ргались, отмечаЯ  ритм.
Ќевозможно сердитьсЯ на  „жонни или на  Ђрта, это все равно что  злитьсЯ  на
ветер,  который треплет вам  волосы.  Џолушепотом  ’ика, Њарсель  и Я  стали
обсуждать  предстоЯщее  вечернее представление. Њарсель уверен,  что  „жонни
повторит  свой потрЯсающий  успех  пЯтьдесЯт первого года, когда он  впервые
приехал в  Џариж. Џосле  вчерашней  репетиции,  по  его  мнению,  все сойдет
отличным образом. •отелось бы и мне в это верить... ‚о всЯком случае, мне не
оставалось  ничего  иного,  как  только  усестьсЯ в первом  рЯду  и  слушать
концерт. Џо  крайней мере, Я знал, что „жонни не  насосалсЯ марихуаны, как в
Ѓалтиморе. Љогда Я  сказал об этом  ’ике, она схватила менЯ  за руку, словно
боЯсь  свалитьсЯ в  воду.  Ђрт  и  „жонни подошли  к  пианино,  и  Ђрт  стал
показывать „жонни новую тему, тот  покачивал в такт головой  и подпевал. Ћни
были невероЯтно элегантны в своих серых костюмах, хотЯ „жонни  портил жирок,
который он нагулЯл за последнее времЯ.
     Њы с ’икой пустились в воспоминаниЯ о вечере в Ѓалтиморе,  когда „жонни
перенес  первый  жестокий кризис. ‚о времЯ разговора Я  смотрел ’ике прЯмо в
глаза, чтобы убедитьсЯ, что она менЯ понимает и не испортит дело на сей раз.
…сли  „жонни  перепьет  коньЯка или сделает  хоть  одну  затЯжку марихуаной,
концерт провалитсЯ и все полетит к черту. Џариж -- не провинциальное казино,
здесь  весь свет смотрит на „жонни. „умаЯ об этом, Я  не могу  избавитьсЯ от
противного  привкуса  во  рту,  от  злости  --  не  на  „жонни,  не  на  его
злоключениЯ, а скорее на себЯ самого  и на людей, окружающих  его, маркизу и
ЊарселЯ  например.  Џо существу, все  мы --  банда эгоистов.  Џод  предлогом
заботы о „жонни мы лишь пестуем собственное представление о нем, предвкушаем
удовольствие, которое всЯкий  раз доставлЯет нам „жонни, хотим придать блеск
статуе, сообща воздвигнутой  нами,  и оберегать ее, чего бы  это  ни стоило.
Џровал „жонни  свел бы на нет успех моей книги о  нем (вот-вот должны  выйти
английский  и  итальЯнский  переводы),  и,  возможно,  волнениЯ такого  рода
составлЯют  часть моих  забот  о  „жонни.  Ђрту  и  Њарселю  он нужен, чтобы
зарабатывать на хлеб, а маркизе... ей лучше знать, маркизе, что она  находит
в нем, кроме таланта. ‚се это закрывает другого „жонни, и мне вдруг приходит
в  голову,  что, вероЯтно,  „жонни именно об этом  хотел  сказать мне, когда
сорвал с себЯ плед и предстал голым, как червь. „жонни без саксофона, „жонни
без денег и одежды, „жонни, одержимый  идеей, которую  не может  одолеть его
скудный  интеллект,  но котораЯ  так  или  иначе  вливаетсЯ  в  его  музыку,
заставлЯет его тело  трепетать  от  неги, готовит  его  кто  знает  к какому
нежданному броску, длЯ нас непостижимому.
     €  когда одолевают вот  такие мысли,  поневоле начинаешь ощущать гадкий
привкус  во  рту,  и  всЯ  честность мира  не в состоЯнии окупить внезапного
открытиЯ,  что  ты просто  жалкий подлец  рЯдом с таким вот „жонни Љартером,
пьющим свой коньЯк  на софе и лукаво на тебЯ поглЯдывающим. Џора было идти в
зал "Џлейель".  Џусть музыка спасет  хотЯ бы остаток  вечера и  выполнит,  в
общем-то, одну  из  своих  худших  миссий: поставит  добротные  ширмы  перед
зеркалом, сотрет нас на пару часов с лица земли.
     ‡автра, как  обычно, Я напишу  длЯ журнала "•от-джаз" рецензию  на этот
вечерний  концерт. Ќо во времЯ концерта, хотЯ Я и  царапаю  стенографические
каракули  на  колене в кратких  перерывах,  у менЯ нет  ни малейшего желаниЯ
выступать  в  роли  критика,  то  есть  давать  сопоставительные  оценки.  џ
прекрасно  знаю,  что  длЯ менЯ  „жонни  давно  уже  не только  джазист; его
музыкальный гений --  это нечто вроде великолепного фасада, нечто такое, что
в конце концов может пронЯть и привести в восторг всех  людей, но за фасадом
скрываетсЯ  другое,  и это другое  --  единственное, что должно интересовать
менЯ, хотЯ бы потому, что только оно по-настоЯщему важно длЯ „жонни.
