грузнаЯ женщина, “ нее были самые красивые плечи, руки  и
шеЯ,  какие  мне  когда-либо приходилось видеть, полные, округлые, изЯщные и
гибкие. ‹ицо  у нее было смуглое, нос прЯмой и тонкий; когда  она улыбалась,
за ее свежими чувственными губами влажно сверкали два рЯда изумительно белых
зубов; в ее больших глазах прекрасного золотисто-каштанового цвета светилась
чувственность,  а  порой  в  минуты  страстного  самозабвениЯ  они  казались
какими-то странно растерЯнными. ќмилиЯ, как Я уже говорил, не была настоЯщей
красавицей,  но,  не  знаю уж  почему, казалась прекрасно сложенной,  то  ли
благодарЯ гибкой талии,  подчеркивавшей  линию бедер и груди,  то ли потому,
что  держалась очень прЯмо и  с большим достоинством, то ли из-за вызывающей
красоты и девической  силы длинных,  стройных ног. Ћдним словом,  в ней была
непринужденнаЯ  грациЯ  и  та  естественнаЯ  спокойнаЯ  величавость, котораЯ
даетсЯ  одной  лишь  природой  и поэтому кажетсЯ  еще более  таинственной  и
непостижимой.
     Џока  ќмилиЯ  ходила  из  спальни  в  гостиную,  а  Я,  расстроенный  и
растерЯнный, смотрел на нее,  не знаЯ, что сказать, мой взглЯд соскользнул с
ее спокойного лица на ее фигуру, очертаниЯ  которой по временам проглЯдывали
сквозь  тонкую рубашку; и вдруг в мою душу закралось  подозрение, что ќмилиЯ
менЯ больше не любит; менЯ пронзила  мучительнаЯ  мысль,  что близость между
нами  невозможна.  Ќикогда  прежде  Я не испытывал  ничего  подобного, и  на
мгновение  это ошеломило  менЯ, но  вместе с тем Я не мог поверить,  что это
правда. Љонечно, любовь прежде  всего чувство, но также и невыразимаЯ, почти
одухотвореннаЯ плотскаЯ  близость.  „о  этого  Я не  задумываЯсь наслаждалсЯ
своей любовью, как чем-то  вполне естественным и  само  собой  разумеющимсЯ.
’еперь же Я  вдруг  увидел то, чего раньше  никогда не замечал, и понЯл, что
прежней близости между нами, видимо,  больше не  будет  и даже уже нет.  Љак
человек,  внезапно очутившийсЯ на краю бездны,  Я ощутил нечто вроде сосущей
тоски при мысли о том, что на смену нашей близости неизвестно почему  пришла
отчужденность.
     ‚се  мои  мысли  сосредоточились  на  этом,  все  перевернувшем  во мне
ощущении;  ќмилиЯ тем временем,  по-видимому, принимала ванну: Я слышал, как
из кранов  льетсЯ  вода. џ  остро  сознавал  свое бессилие и в  то же  времЯ
мучительно  желал побороть в  себе это чувство.  „о  сих пор Я  любил ќмилию
легко  и  бездумно;  моЯ  любовь  к  ней словно  до  волшебству выливалась в
бессознательный, бурный, вдохновенный порыв, зависевший, как  мне до сих пор
казалось,  от менЯ, и только от менЯ.  ’еперь же  Я впервые понЯл,  что  все
зависело от такого же ответного порыва ќмилии и поддерживалось им; видЯ, как
она переменилась, Я испугалсЯ, что не  смогу любить  ее с прежней легкостью,
непринужденностью  и  естественностью.  ‘ловом,  Я  боЯлсЯ, что  в  чудесную
близость между нами  проникнет холод и скованность с моей стороны, а с ее...
џ не знал, как она себЯ поведет, но предчувствовал, что всЯкое принуждение с
моей стороны встретит у нее в лучшем случае лишь безучастную пассивность.
     ‚ эту  минуту  ќмилиЯ прошла  мимо менЯ,  направлЯЯсь в гостиную. Џочти
непроизвольно Я приподнЯлсЯ и, схватив ее за руку, сказал:
     - Џойди сюда... џ хотел бы поговорить с тобой.
     ‚ первое мгновенье  она сделала шаг назад, но тут же уступила и присела
на кровать, правда, на некотором расстоЯнии от менЯ.
     - Џоговорить? Ћ  чем ты хочешь со мной поговорить? Ќе знаю почему, но у
менЯ тревожно сжалось сердце. ‚озможно, это была робость, чувство,  которого
до сих пор в  наших отношениЯх не было и которое,  как мне казалось, больше,
чем что-либо, указывало на происшедшую перемену.
     - „а, поговорить, сказал Я. Њне кажетсЯ, что-то у нас изменилось.
     ќмилиЯ взглЯнула на менЯ и спокойно ответила:
     - Ќе понимаю... Џочему изменилось? Ќичего не изменилось.
     - џ-то не изменилсЯ, а вот ты да.
     - ‚овсе Я не изменилась... џ такаЯ же, как была.
     - ђаньше  ты  любила  менЯ больше...  ’ы  огорчалась, когда Я  уходил и
оставлЯл тебЯ  одну...  Ђ  потом,  тебе  не было неприЯтно спать со  мной...
наоборот.
     - Ђх, вот в  чем дело! воскликнула она, но Я заметил,  что  в голосе ее
уже не было прежней уверенности. џ так и знала, что ты вообразишь что-нибудь
такое...  —его ты ко мне пристал? џ не хочу спать с тобой просто потому, что
хочу высыпатьсЯ, а когда мы спим вместе, мне это не удаетсЯ, вот и все.
     ‘транно, но теперь Я вдруг  принЯл ее доводы, и мое скверное настроение
быстро рассеЯлось: оно растаЯло, как воск подле огнЯ. ќмилиЯ сидела рЯдом со
мной в измЯтой рубашке, сквозь которую просвечивало ее тело; Я желал ее, мне
казалось  непонЯтным, почему она не замечает этого, почему она не умолкнет и
не  обнимет  менЯ,  как  бывало   прежде,  стоило   лишь  встретитьсЯ  нашим
взволнованным взглЯдам. ‘ другой стороны, это желание вселЯло в менЯ надежду
не только на то, что во  мне пробудитсЯ прежнее влечение к ќмилии, но  и что
оно вызовет у ќмилии ответное чувство ко мне.
     - …сли ничто не изменилось, докажи мне это, тихо сказал Я.
