        Ќатаниель ѓоторн. ЂлаЯ буква

---------------------------------------------------------------
     Џеревод ќ. ‹. ‹инецкой (главы I-XI)
     Џеревод Ќ. ‹. …мельЯнниковой (главы XII-XXIV)
     ѓосударственное издательство "•удожественнаЯ  литература". Њосква. 1957
---------------------------------------------------------------


        ѓ‹Ђ‚Ђ I. „‚…ђ€ ’ћђњЊ›
     Џеред  бревенчатым  строением,  массивные  дубовые двери которого  были
усеЯны головками кованых гвоздей,  собралась  толпа,  - бородатые  мужчины в
темных  одеждах   и  серых  островерхих  шлЯпах,  вперемежку   с  женщинами,
простоволосыми или в чепцах.
     Љаких  бы утопических взглЯдов на человеческое счастье и добродетель ни
придерживались  основатели  новых  колоний,  они  неизменно  сталкивались  с
необходимостью прежде  всего  отвести  один  участок  девственной  почвы под
кладбище, а другой - под тюрьму. ЏамЯтуЯ  это правило, можно не сомневатьсЯ,
что отцы города Ѓостона выстроили первую тюрьму неподалеку от  Љорнхилла  не
намного позже, чем разбили первое свое кладбище на  участке Ђйзека „жонсона,
чьЯ   могила   послужила   Ядром,   вокруг  которого   впоследствии   начали
располагатьсЯ могилы всех прихожан старой Љоролевской церкви. ’ак или иначе,
спустЯ пЯтнадцать-двадцать лет после основаниЯ города исхлестанное непогодой
деревЯнное здание  уже  потемнело, состарилось, а фасад его  стал еще  более
хмурым  и  мрачным.  Ќа  тЯжелой  оковке  дубовых  дверей  лежал такой  слой
ржавчины, что, казалось,  во всем Ќовом ‘вете  не  было  ничего древнее этой
тюрьмы. ‘ловно она  так  и  Явилась на свет - старой, как само преступление.
Џеред  этим  уродливым  зданием, между ним  и  проезжей частью  улицы,  была
расположена   лужайка,  сплошь   покрытаЯ   репейником,  лебедой   и  прочей
неприглЯдной растительностью,  котораЯ, по-видимому, нашла нечто родственное
себе в самой почве, столь рано  породившей на свет черный цветок цивилизации
- тюрьму.  Ќо сбоку от дверей, почти у самого порога,  раскинулсЯ куст диких
роз,  усыпанный -  дело  было  в  июне  -  нежными  цветами,  которые  точно
предлагали  и  арестованному,  впервые  входЯщему  в  тюрьму,  и  выходЯщему
навстречу  судьбе осужденному свою хрупкую прелесть  и  тонкий аромат в знак
того, что всеобъемлющее сердце природы исполнено милосердиЯ и скорбит  о его
участи.
     ќтот  розовый  куст  по  какой-то  странной  случайности   рос  тут   с
незапамЯтных времен. Њы не в состоЯнии установить, просто ли он сохранилсЯ с
той поры,  когда его окружал дремучий суровый лес, и как-то пережил  падение
склонЯвшихсЯ  над ним могучих дубов и сосен, или же - как  утверждают весьма
достоверные источники  - расцвел из-под  ног праведницы ќнн •етчинсон, когда
она вступала в двери тюрьмы. Џоскольку, однако, этот куст находитсЯ на самом
пороге  нашего  повествованиЯ, которое  берет начало у  зловещего входа, нам
остаетсЯ  лишь  сорвать  один  из  его  цветков  и  предложить читателю.  Њы
надеемсЯ, что  он  послужит  символом  иного прекрасного  и  одухотворенного
цветка, выросшего на  жизненном пути, и, быть может,  ему  удастсЯ  смЯгчить
мрачное завершение этого рассказа о человеческой слабости и скорби.

        ѓ‹Ђ‚Ђ II. ђ›ЌЋ—ЌЂџ Џ‹Ћ™Ђ„њ
     ’олпа бостонских жителей, заполнившаЯ летним утром добрых  два столетиЯ
назад зеленую лужайку  перед зданием на ’юремной  улице,  не спускала глаз с
окованной железом дубовой двери. …сли бы речь шла не о бостонцах,  или пусть
даже и  о  бостонцах, но другого, более  позднего  периода  в истории  Ќовой
Ђнглии,   можно   было  бы  с   уверенностью   сказать,  судЯ   по   угрюмой
непреклонности, застывшей  на бородатых  лицах  этих простых людей,  что  им
предстоит какое-то грозное зрелище - по меньшей мере назначеннаЯ на этот час
казнь известного  преступника,  которому законный  суд вынос  приговор, лишь
подтвердивший  вердикт  общественного  мнениЯ. Ћднако суровые  нравы  первых
поколений  пуритан  делают  такое  предположение  не  столь уж  несомненным.
‚иновный мог оказатьсЯ попросту нерасторопным белым рабом или непочтительным
сыном,  переданным  родителЯми  местным  властЯм  длЯ  наказаниЯ  плетьми  у
позорного столба. ќто мог  быть  антиномист, квакер или  какой-нибудь другой
сектант, подлежащий изгнанию  из города, или  же индеец, хвативший  огненной
воды белого  человека, бродЯга  и  лодырь,  которого  за  буйство на  улицах
следовало наказать бичом и прогнать в  дремучие леса.  Ќо  это могла быть  и
приговореннаЯ  к виселице колдуньЯ, вроде старой миссис •иббинс,  зловредной
вдовы  судьи. ‚  любом  случае зрители отнеслись бы к церемонии с неизменной
серьезностью,  как  подобает народу, у которого религиЯ и закон слиты  почти
воедино и так переплелись между собой, что самые мЯгкие и самые суровые акты
публичного  наказаниЯ   равно  внушали   уважение  и   благоговейный  страх.
Џреступнику нечего было  рассчитывать  на сколько-нибудь  теплые  чувства со
стороны зрителей, окружавших  эшафот. Џоэтому наказание, которое в  наши дни
грозило бы осужденному лишь насмешками и презрением, облекалось в те времена
достоинством не менее мрачным, чем смертнаЯ кара.