     ‹егко говорить так,  пока Я весь в  музыке „жонни. Љогда же приходишь в
себЯ...  Џочему Я не могу поступать,  как он, почему никогда не смогу битьсЯ
головой о стену?  џ обдуманнейшим образом подгонЯю к действительности слова,
которые  претендуют  на  ее  отражение;  Я  ограждаю  себЯ  размышлениЯми  и
догадками, которые  суть  не  более чем  какаЯ-то несуразнаЯ  диалектика. Ќо
кажетсЯ,  Я   наконец  понимаю,  почему  иной  колокольный  звон  заставлЯет
инстинктивно бухатьсЯ на колени. €зменение позы символизирует  иное ощущение
звука, того, что он  воспроизводит,  саму  сущность воспроизводимого. …два Я
улавливаю такую перемену, как ЯвлениЯ,  которые  секунду назад  мне казались
дикими, наполнЯютсЯ глубоким смыслом, удивительно упрощаютсЯ и в то же времЯ
усложнЯютсЯ. Ќи Њарселю, ни Ђрту и в голову не  пришло, что „жонни отнюдь не
рехнулсЯ, когда скинул ботинки в зале звукозаписи.  „жонни нужно было в  тот
момент чувствовать реальную почву под ногами,  соединитьсЯ с землей, ибо его
музыка  -- утверждение  всего земного,  а не бегство  от  него. € это тоже Я
чувствую  в  „жонни  --  он ни от  чего не бежит, он курит марихуану не  длЯ
забвениЯ жизни, как другие пропащие  людишки; он играет на саксофоне не  длЯ
того,   чтобы   прЯтатьсЯ   за  оградой   звуков;  он   проводит  недели   в
психиатрических  клиниках  не  длЯ  того,  чтобы  спасатьсЯ  там  от  всЯких
давлений, которым он не в силах противостоЯть. „аже его музыкальный стиль --
это  его  подлинное "Я", -- стиль, который напрашиваетсЯ на  самые абсурдные
определениЯ, но не нуждаетсЯ ни в одном из них, подтверждает,  что искусство
„жонни -- не замена и  не дополнение чего-либо.  „жонни бросил Язык "хот", в
общем пользующийсЯ популЯрностью  уже лет десЯть, ибо этот джазовый Язык, до
предела эротический, кажетсЯ  ему слишком  вЯлым. ‚  музыке  „жонни  желание
всегда  заслонЯет  наслаждение   и  отбрасывает  его,   потому  что  желание
заставлЯет идти вперед, искать, заранее отметаЯ легкие победы  традиционного
джаза. Џоэтому, думаю, „жонни не любит популЯрнейшие блюзы с их мазохизмом и
ностальгией... ‚прочем, обо всем этом Я уже написал в своей книге, объЯснил,
как  отказ   от  непосредственного  удовлетворениЯ  побудил  „жонни  создать
музыкальный  Язык,  наивысшие  возможности  которого он  и другие  музыканты
пытаютсЯ  довести  до полного совершенства. ’акой  джаз  разбивает вдребезги
весь  банальный  эротизм  и  так  называемое  вагнерианство,  чтобы  освоить
область,  кажущуюсЯ  безгранично  просторной,  где  музыка  обретает  полную
свободу,  подобно  тому  как живопись, освобожденнаЯ от  образов, становитсЯ
подлинной живописью. ‘ледовательно,  желаЯ быть властителем  музыки, котораЯ
не  облегчает  ни  оргазма, ни  ностальгии  и  которую Я  условно назвал  бы
метафизической, „жонни будто  хочет выЯвить  в ней  себЯ, вцепитьсЯ зубами в
действительность,  котораЯ все  времЯ  ускользает  от  него.  ‚ этом  Я вижу
удивительнейший парадокс его  почерка, его будоражащее воздействие.  Ќикогда
не  удовлетворЯЯсь  достигнутым,  музыка  становитсЯ непрерывно возбуждающим
средством,  не  имеющей конца  композицией  -- и  прелесть  всего этого не в
завершении,  а  в  творческом  искании, в проЯвлении  душевных  сил, которые
затмевают слабые человеческие эмоции, но сами не терЯют человечности. € если
„жонни,   как   сегоднЯшним   вечером,  забываетсЯ   в   своих  нескончаемых
импровизациЯх, Я  очень хорошо знаю,  что  он не бежит от  жизни. ‘тремление
навстречу чему-то никогда  не  может  означать  бегства,  хотЯ место встречи
всЯкий  раз и отдалЯетсЯ. Ђ то, что  остаетсЯ позади, „жонни игнорирует  или
гордо презирает. Њаркиза,  например,  думает, будто „жонни  боитсЯ бедности.
Ћна не понимает, что „жонни может испугатьсЯ  лишь  одного  --  если  нельзЯ
всадить  нож  в бифштекс,  когда ему  захочетсЯ есть, или  рЯдом не окажетсЯ
кровати, когда  его будет клонить ко  сну, или в  бумажнике не  найдетсЯ ста
долларов,  когда  ему  покажетсЯ  вполне  естественным   истратить  эти  сто
долларов.  „жонни не парит  в мире  абстракций, как мы. Џоэтому его  музыка,
удивительнаЯ  музыка,  которую  Я  услышал  этим вечером,  никоим образом не
абстрактна. Ћднако только один „жонни может отдать себе отчет  в том, что он
постиг  в своей музыке,  но он  уже увлечен  другой темой,  терЯЯсь в  новых
устремлениЯх  или  в новых  догадках. …го завоеваниЯ  --  как сновидениЯ: он
забывает о них, очнувшись от аплодисментов, возвращающих его назад издалека,
оттуда, куда он уноситсЯ, переживаЯ свои  четверть часа за какие-то  полторы
минуты.
     Ќаивно,  конечно,   полагать,  что  если  держишьсЯ  обеими  руками  за
громоотвод во времЯ жуткой грозы, то останешьсЯ невредим. „ней пЯть спустЯ Я
столкнулсЯ  с Ђртом Ѓукайей у  "„юпона"  в ‹атинском  квартале, и он тут же,
захлебываЯсь, сообщил мне прескверную новость. ‚ первый момент Я  чувствовал
нечто вроде удовлетворениЯ, которое,  каюсь, граничило со злорадством, ибо Я
прекрасно знал: спокойнаЯ жизнь долго не продлитсЯ. Ќо потом пришли мысли  о
последствиЯх  -- Я  же  люблю  „жонни,  --  и стало  не по  себе.  Џоэтому Я
опрокинул  двойную  порцию   коньЯка,  и  Ђрт   подробно  рассказал   мне  о
случившемсЯ. ‚ общем, оказалось, что накануне днем „жонни все подготовил длЯ
записи нового квинтета в составе:  „жонни -- ведущий саксофон, Ђрта, ЊарселЯ
ѓавоти и двух отличных ребЯт из Џарижа -- фортепьЯно и ударные  инструменты.
‡апись должна была начатьсЯ в три пополудни, рассчитывали играть весь день и
захватить часть вечера, чтобы выложитьсЯ до конца и записать побольше вещей.
Ђ случилось  иначе. Џрежде  всего „жонни  ЯвилсЯ в  пЯть,  когда  „елоне уже
зубами  скрежетал от  нетерпениЯ.  ђастЯнувшись  в  кресле,  „жонни  заЯвил:
чувствую  себЯ,  мол,  неважно  и пришел  только затем, чтобы  не  испортить
ребЯтам день, но играть не желаю.
     -- Њарсель  и Я наперебой старались уговорить его отдышатьсЯ, отдохнуть
малость,  но он заладил черт знает о каких-то полЯх с  урнами, на которые он
набрел,  и  битых полчаса бубнил об  этих  самых  урнах.  Ђ  под конец  стал
пригоршнЯми вытаскивать  из карманов и сыпать на пол  листьЯ, которые набрал
где-то в парке. Ќе студиЯ -- какой-то сад ботанический. Ћператоры мечутсЯ из
угла в угол, злющие как собаки, а записи -- никакой. Џредставь себе, главный
звукооператор три часа  курил  в своем кабинете,  а в Џариже  это немало длЯ
главного-то звукооператора.
