
у знакомого  аптекарЯ.  ’ам  „еловой докончил  рассказ свой, а  потом  пошел
дальше с нами, желаЯ услышать  другой, и только у городских ворот расстались
мы окончательно, да сперва постоЯли брюхом  к  стенке,  отливаЯсь  что  есть
мочи.
     ’ак  как  было  слишком  поздно  и  слишком  рано  домой  возвращатьсЯ,
спустилсЯ Я вниз к предместью. “гольщик рЯдом со мной шел за тележкой своей,
звонко дуЯ в рожок. Џотом мне попалсЯ навстречу тележник: бежал и гнал перед
собой колесо,  и  когда начинало  оно  ковылЯть, подскакивал  он,  ударЯЯ  с
размаху по ободу. ’ак бежишь-надрываешьсЯ за колесом торопливой ”ортуны. ‚от
хочешь вскочить  на  него, а оно  от тебЯ  убегает. џ  образ отметил,  авось
пригодитсЯ.
     Њеж  тем приходилось  решить, каким путем возвратитьсЯ  -  коротким иль
длинным. Џока <i>Я</i> решал, из соседней больницы  вдруг шествие выплыло с крестом
во  главе. ЏодпираЯ  крест животом,  держал  его,  словно копье,  мальчутан,
ростом не  выше  ноги моей, собрату  Язык он показывал, косЯсь  на  верхушку
свЯтого шеста.  ‡а  ним  следом - старца четыре,  растопырЯ  опухшие красные
руки,  несли  кое-как в  гробу, простыней обернутом, беднЯгу уснувшего:  он,
хранимый попом, отправлЯлсЯ  доканчивать сон свой  в земле.  €з вежливости Я
его проводил до жилища.  ‚двоем веселее  идти. Ђ  кроме  того,  мне хотелось
послушать вдову, завывающую рЯдом с попом, говорила  она о последней болезни
покойника, о  том,  как  лечили  его,  и о  том,  как  он сам умирал,  о его
добродетелЯх,  телосложенье, любви, о всей  жизни его и о жизни супруги. ќта
жалоба чередовалась с напевом церковным.
     Њы,  внимательно   слушаЯ,   следовали;  и   по  пути  набирали  сердца
сочувственные и уши чуткие.
     Ќаконец восвоЯси он прибыл -  в обитель крепкого сна. Џоставили гроб на
краю могилы зиЯющей;  и так  как беднЯк не имеет права уйти  в рубахе  своей
деревЯнной (можно спать ведь и голым), предварительно снЯв простыню и крышку
от гроба, в Яму свалили труп. ѓорсточку бросив  земли, чтоб плотнее  закутан
он был, и перекрестившись,  чтоб темные сны отстранить, ушел Я, весьма собою
доволен:  все  Я видел, все  слышал,  с  другими делил  и  веселье  и  горе;
раздулась котомка  моЯ. Џора возвратитьсЯ. џ  думал, достигнув слиЯниЯ обеих
рек, пойти бережком вдоль Ѓеврона - до самого  дома; но был вечер так чуден,
что Я, незаметно от города все удалЯЯсь, пошел за €онной, волшебно влекущей.
‘покойнаЯ гладкаЯ влага струилась  без  складки единой  на  платье лучистом;
взор мой  был  пойман,  как рыба, крючок проглотившаЯ;  все небо  запуталось
вместе со мною в  сетЯх чародейной реки.  Ћно в ней купало  свои  облака; те
плыли, цеплЯЯсь за  травы  и  за  тростники; и солнце  в  воде умывало  свои
золотистые прЯди.
     ‘ел  Я близ  старика, пасущего сонно двух тощих  коров;  справилсЯ  Я о
здоровье его, совать посоветовал листьЯ крапивы  в чулки, чтобы ноги не ныли
(порою не прочь Я и знахарить). Џоведал он весело мне свою повесть,  болезни
свои и несчастьЯ, да слегка был обижен, что на пЯть иль на шесть годков  его
Я моложе считал  (а было  ему  ровно  семьдесЯт пЯть),  - гордилсЯ  он этим,
гордилсЯ,  что, дольше  прожив,  он  больше имел испытаний.  Ћн  не  дивилсЯ
невзгодам,  не дивилсЯ  тому, что  страдает  и добрый  и злой,  - ведь  зато
улыбаетсЯ счастье и добрым и злым без разбора. ‚ конце-то концов, все равны:
богатый  и бедный, горбатый и стройный - все почивать они будут спокойно, на
лоне Ћтца единого...
     € думы, слова  старика, его голос надтреснутый, и  кузнечиков звон  под
травой, водоверт у плотины  соседней,  запах  дерева, дегтЯ,  струЯщийсЯ  по
ветру с пристани дальней, влаги теченье и тишь,  нежные  заблесты - все  это
вместе сливалось и таЯло средь покоЯ прозрачного вечера.
     ‘тарик ушел,  Я один возвращалсЯ; руки  сложив за  спиной, потихоньку Я
шел,  глЯдЯ, как вьютсЯ круги по воде. џ был так поглощен хороводом  видений
на глади Ѓеврона,  что  забыл, куда Я иду и  где нахожусь;  и вдруг Я  так и
подпрыгнул:  с  противного  берега  звал  менЯ  голос,  голос,  мне  слишком
знакомый. џ очутилсЯ, очнулсЯ, у самого дома. ЊоЯ кроткаЯ подруга - моЯ жена
- мне кулак показывала из  окна. ЏритворилсЯ Я, что  менЯ занимает быстрина,
притворилсЯ, что Я оглох; а между  тем, шутЯ сам с собой, Я  глЯдел, как она
металась, руками  махала, стоЯ вниз головой в зеркале влаги речной џ молчал,
втихомолку смеЯсь, и брюшко подо мной перекатывалось. —ем больше  смеЯлсЯ Я,
тем  глубже  нырЯло,  пошатываЯсь, отраженье  ее  возмущеньЯ; и  чем  больше
клевала  она головой,  тем веселее  смеЯлсЯ Я. Ќаконец она в Ярости хлопнула
всеми дверьми по очереди и как бурЯ вылетела из дому с целью менЯ захватить.
‘лева ли?  ‘права ли? Љак быть? Њы находились между двух мостов. Ћна выбрала
тот, который был справа.
     €, разумеетсЯ, когда Я увидел ее на этом  пути, взЯл <i>Я</i> влево и вернулсЯ
по главному мосту,  где как цаплЯ ѓадюка стоЯл, непоколебимый с самого утра.
