дарны, как и его кредит. Џодобно ћдеЯну, Ђустерлиц носил синие  очки,
и  оба  они  с  дурацкой  таинственностью,  словно  два  синих   призрака,
поблескивали стеклами  своих  очков.  Ћни  были  похожи  на  двух  мрачных
гомункулов. ЌЯнЯ подкатила к ћдеЯну тележку с крепкими напитками, льдом  и
стаканчиками длЯ коктейлЯ, и он с радостью слушал - хотЯ жара  и  молочный
чад мучили его и заставлЯли много пить, - слушал о том, что из  вооружениЯ
перепадает малым от сильных мира сего. €ное  хорошо  сохранившеесЯ  орудие
смерти можно было приобрести по неожиданно сходной цене - похоже,  еще  не
перевелись закулисные меценаты, скромные благодетели человечества,  тайные
друзьЯ смерти, которые, не стеснЯЯсь расходами, снабжали оружием малые, но
храбрые народы и государства, располагавшие меньшими возможностЯми,  чтобы
и в странах, стоЯщих в стороне,  не  угасала  угроза  войны.  Џусть  тлеет
костер. Ђ вдруг опЯть вспыхнет искра и новый пожар  охватит  весь  мир?  ‚
такое  дело  стоило  вкладывать  капиталы,  смерть  -  надежный   должник.
Ћсмотрительно, со знанием дела ћдеЯн отбирал то, что может  пригодитьсЯ  в
пустыне. …го полномочиЯ признаны. Ќо виски, которое он  пил,  спасаЯсь  от
жары, от жары и молочного чада, вызывавших тошноту и  удушье,  разгорЯчило
ћдеЯна, и он рассердилсЯ на  то,  что  опЯть  закупает  только  длЯ  своих
семитских и  негритЯнских  частей,  длЯ  своих  вымуштрованных  парней  из
крепости в пустыне, и он  затосковал  по  своему  отечеству,  по  немецким
лесам,  по  более  широким  свЯзЯм  и  более  серьезным  задачам,  которые
позволили бы ему сделать  Ђустерлицу  значительно  более  крупные  заказы.
Ђустерлиц запачкал молоком верхнюю губу, и казалось, на пергаментной  коже
выросли молочные усики; он, разумеетсЯ, был хорошо осведомлен о  состоЯнии
такого важного рынка, как немецкий. Ќе показать ли ћдеЯну  биржевой  курс?
‚едь он старый клиент. Ќо Ђустерлиц умел ждать.  Ћткрывались  определенные
перспективы, и, так как он считал ћдеЯна бойцом второго эшелона,  до  него
дело пока не дошло, да и неизвестно, когда и где дойдет  до  него  большое
дело, а потому Ђустерлиц не сказал ему всего, что знал. ‚се же он упомЯнул
о генерале фон ’ейфельсхаммере - он из самых верных и теперь снова ворочал
делами - и назвал маленького доктора, который уже раньше был доносчиком на
службе у большого доктора, а теперь прикинулсЯ идеалистом и  хочет  играть
роль доктора - исцелителЯ национальной политики. ћдеЯн знал  их,  он  живо
представил себе  генерала,  с  лицом  первого  ученика,  круглыми  очками,
оттопыренными ушами и маленьким ртом, "всегда открытым, словно  длЯ  того,
чтобы залаЯть, он танцевал еще перед фюрером, всегда  по  струнке,  всегда
примерный  ученик,  всегда  готовый  удерживать   фронтовые   позиции   до
последнего, самого старого фольксштурмиста; ћдеЯн помнил и другого - этого
маленького доктора, готового удерживать фронтовые позиции  до  последнего,
самого юного члена гитлерюгенда, он иногда приходил к ћдеЯну в  кабинет  с
поручением от большого доктора, краснобай и подлиза, рот точно у крысы,  у
крысы, котораЯ улыбаетсЯ. ћдеЯн его терпеть не  мог,  не  оттого,  что  он
напоминал  крысу,  а  потому,  что   он   училсЯ   и   слыл   честолюбивым
интеллигентом, и вот, смотрите-ка, эти двое объединились  или  подыгрывают
друг другу, но едва ли они делают это в духе ћдеЯна и готовЯт ѓерманию длЯ
него; видно, он уж слишком долго ходит в мертвых, надо ехать  в  ѓерманию,
поЯвитьсЯ там, чтобы не остатьсЯ вне игры, надо  зорко  следить  за  этими
первыми учениками и пай-мальчиками, иными словами, надо все-таки предстать
перед  судом  Џфафратов,  чтобы  добитьсЯ  официального   или   негласного
аннулированиЯ приговора; союзников ћдеЯну уже нечего  боЯтьсЯ,  они  дадут
согласие, ведь они думают о своем будущем. Ќо ћдеЯна злило  то,  что  пока
придетсЯ опиратьсЯ на Џфафрата и относитьсЯ к нему дружелюбно. Ћн  стукнул
кулаком, стаканы зазвенели. Љазалось,  лопнули  реторты,  в  которых  были
созданы оба гомункула. ‚ испуге прибежала нЯнЯ, но Ђустерлиц успокаивающим
жестом отослал ее. Ћн вынул из небольшого замшевого футлЯра модель  нового
пистолета с глушителем и показал его гостю, и ћдеЯн - еще маленький ѓотлиб
с завистью простаивал  у  витрин  оружейных  магазинов,  -  ћдеЯн  тут  же
влюбилсЯ в столь удобного и портативного носителЯ смерти и уже  не  мог  с
ним расстатьсЯ. Ђустерлиц, знавший итальЯнские законы, тут же  предупредил
ћдеЯна, что продажа, покупка и  ношение  огнестрельного  оружиЯ  запрещены
специальными предписаниЯми, но все же  оставил  ћдеЯну  пистолет  -  вдруг
понадобитсЯ большаЯ партиЯ длЯ пустыни.
   - Ђ где, -  тихим  голосом  спросил  Ђустерлиц,  по-детски  улыбаЯсь  и
прихлебываЯ из чашечки приторное молоко,  -  где  же  нет  пустыни  и  нет
джунглей? - Ћн не спросил: "ѓде нет смерти?"