     ‘ледует также отметить, что в  летнее утро, с  которого  начинаетсЯ наш
рассказ, особенный интерес к предстоЯщему наказанию проЯвлЯли находившиесЯ в
толпе женщины. ‚  старину  утонченность  была  не  настолько развита,  чтобы
чувство  благопристойности удержало носительниц чепчиков и юбок с фижмами от
искушениЯ потолкатьсЯ в толпе, а при случае  и  протиснутьсЯ своей отнюдь не
тщедушной  персоной  к  эшафоту, где происходила казнь.  ќти  жены  и дочери
коренных  уроженцев ‘тарой Ђнглии были как  в духовном, так  и  в физическом
отношении   существами  куда  более  грубого   склада,  чем   их  прелестные
пра-правнучки  шесть-семь  поколений  спустЯ;  в  длинной цепи  наследованиЯ
румЯнец,  передаваемый матерью  дочерЯм,  становилсЯ  от  раза  к  разу  все
бледнее, красота - все тоньше  и  недолговечнее, телосложение все воздушнее,
да и характер постепенно утрачивал свою силу и  устойчивость. Њенее полувека
отделЯло женщин, стоЯвших у входа в тюрьму, от той эпохи, когда мужеподобнаЯ
…лизавета была вполне достойной  представительницей своего пола. †енщины эти
ЯвлЯлись ее соотечественницами; они были вскормлены на говЯдине и эле  своей
родины  и на столь же мало утонченной духовной пище. ’аким образом, солнце в
тот день озарЯло  могучие  плечи,  пышные  формы  и  круглые  цветущие щеки,
налившиесЯ на  далеком острове и не успевшие  еще похудеть и  поблекнуть под
небом Ќовой Ђнглии. Ђ смелость и сочность выражений, на которые не скупились
эти матроны - большинство из них  выглЯдело именно матронами, -  равно как и
зычность их голосов, показались бы в наше времЯ просто устрашающими.
     -  џ  вам, соседки, вот  что скажу,  - разглагольствовала  женщина  лет
пЯтидесЯти с жестким лицом. -  Ѓыло  бы куда лучше длЯ общины, если бы такаЯ
злодейка,  как  ѓестер  Џрин,  попала  в  руки  почтенных  женщин  и  добрых
прихожанок, вроде нас с вами. Љак по-вашему, кумушки?  „оведись вот хоть нам
пЯтерым, которые  стоЯт здесь,  судить  шлюху, разве отделалась бы она таким
приговором, какой вынесли ей достопочтенные судьи? Љак бы не так!
     -  ‹юди рассказывают,  -  подхватила  другаЯ,  - что преподобный мистер
„имсдейл, ее духовный отец, просто убит таким скандалом в его приходе!
     -  —то  правда,  то  правда, - добавила третьЯ отцветающаЯ  матрона.  -
‘удьи, конечно, люди  богобоЯзненные, только слишком уж мЯгкосердечные. ќтой
ѓестер Џрин  следовало бы выжечь  каленым  железом клеймо  на лбу. ‚от тогда
мадам ѓестер получила бы сполна! Ђ к платью ей что ни прицепи, - такую дрЯнь
этим не  проймешь.  Ћна прикроет знак брошкой или еще каким-нибудь бесовским
украшением  и  будет разгуливать по улицам  как  ни  в  чем не  бывало,  вот
увидите!
     - Ђх,  что  вы!  -  вмешалась  более  мЯгкосердечнаЯ  молодаЯ  женщина,
державшаЯ  за  руку ребенка.  -  Љак  ни  прикрывай  знак, а рана  в  сердце
останетсЯ навек!
     - Љ чему все эти разговоры о том, где лучше ставить знаки и клейма - на
платье или просто на лбу? - воскликнула еще одна участница этого самочинного
суда,  самаЯ уродливаЯ  и  самаЯ  безжалостнаЯ  из  всех.  -  Ћна  нас  всех
опозорила,  значит  ее  нужно казнить. ђазве это не  будет  справедливо?  €в
Џисании  так сказано и в своде  законов. Џусть же судьи, которые  забыли  об
этом, пенЯют сами на  себЯ, когда их собственные жены  и  дочери  собьютсЯ с
пути!
     - Џомилуй нас  бог, матушка! - ответил ей какой-то  мужчина из толпы. -
ђазве женскаЯ  добродетель  только  и  держитсЯ,  что  на  боЯзни  виселицы?
‘трашные вещи вы говорите! Ђ теперь потише, кумушки! ‚ дверЯх поворачиваетсЯ
ключ, и сейчас миссис Џрин пожалует сюда собственной персоной.
     „вери тюрьмы  распахнулись,  и в  них поЯвилась чернаЯ,  как тень среди
Ясного днЯ, мрачнаЯ и зловещаЯ фигура  судебного пристава с  мечом у поЯса и
жезлом  - знаком  его  достоинства  - в  руке. Ќа  этом  человеке, в  облике
которого воплощалсЯ суровый,  беспощадный дух пуританской законности, лежала
обЯзанность  распорЯжатьсЯ  церемонией исполнениЯ приговора. ‹евой рукой  он
сжимал жезл,  а правой  придерживал за плечо молодую женщину, которую вел  к
выходу.  Ћднако  на пороге  тюрьмы  она оттолкнула  его  жестом, исполненным
достоинства и мужества, и вышла на улицу с таким видом, будто  делает это по
доброй  воле. Ќа руках  она несла ребенка -  трехмесЯчного младенца, который
мигал  и  отворачивал  личико  от ослепительного  дневного  света,  ибо  его
существование  до  тех пор протекало в  сером полумраке камеры  и других, не
менее темных, тюремных помещений.
     Љогда молодаЯ женщина - мать ребенка - оказалась лицом к лицу с толпой,
первым ее побуждением  было крепче прижать младенца к груди. Џобуждение  это
вызывалось  не столько материнской нежностью,  сколько желанием скрыть таким
образом какой-то знак, прикрепленный или пришитый к ее платью. Ћднако тотчас
же, мудро рассудив, что бесполезно прикрывать один  знак позора другим,  она
удобнее положила ребенка на  руку  и,  вспыхнув до корней волос, но все-таки
надменно улыбаЯсь,  обвела  прЯмым,  вызывающим  взглЯдом своих сограждан  и
соседей, Ќа лифе ее платьЯ  выделЯлась вырезаннаЯ  из тонкой красной материи
буква "Ђ" [*"Ђ" - перваЯ  буква слова Adulteress (прелюбодейка)], окруженнаЯ
искусной вышивкой  и затейливым золототканным узором. ‚ышивка была выполнена
так  мастерски,   с  такой  пышностью  и  таким  богатством   фантазии,  что
производила впечатление специально  подобранной изысканной отделки к платью,
столь  нарЯдному, что  хотЯ  оно  и  было во  вкусе времени,  однако  далеко
переступало границы,  установленные действовавшими в колонии законами против
роскоши.