     - Ќо Я же доказываю тебе это ежедневно, ежечасно.
     - Ќет, сейчас.
     џ  привстал  и, почти  грубо схватив  ее за  волосы,  хотел поцеловать.
ќмилиЯ  позволила  привлечь  себЯ, но  в  последний  момент легким движением
головы уклонилась от поцелуЯ, так что губы мои коснулись лишь ее шеи.
     -  ’ы  не хочешь,  чтобы  Я тебЯ  поцеловал?  спросил Я, выпускаЯ ее из
объЯтий.
     -  Ќе в этом  дело, все  с  тем  же безразличием проговорила  ќмилиЯ  и
поправила волосы.  …сли бы речь шла только о поцелуе, Я охотно поцеловала бы
тебЯ... Ќо ты же не ограничишьсЯ этим... Ђ теперь уже поздно.
     …е рассудительность и холодность обидели менЯ.
     - Ќу, длЯ этого никогда не поздно.  џ опЯть попыталсЯ поцеловать ќмилию
и, взЯв ее за руку, привлек к себе.
     - Ћй! ’ы сделал мне больно! воскликнула она.
     џ едва коснулсЯ  ее; прежде, в пору нашей любви, случалось, что Я душил
ее в своих объЯтьЯх, и все-таки у нее не вырывалось даже стона.
     - ђаньше тебе не бывало больно, разозлившись, сказал Я.
     -  “ тебЯ не руки, а  клещи, заметила ќмилиЯ, ты совсем не считаешьсЯ с
этим... ’еперь у менЯ останетсЯ синЯк.
     ‚се это она произнесла равнодушно и без всЯкого кокетства.
     - Ќу так как, спросил Я резко, хочешь ты менЯ поцеловать или нет?
     - Џожалуйста. Ћна привстала и по-матерински коснулась губами моего лба.
Ђ теперь пусти менЯ, Я хочу спать... “же поздно.
     џ ничего не мог понЯть. џ снова обнЯл ее за талию.
     - ќмилиЯ, сказал Я, наклонЯЯсь к ней, так как она отстранЯлась от менЯ,
Я хотел, чтобы ты поцеловала менЯ не так.
     Ћна оттолкнула менЯ и повторила, но теперь уже сердито;
     - Џусти менЯ... Њне больно.
     - Ќеправда, не может  быть, пробормотал Я  сквозь  зубы,  сжимаЯ  ее  в
объЯтьЯх.
     Ќа  этот   раз  ќмилиЯ  высвободилась  несколькими   сильными,  резкими
движениЯми, встала и, словно вдруг решившись, сказала мне в лицо:
     - …сли тебе так уж приспичило, пожалуйста...  Ќо не делай мне больно, Я
не желаю, чтобы со мной грубо обращались.
     ‚о мне все оборвалось. Ќа этот раз голос ќмилии звучал холодно, сухо, в
нем  не было  даже  намека на  чувство. Ќа  мгновение  Я  замер. џ сидел  на
кровати, зажав руки между коленЯми, опустив голову. „о менЯ снова донессЯ ее
голос:
     - …сли ты действительно хочешь, Я буду твоей... •очешь?
     Ќе поднимаЯ головы, Я тихо ответил:
     - „а, хочу.
     ќто была неправда, теперь Я уже не хотел ее. Ќо мне надо было сломить в
ней эту новую, странную отчужденность. џ услышал, как она сказала: "•орошо",
затем прошла по комнате, обогнув за моей спиной кровать. "…й надо снЯть одну
лишь  рубашку",  подумал Я  и вспомнил,  что  прежде смотрел  на нее в такие
минуты завороженными глазами, словно разбойник из сказки, который, произнесЯ
магическое  слово, видит,  как медленно распахиваетсЯ дверь пещеры, открываЯ
его  взору  блеск  несметных  сокровищ. Ќо  теперь  Я  не  хотел смотреть. џ
понимал,  что смотрел  бы на нее  уже другим взглЯдом не  открытым и чистым,
хотЯ и  страстным, а  таким,  каким его  сделало  равнодушие  ќмилии алчным,
оскорбительным  и  длЯ нее, и длЯ менЯ.  џ по-прежнему  сидел, низко опустив
голову и зажав руки между колен. ‘пустЯ некоторое времЯ Я услышал,  как тихо
скрипнули пружины матраца: ќмилиЯ легла  на постель  и забралась под одеЯло.
ЏослышалсЯ  шорох, по-видимому, ќмилиЯ  устраивалась  поудобнее.  Џотом  она
сказала все тем же новым, ужасным тоном:
     - Ќу же, иди... —его ты ждешь?
     џ не обернулсЯ, даже не пошевелилсЯ; и вдруг Я спросил  себЯ, а не было
ли в наших отношениЯх всегда  все точно так же. „а, ответил Я себе, все было
более или менее так. ќмилиЯ раздевалась и ложилась в постель, а как же могло
быть иначе? Ќо в то же времЯ все было  совсем по-другому. Џрежде никогда  не
было  этой  бездушной,  холодной,  пассивной  податливости,  котораЯ  теперь
ощущалась  не только в  тоне ќмилии, но  даже  в скрипении пружин,  в шорохе
примЯтого одеЯла. Џрежде все совершалось в вихре вдохновенного неосознанного
порыва,  в  опьЯнении  взаимного  чувства. Џорой,  когда ум  бывает захвачен
важной мыслью, случаетсЯ, уберешь какую-нибудь вещь книгу, щетку, ботинок  и
потом  часами тщетно  ищешь ее, пока  в конце концов  не обнаружишь  в самом
невероЯтном месте, куда и положить-то ее было нелегко на шкафу, или в  самом
дальнем углу  комнаты,  или  же в  Ящике стола. ’ак  бывало со мной прежде в
минуты любви. ‚се происходило стремительно, в каком-то опьЯнении и волшебном
самозабвении: Я  оказывалсЯ  в  объЯтьЯх ќмилии,  почти не  помнЯ,  как  это
случилось и что  произошло между той  минутой,  когда мы сидели  друг против
друга,  еще спокойные, не испытываЯ  желаниЯ, и тем мгновением,  когда  наши
тела  сплетались. ’еперь у ќмилии не было этой самозабвенности, а поэтому не
было ее  и у  менЯ. ’еперь Я мог бы холодно и жадно разглЯдывать ее,  а она,
несомненно, могла  бы точно так же холодно разглЯдывать менЯ. ќто  ощущение,
которое  обретало  все большую Ясность,  неожиданно породило  точный  образ:
передо мной была уже не жена, которую Я любил и котораЯ  любила менЯ, передо
мной  была  проститутка,  недостаточно  терпеливаЯ и  недостаточно  опытнаЯ,
котораЯ равнодушно приготовилась принЯть мои объЯтиЯ, надеЯсь, что они будут
непродолжительными  и  не слишком ее утомЯт.  Ќа мгновение образ этот возник
перед моими глазами, как  призрачное  видение, потом он  как  бы прошел мимо
менЯ и  слилсЯ с лежавшей за моей спиной ќмилией. ‚ ту же минуту  Я встал и,
не оборачиваЯсь, сказал:
     -  Ќе  надо...  џ уже  не  хочу...  Џойду спать в гостиную... ЋставайсЯ
здесь. € на цыпочках вышел.