   ‘толы и стульЯ  были  вынесены  из  кафе-мороженого  и  расставлены  во
внутреннем дворе: здесь было приЯтнее посидеть и  понаслаждатьсЯ  тенью  в
стороне  от  шумной  улицы;  ‡игфрид   и   Ђдольф,   словно   два   друга,
встретившиесЯ,  чтобы   поболтать,   сидЯт   в   лоджии,   украшенной   на
древнеримский  манер:  полуколонны,  обвитые  плющом,  исцарапанные  маски
доброжелательных лар окружают их, небольшой  фонтан  журчит  свою  веселую
песенку, рЯдом дружелюбно кивает пальма, а гипсовые головы богов,  поэтов,
философов, выщербленные лица сатиров, государственных деЯтелей, цезарей  и
миловидные личики пастушков и нимф, без ушей, с разбитыми  носами,  слепым
взглЯдом, смотрЯт, как  ‡игфрид  и  Ђдольф  ковырЯют  мороженое,  твердое,
словно гранит. “ Ђдольфа, у этого удрученного диакона, который с  неохотой
следовал сюда за ‡игфридом, мороженое потушило пожар  мучительного  стыда,
оно вдруг показалось ему приЯтным, и он жадно глотал  этот  искусственный,
ароматично тающий зимний плод, слегка пощипывающий Язык,  а  ‡игфрид  стал
задумчивым в только ковырЯл и крошил свою порцию, пока она  не  растеклась
по чашечке молочно-красноватым соусом. Ђдольф, которого освежило лакомство
и которому здесь в беседке все уже представлЯлось естественным, безобидным
и не таким сложным, спросил у  ‡игфрида,  почему  бы  им,  собственно,  не
повидать своих родителей. Ћн предложил пойти к родителЯм, стать перед ними
и заЯвить: вот мы какие, разумеетсЯ не такие,  как  хотелось  бы  вам,  но
можно оправдать и ту жизнь, которую мы ведем. Ќо ‡игфрид воскликнул:
   - ’ы с ума сошел! џ вовсе не собираюсь оправдывать мою жизнь! ‘ чего бы
это Я стал оправдыватьсЯ перед родителЯми? € не подумаю!
   Ђдольф в ответ заметил, что оправдыватьсЯ следует всегда, во имЯ  самой
жизни, перед богом и людьми, а почему бы и не перед родителЯми.
   - ’ы  что  же,  считаешь  своего  отца  богом  или,  может  быть,  даже
человеком? - спросил ‡игфрид. Ћн разозлилсЯ. € Ђдольф был взволнован.
   - ‚се это слова, - воскликнул он, -  у  тебЯ  такое  же  пристрастие  к
словам, как и у веет других, над кем ты утверждаешь свое превосходство,  и
все из-за  того,  что  ты  придаешь  своим  словам  негативный,  циничный,
вызывающий смысл, который мне кажетсЯ  бессмысленным  и  лишь  показывает,
насколько ты впал в отчаЯние.
   ‡игфрид:
   - ќто  ты  в  семинарии  научилсЯ  приписывать  людЯм  отчаЯние,  чтобы
психологически подготовить их возможное обращение в лоно церкви?
   Ђдольф:
   - џ говорю не о семинарии. џ говорю о тебе.
   ‡игфрид:
   - ЊенЯ оставь в покое. џ живу, как хочу. Њне никто не нужен.
   Ђдольф:
   - •орошо, ты желаешь жить сам по себе. ‘читаешь, что нашел свой путь. €
тебЯ это удовлетворЯет. Ќо тогда почему ты так непримирим? ‘ тем же правом
и наши родители могут сказать: они тоже жили, как им хотелось,  шли  своим
путем, и это им нравилось.
   ‡игфрид:
   - Ћни так именно и скажут.
   Ђдольф:
   - Ќо ведь ты их не одобрЯешь?
   ‡игфрид:
   - Ќе одобрЯю потому, что они мучили других, навЯзывали им свои взглЯды,
потому что они отдали менЯ в военную школу, потому что они развЯзали войну
и принесли  людЯм  ужасные  страданиЯ,  потому  что  они  безжалостно  все
разрушали  и  превратили  нашу  отчизну  в   такую   страну,   где   царит
нетерпимость, глупость,  маниЯ  величиЯ,  в  страну  тюрем,  солдафонов  и
виселиц. Џотому, что они убивали людей  или  преспокойно  сидели  в  своих
уютных домах, знаЯ, что людей убивают.
   Ђдольф:
   - € ты думаешь, это не может повторитьсЯ?
   ‡игфрид:
   - Љонечно, может.  „нем  и  ночью  снЯтсЯ  мне  марширующие  коричневые
солдаты, и национальнаЯ глупость марширует вместе  с  ними.  Џоэтому-то  Я
хочу жить своей жизнью, пока нацистский бог еще бессилен и  не  может  мне
помешать. ќто мой единственный шанс.
   Ђдольф:
   - Ђ почему ты не пытаешьсЯ боротьсЯ о тем" что, по-твоему,  развиваетсЯ
столь роковым образом?
   ‡игфрид:
   - Љак мне с ними боротьсЯ?
   Ђдольф:
   - ЏопытайсЯ изменить людей!
   ‡игфрид:
   - €х нельзЯ изменить.
   Ђдольф:
   - ’ы обЯзан попытатьсЯ!
   ‡игфрид:
   - ЏопытайсЯ сам! ’воЯ церковь пытаетсЯ это делать уже две тысЯчи лет.
   Ђдольф молчал. Ќе знал, что ответить? €ли увидел, что  никакой  надежды
нет? Ќо затем он начал снова:
   - Ђ твоЯ музыка? ђазве ты не стремишьсЯ изменить мир своей музыкой?
   ‡игфрид сказал:
   - Ќет. ’ы фантазер.
   Ќо Ђдольф упорствовал:
   - Џочему ты занимаешьсЯ музыкой, почему пишешь симфонии?
   ‡игфрид:
   - Ќе знаю.
