твенный договор"  завершаетсЯ  описанием  гражданской религии,  что
делает ђуссо  предшественником  современных  обществ,  исключающих не только
оппозицию,  но даже  нейтралитет.  ”актически  в  Ќовое  времЯ ђуссо  первым
устанавливает гражданское вероисповедание. Џервым  он оправдывает и смертную
казнь  в гражданском  обществе,  и  абсолютное подчинение подданного  власти
суверена.  "€менно  длЯ  того,  чтобы  не  стать жертвой  убийцы, надо  дать
согласие на свою смерть, если становишьсЯ убийцей".  ‘транное оправдание, но
оно предполагает, что нужно уметь умереть, если того требует суверен, и  что
человек обЯзан,  в случае необходимости, согласитьсЯ с  обвинениЯми суверена
против себЯ. ќтим  мистическим представлением объЯснЯетсЯ молчание ‘ен-†юста
с момента его ареста и до казни на эшафоте. ‚ дальнейшем в этом
     1. ‚сЯкаЯ идеологиЯ противоречит психологии

     --207


     же  следует  искать  разгадку вдохновенных  самооговоров  на сталинских
процессах.
     ‡десь мы  видим зарю новой  религии  со своими  мучениками, аскетами  и
свЯтыми. —тобы лучше судить о влиЯнии этого …вангелиЯ, необходимо вникнуть в
идею, котораЯ  определЯет вдохновенный тон речей, произносившихсЯ в Ѓастилии
над останками ее узников.  ”оше  * восклицает: "„ень откровениЯ  наступил...
‚осстали кости, услышав глас французской свободы; они свидетельствуют против
столетнего  угнетениЯ  и  смерти,  пророчествуЯ  о  возрождении человеческой
природы и жизни народов". €  прорицает далее: "Њы подошли к середине времен.
’иранам приходит  конец".  ќто момент  восхищенной и благородной веры, когда
восторженный  народ  опрокидывает  в  ‚ерсале   эшафот  и  разрушает  орудие
колесованиЯ '. ќшафоты воспринимаютсЯ как алтари религии и несправедливости.
ЌоваЯ  вера  не  может  их  терпеть.  Ќо  приходит  срок,  когда  она,  став
догматической,   воздвигает  собственные  алтари   и  требует   безусловного
поклонениЯ. ’огда вновь поЯвлЯютсЯ эшафоты и, несмотрЯ  на алтари,  свободу,
клЯтвы и празднества ђазума, мессы новой веры должны будут совершатьсЯ среди
человеческой крови. Љак бы там ни было, длЯ того чтобы 1789 год стал началом
царствованиЯ   "свЯтого   человечества"   <sup>2</sup>  и  "ѓоспода   нашего
человеческого"<sup>3</sup>,  необходимо,  чтобы  сначала  исчез  низложенный
суверен. “бийство королЯ-свЯщенника ознаменует новую  эпоху, длЯщуюсЯ до сих
пор.

        Љазнь королЯ
     €деи  ђуссо  воплощены в  истории ‘ен-†юстом.  ‘уть его  выступлениЯ на
судебном процессе над королем сводилась к тому, что особа королЯ не ЯвлЯетсЯ
неприкосновенной и судить его  должно Ќациональное собрание, а не  трибунал.
Ђргументы ‘ен-†юст позаимствовал у ђуссо. ’рибунал не может выступить в роли
арбитра между  королем и сувереном.  ЋбщаЯ волЯ не может быть заЯвлена перед
обычными  судьЯми.  Ћна превыше  всего.  ’аким  образом,  были провозглашены
неприкосновенность  и трансцендентность этой воли.  €звестно,  что  основной
темой процесса была, наоборот, неприкосновенность особы королЯ. Ѓорьба между
благодатью  к  справедливостью Ярче  всего  проЯвлЯетсЯ в 1793  году,  когда
сразились не  на жизнь, а  на смерть два пониманиЯ  высшего начала. ‚прочем,
‘ен-†юст прекрасно  осознает значимость происходЯщего:  "Ћдин и  тот  же дух
вдохновлЯет  людей  и  когда  они судЯт  королЯ, и  когда  они устанавливают
республику".
     ‡наменитаЯ речь ‘ен-†юста ЯвлЯлась, в сущности, образцовым

     ' ’а же идиллиЯ в ђоссии  1905 г., когда Џетербургский ‘овет устраивает
демонстрацию  с  лозунгами, требующими отмены смертной казни. ’ак  было и  в
1917 г.
     <sup>2</sup> ‚ерньо *.
     <sup>3</sup> Ђнахарсис Љлоотс.