ЋчутилсЯ Я дома. Ђ ночь на дворе. Ћднако как день-то летит. џ, к счастью, не
’ит,  этот лентЯй,  этот  ђимлЯнин, который вечно жаловалсЯ,  что  терЯет он
времЯ.  џ ничего не терЯю, доволен Я  своим днем...  Ќо хотелось  бы мне два
таких или три иметь ежедневно;  все мне  мало. ’олько пить начинаю, а стакан
мой  уж  пуст;  трещина,  что  ли,  на  дне?  џ  знаю  людей,  которые долго
прихлебывают и  все кончить  не могут. €ли  у  них  стакан глубже?  ќй,  ты,
содержатель трактира  под вывеской  ‘олнца, ты, день  разливающий,  лей  мне
полную меру. ‚прочем, нет! џ,  Ѓоже, тебе благодарен, ибо ’ы дал мне  отраду
иную:  из-за  стола Я встаю голодным  всегда и так  люблю  дневную лазурь  и
ночную мглу, что  и той и другой мне все мало. Љак ты летишь, апрель! Љак ты
спешишь, мой день! Ќу, что ж. ЌасладилсЯ Я солнцем, поймал Я его, удержал. €
Я целовал твои  малые грудки, девонька  худенькаЯ, весны  дочь  тщедушнаЯ...
‡дравствуй, теперь твоЯ очередь, ночь. Ѓеру Я тебЯ. Њы будем рЯдышком спать.
ќх,  вот  уж  напасть  -  между   нами  ведь  лежит  другаЯ...  ‘таруха  моЯ
возвращаетсЯ.

        ‹Ђ‘ЉЂ
     <i>Њай</i>
     ’ри месЯца тому назад мне дан был заказ - баул с высоким поставцем, длЯ
замка Ђнуанского;  но  Я  не  мог  начать работу,  не  рассмотрев хорошенько
комнаты  и  в ней - места, ему предназначенного. €бо  такое изделие  подобно
Яблоку  в  плодовом саду, оно бы не могло существовать без дерева;  и каково
дерево, таков и плод.
     Ќе  говорите же мне о той  красоте, котораЯ  одинаково хороша и здесь и
там, - о красоте, приспособлЯющейсЯ ко всЯкой среде, словно корыстнаЯ девка.
ќто - богинЯ трущоб. „лЯ нас искусство - свой человек, заботливый дух очага,
друг, спутник, умеющий  Ясно  выразить  то,  что смутно  мы  чувствуем  все;
искусство - наш домовой. Љоль хочешь узнать его самого  - узнай его  жилище;
бог  создан  длЯ человека, а творение  рук  человеческих  - днЯ того  места,
которое  оно  может  украсить  и заполнить.  Љрасота -  это  то,  что  всего
прекраснее на своем месте.
     €так,  Я пошел осматривать будущую обитель созданьЯ моего; там Я провел
большую часть днЯ, там Я пил и  питалсЯ: да не  отвлечет тебЯ творческий дух
от требований плоти. Ћба они - и тело и  дух - насытились, успокоились, и Я,
выйдЯ на дорогу, отправилсЯ бодро домой.
     „остиг Я уже  перекрестка, и хотЯ, бессомненно, мне  было  известно, по
какому  пути следовало пойти, а  покосилсЯ  Я на  другую дорогу,  струЯщуюсЯ
через полЯ, меж цветущих изгородей.
     "Љак  было бы сладко,  - шепнул  Я себе, - вон там  побродить!  Љ черту
большие дороги, ведущие  прЯмо к цели! ‘олнечен, долог  день.  ‡ачем же, мой
друг, опережать Ђполлона? „ом от тебЯ  не уйдет. Ђ старуха пускай подождет -
Язычок  ее  не  отпадет.  Ѓоже,  как радует  глаз  вон  сливное  то  деревцо
белокрылое... Џойдем-ка навстречу  ему, ведь путь недалек. ‚от подул ветерок
-  и  с  него,  как  снежок,  посыпались  перышки;  сколько  щебечущих птиц!
Ѓлагодать, благодать великаЯ! Ђ  вот ручеек, мурлыкаЯ, скользит, полускрытый
травой, словно котенок, играющий  мЯгким  мотком под  ковром!  Ђ  мы  следом
пойдем.  ‚от  занавеска  листвы  дорогу  ему  преграждает.  ђучеек-простачок
попадетсЯ! ќ, да куда же он юркнул, хитрюга? ‡десь он, вот здесь, под ногами
опухшими и узловатыми этого старого лысого вЯза. Љакова проказа! Ќо куда же,
куда ты, дорога, менЯ приведешь?.."
     ’ак болтал  Я, идЯ  по  пЯтам своей  тени, игривый; и Я притворЯлсЯ - о
лицемерный! - что не знаю, в какую сторону менЯ увлекает тропинка  задорнаЯ.
Љак ты лжешь хорошо, Ќиколка! ’ы искусней “лисса, ты надуваешь  себЯ самого.
’ы ведь знаешь, куда направлЯешьсЯ.  ’ы  знал  это,  плут, с той минуты, как
замок покинул. ‚он там, в версте отсюда, живет - любовь нашей юности, ‹аска.
Њы  ее удивим... Ќо кто из двух удивитсЯ сильнее?  ‚едь столько лет прошло с
тех пор, как Я ее видел! —то осталось теперь от лукавого личика, от мордочки
тонкой моей ‹аски? ’еперь-то могу Я встретитьсЯ с ней без опаски; уж  сердце
мое она не станет грызть-разгрызать зубками острыми! ‘ердце мое высохло, как
стараЯ лоза винограднаЯ. „а  и есть ли  у  нее зубы еще? Ђх, ‹аска, ‹асочка,
как  умела  смеЯтьсЯ, кусатьсЯ ты! Љак  играла ты  бедным  Џерсиком! Џо воле
твоей он  вертелсЯ  волчком,  винтовал, извивалсЯ. —то  <i>ж!</i> Љоли весело  было
тебе, поступила ты правильно. € осел же Я был!..
     ‘нова  Я вижу себЯ, ротозеЯ:  локти  расставив, опираюсь  руками о край
рубежной стены мастера ‹андехи, менЯ научившего благому искусству ваЯниЯ.  Ђ
с другой  стороны, в  большом огороде,  смежном со  двором,  нам  мастерскою
служащим, меж грЯдок землЯники  и латука, редисок  розовых, огурцов зеленых,
дынь золотистых - ходила высокаЯ, ловкаЯ девушка: ноги <i>босы,</i> обнажены руки и
шеЯ ее, тЯжелые рыжие волосы,  да короткаЯ юбка, да сорочка сырцоваЯ, сквозь
которую рисуютсЯ острые,  твердые груди, - вот и всЯ одежда ее. Ќесла  она в
загорелых  и  крепких  руках две  лейки,  полных  воды,  раскачиваЯ  их  над
лиственными головками растений,  раскрывших крошечные рты.  € Я тоже разинул
рот  - отнюдь не крошечный. ’ак ходила она, выливаЯ лейки  свои, потом шла к
колодцу их  наполнЯть, опускала зараз обе  руки, как  тростник разгибалась и
опЯть  возвращалась,  осторожно  ступаЯ  по  мокрой  земле  борозды,  словно
ощупываЯ длинными  чуткими пальцами ног Ягоды зрелые крупной клубники. “ нее
были круглые,  крепкие  колени,  как  у  юноши.  џ съедал  ее глазами.  Ћна,
казалось, не замечала  моего взглЯда. Ќо она приближалась, разливаЯ дождичек
свой; и когда оказалась совсем рЯдом, внезапно стрельнула глазом...
