Љэтрин ќнн Џортер. ђассказы

Ћцените этот текст:
Љэтрин ќнн Џортер. ђассказы

OCR Ѓычков Њ.Ќ.

‚…ђ…‚ЉЂ
Џеревод ‹.Ѓеспаловой

Ќа третий день после того, как они переехали за город, он принес из
деревни корзину продуктов и большой моток веревки. Ћна вышла ему навстречу,
вытираЯ руки о зеленый фартук. ‚олосы у нее были взъерошены, обгоревший нос
пламенел. ‚сего два днЯ прошло, сказал он, а у нее уже вид заправской
сельской жительницы. ‘ераЯ фланелеваЯ рубашка на нем взмокла от пота,
тЯжелые ботинки были запорошены пылью. Ђ у него вид такой, отпарировала она,
будто он играет в пьесе из сельской жизни.
Љофе принес? Ћна весь день ждала, когда же наконец сможет выпить кофе.
‡аказываЯ в день приезда продукты, они совсем упустили кофе из виду.
…лки зеленые! - не принес. ѓосподи, опЯть, значит, тащись в деревню.
Ќет, он пойдет, пусть даже он рухнет по дороге. ‡ато все остальное он вроде
бы принес. Ћна укорила его: он потому забыл кофе, что сам его не пьет. Џей
он кофе, он бы еще как про него вспомнил. Џусть представит, что у них
кончились сигареты! € тут ее взглЯд упал на веревку. ќто еще зачем? „а он
подумал: вдруг возникнет надобность в веревке - белье там вешать или еще
что. Ћна, естественно, спросила, уж не думает ли он, что они собираютсЯ
открыть прачечную? Ћн что, не заметил, что у них во дворе натЯнута веревка
ненамного короче той, что он принес? „а ну, так-таки и не заметил? Ђ ей та
веревка портит весь вид.
Ћн думал, мало ли длЯ чего в деревне может пригодитьсЯ веревка.
€нтересно бы узнать, длЯ чего, например, осведомилась она. Ћн несколько
минут ломал голову, но так ничего и не придумал. ’ам видно будет, верно?
Љогда живешь в деревне, приходитсЯ держать в доме всЯкую всЯчину про запас.
„а, да, он, конечно же, прав, сказала она, но ей казалось, что сейчас, когда
у них каждый цент на счету, по меньшей мере странно покупать веревку. ’олько
и всего. ‚от что она хотела сказать. Џросто она не понЯла, во всЯком случае
поначалу, почему ему вдруг взбрело в голову купить веревку.
Ђх ты господи, захотел купить и купил, только и всего. Џричина как
причина, не хуже другой, так и она считает, она только не понимает одного,
почему он ей сразу так не сказал. Ћ чем говорить, веревка, естественно,
пригодитсЯ - еще бы, целых 25 метров веревки, им без нее просто не обойтись,
сейчас ей, правда, не приходит в голову, куда бы они могли ее приспособить,
но длЯ чего-нибудь да пригодитсЯ. Љак же иначе. Ћн верно сказал, в деревне
все идет в ход.
Ћна просто немного огорчилась из-за кофе, и, нет, ты посмотри, посмотри
только на Яйца! Ћй, ну хоть бы одно целое! —то он на них положил? Ћн что, не
знал, что Яйца ничего не стоит раздавить? ђаздавить? „а кто, интересно
знать, их давил? ‘кажет тоже! Џросто нес их в корзине вместе с прочими
покупками. Ђ если они и побились, так это не он виноват, а продавец. “ж
кому-кому, а продавцу должно быть известно, что на Яйца нельзЯ класть ничего
тЯжелого.
Ћна уверена, что Яйца побились из-за веревки. ’Яжелее веревки в корзине
ничего не было. Ћна видела, когда он вернулсЯ, веревка лежала в корзине
поверх покупок. Ћн призвал весь мир в свидетели, что это чистой воды
выдумка. Ћн нес веревку в одной руке, а корзину в другой. “ нее что, глаз
нет?
…сть у нее глаза или нет, но она Ясно видит, что на завтрак Яиц не
будет. €з них придетсЯ сегоднЯ же вечером сделать Яичницу. ќкаЯ досада! Ћна
рассчитывала поджарить на ужин отбивную. Љ тому же у них нет льда, и мЯсо
тронетсЯ. €нтересно знать, спросил он, почему бы ей не вылить Яйца в миску и
не поставить на холод.
Ќа холод! Џусть сначала покажет, где этот холод, и она охотно поставит
туда Яйца. ђаз так, почему бы не сварить Яйца и мЯсо разом, а завтра
поужинать разогретым мЯсом. “ нее даже горло перехватило от негодованиЯ.
“жинать разогретым мЯсом, когда можно есть с пылу с жару! ‚ечно второй сорт,
дешевка, суррогаты во всем - даже в еде! Ћн легонько потрепал ее по плечу.
ђазве это так уж важно, детка? ‚ игривом настроении он порой трепал ее по
плечу, а она изгибалась и мурлыкала. Ђ тут она зашипела и едва не вцепилась
в него. “ него уже чуть было не сорвалось, что они как-нибудь перебьютсЯ, но
она налетела на него: если у него повернетсЯ Язык сказать, что они
как-нибудь перебьютсЯ, заЯвила она, она влепит ему пощечину.
Ћн проглотил оскорбление, вспыхнул. Џодхватил веревку, потЯнулсЯ
закинуть ее на верхнюю полку. Ќо не тут-то было - верхнюю полку она отвела
под склЯнки и банки и не позволит захламлЯть ее всЯкими веревками. •ватит с
нее того, что у них в городе сам черт ногу сломит - так там хоть повернутьсЯ
негде, но здесь она наведет порЯдок.
‚ таком случае интересно знать, как на верхней полке очутились молоток
и гвозди? € с какой стати она их туда сунула, она что, не знает, что он
собираетсЯ приладить рамы наверху и молоток и гвозди ему нужны там? €з-за
нее у них все движетсЯ черепашьими темпами, вечно она задает ему лишнюю
работу из-за своей дурацкой привычки перекладывать все с места на место и
запихивать невесть куда.
Ћна, насколько помнит, извинилась. Ѓудь у нее хоть какаЯ-то надежда,
что он приладит рамы этим летом, она оставила бы молоток и гвозди там, где
он их и положил, - прЯмо посреди спальни, на самом ходу. Ђ теперь, если он
сию же секунду не очистит полку, она вышвырнет этот хлам в колодец.
•орошо, хорошо, а что, если он положит все в чулан? Ќи в коем случае.
—улан у нее отведен под щетки, швабры и совки - у него что, нет другого
места длЯ веревки, кроме как ее кухнЯ? …му, видно, невдомек, что у них в
доме целых семь комнат и всего одна кухнЯ? €нтересно знать, что из этого
следует? Ћна что, не понимает, что ведет себЯ глупее глупого? Ћн что ей,
трехлетний недоумок? Ћна, видно, жить не может без того, чтобы кого-то не
дергать и не притеснЯть, иначе ее поведение не объЯснишь. ‚от когда он
пожалел, что они не завели ребенка-двух - ей было бы на ком срывать зло.
Њожет, тогда его оставили бы в покое.
Џри этих словах она переменилась в лице и напомнила ему, что он забыл
про кофе и бог знает длЯ чего купил моток веревки. Ђ если вспомнить, сколько
им всего еще нужно, чтобы можно было хоть мало-мальски прилично устроитьсЯ,
ей просто плакать хочетсЯ, только и всего. “ нее был такой потерЯнный,
удрученный вид, что он никак не мог поверить, будто весь сыр-бор разгорелсЯ
из-за мотка веревки. „а в чем хоть дело-то, скажи на милость?
Ћх, пусть он, пожалуйста, замолчит и будет так добр уйти куда подальше,
чтобы ей не видеть его, ну хотЯ бы минут пЯть. „а ради бога. ђаз так, она
вообще его больше не увидит. …й-ей, он только о том и мечтает, чтобы смытьсЯ
и никогда больше сюда не возвращатьсЯ. ’огда она, хоть убей, не понимает,
что его здесь держит. Љогда и улизнуть, как не сейчас. Ћна торчит здесь, в
глуши, до железной дороги отсюда вовек не доберешьсЯ, в доме хоть шаром
покати, денег никаких, дел по горло - когда и смытьсЯ от всего этого куда
подальше, как не сейчас. Ћна и так диву даетсЯ, почему он не проторчал в
городе до тех пор, пока она всех дел не переделала. …й не привыкать стать.
…му кажетсЯ, что она хватила через край. Џерешла всЯкие границы, да
будет ему позволено так сказать. —его ради он просидел безвылазно прошлое
лето в городе? Џотому что набрал дополнительной работы сверх головы, чтобы
посылать ей деньги. Џочему же еще? “ж ей-то должно быть известно, что
другого выхода у них не было. € тогда она против этого не возражала. ‚идит
бог, это был единственный раз за всю их совместную жизнь, когда ей пришлось
обходитьсЯ своими силами.
ђасскажи это своей бабушке! “ нее есть подозрениЯ, по какой такой
причине он застрЯл тогда в городе. € да будет ему известно, подозрениЯ
вполне обоснованные. ЋпЯть она вытащила эту древнюю историю? ’ак вот, она
может думать все, что ей угодно. …му осточертело оправдыватьсЯ. Љак это ни
глупо звучит, но его заарканили, а он попросту растерЯлсЯ. Ћн и думать не
мог, что она так раздует эту историю. Ќу как же, ей ли не знать, что стоит
оставить мужчину одного, как его, беднЯжку, мигом зацапает какаЯ-нибудь
дамочка. Ђ ему, конечно же, воспитание не позволило отказать даме.
—то она такое несет? Ќе она ли сказала ему, что такого хорошего
времени, как эти две недели, у нее уже четыре года не было, похоже, она об
этом забыла? Ђ сколько, интересно, лет к тому времени они прожили вместе?
‹адно, помолчи! € пусть не думает, что он это ей не запомнил. „а не потому
ей было так хорошо, что она жила без него, она вовсе не то хотела сказать. Ђ
то, что ей было хорошо оттого, что она наводила в этом паршивом доме уют к
его приезду. ‚от что она хотела сказать, а он каков? Љорит ее какой-то
фразой годовалой давности, а все оттого, что забыл про кофе, перебил Яйца и
потратил деньги, с которыми у них и без того туго, на эту треклЯтую веревку!
€ потом, довольно об этом, а от него ей нужно всего-навсего, во-первых,
пусть уберет веревку подальше, чтобы она не путалась под ногами, а
во-вторых, пусть вернетсЯ в деревню за кофе и, если он способен хоть что-то
удержать в голове, заодно прихватит проволочную мочалку длЯ сковородок, и
два карниза длЯ занавесок, и еще резиновые перчатки, а то у нее всЯ кожа с
рук сошла, и зайдет в аптеку за бутылкой жженой магнезии.
Ћн кинул взглЯд за окно, где над склонами плавилсЯ Ярко-синий день,
утер лоб, тЯжело вздохнул и сказал, что он вернетсЯ в деревню, но пусть она
хоть раз в жизни наберетсЯ терпениЯ и подождет. Ћн сам предложил сходить в
деревню, как только обнаружилось, что он забыл про кофе, разве нет?
„а, да, конечно... иди скорей. Ђ она тем временем помоет окна.
Љрасота-то вокруг какаЯ! ‚от только будет ли у них времЯ ею любоватьсЯ! Ћн
ушел бы и без ее напоминаний, но прежде ему хочетсЯ сказать, что если б не
ее склонность видеть все в черном свете, она бы заметила, что дел в доме
осталось на несколько дней - не больше. Ќеужели она не помнит, как славно им
жилось здесь прежде? “ж будто они никогда не веселились? …й недосуг с ним
разговаривать, а теперь пусть приберет веревку, прежде чем она переломает
себе ноги. Ћн поднЯл веревку - она каким-то образом съехала со стола - и,
зажав под мышкой, вышел.
Ћн уже уходит? Ќу конечно! ’ак она и думала. Љакое безошибочное чутье -
до чего же он точно выбирает момент, когда смытьсЯ, чтобы перекинуть все
трудные дела на нее. Ћна хотела вынести матрасы - если их вынести сейчас,
они пролежат на солнце по крайней мере три часа, она еще утром об этом
говорила, разве он не слышал?
Ќеудивительно, что он спешит улизнуть и переложить все дела на нее. Ќе
иначе как решил, что физическаЯ работа пойдет ей на пользу.
„а он всего-навсего хотел принести ей кофе. ’ащитьсЯ шесть километров
за двумЯ фунтами кофе глупо, но он рад старатьсЯ. Љофе ее губит. ‚прочем,
раз ей на это наплевать, что тут поделаешь? …сли он думает, что это кофе ее
губит, она его поздравлЯет: у него, должно быть, совсем нет совести.
…сть у него там совесть или нет, он не понимает, почему нельзЯ вынести
матрасы завтра? € в конце концов надо решить: длЯ чего им этот дом, чтобы в
нем жить, или чтобы он их заездил? Џри этих словах она помертвела, губы у
нее побелели, и она напустилась на него: пусть, мол, не рассчитывает, что
она будет везти воз в одиночку, у нее тоже есть работа, и когда, интересно,
он думает, ей делать работу, если она с утра до вечера крутитсЯ по
хозЯйству?
ЋпЯть она за свое? …й не хуже его известно, что его работа приносит
деньги регулЯрно, а ее - лишь времЯ от времени. € хороши бы они были, если
бы им пришлось жить на ее заработки, и пусть зарубит это на стенке раз и
навсегда!
Ќе в этом суть, а в том, как они распределЯт обЯзанности, когда оба
работают. ‚от что интересно знать - надо же ей как-то спланировать свое
времЯ. Ћ чем речь, они ведь, кажетсЯ, обо всем договорились. “словились, что
он будет ей помогать. ‹етом он ей всегда помогал, разве нет?
ђазве нет - ах, вот как! ђазве нет - ах, вот оно что? €нтересно, когда,
где и чем он ей помог? ѓосподи, вот уморил так уморил.
Ћн так ее уморил, что лицо ее налилось кровью, она давилась визгливым
смехом, не в силах остановитьсЯ. …е до того разобрало, что ей пришлось сесть
- ноги ее не держали, из глаз ее хлынули слезы и потекли прЯмо в открытый от
смеха рот. Ћн рванулсЯ к ней, поднЯл на ноги, кинулсЯ за водой - плеснуть ей
в лицо. Ћборвал веревку, которой ковшик был привЯзан к гвоздю. Ћдной рукой
он пыталсЯ качать воду, другой удерживать ее. Џоэтому облить ее он не облил,
а только хорошенько потрЯс.
Ћна вырвалась от него и с истошным криком, мол, пусть прихватит свою
веревку и убираетсЯ куда подальше, глаза бы ее на него не глЯдели, убежала.
Ћн услышал, как спотыкаютсЯ, стучат по лестнице каблучки ее домашних туфель.
‚ыскочил на крыльцо, обогнул дом и вышел на проселок; тут он почувствовал,
что на пЯтке у него вздулсЯ волдырь, а спину жжет так, будто рубашка
занЯлась огнем. ‘кандал разразилсЯ до того неожиданно, что он и опомнитьсЯ
не успел. Ћна могла дойти до белого калениЯ по любой ерунде. Ћна чудовище,
пропади все пропадом: ни одной извилины в голове. Љогда она разойдетсЯ, ей
что ни говори, все как об стенку горох. Ќо если она думает, что он положит
жизнь на ее капризы, она сильно ошибаетсЯ! •орошо, а теперь-то что ему
делать? Ќадо бы отнести веревку и на что-нибудь обменЯть. Џостепенно
обрастаешь вещами, грудами вещей, их не стронешь с места, в них не
разберешьсЯ, от них не избавишьсЯ. ‚алЯютсЯ себе и гниют. Ќадо бы отнести
веревку назад. ‚от еще, с какой это стати? ‚еревка ему нужна. „а и о чем,
собственно, речь? ‚сего-навсего о веревке. —то это за человек, которому
ничего не стоит так оскорбить из-за какой-то веревки? „а и как вообще она
смела его попрекать? ‚ памЯти всплыли все бессмысленные, никчемные безделки,
которые она покупала себе. ‡ачем? ‡ахотела купить и купила - вот зачем! Ћн
остановилсЯ у обочины, присмотрел камень побольше. Ќадо пока спрЯтать
веревку за него. Ђ дома сунуть в рабочий Ящик. Ћн сыт по горло разговорами о
веревке.
Љогда он вернулсЯ, она стоЯла на дороге, прислонЯсь к почтовой тумбе, -
поджидала его. „ень клонилсЯ к вечеру, запах жареного мЯса, щекоча ноздри,
разносилсЯ в прохладном воздухе. ‹ицо у нее разгладилось, посвежело,
помолодело. Ќепокорные черные прЯди смешно торчали во все стороны. Ћна
помахала ему издали, и он прибавил шагу. Љрикнула, что ужин давно готов, он,
небось, умирает с голоду?
…ще бы! ‚от он, кофе. Ћн помахал пакетом в воздухе. Ћна перевела глаза.
—то это у него там такое в другой руке?
Ќу да, та же самаЯ веревка. Ћн остановилсЯ как вкопанный. Ћн собиралсЯ
обменЯть веревку да запамЯтовал. Ћна не понимала, зачем менЯть веревку, если
она ему действительно нужна. Љак сегоднЯ все благоухает и как же славно, что
они здесь!
Ћна зашагала рЯдом с ним, одну руку подсунула ему под ремень. Ќа ходу
она дергала его за ремень, толкала, льнула к нему грудью. Ћн обвил ее рукой,
похлопал по животу. Ћни обменЯлись настороженными улыбками. Ђ вот и кофе,
кофе длЯ его зверушки-вреднюшки! Ћн чувствовал себЯ так, будто несет ей
роскошный подарок.
Ћн у нее прелесть, ей с ним повезло, и выпей она поутру кофе, она
никогда бы не стала так капризничать... Ђ к ним снова прилетел козодой, нет,
ты подумай, ему давно бы пора улететь, а он сидит один-одинешенек на дикой
Яблоне и кого-то кличет. Њожет быть, его подружка ему изменила. Ћчень даже
может быть. Ћна надеетсЯ, он снова прилетит, этот козодой такаЯ прелесть...
Ћн ведь знает, на нее порой находит.
…ще бы, ему ли не знать.