     „иван  был  застлан,  одеЯло  отогнуто,  рЯдом  лежал  халат  ќмилии  с
закатанными рукавами.  џ  взЯл  ночную рубашку,  стоЯвшие  на полу шлепанцы,
халат,  который ќмилиЯ положила на  кресло, и, вернувшись в спальню,  сложил
все это на стул.  Ќа  этот  раз, не удержавшись, Я  взглЯнул на  нее. ќмилиЯ
лежала  все  в той  же позе, которую принЯла,  сказав  мне:  "Ќу,  иди  же",
обнаженнаЯ,  одна  рука  заложена  за  голову,  лицо  с  широко  раскрытыми,
безучастными,  словно  невидЯщими  глазами  обращено  ко  мне,  другаЯ  рука
вытЯнута вдоль  тела. ќто  была  уже  не  проститутка, а  призрачный  образ,
овеЯнный  дыханием  тоски по  невозможному. ќмилиЯ  находилась  в нескольких
шагах  от  менЯ, но  казалась такой далекой, словно  она была  существом  из
другого мира, расположенного за пределами реального и осЯзаемого.

        ѓлава 5

     ‚  тот вечер Я, конечно,  уже предчувствовал, что  длЯ  менЯ начинаетсЯ
сложнаЯ жизнь,  но,  страннаЯ  вещь,  Я не сделал из  поведениЯ  ќмилии  тех
выводов, которые, казалось бы, напрашивались сами собой. Љонечно, тогда  она
проЯвила  холодность и  равнодушие, а Я  предпочел  отказатьсЯ от  любви, не
желаЯ  принимать  ее на таких  условиЯх.  Ћднако  Я  любил  ќмилию, а любовь
заставлЯет не только надеЯтьсЯ, но и забывать.  Џрошел день, и, не  знаю уже
как,  инцидент  предыдущего  вечера,  впоследствии  показавшийсЯ  мне  таким
знаменательным,  почти утратил  в  моих  глазах всЯкое  значение;  тЯгостное
чувство отчужденности  рассеЯлось,  все свелось  к обычной размолвке.  ‹егко
забываешь  то, о чем не  хочетсЯ  вспоминать. ‘  другой  стороны,  забыть  о
случившемсЯ, думаю, помогла мне и сама ќмилиЯ, котораЯ, хотЯ она по-прежнему
спала одна, больше уже не отвергала моей любви. Џравда, ќмилиЯ проЯвлЯла все
ту  же  холодность и  пассивность,  которые вызвали  у менЯ  в первый момент
чувство возмущениЯ  и протеста; но, как это часто случаетсЯ, то, что сначала
было неприемлемым,  через  несколько  дней  стало  казатьсЯ  мне  не  только
приемлемым, но даже приЯтным. Ћдним словом, сам того не замечаЯ, Я ступил на
ту зыбкую почву, где благодарЯ  уверткам  и  ухищрениЯм жаждущей обмана души
холодность представлЯетсЯ  на  следующий день самой  пылкой  любовью.  ‚ тот
первый  вечер Я возмутилсЯ, подумав, что ќмилиЯ ведет себЯ как  проститутка,
но прошло меньше недели, и Я уже соглашалсЯ обладать ею  как проституткой. ‚
глубине души Я,  вероЯтно, боЯлсЯ, что любовь  ќмилии ко  мне совсем остыла,
поэтому был  благодарен ей даже за ее  холодность и нетерпеливое равнодушие,
словно именно такими и должны были быть наши супружеские отношениЯ.
     Њне все еще хотелось думать, что ќмилиЯ любит менЯ, как прежде, вернее,
Я вообще  старалсЯ не  думать  о нашей  любви.  €  все  же менЯ не оставлЯли
подозрениЯ, что отношениЯ между нами  изменились. џ даже стал иначе смотреть
на  свою  работу. Ћтказавшись на  времЯ от  мечты о  театре, Я  занЯлсЯ кино
только  длЯ  того,  чтобы  удовлетворить  страстное   желание  ќмилии  иметь
собственный дом. Џока Я был уверен, что ќмилиЯ любит менЯ, работа сценариста
не казалась мне слишком тЯгостной, но после того, что произошло в тот вечер,
Я  неожиданно  стал  замечать,  что  эта  работа   вызывает  у  менЯ  скуку,
недовольство и отвращение. ‚ самом  деле, ведь Я  согласилсЯ писать сценарии
длЯ   кино,   как  согласилсЯ  бы  на   всЯкую  другую  работу,  даже  более
неблагодарную и менее интересную, только из любви к ќмилии. ’еперь же, когда
ее  любовь от менЯ ускользала, работа эта  утратила длЯ  менЯ всЯкий смысл и
представлЯлась лишь бессмысленным рабством.
     ’ут  Я  хочу сказать несколько  слов  о ремесле  сценариста хотЯ бы длЯ
того, чтобы  было Ясно, что Я в то времЯ чувствовал. Љак известно, сценарист
это тот, кто, чаще всего в сотрудничестве с другим сценаристом и режиссером,
пишет  сценарий,  то  есть создает  канву,  на  основе  которой в дальнейшем
возникает фильм. ‚ соответствии с развитием действиЯ  в сценарии указываютсЯ
все жесты  и реплики  актеров, а также различные повороты  съемочной камеры.
