ой?
   - „а.
   - ”амилиЯ бабушкиного отца тоже была Ѓоулден?
   - Ѓабушка не знала своего отца.
   - € потому ей дали первую попавшуюсЯ фамилию, да?
   - „али ей фамилию - и все, больше Я ничего не знаю.
   - Ђ разве бабушка не могла узнать, кто ее отец?
   - ‡ачем, дурачок ты эдакий?
   - —тобы знать.
   - Ђ зачем ей это знать-то?
   - Џросто так.
   - Ќу узнала бы она, а дальше что?
   Ќа это Я ничего не мог ей ответить.
   џ зашел в тупик.
   - Њам, а от кого нашему папе досталась фамилиЯ?
   - Ћт его отца.
   - Ђ его отцу от кого?
   - Ћт белого хозЯина, как нашей бабушке.
   - Ћни знают, кто он был?
   - Ќе знаю.
   - Ђ почему же они не узнали?
   - ‡ачем? - жестко спросила мать.
   € Я подумал, что отцу и в самом деле не нужно и не интересно знать, кто
был отец его отца.
   - Љто были папины предки? - спросил Я.
   - Ѓыли белые, были и краснокожие, были и черные.
   - ‡начит, индейцы, белые и негры?
   - „а.
   - Љто же тогда Я?
   - Љогда вырастешь, тебЯ будут называть цветным, - сказала  мать.  Џотом
посмотрела на менЯ и спросила, Язвительно усмехаЯсь: - —то, вам это не  по
нутру, мистер ђайт?
   џ разозлилсЯ и промолчал. Џусть называют менЯ цветным, мне от этого  ни
холодно и ни жарко, а вот мать от менЯ все равно что-то скрывает. ‘крывает
не факты, а чувства, отношениЯ, принципы, она не  хочет,  чтобы  Я  о  них
знал, и, когда Я настаиваю, сердитсЯ. ‹адно, все равно когда-нибудь узнаю.
Џусть Я цветной - что тут такого? Џочему Я  должен  чего-то  остерегатьсЯ?
Џравда, Я не раз слышал о том, что цветных бьют и  даже  убивают,  но  все
это, думал Я, менЯ не касаетсЯ. Љонечно, такие разговоры  вселЯли  смутную
тревогу, но Я был уверен, что уж себЯ-то Я  в  обиду  не  дам.  ‚се  очень
просто: если кто-то захочет убить менЯ, Я убью его первый.
   Љогда мы приехали в  ќлейн,  то  оказалось,  что  тетЯ  Њэгги  живет  в
одноэтажном домике с верандой и двор их обнесен забором.  ќто  было  очень
похоже на наш дом в детстве, и Я страшно обрадовалсЯ. Њог ли Я знать,  как
недолго мне придетсЯ здесь прожить, мог ли Я знать, что мое бегство отсюда
станет моим первым причастием расовой ненависти?
   Њимо дома проходила  широкаЯ  пыльнаЯ  дорога,  по  обочинам  ее  росли
полевые цветы. Ѓыло  лето,  в  воздухе  день  и  ночь  стоЯл  запах  пыли.
Џроснувшись рано утром, Я бежал босиком  на  дорогу  -  как  чудесно  было
ощущать подошвами холод лежащей сверху росы и  почти  одновременно  с  ним
тепло нагретой солнцем мЯгкой глубокой пыли!
   Љогда поднималось солнце, начинали летать пчелы, и Я обнаружил, что  их
можно убивать ладошками, нужно только хорошенько прицелитьсЯ  и  хлопнуть.
Њать остерегала менЯ, говорила не надо, пчелы мед собирают,  грех  убивать
тех, кто нас кормит, пчела менЯ когда-нибудь  за  это  ужалит.  Ќо  Я  был
уверен, что  перехитрю  всех  пчел.  Ћднажды  утром  Я  прихлопнул  руками
огромного шмелЯ, который как раз нацелилсЯ сесть на цветок,  и  он  ужалил
менЯ в самую ладошку. џ с ревом кинулсЯ домой.
   - ’ак тебе и надо, - безжалостно сказала мать.
   Ѓольше Я пчел никогда не убивал.
   Њуж тети Њэгги, дЯдЯ ѓоскинс, содержал пивной зал, его посещали  негры,
работавшие на окрестных лесопильнЯх. ‚спомнив пивной зал в Њемфисе, Я стал
просить дЯдю ѓоскинса, чтобы он как-нибудь взЯл менЯ  с  собой  и  показал
свое заведение, и он обещал, но мать запретила, она боЯлась, что,  если  Я
еще хоть раз попаду в пивную, из менЯ непременно вырастет пьЯница. Ќу  что
ж, не показываете пивной зал - не надо,  зато  наедатьсЯ  здесь  можно  до
отвала. ‘тол у тети Њэгги просто ломилсЯ от еды, даже не верилось, что всЯ
она - настоЯщаЯ. џ долго не мог привыкнуть к тому, что  здесь  можно  есть
вволю; мне все казалось, что если Я сейчас наемсЯ досыта, то на потом  уже
ничего не останетсЯ. Љогда мы в первый раз сели за стол в доме тети Њэгги,
Я никак не решалсЯ притронутьсЯ к еде и наконец спросил:
   - Њожно есть сколько хочу?
   - „а, сколько твоей душе угодно, - подтвердил дЯдЯ ѓоскинс.
   Ќо Я ему не поверил. џ ел, ел, ел, у менЯ начал  болеть  живот,  и  все
равно Я не желал вылезать из-за стола.
   - ‘мотри, лопнешь, - сказала мать.
   - Ќичего, пусть ест досыта, пусть привыкает  к  еде,  -  возразил  дЯдЯ
ѓоскинс.
   Џосле ужина Я увидел на блюде длЯ хлеба целую гору  сухарей,  это  менЯ
так поразило, что Я глазам своим не поверил. ‘ухари  стоЯли  прЯмо  передо
мной, Я знал, что в кухне еще много муки, по все равно Я боЯлсЯ, что утром
на завтрак не будет хлеба. Ђ вдруг ночью, пока Я сплю, сухари исчезнут? Ќе
хочу просыпатьсЯ утром голодным, знаЯ, что в  доме  нет  ни  крошки!  €  Я
потихоньку стащил с блюда несколько сухарей и сунул их  в  карман  -  есть
сухари Я не собиралсЯ, просто хотел сделать себе запас на  случай  голода.
„аже когда Я привык, что и утром, и в обед, и вечером стол ломитсЯ от еды,
Я продолжал таскать хлеб и прЯтать его в карманы. Љогда мать  стирала  мои
вещи, ей приходилось извлекать из карманов липкое крошево,  и  она  ругала
менЯ, стараЯсь отучить  от  этой  привычки;  Я  перестал  прЯтать  хлеб  в
карманах и прЯтал его теперь в доме, по углам, за шкафами. џ избавилсЯ  от
привычки красть и запасать хлеб лишь после того, как уверилсЯ, что  у  нас
будет еда и на завтрак, и на обед, и на ужин.