ѓЂ‘€…Ќ„Ђ
Џеревод ‹.Ѓеспаловой

“же ради одного того, чтобы посмотреть, как Љеннерли оккупирует поезд,
битком набитый темнокожим народцем, стоило заплатить за билет. Њы с
Ђндреевым бездумно плелись вслед за этим колоссальным тараном (вполне
обычного роста - Љеннерли был разве что на голову выше среднего индейца,
зато его духовное превосходство в эту минуту не поддавалось учету),
прокладывавшим себе дорогу сквозь вагон второго класса, куда мы впопыхах
влезли по ошибке. ’еперь, когда истинно народнаЯ революциЯ (да будет
благословенна ее памЯть!) пробушевала и отгремела, в Њексике переименовывали
все и всЯ - по большей части, чтобы создать видимость улучшениЯ всеобщего
благосостоЯниЯ. € как бы вы ни были бедны, непритЯзательны или скаредны, вам
не ехать в третьем классе. ‚ы вольны ехать в веселом, хоть и безалаберном,
обществе во втором или степенно, с удобствами - в первом, ну, а если
раскошелитесь, можете не хуже какого-нибудь состоЯтельного генерала с ‘евера
раскинутьсЯ на царственном бархате пульмана. "Љрасота-то какаЯ - ни дать ни
взЯть пульман", - так обычно выражает свой восторг мексиканец побогаче... ‚
этом поезде пульмана не было, иначе нам бы его не миновать. Љеннерли
путешествовал с размахом. ‘вободной рукой разрезаЯ толпу, другой - рывками
подтаскиваЯ дорожную сумку и портфель разом, он напористо пробивалсЯ вперед
с брезгливой миной на лице, дабы ни от кого не укрылось, как оскорблЯет его
вонь, "такаЯ густаЯ, - по выражению Љеннерли, - что хоть ложкой ее хлебай",
которой несло от кавардака, где смешались обмочившиесЯ младенцы, загаженные
индюшки, отчаЯнно визжащие поросЯта, кошелки с провизией, корзинки с
овощами, тюки, узлы с домашним скарбом; однако, несмотрЯ на всю неразбериху,
каждаЯ кучка жила своей отдельной жизнью, лишь изредка из самой ее гущи со
смуглых радостных лиц скользили по проходЯщим глаза. ђадость их никакого
отношениЯ к нам не имела. Ћни радовались тому, что могут сидеть-посиживать,
и даже ослика не надо нахлестывать, их и так привезут куда надо, они за час
проедут столько, сколько раньше едва успевали пройти за день, да еще поклажу
приходилось тащить на себе... Џожалуй, ничем не нарушить их тихого восторга,
когда они наконец рассЯдутсЯ среди своих пожитков и паровоз, этот
загадочный, могучий зверюга, легко помчит их километр за километром, а ведь
прежде им с таким трудом давалсЯ здесь каждый шаг. умливый белый человек их
не пугает: они уже успели привыкнуть к нему. „лЯ индейцев все белые на одно
лицо, им не впервой встречать этого расходившегосЯ мужчину, светлоглазого,
рыжеволосого, бесцеремонно проталкивающегосЯ сквозь вагон. ‚ каждом поезде
имеетсЯ один такой. …сли им удаетсЯ оторватьсЯ от своих всегда таких
захватывающих дел, они провожают его глазами; без него им поездка не в
поездку.
‚ дверЯх вагона Љеннерли обернулсЯ и, увидев, что мы намереваемсЯ здесь
обосноватьсЯ, предостерегающе замахал руками. - Ќет, нет! - возопил он. -
’олько не здесь. ‚ам не подобает быть здесь! - закричал он, делаЯ страшные
глаза, - он почитал своим долгом опекать даму. џ следовала за ним, кивками,
жестами даваЯ понЯть, что он зрЯ беспокоитсЯ. ‡а мной шел Ђндреев - он
бережно огибал громоздкие вещи и мелкую живность, мимоходом переглЯдывалсЯ,
со спокойными, живыми черными глазами - ни одних не пропустил.
‚агон первого класса был аккуратно подметен, местных жителей здесь
практически не было, чуть не все окна были раскрыты. Љеннерли забросил сумки
на полки, одним махом откинул спинки сидений и суматошливо расстилал и
перестилал пальто и шарфы до тех пор, пока не соорудил гнездышко, где мы
могли свернутьсЯ друг против друга калачиком, - тем самым хоть на времЯ
оградив трех представителей интеллектуальной элиты высшей расы, оказавшихсЯ
- вот ужас-то! - без присмотра и практически без защиты, и где, в какой
стране! “ Љеннерли перехватило горло, едва он завел об этом речь. ‘трого
говорЯ, гнездо он свил длЯ себЯ; он знал, что собой знаменует. Ќас с
Ђндреевым он приравнЯл к себе из вежливости: как-никак Ђндреев был
коммунистом, а Я писательницей, во всЯком случае, так Љеннерли сказали. …ще
неделю назад он обо мне ничего не слышал; не слышал обо мне и никто из его
знакомых, и, строго говорЯ, присматривать за мной надлежало Ђндрееву - он
или не он пригласил менЯ в эту поездку? Ћднако Ђндреев принимал все как
должное, был легковерен, не задавал вопросов и не чувствовал никакой
ответственности перед обществом - во всЯком случае, Љеннерли никогда не
назвал бы его ответственным человеком и поэтому никак не мог на него
рассчитывать.
џ проштрафилась уже тем, что Явилась на вокзал перваЯ и сама купила
себе билет, хотЯ Љеннерли велел мне ждать их у касс первого класса - они
ехали из другого города и здесь им предстоЯла пересадка. - Џредполагалось,
что вы будете нашей гостьей, - обиженно сказал он и, взЯв у менЯ билет,
передал проводнику с таким видом, будто Я выкрала билет из его кармана длЯ
своих личных надобностей, - жест этот, похоже, имел целью
продемонстрировать, что отныне и вовеки он лишает менЯ всех причитающихсЯ
гостье привилегий. Ђндреев тоже выговорил мне:
- Љ чему вам, да и нам, швырЯтьсЯ деньгами, когда Љеннерли денег некуда
девать и он тратит их без счету? - Љеннерли застыл, так и не донесЯ до
кармана кожаный бумажник, с минуту буравил Ђндреева невидЯщим взглЯдом,
потом подскочил, будто его ужалили, и завопил:
- Ѓогатый? ќто Я богатый? ќто почему же, интересно знать, Я богатый? -
с минуту побушевал, надеЯсь, что подобающаЯ отповедь родитсЯ сама собой, но
она не родилась. …ще с минуту он дулсЯ, потом вскочил, передвинул сумки,
сел, похлопал себЯ по карманам, проверЯЯ, все ли на месте, откинулсЯ на
спинку кресла и справилсЯ, удосужилась ли Я заметить, что он нес свой багаж
сам. Ђ поступил он так потому, что не может позволить носильщикам обжуливать
себЯ. ‚сЯкий раз, когда он нанимает носильщиков, ему приходитсЯ сражатьсЯ с
ними чуть ли не врукопашную, иначе бы его ободрали как липку. Ќе
преувеличиваЯ, за всю жизнь он не сталкивалсЯ с такой шайкой грабителей, как
эти вокзальные носильщики. € потом, после их грЯзных лапищ противно братьсЯ
за чемодан, того и глЯди подхватишь какую-нибудь заразу. Ћн лично считает,
что так и заболеть недолго.
Ђ Я в это времЯ думала, что если рассказы путешественников, о какой бы
стране они ни вели речь, уподобить грампластинкам, наберетсЯ всего
три-четыре варианта, не больше, и из этих вариантов вариант Љеннерли казалсЯ
мне самым малопривлекательным. Ћткрытый взглЯд Ясных серых глаз Ђндреева, в
которых отражалась такаЯ сложнаЯ гамма неприЯзненных чувств, почти никогда
не обращалсЯ на Љеннерли, но весь вид Ђндреева свидетельствовал о том, что
терпение его на пределе. “севшись поудобнее, он вытащил папку фотографий,
кадры из фильма, которые они наснимали по стране, расположил их на коленЯх и
начал рассказ о ђоссии с того самого места, где прервал его... Љеннерли
забилсЯ в угол подальше от нас и отвернулсЯ к окну, всем своим видом
показываЯ, что не желает слушать чужой разговор. Љогда мы выехали из Њехико,
солнце сиЯло вовсю; километр за километром преодолеваЯ долину пирамид, мы
ползли среди полей агав навстречу лиловой грозовой туче, прочно разлегшейсЯ
на востоке, пока она не разверзлась и не окропила нас приветливо тусклым
неслышным дождичком. ‚сЯкий раз, когда поезд останавливалсЯ, мы высовывались
из окна, поселЯЯ напрасные надежды в сердцах индеанок, которые бежали рЯдом
с нами, запрокинув головы и простираЯ к нам руки и тогда, когда поезд уже
набирал скорость.
- ‘вежее пульке! - угрюмо взывали они и тЯнули к нам кувшины, доверху
наполненные сероватой жижей.
- —ерви! ‘вежие черви, только-только с агавы! - истошно вопили они,
перекрываЯ лЯзг колес, и размахивали, словно букетами, сплетенными из
листьев мешками, которые бугрились от скользких червей, собранных по одному
на кактусах, из чьей сердцевины сочитсЯ сахаристый сок длЯ пульке. Ќе
оставлЯЯ надежды, они все бежали, легонько, лишь самыми кончиками пальцев
придерживаЯ мешки, с тем чтобы тут же перебросить их пассажирам, буде те в
последний момент не устоЯт перед соблазном, бежали до тех пор, пока паровоз
не оставлЯл их далеко позади, - голоса их относило, и вот уже вдали
виднелись лишь тесно сбившиесЯ линЯлые юбки и шали под равнодушно сеющимсЯ
дождем.
Љеннерли открыл три бутылки тепловатого горького пива. - ‚ода здесь
гнуснаЯ, - убежденно сказал он, отхлебнул большой глоток пива и прополоскал
рот. - ‚се, что они едЯт и пьют, нельзЯ взЯть в рот, вы согласны? - спросил
он так, словно, что бы мы по своему неразумию ему ни ответили (ни один из
нас не пользовалсЯ у него доверием), это никакого значениЯ не имеет, ибо
правильный ответ известен лишь ему одному. ЏередернулсЯ и чуть не подавилсЯ
американским шоколадом. - џ только что вернулсЯ, - сказал он, как бы
объЯснЯЯ, чем вызвана его повышеннаЯ брезгливость, - из райских краев, - так
он называл Љалифорнию. € вспорол апельсин с лиловой чернильной меткой. -
Џоэтому мне приходитсЯ приспосабливатьсЯ заново. „о чего же хорошо, когда
ешь фрукты, знать, что в них нет микробов. ќти апельсины Я везу из самой
Љалифорнии. (џ Явственно представила, как Љеннерли шагает через всю ‘опору с
набитым апельсинами рюкзаком за плечами.) “гощайтесь. Ћни, по крайней мере,
чистые.
‘ам Љеннерли тоже был чище чистого - ходЯчаЯ укоризна неопрЯтности:
отмытый, побритый, подстриженный, наглаженный, начищенный, благоухающий
мылом; фисташкового цвета твидовый костюм ловко облегал его крепкую фигуру.
—то ни говори, а сложен он был отлично, с тем экономным изЯществом, которое
встречаешь разве что у пышущих здоровьем животных. ќтого у него не отнимешь.
Љогда-нибудь Я сложу стихи в честь котЯт, умывающихсЯ поутру, в честь
индейцев, отскребывающих в тени деревьев в полдень у реки одежду до дыр, а
кожу до скрипа большими кусками пахучего мыла и пеньковыми мочалками; в
честь лошадей, катающихсЯ, валЯющихсЯ по траве, с фырканьем надраивающих
свои лоснЯщиесЯ бока; в честь сорванцов, шумно плещущихсЯ нагишом в пруду; в
честь кур, с ликующим квохтаньем полощущихсЯ в пыли; в честь почтенных отцов
семейств, забывающихсЯ песней под тощей струйкой умывальника; в честь птичек
на ветках, упоенно перебирающих одно за другим встопорщенные перышки; в
честь прелестных, как свежие плоды, юношей и девушек, прихорашивающихсЯ
перед свиданием; в честь всех живущих и здравствующих, всех тех, кто наводит
чистоту и красоту во имЯ вЯщей славы жизни. Ќо Љеннерли где-то сбилсЯ с пути
- переусердствовал: вид у него был затравленный, как у человека на пороге
банкротства, который, не рискуЯ урезать расходы, из последних сил пускает
пыль в глаза. Ћн был сплошной комок нервов, стоило какой-нибудь мысли
смутить его, и нервы иголками вонзались ему в нутро - оттого в его пустых
голубых глазах застыло выражение слепого бешенства. Ћт бессильной Ярости у
него вечно ходили желваки. ‚осемь месЯцев, как он состоит деловым
руководителем при трех русских киношниках, снимающих фильм о Њексике, и эти
восемь месЯцев едва не доконали его, рассказывал мне Љеннерли, ничуть не
смущаЯсь присутствием Ђндреева, одного из троицы.
- „оведись ему руководить нашей поездкой по Љитаю и Њонголии, - сказал
мне Ђндреев, нимало не стеснЯЯсь Љеннерли, - Њексика показалась бы ему раем.
- Ќе выношу высоты! - сказал Љеннерли. - “ менЯ от нее перебои в
сердце. џ перестаю спать.
- Џри чем тут высота? ЉакаЯ такаЯ высота в ’ехуантепеке? - продолжал
резвитьсЯ Ђндреев. - Ђ посмотрели бы вы, что с ним там творилось.
†алобы хлестали из Љеннерли сплошным потоком, он не мог остановитьсЯ,
как ребенок, когда его тошнит.
- Ђ все эти мексиканцы, - рассказывал он так, будто натолкнутьсЯ на них
в Њексике было длЯ него непредвиденной неприЯтностью. - Ћт них сам не
заметишь, как сойдешь с ума. ‚ ’ехуантепеке это был какой-то ужас. ‚се
рассказать - недели не хватит, потом, он делает заметки, думает когда-нибудь
написать книгу, но все-таки один пример приведу: мексиканцы не знают цену
времени и на их слово никак нельзЯ полагатьсЯ. Ћни вынуждены были давать
взЯтки на каждом шагу. Џодкупы, взЯтки, подкупы, взЯтки - с утра до вечера,
в любом виде: от 50 песо муниципалитетским нахалюгам до кулька конфет
какому-нибудь провинциальному мэру, а иначе тебе даже камеру не дадут
поставить. Њоскиты чуть не съели его живьем. Ђ если к этому прибавить еще
клопов, тараканов, и скверную еду, и жару, и здешнюю воду, неудивительно,
что все переболели: ‘тепанов, оператор, заболел, Ђндреев заболел.
- “ж так и заболел, - сказал Ђндреев.
„аже бессмертный “спенский и тот заболел. —то же до самого Љеннерли,
так он и вообще не раз прощалсЯ с жизнью. Ђмебиаз. …го никто не разубедит.
„а что говорить, диву даешьсЯ, как они все там не перемерли и как их не
перерезали. „а что говорить, Њексика еще хуже Ђфрики.
- Ђ вы и в Ђфрике побывали? - спросил Ђндреев. - € почему вы всегда
выбираете такие неудобные длЯ жизни страны?
Џо правде говорЯ, в Ђфрике он не был, но одни его друзьЯ снимали фильм
о пигмеЯх, и если рассказать, чего они там натерпелись, вы просто не
поверите. —то же до него, Љеннерли, посылай его хоть к пигмеЯм, хоть к
каннибалам, хоть к охотникам за головами - он всегда пожалуйста. ‘ ними, по
крайней мере, все известно наперед. Ђ здесь что: к примеру, они потерЯли ни
много ни мало десЯть тысЯч долларов только потому, что, повинуЯсь здешним
законам - чего тут сроду никто не делал! - представили свой фильм о
землетрЯсении в Ћахаке цензорскому совету в Њехико. Ђ какие-то местные
ловчилы, которые знают все ходы-выходы, воспользовавшись этим, отослали свою
полнометражную хронику прЯмиком в Ќью-‰орк - и обскакали их. €меть совесть
всегда накладно, но если уж ты родилсЯ на свет совестливым, ничего не
попишешь. Ђ в итоге - выброшенное времЯ и выброшенные деньги. Ћн заЯвил
протест цензорам, обвинив их в том, что они не пресекли разбойные действиЯ
мексиканской компании и, играЯ на руку своим любимчикам, злонамеренно
задержали русский фильм, - выложил все как есть, отстукал целых пЯть страниц
на машинке. Ћни даже не потрудились ему ответить. Ќу что ты будешь делать с
таким народом? ‚зЯтка, подкуп, взЯтка, подкуп - без этого тут шагу не
ступишь. Ќо здешние уроки не прошли длЯ него даром.
- ’еперь какую сумму у менЯ ни запросЯт, Я плачу ровно половину, и
точка, - сказал он. - џ им говорю: послушай, Я тебе даю половину, дай Я
больше - это уже пахло бы вымогательством и взЯточничеством, понЯл? „умаете,
они отказываютсЯ? …ще чего! Љак бы не так!
…го трубный, резкий голос нещадно терзал уши, выпученные глаза с
отвращением взирали на все, на чем ни останавливались. Ќервы иголками
вонзались, впивались ему в нутро - обращалсЯ ли он мыслью вспЯть, касалсЯ ли
настоЯщего, ощущал ли холодное веЯние будущего. …го несло... Ћн побаивалсЯ
своего зЯтЯ, рьЯного приверженца сухого закона, гнев которого, узнай он, что
едва Љеннерли покинул Љалифорнию, как снова взЯлсЯ за старое и хлещет пиво в
открытую, был бы ужасен. ‚ известном смысле он рисковал работой - ведь чуть
не все деньги на эту поездку зЯть собрал среди своих друзей, и теперь зЯть
мог его уволить без лишних разговоров, хотЯ как зЯть надеетсЯ обойтись без
него, Љеннерли себе не представлЯет. “ зЯтЯ нет лучшего друга, чем он. „а
разве зЯтю это понЯть! € потом, вклады должны приносить прибыль - и друзьЯ
вскоре ее потребуют, если еще не потребовали. Ђ кроме него, никого это не
заботит - и он метнул взглЯд на Ђндреева. - Ђ Я вовсе не просил их
вкладывать деньги!
Џо мнению Љеннерли, кроме пива, тут ничего в рот брать нельзЯ, а пиво,
оно тебЯ разом и накормит, и напоит, и вылечит: ведь тут все - фрукты, мЯсо,
воздух, вода, хлеб, все - отрава. ”ильм предполагалось снЯть в три месЯца,
но прошло уже восемь, и одному богу известно, сколько времени он еще займет.
Ђ если не закончить картину к сроку, Љеннерли боитсЯ, что ее ждет полный
провал.
- Љ какому сроку? - спросил Ђндреев так, словно задает этот вопрос
далеко не в первый раз. - Љогда закончим, тогда и закончим.
- ’ак-то оно так, только вы напрасно думаете, будто картину можно
кончить когда тебе заблагорассудитсЯ. Џублику надо подготовить точь-в-точь к
моменту ее выхода. —тобы картина имела успех, - разглагольствовал Љеннерли,
- чего только не приходитсЯ учитывать: картина должна быть сделана к
определенному сроку, должна быть произведением искусства - это само собой
разумеетсЯ - и должна нашуметь. Ђ вот нашумит она или нет, наполовину
зависит от того, сумеете ли вы, когда подвернетсЯ подходЯщий момент,
выпустить ее на экран. Ќеобходимо учитывать уйму мелочей, упустишь хоть одну
- и ваших нет! - Ћн сделал вид, будто наводит ружье, спустил курок и в
изнеможении отвалилсЯ на спинку кресла. Ќа его лице - он на миг расслабилсЯ,
- как на киноэкране, отразилась всЯ его жизнь, жизнь, состоЯщаЯ из борений и
разочарований, жизнь, где он вечно превозмогал неимоверные трудности, изо
всех сил бодрилсЯ, а по ночам, когда голову распирали планы, а живот пиво,
лежал без сна, а по утрам вскакивал отупевший, с мЯтым, серым лицом, лез под
холодный душ, взбадривал себЯ обжигающим кофе и бросалсЯ в бой, где нет ни
правил, ни судей и повсюду враги! - ѓосподи, да вы и понЯтиЯ ни о чем таком
не имеете, - обратилсЯ он ко мне. - Ќо все это войдет в мою книгу...
ЏрЯмой как палка, он сидел, повествуЯ о своей книге, поедаЯ плитку за
плиткой американский шоколад и дохлебываЯ третью бутылку пива, когда посреди
фразы его сморил сон. € самонадеЯнность не помогла, спасительный сон,
схватив за шкирку, заткнул ему рот. Ћн утонул в своем твиде, голова его ушла
в воротник, глаза закрылись, углы губ опустились - казалось, он вот-вот
заплачет.
Ђ Ђндреев все показывал мне кадры из той части фильма, которую они
снимали на гасиенде, где делают пульке... ѓасиенду они выбирали очень
придирчиво, рассказывал он, разыскали доподлинную помещичью усадьбу, такую,
котораЯ подходит им по всем статьЯм - и архитектура там что надо, и
современных удобств практически никаких, и пеоны такие, каких нигде больше
нет. ‚полне естественно, что все это отыскалось в гасиенде, где производЯт
пульке. ‚едь пульке как делали испокон веку, так делают и поныне. ‘ тех пор
как первый индеец соорудил первый обтЯнутый сыромЯтной кожей бродильный чан
длЯ пульке и выдолбил первую тыкву, чтобы высосать сок из сердцевины агавы,
ничего не изменилось. Ќичего не изменилось с тех пор, да и что могло
изменитьсЯ? ‹учшего способа готовить пульке Явно нет и не будет. €м до того
повезло с этой усадьбой, что они сами не верЯт своему счастью. Љак-то
гасиенду посетил один родовитый испанец - последний раз он был здесь полвека
тому назад, - так вот он все ходил по усадьбе и восторгалсЯ.
- ‡десь ничего не изменилось, - приговаривал он, - ну совсем ничего!
Љамере этот неизменный мир виделсЯ пейзажем с фигурами людей - людей,
чью обреченность предопределЯл уже сам пейзаж. ‡амкнутые смуглые лица несли
на себе печать безотчетного страданиЯ, но чем оно вызвано, они не помнили
или помнили так, как помнЯт разве что животные, которые страдают, когда их
хлещут кнутом, но за что страдают, не понимают, и как избавитьсЯ от
страданий, тоже не представлЯют... ‘мерть на этих кадрах представала
крестным ходом с зажженными свечами, любовь чем-то расплывчато торжественным
- сомкнутые руки и две фигуры-изваЯниЯ, клонЯщиесЯ друг к другу. „аже фигуре
индейца в драном белом балахоне, потрепанном непогодами и принЯвшем
очертаниЯ его узкобедрого стройного тела, - склонившись к агаве так, что ее
колючки рогами торчали у него по бокам, он высасывал через тыкву ее сок, а
ослик рЯдом с ним, понурившись, покорно ожидал, когда наполнЯт навьюченные
на него бочонки, - даже фигуре индейца был придан условный, традиционный
трагизм, прекрасный и пустой. Ќа этих кадрах, как ожившие статуи, шли рЯд за
рЯдом темнокожие девушки, с их круглых лбов струились мантильи, на их плечах
высились кувшины; женщины, стоЯ на коленЯх, стирали у источника белье, блузы
спускались с их плеч, "тут все до того живописно, - сказал Ђндреев, - что
навернЯка пойдут разговоры, будто мы нарЯдили их специально длЯ съемок".
Љамера уловила и запечатлела вспышки жестокости и бессмысленного буйства,
тЯжкую жизнь и мучительную смерть, и разлитое в воздухе Њексики чуть ли не
экстатическое ожидание гибели. ’о ли мексиканец умеет отличить настоЯщую
опасность, то ли ему все равно, подлиннаЯ или мнимаЯ угроза нависает над
ним, зато чужестранцев вне зависимости от того, угрожает им опасность или
нет, здесь гложет смертельный страх. “ †еннерли он претворилсЯ в ужас перед
пищей, водой и самим воздухом. “ индейца культ смерти вошел в привычку, стал
потребностью души. Ћн разутюжил, разгладил их лица, придав им вид до того
невозмутимый, что начинаешь сомневатьсЯ, не притворный ли он, но если он и
притворный, то притворЯютсЯ они уже так давно, что теперь эта маска держитсЯ
сама собой, она, можно сказать, приросла к их лицам, и во всех здесь живет
памЯть о нанесенном им поражении. ‚ горделивости их осанки сказываетсЯ
глубоко затаенное непокорство, а в дерзко задранных головах - издевка рабов,
потому что кто, как не рабы, живут в этом обличье?
Њы просмотрели множество сцен из жизни господского дома, где
действовали персонажи, одетые по моде 1898 года. Ћни были само совершенство.
Ќо одна девушка выделЯлась и среди них. ’ипичнаЯ мексиканскаЯ красавица
смешанных кровей, со злым ртом сердечком и злыми убегающими 'к вискам
глазами; ее неподвижное, как маска, лицо было добела запудрено, черные
уложенные волнами волосы гладко зачесаны назад, открываЯ низкий лоб; свои
рукава бочонком и твердую шлЯпу с полЯми она носила с неподражаемым шиком.
- Ќу, эта уж навернЯка актриса, - сказала Я.
- ‚ерно, одна-единственнаЯ среди них, - сказал Ђндреев. - ќто ‹олита.
Њы отыскали ее в ‚еликолепном театре.
€сториЯ ‹олиты и доньи •улии была преуморительнаЯ. Ќачало ей положила
как нельзЯ более банальнаЯ историЯ ‹олиты и дона •енаро, хозЯина гасиенды.
„оньЯ •улиЯ, жена дона •енаро, не могла простить ему, что он поселил в доме
свою содержанку. Ћна женщина куда как современнаЯ, говорила доньЯ •улиЯ, уж
кого-кого, а ее не назовешь отсталой, но ронЯть себЯ она не позволит. „он
•енаро, напротив, был как нельзЯ более отсталым в своих вкусах - он питал
слабость к актрисам. „он •енаро считал, что ведет себЯ крайне осторожно,
когда же его проделки открылись, он не знал, как загладить свою вину. Ќо
крохотнаЯ доньЯ •улиЯ была неслыханно ревнива. Џоначалу она визжала, рыдала
и закатывала сцены по ночам. Џотом стала кокетничать с другими мужчинами в
расчете вызвать ревность дона •енаро. € до того запугала мужчин, что, завидЯ
ее, они чуть не пускались в бегство. Џредставьте себе, к чему это могло
привести! Ћ картине ведь тоже нельзЯ забывать, в конце-то концов... Џотом
доньЯ •улиЯ пригрозила убить ‹олиту - перерезать ей горло, заколоть,
отравить... ’огда дон •енаро попросту удрал, оставив все в подвешенном
состоЯнии. Ћн уехал в столицу и отсиживалсЯ там два днЯ.
Љогда он вернулсЯ, он первым делом увидел своих жену и любовницу - они
разгуливали по верхней, вырубленной в горе, площадке сада обнЯвшись, съемки
меж тем были приостановлены: ‹олита не желала расстатьсЯ с доньей •улией и
идти работать.
„он •енаро, хотЯ скорость была его коньком, при виде такой
скоропалительной перемены попросту оторопел. Ћн сносил скандалы, которые
закатывала ему жена, считаЯ, что права и привилегии жены свЯщенны. Џервое же
право жены - ревновать мужа к любовнице и угрожать убить ее. ‘вои
прерогативы имелись и у ‹олиты. „о его отъезда все разыгрывалось как по
нотам. ’о, что происходило сейчас, было ни на что не похоже. ђазлучить жену
и любовницу он не мог. ‚се утро они: китаЯнка в киношном исполнении (донье
•улии приглЯнулсЯ китайский костюм работы одного голливудского художника) и
чопорно элегантнаЯ дама, одетаЯ по моде 1898 года, - разгуливали под
деревьЯми и щебетали, нежно сплетЯ руки и сблизив головки. Ћни не внимали
призывам ощетинившихсЯ мужчин: “спенский требовал, чтобы ‹олита немедленно
шла сниматьсЯ, дон •енаро передавал через мальчишку-индейца, что хозЯин
вернулсЯ и хочет видеть донью •улию по делу чрезвычайной важности.
†енщины по-прежнему расхаживали по площадке или посиживали у источника,
перешептывались и, нимало не стеснЯЯсь, нежничали у всех на виду. Љогда
‹олита наконец спустилась вниз и занЯла свое место на съемочной площадке,
доньЯ •улиЯ расположилась неподалеку и, хотЯ солнце било ей в глаза,
наводила перед зеркальцем красоту, сиЯЯ улыбкой ‹олите, стоило их взглЯдам
пересечьсЯ, чем очень мешала съемкам. Љогда ее попросили отсесть, чтобы не
попасть в кадр, она разобиделась, отодвинулась на метр, не больше, и
сказала:
- Џусть менЯ тоже снимут в этом эпизоде вместе с ‹олитой.
‚ низком грудном голосе ‹олиты, когда она говорила с доньей •улией,
звучали воркующие нотки. Ћна томно бросала на донью •улию загадочные
взглЯды, а садЯсь на лошадь, до того забылась, что перекинула ногу через
седло, чего ни одна дама в 1898 году никогда себе не позволила бы... „оньЯ
•улиЯ ластилась к дону •енаро, а он, не знаЯ, как подобает вести себЯ мужу в
таких обстоЯтельствах, сделал вид, будто приревновал жену к Ѓетанкуру,
одному из мексиканских консультантов “спенского, и закатил ей неслыханный
скандал.
Њы снова перебирали кадры, некоторые посмотрели по два раза. Ќа полЯх,
среди агав, индеец в своих немыслимых отрепьЯх; в господском доме
по-театральному пышно разодетые люди, за ними, на стене, смутно виднеетсЯ
большаЯ хромолитографиЯ Џорфирио „иаса {„иас Џорфирио (1830-1915) -
президент Њексики. ‚ 1884 г. установил диктаторский режим, был свергнут в
ходе мексиканской революции 1910-1917 гг. (‡десь и далее примечаниЯ
переводчиков).} в безвкусной раме.
- Џортрет должен показать, что на самом деле это происходило во времена
„иаса, - сказал Ђндреев, - а вот это, - и он постучал по кадрам,
изображавшим индейцев, - сметено революцией. ’акие условиЯ нам поставили, -
и хоть бы улыбка, хоть бы взглЯд в мою сторону, - но несмотрЯ ни на что, мы
снимаем уже третью часть нашей картины.
€нтересно, как им это удалось, подумала Я. ‚ Љалифорнии они числились
политически неблагонадежными, и подозрение это перекочевало за ними и сюда.
Ќелепые слухи опережали их. ѓоворили, что они снимают фильм по приглашению
правительства. ѓоворили, что они снимают фильм отнюдь не по приглашению
правительства, а, напротив, по заказу коммунистов и тому подобных
сомнительных организаций. Њексиканское правительство платит им большие
деньги; Њосква платит мексиканскому правительству за право снимать фильм; у
Њосквы еще не было такого опасного агента, как “спенский; Њосква вот-вот
отречетсЯ от “спенского; “спенскому врЯд ли разрешат вернутьсЯ в ђоссию. Ќа
поверку он вовсе не коммунист, а немецкий шпион. Ђмериканские коммунисты
оплачивают фильм, мексиканскаЯ антиправительственнаЯ партиЯ втайне
симпатизирует ђоссии и втихомолку отвалила русским огромный куш за картину с
целью скомпрометировать правительство. “ правительственных чиновников, как
видно, голова пошла кругом. Ћни соглашались со всеми сразу. „елегациЯ
чиновников встретила русских прЯмо у трапа парохода и препроводила их в
тюрьму. ‚ тюрьме было душно и противно. “спенский, Ђндреев и ‘тепанов
беспокоились, не пострадает ли их аппаратура - ее подвергли строжайшему
таможенному досмотру. Љеннерли беспокоилсЯ, не пострадает ли его репутациЯ.
…му было слишком хорошо известно, какими безупречно чистыми методами
обделывает свои делишки взысканный богом ѓолливуд, и он трепетал при мысли,
чем это может длЯ него обернутьсЯ. Ќасколько он мог судить, до отъезда из
Љалифорнии все переговоры велись через него. ‘ейчас он уже ни в чем не был
уверен. ‘лух, что “спенский не член партии, а один из троих и вовсе не
русский, распустил сам Љеннерли. Ћн надеЯлсЯ, что это как-то их
реабилитирует в общем мнении. Џосле безумной ночи в тюрьму Явилась другаЯ
группа чиновников, более представительнаЯ, чем перваЯ, и, расплываЯсь в
улыбках и рассыпаЯсь в извинениЯх, вернула им свободу. € тут кто-то пустил
слух, что русских посадили в тюрьму с чисто рекламными целЯми.
’ем не менее правительственные чиновники решили не рисковать. Ќе
упускать же случай снЯть фильм о славной истории Њексики, ее унижениЯх,
страданиЯх и венчающем их торжестве, которое стало возможным лишь благодарЯ
победе последней революции, и русских совершенно изолировали, окружив целым
штатом профессиональных пропагандистов, предоставленных в их распорЯжение на
времЯ визита. „есЯтки услужливых наблюдателей - искусствоведов, фотографов,
одаренных литераторов и туристских гидов - роем роились вокруг, дабы
направить их куда надо, показать им все что ни на есть самое прекрасное,
значительное, характерное в жизни и душе народа; если же камере все-таки
встречалось нечто далеко не прекрасное, на этот случай имелсЯ весьма
сведущий и зоркий цензорский совет, чьим долгом было следить за тем, чтобы
эти скандальные сведениЯ не проникли за пределы монтажной.
- џ не рассчитывал встретить здесь такую преданность искусству, -
сказал Ђндреев.
Љеннерли вздрогнул, что-то пробормотал, открыл глаза и снова закрыл их.
ѓолова его резко мотнулась.
- Ћсторожно. Ћн проснетсЯ, - шепнула Я. Џритихнув, мы вглЯдывались в
Љеннерли.
- ‚рЯд ли, - сказал Ђндреев. - ‚се до крайности сложно и, чем дальше,
тем больше запутываетсЯ.
Њы немного посидели молча, Ђндреев все так же изучающе вглЯдывалсЯ в
Љеннерли.
- ‚ зоопарке он был бы довольно мил, - сказал Ђндреев беззлобно. - Ќо
возить его без клетки - сущее наказание. - €, помолчав, продолжал свой
рассказ о ђоссии.
Ќа последней перед гасиендой остановке в поезд сел молодой индеец,
исполнЯвший в фильме главную роль: он разыскивал нас. Ћн влетел в вагон, как
на сцену, следом за ним ввалилась целаЯ свита поклонников, оборванных
заморышей, счастливых возможностью погретьсЯ в лучах его славы. …сли бы он
только снималсЯ в кино, их обожание было бы ему уже обеспечено, но его и без
того почитали в деревне - он был боксер, и притом хороший боксер. Ѓой быков
несколько устарел, последним криком моды был бокс, и по-настоЯщему
честолюбивый молодой человек спортивного склада, если господь не обделил его
силой, шел не в тореадоры, а в боксеры. „воЯкаЯ слава придавала парнишке
замечательный апломб, и он, насупившись, уверенно подошел к нам как бывалый
путешественник, которому не впервой разыскивать друзей по поездам.
Ћднако долго хранить серьезность ему не удалось. …го лицо, от высоких
скул до квадратного подбородка, от крупных вывернутых губ до низкого лба, на
котором застыло выражение нарочитой свирепости, какую нередко видишь у
профессиональных боксеров, расплылось в обаЯтельной улыбке, выдававшей
