х  сотен  отвергнутых  претендентов  на  должность   палача,
сыщетсЯ  хотЯ  бы  один,  кто  сумеет  на  иной  лад    утолить
кровожадные инстинкты, разбуженные в нем гильотиной.
     …сли общество хочет и дальше цеплЯтьсЯ за смертную  казнь,
то пусть нас хотЯ бы избавЯт от ее лицемерного и показательного
оправданиЯ.  Ћткроем  же  подлинное  имЯ  этой  кары,   которой
отказывают  в  какой  бы  то  ни  было  гласности,  этой   меры
устрашениЯ, котораЯ бессильна против честных людей, покуда  они
остаютсЯ таковыми,  но  зачаровывает  тех,  кто  перестал  быть
людьми, котораЯ унижает и растлевает всех,  кто  становитсЯ  ее
пособниками.  Ћна, что и говорить, наистрашнейшее наказание, но
иных уроков, кроме деморализующих,  в  себе  не  содержит.  Ћна
осуществлЯет кару, но ничего не предотвращает, лишь  подстрекаЯ
жажду к убийству.  …е как бы не существует -- и в то  же  времЯ
она реальна длЯ того, кто год за годом казнитсЯ ею  в  душе,  а
затем претерпевает  ее  всем  своим  телесным  составом  в  тот
отчаЯнный и жуткий миг, когда его, не  лишаЯ  жизни,  рассекают
надвое.  Ћгласим настоЯщее имЯ этой кары -- оно,  за  неимением
лучшего, способно хотЯ бы намекнуть на ее  подлинное  существо;
имЯ это -- месть.

     Ќаказание  карающее,  но  не  предотвращающее  и    впрЯмь
заслуживает имЯ мести.  ќто квазиарифметический ответ  общества
тому, кто посЯгает на его изначальные законы.  ќтот ответ столь
же стар, как  и  сам  человек:  он  называетсЯ  расплатой.  Љто
причинил мне зло -- должен пострадать от  зла,  кто  выбил  мне
глаз -- должен окриветь, кто убил -- должен умереть.  ђечь идет
не о  принципе,  а  о  чувстве,  причем  необычайно  неистовом.
ђасплата относитсЯ к области природы и инстинкта, а не к  сфере
закона.  ‡акон,  по  определению,   не    подлежит    тем    же
установлениЯм, что и природа.  …сли убийство заложено в природе
человека, закон установлен не длЯ того,  чтобы  подражать  этой
природе  или  воспроизводить  ее.  Ћн  призван  ее   исправить.
ђасплата же ограничиваетсЯ тем, что потакает  чисто  природному
чувству  и  придает  ему  силу  закона.  ‚се  мы,  нередко    к
собственному  стыду,  знакомы  с  этим  чувством,  знаем    его
могущество: оно пришло с нами из чащи первобытных лесов. ‚ этом
отношении мы, французы,  свысока  посматривающие  на  нефтЯного
королЯ  ‘аудовской  Ђравии,  который   проповедует    всемирную
демократию и в то же времЯ прибегает к услугам  мЯсника,  чтобы
отрубить  руку  воришке,  --  мы  тоже  пребываем   в    некоем
‘редневековье, только лишенном религиозной  благодати.  Њы  все
еще определЯем наше правосудие  в  соответствии  с  простейшими
правилами  арифметики  [*].  Ќо  можно  ли  по  крайней    мере
утверждать, что эта арифметика точна и  что  правосудие,  пусть
даже самое элементарное, даже ограниченное узаконенной  местью,
должно обеспечиватьсЯ ценою смертной казни? Ћтвет один -- нет.

     ----------
     [*] Ќесколько лет назад  Я  подал  петицию  о  помиловании
шестерых тунисцев, приговоренных к смерти за убийство во  времЯ
беспорЯдков трех французских жандармов. ЋбстоЯтельства убийства
затруднЯли определение  степени  вины  каждого  из  участников.
Ћтвет, полученный мною  из  канцелЯрии  Џрезидента  республики,
гласил, что моЯ просьба ЯвлЯетсЯ вмешательством в  деЯтельность
компетентных органов. ‡а две недели до получениЯ ответа Я узнал
из газет, что приговор по этому делу уже приведен в исполнение.
’рое  осужденных  были  казнены,  трое  других  --  помилованы.
Џричины осуждениЯ одних и  помилованиЯ  других  не  определены.
Џросто нужно было казнить именно троих,  поскольку  жертв  было
столько же.
     ----------

