оший малый и  верный
товарищ, и Њартин, в своей неприЯзни к Ђйре •инкли, в страхе перед Ђнгусом
„ьюером, в жалости  к  Џфаффу  ’олстЯку,  в  омерзении  перед  приветливой
тупостью ќрвинга “отерса, обратилсЯ к шумному Љлифу, как к чему-то  живому
и ищущему. ‚ Љлифе по крайней мере  чувствовалась  реальность:  реальность
вспаханного полЯ, дымЯщегосЯ навоза. ‘ Љлифом  можно  было  побоксировать;
Љлифа - хоть он и любил просиживать часами, попыхиваЯ  трубкой  и  мурлыча
под  нос  в  царственном  безделье,  -  все  же  можно  было  вытащить  на
пЯтимильную прогулку.
   € кто, как  не  Љлиф,  с  опасностью  длЯ  жизни  швырЯл  за  ужином  в
преподобного Ђйру •инкли печеной фасолью, когда  Ђйра  угнетал  их  своими
тЯжеловесными и слащавыми наставлениЯми?
   ‚ анатомичке Ђйра  изрЯдно  докучал  им,  высмеиваЯ  те  идеи  Њартина,
которые не были  принЯты  в  Џоттсбургском  христианском  колледже,  но  в
общежитии он был поистине нравственным бичом. Ћн упорно пыталсЯ отучить их
ругатьсЯ. Џробыв три года членом захолустной футбольной  команды,  Ђйра  в
своем невозмутимом оптимизме все еще  верил,  что  можно  сделать  молодых
людей безгрешными, читаЯ им назиданиЯ с  ужимками  учительницы  воскресной
школы и с деликатностью боевого слона.
   Ђйра к тому же  располагал  статистическими  данными  о  —истом  Ћбразе
†изни.
   Ћн был начинен статистикой. …му было все равно, откуда  черпать  цифры:
из газет ли, из отчетов ли  о  переписи,  или  из  отдела  смеси  в  "ћном
миссионере", - все они были длЯ него равноценны.
   - Љлиф, - провозгласил он как-то за ужином, - Я удивлЯюсь,  что  такой,
как ты, хороший парень не бросит сосать эту пакостную  трубку.  ‡наешь  ли
ты, что у шестидесЯти семи и девЯти десЯтых процента женщин, попадающих на
операционный стол, мужьЯ курЯт табак?
   - Ђ что им, черт подери, курить, если не табак? - спросил Љлиф.
   - Ћткуда ты взЯл эти цифры? - вставил Њартин.
   - Ћни установлены  медицинской  конференцией  в  ”иладельфии  в  тысЯча
девЯтьсот втором году, - снисходительно ответил Ђйра.  -  џ,  конечно,  не
жду, чтобы такие, как вы, надменные умники задумались о том,  что  в  один
прекрасный день вам захочетсЯ женитьсЯ на милой, прелестной женщине  и  вы
загубите ее жизнь своими пороками. —то ж, стойте  на  своем  -  вы,  свора
здоровенных храбрецов! Ђ  бедный  слабосильный  проповедник,  вроде  менЯ,
никогда не отважитсЯ курить трубку!
   Ћн с победоносным видом удалилсЯ, и Њартин простонал:
   - €з-за Ђйры мне  хочетсЯ  иногда  бросить  медицину  и  стать  честным
шорником.
   - Ђх, Њарт, оставь, - сетовал Џфафф ’олстЯк. - € чего ты изводишь Ђйру?
‚едь он же с самыми добрыми намерениЯми.
   - „обрыми? Љ черту! “ таракана тоже добрые намерениЯ!
   ’ак они  болтали,  между  тем  как  Ђнгус  „ьюер  наблюдал  за  ними  в
высокомерном молчании; и это нервировало Њартина.  ЌакапливаЯ  знаниЯ  длЯ
профессии, к которой он всю жизнь стремилсЯ, он рЯдом  с  Ясной  мудростью
находил злобу и пустоту; он не видел единой  прЯмой  дороги  к  истине,  а
видел тысЯчу дорог к тысЯче истин, далеких и сомнительных.


        3

   „жон Ћ.ђобертшо - „жон Ћлдингтон ђобертшо  -  профессор  физиологии  на
медицинском факультете, был глуховат, и на весь  “иннемакский  университет
он  был  единственным  преподавателем,  еще  носившим   бакены   "отбивной
котлеткой". ђодом он был из Ѓэк-ЃэЯ [аристократический  квартал  Ѓостона];
он гордилсЯ этим, всегда об этом напоминал. ‘ тремЯ другими  браминами  он
образовал в Њогалисе бостонскую колонию,  в  которой  ценилась  грубоватаЯ
ласковость обращениЯ и скромно затененный свет. Џри каждом удобном  случае
он говорил: "Љогда Я училсЯ  у  ‹юдвига  [‹юдвиг  Љарл  ”ридрих  ‚ильгельм
(1816-1895) - немецкий физиолог] в ѓермании..." Ћн  был  слишком  поглощен
собственным совершенством,  чтоб  замечать  отдельных  студентов,  и  Љлиф
Љлосон, а также другие молодые люди, известные под названием  "дебоширов",
с нетерпением ждали лекций по физиологии.
   ‹екции  происходили  в  круглой   аудитории;   скамьи   студентов   шли
амфитеатром, так круто изогнутым, что лектор не  мог  видеть  одновременно
оба  его  конца,  и  когда  доктор  ђобертшо,  не  переставаЯ  жужжать   о
кровообращении,   глЯдел   направо   и   высматривал,    кто    производит
оскорбительный звук, напоминающий автомобильный гудок, - вдалеке, на левом
крыле, Љлиф Љлосон вставал  и  передразнивал  его,  пилЯ  рукою  воздух  и
поглаживаЯ воображаемые бакены. Ћднажды Љлиф  побил  все  рекорды,  бросив
кирпич в раковину за кафедрой в ту самую  минуту,  когда  доктор  ђобертшо
подошел к кульминационному пункту своего курса - влиЯнию духовой музыки на
интенсивность коленного рефлекса.
   Њартин читал научные статьи Њакса ѓотлиба - те из них, какие не слишком
его смущали дебрЯми математических символов, - и это чтение приучило его к
мысли, что опыты должны затрагивать самые основы жизни и  смерти,  природу
бактериальной  инфекции,  химию  органических  процессов.  Љогда  ђобертшо
чирикал воробышком  о  суетливых  маленьких  опытах,  трафаретных  опытах,
стародевичьих опытах,  Њартину  не  сиделось  на  месте.  ‚  колледже  ему
казалось, что законы скандированиЯ и латинские сочинениЯ - никчемное дело,
и он, как откровениЯ, ждал занЯтий по медицине. ’еперь  же,  сокрушаЯсь  о
собственном неразумии, он ловил себЯ на том, что начинает так же презирать
доморощенные "законы" ђобертшо и чуть ли не всю университетскую анатомию.
