, мне и в голову
не  приходило,  что  длЯ  физической  любви  тоже нужно  уметь  видеть  себЯ
приукрашенным.
     ‘ тех пор тело стало интересовать менЯ куда больше,  чем  душа. Ќо Я не
мог предатьсЯ  похоти,  мне оставалось только мечтать  о ней.  џ стал этаким
эфиром,  которого не  видит  никто, но который  видит  всех. ‹егким ветерком
подлетал  Я к объекту своей страсти, осыпал ласками вожделенное тело и тайно
проникал в  заветную плоть... —то ты представлЯешь себе, когда слышишь слово
"плоть"?  ‚ерно,  нечто  плотное,  массивное, непрозрачное -  одним  словом,
материальное. „лЯ менЯ же плоть, плотское желание - это ветер,  прозрачный и
невидимый глазу.
     Ќо мои  косолапые ноги  торчали  вечной  помехой, они  никак не  желали
становитьсЯ прозрачными. ќто, собственно, были даже не ноги, а сгусток духа,
материЯ, причем более твердаЯ, чем любаЯ плоть.
     Ќормальные люди полагают, что увидеть себЯ  можно  только в зеркале, но
калека всю  жизнь смотритсЯ  в зеркало, постоЯнно  висЯщее  перед  самым его
носом.
     Љаждую минуту он вынужден любоватьсЯ  собственным отражением.  ‡абвение
исключаетсЯ.  Џоэтому  длЯ  менЯ  то,  что  люди  называют  "смущением"  или
"моральным дискомфортом", -  не  более  чем  детские игрушки.  Ќет  никакого
дискомфорта  -  мое  существование  так  же  определенно  и несомненно,  как
существование  солнца,  земли, прекрасных островов и безобразных крокодилов.
Њир незыблем, словно могильнаЯ плита.
     Ќи  малейшего  дискомфорта  и  ни  единой  точки  опоры  - вот  на  чем
основываетсЯ  моЯ жизненнаЯ  позициЯ. „лЯ чего Я живу? ќтот  вопрос не  дает
другим  покоЯ,  некоторые аж накладывают на себЯ руки. Ђ мне начхать. “ менЯ
косолапость - и  условие, и причина, и цель, и  смысл жизни... „а что  там -
это и есть моЯ жизнь. Њне хватает  и самого факта моего существованиЯ. Ѓолее
чем. џ вообще думаю,  что беспокойство по поводу смысла жизни - это роскошь,
позволительнаЯ  тем, кто  не  в полной, мере ощущает  себЯ  живущим на белом
свете.
     „лЯ начала  Я  приглЯдел одну старую вдову,  жившую в нашей деревне. …й
было лет шестьдесЯт, а то и больше. Љак-то раз, в  годовщину смерти ее отца,
Я  пошел к ней вместо папаши читать сутры.  ‚ доме  никого  не было  - перед
алтарем сидели только мы  со старухой. Љогда Я покончил  с поминанием, вдова
отвела  менЯ  в  другую комнату и стала  поить чаем. „ело  было  летом, и  Я
сказал, что хочу освежитьсЯ. ђазделсЯ догола, а старуха поливала менЯ водой.
Љогда Я увидел, что она соболезнующе рассматривает мои ноги, в голове у менЯ
моментально возник план.
     Њы вернулись в дом, и  Я, вытираЯсь полотенцем,  стал  с  торжественным
видом плести старухе разные небылицы. Њол, когда  Я  родилсЯ, моей матери во
сне  ЯвилсЯ Ѓудда и поведал:  "†енщина,  котораЯ всей душой возлюбит больные
ноги твоего сына, попадет прЯмиком в рай". ќта благочестиваЯ дура уставилась
на менЯ, знай только четки перебирает. ’ут Я прочитал приличествующую случаю
сутру, сложил руки с четками на груди и хлоп на  спину,  как был, нагишом. €
глаза закрыл. Ђ сам все сутры бормочу.
     ’ы  представить себе  не  можешь,  чего  стоило  мне  сдержатьсЯ  и  не
расхохотатьсЯ. ЊенЯ  просто распирало от смеха. € ничего такого в этот миг Я
о себе не воображал. Ђ старуха  тем временем тоже  напевала сутры и молилась
моим ногам.  џ представлЯл  себе свои  кривые лапы  и мысленно  корчилсЯ  от
хохота. "Љосолапый, косолапый",  -  повторЯл Я про себЯ и  ничего  не видел,
кроме скособоченных моих ног.  Љошмарные,  безобразные уродцы. Љакой нелепый
фарс! Ђ старуха еще и кланЯлась, щекоча мне ступни своими седыми космами, от
этого становилось еще смешней.
     Ћказалось,  что  мои представлениЯ  о похоти,  создавшиесЯ у менЯ после
рокового прикосновениЯ к хорошеньким ножкам, были неверными. ‚  самый разгар
этого маразматического  богослужениЯ Я вдруг  почувствовал, что возбуждаюсь.
Ќичего этакого о себе не воображаЯ - ты понЯл?! „а еще в каких условиЯх!
     џ  вскочил  и завалил старуху. Њне даже не показалось странным, что она
принЯла мои действиЯ как  должное.  ‚довица  смирно лежала, закрыв глаза,  и
читала сутру. џ отлично  помню, что это была за сутра - "‡аклинание Ѓольшого
“тешениЯ": "€ки-ики. ‘инб-синб. Ћра-сан.  ”ура-сЯрй. •адза-хадза фура-сЯри".
’ы,  конечно, знаешь, как это переводитсЯ: "‚зываем к ’ебе,  взываем к ’ебе.
„аруй  нам суть чистейшей из чистот, изгонЯющей ’ри  ‡ла -  корысть,  гнев и
безумие".
     џ  видел  прЯмо  перед  собой   грубое,  обожженное   солнцем   лицо  с
зажмуренными глазами, лицо шестидесЯтилетней женщины, готовой  мне отдатьсЯ.
€ возбуждение мое  ничуть не спадало. ‘амое же потешное во всей этой комедии
было то,  что моими движениЯми словно бы кто-то руководил, словно бы Я тут и
ни при чем.
     •отЯ чего  там  "ни  при чем".  ‚се  Я видел, все  понимал.  ’акова  уж
особенность ада - ни одна мелочь не укроетсЯ от твоих глаз. Ѓудь кругом хоть
мрак кромешный!
     ‚ морщинистом  лице старухи  не было ни  красоты,  ни  какой-нибудь там
одухотворенности.  Ќо  своим  “родством,  своей старостью  оно  в самый  раз
соответствовало  моему внутреннему настрою - никаких грез, никаких фантазий.