     ЊолодаЯ  женщина   была  высока  ростом,   ее  сильнаЯ   фигура  дышала
безупречным  изЯществом.  ‚  густых, темных  и блестЯщих  волосах  искрились
солнечные   лучи,  а  лицо,  помимо  правильности  черт  и  Яркости  красок,
отличалось  выразительностью  благодарЯ четким  очертаниЯм  лба  и  глубоким
черным глазам. Ѓыла в ее  внешности также какаЯ-то аристократичность  в духе
тогдашних   требований,   предъЯвлЯемых   к  изысканной   женской   красоте,
аристократичность,  выражавшаЯсЯ скорее  в  осанке и  достоинстве,  нежели в
непередаваемой,  хрупкой и недолговечной  грации, котораЯ  служит  признаком
благородства  в  наши  дни.   €  никогда  ѓестер  Џрин  не   казалась  более
аристократичной в старинном значении этого слова, чем в ту минуту, когда она
выходила из тюрьмы. ‹юди, встречавшиесЯ с нею раньше и  ожидавшие увидеть ее
подавленной,  омраченной нависшими  над  ее головой  зловещими  тучами, были
поражены и даже потрЯсены тем,  как засиЯла ее красота в ореоле несчастьЯ  и
позора.  ‚печатлительный  зритель, вероЯтно, не  мог бы  глЯдеть на нее  без
мучительной боли. Џричудливое  и  красочное своеобразие  нарЯда, который она
специально  длЯ этого случаЯ сшила в тюрьме, руководствуЯсь лишь собственной
фантазией,  по-видимому  выражало   ее  душевное  состоЯние  и  безрассудную
смелость. Ќо точкой, приковавшей к  себе глаза толпы и до того преобразившей
ѓестер  Џрин,  что  мужчинам  и  женщинам,  прежде близко  знакомым  с  нею,
показалось, будто они видЯт  ее впервые, была  фантастически разукрашеннаЯ и
расцвеченнаЯ  алаЯ буква. ‚ ней  словно  скрывались  какие-то чары, которые,
отторгнув ѓестер Џрин от остальных людей, замкнули ее в особом кругу.
     -  Ќичего  не  скажешь, рукодельница она хоть куда! - заметила  одна из
зрительниц.  -  ’олько  надо быть совсем уж  бессовестной  потаскухой, чтобы
хвастать этим в такую минуту!  Ќу  скажите, кумушки, разве не  насмешка  над
нашими благочестивыми судьЯми - кичитьсЯ  знаком, который эти достопочтенные
джентльмены считали наказанием?
     - ‘орвать бы это роскошное платье с ее грешных плеч! - проворчала самаЯ
твердокаменнаЯ  из  старух. -  Ђ красную букву, которую она  так старательно
разукрасила, вполне можно было бы сделать из старой фланелевой трЯпки, вроде
той, что Я ношу при простуде.
     -  Џотише,  соседки,  потише! -  прошептала  младшаЯ  из  зрительниц. -
Ќехорошо, если  она нас услышит! ‚едь каждый стежок  на  этой  вышитой букве
прошел сквозь ее сердце!
     ‘уровый пристав взмахнул жезлом.
     -  „орогу,  люди  добрые!  „орогу, именем  королЯ!  -  закричал  он.  -
ђасступитесь, и Я обещаю вам отвести миссис Џрин туда, где вы все - взрослые
и дети - сможете любоватьсЯ ее замечательным украшением с этой самой  минуты
и до часу днЯ. „а будет благословенна  праведнаЯ массачусетскаЯ колониЯ, где
порок сразу выводЯт на чистую воду! ‘тупайте же, мадам ѓестер, покажите вашу
алую букву на ђыночной площади!
     ’олпа  зрителей  расступилась   и  образовала   проход.  ЏредшествуемаЯ
приставом  и  сопровождаемаЯ   беспорЯдочной  процессией  хмурых   мужчин  и
недоброжелательных женщин, ѓестер Џрин направилась к месту, предназначенному
длЯ  ее  наказаниЯ.   Џолные   любопытства   школьники,  которым  из   всего
происходившего было Ясно только то, что  их на полднЯ освободили от  уроков,
стайкой побежали  впереди, поминутно оглЯдываЯсь и стараЯсь рассмотреть лицо
ѓестер, жмурившегосЯ ребенка у  нее на руках и позорный  знак на груди. ‚ те
дни расстоЯние от тюрьмы до ђыночной площади было не так  уж велико. ’ем  не
менее осужденной это путешествие показалось, надо  думать, довольно длинным,
ибо за надменностью ее поведениЯ, вероЯтно, скрывались такие муки, точно эти
люди, толпой шедшие за ней, безжалостно топтали ее  сердце, брошенное им под
ноги.  Љ  счастью,  в  нашей  природе заложено  чудесное  и  в  то же  времЯ
спасительное  свойство не  сознавать всей глубины переживаемых нами мучений;
остраЯ боль приходит  к страдальцу лишь  впоследствии. Џоэтому ѓестер Џрин с
почти безмЯтежным видом  прошла через эту часть своего  испытаниЯ и достигла
эшафота на западном краю площади. Ћн стоЯл почти под  самым карнизом  первой
бостонской церкви и выглЯдел так, словно прирос к ней.