     Ђй, Я  чувствую, как опутывают менЯ  частые сети  этих  озер. Љак верно
сказано: "Џауку подобен женский взор".

     Џопав в  западню, стал Я  битьсЯ. Ќо поздно уж  было! џ, словно  глупаЯ
муха, прилип к своей клейкой стене.
     Ћна больше мною не занималась. Ќа  корточках сидЯ, она щипала  капусту.
Ќо  порою  лукавица косилась  в мою  сторону, убеждаЯсь в  том,  что  добыча
попалась. џ видел -  злорадно она зубоскалила,  и напрасно  себе говорил  Я:
"„руг  мой бедный, ступай - она над  тобой издеваетсЯ". ‚идЯ  усмешку  ее, Я
посмеивалсЯ тоже.  Ќу и рожа была у менЯ,  дурацкаЯ рожа!..  ‚друг девица  в
сторону - прыг!
     Џереметнулась  через одну грЯдку,  другую,  третью,  бежит она, скачет,
ловит на лету цветень одуванчика, проплывающий мЯгко по воздушным ручьЯм, и,
руками махаЯ, кричит, на менЯ глЯдЯ:
     -  ‚от  и еще влюбленный пойман! Џосле чего она сунула челнок-пушинку в
пройму сорочки, между  грудей. џ же, - хоть и дуралей, да не из числа унылых
влюбленных,  - Я крикнул ей: "‘уньте и менЯ туда  же!" ’ут она расхохоталась
и, подбоченЯсь, ноги расставив, глЯдЯ мне прЯмо в лицо, отвечала:
     - €шь ты, сластена какой! Ќечего зубы точить на Яблоки мои наливные...
     ’ак случилось, что под  вечер,  в конце  августа  Я встретил ее, ‹аску,
‹асочку, садовницу прекрасную.
     ‹аской звали  ее потому, что  у ней, как и у зверька  узкомордого, было
длинное тело и маленькаЯ  голова, - с лукавым пикардийским  носом, со слегка
выдающимсЯ ртом, широким, смешливым, резким, предназначенным грызть сердца и
орешки.  Ќо  та  нить-паутина,  которой   тенетница  рыжаЯ  людей  оплетала,
извлекалась из глаз ее - сумрачно синих, как  даль грозоваЯ ведрЯного днЯ, -
да из углов ее нежно-русалочных, веселых, Язвительных губ.
     Ћтныне,  вместо  того чтоб  работать, Я  день-деньской  ротозейничал на
стене своей, покамест  нога хозЯина, пинком в  п6пеки,  не  заставлЯла  менЯ
возвратитьсЯ на землю. €ногда же ‹асочка кричала, потерЯв терпенье:
     -  Ќу что, досыта  оглазел, спереди, сзади? —его еще не видал?  Ђ  ведь
пора тебе  знать менЯ! џ же, хитро подмигнув, говорил: -  "Ќепрозрачна дынЯ,
непрозрачна и женщина".
     € хотелось же мне  ломоть себе отрезать!.. Ѓыть  может, и плод из иного
сада пришелсЯ  бы  мне по вкусу. џ был молод, резвилась кровь, влекли сердце
мое все красавицы  подлунные;  ее ли  Я любил?  Ѓывают в  жизни  дни, когда,
кажись,  волочилсЯ   бы  за   козой  в  кружевной  наколке.  Ќет,   нет,  ты
кощунствуешь,  Ќиколка,  ты  не  веришь   сам  тому,  что  говоришь.  ЏерваЯ
полюбившаЯсЯ - вот  истиннаЯ, вот  единственнаЯ, нам предназначеннаЯ: звезды
ее создали ради  нашей  услады. Ќо Я не  испил из  чаши ее,  и  вот поэтому,
верно, менЯ жажда мучит, жажда вечнаЯ, неутолимаЯ.
     Љак  мы  понимали  друг друга!  ’олько  и  делали мы,  что  друг  друга
раздразнивали.  “  обоих остер был  Язык.  Ћна поносила менЯ, Я же за каждую
осьмушку высыпал четверик. Ќа, выкуси!
     —асто смеЯлись мы до упаду, и она, злую шутку смакуЯ, наземь  бухалась,
над грЯдкою скрючивалась, точно желаЯ согреть свои репы и луковицы.
     ‚ечерком она приходила поболтать у стены моей. ‚ижу Я вновь, как она, и
смеЯсь  и болтаЯ, дерзкими ищет глазами в  глазах моих недуг мой  страстный,
пытаЯсь заставить его простонать;  вижу, как, руки поднЯв, к себе тЯнет  она
ветвь вишенины, всю в красных подвесках; вокруг ее  рыжих волос они образуют
венец прихотливый, и, вытЯнув шею, лицо приподнЯв, она, не срываЯ плодов, их
клюет,  оставлЯЯ висЯчие  косточки.  Ћбраз мгновеньЯ,  совершенный и вечный,
юность, жаднаЯ  юность, губами  дразнЯщаЯ  сосцы неба! ‘ тех пор сколько раз
вырезывал Я на дереве, в виде узора гроздистого, изгиб  этих рук прекрасных,
шеи, груди,  ненасытного  рта, головы запрокинутой!..  Ђ тогда, перегнувшись
через стену мою,  вытЯнув  руку, схватил  Я  порывисто,  оторвал  эту ветку,
прильнул к ней губами, стал жадно обсасывать влажные косточки.

        x x x
     Њы встречались тоже по воскресеньЯм на гулЯнках, в ‚еселом Џогребке. Њы
плЯсали: Я проворен  был, как чурбан; но любовь  даровала мне крыльЯ: любовь
учит, говорЯт, и ослов плЯсать. Џри этом  мы с ней, как помнитсЯ, ни  на миг
не переставали  бранитьсЯ... Љак  менЯ  вередила  она,  как щедро  отпускала
Ядовитые шутки насчет носа моего кривого, зиЯющей ртины, в которой, говорила
она,  можно  было  бы испечь  пирог, и всего облика моего, сотворенного, как
уверЯет поп, по образу Ѓога. (…сли это так,  - ну и посмеюсь же, когда увижу
…го.) Ќи на минуту не отставала она. Ќо и Я не был ни заикой, ни калекой.
     €гра  длилась,  и мы начинали, черт возьми,  горЯчитьсЯ...  ’ы помнишь,
Ќикола,  осенние  сборы  на винограднике ‹андехи? € ‹аска там  работала.  Њы
стоЯли рЯдом,  склонЯЯсь средь лоз. ѓоловы наши почти прикасались,  и  порою
рука  моЯ,  срываЯ Ягоды, случайно  дотрагивалась  до бедра  ее.  ’огда  она
поднимала  лицо свое зардевшеесЯ;  словно молодаЯ кобыла, менЯ лЯгала она, а
то нос мне подкрашивала виноградным соком; и Я, не отставаЯ, черную  тЯжелую
гроздь  норовил расквасить на шее  ее  золотистой, опалЯемой  солнцем... Ћна
защищалась Яростно. ’щетно упорствовал Я, ни разу мне не удалось совладать с
нею.  Њы следили друг за  другом. Ћна раздувала огонь и, усмехаЯсь, глЯдела,
как Я пламенел.