   “ дЯди ѓоскинса была лошадь и кабриолет, и, отправлЯЯсь за покупками  в
ќлену, он иногда брал менЯ с собой. Ћднажды, когда  мы  ехали,  он  сказал
мне:
   -  ‘лушай,  ђичард,  давай  напоим  лошадь  на  середине  реки,  хочешь
посмотреть?
   - •очу, - сказал Я смеЯсь, - только она там пить не будет.
   - Љак это не будет? - возразил дЯдЯ. - …ще как будет. ‘ейчас увидишь.
   Ћн стегнул лошадь и погнал ее прЯмо к берегу Њиссисипи.
   - ќй, куда ты? - спросил Я, чувствуЯ, как во мне поднимаетсЯ тревога.
   - Ќа середину, лошадь поить, - ответил он.
   Џроехали мимо пристани, спустились  по  мощенному  булыжником  пологому
съезду к берегу и на всем скаку влетели в  воду.  џ  увидел  раскинувшуюсЯ
передо мной безбрежную гладь реки и в ужасе вскочил на ноги.
   - …зжай обратно! - завопил Я.
   - ‘начала напоим лошадь. - „ЯдЯ был непреклонен.
   - Ќо там глубоко! - взвизгнул Я.
   - Ђ здесь она пить не будет, - сказал дЯдЯ ѓоскинс и хлестнул борющеесЯ
с течением животное.
   ЉолЯска начала погружатьсЯ в воду.  ‹ошадь  пошла  медленнее,  вот  она
вскинула голову, чтобы но глЯдеть на воду. џ схватилсЯ за край колЯски  и,
хоть не умел плавать, решил выпрыгнуть.
   - ‘Ядь, а то вывалишьсЯ! - крикнул дЯдЯ.
   - Џусти менЯ! - орал Я.
   ‚ода уже закрыла ступицы колес.  џ  хотел  прыгнуть  в  реку,  но  дЯдЯ
схватил менЯ за ногу. ‚ода окружала нас со всех сторон.
   - Џусти менЯ, пусти! - не переставаЯ, вопил Я.
   ЉолЯска  знай  себе  катилась,  вода  поднималась  все   выше.   ‹ошадь
встрЯхивала головой, изгибала шею, храпела, глаза ее дико вращались. џ изо
всех сил вцепилсЯ в край, надеЯсь вырватьсЯ из дЯдиных рук  и  прыгнуть  в
воду, если колЯска опуститсЯ чуть-чуть глубже.
   - ’пру-у! - наконец крикнул дЯдЯ.
   ‹ошадь остановилась и заржала. †елтаЯ вода в крутЯщихсЯ  воронках  была
так близко, что Я мог дотронутьсЯ до нее рукой. „ЯдЯ ѓоскинс  поглЯдел  на
менЯ и расхохоталсЯ.
   - ’ы что, в самом деле думал, Я доеду на колЯске до  середины  реки?  -
спросил он.
   џ так перетрусил, что не мог говорить, все тело дрожало от напрЯжениЯ.
   - ‹адно, чего ты, - стал успокаивать менЯ дЯдЯ.
   Џовернув, мы двинулись к пристани. џ все еще  не  мог  разжать  руки  и
выпустить край колЯски.
   - ’еперь-то уж боЯтьсЯ нечего, - говорил дЯдЯ.
   ЉолЯска выкатилась на берег, страх отпустил менЯ, и мне показалось, что
Я падаю с огромной высоты. џ ощущал какой-то резкий, свежий запах.  ‹об  у
менЯ был мокрый, сердце стучало как молот.
   - Џусти, Я хочу вылезти, - попросил Я.
   - Џочему? ‡ачем? - удивилсЯ дЯдЯ.
   - џ вылезти хочу!
   - „урачок, мы же на берегу.
   - Ћстановись! џ хочу вылезти, слышишь!
   „ЯдЯ ѓоскинс не остановил колЯску, даже не посмотрел в мою сторону,  он
ничего не понЯл. ’ут Я изловчилсЯ да как сигану из колЯски! € благополучно
приземлилсЯ в дорожную пыль. „ЯдЯ остановил лошадь и тихо спросил:
   - Ќеужто ты и вправду так перепугалсЯ?
   џ не ответил, Я не мог говорить. ‘трах мой прошел, Я глЯдел на  него  и
видел  перед  собой  чужого  человека,  человека,  которого  Я  раньше  не
встречал, с которым у менЯ никогда не будет ничего общего.
   - Ќу ладно, ђичард, вставай и садись обратно, - сказал он, -  Я  отвезу
тебЯ домой.
   џ покачал головой и разрыдалсЯ.
   - ’ы что, сынок, не доверЯешь мне? - спросил он. - „а Я же на этой реке
родилсЯ, Я ее знаю как свои пЯть пальцев. ’ут дно каменистое,  можно  идти
полмили, и все будет по грудь.
   …го слова летели мимо моего слуха, Я ни за что на свете не сел бы в его
колЯску.
   - „авай-ка лучше вернемсЯ домой, - сказал он серьезно.
   џ зашагал по пыльной дороге. „ЯдЯ выпрыгнул из колЯски и пошел со  мной
рЯдом. ‚ тот день он так и не поехал за покупками и все пыталсЯ объЯснить,
зачем ему понадобилось пугать менЯ, но Я его не слушал  и  ничего  ему  не
отвечал. џ больше ему не верил. ‘тоило мне потом увидеть его  лицо,  и  во
мне вновь оживал страх, который Я испытал на реке, он вставал  между  нами
непреодолимой преградой.
   Љаждый вечер дЯдЯ ѓоскинс уходил в свою пивную и возвращалсЯ только  на
рассвете. ‘пал он, как и отец, днем, но ему шум  не  мешал.  Њы  с  братом
могли кричать и носитьсЯ сколько душе угодно. џ часто прокрадывалсЯ в  его
комнату,  когда  он  спал,  и  зачарованно  глЯдел  на  большой  блестЯщий
револьвер, который лежал у него на тумбочке  под  рукой.  џ  спросил  тетю
Њэгги, почему дЯдЯ не расстаетсЯ с револьвером, и  она  сказала  мне,  что
белые несколько раз грозили его убить.
   Ћднажды утром, когда Я уже проснулсЯ, дЯди ѓоскинса еще не  было.  ’етЯ
Њэгги волновалась, места себе не находила. Ќесколько раз  хотела  пойти  в
пивной зал узнать, что случилось, но не решалась, потому что дЯдЯ  ѓоскинс
запретил ей там бывать. „ень тЯнулсЯ нескончаемо  долго.  Ќаконец  настало
времЯ обеда.
   - Ќет, Я все-таки пойду узнаю, - повторЯла тетЯ Њэгги.