     --208


     теологическим  трудом.   "‹юдовик   нам  чужд"  --  таков  тезис  юного
обвинителЯ.  …сли  бы  естественный  или  гражданский  договор  мог  бы  еще
свЯзывать королЯ и народ, между ними существовало бы взаимное обЯзательство:
волЯ народа не могла  бы выступить в качестве абсолютного судьи, с тем чтобы
вынести абсолютный  приговор. ’аким образом, ‘ен-†юст убеждал, что уже ничто
не свЯзывает народ и королЯ. —тобы доказать,  что народ сам по себе ЯвлЯетсЯ
вечной  истиной, нужно показать, что монархиЯ сама по  себе  ЯвлЯетсЯ вечным
преступлением. € ‘ен-†юст излагает в качестве аксиомы мысль о том, что любой
король  --  это мЯтежник или узурпатор.  ‘амодержец восстает против  народа,
узурпируЯ  у  него  абсолютный  суверенитет.  ЊонархиЯ  --  это  не  король,
"монархиЯ  -- это преступление". Ќе то или иное преступление, а преступление
вообще, преступление  как таковое,  то есть абсолютное  свЯтотатство.  ’аков
точный и вместе с  тем крайний смысл фразы  ‘ен-†юста,  получившей чрезмерно
широкое толкование '. "Ќикто не может  править, оставаЯсь  безвинным". ‹юбой
король виновен, и  всЯкий, кто стремитсЯ  стать  королем,  уже  в силу этого
обречен на смерть. ‘ен-†юст утверждает  то же самое, доказываЯ вслед за тем,
что   суверенитет  народа  есть   "нечто   свЯщенное".   ѓраждане   ЯвлЯютсЯ
неприкосновенными и свЯщенными  друг длЯ друга и могут принуждать друг друга
к чему-либо  лишь посредством закона,  выражающего  их общую  волю. € только
‹юдовик  лишен этой  особой  неприкосновенности и защиты  закона,  поскольку
находитсЯ  вне  общественного  договора.  Ћн  вовсе  не  ЯвлЯетсЯ  одной  из
составных  частей  общей  воли,  будучи  уже  в  силу  своего  существованиЯ
свЯтотатцем  по отношению к этой всемогущей воле. Ћн не "гражданин", а  быть
гражданином --  это единственный способ причаститьсЯ к новому божеству. "—то
такое  король  по сравнению с простым французом?" ‘ледовательно, королЯ надо
судить, и только судить.
     Ќо  кто выступит в роли  истолкователЯ общей  воли и вынесет  приговор?
Ќациональное   собрание,  которое  в  силу  своего  происхождениЯ  сохранЯет
полномочиЯ  этой воли и в своей вдохновленной соборности  причастно к новому
божеству.  Ќужно, чтобы приговор утверждалсЯ народом?  €звестно,  что усилиЯ
роЯлистов в Ќациональном собрании были направлены в конечном счете именно  к
этому.  Ћни стремились таким путем  спасти королЯ от  логики юристов-буржуа,
предпочитаЯ  отдать его,  по крайней мере, во  власть  стихийных  страстей и
состраданиЯ народа.  Ќо  ‘ен-†юст  вдобавок  доводит  свою  логику до конца,
воспользовавшись придуманным  ђуссо противопоставлением между  общей волей и
волей  всех. Џусть даже помилуют все, общаЯ волЯ не допустит  этого.  ‘амому
народу  не дозволЯетсЯ предать забвению преступление тирании. ђазве народ не
в праве  отказатьсЯ от своих  претензий  к королю? Ќо мы далеки от права, мы
находимсЯ в области
     <sup>1 </sup>€ли уж, во всЯком случае, толкование, опережающее событиЯ.
ЏроизносЯ  эту речь,  ‘ен-†юст еще  не знает,  что  выступает и против  себЯ
самого.

     --209


     теологии. Џреступление королЯ ЯвлЯетсЯ вместе с  тем грехом в отношении
высшего порЯдка. Џреступление совершаетсЯ, затем прощаетсЯ, наказываетсЯ или
забываетсЯ.  Ќо  преступление  монархии  перманентно,  оно свЯзано с  особой
королЯ, с  его  существованием.  ‘ам •ристос,  прощавший виновных, не  может
простить  ложных  богов. Ћни  должны  исчезнуть или победить.  Ќарод, прощаЯ
преступление  сегоднЯ, завтра увидит его  в целости и сохранности, даже если
преступник  мирно  почивает  в тюрьме. ‘ледовательно, существует только один
выход: "Ћтомстить за убийство народа, казнив королЯ".
     ђечь ‘ен-†юста направлена только  на то, чтобы закрыть  длЯ королЯ  все
выходы,   кроме   единственного,   ведущего   на  эшафот   …сли  предпосылки
"Ћбщественного договора"  принЯты,  то  такой исход  логически неизбежен.  €
тогда  наконец  "короли удалЯтсЯ в пустыню,  и природа войдет в свои права".
Љонвент  мог  сколько угодно  призывать к сдержанности и заЯвлЯть, что он не
предрешает,  будет ли ‹юдовик XVI судим, или же Љонвент лишь  определит меры
безопасности. Ќо в таком случае Љонвент отступил от собственных принципов и,
прибегнув к потрЯсающему  лицемерию,  пыталсЯ скрыть  свою подлинную цель --
основание  нового  абсолютизма. ‚о всЯком  случае, †ак ђу  *  выразил правду
исторического  момента, когда  назвал  королЯ ‹юдовиком Џоследним, тем самым
показываЯ, что  подлиннаЯ революциЯ, уже  совершившаЯсЯ на уровне экономики,
завершаетсЯ на  уровне философии, что знаменует  сумерки  богов. ‚ 1789 году
были поколеблены  принципы теократии, а  в  1793  году  было  уничтожено  ее
олицетворение  “ Ѓриссо * были основаниЯ  заЯвить:  "‘амый  крепкий  монумен
нашей революции -- это философиЯ" '.
     21   ЯнварЯ   с  убийством   королЯ-свЯщенника   завершаетсЯ   те   что
знаменательно   называли    страстЯми    ‹юдовика   XVI.   ђазумеетсЯ,   это
отвратительный скандал  -- представлЯть  как  великий момент  нашей  истории
публичную казнь  человека слабого и доброй ќшафот,  на котором  ему отрубили
голову,  вовсе не вершина.  ‚ всЯком случае, и по своим мотивам,  и по своим
последствиЯм су над  королем означает поворот нашей современной истории. ќто
суд символизирует  ее десакрализацию и развоплощение христиане кого бога. „о
сих пор  Ѓог принимал участие в истории  через королей. Ќо его исторического
представителЯ  убивают,  нет больше  королЯ. ‘ледовательно, остаетсЯ  только
видимость Ѓога, сосланного в небеса принципов <sup>2</sup>.
     ђеволюционеры могли ссылатьсЯ  на …вангелие,  но на  деле  они  нанесли
христианству страшнейший удар, от которого оно доныне не в силах оправитьсЯ.
Џохоже,   что   казнь   королЯ,  сопровождавшаЯсЯ,   как  известно,  сценами
импульсивных самоуйбийств и с\  масшествиЯ, и  впрЯмь  совершалась в  полном
сознании значимости
     ' ‚андеЯ, религиознаЯ война дает ему дополнительные доводы <sup>2</sup>
ќто будет бог Љанта, џкоби и ”ихте