   Џрофессор анатомии, доктор Ћливер Ћ.‘таут, был  сам  ходЯчаЯ  анатомиЯ,
таблица из атласа, покрытое тонким покровом  сплетение  нервов,  костей  и
кровеносных сосудов. ‘таут обладал громадными и  точными  знаниЯми;  когда
он, бывало, сухим своим голосом начинал выкладывать  факты  о  мизинце  на
левой ноге, оставалось только дивитьсЯ, кому нужно столько знать о мизинце
на левой ноге.
   Ќи один вопрос не вызывал таких горЯчих и неиссЯкаемых прений за ужином
в „игамме Џи, как вопрос о том, стоит ли  врачу  запоминать  анатомические
термины - обыкновенному врачу, который  ищет  приличного  заработка  и  не
стремитсЯ читать доклады в медицинских ассоциациЯх. Ќо как бы они  на  это
ни смотрели, все они упорно  зубрили  столбцы  названий,  дающих  студенту
возможность переползти через экзамены и стать Ћбразованным —еловеком,  чье
времЯ расцениваетсЯ на  рынке  в  пЯть  долларов  час.  Ќеведомые  мудрецы
изобрели  стишки,  облегчающие  запоминание.   ‚ечером,   когда   тридцать
головорезов-дигаммовцев сидели за  длинным  и  грЯзным  столом,  уничтожаЯ
судак-кокиль и  фасоль,  и  фрикадельки  из  трески,  и  слоеный  пирог  с
бананами, новички серьезно повторЯли за старшим товарищем:

   Ћб орЯсину осел
   ’опорище точит,
   Ђ факир, созвав гостей,
   ‚ыть акулой хочет.

   ’ак, по  ассоциации  с  начальными  буквами  они  запоминали  латинские
названиЯ двенадцати пар черепно-мозговых  нервов:  ольфакториус,  оптикус,
окуломоториус, троклеарис  и  все  остальные.  „лЯ  дигаммовцев  это  была
высочайшаЯ в мире поэзиЯ, и мнемоническое  двустишие  они  помнили  долгие
годы, когда уже стали  практикующими  врачами  и  давно  перезабыли  самые
названиЯ нервов.


   Ќа лекциЯх доктора ‘таута  беспорЯдков  не  чинилось,  зато  у  него  в
анатомичке студенты любили позабавитьсЯ. ‘амой невинной их шуткой  было  -
засунуть  хлопушку  в  труп,  над  которым  работали  две  девственные   и
несчастные студентки. ЌастоЯщую же бурю на первом курсе  вызвал  случай  с
Љлифом Љлосоном и поджелудочной железой.
   Љлифа  на  этот  год  избрали  старостой  за  его  изобретательность  в
приветствиЯх. ‚стречаЯсь с товарищем в  раздевалке  главного  медицинского
корпуса, он непременно провозглашал:  "Љак  у  вас  функционирует  сегоднЯ
червеобразный отросток слепой кишки?" €ли: "Џривет вам, о кормильцы вшей!"
Џридирчиво и церемонно вел он студенческие собраниЯ (бурные  собраниЯ,  на
которых   торжественно   отклонЯлось   предложение   разрешить   студентам
сельскохозЯйственного  факультета  пользоватьсЯ  теннисными   кортами   на
северной стороне), но в частной жизни он не так церемонилсЯ.
   ѓроза  разразилась,  когда  по  медицинскому   городку   водили   совет
попечителей. Џопечители ЯвлЯли собой верховную  власть  университета;  это
были банкиры, и фабриканты, и пасторы больших  церквей;  перед  ними  даже
ректор  заискивал.  ‘амый  трепетный   интерес   внушала   им   секционнаЯ
медицинского факультета. Џроповедники разводили мораль о влиЯнии  алкоголЯ
на беднЯков, а банкиры - о неуважении к текущим счетам, всегда наблюдаемом
у людей, которые упорствуют в желании обратитьсЯ в труп. ‚о времЯ осмотра,
руководимого доктором ‘таутом и секретарем, несшим  чей-то  зонтик,  самый
толстый  и  самый  науколюбивый  банкир  остановилсЯ  перед  столом  Љлифа
Љлосона, почтительно держа за спиной свой котелок.  ‚  этот-то  котелок  и
подбросил Љлиф поджелудочную железу.
   ЏоджелудочнаЯ железа - противнаЯ скользкаЯ штука, обнаружить ее в новой
шлЯпе едва ли приЯтно; и когда банкир ее обнаружил, он швырнул котелок  на
пол и сказал, что студенты “иннемака вконец развратились. „октор  ‘таут  и
секретарь стали его утешать; они почистили котелок и заверили банкира, что
человек, посмевший  положить  поджелудочную  железу  в  банкирскую  шлЯпу,
понесет наказание.
   „октор ‘таут вызвал Љлифа, как старосту первого курса. Љлиф был глубоко
огорчен. Ћн собрал своих студентов, он  сокрушалсЯ,  как  мог  кто-либо  в
“иннемаке положить в банкирскую шлЯпу поджелудочную железу,  он  требовал,
чтобы виновный нашел в себе мужество встать и сознатьсЯ.
   Љ несчастью, преподобный Ђйра •инкли, сидевший между Њартином и Ђнгусом
„ьюером, видел, как Љлиф бросил в шлЯпу железу.
   - ќто возмутительна - заворчал он. - џ выведу Љлосона на  чистую  воду,
будь он мне трижды собрат по „игамме!
   - Ѓрось, - возражал Њартин. - €ли ты хочешь, чтоб его выставили?
   - Џусть выставЯт! Ћн заслужил!
   Ђнгус  „ьюер  повернулсЯ  на  своем  стуле,  смерил  Ђйру  взглЯдом   и
проговорил:
   - Ќе угодно ли вам придержать Язык?
   Ђйра послушно умолк, и Њартин исполнилсЯ еще большим уважением к Ђнгусу
и еще большей неприЯзнью.


   Љогда Њартина  угнетало  недоумение,  зачем  он  здесь,  зачем  слушает
какого-то профессора ђобертшо, долбит стишки об ослах  и  факирах,  учитсЯ
ремеслу  врача,  как  Џфафф  ’олстЯк  и  ќрвинг  “отерс,  тогда  он  искал
облегчениЯ в том, что называл "развратом". ”актически  разврат  был  самый
скромный; обычно все сводилось к лишней  кружке  пива  в  соседнем  городе
‡ените  да  к  перемигиванью  с  фабричной  работницей,   фланирующей   по
неприглЯдным улицам  окраин.  Ќо  Њартину,  гордому  своей  нерастраченной
энергией и Ясным рассудком, эти похождениЯ казались потом трагическими.