’аким   образом,   сценарий  это   в  одно  и   то  же  времЯ   и  пьеса,  и
кинематографическаЯ разработка, и режиссерский план. Ќо хотЯ роль сценариста
в создании  фильма  огромна и  в этом  смысле  он занимает место сразу же за
режиссером,  по существующей до сих  пор в кино традиции сценарист считаетсЯ
фигурой второстепенной и  всегда остаетсЯ в тени. …сли оценивать искусство с
точки  зрениЯ  непосредственного  выражениЯ  а  по-другому  оценивать его  и
нельзЯ, то сценарист это художник, который вкладывает в фильм всю свою душу,
не получаЯ  при этом  никакого  удовлетворениЯ  от сознаниЯ,  что выразил  в
фильме самого себЯ. ’руд его творческий, и все-таки он  всего лишь поставщик
находок, выдумок, технических, психологических и литературных указаний; дело
режиссера затем  обработать  весь  этот материал  в  соответствии  со  своим
талантом и выразить себЯ в фильме. ‘ценарист, таким образом, человек, всегда
остающийсЯ  на  втором плане;  он жертвует  кровью своего сердца ради успеха
других,  и, хотЯ судьба фильма на две трети зависит  от него, сам он никогда
не  видит своего  имени на афишах, где  красуютсЯ имена режиссера, актеров и
продюсера.  Џравда,  нередко  сценарист может достичь  высокого мастерства в
этом  своем  второразрЯдном ремесле  и  зарабатывать  большие деньги,  но он
никогда не  имеет возможности сказать: "ќтот фильм сделал Я... ‚ этом фильме
Я выразил себЯ... ќтот  фильм  Я сам".  ѓоворить так может только  режиссер.
‘ценарист  же вынужден  довольствоватьсЯ  работой  ради  денег,  которые ему
платЯт, и, хочет он того или нет, они в конце концов становЯтсЯ единственной
и  подлинной целью  всей его деЯтельности. Џоэтому сценаристу остаетсЯ  лишь
наслаждатьсЯ жизнью, если,  конечно, он  на это способен, на деньги, которые
ЯвлЯютсЯ единственным ощутимым результатом его труда, и переходить от одного
сценариЯ  к другому, от  комедии к  трагедии, от приключенческого  фильма  к
мелодраме   беспрерывно,  безостановочно;  почти   так  же,  как   некоторые
гувернантки  переходЯт от одного ребенка к другому:  не успев привЯзатьсЯ  к
одному,  они  уже  расстаютсЯ с ним  и  начинают  воспитывать  другого,  а в
результате  плоды  их  усилий достаютсЯ  матери, котораЯ  одна  имеет  право
называть ребенка своим.
     Ќо,  помимо  этих  основных  и постоЯнных,  так  сказать,  недостатков,
ремесло   сценариста  имеет   и  другие  неприЯтные  стороны,  менЯющиесЯ  в
зависимости от качества и жанра фильма, от характера  делающих его людей, не
становЯсь  от  этого  менее  тЯгостными.  ‚  отличие от режиссера,  которому
продюсер  предоставлЯет  свободу действий, сценарист  может лишь согласитьсЯ
или  не  согласитьсЯ работать над предложенной ему темой, а согласившись, не
вправе  выбирать себе сотрудников: его  выбирают, он нет. Ѓывает, что  из-за
личных симпатий  продюсера,  ради  его  выгоды или каприза или же  просто  в
результате  случайности  сценарист  вынужден  работать  с антипатичными  ему
людьми,  намного  ниже  его  по культурному уровню, с  людьми,  чьи манеры и
характер  вызывают  у него  раздражение.  ђаботать совместно  над  сценарием
совсем не  то  же  самое, что,  допустим, работать  вместе в конторе  или на
фабрике,  где каждый делает  свое дело  независимо  от соседа  и  где личные
взаимоотношениЯ  могут  быть   сведены   до   минимума   либо   даже   вовсе
отсутствовать. ђаботать над сценарием это значит с утра до вечера,  свЯзываЯ
и соединЯЯ свой  ум, свои  чувства,  свою душу с чувствами и душой остальных
сотрудников,  жить  с  ними  одной  жизнью; словом,  это  значит  в  течение
двух-трех  месЯцев, пока идет работа над фильмом, создавать  между  собой  и
ними искусственную близость, единственнаЯ цель  которой создание сценариЯ, а
следовательно,  в  конечном счете, как  Я уже говорил, деньги.  ќто близость
самаЯ неприЯтнаЯ, самаЯ утомительнаЯ, самаЯ нервирующаЯ,  самаЯ  докучливаЯ,
какую  только можно  себе  представить,  потому  что  в основе  ее  лежит не
молчаливый напрЯженный труд, как это бывает у ученых,  проводЯщих  совместно
какой-нибудь эксперимент, а нескончаемые разговоры. Ћбычно режиссер собирает
своих  сотрудников ранним утром этого  требует краткость срока,  отпущенного
длЯ  производства фильма,  и  с  раннего утра до позднего вечера  сценаристы
только и делают, что разговаривают большей частью о фильме, но порой, устав,
пытаютсЯ  отвлечьсЯ,  то  есть  болтают  о  чем  попало.  Ћдни  рассказывают
непристойные  анекдоты,  другие излагают свои  политические взглЯды,  третьи
обсуждают  поведение  общего  знакомого, четвертые  говорЯт  об  актерах или
актрисах или делЯтсЯ  своими горестЯми, между тем  комната, где идет работа,
наполнЯетсЯ табачным дымом,  на столах рЯдом с листами сценариЯ скапливаютсЯ
чашки  из-под кофе,  а сценаристы,  которые Явились сюда утром выутюженные и
причесанные,  к  вечеру  сидЯт  всклокоченные, без  пиджаков,  вспотевшие  и
растерзанные. Ѓездушный автоматизм, с каким  фабрикуютсЯ фильмы, это  своего
рода растление таланта; здесь  скорее можно  говорить об упорстве и корысти,
чем о  вдохновении, искренности.  Ѓывает,  конечно,  что  сценарий  обладает
высокими художественными достоинствами, а режиссер и его сотрудники  свЯзаны
давней дружбой и испытывают друг  к другу взаимное уважение, словом, бывает,
что работа  проходит в тех идеальных условиЯх, какие можно встретить в любой
области  человеческой  деЯтельности,  даже  самой  неблагодарной.  Ќо  такое
счастливое сочетание столь же редко, как редки хорошие фильмы.
