дительной  и  спокойной,  полной
радостного здоровьЯ... бессмертной! € сказала мечтательно:
     - Ќадеюсь, мы умрем молодыми.
     Ќа носу кораблЯ ни души... муж обнЯл ее, легонько встрЯхнул:
     - “мрем молодыми? „а мы никогда не умрем! Њы с тобой будем жить  вечно,
до самого светопреставлениЯ!
     Ћни засмеЯлись счастливо, беззаботно, без тени  иронии  и  наспех,  как
воришки, поцеловались: вдруг кто-то увидит?


     €оганн сильно опоздал к ужину, кают-компаниЯ почти опустела, он уже  не
застал ни воздушных шаров, ни бумажных  колпаков,  никакого  весельЯ,  и  за
столом оказалсЯ один. Ђ опоздал он  потому,  что  дЯдюшка  вздумал  устроить
приступ кашлЯ и едва не задохсЯ.  €оганн  подал  старику  нюхательную  соль,
обмыл ему лицо  холодной  водой,  сел  рЯдом,  обмахиваЯ  его,  как  веером,
сложенной газетой, и надеЯлсЯ, что  он  умрет.  Ќо  тот  оправилсЯ,  и  даже
слишком: потребовал, чтобы €оганн его всего вымыл и переодел и чтобы сидел и
помогал ему управлЯтьсЯ с ужином, а потом вывез на  палубу  подышать  свежим
воздухом... старый притвора, как будто ему свежий воздух нужен! Ђ  на  самом
деле ему надо смотреть на танцы и слушать музыку и разглагольствовать о том,
как все это грешно. Љ тому времени, как €оганн наскоро проглотил свой ужин и
вышел на палубу, Љонча уже танцевала. Ћна приветственно помахала ему  поверх
плеча кавалера и поглЯдела так, что и камень бы растаЯл; но €оганн все равно
знал: без денег ему к ней ближе не подойти. Љогда он позднее  прикатил  дЯдю
на праздничную палубу и остановилсЯ в сторонке, она уже танцевала с другим -
на этот раз она поглЯдела на старика, перекрестилась, сделала  правой  рукой
непристойный жест в защиту от дурного глаза и пронеслась мимо.
     Џонемногу в душе €оганна зрела отчаЯннаЯ решимость - он добудет  денег,
больше он ни днЯ не станет терпеть, довольно  его  держали  в  черном  теле!
‘тарый скрЯга! ЏрикидываетсЯ свЯтым, а сам сущий дьЯвол! Ќет, надо покончить
с этим рабством, так ли, эдак ли, а он вырветсЯ на свободу -  конец,  конец,
мысленно твердил он, и опЯть и опЯть при этом  слове  его  пронизывал  такой
страх, что едва не останавливалось сердце; и  все-таки  он  это  сделает!  ‚
последний раз он потребует - пускай дЯдЯ отдаст деньги, которые должен  ему,
не так уж и много, ведь платил бы он слуге! - а если старик  откажет...  что
ж, надо обыскать всю каюту, и деньги найдутсЯ. ‘корее всего,  старый  скрЯга
держит бумажник в изголовье постели, под матрасом. Ќадо подождать,  пока  он
уснет, надо дать ему снотворное, отыскать деньги и забрать...
     €оганн круто развернул кресло к дверЯм коридора и покатил его к каюте.
     - Људа ты, племЯнник? - со стоном встрепенулсЯ ѓрафф.
     - Ќазад в эту грЯзную берлогу, куда же еще. ’ебе пора спать!
     - Џоверни назад, €оганн. џ еще не хочу спать.
     €оганн упрЯмо молчал, колеса толчками прыгали  вниз  по  ступенькам,  и
ѓрафф, не дождавшись ответа, прибавил:
     - ѓосподь добр, но и справедлив. ЋпЯть скажу:  вверЯю  тебЯ  его  воле,
€оганн.
     - Ќу Ясно, что ж тебе еще остаетсЯ, - презрительно отозвалсЯ €оганн.
     Ћн втолкнул кресло в каюту - и тусклый свет ночника, который не  гасили
круглые сутки, и ненавистнаЯ, за много  дней  сгустившаЯсЯ  духота  едва  не
сломили его решимость; он весь, с головы до пЯт,  покрылсЯ  медленным  потом
ужаса. Ќе смеЯ позволить себе хоть миг колебаниЯ, он круто повернул  кресло,
пригнулсЯ, точно  вот-вот  прыгнет  на  старика,  и,  захлебываЯсь  словами,
выговорил:
     - Ќу, теперь ты мне дашь денег, или Я... где они? ѓде  ты  их  прЯчешь,
старый скупердЯй? ‚ последний раз спрашиваю! ѓде у тебЯ деньги?
     - Ќе кричи, €оганн. џ не хочу, чтобы посторонние узнали о твоем позоре.
џ этого ждал, - говорил старик спокойно, только мокрота клокотала в горле. -
’ы совершаешь еще один шаг по пути к преисподней. „еньги там, где им следует
быть...
     - „ай мне денег! - отчаЯнно закричал €оганн. - „ай  хоть  немного,  мне
нужны деньги! џ сам возьму, если не дашь, Я убью тебЯ!
     € он вскинул руки со  скрюченными  пальцами,  готовый,  точно  когтЯми,
вцепитьсЯ ими дЯде в горло.
     ‘тарик не отстранилсЯ, смотрел €оганну прЯмо  в  глаза  и  поднЯл  руки
ладонЯми вперед, словно  отодвигаЯ  его.  €  трудно,  прерывисто  дыша,  еле
слышно, почти шепотом выговорил:
     - Ќе делай этого, мой €оганн, дорогой мой мальчик.  ’ебЯ  уличат.  ’ебЯ
казнЯт. Ђ потом, €оганн, за жалким концом здесь,  на  земле,  последует  суд
Ѓожий.
     - Љ чертЯм суд Ѓожий! - в бешенстве крикнул €оганн, стиснув  кулаки,  и
все же на шаг отступил. - •ватит чушь пороть! ѓде деньги? ѓде деньги?
     - …сли уж не можешь иначе, €оганн, будь вором, но  не  убийцей.  “молЯю
тебЯ не ради себЯ - неужели ты думаешь, что Я  боюсь  смерти?  -  ради  тебЯ
самого, не делай этого. Ќе губи свою  жизнь,  дитЯ  мое.  ђазве  так  трудно
потерпеть еще какие-то считанные дни?  ’ы  будешь  наслаждатьсЯ  жизнью  еще
долгие, долгие годы, когда менЯ не станет.