простодушное волнение. Ћн радовалсЯ, что снова видит Ђндреева, но прежде
всего он радовалсЯ тому, что принес интересные новости и первый сообщит их!
Ќу и заваруха поднЯлась сегоднЯ утром на гасиенде! Ћн не мог дождатьсЯ,
пока мы кончим пожимать руки, так ему не терпелось выложить новости.
- •устино, помните •устино? - так вот он убил свою сестру. ‡астрелил ее
и сбежал в горы. ‚исенте - знаете, какой он из себЯ? - вскочил на лошадь,
погналсЯ за ним и приволок назад. ’еперь •устино сидит в тюрьме, в той самой
деревне, где сейчас наш поезд.
†елаемого эффекта он достиг - ошеломленные, мы закидали его вопросами.
„а, сегоднЯ утром и убил, часов в десЯть... Ќет, они не ругались, никто ни о
чем таком не слыхал. Ќет, •устино ни с кем не ссорилсЯ. Ќикто не видел, как
он ее застрелил. “тром он был веселый, работал, снималсЯ в массовке.
Ќи Ђндреев, ни Љеннерли не говорили по-испански. Џарнишка же говорил на
наречии, которое и Я разбирала с трудом, но суть его слов Я все же уловила и
постаралась побыстрее перевести. Љеннерли подскочил, глаза его бешено
выкатились: - ‚ массовке? ‚от те на! Њы разорены!
- ђазорены? Џочему?
- …е семьЯ подаст на нас в суд, потребует возмещениЯ убытков.
Џарнишка попросил объЯснить ему, что это значит.
- ’аков закон! ’аков закон! - стенал Љеннерли. - €м причитаютсЯ деньги
за потерю дочери. Ћбвинить нас в этом ничего не стоит.
“ парнишки голова и вовсе пошла кругом.
- Ћн говорит, что ничего не понимает, - перевела Я Љеннерли. - Ћн
говорит, никто ни о чем подобном здесь не слышал. Ћн говорит, •устино был у
себЯ дома, когда это случилось, и тут никого, даже •устино, нельзЯ винить.
- Ђх, вот как! - сказал Љеннерли. - Џонимаю. ‹адно, пусть расскажет,
что было дальше. ђаз он убил ее не на съемках, остальное пустЯки.
Ћн вмиг успокоилсЯ и сел.
- „а, да, садитесь, - мЯгко сказал Ђндреев, Ядовито глЯнув на Љеннерли.
Џарнишка перехватил взглЯд Ђндреева, Явственно перевернул его в уме -
очевидно, заподозрил, что он адресован ему, и застыл на месте, переводЯ
взглЯд с одного на другого; его глубоко посаженные глаза поугрюмели,
насторожились.
- „а, да, садитесь и не забивайте им головы нелепостЯми, от которых
всем одна морока, - сказал Ђндреев. ЏротЯнув руку, он подтолкнул парнишку к
подлокотнику кресла. Ћстальные ребЯта скучились у двери.
- ђасскажите, что было дальше, - велел Ђндреев. —уть погодЯ паренек
отошел, у него развЯзалсЯ Язык:
- ‚ полдень •устино пошел домой обедать. ‘естра его молола кукурузу на
лепешки, а он стоЯл поодаль и переводил времЯ - подбрасывал пистолет в
воздух и ловил его. Џистолет выстрелил, пулЯ прошла у нее вот тут... - он
тронул грудь у сердца. - Ћна замертво повалилась прЯмо на жернов. ’ут же со
всех сторон сбежалсЯ народ. •устино как увидел, что натворил, пустилсЯ
бежать. Ћн нессЯ огромными скачками как полоумный, пистолет бросил и
прЯмиком через полЯ агав подалсЯ в горы. ‚исенте, дружок его, вскочил на
лошадь и ну за ним, грозил винтовкой, кричал: "‘той, стрелЯть буду!" - а
•устино ему: "‘трелЯй, нашел чем пугать!" ’олько стрелЯть ‚исенте, конечно,
не стрелЯл, а как догнал •устино, двинул его прикладом по голове, кинул
через седло и привез в деревню. ’ут •устино сразу посадили в тюрьму, но дон
•енаро уже в деревне - стараетсЯ его вызволить. ‚едь •устино застрелил
сестру нечаЯнно.
- ‘нова все затЯгиваетсЯ, буквально все! - сказал Љеннерли. -
ЏотерЯнное попусту времЯ - вот что это значит.
- Ќо этим дело не кончилось, - сказал парнишка. Ћн многозначительно
улыбнулсЯ, понизил голос и таинственно, заговорщически сказал: - Ђктриса
тоже тю-тю. ‚ернулась в столицу. “ж три днЯ как.
- Џоссорилась с доньей •улией? - спросил Ђндреев.
- Ќет, - сказал парнишка. - ‘овсем не с доньей •улией, а с доном
•енаро.
‚се трое дружно захохотали, а Ђндреев обратилсЯ ко мне:
- „а вы же знаете эту безобразницу из ‚еликолепного театра.
- Ђ все потому, что дон •енаро отлучилсЯ когда не надо, - сказал
парнишка еще более таинственно, чем раньше. Љеннерли свирепо напыжил
подбородок, только что не состроил рожу - так ему хотелось заставить
Ђндреева и мальчишку замолчать. Ђндреев нахально ответил ему взглЯдом,
исполненным глубокой невинности. Џарнишка заметил взглЯд Ђндреева, снова
погрузилсЯ в молчание и принЯл горделивую позу - подбоченилсЯ и даже чуть
отвернул от нас лицо. …два поезд притормозил, как он вскочил и опрометью
кинулсЯ вон.
Љогда мы наконец попрыгали с высокой подножки, он уже стоЯл около
запрЯженной мулом тележки и здоровалсЯ с двумЯ индейцами, приехавшими нас
встречать. …го юные прихвостни, помахав нам шлЯпами, пустились напрЯмик
домой полЯми агав.
Љеннерли развернул бурную деЯтельность - сунув индейцам наши сумки,
чтобы Ћни уложили их в видавшей виды тележке, рассадил всех как следует,
менЯ поместил между собой и Ђндреевым, назойливо подтыкал мою юбку, дабы и
краем подола Я не коснулась заразных иноземцев напротив.
Њелкорослый мул упиралсЯ острыми копытцами в камни, в дорожную траву,
мыкалсЯ-мыкалсЯ, пока не набрел на шпалу, и, решив, что на худой конец и она
сойдет, взЯл ровную щеголеватую рысь, колокольчики на его хомуте
позвЯкивали, как бубен.
€ так, тесно стиснутые, усевшись по трое в рЯд друг против друга,
запихнув сумки под скамейки и ронЯЯ солому из подстилок, мы понеслись от
станции вскачь. Ључер времЯ от времени поворачивалсЯ к мулу и, щелканув его
поводьЯми по крупу, кидал: - ЌевезучаЯ семьЯ. “ них уже втораЯ дочь гибнет
от братней руки. Њать с горЯ едва не отдала богу душу, а •устино, такого
хорошего парнЯ, посадили в тюрьму.
ђослый здоровЯк рЯдом с кучером, в полосатых бриджах и в шлЯпе,
завЯзанной под подбородком тесьмой с красными кисточками на концах, вставил,
что теперь •устино, господь спаси его и помилуй, не выпутатьсЯ. €нтересно,
где он ухитрилсЯ раздобыть пистолет? Ќе иначе как свистнул на съемках. Џо
правде сказать, трогать оружие ему было не след, и тут он допустил первую
промашку. Ћн-то думал сразу вернуть пистолет на место, да сами знаете,
мальчишку на семнадцатом году хлебом не корми, а дай побаловатьсЯ оружием. €
у кого повернетсЯ Язык его винить... „евчонке двадцатый год пошел. …е уже
отвезли хоронить в деревню. ‘только шуму, не приведи господь, а пока
девчонка была жива, до нее никому не было дела. ‘ам дон •енаро, как положено
обычаем, пришел скрестить ей руки на груди, закрыть глаза и зажечь около нее
свечу.
‚се идет путем, говорили они благоговейно, и в глазах их плЯсали
плотоЯдные огоньки. Љогда твой знакомый становитсЯ героем такой
драматической истории, испытываешь разом и жалость и возбуждение. Ќо мы-то
остались в живых и, позвЯкиваЯ колокольцами, катили вдаль под бездонным
небом сквозь желтеющие полЯ цветущей горчицы, и колючие агавы, мельтеша
перед глазами, складывались в узоры - прЯмые линии превращались в углы, углы
в ромбы, потом в обратном порЯдке, - и так километр за километром они
тЯнулись вдаль, вплоть до давЯщей громады гор.
- Ќо разве среди реквизита мог оказатьсЯ зарЯженный пистолет? -
огорошила Я вопросом здоровЯка в шлЯпе с красными кисточками.
Ћн открыл рот длЯ ответа и сразу закрыл. Ќаступила тишина. ‚се
замолчали. € тут неловко стало мне: Я заметила, что они переглЯнулись.
Ќа лица индейцев возвратилось настороженное, недоверчивое выражение.
‚оцарилось тЯгостное молчание.
Ђндреев, который отважно пробовал свои силы в испанском, сказал: "Џусть
Я не могу говорить, но петь-то Я могу", и на русский манер громко, разудало
завел: "Ay, Sandunga, Sandunga, Mama por Dios" {Ћх и веселье у нас, мамаша,
ей-богу (исп.).}. €ндейцы радостно загалдели, так им понравилось, как
выворачивает знакомые слова его непривычный Язык. Ђндреев засмеЯлсЯ. …го
смех расположил их к нему. Њолодой боксер грЯнул русскую песню, в свою
очередь дав Ђндрееву повод посмеЯтьсЯ.
’ут уж все, даже Љеннерли, разом грохнули, обрадовавшись возможности
посмеЯтьсЯ вместе. ѓлаза смотрели в глаза из-под прикрытиЯ сведенных век, а
мелкорослый мул, напружив ноги, без понуканий перешел в галоп.
—ерез дорогу метнулсЯ крупный кролик, за ним гнались тощие, оголодавшие
псы. Љазалось, сердце его вот-вот разорветсЯ, глаза хрустальными шариками
торчали из орбит.
- „авай-давай, кролик! - подгонЯла Я.
- „авай-давай, собаки! - подзадоривал рослый индеец в шлЯпе с красными
тесемками - в нем проснулсЯ азарт. Ћн повернулсЯ ко мне, глаза его сверкали:
- ‚ы на кого поставите, сеньорита?
’ут перед нами выросла гасиенда - монастырь, обнесеннаЯ стеной
крепость, тускло-рыжаЯ и медно-краснаЯ, - она высилась у подножьЯ горы.
‘таруха, замотаннаЯ шалью, отворила массивные двустворчатые ворота, и мы
въехали на главный скотный двор. ‚ той части дома, что ближе к нам, во всех
верхних окнах горел свет. Ќа одном балконе стоЯл ‘тепанов, на другом
Ѓетанкур, на третий на минуту выскочил прославленный “спенский - он
размахивал руками. Ћни приветствовали нас, не успев даже толком разглЯдеть,
кто приехал, - так их обрадовало, что кто-то из своих вернулсЯ из города и
хоть отчасти нарушитсЯ однообразие этого затЯнувшегосЯ днЯ, непоправимо
разбитого несчастным случаем. ‘тройные лошади с крутыми лоснЯщимисЯ крупами,
длинными волнистыми гривами и хвостами стоЯли в патио под седлом. Љрупные,
вышколенные псы дорогих пород вышли нам навстречу и вальЯжно проследовали
вместе с нами по широким ступенЯм пологой лестницы.
‚ зале было холодно. ‹ампа под круглым абажуром, свисавшаЯ с потолка,
почти не рассеивала мрак. „верные проемы в стиле порфирианской готики - этот
период гражданской архитектуры нарекли в честь Џорфирио „иаса - в облаке
тисненных золотом обоев уходили ввысь над чащей малиновых, красных,
оранжевых плюшевых кресел с пружинными сиденьЯми, увешанными бахромой и
кистЯми. ’акие покои, предназначенные длЯ малых приемов, вносили некоторое
разнообразие в унылые рЯды промозглых, мрачных комнат, десЯтками
выстроившихсЯ вдоль крытых галерей, которые окаймлЯли патио, сады и загоны.
‚ одном углу стоЯла пианола светлого дерева - ничем не накрытаЯ. Њы
столпились около нее и, сдвинув головы, беседовали о погибшей девушке, о
невзгодах •устино; голоса наши звучали глухо - так действовала на нас
несусветнаЯ, неистребимаЯ скука, разлитаЯ в здешнем воздухе.
Љеннерли все волновалсЯ, не подадут ли на нас в суд. - ‡десь ни о чем
подобном и не слыхали, - заверил его Ѓетанкур. - Ђ потом, при чем тут мы?
ђусские рассуждали, как быть дальше. Њало того, что девушка погибла,
так еще они с братом снимались в картине. “ брата была заметнаЯ роль,
значит, съемки, придетсЯ приостановить, пока он не вернетсЯ, а если он и
вообще не вернетсЯ, тогда придетсЯ переснимать все.
Ѓетанкур - по рождению мексиканец, по происхождению смешанных
испано-французских кровей, по воспитанию француз - всей душой стремилсЯ к
изысканности и отрешенности, но этот его идеал находилсЯ в вечном
противоборстве со своеобразным мексиканским национализмом, точившим его
наподобие наследственного психического недуга. Љак человека заслуживающего
довериЯ и утонченных вкусов, Ѓетанкура официально отрЯдили присматривать,
чтобы иностранные операторы не запечатлели ничего оскорбительного длЯ
национального достоинства. „войственность его положениЯ, похоже, ничуть не
смущала Ѓетанкура. Ћн был откровенно счастлив и впервые за многие годы
чувствовал себЯ на своем месте. Љто бы ни встретилсЯ нам на пути: нищие,
беднЯки, калеки, старики, уроды, - Ѓетанкур всех без исключениЯ отгонЯл.
- Њне жаль, что так получилось, - говорил он и величаво помахал рукой,
отгонЯЯ пошлую человеческую жалость, назойливо, точно муха, жужжавшую где-то
на задворках его сознаниЯ. - Ќо когда подумаешь, на какую жизнь она была
здесь обречена, - и он отвесил почти незаметный поклон, отдаваЯ дань тому
социальному подходу, представителЯми которого считал русских, - понимаешь,
что ей лучше было умереть.
ѓлаза его горели фанатическим огнем, крохотный ротик трепетал. Ќоги и
руки у него были как спички.
- Љонечно, это трагедиЯ, но у нас они случаютсЯ сплошь и рЯдом, -
сказал он.
€ так, походЯ, разделалсЯ с девушкой, похоронил и, безымЯнную, предал
земле.
Њолча вошла доньЯ •улиЯ, неслышно ступаЯ крохотными, как у китаЯнки,
ножками, обутыми в шитые туфли. …й было лет двадцать от силы. —ерные волосы
плотно облегали круглую головку, на неживом восковом личике выделЯлись грубо
намалеванные глаза.
- Њы здесь почти и не живем, - безмЯтежно лепетала она, рассеЯнно
блуждаЯ взглЯдом по чуждой ей обстановке, на фоне которой она казалась
диковинной говорЯщей куклой. - ‘трахота, конечно, вы уж не взыщите. „ом
запущенный, но кому охота старатьсЯ попусту? €ндейцы ужасные лентЯи, они все
приводЯт в негодность. ‡десь такаЯ скучища, мы только из-за картины тут и
сидим. Љому не хочетсЯ посмотреть, как снимают кино? - €
добавила:Ќехорошо-то как получилось с этой бедной девушкой. ’еперь не
расхлебать неприЯтностей. € с братом ее тоже. - ‚ столовую мы пошли вместе,
и Я все времЯ слышала, как она бормочет под нос: - ...нехорошо...
нехорошо... нехорошо-то как...
„ед дона •енаро, которого мне охарактеризовали как джентльмена самой
что ни на есть старой закалки, был в длительной отлучке. Ћн строго порицал
свою внучатую невестку: в его пору ни одна дама и мыслить не могла
показатьсЯ в таком виде на люди - ее вид оскорблЯл его: как светский
человек, он обладал врожденным умением с одного взглЯда оценить, определить
женщину и поместить ее в соответствующую категорию. Ѓез короткой интрижки с
такой особой воспитание ни одного молодого человека нельзЯ счесть
законченным. Ќо при чем тут брак? ‚ его времена она в лучшем случае могла бы
подвизатьсЯ на сцене. „еда утихомирили, однако неожиданный брак
единственного внука, а следовательно и неизбежного наследника, который уже
сейчас держалсЯ словно он глава семьи и не обЯзан ни перед кем отчитыватьсЯ,
ошеломил деда, но никоим образом не поколебал его убеждений. Ћн не понимал
мальчика и не пыталсЯ его понЯть, знаЯ наперед, что это пустаЯ трата
времени. € он перебралсЯ вместе с мебелью и дорогими ему как памЯть
пожитками в самое дальнее патио старого сада, от которого уступами шли вниз
вырубленные в горе площадки, и гордо пребывал там в мрачном одиночестве,
отказавшись и от надежд, и от взглЯдов, а возможно презрев и те, и другие, и
встречаЯсь с семьей лишь за столом. Њесто его на конце стола пустовало,
толпа зевак, одолевавшаЯ нас по воскресеньЯм, схлынула, и нам с избытком
хватало места на другом конце.
Ќа “спенском был неизменный полосатый комбинезон, его лицо
нечеловечески мудрой обезьЯнки сильно обросло пушистой, самой что ни на есть
обезьЯньей бородой.
Ћн выработал свое, довольно проказливое, отношение к жизни, чуть ли не
философию. Ћна помогала ему избавлЯтьсЯ от объЯснений и отделыватьсЯ от
совсем уж несносных зануд. Ћн развлекалсЯ в самых низкопробных театриках
столицы и, льстЯ самолюбию мексиканцев, говорил, что по скабрезности их
театры первые в мире. …му нравилось разыгрывать посреди днЯ под открытым
небом комические сценки из русской народной жизни с актерами, одетыми в
мексиканские костюмы. Ћн смачно выкрикивал реплики и веселилсЯ до упаду,
тыча в зад многострадального ослика, привыкшего к мытарствам и унижениЯм,
неприличной формы тыквой.
- Ќу как же, вы те самые дамы, которых вечно насилуют эти звери-негры,
- рассыпалсЯ он в любезностЯх, когда его знакомили с южанками.
Ќо сегоднЯ его лихорадило, он не находил себе места, все больше
помалкивал, даже грубыми шутками, которыми обычно прикрывал, маскировал
всевозможные перепады своего настроениЯ, перестал сыпать.
Ќа ‘тепанове, превосходном теннисисте, были фланелевые теннисные брюки
и трикотажнаЯ тенниска. Ќа Ѓетанкуре - элегантные бриджи и краги, но не
потому, что он так уж любил ездить верхом, напротив, он, по мере сил,
всЯчески этого избегал, просто в бытность свою в 1921 году в Љалифорнии он
понЯл, что именно так приличествует одеватьсЯ кинорежиссеру; режиссером,
правда, он еще не был, но каким-то боком был причастен к созданию фильма,
поэтому, когда съемки начинались, он завершал свой нарЯд пробковым шлемом на
зеленой подкладке длЯ окончательной полноты некой дорогой его сердцу
иллюзии, которую питал относительно себЯ. ЌевзрачнаЯ шерстЯнаЯ рубашка
Ђндреева соседствовала с кричащим твидом Љеннерли. џ была в вЯзаном одеЯнии
того типа, что хороши на все случаи жизни, кроме тех, когда их надеваешь.
‘ловом, вместе взЯтые, мы ЯвлЯли сногсшибательный контраст сидЯщей во главе
стола донье •улии, будто выпорхнувшей из голливудской комедии, в черной
атласной в бантах радужной расцветки пижаме, в просторных рукавах которой
путались ее детские ручонки с острыми алыми коготками.
- Ќе стоит ждать моего мужа, - сказала доньЯ •улиЯ. - Ћн всегда занЯт и
всегда опаздывает.
- ‚сегда гонит со скоростью семьдесЯт километров в час, как минимум, и
никогда и никуда не поспевает вовремЯ, - любезно поддержал ее Ѓетанкур.
…го коньком была точность - он имел разные теории насчет скорости, как
ее следует и как не следует использовать. …сли бы человек заботилсЯ прежде
всего о своем духовном развитии, ему не понадобилось бы прибегать ни к каким
механизмам, он и без них сумел бы покорить времЯ и пространство. € вместе с
тем он вынужден признать, что ему самому, а ведь он может телепатически
установить свЯзь с кем его душе угодно и даже как-то раз одним усилием воли
воспарил на целый метр над землей, - ему самому умение подчинить себе
механизмы доставлЯет огромное, захватывающее удовольствие. Џочему он
извлекает такое удовольствие из своего умениЯ водить автомобиль, мне кое-что
было известно. ‚зЯть хотЯ бы его привычку выжимать газ и переезжать пути
прЯмо перед мчащимсЯ поездом. ‘овременность, говорил он, требует скорости, и
каждый должен быть современным, насколько это ему по карману. €з речей
Ѓетанкура Я вывела, что дону •енаро по карману быть в два раза современней,
чем Ѓетанкуру. Ћн мог покупать мощные автомобили, перед которыми в испуге
сторонились другие водители, он подумывал купить аэроплан, чтобы сократить
расстоЯние между гасиендой и столицей; его идеалом были скорость и
компактность. Ќа дона •енаро не угодишь, говорил Ѓетанкур, лошадь ли, собака
ли, женщина ли, машина, дону •енаро все кажетсЯ, что они могли бы быть
побыстрее. „оньЯ •улиЯ поощрительно улыбалась хвалам, расточавшимсЯ, как ей
казалось, ее мужу, ну а раз ее мужу, следовательно, и ей, а это всегда
приЯтно.
‘уматоха поднЯлась в коридоре, перекинулась на порог, потом в комнату.
‘луги расступились, отпрЯнули назад, ринулись вперед, отталкиваЯ друг друга,
бросились за стулом, и в комнату влетел дон •енаро в мексиканском костюме
длЯ верховой езды - серой куртке из оленьей кожи и тугих серых брюках на
штрипках. „он •енаро оказалсЯ рослым, нравным молодым испанцем,
голубоглазым, худощавым, узкогубым и изЯщным - сейчас он весь клокотал от
возмущениЯ. Ћн не сомневалсЯ, что мы разделим его возмущение; пока он не
поздоровалсЯ со всеми, он держал себЯ в руках, потом опустилсЯ в кресло
рЯдом с женой и, стукнув кулаком по столу, дал волю гневу.
Џохоже на то, что этот балбес деревенский судьЯ не отдаст ему •устино.
Џохоже на то, что существует какойто закон о преступной неосторожности. „лЯ
закона, сказал ему судьЯ, не существует несчастных случаев в обыденном
смысле этого слова. ‡акон требует провести тщательное расследование, исходЯ
из того, что родственники жертвы всегда находЯтсЯ под подозрением. „он
•енаро передразнил этого балбеса судью, показал, как тот разглагольствует,
щеголЯЯ своими юридическими познаниЯми. Џотопы, извержениЯ вулканов,
революции, беглые лошади, оспа, поезда, сошедшие с рельсов, уличные драки и
все тому подобное - от бога, сказал судьЯ. Ђ вот когда один человек стрелЯет
в другого, это совсем иное дело. ’акие случаи надлежит строжайшим образом
расследовать.
- џ заЯвил ему, что к нашему случаю это не имеет никакого отношениЯ, -
рассказывал дон •енаро. - •устино, сказал Я ему, мой пеон, его семьЯ живет у
нас в гасиенде добрые три сотни лет, и Я разберусь с ним сам. џ знаю, что и
как там произошло, а вы ничего не знаете, и от вас требуетсЯ одно - отдать
мне •устино, и все. Џричем сегоднЯ же, завтра будет поздно, сказал Я ему.
’ак нет же, судьЯ запросил две тысЯчи песо, иначе он не соглашалсЯ отпустить
•устино. „ве тысЯчи песо! ‚ы слышали что-нибудь подобное? - взревел дон
•енаро и грохнул кулаком по столу.
- ЉакаЯ дичь! - сказала его жена, участливо улыбнувшись и одарив его
ослепительной улыбкой. Ћн посмотрел на нее долгим взглЯдом, будто не мог
припомнить, кто она такаЯ. Ћна вернула ему взглЯд - глаза ее искрились,
неувереннаЯ усмешечка растЯгивала углы рта, в которых размазалась помада. Ћн
в бешенстве отвернулсЯ, передернул плечами, будто стрЯхнув молчание, и
взахлеб, потрЯсенно, недоуменно продолжал свой рассказ, по ходу обращаЯсь то
к одному, то к другому. ‡а двумЯ тысЯчами песо он бы не постоЯл, просто ему
опостылело, что с него везде и всюду дерут деньги, уму непостижимо, за что
только с него не дерут; куда ни суньсЯ, какой-нибудь ворюга-политик уже
тЯнет к тебе лапу.
- ‚идно, выход тут один. …сли заплатить судье, с ним потом не
справитьсЯ. Ћн будет арестовывать моих пеонов, стоит кому-нибудь из них
показатьсЯ в деревне. ‘ъезжу-ка Я в Њехико, повидаюсь с ‚еларде...
‚се согласились, что ‚еларде именно тот человек, что нужно. Ѓолее
влиЯтельного и удачливого революционера в Њексике не сыскать. …му
принадлежали две гасиенды, где производЯт пульке, - они перепали ‚еларде при
великом переделе земель. ‡аправлЯл он и двумЯ крупнейшими молочными фермами
в стране, поставлЯл молоко, масло и сыр во все благотворительные заведениЯ
страны - сиротские дома, психиатрические больницы, исправительные колонии,
тюрьмы, запрашиваЯ вдвое против других ферм. Џринадлежала ему и большаЯ
гасиенда, где выращивали авокадо; подвластны ему были и армиЯ, и
могущественный банк; президент республики не проводил ни одного назначениЯ,
не посоветовавшись с ‚еларде. Љаждый день на первых страницах двадцати газет
он разил контрреволюцию и продажных политиков - длЯ чего же иначе он их
купил? Ќа него работали три тысЯчи пеонов. ‘ам работодатель, он поймет, с
чем ведет борьбу дон •енаро. ‘ам честный революционер, он сумеет найти
управу на этого мелкого взЯточника судью.
- Џоеду повидаюсь с ‚еларде, - сказал дон •енаро неожиданно потухшим
голосом, так, словно надежда оставила его или разговор до того наскучил, что
расхотелось его продолжать. Ћн откинулсЯ на спинку стула и холодно оглЯдел
гостей. ‚се по очереди высказались, но слова их были ему безразличны.
‘обытиЯ этого утра уже отодвинулись так далеко, что нечего было их держать в
голове.
“спенский чихнул, прикрыв лицо руками. Ќа заре он простоЯл битых два
часа по поЯс в ледЯном источнике, куда водили коней на водопой, на узенькой
каменной приступке которого поместил ‘тепанова с его камерой - так он
руководил съемкой эпизода: по его глубокому убеждению, этот эпизод можно
было снимать только оттуда. € конечно, подхватил простуду; теперь он сжевал
ложку жареных бобов, осушил разом полстакана пива и тишком сполз с длинной
скамьи. „ва прыжка - и его расчерченный слишком крупными полосками
комбинезон скрылсЯ за ближайшей дверью. Ћн рванул отсюда так, будто не мог
больше дышать здешним воздухом.
- …го лихорадит, - сказал Ђндреев. - …сли он сегоднЯ не поправитсЯ,
придетсЯ послать за доктором ‚олком.
ѓрузный увалень в линЯлом синем комбинезоне и шерстЯной рубашке сел на
свободное место на другом конце стола. Ћтвесил поклон всем и никому в
частности; педантичный Ѓетанкур не преминул поклонитьсЯ ему в ответ.
- ‘мотрите, а вы его не узнали! - понизив голос, сказал Ѓетанкур. - ќто
же Љарлос ЊонтаньЯ. ‘ильно изменилсЯ, правда?
…му очень хотелось, чтобы Я с ним согласилась. ‚се мы, наверно,
изменились за десЯть лет, сказала Я. ‚добавок Љарлос отпустил бороду. ‚зглЯд
Ѓетанкура недвусмысленно дал мне понЯть, что Я, как и Љарлос, тоже
изменилась к худшему, но Ѓетанкур не допускал и мысли, что и сам он
изменилсЯ.
- Ќе исключено, - нехотЯ признал он, - но большинство из нас изменилось
только к лучшему. Ђ вот Љарлосу не повезло. € не в том причина, что он
отпустил бороду и разжирел. Ђ в том, что он законченный неудачник.
- ‚чера Я с полчаса летал на "Њотыльке", блеск, ничего не скажешь, -
обратилсЯ к ‘тепанову дон •енаро. - џ, наверное, куплю его. Њне нужен
по-настоЯщему быстрый аэроплан. Ќепременно быстрый, и притом не махина
какаЯ-нибудь. ’акой, чтобы всегда был к твоим услугам.
‘тепанов славилсЯ своим умением водить аэроплан. Ћн отличалсЯ во всех
областЯх, которые пользовались уважением дона •енаро. „он •енаро почтительно
слушал ‘тепанова, а тот давал ему четкие, разумные советы: какой аэроплан
лучше купить, как его содержать и с какими вообще мерками следует подходить
к аэропланам.
- Љстати, об аэропланах, - вмешалсЯ в их разговор Љеннерли. - џ бы
лично с мексиканским пилотом нипочем не полетел...
- Ђэроплан! Ќаконец-то! - по-детски радостно залепетала доньЯ •улиЯ.
Ћна перегнулась через стол и ласковым голосом, каким будЯт поутру,
окликнула по-испански:
- Љарлос! ‚ы слышите? •енарито надумал подарить мне аэроплан!
„он •енаро, будто не слыша ее, продолжал разговаривать со ‘тепановым.
- Ђ зачем вам аэроплан? - спросил Љарлос, его круглые глаза благодушно
лучились из-под кустистых бровей. Ќе поднимаЯ головы, ложкой, как едЯт
мексиканские крестьЯне, он продолжал с аппетитом наворачивать жареные бобы
под томатным соусом.
- ЉувыркатьсЯ буду в нем, - сказала доньЯ •улиЯ.
- ‡аконченный неудачник, - повторил Ѓетанкур по-английски, чтобы Љарлос
его не понЯл, - хотЯ, надо сказать, сегоднЯ он выглЯдит еще хуже обычного.
“тром он поскользнулсЯ в ванной и ушибсЯ. - Ѓетанкур сказал это так, будто
привел еще одно свидетельство против Љарлоса еще одно знаменательное
доказательство его роковой склонности катитьсЯ вниз.
- Џо-моему, он написал чуть не половину популЯрных мексиканских песен,
- сказала Я. - ‹ет десЯть назад тут только его песни и пели. —то с ним
стрЯслось?
- ’ак то десЯть лет назад. ’еперь он почти ничего не делает. Ћн больше
не возглавлЯет ‚еликолепный театр, его давным-давно сместили!
џ приглЯделась к неудачнику. ‚ид у него был вполне неунывающий. ЋтбиваЯ
ритм рукоЯткой ложки, он напевал Ђндрееву песню - тот слушал, склонив к нему
голову.
- ‚от вам первые два такта, - сказал Љарлос по-французски, - а дальше
вот так, - напевал он, отбива: ритм. - Ќу а это длЯ танца...
Ђндреев напел мелодию, помахиваЯ правой рукой и указательным пальцем
левой пристукиваЯ по столу. Ѓетанкур минуту-другую смотрел на них.
- ’еперь-то, когда Я достал ему эту работу, бедолага конечно, воспрЯл,
- сказал он. - Љак знать, вдруг ем удастсЯ начать все сначала. Ќо он,
бывает, утомлЯетсЯ, горазд выпить, словом, уже не тот, что раньше.
Љарлос весь обмЯк, голова его ушла в плечи, глаза почти скрылись за
набрЯкшими веками, он недовольно тыкал вилкой в enchiladas {перченый пирог
(исп.).} со сметаной.
- ‚от увидишь, - сказал он Ђндрееву по-французски, - Ѓетанкур нам и это
завернет. ‚ыищет какой-нибудь изъЯн... - сказал не злобно и не затравленно,
а с какой-то печальной убежденностью. - ‡аЯвит, что не чувствуетсЯ
современность, нет свЯзи с традициЯми, отсутствует мексиканский дух... „а
что говорить, сам увидишь...
Ѓетанкур пожертвовал свои юные годы разгадке неподатливых тайн
вселенской гармонии, разгадывал он их, применЯЯ астрономию, астрологию,
кабалистику чисел, формулу передачи мыслей на расстоЯние, глубокое дыхание и
тренировку воли к победе, все это он подкреплЯл изучением новейших
американских теорий личного самоусовершенствованиЯ, кое-какими замысловатыми
магическими ритуалами и тщательным подбором доктрин самых разных школ
восточной философии, увлечение которыми времЯ от времени охватывает всю
Љалифорнию. € так вымостил €стинный Џуть - на путь этот можно было наставить
любого, а уж дальше всЯкий неофит уверенными стопами невозбранно шел прЯмо к
“спеху; “спех, можно сказать, плыл в руки, давалсЯ сам собой без всЯких
усилий, кроме разве что приЯтных; “спех этот вмещал в себЯ высочайшие
духовные и эстетические достижениЯ, не говорЯ о материальном вознаграждении,
и немалом. Ѓогатство, разумеетсЯ, не было пределом стремлений; само по себе
оно вовсе не означало “спеха, но, конечно же, оно неназойливо сопутствовало
всЯкому подлинному успеху... ‚о всеоружии этих теорий Ѓетанкур лихо понес
Љарлоса. Љарлос никогда не считалсЯ с вечными законами. ‘вои мелодии он
сочинЯл, не даваЯ себе труда вдуматьсЯ в глубиннейший смысл музыки, а ведь в
основе ее лежит гармониЯ сфер... Ќе счесть, сколько раз он, Ѓетанкур,
предостерегал Љарлоса. € все без толку. Љарлос сам навлек на себЯ погибель.
- € вас Я тоже предостерегал, - сказал он озабоченно. - Ќе счесть,
сколько раз Я задавалсЯ вопросом, почему вы не хотите или не можете
причаститьсЯ этих тайн - подумайте только, какаЯ сокровищница открылась бы
вам... Љогда обладаешь научной интуицией, тебе нет преград ђуководствуЯсь
одним интеллектом, вы обречены терпеть неудачи,
- ’ы обречен терпеть неудачи, - без конца твердил он недалекому
бедолаге Љарлосу.
- Љарлос стал законченным неудачником, - сообщал он всем.
’еперь он чуть ли не любовно взирал на дело рук своих, но по Љарлосу,
пусть он выглЯдел и опустившимсЯ и поникшим, видно было, что в свое времЯ он
славно поработал и не собираетсЯ ставить на себе крест. ЂккуратнаЯ щуплаЯ
фигурка с узенькой спинкой принимала изЯщные позы, чересчур красивые
узенькие ручки мерно мотались на бестелесных запЯстьЯх. џ припомнила,
скольким Ѓетанкур был обЯзан Љарлосу в прошлом: отчаЯнный добрЯк
нерасчетливо взвалил на хрупкие плечи Ѓетанкура непосильный груз
благодарности. Ѓетанкур запустил в действж весь механизм законов вселенской
гармонии, имеющийсЯ в его распорЯжении, дабы с их помощью отомстить Љарлосу
ђабота подвигалась медленно, но он не сдавалсЯ.
- “спех, неудача, Я, признатьсЯ, не понимаю, что вы обозначаете этими
словами, и никогда не могла понЯть, - наконец не стерпела Я.
- Љонечно, не могли, - сказал он. - € в этом ваша беда.
- ‚ам бы надо простить Љарлоса... - сказала Я.
- ‚ы же знаете, что Я никого ни в чем не виню, - совершенно искренне
сказал Ѓетанкур.
Џока Љарлос здоровалсЯ со мной, все поднЯлись из-за стола и через
разные двери потекли из комнаты. Љарлос говорил о •устино и его невзгодах с
насмешливой жалостью.
- —его еще ожидать, когда заводЯт шашни в кругу семьи?
- Ќе будем об этом сейчас, - оборвал его Ѓетанкур. € гнусаво,
дребезжаще хихикнул.
- …сли не сейчас, так когда же? - сказал Љарлос, он вышел вместе со
мной. - џ сложу corrido {народную балладу (исп.).} о •устино и его
сестренке. - € он чуть не шепотом запел, подражаЯ уличным певцам, сочинЯющим
баллады на заказ, - точь-в-точь тем же голосом, с теми же жестами:

Ђх, беднЯжка ђозалита
‚етрена, и потому
‘ердце пылкое разбила
’ы братишке своему.

Ђх, беднЯжка ђозалита,
‚от лежит она, прошита
‘разу пулЯми двумЯ...
’ак что, юные сестрицы,
Ќе давайте братцам злитьсЯ,
Ќе сводите их с ума.

- Ћдной пулей, - Ѓетанкур погрозил Љарлосу длинным толстым пальцем, -
одной!
- •орошо, пусть одной! - засмеЯлсЯ Љарлос. - Љакой придира, однако!
‘покойной ночи!
Љеннерли и Љарлос рано ушли к себе. „он •енаро весь вечер играл в
бильЯрд со ‘тепановым и неизменно оказывалсЯ в проигрыше. „он •енаро отлично
играл на бильЯрде, но ‘тепанов был чемпион, неоднократно брал всевозможные
призы, так что потерпеть от него поражение было не постыдно.
‚ продуваемом сквознЯками зале верхнего этажа, переоборудованном в
гостиную, Ђндреев, отключив приставку, пел русские песни, а в перерывах,
припоминаЯ, какие еще песни он знает, пробегал руками по клавишам
фортепиано. Њы с доньей •улией слушали его. Ћн пел длЯ нас, но в основном
длЯ себЯ, с той же намеренной отключенностью от окружающего, с той же
нарочитой отрешенностью, которые побуждали его все это утро рассказывать нам
о ђоссии.
Њы засиделись допоздна. ‚стретившись глазами со мной или с Ђндреевым,
доньЯ •улиЯ не забывала улыбнутьсЯ, частенько прикрыв рот рукой, зевала,
китайский мопс посапывал, развались на ее коленЯх.
- ‚ы не устали? - спросила Я ее. - Њы не слишком поздно засиделись?
- Ќет, нет, пусть поет. ’ерпеть не могу ложитьсЯ рано. …сли можно
посидеть попозже, Я никогда не иду спать. € вы не уходите!
‚ половине первого “спенский призвал к себе Ђндреева, призвал и
‘тепанова. Ћн не находил себе места, его лихорадило, тЯнуло разговаривать.
Ђндреев сказал:
- џ уже послал за доктором ‚олком. ‹учше захватить болезнь в самом
начале.
Њы с доньей •улией заглЯнули в бильЯрдную на первом этаже - там дон
•енаро пыталсЯ уравнЯть счет со ‘тепановым. ‚ окнах торчали головы индейцев;
перегнувшись через подоконники, они молча наблюдали за игрой, их громадные
соломенные шлЯпы сползали им на нос.
- ‡начит, ты сегоднЯ не едешь в Њехико? - спросила мужа доньЯ •улиЯ.
- ‘ какой стати мне туда ехать? - не поднимаЯ на нее глаз, ни с того ни
с сего ответил он вопросом на вопрос.
- „а так, мне подумалось - вдруг ты поедешь, - сказала доньЯ •улиЯ. -
‘покойной ночи, ‘тепанов, - сказала она, черные глаза ее мерцали из-под
удлиненных серебристо-голубыми тенЯми век.
- ‘покойной ночи, •улита, - сказал ‘тепанов, его открытаЯ улыбка
северЯнина могла означать что угодно и не означать решительно ничего. Љогда
‘тепанов не улыбалсЯ, его выразительное, энергичное лицо суровело. “лыбалсЯ
он с обманчивой наивностью, как мальчишка. Ќо кем-кем, а наивным он никак не
был; и сейчас он веселилсЯ над нелепой фигуркой, будто забредшей сюда из
кукольной театра, необидно, как веселЯтсЯ только в добрых книжках. “ходЯ,
доньЯ •улиЯ искоса метнула на него сверкающий взглЯд заимствованный из
арсенала голливудских femmes fatales {роковых женщин (франц.).}. ‘тепанов не
отрывал глаз от своего киЯ, словно изучал его в микроскоп. „он •енаро,
бросив: "‘покойной ночи", в злобе кинулсЯ вон из комнаты на скотный двор.
Њы с доньей •улией прошли через ее спальню, вытЯнутую узкую комнату,
между бильЯрдной и бродильной. ‡десь пенились шелк и пух, сверкали
нестерпимым блеском свежеполированное дерево и огромные зеркала, рЯбило в
глазах от всЯческих безделушек - коробок конфет, французских кукол в
кринолинах и пудреных париках. ‚ нос шибал запах духов, его перебивал другой
запах, еще тЯжелее первого. €з бродильни непрестанно доносились глухие
крики, грохот бочек, скатывающихсЯ с деревЯнных помостей на тележку, стоЯщую
на рельсах, проложенных у дверного проема. џ не могла отделатьсЯ от этого
запаха с самого своего приезда, но здесь он плотным туманом поднималсЯ над
басовитым жужжанием мух - кислый и затхлый, как от заплесневевшего молока
или протухшего мЯса; шум и запах, сплелись в моем сознании воедино, и оба
переплелись с прерывистым грохотом бочек и протЯжными, певучими криками
индейцев. ЏоднЯвшись по узкой лесенке, Я оглЯнулась на донью •улию. ‘морщив
носик, она смотрела мне вслед, прижав к лицу китайского мопса, его нос, как
всегда, морщила брюзгливаЯ гримаска.
- ЉакаЯ гадость это пульке! - сказала она. - Ќадеюсь, шум не помешает
вам спать.
Ќа моем балконе гулЯл резкий свежий ветер с гор, здесь к нему не
примешивались ни парфюмерные ароматы, ни бродильный дух.
- „вадцать одна! - тЯгуче, мелодично выводил хор индейцев усталыми
взбудораженными голосами, и двадцать перваЯ бочка свежего пульке летела по
каткам вниз, где двое индейцев подхватывали ее и загружали на тележку прЯмо
под моим окном.
€з окна по соседству слышалось негромкое бормотанье троих русских.
‘виньи, похрюкиваЯ, копошились в вЯзкой грЯзи около источника; хотЯ уже
сгустились сумерки, там вовсю шла стирка. †енщины, стоЯ на коленЯх, хлестали
мокрым бельем по камнЯм, болтаЯ и пересмеиваЯсь. Џохоже, этой ночью все
женщины смеЯлись: далеко за полночь от хижин пеонов, тЯнувшихсЯ вдоль
скотного двора, доносились переливы громкого, заразительного смеха. Ћслики
взревывали, плакались друг другу; повсюду царила неспокойнаЯ дрема, животные
били копытами, сопели, хрипели. ‚низу, в бродильне, чей-то голос вдруг
пропел отрывок непотребной песни, прачки было замолкли, но тут же между ними
вновь пошли пересмешки. “ арки ворот, ведущих во внутренний двор перед
гасиендой, поднЯлась суматоха: один из породистых вышколенных псов (куда
только подевалась его важность), не на шутку взъЯрЯсь, гнал задастого
солдатика - чтобы не шаталсЯ, где не положено, - назад к казармам,
размещенным у крепостной стены, напротив индейских хижин. ‘олдатик послушно
улепетывал, ковылЯЯ и спотыкаЯсь, но не издаваЯ ни звука; его тусклый фонарь
мотало из стороны в сторону. Џосреди двора, словно тут пролегала невидимаЯ
граница, пес застыл, проводил солдата взглЯдом и вернулсЯ на свой пост под
аркой. ‘олдаты. присланные правительством охранЯть гасиенду от партизанских
отрЯдов, били баклуши, наталкиваЯ животы бобами за счет дона •енаро. Ћн, как
и собаки, терпел их скрепЯ сердце.

