Ѓогумил ѓрабал. Џрекрасные мгновениЯ печали

Ћцените этот текст:
Ѓогумил ѓрабал. Џрекрасные мгновениЯ печали

---------------------------------------------------------------
    Џеревод с чешского ‘ергеЯ ‘корвида
    ‘оставление €нны Ѓезруковой
    €зд.: "‘лишком шумное одиночество", 2002, издательство "Ђмфора"
    Џодготовка электронной версии: Ђлександр Љравчук (akravchuk(Ђ’)mail.ru)
---------------------------------------------------------------



из сборника рассказов "Џђ…ЉђЂ‘Ќ›… ЊѓЌЋ‚…Ќ€џ Џ…—Ђ‹€"


ђ“‘Ђ‹ЉЂ

     €з  школы  Я  побежал  на  отмель, где стоЯли баржи с  песком,  суда, с
которых песковоз -- по мосткам, на тачке -- выгружал из чрева кораблЯ песок.
Џесковозы  всегда  были загорелыми  по  поЯс, не  так, как загорают те,  кто
голышом  лежит  в  купальне,  а  как-то  по-другому,  от  работы.  Ћни  были
загорелыми, как на рекламе крема  длЯ  загара. Ћдин из  этих песковозов  уже
давно просто околдовал  менЯ. Ќа  груди  и  руках у него были  вытатуированы
русалки, ЯкорЯ и корабли с парусами. Ћдин парусник так мне понравилсЯ, что Я
захотел, чтобы у менЯ на груди тоже  был такой же. џ уже предвкушал,  как он
подымает паруса на моей груди. € вот сегоднЯ Я набралсЯ смелости и говорю:
     -- ’акой вот кораблик, как у вас, он не смываетсЯ, он на всю жизнь?
     Џесковоз уселсЯ  на  мостки,  достал  сигарету,  закурил; он  вдыхал  и
выдыхал дым, а парусник вздымалсЯ и опадал, словно плыл по волнам.
     -- ’ебе нравитсЯ? -- спросил он.
     -- …ще как, -- отвечаю.
     -- •очешь такой же?
     -- Ќу да, -- говорю, -- а сколько такой кораблик стоит?
     -- ‡а бутылку  рома мне его нарисовали в ѓамбурге, -- сказал песковоз и
ткнул в золотую надпись на моей матросской шапочке.
     -- ‡начит, мне надо ехать в ѓамбург? -- пробормотал Я разочарованно.
     -- …ще чего, -- засмеЯлсЯ песковоз, -- вот этот Якорь  и это пронзенное
сердце мне сделал ‹ойза, который сутки напролет сидит вон там, в пивной "Џод
мостом". ‡а стакан рома.
     -- Ђ он может и мне нарисовать такой кораблик? -- поднЯл Я глаза.
     --  ‡а два  стакана, -- поправилсЯ песковоз и бросил окурок; сигаретный
дым, кажетсЯ, придал ему сил.
     -- ‚ам нравитсЯ курить, да? -- спросил Я.
     --  ‹учше одна сигарета, чем хороший обед, -- сказал он и крепко взЯлсЯ
обеими руками за мостки, которые  вели из глубин кораблЯ к песчаной  куче на
берегу; поднЯв вверх ноги, он замер в стойке головой вниз, как  отражающаЯсЯ
в  реке соборнаЯ  башнЯ, и  все его  вытатуированные кораблики перевернулись
вверх килем. џ видел покрасневшие  глаза песковоза, которые налились кровью,
-- а потом он внезапно переломилсЯ в поЯсе и коснулсЯ босыми ногами мостков,
так  что кораблики опЯть  оказались мачтой вверх и опЯть были готовы плыть в
ѓамбург.
     -- ‘пасибо, -- сказал Я.
     € побежал по отмели, в ранце за спиной у менЯ гремели пенал и учебники,
и Я бежал к  мосту, где  вверх по склону  пыталась поднЯтьсЯ фура с  песком,
которую тЯнули две лошади, они очень старались, из-под копыт у них  сыпались
искры, но воз, полный  мокрого песка, был таким тЯжелым,  что напрасно кучер
стоЯл перед лошадьми, грозЯ им  кнутом и дергаЯ вожжи,  лошади  растерЯлись,
они уже тЯнули воз  не  одновременно,  а  вразнобой  -- и ни с  места. ’огда
возчик принЯлсЯ стегать лошадей по ногам, а потом  рукоЯтью кнута бить их по
ноздрЯм; прохожие облокачивались о  перила  и смотрели на  все это  с полным
равнодушием. Ђ Я при виде  такого позорного зрелища стал красным, потому что
лошадь длЯ менЯ  --  свЯтое животное, глаза  мои налились кровью,  и Я  стал
набирать полные пригоршни песка и швырЯть его в возчика, Я совсем  запорошил
ему глаза, и он грозил мне кнутом, а Я все кидал и кидал, точно свихнувшись,
полные горсти песка, и возчик погналсЯ  за мной и  кричал, что  вытЯнет менЯ
кнутом, но Я уже стоЯл возле перил на мосту и вопил:
     --  ‚ы  жестокий,  жестокий!  ‡а это вы  умрете  от какой-нибудь гадкой
болезни!
     €  Я помчалсЯ по мосту  на другую сторону,  но на полпути,  на середине
моста,  остановилсЯ, оперсЯ  о перила и  подождал, пока отдышусь, пока кровь
вернетсЯ туда, где она была раньше, пока Я отдохну. Ђ потом зашагал обратно,
туда, где мост переходит в  Њостецкую улицу, там Я свернул вниз,  к турецкой
башне  и к мельнице,  миновал  ”ортную  улицу, суд,  пересек  залитую лучами
послеполуденного солнца храмовую площадь и вошел в церковь.
     ‚  храме  никого  не  оказалось, там  было  хорошо,  прохладно, Я начал
оглЯдыватьсЯ  по  сторонам,  но  не  увидел  ничего,  кроме  двух кружек длЯ
пожертвований возле молитвенных скамеечек. “ менЯ опЯть заколотилось сердце.
—тобы  успокоитьсЯ,  Я  опустилсЯ на  колени  под  статуей свЯтого ЂнтониЯ и
сделал вид, что молюсь. ‘клонив голову, Я прошептал:
     -- џ хочу, чтобы у менЯ на груди был кораблик... за два стакана рома...
мне нужны деньги, Я  одолжу их  в  церковной копилке, даю честное слово, что
обЯзательно верну эти деньги.
     џ поднЯл глаза  и  взглЯнул на свЯтого ЂнтониЯ,  который улыбалсЯ  мне,
сжимаЯ белую лилию, он не возражал, он только улыбалсЯ. € Я залилсЯ краской,
оглЯнулсЯ, а потом перевернул церковную  кружку и трЯс ее до тех пор, пока у
менЯ на ладони не выросла кучка монет.  џ сунул  их в карман, опЯть встал на
колени и  закрыл лицо руками,  чтобы отдышатьсЯ. џ слышал, как  в паутине на
окне шелестит от сквознЯка сухой лист; снаружи доносились шаги и стук колес.
џ  прикидывал, не  лучше ли было  занЯть денег у  господина настоЯтелЯ, но Я
понимал, что он бы отговорил менЯ, ведь Я помогал звонарю, Я был в церкви на
подхвате, чем-то  вроде  служки.  Љроме  того,  Я все  равно верну  деньги в
кружку, так какаЯ разница? џ встал, поднЯл кверху палец и поклЯлсЯ:
     -- „аю честное слово вернуть эти деньги. € даже с процентами!
     €  попЯтилсЯ  вон.  ‘вЯтой  Ђнтоний  по-прежнему ласково улыбалсЯ, и  Я
выскочил из храма на солнце, которое так раскалило стены и крыши домов,  что
Я почти ослеп.  Љогда же Я утер  слезы, то перепугалсЯ.  Љо мне  приближалсЯ
толстый полицейский, сам  начальник полиции  пан ”идрмуц, он шагал  прЯмо на
менЯ, а потом остановилсЯ, и Я оказалсЯ в его тени,  сердце у менЯ  забилось
так, что, опустив  голову, Я заметил,  как в ритме сердца подрагивает чернаЯ
лента  на моей  матроске;  Я  вытЯнул вперед руки  и  скрестил их. Ќачальник
полиции стоЯл  рЯдом со  мной,  разыскиваЯ что-то в карманах, и Я догадалсЯ,
что он ищет железные наручники. Ќе найдЯ их в карманах темно-синего мундира,
он сунул руку в карман брюк. ’ам он наконец нашел искомое: с довольным видом
вытащив  портсигар,  он долго выбирал вирджинскую  сигару,  потом размЯл ее,
достал спички, с наслаждением закурил и прошел мимо менЯ, несЯ свой огромный
живот. Ђ  Я  широко  открыл глаза и  посмотрел  на скрещенные  руки -- и мне
настолько  полегчало,  что  Я опЯть помчалсЯ  на мост.  ‘умка  с  пеналом  и
учебниками подпрыгивала у менЯ  на спине,  и Я просунул под ее  ремешки  оба
больших  пальца,  а когда Я перебежал через мост, то простучал башмаками  по
ступенЯм,  что  вели  вниз, к реке. ‡десь, под пролетом  моста, всегда  было
тихо, сюда редко кто заглЯдывал, разве что справить малую или большую нужду.
‡десь, под  шатким камнем, у менЯ был тайник, где Я  хранил чернила и ручку.
…сли Я приходил в школу  с несделанным уроком, а  учитель спрашивал, почему,
то Я отвечал, что забыл  тетрадь дома. € учитель отправлЯл  менЯ домой, а Я,
чтобы  не терЯть времени, покупал в писчебумажном магазине тетрадку и тут, в
тишине и покое, делал на коленЯх домашнее задание. ‚от и сейчас Я тоже сел и
пересчитал,  сколько  у менЯ  денег.  €х хватило бы  не  на  два, а на шесть
стаканов рома...
     ‚ пивной "Џод мостом" царило веселье.
     -- —то это за морЯчок к нам пожаловал? -- воскликнул пан ‹ойза.
     Ђ Я стоЯл  перед ними в матроске и круглой матросской шапочке  с черным
кантом,  который сзади раздваивалсЯ, как  ласточкин  хвост, надо лбом у менЯ
красовалсЯ золотой Якорь, а под ним виднелась золотаЯ надпись "ѓамбург". Џан
‹ойза снЯл с  менЯ шапочку, надел ее себе на голову и  принЯлсЯ  кривлЯтьсЯ;
песковозы смеЯлись,  а  Я  улыбалсЯ  и чувствовал себЯ счастливым; пан ‹ойза
вышагивал по залу, отдавал честь  и так гримасничал, что Я хохотал не меньше
прочих.  € Я сказал себе: вот  вырасту большой  и тоже  буду  этак сидеть  в
пивной, считаЯ  за  честь знатьсЯ  с симпатичными тружениками  реки.  “ пана
‹ойзы не  хватало  передних  зубов, и  он  умел так ловко захватывать нижней
губой верхнюю, что та доставала до  кончика носа и облизывала его. € вот  он
ходил  в  моей  круглой  матросской  шапочке,  а стол песковозов  возле окна
аплодировал  ему, и трактирщик подносил  все новые кружки с пивом. џ заказал
две порции рома.
     -- Џан ‹ойза, -- сказал Я, -- это вам от менЯ.
     -- Ћго! Ђ где же ты взЯл деньги?
     -- џ их одолжил. “ самого Ѓога, -- ответил Я.
     -- Ћго! ’ак ты с ним говорил?
     --  Ќет,  его не  было дома.  Њне дал  денег  один из его свиты. ‘вЯтой
Ђнтоний. Ћн одолжил их  с  тем, чтобы вы нарисовали у менЯ на груди красивый
кораблик.  ’акой  же,  какой  на  груди  у  песковоза,  вон  у того, у  пана
Љорецкого.
     Џан ‹ойза засмеЯлсЯ и сказал:
     -- •м, что  ж, раз в этом замешаны небеса, ты получишь свой кораблик. Ђ
когда?
     -- ЏрЯмо сейчас, за этим Я сюда и пришел, -- проговорил Я.
     -- Ќо, сынок, у менЯ нет с собой иголки.
     -- ’ак сбегайте за ней, -- попросил Я.
     -- —ерт  побери,  -- воскликнул пан ‹ойза, --  этот парень  сразу берет
быка за рога!
     €  он  разом проглотил содержимое стакана и начал выбиратьсЯ со  своего
места возле окна между колен  посетителей, а  в  дверЯх он  сделал  мне знак
рукой -- мол, Я  иду не только за иголкой, но и за краской длЯ татуировки. Ђ
песковозы усадили менЯ к себе, и трактирщик принес мне малиновое ситро.
     -- Ђ у этого вашего настоЯтелЯ, сколько у него кухарок? „ве или три? --
спросил у менЯ песковоз пан Љорецкий.
     -- „ве, но обе очень молоденькие, -- ответил Я.
     -- Њолоденькие?! -- закричали все песковозы.
     -- Њолоденькие,  --  говорю.  --  Љогда  у господина настоЯтелЯ хорошее
настроение, он сажает одну кухарку на стул, наклонЯетсЯ, подкладывает ладонь
под  сиденье,  как  трактирщик,  который несет  полный  поднос пива, и вдруг
гоп-лЯ!  --  поднимает красивую  кухарку  к самому  потолку, и юбка  кухарки
взлохмачивает ему волосы, и он носит ее на стуле по кухне.
     -- Ћго! -- вскричали песковозы. -- ћбка взлохмачивает ему волосы!
     --  “  него точно  нимб  поЯвлЯетсЯ, --  отвечаю,  --  наш  настоЯтель,
господа, силен, как швейцарский бык. Ћн один из  шести детей, и его отец был
таким сильным,  что когда сыновьЯ  клали на стол орех, он -- раз пальцем! --
раскалывал  его  лучше, чем  щипцы  длЯ  орехов.  Ќо  господин настоЯтель  в
младенчестве, да и  в детстве был самым слабым из всех шестерых и не годилсЯ
длЯ работы  в лесу, так что родители все спрашивали друг друга -- что же нам
с  ним  делать? € отдали его  учитьсЯ на свЯщенника.  Ќа  ужин у них  бывала
огромнаЯ миска картошки, всЯ семьЯ садилась вокруг стола с ложками наготове,
а  потом матушка  хлопала  ложкой,  и  все восемь  ложек  быстро и наперебой
погружались  в  миску  до  тех  пор, пока  из миски  не  исчезала  последнЯЯ
картофелина.
     џ  рассказывал  все  это  с  серьезным видом  и сам  себе кивал  в знак
согласиЯ, песковозы хотели  смеЯтьсЯ, но смех замирал  у них  на  губах. ’ут
вернулсЯ пан ‹ойза,  он  потрЯсал  в дверЯх склЯнкой  и  иглой  в  раскрытом
саквоЯже --  точно таком, с каким ходил холостильщик пан ‘алвет. € Я, сгораЯ
от  нетерпениЯ, стЯнул через голову матроску, а  пан ‹ойза поставил открытый
саквоЯж на стол.
     -- ’ак какой же кораблик ты хочешь?  ‹одочку,  Яхту,  бриг, пароход? --
спросил пан ‹ойза и повел рукой,  велЯ песковозам переставить кружки с пивом
на подоконник.
     -- Ђ вы умеете рисовать любые корабли? -- всплеснул Я руками.
     -- ‚ыбирай,  -- сказал  пан  ‹ойза  и  кивнул  одному песковозу, и  тот
спустил верхнюю часть надетого на голое тело комбинезона и повернулсЯ ко мне
спиной:  она была  сплошь  покрыта самыми разными татуировками -- русалками,
бухтами канатов, сердцами, инициалами, парусниками. “ менЯ глаза разбежались
при виде этих замечательных картинок, и мне захотелось  одолжить в церковной
кружке все-все деньги, все монетки, потому что Я возмечтал обзавестись всеми
татуировками,  какие  только увидел на  спине  и  груди песковоза. ‡а  любые
деньги.
     -- ‚ыбирай, -- предложил пан ‹ойза.
     џ указал на маленький парусник, и пан ‹ойза, расстелив на столе газету,
уложил менЯ на спину.
     -- Ђ больно не будет? -- приподнЯлсЯ Я.
     Џан ‹ойза  легонько придавил менЯ к столу, Я глЯдел на потолок, а ‹ойза
сказал, что только немножко пощиплет.
     -- ‡начит, кораблик, парень? -- спросил он.
     -- Љораблик,  такой же,  на  каком плавал €исус со своими учениками  по
ѓеннисаретскому озеру, --  ответил Я  и устремил взглЯд вверх, Я слышал, как
двигают стульЯ,  как  песковозы  наклонЯютсЯ  надо  мной,  Я  чувствовал  их
дыхание, они испускали надо мной свои запахи, а пан ‹ойза иглой, смоченной в
зеленой  краске, колол  на  мне  точки,  и Я  погружалсЯ  в  блаженный  сон.
Џесковозы обдавали менЯ горЯчим  дыханием, мне казалось, что Я лежу в ЯслЯх,
а надо мной склонЯютсЯ  пастухи, и бычок, и ослик, Я как будто превратилсЯ в
младенца €исуса. € до менЯ доносились голоса.
     -- Ћго, у этого кораблика будет роскошнаЯ корма!
     -- ‹ойза, сделай паруса получше!
     -- —его там паруса, главное -- бока!
     -- “ кораблика должен быть справный штурвал...
     €  так  Я лежал навзничь  на  столе  в пивной  "Џод  мостом",  когда  Я
просыпалсЯ и  хотел поднЯтьсЯ, пан ‹ойза  локтем нежно опускал менЯ обратно.
Љогда  же  Я опЯть уснул, пан ‹ойза разбудил менЯ  и  принЯлсЯ собирать свои
татуировочные принадлежности.
     -- Ќу вот, малый,  кораблик готов, теперь его у  тебЯ никто не отберет,
никто не сотрет. Ђ если надо будет, так есть в Џраге один доктор, тот самый,
что подтЯгивает  артисткам кожу и убирает у них морщины и веснушки,  правда,
квадратный сантиметр обойдетсЯ тебе в шестьдесЯт крон...
     Џока пан ‹ойза  говорил это, песковозы  смеЯлись, они так хохотали, что
просто  захлебывались  в слезах,  а Я  сидел на  столе, когда же  Я  захотел
взглЯнуть на кораблик, пан ‹ойза бросил мне мою матроску,  и  сам натЯнул ее
на менЯ, и сам  застегнул полосатый воротник.  Џотом он помог  мне надеть на
спину ранец, нахлобучил на  менЯ шапочку  и поправил Якорь и золотую надпись
"ѓамбург".
     -- Џан трактирщик, -- заказал Я, -- еще два рома за мой счет.
     € Я  улыбалсЯ всем песковозам, а они в ответ  смеЯлись, но не так,  как
прежде, а немного виновато, и больше не смотрели мне в глаза. џ расплатилсЯ,
причем  протЯнул трактирщику  остаток монет, потому что тот, у кого на груди
кораблик, обЯзан быть щедрым.
     --  ‚от,  пан  трактирщик,  это вам  на  чай,  --  сказал  Я, в  дверЯх
повернулсЯ,  отдал  всем честь  и, провожаемый  громовым  смехом песковозов,
выбежал в темноту вечера...
     Ќа  мосту Я очутилсЯ в гуще метели посреди лета.  Ћт реки  летели вверх
сотни тысЯч мотыльков-однодневок, они устремлЯлись на свет газовых фонарей и
падали на брусчатку, возле столбов высились сугробы мотыльков. Ћни били менЯ
по  лицу, а  когда Я наклонилсЯ и  сунул руку в мотыльковую кучу,  насекомые
зашевелились, точно вода закипела. ‹юди скользили на мотыльках, как на льду.
Ђ Я шагал вперед, никто пока  еще не видел  и  не знал, что на груди  у менЯ
вытатуирован кораблик, который поплывет со мной всюду, куда бы Я ни пошел, и
когда Я  буду купатьсЯ,  когда буду плыть, его нос  станет разрезать  речную
гладь, когда же Я загрущу, то разорву рубашку, как €исус на картинах, €исус,
разрывающий одежды, чтобы показать  людЯм свое  пылающее  сердце  в терновом
венце.  €  на  мосту мне пришло в  голову,  что  первым мой  кораблик должен
увидеть  господин  настоЯтель. €  Я  зашагал  от одного  газового  фонарЯ  к
другому,  прошел  через  большие ворота и,  окруженный  крутЯщимисЯ столбами
мотыльков, очутилсЯ во дворе дома  настоЯтелЯ, где  сиЯл фонарь;  Я  миновал
огородик  и  приблизилсЯ  к  освещенным  окошкам.  Џо  стене,  по  натЯнутым
бечевкам, вилсЯ виноград, Я  подтЯнулсЯ  и, держась одной рукой  за бечевку,
другой отодвинул  в сторону виноградные усики и листьЯ. „лЯ начала Я  увидел
стол, покрытый зеленым плюшем, на котором стоЯли бутылка вермута и недопитаЯ
рюмка.  Ђ потом Я увидел такое, чего мне видеть  Явно не следовало. ѓосподин
настоЯтель свЯзывал двух смеющихсЯ кухарок то ли скатертью, то ли простыней.
‘вЯзав девушек, он опустилсЯ на  колени и втЯнул носом аромат их животов.  џ
закрыл глаза, а  когда отыскал в себе силы открыть  их,  то  увидел зрелище,
которое навернЯка восхитило бы и песковозов из пивной "Џод мостом". ѓосподин
настоЯтель, сжав эту  скатерть в зубах, раскинул руки, как  артист, и теперь
держал  свЯзанных  кухарок только  зубами, а  служанки молотили  по  воздуху
черными  туфельками  и  задевали волосами  потолок,  а  настоЯтель носил  их
туда-сюда по  комнате, и Я  радовалсЯ, что он как €исус, что у него  хватает
сил поднЯть  двух свЯзанных простыней кухарок. ЋбойдЯ несколько раз комнату,
он  опЯть  наклонилсЯ и поставил  кухарок  на пол.  Ђ  сам  упал в кресло  и
засмеЯлсЯ,  девушки  поправлЯли  юбки, а  настоЯтель  допил  вино  и  заново
наполнил  рюмку.  џ  осторожно спустилсЯ  по  виноградным  лозам  на  землю,
завернул за угол дома и постучал в дверь. џ услышал шаги, дверь открылась, и
кухарка пригласила менЯ войти.
     -- —то тебе? -- спросил господин настоЯтель, держа рюмку в руке.
     -- ѓосподин настоЯтель, -- сказал Я, -- благословите менЯ.
     -- ‘ чего вдруг -- и почему так поздно?
     -- „а вы взглЯните!
     € Я  отстегнул воротник,  разрисованный синими полосками,  похожими  на
морские волны, и распахнул матроску. ’ак  Я  и  стоЯл  --  на  макушке синий
матросский ободок,  как свЯтой Ђлоизий с  нимбом  вокруг головы,  светЯсь от
счастьЯ. Ќо кухарки перепугались и зажали обеими руками рты. Њотыльки бились
в  оконные стекла и падали в  цветущие флоксы. ЌастоЯтель поднЯлсЯ, погладил
менЯ по плечу и заглЯнул в глаза.
     -- Љто это тебе сделал?
     -- Џан ‹ойза в пивной "Џод мостом".
     -- Ђ что он тебе нарисовал?
     -- Љораблик, такой же парусник, на каком плавал €исус.
     ЌастоЯтель кивнул кухаркам, и они принесли из передней большое зеркало,
придерживаЯ  его  каждаЯ  со своей стороны.  ЌастоЯтель сделал  знак,  и они
встали на колени, чтобы Я мог заглЯнуть в зеркало. Ќадо мной склонЯлось лицо
настоЯтелЯ, и Я увидел, что у  менЯ на груди вытатуирована  зеленаЯ русалка,
русалка с  чешуйчатым хвостом, русалка с обнаженным телом,  русалка, котораЯ
улыбалась  точно так  же,  как господин  настоЯтель, когда он сжимал в зубах
завЯзанную узлом большую  скатерть с кухарками. Ћт изумлениЯ и ужаса  у менЯ
потемнело в глазах.
     -- ’еперь ты не можешь оставатьсЯ у менЯ служкой... ’ы что-то сказал?
     -- естьдесЯт крон  за  квадратный сантиметр, -- пробормотал Я и обеими
руками прикрыл зеленую русалку.
     Љухарки прыснули со смеху, но настоЯтель сделал осуждающий жест рукой.
     -- ќто хорошо, -- говорил он медленно, неспешно ходЯ по комнате, -- это
хорошо, что ты прибежал прЯмо ко мне. ‚ жизни тебе придетсЯ непросто.
     € погладил менЯ по спине.
ђЂ‡„…‹…ЌЌЂџ Љ‚Ђђ’€ђЂ

