е  на  ветках  висели.  „аже  боЯзно,  правду
говорю. Љогда люди рассказывают про вещие сны, Я теперь, по-моему, знаю, что
это такое.
     - џ не совсем об этом, - смущенно, вполголоса сказал  „жоул.  -  ‘ны  -
другое дело, от  сна  можно  проснутьсЯ.  Ђ  когда  что-то  видишь...  „аму,
например, и видишь там, где никого не должно быть, а потом она  от  тебЯ  не
отстает, у тебЯ в голове... ‚роде  того,  как  тут  вечером  ‡у  испугалась:
слышит, собака завыла, и говорит, что это ее муж вернулсЯ, подходит к  окну:
"‚ижу его, - говорит, - присел под инжиром. € глаза прЯмо желтые в темноте".
џ посмотрел - никого, совсем никого.
     Ђйдабелу все это не особенно поразило.
     - …рунда! - Ћна трЯхнула головой, и  короткие  рыжие  волосы  полыхнули
чудесным огнем. ‚се знают, что ‡у настоЯщаЯ сумасшедшаЯ. Ћдин раз жара была,
как сегоднЯ, а Я мимо шла - стоит у почтового Ящика с дурацким своим лицом и
говорит мне: "Љакой  вчера  вечером  снег  был  красивый".  ‚ечно  про  снег
говорит, вечно она что-то видит, твоЯ ‡у сумасшедшаЯ.
     „жоул смотрел на Ђйдабелу со злостью: какаЯ  противнаЯ  вруньЯ.  ‡у  не
сумасшедшаЯ. Ќисколечко. Ћднако он вспомнил снег их первого разговора:  снег
валил, лес слепил белизной, и приглушенный снегом голос  Ђйдабелы  доносилсЯ
будто издалека:
     - ќто "Ђйвори". Ћно не тонет.
     - „лЯ чего? - спросил он, принимаЯ белый кусок мыла, который она вынула
из кармана.
     - ЊытьсЯ, глупый. „а не будь ты такой  барышней.  Љогда  прихожу  сюда,
обЯзательно моюсь. Ќу-ка, положи одежду на пень,  где  удочка.  „жоул  робко
посмотрел на указанное место.
     - Ќо ты же девочка.
     ‘ необыкновенно презрительным видом Ђйдабела выпрЯмилась во весь рост.
     - Џацан, - сказала она и сплюнула между пальцев, - что у тебЯ в портках
- длЯ менЯ не новость и совсем мне не интересно: Я, черт возьми,  с  первого
класса ни с кем, кроме мальчишек, не водилась. € себЯ девчонкой не считаю  -
запомни это, иначе мы не друзьЯ. - Џри всей ее  браваде,  в  заЯвлении  этом
прозвучала подкупающаЯ невинность, и когда она, нахмурЯсь и стуча кулаком  о
кулак, сказала: - Љак же мне охота быть мальчишкой - Я бы стала  морЯком,  Я
бы... - бессилие ее было трогательно.
     „жоул встал и начал расстегивать рубашку.

     Ћн лежал на холодной гальке, прохладнаЯ рЯбаЯ вода  обтекала  его;  ему
хотелось стать листом, как те, что проплывали по течению мимо: мальчик-лист,
он поплывет легко, поплывет в реку и затерЯетсЯ там, а потом в великой  воде
океана. ‡ажав нос, он окунул лицо в воду: ему было шесть лет,  и  глаза  его
цвета медных монеток округлились от страха: ‘вЯтого „уха, сказал  свЯщенник,
заталкиваЯ его в купель; он закричал, мать, наблюдавшаЯ с  передней  скамьи,
бросилась к нему, взЯла его на руки, обнЯла и зашептала тихо:  деточка  мой,
деточка. Ћн поднЯл лицо из  большой  тишины,  Ђйдабела  обдала  его  озорной
волной, и семь лет исчезли в одно мгновение.
     - ’ы похож на ощипанного цыпленка, - сказала она. - ’ощий, белый.
     „жоул стыдливо свел плечи. ЌесмотрЯ на совершенно искреннее  равнодушие
Ђйдабелы к его наготе, он не мог так легко приспособитьсЯ  к  ситуации,  как
она, вероЯтно, рассчитывала.
     Ћна сказала:
     - Ќе крутись, сейчас намылю тебе голову.
     …е голова уже была покрыта массой пенных завитушек, как торт  глазурью.
Ќагишом Ђйдабела еще больше походила на мальчишку -  по  большей  части  она
состоЯла из ног, вроде журавлЯ  или  человека  на  маленьких  ходулЯх:  а  в
веснушках, обсыпавших худенькие плечи, было что-то жалостное. Ћднако грудь у
нее уже начала набухать, и в бедрах угадывалсЯ намек на будущую  округлость.
„жоул, считавший Ђйдабелу угрюмой и вздорной, сейчас удивлЯлсЯ тому, как она
умеет веселитьсЯ и забавлЯть размеренно втираЯ мыло ему  в  волосы,  она  не
переставала смеЯтьсЯ и рассказывала  анекдоты,  порою  вполне  непристойные:
"...а фермер говорит: "ЏонЯтно, что ребеночек красивый -  а  как  же,  через
шелковый платок запускали".
     Ќе дождавшись от него смеха, она спросила:
     - Ќу что? Ќе дошло? - „жоул помотал  головой.  -  Ђ  еще  городской,  -
вздохнула она.
     - Љак это через шелковый платок запускали?
     - „а так, - ответила Ђйдабела, споласкиваЯ волосы, - мал ты еще.
     „жоул подумал тогда, что соль анекдотов ей и самой не  вполне  понЯтна:
рассказывала она их не совсем как свои, а словно кому-то  подражаЯ  -  кому,
интересно?
     Ђ этот тебе кто рассказал? спросил он.
     - Ѓилли Ѓоб.
     - Љто он?
     - Ќу просто Ѓилли Ѓоб.
     -  Ћн  тебе  нравитсЯ?  -  спросил  „жоул,  не  понимаЯ,  почему  вдруг
почувствовал такую ревность.
     - Љонечно, нравитсЯ. - Ћна встала и пошла к берегу; глЯдЯ на воду,  она
ступала медленно и грациозно, как птица в поисках пищи. - Љонечно. Ћн, можно
сказать, мой лучший друг. Ћн ужасно храбрый. Ѓилли Ѓоб. ‚ четвертом классе у
нас была злаЯ миссис ќйкенс, била его линейкой по рукам чуть не до крови - а
он ни разику не заплакал.
     Ћни сели обсыхать на солнце, и Ђйдабела надела очки.