   ђазве Я не знал? Ћн прав: страх, отчаЯние, зловещие видениЯ  и  ужасные
сны - вот что заставлЯло менЯ писать музыку, Я мудрил,  играл  в  загадки,
задавал вопросы, но ответа не находил, ответа у менЯ  не  было,  ответа  Я
дать не мог, да и не было никакого ответа. Њузыка -  таинственный  дом,  в
который нет больше входа или, может быть, осталась узенькаЯ дверь,  в  нее
могут войти немногие. ’от, кто находитсЯ в этом доме, уже  не  может  быть
понЯтым оставшимисЯ за порогом, но и длЯ этих оставшихсЯ за порогом  имеет
значение  это  таинственное  убежище,  воздвигнутое  согласно   магической
формуле. Њузыка существует не длЯ  того,  чтобы  изменЯть  людей,  но  она
свЯзана с  другой,  столь  же  таинственной  силой,  с  силой  времени,  и
благодарЯ  этому,  вероЯтно,  сможет  со  временем  содействовать  великим
переменам; но что такое  длЯ  времени  столетие  и  даже  тысЯчелетие?  Њы
измерЯем времЯ мерами нашей мимолетной жизни, а что  такое  времЯ,  мы  не
знаем.  Ѓыть  может,  оно  дружелюбнее,   быть   может,   оно   добрей   и
благосклоннее, чем мы думаем, а  может  быть,  оно  подобно  ѓоргоне,  чье
устрашающее лицо мы все еще до конца не познали. Ћставив в стороне времЯ и
музыку, Я должен был признать, что Ђдольф взволновал  менЯ,  ведь  это  же
была и моЯ  мысль:  мы,  сыновьЯ,  жаждущие  иного  образа  жизни,  должны
боротьсЯ за него, хотЯ эта борьба и кажетсЯ нам безнадежной. Њне  хотелось
пожать Ђдольфу руку. Ћднако ‡игфрид сказал:
   - Њы не в силах боротьсЯ с „итрихом. Њой  брат  „итрих  всегда  победит
нас. € ты, свЯщенник, тоже будешь побежден. ’ы будешь побежден и  вступишь
в союз с „итрихом - представителем порЯдка, государства и твердой власти и
погибнешь в конце концов или же погибнешь сразу. ‚прочем, Я тебе ни в  чем
не верю, не верю, что ты веруешь в свою догму, не верю, что ты  веруешь  в
человека. ’ы бежал к богу, точнее,  перебежал  к  нему,  потому  что  тебе
необходим  повелитель,  и  ты  станешь  одним  из  тех  разочарованных   и
ожесточенных свЯщенников, которые не  веруют  в  бога.  ‚нешне  ты  будешь
безупречным свЯщеннослужителем. Ќо ты будешь страдать.
   Ђдольф сказал:
   - ќтого Я не знаю.
   џ был безобразен, безобразен,  как  Љалибан.  †аль,  что  тут  не  было
зеркала, магического зеркала, оно бы показало  мне  лицо  Љалибана,  лицо,
"обвитое змеЯми". џ видел  поношенную,  местами  совсем  протертую  сутану
Ђдольфа, Я видел под столом, хотЯ и не видел их, его  грубые  крестьЯнские
башмаки. ‡ачем Я мучил Ђдольфа? ‡ачем лишал его мужества?  Ќе  потому  ли,
что Я сам утратил мужество, или, может быть, потому, что  потерЯ  мужества
позволЯла мне вести жизнь  стороннего  наблюдателЯ  и  уподобитьсЯ  флейте
Џана, звучащей на краю болота? „ействительно  ли  Я  ищу  отчизну,  или  Я
взываю к человечеству только длЯ того, чтобы исчезнуть  в  нем,  словно  в
густом тумане? џ люблю ђим, потому что Я здесь чужеземец, и, вероЯтно, мне
хотелось бы  навсегда  остатьсЯ  чужеземцем,  взволнованным  зрителем.  Ќо
другим нужна отчизна, и, если бы нашлась страна, без криков  и  шума,  без
знамен и походов, без подчеркнутого  государственного  произвола,  страна,
где люди жили бы в дружеском общении и у них  были  бы  мудрые  правители,
разве такаЯ страна, где нет ни принуждениЯ, ни высокомериЯ по отношению  к
чужим и ближним, разве такаЯ страна не стала бы и моей родиной? Ќо мне  ее
не найти. € Я в нее не верю.
   џ отдал Ђдольфу свой билет на концерт.  џ  сказал  ему,  что  в  одежде
свЯщенника он может пойти на концерт, Я же не могу, у менЯ  нет  фрака.  џ
добавил:
   - Ќо ты, наверно, не захочешь пойти?
   Ћн сказал:
   - Ќет, почему же.
   Ћн сказал:
   - џ пойду.


   ‹аура, пленительно улыбаЯсь, пришла на работу и, так как она  не  умела
считать, снова просчиталась, на этот раз во времени. Ѓар был  еще  закрыт,
владелец еще не поЯвлЯлсЯ, еще не сунул ключ в дверной замок, и  красавцев
официантов тоже еще не было, они еще не надели своих лиловых  фраков,  все
они сидели дома со своими семьЯми, помогали женам по хозЯйству,  играли  с
детьми и устало, невесело и  неторопливо  собирались  идти  на  службу,  к
гомосексуалистам, где они зарабатывали себе на жизнь. ‹аура  стоЯла  перед
запертой дверью; оглЯнувшись,  она  улыбнулась  виа  ‚енето  и  улыбнулась
большому черному автомобилю, который бесшумно подкатил к тротуару,  словно
скользЯ на невидимых полозьЯх по невидимому льду; она  улыбнулась  шоферу,
который выскочил  из  кабины,  затЯнутый,  лощеный,  блестЯщий,  и  рванул
дверцу, щелкнул  начищенными  каблуками,  и  ‹аура  подарила  свою  улыбку
ћдеЯну, в  котором  узнала  отнюдь  не  гомосексуалиста,  а  обыкновенного
мужчину в синих очках, однажды уже оказавшего честь их бару, не  знаЯ  его
особенностей. ћдеЯну хотелось  еще  раз  увидеть  ‹ауру,  и,  встретив  ее
неожиданно на улице перед запертой дверью, он сообразил, в чем  дело:  она
просчиталась во времени; он  сказал  по-английски,  что,  видимо,  еще  не
времЯ, бар заперт, и сделал вид, что очень сожалеет об  этом,  упомЯнул  о
виски, которое Якобы вновь привлекло его сюда, а ‹аура улыбалась,  посылаЯ
лучи своей улыбки через его синие очки, ласкаЯ сердце, пробуждаЯ  чувства;
ее улыбка относилась и к большому автомобилю, ибо длЯ нее, как и длЯ  всех
женщин, мощь мотора и то, что машина стремительно и бесшумно скользит, как
хищник, ЯвлЯлось своего рода сексуальным символом, и к  владельцу  машины,
которому подчинЯешьсЯ чисто по-женски, не потому, что владелец, как видно,
богач, выгодный поклонник, а из рабского инстинкта  повиновениЯ:  ведь  он
властитель, он господин над лошадиными силами, которые,  мощно  пульсируЯ,
устремлЯют вперед машину его жизни, а этот распорЯжаетсЯ  еще  и  шофером,
застывшим, как изваЯние, перед его величеством хозЯином.  —то  же  делать?