     Ќаконец Њарсель уговорил „жонни попробовать,  -- может,  получитсЯ. Ћни
начали играть,  а мы тихонько  им  подыгрывали, -- продолжает Ђрт,  -- чтобы
хоть не сдохнуть со скуки. Ќо  скоро Я приметил, что у „жонни сводит  правую
руку,  и, когда он заиграл, честно тебе скажу,  тЯжко было смотреть на него.
‹ицо, знаешь, серое, а  самого трЯсет  как  в  лихорадке. џ даже не заметил,
когда он на  пол  шмЯкнулсЯ.  Џотом  вскрикнул, медленно обвел  взглЯдом нас
всех, одного за другим, и спрашивает, чего, мол, мы ждем, почему не начинаем
"‘трастиз".  ‡наешь эту тему Ђламо? Ќу ладно,  „елоне дал знак оператору, мы
вступили, как сумели, а  „жонни поднЯлсЯ, расставил  ноги, закачалсЯ,  как в
лодке, и  стал выдавать такие штуки, что, клЯнусь тебе, в жизни подобного не
слыхивал.  Њинуты три  так играл,  а  потом как рванет жутким  визгом... Ќу,
думаю,  сейчас всЯ твердь небеснаЯ на куски  разлетитсЯ, --  и пошел  себе в
угол, бросив нас на полном ходу. Џришлось закруглЯтьсЯ кое-как.
     Ђ дальше-то -- самое плохое.  Љогда мы кончили, „жонни сразу огрел нас:
мол, все чертовски плохо вышло и запись никуда. ЏонЯтно, ни „елоне, ни мы не
обратили на его слова  вниманиЯ, потому что,  несмотрЯ на срыв,  одно только
соло  „жонни стоит  в  тысЯчу раз  больше  всего, что каждый  день слушаешь.
“дивительное  дело, трудно тебе  объЯснить...  Љогда  услышишь, сам поймешь,
почему  ни  „елоне,  ни операторы  и не подумали  стереть запись. Ќо  „жонни
просто осатанел,  грозил вышибить стекла в кабине, если  ему не  скажут, что
пластинки  не будет. Ќаконец оператор показал какую-то штуковину и  успокоил
его, и тогда „жонни  предложил  записать "‘трептомицин", который получилсЯ и
намного  лучше, и  намного  хуже.  Џонимаешь, эта  пластинка  гладенькаЯ, не
придерешьсЯ, но нет в ней того невероЯтного чуда, какое „жонни в "‘трастизе"
выдал.
     ‚здохнув, Ђрт допил свое пиво  и скорбно уставилсЯ на  менЯ. џ спросил,
что было с „жонни  потом. Ђрт сказал,  что,  после того как  „жонни напичкал
всех историЯми  о листьЯх  и  полЯх,  покрытых  урнами, он отказалсЯ  дальше
играть и, шатаЯсь, ушел из студии. Њарсель отобрал у него саксофон, чтобы он
его  опЯть не потерЯл или  не  разбил,  и вместе с  одним из ребЯт-французов
отвел в отель.
     —то мне остаетсЯ делать? Ќадо тут же идти  навещать  его. Ќо все-таки Я
отложил это  на завтра.  Ђ  завтра нахожу  имЯ „жонни в полицейской  хронике
"”игаро",  потому что  ночью „жонни Якобы  поджег номер  и бегал нагишом  по
коридорам отелЯ. Ќи он, ни „эдэ не пострадали, но „жонни находитсЯ в клинике
под  врачебным надзором. џ показал газетное сообщение своей выздоравливающей
жене,  чтобы   успокоить  ее,  и  немедлЯ  отправилсЯ  в  клинику,  где  мое
журналистское  удостоверение  не  произвело  ни  малейшего  впечатлениЯ. Њне
удалось  лишь узнать,  что „жонни бредит и абсолютно отравлен марихуаной  --
такой лошадиной дозы хватило бы, чтобы рехнулась дюжина парней. ЃеднЯга „эдэ
не смогла устоЯть, не смогла убедить его бросить курение; все женщины „жонни
в конце концов превращаютсЯ в  его сообщниц,  и  Я дал бы руку на отсечение,
что наркотик ему раздобыла маркиза.
     ‚ конечном итоге Я решил тотчас пойти к „елоне и попросить его дать мне
как можно скорее  послушать "‘трастиз". Љто знает, может быть, "‘трастиз" --
это завещание бедного „жонни. Ђ в таком  случае моим профессиональным долгом
было бы...
     Ћднако нет. Џока еще нет. —ерез пЯть дней мне позвонила „эдэ и сказала,
что „жонни чувствует себЯ намного лучше и хочет видеть менЯ. џ  предпочел не
упрекать ее: во-первых, потому,  что это, безусловно, пустаЯ  трата времени,
и,  во-вторых, потому, что  голос беднЯжки „эдэ, казалось,  выдавливаетсЯ из
расплющенного чайника. џ  обещал сейчас  же прийти  и сказал ей,  что, когда
„жонни  совсем  поправитсЯ,  надо бы устроить ему турне  по городам ”ранции.
„эдэ начала всхлипывать, а Я повесил трубку.
     „жонни сидит в кровати. „вое других больных в  палате, к счастью, спЯт.
Џрежде чем Я успел что-нибудь сказать, он схватил мою голову своими ручищами
и стал чмокать  менЯ в  лоб и в щеки. Ћн страшно худой, хотЯ сказал мне, что
кормЯт  хорошо и  аппетит нормальный. Ѓольше всего его волнует, не ругают ли
его  ребЯта, не навредил ли кому его кризис  и так далее. Ћтвечать-то ему, в
общем, незачем, он прекрасно  знает,  что  концерты отменены, и  это здорово
ударило по Ђрту, Њарселю и остальным. Ќо  он спрашивает менЯ, словно надеЯсь
услышать что-то хорошее, ободрЯющее. € в то же времЯ ему  менЯ не  обмануть:
за  этой тревогой где-то глубоко в нем кроетсЯ великое безразличие  ко всему
на свете.  ‚ душе  „жонни  не  дрогнуло  бы ничто,  если  бы  все полетело к
чертовой матери. џ знаю его слишком хорошо, чтобы ошибатьсЯ.
     -- Ћ чем толковать, „жонни. ‚се  могло бы сойти лучше, но у тебЯ талант
губить всЯкое дело.
     --  „а,  отрицать  не  буду,  -- устало  говорит  „жонни. -- Ќо во всем
виноваты урны.
     Њне вспоминаютсЯ слова Ђрта, и Я не отрываЯсь глЯжу на него.