     - џ никогда не плачу, - соврал „жоул.
     Ћна перевернулась на живот  и,  перебираЯ  мох,  сказала,  прозаично  и
мЯгко:
     - Ђ Я - да. €ногда плачу.- Џосмотрела на него без улыбки. -  ’олько  ты
никому не говори, слышишь?
     …му хотелось сказать: да, Ђйдабела, милаЯ Ђйдабела,  Я  твой  настоЯщий
друг. € хотелось дотронутьсЯ до нее, обнЯть,  -  только  так,  казалось  ему
сейчас, он мог выразить все,  что  чувствовал.  Ћн  придвинулсЯ  еще  ближе,
вытЯнул шею и, перестав дышать от осторожности, поцеловал ее в  щеку.  ‘тало
очень тихо; невесомые токи света и тени пробегали между ними, подобные тенЯм
листьев, чуть колышущимсЯ  на  их  телах.  Џотом  Ђйдабела  напрЯглась.  Ћна
схватила его за волосы и стала тЯнуть. „жоула обожгло горьким и  недоуменным
гневом. ‚от - настоЯщее предательство. € он схватилсЯ с ней; они сплелись  и
стали  кататьсЯ,  и  небо  кружилось,  опрокидываЯсь,  падало.  ’емные  очки
свалились с Ђйдабелы, и „жоул, притиснутый к земле, ощутил, как они треснули
и впились ему в Ягодицы.
     - Џерестань, перестань, пожалуйста, - пропыхтел он.- “ менЯ кровь.
     Ћна сидела на нем верхом  и  сильными  руками  прижимала  к  земле  его
запЯстьЯ. Ќаклонила к нему красное, злое лицо:
     - ‘даешьсЯ?
     - “ менЯ кровь, - упрЯмо повторил он.
     Ќаконец она с него слезла, принесла воды и промыла порез.
     - ‡аживет, - сказала она как ни в чем не бывало. ‘транно, но и в  самом
деле будто не было ничего: и ни один, ни другаЯ, конечно, никогда не  смогли
бы объЯснить, из-за чего подрались.
     „жоул сказал:
     - Ћчков жалко, извини.
     Ћсколки блестели на земле каплЯми зеленого дождЯ. Ћна нагнулась, начала
их собирать, потом передумала, бросила обратно.
     - ’ы не виноват, - грустно сказала  она.  -  Њожет...  может,  Я  когда
другие выиграю.

     - 8 -

     ђандольф окунул в баночку с водой кисть, и пурпурные  усики  потЯнулись
от нее, как быстро растущаЯ лоза.
     - Ќе улыбайсЯ, мой милый, - сказал он. џ не фотограф. ‘ другой стороны,
и художником менЯ едва ли назовешь - то есть, если понимать  под  художником
того, кто видит и берет, чтобы просто передать: а у менЯ всегда  проблемы  с
искажением, Я пишу не столько то, что вижу, сколько то, что думаю: например,
несколько лет назад - в Ѓерлине это было - Я писал мальчика немногим  старше
тебЯ, а на портрете он получилсЯ древнее „жизуса  ”ивера,  и  если  в  жизни
глаза у него были младенчески-голубые, то Я  видел  мутные  глаза  пропащего
человека. €, как выЯснилось, видел правильно, потому что юный Љурт - так его
звали - оказалсЯ совершенным исчадием и дважды пыталсЯ менЯ  умертвить...  в
обоих случаЯх, замечу, проЯвив удивительную изобретательность. Ѓедное  дитЯ,
что-то с ним сталось?.. „а и со мной,  если  на  то  пошло?  ќто  вот  самый
интересный вопрос: что сталось со мной? - Џо ходу разговора, как бы  отбиваЯ
фразы, он макал кисть в банку, и в  постепенно  темневшей  воде,  посредине,
тайным цветком распускалось красное сгущение. - Ћчень хорошо,  можешь  сесть
удобнее, передохнем.
     „жоул вздохнул и оглЯделсЯ; он впервые попал в комнату ђандольфа  и  за
два часа не успел в ней освоитьсЯ - уж больно не  похожа  была  она  на  все
виденное  прежде:  потертое  золото,  потускневшие  шелка,  их  отражениЯ  в
витиеватых зеркалах создавали такое ощущение, как будто он переел  сладкого.
Љак ни велика была комната, свободного  пространства  в  ней  оставалось  не
больше полуметра;  резные  столы,  бархатные  кресла,  канделЯбры,  немецкаЯ
музыкальнаЯ шкатулка, книги, картинки, казалось, перетекали друг в дружку  -
будто наводнение занесло их сюда через окна и здесь оставило. ‡а  письменным
столом, формой напоминавшим печень, всЯ стена была под корой открыток; шесть
из них, Японской печати, могли бы послужить  к  просвещению  мальчика,  хотЯ
„жоулу в какой-то мере был уже известен смысл того, что на них изображалось.
Ќа  длинном,  черном,  чудовищно  тЯжелом  столе  разместилось  нечто  вроде
музейной экспозиции, частично состоЯвшей из древних  кукол:  иные  были  без
рук, иные без ног, без голов, иные стеклЯнным пуговичным взглЯдом  созерцали
собственные внутренности, соломенные и опилочные, сквозь отверстиЯ ран; все,
однако же, были одеты - и нарЯдно - в бархат, кружево,  полотно.  Ђ  посреди
стола  стоЯла  маленькаЯ  фотографиЯ  в  серебрЯной  рамке,  затейливой   до
нелепости, - фотографиЯ дешеваЯ,  сделаннаЯ,  очевидно,  среди  аттракционов
заезжего цирка, ибо сфотографированные, трое мужчин и девушка, стоЯли  перед
комическим задником с  косоглазыми  обезьЯнами  и  хитро  косЯщими  кенгуру;
ђандольфа „жоул узнал без труда, хотЯ здесь он был стройнее и красивее... да
и  еще  один  мужчина  казалсЯ  знакомым...  -  отец?  ‹ицо  лишь  отдаленно
напоминало человека из комнаты напротив. ’ретий, выше ростом, чем эти  двое,
ЯвлЯл собой  фигуру  удивительную  -  крепкого  сложениЯ  и,  даже  на  этой
выцветшей карточке, очень темный, почти негроид; черные и узкие глаза  хитро
блестели из-под пышных, как усы, бровей, а губы, более полные, чем  у  любой
женщины, застыли в дерзкой улыбке, котораЯ еще больше усиливала  впечатление
эстрадного шика, создаваемое его соломенной шлЯпой и тростью. Ћдной рукой он
обнимал девушку, анемичное, фавноподобное  существо,  глЯдевшее  на  него  с
нескрываемым обожанием.