     џрость и страх взорвались  в  €оганне,  словно  лопнула  артериЯ.  ‹ицо
сморщилось, подбородок затрЯссЯ, слезы брызнули из  глаз  и  заструились  по
щекам, рот скривилсЯ, углы губ  поползли  книзу,  и  он  неистово  закричал,
всхлипываЯ и давЯсь словами:
     - „а не хочу Я тебЯ убивать, не хочу обкрадывать, ты  сам  менЯ  довел!
Џочему ты менЯ не считаешь человеком, дЯдЯ? —то Я тебе сделал  плохого?  „ай
мне немного денег, больше мне ничего не надо! - Ћн безутешно зарыдал.  -  Ќе
хочу Я тебЯ убивать... Я только хочу свободы!
     ’еперь он сидел на краешке дивана, согнувшись в три погибели, сморкалсЯ
и утирал лицо нечистым  платком.  „ЯдЯ  смотрел  на  него  и  скорбно  качал
головой.
     - Ќикакой свободы на свете нет, €оганн, - сказал он с долгим, горестным
вздохом. - Ќет на свете свободы. Ђ если бы  и  была,  неужели  ты  надеешьсЯ
достичь ее таким путем?
     - џ хочу купить бутылку вина! - горЯчо воскликнул €оганн, в  нем  опЯть
пробудилсЯ мЯтежный дух. - Њне надо прилично  одетьсЯ,  ты  менЯ  держишь  в
отрепьЯх, как нищего! џ хочу танцевать, быть молодым,  пока  молод,  Я  имею
право жить. ’ы умираешь - так что же, разве непременно надо  тащить  менЯ  с
собой в могилу?
     - џ только хотел спасти твою душу, €оганн, - сказал  ѓрафф.  -  ’ы  мне
дорог.
     € юноша почувствовал,  что  смЯгчаетсЯ,  уступает,  проигрывает  битву,
застигнутый врасплох предательской атакой с  незащищенного  фланга,  ведь  в
чувствах ты беззащитен, ты жаждешь любви, тебЯ ослеплЯет  мучительный  страх
вечно оставатьсЯ в стороне от жизни, чужаком, изгнанником, когда  не  можешь
во всем принЯть участие, во все внести свою  лепту,  стать  человеком  среди
людей... и в душе он билсЯ, металсЯ в поисках  самых  нужных,  самых  верных
слов: как объЯснить старику, как бы его задобрить,  получить  свое  -  и  не
сделать ему ничего худого, не красть, не убивать, черт бы его побрал!
     - Њоей душе Я сам хозЯин, - угрюмо сказал он почти уже обычным голосом.
     - Ќеправда, - спокойно возразил дЯдЯ. -  ѓлупости  ты  говоришь.  Ќо  Я
больше не в силах с тобой спорить. Ќе стану тебЯ удерживать, - Ћн показал на
свою койку. - Ќащупай под матрасом, поближе к стене, мой бумажник и дай мне.
     Џораженный этой внезапной победой, ощущаЯ стыд, уни-; жение  и  досаду,
€оганн неловкими руками стал рытьсЯ под одеЯлами.  Ќашарил  бумажник,  подал
ѓраффу, тот не мешкаЯ раскрыл его, достал из одного отделениЯ солидную пачку
банкнотов и, не считаЯ, протЯнул €оганну; жуткаЯ улыбка  проступила  на  его
измученном лице.
     - Џожалуй, длЯ твоего блага мне следовало поступить иначе, - сказал  он
мЯгко,  -  но  ни  один  дар  не  пойдет  на  благо,  если  он  даетсЯ   без
благословениЯ. ЃлагословлЯю тебЯ, €оганн, тебе следовало знать, что смерти Я
не боюсь. „аю тебе это не из страха, что ты отнимешь  у  менЯ  жизнь.  Ќо  Я
боюсь, что иначе ты станешь убийцей. ќто совсем не одно и то же, €оганн. ќти
деньги твои - и Я больше не хранитель  твой.  ‚озьми  их  не  задумываЯсь  и
ступай своей дорогой, дитЯ мое.
     €оганн стиснул пачку денег - так много! можно купить все что хочешь!  -
и, смущенный, сбитый с толку дЯдиным убеждением, что  отныне  он,  €оганн  -
неисправимый грешник, растерЯнно выпалил:
     - „ЯдЯ, ты со мной обращаешьсЯ как со слугой, но слугу ты бы никогда не
решилсЯ оставлЯть без гроша, как менЯ, это нечестно!
     - Ќикогда Я не считал тебЯ слугой, €оганн. Ќе старайсЯ  оправдать  себЯ
таким бессовестным способом... а теперь,  пожалуйста,  помоги  мне  лечь,  Я
очень устал.
     €оганн сунул деньги  во  внутренний  карман  куртки  и  занЯлсЯ  своими
всегдашними обЯзанностЯми, лицо его пылало.
     - € дай мне, пожалуйста, снотворного, - сказал ѓрафф.
     ‘ внезапной жалостью смотрел €оганн, как старик пьет микстуру. ‘тараЯсь
подавить в себе это новое, неожиданное чувство, он осторожно, как его  давно
научили, не обнажаЯ нескромно этот маленький живой  скелет,  сменил  на  нем
костюм на ночную рубашку - поднЯл и потом бережно опустил одну  руку,  затем
другую, натЯнул подол на распухшие коленные суставы, поднЯл бессильное тело,
как младенца, аккуратно уложил, подвернул со всех сторон одеЯло.
     - Ќу вот, спи, - сказал он, вдруг охрипнув.
     - ‘пасибо, - сказал дЯдЯ. - џ тебе всегда благодарен.
     €оганн постоЯл над ним в нерешимости, потом сказал:
     - ’ебе спасибо, дЯдЯ. џ исправлюсь, обещаю тебе...
     - Џожалуйста, ничего не обещай,  -  перебил  ѓрафф,  приподнЯл  руку  и
улыбнулсЯ той же ужасной улыбкой мертвеца. - “вы,  все  мои  нужды  остались
прежними. џ должен быть длЯ тебЯ обузой до конца плаваниЯ. Њне надо еще  раз
увидеть ѓерманию, €оганн, до этого часа Я должен дожить. Џотерпи.
     - ’ы не будешь мне обузой, дЯдЯ, - горЯчо сказал €оганн.
     ‚первые старик ѓрафф увидел открытое лицо - дружелюбное  и,  что  всего
удивительней, полное великодушиЯ, - оно  неузнаваемо  преобразилось,  трудно
было поверить, что это и есть бессердечный  сын  его,  ѓраффа,  бессердечной
сестры.
     - „оброй ночи, - сказал старик.
     €оганн бросилсЯ уже к двери, но приостановилсЯ, оглЯнулсЯ.
     - „оброй ночи, дЯдЯ. ‘пи спокойно.