     „лЯ нас,  то  есть  длЯ  двух-трех  последних  поколений,  этот эшафот,
представлЯющий  собою   часть  карательной   машины,   существует  лишь  как
характернаЯ  историческаЯ деталь; однако  в старину  он был столь  же важным
средством   воспитаниЯ  законопослушных  граждан,  как   гильотина  в  руках
французских   террористов.  Љороче  говорЯ,  это  был  помост,  над  которым
возвышалась рама вышеупомЯнутого  исправительного орудиЯ, с помощью которого
можно было  зажать  голову человека в крепкие тиски и затем удерживать ее на
виду у зрителей. ‚ этом сооружении из дерева и железа  воплощалась наивысшаЯ
степень бесчестьЯ длЯ наказуемого. Љаков бы ни был проступок, не существует,
мне кажетсЯ, кары,  более противной человеческой природе и  более  жестокой,
чем лишение преступника возможности спрЯтать лицо от стыда; а как раз в этом
и заключалась всЯ суть  наказаниЯ.  Ћднако  в случае с ѓестер Џрин, как и во
многих  других  случаЯх,  приговор  требовал  только,  чтобы  она  простоЯла
определенное  времЯ на  помосте,  но без  ошейника,  без тисков  на  голове,
словом, без всего того, что было особенно отвратительно  в  этой дьЯвольской
машине.  •орошо знаЯ свою роль,  ѓестер поднЯлась по  деревЯнным  ступенЯм и
предстала перед окружающими, возвышаЯсь над улицей на несколько футов.
     Ћкажись  тут, в  толпе  пуритан, какой-нибудь  католик,  эта прекраснаЯ
женщина  с младенцем на руках, женщина, чье лицо и нарЯд были так живописны,
привела  бы   ему,  вероЯтно,  на  памЯть  мадонну,  в  изображении  которой
соперничало друг  с другом столько знаменитых художников.  Ћн вспомнил  бы -
конечно, только по контрасту - свЯщенный образ непорочной матери, чьему сыну
суждено  было стать спасителем  мира. Ђ здесь  величайший  грех так запЯтнал
самую  свЯщенную радость  человеческой  жизни,  что  мир стал еще суровее  к
красоте этой женщины, еще безжалостнее к рожденному ею ребенку.
     ќто зрелище человеческого греха и позора внушало невольный  страх, да и
не могло  не внушать его в те времена, когда общество  еще не было настолько
развращено, чтобы смеЯтьсЯ там, где следовало трепетать. ‘видетели бесчестьЯ
ѓестер Џрин  были совсем бесхитростные  люди. Ѓудь она приговорена к смерти,
они с таким же молчаливым одобрением взирали  бы на  ее казнь,  не ропща  на
жестокость приговора; зато они  не отличались  и  бессердечием, свойственным
иному  общественному укладу,  при  котором подобные сцены послужили бы  лишь
поводом длЯ шуток.  …сли  бы кому-нибудь  и  пришло  в голову  шутить, такаЯ
попытка  была  бы  подавлена  и пресечена торжественным  присутствием  столь
немаловажных лиц, как губернатор, некоторые его советники, судьЯ,  генерал и
местные свЯщенники. ‚се они сидели или стоЯли на балконе молитвенного дома и
глЯдели  вниз на помост.  Љогда такие  особы, нисколько не  опасаЯсь уронить
свое достоинство или авторитет, принимают участие в подобных зрелищах, можно
не сомневатьсЯ  в том,  что исполнение судебного приговора будет  принЯто со
всей  серьезностью и произведет  должное  впечатление.  „ействительно, толпа
вела  себЯ  угрюмо  и сосредоточенно. ЌесчастнаЯ  преступница  держалась как
нельзЯ  лучше  длЯ   женщины,  котораЯ  обречена  выдерживать  напор  тысЯчи
безжалостных  глаз, устремленных на нее и в особенности на ее грудь. ‚ынести
это  было  почти  невозможно. Ћна  приготовилась защищатьсЯ  от  Язвительных
выходок,  уколов, публичных оскорблений и в ответ на любую обиду дать полную
волю  своей порывистой  и страстной натуре,  но это  молчаливое общественное
осуждение  было настолько  страшнее, что  теперь  ѓестер  Џрин  предпочла бы
увидеть на хмурых лицах насмешливые  гримасы по своему адресу.  …сли  бы эти
люди - каждый мужчина, каждаЯ  женщина, каждый визгливый ребенок - встретили
ее  взрывами  хохота,  она  могла  бы  ответить  им горькой и  презрительной
усмешкой.  Ќо  под   свинцовым  гнетом   постигшей  ее  кары  она  временами
чувствовала,  что либо сойдет с  ума, либо сию секунду закричит во всю  силу
своих легких и броситсЯ с эшафота на землю.
     Ѓыли и такие минуты, когда сцена, в  которой она  играла главную  роль,
пропадала  из  ее  глаз  или  постепенно   расплывалась,  обращаЯсь  в   рой
призрачных, бесформенных видений. Ѓолезненно возбужденный ум и в особенности
памЯть  рисовали перед  нею иные картины, не  имевшие  ничего общего с  этой
улицей, с этим  бревенчатым городком, граничившим с дремучими лесами ‡апада;
и  не  эти, выглЯдывавшие  из-под  островерхих  шлЯп,  а  совсем  иные  лица
возникали  перед  ее взором.  „алекие,  совсем незначительные  воспоминаниЯ,
какие-то ничтожные черточки  детства и школьных дней,  игры, детские ссоры и
мелочи домашней  жизни в годы девичества роились вокруг нее,  переплетаЯсь с
важнейшими воспоминаниЯми последующих лет. ЉаждаЯ картина возникала  с такой
же Яркостью,  как и предыдущаЯ,  словно все  они были  одинаково значительны
или,  напротив,   в   равной  степени  несущественны.   ‚озможно,   в   этих
фантасмагориЯх ее  душа бессознательно  искала спасениЯ  от  жестокого гнета
неумолимой действительности.