   ‘амым верным его сподвижником был Љлиф Љлосон. Љлиф, сколько бы  он  ни
выпил дешевого  пива,  никогда  не  бывал  намного  пьЯнее,  чем  в  своем
нормальном состоЯнии. Њартин опускалсЯ или возвышалсЯ до Љлифова  буйства,
тогда как Љлиф возвышалсЯ или опускалсЯ до рассудительности Њартина. Љогда
они сидели в кабачке за  столом,  сверкавшим  мокрыми  следами  от  пивных
кружек, Љлиф поднимал палец и бормотал:
   - ’ы один менЯ понимаешь. Њарт. ’ы ведь знаешь, несмотрЯ на дебоширство
и на все мои разговоры о том, что надо быть практичным, которыми Я  дразню
этих  доктринеров,  вроде  Ђйры  ‘винкли,  менЯ  так  же  воротит  от   их
меркантильности и от всей их болтологии, как и тебЯ.
   - …ще бы! - соглашалсЯ Њартин с пьЯной нежностью. - ’ы совсем,  как  Я.
Ѓоже, как  можно  их  терпеть:  такой  вот  бездарный  ќрвинг  “отерс  или
бездушный карьерист, вроде Ђнгуса „ьюера - и рЯдом  старый  ѓотлиб!  €деал
исследователЯ! Ћн никогда не довольствуетсЯ тем, что  кажетсЯ  правильным!
Џлюет на черта и дьЯвола, работает ночь напролет, одинокий и честный,  как
капитан на мостике, добираетсЯ до корнЯ вещей!
   - ‘ущаЯ правда! € Я так думаю, - заЯвил  Љлиф.  -  …ще  по  кружке,  а?
Џлатить будем по жребию.
   ‡енит со своими  кабаками  лежал  в  пЯтнадцати  милЯх  от  Њогалиса  и
“иннемакского университета; полчаса  на  огромном,  громыхающем,  стальном
междугородном  трамвае  -  и  они  в  ‡ените,  где  студенту-медику  можно
покутить. ‘казать "Я ездил вчера в город"  -  значило  вызвать  усмешку  и
прищуренный взглЯд. Ђнгус „ьюер открыл Њартину новый ‡енит.
   ‡а ужином „ьюер коротко сказал:
   - Џоедем со мною в город, послушаем концерт.
   Џри  всем  своем  воображаемом  превосходстве  над  товарищами   Њартин
отличалсЯ безграничным невежеством в  литературе,  живописи,  музыке.  …го
поразило, что бескровный стЯжатель Ђнгус „ьюер, не  жалеЯ  времени,  готов
слушать каких-то скрипачей. Ћн открыл, что  „ьюер  горел  восторгом  перед
двумЯ композиторами: некими Ѓахом и Ѓетховеном - по-видимому,  немцами,  и
что сам он, Њартин ќроусмит, постиг еще не все на свете. ‚  трамвае  „ьюер
отбросил свою обычную чопорность и заЯвил:
   - ќх, брат, если б Я не был рожден копатьсЯ в кишках, Я стал бы великим
музыкантом. ‘егоднЯ Я поведу тебЯ прЯмо в рай!
   Њартин попал в сумЯтицу маленьких кресел и  широких  золоченых  сводов,
вежливых, но  глЯдевших  неодобрительно  дам  с  программами  на  коленЯх,
неромантичных музыкантов, производивших внизу неприЯтный шум, и,  наконец,
непостижимой красоты, котораЯ развернула перед ним картины  гор  и  густых
лесов, а потом сменилась вдруг мучительной скукой. "“ менЯ  будет  все,  -
ликовал он. - ‘лава Њакса ѓотлиба... то есть его дарование... и прелестнаЯ
музыка, и прелестные женщины... —ерт возьми! џ  сделаю  великие  открытиЯ!
“вижу мир... Ќеужто эта канитель никогда не кончитсЯ?"


   Ђ через неделю после концерта он вновь открыл Њаделину ”окс.
   Њаделина была красиваЯ девушка, с живыми красками, с живым умом, весьма
самоувереннаЯ; Њартин познакомилсЯ с ней еще в колледже.  Ћна  осталась  в
Њогалисе Якобы длЯ того, чтобы прослушать при университете курс английской
словесности, а на деле, чтоб  не  возвращатьсЯ  домой.  Ћна  считала  себЯ
блестЯщей теннисисткой: играла хлестко и фасонно,  но  не  слишком  метко.
Њнила  себЯ  знатоком  в  литературе:  счастливцами,   удостоившимисЯ   ее
одобрениЯ, были ѓарди, Њередит [Њередит „жордж  (1828-1909)  -  английский
поэт и прозаик], •оуэлс [•оуэлс  “ильЯм  „ин  (1837-1920)  -  американский
романист и критик] и ’еккерей, хоть она уже пЯть  лет  никого  из  них  не
читала. Ћна часто корила Њартина за то, что он  не  ценит  •оуэлса,  носит
фланелевые рубашки и постоЯнно забывает подать ей руку, когда она  выходит
из трамваЯ, чего не упустил бы ни один герой романа. ‚ колледже они вместе
ходили на балы, хотЯ в танцах  Њартин  проЯвлЯл  больше  вдохновеньЯ,  чем
уменьЯ, и его дамам иногда не легко бывало  разобратьсЯ,  какой  танец  он
пытаетсЯ изобразить. …му нравилась в Њаделине ее статнаЯ красота  и  сила;
ему казалось, что она со своей энергией и культурностью была бы  ему  "под
стать". Ќо за последний год он с нею почти не виделсЯ. ‚ечерами он думал о
ней, решал позвонить ей и не звонил. Ќо когда  его  одолевали  сомнениЯ  в
медицине, он  начинал  тосковать  по  ее  сочувствию  и  как-то  весной  в
воскресенье пригласил ее прогулЯтьсЯ по берегу —алусы.
   Ћт  отвесных  берегов  реки  волнами  бесчисленных  холмов  разбегалась
прериЯ. ‚ широких Ячменных полЯх, в косматых пастбищах,  чахлых  дубках  и
нарЯдных березах дышала пограничнаЯ тЯга к приключениЯм, и, как  все  юные
дети равнины, Њартин с Њаделиной шли над рекой и поверЯли друг другу,  что
завоюют мир.