     ‘тарик закрыл глаза, пусть благословенный наркотик проникнет в медленно
текущую  кровь,  в  наболевшие  нервы...  о,  закрыть  глаза  и  не  дышать,
заклинаниЯми воздвигнуть мир без света, нет, вселенную  благодатной  тьмы  -
вот безмерное счастье. Ћ Ѓоже, затми солнце и луну, погаси планеты твои, как
Я задул бы свечи. ‚ырони из державных  усталых  рук  твоих  тьму  и  тишину,
тишину и покой, покой праха, погребенного под прахом, тьму и тишину и  покой
непроглЯдных морских глубин. €сцели  мою  скорбь  своей  тьмой,  о  Ѓоже,  Я
ослеплен светом ’воим. ‚спомни обо  мне  на  единый  миг,  смилуйсЯ,  внемли
единственной моей мольбе: ’ы есть жизнь вечнаЯ, да  свЯтитсЯ  имЯ  ’вое,  да
будет волЯ ’воЯ ныне и присно и во веки веков, но отпусти  менЯ...  отпусти.
Ќе лишай менЯ великого дара  -  благословенной  тишины  ’воей,  вечной  тьмы
твоей. Ћ Ѓоже, дай мне умереть навеки...
     €оганн прошел почти до  конца  длинный  полутемный  коридор,  сюда  уже
доносилась музыка, и голоса, и шум волн. Ћн помедлил у подножьЯ  трапа,  его
охватили смЯтение и печаль, все в нем  еще  дрожало  от  недавней  встрЯски,
глубоко внутри еще таились  негодование,  обида,  словно  пришлось  пережить
несправедливость,  которую  ничто  и  никогда  не  искупит.  Ћн  не  мог  не
признатьсЯ себе, что прежней злобы на дЯдю уже нет, но  и  противилсЯ  такой
своей  мЯгкотелости.  „ЯдЯ  поступил   так,   как   должен   был   поступить
давным-давно, не дожидаЯсь ни просьб, ни тем более угроз, почти с  отчаЯнием
говорил он себе. "’еперь Я никогда от этого не избавлюсь... никогда..."
     Ћн сунул  руку  в  карман,  тронул  пачку  денег,  расправил  плечи  и,
пересиливаЯ опасениЯ, от которых  неприЯтно  засосало  под  ложечкой,  пошел
искать Љончу.
     „олго искать не пришлось: Љонча болтала с Ђмпаро и ’ито возле  пианино,
там же стоЯла маленькаЯ закрытаЯ корзинка с лотерейными билетами и разложены
были напоказ  выигрыши,  рассчитанные  прежде  всего  на  женщин,  -  всЯкие
кружевные скатерти, шарфы и веера  и  две  красные  нижние  юбки  из  тонкой
бумажной ткани с оборками, обшитыми по краю грубым  белым  кружевом.  ‘ердце
€оганна так и подпрыгнуло, он  даже  остановилсЯ  на  миг,  потом  вышел  на
открытое место, чтобы она его увидела. Ќо Љонча его не заметила, она держала
перед собой одну такую юбку  и  легонько  подкидывала  ее  коленкой.  Џервым
€оганна увидел ’ито. “крадкой дал знак  Љонче,  и  она  тотчас  отдала  юбку
Ђмпаро, приветственно помахала €оганну и так, поднЯв руку, пошла  к  нему  -
лицо очень серьезное, и совсем особеннаЯ мернаЯ походка, бедра покачиваютсЯ,
словно под музыку, она ему как-то сказала, что  это  называетсЯ  meneo.  Ћни
тогда гулЯли вдвоем по палубе, и Љонча взЯла его руку и  приложила  сбоку  к
своей талии, как раз над косточкой.
     - —увствуешь? - сказала она. - ’олько  у  испанок  такаЯ  походка.  ќто
называетсЯ meneo. —увствуешь? џ не цыганка, знаешь? џ настоЯщаЯ испанка, это
верный знак.
     Ћн весь вспыхнул, ощутив под рукой мЯгкое покачиванье - вправо,  влево,
вправо, влево... она уверЯла, что это от природы, это не в мышцах бедер,  но
в костЯх.
     - ’ы делаешь это нарочно! - упрекнул он.
     Ќо Љонча сказала серьезно:
     - Ќет, это у менЯ от рожденьЯ. ‘лышишь, что говорЯт мои  кости.  Meneo,
meneo - это они сами так говорЯт.
     € вот он стоит и смотрит, как она идет к нему,  он  все  еще  растерЯн,
потрЯсен жестокой победой над стариком - и вдруг  холодеет,  едва  ли  не  с
ужасом сознаваЯ, что он сделал и что ему предстоит.  Љонча  подходит  ближе,
взглЯды их встретились - без улыбки они смотрЯт друг другу в  глаза,  и  вот
она уже перед ним, она ниже его на голову и смотрит снизу вверх, и в  глазах
никакого кокетства, ни тени хитрости. ЉажетсЯ, в них даже  тревога.  €оганна
от волнениЯ бьет дрожь, он даже  не  смеет  заговорить  -  вдруг  голос  его
выдаст, но Љонча не колеблетсЯ -  кладет  ладонь  ему  на  грудь,  прЯмо  на
сердце, и спрашивает:
     - ‘делал ты, как Я сказала?
     €оганн хмурит брови, говорит грубо:
     - ’ы что, думала, Я послушаюсь? „урак Я, по-твоему?
     ђука ее падает.
     - Valgame Dies <i>{Џомилуй Ѓог.}</i>, так у тебЯ нет...
     …е отчаЯние приводит €оганна в бешенство.
     - Љонечно, есть! - сердито, без малейшего стыда хвастает он. - €  Я  их
вовсе не украл.
     Љонча бросаетсЯ ему на грудь. € он,  ухватив  за  талию,  поднимает  ее
высоко в воздух, кружит, вновь опускает, и все это без улыбки.
     - „авай потанцуем, - шепчет она  и  чуть  покусывает  его  ухо  ровными
белыми зубами,  -  Њне  все  равно,  что  ты  там  сделал!  €  давай  выпьем
шампанского - помнишь, ты обещал? - прибавлЯет она.
     Ћни медленно поворачиваютсЯ на месте  под  музыку,  но  это  не  танец.
€оганн все крепче сжимает ее в объЯтиЯх, ей уже трудно дышать.
     - Њы идем в постель, - говорит он.  -  ЏрЯмо  сейчас.  Џомнишь  уговор?
‘ейчас, пока все тут, наверху. ѓде твоЯ каюта?
     € он ведет ее  по  палубе  -  совсем  не  как  влюбленный,  скорее  как
полицейский.
     - —то это ты, как настоЯщий немец, - говорит Љонча.
     - Ђ кто же Я, по-твоему? - спрашивает €оганн, но думает Явно о другом.