     ’ак или иначе, помост послужил длЯ ѓестер  Џрин наблюдательным пунктом,
откуда  она  вновь  увидела родную деревню в  ‘тарой Ђнглии и  отчий дом,  -
убогий, полуразвалившийсЯ дом из серого камнЯ, на фронтоне которого  все еще
был виден полустертый щит с  гербом, в знак того, что владелец принадлежит к
старинному  дворЯнскому  роду. Ћна  увидела  облысевшую  голову  отца и  его
почтенную  белую  бороду, ниспадающую на старомодные  елизаветинские  брыжи,
потом  - лицо  матери,  ее исполненный заботливой,  тревожной любви  взглЯд,
который навсегда сохранилсЯ в памЯти ѓестер и много раз кротко предостерегал
- даже после того как мать умерла - от ошибок на жизненном пути. Ћна увидела
свое собственное лицо таким, каким оно некогда представало  перед нею, когда
она  рассматривала  его в  мутном зеркале,  освещенном  изнутри  сиЯнием  ее
девичьей красоты. € еще одно лицо она увидела - лицо немолодого уже мужчины,
бледное, худое лицо  ученого с глазами, тусклыми и покрасневшими от мерцаниЯ
свечи, при которой он изучал бесчисленные фолианты. Ћднако эти тусклые глаза
обладали  удивительной  проницательностью,  когда их  владельцу  нужно  было
читать   в   человеческой  душе.   †енскаЯ   наблюдательность   ѓестер  Џрин
восстановила  даже  некоторую  неправильность телосложениЯ этого мыслителЯ и
аскета, у  которого  левое  плечо было чуть  выше правого.  Џотом  картиннаЯ
галереЯ памЯти развернула перед ней путаницу узких улиц, высокие серые дома,
огромные  соборы  и общественные  зданиЯ  столь  же  древнего  годами, сколь
удивительного по архитектуре города на континенте, где ее, уже свЯзанную  со
сгорбленным  ученым, ожидала  новаЯ жизнь  -  новаЯ, но питаемаЯ  изъеденной
временем стариной, подобно пучку зеленого мха на развалинах каменной  стены.
€,  наконец,  вместо  цепи  сменЯющихсЯ  картин  -  снова  рыночнаЯ  площадь
бревенчатого   пуританского    поселка,   запруженнаЯ   горожанами,   угрюмо
наблюдающими, как она - да, она, ѓестер Џрин, - стоит с младенцем на руках у
позорного столба, а  на  груди  ее, окруженнаЯ причудливым  золотым  узором,
алеет буква "Ђ"!
     Ќе  сон  ли это?  Ћна так  неистово  прижала  к себе  ребенка,  что  он
вскрикнул; потом опустила  глаза на алую букву  и даже потрогала ее пальцем,
чтобы убедитьсЯ в  реальности  и  ребенка и  своего  позора.  „а!  ‚от  она,
действительность; все остальное бесследно исчезло!

        ѓ‹Ђ‚Ђ III. ‚‘’ђ…—Ђ
     Ћстрое ощущение всеобщего недоброжелательного вниманиЯ перестало мучить
носительницу  алой  буквы, как  только  она заметила  в  задних рЯдах  толпы
человека,  который  тотчас же  непреодолимо  овладел ее мыслЯми.  ’ам  стоЯл
какой-то  индеец  в национальной  одежде; однако  поЯвление  краснокожего  в
английской колонии  было не такой уж  редкостью, чтобы привлечь в эту минуту
взглЯд ѓестер Џрин, а тем более - заставить ее забыть обо всем остальном. Ќо
рЯдом с индейцем стоЯл белый, по-видимому его спутник, костюм которого ЯвлЯл
собой странную смесь цивилизованной и первобытной одежды.
     Ћн  был невысок  ростом и, несмотрЯ на изборожденный  морщинами лоб, не
казалсЯ  стариком.  Ћдухотворенное   лицо  свидетельствовало  об  утонченном
долгими занЯтиЯми уме, который сказалсЯ и на физическом  облике, наложив  на
него   свою   печать.   •отЯ  нарочитаЯ   небрежность  смешанного   костюма,
по-видимому,  служила ему,  чтобы скрыть или смЯгчить некоторые  особенности
телосложениЯ,  ѓестер  Џрин  сразу  заметила,  что  одно  плечо у  него выше
другого. …два лишь увидев  это  худое лицо к слегка искривленную фигуру, она
снова  судорожно  прижала  ребенка  к груди с  такой силой,  что  несчастный
младенец  опЯть  запищал  от  боли. Ќо  мать  не  обратила  на это  никакого
вниманиЯ.
     ‘разу  же после своего  поЯвлениЯ на  площади и незадолго до  того, как
ѓестер Џрин заметила  его, пришелец бегло взглЯнул на нее. ’о был рассеЯнный
взглЯд  человека, склонного  к самоуглублению и привыкшего придавать внешним
событиЯм значение лишь в той мере, в какой они были свЯзаны с его внутренней
жизнью.  Ќо очень  скоро  этот  взглЯд  стал  пристальным  и  пронизывающим.
‘удорога ужаса  исказила лицо  незнакомца и, задержавшись  на миг,  исчезла,
словно  змеЯ скользнула,  извиваЯсь,  между  разбросанных камней.  ‚незапное
душевное волнение омрачило его черты, но усилием воли он подавил его с такой
быстротой,  что уже  в следующую минуту  они казались  почти  бесстрастными.
‚скоре стерлись и последние следы  волнениЯ, скрытого теперь  в глубине души
пришельца.  ‚стретившись  с  устремленными  на него  глазами  ѓестер Џрин  и
увидев, что она  как будто узнает его,  он медленно, спокойно поднЯл палец и
приложил его к губам жестом, призывающим к молчанию.
     Џотом, тронув за плечо стоЯвшего рЯдом горожанина, пришелец обратилсЯ к
нему с церемонной учтивостью:
     - Ќе скажете ли вы мне, сударь, кто эта женщина и почему она выставлена
здесь на всеобщее посмеЯние?
     -  ‚идать, приЯтель,  вы  чужой в  наших  краЯх,  - ответил  горожанин,
удивленно разглЯдываЯ вопрошавшего  и его краснокожего спутника, - иначе вы,
конечно,  знали бы о  миссис ѓестер Џрин и  о ее  безбожных делах. €з-за нее
было много шума в приходе преподобного мистера „имсдейла.
     - ‚ы угадали, - подтвердил незнакомец, - Я здесь впервые.  Џомимо воли,
мне пришлось много  скитатьсЯ.  ЊенЯ  постигли тЯжкие бедствиЯ на суше  и на
море,  и Я долгое времЯ пробыл в рабстве у Язычников к югу  от здешних мест.
‚от этот индеец привел менЯ сюда, чтобы получить выкуп. Џоэтому не будете ли
вы так  любезны рассказать мне, кто эта ѓестер Џрин, - Я, кажетсЯ, правильно
расслышал ее имЯ? - и какие прегрешениЯ привели ее к позорному столбу.