     - ’ы  менЯ не поймаешь, Ќиколка... Ђ Я, с видом  невинным,  притаЯсь на
стене, будто раздувшийсЯ  кот, что  дремлет  притворно,  сквозь узкие  щелки
полураскрывшихсЯ век наблюдаЯ за плЯшущей мышкой, - Я заране облизывалсЯ:
     - Ќичего,  Я еще посмеюсь... ЏомнитсЯ, как-то в полдень,  на исходе маЯ
(было  тогда  гораздо жарче, чем теперь  в том же месЯце), стоЯл нестерпимый
зной. Ќебо, подернутое белизной, обдавало дыханьем  горЯчим, словно открытаЯ
хлебнаЯ  печь; в  этом гнезде  прикурнув, уж больше  недели  гроза,  тужась,
наседала,  но  все  понапрасну. ’аЯло все от жары; рубанок мой  плавилсЯ,  к
ладони мой коловорот прилипал.  Ќе  слыша  голоса ‹аски, котораЯ  только что
пела, глазами искал Я ее. ‚ саду - никого...
     ‚друг  примечаю  ее - вон  там, на ступени,  под тенью лачужки. „ремала
она, рот открыв, голову свесив  назад. Ћдна рука праздно висела вдоль лейки.
’ак ее  сон  опрокинул с  налету. ЃеззащитнаЯ,  полунагаЯ,  лежала она,  как
„анаЯ, распростертаЯ  сонно-блаженно под пламенным  небом.  џ себЯ  ћпитером
вообразил. Џерелез Я через стену, раздавил мимоходом листы капусты и латука,
в  охапку схватил ее, жадно стал целовать; она была теплаЯ,  голаЯ, влажнаЯ;
она отдавалась мне, дремотнаЯ, сладостно-томнаЯ. ѓлаза ее были закрыты, губы
искали  моих губ  и  возвращали мне  поцелуи.  —то  произошло во мне?  Љакое
странное уклонение!  Ќеистовое  желание так и  переливалось по жилам моим; Я
был опьЯнен,  Я сжимал  это сладострастное тело;  желаннаЯ  добыча,  жареный
жаворонок - прЯмо в рот мне попал. € вот (о глупец!) Я уже не смел взЯть ее.
Ќе  знаю, что  за глупое сомненье нашло  на  менЯ.  џ  слишком любил ее. Њне
больно было думать, что Я держал тело, свЯзанное сном, а не душу  ее, и  что
торжествую исподтишка над моей гордой  садовницей.  џ оторвалсЯ от  счастьЯ,
разъединил  губы и  руки наши, расторгнул  узы, сковавшие  нас.  Ќелегко это
было: мужчина - пламЯ, женщина - паклЯ; мы оба горели, Я дрожал и отдувалсЯ,
как и  тот дурень, который победил  Ђнтиопу.  Ќаконец Я  восторжествовал, то
есть - удрал. Џрошло с тех пор  тридцать лет, а все  же, вспомнив,  краснею.
ќх, сумасброднаЯ юность!.. Љак  приЯтно  передумывать прежние промахи, и как
дорого это сердцу стоит!  ‘ этого  днЯ она  стала по отношению ко мне прЯмой
ведьмой.  —удачлива, как три стада беснующихсЯ коз, переменчива, как облака,
она то  уЯзвлЯла  менЯ  оскорбительным  презрением, то обстреливала  томными
взглЯдами, улыбками  заманчивыми;  спрЯтавшись за дерево,  она  метила комом
земли,  который невзначай расплющивалсЯ у менЯ на  затылке, или же  <i>-</i> бац по
щипцу! - попадала в менЯ сливиной  косточкой, когда  Я воздух  обнюхивал.  €
притом  она на  гулЯнках  кудахтала,  кукарекала, калЯкала  с кем  попало. Ђ
худшее было  то, что она,  пытаЯсь вконец мне досадить,  надумала  на крючок
посадить  молодца  моего же  пошиба, лучшего  моего  товарища,  по прозванию
Џинок. Ћн и Я,  мы были  словно два пальца одной  руки, - Ћрест  и Џилад. Ќе
было такой  драки или попойки, где б одного без другого видели, действующего
либо челюстЯми, либо кулаком. Ћн был жилист, как дуб, коренаст, твердоплечий
и твердоголовый, прЯмой на словах и на деле. Ћн убил бы всЯкого, кто вздумал
бы на менЯ  напасть. …го-то она и выбрала, чтоб повредить мне.  ќто ей  было
нетрудно.  „остаточно   четырех  вкрадчивых  взглЯдов  да  полдюжины  ужимок
обычных. Ќапускать на себЯ вид невинности,  томности, дерзости,  усмехатьсЯ,
шушукать, миндальничать, моргать, мерцаЯ ресницами,  зубки показывать,  губу
то  прикусывать, то Язычком  заостренным облизывать, шеей  вертеть<i>,</i>  на ходу
извиватьсЯ да задом  подпрыгивать,  как трЯсогузка,  - вот вековые  приманки
дочери змиЯ <i>-</i> не устоишь перед ними! Џинок же утратил свой слабый  рассудок.
‘ тех пор мы оба торчали рЯдком  на  стене и, как в бреду задыхаЯсь, следили
за ласицей. Њы уже молча кидали друг на друга Яростные взглЯды. Ћна же огонь
мешала и,  чтоб он бойче горел, порой орошала  его ледЯной струей. џ хохотал
до упаду,  несмотрЯ на  досаду. Ќо  Џинок,  точно  конь ретивой, копытом бил
землю, вернувшись на  двор.  Ћн  чертыхалсЯ  неистово,  проклинал,  угрожал,
бушевал. Ћн был не способен понЯть  шутку, если только не он ее сочинил  (и,
кроме него, никто  в  этом случае не понимал  ее;  он же  хохотал за троих).
Љокетка меж тем наслаждалась, как муха в меду, так и впиваЯ любовную ругань;
грубый этот подход не в  моем  был вкусе;  и хотЯ  галлианка лукаваЯ, девица
задорнаЯ, была ближе ко  мне, чем  к этому  жеребцу, который ржал,  дыбилсЯ,
лЯгалсЯ, бзырЯл,  она,  прельстЯсь жестокой забавой,  только  и делала,  что
метала на него  обещающие  взглЯды, манила улыбками.  Ќо  когда  приходилось
исполнЯть обещаньЯ свои и  когда  уже дуралей, бахвал, собиралсЯ взбежать на
вал, она смеЯлась ему в лицо,  и он уходил с носом.  џ, разумеетсЯ,  смеЯлсЯ
тоже; и Џинок, негодуЯ, обрушивалсЯ на менЯ; он подозревал, что Я исподтишка
украл  красавицу.  „ошло до того, что  однажды  он без обинЯков  потребовал,
чтобы Я уступил ему место. џ кротко сказал:
     - Ѓрат, только что Я хотел тебЯ попросить о том же.