     “  нас дома жили  две  кошки. “ матушки был ее  любимец  –елестин,  или
–елда, а у отца  -- кошечка Њилитка. –елда мог позволить себе едва ли не все
на  свете. …сли он спал на  столе  в кухне, а  пора было обедать, то матушка
накрывала  в  гостиной.  …сли он  спал на  столе в гостиной, а Њилитка -- на
кухонном столе, то мы сидели на стульЯх, держа тарелки с едой на коленЯх. Џо
утрам кот  и  кошка возвращались  после своих  ночных странствий  совершенно
мокрые от росы или перепачканные грЯзью и немедленно запрыгивали на кровать.
Њатушка им это не запрещала, однако же если кто-нибудь из наших  гостей клал
на  кровать шлЯпу, матушка  брала  ее и  вешала на вешалку. Љогда по вечерам
матушка отправлЯлась  в театр  на репетицию, –елестин провожал ее до моста и
прЯталсЯ в кустах возле газетного киоска, а, завидев возвращавшуюсЯ матушку,
выскакивал ей навстречу, и они вместе шли домой, в пивоварню. “ отца же была
Њилитка,  сопровождавшаЯ его  даже  в кабинет и  даже к  мотоциклу  "Ћрион",
который  отец сам ремонтировал.  …сли папаше  не удавалось  никого уговорить
поремонтировать вместе с ним, то  Њилитка усаживалась на  верстак, и папаша,
разбираЯ мотор, называл и показывал Њилитке разные детали, а кошка жмурилась
и покачивала головой, будто запечатлеваЯ в мозгу образ папы,  в которого она
была влюблена.  –елда  тоже  любил отца, но только за  то,  что  отец  любил
матушку, в  которую –елда втрескалсЯ по  уши. €  чтобы втеретьсЯ в отцовское
доверие, а также доказать, что в доме его,  –елду, держат не зрЯ, кот каждое
утро ровненько  выкладывал на подоконнике пойманных за  ночь  мышей, а  то и
крыс,  которых и обнаруживал отец,  подходивший к  окну,  чтобы  посмотреть,
какаЯ погода.  € отцу  приходилось кочергой стаскивать  их на совок  и зимой
кидать в раскаленную  печь.  Ђ летом он носил  их в угольном ведерке в хлев,
где, приподнЯв вилами навоз,  хоронил. –елда  весил четыре с половиной  кило
(сначала Я  взвесилсЯ  сам, а потом взЯл –елду  на руки и так взвесил  его).
Љогда –елестин влюблЯлсЯ, он иногда не приходил домой по две недели. Њатушка
то и дело вставала, открывала окно и дверь и кричала в ночь:
     -- –елестин, –елда!
     €  прислушивалась, но –елестин  не возвращалсЯ. Ћднажды он не вернулсЯ,
хотЯ и не был влюблен. Њатушка напрасно звала его, напрасно вставала еще  до
рассвета, и кричала с порога, и прислушивалась -- –елестин все не поЯвлЯлсЯ.
Ђ потом она ходила в солодовню и кричала в дымоходы и вентилЯционные  шахты,
и наконец  ей послышалось мЯуканье.  € мне пришлось забратьсЯ в этот  ход  и
звать –елестина. € Я услыхал тоненькое мЯуканье, скорее жалобный стон. ’огда
отец взЯл все ключи, и мы принЯлись открывать склады с Ячменем и солодом, но
–елестин  не отыскалсЯ.  Ђ  за  последней дверью был  чердак,  и  там  стоЯл
огромный чан, этакаЯ воронка с затычкой на дне, чтобы мокрый Ячмень  попадал
прЯмиком в солодовню,  и  со дна воронки  раздавались  мЯуканье и бульканье.
Ћтец  посветил  вниз,  и мы увидели  в  воде  –елестина,  гладкие  стенки  и
пЯтиметроваЯ  глубина  не дали ему  выбратьсЯ оттуда,  пока у него еще  были
силы. Ћтец принес лестницу и спустилсЯ в чан, и, когда он вернулсЯ с –елдой,
то  кот повис  на  руке у счастливой матушки,  словно  полотенце. €  матушка
затопила  печь и положила на нее кота, а потом капала  ему в пасть молоко из
пипетки, и  –елестин,  как  трЯпочка, лежал  на печке, совершенно изнуренный
двухнедельным  постом и ужасом. Ќа  второй день он уже садилсЯ,  но его пока
еще  качало, а на третий день он  лакал молоко самостоЯтельно, причем  выпил
его  столько, что ему  пришлось раскорЯчитьсЯ --  так у него раздулсЯ живот.
Љогда  же он чуть наклонилсЯ,  молоко потекло из него  обратно. џ  взвесилсЯ
сначала  с  ним,  а потом без него: –елда потерЯл добрых  два  килограмма. ‚
следующие дни он сидел возле зеркала и пристально смотрел на матушку, он как
бы обнимал ее взглЯдом,  а когда матушка подошла к  нему, он закрыл глаза  и
одарил  ее  поцелуем  в лоб. •отЯ  он и прибавлЯл в весе, идти ему никуда не
хотелось, он только  ужасно много ел из своей миски у печки и непрерывно пил
молоко, и всЯкий  раз, подлизав последние капли, забывал,  что весит уже  на
полкило больше, и подпрыгивал, чтобы вскочить на комод к зеркалу, но долетал
только до половины и шлепалсЯ на пол. € как всегда, когда у –елестина что-то
не  ладилось, он подбегал ко мне и легонько кусал менЯ за щиколотку. Ћднажды
он валЯлсЯ  в саду, и  на него  упало Яблоко, так  он тут же побежал домой и
куснул  менЯ  за  ногу,  потому  что  –елестин, что бы с  ним ни  случилось,
неизменно полагал, что в этом виноват  Я. Ђ  Я  всего  только отставил стул,
когда он намеревалсЯ вскочить на него, всего  только облил его  водой, когда
поливал цветы, всего  только  прикрыл окно, когда –елестин уже  прыгал через
него в сад.
     ‚от  так  Њилитка  и  –елда  жили  с  нами,  они  даже  превратились  в
своеобразных  домовых,  которые  нас  объединЯли. Љогда  матушка  хотела  за
что-нибудь попенЯть отцу, она громко говорила это –елде, когда же отец хотел
сказать матушке,  что любит ее, он шептал это Њилитке -- так, чтобы услышала
матушка.  Ђ когда оба сердились  на менЯ,  то  громогласно  сообщали об этом
своим кошкам,  и Я мучилсЯ угрызениЯми совести и чувствовал себЯ несчастным.
€ кошки все это знали,  они  понимали,  что незаменимы,  и  потому раз в три
месЯца  непременно что-нибудь  вытворЯли. Џроисходило это обЯзательно ночью.
€з-под кровати вдруг раздавалсЯ  такой  ужасный звук, как если бы  там рвали
старую простыню. Џотом он повторЯлсЯ еще раз. € отец уже сидел на постели, и
матушка тоже, а Я,  проснувшись, улыбалсЯ,  потому что ко мне этот  звук  не
имел  никакого   отношениЯ,  это  была  не  моЯ  забота,  так   как  Њилитка
принадлежала  отцу,  а  –елестин   матушке.   €  тут  по   спальне  начинала
распространЯтьсЯ кошмарнаЯ вонь,  котораЯ  минуту  спустЯ,  словно  туманом,
окутывала и мою кухню.  Џапаша вскакивал с кровати, потому  что мерзкий звук
всегда раздавалсЯ именно  там. Ћн обтекал  отцовскую  постель и  упиралсЯ  в
потолок,  откуда  опЯть возвращалсЯ  назад,  чтобы  соединитьсЯ  с  запахом,
исходившим  из некоего  места под отцовской кроватью. Џапаша зажигал свет  и
бежал   на  кухню,  а  –елестин  и  Њилитка  уже  лежали  перед  зеркалом  и
притворЯлись,  будто крепко  спЯт.  Ћтец  так ни  разу и  не смог  выЯснить,
котораЯ из кошек нагадила под его кроватью. Ћн хватал ведро и старые газеты,
а матушка светила  ему и давала советы, отец заползал  под постель, и оттуда
всегда  доносились  одни  и  те  же  причитаниЯ,  и  отец плевалсЯ и кричал:
"”у-фу-фу!" Ђ  когда он  капельку успокаивалсЯ, то  мочил  в ведре  с  водой
"Ќародную политику"  и длЯ  начала просто  сгребал  этот  кошачий понос.  Ќо
"ЌароднаЯ политика" всегда рвалась, и папаша заезжал рукой в мокрую кучу,  и
сыпал  проклЯтьЯми, и кипЯтилсЯ  под  кроватью,  он  даже порывалсЯ  встать,
забыв, что над ним постель, ударЯлсЯ о доски и матрац и  опЯть падал на пол;
он лежал там, как черепаха в панцире, и  вынужден был  вытирать газетами всю
эту кошачью мерзость. € лишь потом он мыл пол трЯпкой, а матушка светила ему
и подбадривала его, говорЯ, что это случаетсЯ всего только раз в три месЯца,
в то времЯ как главное в материнстве -- это сорок  пеленок в  день, но  отец
весь извивалсЯ от  злости  и отвращениЯ и  сучил  босыми  ногами, торчавшими
из-под кровати.  Љогда  же  он заканчивал уборку, то  смешно  выкарабкивалсЯ
обратно и сидел на полу, руки у него свешивались с колен, и он тЯжело дышал,
а возле стоЯло ведро, полное "Ќародной политики" и  грЯзной  воды от выжатых
трЯпок.  € матушка  распахивала окно,  но отец  до  самого  утра  металсЯ  в
постели,  наматываЯ  на себЯ простыню,  потому  что эта  вонь  ранила нежную
папину душу. џ лежал на кухне и делал  вид, что сплю, но на лице у менЯ была
улыбка, и Я  мечтал, чтобы кошки проделывали такое каждую неделю. Ћтец целый
день ходил  бледный, отплевывалсЯ и кривилсЯ,  ежеминутно твердЯ, что  смрад
стоит,  будто  в  выгребной Яме. €  так  папаша  четырежды  в год  переживал
испытание кошачьей любовью.
     „ва раза в год у Њилитки рождались котЯта, причем всегда у папы в ногах
и  всегда  ночью. Ћтец,  когда Њилитка  ходила  за ним по  пЯтам  с  толстым
животиком,  прЯталсЯ от нее, но  Њилитка, кажетсЯ, вбила себе в  голову, что
котЯт она ждет именно от папаши, и потому упорно преследовала его, влюбленно
заглЯдываЯ  в  глаза. € отец умолЯл матушку, чтобы она  сама принимала роды,
потому что женщины больше смыслЯт в  таких делах и лучше с ними справлЯютсЯ.
Ќо всЯкий раз, дважды в год, в ночи слышались жалобные отцовские причитаниЯ,
ноги он  подтЯгивал к подбородку, весь вжималсЯ в  спинку кровати  и звал на
помощь:
     -- ѓосподи, эта нахалка окотилась у менЯ в постели!
     Њатушка зажигала свет -- и впрЯмь, на простыне в изножье кровати лежала
мокраЯ Њилитка, а сзади у  нее висел мокрый котенок, Њилитка оборачивалась и
перегрызала  розовую  ниточку; матушка  принимала  котенка,  и  Њилитка  его
вылизывала, а из нее уже лез второй котенок, и отец, высунув Язык,  говорил:
"Ѓе-е...", и его начинало тошнить. ’ак котЯта и вылезали один за другим, они
выходили из Њилитки, как из автобуса,  а она смотрела на отца так, как будто
во всем виноват он. “тром  котЯта уже были сухие, матушка  приносила большую
плетеную корзину  и  клала в нее  малышей, и вот каждый вечер, когда  папаша
ложилсЯ спать,  матушка  ставила корзину с котЯтами к его  тумбочке, и отец,
прежде чем уснуть, держал кошку за лапку, она лежала на спине, возле каждого
ее  соска  было по котенку, и  наш дом светилсЯ семейным счастьем. –елестин,
приходЯ с  улицы, всЯкий раз целовал Њилитку, и папа улыбалсЯ матушке, а она
улыбалась  ему  в ответ. Ќо –елестин не  был отцом  этих  котЯт. ‡а Њилиткой
ухаживал  бродЯчий кот,  которого мы прозвали  Џапашей, а –елестин  ходил на
свиданиЯ аж в ‡алабье, и его видели  даже  в  Џистах! €так, с Њилиткой гулЯл
Џапаша, которого боЯлсЯ  сам –елестин. Љогда ЯвлЯлсЯ Џапаша, над  пивоварней
точно гроза разражалась.  ‚есил он  никак  не меньше шести  кило и весь  был
словно  вылеплен из  дикого меда. …го черные глаза обрамлЯли Янтарного цвета
ободки, а шеЯ  желтела, как  луговой  мед.  “ши  у него были в отметинах  от
частых драк,  и Я, встречаЯсь с ним  взглЯдом,  боЯлсЯ,  что если он на менЯ
нападет, то, пожалуй, загрызет до смерти. Ћднако  он хоть самую капельку, да
привечал  менЯ, потому что был влюблен в нашу Њилитку. –елестин, едва почуЯв
его  котовый запах,  сразу удирал,  так  как  однажды он столкнулсЯ  с ним у
солодовни -- оба вышли на прогулку и встретились прЯмо на углу. € Џапаша так
отделал  –елестина и так его опрыскал, что  матушка два  днЯ оттирала своего
любимца одеколоном, и все равно от него вонЯло так, как будто он вывалЯлсЯ в
навозной жиже за конюшней. ќтот самый Џапаша метил подобным образом всю свою
территорию, которую  составлЯли  бочарнЯ и  черешневый сад,  спускавшийсЯ  к
реке. ‚се остальное метил –елестин. Љак-то раз от  нечего делать Я  сидел на
черешневом дереве и ел  бутерброд, а у Њилитки в животе было полно котЯт, их
уже даже можно  было прощупать, как  секции  батареи. Ћна лежала на солнышке
под деревом  и  грела свою шубку, а  со стороны бочарни  тем временем кралсЯ
Џапаша. Ћн  то и дело останавливалсЯ, вслушиваЯсь, а потом подошел к Њилитке
и  поцеловал  ее,  а  она  сладко  вздохнула  и  продолжала  лежать.  Џапаша
пристроилсЯ рЯдом, положив голову ей на живот; Я было подумал, что он просто
воспользовалсЯ Њилиткой как подушкой-думочкой, но скоро Я понЯл,  что Џапаша
слушает, как в животе у Њилитки шевелЯтсЯ его котЯта. џ отчетливо видел, что
у Џапаши открыты глаза и что он прислушиваетсЯ, будто к телеграфному столбу.
Џотом  он зажмурилсЯ и  тоже сладко вздохнул; так  он лежал с Њилиткой среди
лопухов позади бочарни, а Я смотрел сверху  на обоих и радовалсЯ, что Џапаша
так любит Њилитку, и даже улыбалсЯ их счастью.
     ‚от так Њилитка  и –елестин жили с нами,  словно четыре времени года, в
нашей казенной квартире в пивоварне; папа каждый вечер гладил свою Њилитку и
нашептывал ей  нежные слова, чтобы их слышала и  матушка, та  же раз в день,
поглаживаЯ –елестина, говорила ему на  ухо --  но  неизменно так, чтобы  это
слышал отец, -- всЯкие сладкие глупости, какие говорЯт друг другу влюбленные
в фильмах или романах. —етырежды за  год отцу приходилось  залезать  посреди
ночи  под кровать  и  собственноручно выгребать  оттуда кошачьи испражнениЯ,
наполнЯвшие  квартиру ужасающей вонью. Ќо раз в  год наступало замечательное
ђождество.  Џапа нарЯжал елку  с Њилиткой,  а  матушка  с –елестином,  Я  же
смотрел на все это и  не переставал удивлЯтьсЯ. ‹юбое  елочное украшение или
конфета, любаЯ свечка или бенгальский  огонь, ниточки дождЯ или звездочки  и
даже сиЯющий на верхушке шпиль из цветного стекла -- все это  помещалось  на
елку на глазах у  кошек и ради кошек,  которые относились  к происходЯщему с
полным пониманием, взирали на  это  с большим интересом,  чем Я,  радовались
куда больше моего и даже жили в ветвЯх рождественского дерева. Љогда же, как
и  в  тот  год, у нас  бывали котЯта, они тоже  не могли  надивитьсЯ,  какаЯ
красиваЯ  у нас елка, и папа с  мамой  показывали  всЯкое елочное украшение,
которое держали в руках,  каждому котенку. Џовесив  все  украшениЯ, родители
брали по очереди каждого из  котЯт  и подносили к елке,  чтобы  он  позвенел
лапкой о сверкающую звезду,  шоколадного баранчика или туфельку. џ  же сидел
верхом  на  стуле,  облокотившись о спинку  и подперев голову ладонЯми,  и с
улыбкой смотрел на это; мне казалось, что Я отец своим родителЯм и то, что Я
вижу, -- ребЯческаЯ игра.  Љогда же елка была готова, –елестин  сворачивалсЯ
клубочком на втором  этаже ветвей, над ним устраивалась  Њилитка,  а  котЯта
залезали еще  выше, на  те веточки, что отходили  от игольчатой  верхушки. €
матушка зажигала свечки и опускалась на  колени, с другой стороны  елки тоже
на коленЯх стоЯл отец, и они смотрели  друг на друга сквозь ветви, а кошки и
котЯта объединЯли их, эти зверушки превращали моих матушку и папашу в детей,
и  Я  чувствовал себЯ обделенным, потому что не умел уже так играть. ‡а менЯ
играли мои родители.
     ‚ ‘очельник, незадолго до того, как мы  собирались сесть за праздничный
стол, –елестин  ел рыбу,  подавилсЯ  косточкой  и начал перхать.  Ћн тут  же
подбежал ко  мне и несильно куснул за щиколотку. џ  открыл ему  дверь, чтобы
его вырвало на улице. Њилитка лежала, свернувшись клубочком, на втором этаже
рождественской  елки, три котенка расположились  над  ней,  каждый на  своем
этаже;  свечки горели, радио  играло "’ихаЯ ночь, свЯтаЯ ночь".  Њатушка  на
кухне кончила жарить рыбу и снЯла фартук. Ћтец глЯдел на елку и улыбалсЯ.
     -- ‘ходи за –елестином, и будем ужинать, -- сказала матушка.
     џ  распахнул  дверь  во  двор;  над  пивоварней  сиЯли  звезды.  Ђ   по
заснеженному  саду мчалсЯ –елестин и громко орал. ‡а  ним гналсЯ разъЯренный
кот  Џапаша. Ќе успел  Я прикрыть дверь, как  они влетели в  дом --  сначала
–елестин, а за ним Џапаша, который прЯмо в коридоре сбил –елду с ног и обдал
его мощной струей.
     Ђ потом они ворвались на кухню, и Џапаша снова  лапой  повалил –елду на
пол и снова его  опрыскал. ’огда –елда  решилсЯ искать спасениЯ  в комнате и
помчалсЯ  туда, но Џапаша не отставал и по пути то и  дело метил  свою новую
территорию, котораЯ увеличилась на коридор и половину кухни; комнату он тоже
поделил  надвое струей  своей отвратительно вонЯвшей мочи. Џо радио  как раз
пели "Heilige Nacht, stille Nacht", когда –елестин вспрыгнул на  елку  --  и
Џапаша  за  ним. …лка вместе с котЯтами перевернулась. „ва котенка в  испуге
забрались под  шкаф, а тот котенок,  который понЯл, что под шкафом  или  под
кушеткой он спрЯтатьсЯ не успеет, лег на  спину и притворилсЯ  мертвым. Ћтец
быстро открыл окно, и в него выскочили во мрак праздничной  ночи и –елестин,
и Џапаша. €х хвосты, торчавшие вверх, точно две  кочерги, разрезали темноту.
Ђ рождественскаЯ елочка подожгла занавески, и когда отец срывал эти парадные
пылающие шторы, на  которых  матушка вышила ангелков, олицетворЯвших  ‚есну,
‹ето, Ћсень  и ‡иму, карниз ударил его по  голове. Ќо отец затоптал огонь, и
матушка залила водой дымЯщиесЯ и тлеющие остатки штор. Ђ  потом мы поставили
елку  на место,  и котЯта успокоились  и снова  запрыгнули  в свои гнездышки
среди веток, и Њилитка легла под дерево и, томно вздохнув, уснула.  Џо нашей
квартире  тЯнуло  кошачьим  запахом,  которым ошалевший Џапаша пометил  свою
территорию, замкнув границы и ликвидировав тем самым чересполосицу.
     Ћтец  закрыл окно и  снова зажег  свечки.  Њатушка  поставила  на  стол
дымЯщуюсЯ уху с грибными клецками.
     -- ЃеднЯжка –елестин! -- сказала матушка.
“‹€—ЌЋ… Ћ‘‚…™…Ќ€…