   - Ќе надо, не ходи,  -  уговаривала  ее  мать.  -  ‚друг  с  тобой  что
случитсЯ?
   Ћбед  держали  горЯчим  на  плите,  тетЯ  Њэгги  стоЯла  на  крыльце  и
всматривалась в сгущающиесЯ сумерки.  ЋпЯть  она  сказала,  что  пойдет  в
пивной зал, и опЯть мать ее не пустила. ‘овсем стемнело, а  дЯди  ѓоскинса
все не было. ’етЯ Њэгги молча ходила из угла в угол.
   - ѓосподи, не допусти, чтобы белые сделали  ему  что-нибудь  плохое,  -
твердила она.
   Ћна вошла в спальню, через минуту вышла к нам и зарыдала.
   - Ћн не взЯл с собой револьвер!  „а  что  же  с  ним  могло  случитьсЯ,
господи?
   ‡а ужином никто не проронил ни слова. Џрошел еще час. ‚друг на  крыльце
послышались тЯжелые шаги, в дверь громко постучали. ’етЯ Њэгги кинулась  к
двери и распахнула ее. Ќа пороге стоЯл высокий парнишка-негр, по лицу  его
градом лил пот, он никак не  мог  отдышатьсЯ  и  все  встрЯхивал  головой.
Ќепослушными руками он стащил кепку.
   - ‡астрелили...  Њистера  ѓоскинса...  Ѓелые  застрелили...  -  наконец
выдавил он. - Њиссис ѓоскинс, умер он...
   ‘трашно вскрикнув, тетЯ Њэгги бросилась с крыльца на дорогу и исчезла в
темноте.
   - Њэгги! - закричала мать и побежала за ней.
   - ‚ы в пивную не ходите! - крикнул им парнишка.
   - Њэгги, Њэгги! - звала мать, пытаЯсь догнать сестру.
   - Ќе ходите туда, вас белые убьют! - вопил парнишка.  -  Ћни  грозились
перебить всю его родню!
   Њать втащила тетю Њэгги в дом. ‘трах оказалсЯ сильнее горЯ,  мы  наспех
уложили одежду и посуду, покидали все в телегу и в кромешной тьме  погнали
лошадь по дороге, стараЯсь как можно  скорее  унести  ноги.  “же  потом  Я
узнал, что белые давно зарились на процветающее  питейное  заведение  дЯди
ѓоскинса, они много раз требовали, чтобы он убиралсЯ, иначе его  убьют,  а
он все  тЯнул,  хотел  сколотить  побольше  денег.  Њы  снЯли  квартиру  в
“эст-ќлене, и тетЯ Њэгги с  матерью  несколько  дней  просидели  взаперти,
боЯсь показатьсЯ на улице. Ќаконец тетЯ  Њэгги  пересилила  себЯ  и  стала
ездить в ќлейн, но бывала она там только ночью, и о поездках ее знала лишь
мать.
   Џохорон не было. Ќе было ни музыки, ни траурной церемонии,  ни  цветов.
Ѓыло молчание, беззвучные слезы, скупые слона  шепотом,  страх.  Ќе  знаю,
когда хоронили дЯдю ѓоскинса, не знаю, где его могила. ’ете Њэгги даже  не
показали труп мужа, не отдали ни его имущества, ни  денег.  „Ядю  ѓоскинса
просто отсекли от нас, а мы - мы прЯмо-таки грохнулись на колени и закрыли
лица руками, чтобы не видеть белого от Ярости лица  террора,  которое,  мы
знали, глЯдит на нас в упор. џ впервые столкнулсЯ  с  белым  террором  так
близко, и почва едва не ушла у менЯ из-под  ног.  "Џочему  мы  с  ними  не
дрались?" - спрашивал Я у матери, и от страха, который в ней жил, она менЯ
била, заставлЯЯ молчать.
   Ћшеломленные, испуганные, обе без мужа и  друзей,  тетЯ  Њэгги  и  мать
совсем растерЯлись, они без конца советовались, что им делать,  и  наконец
надумали ехать к бабушке, пожить немного у нее, отдохнуть и осмотретьсЯ. џ
привык к неожиданным переездам, и предстоЯщее  путешествие  оставило  менЯ
равнодушным. џ давно научилсЯ бросать обжитые места  без  сожалениЯ  и  не
ждать чудес от новых. Њне было почти девЯть лет, но Я ни в одной школе  не
проучилсЯ целого учебного года, и менЯ это ничуть  не  тревожило.  џ  умел
читать, умел считать, именно этим и ограничивалась ученость всех,  кого  Я
знал, - и детей, и взрослых. ЋпЯть  нам  пришлось  разорить  наш  дом,  мы
продали вещи, часть кому-то отдали, часть просто бросили, и вот уже  снова
поезд мчит нас куда-то.
   —ерез несколько дней - мы теперь жили у бабушки - Я играл один в  поле,
ковырЯЯ в земле старым ножом. ‚друг раздались  какие-то  странные,  мерные
звуки. џ оглЯнулсЯ. €з-за гребнЯ холма на менЯ лавиной текла  орда  черных
людей, одетых во что-то желто-коричневое, такого странного цвета Я никогда
не видел. џ невольно вскочил на ноги, сердце мое бешено заколотилось.  —то
это? Ќеужели эти люди пришли за мной? ђЯд за рЯдом,  шеренга  за  шеренгой
фантастические существа в своих пронзительно-Ярких костюмах надвигались на
менЯ, от их шагов гудела землЯ, будто кто-то бил  в  огромный  барабан.  џ
хотел бежать домой и не мог, ноги не повиновались, как бывает  во  сне.  џ
лихорадочно пыталсЯ сообразить, что же это такое,  но  куда  там!  ‹юдскаЯ
стена приближалась. ‘ердце мое билось так сильно, что удары отдавались  во
всем теле. џ снова хотел бежать, но не мог, Я точно прирос к месту.  •отел
крикнуть: "Њама!", открыл рот, но из горла не вырвалось ни  звука,  потому
что нахлынувшаЯ волна людей распалась и стала обтекать менЯ, шаги их  были
как гром, от них дрожала землЯ. —ерные лица  глЯдели  на  менЯ,  некоторые
улыбались. Џотом Я заметил за  плечом  у  каждого  что-то  вроде  палки  -
длинное, темное и тЯжелое. Ћдин  из  них  что-то  мне  крикнул,  но  Я  не
разобрал его слов. ‚от они наконец прошли мимо, волоча за  собой  огромный
рыжий шлейф пыли, будто; он был частью их одежды, будто и  сами  они  были
сродни той земле, по которой шагали.  ЋпомнилсЯ  Я,  когда  они  были  уже
далеко, и пулей полетел домой, рассказал, захлебываЯсь, матери о  странных
людЯх и спросил, кто они такие.
   - ќто солдаты, - сказала мать.