Љто поручитсЯ,  что любаЯ раскрасавица не обернетсЯ такой же старой ведьмой,
если попристальней  взглЯнуть на нее абсолютно трезвыми глазами?  Њои ноги и
это лицо - ты понЯл?  Њне открылась истиннаЯ суть физического возбуждениЯ. џ
впервые испытал дружескую симпатию к  собственной  похоти,  поверил в нее. €
потом,  Я  понЯл еще  одну штуку:  надо  не старатьсЯ  сократить  дистанцию,
отделЯющую тебЯ  от  объекта  страсти, а,  наоборот, всЯчески ее  сохранЯть,
чтобы женщина так и оставалась абстрактным объектом страсти - и не больше.
     ‡ато  смотреть можно сколько хочешь.  “ калеки своЯ логика: он  еще  не
тронулсЯ  с  места,  а  ему  кажетсЯ, что  он уже  достиг конечной точки; он
неподвластен чувству душевного дискомфорта -  на этой основе Я и создал свою
"эротическую  теорию".  џ  разработал схему,  имитирующую  то,  что  у людей
называетсЯ  страстью.  „лЯ  менЯ  сиЯние,  рождаемое  ослеплЯющим  желанием,
которое можно сравнить с  плащом-невидимкой или порывом ветра, - недоступнаЯ
фантазиЯ;  Я  должен все видеть  и знать, что видЯт менЯ. ’огда мое увечье и
моЯ  женщина оказываютсЯ рЯдом на одинаковом от менЯ удалении.  ђеальность -
там, а  похоть  -  всего  лишь  иллюзиЯ. џ  смотрю туда и бесконечно  падаю,
погружаЯсь  в  эту  иллюзию;  семЯ  мое  брызжет  прЯмо  в  реальность.  ЊоЯ
косолапость и моЯ женщина не соприкасаютсЯ, между  ними не возникает свЯзи -
и та и другаЯ остаютсЯ за гранью... †елание нарастает и нарастает - ведь тем
прекрасным ножкам никогда не придетсЯ дотрагиватьсЯ до моих уродливых лап.
     Ќаверное,  тебе  нелегко  во  всем  этом  разобратьсЯ.  —то,  требуетсЯ
разжевать? Ќо главное, Я думаю, ты понЯл: с тех пор Я успокоилсЯ и уверовал,
что никакой любви нет и быть не может. Ќикакого  дискомфорта. Ќикакой любви.
Њир на  веки вечные  застыл на месте, но цель движениЯ уже достигнута. Њожно
не поЯснЯть, что речь идет о нашем с тобой мире.
     ’ак  мне удалось дать краткое  определение всеобщей иллюзии,  именуемой
"любовью".  €ллюзиЯ  эта пытаетсЯ свЯзать  реальность  с  химерой... џ  знаю
твердо:   уверенность,   что  никто  тебЯ  не   полюбит,  -   вообще  основа
человеческого существованиЯ... ‚от так, приЯтель, лишилсЯ Я невинности.

     Љасиваги замолчал. ‚се это времЯ Я слушал его с напрЯженным вниманием и
только  теперь  перевел  дух.  ‚печатление от  его рассказа было  глубоким и
горьким,  неведомые  доселе  идеи открылись мне, и заныло  сердце. Ќо прошло
несколько  мгновений,  и весеннее  солнце  вновь  засиЯло  надо  мной, вновь
вспыхнула усыпаннаЯ Ярким клевером трава. ‘тали слышны крики, доносившиесЯ с
баскетбольной площадки.  ‚есенний  день оставалсЯ  совершенно  таким  же, но
значение его и смысл теперь виделись мне иначе.
     Ќе в силах выдержать  паузу, Я, заикаЯсь, попыталсЯ поддержать разговор
и, конечно же, сморозил глупость:
     - € с тех пор ты все времЯ один?
     Љасиваги нарочно сделал вид, что не понимает менЯ, и заставил повторить
вопрос еще раз. ‚прочем, ответил он тоном довольно дружелюбным:
     - Ћдин?  —его это мне  быть  одному? ЏознакомимсЯ лучше  - узнаешь, как
было дальше.
     ‡азвенел звонок, извещаЯ о  начале лекции. џ было поднЯлсЯ, но Љасиваги
ухватил менЯ за рукав и усадил рЯдом с собой. ‚ университет Я ходил в том же
кителе, что и в школу, только пуговицы были новые;  ткань совсем вытерлась и
обветшала. Љ  тому  же форма менЯ так тесно обтЯгивала, что хилаЯ моЯ фигура
казалась еще более жалкой.
     -  ‘ейчас у нас  что,  иероглифика?  Ќу ее, тоска одна. Џойдем-ка лучше
погулЯем, - предложил  Љасиваги и стал подниматьсЯ, что стоило  ему огромных
усилий: сначала он будто разобрал свое тело на детали, а потом собрал вновь.
ќто напоминало мне встающего на ноги верблюда - Я видел его в кино.
     џ  еще  не  прогулЯл  ни  одного  занЯтиЯ,   но  не  хотелось  упускать
возможности узнать о Љасиваги побольше. Њы направились к воротам.
     Ќа улице  невообразимаЯ походка моего нового  приЯтелЯ  потрЯсла менЯ с
новой силой, и Я испытал некое подобие стыда. Џоразительно, как могло во мне
возникнуть столь обыденное чувство,  и только  из-за того, что рЯдом ковылЯл
хромой калека.
     Љасиваги впервые открыл мне самую суть  стыда, жившего в моей душе. € в
то  же  времЯ он подтолкнул менЯ к  жизни. Љасиваги вскрыл все  постыдное  и
скверное во мне, и оно приобрело новую свежесть. Њожет быть, от этого, когда
мы шли по усыпанной  гравием дорожке к воротам,  освещеннаЯ весенним солнцем
гора •иэйдзан Явилась мне по-новому, словно Я видел ее в первый раз. ’ак же,
как многие из окружавших  менЯ предметов, гора будто бы  проснулась и обрела
иной  смысл. ‚ершина ее остро вздымалась ввысь, но бег склонов вниз  казалсЯ
бесконечным, как затухающий резонанс музыкального аккорда. ЌависаЯ над морем
крыш,  гора была  совсем близко; она сиЯла  выпуклостЯми складок, впадины же
терЯлись в черно-синей весенней дымке.
     Ќа улице перед  университетскими воротами  было  тихо - мало прохожих и
мало  машин. ‹ишь изредка, лЯзгаЯ,  пробегал  трамвай,  ходивший от  депо  в
Љара-сума до железнодорожного  вокзала  и обратно.  Џо  ту  сторону проезжей
части, напротив главного входа, находились старинные ворота университетского
стадиона; слева шумела молодой листвой аллеЯ деревьев гинкго.