     Ќашему  городку  больше  всего к  лицу  пора  сумерек.  ’а  пора, когда
загораютсЯ  витрины всех  лавок  и  магазинов,  а  потом начинают спускатьсЯ
металлические шторы, когда люди, работающие в магазинах, прЯмо-таки хорошеют
от  того,  что им предстоит свободный вечер  и часть  ночи.  ‚се  продавцы и
продавщицы, хотЯ  и продолжают торговать, устремлЯют  уже  взор  на  часы  и
улыбаютсЯ циферблату, который как будто говорит им: еще  немного - и рабочий
день закончитсЯ, еще совсем чуть-чуть. € вот продавец крюком стаскивает вниз
штору, придерживает  ее  подошвой у тротуара  и  прижимает  коленом к стене,
чтобы легче было повесить замок. ‘ темного осеннего неба доноситсЯ бой часов
на  церкви, и люди  валЯт толпой из лавок и магазинов, и все  они в сумерках
кажутсЯ  прекрасными.  џ люблю наш городок, когда зажигаютсЯ газовые фонари,
люблю ходить  по  улицам  по пЯтам за паном ђамбоусеком,  который совершенно
равнодушно поднимает  к  верхушке каждого столба бамбуковый  шест, тЯнет  за
крючок - и вот так,  пока на город опускаетсЯ  ночь, пан ђамбоусек  зажигает
фонари, медленно,  неспешно; газовый рожок сперва мешкает, но в конце концов
соглашаетсЯ,  вспыхивает  желто-зеленое  пламЯ,  и  пан  ђамбоусек  идет  по
городку, перед  ним  тьма, а за  ним  -  свет. ‚начале  он  направлЯетсЯ  на
площадь, к колонне в честь „евы Њарии,  и зажигает там четыре газовых фонарЯ
на четырех столбах, а потом шагает по улицам и переулкам, тихий и низенький,
и воздевает  обе  руки,  точно срываЯ  фрукты с верхушки  дерева.  Џотом  он
мелкими  шажками семенит дальше,  в густеющую тьму. Ђ  Я хожу за ним,  и пан
ђамбоусек делает всЯкий раз одно и то же,  Я же всЯкий раз смотрю на то, как
он освещает вечер, будто впервые.
     ‡имой  в школе менЯ каждое утро поджидают шесть зажженных газовых ламп;
Я всегда  прихожу  в  школу первым и сижу под большой лампой о  двух рожках,
которые отбрасывают на стену зеленые  тени. џ сижу и слушаю, как шипит газ в
лампах,  словно выходит воздух из шины,  когда  поворачиваешь клапан.  ‡вук,
который  издают  газовые лампы, так мне нравитсЯ,  что  Я  мечтаю  только об
одном:  завести  и дома  такие же  говорЯщие лампы,  и  сидеть возле  них, и
слушать,   и  подставлЯть   под  них  руки,   дивЯсь   сине-зеленому  свету,
напоминающему свет лунной ночи... этот  свет всегда  в полнолуние будил менЯ
по ночам, и Я подставлЯл ему руки  и ноги, ощущаЯ, что лунные  лучи  кое-что
весЯт - как если бы сверху сыпалась  мука или  звезднаЯ пыль. €  всЯ комната
выглЯдит, как  во  сне, и  ты ходишь на цыпочках,  потому что  лунной  ночью
просыпаетсЯ  страх.  џ  сидел  в  школе,  и  приходили  другие  мальчики,  Я
внимательно  всматривалсЯ  в них  -  заметЯт ли  они,  какой красотой  можно
наслаждатьсЯ  совершенно  бесплатно, но  никто  не обращал на  газовый  свет
вниманиЯ, мальчишки ссорились, и дрались, и менЯли  булочки на  марки;  даже
господин старший учитель, входЯ в  класс, не  воздавал хвалу газовым лампам,
он  тоже  не   слышал,   как  тихонько  шипЯт  над   нашими   головами   эти
Язычки-чулочки, словно огоньки  ‘вЯтого  „уха. Љогда же Я засовывал ноги под
парту, Я как будто погружал их в холодную тень ледЯной воды.
     Ќо сейчас  вечер,  фонарщик  пан ђамбоусек идет по  городу  и  зажигает
газовые  фонари, Я  обошел  вместе с ним  главную  площадь, улицы  ќлишки  и
Љавалерийскую, Ѓольшие и Њалые ‚алы, побывал на храмовой площади и в Љозине;
самые  красивые фонари  стоЯли  на  Њалых  ‚алах,  скрытые  среди  кустов  и
деревьев, с  горЯщими наверху огнЯми, они  отражались внизу  в  ‹абе... но у
пана ђамбоусека не было времени замечать их, он  все шагал и шагал вперед, и
равнодушно поднимал свой бамбуковый шест, и ничем не любовалсЯ,  а  шел себе
да шел, Я  же, следуЯ за ним по  пЯтам, жадно впитывал возле  каждого фонарЯ
все подробности  и мелочи. ’акой вот газовый  фонарь, разбуженный крючком на
конце  шеста,  сначала  хрипит,  точно  старые  часы,  ему  непременно  надо
откашлЯтьсЯ  и протереть глаза, Я тоже так  делаю каждое утро, когда встаю и
не  хочу глЯдеть на  свет. Ќекоторые  фонари  даже  трещат, как  отбивные на
плите, если на сковороду капнуть водой. Ќо потом все огоньки газовых фонарей
начинают светить тусклым светом, придаваЯ один другому смелости,  -  ведь на
случай,  если  бы  им  вдруг не захотелось  разгоретьсЯ, у  пана  ђамбоусека
припасена  возле  каждого   десЯтого  фонарЯ  прикованнаЯ  к  столбу   цепью
приставнаЯ лесенка, и он залезает на нее и  впотьмах,  словно  слепой мастер
ѓануш  который  умел  сделать  любые  башенные  часы,  исправлЯет  фонарь  и
заставлЯет его гореть не хуже остальных.
     Љогда пан ђамбоусек сворачивал в очередной переулок, Я с  удовольствием
оглЯдывалсЯ назад и смотрел на  череду огоньков: каждаЯ из зажженных газовых
ламп, похожаЯ на прозрачную тонкую юбочку, подмигивала своей  соседке, и все
они  образовывали  светЯщиесЯ цепочки,  соприкасающиесЯ и  перекрещивающиесЯ
друг с другом, словно черешневые ветки  в  саду пивоварни. ’ам же, где  одна
улица пересекалась с другой, там на углу стоЯл фонарь, освещавший обе улицы,
так что и его свет поворачивал  с  одной улицы  на другую. ‚ечерние пешеходы
ступали  в это  сиЯние  и покидали его,  обрызганные  каплЯми  сине-зеленого
света,  но  никто и не думал остановитьсЯ и подставить  руку так,  как люди,
выходЯ в хмурый день из дома,  высовывают вперед ладонь - не идет ли  дождь,
никто не удивлЯлсЯ  свечению газовых  фонарей,  никто не  выказывал  желаниЯ
отправитьсЯ следом за  паном  ђамбоусеком.  ’акое безразличие было, пожалуй,
самым странным в пору освещениЯ вечеров. ЊоЯ тень, и тень пана ђамбоусека, и
тени других людей разыгрывали при свете газовых фонарей такие представлениЯ,
что мне делалось  жутко. Љогда Я  покидал  круг света одного фонарЯ, он клал
передо мной  мою  тень, и  она все росла и  росла  до  тех  пор,  пока  Я не
оказывалсЯ вблизи второго фонарЯ, который в свою очередь отбрасывал мою тень
мне  за  спину,  и  покуда  Я  приближалсЯ  к  фонарному  столбу,  тень  эта
становилась  меньше  и меньше,  и  наконец  Я,  к  своему  ужасу,  стоЯл  на
собственной  тени,  наступал на самого  себЯ. Љогда  же  Я  шагал  дальше, к
следующему фонарю, тень передо мной росла и увеличивалась до тех пор, пока Я
не  заходил под  юбочку очередного фонарЯ. € Я  всЯкий  раз  дважды падал на
землю, когда вертелсЯ, ища тень, котораЯ шагала  передо мной, за мной или на
которую Я наступал, как мог  и должен был наступить любой вечерний  пешеход,
идущий по улице, освещенной газовыми фонарЯми...  но никто из них не  падал,
никто  не обращал вниманиЯ,  где  начинаетсЯ одна и кончаетсЯ другаЯ  тайна,
какие  равнодушно  и  задаром  разносил по городку фонарщик пан ђамбоусек...
тайны газовых фонарей, что светЯт друг другу на  расстоЯнии одного взмаха их
желтых крыльев, подобно тому  как на балках  пивоварни сидЯт  на  расстоЯнии
взмаха  своих  крыльев  голубки,  чтобы,  если кто-то из них во сне  захочет
потЯнутьсЯ или очнетсЯ от  ночного кошмара,  он взмахом  крыльев не разбудил
соседа.
     Љогда  в темноте моросил  дождь, который ощущалсЯ только на одежде и на
лице, пан  ђамбоусек зажигал газовые фонари,  и сразу  было  видно, что идет
дождь. ‚ свете  фонарей казалось, что он сильнее, чем  на самом деле: каждое
желтое окошечко,  сиЯющее на четыре  стороны  света, было  помечено каплЯми,
словно во  всех фонарных окошках крутили старый фильм.  Ђ когда  становилось
холодно и на день поминовениЯ усопших шел ледЯной дождь или мокрый снег, над
газовыми фонарЯми поднималсЯ пар, легкий дымок. € булыжники мостовых газовое
освещение  словно  смазывало  маслом,   тени   исчезали,   и  улицы  городка
превращались  в некое подобие сталагмитовой пещеры или известнЯкового грота.
Ќа  площади и главной  улице пешеходы  разбивали  это  холодное сиЯние, но в
переулках, где было полно луж, камни брусчатки сверкали, как лысины набожных
стариков, которые опускались в церкви на колени, и  господин настоЯтель клал
им  в рот облатку.  Џан ђамбоусек в дождь носил  на  голове  котелок, и  его
черный прорезиненный плащ блестел от воды, он то и дело наклонЯлсЯ,  и тогда
с  полей котелка  лились струйки,  сиЯвшие в  свете газовых  фонарей,  точно
ртуть.  Љогда  дул  резкий  ветер,  он всего  лишь  посвистывал вокруг  тихо
мурлыкавших ламп, и только бурЯ могла слегка поколебать их пламЯ.
     „ождь,  стекавший по стеклам фонарей, делал улицы темными, и  пешеходы,
склонив головы,  поспешали домой или в пивную. џ  же шагал следом  за  паном
ђамбоусеком с высоко поднЯтой головой, как  будто Я сам был газовым фонарем.
џ шел, предвкушаЯ,  что пан ђамбоусек опЯть наклонитсЯ и с его шлЯпы потечет
и  расплещетсЯ  по земле  ртуть. ‚  один из  таких  вечеров Я попросил  пана
ђамбоусека разрешить мне зажечь хотЯ бы один фонарь. Ћн подал мне бамбуковый
шест, Я подставил лицо дождю, на дне лампы тлел маленький огонек, но  руки у
менЯ  трЯслись  так, что крючок на конце  шеста  дрожал, и Я не мог нащупать
задвижку в фонаре.  “жасно  огорчившись,  Я  вернул  шест  пану  ђамбоусеку,
который  не глЯдЯ поднЯл его, дернул - и продолжал путь к следующему фонарю,
а  у менЯ по лицу струились слезы, смешанные  с дождем, и в этот вечер Я был
несчастлив.  ’ем не менее Я еще больше влюбилсЯ в газовые фонари.  € когда Я
уже лежал в  постели, мне вдруг пришло в голову, что  еще прекраснее было бы
наблюдать, как пан  ђамбоусек ходит  утром по  городку  и  гасит  эти  самые
фонари. Ћднако Я всЯкий раз просыпалсЯ, когда уже рассвело.
     € вот наконец Я поднЯлсЯ еще  затемно, тихонько оделсЯ и вышел в  ночь.
Љогда Я  шагал по мосту, газовые фонари горели на  фоне голубеющего неба, на
котором мерцали дрожащие звезды. ђедкие прохожие шли мимо менЯ кто с работы,
кто  на  работу,  несколько рыбаков с  бамбуковыми удочками, отправлЯЯсь  на
рыбалку,  спустились  к  реке.  €  не  успел  Я  перейти  через  мост,  небо
проЯснилось, и  Я был  рад, что  видел, как прекрасно нежно-голубое  небо на
рассвете,  озарЯемое газовыми фонарЯми  на  опорах  моста  или на  Њостецкой
улице. Љогда Я достиг храмовой  площади, небо проЯснилось  еще больше и дало
светлую трещину на  востоке, и  розовое сиЯние залило  церковь свЯтого €лии,
сложенную  из  красного кирпича; газовые  фонари  теперь  светили только длЯ
самих  себЯ, сине-розовый свет тЯнулсЯ от реки и нисходил с небес на улицы и
площади,  и  газовые фонари  светили  только длЯ  себЯ.  €з ворот  вышел пан
ђамбоусек,  на  ходу  он  соединЯл с  помощью  латунной  насадки  бамбуковые
палочки,  из  которых, когда  он достиг храмовой  площади, получилсЯ длинный
шест. € он шагал от  одного столба к другому, маленький человечек в котелке,
засовывал  крючок в утробу фонарей  и  гасил их один за другим, будто убирал
фитиль керосиновой лампы. ’олько сейчас  Я заметил,  что в  газовых  фонарЯх
весь день горит крохотный огонек, и Я видел, что они  идут  отдохнуть, точно
так же, как люди.
     ‚от  так Я обошел весь городок переулками вокруг крепостных стен; через
открытые  окна  было видно,  что все уже встают, на  улицы  выезжали тележки
молочников, и  пекари  разносили в  корзинах булочки,  а пан ђамбоусек гасил
остатки ночи. ѓазовые фонари стоЯли  по стойке смирно, и у каждой лампы в ее
застекленной утробе таилсЯ зародыш вечера. “ последнего столба пан ђамбоусек
обернулсЯ, Я  же  замер  на почтительном расстоЯнии от него  и  смотрел, как
фонарщик протЯгивает  ко  мне руку  с  зажатым в ней бамбуковым  шестом.  Ћн
кивнул и потрЯс им  в воздухе. џ кивнул в ответ  и весь обратилсЯ в зрение и
слух. Џан  ђамбоусек добродушно покачал головой,  по-прежнему протЯгиваЯ мне
бамбуковый шест. џ двинулсЯ  к  нему, будто  к алтарю, взЯл  шест и устремил
взглЯд  вверх. Ќебо было  синее, желтый  чулочек  газа  в фонаре казалсЯ  не
больше и ничуть не  светлее, чем крылышки бабочки-капустницы. €, видЯ крючок
на конце шеста и  крючок под рожком фонарЯ, Я зацепил  один другим. ‘ам  пан
ђамбоусек стоЯл, совершенно ошеломленный этим зрелищем, Я же потЯнул на себЯ
бамбуковый  шест,  и мне  почудилось,  будто  Я  погасил  небеса.  ‹ицо пана
ђамбоусека было все в  мелких морщинках, которые разбегались от носа к ушам,
и это  лицо мне улыбалось. џ  поцеловал бамбуковый  шест и вернул его. ‚ тот
момент Я понЯл,  что пан  ђамбоусек, который озарЯет  вечер и гасит ночь, не
может заболеть, потому что его  труд -  это  не что иное, как  сиЯние звезды
вечерней и звезды утренней. € Я знал: если однажды утром, когда Я отправлюсь
в школу, или в полдень, когда Я пойду обратно, в нашем городе все  еще будут
светить газовые  фонари,  то это  будет означать, что пан ђамбоусек под утро
умер.
Џђ…ЉђЂ‘Ќ›… ЊѓЌЋ‚…Ќ€џ Џ…—Ђ‹€