ћдеЯн хотел предложить зайти в соседнюю кондитерскую, он уже проголодалсЯ,
а после противного  молока  у  Ђустерлица  ему  захотелось  съесть  порцию
сливок, он представил  себе  удивленные  глаза  ‹ауры,  с  мечтательной  и
чувственной улыбкой созерцающей  компоты  и  пирожные;  всю  эту  сахарную
атмосферу он решил приправить коньЯком, но, приглашаЯ ее по-английски,  он
запуталсЯ и начал запинатьсЯ, заикатьсЯ - маленький ѓотлиб не учил  уроков
- и, заметив, что  ее  улыбка  относитсЯ  и  к  автомобилю,  предложил  ей
покататьсЯ; она не возражала, когда стоЯвший  навытЯжку  шофер  открыл  ей
дверцу, села в машину, и - таковы женщины - улыбка попала в клетку.
   Ћни плавно скользили вперед, словно на незримых полозьЯх  по  незримому
льду, а под ними переливалась красками преисподнЯЯ, неистовствовали гномы,
волновались злые карлики, скрежетали зубами адские палачи,  все  они  были
охвачены ожиданием, раздували незримые костры, купались в пламени;  машина
миновала Џорта Џинчана и свернула в парк виллы Ѓоргезе, а пойманнаЯ в плен
улыбка растрачивала себЯ в  мЯгком  кузове;  приЯтно  мчатьсЯ  по  зеленым
аллеЯм, ‹аура откинулась назад, рЯдом - спутник в синих очках, может быть,
это ее король ”арук, ее нефтЯной  магнат,  у  него  большие  руки,  он  не
гомосексуалист; он глЯдел на нее, на ее талию, на ее шею, на то, что можно
обхватить, он ненавидел эту жизнь, этот сорт женщин, он признавал их  лишь
как военную добычу дли в борделе, там платишь, раздеваешьсЯ,  иногда  даже
не раздеваешьсЯ, удовлетворЯешь желание,  жадно  вдыхаешь  запах  женского
тела, обрызганного духами, но все времЯ сознаешь плотский  характер  этого
процесса, а затем поЯвлЯетсЯ мыльный раствор или - предосторожности ради -
ефрейтор санитарной службы с  профилактическими  средствами;  а  эта  вот,
рЯдом,  свободнаЯ  куртизанка,  своей  улыбкой  она  подчеркивает  женское
равноправие, права человека, ах, черт тебЯ подери, права  человека,  таких
мы знаем; он сунул руку в карман брюк - такаЯ  могла  довести  до  полного
подчинениЯ, превратить мужчину в жалкую трЯпку:  так  предавались  военные
тайны, гибли государства, маленькому ѓотлибу это было отлично известно,  -
ћдеЯн нащупал в кармане мЯгковато-шершавый, нежно-твердый футлЯр, он,  как
мышь,  скользнул  в  руку,  футлЯр  с  пистолетом,  взЯтым  у  Ђустерлица.
Ђвтомобиль промчалсЯ мимо воды и подъехал к какому-то храму,  стоЯвшему  у
озера. Ќе живет ли здесь богинЯ любви? Њожет  быть,  она  обитает  в  этом
парке? Ќебо заволокло,  деревьЯ  стали  синими,  это  была  синева  долины
смерти, цвет, испугавший ћдеЯна уже раньше,  когда  он  подлетал  к  ђиму;
каким верным был германский лес: бесшумно, как  этот  автомобиль,  ступали
ноги в военных сапогах по лесной почве, покрытой мхом и хвойными иглами, а
друг его шел  впереди  сквозь  кустарник,  где  расстреливал  свои  жертвы
"—ерный рейхсвер"; вороны кричали о  предательстве:  враг-враг-враг,  рука
ћдеЯна стиснула пистолет, и тело друга скатилось в лощину;  враг-враг-враг
- каркали вороны с верхушек суковатых дубов; в  поле  травушка  шевелитсЯ,
полюбилась смугла-девица, тоска-тоска-тоска по родине" нет, эта рЯдом - не
смуглаЯ, она чернаЯ, как эбонит, эта заморскаЯ  девка,  вероЯтно  еврейка,
даже  навернЯка  еврейка,  предательница,  низшаЯ  раса,  она   улыбаетсЯ,
улыбаетсЯ теперь во весь рот, красный как кровь, она смеетсЯ  над  ним,  и
лицо у нее алое как кровь, белое как снег, не совсем белое, почти как снег
белое, как снег там, дома, в немецком лесу, и трупы там  были  белыми  как
снег, а здесь парк был  синий,  и  эта  синева  заморского  парка,  синева
итальЯнского кустарника, эта полнаЯ гнетущей  тоски,  смертельнаЯ,  пышнаЯ
синева римских деревьев, стала ему невыносима. ‹ошадиные силы мчали его  в
ущелье ада. Ћн резко приказал шоферу  с  солдатской  выправкой,  сидевшему
почти неподвижно, ехать назад  на  виа  ‚енето,  к  месту  отправлениЯ,  к
арийским истокам, может быть к …ве. „верь бара была уже открыта,  красавцы
официанты суетились в своих  красивых  лиловых  фраках  вокруг  осиротелой
кассы. ћдеЯну хотелось выгнать ‹ауру из машины, шофер стремительно  рванул
дверцу и образцово вытЯнулсЯ, а ‹аура все еще медлила и улыбалась -  узкаЯ
талиЯ, длиннаЯ шейка, она улыбалась - чернаЯ, как эбонит, алаЯ как  кровь,
белаЯ как снег, она улыбалась своей волшебной улыбкой, на этот раз  полной
ожиданиЯ, и он назначил ей свидание  на  вечер.  ‹аура,  улыбаЯсь,  шла  к
кассе, уже на ходу успокаиваЯ гнев владельца бара. ЃеднаЯ девочка не  была
сильна в расчетах,  и  странное  поведение  нового  поклонника  сулило  ей
многое.
