отмерь, один отрежь",  "Љуй  железо,
пока горЯчо", "Џоспешишь - людей насмешишь", "Џромедление  смерти  подобно".
Ћни были настолько противоречивы, что Я  обратилсЯ  за  помощью  к  здравому
смыслу, который подсказал мне выждать. Ќо через несколько  дней  Я  встретил
•арбэрна в  клубе  и,  найдЯ  его  в  хорошем  расположении  духа,  поддалсЯ
внутреннему порыву.
     - Љстати, - сказал Я, - вы  помните  ѓольштейгов?  џ  на  днЯх  получил
письмо от бедной миссис ѓольштейг: она просто в ужасе, что ее  сына,  такого
милого юношу, могут интернировать. Љак, по-вашему, не  пора  ли  оставить  в
покое этих несчастных?
     Љак только Я упомЯнул фамилию  "ѓольштейг",  Я  сразу  же  увидел,  что
допустил ошибку, и продолжал говорить только потому, что  остановитьсЯ  было
бы еще хуже. •арбэрн сразу весь ощетинилсЯ и сказал:
     - ѓольштейг! ќтот  щенок,  который  собиралсЯ  при  первой  возможности
вступить в германскую армию? —ерт подери, неужели он еще не сидит? Џутное же
у нас правительство, нечего сказать! Ќу да ладно, Я его попомню.
     - •арбэрн, - проговорил Я, запинаЯсь,  -  ведь  это  частный  разговор.
ћноша по крови наполовину англичанин, и он мой друг. џ думал, что он  и  ваш
друг тоже.
     - Њой? - переспросил он. - Ќет уж, спасибо. џ с полукровками не знаюсь.
Ђ что касаетсЯ частных разговоров, Љамбермир, то во  времЯ  войны  не  может
быть  никаких  частных  разговоров  о  том,  от  чего  зависит  безопасность
государства.
     - ѓосподи! - воскликнул Я. - „а вы и вправду помешались на этом.  —тобы
этот мальчик, с его воспитанием...
     Ћн ухмыльнулсЯ.
     - ђисковать мы не хотим, - отрезал он, - и исключений не делаем. “ него
не будет другого выбора. ЃританскаЯ армиЯ или концентрационный лагерь. џ  уж
об этом позабочусь.
     - ‚ таком случае, - сказал Я, вставаЯ,  -  нашей  дружбе  конец.  џ  не
потерплю такого злоупотреблениЯ моим доверием!
     - Ђх, шут вас побери, - пробурчал он. - ‘Ядьте! ‚се мы должны исполнЯть
свой долг.
     -  ‚ы  когда-то  в  разговоре  с  ѓольштейгом  называли  это   немецким
чудачеством.
     Ћн засмеЯлсЯ.
     - Ђх, да, - сказал он. - Џомню, помню, тогда в поезде. Ќу, да Я  с  тех
пор переменилсЯ. Ђ щенка следовало бы посадить вместе с прочими  псами.  Ќо,
впрочем, забудем об этом.