     Ћсенью, по субботам и воскресеньЯм,  гремели охотничьи ружьЯ. € когда Я
прибегал из  школы  домой,  то, ослепленный сентЯбрьским  солнцем,  падал  в
темном коридоре, споткнувшись о груду куропаток или зайцев. ќто трактирщики,
которым  отец  составлЯл  налоговые   отчеты,  отдаривались  дичью.  Њатушка
подвешивала  зайцев под  балками  на  чердаке, а  куропаток в кладовой, всех
головами  вниз.  €  только после  того как  из заЯчьих носов начинала капать
кровь, а из куропаток сыпатьсЯ черви,  матушка снимала их и разделывала. ‚се
мы, и особенно наши гости  из  городка,  с  нетерпением ждали пира.  Њатушка
укладывала куропаток в большую посудину и  запекала  их со шпиком  и разными
прЯностЯми. Ќа огромной сковороде помещались восемь куропаток, и вечером всЯ
наша казеннаЯ  квартира вкусно пахла; даже отец ел запеченных  куропаток,  а
это говорило о многом. Ќу, и гости, конечно... хотЯ Я и знал каждого из них,
все-таки  длЯ  менЯ  они были гости. Ћни всегда хвалили у  нас то, что и так
восхвалЯло само себЯ. Ћни пили отличное пиво, которое и не  могло быть иным,
потому как приносилось прЯмо из  подвала, но  главное, что ели и пили они на
дармовщинку.  џ  сидел и медленно  жевал,  а когда кто-нибудь из гостей брал
очередную куропатку, Я  смотрел на  нее,  и гость  всЯкий раз  смеЯлсЯ,  тем
громче, чем больше Я был опечален. Ќо  матушка спасала  положение... с каким
же  удовольствием она ела! ђазрезав куропатку и положив в  рот первый кусок,
она  внезапно вскакивала,  и  принималась кричать,  и  выбегала  во  двор, и
носилась там, и вопила,  задрав  голову к небу, так что  гости пугались, что
она проглотила  косточку,  но  когда наставала  очередь третьей  куропатки и
гости понимали, что это матушкина обеднЯ за хорошую  куропатку, они начинали
смеЯтьсЯ, они подходили к окну с запеченными птицами в руках, и кусали их, и
радовались точно так же,  как матушка, котораЯ тем  временем,  вернувшись  к
столу,  вгрызалась  в  мЯсо, макаЯ  кусочки  куропатки  в  соус  и по-детски
облизываЯ их. ‚се это  она проделывала потому, что любила поесть, но главное
потому,  что  обожала  устраивать   представлениЯ,   причем  не   только  на
любительской  сцене нашего городка, но и просто так, в повседневной жизни...
она не могла обойтись  без представлений! € отец хорошо это знал и внутренне
вечно терзалсЯ,  но, как  и Я,  молчал, ведь  все  равно  ничего нельзЯ было
поделать,  потому  что  такой уж наша матушка  уродилась, а кроме того, будь
матушка иной, у  нас  царила  бы вечнаЯ  скука, потому что папаша  без конца
читал роман "“ съестной  лавки", и никому не удавалось переубедить его,  что
тот несчастный лабазник -- вовсе не  он. ѓлотнув пива,  матушка, с кружкой в
руке, отводила вторую руку назад, словно удерживаЯ равновесие -- точь-в-точь
как на рекламной картинке хорошего пива... однако этого ей  было мало. ‚ыпив
половину  поллитровой  кружки, она  вдруг вскакивала,  отставлЯла  кружку, и
опЯть выбегала во  двор, и кричала, обращаЯсь к небу, что  ей очень нравитсЯ
пиво,  а  потом она возвращалась домой, подсаживалась  к столу и колотила по
нему  кулаками до тех  пор, пока не опорожнЯла кружку. Ђ иной раз, когда  на
улице шел дождь, а матушке приходились по вкусу и еда и питье,  она опЯть же
вскакивала  и давала  нам с отцом такого  тумака  в  спину, как  если бы  мы
поперхнулись костью... она, бывало,  и гостей била,  и все смеЯлись, так что
пиво или еда попадали им не в то  горло и матушке приходилось колошматить их
по спине, чтобы кусок выскочил наконец из давЯщегосЯ рта.  Ќынче же вечером,
когда матушка положила себе  третью  куропатку и как раз собиралась выбежать
за дверь, она внезапно застыла на пороге, прижав руку к жирным губам.
     -- ‚инцек, откуда ты взЯлсЯ? Џроходи!
     ‚от  что она  воскликнула, и отец, услышав эти слова, перестал жевать и
побледнел. ‚первые за месЯц он  позволил себе кусочек мЯса,  но услышав, что
за дверью его шурин ‚инцек, положил вилку и нож на тарелку -- крест-накрест,
в  знак  того, что  есть  он  больше  не  будет,  что  ему  невмоготу. ѓости
сгрудились возле окна -- и  Я увидел такое! Џод окном стоЯли в сумерках  два
белых оседланных конЯ,  на  одном  сидел  ‚инцек  в  желтых сапогах, бежевых
штанах, красном  камзоле и черной бархатной шапочке с  длинным козырьком; он
смеЯлсЯ, скалЯ зубы, и салютовал зрителЯм в окне. Џотом  он наклонилсЯ, едва
не свалившись с  конЯ, и матушка поднЯла руку, а он галантно ее поцеловал. €
тут же по-графски  повел рукой,  указываЯ на наездницу в  платье,  достойном
графини, и в бархатной шлЯпке волнами и с наискосок лежащим павлиньим пером.
     --  ЊоЯ  невеста! --  произнес  ‚инцек, спрыгиваЯ с конЯ,  так  что его
сапоги собрались гармошкой. ѓости у окна были потрЯсены.
     -- Ќе сам ли это граф ’урн ’аксис эль ’орре э ’ассо? -- пробормотал пан
аптекарь.
     Ђ  матушка  уже вела ‚инцека за руку  и  представлЯла  его  с  невестой
гостЯм. € ‚инцек, стЯнув белые перчатки, хлопал моего бедного отца по спине:
     --  Ќу что,  зЯтек?  “дивил  Я  вас?  ’ысЯчи  получу, тысЯчи,  вот они,
контракты! ‚ена и Ѓудапешт!
     Њатушка сиЯла от счастьЯ, она быстро поставила чистые тарелки, принесла
последнюю большую сковородку с  восемью куропатками. ‚инцек сначала галантно
положил одну птицу на тарелку невесты, а потом вдел в глаз монокль, раскинул
руки и запел:
     -- џ пойду к "Њаксиму", где кипит веселье!..
     €  он  поднЯлсЯ, и пел, и  его красивый тенор  разливалсЯ  над ароматом
запеченных куропаток, гости  перестали жевать  и, закатив глаза, следили  за
мелодией, кивали и чуть ли не ронЯли  слезы. Њатушка от счастьЯ всхлипывала.
Ќа улице ржали белые кони, они паслись в саду, и слышно было, как они весело
обгладывают ветки. Ћтец сидел, раздвинув колени и наклонив голову, как будто
у него пошла носом кровь. ‚инцек умолк; гости так растрогались, что руки  им
не повиновались, все аплодировали, но ладони промахивались, не касались одна
другой,  и  люди кивали -- с умилением и благодарностью.  Ђ ‚инцек уже начал
есть и  пить пиво,  он  ел с  большим  аппетитом,  как  артист. Ќевеста  его
принЯлась  за  вторую  куропатку.  ‚инцек  вытер  губы  салфеткой,  поправил
монокль, глЯнул вниз, на свою невесту, и громко запел тенором:
     -- Џойдем в беседку мы с тобой...
     Ђ невеста  -- шлЯпка у самой тарелки -- грызла  куропатку,  держа ее за
ножку, и кивала песне.
     Ћтец,  воспользовавшись минутой, скользнул в щель между шкафом и стеной
и оттуда -- руками и лицом -- показывал, что все это плохо кончитсЯ, что это
сплошное надувательство, и водил рукой возле шеи,  желаЯ  сказать, что лучше
бы ему повеситьсЯ. Ќевеста встала, причем в пальцах у нее была зажата птичьЯ
ножка,  и с  полным ртом  запела, она  льнула  к ‚инцеку, поднимала на  него
влюбленные глаза,  а Я  внимательно  смотрел на своих поющих родственников и
думал, что  их пение стоит куда больше, чем все то, что съели и выпили  наши
гости. џ  был  растроган  почти  так же,  как  матушка,  котораЯ  улыбалась,
устремив  остановившийсЯ взглЯд не в угол комнаты, а куда-то дальше, куда-то
туда, где  находЯтсЯ  ‚ена  и  Ѓудапешт и  где ‚инцек  с  невестой  получили
ангажемент. Ђ  во дворе, на лужайке под деревьЯми, светились  в темноте  два
белых конЯ, они дергали за ветки и хрустели ими  вместе  с листочками. Џотом
матушка опомнилась, предложила ‚инцеку и его невесте еще куропаток, и  оба с
радостью положили  их  на тарелки,  а  ‚инцек  добавил еще и  три  половника
красной капусты.  € оба  принЯлись есть --  прЯмо как их  кони в саду... они
разрывали  куропаток руками, и сосали, и грызли, и заглатывали мЯсо и полные
ложки  красной капусты, так что у остальных  гостей пропал аппетит.  џ сидел
верхом  на стуле, положив голову на руки, скрещенные на спинке, и смотрел на
матушку.  Ћна  была  сейчас совсем  другаЯ,  не  такаЯ, к  какой  Я  привык.
Ћтчего-то этот ‚инцек значил  длЯ нее больше, чем Я и отец,  и даже  больше,
чем она  сама.  Ћна  как-то  затосковала, ее веселье улетучилось,  бегать по
двору  и кричать в  небо,  какое  вкусное пиво и какие вкусные куропатки, ей
больше не  хотелось... и  дело тут было  в пении,  а  главное, в колдовстве,
которое рвалось из ‚инцека,  когда  он  пел и манил слушателей  за  собой, в
самое  сердце песни,  где  жила  любовь.  Ђ на тарелках перед ‚инцеком и его
невестой остались  только  косточки,  и  ‚инцек склонилсЯ над  сковородой  и
вилкой выловил оттуда птичью голову...
     -- Ћго, это же самое вкусное!
     €  он начал аккуратно есть эту  запеченную головку  вместе  с  глазами,
бережно выкусываЯ мЯсо из шейки.
     -- ‡Ятек, -- крикнул он отцу, -- Я получу тысЯчи, десЯтки тысЯч за этот
ангажемент. ‚ена и Ѓудапешт!
     € он вытер рот, поправил  монокль, жестом попросил вниманиЯ и  раскинул
руки;  слегка подавшись  вперед, он запел, поводЯ плечами,  чтобы легче было
извлекать из себЯ слова сладкой песни:
     -- ‚ целом свете лишь Я так любил тебЯ...
     Ћн  пел, обнажаЯ два рЯда  жемчужных  зубов.  Ћтец забилсЯ в щель между
стеной и шкафом и  оттуда показывал  мне, что зубы у  ‚инцека фальшивые, что
все это плохо кончитсЯ и что лучше бы ему, отцу, повеситьсЯ...
     Ќо  ‚инцек все  простирал руки к  головке своей невесты, котораЯ стоЯла
перед ним, он пел с таким видом, будто ранен любовью к ней.
     -- ќти очи и губы, они так и манЯт, прикоснись же к ним, они твои...
     Ћн пел,  обводЯ  пальцами ее  глаза  и губы, руки  у него  дрожали, и в
глубоком сумраке наши  гости двигали челюстЯми,  у  них  захватило  дух, пан
аптекарь разрыдалсЯ, он встал и  подошел к высокому шкафу, а там поднЯл руку
и уткнулсЯ  лицом в рукав, спрЯтав глаза, -- настолько растрогало его пение,
напомнившее ему о чем-то приЯтном, что произошло с ним в юности.  Ќо это еще
было не все. ’ут то же самое, что пел ей ‚инцек, запела его невеста:
     -- ‚ целом свете лишь Я так любила тебЯ...
     € Я увидел,  что она и впрЯмь невеста ‚инцеку, потому что  она смотрела
на него  с  такой страстью,  с  какой и должна  смотреть  невеста на  своего
нареченного,  с какой муж  должен смотреть на жену, моЯ матушка  на отца,  и
теперь Я знал, что  отец  ошибаетсЯ, что ‚инцек и эта  прекраснаЯ  девушка и
вправду обручены, что за такое пение им  заплатЯт тысЯчи, десЯтки тысЯч, что
один из членов нашего семейства достигнет очень многого, большего, чем мы...
Ѓудапешт, ‚ена...
     Ђ  ‚инцек, как будто вдохновленный этими  моими  восторженными мыслЯми,
присоединил свой голос к голосу своей невесты,  и их голоса слились воедино,
щека к щеке, касаЯсь друг друга головами, они пели кому-то, кто был вдалеке,
пели...
     -- ‚ целом свете лишь Я так любил тебЯ...
     €  Я увидел, что отца это тронуло,  что теперь он  смотрит  на  ‚инцека
совершенно  очарованный, смотрит,  как -- щека к щеке,  голова  к голове  --
жених и невеста поют песню о заветной любви,  Я видел,  как  отец  встал  и,
сильно  растроганный, выглЯнул в  окно,  где в темноте вечера два белых конЯ
ржали,  и рвали ветви, и хрустели ими вместе  с  листьЯми; у  матери по лицу
текли слезы, и она с упреком взирала на отцовскую спину, вырисовывавшуюсЯ на
фоне  неба, как  будто это отец был  виноват в  том,  что матушка не попала,
подобно ‚инцеку, в оперетту и не Явилась с визитом, подобно английской леди,
на белом коне, имеЯ в кармане билет в венскую оперетту и в Ѓудапешт.
     Ђ во  двор пивоварни  въехали две  фары, и из машины прЯмо перед нашими
окнами вышла фигура, она сразу  направилась к белым  конЯм, потрепала  их по
шеЯм, и  кони  тихонечко заржали.  Ќочной сторож освещал фонариком лестницу,
ведшую  к нашей  двери;  в коридоре  послышались  шаги,  а  потом  открылась
кухоннаЯ дверь.
     -- …сть тут кто? -- раздалсЯ низкий злой голос.
     Њатушка зажгла  свет и в  комнатах,  и  в кухне,  куда прЯмо  в грЯзных
сапогах  длЯ верховой  езды  ступил сердитый человек;  он вытер усы, а потом
заметил ‚инцека и обрадовалсЯ:
     -- Ќаконец-то попались!
     ‚инцек встал, монокль выпал из его глаза и звЯкнул о тарелку.
     -- џ все  объЯсню! --  вскричал он и вскинул открытую ладонь, защищаЯсь
от незваного гостЯ.
     -- Љ  черту ваши объЯснениЯ!  Љоней вы нанЯли вчера, на одно утро. € не
заплатили.  Љостюмы тоже  из проката.  ‚ечером они нужны в  театре,  так что
раздевайтесь!
     -- џ все объЯсню! -- причитал ‚инцек.
     € он  снЯл красный камзол наездника и положил на него бархатную шапочку
с козырьком.
     -- € брюки скидывайте, не то отведаете хлыста! -- кричал хозЯин проката
и постукивал  хлыстиком по голенищам. €  ‚инцек уже стЯгивал сапоги,  а  его
невеста совершенно спокойно снимала платье, как будто она отыграла спектакль
и теперь переодеваетсЯ в своей уборной.
     -- Ђ коней доставите в Џодебрады, туда,  где вы  их нанЯли! -- громыхал
хозЯин  проката. Џотом  он собрал  одежду,  перекинул  ее  через руку и взЯл
сапоги. Њатушка  принесла простыню, и ‚инцек с невестой  уселись на кушетку,
прикрывшись снизу скатертью и набросив на плечи простыню.
     -- џ все объЯсню! џ буду жаловатьсЯ! -- стенал ‚инцек.
     -- ќто Я буду жаловатьсЯ, а если не заплатите, так и в тюрьму упеку! --
сказал  хозЯин проката и вышел, во дворе он бросил костюмы на заднее сиденье
и  укатил.  Ќочной  сторож несколькими  сильными  ударами затворил  железные
ворота. ‚се наши гости притихли, уставившись в свои пустые тарелки,  матушка
же покраснела до корней волос. € только отец потирал  руки  и  улыбалсЯ,  он
взЯл запеченную  куропатку и с удовольствием принЯлсЯ за нее,  он ел, словно
матушка,  с таким  же аппетитом. Љогда  он доел,  гости засобирались,  сразу
стало вдруг очень поздно, они начали отчего-то пугатьсЯ своих часов... гости
смотрели на карманные хронометры, щелкали крышечками и торопливо  прощались.
Џапа положил себе еще одну куропатку.
     -- Ђ красной капусты больше нет? -- спросил он у матушки.
     ‚  тот вечер мы рано легли спать.  ‚инцек  с невестой  заснули  прЯмо в
простыне, точно младенцы. Џапа напевал, матушка лежала на кушетке и  глЯдела
в темноту, глаза у нее были открыты, она, не мигаЯ, глЯдела вдаль.
     -- ’ысЯчи, десЯтки тысЯч, ангажемент,  ‚ена, Ѓудапешт... -- бормотал во
сне ‚инцек.
     Ќа  другое  утро,  когда  Я  проснулсЯ,  ‚инцек  уже  ходил  по  кухне,
облачившись  в  выходные  отцовские пиджак и  брюки...  а  еще  на нем  были
отцовские  башмаки  и  самые лучшие  галстук  и  рубашка.  Њатушка  как  раз
примерЯла  на  невесту ‚инцека костюм,  свой новый  костюм, который она сама
надевала всего дважды... а потом еще подбирала  подходЯщие по цвету сумочку,
туфли и  блузку.  €  ‚инцек  попрощалсЯ  с  нами  так, как будто  ничего  не
случилось, Я видел,  что отец дал  ему  денег  на дорогу, ‚инцек  сунул их в
карман, а во дворе обернулсЯ, помахал рукой открытому окну и воскликнул:
     -- џ получу тысЯчи, десЯтки тысЯч!
     €,  принарЯженный,  в отцовском костюме,  он  подхватил  под руку  свою
невесту  в  матушкиной  одежде  и  зашагал  к  вокзалу --  веселый,  готовый
отправитьсЯ   в  путешествие,  которое   никогда  не  состоитсЯ:  в  ‚ену  и
Ѓудапешт...
     Џотом отец говорил что-то успокаивающее белым конЯм в саду.  ‚о времена
Ђвстро-‚енгрии отец служил  в уланах, так что он вскочил  в седло и, ведЯ  в
поводу второго  конЯ,  скрылсЯ  за  воротами пивоварни. ‚доль реки, вверх по
течению, он поехал в Џодебрады, чтобы вернуть коней, рассчитатьсЯ за их наем
и уплатить штраф. Љогда же Я пришел в школу, то пан старший учитель был весь
в черном и с  заплаканными  глазами. Ћн сообщил нам, что ночью в  Џраге умер
наш городской голова.  …ще когда мы шли в школу, заметно было, что в городке
что-то стрЯслось.  ‹юди  ходили медленно, склонив головы  набок, --  в  знак
того,  что им уже известно об  этой  смерти.  ‘тарший  учитель  сказал,  что
сегоднЯ  день траура  и что  занЯтиЯ отменЯютсЯ, дабы  каждый мог  предатьсЯ
прекрасной  печали.  Ќа площади  пан  ђамбоусек с помощью  бамбукового шеста
зажигал газовые фонари, светило осеннее солнце, и оно было Ярче всех фонарей
нашего  городка  вместе  взЯтых.  Ђ  следом  за  ђамбоусеком  шли  городские
чиновники  с  большим Ящиком и на  каждый  горЯщий фонарь натЯгивали  черную
ткань, траурный  флер. џ тоже не отставал от ђамбоусека и все утро наблюдал,
как загораютсЯ  траурные чулочки газовых  фонарей.  Љогда  же Я вернулсЯ  на
площадь, то там, возле чумного столба, служащие как раз  прикреплЯли к гробу
широкие  ленты. ‚ладелец  похоронного бюро  надел  черные  перчатки, повсюду
освещали солнечный  день зажженные газовые  фонари.  ‘тарший  учитель принес
большую  фотографию господина  городского  головы и приставил ее  к  изножью
гроба. Ќо фотографиЯ упала, и всЯкий  раз, когда налетал ветерок, она падала
в пыль. ‚ладелец похоронного бюро упорно поднимал ее и протирал полой своего
длинного  черного пальто. ‚  конце  концов  он рассердилсЯ,  взЯл гвоздик  и
молоток и  прибил фотографию господина городского головы  к гробу. Ђ потом к
возвышению  начали по  очереди  подходить  горожане,  они  возлагали  цветы,
которые собрали в  своих садиках, складывали руки на  ширинке  и так стоЯли,
предаваЯсь прекрасной печали, как сказал старший учитель.  Ќесколько минут Я
тоже ей предавалсЯ, глЯдЯ на фотографию  господина городского головы: он был
совершенно  седой  и напоминал ночного  сторожа пана  ‚анЯтко. Ќо  печали  Я
предавалсЯ  только потому, что мне хотелось испытать, что чувствует человек,
когда смотрит на пустой  гроб и кланЯетсЯ,  отдаваЯ дань уважениЯ  мертвецу,
который лежит  в  Џраге.  џ  думал, что это занЯтие только  длЯ  детей,  длЯ
школьников. €  мне  было  удивительно, что взрослые  люди взаправду приносЯт
сюда  цветы и взаправду стоЯт перед гробом с  такими лицами, как если бы там
взаправду лежал наш мертвый городской голова. Ђ потом Я бродил по площади, и
люди вставали в очередь друг за другом, образуЯ вначале малую, а потом уже и
большую похоронную процессию. ‡агорались газовые фонари, и их огни при свете
солнечного  днЯ были едва заметны, они рвались  вверх, подобные облаткам или
желтым бабочкам. ”онарные столбы и  сами фонари были  из черного  металла, и
все окошки газовых фонарей имели черную окантовку, как если бы их перевЯзали
черными бинтами.  Љогда  Я  увидел, как из  главных  улиц вышли  пожарники в
форме,  а  из переулков  показались  одетые  в  парадную  форму  "соколы"  и
легионеры, и как все они  спешили добратьсЯ до  площади, чтобы там замедлить
шаг  и  неторопливо,  словно  несЯ  на   плечах  тЯжелый  гроб  с  настоЯщим
покойником,  подойти  к пустому  гробу и предатьсЯ прекрасной  печали  подле
фотографии  городского головы, мне захотелось домой. џ сидел на солнышке  на
пороге и смотрел,  как солодильщики на заднем дворе сбивают длинными палками
орехи, когда подошел отец --  пеший, без коней. Ћн ковылЯл на  полусогнутых,
держась одной рукой за  бок и  сам себЯ  подпираЯ; брел же  он  прЯмиком  за
угольный сарай.
     -- ‚оды! ‚едро воды! € умывальный таз! -- крикнул он.
     џ побежал на кухню, набрал ведро воды и взЯл таз. Љогда Я притащил воду
и таз  за сарай, у отца уже  были спущены штаны,  и он  рукой показывал мне,
чтобы Я побыстрее нес воду, чтобы Я не мешкал. € он  вылил ее в таз, да так,
что  она  выплеснулась  через  край,  отбросил  ведро,  задрал  рубашку  и с
наслаждением уселсЯ.  Џотом отец закрыл  глаза, а,  открыв их,  почувствовал
себЯ на седьмом небе от счастьЯ, что сидит в воде.
     -- Ќу и свиньЯ же этот ‚инцек! -- сказал он.
ђЋ‡Ћ‚›‰ Љ‹…‚…ђ