     - Ќу что ж, брат, - сказал он, - придетсЯ подратьсЯ.
     - џ об этом думал, - ответил Я, - но верь, Џинок, тЯжело мне это.
     - Ќе  легче и мне, друг Џерсик. ‘тупай же, прошу тебЯ: довольно  одного
петуха в курЯтнике.
     - ‘праведливо, - согласилсЯ Я. - Ќу вот и уходи: ведь курочка-то моЯ.
     - ’воЯ? ‚решь ты все, мужик,  трухомет, гнилоед! Ћна моЯ, Я держу ее, и
никто другой ее не слопает.
     - Њой  бедный друг,  говорю,  ты разве себЯ самого не  видел?  ђожа  ты
глупаЯ,  неотесаннаЯ,  тебе  бы  редьку  жрать;  а  пирожок  этот редкий мне
принадлежит; он мне нравитсЯ,  он  как  раз мне по вкусу.  Ќе  поделюсь Я  с
тобой. ‘тупай брюкву выкапывать.
     ‡а угрозой угроза - глЯдь, и  недалеко до побоев. ‚се же жаль нам было,
очень уж друг друга любили мы.
     - Џослушай, - сказал он, - оставь ее мне, Џерсик, ведь  полюбилсЯ-то ей
не ты, а Я.
     -  ђассказывай...  Я,  а  не  ты.  - •орошо,  порасспросим  ее.  ‹ишний
удалитсЯ.
     -  Џо рукам! Џусть  выбирает.  „а,  но вот  поди  же  обратись  с таким
вопросом  к  женщине.  ‘лишком  приЯтно  ей длить  ожиданье,  позволЯющее ей
мысленно брать любого, и не брать ни  того ни другого, и вертеть, вертеть на
огне вздыхателей... Ќевозможно поймать ее!
     Љогда  мы ее спросили, ‹аска отвечала нам взрывом хохота. ‚оротились мы
в мастерскую, скинули куртки.
     - Ќичего не поделаешь. Ћдин из нас должен околеть.
     Џеред тем чтоб схватитьсЯ, Џинок мне сказал: - —мокнемсЯ.
     Њы поцеловались дважды. - ’еперь - начнем!
     „ело закипело.  Њы не  скупились:  крупнаЯ была  ставка.  Џинок,  бухаЯ
кулаком, норовил надвинуть  мне  череп на глаза; а Я коленком въезжал ему  в
брюхо. Ќикто,  как  друзьЯ, не  умеет так хорошо враждовать. —ерез несколько
мгновений  мы уже  были  в  крови; и рудые ручьи, что  бургонское,  из  носу
били...  џ уж  не  знаю,  чем бы  все  это  кончилось; верно, один у другого
так-таки отнЯл  бы шкуру, если бы, к счастью,  соседи столпившиесЯ  и мастер
‹андеха,  который домой  возвращалсЯ,  нас  не  разнЯли. Ќелегко  это  было:
освирепели  мы,  словно цепные псы;  пришлось нас бить, чтобы заставить друг
друга выпустить. ‹андеха взЯл кнут кучерской: высек он нас, отхлестал, потом
разговаривать стал. Џосле  крепкой  драки чувствуешь  себЯ мудрецом; гораздо
легче рассудка слушатьсЯ. Ќе особенно гордо  мы друг на друга глЯдели. € тут
подоспел третий плут.
     €ван ЃлЯбла был  жирный  мельник, бритый  и  рыжий. ™еки  его были  так
вздуты, а глаза - так малы, что казалось, он вечно дует в рожок.
     - •ороши петушки! - сказал он,  осклабЯсь. -  —его вы  добьетесь, когда
ради курищи этой вы друг у дружки отхваите гребешечки да почки? Ќи шиша! Љак
она  хороша, как  она хорохоритсЯ, пока вы здесь ссоритесь!  …ще бы: приЯтно
ведь женщине тащить  за собой целое стадо Ярых влюбленных... ‚от вам  добрый
совет, ничего за него не возьму: помиритесь да плюньте,  сыночки, - она ведь
смеетсЯ над вами. ‘пиной повернитесь к ней и ступайте вы оба. Ћчень ей будет
досадно.  •ошь не  хошь, а придетсЯ ей выбрать,  и увидим тогда,  кого любит
она. Ќу-ка, рысью, айда! Ћтрубай, что болит! ‘мелее! „оверьтесь мне, братцы!
Џока пыльные ваши подошвы будут таскатьсЯ по дорогам большим - Я здесь буду,
друзьЯ...  Ћстаюсь,  чтобы  вам  услужить: брат  брату должен  помочь.  Ѓуду
следить  за красоткой, буду вас извещать о жалобах сердца ее. Љак только она
решитсЯ, Я тотчас дам знать счастливцу; другой же  пусть удалитсЯ. Ђ  теперь
пойдем пить! Џить да пить - значит жажду и памЯть и пыл утопить.
     Њы так их хорошо потопили (мы пили, как  губки), что в  тот  же  вечер,
выйдЯ из кабака, мы собрали свои манатки, взЯли посохи; и  вот потекли мы  в
путь,  в ночь безлунную,  ушли мы,  дурни,  зады  торжественные,  и умиленно
благодарили доброго  ЃлЯблу; а он, подлец, как сало сиЯл, и  глазки  его под
жирными веками хихикали.
     Ќа следующий день мы уже меньше гордились собой.  Ќе признавались  мы в
этом, тонко  лукавили.  Ќо  каждый тужилсЯ, тужилсЯ,  не  в силах уже понЯть
удивительное это средство: бежать, дабы победить.
     Џо  мере того  как солнце  скатывалось с круглого неба, мы все больше и
больше чувствовали себЯ простаками. ‡авечерело; мы наблюдали друг за другом,
небрежно  о погоде  болтаЯ,  и  думали  про себЯ:  "Љак славно говоришь  ты,
дружище! € хотелось бы тебе  улизнуть незаметно! Ќе удастсЯ, брат. џ слишком
люблю тебЯ, чтобы оставить тебЯ одного. Људа бы ни пошел  ты (Я знаю, надуть
ты горазд!), Я за тобою последую".
     Џосле многих хитростей лисьих,  когда ночью, притворно храпЯ, мы лежали
на соломе, терзаемые страстью и блохами, Џинок вдруг вскочил и воскликнул:
     - „вадцать чертей! џ горю, горю, горю! Ќет мочи ждать! €ду обратно.
     € мой ответ был:
     - €дем.