     ’ем дело и кончилось, потому что он сказал:  "‡абудем  об  этом",  -  а
слово свое он держал. Њне же была наука: не соватьсЯ впредь к  людЯм,  столь
непохожим на менЯ характером. џ написал ѓольштейгу-младшему и пригласил  его
к себе пообедать. Ћн поблагодарил и отказалсЯ, так как не имел права уезжать
от своего дома дальше пЯти миль. €скренне беспокоЯсь о нем, Я приехал к  ним
на мотоцикле. ћноша очень  переменилсЯ:  он  стал  задумчив,  ушел  в  себЯ,
мало-помалу озлобилсЯ. Ћн готовилсЯ идти по стопам  отца,  но  теперь  из-за
своей национальности  не  мог  уехать  из  дому,  и  ему  оставалось  только
выращивать овощи на огороде да читать поэтов и философов,  а  это  не  могло
развеЯть его горьких дум. Њиссис ѓольштейг, чьи  нервы  Явно  напрЯглись  до
предела, была преисполнена горечи и совсем потерЯла способность смотреть  на
войну беспристрастно. ‚се неприглЯдные человеческие качества,  все  жестокие
люди,  которых  поток  великой  борьбы  неизбежно  выносит  на  поверхность,
казались   ей   теперь   типичными   длЯ    национального    характера    ее
соотечественников,  и  она  не  делала  скидки  ни  на   то,   что   не   ее
соотечественники начали эту борьбу, ни на  то,  что  такие  же  неприглЯдные
качества и жестокие люди Явно оказались на поверхности и в  других  странах,
участвовавших в войне. “вереннаЯ в  честности  мужа,  она  воспринимала  его
интернирование и высылку не только как вопиющую несправедливость, но  и  как
личное оскорбление. ‚ысокаЯ, худаЯ со скуластым  лицом,  она  словно  пылала
каким-то внутренним огнем. ќта  женщина  врЯд  ли  хорошо  влиЯла  к  юношу,
который осталсЯ с ней в пустом доме, покинутом даже слугами.  џ  провел  там
тЯжелый день, пытаЯсь убедить себЯ, что все не так уж плохо,  и  вернулсЯ  в
город с горьким чувством, очень жалеЯ их.
     ‚скоре Я опЯть уехал по делам  Љрасного  Љреста  и  вернулсЯ  в  Ђнглию
только в августе 1918 года. џ был нездоров и  поехал  к  себе  в  загородный
коттедж, где теперь снова мог жить.
     ‚ то времЯ свирепствовала испанка, и Я заболел ей в легкой форме. Љогда
Я начал выздоравливать, первым навестил менЯ •арбэрн, проводивший за городом
летний отпуск. Ћн не пробыл у менЯ и пЯти минут, как сел на  своего  конька.
„олжно быть, нервы мои были не в порЯдке после болезни, потому что Я не могу
выразить, а каким отвращением Я тогда  его  слушал.  Ћн  казалсЯ  мне  псом,
который, урча, грызет заплесневелую кость и  испытывает  при  этом  какую-то
Ярость. Ћн держалсЯ победителем, что было неприЯтно, хотЯ и не  удивительно,
потому что он стал влиЯтельнее, чем когда либо прежде.
     "Ѓоже, храни менЯ от навЯзчивых идей!" - подумал Я, когда  он  ушел.  ‚
тот же вечер Я спросил мою экономку, не видала  ли  она  в  последнее  времЯ
мистера ѓольштейга-младшего.
     - —то вы! - ответила она. - …го вот  уж  пЯть  месЯцев,  как  посадили.
Њиссис ѓольштейг ездит к нему на свидание раз в неделю. Џекарь говорит,  что
она совсем повредилась в рассудке, все бранит правительство за то,  что  так
поступили с ее сыном.
     ЏризнатьсЯ, у менЯ не хватило духу пойти повидать ее.
     Џримерно через месЯц после  подписаниЯ  перемириЯ  Я  опЯть  поехал  за
город. •арбэрн ехал в одном поезде ее мной и подвез менЯ до дому со станции.
Љ нему отчасти вернулось его былое добродушие, и он пригласил  менЯ  к  себе
ужинать на другой день. ќто  была  наша  перваЯ  встреча  после  победы.  Њы
великолепно поели и выпили отличного старого портвейна  из  его  погреба  за
ѓрЯдущее. ’олько когда мы уселись с бокалами в приЯтном полумраке у  камина,
где пылали дрова, и два эрделЯ улеглись у наших ног, он  заговорил  на  свою
любимую тему.
     - —то бы вы думали? - спросил он, резким движением наклонЯЯсь к огню. -
Љое-кто из этих паршивых слюнтЯев хочет выпустить наших гуннов. Ќо тут уж  Я
постаралсЯ! Ќикто из них не выйдет на свободу, если  не  уберетсЯ  отсюда  в
свою драгоценную ѓерманию.
     € Я увидел в его глазах знакомый блеск.