     ѓосподин настоЯтель  ‘пурный, излагаЯ библейскую историю, умел говорить
таким тихим и нежным голосом, что мы всЯкий раз  думали, будто душой он не в
классе и вообще не в нашем городке, а где-то в другом  месте, где-то в земле
•анаанской,  плавает  по  ѓеннисаретскому  озеру или  пребывает в ’арсе.  €з
всего, что  происходило в те времена, самое  чудесное приключилось со свЯтым
Џавлом. Њое воображение поражала  мысль о том, что вот Я, к примеру, еду  на
велосипеде,  а  тут  с  небес  ударЯет молниЯ,  Я  падаю  на землю  и  вдруг
становлюсь совершенно другим человеком.
     ‚озможно, господин настоЯтель любил рассказывать о свЯтом Џавле потому,
что  сам  он в  один  прекрасный  день  вез  в  своей  машине  баронессу  из
Љипарисовой усадьбы  и,  проезжаЯ по главной улице  и  переключаЯ  скорость,
вместо  рычага  переключениЯ скоростей  схватилсЯ  за  коленку  баронессы  и
врезалсЯ  в  витрину  пана  Њилана  ѓендриха,  который  торговал "волшебными
сорочками", но, если не считать разбитого лобового стекла, ни с настоЯтелем,
ни с баронессой среди  этих сорочек  в  витрине ничего  не  стрЯслось.  €  Я
уверовал, что  он  спассЯ чудом, потому  что сорочки, которые продавал Њилан
ѓендрих,  приносили  счастье. –елыми неделЯми в его витрине и в  "Ћльшанской
газете" всеми  красками  сверкала  реклама... ‚о  времЯ  драки  в „рагелицах
торговца-цыгана пырнули  ножом  в сердце, но так как на ‹айоше ђужичке  была
сорочка от Њилана  ѓендриха,  улица Џалацкого,  с  ним  ничего не случилось.
Љаждую  неделю  Я раскрывал  "Ћльшанскую  газету"  и читал там про очередное
чудо. Џод рухнувшими строительными лесами нашли разнорабочего ‰озефа Ѓандру,
но  так как на нем была  сорочка  от Њилана ѓендриха, улица Џалацкого, с ним
ничего не  случилось.  € этак вот  каждую  неделю новое  чудо: с  человеком,
которого переехал поезд  или которого  подстрелили  при охоте  на куропаток,
благодарЯ  сорочке от Њилана ѓендриха, улица Џалацкого, ничего не случилось.
‚от и господин настоЯтель во времЯ той аварии, когда он схватилсЯ за коленку
баронессы, наверное,  был в сорочке от Њилана ѓендриха,  улица  Џалацкого, к
которому он и въехал на машине в витрину, и с ним ничего не случилось.
     € вот дважды в неделю, когда  у нас бывали уроки катехизиса, Я  надевал
сорочку  от  Њилана ѓендриха, да  и остальные мальчики тоже, потому что весь
наш городок не покупал сорочек ни  в  каком другом месте, а  только на улице
Џалацкого. ѓосподин настоЯтель прохаживалсЯ между партами и, ступаЯ тихо, со
взором,  обращенным в прошлое, негромко рассказывал: "€ €исус,  сев в лодку,
отправилсЯ в  Љапернаум"... а ‡авазал вырезал  ножиком  на  скамейке большое
сердце, остальные же  ученики внимали  тихому  голосу,  который  будто  тоже
переправлЯлсЯ с  €исусом в  Љапернаум, и  вдруг ‡авазал стукнулсЯ  головой о
парту,  из  носа  у него потекла  кровь,  и он закричал; все  испугались, но
настоЯтель ступал себе неслышно дальше, и ‡авазал  утирал  кровь, в то времЯ
как  €исус говорил  своим ученикам: "—его боитесь, маловеры?" €  тихий голос
настоЯтелЯ разносилсЯ по классу, Я играл дробинками из металлического  шара,
при  помощи которого  поднималась  и  опускалась большаЯ керосиноваЯ  лампа,
настоЯтель глЯдел  в окно - и вдруг  хвать менЯ за  руку  и,  набрав  полную
горсть  дробинок, продолжал свой  путь, никто ничего  не заметил, а господин
настоЯтель все плыл и плыл по  ѓеннисаретскому  озеру в Љапернаум.  Љогда же
настала глубокаЯ тишина и голос настоЯтелЯ воспарил над водами, у менЯ вдруг
страшно  заболела наголо остриженнаЯ  голова,  словно  град обрушилсЯ на нее
сверху,  Я закричал, схватившись  за  голову,  точно  исклеванную пригоршней
дробинок,   которые   кто-то   низверг  мне  на  макушку...   все  испуганно
оборачивались на мой крик, а  господин настоЯтель шагал себе дальше,  рука у
него  была  пустаЯ,  по  полу  же  раскатились дробинки, а голос  настоЯтелЯ
переправлЯлсЯ с  учениками •риста по  ѓеннисаретскому озеру в Љапернаум. ‚от
так  во времЯ  уроков  катехизиса,  на  каждом  самое  меньшее  четыре раза,
раздавалсЯ вопль кого-то  из нас, кому господин настоЯтель влеплЯл увесистую
затрещину,  котораЯ  повергала  баловника на  лавку, но настоЯтель продолжал
прохаживатьсЯ, и ни  с кем из учеников  не  случалось ничего плохого, потому
что все мы носили сорочки от Њилана ѓендриха, улица Џалацкого 156.
     ѓосподин настоЯтель вообще часто  пребывал  в  мечтательном настроении.
Ќапример,  летом  он переселЯлсЯ  из  домика при церкви  в комнату на  самом
верхнем этаже угловой башни. ’уда ему приходилось  взбиратьсЯ по лестнице, и
за дверЯми, ведшими  в его обиталище, было большое помещение с  почерневшими
балками и тремЯ маленькими окошками, которые пропускали  днем столько света,
что в полумраке даже становилось больно глазам. ‡десь у господина настоЯтелЯ
была летнЯЯ квартира с  кроватью, столом и стульЯми и скамьЯми под  окном. €
раз в год он приглашал сюда  своих учеников, чтобы они отдраили ему лестницу
и вымыли пол. € всЯкий раз он оставлЯл нас одних, знаЯ, что все мы помним по
школе: если  мы будем делать нечто неподобающее, то сверху  на нас обрушитсЯ
страшнаЯ  затрещина, такой удар,  который швырнет любого  из нас на  пол или
сбросит со ступеней, однако же ничего плохого ни с  кем не случалось, потому
что каждый ученик был облачен  в сорочку из магазина Њилана  ѓендриха, улица
Џалацкого 156. € вот мы  таскали ведра с водой,  терли,  ползаЯ на коленках,
пол  - и смотрели в окна, потому что оттуда  открывалсЯ изумительный вид  на
реку,  на  шпиль  крытой  толем  крыши  приходской  церкви  и на  отливающий
краснотой храм  свЯтого €лии. ‚ысокие старые деревьЯ возносили свои кроны  к
самым  окнам настоЯтелЯ. Њы видели их верхушки,  колеблющиесЯ на  веЯвшем  с
реки ветру. Ќо самый  замечательный вид открывалсЯ из среднего окна - поверх
деревьев на текущую внизу реку. ‚низу же, вдоль пристани, тЯнулись тропинки,
а прЯмо под башней простиралсЯ огромный сад настоЯтелЯ,  обнесенный забором,
и там в  кустах стоЯли скамейки.  €  Я,  как и  остальные ребЯта,  знал, что
господин настоЯтель сидит  в гостинице "Ќа  ЉнЯжеской", потЯгиваЯ вермут, но
его невидимаЯ  карающаЯ  десница неизменно возноситсЯ  над  нами, так что мы
драили лестницу  и пол  и переговаривались между собой шепотом. Љогда  же мы
были  совершенно уверены,  что  господин  настоЯтель  сидит  "Ќа ЉнЯжеской",
потЯгиваЯ вермут, и  смотрели через окно вниз, на сад со скамейками в кустах
вдоль забора, он внезапно ЯвлЯлсЯ перед  нами, толстый и могучий; стоЯ среди
нас,  он  велел  перенести его кресло к окну, затем садилсЯ и смотрел  через
окно  на  реку,  верхушки  деревьев покачивались  в лучах солнца, а господин
настоЯтель  говорил:  "‹адно, ребЯта, хватит,  ведра оставите  возле  дома".
‘казав это, он тут же  о нас  забывал и принималсЯ смотреть на струЯщую свои
воды реку с деревьЯми на другом берегу -  и выглЯдел красивым. Њы сбегали по
ступенЯм с  четвертого этажа и во дворе все еще  поеживались, потому что нам
казалось, будто вот-вот кто-нибудь из нас закричит, или схватитсЯ за голову,
или у кого-нибудь потечет из  носа кровь  от сильного удара десницы, котораЯ
обрушитсЯ сверху и повалит нас наземь.
     Љогда весна приближалась к концу, когда было уже почти лето,  однажды в
субботние сумерки Я перешел освещенный мост, а  потом  свернул к  мельнице и
зашагал  мимо старого  "ђыбного  подворьЯ" вдоль  ограды церковного сада.  ‚
полумраке летнего вечера  люди  прогуливались  по  плотине  или отдыхали  на
лавочках в кустах. € Я остановилсЯ и  посмотрел наверх, на три окна в башне,
сквозь стены Я видел, как господин настоЯтель сидит там и потЯгивает вермут,
глЯдЯ  на отражающуюсЯ в реке  луну, и он тих и нежен, хотЯ  у него  столько
силы, что  он  может  поднЯть  зубами  двух кухарок, свЯзанных  скатертью. џ
видел, как он  сидит  там в одиночестве, беседуЯ только  со свЯтым Џавлом, и
глЯдит с обеда до сумерек, как склонЯетсЯ к горизонту солнце и выходит луна.
Ђ  Я стоЯл внизу, у забора его  сада,  потому что понЯл, что  уже пришел пан
—опрыш, машинист, Я узнал его по блеснувшей лысине. €, как и каждую субботу,
когда был такой вот прекрасный вечер, он перетащил скамейку в самые заросли,
а  потом уселсЯ на нее, разведЯ колени,  извлек  крохотную губную  гармошку,
инструментик  ничуть не больше детского  складного ножика, и начал играть на
ней   так   трогательно   и   проникновенно,  что   все   останавливались  и
заслушивались, как если  бы в кустарнике пел июльский соловей. ‚ воде затона
отражалась  луна, река серебрилась волнами,  точно жалюзи на  магазине  пана
Њилана  ѓендриха,  а пан —опрыш  играл  на  губной гармошке, и  Я видел, как
господин  настоЯтель  сидит  наверху  у раскрытого окна  и  - через  вершины
деревьев - внемлет музыке, видел,  как  в окне забелел фартучек его кухарки,
высунувшейсЯ из башни, чтобы лучше слышать укрывшуюсЯ в кустах гармошку... а
из  гармоники  лилась  грустнаЯ  песнЯ,  вдыхаемаЯ  и  выдыхаемаЯ  крохотным
инструментиком размером не больше детского складного ножика.
     Љогда пан —опрыш доиграл, было слышно,  как на скамейке в кустах  возле
ограды церковного сада он переводит дух, чтобы, собравшись с силами, сыграть
"ћмореску". ќто был его коронный номер  - "ћмореска", исполнЯемаЯ на  губной
гармошке, причем с таким чувством, что люди переставали прохаживатьсЯ, чтобы
шуршанием песка на дорожке, шедшей вдоль пристани, не испортить песню. Љогда
же  пан —опрыш, машинист,  закончил  "ћмореску",  воцарилась  тишина.  ’акаЯ
глубокаЯ, что  сквозь нее отчетливо доносились плеск  волн в реке  и  шелест
камышей.  Ђ из кустов вылез пан —опрыш, весь в поту, лицо его в лунном свете
казалось подернутым ртутью, у него  были кривые ноги, брюшко  и носик как  у
грудных  младенцев  в  колЯске, и он,  задыхаЯсь,  набирал в  легкие воздух,
потому что на маленькой губной гармошке он играл всем своим могучим телом. џ
же поглЯдел  вверх, там, в окне башни, по-прежнему  белел фартук кухарки,  а
господин настоЯтель сидел в кресле и смотрел на текущую в лунном свете реку.
     Љак-то  раз,  когда  Я  еще  был  церковным  служкой,  мы с  господином
настоЯтелем шли  в деревню соборовать умирающую крестьЯнку,  Я среди  белого
днЯ нес зажженный фонарь,  а когда мы  выбрались из  леса в  поле, там жнецы
жали  рожь, и настоЯтель говорит:  "„айте и  мне  попробовать..."  Ћдин жнец
вытер  косу и подал ее господину настоЯтелю, прочие же жнецы усмехались,  но
когда настоЯтель взЯл  косу и расставил ноги, то с каждым его мощным взмахом
их улыбки все заметнее и заметнее тускнели. € вот господин настоЯтель косил,
и рожь после очередного удара косы ложилась точно как надо, будто настоЯтель
сам был  из жнецов.  ЏройдЯ полосу, он обернулсЯ, взглЯнул  на  плоды своего
труда  и,  утерев  лоб,  вернул  косу, а  затем Я понес  дальше  через  полЯ
зажженный фонарь, а настоЯтель нес на блюде облатку, чтобы дать ее в деревне
умирающей крестьЯнке...
     …ще  Я  видел, как во времЯ уборки  ржаных снопов в полЯх за пивоварней
господин настоЯтель, снЯв свое люстриновое пальто, брал  в руки вилы и кидал
на  воз  сразу  по  две копны,  да  так  быстро,  что у него их не  успевали
принимать.   Ѓольше  всего  он  любил  грузить   снопы   на  поле   барышень
афаржиковых,  там за хозЯина  была  старшаЯ сестра, котораЯ  выглЯдела  как
переодетый мужчина, она носила сапоги и курила,  а с лошадьми  обходилась не
хуже   заправского  кучера.  …й  помогала  младшаЯ  -  красавица  под  стать
настоЯтелевой  кухарке,  но  и у нее  спорилась  любаЯ работа  в поле  и  на
конюшне. ’ак  вот,  господин настоЯтель убирал  у них всю рожь, все хлеба, а
потом,  насквозь  мокрый  от  пота,  зажав   свернутое  пальто  под  мышкой,
возвращалсЯ берегом реки назад в городок. ’олько один раз, когда он принимал
снопы  и  укладывал их на самом  верху  высоко нагруженного воза, потому что
никто  не  умел  класть  снопы  вдоль  и  поперек  так  ровно, как  господин
настоЯтель, он  свалилсЯ с воза, но с ним - не  иначе как чудом -  ничего не
случилось, ведь на нем была сорочка от Њилана ѓендриха, улица Џалацкого 156.
     Ђ сегоднЯ  Я шел  домой из школы... Ћбычно Я любил забратьсЯ на парапет
каменного моста и по нему, словно  канатоходец пан ’ршиска, перебегал  на ту
сторону реки, в ‡алабье,  а там  спрыгивал и шагал дальше.  Ћднако сегоднЯ Я
возвращалсЯ  кружным  путем,  через  железнодорожный мост,  и в  начале  его
заметил металлические ограждениЯ, поднимавшиесЯ наверх, к самой  конструкции
моста.  џ  залез  на  ограждениЯ,  передо  мной  тЯнулсЯ  на  другую сторону
металлический настил, усеЯнный  многочисленными  заклепками; если бы проехал
поезд, Я смог бы коснутьсЯ рукой паровозной трубы, подо мной перекрещивались
железные  балки, и весь мост,  державшийсЯ на трех опорах, сверкал рельсами,
что  где-то вдалеке  сворачивали  к пивоварне,  сиЯвшей  бежевыми стенами  в
глубине фруктового сада. џ двинулсЯ вперед, слегка раскинув руки,  а посреди
моста  остановилсЯ и  принЯлсЯ  смотреть  вниз.  ‡а  мостовой  опорой  река,
покрытаЯ  рЯбью, образовывала  водовороты.  џ сел  и  начал  болтать ногами,
воображаЯ, будто бы по щиколотку окунул их в воду; Я смотрел вниз по течению
реки, туда, где за лугами  вздымались над вербами  высоченные тополЯ,  и еще
дальше, на Љомаренский остров, Я перевел взглЯд с полотна железной дороги на
полЯ: там стоЯл воз, кони,  нагнув шеи к  куче розового  клевера, лакомились
им, и Я видел,  что  мужчина в белой  рубашке косит клевер, что другой косой
орудует  женщина и что втораЯ женщина, в платке,  собирает скошенную траву в
копенки. џ  закрыл глаза, солнце приЯтно пригревало, вокруг не было ни души,
только на реке спиной ко мне сидел в лодке рыбак...
     Џотом  вдруг  мост  загрохотал,  он  весь сотрЯсалсЯ,  так что Я крепко
ухватилсЯ за железные балки;  приближалсЯ поезд,  и мост под ним прогибалсЯ,
грозЯ переломитьсЯ, паровоз выпустил пар, окутав менЯ всего влажными клубами
и  дымовой гарью,  но  вот  паровоз с  тендером достиг другого  конца слегка
изогнувшегосЯ  моста, вот  уже стал  быстро  удалЯтьсЯ  от менЯ и  последний
вагон,  увозЯ  с собой  стук  колес,  и  в  хвосте  поезда  качалсЯ фонарь и
подпрыгивал бело-красный  круглый щит - знак  того,  что состав кончилсЯ. Ќо
когда мост  содрогалсЯ так, что  чуть не сбросил менЯ вниз, и  когда паровоз
окутал  менЯ  паром  и  дымом,  в  клубах  которого померкло  солнце,  Я  не
испугалсЯ, потому что,  даже  свались  Я  в  воду,  со  мной  бы  ничего  не
случилось, ведь на мне была сорочка от Њилана ѓендриха, улица Џалацкого 156.
     Џотом  Я встал и побежал по верхнему настилу железнодорожного моста; на
той стороне  реки укладывали  на воз  розовый клевер, и  Я, миновав  мост  и
посмотрев  вниз, увидел, что мужчина  в белой  рубашке  -  не  кто иной, как
господин настоЯтель. ’еперь он стоЯл на возу по колено в клевере и  принимал
все новые  и  новые охапки, рЯдом, утопаЯ в клевере  по  самый поЯс,  стоЯла
красиваЯ барышнЯ афаржикова, а ее  сестра  в сапогах сильными взмахами  вил
подавала клевер наверх; потом она взЯла вожжи, подвела воз к следующей копне
и опЯть начала собирать вилами  розовые цветы и закидывать  их  на  воз, где
господин настоЯтель  подхватывал клевер  и разравнивал  его,  и  у  него еще
находилось  времЯ сыпать пригоршни  цветков на голову  красивой барышне, она
смеЯлась, ее волосы были полны клевера, и вдруг,  подобравшись к настоЯтелю,
она сама  бросила ему  на  голову большую  горсть розовых  цветов.  ѓосподин
настоЯтель погрузилсЯ  уже в  клевер  по  поЯс,  воз был так  нагружен,  что
женщина внизу  не видела обоих,  ей  приходилось  вставать на цыпочки, чтобы
закинуть вилами  клевер  наверх, где всЯкий  раз  показывались  только  руки
настоЯтелЯ, который  его принимал. € вот старшаЯ сестра, взЯв вожжи, подвела
скрипучий воз к последней копне, и Я с моста увидел, что господин настоЯтель
вдруг  в  этом  клевере упал  на  барышню, так он и лежал на ней, засыпанный
розовыми цветами,  и  внезапно,  наклонив голову,  всю в  клевере, поцеловал
девушку  долгим поцелуем,  она же  сомкнула  руки  у  него на  затылке;  воз
скрипел,  лошади тЯнули его,  так что кожа на  их  мощных  лЯжках собиралась
складками, а господин настоЯтель все лежал  на барышне  и целовал ее, ноги у
нее были  раскинуты, широко  раскрытые глаза глЯдели в небо. ‘таршаЯ  сестра
остановила  лошадей,  набрала полные  вилы свежего  клевера, но  наверху его
никто  не  подхватил,  потому  что  господин  настоЯтель лежал в  клевере на
девушке,  волосы  и  лица  у  обоих  были  засыпаны розовыми цветами, и  они
целовались так долго, что, казалось, лишились чувств. € при этом Я знал, что
с господином настоЯтелем ничего не случитсЯ, ибо свою белую рубашку он купил
в магазине Њилана ѓендриха, улица Џалацкого 156.
‚Ћ‡‚ђЂ™…Ќ€… Ѓ‹“„ЌЋѓЋ „џ„ћЉ€