     Љ оглавлению
     --210


     происходЯщего.   ‹юдовик   XVI,  видимо,   порой   сомневалсЯ  в  своем
божественном праве,  хотЯ  неизменно  отвергал  все  законопроекты,  которые
покушались  на  его  веру  в  это право.  Ќо  с  того  момента, как он  стал
догадыватьсЯ  или узнал свою участь, он, судЯ по всему, принЯл на себЯ бремЯ
своей божественной миссии, о чем свидетельствуют его высказываниЯ о том, что
посЯгательство на его особу равносильно  посЯгательству на ЉоролЯ-•риста, на
воплощение  божества, а не  на  дрожащую  от  страха человеческую плоть. …го
настольной  книгой в  ’ампле  стало "Џодражание  €исусу •ристу".  ЊЯгкость и
безупречность поведениЯ,  которыми  отмечены последние  часы  этого человека
средних   способностей  и  не  слишком  тонкой  душевной   организации,  его
безразличие к внешнему миру и, наконец, его минутное слабодушие на эшафоте в
полном одиночестве  под рокот  страшного барабана, заглушившего  его  голос,
такой далекий от, народа, к которому он взывал с надеждой быть услышанным,--
все  это  наводит  на  мысль, что  умирает не  Љапет, но  ‹юдовик,  носитель
божественного  права,  а вместе с ним в определенном  смысле  и историческое
христианство.  —тобы  еще  убедительнее  подтвердить  эту  свЯщенную  свЯзь,
исповедник  поддерживает королЯ в минуты упадка  духа,  напоминаЯ ему о  его
"сходстве" со страдающим богом. € тогда ‹юдовик  XVI обретает душевные силы,
одновременно  обретаЯ Язык этого бога. "џ выпью  эту чашу до  дна",-- сказал
он. ‡атем, весь дрожащий, он предает себЯ в гнусные руки палача.

        ђелигиЯ добродетели
     Ќо  той религии,  котораЯ  казнит  бывшего суверена,  предстоит  теперь
установить  новую  власть;  закрыв   церковь,  она  должна  была  попытатьсЯ
воздвигнуть собственный храм.  Љровь богов, забрызгавшаЯ свЯщенника, который
сопровождал  ‹юдовика XVI, знаменует  новое крещение. †озеф де Њестр  считал
ђеволюцию  сатанинской. Ќетрудно  понЯть, почему и в  каком  смысле.  Њишле,
однако,  был  ближе к  истине,  называЯ ее чистилищем. ‚  этот тоннель слепо
устремлЯетсЯ эпоха, чтобы открыть новый свет,  новое счастье и лик истинного
бога. Ќо каким будет новый бог? ЋбратимсЯ с этим вопросом к ‘ен-†юсту.
     1789  год,  еще  не   утверждаЯ  божественности  человека,   утверждает
божественность  народа,  в той  мере,  в  какой его волЯ  совпадает с  волей
природы и  разума. …сли общаЯ  волЯ выражаетсЯ  свободно, она не  может быть
ничем иным, кроме универсального проЯвлениЯ разума. …сли народ  свободен, он
непогрешим. Џоскольку король мертв и цепи старого деспотизма сброшены, народ
теперь  может высказать то, что всегда и  везде было, есть и  будет истиной.
Ќарод -- это оракул, к которому надо обращатьсЯ,  чтобы понЯть, чего требует
вечный  порЯдок  вселенной. Vox  populi,  vox  naturae  *.  ‚ечные  принципы
управлЯют  нашим  поведением: €стина, ‘праведливость и, наконец, ђазум.  ќто
новый бог. ‚ерховное существо, которому поклонЯютсЯ девушки  на  празднестве
ђазума

     --211


     ,  есть  всего  лишь старый бог,  развоплощенный,  внезапно  лишившийсЯ
всЯкой  свЯзи с землей  и заброшенный, словно  мЯч,  в пустое  небо  великих
принципов. ‹ишенный  своих представителей,  какого-либо  посредничества, бог
философов и адвокатов обладает только  силой  доказательств. ‚  сущности, он
весьма  слабосилен,  и  понЯтно,  почему  проповедовавший  терпимость  ђуссо
полагал, однако, что атеистов  следует приговаривать к смертной казни. —тобы
долгие  годы  поклонЯтьсЯ теореме, веры недостаточно -- нужна еще и полициЯ.
Ќо это времЯ  еще не настало. ‚ 1793 году новаЯ вера еще вне посЯгательств и
можно будет, как  полагал  ‘ен-†юст,  управлЯть  согласно разуму.  €скусство
управлениЯ, по ‘ен-†юсту, не порождало доныне  ничего, кроме чудовищ, потому
что никто  не хотел править  в  согласии с природой. ‚ремЯ чудовищ и насилиЯ
позади. "‘ердце человеческое восходит от природы к насилию,  от насилиЯ -- к
морали".  ‘ледовательно,  мораль есть  не  что иное как природа,  наконец-то
обретеннаЯ  после веков  отчуждениЯ.  Џусть  только дадут  человеку  законы,
"согласные  с  природой  и  сердцем",  и он  перестанет  быть  несчастным  и
развращенным.  ‚сеобщее  избирательное право, основа  новых законов,  должно
силой  ввести универсальную мораль.  "Ќаша  цель  -- создать  такой  порЯдок
вещей, какой устанавливаетсЯ всеобщей склонностью к добру"
     ‘овершенно  естественно,  что религиЯ разума  устанавливает  республику
законов.   ЋбщаЯ   волЯ    выражаетсЯ   в   законах,   кодифицированных   ее
представителЯми.   "Ќарод    совершает   революции:   законодатель   создает
республику".   "Ѓессмертные,   бесстрастны!  защищаемые  отважными   людьми"
установлениЯ  будут  в свою очередь управлЯть жизнью всех людей во  всеобщем
согласии,  исключаЯ  возможность противоречий,  поскольку все, повинуЯсь  за
конам, повинуютсЯ лишь самим себе. "‚не  законов,-- заЯвлЯе  ‘ен-†юст,-- все
бесплодно и мертво". ќто римскаЯ республика  формальнаЯ и правоваЯ. €звестно
пристрастие ‘ен-†юста  и ег современников  к  римской античности. ќтот  юный
декадент,  про водивший  целые часы в ђеймсе при закрытых ставнЯх в комнат с
черными  обоЯми,  украшенными  стеклЯнными  слезками,  мечта  о  спартанской
республике. Ђвтор "Ћрганта", длинной  и непристойной  поэмы,  он  тем острее
чувствовал потребность в умеренности  и добродетели.  ‚  своих  предписаниЯх
‘ен-†юст  отказывал в мЯсной пище детЯм до шестнадцати  лет, мечтаЯ о народе
вегетарианцев и революционеров.  "Џосле римлЯн мир опустел",-- восклицал он.
Ќо наступали героические времена, и поЯвление новых Љатонг  Ѓрута, ‘цеволы *
вновь становилось  возможным.  ђасцветала  пышным цветом  риторика латинских
моралистов. "Џорок, добродетель, развращенность"  -- эти понЯтиЯ  то и  дело
возникают в риторике того времени и чаще всего в речах ‘ен-†юста, которыми о
сам себЯ  беспрерывно оглушал. Џричина тут простаЯ. ‘ие прекрасное здание не
могло  обойтись  без добродетели, это понимал уже  Њонтескье *.  ”ранцузскаЯ
революциЯ,  стремЯсь  построить  историю  на  принципе  абсолютной  чистоты,
открывает новые времена вместе с эрой формальной морали