     Џосле  того  как  Я  подписал  контракт  на  второй  сценарий уже не  с
Ѓаттистой, а с другим продюсером, менЯ вдруг покинуло мужество, и Я начал со
все  возрастающим раздражением и  отвращением ощущать те неприЯтные  стороны
своей работы,  о которых Я только что говорил. ЏредстоЯщий день уже с самого
начала  казалсЯ  мне  бесплодной  пустыней,  выжигаемой  неумолимым  солнцем
вымученного вдохновениЯ. …два  лишь Я  входил в кабинет к режиссеру,  как он
встречал менЯ дежурной фразой, вроде: "Ќу, что же ты придумал за ночь? Ќашел
решение?"  ќто злило менЯ и вызывало отвращение.  ‚о  времЯ работы  все менЯ
раздражало:   шутки,  которыми  режиссеры  и   сценаристы  пытались  оживить
длительные  споры и обсуждениЯ; глупость и тупость моих соавторов или просто
разногласиЯ, возникавшие у нас в процессе работы над сценарием; даже похвалы
режиссера  моим находкам  и  решениЯм вызывали у  менЯ лишь  горькое чувство
досады, ибо,  как Я уже говорил,  мне  казалось: Я отдаю лучшее, что во  мне
есть, чему-то, до чего мне, в сущности, нет никакого дела и в чем Я принимаю
отнюдь  не добровольное  участие. Џохвалы были длЯ  менЯ самым  невыносимым.
‚сЯкий раз, когда  режиссер  со свойственными  многим людЯм  этой  профессии
пафосом  и  фамильЯрностью  подскакивал  в кресле  и  восклицал:  "Ѓраво! ’ы
гений!"  Я думал с досадой:  "•орошо  бы включить  это  в какую-нибудь  свою
драму, в комедию".  Ќо  и  в  этом  состоЯло странное и горькое противоречие
несмотрЯ  на  все  свое отвращение  к работе в  кино,  Я  не мог  относитьсЯ
равнодушно к своим обЯзанностЯм сценариста.  ђабота над сценарием напоминает
старинную  упрЯжку  четверкой,  где есть  сильные,  резвые  лошади,  которые
действительно  тЯнут карету, и лошади, которые  делают  вид, что тЯнут, а на
самом деле  только  бегут следом. ’ак  вот, при  всем  своем  раздражении  и
недовольстве работой Я был той  самой лошадью, котораЯ тЯнет. џ  очень скоро
заметил, что режиссер и мой соавтор, когда возникает какаЯ-нибудь трудность,
всЯкий раз ждут, чтобы  Я справилсЯ с ней и двинул телегу дальше.  €  делать
это менЯ вынуждал не  дух соревнованиЯ, а,  скорее,  сознание  долга,  более
сильное, чем  нежелание выполнЯть  эту работу: раз  уж мне платЯт,  Я должен
трудитьсЯ. Ќо всЯкий  раз при этом мне было  стыдно перед  самим собой,  и Я
испытывал такие угрызениЯ совести, словно продал за бесценок нечто,  цены не
имеющее и чему Я, во  всЯком случае, мог бы найти гораздо лучшее применение.
Љак  Я  уже говорил, все эти  неприЯтные стороны  работы в кино стали сильно
досаждать мне только через два месЯца после того, как Я подписал свой первый
контракт с  Ѓаттистой.  ‘перва Я не понимал, почему  не замечал их  с самого
начала  и  почему  прошло  столько  времени,  прежде  чем Я обратил  на  это
внимание. Ќо чувство отвращениЯ и неудовлетворенности, которое возбуждала во
мне  столь  привлекавшаЯ  менЯ  прежде  работа,  становилось  все сильнее, и
постепенно Я  начал свЯзывать это со своими отношениЯми  с ќмилией. ‚  конце
концов Я понЯл: работа в кино вызывает  у менЯ отвращение потому, что ќмилиЯ
менЯ больше не  любит  или по  крайней мере хочет показать, что  не любит. џ
понЯл,  что смело  и решительно бралсЯ  за  работу над сценарием,  пока  был
уверен  в  любви ќмилии.  ’еперь же, когда  у  менЯ  больше  не  было  такой
уверенности, смелость  и  решительность оставили менЯ и работа в кино  стала
представлЯтьсЯ мне рабством, растлением таланта, пустой тратой времени.

        ѓлава 6

     ‚ то  времЯ  Я напоминал человека, которого мучает страшнаЯ болезнь, но
который никак не  решаетсЯ пойти к врачу. €ными словами, Я старалсЯ поменьше
думать  о поведении ќмилии  и о  своей  работе. џ  знал: рано или поздно мне
придетсЯ задуматьсЯ и над тем и над другим, но именно потому, что Я  понимал
неизбежность этого,  мне хотелось, чтобы все произошло  как можно  позже; то
немногое, что Я уже подозревал, заставлЯло менЯ гнать от себЯ подобные мысли
и даже бессознательно  страшитьсЯ их. Ќаши отношениЯ  с ќмилией нисколько не
изменились  с той минуты, когда  Я впервые подумал,  что они неприемлемы; но
теперь, опасаЯсь худшего, Я пыталсЯ, хоть и не слишком успешно, убедить себЯ
самого в том, что отношениЯ у нас самые обычные: днем равнодушные, ничего не
значащие, уклончивые разговоры, ночью времЯ от времени  любовь, которую Я не
без некоторой жестокости навЯзывал ей и  которую она безучастно принимала. џ
продолжал  работать усердно и  упрЯмо, но  со  все большей неохотой и со все
возрастающим отвращением. …сли бы тогда у  менЯ достало смелости разобратьсЯ
в создавшемсЯ положении,  Я, несомненно, отказалсЯ бы и от работы  в кино, и
от  любви  ќмилии,  ибо  всегда  был убежден, что то и другое  свЯзано между
собой.  Ќо  у менЯ  не хватало на это мужества: возможно, Я смутно надеЯлсЯ,
что со временем все  само собой разрешитсЯ. „ействительно,  со  временем все
разрешилось,  однако совсем  не так, как мне того хотелось  бы. €так, ќмилии
опротивела  моЯ  любовь,  а  мне  опротивела  моЯ работа.  „ни  проходили  в
тЯгостном и томительном ожидании.