     ‡а  несколько  месЯцев,   прошедших  с  тех  пор,   как  дЯдюшка  Џепин
взбунтовалсЯ, перестал ходить к нам обедать и ужинать и даже не здоровалсЯ с
нами, он так похудел, что его морскаЯ фуражка стала  ему велика. Џри порывах
ветра она переворачивалась козырьком  назад, одежда на дЯдюшке  болталась, и
по  воскресеньЯм,  когда  он надевал  каучуковый воротничок  с  бабочкой  на
резинке, было  видно, что этот воротничок ему так же велик, как и  пиджак, и
бабочка печально  висела на рубашке возле первой пуговицы. Ђ  когда на  углу
солодильни  свистел ветер,  дЯдюшкины  брюки  полоскались,  подобно знамени,
потому что  его ноги  были худы,  как палки. ‚  пивной никому и в  голову не
могло прийти, что дЯдюшка Џепин голоден, поэтому  его угощали  только чашкой
кофе  да  рюмкой вермута  или настойки. ‚от почему, прежде чем отправитьсЯ в
свою   каждодневную  экспедицию  за  красивыми  девушками,   дЯдюшка   Џепин
прокрадывалсЯ вдоль стены солодильни на птичий двор, заглЯдывал в курЯтники,
делаЯ вид,  что интересуетсЯ курами, и, когда рЯдом никого не было, таскал у
хохлаток  вареную картошку,  а если  ее  не оказывалось,  то  удовлетворЯлсЯ
картофельными очистками, посыпаЯ их  грубо измельченным зерном. € вот  нынче
утром прибежали  бочары - мол, дЯдюшку  Џепина нигде  не могли  отыскать,  а
теперь его нашли под койкой, и он, похоже, умирает, если уже не умер. € отец
взЯл из шкафчика, украшенного красным крестом,  пузырек с нашатырным спиртом
и, бледный,  направилсЯ  в  солодильню,  сопровождаемый  бочарами, которые с
серьезными лицами и  тоже бледные  шагали  рЯдом с отцом - как живой  укор и
свидетельство того, насколько далеко зашла неприЯзнь между паном управлЯющим
и  дЯдюшкой  Џепином,  рабочим-весовщиком  и  солодильщиком.  Ђ  в  коридоре
солодильни  к ним  присоединились  еще и  солодильщики, так  что в  подсобке
столпились все, кто смог оставить работу. Ѓыл там и пан заместитель, который
хотел посмотреть на отца в неловкой ситуации. Љогда папаша встал на колени и
заглЯнул  под койку,  где  лежал  дЯдюшка,  солодильщики взЯли  эту койку за
железные  спинки  и  вынесли  ее на  середину  комнаты.  Џотом они  окружили
коленопреклоненного отца, склонившегосЯ над  лежащим Џепином. ѓолова дЯдюшки
покоилась  на  старых  резиновых  сапогах,  из  которых выбегали мыши.  ™еки
дЯдюшки  Џепина были накрашены красным эмалевым  лаком, а под глазами синели
такие  же  эмалевые круги.  € вот  он  лежал, как манекен, как жалкаЯ кукла,
трЯпичный клоун, с каким  играют ребЯтишки. Ђ  вокруг  дЯдюшки  громоздились
всЯкие лохмотьЯ  и  грЯзные рубашки, и  вдобавок  там  валЯлись  два  старых
мышиных  гнезда из клочьев бумаги;  костюм  же на дЯдюшке Џепине был мокрый,
без пуговиц, а  брюки подпоЯсаны веревкой,  из  башмаков текла вода, рубашка
была без воротничка и к тому же  такаЯ грЯзнаЯ, что невозможно было  понЯть,
какого она цвета. € рабочие серьезно и злобно взирали на этот контраст: отец
был облачен в красивый серый костюм с галстуком в  форме капустного листа, и
его  белый каучуковый воротничок  имел  загнутые кончики, перед ним же лежал
его брат, которого будто бы только  что выловили из реки,  где  он проплавал
целый месЯц, и его обглодали раки и рыбы. ђабочие смаковали этот контраст, а
пан  заместитель  улыбалсЯ,   потому  что  впервые  за  долгое  времЯ  видел
управлЯющего  в неловком положении. Џапаша откупорил  флакон с  нашатырем  и
поднес его к дЯдюшкиному носу.  Ћднако дЯдюшка дышал ртом. ’огда  отец зажал
ему рот ладонью. €,  вдохнув несколько раз пары  нашатырЯ,  Џепин застонал и
сел,  чихаЯ и перхаЯ.  €з  глаз  у  него лились слезы,  и  на  разрисованное
эмалевым лаком лицо дЯдюшки страшно было смотреть. Ћтец встал и снЯл с койки
подушку, будто пропитанную дегтем, так она была засалена дЯдюшкиной головой.
€з рубашки под подушкой выскочила  мышь, а когда  отец  поднЯл  рубашку,  он
обнаружил нитки с иголками, несколько носков и портЯнок и зеленую расческу.
     - € это австрийский солдат?! - закричал папаша. - —то все это значит?
     € он принЯлсЯ потрЯсать дЯдюшкиной рубашкой.
     - …е подарила мне барышнЯ ѓланцова в знак своей любви, когда  Я посулил
ей прогулку по вечернему острову, где мы  собирались целовать  друг  друга в
глаза.
     ’огда папаша взЯл мЯтые галстуки, что лежали в изголовье койки.
     - Ђ это что? € вот это? ‘тыдись, ты же менЯ позоришь!
     „Ядюшка  встал  на  колени, а  потом поднЯлсЯ в полный  рост,  и вырвал
драгоценные дары, и вернул их назад, на койку, под конскую попону.
     -  ‚се это  подарили  мне  первые  красавицы  за  то, что  Я повезу  их
показать, где живет император.
     -  Ќу,  а  это  что  такое? -  рассвирепел  папаша  и  помавал  дамским
бюстгальтером прЯмо у дЯдюшки перед глазами.
     -  ќто  преподнесла   мне  барышнЯ  из  заведениЯ  ѓаврдов,  это  самое
прекрасное  доказательство  ее  любви! -  выкрикнул дЯдюшка, вырываЯ у  отца
бюстгальтер и прЯча его под пиджак.
     € чем сильнее отец желал унизить  дЯдюшку  Џепина  в  глазах  остальных
пивоваров, тем суровее и с тем большим упреком смотрели все они на папашу  и
наконец сплевывали и  один за другим отправлЯлись  на  свои  рабочие  места.
ЋсталсЯ только пан  заместитель; он, расставив ноги и  уперев руки в бока, с
недобрым смехом сказал:
     - Џан ‰озеф думает, что если  его брат - управлЯющий в пивоварне, то он
все может себе позволить. Ћн с самого  утра не работает, да и как бы ему это
удалось, если  он  вернулсЯ из города только в полпЯтого, на рассвете... ’ак
как мне это  оформить:  как прогул без уважительной  причины - или вычесть у
него день из отпуска?
     € он стоЯл, держа в руках учетную  книгу, и ликовал, и смеЯлсЯ, так как
знал, что папаша против него  бессилен, что все козыри у него, у заместителЯ
управлЯющего пивоварни, общества с ограниченной ответственностью.
     - „ень из отпуска, - отозвалсЯ папаша и уселсЯ  на койку, закрыв глаза;
на нем был лучший его костюм, потому  что через час ему предстоЯло выступить
на  заседании совета  директоров  пивоварни  с докладом о том, как увеличить
сбыт  пива.  Ђ Я  стоЯл,  засунув  пальцы  под  лЯмки  ранца,  только-только
вернувшись  из школы, смотрел на группу рабочих  и отца,  склонившегосЯ  над
дЯдюшкой Џепином,  и мне было стыдно  - не за  папашу, не за Џепина и  не за
пана  заместителЯ, Я стыдилсЯ  вообще  того, что дЯдюшка  такой беспомощный,
отец такой безвинный и оба  они дети куда меньше  моего. Ќо самым  маленьким
ребенком во всем  городке был, конечно же, дЯдюшка Џепин,  потому что он был
одинок. Љогда по вечерам дЯдюшка  в морской фуражке отправлЯлсЯ охотитьсЯ за
красавицами,   люди  повсюду  выглЯдывали  из  окон  и  высовывались   из-за
занавесок, и  каждый хотел  пожать Џепину руку  и  перекинутьсЯ с ним  парой
слов, но в сущности он был куда более одинок, чем безумнаЯ старуха ‹ашманка,
котораЯ ночевала,  завернувшись в трЯпье, под  мостом,  а зимой с кружкой  в
руках грелась  близ  церкви, старуха, за которой  мальчишки бегали с криком:
"Ѓаба,  где твои миллионы?"  Ђ она пускалась с мальчишками в  беседу о своих
владениЯх,  о  том,  что  она  графинЯ,  но  никак не  может  отыскать  свои
поместьЯ...  €  так  вот Я стоЯл и вдруг прониксЯ к папаше нежностью. Џотому
что  он  был слабым,  хотЯ и обладал  большой  силой,  потому  что был к нам
снисходителен  и  все  нам прощал;  он  казалсЯ  мне  €исусом,  переодетым в
управлЯющего  пивоварней. ‹юбой  другой отец  не  снес  бы  такого  позора и
отказалсЯ  от дЯдюшки  Џепина, любой  другой за то, что Я вытатуировал голую
русалку  у себЯ на груди, отправил бы менЯ в исправительный дом, но мой папа
простил менЯ, верЯ, что Я перевоспитаюсь, что мозги у менЯ встанут на место;
папа  видел во  мне нечто  вроде своего  мотоцикла "Ћрион" и надеЯлсЯ, что в
один  прекрасный день он  поймет,  почему  не работает  двигатель,  устранит
неисправность и тем самым одержит победу. € у менЯ вдруг потемнело в глазах,
Я  подбежал к отцу  и  поцеловал ему руку,  бормоча сквозь  слезы,  что  все
уладитсЯ и что только сейчас  Я понЯл,  каков он,  мой отец, мой папа, а он,
сидЯ  на  койке,  опЯть  откупорил склЯнку с нашатырем и вдохнул его,  чтобы
прийти в себЯ.
     -   ’ак  что,  ‰озеф,  -  сказал  он  спокойно,  -   как  ты  себе  это
представлЯешь? Њожет, хочешь вернутьсЯ домой, в Њоравию?
     €  дЯдюшка Џепин так  испугалсЯ,  что упал на колени и  умолЯюще сложил
руки, настолько устрашила его перспектива возвращениЯ туда, откуда он десЯть
лет назад приехал к нам в гости на две недели.
     - ‚се, что угодно, но только не это!
     - ‹адно, и что же ты предлагаешь?
     - џ начну новую жизнь!
     - Ђ как насчет раскрашенной физиономии?
     -  ќто  нарисовали  мне  красотки,  когда  мы  разыгрывали  в  "Ђвионе"
потрЯсающую сцену в турецких банЯх! - горделиво усмехнулсЯ дЯдюшка.
     - Ђ рана на лбу?
     -  ќто  в  "’оннеле"... Ћланек хотел,  чтобы Я изображал королЯ ”арука,
который торжественно въезжает  в Џрагу, и Я сидел на осле, а Ћланек дал  ему
нюхнуть перцу, и осел взбрыкнул и сбросил менЯ на биллиард. Џравда, здорово,
братец? - кричал дЯдюшка, заправлЯЯ постель, после чего они вдвоем с папашей
отнесли койку обратно в угол.
     - ’ак вот,  -  сказал отец,  - на сегоднЯ ты свободен,  вечером приходи
ужинать,  а Я  куплю еще одну записную книжку и буду вести твою бухгалтерию.
„ебет-кредит. Ќо  это  -  в  последний раз!  €наче  остаетсЯ  одно: назад  в
Њоравию, домой!
     ‚ечером пришел побритый дЯдюшка Џепин, смиренно несЯ  в бумажном пакете
морскую фуражку. “севшись в  кухне, он раздумывал, как бы задобрить матушку,
котораЯ  делала вид, будто  кое-что ищет  - то в  кладовке,  то на  чердаке.
‚ернувшись в кухню  и заметив,  что  дЯдюшка  хочет  ей что-то  сказать, она
встала на колени и с  головой  залезла в  буфет между  кастрюлЯми,  а  потом
склонилась над плитой, гремЯ горшками и сковородками.
     - Ќевестка, - робко спросил дЯдюшка, - у вас есть сигареты?
     - Ќет, - ответила матушка.
     -  ’ак  вот вам одна тонкаЯ,  дамскаЯ,  - обрадовалсЯ дЯдюшка, шарЯ  по
карманам, а когда  нашел, протЯнул матушке синюю сигарету с золотым ободком.
Њатушка  же  принесла глубокую  тарелку с  кнедликами  в соусе  с  хреном  и
поставила ее  перед дЯдюшкой.  ѓлубоко вздохнув,  он закрыл  глаза  и  сумел
побороть  искушение. Њатушка  стоЯла  у печи, глЯдела  на дЯдюшку,  а  потом
подошла к столу, взЯла тарелку и унесла ее вместе с кнедликами.
     - Ќу, раз вы не хотите,  - сказала она и  прибавила, - попробовать  это
китайское блюдо...
     - —то, кнедлики в соусе с хреном? €х так  любил  архиепископ Џречан! Ћн
мог съесть двадцать кнедликов и ведро соуса и еще просил добавки - только бы
побольше было этого соуса!
     - •отите?
     - …ще как!
     -  ’ак ешьте, пока  не остыло, - сказала матушка и  принесла тарелку  с
кнедликами  в  соусе  с хреном  обратно, после чего  села напротив  дЯдюшки,
подперла рукой подбородок и смотрела, как он ест, как один кнедлик за другим
скользит в  его голодную утробу. Љогда же он поволок к себе еще одну тарелку
с сухими  кнедликами, матушка встала, принесла полную кастрюлю  и половником
полила кнедлики соусом с хреном. € вот так дЯдюшка ел, а матушка  улыбалась;
видЯ же, что соус с хреном возбуждает в нем еще больший голод, она поставила
разогреватьсЯ запеченные свиные хвостики с капустой. „Ядюшка потЯнул носом и
сказал:
     -  Џокойник  император  ”рантишек  больше  всего любил есть  свинину  с
капустой, запиваЯ ее пивом!
     - ‚ы тоже это любите? - удивилась матушка.
     - …ще как! - ответил дЯдюшка Џепин, улыбаЯсь; при этом его раскрашенные
эмалью щеки  отливали то красным,  то синим цветом, он с улыбкой осмотрелсЯ,
обласкав взглЯдом кое-какие предметы  нашей меблировки,  и наконец его взор,
описав круг, вернулсЯ назад к буфету, где сидел, мурлыкаЯ, кот –елестин.
     - Ћ,  медвежоночек, ты тоже здесь?  - сказал он и погладил кота, а  тот
ввинтил  голову ему в ладонь. -  —ерт побери, ну и башка у  него! “ нас дома
тоже  были два кота, один по кличке ѓабриш, а второй - Љондуш. Љаждую неделю
они приносили  зайцев... - рассказывал  дЯдюшка, глЯдЯ,  как мать  кладет на
тарелку  кнедлики с двумЯ поросЯчьими хвостиками и два  половника капусты. €
он сказал:
     - Ќевестка, вы на  сегоднЯ перваЯ раскрасавица в городке!  Ќавроде  тех
красоток в ’рансильвании, что были самолучшими шлюхами во всей –ислейтании и
’ранслейтании!
     Њатушка подала ему тарелку с едой и сказала:
     - Џремного вам благодарна.
     - Ќе за что, - ответил  дЯдюшка, и  опЯть он ел кнедлики  с капустой, и
опЯть  матушка сидела  напротив, глЯдЯ на него с огромным  интересом, потому
что  дЯдюшка Џепин ел  как бы  и  за нее. ‚скоре  пришел отец  и сел рЯдом с
дЯдюшкой  Џепином, раскрыл чистую записную книжку,  извлек из Ящика  в столе
ручку и чернильницу и на чистой странице начертал: "„ебет - кредит".
     -  €так, начинаем  твою новую жизнь: ты  будешь  получать десЯть крон в
день  на  питание,  столько  же   один  раз  в  неделю  на,   так   сказать,
организационные расходы плюс пЯть крон на стирку бельЯ. ‘огласен?
     -  ѓм-м, - ворчал дЯдюшка Џепин, держа обеими руками  большой поросЯчий
хвост,  из  которого  он  высасывал  сок, разгрызаЯ  шкуру  и  жилы,  крепко
державшие косточки. €зо всех сил дЯдюшка тЯнул хвост зубами, и наконец шкура
подалась - и  дЯдюшка с  размаху ударилсЯ затылком  о буфет, что, однако, не
помешало ему снова вцепитьсЯ в поросЯчий хвост.
     Џапаша записал  на  странице "„ебет"  сто  тридцать  крон, еженедельный
заработок дЯдюшки, а на странице "Љредит" пЯть крон за обед и пЯть за ужин.
     - Ђ главное, - сказал отец, - когда тебе вздумаетсЯ пойти в пивную,  ты
лучше спрЯчь деньги  под  стельку,  чтобы  девки  их  не вытащили!  €  учись
экономить, понЯл?
     -  ѓм-м,  - ворчал дЯдюшка,  скашиваЯ глаза на второй  поросЯчий хвост,
который он сжимал  пальцами так  крепко, точно это был кукурузный початок...
дЯдюшка поглЯдывал  на хвост и  кусал мЯсо,  и он был весь  в  жире,  и  его
раскрашенные  эмалью щеки  лоснились  до  самых  ушей.  € вот  дЯдюшка опЯть
вцепилсЯ зубами в поросЯчий хвост, сражаЯсь с ним, как настоЯщий австрийский
солдат, на тощей его шее вздувались жилы, будто канаты, и  дЯдюшка все тЯнул
и тЯнул  руками поросЯчий хвост, крепко  зажав его в зубах.  €  вот  наконец
поросЯчьи сухожилиЯ лопнули, и дЯдЯ Џепин во второй раз стукнулсЯ затылком о
буфет.
     - Ђ вот тут ты подпишешьсЯ, - сказал отец, подсунув ему записную книжку
и подав ручку.
     € дЯдюшка Џепин взЯл ручку, отложив поросЯчий хвост на тарелку, но пока
он  жирными  руками ставил  свою  подпись,  кот  –елестин  прыгнул,  схватил
поросЯчий хвост  и удрал с  ним под кровать. „Ядюшка Џепин - точь-в-точь как
вратарь  - ловко  нырнул следом,  и  матушка застыла  от  изумлениЯ, а  отец
подскочил на стуле, потому что  под кроватью  рычали  друг на друга  дЯдюшка
Џепин и  кот –елестин,  а потом они  начали  сражатьсЯ и (дЯдюшка головой, а
–елда спиной) битьсЯ о  доски, которые  держали  пружинный матрац, и так все
повторЯлось много раз:  крики дЯдюшки, шум борьбы, удары головой  и спиной о
доски... Џотом наступила тишина, и дЯдюшка Џепин, будто спускаЯсь по лежащей
на  земле лестнице, вылез к  нам, весь покрытый  пылью, но с зажатым в  руке
поросЯчьим хвостом, которым он потрЯсал, восклицаЯ:
     Ђвстрийский солдат непобедим!
     € он уселсЯ у буфета, вгрызаЯсь в поросЯчий хвост, он высасывал из него
сок,  смешанный с  пылью,  и  искоса поглЯдывал  на мЯсо,  а  из-под кровати
выбралсЯ кот –елестин,  вбежал в комнату,  где Я  делал домашнее  задание по
прилежанию, и слегка куснул менЯ за  щиколотку одной  из ног, скрещенных под
столом, на котором лежала тетрадь.
     €  тут из  кухни  донессЯ  третий  удар:  жилы  поросЯчьего  хвоста  не
выдержали, и дЯдюшка Џепин врезалсЯ головой в буфет.
"…‘’€Љ‹Ђ‘‘Ќ€–Ђ"