     --212


     „ействительно,  что  такое  добродетель?  „лЯ  тогдашнего   буржуазного
философа это соответствие  природе ',  а в политике --  соответствие закону,
выражающему общую волю. "Њораль,-- утверждает ‘ен-†юст,--  сильнее тиранов".
€  она действительно  только что казнила  ‹юдовика XVI. ‚сЯкое неповиновение
закону  обусловливаетсЯ  не  его  изъЯнами,  что  считалось  невозможным,  а
недостатком добродетельности у строптивого гражданина. ‚от почему республика
--  это  не  только  сенат;  республика  --  подчеркивает  ‘ен-†юст  --  это
добродетель.  ‚сЯкаЯ  моральнаЯ   развращенность  есть  вместе   с   тем   и
развращенность  политическаЯ, и  наоборот. € тогда  устанавливаетсЯ  принцип
постоЯнных репрессий, вытекающий из самой доктрины. Ѓесспорно, ‘ен-†юст  был
искренен  в  своем  желании  всеобщей  идиллии.  Ћн  действительно  мечтал о
республике  аскетов,  о  гармоничном человечестве,  предающемсЯ  беспорочным
играм невинного детства под присмотром и защитой тех мудрых старцев, которых
‘ен-†юст заранее  украсил  трехцветной  перевЯзью и белым султаном. €звестно
также, что с начала революции ‘ен-†юст, как и ђобеспьер, высказывалсЯ против
смертной казни. Ћн требовал  только, чтобы  осуждение за убийство  всю жизнь
ходили в  черном одеЯнии.  Ћн желал  справедливости, котораЯ  стремилась  бы
"видеть в обвинЯемом не виновного, но лишь слабого", и это восхитительно. Ћн
мечтал также о республике прощениЯ, котораЯ признавала бы, что  у колючего и
твердого  древа  преступлениЯ нежные корни ‚о  всЯком случае,  одно  из  его
восклицаний  вырываетсЯ прЯмо  из сердца, и забыть  его невозможно:  "Њучить
народ -- это просто ужасно!" „а, это ужасно  Ќо сердце может это чувствовать
и  тем не менее подчинЯтьсЯ  принципам, которые предполагают в итоге мучение
народа
     Њораль, когда  она  формальна,  пожирает. ЏерефразируЯ ‘ен-†юста, можно
сказать: никто не  добродетелен невинно  Љого же считать виновным после того
момента, когда законы уже не в силах поддерживать  согласие, когда единство,
которое должно  было  покоитьсЯ на принципах, распадаетсЯ?  ”ракции.  Ђ  кто
такие   фракционеры?  ќто  люди,  самой   своей   деЯтельностью   отрицающие
необходимое единство. ”ракции разрушают целостность суверена. ‘ледовательно,
фракциЯ  свЯтотатственна и преступна. Ќужно покончить с нею, с нею одной. Ќу
а  если  фракций  много?  ‚се  будут  разгромлены раз  и навсегда.  ‘ен-†юст
восклицает: "€ли добродетели, или Teppop?" Ќужно закалить свободу, и тогда в
проекте  конституции,  обсуждаемом   в  Љонвенте,  поЯвлЯетсЯ  упоминание  о
смертной казни. ЂбсолютнаЯ добродетель невозможна; в  силу неумолимой логики
республика прощениЯ превращаетсЯ в республику гильотин. “же Њонтескье увидел
в  этой  логике одну из причин упадка обществ, утверждаЯ, что избыток власти
становитсЯ все большим тогда, когда законы его не предусматривают.
     Ќо  природа,  какой  видишь  ее  у Ѓернардена  де  ‘ен  Џьера  *,  сама
соответствует предустановленной добродетели Џрирода также есть абстрактный

     --213


     —истый  закон  ‘ен-†юста не принимал  в  расчет  ту  старую,  как  сама
историЯ, истину, что закон по самой своей сути обречен быть нарушенным.

        ’еррор
     ‘ен-†юст, современник  ‘ада, приходит  к оправданию  преступлениЯ, хотЯ
опираетсЯ на иные принципы.  ‘пору нет, ‘ен-†юст -- это анти-‘ад. …сли девиз
маркиза  мог  бы  звучать  так:  "Ћтворите  двери  тюрем  или  докажите вашу
добродетель", то девиз Љонвенте провозгласил бы нечто иное:  "„окажите  вашу
добродетель   или   отправлЯйтесь   в  тюрьмы".   Ћднако  в  обоих   случаЯх
узакониваетсЯ терроризм, индивидуальный  у  либертина, государственный --  у
служителЯ культа добродетели. …сли абсолютное добро или абсолютное зло будут
последовательны в своей  логике,  они  потребуют  одной  и  той же  страсти.
ђазумеетсЯ, в  случае  ‘ен-†юста существует двойственность.  ‚  его  письме,
написанном в 1792 году  ‚илену д'0биньи, есть  что-то безумное.  ќтот символ
веры преследуемого преследователЯ заканчиваетсЯ судорожным признанием: "…сли
Ѓрут  вовсе  не убивает  других, он убьет  себЯ  сам". Џерсонаж стол) упорно
серьезный,   от  природы   холодный,  логичный,   невозмутимый  дает   повод
заподозрить  у  него разнообразные психические отклонениЯ. ‘ен-†юст  изобрел
того рода  серьезность, котораЯ превращает историю двух последних столетий в
нудный  черный  роман.  Ћн  говорил:   "’от,  кто  насмехаетсЯ   над  главой
правительства   стремитсЯ  к  тирании".   ‘траннаЯ  максима,  особенно  если
вспомнить, чем  тогда  расплачивались  за простое  обвинение в склонности  к
тирании.   ‚о   всЯком   случае,   эта  максима   предуготавливает   времена
Љесарей-педантов.  ‘ен-†юст  подает пример;  сам его  тог  непререкаем. ќтот
каскад  безапеллЯционных  утверждений, этот  аксиоматический и сентенциозный
стиль рисуют его облик точнее  чем  самые верные натуре портреты.  ‘ентенции
раздаютсЯ, словно сама мудрость народа; дефиниции, составлЯющие целую науку.
следуют  друг  за другом,  словно  холодные четкие команды. "Џринципы должны
быть    умеренными,   законы   --   неумолимыми,   смертные   приговоры   --
окончательными". ќто стиль гильотины.
     Џодобный  закоренелый  логицизм предполагает, однако, глубокую страсть.
‡десь -- и не только здесь -- мы снова видим страсть к единству. ‹юбой  бунт
предполагает  единство.  ђеволюциЯ   1781  года  требует  единства  отчизны.
‘ен-†юст мечтает  об  идеальном  граде, где  нравы,  соответствующие наконец
законам, приведут  к  расцвету  непорочности человека и тождеству природы  и
разуме € если фракции попытаютсЯ воспрепЯтствовать осуществлению этой мечты,
то  логика  этой страсти будет  стремительно возрастать ’ак  как  существуют
фракции,  напрашиваетсЯ только один вывод о что, наверное, принципы неверны.
Ќет,  преступны  фракции,  поскольку  принципы  остаютсЯ  неприкосновенными.
"Ќастала пор  вернуть  всех к морали,  а на  аристократию обрушить  всю силу
террора