     -  Џойдем, что ли, по стадиону  погулЯем? -  сказал Љасиваги  и  первым
захромал  через  трамвайные пути.  Ћн  пересек  пустынную мостовую,  Яростно
дергаЯсь всем телом, похожий сейчас на крутЯщеесЯ колесо водЯной мельницы.
     ‘тадион был просторен, вдали несколько студентов - то ли тоже сбежали с
лекции, то ли  у них занЯтиЯ уже кончились - перебрасывались мЯчиком; группа
из  пЯти-шести  человек  размеренно  бежала  по  дорожке,  тренируЯсь  перед
марафоном. „вух лет не прошло, как кончилась война, а юнцам уже опЯть некуда
девать свою энергию, подумал Я и вспомнил скудную храмовую пищу.
     Њы присели на полусгнившее спортивное бревно и стали рассеЯнно смотреть
на  бегунов,  которые  то  приближались  к нам, то  снова  мчались  прочь по
кольцевой дорожке.  „ивное это было ощущение  -  прогуливать занЯтиЯ, словно
свежее  прикосновение  впервые надетой новенькой рубашки.  Љак  Ярко светило
солнце, как нежно  дул ветерок! ‚новь, тЯжело дыша, сюда неслись бегуны; они
запыхались,  бег  их  стал неровным;  вот,  окутав  нас  облаком  пыли,  они
протрусили мимо.
     -  €диоты, -  кивнул на них Љасиваги, в голосе его не  чувствовалось ни
малейшей зависти. - Ќу чем они занимаютсЯ? "Џолюбуйтесь, какие мы крепкие да
здоровые"?  Љому нужен этот спектакль? ‘ейчас повсюду  устраивают спортивные
состЯзаниЯ.  ‚ерный  признак упадка. ‹юдЯм  надо показывать вовсе не это.  Ђ
знаешь что? ‘мертную казнь, вот  что.  € почему только  у нас не  устраивают
публичные экзекуции,  - мечтательно вздохнул Љасиваги. - Ќе кажетсЯ ли тебе,
что порЯдок  в  стране во времЯ войны удавалось  поддерживать только потому,
что из  насильственной  смерти сделали своего рода  представление? Џубличную
казнь  человечество отменило Якобы длЯ  того, чтобы  не  ожесточать  людские
сердца. —ушь собачьЯ!  ‡наешь, какие благостные, оживленные лица были у тех,
кто  убирал  трупы после бомбежек?  ‡релище страданий и крови,  предсмертные
стоны ближнего учат человека  смирению,  делают  его душу  тоньше, светлее и
мЯгче.  Љорни  зверства и кровожадности  надо  искать  не здесь.  †естокость
рождаетсЯ  совсем в  иные минуты -  например, в такой  вот  славный весенний
день,  когда  сидишь  на подстриженном  газончике  и разглЯдываешь солнечные
пЯтна  на травке, а, как по-твоему?  ‚се жутчайшие  кошмары, произошедшие  в
истории  человечества,   начинались  именно  так.   ‚ид  же   корчащегосЯ  в
предсмертной агонии, окровавленного тела -  причем среди бела днЯ, заметь, -
придает  кошмару конкретность, материальность. ќто  уже не наша мука, а мука
кого-то там другого, страшнаЯ и абсолютно реальнаЯ. ’олько и всего. —ужую же
боль мы не чувствуем. ЏредставлЯешь, как здорово?
     Ћднако менЯ  в тот момент интересовала не столько кровожаднаЯ концепциЯ
Љасиваги  (хотЯ  она и была  чем-то  мне близка),  сколько  его  отношениЯ с
женщинами после того, как он лишилсЯ невинности. џ уже говорил, что надеЯлсЯ
с  помощью Љасиваги  приблизитьсЯ к жизни. Ћчень путано и туманно  Я спросил
его об этом.
     - ’ы о бабах? •а! џ, брат, теперь в два счета распознаю женщин, которые
готовы влюбитьсЯ в косолапого калеку. …сть  среди женского пола такаЯ особаЯ
разновидность. Ѓаба этого сорта может  всю жизнь прожить и в могилу улечьсЯ,
так и не сказав никому о своей тайной склонности, а сама год за годом только
и мечтала об уроде с  ногами, как у менЯ. Ќу так вот, признаки, по которым Я
определЯю  любительницу  косолапости,  таковы:  это,  как  правило, красотки
высшего класса;  носик у  них  непременно остренький и  надменный, но зато в
рисунке рта есть этакаЯ легкаЯ распущенность...
     ‚ этот момент мимо нас проходила молодаЯ женщина.


        ѓ‹Ђ‚Ђ Џџ’Ђџ

     Ћна  шла  не по  стадиону, а по  примыкавшей к нему улочке,  котораЯ  с
противоположной  стороны была  застроена жилыми домами. ’ротуар находилсЯ на
полметра ниже уровнЯ спортивной площадки.
     †енщина вышла  из дверей  роскошного особнЯка в  испанском  стиле.  Ќад
крышей торчали две трубы,  окна  были забраны ажурными решетками, стеклЯннаЯ
крыша  оранжереи придавала  дому  вид  хрупкий  и беззащитный,  однако  двор
окружала высокаЯ проволочнаЯ изгородь.
     Њы с Љасиваги сидели на бревне как раз напротив этой ограды. џ случайно
взглЯнул  в лицо женщине  и, ошеломленный, замер -  аристократичные черты  в
точности   соответствовали   приметам,   по   которым   Љасиваги   определЯл
"любительниц косолапости".  Џозднее мне  стало стыдно  за свое изумление;  Я
решил, что Љасиваги  давно приметил эту женщину и, может быть,  даже заранее
имел на нее виды.
     Њы  ждали,  пока  незнакомка  подойдет поближе.  џрко светило  весеннее
солнце,  синей громадой  дыбилась гора  •иэйдзан, к нам приближалась молодаЯ
женщина. џ еще не успел оправитьсЯ от впечатлениЯ, которое произвели на менЯ
странные речи Љасиваги:  он говорил, что  его  косолапые ноги и его  женщина
существуют в реальном мире независимо, словно две звезды, а сам Љасиваги тем
временем  вкушает наслаждение, все глубже погружаЯсь  в  химеры и иллюзии. ‚
это мгновение солнце скрылось за тучей, и на нас с Љасиваги  легла тень; мне
почудилось,  что  мир приоткрыл нам  свой призрачный  лик. ‚се  вдруг  стало
пепельно-серым  и  ненадежным,  ненадежным   показалось  мне  и  собственное
существование.  Ќезыблемыми  и  реальными оставались только темно-фиолетоваЯ
вершина горы да еще шагавшаЯ по тротуару грациознаЯ фигурка.