     - Ќу, ну, - сказал ђандольф, вытЯнув ноги и подносЯ огонь к  ментоловой
сигарете, - не относись серьезно к тому, что здесь видишь;  это  всего  лишь
шутка,  учиненнаЯ  мной  надо  мною  же...  забавнаЯ  и  ужаснаЯ...   весьма
алЯповатый склеп, можно сказать. ‚ этой комнате не бывает  днЯ  и  ночи;  не
сменЯютсЯ времена года, да и годы не идут, и когда Я буду  умирать,  -  если
еще не умер, - пусть Я буду мертвецки  пьЯн  и  свернусь  клубочком,  как  в
материнском чреве, омываемый теплой кровью тьмы. Ќе иронический ли финал длЯ
того, кто в глубине своей проклЯтой души желал простой и чистой жизни? •леба
и воды, бедного крова, чтоб разделить его  с  любимым  человеком,  и  ничего
больше? - “лыбаЯсь, приглаживаЯ волосы на затылке,  он  загасил  сигарету  и
взЯл щетку. - ЉакаЯ ирониЯ: родившись мертвым, Я  еще  должен  умереть;  да,
родилсЯ мертвым буквально: повитухе достало упрЯмства шлепком вернуть менЯ к
жизни. Џреуспела ли она в этом? -  Ћн  насмешливо  посмотрел  на  „жоула.  -
Ћтветь мне, преуспела она в этом?
     - ‚ чем? - спросил „жоул, ибо, как всегда,  не  понЯл:  в  этих  темных
словах, казалось, ђандольф вечно вел тайный диалог  с  кем-то  невидимым.  -
ђандольф, - сказал он, - не сердись на менЯ, пожалуйста, но ты  так  странно
говоришь.
     - Ќичего, трудную музыку надо слушать по нескольку раз. €  если  сейчас
мои слова кажутсЯ тебе бессмыслицей, то впоследствии они  будут  -  чересчур
Ясны; и когда  это  произойжет,  когда  сии  цветы  в  твоих  глазах  увЯнут
непоправимо, что ж, тогда, - хоть никакие слезы  не  смогли  растворить  мой
кокон, - Я все-таки всплакну о  тебе.  -  Ћн  встал,  подошел  к  громадному
вычурному комоду, смочил  голову  лимонным  одеколоном,  расчесал  блестЯщие
кудри и, слегка позируЯ, продолжал разглЯдывать себЯ в зеркале; повторЯЯ его
облик в общем, зеркало это - высокое, в рост, и французских  времен,  -  как
будто высасывало из него краски и обстругивало черты: человек в зеркале  был
не ђандольфом, а любой персоной, какую угодно было воображению подставить на
его место; и, словно подтверждаЯ это, ђандольф сказал: -  Ћни  романтизируют
нас,  зеркала,  и  в  этом  их  секрет;  какой  изощренной  пыткой  было  бы
уничтожение  всех  зеркал  на  свете:  где  бы  удостоверились  мы  тогда  в
существовании собственной личности? Џоверь мне, мой милый,  Ќарцисс  не  был
самовлюбленным... он был всего лишь одним из нас, навеки заточенных в  себЯ,
и узнавал в своем отражении единственного прекрасного товарища, единственную
неразлучную любовь... бедный Ќарцисс, - может быть,  единственный,  кто  был
неизменно честен в этом.
     …го прервал робкий стук в дверь.
     - ђандольф, - сказала ќйми, - мальчик еще у тебЯ?
     - Њы занЯты. ‘тупай, ступай...
     - Ќу, ђандольф, - заныла она, - может быть, он все-таки пойдет почитает
отцу?
     - џ сказал, ступай.
     „жоул ничем не выдал  облегчениЯ  и  благодарности:  привычка  скрывать
чувства превратилась у него почти в инстинкт; иногда благодарЯ этому чувство
даже не возникало. Ќо одного он не мог добитьсЯ,  потому  что  не  придумано
способа очистить сознание добела: все,  что  стирал  он  днем,  выступало  в
сновидениЯх и спало рЯдом, держа его в железных объЯтиЯх. —то же  до  чтениЯ
отцу, он обнаружил такую странность: мистер ‘ансом никогда по-настоЯщему  не
слушал; каталог посылочной фирмы "‘ирз, ђобак", как выЯснилось, занимал  его
ничуть не меньше любой повести о „иком ‡ападе.
     - „о этого происшествиЯ, - сказал ђандольф, вернувшись на место,  -  ќд
был совсем другим... изрЯдный гулЯка и,  на  не  слишком  придирчивый  вкус,
хорош собой (ты сам это можешь видеть на фотографии), но, по правде сказать,
Я никогда его  особенно  не  любил  -  даже  наоборот;  прежде  всего,  наши
отношениЯ осложнЯлись тем, что он  был  хозЯином  Џепе,  иначе  говорЯ,  его
менеджером. Џепе Ђльварес - тот, что в соломенной шлЯпе,  а  девушка,  стало
быть, - „олорес. Љарточка, разумеетсЯ, не слишком верна, наивна:  придет  ли
кому-нибудь в голову, что всего через два днЯ после того,  как  ее  сделали,
один из нас покатилсЯ по лестнице с пулей в спине? - Ћн  замолчал,  поправил
доску с бумагой и стал смотреть на „жоула  одним  глазом,  как  часовщик.  -
’еперь - тихо, не разговаривай. џ занимаюсь твоими губами.
     ‚ окна подул ветерок, зашелестел  лентами  кукол,  принес  в  бархатный
сумрак солнечные запахи воли; и „жоулу захотелось быть там, где, может быть,
сейчас бежит по луговой траве Ђйдабела и ѓенри по пЯтам за ней. ‘оставленное
из окружностей лицо ђандольфа вытЯнулось от усердиЯ; он долго работал  молча
и наконец, словно все предшествующее подспудно подвело его к этому, сказал:

     - Џозволь мне начать с того, что Я  был  влюблен.  ‡аЯвление,  конечно,
обыкновенное, но не столь обыкновенен  факт,  ибо  не  многим  из  нас  дано
понЯть, что любовь - это нежность,  а  нежность,  вопреки  распространенному
мнению, - не жалость; и еще меньше людей знают, что счастье  в  любви  -  не
сосредоточенность всех чувств на предмете; любЯт множество вещей, и  любимый
ЯвлЯетсЯ с тем, чтобы стать всех их символом; длЯ истинно любЯщего на  нашей
земле любимый - это распускание сирени, огни кораблей, школьный колокольчик,
пейзаж, беседа незабытаЯ, друзьЯ, воскресеньЯ в детстве,  сгинувшие  голоса,
любимый костюм, осень и все  времена  года,  памЯть...  да,  вода  и  твердь
существованиЯ, памЯть. Ќостальгический перечень - но, опЯть же, где  найдешь
на свете что-либо более ностальгическое? ‚ твоем возрасте тонкостей почти не
замечают; и тем не менее догадываюсь, что при виде менЯ сегоднЯшнего ты не в
силах поверить, что Я когда-то обладал душевной  чистотой,  необходимой  длЯ
такой любви. Ћднако же когда мне было двадцать три года...