   - Ђ кто такие солдаты? - спросил Я.
   - ‹юди, которые воюют друг с другом на войне.
   - ‡ачем они воюют?
   - €х страна велит им.
   - Ђ что это за длинные черные штуки у них за плечом?
   - ђужьЯ.
   - Ђ что такое ружье?
   - Ћружие, из которого стрелЯют.
   - Љак револьвер?
   - „а.
   - Ђ из него можно убить?
   - Њожно, если пулЯ попадет в сердце или в голову.
   - Ђ кого эти солдаты собираютсЯ убивать?
   - Ќемцев.
   - Ђ кто такие немцы?
   - Ќаши враги.
   - Ђ что это такое - враги?
   - ‹юди, которые хотЯт убить нас и забрать себе нашу страну.
   - ѓде они живут?
   - ‡а морем. џ же тебе говорила, что идет война, ты не помнишь?
   Ћна действительно говорила мне о войне, Я вспомнил, только тогда  Я  не
обратил на это вниманиЯ. џ спросил мать, из-за чего мы воюем, и она  стала
рассказывать мне об Ђнглии, о ”ранции, о ђоссии и  ѓермании,  о  том,  как
гибнут люди, но все это было так далеко от менЯ  и  так  огромно,  что  не
вызвало во мне ни жалости, ни интереса.
   ‚ другой раз Я играл возле дома и, взглЯнув случайно на дорогу,  увидел
медленно бредущее стадо слонов - по крайней мере Я решил, что это слоны. џ
не почувствовал леденЯщего ужаса, который на менЯ напал при  виде  солдат,
ибо эти странные существа двигались медленно, в их облике не  было  ничего
пугающего. Ќо на всЯкий случай Я ретировалсЯ к  крыльцу,  готовЯсь  задать
стрекача, если они  окажутсЯ  не  столь  безобидными.  ‘лоны  были  уже  в
нескольких шагах от менЯ, и вдруг Я увидел, что лица-то у них совсем как у
людей! “ставившись на них во все глаза, Я начал  соображать,  что  бы  это
такое могло быть? Џо обе стороны дороги двумЯ колоннами тЯнулись существа,
очень похожие на людей, Я видел несколько белых лиц  и  великое  множество
черных. Ѓелые лица принадлежали белым, и одеты эти белые были обыкновенно,
а вот на неграх такаЯ одежда,  что  Я  и  принЯл  их  за  слонов.  Ќаконец
странные существа поравнЯлись со мной, и Я увидел, что ноги черных скованы
кандалами, а на руках -  тЯжелые  цепи,  которые  при  движении  негромко,
мелодично позвЯкивали. —ерные существа копали канавы по  обочинам  дороги,
копали молча, без единого  слова,  слышно  было  лишь,  как  они  крЯкают,
поднимаЯ полные лопаты земли и кидаЯ ее на середину дороги. Ћдно  из  этих
существ повернуло ко мне свое черное лицо.
   - —то это вы такое делаете? - шепотом спросил Я, не знаЯ,  можно  ли  с
ним разговаривать.
   Ћн покачал головой,  с  опаской  покосившись  на  белого,  и  продолжал
копать. € вдруг Я увидел, что за плечом у белых  длинные  черные  палки  -
ружьЯ! Љогда они наконец прошли, Я как сумасшедший бросилсЯ в дом.
   - Њама, мама! - кричал Я.
   - —то такое? - отозвалась мать из кухни.
   - Ќа улице какие-то странные слоны!
   Ћна подошла к двери и удивленно посмотрела на менЯ.
   - ‘лоны?
   - Ђга. €ди посмотри. Ћни чего-то роют.
   Њать вытерла фартуком руки и побежала на крыльцо, Я за ней, в  надежде,
что она объЯснит мне  поразительное  Явление,  которое  Я  наблюдал.  Њать
выглЯнула на улицу и покачала головой.
   - Ќет, это не слоны.
   - Ђ кто же?
   - Љаторжники.
   - Љто такие каторжники?
   - ‘ам видишь - люди, которых сковали цепью и заставлЯют работать.
   - Џочему?
   - Џотому что они провинились, и их за это наказали.
   - Ђ что они сделали?
   - Ќе знаю.
   - Ђ почему они так одеты?
   - —тобы не убежали, - объЯснила мать. - Џолосатую одежду  носЯт  только
каторжники, все это знают.
   - Ђ почему белые не в полосатом?
   - Џотому что это охранники.
   - Ђ на белых когда-нибудь надевают арестантскую одежду?
   - Ќадевают.
   - ’ы хоть раз видела?
   - Ќет, ни разу.
   - Ђ почему так много негров в арестантской одежде?
   - Џотому что... потому что негров наказывают строже.
   - Љто - белые?
   - „а.
   - Џочему же тогда все негры не бросЯтсЯ на белых и не прогонЯт их? ‚едь
черных-то больше...
   - “ белых ружьЯ, а у  негров  их  нет.  -  Њать  поглЯдела  на  менЯ  и
спросила: - Џочему ты их слонами-то назвал?
   џ и сам не знал почему. Ќо потом,  размышлЯЯ  о  черно-белой  полосатой
одежде негров, Я вспомнил, что в ќлейне у менЯ была книжка и в ней цветные
картинки с изображением африканских и индийских животных  и  их  названиЯ.
Ћсобенно менЯ поразили зебры, казалось, их кто-то нарочно так раскрасил. џ
также подолгу рассматривал слонов, и в моем сознании слоны и зебры  прочно
свЯзались друг с другом, поэтому, когда Я увидел арестантов  в  полосатой,
как шкура зебры, одежде, Я подумал: "ќто африканские слоны!"
   Џрошло  какое-то  времЯ,  и  мать  объЯвила,  что  мы  снова   уезжаем,
возвращаемсЯ в “эст-ќлену. Ћна устала от религиозных обрЯдов, которые  так
строго соблюдались в бабушкином доме: пЯть раз в  день,  а  то  и  больше,
семьЯ  собиралась  на  молитву,  никакого  послаблениЯ  здесь  бабушка  не
допускала; она требовала, чтобы все ложились  спать  с  заходом  солнца  и
вставали с рассветом, до одурениЯ читали вслух Ѓиблию; каждый раз, сев  за
стол, нужно было непременно возблагодарить господа,  субботу  она  считала
свЯщенным днем отдохновениЯ, и никто  в  ее  доме  не  смел  в  этот  день
работать. Ђ в “эст-ќлене мы сами будем хозЯева в своем доме - после  того,
как бабушка столько месЯцев подрЯд  пеклась  о  спасении  наших  душ,  эта
перспектива нас очень привлекала. Љонечно, Я был рад путешествию. Њы снова
сложили вещи, простились с родными, сели в поезд, и он привез нас  обратно
в “эст-ќлену.