     ’ем  временем  сценарий,  который  Я  писал  длЯ  Ѓаттисты,  был  почти
закончен. Ѓаттиста тогда  же  намекнул  мне, что  ему  хотелось бы,  чтобы Я
принЯл участие в новой работе, значительно более серьезной, чем эта. Џодобно
всем продюсерам, Ѓаттиста был человек скользкий  и уклончивый;  бросаемые им
мимоходом  намеки  не шли дальше общих фраз, вроде: "Њольтени, как только вы
закончите этот  сценарий,  мы сразу  же примемсЯ  за  другой...  Ќо  уже  за
настоЯщий". €ли: "Ѓудьте готовы, Њольтени, на  днЯх  Я намерен  вам  кое-что
предложить".  €ли  несколько  более определенно:  "Ќе  подписывайте  никаких
контрактов, Њольтени, через две недели вы подпишете контракт со мной". ’аким
образом, Я был предупрежден о том, что после  этого малоинтересного сценариЯ
Ѓаттиста собираетсЯ поручить мне работу над другим  сценарием, который будет
куда более значительным в художественном отношении, и за  него, понЯтно, мне
заплатЯт гораздо больше. Џризнаюсь, несмотрЯ на мое возрастающее  отвращение
к подобного рода деЯтельности, первое, о чем Я тогда подумал, была все та же
квартира и деньги, которые мне предстоЯло за нее внести. Џоэтому предложение
Ѓаттисты менЯ обрадовало.
     ‚прочем,  такова уж работа киносценариста: даже  если, как  это было со
мной, ее не любишь, всЯкое новое предложение принимаетсЯ с благодарностью, а
когда  никаких новых предложений тебе  не  делают, начинаешь  волноватьсЯ  и
считать, что тебЯ обошли.
     Ћднако  Я не сказал  ќмилии о новом предложении Ѓаттисты, и вот почему:
прежде всего, Я еще не знал, соглашусь ли на него, а потом, как Я понЯл, моЯ
работа больше не интересовала ќмилию, поэтому Я предпочел ничего не говорить
ей, чтобы  не получать лишнего  подтверждениЯ ее  холодности и  безразличиЯ,
которым  Я  все еще упорно старалсЯ не придавать значениЯ. џ смутно свЯзывал
новое  предложение  Ѓаттисты  с  холодностью  ќмилии;  и Я  не  был  уверен,
соглашусь ли  на новую  работу, именно потому, что  чувствовал:  ќмилиЯ менЯ
больше  не  любит. …сли  бы она любила менЯ, Я, конечно, рассказал бы  ей  о
предложении  Ѓаттисты,  а  рассказать  ей  о  нем  значило бы  длЯ  менЯ уже
согласитьсЯ.
     ‚ один  из таких  дней  Я  вышел из дому  и  отправилсЯ  к режиссеру, с
которым работал над первым сценарием длЯ Ѓаттисты. џ знал, что иду к  нему в
последний раз  оставалось дописать лишь  несколько страниц, и  мысль об этом
менЯ радовала: наконец-то  тЯгостный  труд будет окончен и хотЯ бы  полднЯ Я
смогу делать, что захочу. Љак это часто случаетсЯ при работе  над сценарием,
двух месЯцев оказалось  вполне  достаточно,  чтобы у менЯ возникла  глубокаЯ
неприЯзнь и  к героЯм  фильма, и  к  его сюжету.  џ  знал,  что  скоро  буду
заниматьсЯ новыми героЯми и новым сюжетом и  они тоже в  свою очередь быстро
мне осточертеют; но от этих-то  Я,  во всЯком случае, отделаюсь; и при одной
только мысли об этом Я уже чувствовал огромное облегчение.
     Ќадежда на скорое освобождение окрылЯла менЯ,  и в то утро Я работал  с
подъемом.  Ћставалось   лишь   внести   в  сценарий  два-три  незначительных
исправлениЯ, над которыми мы бились безрезультатно вот уже несколько дней. ‚
порыве  вдохновениЯ  мне  удалось сразу же направить обсуждение  по  верному
руслу и одну за другой преодолеть все оставшиесЯ трудности. Ќе прошло и двух
часов,  как мы обнаружили, что работа над сценарием закончена, и на этот раз
окончательно. ’ак  бывает иногда во времЯ бесконечного изматывающего подъема
в  гору,  когда  совсем  уже  отчаиваешьсЯ достигнуть вершины, а  она  вдруг
возникает за ближайшим поворотом. џ написал фразу и удивленно воскликнул:
     -Ќо ведь на этом можно и кончить!
     Џока Я писал, сидЯ за столом, режиссер все времЯ расхаживал по кабинету
из угла в угол; тут он подошел ко  мне, взглЯнул  на рукопись и сказал, тоже
удивленно, словно не верЯ самому себе:
     - ’ы прав, на этом можно закончить.
     џ написал слово "конец", захлопнул папку и встал из-за стола.
     ‘  минуту  мы  оба  молча  глЯдели на  стол,  где  лежала папка  с  уже
завершенным сценарием, совсем как два вконец обессилевших альпиниста смотрЯт
на озеро или утес, до которого они добрались с таким трудом.
     Џотом режиссер сказал:
     - Њы добили его... Ќу вот, повторил он снова, наконец мы добили его.
     ђежиссера звали Џазетти. ќто был  молодой блондинчик, угловатый, сухой,
весь  какой-то  приглаженный и  прилизанный.  Ћн  был  больше  похож  не  на
художника, а на педантичного учителЯ геометрии или счетовода.
     Џазетти  был моих  лет, но, как  это  часто  случаетсЯ при  работе  над
сценарием, отношениЯ  между  нами  были такими, какие  устанавливаютсЯ между
выше и нижестоЯщим:  режиссер всегда пользуетсЯ большим авторитетом, чем все
другие участники, в работе над фильмом.
     Џомолчав еще немного, Џазетти произнес со свойственным ему тЯжеловесным
юмором:
     -  „олжен  заметить,   ђиккардо,  что  ты,  как  лошадь,  котораЯ  чует
конюшню... џ был уверен, что нам придетсЯ  возитьсЯ еще  по меньшей мере днЯ
четыре... Ђ мы  все кончили за два часа... Џерспектива  гонорара подстегнула
тебЯ!
     ЌесмотрЯ  на  всю свою  ограниченность  и  почти  невероЯтную  тупость,
Џазетти не был мне антипатичен. Џри установившихсЯ между нами  отношениЯх мы
в  какой-то мере дополнЯли друг друга: он человек без воображениЯ  и нервов,
но сознающий свои возможности, а они не превышали уровнЯ посредственности, Я
же, наоборот, человек  легко возбудимый  и одаренный, весь  во власти своего
воображениЯ и сплошной комок нервов.
     -  Ќу, конечно,  ответил Я, подделываЯсь под его  тон и обращаЯ  все  в
шутку. ’ы верно сказал: перспектива гонорара.
     ‡акурив сигарету, Џазетти продолжал:
     -  Ќо не рассчитывай,  что  на этом  так все и закончилось.  Њы сделали
сценарий пока лишь вчерне... Ќам придетсЯ еще пересмотреть все диалоги... Ќе
почивай на лаврах.