     Њы  потратили день  целый  на  то,  чтобы  вернутьсЯ  восвоЯси.  ‘олнце
садилось.  Њы таились,  пока  совсем не  стемнело, в лесу.  Ќе  очень-то нам
хотелось, чтобы видели наше возвращение: задразнили бы нас. € притом льстила
нам мысль ненароком ЯвитьсЯ к  ‹аске, найти ее сетующей, одинокой, плачущей,
себЯ укорЯющей: "Ђх, зачем ты ушел, друг  сердечный?" —то грызет она ноготки
да вздыхает - это конечно, но кто же был милый? Љаждый из нас отвечал: "џ".
     € вот, бесшумно вдоль сада ее  проползаЯ  (щекотала нам сердце  тревога
глухаЯ), под открытым окном ее, влажной луной облитом, мы увидели вдруг, что
на  Яблонной ветке висит...  —то?.. Љак вы  думаете?.. џблоко?.. Ќет - шапка
мельник!.. —то  рассказывать дале? ‘лишком приЯтно было бы вам, добрые люди.
Ћх, Я уже  вижу, как вы, шутники, зубоскалите!.. ѓоре  соседа - ваша забава.
ђогачам приЯтно, когда умножаетсЯ братиЯ.
     Џинок разбежалсЯ и подскочил, как олень (у оленЯ он и украл украшенье);
ухватилсЯ за Яблоню,  скинув плод,  убеленный мукой, перелез через  стену, в
комнату внедрилсЯ, и оттуда тотчас послышались крики, вопли, телЯчье мычанье
да ругань.
     -  —ерт тебЯ гни, черт тебЯ май,  подлец, скопец, караул, бьют, караул,
хорь, холуй, хахаль, холера  тебе в кишки,  Я те всыплю, елки  зеленые,  зад
распорю, на тебе, на тебе, харЯ хвостатаЯ.
     € треск и затрещины.  € хлоп! €  храп!  ’рататах! ‘текла  трах,  посуда
вдребезги,  девка  визжит,  олухи  лаютсЯ,  стульЯ валЯтсЯ, телеса  катЯтсЯ,
сумЯтица... Ќе мудрено, что на эти адские  звуки (сзывайте, трубы!) сбежалсЯ
весь околоток! џ до конца  не осталсЯ. „овольно с менЯ  было. “шел Я тем  же
путем,  что пришел, смеЯсь одним глазом и плача  другим, повесив  уши и  нос
задрав.
     - Ћднако, Ќиколка, - говорил Я себе, - легко ты отделалсЯ!
     Ќо  в  душе Ќиколка  жалел,  что  не  попалсЯ  на  удочку.  џ  старалсЯ
подшучивать,  вспоминал  суматоху,  передразнивал   мельника,  девку,  осла,
испускал горедушные вздохи...
     - Ђх, как это забавно! Ђх, как сетует сердце мое! Ђх, помру, -  говорил
Я, - со смеху...
     Ќет, с тоски. …ще бы  немножко,  и по прихоти гадины этой Я бы оказалсЯ
под вьюком презренным брака. Ђх, если  бы  случилось так!  Џусть изменЯла бы
она, а  все  же  была бы  моей! ‘ладко быть хоть  ослом своей милой. „алила,
„алила! Ћтрада и дыра!..
     „ве недели подрЯд Я так маЯчил между желанием смеЯтьсЯ и желанием ныть.
џ, кривоносый, в себе совмещал всю древнюю мудрость - ѓераклита плаксивого и
„емокрита  веселого.  Ќо  люди безжалостные смеЯлись надо  мной.  ‚ыли часы,
когда при мысли о милой Я способен был  удавитьсЯ. —асы эти длились недолго.
Љ  счастью!.. ‹юбить - спору нет -  прекрасно; но,  ей-Ѓогу,  друзьЯ мои, не
стоит ради любви умирать! Џредоставим это рыцарЯм мечтательным и учтивым. Њы
же, бургонцы, не годимсЯ в  герои  сказочные. Њы живем, живем.  Љогда нас на
свет производили, никто не спросил у нас,  никто не осведомлЯлсЯ - желаем ли
жить; но раз Я уже попал сюда, остаюсь Я здесь, черт возьми. Њир нуждаетсЯ в
нас... Ђ может быть, и наоборот:  он нам нужен. •орош ли  он или плох,  -  а
выставишь нас  только силой. Љоль вино разлито - так пей. ‚ыпью  - еще выжму
из виноградников сочных!
     “ нашего брата досуга нет помирать. Ђ страдать и  мы умеем,  нечего вам
этим кичитьсЯ. ‚ продолжение нескольких месЯцев Я, как пес, скулил. Ќо времЯ
- перевозчик, слишком тЯжелые горести наши  оставлЯет на том  берегу. € ныне
сказать Я могу:
     - ќто ведь все равно, как если б имел ты ее... Ђх, ‹аска, ‹асочка! Ќет,
на самом-то  деле Я ее не  имел. Ћн, ЃлЯбла,  этот  требух,  пузогной, мешок
мучной, рожа тыквеннаЯ, подтыкает, ласкает ласицу мою вот уж тридцать лет...
’ридцать лет!.. “ж  теперь  он, пожалуй,  вдоволь наелсЯ.  ‚прочем,  как мне
говорили, пресытилсЯ он на второй уже  день после  свадьбы. Џроглоченный кус
стал казатьсЯ обжоре невкусным. …сли б  не кавардак ночной, если б кукушка в
гнезде не попалась (и орал же Џинок!), блюдолиз никогда бы не сунул толстого
пальца в колечко узкое... Ђх, ѓименей,  ѓименей! ‚от  и сидит в  дураках! ’ы
тоже, ‹аска: ибо мельник озлобленный на тебе вымещает досаду. Ќо как-никак Я
пострадал больше всех. —то ж, Џерсик, смейсЯ скорей; смейсЯ (забавно, ей-ей)
над собою, над ним и над ней...
     €, продолжаЯ смеЯтьсЯ,  вдруг  Я увидел  в  двадцати шагах от себЯ, при
повороте  просади  (ужели  болтал  Я  два  часа срЯду,  о  ѓосподи!),  домик
знакомый,  с  красною крышею,  с  зелеными  ставнЯми,  домик  молочно-белый;
виноградные лозы его наготу  прикрывали змеиным извивом своих  целомудренных
листьев.  €  перед  дверью  открытой,  под  тенью  орешника,  над  колодиной
каменной,  где шелестела, блестела вода, стоЯла  склоненнаЯ женщина; узнал Я
ее (хоть многие годы были меж нами), узнал Я и замер...
     Ђх, если б мог, убежал. Ќо менЯ увидала она, и вот в лицо мне смотрела,
продолжаЯ воду черпать.  € Я заметил, что вдруг и она  менЯ вспомнила...  Ќе
подала  она  виду, слишком  много было в ней гордости, но  ведро из  рук  ее
вылилось обратно в колодец. € сказала она:
     - ЃродЯга беспечный, куда же ты вдруг поспешил? Џостой...
     џ же в ответ:
     - ђазве менЯ ты ждала?
     - џ? Ќичуть, очень мне нужен ты!
     - —то же, и мне дела нет до тебЯ, а все-таки как-то приЯтно...