   Ћба в черном, оба бледные, словно силуэты в театре  теней  -  а  солнце
Ярко светило в окно, - стоЯли они друг против друга  он  в  черной  одежде
свЯщенника, она в черном  траурном  платье;  бледен  был  он  потому,  что
страшилсЯ и не решалсЯ войти в  ее  комнату,  и  она  стоЯла  бледнаЯ:  ее
испугал его вид. …ве было мучительно видеть его в  ненавистной  форме  той
власти, котораЯ состоЯла, по ее убеждению, в постыдном союзе с  еврейскими
подонками,  заокеанскими  плутократами  и  большевистскими   хитрюгами   и
содействовала разрушению - может быть,  навсегда  -  возвышенной  мечты  о
тысЯчелетней империи, мечты об осчастливленном арийцами человечестве  и  о
германском  господстве.  ’еперь  она  уже  привыкла  к  тому,  что  измена
предстает  перед  ней  с  дерзко  поднЯтой  головой.  ѓерманские   женщины
бесстыдно  разгуливали  под  руку  с  неграми,  а  предатели   становились
министрами. Љ этому она  теперь  привыкла.  Ћна  привыкла  слышать  слова,
подсказанные слабостью и эгоизмом, даже от  националистически  настроенных
немцев, примирившихсЯ со всем, - вероЯтно, они тайком  плевались,  но  все
извлекали выгоду из переменившихсЯ обстоЯтельств. Ќо ее сын? ђодной сын  -
и вдруг в лагере предателей, сын -  в  бабьем  балахоне  враждебных  рейху
римских попов, он - в союзе со всей этой  кликой,  с  людьми  без  роду  и
племени, точно какой-нибудь еврей. ќто не просто рана, причинЯющаЯ горькую
боль, не только пожар в сердце, это и обвинение и упрек ей  самой.  Ћткуда
взЯлось это негодное семЯ? ђодословнаЯ …вы велась тщательно, в ее арийском
происхождении не могло быть и тени сомнениЯ. €  все  же  она  не  уберегла
Ђдольфа от измены. Ћна отдала его в нацистскую школу и все же не  уберегла
от измены. колу  развалили,  и  он  изменил,  он  предал  в  трудный  час
испытаниЯ дело своих родителей. Џредателей судЯт. €х вешают на деревьЯх  и
на фонарЯх. Ђ на грудь им прикреплЯют табличку с позорной надписью.  ђазве
…ва не должна указать Ђдольфу на дверь?  Њежду  ними  не  осталось  ничего
общего, но все-таки он ее сын, плоть от плоти ее, чужим его делает  только
эта ханжескаЯ одежда; он сам приковал себЯ к кресту, к неарийскому учению,
пришедшему из страны иудеев, крест висел поверх его одежды, висел на цепи,
котораЯ сковывала Ђдольфа, он пришел к ней в обличье врага,  он  вовсе  не
был тем отпрыском, какого ей  хотелось  иметь,  -  ни  продолжателем  дела
предков, ни мстителем за поруганное дело, но он ее сын;  она  рано  отдала
его в школу, чтобы  он  стал  мужчиной,  а  он  стал  бабой,  ее  охватила
слабость, и она не указала предателю на дверь. Ћна холодно спросила:  "—то
тебе надо?" € он - сердце его усиленно забилось, а волнение сковало Язык -
еле выговорил: "Ќавестить тебЯ",  как  будто  стоило  только  взЯть  стул,
сесть, поболтать немного, и каждый тут же  признает  правильность  пути  и
образ действиЯ другого, но она не намерена предложить ему стул  и  уделить
часок своего материнского вниманиЯ. Ћна снова повернулась к окну  и  снова
уставилась на гору пустых бутылок, которые поблескивали  в  лучах  солнца,
как бы посылаЯ ей пьЯные приветы,  и  до  нее  снова  донеслись  чуждые  и
раздражающие негритЯнские песенки поварЯт.
   - Ћтец в ђиме, - сказал Ђдольф.
   - ЏостарайсЯ не попадатьсЯ ему на глаза, - пробормотала она, - он попов
терпеть не может.
   - џ его видел, - сказал он. € неловко добавил: - ‚ тюрьме. -  ‚от  оно,
то слово,  которое  вывело  ее  из  неподвижности.  ‚от  оно  -  спасение,
оправдание, ее  желание  исполнилось,  это  слово  знаменовало  героизм  и
героический пример. ћдеЯн в  тюрьме,  его  арестовали,  позорный  приговор
сохранил свою силу, и приговор будет приведен в исполнение, ћдеЯн  попадет
в ‚алгаллу, и их брачный союз снова получит оправдание.
   - ѓде он? - воскликнула она. € когда Ђдольф ответил, что не знает,  она
схватила и стала теребить его ненавистную одежду. - ѓовори, говори же.
   € тогда он рассказал ей о встрече в  подземелье,  умолчав  о  том,  как
ћдеЯн использовал Яму длЯ самого несчастного заключенного, и  …ва  сначала
не понЯла, о какой тюрьме и о какой крепости, к тому же папской  крепости,
он говорит. ђазве папа ђимский арестовал ћдеЯна? Ћна не  понЯла,  в  какие
Ямы нырЯл он, чтобы вынырнуть свободным человеком, изысканным  господином,
этот не обритый наголо посетитель темницы; и, когда ей стало Ясно в  общих
чертах, что произошло в подземелье, она почувствовала, что ее одурачили: а
она-то  не  выходила  из  комнаты  и  скорбела  о  герое!  €  она   гневно
расхохоталась - эта нордическаЯ ќриниЯ - и обозвала их трусами, и  сына  и
супруга, этих тюремных экскурсантов, игравших в тюрьме  друг  с  другом  в
прЯтки. Ќет, тюрьмы - не длЯ туристов, тюрьмы - длЯ осужденных,  в  тюрьме
или ты убиваешь,  или  тебЯ  убивают.  ‘ейчас  еще  не  времЯ  осматривать
достопримечательности тюрем в этом городе, который ћдеЯн мог  бы  в  былые
дни сровнЯть с землей.
   - € папу ђимского он мог повесить, и крепость папскую мог бы  взорвать,
- кричала она сыну, который, дрожа, стоЯл перед нею,  -  он  мог  повесить
папу, он  был  слишком  глуп,  чтобы  это  понЯть,  или  слишком  труслив,
вероЯтно, он уже тогда стал на путь предательства, а фюрер  ни  о  чем  не
знал, фюрера обманывали все и скрыли от него, что  папу  ђимского  следует
повесить.
   Ћна бесновалась, словно фуриЯ. Њожет  быть,  ему  преклонить  колени  и
молитьсЯ? ЏомолитьсЯ, чтобы ей простились все  эти  греховные,  слова?  Ћн
сказал:
   - “спокойсЯ же, мама, - и почувствовал, как нелепо прозвучали эти слова
в ответ на ее упреки и ее неистовства.  ‚начале  Ђдольфу  почудилось,  что
мать одержима дьЯволом, но вера его была не  настолько  сильна,  чтобы  он
поверил в  действительное  существование  дьЯвола.  „ьЯвола,  конечно,  не
существует,  говорил  он  себе,  значит,  мать  одержима  не  дьЯволом,  а
дьЯвольской идеей. Ќо каким заклинанием боротьсЯ  с  идеей,  чем  укротить
такую одержимость? ќтого он не знал. Ћн был бессилен. Ћн подумал:  ‡игфрид
прав. Њы не можем понЯть друг друга. Ћн хотел уйти, уже пора было уходить,
но ему стало жаль ее. Ћн чувствовал, что она страдает. Ћн чувствовал,  что
она горит в пламени своих идей и носит ад в  своей  душе.  Ќе  нужно  было
никакого дьЯвола. Ћна сама себе дьЯвол и терзает свою  душу  и  тело.  …му
хотелось помолитьсЯ за нее, но в это мгновение он не чувствовал  подлинной
веры.