     - Ќет, слушай... - беспокойно говорит Љонча, тонкаЯ рука ее  податлива,
но €оганн чувствует: она упираетсЯ, противитсЯ ему всем телом. - ‘лушай, раз
ты так, сперва покажи мне деньги, тогда Я покажу, где каюта. Џочем  Я  знаю,
может, ты неправду говоришь? Њаноло менЯ убьет... почем Я знаю?
     - Џогоди, узнаешь, - говорит €оганн.
     ’еперь он уверен в себе, можно ни о чем не беспокоитьсЯ, козыри у  него
в кармане. ‹ицо его светлеет, смЯгчаетсЯ, на миг он порывисто сжимает  рукой
ее плечо - это почти похоже на нежность.
     € сомнениЯ Љончи тоже рассеЯлись.
     - ‹адно, - говорит она. - …сли обманешь, Я тебЯ убью.
     € зарываетсЯ лицом ему под мышку.
     - ‚он как? - снисходительно,  как  господин  и  повелитель,  спрашивает
€оганн. - —то ж, попробуй. - ЋстанавливаетсЯ в полутемном  коридоре,  быстро
поворачивает ее лицом к себе и обеими руками легонько берет за горло. - ’ак?
     Љонча вздрагивает от удовольствиЯ, с улыбкой, без тени тревоги  смотрит
на него снизу вверх.
     - Ќет, не так. Џо-другому. џ умею лучше.
     Ћни смеютсЯ, глЯдЯ друг на друга, и идут дальше, €оганн обнимает ее  за
плечи.
     - ‚от и пришли, - говорит  Љонча,  открывает  дверь,  входит  перваЯ  и
зажигает свет.
     Ћна ждала, что он тотчас наброситсЯ на нее, ждала грубого,  неуклюжего,
бестолкового  насилиЯ,  слишком  часто  она  видела   такое   у   неопытных,
изголодавшихсЯ юнцов; а могло быть и хуже - паника,  бессилие  и  злость  на
бессилие или даже убийственное отчаЯние, и тогда надо будет с ним нЯнчитьсЯ,
и льстить, и успокаивать, и осторожно от него отделатьсЯ, не  подаваЯ  виду,
ведь мужчины в час такого позора нередко злы, несговорчивы, а то  и  опасны,
еще ее же во всем и обвинит и захочет отомстить ей за то,  что  унижена  его
мужскаЯ гордость. € она начеку, она готова ко всему; но €оганн только  стоит
и выжидательно смотрит на нее, такой сиЯющий, и так золотЯтсЯ его волосы. …й
всегда нравились светловолосые мужчины, а этот, оказываетсЯ, еще и пылкий, и
ласковый, без затей; протЯнул руку, гладит ее шелковистые  черные  волосы  и
повторЯет по-немецки:
     - Љрасиво, красиво!
     Ћна с облегчением засмеЯлась - славно, все будет проще, чем она думала!
- и взЯла его руку в свои.
     - ‚ходи, не смущайсЯ, ты же со мной, нам будет хорошо! - Ћна  притЯнула
к себе его голову, поцеловала и начала развЯзывать на нем галстук.  -  €  ты
тоже помогай мне раздетьсЯ. ’ак забавней - все делать вместе. ‘кажи,  милый,
Я у тебЯ самаЯ-самаЯ перваЯ, да?
     €оганн кивнул и покраснел, но тут же овладел собой:
     - Ђ почему ты спрашиваешь?
     Ќа это Љонча предпочла не отвечать.
     - ‘кажи, ты менЯ любишь? Ќу хоть немножко, самую капельку?
     - Ќе знаю, - сказал он хрипло и так  обхватил  ее,  что  она  с  трудом
стЯнула с него рубашку. € начал дергать перед ее  платьЯ,  стараЯсь  открыть
его на груди.
     - Џогоди, - сказала Љонча. - ’ы разве не хочешь, чтобы Я сама длЯ  тебЯ
очень-очень постаралась?
     €звиваЯсь всем  своим  гибким  телом,  она  высвободилась  из  дешевого
черного  платьишка,  сбросила  к  ногам  Яркую  шелковую  нижнюю  юбчонку  и
остановилась перед ним обнаженнаЯ.
     - џ очень нехорошаЯ, - сказала она поддразниваЯ, - вот увидишь.
     Ќо он, кажетсЯ, не слышал, и его  вовсе  не  требовалось  соблазнЯть  и
разжигать.


     ђибер опЯть угостил весь  оркестр  пивом  и  в  четвертый  раз  заказал
"‘казки венского леса". ЊелодиЯ трауса, шаумвейн, звездное небо, скользЯщаЯ
в вихре вальса ‹иззи - ее кроткое настроение так много обещало, - все вместе
приЯтно кружило ему голову, и, упиваЯсь сладостью настоЯщей минуты, он  едва
не позабыл о будущих наслаждениЯх. „етский слюнЯвчик  съехал  ему  под  ухо,
детский чепчик сполз  на  затылок,  ничто  на  свете  его  не  заботило.  Ћн
непрестанно  улыбалсЯ  во  весь  рот  и  сладко  причмокивал,  смакуЯ   свое
удовольствие, и при этом высовывал влажный розовый  кончик  Языка.  Џокрепче
обхватил талию ‹иззи, сжал ее руку, прижалсЯ к ней плотным брюшком  и  вдруг
без слов, высоким тенорком затЯнул:
     - ’ам, ти-та-там, ти-та-там, ти-та-та-ам!
     Ћн пел, и резво подпрыгивал, точно козлоногий фавн, и проворно вертелсЯ
на носках, и восторженно глЯдел снизу вверх на  ‹иззи,  и  она,  точно  сама
нимфа ќхо, сейчас же откликнулась:
     - ’и-та-там!
     „а, ђибер чувствовал себЯ настоЯщим фавном,  легконогим  плЯсуном,  что
скачет по лужайке посреди  лесной  чащи,  и  его  острые  глЯнцевые  копытца
оставлЯют на мЯгкой, усыпанной листьЯми земле раздвоенные отпечатки, похожие
на цветы; а в вершинах  дерев  стонет  ветер,  будто  скрипка,  и  в  ветвЯх
перекликаютсЯ пичужки - ти-та-там - и вздыхают струны  арфы,  и  нимфа  ждет
козлоногого юношу-полубога, вот сейчас он взбрыкнет копытцами  и  прыгнет  к
длинноногой красотке в зеленом нарЯде, которой так нравЯтсЯ  резвые  прыжки!
’ралЯ-лЯ, ти-та-там! - самозабвенно,  восторженно  распевает  во  все  горло
молодой фавн и неистово вертитсЯ на носках, на самых кончиках острых  копыт,
а нимфа,  откинувшись  торсом  назад,  вихрем  носитсЯ  вокруг  него,  и  ее
кружевные юбки развеваютсЯ  сзади  и  неторопливо  взметаютсЯ  вверх,  точно
раскрываетсЯ веер.
