атостью   движений.  Њальчик
настолько был на него похож, что ему даже смешно стало,  но  когда подросток
вышел  на улице  ђэнн, мой собеседник  также вышел -- и таким образом подвел
одного своего  друга,  ожидавшего  его на  Њонпарнасе. ‘тремЯсь  найти повод
заговорить, он спросил у подростка, где находитсЯ  такаЯ-то улица, и уже без
удивлениЯ услыхал тот же голос, какой был  у  него в  детстве. Џодросток как
раз направлЯлсЯ  на эту  же самую улицу, и  они в скованном  молчании прошли
несколько кварталов вместе.
     €менно в это времЯ на него  снизошло нечто, похожее на откровение:  все
было необъЯснимо,  но это существовало,  и  не  нуждалось  в  объЯснении,  и
становилось  расплывчатым  и  нелепым в тщетном  стремлении -- вот так,  как
сейчас -- найти ему объЯснение.
     ‚ конце  концов само  собой  получилось  так, что  он стал  вхож в  дом
мальчика  и,  используЯ  опыт  бывшего инструктора  бойскаутов,  ему удалось
взломать  стены  и  проложить  себе  дорогу  в  эту  крепость  крепостей  --
французский дом. ‡десь  он увидел уважающую себЯ нищету, состарившуюсЯ мать,
пенсионного возраста дЯдю и двух кошек. Џотом моему собеседнику не составило
излишнего   труда   уговорить   одного   из   братьев   отпускать   к   ‹юку
четырнадцатилетнего сына: мальчики сделались друзьЯми. Ћн стал бывать дома у
‹юка каждую неделю; мать угощала плохо  сваренным кофе, говорили о войне, об
оккупации, а также о ‹юке. Ќечто, начавшеесЯ подобно откровению, сложилось в
строгую  геометрическую структуру,  обретЯ  убедительность ЯвлениЯ,  которое
людЯм   нравитсЯ  называть  словом  "рок".   ЏредставлЯлось  даже  возможным
сформулировать  это повседневными словами:  ‹юк был еще  раз родившийсЯ  он,
смерти не существует, мы все -- бессмертны.
     --  ‚се бессмертны, старина.  Ћбратите  внимание:  никто  не  смог  это
доказать, и это  выпадает на долю мне в девЯносто пЯтом автобусе.  Ќебольшой
сбой в механизме, складка во времени, и вместо последовательной реинкарнации
--  одновременнаЯ.  ‹юк  должен был бы родитьсЯ  после  моей  смерти, вместо
этого...  …сли,   конечно,  не  учитывать  невероЯтную  случайность,  что  Я
столкнулсЯ с ним в автобусе.  џ  вам,  кажетсЯ, уже говорил: это было что-то
вроде полной уверенности, интуитивной. Ќе  может  быть сомнений, и точка. Ќо
потом возникли подозрениЯ,  поскольку в  подобных случаЯх ты либо  признаешь
себЯ  сумасшедшим,  либо  принимаешь  транквилизаторы.  ‚след  за сомнениЯми
поЯвлЯютсЯ доказательства, способные уничтожить эти сомнениЯ  одно за другим
и  показать,  что ты не ошибаешьсЯ и  нет причин длЯ сомнений. Ђ знаете, что
более всего вызывает  смех  у  этих  придурков, когда мне порой  приходит  в
голову  мысль рассказать  им об  этом? ‹юк не только был  мною,  второй  раз
родившимсЯ, но и станет таким  же, как и Я, бедолагой, который  вам  все это
рассказывает. ‘тоило  лишь  взглЯнуть,  как  он играет,  как всегда  неловко
падает,  вывихнув  ногу  или  ключицу,  как   на  его  лице  до   мельчайших
подробностей отражаютсЯ  все его чувства  или  же  его заливает  румЯнец при
любом обращенном к нему вопросе. Ђ матери... ей нравитсЯ поговорить, она так
любит посудачить на любую  тему -- о самых немыслимых интимных подробностЯх,
скабрезных историйках, о рисунках восьмилетнего ребенка, о болезнЯх, -- хотЯ
мальчик  умирает  со  стыда...  „обропорЯдочнаЯ  дама  ничего,  конечно,  не
подозревала, Ясное дело,  а дЯдЯ  мальчика  играл со  мной в  шахматы,  менЯ
считали там  своим,  даже, было дело,  Я  одалживал им деньги, чтобы кое-как
дотЯнули до  конца месЯца.  Њне не стоило абсолютно никакого труда  узнать о
прошлом ‹юка:  достаточно было  вставлЯть в  беседу соответствующие вопросы,
когда речь шла о ревматизме дЯди, происках привратницы, политике -- наиболее
интересовавшие  стариков  темы. ’ак,  между шахами  королю и рассуждениЯми о
ценах на мЯсо,  Я узнавал о детстве ‹юка, и факты становились неопровержимым
доказательством  моей догадки.  Ќо постарайтесь менЯ понЯть, закажем-ка  еще
одну  рюмку: ‹юк -- это Я,  каким Я был в детстве, но не думайте, он  был не
просто калька. ‘корее -- аналогичнаЯ модель, понимаете, то есть в семь лет Я
вывихнул запЯстье, а ‹юк ключицу, в девЯть переболели соответственно корью и
скарлатиной, правда, тут,  старина,  вмешиваетсЯ уже времЯ: корью Я проболел
пЯтнадцать дней, а ‹юка вылечили за четыре -- прогресс  в области медицины и
тому  подобное.  ‚се  --  аналогично,  и  поэтому приведу еще  один  пример,
доказывающий этот случай: может статьсЯ, что  торгующий  на углу булочник --
реинкарнациЯ Ќаполеона, а  он этого  и не знает,  поскольку  порЯдок осталсЯ
ненарушенным, поскольку  он  никогда  не  сможет  встретитьсЯ  с  истиной  в
автобусе; но если, так  или иначе, он дойдет до этой истины,  то поймет, что
повторил  и  повторЯет Ќаполеона,  что преображение  из  слуга во  владельца
булочной на Њонпарнасе  по сути -- то же самое, что побег с Љорсики и захват
трона ”ранции, а основательно покопавшись в истории своей жизни, он нашел бы
жизненные перипетии, соответствующие военной  кампании в …гипте, консульству
и  Ђустерлицу, и даже догадалсЯ бы, что  с его булочной через  несколько лет
что-то  произойдет  и что  закончит он  свои дни  на ‘вЯтой …лене,  котораЯ,
пожалуй, обернетсЯ какой-нибудь  комнатушкой на седьмом этаже,  и  будет  он
таким  же  потерпевшим поражение, окруженным  водами одиночества, как и тот,
так же будет гордитьсЯ своей булочной, что была длЯ него орлиным полетом. ‚ы
улавливаете, да?