     - „а и ты не мешаешь мне...
     ’орчали  мы  друг  против друга,  руками покачиваЯ;  и  друг  на  друга
глЯдели, хоть это нам было нестерпимо тЯжело.
     ‚ колодце все булькало ведро.
     - ‚ходи же, - сказала она, - времЯ-то ведь есть у тебЯ?
     - „ве-три минутки найдутсЯ. џ тороплюсь немного.
     - Ќезаметно что-то... ‡ачем же сюда ты пришел?
     - ‡ачем? „а, так, невзначай... - твердо ответил Я, - прогуливаюсь.
     - ђазбогател, знать?
     - џ богат - да не золотом, а мечтами.
     - Џеремены нет, - сказала она, - все тот же ты сумасброд.
     - Љто родилсЯ безумным, безумцем помрет.
     ‚ошли мы во двор.  Ћна прикрыла дверь. Њы стоЯли одни среди кудахтавших
кур.  ‚се  работники  были в  поле. Ќе  то стараЯсь  смущенье  скрыть, не то
привычке  следуЯ,  она  нашла  нужным затворить или отпереть (Я  уж точно не
помню) дверь  чердака и побранить пса. € Я,  чтобы  развЯзным казатьсЯ, стал
говорить  о хозЯйстве, о  курах,  о голубЯх, о петухе, о собаке, о кошке, об
утках, о свинье. Џеречислил бы Я весь Ќоев Љовчег! Ќо она вдруг прервала:
     - Џерсик!
     “ менЯ захватило дыхание. Ћна повторила:
     - Џерсик!
     € мы друг на друга взглЯнули.
     - Џоцелуй менЯ, Џерсик...
     џ просить себЯ не заставил. Љогда стар уже, это вреда не приносит; хоть
нет  и  отрады  большой  (нет, отрадно  всегда).  ѓлаза зачесались,  когда Я
почувствовал у  себЯ на щеке, на старой  жесткой щеке, ее старую  сморщенную
щеку. Ќо Я не заплакал, - вот еще глупости!.. Ћна мне сказала:
     - ’ы колешьсЯ.
     -  —то  же  делать, - Я  отвечал, - если бы мне  утром  сказали,  что Я
поцелую тебЯ,  Я бы побрилсЯ. Ѓорода моЯ мЯгче была - тридцать пЯть лет тому
назад, когда мне хотелось (а ты не хотела), когда мне хотелось, пастушка моЯ
(ах, тронь, тронь, тронь, девочка, огонь...), ее потереть о твою ладонь.
     - ’ы еще думаешь, видно, об этом? „а?
     - Ќет, нет, никогда...
     Њы взоры скрестили, смеЯсь, - посмотрим, кто первый опустит глаза!
     -  ѓордец,  строптивец, упрЯмаЯ  башка! Љак ты  был  на менЯ  похож,  -
сказала она. - Ќо  ты, серко, все не хочешь состаритьсЯ. —то таить, друг мой
Џерсик, не стал ты казистей, у  тебЯ под глазами мешочки, нос твой раздулсЯ.
Ќо ты ведь всю жизнь был лицом непригож, нечего  было терЯть тебе, ничего ты
и не потерЯл. Ќи одного даже волоса, жмогик ты  этакий!  ђазве только щетина
твоЯ посерела местами.
     џ сказал:
     - ѓолова шальнаЯ, ты знаешь, никогда не белеет.
     -  ќх,  подлецы мужчины, вам  все  нипочем,  вы  прохлаждаетесь.  Ќо мы
стареем, мы стареем  за вас. ‚едь  Я развалина! “вы,  то тело,  что было так
крепко  и  нежно  на  вид,  -  и еще нежнее на ощупь, те бедра,  и  грудь, и
румЯнец, красота  моЯ сочнаЯ,  что нетронутый  плод... где это  все и где  Я
сама, где потерЯлась? ђазве в толпе ты узнал бы менЯ?
     - џ, не глЯдЯ, узнал бы, средь всех.
     -  „а, не глЯдЯ, а если б глЯдел? Џосмотри - щеки впали и  выпали зубы,
нос заострен, удлинен, глаза покраснели, шеЯ поблекла, груди обрюзгли, живот
изуродован...
     џ  сказал  (хоть все это  давно Я приметил): -  ЃелаЯ Ярочка никогда не
старитсЯ. - „а разве не видишь?
     - “ менЯ глаза зоркие, ‹аска.
     - Ђх, куда <i>ж</i> завернула ласочка, ласка твоЯ? џ ответил:
     - "‚от он юркнул, зверек, в веселый лесок". Ћн притулилсЯ, он скрылсЯ -
в  самую глубь. Ќо Я все вижу его, вижу тонкую мордочку, хитрые глазки,  что
следЯт за мной и манЯт в норку.
     -  Ќебось, ты в нее не войдешь,  -  сказала она. - ‹ис, разжирел ты  на
диво! —то-что - а любовное горе тебЯ похудеть не заставило.
     - ѓоре нужно питать, - ответил <i>Я.</i>
     - ’ак пойдем <i>же,</i> покормим детище.
     Њы вошли в дом и сели за стол. •орошенько не помню, что ел и что пил, -
было сердце  иным занЯто, но,  как-никак, Я не зевал. Ћблокотившись на стол,
она наблюдала за мной; потом спросила, трунЯ:
     - Ќу что ж, поубавилось горЯ?
     - Џесенка есть, - сказал Я. - ‚ теле пусто - душа тоскует; насмаковалсЯ
- душа ликует.
     Њолчали ее тонкие  и насмешливые губы, а Я хлыщом этаким представлЯлсЯ,
городил ералаш, но глаза наши встречались, полные прошлого.
     - Џерсик! - вдруг  сказала она. -  ‡наешь что?  Ќикогда  не говорила, а
теперь скажу, раз это больше ничего не значит: ведь любила-то Я - тебЯ.
     - ‡нал, - ответил Я, - всегда знал.
     - ‡нал, негодЯй? —то же ты не сказалсЯ?
     - €з любви к спору перечила бы ты мне, отрицала.
     - Ђ тебе-то  что?  ‚едь  думала Я  иначе. –еловал бы ты губы  мои, а не
слушал, что говорЯт они.
     - ‚  том-то и суть, что твои-то губы не только слова говорили.  Њне это
узнать довелось, когда Я, в ночи, ЃлЯблу нашел у тебЯ на печи.
     - ’воЯ вина, - отвечала она, - печь топилась не длЯ  него. Љонечно, и Я
была виновата; но зато понесла наказание. ’ы, всезнайка, однако, не  знаешь,
что  мельника Я  оттого выбрала,  что  бегство твое разозлило  менЯ. Ђх, как
сердилась Я! ‘ердилась с тех пор, как (помнишь?) ты мной пренебрег.
     - џ пренебрег?
     - „а, повеса. ‚ошел ты в мой сад, чтоб плод  сорвать, пока Я дремала, а
потом с презреньем оставил его на сучке.