     ѓрузно осев в кресле в обнимку с бутылкой пива,  •ансен  из-под  грозно
сдвинутых бровей свирепо смотрел на эту пару. ЋпЯть и опЯть они  проносились
мимо, в последний раз так близко, что юбка ‹иззи обмахнула его колени -  это
просто оскорбительно, решил •ансен, пусть попробует повторить такую штуку, и
он подставит ей ножку, и растЯнутсЯ оба на полу как  миленькие.  Ђ  они  уже
снова приближались, мчались еще неистовей прежнего - и он  весь  подобралсЯ,
выставил ногу. Ќа этот раз разлетающиесЯ юбки ‹иззи мазнули его по лицу,  он
замигал, сморщилсЯ, и тут башмак ђибера всей  тЯжестью  отдавил  ему  носок.
•ансен глухо взвыл, вскочил, распрЯмилсЯ во весь рост и  с  размаху  обрушил
пивную  бутылку  на  беззащитную  лысину  ђибера.  ђибер   остановилсЯ   как
вкопанный, на лице его  выразилось  безмерное  изумление.  Ѓрызнули  во  все
стороны осколки стекла, на лысине заалела  ЯркаЯ  длиннаЯ  полоса,  побежали
книзу быстрые ручейки.
     -  ЏонЯтно?  -  сурово  вопросил  •ансен,   будто   он   сейчас   нечто
неопровержимо доказал. - ЏонЯтно?
     “дар этот еще глубже погрузил ђибера в игру воображениЯ.
     - Ѓэ-э! Њэ-э! - заблеЯл он по-козлиному и с наскока  боднул  •ансена  в
весьма чувствительное место - прЯмиком под ложечку, в солнечное сплетение.
     •ансен согнулсЯ вдвое, у него пресеклось дыхание. € вмиг, не  успел  он
перевести дух, на него опЯть с истошным воплем налетел ђибер и опЯть  боднул
изо всей  силы;  рубашка  •ансена  спереди  зарЯбила  безобразными  красными
пЯтнами.
     - Ђ ну, прекрати! - тЯжело выдохнул •ансен. ЋпЯть  согнулсЯ  от  удара,
ладонью уперсЯ в лицо ђиберу, оттолкнул его. - Џрекрати, ну, Я говорю, ну!
     ђибер отшвырнул  его  руку  и  приготовилсЯ  атаковать  в  третий  раз.
Ѓарабанщик из оркестра сдвинул на затылок свой бумажный  колпак  и  обхватил
ђибера - тот, ошеломленный неожиданностью, не сопротивлЯлсЯ.  ‘крипач  мЯгко
попыталсЯ удержать руку •ансена, швед стрЯхнул его, как котенка.  “дивленные
тем,  что  музыка  вдруг  смолкла,  студенты  (они  танцевали  с  испанками)
бросились  смотреть,  что  случилось,  и  при  виде  разрисованной  красными
струйками головы ђибера заорали: Que vive la sangre! Viva la Barbaridad! <i>{„а
здравствует кровь! „а здравствует жестокость! (исп.).}</i>
     ”рау ђиттерсдорф и супруги ѓуттен до сих пор сидели втроем - не столько
зрители, скорее наглЯдный образец приличиЯ,  воплощенный  укор  неприличному
зрелищу. ’еперь они демонстративно поднЯлись - никто, впрочем, не обратил на
это вниманиЯ - и вышли.
     - Ќам очень посчастливитсЯ, если мы доплывем  живыми,  -  сказала  фрау
ђиттерсдорф.
     ‡амечание столь справедливое, что ѓуттены сочли излишним ответить.
     ЏотрЯсеннаЯ ‹иззи стоЯла и смотрела на все расширенными глазами,  зажав
рот рукой, мучительно сморщив лоб. ‘крипач потрепал ее по щеке  и  попыталсЯ
утешить.
     - Ќичего, ничего, - сказал он.
     ќто сочувствие только заставило ее очнутьсЯ и понЯть,  что  разразилась
катастрофа. ‹ицо ее  сморщилось,  она  отвернулась  и,  пригнувшись,  высоко
вскинув руки, с пронзительными, режущими ухо, совсем павлиньими воплЯми, как
безумнаЯ бросилась бежать. ‘крипач поспешил за ней.
     - Џозвольте вам помочь, фрейлейн, - сказал он. - Ќе ходите одна.
     Ћн хотел тронуть ее за плечо. ‹иззи отшатнулась,  визгливо  засмеЯлась,
заплакала. Џрошла мимо ђибера, даже не взглЯнув на него, и он тоже не видел,
как она ушла, не помнил, что она была рЯдом.  •ансен  одиноко  пошел  прочь,
крепко прижимаЯ руки  к  животу.  Ѓарабанщик  все  еще  поддерживал  ђибера,
который Явно  ничего  не  соображал.  ЋтойдЯ  друг  от  друга  на  некоторое
расстоЯние, ђибер и •ансен внезапно остановились и перегнулись через перила.
Џрошло несколько бурных минут, потом оба выпрЯмились,  отерли  физиономии  и
продолжали качатьсЯ вместе с нырЯющим в волнах кораблем.
     Љ этому времени скрипач уже пожалел о  своем  рыцарском  порыве:  он-то
пыталсЯ помочь страдающей представительнице слабого  пола,  а  она  отвечала
черной неблагодарностью и всЯкий раз, когда он хотел  поддержать  ее,  взЯть
под локоть, визжала: "Ќе троньте менЯ!" - будто ее насиловали. Ђ меж тем  ее
шатало, она шла по коридору, налетаЯ то на одну стену, то на  другую,  -  и,
честное слово, никогда в жизни он не видывал такой уродины! Ќо  скрипач  был
рабом своего хорошего воспитаниЯ, а быть может, и природного добродушиЯ;  он
не отступилсЯ от обузы, которую сам  на  себЯ  взвалил,  он  все-таки  довел
несносную бабу до нужной двери, постучал громко, насколько хватило смелости,
и стал ждать.


     ‚есь вечер „энни просидел в баре и  сейчас  впервые  с  трудом  слез  с
высокого табурета.
     - …сть дело, - сказал он. - Џойду займусь Џасторой. Ћна тут крутилась с
одним кубинцем. Џускай объЯснит толком свое поведение... Я ей покажу!
     „эвид давно уже опьЯнел, но не получал от этого никакого  удовольствиЯ,
в нем только все как-то притупилось... что ж, теперь он от всего отрешилсЯ и
может дать разумный совет этому „энни, которому Явно на роду написано путать
и портить все, за что бы он ни взЯлсЯ.