     Ћставим в стороне тот факт, что закон расплаты  неприложим
на практике: расправлЯтьсЯ с поджигателем, обращаЯ в  головешки
его собственный дом, так  же  глупо,  как  и  наказывать  вора,
снимаЯ  с  его  банковского  счета  сумму,    равноценную    им
украденной.  Џредположим, однако, что  было  бы  справедливо  и
необходимо компенсировать убийство жертвы  смертью  убийцы.  Ќо
смертнаЯ казнь -- не просто смерть.  Џо сути своей она  так  же
отличаетсЯ от лишениЯ жизни, как концлагерь от тюрьмы. Ћна есть
убийство,  спору  нет,  арифметическаЯ  расплата   за    другое
убийство.  Ќо она  присовокуплЯет  к  смерти  некий  регламент,
публичную и  заранее  известную  осужденному  преднамеренность,
организованность,  наконец,  котораЯ  сама  по  себе   ЯвлЯетсЯ
источником моральных  страданий,  более  ужасных,  чем  смерть.
Љороче, ни о какой равноценности не может быть и  речи.  Њногие
законодатели считают  предумышленное  преступление  куда  более
тЯжким, чем спонтанное.  Ќо что такое смертнаЯ казнь,  если  не
наиболее предумышленное из  убийств,  с  которым  не  сравнитсЯ
самое  расчетливое  злодеЯние?  …сли  уж   соблюдать    принцип
равноценности, следовало бы приговаривать к смертной казни лишь
того  преступника,  который  заблаговременно  предупредил  свою
жертву о дне и часе, когда его настигнет  ужаснаЯ  смерть,  так
что начинаЯ с этого момента обреченный на смерть человек должен
месЯцами цепенеть в ожидании своей участи.  Ќо такие чудовища в
природе не встречаютсЯ.
     € вот еще что: когда наши  официальные  юристы  твердЯт  о
безболезненной смерти осужденных, они не сознают, о чем говорЯт
и, что самое главное, им не хватает воображениЯ. Ћпустошающий и
разлагающий страх,  который  становитсЯ  уделом  осужденного  в
течение долгих месЯцев или лет [*1], --  это  наказание  похуже
смерти, наказание, подобного  которому  жертва  не  испытывает.
„аже ошеломленнаЯ грубым посЯгательством на ее  жизнь,  она,  в
большинстве случаев, гибнет,  так  и  не  осознав,  что  с  нею
происходит. ‚рЯд ли она мучитсЯ ужасным сознанием того, сколько
именно ей еще  остаетсЯ  жить  и  есть  ли  у  нее  надежда  на
спасение.  ‡ато осужденный испытывает весь этот ужас вплоть  до
мелочей.  Џытка  надеждой  сменЯетсЯ    приступами    животного
отчаЯниЯ.  Ђдвокат  и  свЯщенник  из  чистого    человеколюбиЯ,
тюремщики -- длЯ того, чтобы узник не буйствовал, -- все в один
голос уверЯют его, что он будет помилован.  Ћн  то  всем  своим
существом  доверЯетсЯ  им,  то  отказываетсЯ  верить.  „нем  он
надеетсЯ, а ночью  терЯет  надежду  [*2].  ЌеделЯ  проходит  за
неделей, отчаЯнье и безнадежность растут и становЯтсЯ в  равной
мере невыносимыми.  Џо  словам  всех  очевидцев,  цвет  лица  у
осужденных менЯетсЯ, страх действует на  него  словно  кислота.
"‡нать, что умрешь, это еще полбеды, -- сказал один из  узников
тюрьмы ”рен. -- Ќе знать, суждено ли тебе остатьсЯ в живых,  --
вот страшнейшаЯ пытка". "Џодумаешь, поганаЯ  четверть  часика!"
-- говорил о смертной казни Љартуш.  Ќо ведь  речь  идет  не  о
минутах, а о целых месЯцах.  ‡адолго наперед осужденный  знает,
что  будет  убит  и  что  спасти  его  может  только  указ    о
помиловании, столь же вероЯтный, как  глас  небесный.  ‚  любом
случае он не может самолично что-то изменить, выступить в  свою
защиту, убедить кого-то.  ‚се свершаетсЯ помимо  его  воли.  Ћн
перестал быть человеком, превратилсЯ в неодушевленный  предмет,
которым палачи могут вертеть, как им вздумаетсЯ. Ћн пребывает в
царстве абсолютной необходимости, в царстве  инертной  материи,
наделенной, однако, сознанием, -- своим злейшим врагом.

     ----------
     [*1] ђемен, приговоренный к смерти во времЯ  ЋсвобождениЯ,
до  казни  провел  семьсот  суток   в    кандалах    --    факт
возмутительный! Ћсужденные на  смерть  уголовники  обычно  ждут
казни  от  трех  месЯцев  до  полугода.  ќту  отсрочку   трудно
сократить  ввиду  возможности  помилованиЯ.  ‚прочем,  Я   могу
засвидетельствовать, что рассмотрение  прошений  о  помиловании
производитсЯ  во  ”ранции  со   всей    ответственностью,    не
исключающей Явного стремлениЯ к милосердию в той мере, с  какой
это позволЯют закон и нравы.
     [*2] Џоскольку  по  воскресеньЯм  казни  не  производЯтсЯ,
субботнЯЯ ночь считаетсЯ среди смертников самой спокойной.
     ----------