   †илье мы снЯли в домишке возле сточной канавы, в  нем  было  всего  две
квартиры. Љрысы, кошки,  собаки,  гадалки,  калеки,  слепые,  проститутки,
торговцы, сборщики квартирной платы, дети - всем этим буквально кишел  наш
квартал.  Џротив  нашего  дома  находилось  огромное  депо,  где  мыли   и
ремонтировали паровозы. ‡десь день и ночь шипел стравливаемый  пар,  гулко
клацала сталь, звонил колокол. ‚се заволакивали клубы дыма, сажа летела  в
дом, попадала на простыни, в еду; воздух был пропитан запахом мазута.
   Ѓосые, с непокрытой головой, мы часами простаивали с братишкой в  толпе
таких же,  как  мы,  соседских  ребЯтишек-негров,  наблюдаЯ,  как  рабочие
залезают в огромную черную топку паровоза, поднимаютсЯ на крышу, копошатсЯ
под колесами. Љогда никто не  видел,  мы  забирались  в  будку  машиниста,
кое-как дотЯгивались до окошка и глЯдели вдаль, представлЯЯ себе,  что  мы
уже выросли и стали машинистами, и вот сейчас ведем огромный состав, ночь,
гроза, а нам надо во что бы то ни стало доставить пассажиров домой  целыми
и невредимыми.
   - ’у-ту-ту-у-у-у! - гудели мы.
   - „инь-дон! „инь-дон! „инь-дон!
   - Џых-пых-пых! Џых-пых-пых!
   Ќо  самое  большое  удовольствие  доставлЯла  нам  сточнаЯ  канава:  мы
извлекали из нее разбитые бутылки, консервные банки с множеством крошечных
рачков, ржавые ложки, какие-то железки, стертые до основаниЯ зубные щетки,
дохлых кошек и собак, даже мелкие монетки. €з  деревЯнных  коробок  из-под
сигар мы  мастерили  кораблики,  приделывали  к  ним  колеса,  привЯзывали
веревку и пускали по воде. € чуть не каждый  вечер  отцы  наших  приЯтелей
выходили к нам, снимали башмаки и сами принимались мастерить  кораблики  и
пускать по воде.
   Њать и тетЯ Њэгги нанЯлись к белым стрЯпать, и, пока они работали, мы с
братишкой могли бродить где нам вздумаетсЯ. “ходЯ, они  оставлЯли  нам  по
десЯть центов на завтрак, и все утро мы строили планы и мечтали, что же мы
на них купим. —асов в  десЯть-одиннадцать  мы  отправлЯлись  в  бакалейную
лавку на углу - хозЯин ее был еврей - и покупали на пЯть центов  имбирного
печеньЯ  и  бутылку  кока-колы,  именно  так,  по  нашим   представлениЯм,
следовало завтракать.
   џ раньше никогда не видел евреев, и  владелец  бакалейной  лавчонки  на
углу страшно интересовал менЯ.  Њне  до  сих  пор  не  доводилось  слышать
иностранную речь, и Я подолгу торчал у двери, ловЯ странные звуки, которые
доносились оттуда. ‚се негры в округе ненавидели евреев - не  потому,  что
евреи нас эксплуатировали, а потому, что и дома, и в воскресной школе  нам
без конца вдалбливали, что "жиды  распЯли  •риста".  Ќас  натравливали  на
евреев, и мы издевались над  ними  как  умели;  мы,  нищие,  полуголодные,
неграмотные негры, жертвы расовых предрассудков, дразнили их со  злорадным
ликованием.
   „разнилок мы знали  множество  -  дурацких,  похабных,  злых.  Њы  были
уверены, что имеем полное право дразнить евреев, а родители не только  нас
не останавливали, но даже поощрЯли. ‚ нас с детства воспитывали  вражду  и
недоверие к евреЯм, и это был не просто  расовый  предрассудок,  это  была
часть нашего культурного наследиЯ.
   Ћднажды вечером мы с ребЯтами играли на улице,  болтали,  смеЯлись.  Ќа
крыльцо к нашим соседЯм поднЯлсЯ негр в комбинезоне.
   - ‚едь сегоднЯ суббота, - сказала мне одна из девчонок.
   - Ќу и что? - спросил Я.
   - ‘егоднЯ там будут грести денежки лопатой. - € она кивнула  на  дверь,
за которой скрылсЯ мужчина в комбинезоне.
   - Љак это?
   Ќа крыльцо вошел еще один негр.
   - ’ы что же, не знаешь? - недоверчиво спросила девочка.
   - Ђ что Я должен знать?
   - —то там продают.
   - ѓде?
   - „а там, куда вошли мужчины, - поЯснила она.
   - Ќикто там ничего не продает, - возразил Я.
   - ’ы что, разыгрываешь менЯ? - искренне удивилась девочка.
   - Ќет, не разыгрываю. Ђ что там продают? ‘кажи!
   - ‘ам не хуже менЯ знаешь, - сказала она с двусмысленной улыбкой.
   - „а ничего там не продают, - стоЯл на своем Я.
   - ќх ты, младенец! - € она презрительно махнула на менЯ  своей  чумазой
ручонкой.
   џ был озадачен. Љак же так, в  доме,  где  Я  живу,  происходит  что-то
интересное, а Я ничего не знаю? Њне-то казалось,  что  Я  всюду  в  округе
успел сунуть свой нос, - и вот тебе на! Ќет, так дело  не  пойдет,  раз  у
соседей что-то продают, Я обЯзательно дознаюсь - что.
   „ом, в котором мы жили, был одноэтажный, на двух хозЯев; сначала в  нем
жила одна семьЯ, потом сделали две квартиры, но между ними остались двери.
„вери были наглухо заколочены. ‘оседи за стеной жили  тихие,  приходили  и
уходили мужчины, но ничего особенного Я в  этом  не  видел.  ‡ато  теперь,
после намеков соседской девчонки, мне во что бы  то  ни  стало  захотелось
узнать, что же  там  такое  творитсЯ.  џ  вошел  в  дом,  запер  дверь  и,
прижавшись ухом к тонкой стене,  котораЯ  разделЯла  наши  квартиры,  стал
слушать. џ уловил слабый шум, но что шумело, разобрать не мог. Џрижал  ухо
к запертой двери - здесь звуки были громче, но все  равно  непонЯтно,  что
это такое.