   ћдеЯн пришел. Ћн заполнил собой  комнату.  Љоренастый,  грузный,  точно
бык, он заполнил всю комнату. ’еснаЯ комнатка стала еще меньше. Ћна словно
съежилась. Љазалось, стены стремЯтсЯ сдвинутьсЯ, а потолок  опуститьсЯ  на
пол. ћдеЯн подошел к …ве. Ћн обнЯл ее и сказал:
   - ’ы скорбишь, ты в трауре?
   …ва сказала:
   - џ скорблю.
   Ђ сама думала: он пришел, он пришел, но  все  же  не  из  ‚алгаллы.  Ћн
сказал:
   - џ знаю все. - € подвел ее к кровати. Ћна опустилась  на  постель,  он
сел рЯдом. ћдеЯн оглЯдел комнату, тесную комнатушку с окнами во  двор,  он
слышал доносившуюсЯ из кухни негритЯнскую песенку, видел фибровый чемодан,
вместительный и дешевый, и вспомнил кожаные сундуки, которые  были  у  них
прежде. Ћн сказал:
   - ‚иноваты евреи.
   € она отозвалась:
   - …вреи.
   Ћна посмотрела на своего сына в одежде свЯщенника: тот  стоЯл  в  лучах
Яркого солнца, черный, пыльный, потрепанный; цепь, на которой висел крест,
он намотал на руку и выставил крест вперед, навстречу  родителЯм,  он  был
бледен, и чудилось, будто он молитсЯ. ћдеЯн сказал:
   - Ѓыло предательство.
   € она откликнулась:
   - Џредательство.
   - …вреи, - сказал он, - евреи без роду, без племени.
   € она повторила:
   - …вреи без роду, без племени.
   Ђдольф глЯдел на них и вспомнил ‹аокоона и  его  сыновей  на  греческом
побережье, опутанных  змеЯми,  -  извивающиесЯ  гигантские  змеи  безумиЯ,
брызжущие Ядом ненависти, поглотили его родителей. Ћн  молилсЯ.  Ћн  читал
"Ћтче наш". Ћна спросила ћдеЯна:
   - ’ы будешь боротьсЯ дальше?
   € он ответил:
   - џ им покажу. џ им всем покажу.
   Ћна взглЯнула на него, и ее затуманенные голубые глаза увидели  больше,
чем могли видеть; ее взглЯд проЯснилсЯ и проник сквозь туман бытиЯ. Ћна не
поверила ни одному слову ћдеЯна. Ћн ведь пришел не из ‚алгаллы. Ћднако …ва
увидела смерть, стоЯвшую у него за плечами. ‘мерть ее не испугала.  ‘мерть
уладила бы все. ‘мерть отвела бы героЯ в ‚алгаллу. ћдеЯн  взглЯнул  на  ее
туманно-бледное лицо и подумал: она очень постарела, Я предчувствовал это.
€ еще: она мой соратник, она осталась  моим  единственным  соратником.  Ћн
ощутил, как ее рука постепенно согреваетсЯ в его руке. Ћн сказал:
   - џ  вернусь  в  ѓерманию.  џ  поговорю  с  Џфафратом.  џ  покажу  всем
предателЯм. џ еще прежний ћдеЯн.
   Ћн был прежним, он был еще великим ћдеЯном. Ћн был действительно  велик
в маленькой комнатке. Ћн был велик, как тень маленького ѓотлиба.  €  ћдеЯн
снова приказывал. Ћн приказал ей тотчас же уехать. Џусть  едет  домой.  Ћн
вытащил из объемистого  бумажника  деньги,  деньги  на  билет  в  спальном
вагоне. Ћн дал ей нужную сумму. „еньги на покупку дома  он  ей  вышлет.  Ђ
потом он взЯл пачку больших грЯзных итальЯнских кредиток  с  фантастически
большими послевоенными цифрами и сунул ее Ђдольфу в  молитвенно  сложенные
руки. ќто развеселило ћдеЯна. Ћн сказал:
   - Љупи себе поесть. €ли напейсЯ. €ли возьми себе девчонку, если ты  еще
мужчина.
   „еньги жгли Ђдольфу руки, но он не посмел вернуть их. Ћн  сжимал  пачку
кредиток вместе с крестом. ћдеЯн собрал вещи жены и бросил их в некрасивый
дешевый  фибровый  чемодан.  …ва  сидела  неподвижно.  Ћна  позволЯла  ему
распорЯжатьсЯ. …е  радовало,  что  он  снова  приказывает,  что  он  снова
распорЯжаетсЯ, но глаза ее не верили ћдеЯну,  они  видели  смерть  за  его
плечами, они видели его уже на пути в ‚алгаллу, на пути к сонму героев.  €
было все равно, что он делает  тут,  на  земле,  и  что  приказывает;  она
подчинЯлась ему с полным безразличием и, держа его под руку, покинула свою
комнату, ушла от негритЯнских напевов во дворе и от своего сына, чужого и,
конечно, враждебного ей существа. …вреи, предатели,  попы.  ћдеЯн  считал,
что  расплатилсЯ  с  сыном,  дав  ему  отступного  грЯзными  кредитками  с
фантастически большими цифрами, в  даже  не  поглЯдел  на  Ђдольфа,  когда
уводил мать.
   ‚ зале отелЯ, облюбованного немецкими туристами,  они  натолкнулись  на
Џфафратов, на этих загорелых экскурсантов, - те возвращались с полЯ боЯ  в
отличном    настроении,    оживленные,    шумные     и     подкрепившиесЯ.
”ридрих-‚ильгельм Џфафрат был изумлен и встревожен, увидев ћдеЯна в отеле,
да еще под руку с …вой.
   - џ провожаю жену на вокзал, - бросил ему ћдеЯн. - …е  комната  мне  не
понравилась. Њы потом поговорим.
   ћдеЯну было  приЯтно  отметить  озадаченное  и  смущенное  лицо  своего
родственника. ќто побудило ћдеЯна к шуткам, и он крикнул им:
   - ‚ы идете на концерт? ‘егоднЯ пиликает ваш ‡игфрид!
   Ќо точно возмездие за насмешку, следом за ним,  как  чернаЯ  тень,  шел
Ђдольф. Ћн шел по залу, словно тощее привидение, озабоченное и  печальное.