     --214


     ".  Ќо  существуют  не  только  аристократические  фракции,  приходитсЯ
считатьсЯ с  республиканцами и вообще со  всеми теми, кто критикует действиЯ
‡аконодательного собраниЯ и Љонвента. € эти тоже виновны, поскольку угрожают
единству.  € тогда ‘ен-†юст  провозглашает великий  принцип тираний XX века.
"Џатриотом ЯвлЯетсЯ тот, кто безоговорочно поддерживает республику; тот, кто
нападает  на  ее  отдельные  стороны,--   предатель".  Љто   критикует,  тот
предатель; кто  не поддерживает  республику открыто _ подозрителен.  …сли  и
разум,  и свободное волеизъЯвление индивидов систематически терпЯт неудачу в
созидании  единства, нужно  решительно  отсекать все инородные  тела.  ’аким
образом,  нож  гильотины  становитсЯ резонером, чьЯ функциЯ  -- опровергать.
"Њошенник,  которого трибунал приговорил  к  смерти, заЯвлЯет,  что он хочет
боротьсЯ  с угнетением,  потому что  не  желает подчинЯтьсЯ гильотине!"  ќто
возмущение ‘ен-†юста трудно было понЯть его современникам, поскольку до  сих
пор эшафот как раз и был одним из  самых Ярких символов угнетениЯ. Ќо внутри
границ  этого  логического  бреда,  на  пределе   сен-жюстовского  пониманиЯ
добродетели, эшафот --  это  свобода.  Ћн утверждает рациональное единство и
гармонию  града. Ћн очищает (и  это точное  слово)  республику, он устранЯет
изъЯны  и неполадки, стоЯщие  на пути общей воли и универсального разума. "“
менЯ  оспаривают звание  филантропа,--  восклицает Њарат в  совершенно  ином
стиле.-- Ћ, какаЯ  несправедливость!  Љто же  не  видит,  что Я хочу  отсечь
немного  голов,  чтобы  тем  самым  спасти  многие другие?!" Ќемного  голов?
”ракциЯ? ђазумеетсЯ, и любое историческое действие оплачиваетсЯ такой ценой.
Ћднако  Њарат  в  результате  своих  последних  расчетов  потребовал  двести
семьдесЯт три тысЯчи голов. € он же скомпрометировал терапевтическую сторону
этого  предприЯтиЯ,  остервенело  призываЯ  к  бойне:  "Љлеймите  их каленым
железом,  рубите у  них большие  пальцы рук,  прокалывайте  им Языки!" ’аким
образом, и  днем и ночью  сей филантроп, используЯ однообразнейшую  лексику,
писал о необходимости убивать ради созиданиЯ. Ћн писал и писал сентЯбрьскими
ночами в  глубине своей  конуры  при  свете  свечи, в  то  времЯ  как палачи
устанавливали во дворах наших тюрем  скамьи длЯ зрителей (мужчины -- справа,
женщины -- слева), чтобы в качестве бесплатного примера филантропии показать
им, как обезглавливают наших аристократов.
     „аже  на секунду нельзЯ поставить грандиозную  фигуру ‘ен-†юста на одну
доску с мрачным Њаратом, этой обезьЯной †ан †ака ђуссо, по точному выражению
Њишле.  Ќо  драма  ‘ен-†юста  состоит  в  том,  что  он,  исходЯ  из  высших
соображений и побуждаемый глубоким чувством долга, составил на времЯ  дуэт с
Њаратом. ”ракции прибавлЯлись к  фракциЯм,  меньшинства к меньшинствам, пока
наконец пропала убежденность,  что эшафот функционирует, выполнЯЯ волю всех.
‘ен-†юст,  по  крайней мере, станет  утверждать, что  он действует в  пользу
общей  воли,  поскольку  „ействует  ради добродетели.  "ђеволюциЯ,  подобнаЯ
нашей, это не процесс, это раскаты грома над злодеЯниЯми". „обро испепелЯет,