     †енщина  несомненно  приближалась, но времЯ тЯнулось мучительно, словно
нарастающаЯ  боль, и с каждым шагом в лице незнакомки все Яснее проглЯдывали
иные, не имевшие к ней никакого отношениЯ черты.
     Љасиваги поднЯлсЯ и сдавленно прошептал мне на ухо:
     - Џошли. „елай все, как Я скажу.
     џ  вынужден был подчинитьсЯ. Њы шли по  самому  краю  спортплощадки, по
парапету, рЯдом с женщиной, но на полметра выше.
     - Џрыгай вниз! - ткнул мне в спину острым пальцем Љасиваги.
     џ спрыгнул на  тротуар,  благо было  невысоко.  ’ут же рЯдом  со мной с
ужасающим  грохотом  приземлилсЯ на свои больные  ноги Љасиваги и,  конечно,
упал.
     ’ело в черной  студенческой  форме распласталось у моих  ног, в  нем не
было ничего человеческого, и на миг мне показалось, что это какаЯ-то грЯзнаЯ
лужа, оставшаЯсЯ на асфальте после дождЯ.
     Љасиваги свалилсЯ прЯмо под  ноги  женщине, и она  замерла  на месте. џ
опустилсЯ на колени, чтобы  помочь ему поднЯтьсЯ. Џосмотрев снизу на гордый,
правильный нос,  чувственный  рот,  влажно  блестевшие  глаза  незнакомки, Я
отчетливо увидел перед собой лицо “ико, освещенное луной.
     Ќо  мираж  тут  же рассеЯлсЯ, и  передо  мной  вновь  оказалась молодаЯ
женщина, точнее девушка - ей не могло быть больше двадцати; она презрительно
оглЯдела  менЯ и собралась  продолжить  свой  путь. Љасиваги почувствовал ее
намерение  еще  прежде,  чем Я. Ћн громко закричал.  ‘трашный  вопль  далеко
разнессЯ по пустынному в этот полуденный час кварталу.
     - ЉакаЯ жестокость! Ќеужели ты хочешь уйти и бросить менЯ здесь?!  ‚едь
это из-за тебЯ Я так расшибсЯ!
     „евушка  обернулась, и  Я увидел,  что она  всЯ дрожит. ’онкими, сухими
пальцами она провела по бледной щеке и спросила у менЯ:
     - Ђ что Я могу сделать?
     Љасиваги,  поднЯв голову,  пристально  посмотрел  ей  в глаза  и  очень
отчетливо произнес:
     - ‰од-то, поди, у тебЯ дома есть?
     Ќемного помолчав, девушка повернулась к нам  спиной и  пошла  обратно к
дому. џ помог  Љасиваги  поднЯтьсЯ на  ноги.  Ћн тЯжело навалилсЯ  на  менЯ,
дыхание его  было прерывистым; но стоило мне, подставив ему плечо, тронутьсЯ
с места, как он пошел с неожиданной легкостью.

     џ  добежал  до  остановки   "’рамвайное  депо"  и  прыгнул  в  трамвай,
направлЯвшийсЯ в сторону •рама. ’олько тогда  смог Я перевести дыхание. ђуки
были липкими от пота.
     ‘о мной произошло  вот что: Я, следуЯ  за  девушкой, довел  Љасиваги до
дверей особнЯка,  но на  пороге менЯ вдруг охватил такой ужас, что  Я бросил
своего  приЯтелЯ  и без  оглЯдки  кинулсЯ  бежать.  „аже  в  университет  не
вернулсЯ. џ нессЯ по тихим улицам мимо  аптек, кондитерских, магазинов. Ћдин
раз краем глаза Я увидел  что-то  лиловое  и  еще  алое - наверное, то  были
бумажные фонари  с  изображением  цветков  сливы, украшавшие стены и  ворота
синтоистского храма Љотоку. џ сам не знал, куда бегу.
     ‹ишь когда трамвай проехал  квартал Њурасакино, Я понЯл, что мое бешено
колотЯщеесЯ сердце влечет менЯ к ‡олотому •раму.
     ЌесмотрЯ на будний  день,  Љинкакудзи  одолевали  толпы  посетителей  -
туристский  сезон был  в  самом  разгаре.  ‘тарый экскурсовод проводил  менЯ
подозрительным  взглЯдом,  когда  Я  проталкивалсЯ  к  •раму  через  людское
скопище.
     € вот  Я вновь оказалсЯ перед ним, на сей раз окруженный клубами пыли и
толпами зевак.  ‚о весь  голос надрывалсЯ экскурсовод,  а ‡олотой •рам стоЯл
как ни в чем не бывало, наполовину  скрыв  от досужих взглЯдов свою красоту.
‹ишь его силуэт, отраженный в пруду, сиЯл  прозрачностью и чистотой. Ћднако,
если присмотретьсЯ, клубы пыли напоминали золотые облака, которые  окутывают
бодисатв, окружающих Ѓудду на картине "‘ошествие  Ѓожества на землю"; сам же
•рам,  замутненный пыльной тучей, был похож на старую, выцветшую картину или
на полустертый временем узор. џ не усмотрел ничего странного  в том, что шум
и толчеЯ, царившие внизу, впитывались  стройными колоннами  нижнего  Яруса и
через  ‚ершину  Џрекрасного, через  золотистого феникса уходили, сжимаЯсь  и
слабеЯ,  в  белесое  небо.  Љинкакудзи  самим  фактом  своего  существованиЯ
восстанавливал порЯдок  и приводил все в  норму.  —ем  суетливее становилась
толкотнЯ  внизу,  тем  разительнее был  эффект  Љинкакудзи,  этого мудреного
асимметричного сооружениЯ с его  вытЯнувшимсЯ на запад ђыбачьим павильоном и
суженным  обрубком ‚ершины Џрекрасного;  •рам  действовал  подобно  фильтру,
превращающему  грЯзный  поток  в  родниковую  воду.  Љинкакудзи не  отвергал
жизнерадостной  болтовни  людской толпы, он  просто втЯгивал ее  меж точеных
своих колонн и выпускал наружу  уже нечто  умиротворенное и Ясное. ’ак •раму
удавалось достичь на земле той же неподвижности, которой обладало  отражение
в глади пруда.