     џ  лишний  раз про себЯ отметил, что Џазетти,  как  всегда,  пользуетсЯ
штампами  и  избитыми  фразами. “крадкой  взглЯнув  на  часы был уже час,  Я
сказал:
     -  Ќе  беспокойсЯ... …сли  что-нибудь придетсЯ переделывать,  Я к твоим
услугам. Џазетти покачал головой.
     -  ‡наю Я вашего брата...  —тобы ты не размагнитилсЯ, скажу-ка Ѓаттисте
пусть придержит выплату последней части твоего гонорара.
     …му была  свойственна шутливаЯ и в  то же  времЯ поразительнаЯ  у столь
молодого человека  властнаЯ  манера пришпоривать своих сотрудников, переходЯ
от  попреков к  похвалам,  от  лести  к  суровым  замечаниЯм,  от  просьб  к
приказаниЯм; в этом смысле он мог считатьсЯ хорошим режиссером,  потому  что
режиссура на две трети заключаетсЯ в  умении  как  следует использовать труд
подчиненных.
     Љак всегда,  дав  Џазетти  возможность  поразглагольствовать  вволю,  Я
возразил:
     - Ќет, ты скажешь, чтобы мне  выплатили весь гонорар, а  Я обещаю,  что
буду в  твоем  полном распорЯжении, когда  понадобитсЯ  сделать какие-нибудь
поправки.
     -  Ќо к чему  тебе столько денег? спросил он с неуместным смешком. ’ебе
всегда мало... Ђ ведь ты не играешь, и у тебЯ нет ни любовницы, ни детей...
     -  Њне надо внести очередной  взнос за квартиру, ответил  Я серьезно  и
опустил глаза. …го бестактность начинала менЯ раздражать.
     - Ђ много тебе надо еще выплатить?
     - Џочти все.
     - Ѓьюсь  об заклад,  что  жена  не  дает  тебе покоЯ.  џ  так  и слышу:
"ђиккардо, не забудь, что ты должен внести очередной взнос".
     - „а, жена, сказал Я. ’ы знаешь, каковы женщины... „ом длЯ них все.
     - Љому ты говоришь!
     € Џазетти принЯлсЯ рассказывать о своей жене, котораЯ очень походила на
него  самого,  но которую,  как  Я  понЯл,  он  почему-то  считал  существом
причудливым,  капризным  и  способным  на  самые невероЯтные  выходки  одним
словом,  с ног до  головы женщиной. џ сделал вид,  будто внимательно  слушаю
его, хотЯ в действительности думал совсем о другом.
     - ‚се это, конечно,  чудесно, самым неожиданным  образом  закончил свои
разглагольствованиЯ Џазетти. Ќо  знаю Я вас, сценаристов: все вы одним миром
мазаны... Џолучите  деньги  только  потом  вас  и  видели... ‚се-таки  скажу
Ѓаттисте, чтобы он попридержал выплату твоего гонорара.
     - Ќе надо, Џазетти. Џрошу тебЯ.
     - Ќу, там видно будет... Ќе слишком-то на менЯ рассчитывай.
     џ снова украдкой взглЯнул на часы. џ дал Џазетти возможность покичитьсЯ
своей властью он покичилсЯ ею, теперь можно было и уходить.
     - Ќу вот,  начал  Я,  рад,  что сценарий написан или, как ты  говоришь,
закончен вчерне... Ђ теперь, пожалуй, мне пора идти.
     - Ќичего подобного!  воскликнул он  добродушно. -  Њы  должны выпить за
успех фильма... Љакого дьЯвола... ‘ценарий написан, и ты от  менЯ так просто
не уйдешь...
     - Ќу, если надо выпить, сказал Я покорно, что ж, Я готов.
     - ’огда пошли... „умаю, жена будет рада составить нам компанию.
     џ  прошел  за  ним из кабинета  по узкому, пустому белому  коридору,  в
котором стоЯли  запахи  кухни и детских пеленок. Џазетти открыл  передо мной
дверь в гостиную и крикнул:
     - ‹уиза,  мы  с  Њольтени  закончили работу  над сценарием... ‚ыпьем за
успех фильма.
     ‘иньора   Џазетти  встала  с  кресла  и  сделала  несколько  шагов  нам
навстречу. ќто была  невысокаЯ женщина с  большой  головой и  очень  бледным
продолговатым лицом, обрамленным черными блестЯщими волосами. …е большие, но
тусклые и невыразительные глаза оживлЯлись только в  присутствии мужа: тогда
она  не  спускала с него взглЯда, словно преданнаЯ собака. Ќо когда  мужа не
было,  она сидела  потупившись, изображаЯ неприступное целомудрие. •рупкаЯ и
миниатюрнаЯ, она за четыре года супружеской жизни родила четырех детей.
     -  Ќу и напьемсЯ же мы сегоднЯ, с вымученной веселостью заЯвил Џазетти.
џ приготовлю коктейль.
     -  ’олько не длЯ менЯ, „жино, предупредила его синьора Џазетти. ’ы ведь
знаешь, Я не пью.
     - Ќу, а мы выпьем.
     џ сел в обитое узорчатой материей кресло некрашеного дерева, стоЯвшее у
камина, сложенного из красных кирпичей. ‘иньора Џазетти  уселась  в такое же
кресло по другую  сторону камина. ЋглЯдевшись вокруг, Я подумал, что комната
похожа  на хозЯина дома. ќто была стандартнаЯ  гостинаЯ в  псевдодеревенском
стиле, чистенькаЯ и аккуратнаЯ и в то же времЯ жалкаЯ, точно у какого-нибудь
педантичного бухгалтера  или счетовода. Њне только и оставалось озиратьсЯ по
сторонам, потому что синьора  Џазетти не  сочла нужным поддерживать  со мной
беседу.  Ћна  сидела  напротив менЯ совершенно  неподвижно,  опустив  глаза,
сложив на животе руки. Њой  взглЯд проследовал за Џазетти, который  прошел в
глубь  комнаты,  подошел к  на редкость  безобразному  шкафчику,  куда  были
вмонтированы радиоприемник и бар, опустилсЯ на свои тощие  коленки и неловко
извлек  оттуда бутылку вермута  и бутылку  джина, три  стакана и  шейкер.  џ
заметил,  что обе  бутылки  не початы и  не  распечатаны; видимо, Џазетти не
часто  разрешал  себе  пить   тот  коктейль,  который  он  собиралсЯ  сейчас
приготовить.  ‘веркающий  шейкер  тоже  казалсЯ  совершенно  новым.  Џазетти
сказал, что сходит за льдом, и вышел.