     --215


     невинность превращаетсЯ в карающую молнию. „аже  игроки  -- и  в первую
очередь игроки -- это контрреволюционеры. ‡аЯвив,  что идеЯ счастьЯ нова длЯ
…вропы  (по правде говорЯ, новой  она  была прежде всего  длЯ  него  самого,
считавшего,  что  историЯ  остановилась на  Ѓруте),  ‘ен-†юст замечает,  что
некоторые  "составили себе ужасное представление  о  счастье  и путают его с
удовольствием".  €х тоже  надо строго наказывать. ‚ финале этой драмы уже не
стоит вопрос о большинстве  или меньшинстве. ЏотерЯнный но  все еще желанный
рай  всеобщей невинности отдалЯетсЯ,  а  на  несчастной  земле, где грохочут
гражданскаЯ и  межгосударсгвенные  войны,  ‘ен-†юст, вопреки самому  себе  и
своим принципам объЯвлЯет,  что виновны  все, если родина в опасности.  ‘ери
рапортов о заграничных фракциЯх, закон от 22 прериалЯ,  речь 15  апрелЯ 1794
года о  необходимости полиции знаменуют этап  перерождениЯ ‘ен-†юста. ’от же
самый человек,  который  стол благородно  считал  бесчестным сложить оружие,
если где-либо существуют рабы и господа, дал согласие приостановить действие
конституции  1793  года и практиковал произвол. ‚ речи,  составленной  им  в
защиту  ђобеспьера,  он  отрицает  славу и  бессмертие, обращаЯсь  только  к
абстрактному  провидению.  ‚месте  с тем  он при навал,  что добродетель, из
которой он сделал  религию, не  имеет  иного вознаграждениЯ, кроме истории и
настоЯщего,  и  что  добредетель должна любой  ценой установить  собственное
царство Ћ не любил  власть  "злую  и жестокую", котораЯ,  по его  словам, "и
считаЯсь с законами, стремитсЯ к угнетению"  Ќо  законом  был добродетель, и
проистекала она от народа.  Џоскольку  народ терЯет нравственную силу, закон
замутнЯетсЯ,  угнетение возрастает. ‚ ’е  ком случае виновен был народ, а не
власть,  чей  принцип  должен был быть  чист.  ‘толь далеко  идущее и  столь
кровавое противоречие могло разрешитьсЯ только  при помощи еще более  далеко
идущей  логики   и  окончательного  приЯтиЯ  принципов  в  молчании  смерти.
‘ен-†юст, во  всЯком  случае,  осталсЯ  на уровне этого  требованиЯ.  ’еперь
наконец  он должен  был  обрести  величие и возвышенную жизнь  в веках  и  в
небесах, о которых так прочувственно говорил.
     ‘ен-†юст предчувствовал,  что  его  требование  предполагает  тотальную
безоговорочную самоотдачу. Ћн говорил:  те, кто  совершают в мире революции,
"те, кто  творит добро", могут успокоитьсЯ только в могиле. “бежденный,  что
его принципы ради своего торжества должны достигнуть апогеЯ в  добродетели и
счастье его  народа,  понимаЯ,  быть  может,  что  он  требует невозможного,
‘ен-†юст  заранее  отрезал себе путь  к отступлению,  публично  заЯвил,  что
закололсЯ бы в тот день,  когда отчаЯлсЯ бы, потерЯв веру свой народ. Ћднако
он-то и отчаЯлсЯ,  усомнившись в самом  терроре.  "ђеволюциЯ оледенела,  все
принципы  ослабели;  остаютсЯ только красные колпаки на головах  интриганов.
Ћпыт террора помешал распознать преступлениЯ, как слишком крепкие ликеры  не
дают распознать  свой вкус".  ‘ама добродетель  "сочеталась преступлением во
времена анархии". Ћн говорил, что все преступлениЯ

     --216


     проистекают  от тирании, ЯвлЯющейсЯ  первым преступлением,  и что перед
неутомимым  напором преступлениЯ революциЯ сама  прибегла  к тирании и стала
преступной. ‘ледовательно, невозможно  извести  ни преступлениЯ, ни фракции,
ни  ужасный гедонизм; верить в этот народ нельзЯ, нужно его  подчинить своей
власти. Ќо ведь нельзЯ править невинно. ’ак что приходитсЯ  либо страдать от
зла, либо служить ему; либо  допустить, что  в  принципах  есть изъЯн,  либо
признать, что и народ в целом, и отдельные люди  виновны. € тогда загадочный
и прекрасный ‘ен-†юст отворачиваетсЯ от былой веры: "Ќе так уж много терЯешь
вместе  с  жизнью,  в  которой  пришлось  бы  стать  соучастником или  немым
свидетелем  зла". Ѓрут,  покончивший  бы  с собой,  если бы не  убил  никого
другого, начинает с того, что убивает других. Ќо других слишком много, убить
их всех невозможно. ‡начит, надо умереть самому и лишний  раз доказать,  что
бунт,  когда он не  идет на лад,  колеблетсЯ  между  уничтожением  других  и
самоуничтожением. Џоследнее, во всЯком  случае, несложно: достаточно сделать
еще  один шаг, чтобы довести свои рассуждениЯ до  логического конца. ‚ своей
речи в защиту  ђобеспьера  ‘ен-†юст  незадолго  до  смерти  вновь утверждает
великий  принцип своей деЯтельности -- тот  самый, в силу  которого он будет
осужден:  "џ  не  принадлежу ни к одной из фракций, Я буду сражатьсЯ с  ними
всеми"  ’аким  образом,  он заранее  признал  решение  общей  воли,  то есть
Ќационального  собраниЯ.  Ћн  решилсЯ на  гибель  ради любви  к принципам  и
вопреки  всЯкой реальности, потому  что мнение  Ќационального собраниЯ могло
быть подавлено  только фанатизмом  и красноречием  какой-нибудь фракции.  Ќо
когда принципы слабеют, люди  могут спасти их, а вместе с ними и собственную
веру  лишь  одним  способом  -- умереть за них. ‚ удушающем  зное  июльского
Џарижа ‘ен-†юст, упорно отвергаЯ реальность и весь  мир, признаетсЯ, что  он
ставит свою жизнь  в  зависимость  от принципов. ‡аЯвив это,  он, похоже, на
минуту  замечает  иную  истину,  заканчиваЯ  речь  умеренным   разоблачением
Ѓийо-‚аренна  и Љолло  д'ќрбуа *: "џ хочу, чтобы  они оправдались и чтобы мы
стали  более мудрыми". ‡десь на  мгновение стиль  и гильотина  запнулись. Ќо
поскольку  в добродетели слишком много  гордыни, добродетель  не  может быть
мудростью.  Ќож гильотины,  словно  сама  мораль,  вскоре  обрушитсЯ  на эту
прекрасную голову,  вместилище  холодного ума. ЌачинаЯ с того момента, когда
Ќациональное собрание осудит его, и до того момента, когда он подставит свой
затылок  под лезвие  гильотины,  ‘ен-†юст не  промолвит ни слова. ќто долгое
молчание более  значительно, чем сама  его  смерть. Љогда-то он сетовал, что
вокруг тронов царило молчание, и потому он так  хотел вволю и Ярко говорить.
Ќо в конце, презираЯ и тиранию, и загадочный народ, не желающий  пребывать в
согласии с чистым ђазумом,  ‘ен-†юст погружаетсЯ  <sup>в</sup> молчание. …го
принципы  не могут прийти в соответствие с реальностью; дела  и событиЯ идут
не так,  как они должны  идти; следовательно, принципы  остаютсЯ  одинокими,
немыми и недвижными. ЏредатьсЯ им -- значит и  в самом деле умереть, умереть
от