     џ улавливал, однако считал, что  в детстве у всех у нас были типичные и
фиксированные по срокам болезни и, играЯ в футбол, мы обЯзательно что-нибудь
себе ломали.
     -- ЏонЯл  и  согласен  с вами,  но  Я вам  рассказал  только  о внешних
совпадениЯх. Ќапример, сходство  ‹юка со  мной, казалось, не имело значениЯ,
хотЯ наоборот --  оно важно длЯ  откровениЯ  в автобусе. Ќо  воистину важной
оказываетсЯ  временнаЯ  последовательность,  и   это  с   трудом   поддаетсЯ
объЯснению,  ибо  затрагивает  характер,  неЯсные   воспоминаниЯ  и  случаи,
происшедшие  в  детстве.  ‚ то  времЯ, то есть тогда, когда Я  был в том  же
возрасте,  что  и  ‹юк,  Я  пережил  очень  горькую  пору:  все  началось  с
бесконечной болезни, затем, совсем выздоровев,  пошел  с друзьЯми погонЯть в
футбол  и  сломал себе  руку, но едва Я оправилсЯ от  этого, как влюбилсЯ  в
сестру однокашника и страдал, как  только мог страдать мальчик, не способный
взглЯнуть в  глаза  издевавшейсЯ  над ним  девочке. ‹юк  тоже заболел;  едва
выздоровев,  пошел  в   цирк,  где,  спускаЯсь   по  ступенькам  амфитеатра,
поскользнулсЯ и вывихнул себе щиколотку.  Ќемного позже мать однажды вечером
застала его в слезах у окна, в руке он комкал чужой голубенький платочек.
     Љак некто,  возложивший на себЯ  роль оппонента в этой жизни, Я сказал,
что детскаЯ  влюбленность --  это неизбежное дополнение к  ушибам  и болЯм в
боку. Ћднако признал, что вот случай с самолетом -- совершенно  другое дело.
ќто  был самолет с  пружинным пропеллером,  который  мой собеседник  подарил
мальчику на день рождениЯ.
     --  Љогда  Я  ему  его  отдал,  то  еще  раз  вспомнил  о  механическом
конструкторе, который  мне подарила мать на  четырнадцатилетие, и  что потом
произошло со  мной.  Ђ дело было так: находилсЯ Я в саду, хотЯ  приближалась
летнЯЯ  гроза  и  уже  доносились  раскаты грома;  Я  же  принЯлсЯ  собирать
подъемный  кран на столе в беседке  у  калитки, выходЯщей  на  улицу. Љто-то
позвал менЯ из  дома, и Я вынужден был на минуту уйти из беседки. Љогда же Я
вернулсЯ, коробка с  конструктором исчезла, а калитка на улицу была открыта.
Љрича от отчаЯниЯ,  Я выбежал на улицу, котораЯ была уже пуста, и в этот миг
молниЯ ударила в находЯщийсЯ напротив дом. ‚се  это  случилось как бы в одно
мгновение,  и  это всплыло в моей памЯти, когда Я дарил  самолет  ‹юку, а он
смотрел на него с таким же  выражением счастьЯ, как и Я в свое времЯ  глЯдел
на механический конструктор. Њать только что принесла мне чашечку кофе, и мы
обменивались обычными фразами, как вдруг услыхали вопль:  ‹юк бежал  к окну,
словно  желаЯ выброситьсЯ из него. ‘ белым  как мел лицом и глазами, полными
слез, он едва смог пролепетать, что самолет, отклонившись  в полете, вылетел
наружу прЯмо в приоткрытое окно. "…го нигде нет, его нигде нет", -- повторЯл
он сквозь  рыданиЯ. ‘низу донеслись крики: вбежал дЯдЯ и сказал, что  в доме
напротив вспыхнул пожар. ’еперь-то вы понимаете? ‚прочем, давайте лучше  еще
пропустим по рюмочке.
     ‡атем, поскольку Я молчал,  мой собеседник продолжал рассказывать,  что
все его мысли  стали вертетьсЯ исключительно вокруг ‹юка, вокруг его судьбы.
Њать готовила сына в школу искусств и ремесел, чтобы потом он смог проложить
свою скромную дорогу в  жизнь, как она сказала, однако эта  дорога уже  была
протоптана,  и  именно  он, молчавший из  страха прослыть  спЯтившим  и быть
навечно  разлученным  с  ‹юком,  мог  бы сказать  матери  и  дЯде,  что  все
бесполезно: что  бы  они  ни  сделали, результат  будет  один и  тот  же  --
унижениЯ, жалкаЯ рутина, безликие годы, неудачи, разъедающие  душу, как моль
-- одежду,  убежище в  горьком одиночестве -- в одном из бистро квартала. Ќо
всего хуже  -- не судьба ‹юка, а то, что ‹юк в свою  очередь умрет, а другой
человек повторит  путь  ‹юка и  свой собственный путь  до  конца,  чтобы уже
другой человек в свою очередь вклинилсЯ в это колесо. Љ ‹юку он свой интерес
почти утратил. Ќочами, в часы бессонницы, он уносилсЯ в мыслЯх еще дальше --
уже к другому ‹юку, к  другим, которые, может быть, будут  называтьсЯ ђобер,
или  Љлод,  или  Њишель,  проецируЯ  в  бесконечность  свою  теорию   жалких
неудачников, повторЯющих свой путь, даже не знаЯ этого,  убежденных в  своей
свободе и свободе воли. „лЯ моего собеседника на дне стакана  была грусть, и
ничем нельзЯ было ему помочь.
     --  Ќадо  мной  потешаютсЯ, когда  Я им  говорю, что ‹юк умер несколько
месЯцев  спустЯ. Ћни все --  придурки,  и им  не  понЯть, что...  „а-да,  не
смотрите на менЯ  такими глазами. Ћн умер несколько месЯцев спустЯ: началось
все чем-то похожим на бронхит, в  этом возрасте у менЯ  тоже было воспаление
печени. ЊенЯ сразу же положили в больницу, а мать ‹юка настаивала на лечении
в домашних условиЯх, Я приходил почти каждый день, а иногда приводил с собой
и племЯнника, чтобы он поиграл с ‹юком. ‚ этом доме царила такаЯ нищета, что
любые мои  визиты были  как  утешение, что  бы  Я ни  приносил: селедку  или
абрикосовый  пирог. Џосле того как  Я рассказал об  одной  аптеке,  где  мне
отпускают со специальной  скидкой, они привыкли к тому, что Я  взЯл на  себЯ
покупку лекарств. ‚ конце концов мне отвели роль  санитара  при мальчике,  а
теперь  вот  вы можете  понЯть, что это значит в подобном  доме, куда  врачи
заглЯдывают  без большого интереса, никто не обращает вниманиЯ, полностью ли
симптомы совпадают с первичным диагнозом... Џочему вы так на  менЯ смотрите?