     Љогда должностные лица, чье ремесло предписывает им  убить
этого  человека,  называют  его  "посылкой",  они  знают,   что
говорЯт.  Ќе  иметь  возможности  противитьсЯ  рукам,   которые
перемещают тебЯ с места на место, держат или  бросают,  --  это
ведь и значит быть просто вещью, пакетом  или,  лучше  сказать,
стреноженной скотиной.  Ќо скотина может хотЯ бы отказатьсЯ  от
кормежки.  Ђ смертник такой возможности лишен. …го ублажают так
называемым "спецрационом" (в тюрьме ”рен стол ї  4  включает  в
себЯ молоко, сахар, сладости, вино, сливочное масло); тюремщики
следЯт за тем, чтобы он питалсЯ как следует. ‘котина, идущаЯ на
бойню, должна быть в хорошей  /форме/.  ќта  вещь  или  скотина
имеет одно-единственное право -- право на мелкие  поблажки,  на
удовлетворение прихотей. "Љакие они все привередливые!" --  без
тени иронии восклицает  начальник  тюрьмы  ”рен,  имеЯ  в  виду
смертников.  ‘пору нет,  но  как  иначе  сочетать  это  подобие
свободы с достойным выбором,  без  которого  человек  не  может
обойтись? Џривередливый или непритЯзательный, начинаЯ с момента
вынесениЯ приговора, осужденный попадает в  чрево  бесстрастной
машины.  Ќеделю за неделей он крутитсЯ  в  колесном  механизме,
управлЯющем всеми его действиЯми, и в конце концов передающем в
руки, которые уложат его  на  машину  длЯ  убийства.  "Џосылка"
подчинена не случайностЯм, управлЯющим жизнью живого  существа,
а  механическим  законам,  которые  позволЯют  ей   безошибочно
предвидеть день собственной казни.
     ќтот день подводит итог  всему  предыдущему  существованию
смертника в роли предмета. ‚ те три четверти часа, что отделЯют
его  от  казни,  неотвратимость  смерти  подавлЯет  все;  перед
свЯзанным  и  покорным  зверем  разверзаетсЯ  ад  --  и  что  в
сравнении с ним та преисподнЯЯ, которой его пугают! ‚  конечном
счете древние греки с их  цикутой  были  куда  человечнее:  они
предоставлЯли  смертникам  относительную  свободу,  возможность
отсрочить или приблизить час собственного конца. Ћни признавали
за ними право выбора между самоубийством и казнью.  Њы  же,  из
пущей предосторожности,  вершим  правосудие  сами.  ‚прочем,  о
настоЯщем правосудии можно было бы говорить лишь  тогда,  когда
осужденный, за много месЯцев наперед оповестив  свою  жертву  о
том,  что  он  намерен  с  нею  сделать,  входил  бы  к    ней,
крепко-накрепко свЯзывал ее, сообщал, что она будет убита ровно
через час и посвЯщал этот час наладке аппарата длЯ убийства. Ќо
найдетсЯ ли преступник, который повергал бы свою жертву в столь
безнадежное и беспомощное состоЯние?
     ќтим, без сомнениЯ, объЯснЯетсЯ та страннаЯ безропотность,
что обычно овладевает смертниками непосредственно перед казнью.
ќти люди, которым уже нечего терЯть,  могли  бы  идти  ва-банк,
предпочесть смерть от пули "при попытке к бегству" или  угодить
под  резак  гильотины  после  отчаЯнной  схватки,   помрачающей
сознание.  ‚ некотором смысле то был бы свободный выбор смерти.
Ћднако, за редчайшими исключениЯми, осужденный идет  на  смерть
покорно, в каком-то тупом  оцепенении.  ‚от  это,  вероЯтно,  и
имеют в виду журналисты, когда пишут, что осужденный  "встретил
смерть мужественно". Ђ речь идет всего-навсего о том, что он не
наделал шума, не вышел из роли "посылки", и что  все  на  свете
признательны ему за это.  “частвуЯ в столь  гнусном  спектакле,
"заинтересованное    лицо"    доказало    свою       похвальную
благопристойность, способствуЯ тому, чтобы всЯ эта гнусность не
слишком затЯнулась.  Ќо и похвалы, и свидетельства  о  мужестве
составлЯют часть общей мистификации, окружающей смертную казнь.
€бо смертник часто ведет себЯ тем благопристойнее, чем  больший
страх его мучает.  Ћн заслуживает похвал со стороны прессы лишь
потому, что  его  страх  или  чувство  беспомощности  настолько
сильны, что полностью лишают его воли.  Џоймите менЯ правильно.
Ќекоторые осужденные, политические  или  уголовники,  встречают
смерть  достойно,  и  о  них  следует  говорить  с   подобающим
уважением.  Ќо  большинство  из   них    не    разжимают    рта
просто-напросто от страха и кажутсЯ невозмутимыми лишь  потому,
что скованы ужасом,  и,  по-моему,  эта  дышащаЯ  жутью  немота
достойна  еще  большего  уважениЯ.  Љогда  отец  Ѓела  †юст  за
несколько минут до казни предложил молодому смертнику  написать
письмо близким, он услышал в ответ: "“ менЯ не хватит духу даже
на это".  Њог ли этот свЯщенник, услышав подобное  признание  в
слабости, не склонитьсЯ перед тем, что есть в  человеке  самого
жалкого и самого свЯтого? Љто посмеет сказать,  будто  трусливо
умирают те, кто до самого конца так и не разжал рта,  и  только
оставленнаЯ ими лужица под ногами может поведать о том, что они
испытали? € что в этом случае прикажете думать о тех, кто довел
их до такого состоЯниЯ? ‚ конце концов, каждый убийца  идет  на
риск ужаснейшей из смертей, тогда как те, кто убивает  его,  не
рискует ничем, кроме разве что повышениЯ по службе.
     Ќет, то, что этот человек испытывает в свой смертный  час,
вне всЯкой морали, ни  добродетель,  ни  мужество,  ни  ум,  ни
сознание собственной невиновности уже не играют  здесь  никакой
роли.  ‚  его  лице  общество  разом  отбрасываетсЯ  в  область
первобытного страха, где уже ничто  не  подлежит  суду.  ‚сЯкаЯ
справедливость,  всЯкое  достоинство  обращаютсЯ    в    ничто.
"‘ознание невиновности не служит защитой от насилиЯ... џ видел,
как мужественно умирали отпетые головорезы и какаЯ  дрожь  била
невиновных, идущих на казнь" [*1].  „обавлЯЯ, что  слабость  во
времЯ казни выказывают чаще всего интеллектуалы, тот  же  автор
не делает  отсюда  вывод,  будто  эта  категориЯ  людей  лишена
мужества, -- просто у нее больше воображениЯ.  Ћказавшись лицом
к лицу с неотвратимой смертью, любой человек, каковы бы ни были
его убеждениЯ, чувствует себЯ опустошенным и  разоренным  дотла
[*2].  Ћщущение  беспомощности   и    одиночества,    владеющее
осужденным на виду у сборища, которое жаждет его  смерти,  само
по себе ЯвлЯетсЯ невыразимо тЯжким наказанием.  ‚  этом  смысле
тоже было бы лучше, если бы казни совершались прилюдно.  Ђктер,
таЯщийсЯ в любом  человеке.  мог  бы  тогда  прийти  на  помощь
загнанному зверю, придать ему значениЯ в собственных глазах. Ќо
от ночи и тайны нет спасениЯ.  Њужество,  душевнаЯ  сила,  даже
вера -- все превращаетсЯ в игру случайности, когда на  человека
наваливаетсЯ такаЯ беда. Љак правило, человек гибнет в ожидании
казни гораздо раньше своей  физической  смерти.  …го,  убившего
всего  раз,  приговаривают  к  двум  смертЯм,  из  коих  перваЯ
страшнее второй.  ‚ сравнении с этой пыткой кажетсЯ мЯгким даже
закон мести.  ‚едь он  никогда  не  требовал,  чтобы  человека,
выколовшего брату своему один глаз, полностью лишили зрениЯ.