ЊенЯ усыпили протЯжные, певучие голоса индейцев, ведущих подсчет бочкам
в бродильне, а на рассвете, летнем рассвете, разбудила их заунывнаЯ утреннЯЯ
песнЯ, лЯзг железа, скрип кожи, топот мулов, которых впрЯгали в телеги.
Ључера щелкали кнутами, покрикивали, и груженые телеги грохоча, уезжали одна
за другой навстречу поезду, который отвозил пульке в Њехико-сити. ђаботники
отправлЯлись поле, гнали перед собой осликов. Ћни тоже покрикивал и
поколачивали осликов палками, но не спеша, не суетЯсь. „а и зачем спешить:
впереди их ждала работа, усталость, словом, день как день. ’рехлетний
мальчонка, семенил рЯдом с отцом, погонЯл ослика-отъемыша, на мохнатой
спинке которого громоздились два бочонка. „ва маленьких существа, каждое на
свой манер, подражали старшим. Њальчонка покрикивал на ослика и поколачивал
его, ослик плелсЯ ползком и при каждом ударе прЯдал ушами.
- ѓосподи ты боже мой, - часом позже сказал за кофе Љеннерли, отогнал
тучу мух и нетвердой рукой налил себе кофе. - ђазве вы не помните... џ всю
ночь глаз не мог сомкнуть, у менЯ никак не выходило из головы, да вспомните
же - упрашивал он ‘тепанова - тот, прикрыв рукой свой кофе от мух, докуривал
сигарету, - эпизод, что мы снимали две недели назад, там еще •устино играл
парнЯ, который нечаЯнно застрелил девушку, пыталсЯ бежать, за ним послали
погоню, и ‚исенте в ней участвовал. ’очь-в-точь то же самое повторилось с
теми же людьми на самом деле. € представьте, какаЯ нелепость, - обратилсЯ он
ко мне, - нам придетсЯ переснимать этот эпизод: он неважно получилсЯ, а тут
он повторилсЯ на самом деле, и никто даже не позаботилсЯ его снЯть! Ћ чем
они только думают! Џредставьте, как бы было здорово - девушка крупным
планом, мертваЯ по-настоЯщему, и по лицу •устино, когда ‚исенте двинул его
прикладом, течет самаЯ настоЯщаЯ кровь, и хоть бы кто, господи ты боже мой!
хоть бы кто об этом позаботилсЯ! Љак с приезда сюда у нас не заладилось, так
и пошло-поехало - то одно, то другое... Ђ теперь объЯсните мне, что вам
помешало?
Ћн впилсЯ в ‘тепанова злобным взглЯдом. ‘тепанов отнЯл руку от чашки,
разогнал мух, тучей вившихсЯ над ней, и выпил кофе.
- ‘вет, наверно, был плохой, - сказал он. ироко раскрыл глаза - кинул
взглЯд на Љеннерли - и тут же их закрыл, так, будто запечатлел его на
пленке, а запечатлев, счел, что сюжет исчерпан.
- „ело ваше, конечно, - обиделсЯ Љеннерли, - а только историЯ эта
повторилась, повторилась не по нашей вине, так почему бы вам ее не снЯть -
зачем ей пропадать впустую?
- ‘нЯть мы всегда успеем, - сказал ‘тепанов, - вот вернетсЯ •устино,
будет подходЯщий свет, тогда и снимем. ‘вет, - обратилсЯ он ко мне, - наш
злейший враг. ‡десь хороший свет бывает раз в пЯть дней, а то и реже.
- Ђ вы представьте, нет, представьте-ка, - накинулсЯ на него Љеннерли,
- бедный парень возвратитсЯ, и ему снова-здорово придетсЯ проделывать все,
что он уже дважды проделал, первый раз на съемочной площадке, второй - на
самом деле. - Ћн со смаком повторил последнее слово. - Џодумайте, каково-то
ему будет. ’ут и рехнутьсЯ недолго.
- ‚ернетсЯ он, тогда и будем решать, - сказал ‘тепанов. ‚о дворе пЯток
мальчишек-индейцев в рваных белых балахонах, сквозь прорехи которых
проглЯдывали их глЯнцево-смуглые тела, седлали лошадей, набрасывали на их
спины роскошные замшевые седла, шитые серебром и перламутром. Љ источнику
снова тЯнулись женщины. ‘виньи копошились в дорогих их сердцу лужах, в
бродильне дневнаЯ смена в полном молчании заливала обтЯнутые сыромЯтной
кожей чаны свежим соком. Љарлос ЊонтаньЯ тоже вышел спозаранку подышать
свежим утренним воздухом и сейчас вовсю потешалсЯ, глЯдЯ, как трое псов,
поднЯв из лужи долговЯзую свинью, гонЯт ее к сараю. ‘виньЯ враскачку, как
игрушечнаЯ лошадка, неслась к загону, знаЯ, что там ее не достать, собаки
делали вид, что вот-вот тЯпнут ее за ногу, чтобы не сбавлЯла темп. Љарлос,
держась за бока, покатывалсЯ от хохота, мальчишки вторили ему.
€спанец-надсмотрщик - в картине он играл роль злодеЯ (их там было
немало) - вышел в тугих новых бриджах из такой же, как седла, расшитой
серебром замши, сел, ссутулЯсь, на скамью неподалеку от выходЯщей на главный
скотный двор арки. € просидел так весь день напролет - он сидел здесь не
один год, и одному богу известно, сколько еще просидит. Ќа его вытЯнутом
ехидном лице типичного испанца с севера была написана убийственнаЯ скука.
Ќизко натЯнув козырек английской кепки на близко посаженные глаза, он сидел,
ссутулЯсь, и так ни разу и не полюбопытствовал, что развеселило Љарлоса. Њы
с Ђндреевым помахали Љарлосу, и он поспешил к нам. …го все еще разбирал
смех. ’еперь он смеЯлсЯ не над свиньей, а над надсмотрщиком - у того было
сорок пар фасонистых брюк, какие носЯт charros {помещичьЯ полициЯ (исп.).},
но, по его мнению, длЯ съемок ни одни из них не годились, и он за большие
деньги заказал портному новые брюки, но тот сшил такие тугие, что он еле-еле
в них влез, - те самые, в которые вырЯдилсЯ сегоднЯ. Ћн рассчитывал, что,
если носить их каждый день, они растЯнутсЯ. ѓорю его не было предела -
похоже, он одними брюками и жил.
- Ћн не знает, что с собой делать, кроме как нацеплЯть каждый день
новые брюки пофасонистей и просиживать с утра до вечера на скамейке в
надежде - вдруг что-нибудь, хоть что-нибудь произойдет.
- Њне-то казалось, - сказала Я, - что за последние недели и так слишком
много всего произошло... Ќу, если не за последние недели, так уж за
последние дни, во всЯком случае.
- Ќу нет, - сказал Љарлос, - этого им надолго не хватит. €м подавай
настоЯщую заваруху, вроде последнего налета партизан. ’огда на башни втащили
пулеметы, мужчинам выдали по винтовке и пистолету - погулЯли всласть. Ќалет
отбили, а пули, что остались, выпустили в воздух - знай наших! ’ак и то
назавтра они уже заскучали. ‚се надеЯлись, что налет повторитсЯ. Ќикак
нельзЯ было им втолковать, что хорошего, мол, понемножку.
- Ћни что, и впрЯмь так не любЯт партизан? - спросила Я.
- „а нет, просто они не любЯт скучать, - сказал Љарлос. Ћсторожно
ступаЯ, мы прошли через бродильню - на глинобитном полу здесь стоЯли лужи
сока; с праздным любопытством, молча, будто проглотили Язык, смотрели, как
тонут в вонючей жидкости, переливающейсЯ через краЯ провисших мохнатых шкур,
натЯнутых на деревЯнные рамы, мухи. Maria Santisima {‘вЯтаЯ ЊариЯ (исп.).}
чинно стоЯла в крашенной синей маслЯной краской нише, увитой засиженными
мухами гирлЯндами бумажных цветов; негасимаЯ лампада теплилась у ее ног.
‘тены покрывала выцветшаЯ фресковаЯ роспись, она рассказывала, откуда
взЯлось пульке; легенда гласит, что юнаЯ индеанка нашла божественный напиток
и принесла его правителю, за что правитель наградил ее по-царски, а бог
после смерти приблизили к себе. „ревнЯЯ легенда, возможно, древнейшаЯ, Явно
свЯзаннаЯ и с поклонением плодородию, женскому и земному, и с ужасом перед
ним же.
Ѓетанкур, остановившись на пороге, храбро втЯнул носом воздух. ‚зглЯдом
знатока окинул стены.
- Ћтличный образчик, - сказал он, с улыбкой оглЯдываЯ фреску, - просто
замечательный... —ем они старее, тем они, естественно, лучше. „остоверно
известно, - сказал он, - что испанцы нашли в пулькериЯх, построенных еще до
завоеваниЯ, настенные росписи... € всегда на них изображаетсЯ один сюжет:
историЯ пульке. ’ак с тех пор оно тут продолжаетсЯ. Ќичего никогда не
кончаетсЯ, - сказал он помахиваЯ красивой тонкой рукой, - все продолжаетсЯ,
и продолжаЯсь, постепенно терЯет свой прежний облик.
- Џо-моему, это тоже своего рода конец, - сказал Љарлос.
- ђазве что по-твоему, - с высоты своего величиЯ Ѓетанкур
снисходительно улыбнулсЯ старому другу, который тоже постепенно терЯл свой
прежний облик.
‚ одиннадцатом часу поЯвилсЯ дон •енаро, он ехал в деревню, хотел еще
раз повидать судью. ‘вет нас сегоднЯ не баловал: солнце то Ярко светило, то
прЯталось за облаками и доньЯ •улиЯ, Ђндреев, ‘тепанов, Љарлос и Я
отправились гулЯть по крышам гасиенды, откуда открывалсЯ вид на гору и
необозримые пространства пестрых, как лоскутно одеЯло, полей. ‘тепанов - у
него был с собой портативны фотоаппарат - снЯл нас здесь вместе с собаками.
ѓде только он нас не снимал: и на ступеньках лестницы с осленком, и
индейскими ребЯтишками, и у источника, и на самой дальней, длинным уступом
огибающей гору площадке старого сада, той самой, куда удалилсЯ дед дона
•енаро, и перед закрытой часовней (Љарлос изображал там набожного толстЯка
свЯщенника), и в патио в самом конце той площадки, где сохранились развалины
каменной купальни, оставшиесЯ еще от старых монастырских построек, и в
пулькерии.
‚сем нам порЯдком надоело сниматьсЯ, и мы перегнулись через парапет и
стали смотреть, как дон •енаро собираетсЯ в путь... Ћн вмиг скатилсЯ с
лестницы - индейские мальчишки, пропускаЯ его, посыпались в разные стороны,
- вскочил на арабскую кобылу, слуга, державший ее под уздцы, тут же их
отпустил, сел на конЯ, и дон •енаро вихрем понессЯ со скотного двора, а за
ним, метрах в пЯти, тЯжело скакал его слуга. Џсы, свиньи, ослы, женщины,
младенцы, ребЯтишки, цыплЯта - все бросились перед ним врассыпную; солдатики
распахнули тЯжелые ворота, и хозЯин и слуга на бешеной скорости вылетели со
двора и скрылись в ложбине - дорога тут резко шла вниз.
- Ѓез денег судьЯ не отпустит •устино, Я это знаю, и все это знают. €
•енаро это знает не хуже менЯ. Ќо он все равно не отступаетсЯ, - журчала
доньЯ •улиЯ, в ее ровном голоске слышалось безразличие.
- ‚се-таки небольшаЯ вероЯтность есть, - сказал Љарлос. - …сли ‚еларде
даст распорЯжение, вы сами убедитесь, •устино вылетит из тюрьмы - вот так! -
и, щелкнув пальцами, выстрелил воображаемой горошиной.
- Џравда ваша, но какой куш придетсЯ отвалить ‚еларде! - сказала доньЯ
•улиЯ. - “жаснаЯ досада, съемки так хорошо пошли, и на тебе... - Ћна скосила
глаза на ‘тепанова.
- Њомент, еще момент, не двигайтесь! - попросил он, навел аппарат,
нажал кнопку и тут же отвернулсЯ и наставил объектив на какого-то человека в
нижнем патио. ‚исенте - сверху его грЯзнаЯ белесо-сераЯ фигура на фоне
грЯзной изжелта-серой стены казалась приплюснутой к земле, - нахлобучив на
глаза шлЯпу и скрестив руки на груди, стоЯл, к двигаЯсь с места. ЏростоЯл
так довольно долго, уставившись перед собой в одну точку, потом решительно
направилсЯ к воротам, но, не дойдЯ до них, остановилсЯ и снова уставилсЯ в
одну точку, арка ворот, как рама, окаймлЯл его фигуру. ‘тепанов
сфотографировал его еще раз.
- Ќе понимаю, почему он помешал •устино убежать пусть бы тот хотЯ бы
попыталсЯ... как-никак они дружили. —его Я не понимаю, так это почему он
погналсЯ за ним? - спросила Я Ђндреева - он шел поодаль от всех.
- ‚ отместку, - сказал Ђндреев. - Џосудите сами, друг так коварно
предал тебЯ, да еще с женщиной, да еще сестрой - легко ли! Ќе мудрено, что
‚исенте остервенилсЯ. Ќаверно, не помнил себЯ... ’еперь, Я думаю, он и сам
раскаиваетсЯ...
—ерез два часа дон •енаро со слугой вернулись; они ехали шагом, но
перед самой гасиендой подхлестнули лошадей и промчались на скотный двор
таким же бешеным галопом как и умчались отсюда. Џрислуга, пробудившись от
спЯчки, засуетилась, забегала взад-вперед, вверх-вниз по лестницам живность,
как и прежде, пустилась от них наутек. ’рое индейских мальчишек кинулись
ловить кобылу за уздцы, но ‚исенте опередил всех. Љобыла мотала головой,
норов вырватьсЯ, и ‚исенте плЯсал и скакал вместе с ней, не сводЯ глаз с
дона •енаро, но тот легко, как акробат, спрыгнул на землю и ушел в дом -
лицо его было совершенно непроницаемо.
Ќичего не изменилось. ‘удьЯ, как и прежде, требовал две тысЯчи песо,
иначе он не соглашалсЯ выпустить •устино. ЌавернЯка именно такого ответа и
ждал ‚исенте. ‚есь день он просидел у стены, безвольно уронив голову на
колени нахлобучив шлЯпу на глаза. Џолчаса не пройдет, как дурные вести
дойдут до последнего работника на самом дальнем поле. ‡а столом дон •енаро
не проронил ни слова - он ел и пил в такой спешке, будто боЯлсЯ упустить
последний поезд и сорвать путешествие, от которого зависит всЯ его жизнь.
- ќтого Я не потерплю, - вырвалось у него, и он стукну кулаком по
столу, едва не разбив тарелку. - ‡наете, что этот дурак судьЯ мне сказал?
‘просил, чего ради Я так хлопочу из-за какого-то пеона. Ќе учите менЯ, о чем
мне хлопотать сказал Я ему. Ђ он мне: "џ слыхал, у вас снимают картину, где
люди убивают друг друга". ’ак вот, мол, у него в тюрьме полным-полно людей,
которых давно пора расстрелЯть, и он будет только рад, если мы перестрелЯем
их на съемках. Ћн, мол, никак не возьмет в толк, зачем убивать людей
понарошку, когда сколько нам нужно убить, столько он нам и пришлет. €
•устино, он считает, тоже надо расстрелЯть. Џусть только попробует! Ќо и
двух тысЯч песо ему от менЯ не дождатьсЯ!
Ќа закате, гонЯ перед собой ослов, возвратились работники с полей. ‚
бродильне индейцы наполнЯли готовым пульке бочки, заливали в вонючие чаны
свежий сок. € снова певучие, протЯжные голоса считали бочки, и снова бочки с
грохотом летели вниз по каткам - наступала ночь. Ѓелое пульке лилось рекой -
по всей Њексике индейцы будут глотать это мертвенно-бледное пойло, будут
пить из реки, чьи воды несут забвение и покой, деньги серебристо-белым
потоком потекут в правительственную казну, дон •енаро и другие владельцы
гасиенд будут бушевать и чертыхатьсЯ, партизаны будут совершать налеты, а
властолюбивые политики в столице будут воровать что ни попадет под руку,
чтобы купить себе такие же гасиенды. ‚се было предопределено.
Њы провели вечер в бильЯрдной. Џриехал доктор ‚олк, просидел целый час
у постели “спенского - у него воспалилось горло, мог начатьсЯ тонзиллит.
„октор ‚олк обещал его вылечить. Ђ пока он играл на бильЯрде со ‘тепановым и
с доном •енаро. „октор он был замечательный, самозабвенный, безотказный; сам
русский, он откровенно радовалсЯ тому, что может опЯть побыть с русскими,
что ему досталсЯ не слишком тЯжелый пациент и что он может еще и поиграть в
бильЯрд, а он это очень любил. Љогда подошла его очередь, он с широкой
улыбкой навис над столом, чуть не лег на зеленое сукно, закрыл один глаз,
повертел кий, прицелилсЯ и снова повертел кий. €, так и не ударив,
распрЯмилсЯ, улыбаЯсь, зашел с другого боку, прицелилсЯ, чуть не
распластавшись на зеленом сукне, стукнул по шару, промахнулсЯ - и все это не
переставаЯ улыбатьсЯ. Џотом бил ‘тепанов.
- “му непостижимо, - сказал доктор ‚олк, в восторге трЯсЯ головой. Ћн
так сосредоточенно следил за ‘тепановым, что у него даже слезы выступили на
глазах. Ђндреев сидЯ на низком табурете, бренчал на гитаре и тихо напева
одну русскую песню за другой. „оньЯ •улиЯ свернулась рЯдом с ним клубочком
на диване в своей черной пижаме, китайский мопс обвил ее шею, как шарф.
ЋжиревшаЯ собака сопела, стенала и вращала глазами, млеЯ от наслаждениЯ.
Ћгромные псы, недоуменно наморщив лбы, обнюхивали ее. Њопс подвывал, скулил
и норовил их цапнуть.
- Ћни думают, он игрушечный, - радовалась доньЯ •улиЯ.
Љарлос и Ѓетанкур устроились за небольшим столиком разложили перед
собой ноты и эскизы костюмов. Ћни разговаривали так, словно далеко не в
первый раз обсуждают давно наскучившую обоим тему.
џ разучивала новую карточную игру со смуглым худым юнцом, каким-то
помощником Ѓетанкура. ‹ощеный, с невероЯтно тонкой талией, он, как сообщил
мне, занималсЯ фресковой живописью, только он работал в современной манере,
как ђивера {„иего ђивера (1886-1957) - мексиканский художник. Ћдин из
создателей национальной школы монументальной живописи.}, но не в таком
допотопном стиле, как тот. џ сейчас расписываю дом в ѓернаваке, приезжай
посмотреть. ‚ы поймете, что Я имею в виду. ‡рЯ вы пошли с этой карты, -
добавил он, - теперь Я пойду вот так, и вы окажетесь в проигрыше. - Ћн
собрал карты и перетасовал. ђаньше режиссер маЯлсЯ с •устино, - сказал он, -
серьезные сцены играют, а •устино все смешки, в сцене смерти он улыбалсЯ во
весь рот, уйму пленки из-за него извели. ‚се говорЯт: вот вернетсЯ он, тогда
ему уж не придетсЯ напоминать: "Ќе смейсЯ, •устино, смерть дело нешуточное."
„оньЯ •улиЯ стЯнула мопса на колени, перевернула спину, принЯлась
тормошить.
- Љак только •устино выпустЯт, он и думать позабудет о сестре, и обо
всем прочем, - лопотала она, глЯдЯ на менЯ ласковыми пустыми глазами. - ќто
скоты. Ћни ничего не чувствуют. € потом, - добавила она, - как знать, вдруг
он и вовсе не вернетсЯ.
ќтим людЯм, которых свел лишь случай, которым не о чем было
разговаривать, пришлось коротать времЯ вместе, и они погрузились в глубокое
молчание, чуть ли не в транс. Ћни попали в переплет, каждый из них на свой
лад находил забвение в деле, а сейчас делать было нечего. ’ревога достигла
крайнего напрЯжениЯ, когда чуть ли не на цыпочках будто в церковь, вошел
Љеннерли. ‚се обратились к нему так, словно в его лице им Явилось спасение.
Ћн громко возвестил:
- Њне придетсЯ сегоднЯ же вечером отправитьсЯ в Њехико. Ључа
неприЯтностей с картиной. Ќадо съездить и выЯснить все на месте с цензорами.
џ только что туда звонил, и мне сказали, что поговаривают, будто они хотЯт
вырезать целую часть... ту самую, где нищие на празднике.
„он •енаро отложил кий.
- џ уезжаю сегоднЯ вечером, присоединЯйтесь ко мне! - сказал он.
- ‘егоднЯ? - „оньЯ •улиЯ обратила лицо к мужу, глаза пустила долу. - Ђ
зачем?
- ‡а ‹олитой! - в сердцах бросил он. - Ќадо привезти ее. ’ри-четыре
сцены придетсЯ переснЯть.
- Љак Я рада! - воскликнула доньЯ •улиЯ и зарылась лицом в пушистую
шерсть мопсика. - Ћй, как рада! ‹олита приедет! Џоезжай за ней поскорей! ‘ил
нет ждать.
- Ќа вашем месте, - не оборачиваЯсь, бросил Љеннерли ‘тепанов, даже не
пытаЯсь скрыть своего раздражениЯ, - Я бы не беспокоилсЯ из-за цензоров -
пусть их делают что хотЯт.
“ Љеннерли даже челюсть отвалилась, дрожащим голосом Я сказал:
- ‚от так так! Љому и беспокоитьсЯ, как не мне. —то же нас получитсЯ,
если никто ни о чем не будет заботитьсЯ? „есЯтью минутами позже мощный
автомобиль дона •енаро, с ревом промчавшись мимо бильЯрдной, понессЯ по
темной безлюдной дороге к столице.
Џоутру началось бегство в город, уезжали по одному кто на поезде, кто
на автомобиле.
- Ћставайтесь, - говорили мне все по очереди, - мы завтра вернемсЯ.
“спенский поправитсЯ, съемки возобновЯтсЯ.
„оньЯ •улиЯ нежилась в постели. „нем Я зашла к ней проститьсЯ. ‘оннаЯ и
томнаЯ, она свернулась клубочком, мопс прикорнул у нее на плече.
- ‡автра вернетсЯ ‹олита, значит, скучище конец, - сказала она. - Ѓудут
заново снимать самые хорошие сцены.
Ќо остатьсЯ в этом мертвЯщем воздухе хотЯ бы до завтра было свыше моих
сил.
- „ней через десЯть наших мест не узнать, - сказал индеец, отвозивший
менЯ на станцию, - вот бы вам когда приехать. ‘ейчас тут невесело. Ђ тогда
поспеет молодаЯ кукуруза - то-то наедимсЯ вдосталь!

Џ…ђ…„›ЉЂ
Џеревод ’атьЯны €вановой.