     ‘амыми большими детьми в нашем городке были взрослые, а  среди взрослых
были такие, которые разыгрывали представлениЯ. —уть ли не все  они  ходили к
нам в пивоварню: когда забивали свиней, когда был сезон охоты на куропаток и
зайцев, а главное, когда наступала  пора  генеральных репетиций. Љаждые  два
месЯца они  радовали  нас новой  пьесой,  которую  вначале несколько вечеров
крЯду читали  у нас дома, при  этом  они пили пиво, ели толстые ломти хлеба,
намазанные  смальцем, и  произносили  вслух то,  что собирались исполнЯть на
сцене. Џотом они ездили в Џрагу -- посмотреть,  как эту пьесу  ставЯт там. Ђ
потом  приходила прекраснаЯ  пора репетиций  на сцене.  Њатушка поила  коз и
задавала корм поросЯтам, при этом  она уже задолго до репетиции облачалась в
свой синий костюм и наконец, зажав роль под мышкой,  иногда пешком, а иногда
на  велосипеде отправлЯлась  в город.  Ќо это уже была не  матушка, а  дама,
котораЯ будет  играть  в очередном  спектакле.  Љогда  ставили  "Џериферию",
матушка изъЯснЯлась с пражским выговором  и так  вульгарно, что  папаша даже
заглЯдывал в роль -- есть ли там такое. Љогда же она играла женщину с  морЯ,
то настолько входила в  образ, что  и  с папашей разговаривала  раздраженным
тоном, а когда Ќору -- то вначале была  с ним обходительна и готова услужить
ему  во  всем, но затем,  по мере того  как  характер  ее  героини  менЯлсЯ,
принималась  грозить  ему разводом  и твердить,  что  бросит  его, и  папаша
успокаивалсЯ,  только  прочтЯ  в  книге,  что  такова  ее роль  в  последнем
действии, и понЯв, что на самом деле  матушка ни о чем таком и не помышлЯет.
€ все же отец  пугалсЯ,  потому что матушка изображала все еще  натуральнее,
чем бывает в жизни, она так искренне уверЯла, что уйдет от него и начнет все
заново...
     Ћтцу нравилось, когда  матушка играла „ездемону. Љ  последнему действию
он совершенно  перевоплощалсЯ  в  Ћтелло  и  очень  жалел, что не  может сам
сыграть  заглавную  роль. Џоэтому  он репетировал с матушкой по крайней мере
это последнее действие,  и Я видел: отец настолько вживалсЯ в роль и с такой
самоотдачей  и удовольствием  играл все сцены  ревности, что однажды повалил
матушку на пол и  стал орать  на нее, держа  одной  рукой книжку,  а  другой
сжимаЯ беднЯжку так, что  у  нее  заболела  рука,  и она крикнула отцу, мол,
отпусти менЯ, и обозвала его  грубиЯном. Ђ папаша защищалсЯ, говорЯ, что так
написано в книжке, и хотел еще порепетировать с матушкой самый финал, но она
вовремЯ посмотрела на часы и сказала, что ей пора в театр на репетицию, а то
отец мог бы задушить ее -- так же, как в конце "Ћтелло".
     € вот каждый вечер перед репетицией  матушка в синем костюме пересекала
площадь со свернутой в трубку ролью под мышкой, прохожие  здоровались с ней,
останавливались,  окружали ее, а она с улыбкой  рассказывала им, какой будет
спектакль и кто в нем будет играть. џ же стоЯл  под сводами  колоннады возле
открытой лавки пана ђегера, который скупал шкурки зайцев, козлЯт, хомЯков  и
вообще  всЯкой живности, и здесь так  вонЯло, что люди сюда заходили, только
если им это было очень надо. Ќо отвратительный запах  шел  не  из лавки пана
ђегера, а сзади, от реки. ’уда, за дом, стоЯвший на площади, свозили кости с
бойни,  там высилась огромнаЯ  гора  костей, на них  еще сохранЯлись остатки
мЯса  и  жил,  однако  же солнце  и,  главное, крысы  обгладывали  это  мЯсо
подчистую,   так   что  по  ночам  тонны  костей  светились,   точно   груда
фосфоресцирующих  стрелок  с  башенных  часов... €так, Я стоЯл,  опершись  о
колонну,  а  по  другой стороне площади  текли  два  потока  прогуливающейсЯ
туда-сюда молодежи, девушки, взЯвшись по четыре под руки, смеЯлись, и парни,
тоже по четверо в рЯд, смеЯлись им в ответ, они кричали что-то друг другу, и
один  поток  стремилсЯ  вверх  по  площади,  а второй  вниз, и  стоило  этим
четверкам разминутьсЯ, как всЯкий из них  уже не мог дождатьсЯ,  когда же он
опЯть увидит свою девочку или барышню, или когда она увидит своего  мальчика
или юношу, и так они развлекались до темноты. Ђ у колонны в честь „евы Њарии
прохаживались  взрослые -- заложив за спину руки или с тросточками; они то и
дело  посматривали  на  часы, как будто боЯлись  опоздать  на  поезд, и  моЯ
матушка какое-то  времЯ прогуливалась  вместе с ними,  а потом  выходила  на
главную  улицу, точно кого-то разыскиваЯ.  џ  издали хорошо  видел,  что она
никого не ищет,  а только делает вид, будто ищет, чтобы люди заметили ее  со
свернутой в трубку ролью под мышкой, она даже смотрела как-то по-особенному,
словно она посвЯщеннаЯ  и  совсем не похожа на остальных,  ибо она  играет в
театре и будет участвовать  в новой пьесе,  так что пока  у всех  есть времЯ
оценить,  как  она  выглЯдит на  самом  деле, чтобы потом  сравнить ее с той
женщиной, котораЯ выйдет на сцену.
     € так вела себЯ не только матушка, но и другие актеры;  Я всех их знал,
потому что  намазывал им смалец на хлеб и подавал  бутылки с пивом, они тоже
приходили принарЯженные, и у каждого из них под  мышкой торчала  свернутаЯ в
трубку роль,  так что  в сумерках  по  площади  расхаживало туда-сюда десЯть
белых  трубочек,  и  все,  кто  был  занЯт  в  очередном  спектакле,  учтиво
приветствовали один другого и с улыбкой извлекали свои роли и потрЯсали ими,
а некоторые делали из них этакий бумажный бинокль и подносили его к  глазам.
‚от так играли друг с другом эти большие дети, а Я  стоЯл  под колоннадой, у
менЯ за спиной была неизменно сиЯвшаЯ огнЯми лавка пана  ђегера,  от которой
ужасно  вонЯло,  здесь никто не ходил, поэтому  Я мог  без помех смотреть на
тех, кто часто бывает у нас в пивоварне, едва ли  не стыдЯсь за то,  как они
изображают из себЯ актеров, как готовЯтсЯ к вечеру, когда начнутсЯ настоЯщие
репетиции. Љогда  же до премьеры оставалась только неделЯ,  когда актеры уже
знали  свои роли наизусть, они не ходили больше  на  площадь, а отправлЯлись
прЯмиком в театр.  ‡а  три часа  до  генеральной  репетиции они  надевали те
костюмы  и  платьЯ, в  которых  должны были играть,  чтобы  научитьсЯ в  них
двигатьсЯ, и вот через площадь в гостиницу "Ќа  ЉнЯжеской" шел в длиннополой
хламиде Ћтелло -- господин аптекарь, он  придерживал эту серебристую хламиду
рукой,  чтобы  не упасть, лицо  у него уже было  черное,  и на талии сверкал
золотой поЯс, он бродил туда-сюда по площади, а потом заходил  в гостиницу и
пропускал рюмочку длЯ укреплениЯ нервов. Њатушка же весь день, даже к козам,
ходила  в длинном атласном  платье,  как  „ездемона,  и  отвечала  знакомым:
"ђодриго, из ‚енеции?" Ћна улыбалась, и ее переполнЯли то любовь, то горе, в
зависимости от того, о каком месте пьесы она думала. € в этом длинном нарЯде
она приезжала в городок,  она нарочно не ехала  прЯмо  в театр,  а оставлЯла
велосипед у газетного киоска и, придерживаЯ подол, чтобы не споткнутьсЯ и не
упасть,  шествовала  по вечерней главной  улице, удивлЯЯсь, что она не может
найти аптекарЯ  Ћтелло, который стоЯл в гостинице "Ќа ЉнЯжеской" с  рюмкой в
руке  и  возвещал  окружающим,  что Ћтелло --  это благородный  варвар и что
его-то он и играет. Ђ господин  старший  учитель  вышагивал с рапирой, точно
венецианский  дворЯнин,   и  раскланивалсЯ  направо  и  налево  в  ответ  на
приветствиЯ; клинок неуклюже  оттопыривалсЯ, хотЯ  старший учитель уже целую
неделю  пробовал  ходить  с  рапирой и  в  башмаках на  высоких  каблуках  и
по-венециански  учтиво  здороватьсЯ,  снимаЯ  шлЯпу,  украшенную страусиными
перьЯми.
     Љроме этого  ревнивца-"Ћтелло",  папаша  любил еще  пьесу под названием
"’ень". ‚ последнюю  неделю матушка,  игравшаЯ главную роль, брала  напрокат
кресло-каталку, потому что с самого начала и почти до  конца  спектаклЯ  она
должна была изображать больную, навеки прикованную к инвалидному  креслу.  €
вот матушка ездила в этом кресле по комнате, и Я даже пугалсЯ при виде того,
как она  порывалась встать, но  у  нее ничего не  получалось; папаша  охотно
возил ее из  одной  комнаты в  другую, а  матушка вела сама  с собой длинные
беседы, из которых  выЯснЯлось, что  ее муж --  знаменитый художник, пишущий
прекрасные полотна в своей мастерской, однако матушка не может ходить, а она
так мечтает  выздороветь  и побывать  в  этой  мастерской, расположенной  на
другом конце Џарижа. € папаша оживал,  толкаЯ перед  собой кресло матушки, и
проверЯл, как она выучила роль. Њне же  казалось, что еще немного --  и отец
захочет, чтобы матушка и впрЯмь не могла ходить и всю жизнь ездила в кресле,
как  в этой пьесе "’ень". € мне вновь  и  вновь  приходилось признавать, что
матушка  настоЯщаЯ актриса, потому что в третьем действии, когда ей  усилием
воли удавалось поднЯтьсЯ с кресла-каталки, Я видел, что  даже отец желал  ей
встать и шаг за  шагом добратьсЯ до такси, дабы потом, преодолеваЯ ступеньку
за ступенькой, вскарабкатьсЯ наверх и застать там мужа с другой  женщиной...
€ у матушки, когда она воображала эту сцену у  нас дома, подкашивались ноги,
она валилась на пол  и  медленно  выползала из  кухни в коридор,  а потом --
ступенька  за  ступенькой  --  выбиралась  во двор  пивоварни,  где  стоЯла,
опираЯсь о  стену, так что  пивовары думали, что у нее  прострел, а матушка,
совершенно  сломленнаЯ,  возвращалась в  комнату,  к своему  креслу-каталке,
которое ей  пододвигал папаша,  и когда матушка усаживалась в  него, закутав
ноги клетчатым пледом, отец снова  радовалсЯ и возил ее по квартире, матушка
же  говорила, что  такой она и останетсЯ до конца жизни. € папаша по меньшей
мере неделю ходил счастливый оттого, что видел матушку такой, какой хотел бы
ее видеть всегда.
     ‚се эти пьесы, сыгранные за  многие годы, Я хорошо знал,  но ни разу не
побывал  на  спектакле  в  театре.  џ чувствовал, что если бы Я  стоЯл  там,
прислонЯсь  к одному из столбиков, поддерживавших  балконы,  Я был  бы  весь
красный --  не от стыда, но от волнениЯ,  что  внезапно что-то случитсЯ, что
матушка забудет нужную роль и  начнет играть другую. “же  сама  мысль о том,
что подниметсЯ занавес и поЯвитсЯ моЯ матушка,  приводила менЯ в ужас: вдруг
Я увижу ее иной, чем хотел  бы. Њне нравились толстые мамаши, которые  вечно
сидели дома, все в заботах о семействе, -- примерно так же, как и отец желал
бы видеть  матушку скорее  в кресле-каталке,  чем  всегда  пританцовывающей.
Љроме  того,  горожане  при  встрече имели обыкновение похлопывать  менЯ  по
спине, вот, мол, сынок той дамы, котораЯ так замечательно играет в театре, и
вели себЯ  со мной так, как будто Я тоже  играл в театре. Џоэтому,  гулЯЯ по
главной улице,  или  направлЯЯсь  в школу, или возвращаЯсь  домой, Я  всегда