     „уша  моЯ  умирилась,  страх,  владевший ею, исчез.  ‚от каким  в  моем
представлении  должно быть Џрекрасное. Ћно обЯзано отгородить, защитить менЯ
от жизни.
     "…сли менЯ  ожидает такаЯ же жизнь,  как у  Љасиваги, - взмолилсЯ Я,  -
спаси менЯ, •рам, спаси и защити. џ этого не вынесу".
     ‚   словах  Љасиваги,  в  разыгранном  им  передо  мной  спектакле  мог
заключатьсЯ только  один смысл: жить и уничтожать - одно и то же. —то же это
за жизнь? ‚  ней нет ни естественности, ни красоты, присущей ‡олотому •раму,
какое-то  мучительное содрогание -  и  больше  ничего. —то  скрывать,  такое
существование было  исполнено длЯ менЯ соблазна, Я  чувствовал, что именно в
этом направлении лежит мой путь; но прежде придетсЯ изранить в кровь руки об
острые осколки  жизни -  вот какаЯ  мысль вселЯла в  менЯ  ужас. Љасиваги  с
одинаковым  презрением  относилсЯ  и к инстинктам,  и к  интеллекту. ‚се его
существо,  словно некий диковинный мЯч, катилось вперед с единственной целью
- пробить стену реальности. Ќикаких  конкретных действий не подразумевалось.
†изнь, которую предлагал мне  Љасиваги, представлЯла собой рискованный фарс:
разбить вдребезги реальность, дурачащую нас множеством неведомых обличий, и,
пока  с  реальности  сорвана  маска,  а новаЯ, неизвестнаЯ,  еще  не надета,
вычистить весь мир добела.
     џ это  понЯл позднее, когда побывал в комнате, которую снимал Љасиваги,
и увидел висевший на стене плакат. ЋбычнаЯ реклама туристического агентства,
приглашающаЯ  посетить џпонские Ђльпы:  белые  пики на  фоне  синего  неба и
поперек призыв:  "Џриглашаем вас в  мир неведомого!" Љасиваги  крест-накрест
перечеркнул  Ядовито-красным эту  надпись и горные вершины,  а сбоку написал
своим  характерным,  скачущим  почерком, похожим  на  его дерганую  походку:
"’ерпеть не могу неведомого!"

     Ќа следующий день Я  отправилсЯ на занЯтиЯ, снедаемый  беспокойством за
Љасиваги. ‘ моей стороны было, конечно, не по-товарищески бросать приЯтелЯ в
беде  и бежать от  него со  всех  ног. Ќе то  чтобы  менЯ мучила совесть, но
волноватьсЯ Я волновалсЯ:  вдруг он сегоднЯ не придет  в университет? Ћднако
перед самым началом лекции Љасиваги, целый и  невредимый, вошел в аудиторию,
как всегда неестественно дергаЯ плечами на ходу.
     Љак только  прозвенел звонок, Я приблизилсЯ  к нему и схватил за  руку.
“же  само  это  порывистое  движение   было  длЯ  менЯ  необычным.  Љасиваги
засмеЯлсЯ, скривив углы рта, и повел менЯ в коридор.
     - Љак твои ушибы?
     - Љакие еще ушибы? - взглЯнул он на менЯ, снисходительно улыбаЯсь. - Ќу
откуда им взЯтьсЯ? Ђ? ‘ чего тебе в голову-то  взбрело,  что Я действительно
ушибсЯ?
     џ  ошарашено  уставилсЯ  на Љасиваги,  а он, еще  немного помучив менЯ,
снисходительно объЯснил:
     -  ќто  же  был  цирк  чистой воды. џ  столько  тренировалсЯ падать  на
асфальт,  что достиг в  этом деле совершенства. ’ак могу грохнутьсЯ - любому
покажетсЯ, будто Я  все кости себе переломал. Џравда, Я не ожидал,  что  она
попытаетсЯ пройти мимо, словно  ничего не случилось. Ќо это ерунда. ‡ато она
в менЯ уже  втюрилась.  Ќет, не  так. Ћна втюрилась  в мои  косолапые  ноги.
ЏредставлЯешь, сама их йодом мазала.
     Љасиваги задрал штанину и предъЯвил желтую от йода щиколотку.
     Њне  показалось, что Я  разгадал  его трюк: конечно,  Љасиваги  упал на
тротуар,  чтобы привлечь к себе внимание девушки, но дело  не только в этом;
уж не пыталсЯ ли он ложной травмой  отвлечь внимание от своего уродства?  Ќо
эта догадка  не  вызвала во мне  презрениЯ к приЯтелю, наоборот, он стал мне
ближе. € еще была у менЯ одна,  вне всЯкого  сомнениЯ,  наивнаЯ  мысль:  чем
больше таких трюков и  мелких обманов в  философии  Љасиваги, думал Я,  тем,
значит, серьезнее его подлинное отношение к жизни.
     Ќадо  сказать,  что мое  сближение  с  Љасиваги  не  очень  понравилось
–урукава. Ћн  стал приставать с разными "дружескими" советами, но они только
раздражали  менЯ. ЏомнитсЯ, Я даже ответил, что –урукава  имеет  возможность
заводить  себе любых,  самых  расчудесных друзей,  мне же, мол, в  самый раз
подходит компаниЯ калеки. Љак мучили менЯ  потом  угрызениЯ совести, когда Я
вспоминал невыразимую печаль, с которой взглЯнул на менЯ тогда –урукава!

        x x x

     Љак-то в мае Љасиваги  предложил  -  не  дожидаЯсь  воскресеньЯ,  когда
кругом  будет полно народа, а прЯмо в один из будних  дней - вместо  занЯтий
отправитьсЯ на гору ЂрасиЯма на пикник. •арактерно,  что при этом он заЯвил:
"‚  Ясную погоду не  поеду. ’олько  если будет пасмурно". Љомпанию составить
нам  должны были  та  самаЯ  барышнЯ из испанского  особнЯка  и еще  соседка
Љасиваги, которую он пригласил специально длЯ менЯ.
     ‚стретитьсЯ мы договорились на станции Љитано. Љ счастью,  погода в тот
майский день выдалась на редкость унылаЯ и мрачнаЯ.
     –урукава  на  неделю  уехал  в  ’окио,  к  родным -  что-то у  них  там
стрЯслось. ќто тоже было  кстати:  конечно, –урукава не донес бы на менЯ, но
пришлось  бы  по дороге в университет отвЯзыватьсЯ от него  под каким-нибудь
предлогом.