‚ те времена, по молодости лет, Я не могла справитьсЯ со всеми бедами,
которые на менЯ обрушились. ’еперь уже неважно, что это были за беды и как
они в конце концов разрешились. Ќо тогда мне казалось - остаетсЯ
единственный выход: бежать от них без оглЯдки, хотЯ все семейные заповеди и
все мое воспитание непреложно учили, что бежит только трус. Љакой вздор! €м
бы лучше научить менЯ другой науке - отличать храбрость от удальства, ее-то
как раз мне пришлось постигать самой. € Я понЯла конце концов, что, если мне
не изменит природный здравый смысл, от некоторых опасностей Я предпочту
удрать со всех ног при первом же сигнале их приближениЯ. Ћднако историЯ,
которую Я сейчас вам расскажу, произошла до того, как мне открылась вот
какаЯ великаЯ истина: мы не бежим от наших кровных бед, и лучше узнать, чем
они грозЯт нам, как можно раньше; но не бежать от всех прочих напастей -
ЯвнаЯ глупость.
џ поведала своей подруге ‹уизе, бывшей моей однокашнице и почти
ровеснице, не о своих злосчастьЯх, а просто об одной заботе: Я не знала, где
отдохнуть во времЯ весенних каникул, мне хотелось уехать совсем одной
подальше от города, туда, где все просто и мило и, конечно же, недорого;
только пусть ‹уиза никому не говорит, где Я; ей-то Я, разумеетсЯ, буду
иногда писать, если она захочет, да и если будет о чем. ‹уиза сказала, что
обожает получать письма, но терпеть не может отвечать на них; и знает, куда
не надо поехать, и никому ничего не расскажет. ‹уиза обладала тогда - да
обладает и сейчас - удивительным даром: самые невероЯтные люди, места и
событиЯ приобретали в ее устах привлекательность. Ћна рассказывала
презабавные истории, но стоило вам случайно стать их свидетельницей, и они
вдруг оборачивались самой мрачной своей стороной. Љак эта вот историЯ. …сли
хотите, все было точно так, как рассказывала ‹уиза, и, однако, совсем
по-другому.
- џ знаю, куда тебе надо поехать, - сказала ‹уиза. - ‚ глубине ’ехаса,
в черноземном крае, живет патриархальнаЯ семьЯ немецких фермеров; дом у них
ведетсЯ по старинке, жить так постоЯнно было бы ужасно, а вот погостить у
них очень приЯтно. ѓлава семейства - бородатый старец, сам господь бог; жена
его - матриарх в мужских башмаках;
бесчисленные дочери, сыновьЯ, зЯтьЯ; толстые младенцы копошатсЯ под
ногами; толстые щенки - моего любимца, черненького, звали Љуно; коровы,
телЯта, овцы, ЯгнЯта, козы, индюшки и цесарки бродЯт по зеленым нагорьЯм, в
прудах - утки и гуси. џ была там летом, когда созрели персики и арбузы...
- Ќо сейчас конец марта, - робко заметила Я.
- ‚есна приходит туда рано, - продолжала ‹уиза. - џ напишу о тебе
Њюллерам, а ты собирайсЯ.
- ’ак где же все-таки этот рай?
- Џочти на границе с ‹уизианой, - сказала ‹уиза. - џ попрошу их
поселить тебЯ в моей мансарде - там так прелестно! ЃольшаЯ комната под самой
крышей с крутыми скатами - до самого пола - по обеим сторонам, когда идет
дождь, крыша чуть-чуть протекает, и поэтому всЯ дранка на ней расписана
упоительными черно-серо-зелеными разводами, а в углу комнаты - груда
бульварных романов, "ѓерцогинЯ", “йда, миссис ќ. „. ќ. Ќ. ‘аутворт, стихи
ќллы “илер “илкокс - как-то летом у них жила одна дама, большаЯ любительница
почитать, она-то и оставила им свою библиотеку. Ђх, как было хорошо! ‚се
вокруг такие здоровые и веселые, и погода стоЯла превосходнаЯ... Ђ ты
надолго?
Ћб этом Я еще не думала и потому сказала наобум:
- Ќа месЯц.
Ќесколько дней спустЯ маленький грЯзный поезд дополз до захолустной
станции и выбросил менЯ, словно посылку, на мокрую платформу, начальник
которой, едва высунув нос наружу, закрыл комнату длЯ пассажиров, не
дождавшись, пока состав исчезнет за поворотом. ѓрузно топаЯ ко мне, он
запихивал за щеку катыш табака, осведомилсЯ мимоходом: - ‚ы куда?
- Ќа ферму Њюллеров, - ответила Я. ‡лой ветер пронизывал насквозь мое
тонкое пальто, и Я жалась к своей поклаже.
- ‚ас кто-нибудь встретит? - спросил он не останавливаЯсь.
- „а обещали.
- •орошо. - Ћн взобралсЯ на старенькую телегу, лошадь тронула, вихлЯЯ
задом, и он был таков.
џ повернула набок свой сундучок, села на него - ветер хлещет в лицо,
вокруг запустение, все тонет в грЯзи - и принЯлась за первое письмо ‹уизе. џ
собиралась ей прежде всего написать, что, если ты не романы сочинЯешь,
нельзЯ давать волю своему пылкому воображению. ‚ повседневной жизни, хотела
написать Я, надлежит придерживатьсЯ простых и Ясных фактов. Џотому что иначе
происходЯт такие вот недоразумениЯ. џ вошла уже во вкус своего посланиЯ,
когда заметила крепкого парнишку лет двенадцати, пересекавшего платформу.
ЏодойдЯ ко мне, он стащил с головы лохматую шапку и сгреб ее в толстый с
грЯзными костЯшками кулак. Ћт холода его круглые щеки, круглый - картошкой -
нос и круглый подбородок горели здоровым румЯнцем. Ќа этом совершенно
круглом лице, будто созданном с помощью циркулЯ, узкие, длинные, раскосые,
Ясные, как голубаЯ вода, глаза выглЯдели так неуместно, что казалось - две
силы противоборствовали, создаваЯ его. ѓлаза были хороши, и все остальное не
имело значениЯ. ‘инЯЯ шерстЯнаЯ блуза, застегнутаЯ до самого подбородка,
обрывалась как-то внезапно у поЯса, точно через полчаса он окончательно из
нее вырастет, а синие спортивные брюки едва доходили до лодыжек. ‘тарые
крестьЯнские башмаки были на несколько размеров больше, чем нужно. Ћдним
словом, было Ясно, что одежка на нем была с чужого плеча. ќто веселое,
невозмутимое Явление возникло ниоткуда на неприбранной бурой земле под
мрачным клочковатым небом, и все мое лицо, уже непослушное от холода и
сырости, расплылось ему навстречу в радостной улыбке.
Ћн чуть улыбнулсЯ в ответ, но не поднЯл глаз, подошел ко мне и взЯл мой
багаж. ‡акинул сундучок себе на голой и припустилсЯ рысцой по неровной
платформе и вниз, по осклизлым от грЯзи ступенЯм, а мне все казалось, что
ноша раздавит его, как муравьЯ - камень. ‘ундучок он размашисто забросил на
фургон сзади, взЯл чемодан и метнул его туда же, потом влез сам по одному
переднему колесу, а Я вскарабкалась по другому.
ЌизкорослаЯ лошаденка, косматаЯ, точно медведь во времЯ зимней спЯчки,
нехотЯ двинулась рысью, мальчик нагнулсЯ вперед, нахлобучил на глаза шапку,
опустил поводьЯ и погрузилсЯ в глубокое раздумье. џ изучала упрЯжь - в ней
все было загадочно. Ћна держалась в самых неожиданных точках и болталась
там, где как будто соединение было совершенно необходимо. ‚ опасных местах
ее свЯзали на скорую руку обрывками растрепанной веревки. ‚ других, как мне
представлЯлось, совершенно несущественных, - намертво скрепили проволокой.
“здечка, чересчур длиннаЯ длЯ приземистой лошаденки, когда мы тронулись,
видно, выскочила у нее изо рта и теперь двигалась сама по себе, своим
аллюром.
Ќаша повозка оказалась вышедшим в тираж образцом того, что - бог весть
почему! - называлось рессорным фургоном. Ќикаких рессор тут не было и в
помине, просто крытаЯ платформа с низкими бортами длЯ перевозки всЯкого
добра; платформа настолько развалилась, что едва доходила до середины задних
колес, а с одной стороны просела так, что постоЯнно царапала железный обод.
‘ами же колеса, поскольку ступицы в них не были прочно закреплены, не
вращались однообразно, как им полагаетсЯ, но описывали некое подобие
эллипса, и мы продвигались вперед, вихлЯЯсь и раскачиваЯсь, точно развеселый
пьЯница или утлаЯ лодчонка на волнах бурного морЯ.
Ѓурые размокшие полЯ уходили вспЯть по обеим сторонам проселка,
щетинЯсь подгнившей за зиму стерней, готовой кануть в небытие и снова
обратитьсЯ в землю. ђЯдом по краю полЯ тЯнулись голые перелески. ‘ейчас они
хороши были лишь тем, что предвещали весну, - мне претила их унылость, но
было отрадно подумать, что где-то там, за ними, может открытьсЯ нечто иное,
на самом деле прекрасное - прочерк реки, зажатой в своих берегах, полЯ в
первозданной наготе, уже вспаханные, готовые принЯть в себЯ семЯ. „орога
круто повернула и на мгновение почти исчезла, теперь мы ехали по лесу.
ђазглЯдев поближе корЯвые ветви, Я понЯла, что весна начинаетсЯ как-то скупо
и нехотЯ: бледно-зеленые воронки листьев, усыпавшие новые побеги, казались
малюсенькими; снова зарЯдил ровный дождик, он обволакивал не молочным
туманом, но дымкой, она сгущалась и оседала сплошной серой пеленой мелкого
дождЯ.
Љогда мы вынырнули из леса, мальчик распрЯмилсЯ и молча показал вперед.
Њы подъезжали к ферме по кромке ухоженного персикового сада, чуть
подкрашенного молодой зеленью, но ничто не скрывало мучительно мрачного
уродства самого фермерского дома. ‚ техасской равнине, где невысокие взгорки
плавно переходЯт в ложбины, в "стране холмов", как называют ее фермеры, дом
был поставлен на самой лысой макушке, словно бы люди экономно выбрали длЯ
своего пристанища место, совершенно непригодное длЯ землепашества. € стоЯл
он там нагой, на виду у всего света незваным гостем, неприкаЯнным чужаком
даже рЯдом со службами, толпЯщимисЯ на его задворках, стоЯл, насупив низкие
карнизы и будто окаменев от непогоды.
“зкие окна и крутой скат крыши привели менЯ в уныние; хотелось
повернутьсЯ и уехать назад. ЏритащитьсЯ в такую даль и ради чего? - думала
Я; но и назад нельзЯ, потому что все же здесь не может быть тех мучений, от
которых Я бежала. Ћднако по мере того, как мы приближались к дому, теперь
почти невидимому - только огонек светилсЯ где-то сзади, должно быть, на
кухне, - настроение мое менЯлось, и Я снова ощутила тепло и нежность или,
скорее только предвестие, что Я - кто знает? - снова смогу ощутить их.
”ургон подкатил к воротам, и Я стала слезать. Ќо едва Я поставила ногу
на землю, как гигантский черный пес - отвратительнаЯ немецкаЯ овчарка -
молча прыгнул на менЯ, и Я так же молча закрыла лицо руками и отпрЯнула
назад.
- Љуно, сидеть! - крикнул мальчик, кидаЯсь к нему. „вери распахнулись,
и молоденькаЯ рыжеволосаЯ девушка сбежала с крыльца и схватила жуткого зверЯ
за шиворот.
- Ћн не со зла, - сказала она серьезно. - —то с него взЯть - ведь
собака.
Џросто ‹уизин любимый щеночек Љуно за год подрос, подумала Я. Љуно
скулил, извинЯЯсь, кланЯлсЯ, рыл передней лапой землю, а девушка, продолжаЯ
держать его за шкирку, застенчиво и гордо говорила: - џ все учу его. “ него
всегда были дурные манеры, но Я его учу.
‚идимо, Я приехала перед самым началом вечерних работ. ‚се мюллеровские
домочадцы, мужчины и женщины, высыпали из дома, и каждый шел по какому-то
неотложному делу. „евушка подвела менЯ к крыльцу и сказала: - ќто мой брат
ѓанс, - молодой человек приостановилсЯ, пожал мне руку и пошел дальше. - ќто
мой брат ”риц, - сказала она, и ”риц взЯл мою руку в свою, тотчас выпустил и
тоже ушел. - ЊоЯ сестра Ђннетье, - сказала девушка, и молодаЯ женщина с
ребенком, которого она небрежно, наподобие шарфа, перекинула через плечо,
улыбнулась и протЯнула мне руку. ’ак Я жала одну за другой руки, молодые и
старые, широкие и узкие, мужские и женские, но все это были твердые,
добропорЯдочные крестьЯнские руки, теплые и сильные. € у всех, кто мне
встретилсЯ, был тот же косой разрез светлых глаз и волосы цвета Ячменного
сахара - словно все они были братьЯми и сестрами, хотЯ мимо менЯ,
поздоровавшись, прошли уже муж Ђннетье и муж другой дочери. ‚ тусклом свете
просторной, с двумЯ дверЯми напротив друг друга, передней, пропахшей мылом,
Я увидела старую мамашу Њюллер, она тоже приостановилась, чтобы пожать мне
руку. ‚ысокаЯ, сильнаЯ женщина, повЯзаннаЯ треугольной шалью из черной
шерсти, из-под подоткнутых юбок виднелась коричневой фланели нижнЯЯ юбка.
‘ветлые, прозрачные глаза молодежь унаследовала Явно не от нее. “ мамаши
Њюллер глаза были черные, наблюдательные, пытливые, волосы, судЯ по
выглЯдывавшей из-под шали прЯди, черные с проседью, смуглаЯ, изборожденнаЯ
морщинами кожа задубела, точно кора, и шагала мамаша Њюллер в своих
резиновых башмаках размашистым шагом мужчины. Ќа ходу пожав мне руку, она
произнесла с сильным немецким акцентом: "„обро пожаловать" - и улыбнулась,
показав почерневшие зубы.
- Ђ это моЯ дочка •этси, она проводит вас в вашу комнату. - •этси взЯла
менЯ, словно малого ребенка, за руку. џ последовала за ней по крутой, как
трап, лестнице, и вот мы уже в мансарде, в комнате ‹уизы, под крутыми
скатами крыши. „а, дранка и в самом деле пестрела разноцветными пЯтнами. €
бульварные романы были сложены в углу. ‚ кои-то веки рассказ ‹уизы
соответствовал действительности, все казалось знакомым, и Я почувствовала
себЯ по-домашнему.
- Њама говорит, мы могли бы дать вам комнату получше, но она написала,
что вам понравитсЯ эта, - сказала •этси, мЯгко и неЯсно произносЯ слова.
џ заверила - конечно же, мне нравитсЯ. ’ут •этси спустилась вниз по
крутой лестнице, и поднЯлсЯ ее брат - он будто влезал на дерево: сундучок
был у него на голове, а чемодан - в правой руке, Я так и не понЯла, почему
сундучок не обрушилсЯ вниз - ведь на левую руку парнишка опиралсЯ. џ хотела
предложить ему помощь, но побоЯлась его обидеть, заметив, с какой
щеголеватой легкостью он бросал багаж на станции - сильный мужчина показывал
свой номер перед слабосильными зрителЯми. Џарнишка поставил ношу и
выпрЯмилсЯ, повел плечами - он лишь слегка задохнулсЯ. џ поблагодарила его;
он сдвинул шапку на затылок, а потом вернул ее на место - что Я принЯла за
своего рода вежливый ответ - и затопал вниз. Љогда через несколько минут Я
выглЯнула в окно, он уже шел через поле с зажженным фонарем и стальным
капканом в руках.
џ стала переделывать свое письмо к ‹уизе: "Њне начинает здесь
нравитьсЯ. Ќе совсем понимаю почему, но Я прихожу в себЯ. Њожет быть, Я
смогу рассказать тебе потом..."
‡вуки немецкой речи под окнами были мне приЯтны, потому что речь эта
была обращена не ко мне и не предполагала ответа. Њои познаниЯ немецкого
ограничивались тогда пЯтью маленькими убийственно сентиментальными песнЯми
ѓейне, которые Я знала наизусть; но это был совершенно иной Язык,
нижненемецкий, испорченный тремЯ поколениЯми, прожившими на чужбине. ‚
десЯтке миль отсюда, там, где ’ехас и ‹уизиана сливаютсЯ воедино в гниющей
топи болот, подпочвенный пласт которых, разлагаЯсь, питает корни сосен и
кедров, двести лет прожила в изгнании колониЯ французских эмигрантов; они не
сохранили в неприкосновенности весь свой обиход, но каким-то чудом остались
верны главному: они упрЯмо говорили на своем старом французском Языке, столь
же чуждом современному французскому, сколь и английскому. џ провела там одно
прекрасное долгое лето, познакомилась со многими такими вот семьЯми и
сейчас, слушаЯ другой Язык, тоже не ведомый никому на свете, кроме этой
маленькой сельской общины, вспомнила их и понЯла, что снова попала в дом
вечных изгнанников. ќто были основательные, практичные, упрЯмые немецкие
земледельцы, и куда бы ни забросила их судьба, они глубоко вонзали в землю
свои мотыги и прочно укоренЯлись, потому что жизнь и землЯ были длЯ них
единым, нерасторжимым целым; но никогда, ни при каких обстоЯтельствах не
смешивали они свою национальность с местом, где поселились.
Њне нравились их густые теплые голоса, и было так приЯтно не понимать,
что они говорЯт. џ люблю эту тишину, она несет свободу от постоЯнного
давлениЯ чужих умов, мнений и чувств, покой, возможность на воле собратьсЯ с
мыслЯми, вернутьсЯ к собственной сути, а это ведь всЯкий раз откровение -
понЯть, что за существо в конечном счете мною правит и за менЯ решает, даже
если кто-нибудь - хоть бы и Я - мнит, будто решает сам; мало-помалу оно, это
существо, отбросит все, кроме того единственного, без чего Я не могу жить, и
тогда заЯвит: "џ - все, что у тебЯ осталось, возьми менЯ". Ќа времЯ Я
прислушалась к приглушенным звукам незнакомого Языка - он был музыкой
безмолвиЯ; подобно крику лЯгушек или шуму ветра, он мог тронуть, задеть, но
не ранить.
Љогда дерево катальпы под моим окном распуститсЯ, оно закроет вид на
службы и дальше - на ширь полей, заметила Я. Ђ расцветши, ветви станут
заглЯдывать в мое окно. Ќо сейчас они как тонкий экран, за которым
пЯтнистые, рыжие с белым, телЯта беззаботно топчутсЯ около потемневших от
непогоды навесов. Ѓурые полЯ скоро опЯть зазеленеют; промытые дождЯми овцы
стали пепельно-серыми. ‚сЯ прелесть пейзажа была сейчас в просторе долины,
волнами откатывающейсЯ к опушке леса. Љак на всем, что не любо, на эгой
затерЯвшейсЯ вдали от морЯ земле лежала печать заброшенности; зима в этой
части юга - предсмертнаЯ мука, не то что северный смертельный сон -
предвестник непременного воскресениЯ. Ђ на моем юге, в моей любимой
незабвенной стороне, стоит земле чуть пошевелитьсЯ после долгой болезни,
открыть глаза между двумЯ вздохами - между ночью и днем, - и природа
возрождаетсЯ весенним взрывом, весной и летом сразу, цветами и плодами
одновременно под сводом сверкающих синих небес.
‘вежий ветер снова предвещал к вечеру тихий ровный дождик. ѓолоса внизу
исчезли и опЯть возникли, теперь они доносились то со двора, то со стороны
служб. Џо тропинке к коровнику тЯжело ступала мамаша Њюллер, •этси бежала за
нею следом. ‘таруха несла молочные бидоны с железными запорами на деревЯнном
коромысле, перекинутом через плечо, дочь - в каждой руке по ведру. ‘тоило им
отодвинуть кедровые брусьЯ, как коровы, пригибаЯсь к земле, толпою ринулись
с полЯ, а телЯта, жадно открываЯ рот, поскакали каждый к своей матке. Џотом
началась баталиЯ: голодных, но уже получивших свою скудную долю детенышей
оттаскивали от материнского вымени. ‘таруха щедро раздавала им шлепки, а
•этси тЯнула телЯт за веревки, и ноги ее разъезжались в грЯзи, коровы мычали
и грозно размахивали рогами, телЯта же орали как непослушные дети. „линные
золотистые косы •этси мотались по плечам, ее смех весело звенел над сердитым
мычанием коров и хриплыми окриками старухи.
‘низу, от кухонного крыльца, доносилсЯ плеск воды, скрип насоса, мерные
мужские шаги. џ сидела у окна и смотрела, как медленно наползает темнота и в
доме постепенно зажигаютсЯ огни. “ лампы в моей комнате на резервуаре длЯ
керосина была ручка, словно у чашки. Ќа стене висел фонарь с матовым
стеклом. Љто-то под самой моей лестницей звал менЯ, и Я, глЯнув вниз,
увидела смуглое лицо молодой женщины с льнЯными волосами; она была на
сносЯх; цветущий годовалый мальчуган пристроилсЯ у нее на боку; женщина
придерживала его одной рукой, другую же поднЯла над головой, и фонарь
освещал их лица.
- “жин готов, - сказала она и подождала, пока Я спущусь.
‚ большой квадратной комнате все семейство собралось за длинным столом,
покрытым простой скатертью в красную клетку; на обоих концах его сгрудились
деревЯнные тарелки, доверху наполненные дымЯщейсЯ пищей. Љалека служанка,
прихрамываЯ, расставлЯла кувшины с молоком. ѓолова ее пригнулась так низко,
что лица почти не было видно, и все тело было как-то странно, до ужаса
изуродовано - врожденнаЯ болезнь, подумала Я, хотЯ она выглЯдела крепкой и
выносливой. …е узловатые руки непрерывно дрожали, голова трЯслась под стать
неугомонным локтЯм. Ћна поспешно ковылЯла вокруг стола, разбрасываЯ тарелки,
увертываЯсь от всех, кто стоЯл на ее пути; никто не посторонилсЯ, не дал ей
дорогу, не заговорил с ней, никто даже не взглЯнул ей вслед, когда она
скрылась на кухне.
‡атем мужчины шагнули к своим стульЯм. Џапаша Њюллер занЯл патриаршее
место во главе стола, мамаша Њюллер вырисовывалась за ним темной глыбой.
Њужчины помоложе сидели с одной стороны, за женатыми, прислуживаЯ им, стоЯли
жены, ибо времЯ, прожитое тремЯ поколениЯми на этой земле, не пробудило в
женщинах самосознаниЯ, не изменило древних обычаев. „ва зЯтЯ и три сына
прежде чем приступить к еде, опустили закатанные рукава. ’олько что вымытые
лица их блестели, расстегнутые воротнички рубашек намокли.
Њамаша Њюллер указала на менЯ, затем обвела рукой всех домочадцев,
быстро называЯ их имена. џ была чужой и гостьей, и потому менЯ посадили на
мужской стороне стола, а незамужнЯЯ •этси, чье настоЯщее имЯ оказалось
•ульда, была посажена на детской стороне и приглЯдывала за ребЯтишками, не
даваЯ им шалить. „етЯм было от двух до десЯти лет, и их было пЯтеро - если
не считать того, что за отцовым стулом оседлал бок матери, - и эти пЯтеро
принадлежали двум замужним дочерЯм. „ети ели с волчьим аппетитом, поглощали
все подрЯд, то и дело тЯнулись к сахарнице - им все хотелось подсластить; в
полном упоении от еды, они не обращали никакого вниманиЯ на •этси, котораЯ
воевала с ними, пожалуй, не менее энергично, чем с телЯтами, и почти ничего
не ела. ‹ет семнадцати, слишком худаЯ, с бледными губами, •этси казалась
даже хрупкой - может быть, из-за волос цвета сливочного масла, блестЯщих и
будто в полоску - прЯдка посветлее, прЯдка потемнее, - типичных волос
немецкой крестьЯнки. Ќо была у нее мюллеровскаЯ широкаЯ кость и та
чудовищнаЯ энергиЯ, та животнаЯ сила, котораЯ словно бы присутствовала здесь
во плоти; глЯдЯ на скуластое лицо папаши Њюллера, на его светло-серые,
глубоко посаженные желчные глаза, было легко проследить за этим столом
семейное сходство; и становилось Ясно, что ни один из детей бедной мамаши
Њюллер не удалсЯ в нее - нет здесь ни одного черноглазого, отпрыска южной
ѓермании. „а, она родила их - но и только; они принадлежат отцу. „аже у
смуглой беременной ѓретхен, Явной любимицы семьи, с повадками балованного,
лукаво-улыбчивого ребенка и видом довольного, ленивого молодого животного,
постоЯнно готового зевнуть, - даже у нее волосы были цвета топленого молока
и все те же раскосые глаза. ‘ейчас она стоЯла, привалив ребенка к стулу
своего мужа, и времЯ от времени левой рукой доставала через его плечо
тарелки и заново наполнЯла ее.
‘таршаЯ дочь, Ђннетье, носила своего новорожденного младенца на плече,
и он преспокойно пускал слюни за ее спиной, пока она накладывала мужу еду из
разных тарелок и мисок. Џорой взглЯды супругов встречались, и тогда лица их
озарЯла мЯгкаЯ улыбка, а в глазах светилось скрытое тепло - знак долгой и
верной дружбы.
Џапаша Њюллер не допускал и мысли, что его замужние и женатые дети
могут покинуть дом. †енись, выходи замуж - пожалуйста; но разве это причина,
чтобы отнЯть у него сына или дочь? “ него всегда найдетсЯ работа и кров длЯ
зЯтЯ, а со временем - и длЯ невесток. Ђннетье, наклонившись над головой
мужа, объЯснила мне через стол, что к дому с северо-восточной стороны
сделали пристройку длЯ •этси: она будет жить там, когда выйдет замуж. •этси
очень мило порозовела и уткнулась носом в тарелку, потом отважно вскинула
голову и сказала: "Jah, jah {„а, да, (искаж. нем.).}, замуж, уже скоро!" ‚се
засмеЯлись, кроме мамаши Њюллер, котораЯ заметила по-немецки, что девушки
никогда не ценЯт отчего дома - нет, им подавай мужей. Љазалось, ее укор
никого не обидел, и ѓретхен сказала: очень приЯтно, что Я буду у них на
свадьбе. ’ут Ђннетье вспомнила и сказала по-английски, обращаЯсь ко всему
столу, что лютеранский пастор посоветовал ей чаще бывать в церкви и посылать
детей в воскресную школу, - а бог за это благословит ее пЯтого ребенка. џ
снова пересчитала, и правда: с неродившимсЯ ребенком ѓретхен всего за столом
детей до десЯти лет оказалось восемь; несомненно, кому-то в этой компании
понадобитсЯ благословение. Џапаша Њюллер произнес короткую речь, обращаЯсь к
своей дочери на немецком Языке, потом повернулсЯ ко мне и сказал:
- џ говорю - сойти с ума ходить в церковь и платить свЯщеннику добрый
деньги за его чепуха. Џускай он мне платит за то, что Я пойти слушать, тогда
Я ходить. - € глаза его с внезапной свирепостью сверкнули над квадратной
рыжей с проседью бородой, котораЯ росла от самых скул. - Ћн, видно, думает
так: мое времЯ ничего не стоит? Ќу ладно! Џускай сам мне платить!
Њамаша Њюллер неодобрительно фыркнула и зашаркала ногами.
_ Ђх, ты фее такое гофоришь, гофоришь. ”от когда-нибудь пастор слушает
и станет сильно сердитый. —то будем делать, если откажетсЯ крестить детей?
- „ай ему хороший деньги, он будет крестить, - крикнул папаша Њюллер. -
”от уфидишь.
- Ќу, ферно, так и есть, - согласилась мамаша Њюллер. - ’олько лучше он
не слышать!
’ут разразилсЯ шквал немецкой речи, ручки ножей застучали по столу. џ
уж и не пыталась разобрать слова, только наблюдала за лицами. ќто выглЯдело
жарким боем, но в чем-то они соглашались. Ћни были едины в своем родовом
скептицизме, как и во всем прочем. € менЯ вдруг осенило, что все они,
включаЯ зЯтьев, - один человек, только в разных обличьЯх. Љалека служанка
внесла еще еду, собрала тарелки и, прихрамываЯ, выбежала вон; мне казалось,
в этом доме она - единственнаЯ цельнаЯ личность. ‚едь и Я сама чувствовала,
что расчленена на множество кусков, Я оставлЯла или терЯла частицы себЯ в
каждом месте, куда приезжала, в каждой жизни, с которой соприкоснулась, а
тем более со смертью каждого близкого, уносившего в могилу толику моего
существа. Ђ вот служанка - эта была цельной, она существовала сама по себе.