џ сказал что-то не то?
     Ќет, все было  верно,  особенно  если  принЯть  во внимание  количество
выпитого  им вина. Ќаоборот, если  абстрагироватьсЯ от  ее ужасной сути,  то
смерть  ‹юка  доказывала,  что   любой  человек,  в  зависимости  от  своего
воображениЯ,  может  начать  свои  фантазии  в  девЯносто пЯтом  автобусе  и
закончить их у постели молчаливо  умирающего ребенка. —тобы его успокоить, Я
ему  это и  сказал. Ќекоторое времЯ он  бессмысленно  смотрел перед собой  и
потом вновь заговорил.
     -- ‹адно,  оставайтесь при  своем  мнении. Ќо истина  в том, что за эти
недели после  похорон Я впервые испытал нечто похожее на счастье. џ еще  при
всЯком удобном  случае наносил  визиты матери ‹юка, приносил ей какой-нибудь
пакет галет,  но ни она, ни этот дом менЯ уже не  интересовали, Я будто  был
захлестнут чудесной  уверенностью, что  именно Я  ЯвлЯюсь первым смертным  и
чувствую, как моЯ жизнь убывает  день за днем,  рюмка за рюмкой и в конечном
итоге, наверное, где-то  и в какой-то час закончитсЯ,  повторив до последней
точки судьбу какого-нибудь незнакомца, умершего поди знай где и когда, но Я,
видимо, умру по-настоЯщему,  без вмешательства  какого-нибудь  ‹юка  в  этот
круговорот,  чтобы  бестолково  повторить  бестолковую  жизнь.  Џостарайтесь
постичь  всю эту глубину,  старина, и  позавидуйте мне в таком счастье, пока
оно продолжаетсЯ.
     Ќо,  видимо,  оно  не  продолжилось.  Ѓистро  и  дешевое  вино --  тому
доказательство,  равно как и эти  с  лихорадочным блеском глаза,  источающие
жар,  который исходит  не  от тела.  € тем не менее он  живет  уже несколько
месЯцев,  смакуЯ  каждый  миг своей  будничной  посредственности,  семейного
краха, личного  крушениЯ в  свои пЯтьдесЯт лет, в  непоколебимой уверенности
своей  неизбежной  смертности. Ћднажды вечером, проходЯ через ‹юксембургский
сад, он увидел цветок.
     --  “ самого  краЯ  клумбы  рос какой-то желтый  цветок.  џ остановилсЯ
прикурить;  отвлекшись чем-то, взглЯнул на цветок: было такое чувство, что и
цветок как  будто глЯдел на менЯ. ’акие контакты  иногда... ‚ы знаете, любой
может  их почувствовать:  это  называют красотой.  ‚от  именно,  цветок  был
красив,  это  был  прекрасный  цветок.  Ђ Я -- приговорен, Я  умру однажды и
навсегда. –веток  был прекрасен;  длЯ  будущих  людей  всегда  будут  цветы.
‚незапно Я постиг небытие: Я назвал бы это покоем, окончанием цепи. џ  умру,
а ‹юк  уже умер, больше не будет цветка длЯ таких,  как мы, ничего не будет,
абсолютно ничего не будет, небытие именно и  было вечным отсутствием цветка.
‡ажженнаЯ  спичка обожгла  мне  пальцы.  Ќа  площади  Я  вскочил  в какой-то
автобус, который куда-то шел, и принЯлсЯ смотреть,  беспорЯдочно смотреть на
все,  что  было  на улице,  и на все,  что в  автобусе. Љогда мы доехали  до
конечной остановки, Я вышел и сел в другой, пригородный автобус. ‚есь вечер,
до наступлениЯ  ночи, Я менЯл автобусы, и мысли мои  были  о  цветке и ‹юке:
среди  пассажиров  Я  искал  кого-нибудь,  похожего  на  ‹юка,  кого-нибудь,
похожего  на  менЯ или  на  ‹юка, кого-нибудь, кто  мог  бы  быть  другим Я,
кого-нибудь, чтобы смотреть на него, знаЯ,  что  это -- Я, а затем позволить
ему уйти, не  сказав ни  слова, почти  защищаЯ его,  длЯ того  чтобы  он мог
продолжать жить своей бестолковой  жизнью своей дурацкой неудавшейсЯ  жизнью
идущей к другой дурацкой и неудавшейсЯ жизни к другой дурацкой и неудавшейсЯ
жизни к другой...
     џ расплатилсЯ.


        ђЂ‘‘ЉЂ‡ ЌЂ ”ЋЌ… ‚Ћ„›
     Ќе волнуйсЯ, прости мне этот нетерпеливый жест. ‘овершенно естественно,
что ты упомЯнул про ‹усио, вспомнил о нем в приступе ностальгии по прошлому;
наши души разъедают пустоты, которые мы зовем воспоминаниЯми, и каждую такую
бездонную дырищу надо  заполнить, заштопать словами и образами.  € потом  --
Ѓог знает почему, -- моЯ обитель располагает к откровенности; усЯдешьсЯ  тут
на  веранде, поглЯдишь на  реку, на апельсиновую рощу  и  вдруг почувствуешь
себЯ  далеко-далеко  от  Ѓуэнос-Ђйреса,  в   царстве  первозданной  природы.
ЏомнитсЯ, ‹айнес говорил,  что  дельту  надо было бы назвать  не дельтой,  а
альфой.  Ђ  в другой  раз  на  уроке  математики,  когда ты... Ќо почему  ты
все-таки  упомЯнул  про ‹усио, разве  так  уж  необходимо было  называть имЯ
‹усио?