     „а,  тЯжело  мне  вспоминать  событиЯ  той  прогулки.  Њы  были  совсем
молодыми, но весь  день  оказалсЯ  окрашен в мрачные,  злые,  беспокойные  и
нигилистские  тона,   которые,   впрочем,  свойственны   юности.   Љасиваги,
несомненно, предвидел это  заранее и выбрал столь неподходЯщую длЯ  прогулки
погоду не случайно.
     „ул  порывистый юго-западный  ветер; он то набирал  силу,  то  внезапно
затихал,  и временами в  воздухе проносились  лишь легкие нервные дуновениЯ.
Ќебо налилось  свинцом,  но о  том, где  находитсЯ солнце, все же можно было
догадатьсЯ:  облака  в  одном  месте  источали беловатое  сиЯние -  так  под
покровом одежд  угадываетсЯ белаЯ женскаЯ грудь; однако тусклое свечение тут
же растворЯлось в монотонной серости туч.
     Љасиваги сдержал слово. џ увидел его  у  вокзального турникета рЯдом  с
двумЯ женскими фигурами. Ћдну  из  них Я сразу узнал: тонкий, надменный нос,
припухшие губы.  —ерез плечо красавицы, поверх дорогого заграничного платьЯ,
висела на  ремешке  флЯга. ђЯдом с  этой  барышней пухленькаЯ и  низкорослаЯ
соседка  Љасиваги,  скромно  одетаЯ  и   неприметнаЯ,  выглЯдела  жалковато.
Џожалуй,  только  маленький подбородок  да  поджатые  губки были  по-девичьи
привлекательны.
     Ќастроение, которому по всем  понЯтиЯм следовало  бы быть  праздничным,
испортилось  у  менЯ еще  в  электричке.  Љасиваги и его  подруга все  времЯ
ссорились между собой (слов,  правда, разобрать Я не мог); несколько раз она
прикусывала губу, Явно сдерживаЯ  слезы. ‚тораЯ девица сидела с безразличным
видом и  тихонько напевала модную песенку.  ‚друг  она обернулась ко  мне  и
затараторила:
     - ‡наешь, у менЯ по соседству живет одна дамочка, красиваЯ такаЯ, уроки
икэбаны  дает. Ћна мне на днЯх одну романтическую историю рассказала  - ужас
до чего  грустнаЯ! “ нее во времЯ войны был любовник, офицер, ну и отправили
его,  значит, на фронт. Ќапоследок они устроили церемонию прощаниЯ  в  храме
Ќандзэндзи.  ђодители  не  разрешали  им  поженитьсЯ, а  у  нее уже  ребенок
родилсЯ,  умер,  правда,  родами,  беднЯжка,  прЯмо перед тем, как  ему,  ну
офицеру в смысле,  на фронт идти. ’ак  уж он убивалсЯ, так убивалсЯ, а когда
они   прощались,  он,   значит,  говорит:   хочу,  говорит,  молока   твоего
попробовать. ЏредставлЯешь? Ќу,  времени уже не  было, так  она  ему прЯмо в
чашку с  чаем нацедила, а  он взЯл  и выпил. € что  ты думаешь  -  месЯца не
прошло,  а офицера-то и убило. ’ак она  с тех пор одна и  живет, уроки дает.
†алко - молодаЯ, красиваЯ.
     џ слушал  и не верил своим  ушам. ‚новь  перед моим взором предстала та
немыслимаЯ сцена в Ќандзэндзи, невольными свидетелЯми которой оказались мы с
–урукава в конце  войны.  „евушке Я  ничего об  этом  рассказывать  не стал.
Ќарочно  - .иначе Я предал бы таинственное волнение,  охватившее менЯ тогда;
если же  Я  промолчу, подумалось мне, разъЯснение  этой истории не обесценит
ее, а, наоборот, еще более усугубит ее загадочность.
     Џоезд  тем временем  проезжал  мимо  бамбуковых  рощ  Ќарутаки.  ‹истьЯ
тростника  пожелтели, ведь  шел уже  май.  ‚етер  шелестел  ветвЯми,  срывал
пожухшие листьЯ, и они  падали на густую траву; но корнЯм бамбука, казалось,
не было дела до увЯданиЯ, они стоЯли незыблемо, в беспорЯдочном переплетении
отростков. ‹ишь те стволы, что росли ближе всего к железнодорожному полотну,
вовсю раскачивали  ветвЯми  в вихре, поднЯтом поездом. Њне бросилсЯ  в глаза
один  молоденький, сиЯющий зеленью бамбук.  ‚ мучительном изгибе  его ствола
чувствовалось нечто грациозное и фантастическое;  он еще долго стоЯл у  менЯ
перед глазами, пока не исчез навсегда...
     ‚ыйдЯ из поезда, мы направились к  горе ЂрасиЯма и  возле моста  ’огэцу
увидели гробницу фрейлины Љого.
     ‘огласно  легенде,  прекраснаЯ  фрейлина  Љого,  фаворитка   императора
’акакура,  страшась гнева всемогущего Љиемори ’айра21, скрылась из столицы в
‘агано.  Џо  приказу  императора беглЯнку  отправилсЯ  разыскивать  Ќакакуни
Њинамото и однажды в середине  осени,  лунной ночью, обнаружил ее убежище по
едва  слышному звону  струн  бива. Љрасавица пела песню "‘ любовью  думаЯ  о
нем".  ‚  пьесе театра  Ќо  "Љого" эта сцена  описываетсЯ следующим образом:
"‡ачарован  лунным светом,  прибыл он в  долину  •орин и услышал среди  ночи
струн  далекий перезвон. Ћн не понЯл поначалу, то  ли это голос ветра, то ли
отзвук лютой  бури,  проносившейсЯ в горах. Ќо когда ему сказали: "ќто песнь
тоски сердечной", он возрадовалсЯ, ибо в песне слышалась любовь".
     Ћстаток  жизни  фрейлина  провела  в  ‘агано,  удалившись  от  мира,  и
каждодневно  возносила   молитвы   за  упокой   души  своего   возлюбленного
императора.
     ѓробница представлЯла собой небольшую каменную башенку, к  которой вела
узкаЯ тропинка. Џо сторонам могилы росли огромный клен и древнЯЯ, наполовину
засохшаЯ слива. Њы с Љасиваги с самым благочестивым видом прочитали короткую
сутру  в  памЯть  легендарной  фрейлины.  ЌапускнаЯ  набожность,  с  которой
Љасиваги  произносил  слова молитвы,  была  настолько  кощунственна,  что  Я
поневоле   поддалсЯ  его  примеру  и   тоже  загнусавил   с   преувеличенной
торжественностью. ќто небольшое свЯтотатство необычайно оживило менЯ, Я стал
чувствовать себЯ гораздо свободнее.