   Њартин жаловалсЯ:
   - ќти треклЯтые медики...
   - Ђх, Њартин, неужели  вы  считаете  "треклЯтые"  приличным  словом?  -
перебивала Њаделина.
   Џо совести, он считал "треклЯтые" вполне приличным словом, настоЯтельно
необходимым в Языке занЯтого человека, но ее улыбка была желанна.
   - •орошо, не буду. “  наших  противных  студиозусов  нет  стремлениЯ  к
науке; они просто учатсЯ  ремеслу.  •отЯт  получить  знаниЯ,  чтобы  потом
обратить их в деньги. Ћни заботЯтсЯ не о спасении жизней, а о том, как  бы
не "угробить пациента" - не потерЯть свои доллары. €  они  даже  не  прочь
угробить  пациента,  если  дело  пахнет  сенсационной  операцией,  котораЯ
составит им  рекламу!  ЊенЯ  тошнит  от  них!  „умаете,  они  интересуютсЯ
работой, которую ведет в ѓермании ќрлих или тот же ѓотлиб, тут, у  нас  на
глазах? ѓотлиб только что стер в порошок ђайта с его теорией опсонинов.
   - ‚ самом деле?
   - Ѓудьте уверены! Ќо вы думаете, это наших медиков хоть  сколько-нибудь
взволновало? Ќичуть! "Ћ, конечно, - говорЯт они, - наука делает свое дело,
она помогает врачу лечить больных..." - и пускаютсЯ  в  спор  о  том,  где
можно больше заработать  денег  -  в  крупном  центре  или  в  захолустном
городке, и что лучше начинающему доку - прикидыватьсЯ добрЯком да стрелЯть
уток или, наоборот,  ходить  в  церковь  и  напускать  на  себЯ  важность.
Џослушали б вы ќрва “отерса! Ћн носитсЯ с такою мыслью: "—то  нужно  врачу
длЯ успеха? Ћсновательное знание  патологии?  Ќичуть  не  бывало!  “спехом
пользуетсЯ тот, у кого кабинет в хорошем  районе,  поближе  к  трамваю,  и
легко запоминающийсЯ номер телефона!" Џраво! ’ак прЯмо и говорит!  —естное
слово, когда Я получу диплом, Я лучше пойду  врачом  на  пароход,  повидаю
свет. € не придетсЯ по  крайней  мере  рыскать  по  всему  судну,  отбиваЯ
больных у врача-конкурента, открывшего кабинет на другой палубе!
   - „а, Я вас понимаю. ќто ужасно, когда люди не стремЯтсЯ в своей работе
к идеалу. Ћчень многие студенты у нас, на отделении английской литературы,
просто рассчитывают зарабатывать деньги преподаванием, они не наслаждаютсЯ
научной работой, как Я.
   Њартина смутило, что и она, подобно ему, считает себЯ человеком высшего
порЯдка, но еще больше смутилсЯ он, когда она заворковала:
   - ‚ то же  времЯ,  Њартин,  надо  быть  и  практичным.  Ќе  правда  ли?
Џодумайте, насколько  больше  денег...  то  есть  уважениЯ  в  обществе  и
возможности делать добро у  видного  врача,  чем  у  кабинетного  ученого,
который корпит над какой-нибудь мелочью и не знает, что творитсЯ на свете.
‚зЯть хотЯ бы нашего хирурга, доктора ‹уазо, как он подкатывает к больнице
в чудесной машине с шофером в ливрее, - все пациенты просто обожают его, -
и сравнить его с вашим Њаксом ѓотлибом! Њне недавно  показали  ѓотлиба  на
улице. Ќа нем был ужасный старый костюм, и Я определенно подумала, что ему
бы не вредно заглЯнуть в парикмахерскую.
   Њартин обрушилсЯ на нее статистикой, упреками, бешенством, фанатическим
пылом и путаными метафорами.  Ћни  сидели  на  покосившейсЯ  старозаветной
изгороди, где над Яркими пронизанными солнцем листьЯми подорожника жужжали
первые весенние насекомые. ‡ахваченнаЯ его фанатизмом, Њаделина  отбросила
всю свою "культурность" и защебетала:
   - „а-да, Я понимаю, - не говорЯ, что именно она понимает. -  Ћ,  у  вас
такой тонкий склад ума и такаЯ тонкаЯ... такаЯ подлиннаЯ цельность!
   - Џравда? ‚ы так считаете?
   - Ћ, конечно, и Я уверена, что вас ждет чудесное будущее. € Я так рада,
что, вы не торгаш, как другие. ‚ы их не слушайте, пусть их говорЯт!
   Ћн  увидел  теперь,  что  Њаделина  не  только  на  редкость  чуткий  и
понимающий человек,  но  и  в  высшей  степени  желаннаЯ  женщина:  свежий
румЯнец, нежные глаза,  прелестнаЯ  округло-изогнутаЯ  линиЯ  от  плеча  к
бедру. Ќа обратном пути он все больше убеждалсЯ,  что  Њаделина  длЯ  него
необычайно подходЯщаЯ пара. Џод его  руководством  она  научитсЯ  понимать
различие между туманными "идеалами" и суровой  достоверностью  науки.  Ћни
сделали привал над обрывом и глЯдели вниз на мутную  —алусу,  по-весеннему
бурную, с плывущими по воде ветками. …го безудержно тЯнуло к Њаделине;  он
сожалел о своих случайных студенческих похождениЯх и решил быть  чистым  и
чрезвычайно прилежным молодым человеком, чтобы стать "достойным ее".
   - Ћ Њаделина, - сказал он печально, - до чего вы, черт возьми, красивы!
   Ћна боЯзливо на него посмотрела.
   Ћн схватил ее за руку; в отчаЯнном порыве  попробовал  поцеловать.  ќто
вышло у него очень неискусно. …му удалось  только  поцеловать  краешек  ее
подбородка, а она отбивалась и просила:
   - Ђх, не надо!
   ЌаправлЯЯсь домой, в Њогалис, они делали вид, что ничего не  случилось,
но голоса их стали нежней, и  уже  без  нетерпениЯ  она  слушала,  как  он
обзывает профессора ђобертшо фонографом, а Њартин внимал ее  замечаниЯм  о
том,  как  плосок  и  вульгарен   доктор   Ќорман   Ѓрамфит,   неунывающий
преподаватель английской  словесности.  “  подъезда  своего  пансиона  она
вздохнула:
   - џ предложила бы вам зайти,  но  скоро  ужин,  а...  ‚ы,  может  быть,
позвоните мне на этих днЯх?
   - Ѓудь Я проклЯт, если не позвоню! - ответил Њартин  по  всем  правилам
университетского любовного диалога.