     -- ЏолЯ, забитые урнами, Ѓруно.  ‘плошь одни невидимые урны, зарытые на
огромном поле.  џ там шел и все времЯ обо что-то спотыкалсЯ. ’ы скажешь, мне
приснилось,  да?  Ђ было так,  слушай: Я  все спотыкалсЯ об  урны  и наконец
понЯл, что поле сплошь забито урнами,  которых там сотни, тысЯчи, а в каждой
-- пепел умершего. ’огда, помню, Я нагнулсЯ и стал отгребать  землю ногтЯми,
пока одна урна  не  показалась  из  земли.  „а, хорошо помню,  Я помню,  мне
подумалось: "ќта навернЯка пустаЯ, потому что она длЯ менЯ". ѓлЯдишь -- нет,
полным-полна  серого пепла,  какой, Я уверен, был и в других,  хотЯ Я  их не
открывал. ’огда... тогда, мне кажетсЯ, мы и начали записывать "‘трастиз".
     “крадкой  глЯжу на табличку с кривой температуры. ‚полне нормальнаЯ, не
придерешьсЯ. Њолодой врач просунул голову в дверь,  приветственно кивнул мне
и  ободрЯюще  салютовал „жонни,  почти по-спортивному.  •ороший  парень.  Ќо
„жонни ему  не ответил, и, когда врач  скрылсЯ за  дверью,  Я  заметил,  как
„жонни сжал кулаки.
     -- ќтого им никогда  не  понЯть, -- сказал он мне. -- Ћни все равно как
обезьЯны,  которым  дали метлы  в  лапы,  или  как девчонки из консерватории
Љанзас-‘ити, которые думают, что играют опена,  ей-богу, Ѓруно. ‚ Љамарильо
менЯ положили в палату с  тремЯ другими,  а утром ЯвлЯетсЯ практикант, такой
чистенький,  розовенький --  заглЯденье. Ќи дать ни взЯть  -- сын Љлинекса и
’ампекса, честное слово. €  этот ублюдок садитсЯ рЯдом и принимаетсЯ утешать
менЯ, менЯ, хотЯ Я только и желал что умереть и  уже не думал ни о ‹эн, ни о
ком. Ђ этот тип  еще  и  обиделсЯ, когда Я от него  отмахнулсЯ.  Ћн, видать,
ждал, что Я встану, завороженный его белым личиком, прилизанными волосенками
и  полированными ноготками, и исцелюсь, как эти  дурни, которые приползают в
‹урд, швырЯют туда же костыли и начинают козами скакать...
     Ѓруно, этот тип  и те другие  типы из Љамарильо -- какие-то убежденные.
‘просишь --  в чем? ‘ам не  знаю, клЯнусь,  но  в  чем-то  очень убежденные.
Ќаверное,  в том, что они очень правильные, что  они ох как много стоЯт с их
дипломами. Ќет, не так  выразилсЯ. Ќекоторые из  них скромники  и не считают
себЯ  безгрешными. Ќо  даже  самый скромный чувствует себЯ уверенно. ‚от это
менЯ  бесит, Ѓруно, что они чувствуют  себЯ уверенно. ‚  чем их уверенность,
скажи  мне, пожалуйста, когда  даже у  менЯ,  отребьЯ  несчастного с тысЯчей
болЯчек и заскоков, хватает ума, чтобы разглЯдеть, что все кругом на соплЯх,
на фуфу  держитсЯ.  Ќадо только  оглЯдетьсЯ немного,  почувствовать немного,
помолчать немного, и везде увидишь дыры. ‚ двери, в кровати  --  дыры. ђуки,
газеты,  времЯ,  воздух  -- все сплошь  в пробоинах; все --  как  губка, как
решето, само  себЯ дырЯвЯщее... Ќо они -- это американскаЯ наука собственной
персоной, понимаешь,  Ѓруно? •алаты их защищают от дыр. Ћни ничего не видЯт,
верЯт тому, что скажут другие, а воображают, что видели сами. € конечно, они
не могут видеть вокруг дыры и очень уверены в себе самих, абсолютно убеждены
в необходимости своих рецептов, своих клизм, своего проклЯтого психоанализа,
своих "не пей", "не кури"... Ћх, дождатьсЯ бы днЯ, когда Я смогу сорватьсЯ с
места, сесть  в поезд, смотреть в  окошко и видеть, как все остаетсЯ позади,
разбиваетсЯ  на куски. Ќе знаю,  заметил ли ты, как бьетсЯ на куски все, что
мелькает мимо...
     Њы закуриваем "ѓолуаз".  „жонни  разрешили немного  коньЯка и  не более
восьми-десЯти  сигарет в день. Ќо видно, что курит, если можно так  сказать,
его телеснаЯ оболочка, что  сам он вовсе не здесь,  будто не желает вылезать
из  глубокого колодца.  џ спрашиваю себЯ,  что он увидел,  перечувствовал за
последние дни. Њне не хочетсЯ  волновать  его, но если  бы  вдруг ему самому
вздумалось  рассказать... Њы курим, молчим, иногда „жонни протЯгивает руку и
водит пальцами  по  моему  лицу, словно  удостовериваЯсь, что это  Я.  Џотом
постукивает по наручным часам, глЯдит на них с нежностью.
     -- „ело в том,  что они считают себЯ мудрецами, -- говорит он вдруг. --
Ћни считают себЯ мудрецами, потому что замусолили кучу книг и проглотили их.
ЊенЯ просто смех разбирает: ведь  в общем они  -- неплохие ребЯта, а  живут,
уверенные в  том, что все, чему они учатсЯ  и что делают,  --  вещи ох какие
трудные  и умные. ‚  цирке тоже так, Ѓруно, и  среди нас  тоже. ‹юди думают,
мол,   в   таком-то   деле   --   верх  трудности,   и   потому   аплодируют
трюкачам-акробатам или мне. Ќе знаю, что им при этом кажетсЯ. —то человек на
части  разрываетсЯ, когда хорошо играет? €ли что акробат  руки-ноги  ломает,
когда прыгает? ‚ жизни настоЯщие трудности -- совсем иные, они вокруг нас --
это  все то, что людЯм представлЯетсЯ самым  простым  да обычным. ‘мотреть и
видеть,  например, или понимать собаку или кошку. ‚от  это трудно, чертовски
трудно. ‚чера вечером Я почему-то стал глЯдеть на себЯ в зеркало, и, верь не
верь, это было страшно трудно, Я чуть не скатилсЯ с кровати. Џредставь себе,
что ты со стороны увидел себЯ,  -- одного этого хватит,  чтобы  обалдеть  на
полчаса. ‚едь в  действительности же  этот тип в зеркале -- не Я;  мне сразу
стало  Ясно  -- не  Я. ‚друг, не знаю как,  но понЯл  -- нет,  не  Я.  „ушой
почувствовал, а уж если почувствуешь... Ќо получаетсЯ как в Џалм-Ѓич, где на
одну  волну  накатывает   другаЯ,  за  ней   еще...  ’олько  успеешь  что-то
почувствовать, уж накатывает другое, приходЯт слова... Ќет,  не слова, а то,
что  в словах, какаЯ-то липкаЯ  ерунда, тЯгучие  слюни. € слюни душат  тебЯ,
текут, и тут начинаешь верить, что тот, в зеркале, -- ты. џсное дело, как не
понЯть. Љак  не  признать  себЯ  --  мои  волосы,  мой шрам. Ќо  люди-то  не
понимают, что узнают себЯ только по  слюнЯм. Џотому им так легко глЯдетьсЯ в
зеркало. €ли резать хлеб ножом. ’ы режешь хлеб ножом?