     - ‚ам бы спохватитьсЯ раньше, - сказал „эвид. - ‘ейчас самообладание не
то. ‚ам не рассчитать расстоЯниЯ и силы удара. Ќе забывайте, женщину куда ни
ударишь - все опасно, даже когда вы трезвый. “ них все места  уЯзвимые,  они
взбучку плохо переносЯт.
     - ќта перенесет, - решительно заЯвил „энни.
     Ћн покачнулсЯ, уцепилсЯ левой рукой за стойку, правой стукнул  себЯ  по
животу и громко икнул.  €,  словно  это  вернуло  ему  устойчивость,  прЯмо,
уверенно зашагал к танцующим. „эвид пошел за ним в  надежде  поглЯдеть,  как
этого „энни хорошенько отбреют. Ќо ничуть не бывало, студент  сразу  же,  не
прекословЯ, уступил свою даму. € не успела Џастора отказатьсЯ и удрать,  как
очутилась в объЯтиЯх „энни; они пошли кружить вкривь и вкось, Џастора крепко
взЯла его за локти, отстранЯЯ от себЯ, а „энни в угрюмом молчании навис  над
нею и дышал ей в лицо Ядовитым перегаром.
     - Џусти, от тебЯ вонь, как от  стервЯтника!  -  не  выдержала  Џастора,
отвернулась и попробовала вырватьсЯ.
     „эвид с удовольствием понЯл, что все это сулит „энни  мало  радости.  €
про себЯ весело пожелал  ему  промаЯтьсЯ  весь  вечер  в  попытках  укротить
Џастору и остатьсЯ с носом.
     “ него, „эвида, своих забот хватает -  и,  по  обретенной  в  последнее
времЯ привычке, когда от виски словно бы проЯснЯетсЯ в голове и не так остро
мучают разные тревоги, он стал размышлЯть:  почему  он  утратил  уважение  к
себе? Џочему позволЯет женщине, да еще такой женщине,  как  „женни,  день  и
ночь тЯготить его мысли, терзать его чувства и нарушать его планы, и  тащить
туда, куда он вовсе не стремитсЯ, и в спорах бессовестно загонЯть в угол,  и
при помощи слез и любовных ласк играть на его слабостЯх, мешать его  работе,
доводить до пьЯнства... просто счету нет ее подлостЯм...  о  чем  он  только
думал, черт подери?! Ќе угодно ли, изо днЯ в день  он  напиваетсЯ,  лишь  бы
избавитьсЯ от нее и от мыслей о ней, а что из этого  вышло?  —то  сталось  с
„женни? „евушка, которую, как ему казалось,  он  хорошо  знал,  исчезла  без
следа, может быть, просто он сам ее выдумал, склеил из клочков  и  обрывков,
уцелевших от того, что воображалось и грезилось в мальчишеские годы. •ватит,
пора повзрослеть. Ќет и не может быть на свете такой девушки, какою в  своих
мечтах он видел „женни...
     •мель едва не свалил его с ног. Ћн оперсЯ на  перила,  обхватил  голову
руками, ноги подкашивались, мутило отчаЯнно - так с ним бывало очень часто и
с меньшими основаниЯми, - и однако сердце и волЯ  ожесточились,  словно  они
жили отдельной жизнью, неподвластные прихотЯм алкоголЯ.
     - —ерт с тобой, „женни, ангел, знать тебЯ не хочу. Ќе  желаю  больше  с
тобой воевать. €гра не стоит свеч. Ќе могу Я больше так жить.
     Ћн услыхал свой голос и в отчаЯнии оглЯделсЯ, но поблизости  никого  не
было. € Явственно зазвучал  в  ушах  невыносимо  насмешливый  веселый  голос
„женни:
     "...и тогда, лежа на пылающих угольЯх, отозвалсЯ император Љуаутемок  и
спросил его: "“ж не думаешь ли ты, что Я покоюсь на ложе из роз?"
     Ћна сказала это однажды, давно, когда он еще не  принимал  ее  всерьез;
когда  он  давал  ей  понЯть,  что  страдает  из-за  нее  и  чувствует  себЯ
несчастным, она всегда ухитрЯлась намекнуть, что и  она  тоже  несчастна,  и
виноват в этом он, но она уверена: стоит им обоим хорошенько постаратьсЯ - и
их ждет блаженство несказанное. Ќо ни разу она не поЯснила,  как  же  именно
надо старатьсЯ и кто должен начать первым.
     Њимо пронеслась Џастора - развеваютсЯ оборчатые юбки и чернаЯ кружевнаЯ
мантильЯ, лицо мрачнее тучи; оглЯнулась через плечо и  юркнула  в  ближайшую
дверь. ‡а нею куда медленней, но упрЯмо и  целеустремленно,  качаЯсь  и  еле
сохранЯЯ равновесие,  двигалсЯ  „энни.  ‡аметил  „эвида,  подмигнул,  сказал
доверительно:
     - Ћна думает - удерет от менЯ. - € прибавил беспечно: - „удки, негде ей
спрЯтатьсЯ, нет на корабле такого места. “ж Я ее изловлю, будьте покойны.
     - Њожет, вам подождать до утра, будете в лучшей  форме,  -  посоветовал
„эвид.
     Ќо „энни упрЯмо покачал головой.
     - Ќет уж.  ‘егоднЯ  -  в  самый  раз.  Ћн  заковылЯл  дальше,  шатаЯсь,
спотыкаЯсь, размахиваЯ руками, но все  же  добралсЯ  до  двери,  за  которой
скрылась Џастора, прислонилсЯ на секунду-другую  к  косЯку  и  вошел.  „эвид
начал бесцельно бродить по кораблю, случайные встречные виделись ему  как  в
тумане - вот миссис ’редуэл со своим чопорным морЯком...  злосчастнаЯ  ќльза
под конвоем родителей - наверно, ее отправлЯют спать... доктор уман - этот,
похоже, спит на ходу; все они проплывали мимо  „эвида,  а  с  другого  борта
доносилсЯ все тот  же  нескончаемый,  опостылевший  вальс  "‘казки  венского
леса". Ќаконец „эвид себе призналсЯ, куда идет и кого  ищет,  и  что  думает
увидеть; он уже ничего не чувствовал, все нервы словно омертвели,  и  однако
такаЯ убийственнаЯ одолевала тоска, такое отчаЯние, что  его  вдруг  пронзил
страх, впервые в жизни он испугалсЯ - вдруг он сейчас умрет! Ќо что  ж  было
делать, оставалось только  идти  дальше,  все  выше  по  трапам,  пролет  за
пролетом, на верхнюю палубу, к шлюпкам, и тут осторожно,  крадучись,  обойти
все кругом, и вот он нашел тех двоих, и они даже  не  прЯтались.  Љонец  его
поискам, жаркаЯ волна крови бросилась в голову,  как  будто  он  не  знал  с
самого начала, что застанет  их  здесь.  ‚от  они  полулежат,  прислонЯсь  к
пароходной трубе, - уперлись подошвами в  палубу,  так  что  коленки  торчат
кверху; они тесно прильнули друг к другу, головы задумчиво склонены, висок к
виску. ‘лабо светит из-за бегущих облаков луна, и  видно  -  у  „женни  лицо
бледно до голубизны, будто инеем подернуто, сомкнуты  веки,  сомкнуты  губы,
страдальческое лицо спЯщей. ”рейтаг  непринужденно,  уверенно  обнимает  ее,
одной рукой сжал ее руки на сомкнутых, беспомощно повернутых к нему коленЯх.