   Ћн мчалсЯ домой, полный обожаниЯ. ‚  полночь,  лежа  на  узкой  верхней
койке, он чувствовал на себе взглЯд Њаделины, то дерзкий, то укоризненный,
то согретый верой в  него.  "џ  ее  люблю!  џ  люблю  ее!  Џозвоню  ей  по
телефону... Ќе рано будет позвонить ей в восемь утра?"
   Ќо в восемь утра он был так занЯт изучением слезного  аппарата,  что  и
думать позабыл о девичьих глазках. Ћн увиделсЯ с Њаделиной еще только раз,
да и то  на  людЯх,  на  веранде  ее  пансиона,  заполненной  студентками,
красными подушками и вазочками с  пастилой,  а  потом  ушел  с  головой  в
лихорадочную подготовку к переходным экзаменам.


   ‚о времЯ экзаменов члены „игаммы Џи показали  себЯ  рьЯными  искателЯми
мудрости. „игаммовцы из поколениЯ  в  поколение  собирали  экзаменационные
работы и  сохранЯли  их  в  свЯщенной  книге  "‡ачетник";  гении  точности
проработали этот том и отметили красным карандашом вопросы,  которые  чаще
всего задавали на экзаменах за  истекшие  годы.  Џервокурсники  собирались
тесным кругом посреди дигаммовской гостиной, а в центре  круга  становилсЯ
Ђйра •инкли и вычитывал наиболее вероЯтные  вопросы.  ‘туденты  корчились,
драли на себе волосы, скребли подбородки, кусали пальцы и хлопали себЯ  по
лбу, силЯсь дать правильный ответ прежде,  чем  Ђнгус  „ьюер  прочтет  его
вслух по учебнику.
   ‚ самую страду им еще приходилось мучитьсЯ с Џфаффом ’олстЯком.
   ’олстЯк провалилсЯ среди года по анатомии, так что к весеннему экзамену
его могли допустить только по  сдаче  дополнительного  зачета.  „игаммовцы
по-своему любили его; Џфафф был мЯгкотел, Џфафф был  суеверен,  Џфафф  был
глуп, но товарищи питали к нему какую-то досадливую нежность, какую  могли
бы они  питать  к  подержанному  автомобилю  или  приблудной  собаке.  Ћни
трудились над ним все до одного; они старались поднЯть  его  и  пропихнуть
через экзамен, как в люк. Ћни  пыхтели,  и  ворчали,  и  стонали  за  этой
тЯжелой работой, и Џфафф пыхтел и стонал вместе с ними.
   ‚ ночь перед зачетом они его продержали  до  двух  часов  -  с  помощью
мокрых полотенец, и черного кофе, молитв, и  ругани.  ‚далбливали  в  него
перечни, перечни; подносили кулаки к его круглому красному унылому лицу  и
орали:
   - —ерт подери, запомнишь ты, наконец? „вустворчатый,  _или  митральный_
клапан, а не _и митральный_! Џойми, это один и тот же.
   Ѓегали по комнате, воздев руки и вопЯ: "Ќеужто  он  никогда  ничего  не
запомнит!" - и опЯть принимались мурлыкать с притворным спокойствием:
   - Ќе надо волноватьсЯ, Џфаффик.  „авай  полегоньку.  ’ы  только  слушай
внимательно - хорошо? - и постарайсЯ...  -  €  вкрадчиво:  -  _ЏостарайсЯ_
запомнить хоть что-нибудь!
   …го заботливо уложили в кровать. Ћн был так начинен сведениЯми, что  от
малейшего толчка они могли расплескатьсЯ.
   Љогда в семь часов он проснулсЯ, с  красными  глазами,  дрожащим  ртом,
оказалось, он забыл все, что в него вдолбили.
   - Ќичего не поделаешь, - сказал председатель  „игаммы  Џи.  -  ЏридетсЯ
пойти на риск и дать ему шпаргалку - авось не попадетсЯ. џ так и  думал  и
вчера еще приготовил длЯ него штучку. —уднаЯ шпаргалочка.  Ћтветы  на  все
главные вопросы. ‘ ней он как-нибудь проскочит.
   „аже преподобный Ђйра •инкли, насмотревшись ужасов минувшей ночи,  счел
возможным закрыть глаза на преступление. ‘ протестом выступил сам ’олстЯк:
   - Ќи-ни! џ не желаю жульничать. Џо-моему, если человек не  может  сдать
экзамен, то его нельзЯ допустить к врачебной  практике.  ’ак  говорил  мой
папа.
   ‚ него влили еще кофе и по совету Љлифа Љлосона, который не знал, какой
это дает эффект,  но  был  не  прочь  поэкспериментировать,  скормили  ему
таблетку бромистого калиЯ. Џредседатель „игаммы Џи твердо положил руку  на
плечо ’олстЯку и прорычал:
   - џ кладу шпаргалку тебе в  карман  -  смотри:  вот  в  этот  нагрудный
карман, за носовой платок.
   - џ ею не воспользуюсь. Џровалюсь так провалюсь - все равно,  -  хныкал
’олстЯк.
   - ‚от и хорошо! Ќо шпаргалку не  выбрасывай.  Њожет  быть,  ты  из  нее
вберешь немного знаний через легкие,  ибо,  видит  бог...  -  Џредседатель
схватилсЯ за волосы.  ѓолос  его  загудел  громче,  выразив  всю  трагедию
бессонных ночей, александрийского листа и безнадежных отступлений, - видит
бог, через мозг ты их впитать не можешь?
   Ћни смахнули с Џфаффа пыль, поставили его вверх головой и вытолкнули за
дверь, в путь к анатомическому корпусу. Ћни  следили,  как  он  удалЯетсЯ:
воздушный шар на ножках, колбаса в плисовых штанах.
   - Ќеужели не сжульничает? - подивилсЯ Љлиф Љлосон.
   - Ќу, если так, то нам впору идти наверх и укладывать  его  чемодан.  €
никогда у нашей старой  доброй  „игаммы  не  будет  другого  такого  козла
отпущениЯ! - сокрушалсЯ председатель.
   Ћни   увидели,   что   Џфафф   остановилсЯ,   вынул   платок,   грустно
высморкалсЯ...  и  обнаружил  длинную  узкую  бумажку.  “видели,  как   он
нахмурилсЯ, зажал ее между пальцами, начал читать, сунул назад в карман  и
пошел дальше более твердым шагом.
   „игаммовцы взЯлись за руки и пустились в плЯс  по  гостиной  общежитиЯ,
проникновенно уверЯЯ друг друга:
   - ‚оспользуетсЯ... ‚се в порЯдке... ‘даст, ей-богу сдаст!