     -- ‘лучаетсЯ, -- говорю Я с иронией.
     --  € тебе  хоть бы что. Ђ Я  не  могу, Ѓруно. Ћдин раз за  ужином  как
швырну все к черту -- чуть глаз не вышиб ножом Японцу за  соседним столиком.
Ѓыло  это  в  ‹ос-Ђнджелесе,  скандал  получилсЯ жуткий...  џ  им  объЯснЯл,
объЯснЯл, но они менЯ схватили. Ђ мне казалось  -- понЯть-то  так  просто. ‚
тот раз Я  познакомилсЯ  с  доктором Љристи.  •ороший парень;  да что Я  про
врачей...
     Ћн машет рукой, рассекаЯ воздух с разных сторон,  -- и словно  остаютсЯ
там  невидимые  взрезы. “лыбаетсЯ. Њне же чудитсЯ, что  он  один, совершенно
один. џ -- просто пустое место рЯдом с ним. …сли бы „жонни ткнул менЯ рукой,
она бы прошла сквозь менЯ, как сквозь масло или дым. Џотому-то, наверное, он
так осторожно гладит пальцами мое лицо.
     -- ‚от хлеб  на скатерти, --  говорит  „жонни, глЯдЯ куда-то  вдаль. --
‚ещь как вещь, хорошаЯ, ничего не скажешь. –вет чудесный, аромат. ‚ общем, Я
-- одно, а это -- совсем другое, ко мне никак не относитсЯ. Ќо если Я к нему
прикасаюсь, протЯгиваю  руку и беру его, тогда ведь что-то менЯетсЯ...  ’ебе
не кажетсЯ?  •леб  --  не часть  менЯ, но вот  Я  беру его в  руку, ощущаю и
чувствую,  что  это  тоже  существует  в  мире.  …сли  же  Я  могу  взЯть  и
почувствовать  его, тогда,  значит, и вправду  нельзЯ сказать,  будто это --
вещь сама по себе, а Я -- сам по себе. €ли, ты думаешь, можно?
     --  „орогой мой,  тысЯчелетиЯми великое множество длиннобородых умников
ломали себе головы, решаЯ эту проблему.
     --  ‚ хлебе -- своЯ суть  жизни,  --  бормочет  „жонни,  закрываЯ  лицо
руками. -- Ђ Я осмеливаюсь брать его, резать, совать себе в рот. € ничего не
происходит, Я вижу. ‚от  это-то  --  самое  страшное. ’ы понимаешь, как  это
страшно,  что ничего не  происходит?  ђежешь хлеб, вонзаешь в  него  нож,  а
вокруг все по-старому. Ќет, это немыслимо, Ѓруно.
     ЊенЯ стало  беспокоить  выражение  лица  „жонни, его  возбуждение.  ‚се
труднее и труднее  склонЯть его к разговору о джазе, о  его прошлом,  о  его
планах, возвращать к действительности. (Љ действительности. џ написал слово,
и  самому стало  муторно. „жонни прав, это не  может быть действительностью.
Ќевозможна такаЯ  действительность -- быть джазовым критиком и не знать, что
кое-кто может оставить тебЯ в дураках. Ќо  с другой стороны, нельзЯ плыть по
течению за „жонни -- так все мы в конце концов сойдем с ума.)
     ‡атем он  заснул или,  по крайней  мере,  притворилсЯ  спЯщим,  сомкнул
глаза. €ногда мне  приходит на  ум, как  трудно определить, что  он делает в
данный момент, что есть „жонни. ‘пит ли,  прикидываетсЯ спЯщим, полагает ли,
что  спит. Ќеизмеримо труднее  уловить сущность  „жонни, чем  понЯть  любого
другого моего приЯтелЯ. €  при этом он -- самый что  ни на  есть вульгарный,
самый  обыкновенный, привыкший  к  перипетиЯм самой  жалкой  жизни  человек,
которого  можно  подбить на  все, --  так кажетсЯ.  Ћтнюдь  не  оригинальнаЯ
личность, -- так кажетсЯ. ‚сЯкий --  правда, с поэтической  душой и талантом
--  способен  легко  уподобитьсЯ  „жонни,   если   согласитсЯ  стать  этаким
бедолагой, больным,  порочным, безвольным. ’ак кажетсЯ. џ, привыкший в своей
жизни восхищатьсЯ всевозможными гениЯми -- ќйнштейнами, Џикассо, именами  из
свЯтцев,  которые  каждый  может  составить в одну  минуту  (ѓанди,  —аплин,
‘травинский),  -- даже готов, как  и  любой человек, допустить, что подобные
уникумы ходЯт по небу, как по  земле, и не  удивлюсь ничему, что бы  они  ни
делали.  Ћни абсолютно отличны  от нас,  и говорить  тут не о чем. Ќапротив,
отличие „жонни -- загадочно и  раздражает своей необъЯснимостью, ибо в самом
деле это трудно объЯснить. „жонни -- не гений, он ничего не открыл, играет в
джазе, как тысЯчи других негров и  белых, и, хотЯ играет лучше их всех, надо
признать, что  слава в какой-то степени зависит  от вкусов публики, от моды,
от эпохи,  в  конце концов. Џанасье, например, находит,  что  „жонни  просто
никуда  не годитсЯ, хотЯ мы полагаем, что никуда не годитсЯ именно  Џанасье.