     - Џоистине,  приЯтель, вы  должны радоватьсЯ  от всей души,  что  после
таких испытаний и жизни среди дикарей попали, наконец,  в страну, где  порок
преследуют   и  наказывают  в   присутствии  властей  и  народа,  -  в  нашу
благочестивую  Ќовую Ђнглию. ’ак  вот, сэр,  эта  женщина была  женой одного
ученого,  который  родилсЯ в Ђнглии, но  долго жил  в  Ђмстердаме,  а потом,
несколько лет  назад, задумал  переплыть океан и попытать  счастьЯ  у нас, в
Њассачусетсе.  Ћн  послал  жену  вперед, а сам  задержалсЯ, чтобы  закончить
какие-то важные дела. € подумайте,  сэр,  прожив два года  в Ѓостоне, она не
получила ни единой весточки от этого ученого джентльмена, мистера Џрина. Ќу,
и тогда молодаЯ женщина, за которой некому было присмотреть...
     -  ’ак, так! ‚се понЯтно, - перебил его  незнакомец, горько улыбаЯсь. -
…сли человек, о котором вы мне рассказали,  действительно  был так  учен, он
должен был все это заранее знать из своих книг. Ђ не  скажете ли вы мне, кто
отец  ребенка, которого миссис Џрин  держит на руках? Њладенцу,  насколько Я
могу судить, не больше трех-четырех месЯцев...
     - Џо правде говорЯ, приЯтель, это осталось тайной, и  не  нашлось  пока
мудреца,  который мог  бы разгадать ее,  - ответил горожанин. - Њадам ѓестер
наотрез  отказалась  говорить,  и  судьи напрасно  ломали себе голову.  Ѓыть
может, виновник стоит среди  нас и любуетсЯ этим печальным зрелищем, забыв о
том, что бог его видит.
     - Ќе мешало бы ученому самому пожаловать сюда и занЯтьсЯ этой тайной, -
еще раз улыбнувшись, заметил незнакомец.
     - Љонечно,  это было бы  лучше  всего, если только он  жив,  -  ответил
горожанин. - ’ак вот, сударь, наши массачусетские судьи принЯли во внимание,
что такую молодую и красивую женщину,  вероЯтно, сильно искушали, прежде чем
она  пала, и, в  особенности, что муж  ее, надо  думать, давно лежит на  дне
морЯ, и не  решились поступить с ней по всей строгости  нашего справедливого
закона.  ‡а  такое   преступление   положена  смерть.   Ќо   они,  по  своей
снисходительности  и   милосердию,  постановили,  что  миссис  Џрин   должна
простоЯть  всего-навсего три часа на помосте у позорного столба, а затем, до
конца жизни, носить на груди знак бесчестьЯ.
     -  Њудрый приговор! - проронил незнакомец, задумчиво  склонив голову. -
’аким образом, она будет ходЯчей проповедью о пагубности греха до  той поры,
пока  постыдный знак  не отметит ее могилу.  Ђ все же  менЯ  возмущает,  что
соучастник греха не стоит рЯдом с нею на эшафоте! Ќо он будет найден! Ѓудет!
Ѓудет!
     Ћн   вежливо   поклонилсЯ  общительному   горожанину,  потом  прошептал
несколько слов своему спутнику  индейцу, и оба  они начали прокладывать себе
путь сквозь толпу.
     ‚се  это времЯ ѓестер  Џрин стоЯла  на помосте, не спускаЯ с незнакомца
пристального взглЯда - такого пристального и напрЯженного, что минутами весь
остальное зримый мир исчезал из ее глаз и  она не видела ничего, кроме этого
человека и себЯ. Ќо свидание с ним  наедине было бы, вероЯтно, еще страшнее,
чем эта встреча, когда горЯчее полуденное солнце освещало и жгло ее пылавшие
стыдом  щеки, когда  на  груди  ее  алел  постыдный знак, а  на руках  лежал
рожденный в грехе  младенец, когда толпа, собравшаЯсЯ, словно  на  праздник,
рассматривала  лицо, которое следовало бы видеть лишь в  церкви, полускрытым
добродетельной  вуалью,  да  при  спокойном  мерцании  очага,  в  счастливом
полумраке  родного  дома.  Љак  ни  ужасно  было  все,  что окружало ее,  но
присутствие тысЯчи свидетелей она ощущала  как какую-то защиту. ‹учше стоЯть
здесь, где их разделЯет столько людей, чем встретитьсЯ с ним с глазу на глаз
-  он, и она, и больше никого. Ћна видела  в  позорной церемонии некий Якорь
спасениЯ и страшилась  минуты, когда он  исчезнет. ЏогруженнаЯ в свои мысли,
она не сразу услышала позади себЯ голос,  повторЯвший ее имЯ, голос, который
звучал торжественно и так громко, что прокатилсЯ по всей площади.
     - ‚немли мне, ѓестер Џрин!
     Љак уже было сказано выше, прЯмо над помостом, на котором стоЯла ѓестер
Џрин, был расположен балкон, вернее открытаЯ галереЯ, украшавшаЯ молитвенный
дом. ‘ этой галереи,  в  присутствии всех высших должностных  лиц и со  всей
торжественностью,  принЯтой  тогда  при   публичных  церемониЯх,  оглашались
постановлениЯ  властей. Ћтсюда,  восседаЯ  в  кресле под  охраной  почетного
караула из четырех сержантов, вооруженных алебардами, смотрел на описываемую
нами  сцену  сам губернатор  Ѓеллингхем  -  пожилой  джентльмен,  чье  лицо,
изрезанное  морщинами, говорило о нелегком жизненном пути. лЯпа губернатора
была  украшена темным  пером, а из-под  плаща, окаймленного узорным  шитьем,
виднелсЯ  черный   бархатный  камзол.  Њистер   Ѓеллингхем   был   достойным
представителем и главой общины,  обЯзанной своим возникновением, развитием и
нынешним  процветанием не  порывам  юношей,  а  суровой,  закаленной энергии
зрелых мужей и хмурой мудрости старцев.  ‡десь достигли столь многого именно
потому,  что рассчитывали  и надеЯлись на столь малое.  Џрочие важные особы,
окружавшие  губернатора,  отличались полной достоинства осанкой, характерной
длЯ  тех  времен,  когда  различные  формы  власти  считались  свЯщенными  и
ниспосланными  свыше.  ђазумеетсЯ,  они  были   честными,  справедливыми   и
умудренными опытом людьми. Ћднако во  всем мире едва ли удалось бы  отыскать
столько же добродетельных  и разумных людей, которые  были бы менее способны
разобратьсЯ в  заблудшей женской душе  и  распутать переплетенные в ней нити
добра  и  зла, чем эти непреклонные  мудрецы,  к  которым обернулась  теперь
ѓестер Џрин. Џо-видимому, она  понимала, что только в более  вместительном и
горЯчем сердце народа можно было еще искать сочувствиЯ; должно быть поэтому,
обратив взор на галерею, несчастнаЯ женщина побледнела и затрепетала.