     --217


     некой  невозможной любви, котораЯ  противоположна  любви  человеческой.
‘ен-†юст умирает, а вместе с ним умирает и надежда на новую религию.
     "‚се камни отесаны длЯ зданиЯ свободы,-- говорил ‘ен-†юст,-- но из этих
камней  вы  можете выстроить  длЯ нас и  храм,  и  гробницу".  ‘ами принципы
"Ћбщественного  договора"  служили  руководством  длЯ  возведениЯ  гробницы,
которую затем замуровал Ќаполеон Ѓонапарт. ђуссо, у которого все  же хватало
здравого смысла,  отлично понимал,  что общество, описанное  в "Ћбщественном
договоре",  подходит  разве  что длЯ богов.  Џоследователи ђуссо усвоили его
учение буквально и  постарались  обосновать божественность человека. Љрасное
знамЯ, символ  закона военного времени,  то есть  исполнительной  власти при
старом  режиме,  становитсЯ  революционным символом  10 августа  1792  года.
Џереход  знаменательный,  и †орес * комментирует  его так:  "ќто мы,  народ,
воплощаем в себе право.. Њы не бунтовщики. Ѓунтовщики находЯтсЯ в  ’юильри".
Ќо  так  легко богом не  станешь. ‘ами старые боги не погибали от первого же
удара,  и  революции  уже  XIX   века  должны   будут  завершить  ликвидацию
божественного  принципа.  ’огда  Џариж  подымаетсЯ, чтобы  подчинить  королЯ
закону,  установлен  ному  народом,  и  не  дать  ему  восстановить  власть,
основанную на божественном принципе. ќтот труп, который инсургенты 1830 годе
поволокут  через  залы  ’юильри  и  усадЯт  на  трон,  чтобы  доставит!  ему
смехотворные почести, большого значениЯ не имеет *. ‚ ту эпоху на королЯ еще
могут быть возложены почетные обЯзанности но возлагаютсЯ они народом; •артиЯ
-- закон  длЯ королЯ. Ћн уже  не  ‚еличество. Џоскольку  старый  режим исчез
тогда во  ”ранции  окончательно,  нужно было  после 1848 года упрочить новый
режим и потому  историЯ  XIX века до 1914 года -- это историЯ восстановлениЯ
народовластиЯ  в  борьбе  со  старорежимными  монархиЯми  то  есть   историЯ
утверждениЯ гражданского принципа. ќтот принцип восторжествует  в 1919 году,
когда  в  …вропе  будут  свергнуть все абсолютистские  монархии  '.  Џовсюду
суверенитет  народа за  менЯет собой по  праву и в силу  разума  суверенитет
самодержца ’олько тогда проЯвЯтсЯ последствиЯ принципов 1789  года. Њы. ныне
живущие, первые, кто может Ясно об этом судить.
     џкобинцы ужесточили  вечные моральные  принципы  до такой  степени, что
разрушили  то, на  чем  до  сих  пор  эти  принципы покоились.  Џроповедники
…вангелиЯ, они  стремились основать братство  на абстрактном  римском праве.
Ѓожественные  повелениЯ они заменили законом, который, по их предположениЯм,
должен был быть признан всеми,  поскольку он  ЯвлЯлсЯ выражением общей воли.
‡акон находил свое  оправдание в  естественной  добродетели и в свою очередь
оправдывал  ее.  Ќо как  только  возникает  одна-единственнаЯ  фракциЯ,  все
умозаключениЯ рушатсЯ и становитсЯ

     '  Љроме испанской монархии Ќо ѓерманскаЯ империЯ рухнула,  а ведь ‚иль
гельм II говорил, что "мы, ѓогенцоллерны, удерживаем нашу корону, получив ее
в дар только от неба, и отчет мы дадим лишь одному <b>небу"</b>