‚о  всЯком  случае,  поле  длЯ дискуссий открыто. ‚се это  доказывает, что в
„жонни вовсе нет ничего сверхъестественного, но стоит мне так  подумать, как
Я   тут  же  снова  спрашиваю  себЯ:  а   точно  ли  в  „жонни  нет   ничего
сверхъестественного? (Ћ  чем сам он, конечно,  и  не мыслит.) Ћн,  наверное,
хохотал бы до упаду, если ему об этом  сказать. џ, в  общем-то, хорошо знаю,
что  он  думает  о  таких  вещах,  как  их  расценивает.  џ говорю  "как  их
расценивает",  потому что  „жонни... ‚прочем, не буду в это вдаватьсЯ -- мне
только хочетсЯ поЯснить  себе самому,  что дистанциЯ,  отделЯющаЯ  „жонни от
нас,  не  имеет  объЯснениЯ,  обусловлена  необъЯснимыми  различиЯми. €  мне
кажетсЯ, он первый  страдает  от последствий нашего  внутреннего разобщениЯ,
которое  его так же мучит, как и нас. ’ут как бы напрашиваетсЯ вывод: „жонни
-- это  ангел  среди  людей, но  элементарнаЯ честность заставлЯет прикусить
Язык, добросовестно перефразировать определение и признать, что, может быть,
именно „жонни -- это человек среди ангелов, реальность среди  ирреальностей,
то есть всех нас. €наче зачем „жонни трогает мое лицо  пальцами и заставлЯет
менЯ чувствовать себЯ таким несчастным, таким призрачным, таким ничтожным со
всем моим распрекрасным здоровьем, моим домом, моей женой, моим общественным
престижем.  „а,  моим  престижем -- вот что самое главное. ‘амое главное  --
моим престижем в обществе.
     Ќо, как  всегда, едва Я выхожу  из больницы и окунаюсь  в  шум улицы, в
водоворот  времени, во  все  свои  хлопоты,  блин,  плавно перевернувшись  в
воздухе, шлепаетсЯ на  сковородку другой стороной.  Ѓедный „жонни, как далек
он от реальности. („а,  да, именно  так. Њне  гораздо  легче  так  думать --
теперь, в  кафе,  спустЯ два часа после посещениЯ больницы,  думать, что все
сказанное  мною  выше   --  это   словно  вынужденное   признание  человека,
приговоренного хотЯ бы иногда быть честным с самим собой.)
     Љ счастью, дело с пожаром  уладилось, ибо, как Я и предполагал заранее,
маркиза постаралась, чтобы дело с пожаром уладилось. „эдэ и Ђрт ЃукайЯ зашли
за мной в газету, и мы втроем пошли в  "‚икс" послушать уже прославленную --
хотЯ  пока  еще не размноженную  -- запись "‘трастиза".  ‚  такси  „эдэ  без
особого   энтузиазма  рассказала  мне,  как  маркиза  вызволила   „жонни  из
переделки, в результате  которой, в  общем-то, только  прожжен матрас  да до
смерти перепуганы алжирцы, живущие в гостинице на улице  ‹агранж. траф (уже
уплаченный),  другой   отель  (уже  найденный  ’икой)  --  и  „жонни  лежит,
выздоравливает, в огромной роскошной  кровати, пьет молоко ведрами  и читает
"Џари-матч" и  "Ќью-‰оркер", не менее часто заглЯдываЯ в  знаменитую (весьма
потрепанную) стихотворную книжку „илана ’омаса, всю испещренную карандашными
пометками.
     ‡аправившись   добрыми  новостЯми  и   коньЯком  в  кафе  на  углу,  мы
располагаемсЯ в зале длЯ прослушиваниЯ. Џредстоит знакомство со "‘трастизом"
и "‘трептомицином". Ђрт просит погасить свет и растЯгиваетсЯ на  полу -- так
удобнее  слушать.  € вот врываетсЯ „жонни и швырЯет нам свою музыку  в лицо,
врываетсЯ, хотЯ и лежит  в  это времЯ в отеле  на  кровати, и четверть  часа
крушит  нас   своей   музыкой.  џ  понимаю,   почему   его  бесит  мысль   о
распространении  "‘трастиза", -- кое-кто  мог бы  уловить  фальшивые  нотки,
дыхание, особенно слышимое при концовке некоторых фраз, и, конечно же, дикий
финальный  обрыв, острый короткий скрежет: мне почудилось,  что  разорвалось
сердце, что нож вонзилсЯ в хлеб (он ведь говорил недавно о хлебе). Ќо „жонни
как  раз и  не  ухватывает  того,  что нам  кажетсЯ ужасающе прекрасным,  --
страстного томлениЯ, ищущего выход в этой  импровизации, где  звуки мечутсЯ,
вопрошают, внезапно взрываютсЯ или глохнут  под  его рукой. „жонни вовек  не
понЯть (ибо то,  что он считает  поражением,  длЯ  нас -- откровение или, по
крайней мере, проблеск нового), что "‘трастиз" останетсЯ одним из величайших
джазовых свершений. •удожник, живущий в  нем, всегда задыхалсЯ бы от Ярости,
слыша эту пародию  на желанное самовыражение, на  все то,  что  ему  хочетсЯ
сказать,  когда  он боретсЯ,  раскачиваЯсь как  безумный,  исходЯ  слюной  и
музыкой, очень одинокий, наедине с чем-то, что он преследует, что убегает --
и  тем быстрее убегает, чем  настойчивее он  преследует. „а,  интересно, это
надо было услышать -- хотЯ, в общем, в "‘трастизе" только синтезирована суть
его  творчества  -- чтобы  Я  наконец понЯл, что  „жонни  --  не жертва,  не
преследуемый,  как все думают, как Я сам преподнес его в  своей книге о  нем
(кстати сказать, недавно поЯвилось английское издание, идущее нарасхват, как
кока-кола), понЯл, что „жонни -- сам преследователь, а  не преследуемый, что
все его жизненные срывы  --  зто неудачи охотника, а не броски затравленного
зверЯ.  Ќикому  не дано  знать,  за  чем  гонитсЯ  „жонни, но  преследование
безудержно, оно во всем:  в "‘трастизе", в  дыму марихуаны, в его загадочных
речах о всЯкой всЯчине, в болезненных рецидивах, в томике „илана ’омаса; оно
целиком  захватило беднЯгу,  который зоветсЯ  „жонни, и возвеличивает его, и
делает живым воплощением абсурда, охотником без рук и ног, зайцем, стремглав
летЯщим вслед за неподвижным Ягуаром. € если говорить откровенно, при звуках
"‘трастиза" у менЯ к самому горлу подкатывает  тошнота -- будто она помогает
мне освободитьсЯ  от „жонни, от всего  tofo, что  в нем бушует против менЯ и
других,  от  этой  черной  бесформенной  лавины,  этого безумного  шимпанзе,
который водит пальцами по моему лицу и умиленно мне улыбаетсЯ.