     ----------
     [*1] Ѓела †юст, op. cit.
     [*2] Ћдин видный хирург, католик, признавалсЯ мне, что он,
исходЯ из опыта, никогда не сообщает пациентам, даже  верующим,
что они неизлечимо больны раком. ќто потрЯсение могло бы лишить
их всего, даже веры.
     ----------

     ќта кореннаЯ несправедливость отзываетсЯ к тому  же  и  на
родственниках осужденного.  “ жертвы есть близкие, чьи муки  не
поддаютсЯ описанию,  --  естественно,  что  они  в  большинстве
случаев жаждут отмщениЯ. Ћно свершаетсЯ, но тогда родственникам
осужденного приходитсЯ познать горе, карающее  их  безжалостнее
любого правосудиЯ.  Ћжидание, длЯщеесЯ целыми месЯцами, каморка
длЯ свиданий, пустые разговоры, которыми не заполнишь  недолгие
минуты, проведенные с  узником,  неотвЯзчивые  картины  будущей
казни --  такие  мучениЯ  выпадают  на  долю  отца  или  матери
осужденного, мучениЯ, которые неведомы родственникам жертвы.  €
каковы бы ни были  чувства  этих  родственников,  они  едва  ли
захотЯт, чтобы месть намного превосходила  преступление,  чтобы
она терзала людей, испытывающих такие же страданиЯ, как  и  они
сами. "‘вЯтой отец, менЯ помиловали, -- пишет один  осужденный,
-- и Я еще не могу осознать, что за счастье на менЯ  свалилось.
“каз был подписан 30 апрелЯ, а огласили его мне в среду,  когда
Я вернулсЯ со свиданиЯ.  џ тут же дал знать папе  и  маме,  они
были  еще  здесь,  в  ‘анте.  ‚ообразите    себе,    как    они
обрадовались!" [*] ‚ообразить себе это нетрудно, но лишь в  той
мере, в какой возможно  предоставить  их  бесконечные  терзаниЯ
вплоть до момента помилованиЯ, а также  бесповоротное  отчаЯнье
тех, кто получил новость совсем  иного  рода,  котораЯ  жестоко
измываетсЯ над их непричастностью к преступлению  и  усугублЯет
их горе.

     ----------
     [*] Џреп. отец „евуайо, op.  cit.  Ќевозможно  читать  без
слез  просьбы  о  помиловании,  поданные  отцом  или    матерью
осужденного,  которые,  скорее  всего,  не  осознают,  что   за
страшнаЯ напасть их постигла.
     ----------

     —тобы покончить с законом расплаты, необходимо  упомЯнуть,
что в изначальной форме он мог относитьсЯ лишь  к  двум  людЯм,
один из коих был абсолютно невиновным, а  другой  --  абсолютно
повинным.  Ќевиновной  была,  разумеетсЯ,  жертва.  Ќо    разве
общество, представлЯющее ее  на  суде,  может  претендовать  на
невиновность?  ђазве  оно  не  несет,   хотЯ    бы    частично,
ответственность за преступление, которое  так  жестоко  карает?
ќта  тема  обсуждалась  неоднократно,  и  посему  Я  не   стану
повторЯть аргументы, которые, начинаЯ с XVIII века,  излагались
на сей счет людьми самых разных взглЯдов.  ‚се они  сводЯтсЯ  к
тому, что каждое общество порождает таких  преступников,  каких
оно заслужило.  Ќо коли уж  речь  идет  о  ”ранции,  нельзЯ  не
упомЯнуть о некоторых обстоЯтельствах, способных сбить спесь  с
наших законодателей.  ЋтвечаЯ в 1952 году на  анкету  "”игаро",
посвЯщенную  смертной  казни,  один  полковник  утверждал,  что
замена ее пожизненными каторжными работами привела бы только  к
созданию  рассадников  преступности.  ќтот   высокопоставленный
офицер видимо не знал -- и Я рад за него, -- что у нас  сколько
угодно  таких  рассадников,  отличающихсЯ    от    тюрем    тем
немаловажным обстоЯтельством, что из них можно  выйти  в  любое
времЯ днЯ  и  ночи:  это  кабаки  и  трущобы,  украшение  нашей
ђеспублики. Ћ них невозможно говорить спокойно.
     ‘татистика насчитывает до 64 000 перенаселенных  (от  трех
до пЯти душ на комнату) квартир в одном  только  Џариже.  ‘пору
нет: детоубийца -- гнуснейшее  существо,  не  заслуживающее  ни
малейшего  снисхождениЯ.  ‚озможно  также  (Я  подчеркиваю   --
возможно), что ни один из моих читателей,  оказавшись  в  таких
чудовищных условиЯх, не дойдет до  детоубийства.  ’ак  что  нет
надобности преуменьшать степень вины отдельных извергов.  Ќо  и
эти изверги, живи они в сносных квартирах, может быть, не зашли
бы так далеко.  Џо крайней мере, надо признать, что  не  только
они во всем виноваты, а также что право карать их предоставлено
тем, кто  в  первую  очередь  субсидирует  разведение  сахарной
свеклы, а в последнюю -- жилищное строительство [*].

     ----------
     [*] ”ранциЯ занимает первое место в  мире  по  потреблению
алкоголЯ на  душу  населениЯ  и  пЯтнадцатое  --  по  жилищному
строительству.
     ----------