—то они могли бы сказать ему? Џфафраты смущенно отвели глаза.  Ћн  нарушал
их  покой.  ќтот  черный  образ  был  подобен  роковому   предостережению,
полученному ‚алтасаром. Ќо „итрих после недолгого раздумьЯ все же поспешил
за кузеном, и, догнав его, сказал:
   - ‡дравствуй, Ђдольф. Њожет быть, ты станешь кардиналом. ‘  тобой  надо
быть в хороших отношениЯх.


   ”рака у менЯ не было, но Я мог купить себе фрак или взЯть  напрокат:  в
ђиме, вероЯтно, были люди, которые зарабатывали тем, что  давали  напрокат
фраки, но Я не хотел ни покупать фрак, ни  брать  напрокат,  Я  не  считал
обЯзательным слушать музыку во фраке.
   џ надел белую рубашку. ”онтан на площади журчал. џ не стал мытьсЯ.
   џ надел темный костюм. ќто не был римский костюм.  ќто  не  был  костюм
элегантного римского покроЯ. ”онтан на площади журчал.  џ  надел  немецкий
костюм. џ немецкий композитор. џ немецкий композитор,  приехавший  в  ђим.
”онтан журчал. ‚ода падала в бассейн. Њонеты  падали  в  бассейн.  Ѓоги  и
мифические существа не благодарили. ’уристы вычеркивали фонтан  из  списка
достопримечательностей, они его осмотрели, они  сфотографировали  льющуюсЯ
воду и богов, урожай с него был собран полностью, фонтан был запечатлен  в
памЯти и стаЯ одним из воспоминаний о путешествии. „лЯ менЯ он был  дивным
сном.  Њальчишки  выуживали  монеты,  которые  туристы  бросали  в   воду.
Њальчишки были красивы; они  закатали  короткие  штаны,  обнажив  стройные
ноги. џ - в своей белой рубашке и черном  костюме  -  охотно  сел  бы  наг
барьер фонтана. џ смотрел бы на мальчишек и  с  охотой  наблюдал  бы,  как
красивы и как жадны эти мальчишки до денег.
   Љ  концертному  залу  устремлЯлсЯ  шумный   поток   машин.   Ќепрерывно
раздавалсЯ свисток полицейского. …го перчатки напоминали две изЯщные белые
птицы.  Џодъезжали  молодые  королевы  кружев,  старухи  под   вуалЯми   с
бриллиантовыми диадемами, графы рекламы,  графы  министерства  иностранных
дел, знаменитые женихи-обманщики,  посланники,  поседевшие  от  неприЯтных
посланий, мать ‘негурочки, а впереди всех - сестры ‡олушки, они выступали,
как королевы красоты, и фотографы озарЯли их  вспышками;  пританцовывающие
законодатели  мод  с  помощью  тщеславных  манекенов  старались   привлечь
внимание к своим деловым мечтам, известные звезды экрана  зевали  прЯмо  в
лицо юным и богатым наследницам, и все они воздавали должное  музыке,  они
высшее общество, их нельзЯ отличить  друг  от  друга,  у  них  одно  лицо.
Љритики  скрывались  под  характерными  личинами,  издатели  от  сплошного
доброжелательства сиЯли, как полнаЯ луна. Ђнтрепренеры выставлЯли  напоказ
свое  чувствительное,  больное  сердце.  ѓрузовик   с   красными   флагами
прогромыхал  мимо.  ‹истовки,  словно  стаЯ  завистливых  серых  воробьев,
порхали над белыми перчатками полицейского. Џала крепость в  джунглЯх.  Ќо
кому до этого дело? Ѓиржа  реагировала  четко.  Ђга-•ан  не  поЯвилсЯ.  Ћн
ожидал в своей вилле на берегу морЯ "‚олну"  •окусаи.  Ќо  добрый  десЯток
членов наблюдательного совета акционерных обществ все  же  Явились.  ‡десь
знали друг друга и раскланивались; а дамы вовсю стремились затмить богинь.
џ был без шлЯпы, а не то Я снЯл бы ее, ведь здесь собрались мои  заказчики
и хозЯева, они кормили и поощрЯли менЯ, содействовали моему  успеху,  даже
промышленность     была     представлена:     проконсультировавшись      с
философами-пессимистами, они учредили музыкальную премию,  за  премией  от
фабрикантов должна последовать премиЯ профсоюзов, за премией имени ”орда -
премиЯ имени Њаркса, меценатство становитсЯ все  более  анонимным.  Њоцарт
был камердинером  у  сиЯтельных  особ,  а  чьим  камердинером  ЯвлЯюсь  Я,
стремЯщийсЯ быть свободным, и где  же  великие  люди,  о  которых  говорил
Ђвгустин, жаждущие после трудов отдатьсЯ музыке длЯ  восстановлениЯ  своей
души? Ќи одной души Я не видел. ‚ероЯтно, платьЯ были слишком роскошными.
   Ђ может быть, Я так ожесточен потому, что не  купил  себе  фрака?  Љого
должна радовать моЯ музыка? € разве она вообще должна радовать? Ћна должна
будить тревогу. Ќо здесь она ни в ком ее не пробудит.
   “ входа на галерку фотографов не было. Њолодые люди, молодые женщины  и
- как ни странно - совсем  пожилые  люди  шли  через  этот  вход.  Њастеру
хочетсЯ верить, что молодежь за него, и он считает, что  будущее  за  ним,
если ему аплодирует галерка. Ѓудут ли они мне аплодировать? ђазве Я  писал
длЯ них, длЯ этих гордых бедных девушек? Ќа менЯ они не смотрели. Ђ  бедно
одетые мужчины? ќто, вероЯтно, студенты, будущие атомные чародеи,  которым
всегда угрожает опасность быть похищенными или растертыми между ‡ападом  и
‚остоком, а может быть, это просто будущие экономисты или зубные  врачи  -
Я, вероЯтно, все-таки тосковал по тем особым слушателЯм, о которых говорил
Ђвгустин. Џрошло несколько свЯщенников, прошло несколько молодых  рабочих.
‚зволную ли Я  их?  Љак  мне  хотелось  бы  во  всей  молодежи  -  в  юных
исследователЯх, студентах, рабочих, свЯщенниках, девушках -  почувствовать
своих друзей, своих камрадов; но слово "камрад" было навЯзано мне  с  юных
лет, и оно мне отвратительно. € когда Я  увидел  студентов  и  рабочих,  Я
подумал также: пролетарии и интеллигенты, объединЯйтесь! - но Я не верил в
это, не верил, что из такого  объединениЯ  возникнет  новый  мир;  ѓитлер,
ћдеЯн, мое семейство, нацистскаЯ школа - они отнЯли у менЯ  веру  в  любое
объединение. Џоэтому Я  приветствовал  лишь  немногих  стариков,  которые,
затерЯвшись среди молодежи, восходили на Ћлимп, -  они  были  одиноки,  и,
вероЯтно, концерт мой предназначен длЯ одиноких.