   ‘тараЯсь не шуметь, Я принес стул, поставил на сиденье  Ящик,  забралсЯ
на него и заглЯнул в щель между дверью и притолокой. ‚ полутьме комнаты на
постели лежали голый мужчина и  голаЯ  женщина.  џ  потерЯл  равновесие  и
сверзилсЯ на пол. "€нтересно, слышали они менЯ там, за дверью, или нет?" -
думал Я, притаившись, как мышь. ‚се вроде было тихо, и  любопытство  снова
начало одолевать менЯ. Ќо едва Я успел взгромоздитьсЯ на Ящик, как в  окно
за моей спиной  кто-то  забарабанил,  Я  обернулсЯ  и  увидел  хозЯйку  из
соседней квартиры. ‘ердце у менЯ екнуло, Я кубарем скатилсЯ  вниз.  —ерное
лицо нашей хозЯйки было прижато к стеклу, губы энергично шевелились, глаза
злобно горели. —то делать? Ѓежать на улицу? ‘трашно. ЋстатьсЯ  дома?  ’оже
страшно. ќх, зрЯ Я шторы не опустил! Ќаверное, Я бог знает  что  натворил,
недаром хозЯйка в таком бешенстве. …е лицо отлепилось от стекла,  и  через
минуту заколотили в дверь.
   - Ћткрывай, слышишь!
   џ затрЯссЯ, но ничего не ответил.
   - Ћткрывай дверь, а то Я ее выломаю!
   - Њамы дома нет, - пролепетал Я.
   - ќто мой дом, открой дверь сейчас же!
   …е голос был слишком  страшен,  Я  сдалсЯ  и  отпер  дверь.  Ћна  бурей
ворвалась в коридор и  вдруг  остановилась  как  вкопаннаЯ  перед  нелепым
сооружением, которое Я воздвиг,  чтобы  подглЯдывать  в  ее  квартиру.  Ќе
сообразил Я, надо было сначала его  разобрать,  а  уж  потом  отпирать  ей
дверь!
   - ќто что такое? - спросила она.
   џ не знал, что отвечать.
   - ’ы испугал моих клиентов, - сказала она.
   - Љлиентов? - ничего не понимаЯ, пролепетал Я.
   - Ђх ты соплЯк! - взвилась она. - ‚от выдеру тебЯ, узнаешь!
   - Ќе выдерете!
   - ‚ыселю вас, ищите себе другую квартиру! - не  унималась  она.  -  Њне
надо на жизнь зарабатывать, сегоднЯ суббота, а  из-за  тебЯ  все  пошло  к
черту!
   - џ... Я просто хотел посмотреть...
   - Џосмотреть? - Ћна  вдруг  улыбнулась,  слегка  смЯгчившись.  -  Ђ  ты
приходи ко мне как все, раздобудь двадцать пЯть центов и приходи.
   - Ќужна мне ваша вонючаЯ квартира! - возмутилсЯ Я со всем  пылом  своих
девЯти лет.
   - Ђх ты дерьмо собачье, - заЯвила  она,  решив,  что  в  клиенты  Я  не
гожусь. - —тобы сегоднЯ же духу вашего здесь не было!
   Љогда вечером домой вернулись мать и  тетЯ  Њэгги,  разыгралсЯ  ужасный
скандал. †енщины кричали, стоЯ каждаЯ на своем крыльце,  слышно  их  было,
наверно, за несколько  улиц.  ‘оседи  с  интересом  слушали.  „ети  стоЯли
вокруг, разинув рты. ‘трасти разгорелись из-за того, что хозЯйка требовала
отодрать менЯ, а мать - в кои-то веки! - отказывалась.
   - Љакими делами вы в своем доме  занимаетесь,  как  вам  не  стыдно!  -
кричала мать.
   - „ом мой, черт вас всех побери, что хочу, то в нем и делаю! -  кричала
хозЯйка.
   - „а если бы Я  знала,  чем  вы  тут  занимаетесь,  разве  бы  Я  здесь
поселилась? - кричала мать.
   -  €шь  ты,  какаЯ  благороднаЯ!  „а  как  ты  смеешь   так   со   мной
разговаривать, сука? - вопила хозЯйка.
   - “ж если вы такими делами занимаетесь, чего ждать от детей? -  кричала
мать.
   - „умаешь, твои ублюдки лучше? - вопила хозЯйка.
   - ‚ы самаЯ последнЯЯ шлюха! - кинулась в атаку тетЯ Њэгги.
   - џ последнЯЯ, а ты какаЯ - перваЯ? - орала хозЯйка.
   - Ќе смейте оскорблЯть мою сестру! - оборвала ее мать.
   -  Ђх  вы  черномазые  выродки,  забирайте  свое   поганое   трЯпье   и
выметайтесь! - приказала хозЯйка.
   ‚ тот же вечер мы сложили свои вещи и переехали на другую квартиру, она
была на той же улице, через несколько домов. џ так толком и не понЯл,  что
же  продает  наша  хозЯйка.  Њальчишки  мне  потом  объЯснили,   как   это
называетсЯ, но  туман  все  равно  не  рассеЯлсЯ.  ‹юбопытство  продолжало
разбирать менЯ, хоть Я и знал,  что  люди  считают  это  страшным  грехом.
‹адно, думал Я, придет времЯ, и Я тоже все узнаю.
   ‚ нашем доме завелась какаЯ-то тайна, Я почуЯл ее, когда дело зашло уже
довольно далеко. Љаждый вечер, засыпаЯ, Я слышал, как в  окно  тети  Њэгги
легонько стучат, со скрипом отворЯетсЯ дверь, раздаетсЯ шепот,  потом  все
смолкает. Ћднажды Я  вылез  из  постели,  подкралсЯ  к  двери  гостиной  и
осторожно  заглЯнул.  Ќа  диване  сидел  хорошо  одетый  мужчина  и   тихо
разговаривал с тетей Њэгги. €нтересно, почему мне  нельзЯ  выйти  к  этому
человеку? џ вернулсЯ на цыпочках к себе в постель,  но  потом  менЯ  снова
разбудили голоса - у двери приглушенно прощались. “тром  Я  спросил  мать,
кто у нас вчера был, но она сказала, что никого не было.
   - Љак не было, а Я слышал мужской голос!
   - Ќе болтай чепуху, - возразила мать. - ’ы спал.
   - € еще Я видел мужчину. Ћн сидел в гостиной.
   - ‚о сне ты все это видел, - сказала мать.
   ’айна ночных визитов приоткрылась мне однажды воскресным  утром,  когда
тетЯ Њэгги позвала менЯ с братишкой к себе в комнату и познакомила с нашим
новым  "дЯдей",  профессором  Њэттьюсом.  Ћн  был  в  пенсне,  белоснежный
крахмальный воротничок подпирал шею, губы тонкие, глаза глЯдели не  мигаЯ.
—еловек этот показалсЯ мне чужим и холодным, Я не захотел подойти к  нему,
когда он менЯ позвал. Ћн почувствовал  мое  недоверие  и,  чтобы  смЯгчить
менЯ, дал десЯть центов, потом опустилсЯ на колени и стал молитьсЯ за нас,
"несчастных сироток", - так он нас назвал. Љогда он кончил молитьсЯ,  тетЯ
Њэгги сказала, что скоро они с профессором Њэттьюсом  уедут  на  ‘евер.  џ
огорчилсЯ: ведь Я любил тетю Њэгги как мать.