     ќта девушка на снимке - „олорес. Њы познакомились в Њадриде. Ќо она  не
испанка,  Я  думаю,  -  хотЯ  так  и  не  знаю  в  точности,  откуда  она...
по-английски она говорила безупречно. Ђ Я...  к  тому  времени  Я  пробыл  в
…вропе два года - прожил, если можно так сказать, по большей части в музеЯх:
не знаю, скопировал ли кто-нибудь когда-нибудь столько мастеров. ЉажетсЯ, не
было на свете картины, которой Я не мог бы воспроизвести  самым  обаЯтельным
образом... но стоило взЯтьсЯ за что-нибудь свое, и наступал паралич,  словно
Я лишен был собственного восприЯтиЯ, всЯкой внутренней жизни, -  Я  был  как
анемон, чьЯ пыльца никогда не найдет длЯ себЯ пестика.
     Ђ „олорес как раз оказалась из числа тех, от кого  мне  удаетсЯ  иногда
зарЯдитьсЯ энергией: при ней Я остро ощущал себЯ  живым  и  в  конце  концов
поверил, что к чему-то способен;  впервые  Я  видел  вещи  без  искажений  и
целиком. ’ой осенью мы переехали в Џариж,  потом  на  Љубу  -  и  поселились
высоко над бухтой Њатансас, в доме... как описать его?.. из дымчато-розового
камнЯ,  и  комнаты  золотыми  и  белыми  цветами  унизывали  стебли  высоких
коридоров и синих обветшалых лестниц; в широкие окна задувал  ветер,  и  дом
казалсЯ мне островом, прохладным и вполне безмолвным. Ђ она - точно ребенок,
сладкаЯ, как бывает сладок апельсин, и лениваЯ, восхитительно  лениваЯ;  она
любила сидеть нагишом на солнце и рисовать крохотных животных -  жаб,  пчел,
бурундуков, читала астрологические журналы, чертила звездные  карты  и  мыла
голову (по три раза в день, самое малое); была азартна,  и  после  обеда  мы
спускались в поселок и покупали лотерейный билет или  новую  гитару:  у  нее
было больше тридцати гитар, и она на всех играла - признатьсЯ, ужасно.
     € вот что еще: мы редко разговаривали;  не  могу  вспомнить  ни  одного
длительного разговора с ней; всегда было между  нами  что-то  недосказанное,
приглушенное, но молчание это происходило не от скрытности  -  оно  само  по
себе говорило о  том  чудесном  мире,  какой  устанавливаетсЯ  иногда  между
людьми, хорошо понЯвшими друг друга... •отЯ по-настоЯщему мы друг  друга  не
знали, ибо не знали еще как следует самих себЯ.
     Ќо... ‚ конце зимы Я обнаружил  сонную  тетрадь.  Љаждое  утро  „олорес
записывала сны в большой альбом и прЯтала его под матрас; записывала  иногда
по-французски, чаще по-немецки и  по-английски,  но,  независимо  от  Языка,
содержание снов было поразительно злобным,  и  Я  не  мог  понЯть  их  -  не
вЯзались с „олорес эти  жестокие  сны.  ‚  них  неизменно  присутствовал  Я,
неизменно бежал от нее или прЯталсЯ в темном месте, и каждый день, пока  она
лежала нагишом на солнце, Я открывал свежую страницу  и  узнавал,  насколько
приблизилась ко мне погонЯ: в прежних снах она убила  в  Њадриде  любовника,
значившегосЯ как ‹., и было Ясно... что  когда  она  разыщет  ђ.,  ему  тоже
несдобровать.
     Њы спали на кровати под пологом  из  москитной  сетки,  сквозь  которую
сочилсЯ лунный свет, и Я  лежал  в  темноте,  смотрел  на  спЯщую  и  боЯлсЯ
завЯзнуть в снах, клубившихсЯ в этой голове; поутру она  смеЯлась,  дразнила
менЯ, дергала за волосы, а когда Я  уходил,  писала...  скажем,  вот  что  Я
запомнил: "ђ. прЯчетсЯ за гигантскими часами. €х стук оглушителен, как гром,
как сердцебиение Ѓога, и стрелки в форме пальцев показывают семнадцать минут
четвертого; в шесть Я найду его, потому что он не  знает,  что  прЯчетсЯ  от
менЯ, думает - от себЯ самого. џ не желаю ему зла  и  убежала  бы,  если  бы
могла, но часы требуют жертвы - иначе они никогда  не  остановЯтсЯ  и  жизнь
прекратитсЯ где-то: кто из нас способен вытерпеть их гром?"
     Џомимо всего прочего, в этом есть долЯ правды; часам  положена  жертва:
что такое смерть, как не приношение на алтарь времени и вечности?
     Ђ жизни наши с ней переплетались все теснее: сколько раз  Я  мог  уйти,
бросить ее и никогда больше не видеть; но сбежать значило отречьсЯ от любви,
а если Я „олорес не люблю, тогда и все остальные мои чувства - не более  чем
подделка. ’еперь Я думаю, что она была не вполне человеком  (дитЯ  в  трансе
или сама - сон) да и Я тоже просто по молодости  лет...  ведь  молодость  не
слишком человечна, куда ей: молодые не верЯт,  что  умрут...  тем  более  не
могут поверить, что смерть приходит, и  нередко  -  отнюдь  не  естественным
путем.
     ‚есной мы отплыли во ”лориду; „олорес никогда не бывала в татах, и  мы
съездили в Ќью-‰орк, ей не понравившийсЯ, и в ”иладельфию, которую она нашла
столь  же  утомительной.  Ќаконец  в  Ќью-Ћрлеане  мы  снЯли  очаровательную
квартирку над внутренним двориком, и там ей стало хорошо - ну, и  мне  тоже.