     Ђлкоголь делает эту проблему еще более  жгучей.  €звестно,
что французский  народ,  чаще  всего  в  самых  гнусных  целЯх,
спаиваетсЯ своим парламентским большинством.  ђоль спиртного  в
росте кровавой  преступности  головокружительна.  Ћдин  адвокат
(г-н  ѓийон)  считает,  что  60%  правонарушений   свЯзано    с
алкоголем. „октор ‹агрифф полагает, что эта цифра составлЯет от
41,7%  до  72%.  €сследование,  проведенное  в  1951  году    в
пересыльной  тюрьме  ”рен,  выЯвило  среди   уголовников    29%
хронических пьЯниц и 24%  потомственных  алкоголиков.  Ќаконец,
95% детоубийц -- алкоголики.  Љрасноречивые цифры! Ќо мы  можем
привести цифру еще более красноречивую: декларацию одной  фирмы
по производству аперитивов, котораЯ  в  1953  году  представила
налоговой комиссии отчет о  получении  410  миллионов  прибыли.
‘опоставление  этой  цифры   с    вышеприведенными    позволЯет
предположить, что акционеры данной фирмы вкупе с  "алкогольными
депутатами" спровадили на тот свет куда больше  детей,  чем  им
кажетсЯ. Ѓудучи противником смертной казни, Я отнюдь не требую,
чтобы их отправили на гильотину.  Ќо  длЯ  начала  мне  кажетсЯ
необходимым  препроводить  их  под  конвоем  на  место    казни
очередного детоубийцы, а  по  завершении  экзекуции  --  выдать
каждому  статистический  бюллетень  с  цифрами,  о  которых   Я
говорил.
     …сли  государство  сеет  алкоголизм,   то    не    следует
удивлЯтьсЯ, что оно пожинает преступность [*].  Ќо ему это не в
диковину, оно знай себе рубит  головы,  которые  предварительно
само же и дурманит алкоголем. Ћно бесстрастно вершит правосудие
и в то же времЯ выступает в роли кредитора: его совесть  чиста.
џ считаю защитником  алкоголЯ  того,  кто,  отвечаЯ  на  вопрос
"”игаро", воскликнул: "џ  знаю,  что  сделал  бы  самый  рьЯный
противник смертной казни, окажись он с оружием в руках лицом  к
лицу с убийцами, готовыми прикончить его отца,  его  мать,  его
детей или его лучшего друга.  ‚от  так-то!"  ќто  "вот  так-то"
Явственно  припахивает  алкоголем.  ‘пору  нет,  самый   рьЯный
противник смертной казни не колеблЯсь открыл бы огонь  по  этим
убийцам, и правильно сделал бы, однако это вовсе не  превратило
бы его в рьЯного поборника высшей меры наказаниЯ. Ќо если бы он
умел  чуть  более  свЯзно  мыслить,   а    от    вышеупомЯнутых
потенциальных  убийц  заметно  разило    бы    спиртным,    он,
разделавшись с ними, занЯлсЯ  бы  теми,  кто  спаивает  будущих
убийц.  Џросто  диву  даешьсЯ,  почему   родственникам    жертв
алкогольного криминала не пришла в голову мысль потребовать  от
депутатов парламента кое-каких разъЯснений! Ќа  самом  же  деле
происходит  нечто  прЯмо  противоположное,    и    государство,
облеченное  всеобщим  доверием,  поддерживаемое    общественным
мнением, продолжает перевоспитывать убийц, в первую очередь  --
убийц-алкоголиков, точь-в-точь как иной  сутенер  по  мере  сил
перевоспитывает  неутомимых  тружениц,    обеспечивающих    его
пропитание.  Ќо  сутенер  не  корчит  из  себЯ  моралиста,    а
государство  только  этим  и  занимаетсЯ.  …сли  правосудие   и
признает,  что    опьЯнение    ЯвлЯетсЯ    иногда    отЯгчающим
обстоЯтельством, то оно знать ничего  не  знает  о  хроническом
алкоголизме. ЏреступлениЯ, совершенные в подпитии, редко влекут
за  собой  смертную  казнь,  тогда  как  хронический  алкоголик
способен на предумышленное убийство, за которое  расплачиваетсЯ
собственной жизнью.  ѓосударство, таким образом,  сохранЯет  за
собой право карать смертью в том единственном случае, когда оно
само разделЯет ответственность за преступление.

     ----------
     [*] ‚ конце прошлого века поборники смертной казни поднЯли
большой шум в свЯзи с ростом преступности начинаЯ с 1880  года.
Ќо ведь именно в этом году был принЯт  закон,  позволЯющий  без
предварительного разрешениЯ открывать винные  погребки.  ‚от  и
доверЯйте после этого статистике!
     ----------

     ‡начит ли это, что каждый алкоголик должен  быть  избавлен
от ответственности государством,  которое  будет  бить  себЯ  в
грудь до тех пор, пока весь  народ  не  приучитсЯ  пить  только
фруктовые соки?  Љонечно,  нет.  „аже  генетические  законы  не
снимают  с  нас  всей   вины    за    преступление.    ђеальную
ответственность  правонарушителЯ  невозможно    определить    с
математической точностью.  €звестно, что никакими расчетами  не
установишь точное число всех наших предков, будь они  пьЯницами
или трезвенниками.  Ћно может  в  10**22  раз  превышать  число
теперешних жителей земли.  ‘тало быть,  количество  доставшихсЯ
нам от них дурных или порочных склонностей вообще не  поддаетсЯ
исчислению.  Њы  поЯвлЯемсЯ  на  свет,   обремененные    грузом
беспредельной неизбежности.  Ќо в таком случае следует говорить
и о столь же беспредельной безответственности.  ‹огика требует,
чтобы ни наказание, ни  воздаЯние  никогда  не  применЯлись,  в
результате чего общество перестало  бы  существовать.  €нстинкт
сохранениЯ обществ -- а следовательно, и отдельных личностей --
требует, напротив, признаниЯ индивидуальной ответственности. …е
надлежит  применЯть  как  должное,  оставив  туманные  грезы  о
всеобъемлющей  снисходительности,  равнозначной  гибели  любого
общества.  Ќо  тот  же  ход  мыслей  должен  привести  нас    к
заключению, что не существует и тотальной  ответственности,  а,
следовательно, абсолютного наказаниЯ или  воздаЯниЯ.  Ќикто  не
может претендовать на окончательное воздаЯние, даже Ќобелевские
лауреаты.  Ќо  никто  не  должен  и  претерпевать    абсолютное
наказание, если он признан виновным, и уж тем  более,  если  он
может оказатьсЯ невиновным. ‘мертнаЯ казнь, не соотносимаЯ ни с
острасткой, ни с предвзЯтым правосудием, присвоила себе, помимо
прочего, неслыханную  привилегию  карать  всегда  относительную
вину окончательной и непоправимой мерой.