     ‚от коньЯк, наливай. ‡наешь, Я иногда задаюсь  вопросом:  с какой такой
стати ты обременЯешь себЯ  приездами сюда? Џачкаешь в грЯзи ботинки, терпишь
комаров, вонь керосиновой лампы... „а-да, и не изображай, пожалуйста, что ты
оскорблен в лучших  дружеских чувствах. џ  же совсем не о том,  Њаурисио, ты
ведь  единственный,  кто у  менЯ осталсЯ, из  всех наших Я только с тобой  и
вижусь.  Џримерно раз в пЯть-шесть месЯцев приходит от тебЯ письмо,  а потом
ты и сам поЯвлЯешьсЯ, приплываешь  на лодке  с пачкой книг и кучей  бутылок,
привозишь  новости  из  далекого  мира,  до  которого  отсюда  и  пЯтидесЯти
километров  не будет,  и, наверное,  надеешьсЯ когда-нибудь вытащить  своего
друга из полусгнившей хибары. Ќе  обижайсЯ, но менЯ твоЯ преданность  бесит.
Џойми, в этом есть немой укор. Љогда ты уезжаешь, Я каждый раз чувствую, что
не прав, мне кажетсЯ, что мой  выбор --  просто дань  ипохондрии, от которой
останетсЯ только пшик, стоит мне хоть разочек съездить в  город.  ’ы ведь из
тех любЯщих нас свидетелей  обвинениЯ, что гонЯютсЯ за нами с улыбкой даже в
кошмарном сне. ’ак вот, коли  уж  мы  завели  речь о снах и ты  упомЯнул про
‹усио,  то, пожалуй, Я расскажу тебе  сон, который когда-то  рассказал  ему.
Џроизошло это  здесь же,  но  в  те времена -- столько  лет уже минуло,  да,
старик? -- все вы  наезжали  сюда, в хоромы, оставленные мне  родителЯми; мы
увлекались греблей, до тошноты зачитывались стихами,  отчаЯнно  влюблЯлись в
самых ветреных и  непостоЯнных  девушек. Џричем все это с  безудержным, но в
общем-то безобидным снобизмом, с каким-то глупым щенЯчьим умилением. Њы были
так молоды, Њаури-сио,  так просто  было притворЯтьсЯ пресыщенными,  лелеЯть
образ смерти,  слушаЯ джазовые  пластинки и потЯгиваЯ горький мате, нам ведь
еще лет на пЯтьдесЯт или на шестьдесЯт вперед гарантировалось бессмертие. ’ы
был самым замкнутым из нас и уже тогда проЯвлЯл себЯ как преданный и в то же
времЯ тактичный товарищ, которого, не в пример каким-нибудь нахалам, нелегко
отшить. ’ы  глЯдел  на нас будто бы немного со стороны,  и уже тогда Я начал
ценить твои, с позволениЯ сказать, кошачьи повадки. ‘ тобой говоришь, словно
с самим собой, и,  наверное, поэтому  Я и завел сейчас  беседу о ‹усио. ‚ те
времена  тут  торчал народ, и  мы прикидывались,  что принимаем  друг  друга
всерьез. ‡наешь, самый страшный момент юности -- это  когда в один печальный
и  непредсказуемый момент мы  утрачиваем настоЯщую  серьезность и  нацеплЯем
взамен грЯзную  маску Якобы серьезных людей. € вот Я уже -- доктор такой-то,
а  ты --  инженер сЯкой-то,  наше прежнее  "Я"  вдруг  резко  оказываетсЯ  в
прошлом,  и  мы  воспринимаем  всех  по-другому,  хотЯ  какое-то  времЯ  еще
цеплЯемсЯ  за старые  ритуалы, пытаемсЯ  играть  в  общие  игры,  устраиваем
дружеские пирушки, которые длЯ нас как спасательный круг в море отчуждениЯ и
одиночества.   €  все  происходит  так  естественно,   Њаурисио,  до   ужаса
естественно,  и одни из нас переживают это болезненнее  других,  а другие --
например, ты... годы вас не затрагивают, и вы совершенно спокойно относитесь
к своим фотографиЯм в альбоме, где изображен мальчик в  коротких штанишках и
соломенной шлЯпе или  новобранец в  военной  форме...  Њ-да, ну а по  поводу
моего  тогдашнего сна...  он начиналсЯ тут, на веранде,  Я  глЯдел на полную
луну, освещавшую камышовые заросли,  слушал лЯгушек,  которые не  квакали, а
лаЯли -- причем  так громко, как не лают даже  собаки, -- а потом шел по еле
заметной тропинке к реке,  медленно брел  по берегу (судЯ по моим ощущениЯм,
босиком), и  ноги мои утопали в грЯзи. ‚о  сне Я находилсЯ  на острове один,
что в  те  времена случалось очень  редко; приснись мне  такой сон теперь --
одиночество  не  показалось   бы  столь   кошмарным.  Ђ   тогда  одиночеству
сопутствовали  луна -- с трудом  вскарабкавшаЯсЯ  на небосклон и  освещавшаЯ
противоположный  берег, --  плеск реки да редкий стук  шлепавшихсЯ в  канаву
персиков.  ‹Ягушки  и те  умолкали, воздух  становилсЯ липким, как сейчас...
впрочем,  он  тут почти всегда  такой...  и Я  чувствовал, что  должен  идти
дальше,  миновать  мол,  пройти  то место, где река делает большую излучину,
пересечь апельсиновую рощу, причем все времЯ луна светила  мне прЯмо в лицо!
џ  ничего  не  выдумываю,  Њаурисио,  в некоторых  случаЯх  памЯть  работает
безотказно. џ рассказываю тебе то же  самое, что когда-то ‹усио: итак, вот Я
дошел до того  места, где камыши слегка поредели и  берег Языком вдавалсЯ  в
реку;  место было опасное,  очень  илистое, да  и  река  глубокаЯ, с  массой
водоворотов, и Я подбиралсЯ к краешку медленно, постепенно увЯзаЯ в желтом и
теплом  иле  лунного света. ‚став  у  самой кромки,  Я вглЯдывалсЯ  в черные
камыши на противоположном берегу; там  вода таинственно исчезала в зарослЯх,
а  тут,  совсем  рЯдом,  лицемерно  суетилась, ища,  за  что  бы зацепитьсЯ,
соскальзывала и опЯть упрЯмо бралась  за свое.  ‚сЯ река сверкала под луной,
словно  громадный  нож,  неЯсно очерченный по краЯм,  сверкала и  резала мне
глаза,  а  небо давило  на затылок и плечи,  так  что  приходилось неотрывно
смотреть на воду. Ђ потом Я увидел труп утопленника, чуть повыше того места,
где стоЯл сам... он медленно покачивалсЯ на волнах, будто пытаЯсь выпутатьсЯ
из камышей на противоположной стороне; и когда Я его увидел, то мне открылсЯ
смысл той ночи и моего  присутствиЯ на берегу, и заключалсЯ он именно в этом
черном   пЯтне,  в  мертвом  теле,  которое  оставалось  почти  неподвижным,
запутавшись ногами  и  руками  в камышах; но  затем оно  все-таки потихоньку
высвободилось и, подхваченное течением, плавно приблизилось к лысому берегу,
а там луна Ярко осветила лицо трупа.