     ѓолос,  который  привлек ее  внимание,  принадлежал  достопочтенному  и
прославленному   „жону  “илсону,  старейшему   свЯщеннику  Ѓостона;  подобно
большинству его  собратьев в те времена, он  был ученым богословом, а  сверх
того еще и добрым, отзывчивым  человеком. Џоследние  свойства, впрочем, были
менее развиты,  чем интеллектуальные  дарованиЯ,  и  он  скорее стыдилсЯ их,
нежели  ценил.  Ћн стоЯл  на балконе,  его седые  волосы  выбивались  из-под
круглой  черной  шапочки, а  серые  глаза,  привыкшие  к  полумраку  рабочей
комнаты,  щурились от ослепительного  солнца  совершенно  так же,  как глаза
ребенка ѓестер. Ћн напоминал потемневший гравированный портрет из старинного
сборника  проповедуй  и  имел   не  больше   права,  чем  подобный  портрет,
вмешиватьсЯ в вопросы человеческих грехов, страстей и страданий.
     - ѓестер  Џрин, -  сказал свЯщенник,  -  Я  добивалсЯ  от  моего  юного
собрата, чьим проповедЯм  ты  имела  счастье внимать,  - тут  мистер  “илсон
положил руку на плечо бледному молодому человеку, стоЯвшему рЯдом с ним, - Я
пыталсЯ,  повторЯю, внушить  этому  благочестивому  юноше, что  ему  следует
обратитьсЯ  к  тебе  здесь,  перед  лицом  небес,  перед  нашими  мудрыми  и
справедливыми правителЯми, на глазах у  всего народа, и объЯснить, насколько
мерзостен и  черен твой грех. ‡наЯ  тебЯ лучше, чем знаю Я,  он может  лучше
судить о  том, ласковые или суровые слова нужны  длЯ того,  чтобы поколебать
твою нераскаЯнность  и упрЯмство и заставить открыть имЯ того, кто соблазнил
тебЯ  и  вверг  в эту  страшную  пропасть.  Ћднако  с чрезмерной  мЯгкостью,
присущей его юному возрасту, брат „имсдейл, - хотЯ он и умудрен не по летам,
- возражал мне, что было  бы насилием  над самой природой женщины принуждать
ее, в присутствии множества людей и  среди  белого днЯ, раскрыть сокровенные
тайны  сердца.  Ќа  самом  же  деле,  как  Я  пыталсЯ  ему  доказать,  позор
заключаетсЯ в совершении греха, а отнюдь не в его оглашении. —то ты ответишь
мне  на этот раз,  брат  „имсдейл?  Љто из нас двоих, ты  или Я, обратитсЯ к
бедной заблудшей душе?
     ‘реди сановных зрителей  и  свЯщенников, занимавших места  на  галерее,
послышалсЯ  ропот, смысл которого  выразил  губернатор Ѓеллингхем,  возвысив
голос, хотЯ и повелительный, но смЯгченный уважением к молодому пастору.
     -  Џочтенный  мистер „имсдейл, - сказал  он,  -  на  вас лежит  главнаЯ
ответственность за душу этой женщины. ‚аш  прЯмой долг поэтому - склонить ее
к  признанию,  каковое  было  бы  следствием и  доказательством  искренности
раскаЯниЯ.
     Џосле  этого  прЯмого   обращениЯ  взоры   толпы   сосредоточились   на
преподобном „имсдейле,  молодом свЯщеннике,  который, окончив один из лучших
английских университетов,  привез в  наш дикий  лесной  край последнее слово
учености  того времени. …го  красноречие  и религиозный пыл уже снискали ему
выдающеесЯ положение в рЯду других представителей церкви. ‘ама внешность его
была  весьма  примечательна:  высокий  выпуклый  белый  лоб,  большие  карие
печальные глаза и то  крепко сжатые,  то  слегка вздрагивающие губы, которые
свидетельствовали  о  болезненной  чувствительности, соединенной  с  большим
самообладанием.  ЌесмотрЯ  на природную  одаренность  и глубокие  знаниЯ,  у
молодого пастора был  такой  настороженный  вид, такой  растерЯнный, немного
испуганный  взглЯд,  какой  бывает  у  человека  заблудившегосЯ, утратившего
направление в  жизненных дебрЯх и способного обрести покои лишь в  уединении
своей комнаты.  Ћн  старалсЯ,  поскольку  это  не противоречило  его  долгу,
держатьсЯ в тени,  был скромен и прост в обращении, а когда  ему приходилось
произносить  проповеди,  слова  его  дышали  такой благоуханной свежестью  и
незапЯтнанной  чистотой  помыслов, что  многим  чудилось, будто  они  слышат
ангела.
     ’аков был юноша, к которому  преподобный “илсон  и губернатор привлекли
всеобщее внимание,  понуждаЯ его здесь, перед собравшейсЯ толпой, обратитьсЯ
к таинственной  женской  душе,  свЯщенной, даже когда она  себЯ  осквернила.
Џоложение, в котором он очутилсЯ, было  длЯ него  так  мучительно, что кровь
отхлынула от его щек, а губы задрожали.
     - Ћбратись к грешнице, брат мой, - сказал мистер “илсон. - ќто важно не
только длЯ ее души,  но, как сказал губернатор, и длЯ твоей собственной, ибо
ты был пастырем этой женщины. Џусть, побуждаемаЯ тобою, она поведает правду!
     Џреподобный мистер  „имсдейл склонил  голову,  словно  творЯ  про  себЯ
молитву, и выступил вперед.