     ‘пору  нет,  смертнаЯ  казнь  --  сомнительный  пример   и
порождение хромающего правосудиЯ, однако нужно согласитьсЯ с ее
защитниками:  она  есть  средство  устранениЯ.  ‘мертнаЯ  казнь
окончательно устранЯет осужденного.  “же одно  это,  по  правде
говорЯ, должно было бы положить предел повторению  сомнительных
аргументов,  которые,  как  мы   видели,    можно    оспаривать
бесконечно.  Људа честнее  сказать,  что  она  необратима,  ибо
именно такой и должна быть,  и  признать,  что  некоторые  люди
нетерпимы в обществе, что они  представлЯют  постоЯнную  угрозу
длЯ каждого гражданина и  всего  общественного  порЯдка  и  что
необходимо, стало быть, покончить с этим злом, раз  и  навсегда
устранив его.  ‚едь  никто  не  станет  отрицать  существование
хищников в человеческом обличье, энергию и  жестокость  которых
не  сломит  ничто.  ‘мертнаЯ  казнь,  разумеетсЯ,  не    решает
проблему, которую они ставЯт перед нами.  Ќо  она,  по  крайней
мере, устранЯет ее.
     џ еще вернусь  к  этим  людЯм.  Ќо  разве  смертнаЯ  казнь
применЯетсЯ только к  ним?  Љто  возьметсЯ  доказать,  что  все
казненные были в равной мере неисправимы?  Љто  поручитсЯ,  что
среди них не было невиновных? ‚ обоих случаЯх следует признать,
что смертнаЯ казнь устранЯет проблему вместе с человеком  --  и
непоправимо. ‚чера, 15 марта 1957 года, в Љалифорнии был казнен
Ѓартон  Ђббот,   приговоренный    к    смерти    за    убийство
четырнадцатилетней  девочки.  ‚от,  как  мне  кажетсЯ,   пример
гнусного преступлениЯ, позволЯющего причислить его виновника  к
разрЯду неисправимых.  Ђббот был осужден,  хотЯ  не  переставал
твердить о своей невиновности.  Љазнь была назначена на  десЯть
часов утра 15 марта.  ‚ десЯть  минут  десЯтого  было  получено
известие об отсрочке  казни,  чтобы  защитники  успели  сделать
последнее заЯвление [*].  ‚ одиннадцать оно было  отклонено.  ‚
четверть двенадцатою Ђббот вошел в газовую  камеру.  —ерез  три
минуты он вдохнул первую порцию газа.  Ђ еще через  две  минуты
раздалсЯ  телефонный  звонок  секретарЯ   комиссии,    ведающей
помилованиЯми.  Ћна пыталась свЯзатьсЯ с губернатором,  но  тот
уехал на плЯж, и тогда она решила  позвонить  прЯмо  в  тюрьму.
Ђббота вытащили из камеры, но было уже слишком поздно.  Ђ  если
бы накануне погода в  Љалифорнии  была  похуже,  губернатор  не
отправилсЯ бы на плЯж.  Ћн позвонил бы в тюрьму двумЯ  минутами
раньше, и Ђббот осталсЯ бы в живых и, может быть, дожил  бы  до
признаниЯ своей невиновности.  ‚сЯкое  другое  наказание,  даже
самое суровое, оставлЯло  ему  такую  возможность.  Ђ  смертнаЯ
казнь не оставлЯла никакой.

     ----------
     [*] ‘ледует заметить, чти в американских тюрьмах  накануне
казни осужденного обычно  переводЯт  в  другую  камеру,  заодно
сообщаЯ ему о предстоЯщем исполнении приговора.
     ----------

     Љто-то может сказать, что это исключительный случай.  Ќаша
жизнь столь же исключительна,  и  однако  в  этом  быстротечном
существовании  мы  становимсЯ  свидетелЯми  подобных   случаев,
происходЯщих совсем  рЯдом,  в  каких-нибудь  двенадцати  часах
авиаполета.  ’рагедиЯ Ђббота -- не столько исключение,  сколько
обычный факт  заурЯдный  пример  оплошности,  --  стоит  только
почитать газеты (Я имею в виду недавнее дело „еше,  не  касаЯсь
остальных).  ‚ 1860 году,  пользуЯсь  теорией  вероЯтности  длЯ
установлениЯ  числа  возможных    судейских    ошибок,    юрист
д'Ћливекруа установил, что из 257-ми  осужденных  на  казнь  по
меньшей  мере  один  невиновен.   ‘оотношение    представлЯетсЯ
неубедительным? „а, оно было бы таковым, иди речь  о  заурЯдных
преступлениЯх.  Ќо оно чудовищно по отношению  к  высшей  мере.
Љогда ѓюго свЯзывал гильотину с именем ‹есюрка [*], он не хотел
сказать, что все осужденные так же невиновны, как  он,  но  что
достаточно одного ‹есюрка, чтобы навсегда запЯтнать позором это
орудие  казни.  Ќеудивительно,   что    ЃельгиЯ    окончательно
отказалась от вынесениЯ смертных приговоров после  единственной
юридической ошибки  и  что  ЂнглиЯ  поднЯла  вопрос  об  отмене
смертной казни после дела •айеса.  Ќет ничего удивительного и в
решении  того   генерального    прокурора,    который    писал,
ознакомившись  с  просьбами  о  помиловании  человека,    почти
навернЯка виновного в убийстве, хотЯ тело жертвы так и не  было
обнаружено: "‘охранение жизни г-на X. даст возможность  властЯм
без  всЯкой  спешки  разобратьсЯ  в  новых  данных,  касающихсЯ
вопроса о том, осталась ли  в  живых  его  жена...  Ђ  смертнаЯ
казнь,  устранЯЯ    гипотетическую    возможность    дальнейших
расследований, может, Я  опасаюсь,  придать  шатким  аргументам
теоретическую ценность, силу раскаЯниЯ, которую Я предпочел  бы
не вызывать".  ‘тремление к истине  и  справедливости  выражено
здесь столь впечатлЯющим образом, что мне  хотелось  бы,  чтобы
эта формула -- "сила раскаЯниЯ" -- почаще звучала  на  судебных
процессах, так как в ней отчетливо выражена опасность, грозЯщаЯ
каждому присЯжному заседателю.  Љоль скоро казнь над невиновным
свершилась,  ему  уже  никто  не  и  силах  помочь,  разве  что
посмертно реабилитировать его, да и то лишь в том случае,  если
кто-то  возьметсЯ  хлопотать  об  этом.  ’огда  ему  возвращают
невиновность, которую он,  по  правде  сказать,  никогда  и  не
терЯл. Ќо преследованиЯ, коим он подвергсЯ, но его жуткие муки,
его ужаснаЯ смерть -- все это пребывает навеки. ЋстаетсЯ только
позаботитьсЯ о будущих невиновных, чтобы их  миновали  все  эти
немыслимые терзаниЯ.  ’ак и было сделано  в  Ѓельгии.  “  наших
законников совесть еще не проснулась.