   ‚ артистической менЯ ждал Љюренберг. ‚ его облике было  поистине  нечто
классическое. ”рак сидел на нем, как на мраморной статуе, а  над  белизной
манишки, воротничка и  галстука  бабочкой  величественно,  по-императорски
высилась  голова.  Ћн  был  мудр.  Ћн  не  торчал  по-дурацки  на   улице,
разглЯдываЯ публику. Ћн сознавал свое превосходство. Љакое ему дело до  их
тщеславиЯ и до их иллюзий? ‚  его  глазах  общество  выполнЯло  лишь  одну
функцию, оно, словно мощные кариатиды, должно поддерживать сказочный замок
музыки, волшебный  храм  звуков,  и  совершенно  несущественно,  из  каких
соображений оно это делает. €льза Љюренберг была в простом черном  платье.
€ оно тоже сидело, как на мраморной статуе. Ћно облегло ее так, словно это
была  тонкаЯ  чернаЯ  кожа  хорошо  сохранившейсЯ  мраморной   скульптуры.
Љюренберг хотел отправить менЯ в ложу. Ћн видел, что Я ЯвилсЯ не во фраке,
и это его сердило. Ћн был выше этих  условностей  и  считал,  что,  раз  Я
пренебрег фраком и не подчинилсЯ общепринЯтым обычаЯм,  значит,  Я  придаю
одежде и условностЯм больше значениЯ, чем они заслуживают. Ћн был прав.  џ
злилсЯ на себЯ. Ќужно соблюдать  правила  игры  и  избегать  трудностей  и
столкновений. ‡вонок возвестил начало, и оркестр  вышел  на  эстраду,  сто
прославленных музыкантов принЯлись настраивать свои инструменты, и то тут,
то там Я слышал  обрывки  своей  симфонии,  они  напоминали  крики  птицы,
заблудившейсЯ в чужом лесу. Њне пришлось проводить €льзу Љюренберг в ложу,
и Я сказал ей, что отдал свой билет свЯщеннику. џ не сказал ей,  что  этот
свЯщенник мой двоюродный брат, и только теперь  сообразил,  что  здесь,  в
ђиме, Ђдольф ћдеЯн будет сидеть в ложе рЯдом с €льзой Ђуфхойзер из  нашего
города. Ћтец ее был убит, после того как сожгли его магазин. Ћтец  Ђдольфа
немало содействовал этому, он содействовал поджогу магазина и содействовал
гибели старика Ђуфхойзера. Њой отец мог сколько угодно воображать, что  он
не содействовал ни убийству, ни пожару. Ћн только наблюдал  все  это.  Њой
отец -  вот  кто  тогда  сидел  в  ложе.  €з  своей  ложи  он  аплодировал
исполнителЯм. Ќо менЯ не привело в ужас то, что Ђдольф ћдеЯн будет  сидеть
с €льзой Љюренберг на одном диванчике. Ђ почему бы им не сидеть рЯдом? ђаз
трагедиЯ уже свершилась, за ней должен последовать фарс.


   ћдеЯн отправил …ву в ѓерманию, посадил ее в вагон первого класса, номер
в отеле был клеткой,  купе  было  еще  более  узкой  клеткой,  клеткой  на
колесах, и в этой клетке стоЯла пленница, нордическаЯ ќриниЯ,  в  траурной
одежде, с блеклыми  волосами,  полнаЯ  возвышенной  скорби  и  теперь  уже
увереннаЯ в том, что супруг скоро возвратитсЯ в ‚алгаллу.  Ќо  на  большом
римском  вокзале,  на  перроне  станции  ’ермини,  названной   так   из-за
находившихсЯ по  соседству  терм  „иоклетиана,  неоновый  свет  вокзальной
платформы прорвал на мгновение пелену тумана, и вдруг  посветлел  туманный
облик …вы, проступило ее второе лицо - лицо ЯсновидЯщей фурии,  проступили
глаза - глаза оборотнЯ, видевшие ћдеЯна ужо среди мертвых, и …ва взглЯнула
из окна вагона, который шел к Ђльпам, на север, в сторону ѓермании, и  она
увидела ћдеЯна, узнала его здесь в Ярком неоновом свете  таким,  каким  он
стал на самом деле, - коренастый, поседевший мужчина в синих очках, и  она
крикнула ему: "„а сними ты наконец эти  ужасные  очки,  садись,  садись  в
поезд и поедем вместе!" € он жалко возразил, что его паспорт не дает права
въезда в ѓерманию и его вымышленное имЯ было бы раскрыто, а она  вспылила:
"Ќе нужно тебе никакого, вымышленного имени, не нужны тебе очки и не нужен
паспорт. Џограничники скажут: "ѓосподин генерал, вернулись? Њы  рады,  что
господин генерал снова здесь".  €  они  станут  перед  тобой  навытЯжку  и
позволЯт тебе ехать, куда ты пожелаешь, и они  будут  гордитьсЯ  тем,  что
говорили с тобой, а дома тебЯ встретЯт  салютом  из  пушек,  и  ты  будешь
неприкосновенен". …ва видела его возвращение.  €  она  понимала,  что  это
единственнаЯ возможность длЯ ћдеЯна вернутьсЯ в свое отечество, и он понЯл
ее, она права,  только  так  можно  вернутьсЯ,  только  этот  путь  вел  в
ѓерманию; "ѓосподин генерал, вернулись? Љак мы  рады,  господин  генерал",
так оно и должно быть, и пограничники так и воскликнут, но  ћдеЯн  медлил,
что-то удерживало его в ђиме, в этом городе попов-импотентов, - была ли то
‹аура или страх, нет, конечно, не страх. ћдеЯн ведь не ведал  страха,  но,
конечно, и не ‹аура удерживала его здесь, было что-то другое,  может  быть
пустынЯ, казарма на краю пустыни, там он  мог  приказывать,  и  пусть  они
встретЯт его в ѓермании пушечными залпами, залпы прогремЯт  и  затихнут  -
даже боевых снарЯдов хватает ненадолго, а потом настанут будни, и что ждет
его тогда, что такое ћдеЯн без власти,  старенький  ѓотлиб  в  федеральном
объединении недовольных  героев