     “ „эвида похолодели руки и ноги, он мгновенно побелел,  осунулсЯ,  даже
нос заострилсЯ, только вздрагивали ноздри,  он  и  сам  ощутил  эту  гримасу
безмерного отвращениЯ. …го будто оглушило, все смешалось: самаЯ обыкновеннаЯ
ревность, брезгливость,  оскорбленное  достоинство,  леденЯщаЯ  ненависть  к
„женни. € не понЯть, что всего омерзительней: самый  ли  смысл  этой  сцены,
бесстыдное  ли  наслаждение,  мучительно  исказившее   черты   „женни,   или
самообладание ”рейтага - так непринужденно, привычно  он  ее  обнимает,  так
уверенна его повадка опытного укротителЯ женщин, прирожденного сердцееда.
     ‚от это и в ту минуту, и потом было длЯ „эвида  всего  невыносимей;  он
едва не убил ”рейтага  за  такую  спокойную  снисходительность,  за  веселое
довольство и самодовольство в его лице. ЌегодЯй Явно ждал,  чтобы  „женни  с
его искусной помощью окончательно уступила желанию,  чтобы  сама  пошла  ему
навстречу. € ничего они вокруг не замечали, поглощенные друг другом, будто в
башне или на необитаемом острове.  ”рейтаг  поднЯл  голову,  накрыл  ладонью
волосы „женни, запрокинул  ее  голову  и  несколько  секунд  с  любопытством
разглЯдывал ее лицо, потом неторопливо, с наслаждением знатока  поцеловал  в
губы. „женни  зашевелилась,  казалось,  она  хочет  глубже  зарытьсЯ  в  его
объЯтиЯ. ’ак же спокойно, умело, без спешки и без волнениЯ он тесней  прижал
ее к себе, осторожно выпрЯмил ее ноги, растЯнулсЯ с нею рЯдом  на  палубе  и
положил руку ей на грудь.
     ‚се еще вглЯдываЯсь ей в лицо, он приподнЯлсЯ на локте,  склонилсЯ  над
нею и вдруг замешкалсЯ, приник  щекой  к  ее  щеке,  точно  прислушиваЯсь  к
дыханию. Џотом отвернулсЯ, поудобней пристроил ее голову у себЯ на  плече  и
как-то странно засмеЯлсЯ коротким, еле слышным,  затаенным  смешком.  ‘легка
трЯхнул голову „женни, поцеловал ее, потом  приподнЯл,  посадил,  попробовал
поставить на ноги.
     - ‘тыд  и  срам,  красотка!  -  сказал  он  с  полнейшим,  невозмутимым
благодушием. - Ќадо же, в такую минуту - и вдруг обморок!
     „женни тихонько застонала.
     - Ћставьте менЯ в покое. “ходите, оставьте менЯ.
     - ‚ы прекрасно понимаете, что Я не могу уйти  и  оставить  вас  тут,  -
сказал ”рейтаг чуть ли не как старший брат, которому  прискучили  ребЯческие
капризы. - ‚ставайте, „женни, не упрЯмьтесь.
     „эвид, который все это времЯ стоЯл, застыв  в  тени  пароходной  трубы,
повернулсЯ и тихонько стал спускатьсЯ по трапу, он похолодел  от  ужаса,  от
безмерного унижениЯ, в голове гудело, как в морской раковине.


     Ѓаумгартнер сидел в баре;  клоунский  грим  его  размазалсЯ,  фальшиваЯ
борода валЯлась под стулом, он неловко потЯнулсЯ за ликерной рюмкой, толкнул
чашку, пролил кофе на салфетку. € молча  заплакал,  в  растерЯнности  утираЯ
рот, лоб, глаза салфеткой, как  платком.  †ена  не  спускала  с  него  глаз,
жестких и темных, точно два агата, и, понизив голос, сказала сурово:
     - ‚се очень стараютсЯ на тебЯ не смотреть. ’ем самым, надо полагать, ты
не делаешь из себЯ всеобщее посмешище.
     ‡алпом, не чувствуЯ вкуса, он проглотил  бенедиктин  -  лучшее  дорогое
угощенье после праздничного ужина.  Џоверх  стопки  блюдец,  выросшей  между
ними, дотЯнулсЯ до жениной  руки,  легонько  постукал  по  ней  указательным
пальцем. Ћна только и увидела за салфеткой один заплаканный унылый  глаз  да
угол рта, дрожащий от невысказанных упреков.
     - Mein Liebchen <i>{‹юбовь моЯ (нем.).}</i>, - сказал он, - разве  ты  забыла?
‘егоднЯ ровно десЯть лет, как мы поженились.
     - —то тут вспоминать? - беспощадно спросила она.  -  —то  это  были  за
десЯть лет? ‘ущий ад, с самого начала - небольшой земной ад.
     - Ќет, - возразил Ѓаумгартнер, - не с самого начала. ќто неправда-
     †ена поспешно перебила его, полнаЯ неистовой  решимости  все  отрицать;
она только и знала, что несчастлива, что  все  надежды  ее  обмануты,  и  не
могла, не желала больше ничего помнить.
     - Њожет, по-твоему, Я не знаю, что это было! •оть бы постыдилсЯ! ‚о что
ты превратил нашу жизнь?
     Ћн опЯть закрыл лицо салфеткой и сквозь салфетку простонал:
     - „а-да, мне стыдно, мне всегда стыдно. Ќо Я  умираю,  ѓретель,  ты  же
знаешь, Я умираю, у менЯ Язвы, а может быть, рак, откуда мы знаем? џ умираю,
а тебе все равно, тебе всегда было все равно...
     †ена наклонилась к нему через стол.
     - Ѓросил бы наливатьсЯ спиртным с утра до ночи, был бы здоров.  ’ы  сам
хочешь болеть, хочешь менЯ замучить, хочешь всех нас погубить... теперь-то Я
понимаю. ’ы менЯ ненавидишь. ’ы все делаешь мне назло...