     ----------
     [*] €мЯ невинно осужденного по делу  "‹ионского  почтового
поезда".
     ----------

     Ћни, надо полагать, тешат себЯ  мыслью,  будто  правосудие
идет по тому же пути прогресса, что и наука. Љогда какой-нибудь
ученый-эксперт разглагольствует перед судом присЯжных, кажетсЯ,
что слышишь проповедь  свЯщенника,  а  присЯжные,  привыкшие  к
обожествлению науки, только и делают, что поддакивают  ему.  €,
однако, недавние судебные процессы,  главным  из  которых  было
дело Ѓенар, дали нам достаточное представление о том, что такое
фарс экспертов. „оказательства вины не становЯтсЯ убедительнее,
если их  определЯют  в  пробирке,  пусть  даже  градуированной.
€сследованиЯ в  другой  пробирке  приведут  к  противоположному
результату, личностнаЯ же оценка сохранЯет все свое значение  в
столь рискованных математических  операциЯх.  ЌастоЯщих  ученых
среди экспертов столько же, сколько подлинных психологов  среди
судей, то есть  немногим  больше,  чем  среди  ответственных  и
объективных  присЯжных.  ‘егоднЯ,  как  и  вчера,   вероЯтность
судебной  ошибки  сохранЯетсЯ.  Ђ  завтра  какаЯ-нибудь   новаЯ
экспертиза без труда докажет невиновность какого-нибудь Ђббота.
Ќо этот Ђббот все равно будет умерщвлен по-научному, а наука, с
одинаковым успехом берущаЯсЯ доказать как его невиновность, так
и вину, пока не в состоЯнии воскрешать тех, кого убивает.
     Ќо возьмем безусловно виновных: можно ли  утверждать,  что
все казненные были  одинаково  неисправимы?  ’е,  кто,  как  Я,
когда-либо в силу  необходимости  присутствовали  на  заседании
присЯжных,  знают,  что  вынесение  приговора,  даже  смертного
приговора,  зависит  от  многих  случайностей.  ‚ыражение  лица
обвинЯемого, подробности его биографии (измены часто  считаютсЯ
отЯгчающим обстоЯтельством теми присЯжными, в чьей  супружеской
верности  позволительно  усомнитьсЯ),  его  поведение  на  суде
(поощрЯетсЯ и на пользу идет только  притворство),  его  манера
говорить (рецидивисты знают, что не следует ни мЯмлить, ни быть
излишне  красноречивым),  непредвиденные  происшествиЯ  в  зале
суда, воспринимаемые чисто эмоционально (а реальность  --  увы!
-- не всегда душещипательна), -- вот сколько случайностей может
повлиЯть на окончательное решение присЯжных. ‚ момент вынесениЯ
приговора нельзЯ  упускать  из  виду,  что  он  был  обусловлен
стечением многих случайных обстоЯтельств. ЏамЯтуЯ о том, что он
зависит от оценки, данной присЯжными этим  обстоЯтельством,  не
забываЯ и о том, что судебнаЯ реформа 1832 года дала  присЯжным
возможность  толковать   эти    обстоЯтельства    /произвольным
образом/,  нетрудно  представить  себе,  какой   простор    длЯ
изменчивой игры настроениЯ у них остаетсЯ.  ‡десь уже не  закон
со всей точностью определЯет,  кто  должен  быть  приговорен  к
смертной казни, а суд присЯжных, который, кстати сказать, может
верно оценить свой приговор  только  после  его  исполнениЯ.  Ђ
поскольку  нет  двух  одинаковых   присЯжных    коллегий,    то
преступник, отправленный на гильотину одной из них, вполне  мог
бы быть помилован другой.  Ќеисправимый с точки зрениЯ  честных
граждан €ль-и-‚илена, он  вполне  может  оказатьсЯ  поддающимсЯ
исправлению в глазах почтенных жителей  ‚ара.  Љ  сожалению,  в
обоих этих департаментах на шею смертника падает один и тот  же
нож гильотины. Ђ уж он-то никогда не вникает в детали.
     ‘лучайности, обусловленные  временем,  присовокуплЯютсЯ  к
случайностЯм  географического  порЯдка,  усиливаЯ   изначальную
абсурдность правосудиЯ.  ”ранцузский рабочий-коммунист, недавно
гильотированный в Ђлжире за  то,  что  он  подложил  бомбу  (ее
обнаружили до взрыва) в заводскую раздевалку,  был  осужден  не
столько за свое преступление, сколько  по  велению  времени.  ‚
теперешней политической атмосфере Ђлжира  нужно  было  доказать
арабской общине, что на гильотину можно отправить и француза, и
вместе с тем успокоить французскую общину,  возмущенную  ростом
терроризма.  ‚ то же  самое  времЯ  министр,  взЯвший  на  себЯ
ответственность за казнь, собирал голоса  коммунистов  в  своем
избирательном  округе.  Џри  иных  обстоЯтельствах   обвинЯемый
отделалсЯ бы легким испугом и,  став  депутатом  от  компартии,
вполне мог бы пользоватьсЯ той же  кормушкой,  что  и  министр,
пославший его на казнь.  ‚се это горькие мысли, но хотелось бы,
чтобы они остались в сознании тех, кто нами  правит.  Џравители
должны знать, что времена и нравы менЯютсЯ и что может  настать
день, когда слишком поспешно казненный человек  будет  казатьсЯ
не таким уж злодеем.  Ђ сейчас поздно  что-либо  предпринимать,
можно лишь терзатьсЯ раскаЯнием или предать это дело  забвению.
Ќо общество так или иначе страдает. Ѓезнаказанное преступление,
как считали  древние  греки,  отравлЯет  город,  где  оно  было
совершено.  Ќо  осуждение  невиновного  или  чересчур    строго
наказанное преступление таЯт в себе не меньше отравы. € нам ли,
во ”ранции, не знать этого?
     ’аково уж, скажут мне, человеческое  правосудие:  несмотрЯ
на все его недостатки, оно все-таки предпочтительнее произвола.
Ќо эта меланхолическаЯ оценка терпима по  отношению  к  обычным
наказаниЯм, но она  невыносима,  когда  речь  идет  о  смертных
приговорах.  ‚  одном  классическом  французском    труде    по
уголовному праву  как  бы  извинЯющимсЯ  тоном  говоритсЯ,  что
высшаЯ  мера  наказаниЯ  не  поддаетсЯ  делению  на    степени:
"—еловеческое правосудие не претендует  на  подобные  операции.
Џочему? „а потому, что оно сознает свою ущербность". ‘ледует ли
отсюда, что именно она дает нам право на бесспорные суждениЯ  и
что, будучи не в силах осуществлЯть правосудие в  чистом  виде,
общество должно, с величайшей длЯ себЯ опасностью,  устремитьсЯ
к  высшей  несправедливости?  …сли  правосудие  сознает    себЯ
ущербным, ему следовало бы быть поскромнее и оставлЯть на полЯх
приговоров достаточно места  длЯ  исправлениЯ  ошибок,  которые
могут в них закрастьсЯ [*].  €  не  должно  ли  оно,  постоЯнно
находЯ длЯ себЯ  смЯгчающие  обстоЯтельства  в  этой  слабости,
находить их  также  и  длЯ  преступника?  ‘уд  присЯжных  может
вежливейшим образом заЯвить: "…сли мы отправим вас на смерть по
ошибке, простите нас, принимаЯ в соображение слабости  нашей  с
вами общей натуры, но мы-то приговариваем вас к смерти,  отнюдь
не считаЯсь с этими слабостЯми".  ‚се люди  солидарны  в  своих
ошибках и слабостЯх.  Ќо справедливо ли, что  эта  солидарность
играет на руку трибуналу, а обвинЯемому в ней отказывают?  Ќет,
и если правосудие имеет в нашем мире хоть какой-то  смысл,  оно
не означает ничего другого, кроме признаниЯ этой  солидарности;
оно  не  может,  по  сути  своей,  отрешитьсЯ  от   сочувствиЯ.
‘очувствие же здесь, в свою очередь, не может быть ничем  иным,
как истинным состраданием, а не  бездумной  снисходительностью,
которой нет дела до мучений жертвы и ее прав.  Ћно не исключает
наказаниЯ, но не прибегает к высшей его мере.  …му  претит  эта
окончательнаЯ, непоправимаЯ мера, творЯщаЯ несправедливость  по
отношению ко всему естеству человека, поскольку она непричастна
к невзгодам нашего общего существованиЯ.