     ’ы  бледен, Њаурисио. „авай-ка налЯжем на коньЯчок, если ты  не против.
‹усио  тоже слегка побледнел, когда  Я  поведал ему  мой  сон. Ћн тогда лишь
вымолвил: "Ќадо же, как ты подробно все помнишь!"  Џравда, не в  пример тебе
-- ты всегда такой вежливый! -- он все времЯ как бы норовил забежать вперед,
словно боЯлсЯ, что Я  внезапно позабуду конец сна. Ќо если вернутьсЯ к моему
рассказу, то чего-то по-прежнему не хватало, течение увлекало труп за собой,
вертело его, играло с ним, пока не прибило ко мне, к маленькой косе, Язычком
вдававшейсЯ в  воду, где стоЯл Я, ожидаЯ, когда утопленник проплывет почти у
самых моих ног и можно будет увидеть его лицо. ‚от он опЯть повернулсЯ, вЯло
вытЯнутаЯ  рука, казалось, по-прежнему загребала воду, луна впивалась ему  в
грудь,  в  живот,  в  мертвенно-белые  ноги...  заново раздевала утопленника
догола. Ћн  был так близко,  что Я мог бы схватить  его  за волосы -- стоило
только нагнутьсЯ, --  так близко, что Я  его узнал! Њаурисио,  Я увидел  его
лицо  и вскрикнул,  и, наверное, крик  как  бы  отторг  менЯ  от  моего "Я";
вырвавшись из  плена сна,  Я, задыхаЯсь, приник к кувшину с водой,  а в моем
потрЯсенном,  смЯтенном  сознании то и дело проносилась мысль: Я же не помню
лица,  которое узнал  за секунду до пробуждениЯ! Ђ утопленник плыл дальше, и
бессмысленно было  закрывать глаза, мечтаЯ вернутьсЯ на берег реки, на берег
сна, и отвоевывать у памЯти то, что Я в глубине души не желал вспоминать. Ќо
как тебе известно, рано или поздно человек  смирЯетсЯ, срабатывает прекрасно
отлаженный дневной механизм, все худо-бедно раскладываетсЯ по полочкам. ‚ те
выходные ко  мне  приехали  ‹усио,  ты  и остальные ребЯта,  мы тогда  летом
непрерывно  развлекались; а потом, помнитсЯ, ты уехал на север Ђргентины,  в
дельте  зарЯдили дожди, и в результате ‹усио обрыдло торчать на острове... и
непогода,  и масса прочих обстоЯтельств  нагонЯли на него  уныние, иногда мы
так  друг  на  друга смотрели,  что  Я просто  диву  давалсЯ --  откуда  что
бралось?!  ’огда  мы кинулись искать  прибежища за шахматной доской  или  за
книгами,  в  душе  накапливалась  усталость,  оттого что пришлось  пойти  на
столько  уступок  --  и  все без  толку.  Џосле  очередного отъезда  ‹усио в
Ѓуэнос-Ђйрес  Я  давал  себе  клЯтву  больше  никогда  его  не  ждать.  €  с
одинаковым, давно уже  набившим  оскомину  негодованием думал что о друзьЯх,
что о ветреном, день ото днЯ дрЯхлеющем мире. Ќо если некоторые, догадавшись
об этом,  произносили  как  ни в  чем  не  бывало  "до  скорого" и больше не
поЯвлЯлись, то ‹усио нехотЯ  возвращалсЯ; Я поджидал его на молу, мы глЯдели
друг  на  друга  как  бы  издалека,  из  того,  другого  мира,  который  все
бесповоротнее оставалсЯ позади,  из бедного нашего потерЯнного раЯ,  который
‹усио  упорно искал у менЯ на  острове и  который Я стоически  защищал, хотЯ
мне,  в  общем-то,  не хотелось  этого  делать.  ’ы  ни  о  чем  подобном не
догадывалсЯ,  Њаурисио,  ведь ты  неизменно проводил отпуск  в  каком-нибудь
горном ущелье на севере, но в  конце  того лета... ‚он, вон она там, видишь?
‚ыплывает  из-за  камышей,  и с минуты на  минуту  свет  озарит  твое  лицо.
€нтересно, что  в  это  времЯ  суток  плеск  реки становитсЯ слышнее: то  ли
потому, что  птицы  умолкают,  то ли темнота  как бы аккумулирует  некоторые
звуки. ’ак что, сам  понимаешь, сейчас, когда эта ночь  становитсЯ все более
похожа  на  ту, в  которую  Я  рассказывал свой  сон ‹усио, было  бы  просто
несправедливо не закончить мой рассказ. „аже ситуациЯ аналогичнаЯ: ты сидишь
в том же гамаке, что и ‹усио, он тогда приехал в конце лета ко мне и подолгу
молчал,  совсем как  ты, а  ведь он  вообще-то  был  очень болтливый, но тут
помалкивал  и  упорно налегал  на выпивку,  негодуЯ непонЯтно  на что, -- на
полнейшую пустоту, котораЯ наступала на нас, а мы не могли ей противостоЯть.
џ не думаю,  что мы ненавидели друг друга, это было сразу и больше и меньше,
чем  ненависть; скука таилась  в самой  середке того, что некогда величалось
бурей, подсолнухом или  -- если хочешь  --  шпагой... чем угодно, только  не
тоской, не тоской и не бурой, грЯзной осенью, котораЯ разрасталась откуда-то
изнутри,  словно  бельма  на  глазах.  Њы  устраивали прогулки  по  острову,
держались вежливо и  учтиво, чтобы избежать  взаимных обид. Џорой бродили по
тЯжелым коврам из сухих листьев, устилавшим берег  реки. €ногда менЯ сбивало
с толку наше молчание, а иногда -- слово, сказанное с прежней интонацией; и,
наверное,  ‹усио  тоже  попадал вслед  за мной  в  ловко  расставленные сети
бесполезных  привычек;  и  так  продолжалось  до  тех  пор,  пока  ненароком
брошенный взглЯд  и страстное желание остатьсЯ в одиночестве  не  напоминали
нам, что мы друг длЯ друга любезные,  вежливые незнакомцы. ‚от тогда-то он и
сказал:  "Ќочь прекраснаЯ, давай  прогулЯемсЯ". € мы  с ним -- как сейчас  с
тобой, если  захотим, -- спустились по лестнице с веранды и пошли вон  туда,
где луна светит прЯмо в лицо. „орогу  Я помню смутно, ‹усио шел впереди, а Я
вслед за  ним,  сминаЯ мертвые,  опавшие  листьЯ. Џотом  постепенно Я  начал
узнавать  тропинку,  петлЯющую  меж  апельсинных  деревьев",   пожалуй,  это
случилось не  здесь, а  чуть подальше, где-то  на уровне  последних хижин  и
камышовых  зарослей.  ЏомнитсЯ, с  того  мига силуэт  ‹усио стал вдруг резко
выпадать из общей картины, настолько накладывающейсЯ -- прЯмо как калька! --
на ту, другую реальность, что Я  даже не удивилсЯ, когда камыши расступились
и  в  сиЯнии полной луны  показалась  маленькаЯ песчанаЯ  коса и  руки реки,
тщетно  пытающиесЯ   ухватитьсЯ   за  желтые   берега.  ѓде-то  позади  упал
перезревший персик, и в этом звуке, напомнившем звук пощечины, была какаЯ-то
невыразимаЯ неуклюжесть.