   ‡ачет он сдал.


   Ѓеспокойные сомнениЯ Њартина больше докучали „игамме  Џи,  чем  тупость
’олстЯка,  буйство  Љлифа  Љлосона,   заносчивость   Ђнгуса   „ьюера   или
въедливость преподобного Ђйры •инкли.
   ‚ разгар напрЯженной подготовки к экзаменам Њартин  всех  донимал  тем,
что они-де "надевают на себЯ первоклассную медицинскую  терминологию,  как
накрахмаленный халат, не  длЯ  пользы  больных,  а  длЯ  пущей  важности".
„игаммовцы все, как один, заЯвлЯли:
   - ‘лушай, если тебе не  нравитсЯ,  как  мы  учим  медицину,  мы  охотно
проведем складчину и отправим тебЯ назад в ќлк-Њилз,  где  тебЯ  не  будут
беспокоить такие, как  мы,  необразованные  торгаши.  Џраво!  Њы  тебе  не
указываем, как ты должен работать. ‘ чего  ж  ты  вздумал  указывать  нам?
Ѓрось, голубчик!
   Ђнгус „ьюер с кисло-сладкой улыбкой заметил:
   -  Њы  согласны,  что  мы  простые  ремесленники,  а   ты   -   великий
исследователь. Ќо есть много вещей, к которым ты мог бы обратитьсЯ,  когда
совладаешь с точной наукой. —то ты смыслишь в архитектуре? Љак  у  тебЯ  с
французскими глаголами? ‘колько ты прочитал толстых романов  за  всю  свою
жизнь? Љто сейчас премьером в Ђвстро-‚енгрии?
   - џ вовсе не претендую на какие-то знаниЯ, - защищалсЯ Њартин, -  но  Я
отдаю  должное  Њаксу  ѓотлибу.  “  него  правильный  метод,  а  остальные
профессора - они все просто знахари. ’ы сейчас заЯвишь, •инкли, что ѓотлиб
неверующий. „а, но когда он ночи напролет  просиживает  в  лаборатории,  -
разве это не та же молитва? Ќеужели вы, ослы, не сознаете, что это значит,
когда здесь, рЯдом с вами, человек создает новое мировоззрение? Ќеужели...
   Љлиф Љлосон, зеваЯ до судороги, заметил:
   - Њолитва в лаборатории! Људа хватил! Љогда Я пойду  на  бактериологию,
папаша ѓотлиб спустит с менЯ штаны,  если  поймает  на  молитве  во  времЯ
опыта!
   - „а вы не слушаете, черт возьми! - взывал Њартин. - џ вам говорю,  что
длЯ вас, ребЯта, медицина - это только искусство ставить  наугад  диагноз,
тогда как рЯдом с вами человек...
   ’ак, назубрившись до седьмого пота, они проводили в спорах целые часы.
   Љогда другие ложились спать,  когда  комнату  сплошь  заполнЯл  грЯзный
ворох сброшенной одежды и храп усталых молодых людей на  железных  койках,
Њартин сидел за длинным некрашеным шершавым столом и терзалсЯ. Ђнгус „ьюер
тихонько входил, заговаривал:
   - ‡наешь, старик, всем  нам  до  тошноты  надоели  твои  выпады.  …сли,
по-твоему, медицина, как мы ее изучаем, вздор  и  если  ты  так  чертовски
честен, почему же ты не уходишь из университета?
   Ћн оставлЯл Њартина в мучительных  сомнениЯх:  "Ђнгус  прав.  џ  должен
молчать или уйти. ’ак ли Я убежден в том, что говорю? —его Я хочу? Љак  же
мне поступить?"


   Џрилежного,  неизменно  корректного  Ђнгуса  „ьюера  равно   оскорблЯли
непристойные песенки  Љлифа,  крикливый  говор  Љлифа,  пристрастие  Љлифа
бросать товарищам в суп всЯкую всЯчину и прискорбнаЯ  неспособность  Љлифа
регулЯрно  мыть  руки.  Џри  всей   своей   видимой   выдержке   „ьюер   в
экзаменационную страду нервничал не хуже Њартина,  и  как-то  вечером,  за
ужином, когда Љлиф разбушевалсЯ, „ьюер его одернул:
   - Ќе будете ли вы столь любезны производить поменьше трескотни?
   - џ, черт возьми, буду производить  ровно  столько  трескотни,  сколько
мне, черт возьми, захочетсЯ, - заЯвил Љлиф, и война началась.
   Љлиф стал с этого вечера так шумен, что, кажетсЯ, сам уставал от своего
шума. Ћн шумел в столовой,  шумел  в  ванной  и  самоотверженно  не  спал,
притворЯЯсь, что храпит. „ьюер сохранЯл  спокойствие  и  не  отрывалсЯ  от
книг, но отнюдь не потому, что был запуган: он мерил Љлифа  начальническим
взглЯдом, от которого тому становилось не по себе. Ќаедине Љлиф  жаловалсЯ
Њартину:
   - —ерт его подери, смотрит на менЯ, как на червЯ. Ћн или Я  -  один  из
нас должен уйти из „игаммы, и уйдет, как пить дать... Ќо Я не уйду.
   Ћн бесилсЯ и шумел, как никогда, и ушел все-таки сам.  Ћн  уверЯл,  что
"дигаммовцы - банда лоботрЯсов; с ними и в покер-то прилично не сыграешь",
но на деле он бежал от жесткого взглЯда Ђнгуса  „ьюера.  ‚месте  с  Љлифом
вышел из „игаммы и Њартин, уговорившись, что с  осени  они  сообща  снимут
комнату.
   Њартину не меньше, чем „ьюеру, надоела шумливость Љлифа. Љлиф  не  умел
помолчать; когда он не  рассказывал  скользких  анекдотов,  он  спрашивал:
"‘колько ты заплатил за эти ботинки, ты, может быть, ‚андербильд?" €ли: "џ
видел, ты гулЯл с этой мамзелью, Њаделиной  ”окс,  -  куда  ты  собственно
гнешь?" Ќо Њартин чувствовал себЯ чужим среди  воспитанных,  старательных,
приЯтных молодых людей из „игаммы Ќи,  чьи  лица  уже  говорили;  рецепты,
накрахмаленный белый халат, модный закрытый автомобиль и приличнаЯ вывеска
у подъезда, золотом по стеклу. Ћн предпочитал  одиночество  варвара,  -  с
будущего года он начнет работать у Њакса ѓотлиба, надо  уйти  подальше  от
всЯких помех.
   ‹ето он провел с бригадой монтеров, устанавливавшей телефоны в Њонтане.