     -  •арбэрн,  -  сказал  Я,  движимый  неодолимым  порывом,  -  вам   бы
полечитьсЯ.
     Ћн уставилсЯ на менЯ, ничего не понимаЯ.
     - "ќто путь к безумию" {–итата из "ЉоролЯ ‹ира".},  -  продолжал  Я.  -
Ќенависть - чертовски коварнаЯ болезнь, душа ее долго не выдерживает. ‚ам бы
надо ее очистить.
     Ћн расхохоталсЯ.
     - Ќенависть! „а она и дает мне силу. —ем больше Я ненавижу этих  гадин,
тем лучше Я себЯ чувствую. ‚ыпьем за погибель всех проклЯтых гуннов.
     џ пристально посмотрел на него.
     - џ часто думаю, -  сказал  Я,  -  что  не  было  бы  на  свете  людей,
несчастнее "железнобоких" ЉромвелЯ, или революционеров во  ”ранции,  если  б
они достигли цели.
     - Ђ Я тут при чем? - в изумлении спросил он
     - Ћни тоже губили людей из  ненависти  и  уничтожали  врагов.  Ђ  когда
"кончен труд" {–итата из "Ћтелло".} человека...
     - ‚ы бредите, - оборвал он менЯ.
     - Ћтнюдь нет! - возразил Я; менЯ задело его замечание.  -  ‚ы  странный
случай, •арбэрн. Џочти все наши германофобы-профессионалы или  извлекают  из
этого выгоду, или это просто слабые люди, которые поддались чужому  влиЯнию;
они быстро забудут свою ненависть,  когда  она  перестанет  быть  источником
дохода или боевым кличем длЯ попугаев. Ђ вы этого не  можете.  „лЯ  вас  это
маниЯ, религиЯ. Љогда прибой схлынет и оставит вас на мели...
     Ћн стукнул кулаком по ручке кресла, опрокинул  свой  бокал  и  разбудил
собаку, спавшую у его ног.
     - џ не дам ему схлынуть!  -  воскликнул  он.  -  џ  буду  продолжать  -
помЯните мое слово!
     -  ‚спомните  Љанута!  {Џо  преданию,  король  Ђнглии  и  „ании  Љанут,
ослепленный властью, приказал морю отхлынуть в час прилива.}  -  пробормотал
Я. - Љстати, можно мне еще портвейна?
     џ встал, чтобы налить себе вина, и вдруг к изумлению своему увидел, что
в стеклЯнной двери, выходЯщей; на веранду, стоит женщина. Ћна, без сомнениЯ,
только; что вошла, так как  еще  держалась  за  портьеру.  ќто  была  миссис
ѓольштейг; седины, развевавшиесЯ вокруг ее головы, и серое платье  придавали
ей странное и почти призрачное обличье. •арбэрн не  видел  ее,  и  Я  быстро
подошел к ней, надеЯсь так же  бесшумно  вывести  ее  в  сад  и  там  с  ней
поговорить; но она поднЯла руку, как бы отталкиваЯ менЯ, и сказала:
     - Џростите, что помешала вам; Я пришла кое-что сказать этому человеку.
     •арбэрн вскочил и быстро обернулсЯ на ее голос.
     - „а, - совсем тихо повторила она, - Я пришла кое-что сказать  тебе;  Я
пришла проклЯсть тебЯ. Њногие проклинали тебЯ втихомолку, а Я сделаю  это  в
глаза. ‘ей час мой сын находитсЯ между жизнью и смертью в тюрьме -  в  твоей
тюрьме. ‚ыживет ли он, умрет ли все равно Я проклинаю тебЯ за  все,  что  ты
причинил бедным женам и матерЯм - английским женам и матерЯм.  Ѓудь  проклЯт
навеки! Џрощай!
     Ћна отпустила портьеру и исчезла прежде, чем •арбэрн успел добежать  до
двери. Ћна исчезла так быстра и бесшумно, а говорила  так  тихо,  что  мы  с
•арбэрн