џ с легкостью пристроилась где-то на обочине мюллеровского обихода.
„ень Њюллеров начиналсЯ очень рано, завтракали при желтоватом свете лампы, и
серый влажный ветер по-весеннему мЯгко веЯл в открытые окна. Њужчины
проглатывали последнюю чашку дымЯщегосЯ кофе уже стоЯ в шлЯпах, запрЯгали
лошадей и на заре выезжали в поле. Ђннетье, перекинув толстого младенца
через плечо, ухитрЯлась одной рукой подмести комнату или убрать постель;
день не успевал еще занЯтьсЯ, а она, бывало, уже со всем по дому управилась
и идет во двор ухаживать за курами и поросЯтами. Ќо то и дело возвращаетсЯ с
корзиной только что вылупившихсЯ цыплЯт - жалких комочков мокрого пуха, -
кладет их на стол у себЯ в спальне и весь первый день их жизни с ними
нЯнчитсЯ. Њамаша Њюллер гигантской горой передвигалась по дому, отдаваЯ
распорЯжениЯ направо и налево; папаша Њюллер, оглаживаЯ бороду, зажигал
трубку и отправлЯлсЯ в город, а вдогонку ему неслись напутствиЯ и
наставлениЯ мамаши Њюллер касательно домашних нужд. Ћн будто и не слышал их,
во всЯком случае, не подавал виду, но когда через несколько часов
возвращалсЯ, выЯснЯлось, что все поручениЯ и распорЯжениЯ выполнены в
точности.
џ стелила постель, убирала мансарду, и тут оказывалось, что делать мне
совершенно нечего, и тогда, чувствуЯ свою полную бесполезность, Я скрывалась
от этой вдохновенной суеты и шла на прогулку. Ќо покой, почти мистическаЯ
неподвижность мышлениЯ этого семейства при напрЯженной физической работе
мало-помалу передавались мне, и Я с молчаливой благодарностью чувствовала,
как скрытые болезненные узлы моего сознаниЯ начинают расслаблЯтьсЯ. Ѓыло
легче дышать, Я могла даже поплакать. ‚прочем, через несколько дней мне уже
и не хотелось плакать.
Љак-то утром Я увидела, что •этси вскапывает огород, и предложила
помочь ей засеЯть грЯдки; •этси согласилась. Љаждое утро мы работали на
огороде по нескольку часов и Я, согнувши спину, жарилась на солнце до тех
пор, пока не начинала приЯтно кружитьсЯ голова. „ни Я уже не считала, они
были все на одно лицо, только с приходом весны менЯлись краски да землЯ под
ногами становилась прочнее - это выпирали наружу набухшие сплетениЯ корней.
„ети, такие шумные за столом, во дворе вели себЯ смирно, с головой уйдЯ
в игры. ‚ечно они месили глину и лепили караваи и пирожки, проделывали со
своими истрепанными куклами и изодранными трЯпичными зверЯми все, что
положено в жизни. Љормили их, укладывали спать, потом будили кормили снова,
приобщали к домашней работе и стрЯпали вместе с ними новые караваи из глины;
или впрЯгались в свои тележки и галопом неслись за дом, под сень каштана.
’огда дерево становилось "’урнферайном" {’урнферайн - гимнастический союз,
гимнастическое общество (нем.).}, а они снова превращались в людей: важно
семенили в танце, запрокидываЯ воображаемые кружки, пили пиво. € вдруг,
чудом снова обернувшись лошадьми, впрЯгались в тележки и неслись домой.
Љогда их звали к столу или спать, они шли так же послушно, как их куклы и
трЯпичные звери. Ђ матери опекали их с бессознательной терпеливой нежностью.
‘ истовой преданностью кошек своим котЯтам.
€ногда Я брала предпоследнего - двухлетнего - младенца Ђннетье и везла
его в колЯске через сад, ветви которого покрылись бледно-зелеными побегами,
и немного дальше по проулку. Џотом Я сворачивала на другую, более узкую
аллейку, где было меньше колдобин, и мы медленно двигались между двумЯ
рЯдами тутовых деревьев, с которых уже свисало что-то вроде волосатых
зеленых гусениц. ђебенок сидел, укутанный во фланель и пестрый ситец, его
раскосые голубые глаза сиЯли из-под чепца, а лучезарнаЯ улыбка обнаруживала
два нижних зуба. €ногда другие дети тихо шли за нами. Љогда Я поворачивала
назад, они тоже послушно поворачивали, и мы возвращались к дому так же
степенно, как пускались в путь.
“зкаЯ аллейка, оказалось, вела к реке, и мне нравилось гулЯть здесь.
Џочти каждый день Я шла по опушке голого леса, жадно высматриваЯ признаки
весны. Љак ни малы, как ни постепенны были перемены, а все же однажды Я
заметила, что ветви ивы и ежевичные побеги разом покрылись мелкими зелеными
точечками; за одну ночь - или мне так показалось? - они стали другого цвета,
и Я знала, что назавтра всЯ долина, и лес, и берег реки мгновенно оперЯтсЯ
золотом и зеленью, струЯщейсЯ под весенним ветерком.
’ак оно и случилось. ‚ тот день Я задержалась на речке до темноты и шла
домой по болотам; совы и козодои кричали у менЯ над головой странным
нестройным хором, и где-то далеко-далеко им отвечало смутное эхо. *‚ саду
все деревьЯ расцвели светлЯчками. џ остановилась и, пораженнаЯ, долго
любовалась ими, потом медленно двинулась дальше - ничего прекраснее мне
никогда не приходилось видеть. „еревьЯ только что зацвели, и под тонким
покровом ночи на неподвижных ветвЯх гроздьЯ цветов дрожали в беззвучном
танце слегка раскачивающегосЯ света, кружились воздушно, как листьЯ под
легким ветерком, и размеренно, как вода в фонтане. Љаждое дерево расцвело
этими живыми пульсирующими огоньками, неверными и холодными, точно пузырьки
на воде. Љогда Я открывала калитку, руки мои тоже светились отблесками
фосфорического сиЯниЯ. џ обернулась - золотистое мерцание не исчезло, это не
был сон.
‚ столовой •этси на коленЯх мыла тЯжелой трЯпкой пол. Ћна всегда его
мыла поздно вечером, чтобы мужчины своими тЯжелыми сапогами не наследили и
утром пол был безукоризненно чистым. Џовернув ко мне молодое, оцепеневшее от
усталости лицо, она громко позвала: - ЋттилиЯ! ЋттилиЯ! - и не успела Я
открыть рот, как она сказала: - ЋттилиЯ покормит вас ужином. ‚се готово,
ждет вас. - џ попыталась возразить, что не голодна, но она настаивала: -
Ќужно есть. Ќемного раньше, немного позже - не беда. - Ћна села на корточки
и, поднЯв голову, глЯнула за окно, в сад. “лыбнулась, помолчала и сказала
весело: - ‚от и весна пришла. “ нас каждую весну так бывает. - € снова
нагнулась, окунаЯ трЯпку в большое ведро с водой.
Љалека служанка, едва не падаЯ на скользком полу, принесла мне тарелку
чечевицы с сосисками и рубленую красную капусту. ‚се было горЯчее, вкусное,
и Я взглЯнула на нее с искренней благодарностью - оказываетсЯ, Я
проголодалась. ’ак, значит, ее зовут ЋттилиЯ? џ сказала: - ‘пасибо! - Ћна не
может говорить. - •этси сообщила об этом как о чем-то обыденном. €змЯтое
темное лицо Ћттилии не было ни старым, ни молодым, просто его вдоль и
поперек бороздили морщины, не имеющие отношениЯ ни к возрасту, ни к
страданиЯм; обыкновенные морщины, бесформенные, потемневшие - словно бренную
плоть скомкал безжалостный кулак. Ќо и на этом изуродованном лице Я увидела
те же выступающие скулы и косую прорезь бледно-голубых глаз; зрачки были
огромные, напрЯженно-тревожные, будто она заглЯдывала в пугающую тьму.
ЏоворачиваЯсь, ЋттилиЯ сильно ударилась о стол, ее иссохшие руки ходили
ходуном, согнутаЯ спина дрожала - и с бессмысленной поспешностью, словно за
ней гнались, бросилась вон из комнаты.
•этси снова приподнЯлась с колен, откинула назад косы и сказала:
- ‚от такаЯ у нас ЋттилиЯ. ’еперь она уже не больна. Ћна такаЯ, потому
что маленькой очень болела. Ќо работать она может не хуже менЯ. Ћна
стрЯпает. ’олько говорить понЯтно не умеет.
•этси встала на колени, согнулась и опЯть принЯлась усердно тереть пол.
‚сЯ она была словно сплетение тонких, туго натЯнутых свЯзок и прочных, точно
гибкаЯ сталь, мышц. Ћна весь свой век будет работать до седьмого пота, и ей
даже в голову не придет, что можно жить иначе; ведь все вокруг всегда
работают, потому что впереди еще уйма дел. џ поужинала, отнесла тарелку и
поставила на стол в кухне. ЋттилиЯ сидела на табурете, сунув ноги в открытую
топку погасшей печки; руки у нее были сложены на груди, голова покачивалась.
Ћна не видела и не слышала, как Я вошла.

„ома •этси обычно носила старенькое коричневого вельвета платье и
галоши на босу ногу. €з-под коротких юбок виднелись худые кривоватые ноги -
словно бы она начала ходить чересчур рано. "•этси славнаЯ, проворнаЯ
девочка", - говорила мамаша Њюллер, а мамаша Њюллер была скупа на похвалу.
Џо субботам •этси основательно мылась. ‚ чулане за кухней, где были сложены
лишние ночные горшки, грЯзные банки и кувшины, стоЯла большаЯ ванна.
Џомывшись, она расплетала свои золотистые косы, схватывала кудель волос
венком розовых матерчатых роз, надевала голубое крепдешиновое платье и
отправлЯлась в "’урнферайн" - потанцевать и выпить темно-коричневого пива со
своим женихом, который мог вполне сойти ей за брата - так похож он был на ее
братьев, хотЯ, вероЯтно, никто, кроме менЯ, этого не замечал, а Я
промолчала, не рискуЯ прослыть безнадежно чужой. Џо воскресеньЯм же Њюллеры,
как следует вымывшись, облачались в крахмальные платьЯ и рубахи, нагружали
повозки корзинами с провиантом и всем семейством отправлЯлись в
"’урнферайн". Љогда они отъезжали, на порог выскакивала служанка ЋттилиЯ:
она прижимала согнутые в локтЯх трЯсущиесЯ руки ко лбу, заслонЯЯ от света
больные глаза, и стоЯла так, пока повозка не сворачивала за угол. Љазалось,
она совсем немаЯ: с ней нельзЯ было объЯснитьсЯ даже знаками. Ќо по три раза
на дню она уставлЯла огромный стол обильной снедью. свежеиспеченный хлеб,
громадные блюда с овощами, непомерные куски жареного мЯса, невероЯтные
торты, струдели и пирожки, - вдоволь на двадцать человек. …сли под вечер или
в праздник заглЯдывали соседи, ЋттилиЯ ковылЯла в большую комнату, выходЯщую
на север - гостиную с мелодионом из золотистого дуба, пронзительно-зеленым
брюссельским ковром, занавесками из ноттингемских кружев и кружевными
салфетками на спинках кресел, - и подавала им сладкий кофе со сливками и
большие ломти желтого кекса.
Њамаша Њюллер сидела в гостиной очень редко, и всЯкий раз было видно,
что ей не по себе, - держалась она чопорно, узловатые пальцы были судорожно
сцеплены. ‡ато папаша Њюллер вечерами сиживал в гостиной частенько, и тут уж
никто не решалсЯ нарушить без приглашениЯ его одиночества; иногда он играл
здесь в шахматы со своим старшим зЯтем, который, давно понЯв, что папаша
Њюллер хороший игрок и терпеть не может легкой победы, отваживалсЯ на самое
отчаЯнное сопротивление; и все равно, если папаше Њюллеру казалось, что его
выигрыши следуют чересчур часто, он рычал: "’ы не стараешьсЯ! ’ы можешь
играть лучше. € вообще, хватит этой ерунды!" - после чего зЯть временно
впадал в немилость.
Ќо чаще всего вечера папаша Њюллер проводил в одиночестве за чтением
"Das Kapital" {"Љапитал" (нем.).}. Ћн глубоко усаживалсЯ в плюшевом
кресле-качалке, а книгу клал перед собой на низком столике. ’о было раннее,
типично немецкое дешевое издание в черном запЯтнанном и вытертом кожаном
переплете, потрепанные страницы вываливались - настоЯщаЯ ЃиблиЯ. Ћн знал
целые главы книги почти наизусть, затвердил от первой до последней строки
изначальный, подлинный текст. Ќе могу сказать, что Я совсем не слышала о
"Das Kapital", - просто в ту пору среди моих знакомых не было человека,
читавшего эту книгу, и однако если кто и упоминал о ней, то весьма
неодобрительно. Ћна не принадлежала в нашей среде к числу книг, которые
читают, прежде чем их отвергнуть. € вот теперь передо мной был уважаемый
старый фермер, принимавший ее догмат как религию, - иначе говорЯ, длЯ него
эти легендарные заповеди - нечто должное, справедливое, правильное, в них,
конечно же, следует верить, ну а жизнь, повседневнаЯ жизнь - дело другое,
она шла своим чередом. Џапаша Њюллер был самым богатым фермером в своей
общине, почти все соседние фермеры арендовали у него землю и некоторые
обрабатывали ее на паЯх. Ћн объЯснил мне это однажды вечером, бросив
безнадежные попытки научить менЯ играть в шахматы. Ћн не удивилсЯ, что у
менЯ не получилось с шахматами - во всЯком случае, что Я не научилась за
один урок, не удивилсЯ и тому, что Я ничего не знала о "Das Kapital". Џро
свои хозЯйственные дела он объЯснил мне так:
- ќти люди не могут купить себе землю. ‡емлю надо покупать, потому что
ею завладел Kapital, и Kapital не отдаст ее назад работнику. Ќу вот, а Я,
выходит, всегда могу купить землю. Џочему? ‘ам не знаю. ‡наю только, что
получил в первый же раз хороший урожай и мог прикупить еще земли, и вот сдал
ее в аренду дешево, дешевле, чем другие, и дал деньги взаймы соседЯм, чтобы
соседи не попали в руки банка, поэтому Я не есть Kapital. Љогда-нибудь эти
работники смогут купить у менЯ землю задешево, так дешево им больше нигде не
купить. ‚от это Я могу сделать - и больше ничего. - Ћн перевернул страницу и
сердитыми серыми глазами поглЯдел на менЯ из-под косматых бровей. - џ
заработал свою землю тЯжелым трудом и сдаю ее в аренду соседЯм по дешевке, а
потом они говорЯт, что не выберут моего зЯтЯ, мужа моей Ђннетье, шерифом,
потому что Я - атеист. ’огда Я говорю - ладно, но на будущий год вы
заплатите мне дороже за землю или отдадите больше зерна. …сли Я атеист, Я
буду и поступать как атеист. ’еперь муж моей Ђннетье - шериф, вот, и больше
ничего.
Ћн ткнул толстым пальцем в то место, где кончил, и погрузилсЯ в чтение,
а Я потихоньку вышла, даже не пожелав ему спокойной ночи.

"’урнферайн" был восьмиугольным павильоном и стоЯл на расчищенной
площадке одного из лесных угодий папаши Њюллера. ЌемецкаЯ колониЯ собиралась
здесь посидеть в холодке, а духовой оркестрик тем временем наЯривал
разудалые сельские танцы. „евушки плЯсали увлеченно и старательно, их
накрахмаленные юбки шуршали наподобие сухих листьев. Њолодые люди были
скорее неуклюжи, зато усердны; они стискивали талии своих дам, отчего на
платьЯх оставались следы потных рук. ‚ "’урнферайне" мамаша Њюллер отдыхала
после многотрудной недели. ђасслабив усталые руки и ноги, широко расставив
колени, она болтала за кружкой пива со своими сверстницами. ’ут же играли
дети, за ними надо было присматривать, чтобы молодые матери могли вволю
потанцевать или спокойно посидеть с подружками.
Ќа другой стороне павильона восседал папаша Њюллер, окруженный
невозмутимыми старцами; размахиваЯ длинными изогнутыми трубками, они
солидарно беседовали о местной политике, и их суровый крестьЯнский фатализм
лишь отчасти смЯгчалсЯ трезвым житейским недоверием ко всем должностным
лицам, с которыми сами они не были знакомы, и ко всем политическим планам,
исключаЯ их собственные. Ћни слушали папашу Њюллера с уважением, - он был
сильной личностью, главою дома и общины, и они в него верили. ‚сЯкий раз,
как он вынимал изо рта трубку и держал ее за головку, будто камень, который
намеревалсЯ бросить, они неспешно кивали. Љак-то вечером по дороге из
"’урнферайна" мамаша Њюллер мне сказала:
- Ќу вот, слава богу, •этси и ее парень обо всем договорились. ‚
следующее воскресенье об эту пору они поженЯтсЯ.
‚се постоЯнные посетители "’урнферайна" в то воскресенье Явились в
мюллеровский дом на свадьбу. Џодарки принесли полезные - по большей части
льнЯные простыни, наволочки, белое вЯзаное покрывало и кое-что длЯ украшениЯ
свадебных покоев: круглый и пестрый домотканый коврик, лампу с латунным
корпусом и розовым стеклом, расписанным розами, фаЯнсовый тазик и кувшин длЯ
умываниЯ, тоже весь в красных розах; а жених подарил невесте ожерелье -
двойную нитку красных кораллов. Џеред самой церемонией он дрожащими руками
надел ожерелье на шею невесты. Ћна поднЯла голову, чуть улыбнулась ему и
помогла отцепить веточку коралла от своей короткой фаты, потом они взЯлись
за руки, повернулись к пастору и так застыли, пока не пришло времЯ
обменЯтьсЯ кольцами - самыми широкими на свете обручальными кольцами, самыми
толстыми, из самого красного золота, - тут они оба разом перестали улыбатьсЯ
и немного побледнели. †ених первым пришел в себЯ, нагнулсЯ - он был много
выше невесты - и поцеловал ее в лоб. “ него были синие глаза и волосы не в
мюллеровскую породу - каштановые, а не цвета Ячменного сахара; красивый
тихий парнишка, решила Я, и на •этси глЯдит с удовольствием. †ених и невеста
преклонили колена и сложили руки длЯ последней молитвы, потом встали и
обменЯлись свадебным поцелуем, очень целомудренным и сдержанным поцелуем -
пока еще не в губы. ‡атем все двинулись пожимать им руки, и мужчины целовали
невесту, а женщины - жениха. †енщины шептали что-то на ухо •этси, и при этом
прыскали, а •этси заливалась краской. Ћна тоже шепнула что-то своему мужу, и
он согласно кивнул. Џотом •этси попыталась незаметно ускользнуть, но
сторожкие девицы - за ней, и вот она уже бежит через цветущий сад, подхватив
свои пышные белые юбки, а все девицы гонЯтсЯ за ней с визгом и криками,
словно Ярые охотники, потому что та, котораЯ перваЯ нагонит невесту и
дотронетсЯ до нее, следующей выйдет замуж. ‚озвращаютсЯ, с трудом переводЯ
дух, и тЯнут за собой счастливицу, а она, смеЯсь, упираетсЯ, и все парни
целуют ее.
ѓости остались на обильный ужин, и тут поЯвилась ЋттилиЯ в новом синем
фартуке, морщины у нее на лбу и вокруг бесформенного рта блестели бусинками
пота; она расставила на столе еду. ‚начале поели мужчины, и тогда вошла
•этси - первый раз она шла во главе женщин, хотЯ квадратнаЯ паутинка белой
фаты, украшеннаЯ цветами персика, все еще стЯгивала ее волосы. Џосле ужина
одна из девушек играла на мелодионе вальсы и польки, а все остальные
танцевали. †ених то и дело таскал пиво из бочки, установленной в передней, а
в полночь все разошлись, взволнованные и счастливые. џ спустилась в кухню
налить в кувшин горЯчей воды. ‘лужанка, ковылЯЯ между столом и буфетом,
наводила порЯдок. …е темное лицо дышало тревогой, глаза изумленно
округлились. Ќеверные руки с грохотом двигали кастрюли и миски, и все равно
она словно была нереальна, все вокруг было чуждо ей. Ќо когда Я поставила
свой кувшин на плиту, она поднЯла тЯжелый чайник и налила в него обжигающую
воду, не пролив ни капли.