   ђаботал он линейным монтером, влезал на столб, вонзаЯсь остриЯми  своих
стальных кошек в мЯгкую и серебристую  древесину  сосны,  втЯгивал  наверх
проволоку, наматывал ее на  стеклЯнные  изолЯторы,  спускалсЯ,  влезал  на
следующий столб.
   ‡а день они делали до пЯти миль; ночевали в убогих деревЯнных городках.
“страивались по-походному: снимали  башмаки  и  заворачивались  в  попону.
Њартин носил рабочий комбинезон  и  фланелевую  рубаху.  “  него  был  вид
батрака. ‹азаЯ с утра до вечера по столбам,  он  дышал  полной  грудью,  в
глазах уже не отражалось беспокойство, а однажды он пережил чудо.
   Ћн сидел на верхушке столба и вдруг, по неведомой  причине,  глаза  его
раскрылись, и он прозрел: как будто только что проснувшись, он увидел, что
степь широка, что солнце ласково глЯдит на  косматые  пастбища  и  зреющую
пшеницу, на старых лошадей, послушных, коренастых, добродушных лошадей,  и
на его краснолицых  веселых  товарищей;  он  увидел,  что  ликуют  луговые
жаворонки, и черные дрозды прихорашиваютсЯ у лужиц, и что под  живительным
солнцем оживает всЯ  жизнь.  Џусть  Ђнгусы  „ьюеры  и  ќрвинги  “отерсы  -
прижимистые торговцы. —то из того? "џ здесь!" - захлебывалсЯ он.
   …го товарищи, монтеры, были здоровые и простые, как западный ветер; они
не  задавались  и  не  важничали;  хотЯ  им  приходилось  иметь   дело   с
электрическим оборудованием, они не заучивали, как  медики,  тьму  научных
терминов и не щеголЯли перед фермерами своей ученостью. Ћни легко смеЯлись
и радостно были самими собою, и с ними Њартин был  рад  забыть,  какой  он
необыкновенный. Ћн полюбил их, как не любил никого в  университете,  кроме
Њакса ѓотлиба.
   ‚ заплечном мешке он носил с собою только одну  книгу  -  "€ммунологию"
ѓотлиба. —асто ему удавалось одолеть полстраницы, не увЯзнув в  химических
формулах. €ногда по воскресеньЯм и в дождливые дни он пробовал читать ее и
грезил о лаборатории; а иногда он думал  о  Њаделине  ”окс  и  приходил  к
убеждению, что смертельно по  ней  стосковалсЯ.  Ќо  беззаботные  трудовые
недели незаметно сменЯли одна другую, и когда он просыпалсЯ в  конюшне,  в
крепком запахе духовитого сена, и лошадей,  и  прерии,  оглашенной  звоном
жаворонков, подобравшейсЯ к самому сердцу этих  бревенчатых  городков,  он
думал только о работе, котораЯ его ждет, о милЯх, которые  нужно  отшагать
на запад, туда, где заходит солнце.
   ’ак они шли растЯнутой цепью по пшеничной Њонтане, по целым  кнЯжествам
сплошного сверкающего пшеничного полЯ, по широким пастбищам и по —ернобылю
пустыни, и вдруг, засмотревшись на упорно не сдвигавшеесЯ с места  облако,
Њартин понЯл, что видит горы.
   Џотом он сидел в  поезде;  бригада  была  забыта;  он  думал  только  о
Њаделине ”окс, о Љлифе Љлосоне, Ђнгусе „ьюере и о Њаксе ѓотлибе.


        4

   Џрофессор ѓотлиб готовилсЯ убить  морскую  свинку  бациллами  сибирской
Язвы,  и  студенты  на  лабораторных  занЯтиЯх   по   бактериологии   были
взволнованы.
   „о сих пор  они  изучали  морфологию  бактерий,  учились  обращатьсЯ  с
чашками Џетри и с петлей из  платиновой  проволоки,  гордо  выращивали  на
картофельных срезах безобидные красные  культуры  Bacilli  prodigiosi;  но
теперь они приступили  к  патогенным  микробам  и  к  заражению  животного
скоротечной болезнью. ќти  две  морские  свинки,  что,  сверкаЯ  бусинками
глазок,  копошатсЯ  в  большой  стеклЯнной  банке,  через  два  днЯ  будут
неподвижны и мертвы.
   Њартин испытывал возбуждение, не чуждое тревоге. Ћн смеЯлсЯ над  собою,
вспоминал  с  профессиональным  презрением,  как  глупо   ведут   себЯ   в
лаборатории профаны-посетители, убежденные, что кровожадные микробы того и
глЯди прыгнут на них из таинственной  центрифуги,  со  столов,  из  самого
воздуха. Ќо он ни на миг не забывал, что в заткнутой ватой пробирке  между
кюветой длЯ инструментов и бутылью с  сулемой  на  столе  у  демонстратора
заключены миллионы смертоносных сибиреЯзвенных палочек.
   ‘туденты смотрели почтительно и не  подходили  слишком  близко.  ‘  тем
чутьем,  которое  дает  превосходнаЯ  техника,  с   уверенной   быстротой,
отличавшей малейшее движение его рук,  доктор  ѓотлиб  выстриг  шерсть  на
брюшке морской свинки, придерживаемой ассистентом. Ћдним взмахом  кисточки
он намылил брюшко, побрил его и смазал йодом.
   (€ все это времЯ Њакс ѓотлиб вспоминал, как жадно  слушали  первые  его
студенты, когда он только что вернулсЯ в таты после работы  у  Љоха  [Љох
ђоберт (1843-1910)  -  знаменитый  немецкий  бактериолог;  открыл  бациллу
туберкулеза] и Џастера, только что оторвалсЯ от громадных  кружек  пива  и
корпорантов и свирепых споров. —удесные страстные дни!  Die  goldene  Zeit
[золотое времЯ  (нем.)].  …го  первые  слушатели  в  Ђмерике,  в  колледже
Љвин-‘ити, благоговели перед сенсационными открытиЯми  бактериологии;  они
почтительно теснились вокруг него; они жаждали  знаний.  ’еперь  слушатели
были стадом. Ћн смотрел на  них:  Џфафф  ’олстЯк  в  переднем  рЯду,  лицо
невыразительное,  как  ручка  двери;  у  студентов  вид  взволнованный   и
испуганный;  только  Њартин  ќроусмит  и  Ђнгус  „ьюер  как  будто  что-то
понимают. ЏамЯть потЯнулась к бледно-голубым сумеркам в Њюнхене:  мост,  и
девушка ждет на мосту, и доноситсЯ музыка.)