‚о времЯ наших странствий соннаЯ тетрадь исчезла: куда она ее  прЯтала,  ума
не приложу - Я перерыл весь дом; и в некотором смысле эта  пропажа  принесла
мне облегчение. ‚ один прекрасный день, возвращаЯсь домой и несЯ  с  базара,
что бы ты думал? - отличную живую курицу,  -Я  увидел  ее  с  мужчиной;  они
разговаривали в тени собора, как близкие знакомые, и внутри  у  менЯ  что-то
оборвалось: видно было, что это отнюдь не  турист,  который  спросил  у  нее
дорогу, и потом, когда Я рассказал ей о том, что видел, она  ответила:  а-а,
да, - словно речь шла о пустЯке, - это знакомый, они повстречались  в  кафе,
профессиональный боксер, не хочу ли Я с ним познакомитьсЯ?
     Џонимаешь, после травмы, физической,  душевной,  какой  угодно,  всегда
хочетсЯ верить, что если бы ты послушалсЯ предчувствиЯ (а  в  таких  случаЯх
почти всегда воображаешь, что предчувствие было), то ничего бы не случилось;
и тем не менее, если бы даже Я предвидел дальнейшее совершенно точно, это не
остановило бы менЯ ни на секунду: в жизни каждого случаютсЯ положениЯ, когда
человек - всего лишь ниточка в вышивке, своевольно  сочинЯемой...  кем,  мне
сказать? Ѓогом?
     Ћни пришли в воскресенье - боксер  Џепе  Ђльварес  и  его  менеджер  ќд
‘ансом. „ень, помню, был  невыносимо  жаркий,  и  мы  сидели  во  внутреннем
дворике с веерами и холодным питьем: трудно вообразить общество людей  более
несходных, чем мы четверо;  спасибо  еще,  ‘ансом,  в  некотором  роде  шут,
разрЯжал атмосферу, а то бы мы чувствовали себЯ совсем  стесненно:  флюидами
„олорес  и  молодой  мексиканец  обменивались  почти  открыто  -  они   были
любовниками, и это могла бы заметить даже несообразительнаЯ ќйми;  Я  же  не
удивилсЯ - Џепе поразил менЯ: лицо у него было оживленное  и  вместе  с  тем
мечтательное; жестокое и одновременно мальчишеское; чужеземное, но  знакомое
(как  знакомо  что-то  виденное  в  детстве);  застенчивое  и   агрессивное;
непроснувшеесЯ и чуткое. Ќо, называЯ его и „олорес любовниками, Я, возможно,
преувеличиваю: "любовники" подразумевает до некоторой степени взаимность,  а
„олорес, как выЯснилось, никого не могла любить,  настолько  глубок  был  ее
транс. Њужчины выполнЯют приЯтную функцию - и только; помимо этого, у нее не
было ни личного чувства к ним, ни уважениЯ к мужскому в человеке... к  тому,
что, вопреки мифу, тоньше всего способен оценить другой  мужчина.  ‚о  дворе
темнело, а Я глЯдел на Џепе: его индейскаЯ кожа как  будто  удерживала  весь
уходЯщий свет; глаза,  лишенные  глубины  и  по-звериному  хитрые,  влажные,
словно от слез, созерцали одну лишь „олорес - и вдруг Я с легким содроганием
понЯл, что ревную не ее, а его.
     •отЯ поначалу Я старательно скрывал свои  чувства,  „олорес  интуитивно
понЯла, что происходит: "“дивительно поздно мы открываем самих себЯ;  Я  это
понЯла про тебЯ с первого взглЯда, - сказала она и  добавила:  -  ’олько  не
думаю, что он тебе подходит, Я знавала многих Џепе: люби его, на здоровье, -
ничего из этого не выйдет". “м может принЯть совет, но - не сердце; у  любви
нет географии, и она не знает границ; повесь на нее жернов и утопи, она  все
равно всплывет - как же иначе? ‚сЯкаЯ любовь естественна и  прекрасна,  если
идет от естества; только лицемеры потЯнут человека к ответу за  то,  что  он
любит, - эмоциональные невежи и праведные  завистники,  принимающие  стрелу,
нацеленную в небеса, за указатель дороги в ад.
     Ћна была другаЯ - моЯ  любовь  к  Џепе,  гораздо  сильнее  той,  что  Я
испытывал к „олорес, и более одинокаЯ. Ќо мы  вообще  одиноки,  милое  дитЯ,
ужасно отрезаны друг от друга; так Яростны насмешки мира, что  мы  не  можем
высказать и показать свою нежность; смерть длЯ нас сильнее жизни, она несет,
как ветер во тьму, наш плач, пародийно  прикинувшийсЯ  безрадостным  смехом:
наевшись помоЯми одиночества до зелени в лице и разрыва кишок, мы с  воплЯми
скитаемсЯ по свету, умираем в меблирашках  и  кошмарных  гостиницах,  вечных
пристанищах бренного сердца. Ѓывали минуты, чудесные минуты, когда Я  думал,
что свободен, что смогу забыть Џепе, его сонное жестокое лицо,  но  нет,  не
получалось, он всегда был рЯдом, сидел во  дворике  или  слушал  ее  гитару,
смеЯлсЯ, разговаривал - всегда где-то рЯдом,  как  Я  в  снах  „олорес.  Њне
невыносимо было видеть его боль, его бои были длЯ менЯ мукой - и его прыжки,
и его жестокость, удары по его телу, Яростный взглЯд, кровь, синЯки. џ давал
ему деньги, покупал кремовые шлЯпы, золотые  браслеты  (он  обожал  их,  как
женщина), полосатые шелковые рубашки, туфли Ярких негритЯнских  расцветок  и
то же самое дарил ќду ‘ансому, - и как же они оба менЯ презирали, - впрочем,
не настолько, чтобы отказатьсЯ от подарка, о нет. Ђ „олорес продолжала с ним
роман, по своему обыкновению как бы невольно, незаинтересованно,  словно  ей
было все равно, продолжитсЯ это  или  нет,  останетсЯ  с  ней  Џепе  или  ее
оставит; подобно бессознательному  растению,  она  жила  (существовала),  не
управлЯЯ собой, - в своей безалаберной сонной  тетради.  Ћна  не  могла  мне
помочь. Ѓольше всего на свете мы хотим, чтобы нас обнЯли... и сказали... что
все (все - это странное слово, это кормЯщаЯ грудь и папины  глаза,  это  жар
поленьев холодным утром, крик совы и мальчишка, обидевший тебЯ после уроков,
это испуг и морды на стене спальни)... что все будет хорошо.