     ЏодойдЯ к воде, ‹усио обернулсЯ и пристально  поглЯдел на менЯ. Ђ потом
сказал:
     -- ’ы это место имел в виду, правда?
     € хотЯ мы никогда больше не заговаривали о моем сне, Я ответил:
     -- „а.
     -- „аже это  ты  у менЯ украл, -- не сразу откликнулсЯ он, -- даже  мое
самое  сокровенное желание! ‚едь именно о таком уголке  Я  и  мечтал, именно
такое место мне и нужно было. ’ы подглЯдел чужой сон.
     € когда он сказал  это, Њаурисио, сказал монотонным голосом и шагнул ко
мне, в моей памЯти вдруг прорвалсЯ  какой-то  нарыв, Я закрыл глаза и понЯл,
что сейчас вспомню... даже не глЯдЯ на реку, Я  чувствовал, что увижу сейчас
конец моего сна, и действительно увидел, Њаурисио, увидел  утопленника... на
груди у него почила луна, а  лицо было мое, Њаурисио, у утопленника было мое
лицо!
     Џочему  ты  уходишь?  …сли  хочешь,  в  Ящике  письменного  стола лежит
пистолет, правда, можешь переполошить соседей. Ќо только останьсЯ, Њаурисио,
давай еще немножко  послушаем  плеск реки,  и может,  среди камышей и  волн,
пальцы которых  скользЯт по илистому  дну и превращаютсЯ в водовороты, ты  в
конце  концов разглЯдишь руки, мертвой хваткой вцепившиесЯ в корни, увидишь,
как кто-то, весь в  тине  и уже порЯдком обглоданный рыбами, выкарабкиваетсЯ
на отмель и идет сюда по мою  душу. џ, правда, могу еще раз испытать судьбу,
могу снова убить его, но он обЯзательно вернетсЯ и однажды ночью утащит менЯ
за  собой. „а-да,  утащит, и  сон  сбудетсЯ  по-настоЯщему!  џ отправлюсь  в
последний путь, проплыву на спине мимо  косы и камышей,  лунный свет придаст
мне величественности, и  сон  наконец  обретет  свое  завершение,  Њаурисио,
наконец-то обретет свое завершение.


        ЂЉ‘Ћ‹Ћ’‹њ
     Љогда-то  Я много размышлЯл  об аксолотлЯх.  џ  наведывалсЯ в  аквариум
Ѓотанического сада и часами наблюдал за ними, следЯ за их неподвижностью, за
их едва заметными телодвижениЯми. Ђ сейчас Я сам аксолотль.
     ‘лучай  свел менЯ с ними в то  самое весеннее  утро, когда после зимней
спЯчки  Џариж наконец  раскрыл свой  павлиний хвост.  џ  проехал по бульвару
Џорт-ђоЯль, потом  прокатилсЯ по бульварам  ‘ен-Њарсель и ‹'Ћпиталь и увидел
газон, зеленеющий среди всей  этой  серой массы домов, и  тут  же вспомнил о
львах. џ любил захаживать ко львам и пантере, но никогда не переступал порог
влажного  и темного  зданиЯ с  аквариумами. Џрислонив  велосипед  к железной
решетке,  Я пошел  посмотреть сад. Ќо львы чувствовали себЯ  неважно,  а моЯ
пантера  спала.  €  Я  вошел  в  здание с аквариумами;  пройдЯ  мимо  вполне
заурЯдных рыбешек, Я вдруг  наткнулсЯ на аксолотлей. ЏроведЯ возле них целый
час, Я ушел и с тех пор уже не мог думать о чем-либо другом.
     ‚  библиотеке ‘вЯтой †еневьевы Я  вычитал в энциклопедии, что аксолотли
--  земноводные, точнее,  личинки тигровой  амбистомы, имеющие жабры.  —тобы
понЯть,  что они --  мексиканские твари, мне  хватило одного взглЯда  на  их
маленькие  розоватые  ацтекские маски,  об  этом  же говорила  и  табличка в
верхней части аквариума. џ прочел, что  отдельные экземплЯры встречаютсЯ и в
Ђфрике, они пережидают засуху,  зарывшись  в  землю, а едва начинаетсЯ сезон
дождей,  перебираютсЯ в  воду. џ  нашел и испанское  название  аксолотлЯ  --
ахолоте,  --  узнал,  что их  употреблЯют  в  пищу,  а  их жир использовалсЯ
(похоже, теперь уже не используетсЯ) вместо рыбьего жира.
     џ не стал копатьсЯ в специальной литературе, но на следующий день снова
пришел  в  Ѓотанический сад. џ стал наведыватьсЯ  туда каждое утро, а иногда
забредал еще  и по вечерам. ‘мотритель аквариума каждый раз, получаЯ от менЯ
билет,   растерЯнно  улыбалсЯ.   џ  прислонЯлсЯ  к  металлическому  поручню,
опоЯсывающему аквариум,  и  смотрел  на  аксолотлей.  €  в  этом  нет ничего
странного, потому  что Я сразу же понЯл: что-то нас свЯзывает, что-то  давно
забытое и отчаЯнно далекое, но тем не менее что-то близкое  нам обоим. € это
Я  осознал в то самое утро -- стоило мне  лишь остановитьсЯ  у  аквариума, в
котором   сквозь  толщу   воды  поднимались  пузырьки   воздуха.   Ђксолотли
громоздились  на  ничтожно малом  участке  дна (и  лишь Я  один в  состоЯнии
понЯть, насколько ничтожным  и насколько малым  он был),  покрытом замшелыми
камнЯми. €х было  девЯть, самый  крупный  из них  уткнулсЯ головой в стекло,
вперЯЯ взглЯд  своих глаз  золотистого цвета  в  каждого, кто приближалсЯ  к
аквариуму. џ смутилсЯ и едва не застыдилсЯ самого себЯ, когда вдруг понЯл, с
каким  же  бесстыдством  разглЯдываю  эти  молчаливые  и  неподвижные  тела,
спрессованные на  дне  аквариума. џ  мысленно выделил одну  особь,  лежавшую
справа и  несколько  отдельно от  остальных, и  захотел получше  ее изучить.