     Ѓаумгартнер расправил было плечи, но  опЯть  сник,  покачнулсЯ,  оперсЯ
кулаками о стол.
     - •орошо же, - сказал он. - ќто последнЯЯ  каплЯ.  „умай,  что  хочешь.
•ватит с менЯ, Я и так зажилсЯ на свете, ни часу больше не стану терпеть эту
пытку. џ убью себЯ.
     - Ќу конечно! - †ена похолодела от испуга и от гнева.  -  ЋпЯть  та  же
песнЯ! €нтересно, когда и как ты на этот  раз  намерен  покончить  с  собой?
•отела бы Я длЯ разнообразиЯ узнать твои планы.
     - Ђ вот возьму и сию минуту брошусь за борт! - Ѓаумгартнер залпом выпил
кофе. - ќто будет... - Ћн с  маху  грохнул  чашкой  о  стол,  она  разбилась
вдребезги, и несколько человек оглЯнулись, но тотчас  же  отвели  глаза.  Ћн
перехватил все эти мимолетные взглЯды и  громко,  неестественно  и  невесело
захохотал. - ќто будет самый верный способ!
     - Ћ да, - съЯзвила жена.  -  ’ы  устроишь  великий  переполох,  и  тебЯ
вытащат, как „етку...
     - Ђ может быть, как того баска, - напомнил муж.
     - ”у! - сказала она. - „о чего ты противен.
     ‘ отчаЯнием он увидел, что она просто-напросто злитсЯ, она  воображает,
будто это всего  лишь  очереднаЯ  ссора,  но  он-то  зашел  слишком  далеко,
отступать некуда; надо твердить свое, пусть она поверит наконец, что это  не
пустые слова, пусть, как надлежит жене, помешает ему осуществить угрозу.
     ”рау Ѓаумгартнер словно прочитала его мысли. Ћна видела, он  ждет,  как
она поступит дальше, и с ребЯческим коварством присматриваетсЯ,  прикидывает
- долго ли она  будет  сопротивлЯтьсЯ,  скоро  ли  начнет  уговаривать  его,
упрашивать, а он не сразу снизойдет к ее мольбам и согласитсЯ не умирать.  €
она скрестила руки на груди, откинулась на спинку стула, сказала устало:
     - Џерестань говорить глупости, никогда ты ничего подобного не сделаешь.
Њне надоело, Я иду спать, а ты можешь сидеть тут сколько угодно.
     Ѓаумгартнер вскочил как встрепанный,  размашисто  зашагал  к  ближайшей
двери и лишь у порога оглЯнулсЯ. †ена все еще  сидела  скрестив  руки  и  не
смотрела на него. “же выйдЯ на палубу, он снова оглЯнулсЯ, и оказалось - она
вышла из за стола и идет в  противоположную  сторону,  и  за  спиной  у  нее
развеваютсЯ Яркие ленты крестьЯнского чепца.
     Ћшеломленный  таким  предательством,  такой  неожиданной,  непостижимой
изменой, он неверной походкой поплелсЯ вдоль борта; он непрестанно  озиралсЯ
- неизвестно откуда, но конечно же она вот-вот  поЯвитсЯ,  уж  наверно,  она
просто хочет  его  наказать,  помучить  несколько  минут  и  сейчас  выбежит
откуда-нибудь  из-за  угла,  броситсЯ  ему  наперерез,  станет   удерживать,
умолЯть, урезонивать, уже сколько раз так бывало. Ћн  внезапно  остановилсЯ,
облокотилсЯ на перила, обхватил голову руками, будто  и  вправду  собираетсЯ
прыгнуть за борт. Џеред глазами встают,  опадают,  снова  вздымаютсЯ  крутые
валы, уходит из-под ног  шаткаЯ  палуба,  и  -  о  ужас!  -  до  дрожи  Ясно
представилось: вот он мгновенье стоит  на  перилах,  повисает  над  страшной
бездной, наклонЯетсЯ все дальше вместе с креном кораблЯ  и  летит  в  пучину
вниз головой, и в этот самый миг ѓретель  бежит  к  нему  и,  заломив  руки,
умолЯет: "Ћ нет, нет-нет, подожди, любовь моЯ, подожди, прости менЯ!"
     Ћн в ужасе отшатнулсЯ и едва не упал, едва  не  натолкнулсЯ  на  миссис
’редуэл - она шла с мальчишкой, помощником капитана, Ѓаумгартнер уже не  раз
видел их вместе. ЊорЯчок обнимал ее за талию, обоих кидало качкой то вправо,
то влево, и они весело смеЯлись.
     - ‚иноват, виноват, - сказал Ѓаумгартнер.
     Ћн все-таки удержалсЯ на  ногах,  согнулсЯ  в  низком  поклоне  и  даже
попыталсЯ щелкнуть каблуками. ’е двое  кивнули,  мельком  глЯнули  на  него,
небрежно ему помахали и пошли дальше; им безразличны его мученьЯ, им и  дела
нет, что он готов покончить со своим жалким существованием, еще  того  хуже,
они и вообразить не могут такого несчастьЯ! Ќет в них  ни  капли  жалости  и
человеколюбиЯ, совсем как в  его  бессердечной  жене.  ЋпЯть  он  подошел  к
перилам, крепко за них ухватилсЯ и  снова,  уже  спокойней,  стал  созерцать
волны океана и свое положение. ’ак вот как оно получилось,  вот  к  чему  он
пришел, и дурак он был, что когда-то надеЯлсЯ на лучшее! ќто ли не  трагедиЯ
- человек в отчаЯнии, а его покидает жена, та, кого он  любил,  кому  верил,
кому отдавал  все  лучшее!  Ђ  он-то  не  сомневалсЯ,  что  она  оценит  его
преданность, будет  уважать  его  благородные  побуждениЯ,  своей  верностью
поддержит его мужество, будет снисходительна к его слабостЯм, каковы бы  они
ни были, - разве  найдетсЯ  человек  без  слабостей?  Ћн-то  ждал,  что  она
предоставит ему полную свободу и при этом будет блюсти порЯдок, сдержанность
и приличиЯ в их повседневной жизни - ведь на то и существует жена. € вот  он
стоит один в сырую, холодную сентЯбрьскую полночь над бурными водами океана,
готовый покончить с собой, а  она  и  пальцем  не  пошевельнула,  чтобы  его
спасти. Ћна даже ехидничала, насмехалась, подстрекала его.
     „а, это конец. Ќе может он это вынести. Ќе может и  не  хочет.  —то  за
безумие на него нашло, как мог он хоть на минуту допустить подобную мысль  -
покинуть невинного  ребенка,  своего  единственного  сына,  который  столько
обещает,  оставить  его   сиротой,   в   сущности,   на   произвол   судьбы.