     Њы долго молчали. Ќаконец, просто чтобы сказать что-нибудь, Я произнес:
     -  ‚от мы и закончили работу  над сценарием! Ќе  поднимаЯ глаз, синьора
Џазетти ответила:
     - „а, „жино мне уже говорил.
     - “верен, что это будет хороший фильм.
     - џ в этом тоже уверена, иначе „жино за него не взЯлсЯ бы.
     - ‚ы знакомы с сюжетом?
     - „а, „жино мне рассказывал.
     - ‚ам он нравитсЯ?
     - ђаз нравитсЯ „жино, значит, нравитсЯ и мне.
     - ‚ы всегда во всем соглашаетесь друг с другом?
     - „жино и Я? ‚сегда.
     - Ђ кто у вас глава семьи?
     - Ќу, конечно, „жино.
     џ  заметил,  что она  ухитрЯетсЯ произнести имЯ „жино  всЯкий раз,  как
только  открывает рот.  џ  разговаривал в  несколько  шутливом тоне, но  она
отвечала мне совершенно серьезно.
     ‚ошел Џазетти, держа ведерко со льдом.
     - ђиккардо, тебЯ зовет к телефону жена, сказал он.
     “  менЯ  почему-то  сжалось  сердце,  и  внезапно  мною  снова овладело
ощущение тоскливого беспокойства.  џ машинально встал и  сделал шаг к двери.
Џазетти остановил менЯ:
     -  ’елефон на кухне...  Ќо  если  хочешь,  можешь говорить  отсюда... џ
переключу аппарат.
     ’елефон стоЯл на тумбочке подле камина. џ поднЯл трубку и услышал голос
ќмилии:
     - €звини, но сегоднЯ тебе придетсЯ где-нибудь поесть... џ иду обедать к
маме.
     - Џочему же ты не сказала мне об этом раньше?
     - Ќе хотелось отрывать тебЯ от работы.
     - •орошо, сказал Я, пообедаю в ресторане.
     - “видимсЯ вечером. „о свиданиЯ.
     Ћна повесила трубку, и Я обернулсЯ к Џазетти.
     - ђиккардо, спросил он, ты не будешь обедать дома?
     - Ќет, пойду в ресторан.
     - ‚от что, пообедай с нами...  ’ебе придетсЯ  удовольствоватьсЯ... тем,
что есть. Ќо мы будем очень рады.
     Џри  мысли, что надо обедать  одному в ресторане,  мне  стало почему-то
грустно  вероЯтно,  Я заранее  предвкушал,  как сообщу  ќмилии об  окончании
работы над сценарием. Њожет  быть, Я и не сделал бы этого,  знаЯ, как Я  уже
говорил,  что  ќмилию  больше  не интересует, чем Я занимаюсь, но  в  первый
момент Я поддалсЯ старой привычке, сохранившейсЯ от наших прежних отношений.
Џриглашение   Џазетти  обрадовало   менЯ.  џ   чуть   ли  не  рассыпалсЯ   в
благодарностЯх.
     ’ем временем Џазетти откупорил бутылки и жестом фармацевта, дозирующего
микстуру, налил в мензурку  джина и  вермута,  а  затем  перелил  все это  в
шейкер.
     ‘иньора  Џазетти, как  обычно, не спускала  глаз со своего мужа.  Љогда
Џазетти, старательно  встрЯхнув шейкер, начал разливать коктейль по бокалам,
она сказала:
     - Њне  только глоток,  прошу  тебЯ... € ты, „жино, не пей много... ’ебе
может стать плохо.
     - Ќу, сценарий заканчиваешь не каждый день. Џазетти наполнил бокалы мне
и себе, а в третий, по просьбе жены, налил на донышко. Њы чокнулись.
     - ‡а сотню еще таких же сценариев, сказал Џазетти, пригубив  коктейль и
ставЯ бокал на столик.
     џ выпил залпом. ‘иньора Џазетти  сделала несколько  маленьких глотков и
встала.
     - Џойду взглЯнуть, что делает кухарка, сказала она. €звините.
     Ћна  ушла,  Џазетти занЯл ее место в  узорчатом кресле. € мы  принЯлись
болтать. ‚ернее, говорил  один Џазетти, и  почти  все времЯ о  сценарии, а Я
только слушал,  поддакивал,  кивал  головой и пил  коктейль.  Ѓокал  Џазетти
оставалсЯ почти  полным, он  не  отпил даже половины, а Я  осушал  свой  уже
трижды. Ќе  знаю почему,  но Я  почувствовал  себЯ очень несчастным и пил  в
надежде, что опьЯнение прогонит это чувство. Љ сожалению, алкоголь всегда на
менЯ  мало  действует,  а  коктейль  Џазетти был к  тому же сильно разбавлен
водой. ’ак что  три  или  четыре  выпитых  бокала лишь  усилили мое скверное
настроение. ‚друг  Я  спросил себЯ:  "Ђ почему,  собственно, Я чувствую себЯ
таким  несчастным?" €  тут  Я  вспомнил,  как  защемило у менЯ сердце  в тот
момент,  когда  Я услышал по  телефону голос  ќмилии,  такой холодный, такой
рассудительный  и  такой  равнодушный,  столь  непохожий  на  голос  синьоры
Џазетти, когда та произносила магическое имЯ „жино. Ћднако Я не смог целиком
отдатьсЯ  этим  мыслЯм, потому что  в эту  минуту вошла  синьора  Џазетти  и
пригласила нас в столовую.
     ‘толоваЯ Џазетти была похожа и на его кабинет, и на его гостиную: та же
новаЯ,  крикливаЯ,  дешевенькаЯ   мебель  из  некрашеного  дерева;   цветнаЯ
фаЯнсоваЯ  посуда; бокалы и бутылки из  толстого зеленого стекла, скатерть и
салфетки из соломки. Њы уселись в  маленькой столовой, большую часть которой
занимал стол, так  что  служанке,  когда  она подавала  кушаньЯ, всЯкий  раз
приходилось беспокоить кого-нибудь из сидевших.
     Њы  принЯлись за обед молча и сосредоточенно. Џотом служанка переменила
тарелки, и  Я, чтобы завЯзать разговор, задал  Џазетти какой-то вопрос о ег