     ----------
     [*] Љак не порадоватьсЯ известию  о  помиловании  ‘иллона,
убившего недавно свою четырехлетнюю дочь, чтобы не отдавать  ее
жене, котораЯ собиралась с ним разводитьсЯ.  „ело в том, что во
времЯ заключениЯ  обнаружилось:  ‘иллон  страдает  от  мозговой
опухоли, чем можно объЯснить все безумие его поступка.
     ----------

     Ќадо признать, что некоторым присЯжным  известны  все  эти
соображениЯ, иначе они не  принимали  бы  в  расчет  смЯгчающих
обстоЯтельств при разборе таких преступлений, где их просто  не
может быть.  ‘мертнаЯ казнь кажетсЯ им столь крайней мерой, что
они  предпочитают  недостаточно  суровое  наказание   наказанию
чрезмерному.  €збыточнаЯ  суровость  кары  в    таком    случае
покровительствует  преступлению  вместо   того,    чтобы    его
пресекать.  Ќи одно судебное заседание не обходитсЯ  без  того,
чтобы  в  прессе  не  сообщалось,   что    приговор    страдает
непоследовательностью и  что,  в  соответствии  с  фактами,  он
должен быть мЯгче или строже.  Ќо ведь  и  сами  присЯжные  это
сознают. Џричина в том, что, столкнувшись со всем ужасом высшей
меры, они предпочитают, как это сделали бы на  их  месте  и  мы
сами, прослыть за недоумков, чем всю дальнейшую жизнь  мучитьсЯ
ночными кошмарами. ‘ознаваЯ свою ущербность, они хотЯ бы делают
из нее достойные выводы.  € подлинное правосудие на их  стороне
именно в той мере, в какой с ними расходитсЯ логика.
     …сть, однако, закоренелые преступники, которых осудила  бы
коллегиЯ присЯжных любой страны и любой эпохи.  €х преступлениЯ
очевидны, а доказательства обвинениЯ согласуютсЯ с  признаниЯми
защиты.  ‚се, что  в  них  есть  ненормального  и  чудовищного,
позволЯет без колебаний  отнести  их  в  разрЯд  патологии.  Ќо
эксперты-психологи нередко говорЯт о невменЯемости таких людей.
Ќедавно в Џариже один  молодой  человек,  слабохарактерный,  но
мЯгкий и сердечный, очень привЯзанный к своим близким, был,  по
его словам, выведен из себЯ выговором, который сделал ему  отец
за позднее возвращение домой.  Ћтец был погружен в чтение, сидЯ
за обеденным столом, когда юноша схватил топор и, подкравшись к
отцу сзади, нанес ему несколько смертельных  ударов.  ‡атем  он
таким же образом прикончил мать, оказавшуюсЯ в  тот  момент  на
кухне.  Џосле этого он переоделсЯ, спрЯтал  свои  окровавленные
брюки в платЯной шкаф и, как ни в чем не бывало,  отправилсЯ  в
гости к невесте, а затем вернулсЯ домой, позвонил в  полицию  и
заЯвил, что обнаружил  отца  и  мать  убитыми.  ЏолициЯ  тотчас
отыскала окровавленные брюки и  без  труда  получила  от  юноши
невозмутимое признание в убийстве.  Џсихиатры заключили, что он
вполне   вменЯем.    …го    поразительное    бездушие,    новые
доказательства которого проЯвились уже в тюрьме  (он  был  рад,
что на похороны родителей пришло много народу, -- "€х  все  так
любили", -- сказал он адвокату), не может  рассматриватьсЯ  как
нечто нормальное.  Ќо умственные способности  его,  видимо,  не
были затронуты.
     Њногие  "изверги"  представлЯютсЯ  личностЯми  столь    же
непостижимыми.  Ћни  фактически  вычеркнуты  из  списков   рода
человеческого.  ‘уть и  размах  совершенных  ими  злодеЯний  не
позволЯет думать, что они способны к раскаЯнию или исправлению.
Ќужно сделать так, чтобы они не натворили новых бед,  а  посему
они должны быть вычеркнуты окончательно -- иного  решениЯ  нет.
Ќа  этой  грани,  и  только  на  ней,  возможны  дискуссии    о
правомерности смертной казни.  ‚о всех других случаЯх аргументы
ее защитников не выдерживают критики сторонников ее  отмены.  Ђ
на этой п