   Ѓольше Я своего нового "дЯди" не встречал,  хотЯ  каждое  утро  находил
следы его пребываниЯ в доме. Њы с братишкой были  озадачены  и  без  конца
гадали, чем же занимаетсЯ наш новый "дЯдЯ". Џочему он  всегда  приходит  к
нам ночью? Џочему говорит так тихо,  чуть  не  шепотом?  €  где  он  берет
деньги, чтобы покупать такие белоснежные воротнички и такие красивые синие
костюмы? ‚ довершение всего мать в один прекрасный день позвала нас к себе
и строго-настрого запретила рассказывать кому-нибудь,  что  "дЯдЯ"  у  нас
бывает, потому что "дЯдю" разыскивают.
   - Љто разыскивает? - спросил Я.
   - Ѓелые, - сказала мать.
   ‚ мое тело иголкой вошел страх. Ћткуда-то из неведомого  на  нас  снова
надвигалась белаЯ угроза.
   - ‡ачем он им нужен? - спросил Я.
   - ’ебЯ это не касаетсЯ.
   - —то он сделал?
   - „ержи-ка ты лучше Язык за зубами, а то белые и до тебЯ  доберутсЯ,  -
пригрозила мне мать.
   ‚идЯ, какое недоумение и страх вызывает у нас наш  новый  "дЯдЯ",  мать
сказала тете Њэгги - так мне, во всЯком случае,  показалось,  -  чтобы  он
купил наше доверие подарками, вот мы и будем молчать. ’еперь  каждое  утро
было похоже на рождество, проснувшись, мы мчались  в  кухню  глЯдеть,  что
оставил нам на столе "дЯдЯ". Ћднажды он принес мне пуделЯ, щенка, Я назвал
его Ѓетси и уже не расставалсЯ с ним.
   Љак ни странно, "дЯдЯ" теперь приходил к нам днем, но все шторы  в  это
времЯ задергивались, и выходить на улицу, пока он  у  нас  сидел,  нам  не
разрешали. џ тысЯчу раз пыталсЯ выспросить  у  матери  хоть  что-нибудь  о
молчаливом ученом "дЯде", но она неизменно отвечала:
   - Ќе твоего это ума дело. Ќе приставай ко мне, беги играй.
   Ћднажды ночью менЯ разбудил  плач.  џ  встал,  подошел  на  цыпочках  к
гостиной и заглЯнул в щелку. Ќа полу возле окна сидел "дЯдЯ" и,  приподнЯв
угол шторы, всматривалсЯ в темноту. Њать  торопливо  укладывала  маленький
чемодан, склонившись над ним. ЊенЯ охватил страх.  Ќеужели  мать  уезжает?
Џочему плачет тетЯ Њэгги? Ќеужели нас сейчас схватЯт белые?
   - ‘корей, скорей, - говорил "дЯдЯ", - а то не успеем.
   - ѓосподи, Њэгги, зачем ты едешь? - сказала мать. - Џодумай хорошенько.
   - Ќе лезь не в свое дело, - оборвал ее "дЯдЯ", по-прежнему всматриваЯсь
в темноту за окном.
   - „а что ты сделал-то? - спросила тетЯ Њэгги.
   - Џотом расскажу, - отмахнулсЯ "дЯдЯ". - Ќадо скорей ноги уносить,  они
вот-вот нагрЯнут.
   - Ќет, ты сделал что-то ужасное, - прошептала тетЯ Њэгги, - иначе  тебе
не пришлось бы вот так убегать.
   - „ом загорелсЯ, - сказал "дЯдЯ".  -  Љогда  они  увидЯт  огонь,  сразу
поймут, чьих это рук дело.
   - ќто вы подожгли дом? - спросила мать.
   - Ђ что оставалось делать? - сердито буркнул "дЯдЯ". - „еньги  Я  взЯл.
…е стукнул по голове, она потерЯла сознание. …сли бы ее нашли, она бы  все
рассказала, и мне крышка. ‚от Я и поджег.
   - „а ведь она сгорит! - шепотом крикнула тетЯ Њэгги и зарыдала,  закрыв
лицо руками.
   - Ќичего не поделаешь, - сказал "дЯдЯ". - ‚ыхода-то не было.  Ћставь  Я
ее там, ее бы навернЯка кто-нибудь нашел и сразу понЯл:  стукнули.  Ђ  так
она сгорит, и все будет шито-крыто.
   ЊенЯ переполнЯл страх. „а что же  все-таки  происходит?  Ќеужели  белые
хотЯт схватить нас всех? Ќеужели мать решила бросить менЯ?
   - Њама! - крикнул Я и вбежал в комнату.
   "„ЯдЯ" вскочил, в руке у него был револьвер, он навел его  на  менЯ.  џ
тупо глЯдел на револьвер, понимаЯ, что вот сейчас Я могу умереть.
   - ђичард!.. - отчаЯнно прошептала мать.
   - ’ы уезжаешь?.. - заревел Я.
   Њать кинулась ко мне и ладонью зажала рот.
   - Њолчи, хочешь, чтоб нас убили? - прошипела она, трЯсЯ менЯ за плечи.
   џ затих.
   - Ђ теперь иди спать, - приказала она.
   - Ќо ведь ты уезжаешь, - сказал Я.
   - Ќикуда Я не уезжаю.
   - Ќет, уезжаешь. ‚он же чемодан! - € Я опЯть заплакал.
   - ‘ейчас же замолчи, - прошептала мать и в гневе так больно  сжала  мне
руки, что Я даже плакать перестал. - ‚се, марш в постель.
   Ћна отвела менЯ в спальню, Я лег и  стал  слушать  шепот,  шаги,  скрип
дверей в темноте, плач тети Њэгги. Ќаконец, раздалсЯ стук  копыт,  к  дому
подъехала колЯска, и сейчас же по полу поволокли чемодан. Ѓеззвучно плача,
в комнату вошла тетЯ Њэгги, поцеловала  менЯ,  прошептала:  "„о  свиданиЯ,
ђичард". Џотом поцеловала братишку, но он даже не проснулсЯ. € вот ее нет.
   “тром мать позвала менЯ в кухню и принЯлась внушать, чтобы Я  ни  одной
живой  душе  не  проболталсЯ  о  том,  что  видел  и  слышал:  если  белые
когда-нибудь догадаютсЯ, что Я знаю, они менЯ убьют.
   - Ђ что Я такое знаю? - не удержавшись, спросил Я.
   - Ќеважно, - сказала она. - ‚се, что ты видел ночью, ты должен забыть.
   - Ќо что же все-таки "дЯдЯ" сделал?
   - ќтого Я тебе сказать не могу.
   - Ћн кого-то убил? - робко предположил Я.
   - …сли ты скажешь это при ком-нибудь, убьют тебЯ, - сказала мать.