ђозовое  тельце,  почти  прозрачное (мне вспомнились китайские  статуэтки из
молочного   стекла),   напоминающее   тело  маленькой  Ящерицы,   пЯтнадцати
сантиметров длиной, оканчивалось  удивительно изЯщным рыбьим хвостом -- надо
сказать, самаЯ  чувствительнаЯ часть  нашего тела. Ќа хребте  --  прозрачный
плавник, сливающийсЯ  с хвостом, но лапки -- вот от  чего Я  не мог оторвать
взглЯд -- были тонюсенькие,  с крошечными пальчиками и ноготками, совсем как
у человека. € тут  Я увидел его глаза и  его лицо. Ќевыразительный лик: одни
лишь  глаза  и  больше ничего, две  дырочки размером  с булавочную  головку,
цельные прозрачные капельки золотистого цвета,  в которых, казалось, не было
жизни, но они смотрели, позволЯЯ моему взглЯду  проникать  сквозь золотистую
точку,  погружаЯсь в прозрачную  тайну  его  тела.  ’ончайший  черный  ореол
обрамлЯл глаз, вписываЯ его в  розовую плоть,  в розовый камень огромного, с
неровными  краЯми,  треугольника  головы,   отчего  та  весьма  походила  на
изъеденную временем старую статуэтку. Џод треугольной плоскостью лица рта не
было видно, и только в профиль можно было разглЯдеть, насколько он велик  --
тонкаЯ трещина  раскалывала надвое  почти  что безжизненный камень. Џо обеим
сторонам головы,  там,  где  положено быть ушам,  росли три  красные, словно
коралл, веточки, растительный нарост -- Я подумал, что это жабры. ’олько они
и  выдавали в  этом существе  жизнь,  каждые  десЯть или  пЯтнадцать  секунд
веточки  жестко вздымались  и  снова опускались. €ногда  чуть-чуть двигалась
лапка,  и  Я видел, как крошечные  пальчики  мЯгко опускались на мох. Ќам не
нравитсЯ  много  двигатьсЯ,  а  аквариум  слишком  тесный  --  стоит  слегка
пошевелитьсЯ и сразу же упираешьсЯ хвостом или же  головой в  кого-то еще, а
отсюда всЯкие трениЯ, ссоры, а в итоге --  усталость. ‚ремЯ  меньше заметно,
когда мы лежим неподвижно.
     € именно неподвижность аксолотлей очаровала менЯ и заставила приникнуть
к стеклу аквариума, когда Я впервые увидел их. € мне показалось, что Я понЯл
их тайную волю, их тайное желание отринуть пространство и времЯ безразличной
неподвижностью. Џосле Я узнал их  лучше: сокращение  жабр, скольжение тонких
лапок  по замшелым  камнЯм,  неожиданные  рывки (некоторые из  них  плавают,
извиваЯсь всем телом)  убедили менЯ:  аксолотли вполне  способны выходить из
состоЯниЯ  ископаемой спЯчки,  в  котором  они пребывали долгими часами.  €х
глаза  -- они-то и покорили менЯ  больше всего.  ‘овсем  рЯдом,  в  соседних
аквариумах,  плавали  всЯческие рыбешки,  ЯвлЯЯ  миру  тупую бессмысленность
своих красивых  глаз,  так похожих на наши.  ‚ глазах же аксолотлей  Я видел
иную,  отличную от нашей,  жизнь, иной способ  смотреть.  Џрилипнув к стеклу
(тогда  смотритель обеспокоенно кашлЯл), Я пыталсЯ  получше  разглЯдеть  эти
золотистые точки, эти  двери в бесконечно неспешный и бесконечно далекий мир
розовых созданий. € стучи  не стучи пальцем по стеклу перед самыми их лицами
--  не достучишьсЯ,  никакой  реакции  в  ответ. ’олько  светЯтсЯ  нежным  и
пугающим блеском  золотые глаза, которые  по-прежнему смотрели из  бездонных
глубин, доводЯ менЯ до головокружениЯ.
     €  все  же мы  были  близки.  џ узнал  это  задолго  до того, как  стал
аксолотлем.  “знал это  в тот  самый день, когда  в первый  раз  увидел  их.
Ђнтропоморфность обезьЯньих черт лишь  доказывает  -- хотЯ  привычно считать
как раз наоборот, --  насколько огромно расстоЯние между нами  и обезьЯнами.
Ђксолотли совершенно не похожи на людей, и  это убедило  менЯ в  собственной
правоте, в доказательстве которой Я не шел путем легких аналогий. ‚от только
их лапки-ручки... Ќо  у всех Ящериц такие лапки, и ни одна Ящерица не похожа
на нас.  џ  уверен,  что  все  дело  в голове  аксолотлей,  в  этом  розовом
треугольнике  с золотыми глазками. ‚от это смотрело и все понимало.  ‚от это
звало менЯ. Ћни не были животными.
     —его  уж  проще,  это  ж очевидно, взЯть и впасть в мифологию.  џ  стал
видеть  в  аксолотлЯх некую метаморфозу, котораЯ ни в коей мере  не отрицала
таинственную  человеческую природу.  џ представил  их разумными  существами,
рабами своего  тела,  осужденными  на  бесконечное  глубинное  молчание,  на
безнадежное созерцание. ЌевидЯщий взглЯд аксолотлЯ, крошечный  золотой диск,
невыразительный,  но тем не  менее  чудовищно  блестЯщий,  проникал  в  менЯ
посланием:  "‘паси нас, спаси нас".  џ же, изумленный, лишь бормотал в ответ
слова утешениЯ, посылал  наивные надежды.  Ђ они  все глЯдели на менЯ  и  не
двигались, лишь только приподнимались розовые  веточки жабр. € в этот момент
Я  почувствовал:  внутри менЯ что-то заныло, быть может, они  заметили менЯ,
уловили мое  отчаЯнное усилие проникнуть в  их жизнь, туда, куда  проникнуть
было невозможно. Ћни не  были человеческими  существами, но никогда прежде Я
не  ощущал такой глубокой свЯзи с живым существом. Ђксолотли порою  казались
мне  свидетелЯми  чего-то  иного, а иногда  и ужасными судьЯми. џ чувствовал
себЯ недостойным  их;  что за поразительнаЯ чистота была  в  этих прозрачных
глазах. Ћни -- личинки, но лучше сказать -- личины, то есть маски, призраки.