“треннее небо, Ясное, медвЯно-зеленое, было зеркалом сверкающей земли.
Ќа опушке леса высыпали какие-то скромные беленькие и голубенькие цветочки.
Џышными розово-белыми букетами стоЯли персиковые деревьЯ. џ вышла из дому,
намереваЯсь кратчайшим путем пройти к тутовой аллейке. †енщины хлопотали по
дому, мужчины были в полЯх, скот - на пастбище, Я увидела только Ћттилию, на
ступеньках заднего крыльца она чистила картошку. ЋттилиЯ поглЯдела в мою
сторону - невидЯщие глаза ее остановились на полпути между нами, - но не
сделала мне никакого знака. € вдруг бросила нож, встала, несколько раз
открыла рот, пошевелила правой рукой и как-то всЯ устремилась ко мне. џ
подошла к ней, она вытЯнула руки, схватила менЯ за рукав, и на мгновение Я с
испугом подумала, что сейчас услышу ее голос. Ќо она молча тЯнула менЯ за
собой, сосредоточеннаЯ на какой-то своей таинственной цели. Ћтворила дверь
рЯдом с чуланом, где мылась •этси, и ввела менЯ из кухни в грЯзную, затхлую
каморку без окон. ’ут только и помещались что узкаЯ бугристаЯ койка да комод
с кривым зеркалом. ЋттилиЯ выдвинула верхний Ящик и стала перерывать всЯкий
хлам, она непрерывно шевелила губами, тщетно пытаЯсь заговорить. Ќаконец
вытащила фотографию и сунула мне. ќто была старомоднаЯ выцветшаЯ до бурой
желтизны фотографиЯ, старательно наклееннаЯ на картон с золотым обрезом.
‘ фотографии мило улыбалсЯ истинно немецкий ребенок - девочка лет пЯти,
удивительно похожаЯ на двухлетнюю дочку Ђннетье - совсем как ее старшаЯ
сестренка; на девочке было платье с оборками, копна светлых кудрей,
собранных на макушке, изображала прическу под названием "гривка". Љрепкие
ноги, круглые, как сосиски, обутые в черные на мЯгкой подошве старомодные
зашнурованные ботинки, обтЯнуты белыми в резинку чулками. ЋттилиЯ уставилась
куда-то поверх фотографии, потом, с трудом вывернув шею, взглЯнула на менЯ.
€ Я снова увидела косой разрез прозрачно-голубых глаз и скуластое
мюллеровское лицо, изувеченное, почти разрушенное, но мюллеровское. ’ак вот
какой когда-то была ЋттилиЯ; ну конечно, она - старшаЯ сестра Ђннетье, и
ѓретхен, и •этси; безмолвно, горЯчо ЋттилиЯ настаивала на этом - она
похлопывала то фотографию, то свое лицо и отчаЯнно силилась что-то
произнести. Џотом указала на имЯ, аккуратно выведенное на обороте карточки -
ЋттилиЯ, и дотронулась скрюченными пальцами до рта. …е качающаЯсЯ голова
непрерывно кивала; трЯсущаЯсЯ рука шлепком, будто в кошмарном фарсе,
придвигала ко мне фотографию. ќтот кусочек картона разом свЯзал ее со
знакомым мне миром; вмиг какаЯ-то ниточка легче паутинки, протЯнулась между
жизненными центрами - ее и моим, ниточка, что привЯзывает нас к общему
неизбывному источнику, и моЯ жизнь и ее жизнь оказались в родстве,
нераздельны, и мне уже не было страшно смотреть на нее, она больше не
казалась мне чужой. Ћна твердо знала, что когда-то была другой Ћттилией и у
нее были крепкие ноги и зоркие глаза, и внутренне она оставалась той,
прежней Ћттилией. Ћна была жива и потому на мгновение понЯла, что страдает,
- безмолвно зарыдала, дрожа и размазываЯ ладонью слезы. € лицо ее, мокрое от
слез, изменилось. ѓлаза проЯснились, вглЯдываЯсь туда, где, чудилось ей,
крылось ее необъЯснимое тЯжкое горе. ‚друг, будто услышав зов, она
повернулась и торопливо заковылЯла своей шаткой походкой на кухню, так и не
задвинув Ящик, а перевернутаЯ фотографиЯ осталась на комоде.
Џолдник она подавала поспешно, расплескиваЯ кофе на белом полу, снова
уйдЯ в это состоЯние постоЯнного изумлениЯ, и опЯть Я стала длЯ нее чужой,
как и все остальные, но она-то больше мне не чужаЯ и никогда мне чужой не
станет.
‚ошел младший Њюллер с опоссумом, которого вынул из своего капкана. Ћн
размахивал пушистой тушкой искалеченного зверька, и глаза его сузились от
законной гордости.
- Ќет, все-таки это жестоко, даже когда попадает дикий зверь, - сказала
добраЯ Ђннетье, - но мальчишки любЯт убивать, они любЯт причинЯть боль.
€з-за этого капкана Я всегда боюсь за бедного Љуно.
џ про себЯ подумала, что противный Љуно смахивает на волка и пострашнее
всЯкого капкана. Ђннетье была исполнена тихой, нежной заботливости. Џод ее
особым покровительством были котЯта, щенЯта, цыплЯта, ЯгнЯта и телЯта. Ћна
единственнаЯ из всех женщин ласкала телЯт-отъемышей, когда ставила перед
ними кастрюлю с молоком. …е ребенок казалсЯ частью ее самой - будто еще и не
родилсЯ. € однако, даже она позабыла, что ЋттилиЯ - ее сестра. € все
остальные тоже. Љогда •этси произнесла имЯ Ћттилии она не сказала мне, что
это ее сестра. ‡начит, вот почему об этом молчат - просто-напросто позабыли.
Ћна жила среди них незримо, как тень. €х сестра ЋттилиЯ была давней
преодоленной и позабытой болью; они не могли дальше жить с памЯтью об этой
боли или с ее видимым напоминанием - и забыли о ней просто из чувства
самосохранениЯ. Ќо Я - Я не могла ее забыть. …е занесло в мою памЯть, как
прибивает течением водоросли, и она зацепилась, застрЯла там на плаву и не
желала двигатьсЯ дальше. џ размышлЯла: а что еще могли поделать Њюллеры с
Ћттилией? Ќесчастный случай в детстве лишил ее всего, кроме физического
существованиЯ. Ћни не принадлежали к обществу или классу, которые нЯнчатсЯ
со своими больными и увечными. Џока человек жив, он должен вносить свою
лепту в общий труд. ’ут ее дом, в этой семье она родилась и здесь должна
умереть; страдала ли она? Ћб этом никто не спрашивал, этого никто не пыталсЯ
выЯснить. ‘традание несла сама жизнь - страдание и тЯжкую работу. Џока
человек жив, он работает, вот и все - и нечего жаловатьсЯ, потому что ни у
кого нет времени выслушивать жалобы, у всех хватает своих бед. ’ак что же
еще могли Њюллеры поделать с Ћттилией? Ќу, а Я - Я ведь тоже могла лишь
пообещать себе о ней забыть; и помнить ее до конца моих дней.
‘идЯ за длинным столом, Я буду смотреть, как ЋттилиЯ в мучительной
спешке, громыхаЯ посудой, без конца таскает блюдо за блюдом; ведь в этом
труде - всЯ ее жизнь. Њысленно последую за ней на кухню и увижу, как она
заглЯдывает в огромные кипЯщие чаны, в заставленную кастрюлЯми духовку, а
собственное тело длЯ нее - орудие пыток. € на поверхность моего сознаниЯ
всплывет настойчиво, Ясно, словно подгонЯЯ времЯ к желанному событию: пусть
это случитсЯ сейчас же, прЯмо сейчас. „аже не завтра, нет, сегоднЯ. Џусть
она сЯдет спокойно у печки на своем шатком табурете и сложит руки, а голова
ее упадет на колени. Ћна отдохнет тогда. џ буду ждать и надеЯтьсЯ - может,
она не войдет больше, никогда больше не войдет в эту дверь, на которую Я
смотрела с таким содроганием, словно не вынесу того, что оттуда вот-вот
поЯвитсЯ. Џотом поЯвлЯлась она, и в конце концов это была всего лишь ЋттилиЯ
в лоне своей семьи - один из самых полезных членов этой семьи ее
полноправный член; глубокое и верное чутье подсказало Њюллерам, как жить с
этим несчастьем, как принЯть его условиЯ - ее условиЯ; они принЯли эти
условиЯ, а потом обратили их себе на пользу - ведь это было длЯ них всего
лишь еще одним несчастьем в мире, полном бед, подчас более тЯжких. ’ак, шаг
за шагом, Я пыталась, насколько это возможно, понЯть их отношение к Ћттилии
и какую пользу извлекли они из ее жизни, - ибо до некоторой степени, сама не
знаю почему, увидела великую добродетель и мужество в их непреклонности и
нежелании сострадать кому бы то ни было - прежде всего самим себе.

ѓретхен родила сына вечером, в очень удобное времЯ - уже отужинали, но
еще не ложились спать, - под дружелюбный, уютный шепот дождЯ. Ќа следующий
день понаехали женщины со всей округи, ребенка передавали из рук в руки,
точно мЯч в новой игре. ‘тепенные и застенчивые на танцах, взволнованные на
свадьбах, здесь, на родинах, они обнаружили вкус к веселым непристойностЯм.
‡а кофе и пивом разговор стал погрубее, добродушные гортанные звуки утонули
во чреве смеха; этим честным, работЯщим женам и мамашам на несколько часов
жизнь показалась игривой грубоватой шуткой, вот они и радовались. ђебенок
вопил и сосал грудь, как новорожденный телок; вошла мужскаЯ половина родни -
взглЯнуть на младенца - и добавила свою порцию веселых скабрезностей.
Ќенастье до срока разогнало гостей по домам. Ќебо исчертили
дымно-черные и серые полосы тумана, клочковатые, как сажа в трубе. ’усклым
багрЯнцем зарделись опушки лесов, горизонт медленно покраснел, потом поблек,
и по всему небосводу прокатилось угрожающее ворчание грома. Њюллеры поспешно
натЯгивали резиновые сапоги и клеенчатые комбинезоны, перекликались,
составлЯЯ план действий. €з-за холма поЯвилсЯ младший Њюллер с Љуно, собака
помогала ему загонЯть овец в овчарню. Љуно лаЯл, овцы блеЯли на все лады,
выпрЯженные из плугов лошади ржали, прижимаЯ уши, метались на привЯзи.
ЋтчаЯнно мычали коровы; им вторили телЯта. ‹юди высыпали на улицу, смешались
с животными - чтобы окружить их, успокоить и загнать в хлев. Њамаша Њюллер в
полудюжине нижних юбок, подоткнутых на бедрах и сунутых в высокие сапоги,
вышагивала за всеми к скотному двору, когда громада несущихсЯ облаков,
расколотаЯ ударом молнии, разверзлась из конца в конец и ливень обрушилсЯ на
дом, как волна на корабль. ‚етер выбил стекла, и потоки воды хлынули в дом.
Љазалось, балки не выдержали нагрузки и стены вогнуло внутрь, но дом устоЯл.
„етей собрали в спальне, в глубине дома, под крылом ѓретхен.
- Ќу, идите ко мне сюда, на кровать, - говорила она, - и будьте
умниками.
Ћна сидела, закутавшись в шаль, и кормила грудью младенца. ЏоЯвилась
Ђннетье и тоже оставила своего младенца ѓретхен; потом вышла на крыльцо,
ухватилась одной рукой за перила, опустила другую в свирепый поток,
доходивший уже до порога, и вытащила тонущего Ягненка. џ последовала за ней.
€з-за раскатов грома мы не слышали друг друга, но вместе отнесли несчастного
Ягненка в переднюю под лестницу, вытерли намокшую шерсть трЯпьем, откачали
его и, наконец, положили на подогнутые ножки. Ђннетье была в восторге и
радостно повторЯла: "Џосмотрите, он жив, жив!"
Ќо тут раздались громкие мужские голоса, стук в кухонную дверь, мы
бросили Ягненка и побежали открывать. ‚валились мужчины, и среди них -
мамаша Њюллер, она несла на коромысле молочные ведра. ‚ода лилась ручьЯми с
ее многочисленных юбок, капала с черной клеенчатой косынки, резиновые сапоги
под тЯжестью заткнутых в них нижних юбок собрались гармошкой. Џапаша Њюллер
стоЯл рЯдом, с его бороды, с клеенчатой одежды тоже стекала вода; они были
похожи на искривленные, разбитые молнией вековые деревьЯ, а потемневшие лица
их казались такими старыми и усталыми, что было Ясно: эта усталость уже
навсегда; не отдохнуть до конца своих дней.
- Џойди переоденьсЯ! ’ы что, захворать хочешь? - заорал вдруг папаша
Њюллер.
- ‹адно, - отмахнулась она, снЯла коромысла и поставила на пол ведра с
молоком. - Џойди сам переоденьсЯ. џ принесу тебе сухие носки. - Ћдин из ее
сыновей рассказал мне, что она втащила новорожденного телка вверх по
лестнице на сеновал и надежно отгородила его тюками. Џотом поставила в
стойла коров и, хотЯ вода продолжала подниматьсЯ, подоила их. Ѓудто ничего
не замечала. - •этси, - позвала она, - поди помоги мне с молоком. -
ЊаленькаЯ бледнаЯ •этси, босаЯ - потому что как раз в это времЯ снимала
мокрые ботинки, - прибежала, пепельные косы прыгают по плечам. …е молодой
муж, Явно робевший перед тещей, шел следом.
- „авай Я! - Ћн попыталсЯ помочь любимой жене поднЯть тЯжелые молочные
ведра.
- Ќет! - прикрикнула мамаша Њюллер, да так, что беднЯга прЯмо
подскочил. - Ќе трогай. Њолоко - не мужское дело. - Ћн попЯтилсЯ и застыл,
глЯдЯ, как •этси переливает молоко в кастрюли; с его сапог текла грЯзь.
Њамаша Њюллер пошла было за мужем, но в дверЯх обернулась и спросила: - ѓде
ЋттилиЯ? - Ќикто не знал, никто ее не видел. - Ќайдите ее, - велела мамаша
Њюллер уходЯ. - ‘кажите, что мы хотим сейчас ужинать.
•этси поманила мужа, они на цыпочках подошли к комнате Ћттилии и тихо
приоткрыли дверь. Ћтсвет кухонной лампы упал на одинокую фигуру Ћттилии,
примостившуюсЯ на краю кровати. •этси широко распахнула дверь, впустив Яркий
свет, и пронзительно, словно глухому, крикнула: - ЋттилиЯ! ‚ремЯ ужинать! Њы
голодные! - € молодаЯ чета отправилась поглЯдеть, как себЯ чувствует Ягненок
Ђннетье. Џотом Ђннетье, •этси и Я, вооружась метлами, стали выметать грЯзную
воду с осколками стекла из передней и столовой.
ЃурЯ постепенно стихла, но ливень не прекращалсЯ. ‡а ужином
разговаривали о том, что погибло много скота и надо купить новый. € сеЯть
надо заново, все пропало. “сталые и промокшие, Њюллеры все же ели с
аппетитом, не спеша, чтобы набратьсЯ сил и завтра с рассвета снова все
чинить и налаживать.
Љ утру барабаннаЯ дробь по крыше почти прекратилась; из своего окна Я
видела коричневатую гладь воды, медленно отступавшую к долине. “ скотных
дворов прогнулись крыши, и они напоминали палатки; утонувший скот всплыл,
прибилсЯ к изгородЯм. ‡а завтраком мамаша Њюллер стонала: - Ћх, до чего же
болит голова! € вот здесь тоже. - Ћна ударила себЯ по груди. - ‚езде. Ah,
Gott {Ћ боже (нем ).}, Я заболела. - ™еки у нее пылали, тЯжело дыша, она
встала из-за стола и кликнула •этси и Ђннетье помочь ей подоить коров.
Ћни вернулись очень скоро, путаЯсь в прилипших к коленЯм юбках; сестры
поддерживали мать - у нее отнЯлсЯ Язык, и она едва держалась на ногах. …е
уложили в постель, она лежала неподвижнаЯ, багроваЯ. Ќаступило смЯтение,
никто не знал, что делать. Ћни укутали ее стегаными одеЯлами - она их
сбросила. Џредложили ей кофе, холодной воды, пива - она отвернулась. Џришли
сыновьЯ, встали у ее постели и присоединились к причитаниЯм: - Mutterchen,
Mutti, Mutti {Њамочка, мама, мама (нем.).}, как тебе помочь? ‘кажи, чего ты
хочешь? - Ќо она не могла сказать. „о врача было двенадцать миль - не
доехать: все мосты и изгороди сметены, дороги размыты. ‚ панике семейство
сгрудилось в комнате, все надеЯлись, что больнаЯ придет в себЯ и скажет, как
ей помочь. ‚ошел папаша Њюллер, встал у постели на колени, взЯл руки жены в
свои, заговорил с нею необыкновенно ласково, а когда она не ответила,
разразилсЯ громкими рыданиЯми, и крупные слезы покатились по его щекам. -
Ah, Gott, - повторЯл он. - ‘отни тысЯч толларов в банке! - ‘ам не свой, он
свирепо оглЯдел свое семейство и говорил на этом испорченном английском,
будто позабыл свой родной Язык. - € скажите, скажите мне, сачем они?
ќто испугало молодых Њюллеров, и они все разом, наперебой, закричали, в
безмерном отчаЯнии они взывали к матери, умолЯли ее. ‚опли горЯ и ужаса
наполнили комнату. € среди всей этой сумЯтицы мамаша Њюллер скончалась.

‚ полдень дождь перестал, солнце латунным диском выкатилось на
беспощадно Яркое небо. ‚ода, густаЯ от грЯзи, двигалась к реке, и холм стоЯл
полыселый, бурый, изгороди на нем полегли плетьми, персиковые деревца с
облетевшим цветом кренились, чуть держась за землю корнЯми. ‹еса, в каком-то
неистовом взрыве, извергли сразу крупную листву, густую, как в джунглЯх,
блестЯщую, жгучую - сплошную массу Яркой зелени, отливавшей синевой.
‘емейство совсем притихло, Я долго вслушивалась, чтобы понЯть, есть ли
хоть кто-нибудь дома. ‚се, даже малые дети, ходили на цыпочках и говорили
шепотом. ‘ полуднЯ до вечера в сарае раздавались однообразные удары молотка
и скулеж пилы. Љогда стемнело, мужчины внесли сверкающий гроб из свежего
соснового дерева с веревочными ручками и поставили его в прихожей. Ћн стоЯл
на полу около часа, и все через него переступали. Џотом на пороге поЯвились
Ђннетье и •этси (они обмывали и одевали тело) и подали знак: "Њожно
вносить".
Њамаша Њюллер в полном убранстве - черном шелковом платье с белым
кружевным воротничком и кружевном чепце - пролежала в гостиной всю ночь. Њуж
сидел подле нее в плюшевом кресле и не сводил глаз с ее лица - лицо было
задумчивое, кроткое, далекое. ‚ременами папаша Њюллер тихо плакал, утираЯ
лицо и голову большим носовым платком. €ногда дочери приносили ему кофе. Ћн
так и уснул здесь под утро.
Ќа кухне тоже почти всю ночь горел свет; тЯжело, неуклюже двигалась
ЋттилиЯ, и жужжание кофейной мельницы да запах пекущегосЯ хлеба сопровождали
ее шумную возню. Љо мне в комнату пришла •этси.
- ’ам кофе и пирог. ‚ы бы покушали. - Ћна заплакала и отвернулась,
комкаЯ в руке кусок пирога.
Њы ели стоЯ, в полном молчании. ЋттилиЯ принесла только что сваренный
кофе, ее затуманенные глаза смотрели в одну точку, и, как всегда, она словно
бы бессмысленно суетилась, пролила себе на руки кофе, но, видно, ничего не
почувствовала.
–елый день Њюллеры ждали; потом младший сын отправилсЯ за лютеранским
пастором, и вместе с ними пришел кое-кто из соседей. Љ полудню прибыло еще
много народу - все в грЯзи, взмыленные лошади с трудом переводили дух. Џри
поЯвлении каждого гостЯ Њюллеры с детской непосредственностью сызнова
заливались слезами. ‹ица их намокли, размЯкли от слез; казалось, они немного
успокоились. ‘лезы облегчали душу, а тут можно было поплакать вволю, никому
ничего не объЯснЯЯ, ни перед кем не оправдываЯсь. ‘лезы были длЯ них
роскошью, но слезы лечили. ‚се, что накопилось на сердце у каждого, самую
сокровенную печаль можно было тайком выплакать в этом общем горе; разделЯЯ
его, они утешали друг друга. …ще какое-то времЯ они будут навещать могилу,
вспоминаЯ мать, а потом жизнь возьмет свое, войдет в иную колею, но все
останетсЯ по-прежнему. ‚едь даже сейчас живым приходитсЯ думать о завтрашнем
дне, о том, что необходимо построить заново, посадить, починить, даже
сейчас, сегоднЯ они будут торопитьсЯ с похорон домой, чтобы подоить коров,
накормить кур, а потом снова и снова поплакать, и так несколько дней, пока
слезы наконец не исцелЯт их.
‚ тот день Я впервые постигла - не смерть, но страх смерти. Љогда гроб
поставили на похоронные дроги и уже готова была тронутьсЯ процессиЯ, Я
поднЯлась в свою комнату и легла. ‹ежа на кровати и глЯдЯ в потолок, Я
слышала и чувствовала всем существом зловещий порЯдок и многозначительность
каждого движениЯ и звука внизу: скрип упрЯжи, стук копыт, визг колес,
приглушенные печальные голоса, и мне показалось, что от страха моЯ кровь
будто ослаблЯет свой ток, а сознание с особенной Ясностью воспринимает все
эти грозные приметы. Ќо по мере того как уходила со двора процессиЯ, уходил
и мой ужас. ‡вуки отступали, Я лежала в изнеможении, охваченнаЯ какой-то
дремотой, - мне стало легче, Я ни о чем не думала, ничего не чувствовала.
‘квозь забытье Я слышала, как воет собака, казалось это сон, и Я
силилась проснутьсЯ. Њне чудилось, будто Љуно попал в капкан; потом Я
подумала, что это не сон, он правда в капкане и надо проснутьсЯ, ведь, кроме
менЯ некому его освободить. џ окончательно проснулась от плача, налетевшего
на менЯ вихрем, и понЯла, что воет вовсе не собака. ‘бежала вниз и заглЯнула
в комнату ѓретхен. Ћна свернулась калачиком вокруг своего ребенка, и оба они
спали. џ кинулась на кухню.
ЋттилиЯ сидела на своем сломанном табурете, сунув ноги в топку погасшей
печки. ђуки со скрюченными пальцами беспомощно повисли, голова втЯнута в
плечи; она выла без слез, выворачиваЯ шею, и все тело ее судорожно
дергалось. “видев менЯ, она ринулась ко мне, прижалась головой к моей груди,
и руки ее метнулись вперед. Ћна дрожала, что-то лопотала, выла и неистово
размахивала руками, указываЯ на открытое окно, где за ободранными ветвЯми
сада по проулку в строгом порЯдке двигалась похороннаЯ процессиЯ. џ взЯла ее
руку - под грубой тканью рукава мышцы были неестественно сведены, напрЯжены,
- вывела на крыльцо и посадила на ступеньки; она сидела и мотала головой.
‚о дворе у сараЯ стоЯли только сломанный рессорный фургон да косматаЯ
лошаденка, котораЯ привезла менЯ со станции. “прЯжь по-прежнему была длЯ
менЯ тайной, но кое-как Я ухитрилась соединить ее с лошадью и фургоном, не
слишком надежно, но соединила; потом Я тЯнула, толкала Ћттилию, кричала на
нее, пока, наконец, не взгромоздила на сиденье и не взЯлась за вожжи.
‹ошадка бежала ленивой рысцой, и ее мотало из стороны в сторону, точно
маслобойку, колеса вращались по эллипсу, и так, враскачку, чванливым
шутовским ходом, кренЯсь на один бок, мы все же двигались по дороге. џ
неотрывно следила за веселым кривлЯнием колес, уповаЯ на лучшее. Њы
скатывались в выбоины, где застоЯлась зеленаЯ тина, проваливались в канавы,
потому что от мостков не осталось и следа. ‚от бывший тракт; Я встала, чтобы
посмотреть, удастсЯ ли нагнать похоронную процессию; да, вон она, еле
тащитсЯ вверх по взгорку - гудЯщаЯ вереница черных жуков, беспорЯдочно
ползущих по комьЯм глины.
ЋттилиЯ замолчала, согнулась в три погибели и соскользнула на край
сиденьЯ. ‘вободной рукой Я обхватила ее широкое туловище, пальцы мои попали
между одеждой и худым телом и ощутили высохшую корЯвую плоть. ќтот обломок
живого существа был женщиной! џ на ощупь почувствовала что она реальна, она
тоже принадлежит к роду человеческому, и это так потрЯсло менЯ, что собачий
вой, столь же отчаЯнный, каким исходила она, поднЯлсЯ во мне, но не вырвалсЯ
наружу, а замер, осталсЯ внутри, - он будет преследовать менЯ всегда.
ЋттилиЯ скосила глаза, вглЯдываЯсь в менЯ, и Я тоже внимательно посмотрела
на нее. “злы морщин на ее лице как-то нелепо переместились, она приглушенно
взвизгнула и вдруг засмеЯлась - будто залаЯла, - но это был Явный смех: она
радостно хлопала в ладоши, растЯгивала в улыбке рот и поднЯла свои
страдальческие глаза к небу. ѓолова ее кивала и моталась из стороны в
сторону под стать шутовскому вихлЯнию нашего шаткого фургона. †аркое ли
солнце, согревшее ей спину, или Ясный воздух, или веселое бессмысленное
приплЯсывание колес, или ЯркаЯ с зеленоватым отливом синева неба, - не знаю
что, но что-то развеселило ее. € она была счастлива, и радовалась, и гукала,
и раскачивалась из стороны в сторону, наклонЯлась ко мне, неистово
размахивала руками, точно хотела показать, какие видит чудеса.
џ остановила лошадку, вглЯделась в лицо Ћттилии и задумалась: в чем же
моЯ ошибка? €рониЯ судьбы заключалась в том, что Я ничего не могла сделать
длЯ Ћттилии и потому не могла - как мне эгоистически хотелось - освободитьсЯ
от нее; ЋттилиЯ была длЯ менЯ недосЯгаема, как, впрочем, длЯ любого
человека; и все же разве Я не подошла к ней ближе, чем к кому бы то ни было,
не попыталась перекинуть мост, отвергнуть расстоЯние, нас разделЯвшее, или,
вернее, расстоЯние, отделЯвшее ее от менЯ? Ќу что ж, вот мы и сравнЯлись,
жизнь обеих нас одурачила, мы вместе бежали от смерти. € вместе ускользнули
от нее - по крайней мере еще на один день. Ќам повезло - смерть дала нам еще
вздохнуть, и мы отпразднуем эту передышку глотком весеннего воздуха и
свободы в этот славный солнечный день.
Џочувствовав остановку, ЋттилиЯ беспокойно заерзала. џ натЯнула вожжи,
лошадка тронулась, и мы пересекли канавку там, где от большой дороги
отделЯлсЯ узкий проселок. ‘олнце плавно клонилось к закату; Я прикинула: мы
успеем проехатьсЯ по тутовой аллейке до реки и вернутьсЯ домой раньше, чем
все возвратЯтсЯ с похорон. “ Ћттилии вполне хватит времени, чтобы
приготовить ужин. €м не надо и знать, что она отлучалась.
Last-modified: Wed, 04 Oct 2000 09:10:22 GMT
Ћцените этот текст:

Љэтрин ќнн Џортер. ђассказы

‚…ђ…‚ЉЂ

ѓЂ‘€…Ќ„Ђ

Џ…ђ…„›ЉЂ

Џ…ђ…„›ЉЂ