   „овод подействовал: теперь из менЯ до самой смерти  никто  и  слова  не
вытЯнет. —ерез несколько дней  к  нам  пришел  какой-то  высокий  белый  с
блестЯщей звездой на груди и с револьвером на боку. Ћн долго  разговаривал
с матерью, но она в ответ твердила лишь одно:
   - „а о чем вы говорите? Ќичего не понимаю. …сли хотите, можете обыскать
дом.
   Ѓелый пристально посмотрел на нас с братишкой,  но  не  сказал  нам  ни
слова. „олго менЯ мучила загадка, что же все-таки такое сделал "дЯдЯ",  но
узнать это мне было не суждено - ни тогда, ни потом.


   “ехала тетЯ Њэгги, мать одна зарабатывала мало и  не  могла  прокормить
нас; Я целыми днЯми ходил голодный, от слабости у менЯ  кружилась  голова.
Ћднажды голод так менЯ допек, что Я решил продать пуделька Ѓетси и  купить
какой-нибудь еды. Ѓетси была маленькаЯ, белаЯ,  пушистаЯ  и,  когда  Я  ее
вымыл, вытер и расчесал, стала совсем как игрушечнаЯ собачка. џ взЯл ее на
руки и первый раз в жизни пошел один в  белые  кварталы,  где  были  такие
широкие, чистые улицы и большие белые дома.  џ  ходил  от  одной  двери  к
другой и звонил. •озЯева при  виде  менЯ  сразу  же  закрывали  дверь  или
говорили, чтобы Я зашел со двора, но гордость мне не  позволЯла.  Ќаконец,
на звонок вышла молодаЯ белаЯ женщина и приветливо улыбнулась.
   - —то тебе? - спросила она.
   - ‚ы не хотите купить хорошенькую собачку?
   - Џокажи.
   Ћна взЯла собачку на руки, стала целовать и гладить.
   - Љак ее зовут?
   - Ѓетси.
   - ЉакаЯ прелесть! ‘колько ты за нее хочешь?
   - „оллар, - отвечал Я.
   - Џодожди минутку, - сказала она. - ‘ейчас Я поищу тебе доллар.
   Ћна ушла с Ѓетси в дом, а Я осталсЯ на крыльце, дивЯсь чистоте и тишине
белого мира. Љакой здесь всюду порЯдок! Ќо как же мне тут неуютно.  Ќи  за
что бы не стал жить здесь. € потом, ведь в этих домах  живут  люди,  из-за
которых  неграм  приходитсЯ  бросать  свои  дома  и  посреди  ночи  бежать
неизвестно куда. џ весь подобралсЯ. Ђ вдруг кто-нибудь сейчас скажет,  что
Я черномазый ублюдок и убьет менЯ? Џочему женщины так  долго  нет?  Њожет,
она сказала там, в доме, что какой-то мальчишка негр ее оскорбил? € сейчас
собирает толпу линчевать менЯ? Њожет, бросить Ѓетси и бежать? ’ревога  моЯ
все росла, Я даже про голод забыл. ‘корей бы вернутьсЯ к своим, туда,  где
лица вокруг черные и мне ничего не грозит.
   „верь наконец отворилась, и женщина вышла, она улыбалась и  по-прежнему
нежно прижимала к себе Ѓетси. Ќо Я не видел ее улыбки, перед моими глазами
стоЯли страшные картины, которые Я сам же написал.
   - Ќе собачка, а просто чудо, - сказала она, - Я ее покупаю. Ќо  у  менЯ
нет доллара, у менЯ всего девЯносто семь центов.
   Ћна  сама  нечаЯнно  дала  мне  повод  взЯть   пуделька   обратно,   не
признаваЯсь, что Я не хочу продавать свою собаку белым.
   - Ќет, мэм, - тихо ответил Я, - мне нужен целый доллар.
   - Ќо у менЯ сейчас нет доллара, - сказала она.
   - ’огда Я не продам вам собаку.
   - Њама вечером вернетсЯ, и Я отдам тебе три цента, - сказала она.
   - Ќет, мэм, - сказал Я, упрЯмо глЯдЯ в пол.
   - Џослушай, ты же сказал, что просишь за нее доллар...
   - „а, мэм. џ прошу доллар.
   - ’ак в чем же дело? ‚от тебе девЯносто семь  центов,  -  сказала  она,
протЯгиваЯ мне пригоршню мелочи и не выпускаЯ из рук Ѓетси.
   - Ќет, мэм, - Я покачал головой, - мне нужен доллар.
   - Ќо ведь Я же отдам тебе три цента!
   - Њама велела мне продать собаку за доллар, - сказал Я,  сознаваЯ,  что
веду себЯ вызывающе  и  пытаюсь  взвалить  вину  за  это  свое  вызывающее
поведение на мать, которой здесь нет.
   - „а получишь ты свой доллар. џ отдам тебе три цента вечером.
   - Ќет, мэм.
   - ’огда оставь собаку и приходи вечером.
   - Ќет, мэм, не могу.
   - ‡ачем тебе нужен целый доллар сейчас? - спросила она.
   - Љуплю себе что-нибудь поесть, - сказал Я.
   - „а ведь тут девЯносто семь центов, на них ты наешьсЯ до отвала!
   - Ќет, мэм. Ћтдайте мне собачку обратно.
   Ћна пристально посмотрела на менЯ и вдруг вспыхнула.
   - ‚от тебе твоЯ собака, - резко сказала она и сунула мне в руки  Ѓетси.
- Ђ теперь убирайсЯ! ‚ жизни не видела такого черномазого кретина!
   џ схватил Ѓетси и бежал без оглЯдки до самого  дома,  радуЯсь,  что  не
продал ее. Ќо живот опЯть сводило от голода. Њожет,  зрЯ  Я  не  взЯл  эти
девЯносто семь центов? „а что теперь думать, все равно поздно. џ прижал  к
себе Ѓетси и стал ждать. Љогда вечером пришла мать, Я все рассказал ей.
   - € ты не взЯл деньги? - спросила она.
   - Ќе взЯл.
   - Џочему?
   - ‘ам не знаю, - смутившись, сказал Я.
   - „а ведь девЯносто семь центов - это почти доллар, ты что, не  знаешь?
- спросила она.
   - Ќет, знаю. - €  Я  стал  считать  на  пальцах:  -  „евЯносто  восемь,
девЯносто девЯть, сто. Џросто Я не хотел продавать Ѓетси белым.
   - Џочему?
   - Џотому что они белые.
   - „урак, - вынесла приговор мать.
   —ерез неделю Ѓетси задавил  угольный  фургон.  џ  долго  плакал,  потом
похоронил ее на заднем дворе и вбил в могилу планку от бочки. Њать  только
и сказала:
   - Њог получить доллар. Ђ от дохлой собаки много ли проку?
   џ промолчал.


   ‚ дождь и в зной, на улице и дома, ночью и днем жизнь раскрывала передо
мной все новые чудеса.
   …сли вырвать из кон