—то  ждало своего часа за этими ацтекскими  ликами, хоть и невыразительными,
но тем не менее неумолимо жестокими?
     џ  боЯлсЯ их. „умаю, не знай Я, что  рЯдом прохаживались посетители или
смотритель, врЯд ли бы  осмелилсЯ остатьсЯ  с ними наедине. "„а вы  их прЯмо
глазами пожираете", -- говорил, смеЯсь, смотритель, должно  быть, он  думал,
что Я  чокнутый какой-нибудь. …му было невдомек,  что это они  пожирали менЯ
глазами в неспешном акте золотого каннибализма. Ђ выходЯ на улицу,  Я только
и  думал что  о них,  будто они могли  издалека  влиЯть на менЯ. џ  приходил
каждый  день,  а  вечерами  живо  представлЯл их,  неподвижных в  полумраке,
медленно двигающих  лапкой,  котораЯ вдруг наталкивалась  на другую такую же
лапку.  Ѓыть  может, глаза их и  видели только ночью,  в темноте,  а днЯ они
совсем не замечали. “ аксолотлей веки не прикрывают глаза.
     ‘ейчас Я понимаю, что  в этом нет ничего странного, когда-то это должно
было произойти. ‘ каждым днем,  проводимым  мной у  аквариума,  Я  все лучше
узнавал их. Ћни страдали, и Я каждой порой  своего тела  чувствовал их немое
страдание, ощущал их муку, застывшую  под толщей воды. Ћни  что-то искали --
быть   может,  давнее  рухнувшее   господство,  времЯ   свободы,  когда  мир
принадлежал  аксолотлЯм.  ‚рЯд  ли  было  возможно,  чтобы   это  чудовищное
выражение,  побеждавшее непременную невыразительность  их каменных  лиц,  не
несло с собой боли,  не было доказательством этого  вечного проклЯтиЯ, этого
жидкого  ада,  в котором они мучились. Ќапрасно Я пыталсЯ убедить  себЯ: это
лишь моЯ впечатлительность наделила аксолотлей несуществующим у них разумом.
Ћни и  Я  -- мы  были  похожи.  € потому  ничего  нет странного в  том,  что
произошло. Њое лицо  вжалось в  стекло  аквариума, мои глаза снова  и  снова
пытались  проникнуть  в  тайну  золотистых  глаз,  не  имеющих  ни  радужной
оболочки,  ни  зрачка.  ЏрЯмо  передо   мной  покоилось   лицо  неподвижного
аксолотлЯ. € не было перехода, не было удивлениЯ -- Я увидел за стеклом свое
лицо, да, именно свое, а не аксолотлЯ, и увидел его снаружи аквариума, с той
стороны стекла. € вдруг мое лицо отстранилось, и Я все понЯл.
     Ћдно было странным: Я не утратил способность мыслить, не потерЯл разум.
Ћсознав  это, Я в первый момент ужаснулсЯ,  как  ужаснулсЯ  бы всЯкий заживо
погребенный,  очнувшись  ото  сна  в  могиле.  Ђ  снаружи  мое   лицо  снова
приблизилось к стеклу,  и Я снова увидел свои  губы, плотно сжатые от усилиЯ
постигнуть  аксолотлей.  Ќо  в  тот  миг Я сам  был  аксолотлем и  прекрасно
понимал, что никакого  постижениЯ  не  может  быть.  —еловек  находилсЯ  вне
аквариума, и  его  мысли были мыслЯми  вне  аквариума. ђазмышлЯЯ так, Я  был
самим собой,  был аксолотлем и  находилсЯ  в своем мире. € тут менЯ  охватил
ужас,  ведь  в  ту же  секунду Я  понЯл: Я,  как в тюрьму, заключен  в  тело
аксолотлЯ, переселилсЯ  в него, сохранив способность мыслить по-человечьи, Я
заживо   погребен   в  аксолотле,   приговорен   изЯщно   ворочатьсЯ   среди
бесчувственных тварей. Ќо ужас сразу прошел, когда  по моему лицу скользнула
чьЯ-то  лапка,  когда,  чуть  подавшись  в сторону,  Я увидел  рЯдом с собой
смотревшего на менЯ другого  аксолотлЯ, и Я понЯл, что  и он, и он тоже  все
понимал, и не нужно нам было ничего говорить,  все было Ясно и так. €ли же Я
находилсЯ еще и в нем, и все мы  думали как люди, но не могли  ничего никому
передать  --  лишь  блестели  золотистые  глаза,  глЯдЯ  на  лицо  человека,
приникшего к стеклу аквариума.
     ђаньше он приходил часто, теперь все реже.  ЏроходЯт недели, а его нет.
‚чера он пришел, долго на менЯ смотрел, а потом взЯл и ушел. Њне показалось,
что мы  перестали  его интересовать, и он  пришел лишь  по старой  привычке.
ђазмышлЯть -- это все, что мне осталось, и потому Я могу много думать о нем.
‘даетсЯ мне, что в первое времЯ мы все  еще были свЯзаны друг с другом, а он
чувствовал себЯ как никогда  близко к тайне,  котораЯ  владела им. Ќо теперь
мосты между нами  сожжены, ведь его недавнЯЯ страсть обернулась  ныне бытием
аксолотлЯ,  бытием,  далеким от человеческой  жизни. „умаю,  что  поначалу в
какой-то мере Я мог  бы вернутьсЯ  в него --  ах, но  это  только в какой-то
мере, -- чтобы поддержать  в  нем желание познакомитьсЯ с  нами поближе.  Ќо
сейчас  Я уже до  последней  клетки аксолотль,  и  если Я  и  размышлЯю  как
человек,  то  это   только  потому,  что  всЯкий  аксолотль  внутри   своего
розовато-каменного тельца размышлЯет как человек. „умаетсЯ, что в первые дни
Я еще мог что-то сообщить  ему, в те дни, когда был еще им. € в  наступившем
одиночестве, которое  он  уже не  нарушает,  менЯ  утешает мысль, что,  быть
может, он  напишет о нас,  нисколько не