     - †алкий вид имеют все эти прославленные гробницы, - заЯвил Љасиваги. -
Ѓогатые и власть имущие оставлЯют  потомкам на памЯть роскошные надгробиЯ  и
сногсшибательные   усыпальницы.  “   этой   публики  при   жизни   полностью
отсутствовала фантазиЯ, вот и могилы они себе сооружали такие, что  смотреть
тошноу  -  никакого  простора  воображению. —то  же касаетсЯ  так называемых
"благородных героев  и героинь", то они как раз имели фантазию  будь здоров,
их гробницы  уповают исключительно на наше с тобой воображение.  ’олько это,
по-моему,  еще  противнее:  представлЯешь,  человек  давно   умер,   а   все
выпрашивает, все чего-то клЯнчит у людей.
     -  ‚ыходит, благородство  -  не более  чем  игра воображениЯ? -  весело
спросил  Я.  -  ‚от  ты  часто  говоришь  о  реальности. ‚  чем,  по-твоему,
реальность благородства?
     -  Ђ вот в этом, - Љасиваги  шлепнул ладонью  по  заросшему мхом  камню
башенки. - ‚ неорганике, остающейсЯ после смерти человека.
     - ’ы прЯмо буддийский проповедник, - усмехнулсЯ Я.
     - …рунда, при чем тут буддизм? €  благородство,  и  культура, и  разные
выдуманные   человеком   эстетические   категории   сводЯтсЯ   к  бесплодной
неорганике. ‚озьми хоть пресловутый ‘ад Љамней - обычные булыжники, и больше
ничего. Ђ философиЯ? ’от же камень. € искусство - камень. ‘тыдно сказать, но
единственным органическим увлечением человечества ЯвлЯетсЯ политика. —еловек
- это такаЯ тварь, котораЯ сама на себЯ гадит.
     - Ђ куда ты относишь половое чувство?
     - Џоловое чувство?  Ћно где-то посередине. —еловек и камень играют друг
с другом в пЯтнашки, один переходит в другого, а потом обратно.
     џ хотел  возразить, воспротивитьсЯ  его представлению  об  эстетических
категориЯх,   о   Џрекрасном,   но  нашим  спутницам  наскучила  отвлеченнаЯ
дискуссиЯ,  они  направились  назад, к  дороге,  и нам пришлось следовать за
ними.
     ‘ тропинки  открывалсЯ  вид на  реку •одзугава, на дамбу, перекрывавшую
поток к северу от моста ’огэцу. ѓора ЂрасиЯма, высившаЯсЯ на противоположном
берегу,  была  покрыта  тусклой  и  мрачной зеленью,  лишь  вода  у  плотины
жизнерадостно  кипела  белой  пеной, журчание и плеск  заглушали все  прочие
звуки.
     Џо реке скользило немало лодок, но когда мы вошли в парк ЉамэЯма, людей
там почти не было, лишь бумажки и мусор на траве.
     “  ворот парка мы  обернулись и  еще  раз окинули взглЯдом реку, гору и
деревьЯ, покрытые молодой  листвой. Ќапротив,  на  другом  берегу, по склону
сбегал небольшой водопад.
     - Љрасивый ландшафт - это и есть ад, верно? - сказал Љасиваги.
     Ќесет первое, что взбредет в голову, с раздражением подумал  Я, но  все
же попыталсЯ взглЯнуть на пейзаж глазами  Љасиваги, стараЯсь усмотреть в нем
что-нибудь  инфернальное. € не без успеха. ‚ тихой картине природы, покрытой
молодой зеленью, Я уловил  дыхание ада. Ћно давало почувствовать себЯ и днем
и  ночью, всегда и  везде - достаточно было  только о  нем  подумать. ‘тоило
призвать ад, и он сразу оказывалсЯ тут как тут.

     ‡наменитые  вишневые деревьЯ ЂрасиЯма, по преданию пересаженные сюда  в
XIII  веке с  горы Ёсино,  уже отцвели, и теперь их ветки зеленели  молодыми
листочками.  ‚  этих  краЯх вишни после цветениЯ  утрачивают  всЯкий  смысл,
словно имена умерших красавиц.
     ‚прочем,  больше  всего в  парке  ЉамэЯма  росло  сосен,  неподвластных
временам  года. ‚ысокие деревьЯ на крутых склонах тЯнулись ввысь и обрастали
ветвЯми лишь  на  значительном удалении  от  земли;  вид  пересекающихсЯ под
разными  углами  голых  стволов  создавал  беспокойное  ощущение  нарушенной
перспективы.
     „орожка, опоЯсывавшаЯ  территорию парка, то резко поднималась вверх, то
снова  шла   вниз;  вырубки  перемежались  кустарниками,  посадками  молодых
сосенок,  а  возле  огромного белого  камнЯ, глубоко вросшего в землю, пышно
цвели пурпурные азалии. џркий этот цвет на  фоне угрюмого неба показалсЯ мне
зловещим.
     Њы миновали качели, на которых раскачивалась юнаЯ  пара, поднЯлись чуть
выше по  склону и на вершине небольшого холма присели передохнуть в беседке.
Ќа  востоке  от  нас раскинулсЯ  обширный  парк,  на заиаде,  за  деревьЯми,
виднелась  река.  ‘низу беспрестанно доносилсЯ пронзительный скрип  качелей,
похожий на визг пилы.
     ЃарышнЯ  развернула сверток с завтраком. Ќе  зрЯ  Љасиваги говорил, что
еду мне брать  с собой не обЯзательно: здесь были и бутерброды, и  заморские
сласти,  и  даже бутылка виски,  которым  снабжали оккупационные  войска,  -
Японец  мог  его купить  разве что на  черном  рынке. ‚  то времЯ  Љиото был
центром спекулЯции всего района Ћсака - Љиото - Љобэ.
     џ обычно не пил спиртного, но  тут, следуЯ примеру Љасиваги, с поклоном
принЯл рюмку из рук девушки. Ќаши спутницы предпочитали чай из флЯги.
     џ до  сих  пор не  мог поверить, что Љасиваги и эту красавицу свЯзывают
близкие  отношениЯ.  Џочему  такаЯ  гордЯчка  снизошла  до  нищего,  хромого
студента?  ‘ловно  отвечаЯ  на  мой  невысказанный  вопрос,  Љасиваги  после
двух-трех рюмок заговорил:
     - ‚идел,  как  мы  с ней  собачились в электричке?  Џонимаешь, родители
заставлЯют ее выходить замуж за одного типа, которого она  терпеть не может.
Ќу, она сразу хвост поджала и лапки кверху. Ђ Я ее попеременно то утешал, то
пугал, что расстрою к чертовой матери эту свадьбу.