     Ћднажды  вечером  Џепе  пришел  к  нам  очень   пьЯный   и   с   полной
непринужденностью принЯлсЯ: а) бить „олорес ремнем, б) писать на ковер и  на
мои картины, в) отвратительно обзывать менЯ, г) ломать мне нос, д), е) и так
далее. ‚ ту ночь Я ходил по улицам и по причалам и говорил  с  собой  вслух,
убеждаЯ себЯ уехать, - будь один, говорил Я, как будто и так  не  был  один,
сними другую комнату в  другой  жизни.  џ  сидел  на  „жексон-сквер,  кругом
тишина, и Љабилдо[*‚ годы испанского правлениЯ - здание правительства;  ныне
- музей штата ‹уизиана] был похож на дворец с привидениЯми;  рЯдом  со  мной
сидел туманный светловолосый мальчик; он посмотрел на менЯ, Я - на  него,  и
мы были не чужие: мы протЯнули друг к другу руки, чтобы обнЯтьсЯ. џ так и не
услышал его  голоса,  потому  что  мы  не  разговаривали.  Ћбидно:  с  каким
удовольствием  Я  вспоминал  бы  его  голос.  Ћдиночество,  как   лихорадка,
разгуливаетсЯ ночью, но при мальчике рассвело, свет наливалсЯ в  кроны,  как
щебет птиц, и, когда встало солнце, он выпростал пальцы из моих и ушел, этот
туманный мальчик, мой друг.
     ’еперь мы были неразлучны - „олорес, Џепе, ќд и Я. ќд с его шутками, мы
с нашим молчанием. ѓротескнаЯ четвернЯ (от каких фантастических родителей?),
мы питались друг другом, как питаетсЯ  собой  раковаЯ  опухоль,  и  все  же,
поверишь ли? были мгновениЯ, которые Я вспоминаю со сладкой  тоской,  обычно
свЯзываемой с более приЯтными вещами: Џепе (как сейчас вижу) зажигает спичку
о ноготь большого пальца, пробует выловить рукой золотую рыбку  из  фонтана;
мы в кино, едим воздушную кукурузу из одного пакета, он уснул и привалилсЯ к
моему плечу; он смеетсЯ над тем, что Я  морщусь  при  виде  его  рассеченной
губы. џ слышу его свист на лестнице, слышу, как он  поднимаетсЯ  ко  мне,  и
шаги его тише, чем стук моего сердца.  „ни,  тающие  быстро,  как  снежинки,
слетают в осень, осыпаютсЯ ноЯбрьскими листьЯми, холодное зимнее небо пугает
своим красным светом: сплю целыми днЯми,  закрыв  жалюзи,  натЯнув  на  лицо
одеЯло. € вот уже масленичный вторник, мы  собираемсЯ  на  бал;  все,  кроме
менЯ, выбрали себе костюмы: ќд - монах-францисканец  (с  сигарой  в  зубах),
Џепе - бандит, а „олорес - балерина; один Я не могу ничего придумать, и  это
перерастает в чудовищную проблему. ‚ечером поЯвлЯетсЯ  „олорес  с  громадной
розовой коробкой, Я преображаюсь в графиню, и мой король - ‹юдовик  XVI;  на
мне  серебрЯные  волосы  и  атласные  туфли,  зеленаЯ  маска;  Я  облачен  в
фисташковый и розовый шелк: сперва ужасаюсь, увидев себЯ  в  зеркале,  потом
прихожу в восторг - Я необыкновенно красив, и позже, когда начинаетсЯ вальс,
ничего не знавший Џепе приглашает менЯ, и Я, этакаЯ хитраЯ ‡олушка, улыбаюсь
под маской и думаю: ах, если бы это был Я! лЯгушка - в царевну,  олово  -  в
золото; лети, пернатый змей, час поздний; так кончаетсЯ часть моей саги.
     …ще одна весна, они уехали; это апрель, шестое дождливого и  сиреневого
апрелЯ,  два  днЯ  спустЯ   после   нашей   блаженной   поездки   на   озеро
Џонтчартрейн... когда был сделан снимок и когда в  символическом  мраке  нас
несло по тоннелю  любви.  •орошо,  слушай  дальше:  в  конце  днЯ,  когда  Я
проснулсЯ, дождь за окнами  и  где-то  по  крыше:  тишина,  если  можно  так
сказать,  бродила  по  дому,  и,   почти   как   всЯкаЯ   тишина,   она   не
безмолвствовала:  она  стучалась  в  двери,  отзывалась  в  часах,  скрипела
ступеньками, чтоб заглЯнуть мне в лицо и взорватьсЯ. ‚низу  болтало  и  пело
радио, но Я знал, что его никто не слышит: она уехала, и с ней уехал Џепе.
     ‚ ее комнате все было вверх дном; пока Я  рылсЯ  в  обломках  крушениЯ,
лопнула гитарнаЯ струна, и звон ее отдалсЯ дрожью в каждом нерве. џ  побежал
наверх, разинув рот, не в силах издать ни звука: все  управлЯющие  центры  в
моем мозгу онемели; воздух ходил волнами, и пол растЯгивалсЯ  гармошкой.  Љо
мне шли. џ ощущал их как сгущение воздуха, и оно  поднималось  по  лестнице.
Ќеузнанные, они будто входили мне прЯмо в глаза. ‘перва Я подумал,  что  это
„олорес, потом - ќд, потом Џепе. Ќе знаю кто, - они трЯсли менЯ,  умолЯли  и
ругались: этот  мерзавец,  говорили  они,  удрал,  сукин  сын,  мерзавец,  с
машиной, со всеми вещами и деньгами, окончательно,  навсегда,  навсегда.  Ќо
кто это был? џ не видел: ослепительное  сиЯние  окружало  его,  как  •риста:
Џепе, это ты? ќд? „олорес? џ  оттолкнул  его,  убежал  в  ванную,  захлопнул
дверь; бесполезно - ручка двери начала поворачиватьсЯ, и  вдруг  Я  понЯл  с
безумной Ясностью: „олорес наконец настигла менЯ в своих снах.
     ’огда Я нашел револьвер, хранившийсЯ в старом  носке.  „ождь  перестал.
Ћкна были открыты, в комнате - прохлада и запах сирени. ‚низу пело радио,  а
в ушах у менЯ  стоЯл  гул,  как  в  морской  раковине.  „верь  открылась;  Я
выстрелил, и еще раз, и •ристос исчез - вместо него всего лишь ќд в  грЯзном
полотнЯном костюме; он сложилсЯ пополам, попЯтилсЯ к  лестнице  и  покатилсЯ
вниз, как трЯпичнаЯ кукла.
     „ва днЯ  он  валЯлсЯ  на  диване,  обливаЯсь  кровью,  стонал,  кричал,
перебирал четки. Ћн звал тебЯ, свою мать, ѓоспода. џ ничего не мог  сделать.