     Ђрт и  „эдэ не  увидели  (Я  думаю,  не  хотели  видеть) ничего,  кроме
формальной красоты  "‘трастиза". „эдэ даже больше понравилсЯ "‘трептомицин",
где „жонни импровизирует со своей обычной легкостью, которую публика считает
верхом исполнительского  искусства, а Я воспринимаю скорее как его презрение
к  форме, желание дать волю  музыке, унестись с ней в неизведанное... Џозже,
на улице, Я спрашиваю „эдэ, каковы планы „жонни. Ћна  мне говорит,  что, как
только он  выйдет  из отелЯ (полициЯ его пока  задерживает),  будет выпущена
новаЯ сериЯ пластинок с записью всего, что ему заблагорассудитсЯ, и это даст
большие  деньги. Ђрт подтверждает -- у „жонни  тьма  великолепных  идей,  и,
пригласив ЊарселЯ  ѓавоти,  они "изобразЯт"  что-нибудь  новенькое вместе  с
„жонни. Ћднако последние недели показали, что  сам Ђрт не очень-то и верит в
эти прожекты, а  Я, со своей стороны, тоже знаю  о  его  переговорах с одним
антрепренером насчет возвращениЯ в  Ќью-‰орк. џ прекрасно понимаю ностальгию
бедного парнЯ.
     -- ’ика -- просто прелесть, -- с горечью говорит  „эдэ. -- Љонечно, длЯ
нее это  легче легкого. џвитьсЯ под  занавес,  раскрыть  кошелечек --  и все
улажено. Ђ мне вот...
     Њы  с  Ђртом переглЯнулись. —то  можно ей  ответить?  †енщины всю жизнь
крутЯтсЯ вокруг „жонни и  вокруг таких, как  „жонни.  € это неудивительно, и
вовсе не обЯзательно быть  женщиной,  чтобы чувствовать  притЯгательную силу
„жонни.  ‘амое  трудное -- вращатьсЯ вокруг него, не сбиваЯсь с определенной
орбиты,  как  хороший спутник,  как  хороший критик.  Ђрт  не  был  тогда  в
Ѓалтиморе, но Я помню времена,  когда познакомилсЯ с „жонни, -- он жил с ‹эн
и с  детьми.  Ќа ‹эн жалко  было  смотреть. ‚прочем,  когда поближе  узнаешь
„жонни, послушаешь его бред наЯву,  его сумасбродные россказни  о том,  чего
никогда  и не случалось, поглЯдишь на его внезапные приливы  нежности, тогда
нетрудно понЯть, почему у ‹эн было такое лицо и почему не могло быть другого
выражениЯ лица, пока  она  жила  с „жонни.  ’ика  -- иное дело;  ее  спасает
круговорот  новых  впечатлений,  светскаЯ  жизнь,  кроме  того,  ей  удалось
"ухватить доллар за хвост, а это поважнее, чем иметь пулемет", -- по крайней
мере, так говорит Ђрт ЃукайЯ, когда злитсЯ на ’ику или  страдает от головной
боли.
     -- Џриходите  почаще, -- просит  менЯ „эдэ. --  …му нравитсЯ  болтать с
вами.
     џ с удовольствием отчитал бы ее за пожар (причина которого, безусловно,
и на ее  совести), но знаю --  это  пустой номер,  все равно что уговаривать
самого  „жонни  превратитьсЯ  в нормального,  полезного  человека. Џока  все
наладилось.  ‹юбопытно   (но   и   тревожно):  как  только   дела  у  „жонни
налаживаютсЯ, Я  испытываю огромное  удовлетворение. џ не так  наивен, чтобы
относить это лишь к проЯвлению дружеских чувств. ќто  скорее  отсрочка беды,
своего рода передышка. Ђ в общем, ни к чему искать всЯкие объЯснениЯ, если Я
понимаю ситуацию столь же  хорошо, как,  скажем, ощущаю  нос  на собственной
физиономии. ЊенЯ бесит только, что Ђрту Ѓукайе, ’ике  или  „эдэ  в голову не
приходит простаЯ  мысль: когда  „жонни мучитсЯ, сидит в психушках,  пытаетсЯ
покончить с собой, поджигает матрасы или бегает нагишом  по коридорам отелЯ,
он ведь как-то расплачиваетсЯ и за  них, гибнет  за них, причем  не  знаЯ об
этом, -- не в пример тем, кто произносит громкие слова на эшафоте, или пишет
книги,  обличаЯ людские пороки, или играет  на  фортепьЯно с таким  пафосом,
будто  очищает  мир  от  всех земных грехов.  „а,  не знаЯ об  этом,  будучи
всего-навсего  беднЯгой  саксофонистом --  хотЯ такое  определение  и  может
показатьсЯ смешным, -- одним из полчища беднЯг саксофонистов.
     ‚се  правильно,  но, если Я буду продолжать в том же духе,  Я  поведаю,
пожалуй, больше  о себе,  чем о  „жонни.  џ  начинаю  казатьсЯ  себе  этаким
евангелистом, а это не доставлЯет мне никакого удовольствиЯ.
     Џо пути домой  Я думал с цинизмом, необходимым длЯ полного убеждениЯ  в
собственной правоте, что Я правильно сделал, упомЯнув в книге о „жонни  лишь
походЯ, весьма осторожно о его патологических странностЯх. Ђбсолютно незачем
сообщать  публике, что „жонни  верит  в свои блужданиЯ  по  полЯм с зарытыми
урнами  или что  картины оживают,  когда он  на  них  смотрит, -- это просто
наркотические  галлюцинации,  исчезающие  по  выздоровлении.  Ќо  Я  не могу
отделатьсЯ  от  ощущениЯ,  что „жонни дает  мне на хранение  свои призрачные
образы,   рассовываЯ  их  по   моим  карманам,  как  носовые  платки,  чтобы
востребовать в должное времЯ. € мне думаетсЯ, Я единственный, кто их хранит,
копит и боитсЯ; и никто этого не  знает, даже  сам „жонни. ‚ этом невозможно
признатьсЯ  „жонни, как вы признались  бы  действительно  великому человеку,
перед которым мы унижаемсЯ,  желаЯ получить  мудрый совет.  € какого дьЯвола
жизнь взваливает на менЯ такую  ношу! Љакой Я, к черту, евангелист! ‚ „жонни
нет ни  грана величиЯ,  Я  раскусил  его  с  первого днЯ,  как только  начал
восхищатьсЯ им. ‘ейчас  менЯ уже не удивлЯет парадоксальность его  личности,
хотЯ вначале здорово шокировало это  отсутствие величиЯ, может быть, потому,
что  с такой меркой  подходишь далеко не  к  каждому  человеку, тем  более к
джазисту. Ќе  знаю почему  (не знаю  почему), но одно времЯ Я  верил,  что в
„жонни есть  величие,  которое он день  за днем  ниспровергает (или  мы сами
ниспровергаем,  а это не одно и то же, потому что -- будем честны с собой --
в „жонни словно таитсЯ призрак другого „жонни, каким он  мог бы быть, и тот,
другой „жонни, велик; но  к призракам неприменимы такие мерки,  как величие,
которое тем не менее в нем невольно чувствуетсЯ и проЯвлЯетсЯ.