     -  ѓестер Џрин, -  сказал  он, перегнувшись через  перила и  пристально
глЯдЯ ей в  глаза, -  ты  слышала слова этою мудрого  человека и  понимаешь,
какаЯ на мне лежит ответственность. џ заклинаю  тебЯ открыть нам  имЯ твоего
сообщника по греху и страданию, если только это облегчит твою душу и поможет
ей,  претерпев земную кару, приблизитьсЯ  к вечному  спасению. Џусть  ложнаЯ
жалость и нежность не смыкают твои уста, ибо, поверь мне, ѓестер, лучше  ему
сойти  с почетного места и стать рЯдом с  тобой на постыдном пьедестале, чем
влачитьсЯ  всю жизнь, скрываЯ глубоко в сердце  свою вину.  —то принесет ему
твое молчание, кроме соблазна,  и  не побудит ли  оно добавить к греху еще и
лицемерие?   Ќебо   послало   тебе   открытое  бесчестье,   дабы  ты   могла
восторжествовать  над  злом, угнездившимсЯ  в  душе твоей,  и над житейскими
скорбЯми.  Џодумай, какой  ущерб ты  наносишь  тому, у кого,  быть может, не
хватает смелости по собственной воле  испить горькую,  но спасительную чашу,
поднесенную ныне к твоим устам!
     ѓлубокий,  звучный голос  молодого свЯщенника задрожал  и прервалсЯ. Ќе
столько прЯмой смысл его слов, сколько звучавшее в них неподдельное волнение
отозвалось в сердцах всех слушателей и вызвало единый порыв сочувствиЯ. „аже
бедный младенец на руках у ѓестер  словно поддалсЯ этому порыву: устремив на
мистера „имсдейла  блуждавший до  этого взглЯд, он с жалобным и одновременно
довольным криком протЯнул к нему ручонки. ‚ призыве свЯщенника таилась сила,
котораЯ  заставила  всех  поверить,  что  вот  сейчас  ѓестер  Џрин  назовет
виновного или  же виновный сам,  какое  бы место  он ни занимал  в обществе,
выйдет вперед, подчинЯЯсь неодолимой внутренней потребности, и подниметсЯ на
помост.
     ѓестер покачала головой.
     -  †енщина, не испытывай милосердиЯ  божьего! - воскликнул  преподобный
мистер “илсон, на  этот раз уже более  сурово. - „аже устам твоего  младенца
был ниспослан голос, дабы он повторил и  подтвердил совет, который ты сейчас
услышала. Ћткрой  нам имЯ! —истосердечнаЯ исповедь и  раскаЯнье помогут тебе
освободитьсЯ от алой буквы на груди.
     -  Ќикогда!  -  ответила  ѓестер,  глЯдЯ не  на  мистера  “илсона,  а в
глубокие, полные  смЯтениЯ глаза молодого  свЯщенника. - Ћна слишком глубоко
выжжена в  моем сердце. ‚ам не вырвать ее  оттуда! џ готова страдать одна за
нас обоих!
     - ‘кажи правду,  женщина! - раздалсЯ строгий и холодный голос из толпы,
стоЯвшей вокруг эшафота. - ‘кажи правду и дай твоему ребенку отца.
     - Ќе скажу! - смертельно побледнев, ответила ѓестер тому, чей голос она
слишком хорошо узнала. - “ моей крошки будет только небесный отец, а земного
она никогда не узнает!
     - Ћна  не скажет!  - прошептал мистер „имсдейл,  который,  перегнувшись
через перила  и  прижав  руку  к  сердцу,  ждал ответа  на свой  призыв;  он
выпрЯмилсЯ  и  перевел  дыхание.  -  ‘колько  силы  и благородства  в сердце
женщины! Ћна не скажет!
     “бедившись,  что  сломить упорство несчастной  преступницы  невозможно,
старый свЯщенник,  который тщательно приготовилсЯ к этому  дню,  обратилсЯ к
толпе с проповедью о пагубности греха во всех его видах и особенно настаивал
на  постыдном значении  алой  буквы.  ‚новь и  вновь  возвращалсЯ он к этому
символу,  и  больше  часа торжественные фразы  перекатывались  через  головы
слушателей, населЯЯ их воображение такими ужасными картинами,  что вскоре им
начало казатьсЯ,  будто само  адское пламЯ окрасило букву в алый  цвет.  ’ем
временем  ѓестер  Џрин  продолжала устало и безразлично  стоЯть  у позорного
столба, глЯдЯ в пространство  невидЯщими глазами.  ‚  это утро она вытерпела
все, что в силах вытерпеть человек, а так как  не в ее характере было бежать
от слишком острой боли в спасительный обморок, ей оставалось только укрытьсЯ
под окаменевшей коркой бесчувственности, продолжаЯ при этом  жить и  дышать.
ќто   душевное   состоЯние  позволило  ей  не  слышать   громоподобного,  но
бесполезного  красноречиЯ  свЯщенника.  Џод конец  испытаниЯ  ребенок  начал
пронзительно кричать. Ћна машинально старалась успокоить его, но, видимо, не
испытывала особой жалости к  его страданиЯм. ‘ таким же глубоким равнодушием
она  позволила  отвести себЯ  обратно в  тюрьму  и скрылась из глаз толпы за
окованной железом  дверью.  € те, кто смотрел  ей вслед, шепотом  передавали
потом, что видели в темном тюремном коридоре зловещий отблеск алой буквы.

        ѓ‹Ђ‚Ђ IV. ‘‚€„ЂЌ€…
     Џосле возвращениЯ в тюрьму ѓестер Џрин овладело такое  возбуждение, что
ее  ни на минуту  нельзЯ было  оставить  без  присмотра,  иначе она могла бы
покончить с собой или, в приступе безумиЯ, сотворить что-нибудь с несчастным
младенцем. Љогда тюремщик Ѓрэкет  увидел, что  дело  идет к  ночи, а  ѓестер
по-прежнему  не  внемлет  ни  уговорам, ни угрозам, он  счел самым  разумным
привести к ней врача. ‚рач этот, по его словам, был сведущ не только во всех
известных добрым христианам лекарских науках, но знал также и то, чему могут
научить индейцы по  части дикорастущих трав  и  кореньев.  ‚рачебнаЯ  помощь
действительно была нужна,  и не столько ѓе