     ‡аволновалсЯ Я, стал объЯснЯть. Ћна перебила:
     - ЏонЯла, понЯла. Ќе старайсЯ так! ѓлупаЯ тварь! џ уверена, что если бы
сызнова...
     - Ѓыло бы то же, - сказал Я.
     - „урень! Џотому-то тебЯ и любила Я. ‚ наказанье решила Я мучить  тебЯ.
џ не думала, что ты (о глупость, о  трусость) удерешь от крючка, вместо того
чтобы его проглотить.
     - Ѓлагодарю! - сказал Я<i>. -</i> ђыбка любит приманку, да жаль живота.
     ’огда, улыбаЯсь хитро, не мигаЯ:
     - Љогда мне сказали, что вы деретесь и  что он, эта скотина -  как бишь
его?  -  тебе голову оттрызает (Я в это времЯ белье полоскала  на речке), из
рук моих выскочил и поплыл по теченью валек (с Ѓогом, челнок!), и, путаЯсь в
мокром трЯпье, расталкиваЯ кумушек, Я побежала, босаЯ, понеслась, задыхаЯсь,
и чуть не  кричала тебе: "Џерсик, да что ты, с ума сошел? џ ведь люблю тебЯ!
—то же  будет,  когда этот волк отхватит лучшую, может быть, часть твою?  Ќе
хочу  Я  мужа такого - изрубленного, вывороченного. •очу целого..." Ђй люли,
люлюши-люли, ведь пока хлопотала Я так, уж  голубчик мой канул  в кабак, как
ни  в чем не бывало, а  потом позорно,  позорно бежал от овечки под ручки  с
волком!.. џ тебЯ проклинала, Ќиколка! Љогда, старик, Я вижу тебЯ, когда ныне
вижу тебЯ  и себЯ, мне все это кажетсЯ очень смешным. Ќо тогда, дружок,  Я б
охотно тебЯ общипала,  живым бы зажарила; вместо тебЯ Я себЯ,  злЯсь и любЯ,
наказала.  ЏодвернулсЯ тут мельник. €, в сердцах, Я взЯла  его. Ќе тот осел,
так другой. Ќе пустовала б обитель. Ђх, что за месть! Ћ тебе Я все думала, в
то времЯ как он...
     - „а, Я  слушаю! - ...в то времЯ как он мстил за менЯ. џ думала: "Џусть
вернетсЯ  теперь.  ’рещит ли  башка у  тебЯ?  Џерсик,  доволен ли  ты? Џусть
возвращаетсЯ, пусть!.." “вы, ты слишком скоро вернулсЯ... Ћстальное известно
тебе.  ‘ дурнем этим Я на всю жизнь  была свЯзана.  € осел (кто,  он или Я?)
осталсЯ на мельнице.
     ‘молкла она. џ спросил: - Ќу что ж, хорошо ль там живетсЯ тебе?
     Ћна плечом повела: - Ќе хуже, чем всЯкому.
     - —ерт возьми! - Я воскликнул. - ’огда этот дом сущий рай!
     Ћна рассмеЯлась: - ’ы прав, гультай.
     ѓоворили потом о другом,  о посевах, о людЯх, о семье, о скоте. Ќо, как
ни  старались,  все  к  одному возвращались.  џ думал было,  что ей хотелось
узнать мелочи  жизни моей, домашние дрЯзги, но вскоре Я понЯл (о любопытство
женское!), что она на этот счет  знала почти столько  же, сколько и Я.  ’ак,
помаленьку, болтали мы о том и о  сем, вправо и влево,  в гору  и  под гору,
бесцельно, беспечно,  лишь риди калЯканьЯ. Џотом перешли на галушки шипучие,
сальные:  перебивали друг друга, сломЯ шею спешили. € нужды не было напирать
на слова; не успевали они из печи выскочить, как уже были проглочены.
     ЌасмеЯвшись  вдоволь, Я вытирал глаза, как  услышал, что  на колокольне
бьет шесть.
     - Ћднако, - сказал Я, - мне пора.
     -  Џосиди  еще, Џерсик,  времЯ есть. -  Ќет, того  и  глЯди,  муж  твой
вернетсЯ. ‚идеть его не хочу.
     - Ђ Я-то! - подхватила она.
     €з окошка  видать было поле. Ћно уже на ночь рЯдилось: пальцы вечернего
солнца  золотою  пыльцой  осыпали дрожащие  шейки былинок  бесчисленных.  Џо
гладким галькам прыгал ручей. Љорова  лизала  ветловую ветку. Ќеподвижно две
лошаденки мечтали в лучистой тиши: одна - воронаЯ со звездою на лбу положила
голову на спину к другой  - серой в Яблоках. ‚ливалсЯ в прохладный дом запах
золотого  навоза, солнца,  сирени, травы неостывшей.  €  в сумерках комнаты,
глубоких, сочных,  слегка отдающих  прелью,  поднималсЯ  из  каменной  чаши,
зажатой  в руках  моих, аромат  задушевный  бургонской наливки смородовой. €
воскликнул Я:
     - Љак хорошо тут! Ћна мою руку схватила:
     - € могло бы так  быть всЯкий день. Ќо Я отвечал  (не затем  Я  пришел,
чтоб ее заставлЯть сожалеть):
     - Ђ знаешь,  ‹аска,  в  конце-то концов,  лучше,  пожалуй, что путь наш
таков!  •орошо это на день. Ќо  на  всю жизнь... нет,  и тебЯ и себЯ Я знаю,
тебе  надоело  бы скоро.  ’ы  не  можешь  представить себе,  каким  Я  бываю
несносным  -  негодЯем,  бездельником,  бражником,  болтуном,   сумасбродом,
упрЯмцем, обжорой, хитрюгой, звездоглЯдом,  брюзгой, бредой, пустомелей.  ’ы
жила  бы в вечном аду  и  мстила бы мне.  Љак об этом подумаю только, волосы
дыбом встают у менЯ - с  обеих  сторон лба. Ѓлаго ѓосподь все предвидел! —то
случилось, - и ладно.
     ‹укавый и вдумчивый взглЯд ее слушал. Ћна головой покачала:
     - ’воЯ правда, …мелЯ. џ знаю, Я знаю, ты плут в самом деле. (Ћна так не
думала.) „а, конечно, ты бил бы менЯ и носил  бы рога. Ќо что же  поделаешь,
раз все равно через это нужно пройти  (так  написано на небеси), не лучше ль
пройти вместе?
     - Љонечно, - сказал Я, - конечно... - ’ы не уверен как будто.
     -  ‚идишь ли, кажетсЯ мне,  что без этого  счастьЯ двойного нужно уметь
обойтись.
     €, встав, в заключенье сказал Я:
     - Џрочь сожаленье, ‹аска! ’ак ли иль этак,  а ныне  все  было бы то же.
Њожно друг друга любить и обманывать можно, но когда, как теперь, книга дней
уж дописана, - что было, то сгинуло, да и было ли?
     Ћна мне ответила: - ‹жешь!
     (€ к