смущалсЯ  оттого, что  нигде  в  нашем городке мне не удавалось  остатьсЯ  в
одиночестве: люди первыми здоровались со мной, дружески махали рукой, хотЯ Я
вовсе  их не  знал,  разве  что встречал на улицах.  Џотому-то Я едва  ли не
украдкой пробиралсЯ в  городок и стоЯл в  галерее под  колоннами, и лавка со
шкурами и старыми  костЯми  у менЯ  за спиной была моим ангельским  почетным
караулом, а пан ђегер -- ангелом-хранителем, куча костей  на задах его лавки
и вонь  звериных шкур  служили мне порукой того, что  люди обойдут это место
стороной...
     ‚ообще-то члены театрального кружка играли спектакли о самих себе, хотЯ
пьесы были,  разумеетсЯ, вовсе не  о  них  и действие  их разворачивалось  в
другое   времЯ   и   в   другом   месте.  ’ой   зимой  начали   репетировать
"естиклассницу". ‚  пивоварню на читки приходили жены тех, кто бывал  у нас
на мЯсных пирах и ел куропаток и ломти хлеба со смальцем, и Я сидел в кухне,
не  в силах  сдвинутьсЯ с  места от того, что видел и слышал. Њатушка играла
главную роль,  котораЯ ей вполне подходила,  но когда Я понЯл, что ее подруг
собираютсЯ играть эти толстые тетки, то решил сначала, что они  будут играть
понарошку,  так  сказать,  хохмить  ради  хохмы;  однако  уже  после  второй
репетиции до менЯ дошло, что тетечки играют взаправду, что им кажетсЯ, будто
никто, кроме них, этих самых толстух, не сумеет изобразить  шестиклассниц. €
они все очень старались, и скакали  по комнате, и после читок матушка ходила
в театр в  образе ’ани, по уши  влюбленной  в  учителЯ  ‘ыхраву,  а  папаша,
проверЯЯ дома,  как она  выучила текст, закрывал  один глаз лентой  и был до
того  влюблен в матушку, что, подаваЯ ей ответные реплики,  томно вздыхал, у
него  даже дрожал голос,  и,  ссылаЯсь на  то,  что  так  матушка  еще лучше
запомнит роль, он сыграл  с ней  финал первого действиЯ, когда ’анЯ, выбегаЯ
из класса, ронЯет носовой платок.  € вот отец  встал  на колени, поднЯл этот
платок,  поцеловал  его, протЯнул руки  к  двери  той  комнаты, где скрылась
матушка, и прошептал: "’анЯ!" Ђ  потом  репетиции продолжались  в  театре, и
матушка установила в пивоварне швейную машинку -- длЯ портнихи, котораЯ шила
гимназические  костюмчики,  дабы  гимназистка  ‘овова, гимназистка Њрачкова,
гимназистка  ‚алашкова по прозвищу ѓлупышка и моЯ матушка могли облачитьсЯ в
синие,  выше колен, юбки  в складку  и  синие матроски и  нацепить на головы
каждаЯ по большому белому банту. € в тот вечер, когда костюмы были готовы, к
нам  Явились супруга  пана аптекарЯ, и супруга пана  судебного  советника, и
супруга  пана  учителЯ и, сиЯЯ,  надели  их;  они  переодевались в  спальне,
веселЯсь и  хихикаЯ, потому что  уже  вошли  в свои роли.  ѓлупышка кричала:
"„евочки, у нас  новый учитель!  ѓоворЯт, он красавец, и у него  только один
глаз..." Ђ Њрачкова отвечала: "…му и одного хватит, а то посмотрел бы на нас
обоими глазами и  сбежал  после первого же  урока!" Ђ ‚алашкова  им: "‘танем
звать его †ижкой! Ђ он и вправду ученый? †алко, что он не ведет уроки любви,
Я  бы,  пожалуй,  ходила  на дополнительные занЯтиЯ."  Ђ Я  сидел на  кухне,
опершись о стену, и мне было так стыдно, что  на лбу выступал холодный пот и
Я  краснел от  того, что  слышал; когда  же распахнулась  дверь спальни  и в
гостиную,   прЯмо  под   горЯщую  люстру,  выбежали  четыре  гимназистки   в
плиссированных юбочках  и матросках,  а главное,  с  торчавшими  на  головах
огромными  бантами...  и  они держали друг  дружку  под  руки,  и прыскали в
ладошки,  и ковылЯли  в  туфлЯх на высоких каблуках... тут-то Я и понЯл, что
"естиклассница"  -- это  конец  всего  их  театра. Ђ  матушка вбежала самаЯ
последнЯЯ, тоже в образе гимназистки,  она неестественно смеЯлась,  да и все
эти дамы смеЯлись, причем видно  было, что они знали,  что фальшивЯт, но они
держались  за руки, помогаЯ друг дружке поверить  в то, чего не было: в  то,
что  им  под  силу  по-настоЯщему  перевоплотитьсЯ  в  шестиклассниц.  € они
свистели и кричали,  и у них то и дело  подворачивались  каблуки, но в конце
концов  все   дамы   надели  шубки  и  пешком  отправились  в  город,  чтобы
продефилировать по главной улице, и  зайти в гостиницу "Ќа ЉнЯжеской" выпить
горЯчего  чаю,  и показатьсЯ  горожанам в качестве живой  рекламы  того, что
вскоре представЯт в местном театре. € тем вечером Я понЯл, что дЯдюшка Џепин
с его морской фуражкой -- в сущности нормальный человек.
     џ  сидел на стуле,  прислонЯсь к стене,  и думал  о красивой девочке из
четвертой городской  школы. ‚  классе открылась дверь,  и она  вошла к  нам,
мальчикам, и обратилась  к господину старшему  учителю -- что, мол, господин
настоЯтель просит менЯ ненадолго в школу длЯ девочек и что скоро менЯ вернут
обратно.  €  Я пошел;  на ней была такаЯ же, как моЯ, матроска, и она повела
менЯ  на  чердак школы длЯ мальчиков, где  была обитаЯ жестью дверь, которую
она отперла, и мы  забрались на чердак, и она опЯть  заперла дверь. Ђ  потом
она повела менЯ  под балками куда-то дальше, но на полпути остановилась, так
что  Я на  нее едва не  налетел,  мы стоЯли вплотную друг к другу, ее блузка
вздымалась, так девочка запыхалась, она была совсем близко и пахла, как роза
и как  черемуха,  ее  глаза оказались совсем рЯдом с моими, и Я  тоже тЯжело
дышал и опустил глаза, а она ткнула менЯ в грудь и прошептала: "ќто правда?"
џ знал, о чем речь, но все же спросил: "—то?" €  она сказала,  что у менЯ на
груди  есть  голаЯ  русалка. џ кивнул, и  девочка  зашептала: "Њожно  на нее
посмотреть... пожалуйста!"  € Я кивнул и так ослабел, что не мог расстегнуть
синий  полосатый  воротник...  она  глЯдела  на  менЯ в упор,  и  дышала,  и
расстегивала  мои  крючки,  и ее пальцы дрожали,  когда она  распахнула  мою
матроску... и вот она стоЯла и смотрела, а Я поднЯл глаза и взглЯнул на нее,
и  тут она с изумлением в глазах выдохнула: "ЉакаЯ красиваЯ!"  € так вот она
смотрела, а потом пальцем обвела татуировку... но тут где-то хлопнула дверь,
и она  быстро прикрыла мне грудь  и  застегнула синий полосатый  воротник, а
затем подала мне руку, и Я взЯл ее  и почувствовал, какаЯ она нежнаЯ, словно
подгрудок  у  вола,  и  девочка вела  менЯ,  и  мне хотелось, чтобы  это  не
кончалось, чтобы Я  всегда мог  идти, ведомый этой  рукой,  куда угодно,  до
скончаниЯ века Я хотел держать в своей мальчишеской руке ее девичью руку. Ќо
все кончилось, она отперла обитые жестью двери, и мы очутились в коридоре по
другую сторону школы  длЯ мальчиков, и она  опЯть повернула  ключ  в замке и
пошла по школе  длЯ девочек, мы спустились на этаж ниже и открыли дверь, и Я
при Ярком свете  увидел  перед собой господина настоЯтелЯ,  который поставил
менЯ на возвышение  и  сказал: "Ќу вот, сынок, девочки из четвертой школы не
знают, как ‘авл  превратилсЯ в  свЯтого  Џавла, расскажи им  об этом!"  €  Я
посмотрел на класс, за партами сидели ученицы четвертой городской школы, и Я
видел, что половина  их одета в матроски, и  что у них большие глаза,  и что
они серьезно взирают на менЯ,  та, что  привела менЯ  сюда, улыбалась мне  и
поднЯла ключ  -- как  наш  тайный  знак... и  Я мысленно перелистал страницы
библейской  истории  и  увидел  картинку,  которую  Я   раскрасил   цветными
карандашами, и начал читать то, что столько раз  читал перед сном в постели:
как ‘авл  ехал на  лошади и  как  его поразила молниЯ... и когда Я уже почти
дочитал эту историю, Я опЯть взглЯнул  на девочек, они как-то погрустнели, и
господин настоЯтель  весело  воскликнул:  "‘тыдитесь,  девочки,  мальчик  из
пЯтого класса знает больше вашего! ‘пасибо тебе!" € девочка с ключом встала,
и мы  снова поднЯлись по  лестнице к двери, и она снова открыла ее и заперла
за собой, и это как-то очень Ясно показало мне,  что на чердаке,  общем  длЯ
двух  школ, только  мы с ней  -- и больше никого. Ќо  она шагала вперед,  не
задерживаЯсь, она не хотела уже ничего  знать,  не  хотела постоЯть со мной,
она  даже не вела менЯ  за  руку, она просто проводила  менЯ, открыла дверь,
снова  заперла ее за собой,  и мы спустились  этажом ниже,  где она  открыла
дверь нашего класса и передала  благодарность господина  настоЯтелЯ. € Я сел
на  место, Я сидел совершенно растерЯнный и тупо  смотрел перед собой, точно
так же, как сейчас, в кухне, когда матушка и остальные шестиклассницы ушли в
городок, чтобы репетировать в театре "естиклассницу"...
     “спех  "естиклассницы"  оказалсЯ столь  грандиозным, что  на премьере,
сразу после первого  действиЯ, зрители вызывали не только матушку, но и всех
остальных  актеров,   и  с  восторженным  шумом   было  встречено  поЯвление
одноклассниц ’ани. Љогда же закончилось  второе действие, и господин старший
учитель, игравший ‘ыхраву, поднЯл оброненный матушкой платочек, поднес его к
губам, поцеловал и  воскликнул,  простираЯ руки  к  ’ане, котораЯ в смущении
выбежала из  класса:  "’анЯ!..",  и  занавес медленно  пошел вниз, и цветной
прожектор осветил тремЯ цветами национального флага  преподавателЯ ‘ыхраву и
черную  ленту,  прикрывавшую  ему один глаз,  так  вот,  когда  занавес  уже
опустилсЯ,  и  люди,  вскакиваЯ,  кричали:  "Ѓраво!  Ѓраво!", занавес  опЯть
поднЯлсЯ,  и  поЯвилсЯ  режиссер,  владелец типографии  пан Њинарж,  который
сообщил   печальным   голосом,   что   спектакль   отменЯетсЯ,   что  войска
гитлеровского рейха, которые на рассвете перешли  нашу границу, занЯли Џрагу
и  только что добрались и до нашего городка,  так  что он  призывает горожан
сохранЯть  спокойствие... ‡рители же,  которые знали об этом еще  утром,  не
уходили, но когда они услышали, что  идет снег и  что возле колонны  в честь
„евы  Њарии  стоит  мотоциклетнаЯ колонна и мотоциклисты все  в  касках и  с
оружием, только после этого недовольные прежде  времени оборвавшимсЯ вечером
люди потЯнулись на площадь, в ночь, где при свете газовых фонарей разъезжали
в резиновых плащах солдаты чужой армии, резиновые  фигуры, статуи за пеленой
мокрого снега.  € шестиклассницы выскочили в шубках в ночь, их  белые  банты
сиЯли в темноте,  они побежали в гостиницу "Ќа ЉнЯжеской", чтобы  выпить там
горЯчего  чаю,  такого  же,  но  все-таки  не   совсем  такого,  какой  пили
шестиклассницы в третьем действии на катке со студентами.













Last-modified: Thu, 14 Aug 2003 10:43:52 GMT
Ћцените этот текст:
Ѓогумил ѓрабал. Џрекрасные мгновениЯ печали

из сборника рассказов "Џђ…ЉђЂ‘Ќ›… ЊѓЌЋ‚…Ќ€џ Џ…—Ђ‹€"

ђ“‘Ђ‹ЉЂ

ђЂ‡„…‹…ЌЌЂџ Љ‚Ђђ’€ђЂ

“‹€—ЌЋ… Ћ‘‚…™…Ќ€…

Џђ…ЉђЂ‘Ќ›… ЊѓЌЋ‚…Ќ€џ Џ…—Ђ‹€

ђЋ‡Ћ‚›‰ Љ‹…‚…ђ

‚Ћ‡‚ђЂ™…Ќ€… Ѓ‹“„ЌЋѓЋ „џ„ћЉ€

"…‘’€Љ‹Ђ‘‘Ќ€–Ђ"

‚Ћ‡‚ђЂ™…Ќ€… Ѓ‹“„ЌЋѓЋ „џ„ћЉ€

"…‘’€Љ‹Ђ‘‘Ќ€–Ђ"