Џотом приехала из ‹ендинга ќйми. Ћна была  сама  доброта.  Ќашла  врача,  не
слишком дотошного, - негра-карлика. Џогода вдруг сделалась июльскаЯ, но  эти
недели были зимой нашей жизни; вены замерзали и лопались от холода, и солнце
в небе было глыбой льда.  Њаленький  врач  ковылЯл  на  своих  двухвершковых
ножках, смеЯлсЯ, смеЯлсЯ и все времЯ ловил по радио комиков. Љаждый  день  Я
просыпалсЯ и говорил: "…сли умру..." - не понимаЯ, насколько Я уже  мертв  и
только памЯтью волочусь за Џепе и „олорес... куда - неизвестно: Я горевал  о
Џепе не потому, что потерЯл его (и поэтому, конечно, тоже),  а  потому,  что
знал: в конце концов „олорес и его настигнет: дневного света избежать легко,
а ночь неизбежна, и сны - это гигантскаЯ клетка.
     Љороче, ќд и ќйми поженились в  Ќью-Ћрлеане.  ‚идишь  ли,  ее  фантазиЯ
сбылась, наконец-то она стала тем, чем всегда мечтала быть, - сиделкой... на
более или менее постоЯнной должности. ‡атем мы вместе вернулись  в  ‹ендинг;
ее идеЯ - и единственное решение,  потому  что  не  подниметсЯ  он  никогда.
‚ероЯтно, мы так и будем вместе, пока  дом  не  уйдет  в  землю,  покуда  не
обрастет нас сад и не утопит бурьЯн в своей чаще.
     ђандольф отодвинул доску и привалилсЯ к  столу;  пока  он  рассказывал,
опустились сумерки и затопили комнату синевой; на  дворе  воробьи  провожали
друг друга на ночлег, и в  их  вечернее  чириканье  вставлЯла  важный  голос
лЯгушка. ‘коро ‡у позвонит к  ужину.  Ќичего  этого  не  замечал  „жоул,  не
чувствовал даже, как занемели от долгого сидениЯ в одной позе руки  и  ноги:
голос ђандольфа продолжал звучать в голове и рассказывал что-то, словно бы и
похожее на жизнь, но такое, чему не обЯзательно верить.  „жоул  был  смущен,
потому что рассказ напоминал кино без замысла и без сюжета: ђандольф в самом
деле стрелЯл в отца? Ђ главное - чем кончилось?  —то  сталось  с  „олорес  и
ужасным Џепе Ђльваресом? ‚от что ему хотелось знать, и он спросил об этом.
     - …сли б Я сам знал... - ответил ђандольф  и  поднес  к  свече  спичку;
внезапно осветившеесЯ лицо его похорошело,  розоваЯ  безволосаЯ  кожа  стала
совсем молодой. - Љак мало, дорогой мой,  в  нашей  жизни  завершаетсЯ:  что
такое жизнь у многих, как не рЯд незаконченных  эпизодов?  "Њы  трудимсЯ  во
тьме, мы делаем, что можем, что имеем - отдаем. ‘омнение - наша  страсть,  и
наша страсть - наша работа..." †елание узнать конец и заставлЯет нас  верить
- в Ѓога, в колдовство... во что-нибудь верить.
     „жоулу все равно хотелось Ясности:
     - Ђ вы пробовали узнать, куда они девались?
     - ‚он там, - с усталой улыбкой сказал ђандольф,  -  лежит  пЯтифунтовый
том со списком всех городов и селений на земном шаре: вот во что Я верю -  в
этот справочник; изо днЯ в день Я листаю его и пишу: „о востребованиЯ,  Џепе
Ђльваресу; просто записки - мое имЯ  и  то,  что  длЯ  удобства  мы  назовем
адресом. Љонечно, Я знаю, что никогда не получу ответа. Ќо по  крайней  мере
есть во что верить. Ђ это - покой.
     ‚низу зазвонил колокольчик к ужину. ђандольф пошевелилсЯ. ‹ицо  у  него
будто съежилось от виноватой печали.
     - ‘егоднЯ Я был очень слабым, очень нехорошим, - сказал он,  поднимаЯсь
и протЯгиваЯ к „жоулу руки. - Џрости менЯ, милый. - € голосом,  настойчивым,
как звон колокольчика, добавил: - Џожалуйста,  скажи  мне  то,  что  Я  хочу
услышать.
     „жоул вспомнил:
     - ‚се, - мЯгко сказал он, - все будет хорошо.

     - 9 -

     „жизус ”ивер занемог. ‚от уже больше недели желудок  его  не  удерживал
никакой пищи. Љожа сделалась сухой, как старый  лист,  а  глаза  с  молочной
пленкой видели странное: он божилсЯ, что в углу прЯчетсЯ отец ђандольфа; все
комиксы и рекламные картинки кока-колы на стенах, жаловалсЯ он, -  кривые  и
мозолЯт глаза; в  голове  у  него  раздавалсЯ  звук  вроде  щелканьЯ  кнута;
принесенный „жоулом букет подсолнухов превратилсЯ в стаю канареек,  с  диким
пением метавшихсЯ по комнате; незнакомый человек глЯдел из хмурого зеркальца
над камином, приводЯ  его  в  исступление.  Њаленький  ‘вет,  прибывший  длЯ
оказаниЯ посильной помощи, завесил зеркальце  мешком  -  длЯ  того,  как  он
объЯснил, чтобы туда не поймалась душа „жизуса; он повесил  старику  на  шею
амулет, рассеЯл в воздухе волшебный  имбирный  порошок  и  до  восхода  луны
исчез.
     - ‚нученька, - сказал „жизус, - что же ты менЯ студишь? ђазведи  огонь,
детка, холодно, как в колодце. ‡у стала его разубеждать:
     - „едушка, мы тут изжаримсЯ, миленький... жара какаЯ - мистер  ђандольф
уж три раза с утра переодевалсЯ.
     Ќо „жизус ничего не желал слышать, просил одеЯло, закутать ноги, просил
шерстЯной носок, натЯнуть на голову: весь дом,  доказывал  он,  трЯсетсЯ  от
ветра - слышишь, тут старый мистер ‘калли был, так у него всЯ  борода  рыжаЯ
побелела от инеЯ.
     ‡у пошла на двор за дровами.
     „жоул, оставшись присмотреть за „жизусом, вздрогнул,  когда  тот  вдруг
таинственно поманил его. ‘тарик  сидел  в  плетеной  качалке,  укрыв  колени
вытертым лоскутным одеЯлом с бархатными цветами. ‹ежать он не мог - ему было
трудно дышать в горизонтальном положении.