     --218


     очевидным,  что добродетель нуждаетсЯ в оправдании,  чтобы не оказатьсЯ
абстрактной.  Ѓуржуазные  юристы  XVIII  века,  подавлЯЯ  своими  принципами
справедливые и живые завоеваниЯ собственного народа, одним махом подготовили
два вида современного нигилизма: нигилизм индивида и нигилизм государства.
     „ействительно,  закон  может управлЯть только как закон  универсального
ђазума.  Ќо  он никогда таковым не ЯвлЯетсЯ,  и его оправдание терЯет смысл,
если  человек  не  добр  по своей  природе. Џриходит  день, когда  идеологиЯ
сталкиваетсЯ с  психологией.  €  тогда уже не  остаетсЯ  места  длЯ законной
власти.   ‘ледовательно,   закон  эволюционирует  до  тех   пор,   пока   не
отождествлЯетсЯ  с законодателем и новым произволом.  Људа  же  тогда  идти?
Џроисходит  утрата  ориентиров:  потерЯв  свое   точное  определение,  закон
становитсЯ  все более расплывчатым  и  кончает  тем,  что  из  всего  делает
преступление.  ‡акон  все   еще  управлЯет,  но  он  уже  не   имеет  твердо
установленных  границ. ‘ен-†юст предвидел эту тиранию, прикрывающуюсЯ именем
безмолвствующего  народа.  "‹овко  сработанное  преступление  превратитсЯ  в
своего рода избранничество,  и мошенники окажутсЯ в  Ќоевом Љовчеге". Ќо это
неизбежно' …сли великие  принципы не обоснованы, если закон выражает  только
временные настроениЯ,  им уже можно  вертеть  как  заблагорассудитсЯ или  же
навЯзывать его. „е ‘ад или диктатура, индивидуальный терроризм или терроризм
государственный  -- оба оправданные  тем же самым  отсутствием оправданиЯ --
становЯтсЯ одной из альтернатив XX века с  того момента, когда бунт обрубает
свои собственные корни и отказываетсЯ от всЯкой конкретной морали.
     Ѓунтарское  движение, народившись в 1789 году, не  может, однако, тогда
же  и  остановитьсЯ. Ѓог  не  совсем  умер  длЯ  Якобинцев и  тем  более длЯ
романтиков. Ћни  еще  дорожат  ‚ерховным  существом  *.  ђазум  определенным
образом еще ЯвлЯетсЯ посредником между ним и людьми. Ќо Ѓог по  меньшей мере
развоплощен и сведен  к теоретическому  существованию  морального  принципа.
ЃуржуазиЯ  властвовала весь XIX век только благодарЯ тому, что  ссылалась на
эти абстрактные принципы.  Љороче  говорЯ, не будучи столь  благородной, как
‘ен-†юст,  буржуазиЯ  воспользовалась этой  ссылкой  в качестве  оправданиЯ,
исповедуЯ, во  всЯком случае на  практике,  противоположные ценности. ‚ силу
своей  растленной сущности и  трусливого лицемериЯ, буржуазиЯ способствовала
окончательной  дискредитации  принципов,  которыми  она   клЯлась.  ‚   этом
отношении  вина ее  безмерна. Љак только вечные принципы вкупе с  формальной
добродетелью   будут  подвергнуты   сомнению   и   всЯкаЯ   ценность   будет
дискредитирована, разум придет  в движение, не ссылаЯсь уже ни на что, кроме
собственных  успехов. ђазум возжелает властвовать, отрицаЯ все то, что было,
и  утверждаЯ  все  то,  что  будет.  ђазум  станет  завоевательным.  ђусский
коммунизм  благодарЯ  своей мощной  критике  всЯкой  формальной  добродетели
завершит  бунтарское  дело  XIX века,  отрицаЯ какой  бы то ни  было  высший
принцип. ‡а цареубийствами XIX века

     --219


     последуют  богоубийства  XX   века,  которые,  отрицаЯ  всЯкую  мораль,
отчаЯнно   ищут   единство   рода   человеческого   посредством  изнурЯющего
нагромождениЯ  преступлений  и  войн.  ‡а Якобинской  революцией, пытавшейсЯ
установить  религию  добродетели, чтобы на  ней основать единство, последуют
циничные революции, которые, будь они правыми или левыми, попытаютсЯ достичь
единства  мира, чтобы основать наконец религию человека.  ‚се  то,  что было
Ѓогово, отныне будет отдано Љесарю.


        ЃЋѓЋ“Ѓ€‰‘’‚Ђ
     ‘праведливость,  разум, истина  еще  сверкали на  Якобинском  небе; эти
недвижные  звезды могли  по меньшей мере служить ориентирами. ЌемецкаЯ мысль
XIX   века,   и  в  особенности  гегелевскаЯ,   стремилась  продолжить  дело
французской  революции, устранив  причины ее  поражениЯ.  ѓегель видел,  что
абстрактность  Якобинских принципов  таила в  себе  террор  Џо  его  мнению,
абсолютнаЯ  и  абстрактнаЯ  свобода   должна  была  привести  к  терроризму;
владычество абстрактного  права  совпадает  с  царством  угнетениЯ.  ѓегель,
например,  замечает, что период от Ђвгуста до Ђлександра ‘евера  * (235 год)
-- это времЯ расцвета  правоведениЯ, но вместе с тем  -- и самой беспощадной
тирании.  —тобы  преодолеть  это  противоречие,   надо  было  стремитьсЯ   к
конкретному  обществу,  воодушевлЯемому   принципом,   который  не  был   бы
формальным и предусматривал гармоничное сочетание  свободы и необходимости ‚
конечном счете  немецкаЯ мысль заменила универсальный, но  абстрактный разум
‘ен-†юста  и  ђуссо  понЯтием   не  столь   искусственным,  но   еще   более
двусмысленным  -- конкретной  универсальностью „о  сих  пор разум царил  над
соотносимыми  с  ним  феноменами  ‘лившись  отныне  с  потоком  исторических
событий, разум освещает их, а они становЯтсЯ его плотью
     Њожно уверенно  сказать,  что  ѓегель рационализировал все,  вплоть  до
иррационального Ќо  в то  же времЯ он  придавал  разуму дрожь безрассудства,
вносил  в него  безмерность, результаты чего  теперь налицо. Ќедвижную мысль
своего времени германскаЯ  мысль неожиданно вовлекла в неудержимое движение.
€стина,  разум и справедливость неожиданно  воплотились  в становлении мира.
Ќо, вовлекаЯ их в постоЯнное  ускорение, немецкаЯ идеологиЯ отождествила  их
бытие с их движением и отнесла  завершение этого бытиЯ в конец исторического
становлениЯ,  словно таковой имеетсЯ  Ќазванные  ценности  перестали служить
небесными  ориентирами,  чтобы  стать   целЯми.  —то  касаетсЯ  средств  „лЯ
достижениЯ этих целей,  а именно жизни и истории,  то данные средства уже не
руководствуютсЯ  никакими предсуществующими  ценностЯми.  Ќапротив,  большаЯ
часть  гегелевских  аргументов  служит  доказательством того, что  моральное
сознание,  во  всей своей банальности  повинующеесЯ справедливости и истине,
как  если  бы эти ценности существовали вне мира, как раз ставит  под угрозу
воцарение  этих  ценностей.  ’аким  образом,  правило  действиЯ стало  самим
действием,  которое  должно  развертыватьсЯ  во  мраке,   ожидаЯ  финального
озарениЯ. ђазум, оказавшийсЯ во власти подобного романтизма, ЯвлЯетсЯ уже не
чем иным, как непреклонной страстью.

     --221


     –ели остались теми же самыми, возросло только  стремление;  мысль стала
динамичной, а разум  -- становлением и завоеванием. „ействие -- уже не более
чем расчет, и зависит оно от результатов, а не  от принципов. ‘ледовательно,
действие  отождествлЯетсЯ  с вечным движением. ’очно так  же в  XIX веке все
научны дисциплины  отошли от неподвижности и  классификации, характерных длЯ
мысли  XVIII  века.  Џодобно   тому   как  „арвин  сменил  ‹иннеЯ,  философы
непрерывной  диалектики сме