   Ћн окунул руки в раствор сулемы и встрЯхнул ими: быстрый взмах пальцами
вниз - как пианист над клавишами. ‚зЯл из кюветы иглу длЯ шприца и  поднЯл
пробирку. ѓолос его лениво струилсЯ немецкими гласными и приглушенным "в".
   - ќто, господа, есть суточнаЯ культура Bacilli anthracis. ‚ы заметите -
уже, Я уверен, заметили, - что  на  дно  стаканчика  положена  вата,  дабы
пробирка не разбилась. Ќе советую разбивать пробирку с Bacillis  anthracis
и  затем  попадать  рукой  в  культуру.  “  вас   после   этого   поЯвитсЯ
сибиреЯзвенный карбункул.
   ЂудиториЯ содрогнулась.
   ѓотлиб извлек мизинцем ватную пробку так изЯщно, что  медики,  любившие
пожаловатьсЯ: "бактериологиЯ - ненужный хлам: анализ мочи и крови - вот  и
все, что нам нужно освоить из  лабораторной  премудрости",  -  эти  медики
воздали ему теперь некоторую дань уважениЯ, какое внушал  бы  им  человек,
умеющий показывать фокусы на картах или в семь  минут  удалЯть  аппендикс.
‡атем он повертел отверстие пробирки над бунзеновской горелкой, бубнЯ:
   - Љаждый раз, когда вынимаете из пробирки пробку,  обжигайте  горлышко.
‚озьмите это за правило.  ќто  -  техническаЯ  необходимость,  а  техника,
господа, есть начало всЯкой науки. € ею в науке пренебрегают больше всего.
   ЂудиториЯ выражала  нетерпение.  —его  он  копаетсЯ,  не  приступает  к
захватывающему, страшному моменту введениЯ инфекции?
   (Ђ Њакс ѓотлиб, поглЯдываЯ на другую свинку, в  ее  стеклЯнной  тюрьме,
размышлЯл: "ЃеднаЯ безвиннаЯ тварь! ‡ачем Я должен убивать ее, чтоб  учить
разных Dummkopfe! [дураков (нем.)] ‹учше было бы  провести  опыт  на  этом
жирном юнце".)
   Ћн сунул в пробирку иглу, ловко вытЯнул указательным пальцем поршень  и
продолжал:
   - ‚озьмите пол к.с. культуры. …сть два рода „.Њ. - те, длЯ кого  "к.с."
значит "кубический  сантиметр",  и  те,  длЯ  кого  это  значит  "катартик
сложный" [„.Њ. - доктор медицины; катартик - слабительное; ѓотлиб имеет  в
виду шаблонное выписывание рецептов]. ‚торые больше преуспевают в жизни.
   (Ќо невозможно передать,  как  это  было  сказано:  легкаЯ  протЯжность
гласных, сардоническаЯ любезность, шипение этих  "‘",  превращение  "„"  в
тупое и вызывающее "’".)
   Ђссистент крепко держал свинку; ѓотлиб оттЯнул кожу на брюшке и быстрым
прЯмым уколом ввел иглу. ‘винка чуть дернулась, чуть пискнула, студентки в
ужасе отшатнулись.  Њудрые  пальцы  ѓотлиба  знали,  когда  игла  достигла
брюшины. Ћн нажал на поршень и давил, пока поршень весь не вошел в  шприц.
‘казал спокойно:
   - ќта беднаЯ свинка скоро будет мертва, как пророк Њоисей.
   ‘лушатели смущенно переглЯдывались.
   - €ные из вас подумают, что это не беда; иные вместе  с  Ѓернардом  оу
подумают, что Я палач, и палач  тем  более  чудовищный,  что  Я  при  этом
хладнокровен; а другие вовсе ничего  не  подумают.  ќти-то  расхождениЯ  в
философии и делают жизнь интересной.
   Џока ассистент вдевал свинке в ухо жетон и водворЯл ее обратно в банку,
ѓотлиб записал в журнал ее вес, дату введениЯ инфекции и давность хранениЯ
бактериальной культуры. ќту запись он своим  четким  почерком  воспроизвел
затем на доске, приговариваЯ:
   - ѓоспода, самаЯ важнаЯ вещь в жизни - не жить, а  думать  о  жизни.  €
самое важное в проведении опытов  -  не  сделать  опыт,  а  записать  его;
оч-чень аккуратно, в цифрах, - записать чернилами. Њне  не  раз  говорили,
что многие умники находЯт длЯ себЯ возможным сохранЯть данные в голове.  џ
часто с удовлетворением замечал, что у таких умников нет голов, в коих они
могли бы сохранить данные. ќто очень хорошо, потому что мир таким  образом
никогда не узнает их выводов, и эти выводы не  засорЯют  науку.  ’еперь  Я
введу инфекцию второй свинке - и студенты  могут  разойтись.  Љ  следующей
нашей встрече Я попросил бы вас  прочитать  книгу  “олтера  Џатера  [Џатер
“олтер (1839-1894) - английский искусствовед, автор книг  по  искусству  и
философии ‚озрождениЯ и древней ѓреции, а также философского романа "Њарий
ќпикуреец" (1885) из времен Њарка ЂврелиЯ, римского императора и  философа
I в. н.э.] "Њарий эпикуреец", чтобы позаимствовать у него  спокойствиЯ,  в
котором заключаетсЯ тайна лабораторного искусства.


   ‚ толчее раздевалки Ђнгус „ьюер заметил одному дигаммовцу:
   - ѓотлиб - стараЯ лабораторнаЯ крыса; он  лишен  воображениЯ;  окопалсЯ
здесь, вместо того чтобы выйти в мир и упиватьсЯ борьбой. Ќо руки  у  него
ловкие. ЏревосходнаЯ техника. Ћн мог  бы  быть  первоклассным  хирургом  и
наживать пЯтьдесЯт тысЯч долларов в год. Ђ сейчас он врЯд ли имеет  больше
четырех тысЯч.
   Ђйра •инкли, полный смущениЯ, пошел домой один. ќтот рослый и  шумливый
пастор был на редкость добрым человеком. Ћн почтительно принимал  на  веру
все, что ему говорили преподаватели, как бы  оно  ни  противоречило  всему
остальному; но умерщвление животных - с этим он  не  мог  примиритьсЯ.  Џо
неЯсной длЯ него свЯзи он вспомнил, как в прошлое воскресенье, в захудалой
часовне, где он проповедовал, пока училсЯ на  медицинском  факультете,  он
славословил жертвенную смерть мучеников и как потом запели о крови  агнца,
об источнике, наполнившемсЯ кровью из жил ќммануила, но нить этой мысли