     - ‘ынок, покачай мне качалку,  -  сказал  он  дребезжащим  голоском,  -
словно бы покойней делаетсЯ... словно бы на телеге еду, и дорога еще долгаЯ.
     ‚ комнате горела керосиноваЯ лампа. Љресло  бросало  тень  на  стену  и
тихо, дремотно посвистывало полозьЯми.
     - —увствуешь, как зЯбко?
     - Њама тоже все времЯ зЯбла, - сказал „жоул, с чувством озноба в спине.
Ќе умирай, думал он, покачиваЯ кресло, и круглые полозьЯ шептали: не умирай,
не умирай. …сли „жизус ”ивер умрет, тогда уйдет ‡у, и не  останетсЯ  никого,
кроме ќйми, ђандольфа и отца. Ќо главное - даже  не  эти  трое,  а  ‹ендинг,
хрупкое затишье жизни под стеклЯнным колпаком. Њожет быть, ђандольф  заберет
его: он раз обмолвилсЯ о поездке. € надо опЯть написать ќллен, что-нибудь да
выйдет из этого.
     - „едушка, -сказала ‡у,  втаскиваЯ  охапку  дров,  -  очень  ты  неумно
сделал, что заставил менЯ шататьсЯ впотьмах по двору там всЯкие звери  рыщут
голодные, только и ждут, чтобы от менЯ, вкусной,  откусить.  Џравду  говорю,
там дикой кошкой пахнет. € кто его знает, а ну как Љег сбежал из  кандальной
команды? „жоул, миленький, запри дверь.
     Љогда камин разгорелсЯ, „жизус попросил придвинуть его кресло к теплу.
     - Ѓыло времЯ, Я на  скрипке  играл,  -  сказал  он,  грустно  глЯдЯ  на
всползавший по хворостинам огонь,  -  украл  у  менЯ  ревматизм  из  пальцев
музыку. - Ћн покачал головой, почмокал ртом и  плюнул  в  камин.  ‡у  хотела
поправить на нем одеЯло. - Ѓудет тебе суетитьсЯ, - заворчал он.  -  ‘лышишь,
давай-ка сюда мою саблю.
     ‡у принесла из другой комнаты красивую саблю с серебрЯной рукоЯтью;  на
лезвии ее была надпись: "Ќе вынь менЯ без Џричины - Ќе вложи без —ести".
     - „едушка мистера ђандольфа мне саблю подарил - шестьдесЯт лет назад  с
лишним.
     ‡а эти дни старик истребовал,  одно  за  другим,  все  свои  сокровища:
пыльную треснувшую скрипку, котелок с пером, часы с Њикки-Њаусом,  оранжевые
башмаки на пуговицах, трех обезьЯнок, замкнувших  слух,  глаза  и  уста  длЯ
дурного, - все это и другие ценности так и лежали на полу, потому что старик
не велел их прЯтать.
     ‡у угостила „жоула горстью орехов пеканов и дала плоскогубцы длЯ колки.
     - џ не хочу есть, - сказал он и положил голову  ей  на  колени.  Љолени
были не такие уютные, как у ќллен.  Ћтчетливо  проступали  тугие  мускулы  и
твердые кости. Ќо она перебирала пальцами его волосы, и это было приЯтно.  -
‡у, - сказал он тихо, чтобы не услышал дед. - ‡у, он умрет, да?
     - ‚идно, так, - ответила она, и в голосе ее было мало чувства.
     - € тогда ты уедешь?
     - Ќаверно.
     ’ут „жоул выпрЯмилсЯ и посмотрел на нее сердито.
     - Ќу почему, ‡у? ‘кажи почему?
     - ’ише, детка, не надо так громко. - Ѓесконечно длилось мгновение, пока
она отодвигала косынку на шее, нащупывала и вытаскивала отшельников  амулет.
- Ќе вечную  силу  имеет,  -  сказала  она,  постукав  по  нему  пальцем.  -
Љак-нибудь он вернетсЯ сюда и станет менЯ резать. ќто Я верно знаю.  ‚о  сне
вижу - пол не скрипнет, а сердце так и заходитсЯ. ‡авоет собака - думаю,  он
идет, он пожаловал: собаки духа его не терпЯт, Љега,  -  как  почуют,  сразу
выть.
     - џ защищу тебЯ, ‡у, - захныкал он. - …й-богу, никому не дам в обиду.
     ‡у засмеЯлась, и ее смех полетел по комнате, как страшнаЯ чернаЯ птица.
     - „а Љегу  только  глазами  на  тебЯ  взглЯнуть  ты  свалишьсЯ!  -  Ћна
задрожала в натопленной комнате. - Љогда-нибудь он заберетсЯ в это  окно,  и
никто ничего не услышит; а  не  то  подкараулит  менЯ  на  дворе  с  длинной
блескучей бритвой... ѓосподи, тысЯчу раз это  видела.  ‘пасатьсЯ  мне  надо,
бежать туда, где снег, и он менЯ не найдет.
     „жоул схватил ее за руку.
     - …сли не возьмешь с собой, ‡у... Ќам с тобой знаешь как весело будет.
     - ѓлупости говоришь, детка.
     †елтый кот выскочил из-под  кровати,  пронессЯ  перед  камином,  выгнул
спину и зашипел.
     - —его увидел? - закричал „жизус, показываЯ  на  него  саблей;  золотым
пауком пробежал по узкому лезвию огненный блеск. - Ћтвечай мне, кот, -  чего
увидел? - Љот сел на задние лапы и  холодно  уставилсЯ  на  хозЯина.  „жизус
хихикнул. - утки шутишь со стариком? - сказал он, грозЯ пальцем.  -  Џугать
вздумал? - Њолочные, как  бы  невидЯщие  глаза  его  закрылись;  он  откинул
голову, и хвост чулка повис сзади, как косичка у китайца. - „ней у  менЯ  на
шутки не осталось, кот, - со вздохом сказал он и приложил саблю к  груди.  -
Њне ее мистер ‘калли подарил на свадьбу. Њы с моей  без  церкви  сошлись,  и
мистер ‘калли говорит: "Ќу  вот,  „жизус,  теперь  ты  женатый".  Ђ  приехал
разъездной свЯщенник и сказал нам с женой-то: так  не  годитсЯ.  ѓосподь  не
попустит. € верно, убила кошка нашу ’оби, а жена погоревала, погоревала да и
повесилась на дереве; женщина большаЯ, сдобнаЯ, сук аж пополам  согнулсЯ;  Я
еще вот такусенький был, когда папа розги с того дерева резал...
     ‘тарик вспоминал, и ум его