     ‚се это Љасиваги говорил мне, словно девушка и не сидела тут же, вместе
с нами. Ћна молча слушала его,  и на  лице  ее не дрогнул ни единый  мускул.
Ќежную шею украшали голубые фарфоровые бусы, роскошные волосы бросали мЯгкую
тень  на  лицо,  сиЯвшее почти нестерпимой  свежестью на фоне хмурого  неба.
‡атуманенный взглЯд придавал этому  лицу обнаженное и беззащитное выражение.
Џрипухлые  губы,  как  всегда, были слегка приоткрыты, и  в  узкой щели сухо
белели зубки - мелкие, ровные и острые, словно у какого-нибудь зверька.
     - Ћ-о!  Љак больно!  - закричал вдруг Љасиваги и,  согнувшись  пополам,
схватилсЯ  руками за щиколотки. џ испуганно кинулсЯ к нему, но  он оттолкнул
менЯ,  незаметно подмигнув,  -  по  лицу его скользнула  холоднаЯ улыбка.  џ
отпрЯнул.
     -  Ђ-а!  Ѓольно!  -  снова  застонал  Љасиваги,  в  его  крике  звучала
неподдельнаЯ  мука. џ непроизвольно взглЯнул на барышню. ‹ицо ее разительным
образом переменилось:  глаза  лихорадочно заблестели, задрожали  губы,  лишь
гордый точеный носик оставалсЯ все тем же, странно контрастируЯ с остальными
чертами и нарушаЯ гармонию этого лица.
     - Џрости менЯ! Џрости! ‘ейчас Я тебЯ вылечу! ‘ейчас!
     ‚первые Я  услышал,  чтобы она  говорила  таким  пронзительным голосом,
словно кроме них двоих здесь никого  не было. „евушка поспешно оглЯделась по
сторонам, опустилась на колени и обнЯла ноги Љасиваги. ‘начала она прижалась
к ним щекой, потом стала осыпать поцелуЯми.
     ‚новь, как и при  первой их встрече, менЯ охватил непреодолимый ужас. џ
обернулсЯ на вторую девушку. Ћна смотрела в другую сторону и  с безразличным
видом мурлыкала песенку...
     ‚ это мгновение сквозь тучи проглЯнуло солнце. Ђ может быть, мне только
показалось. Ћднако несомненно одно: тихому спокойствию пейзажа пришел конец;
всЯ прозрачнаЯ картина,  окружавшаЯ нас -  сосновые рощи, блеск речной воды,
синевшие  вдали  горы, белые  скалы,  Яркие  пЯтна  азалий,  -  вдруг словно
покрылась сеткой мельчайших трещин.
     —удо, которого, очевидно, жаждала барышнЯ, свершилось - стоны  Љасиваги
постепенно затихли. Ћн поднЯл голову и опЯть послал мне холодный насмешливый
взглЯд.
     - Џрошло! —удеса да  и только.  Ќадо же, стоит тебе так сделать, и боль
сразу куда-то уходит.
     Ћн  взЯл барышню обеими руками за волосы и  поднЯл ее лицо  кверху. Ћна
глЯдела на него  снизу, словно преданнаЯ  собака, и  искательно улыбалась. ‚
безжалостном  свете пасмурного днЯ лицо  юной красавицы  внезапно показалось
мне уродливой физиономией старухи, о которой рассказывал Љасиваги.
     Џосле "совершениЯ  чуда"  мой  приЯтель пришел  в отличное расположение
духа. ‚ его безудержном веселье временами сквозило чуть ли не безумие. Ћн то
заливалсЯ громким хохотом,  то сажал  барышню себе на колени и начинал с ней
целоватьсЯ. ‘мех его раскатывалсЯ эхом по лесистому склону.
     -  Ќу,  что сидишь как пень? -  крикнул мне Љасиваги. - џ же специально
длЯ тебЯ подружку  привел,  так давай, обхаживай ее! €ли ты боишьсЯ, что она
станет смеЯтьсЯ над твоим заиканием? Ќичего,  ничего,  заикайсЯ!  Њожет,  ей
нравЯтсЯ заики!
     - ’ак ты  заика? - спросила менЯ его соседка, словно впервые услышав об
этом. - Ќичего себе компаниЯ собралась - сплошные калеки.
     …е  слова  больно кольнули менЯ,  стало невмоготу  оставатьсЯ здесь.  џ
испытал  к  этой  девице  жгучую ненависть, но  -  странное  дело  - тут  же
закружилась голова, и на смену, ненависти пришло желание.
     - Ќу, расходимсЯ, - объЯвил Љасиваги, поглЯдываЯ на юную  пару, все еще
качавшуюсЯ на качелЯх. - ‚стречаемсЯ в этой же беседке через два часа.
     Ћни  с  барышней  ушли. Њы спустились немного вниз, а потом вновь стали
подниматьсЯ по отлогому склону.
     -  ‘нова девушке голову морочит своими чудотворными  фокусами.  Ћбычный
его трюк, - заметила девица.
     џ спросил, заикаЯсь:
     - Ђ откуда ты знаешь?
     - Џодумаешь, у менЯ у самой с ним роман был.
     - Ђ сейчас уже нет? € ты не ревнуешь?
     - ‚от еще. —то с него, с калеки, возьмешь.
     ќти ее слова придали мне мужества, и Я продолжил свой допрос:
     - ’ы что, тоже с ума сходила по его ногам?
     -  Ѓрр,  -  передернула  плечами  девушка.  -  Ќе  говори  мне  об этих
лЯгушачьих лапах. ‚от глаза у него красивые, это да.
     ‚оскресшее  ненадолго  мужество  опЯть оставило  менЯ.  —то  бы там  ни
фантазировал себе Љасиваги, эта девушка, оказываетсЯ, любила его за красоту,
о которой  он сам и не подозревал. Њое же чувство собственного превосходства
основывалось на убеждении, что Я  знаю о  самом себе абсолютно все  и что во
мне ничего привлекательного нет и в помине.
     ‚зобравшись  на  возвышенность,  мы  оказались  на небольшой уединенной
лужайке.  ‘квозь  ветви  сосен  и криптомерий  вдали  виднелись силуэты  гор
„аймондэиЯма и  Ќеигадакэ.  ‚есь склон  холма, на котором мы находились, был
покрыт бамбуковой порослью, спускавшейсЯ к  самым городским домам, а вдалеке
белела запоздалыми  цветами одинокаЯ вишнЯ.  "—то-то отстала ты от подруг, -
подумал Я, - тоже, наверное, заикаешьсЯ".
     Њне с