     •очу  добавить,   что   попытки,  которые  предпринимал  „жонни,  чтобы
вырватьсЯ  из  тисков  жизни, -- от неудачного  покушениЯ на самоубийство до
курениЯ марихуаны -- именно таковы, какие и следовало ожидать от человека, в
котором нет ни капли величиЯ. Ќо мне  кажетсЯ, Я  восхищаюсь им  за это  еще
больше,  потому что, по сути дела,  он -- шимпанзе, который желает научитьсЯ
читать; беднЯга, который бьетсЯ головой  об стену, ничего не достигает и все
равно продолжает битьсЯ.
     „а, но  если  однажды  подобный шимпанзе  научитсЯ  читать,  это  будет
катастрофа, всемирный  потоп и  --  спасайсЯ кто  может,  Я первый. ‘трашно,
когда человек,  отнюдь не великий, с таким упорством долбит лбом стену. ‚сех
нас заставлЯет  цепенеть  хруст его костей, повергает в прах  его первый  же
трубный глас. (Ќу свЯтые мученики или  герои -- ладно, с ними знаешь, на что
идешь. Ќо „жонни!)
     Ќаваждение. Ќе  знаю, как лучше  выразитьсЯ,  однако иногда  приходитсЯ
сознавать,  что на человека порой накатывает жуткое или дурацкое наваждение,
причем  непонЯтно,  какой  тут  действует  сверхъестественный  закон, когда,
например, после внезапного телефонного звонка как снег на голову сваливаетсЯ
на  вас сестра из  далекой Ћверни, или вдруг сбегает молоко,  заливаЯ плиту,
или, выйдЯ на  балкон, видишь мальчишку под колесами  автомобилЯ. € кажетсЯ,
судьба,  как  в  футбольных  командах или руководЯщих  органах,  всегда сама
находит заместителЯ, если  выбывает основнаЯ фигура. ’ак  вот и  этим утром,
когда  Я  еще  пребывал  в  блаженном  сознании   того,  что  „жонни  Љартер
поправлЯетсЯ и утихомириваетсЯ, мне вдруг звонЯт в газету. ‘рочный звонок от
’ики, а новость  такова:  в —икаго только что  умерла Ѓи, младшаЯ дочь ‹эн и
„жонни, и он,  конечно, сходит с ума,  и было бы хорошо, если бы  Я протЯнул
друзьЯм руку помощи.
     џ снова поднимаюсь  по лестнице  отелЯ  -- сколько лестниц Я излазил за
времЯ  своей дружбы  с  „жонни! -- и вижу  ’ику, пьющую чай; „эдэ, окунающую
полотенце  в таз;  Ђрта,  „елоне  и  Џепе ђамиреса,  шепотом  обменивающихсЯ
свежими впечатлениЯми о ‹естере џнге;  и „жонни, тихо лежащего в постели, --
мокрое полотенце  на лбу  и  абсолютно  спокойное,  даже  чуть презрительное
выражение   лица.   џ  тут   же  подальше   прЯчу  сострадательную  мину   и
просто-напросто крепко жму руку „жонни, закуриваю сигарету и жду.
     -- Ѓруно, у  менЯ вот здесь болит, --  произносит через некоторое времЯ
„жонни, дотронувшись до того места на  груди, где полагаетсЯ быть сердцу. --
Ѓруно,  она белым камешком лежала у менЯ  в  руке.  Ђ Я всего только  беднаЯ
чернаЯ клЯча, и никому, никому не осушить моих слез.
     ‘лова выговариваютсЯ торжественно, почти речитативом, и ’ика  глЯдит на
Ђрта, и оба с  усмешкой понимающе кивают друг  другу, благо на глазах „жонни
мокрое полотенце  и  он не  может  видеть  их.  Њне  всегда  претит  дешевое
фразерство, но сказанное „жонни,  если  не  говорить  о том, что подобное  Я
где-то уже читал, кажетсЯ маской, которой он прикрываетсЯ, --  так напыщенно
и  банально  звучат его слова. Џодходит  „эдэ с  другим мокрым  полотенцем и
менЯет  ему  холодный  компресс.  Ќа какой-то  миг  Я  вижу  лицо „жонни  --
пепельно-серого цвета,  с искаженным  ртом  и плотно,  до морщин  сомкнутыми
веками. € как всегда бывает с „жонни, случилось то, чего никто не ожидал, --
Џепе ђамирес, который его очень мало знал, до сих пор не может опомнитьсЯ от
неожиданности или,  Я  бы сказал,  от скандальности этого инцидента:  „жонни
вдруг садитсЯ  в кровати и начинает бранитьсЯ,  медленно, со смаком подбираЯ
словечки и влеплЯЯ  их, как  пощечины; бранит  тех,  кто посмел  записать на
пластинку "‘трастиз". Ћн ругаетсЯ, ни на кого не глЯдЯ, но пригвождаЯ  нас к
месту,  как жуков  к картону, невероЯтно  скверными словами. ’ак  поносит он
минуты две всех причастных к записи  "‘трастиза", начинаЯ  с Ђрта  и „елоне,
потом менЯ (хотЯ Я...) и кончаЯ „эдэ, поминаЯ при  этом  всемогущего ѓоспода
Ѓога и... мать, котораЯ, оказываетсЯ, родила всех людей без исключениЯ.
     Ђ  в  сущности,  эта  тирада и  та,  про  белый камешек, не  более  чем
заупокойнаЯ молитва по его Ѓи, умершей в —икаго от воспалениЯ легких.
     Џрошли  две  безалаберные  недели:  масса  никчемной  работы,  газетные
статейки, беготнЯ  туда-сюда --  в  общем,  типичнаЯ картина жизни  критика,
человека,  который  может  довольствоватьсЯ  только тем,  что  ему  подадут:
новостЯми и чужими делами.  ђассуждаЯ  об этом, сидим  мы как-то вечером  --
’ика, Њалышка  ‹еннокс  и Я -- в кафе  "”лор",  благодушно напеваем "„алеко,
далеко, не здесь" и обсуждаем соло на фортепьЯно Ѓилли ’ейлора, который всем
нам  троим нравитсЯ, особенно Њалышке ‹еннокс  -- она,  кроме всего прочего,
одета в стиле ‘ен-†ермен-де-Џрэ и выглЯдит очаровательн